Навья дочь

1

Сидя за рулем, Антон раздраженно поглядывал на жену. Вика подставляла лицо горячему ветру, что врывался через открытое окно, и в десятый раз листала красочный буклет, который заманивал отдыхом от городской суеты на базе отдыха «Лесная».

Она все уши прожужжала Антону об этом месте. И красиво тут, и спокойно, и вообще интересно посмотреть, как когда-то жили их предки. Антон предложил жене просто сходить в музей древности и «не забивать себе голову всякой дурью». Она, конечно, обиделась, и разговор закончился очередной ссорой. А ведь эта была их десятая годовщина…

Пришлось заглаживать вину, что значит – ехать к черту на кулички. Да еще и в невыносимую летнюю жару, от которой не спас забарахливший посреди пути кондиционер.

– Приехали, – хмуро объявил он.

Вика первой выбралась из машины. Заглушив мотор, Антон захлопнул дверь и остолбенел.

Тишина была первым, что его поразило. Вторым – открывшийся взгляду пейзаж. Чистейшее, прозрачное, будто ледок, озеро и обступающий озеро лес, давший название базе отдыха. Неподалеку, шагах в ста – классический старинный терем, будто вырезанный из кадров фильма о Древней Руси. Они с Викой в своих легких рубашках и шортах казались здесь чужеродными элементами.

Из терема вышла женщина – должно быть, услышала шум подъезжающей машины. У Антона перехватило дыхание от ее красоты. Ни у одной его знакомой – особенно из тех, что и зимой наведывались в солярии – не было такой безупречной белой кожи. Волосы светлые, будто подсвеченные солнцем, длинные и на вид – гладкие, словно шелк. На незнакомке был легкий белый сарафан, подолом которого играл ветер, открывая взгляду босые ноги с аккуратными пальчиками.

Удивительно, но если вглядываться в ее черты, никакой особой красоты не увидишь. Слишком длинный нос с легким намеком на горбинку, тонкие губы, которым не хватало чувственной полноты, чуть шире, чем нужно, расставленные глаза. Но это белое платье, безупречная кожа и грация молодой кошки создавали ложное (или все же нет?) впечатление, что незнакомка по-настоящему красива. От нее волнами исходило чарующее спокойствие. Едва увидев ее, Антон понял, что приехал сюда не зря.

Он смотрел на незнакомку, а она, подходя, – на него. Улыбка, тронувшая узкие губы, взволновала его так, как не смогло бы взволновать даже белое платье, соскользнувшее с плеч на пол. Эта женщина в белом… Она была летним вечером, приносящим облегчение после невыносимого зноя, свежим бризом, прохладным шелком, мимолетно скользнувшим по щеке.

– Здравствуйте, – громко сказала Вика. – Мы вам звонили.

Антон вздрогнул. Очарование момента рассеялось, его ответная улыбка увяла. И надо было жене подать голос именно сейчас?

– Добро пожаловать в «Лесную». Меня зовут Олеся. Пойдемте, я покажу вам ваши комнаты.

Не голос – журчание хрустального ручья, трель птиц, проснувшихся с рассветными лучами солнца. Антон двинулся за ней, словно в полусне. Если бы Вика осталась на дороге, он бы этого не заметил.

Перешагнув порог терема, Антон растерянно моргнул. Он будто попал в прошлое, когда во всех домах топили печи, дети спали на полатях, а женщины занимались рукоделием в светлицах. Так странно было видеть кругом лишь одно дерево после городских каменных джунглей.

– Телефоны вам придется оставить. – Улыбка озарила лицо Олеси, проявив милые ямочки на щеках.

– Но… – растерянно начала Вика.

– Таковы правила. Пока вы находитесь здесь, ничто не должно отвлекать вас. Ничто не должно вас беспокоить.

– А если что-то важное? Там все-таки наши близкие.

– Мы непременно вам все передадим. Но до тех пор вам необходим душевный покой.

– Я даже не знаю… Скоро праздники, у нас много заказов. Вдруг девочки что-нибудь напутают, а Оле надо будет…

– Вик, не будь дурой, – раздраженно бросил Антон под манящим взглядом зеленых Олесиных глаз. – Ты же сама хотела понять, как люди жили в старину. Вот на себе и почувствуешь.

Жена вздрогнула как от удара. Антона это отрезвило. Он перевел взгляд на ее задрожавшие губы, на полнящиеся непониманием глаза. Он никогда не оскорблял Вику, даже в пылу ссоры. Кричал, мог хлопнуть дверью или выскочить из квартиры и отправиться выпускать пар в какой-нибудь бар… Но никогда не называл Вику дурой.

Пришлось с неохотой напомнить самому себе: они приехали сюда спасать разваливающийся на части брак. Он никак не поможет им обоим, если будет вести себя как последний идиот.

– Прости, – покаянно улыбнулся Антон. – Не знаю, что на меня нашло.

– Слишком долгая дорога, да еще и эта духота, – сказала Вика – медленно, будто взвешивая каждое слово.

– Да, голова побаливает. – Он поспешно уцепился за протянутую ему соломинку.

Вика кивнула, но как-то неуверенно. Мимолетная вспышка раздражения заставила Антона сжать руки в кулаки. Да что с ним такое?

Олеся протянула ладонь, на который он послушно положил сотовый. Вика, поколебавшись, положила свой.

Других постояльцев, по словам Олеси, в «Лесной» не было. Комната, которая предназначалась им, оказалась просторной и светлой. Когда они разложили вещи, Олеся провела их по терему. Рассказывала, что он принадлежал ее семье уже несколько поколений. Показала светлицу, горенку – она именно так, по-старинному, их и называла.

Антон откровенно скучал, слушая вполуха и любуясь Олесиным профилем. Глаза Вики сияли – кто знает, отчего она, дитя двадцать первого века, так любила старину? Кружева недавно прясть начла – или что там делают с этими кружевами? На мастер-класс по гончарному делу решила записаться. Чушь какая-то. Куда ставить ее горшки? В гостиную с евроремонтом, на который Антон потратил все отпускные за несколько лет?

Олеся показала даже собственную спальню с расшитыми белыми полотенцами на стенах.

– Какие роскошные подзоры! – ахнула Вика, касаясь кружевных оборок на кровати, спускающихся почти до самого пола. – А какой узор!

Антон закатил глаза, однако Олеся польщено улыбнулась.

– Я научу вас вязать не хуже, – пообещала она.

Судя по информации в буклете, этим Вике и предстояло заниматься всю грядущую неделю. В перечень невероятно занимательных дел входили стряпня и рукоделие: вышивка, шитье, прядение и плетение на каком-то домотканом станке. Занятия нашлись и для Антона. Мастер резьбы по дереву должен был научить его мастерить игрушки-самоделки, плести короба, выстругивать посуду и домашнюю утварь и даже изготавливать мебель.

Серьезно, как Вика сумела его убедить?

– На рыбалку вы можете отправиться уже сегодня. Снасти уже приготовлены. Если поймаете рыбу – научу вас старинному рецепту царской ухи, – обворожительно улыбнулась Олеся. – А вот с резьбой по дереву придется подождать до завтра, когда вернется Михаил.

Антон не имел ничего против.

– А вечером баня, куда же без нее!

Олеся провела их на кухоньку, растопила самовар, чтобы напоить горячим чаем. Нашлась и свежая сдоба, и даже вареные в меду яблоки.

Остаток быстро угасающего дня Антон провел в умиротворенном одиночестве. Сидя в лодке, меланхолично забрасывал удочку в воду. Кажется, он понемногу начинал понимать, в чем прелесть жизни наедине с природой. В памяти всплывал образ Олеси. Миловидное лицо, глаза – будто зелень леса, улыбка, обнажающая жемчужинки зубов…

Антон вздрогнул от холода. Задумавшись, он не заметил, как на реку темным пологом опустился вечер. Он по-прежнему сидел в лодке посреди реки, но теперь ее воды казались ему слишком глубокими, слишком темными… Казалось, озеро вот-вот подернется рябью, наружу покажется опутанная тиной рука и, взявшись за край, с легкостью перевернет лодку.

Небо в кровавых разводах заката над головой, лес, в полутьме догорающего дня слившийся в одну монолитную стену… Антон поежился, бросил удочку на дно лодки и торопливо погреб к берегу. Ладони взмокли, и больше всего на свете он боялся уронить во влажную темноту весло. Спина заиндевела от ощущения, что в нее уперся чей-то взгляд – ледяной, враждебный.

Кажется, задышал Антон по-настоящему лишь тогда, когда оказался на берегу. Схватил корзину с рыбой – тремя несчастными худыми рыбинами – и, насильно сдерживая готовый перейти на трусцу шаг, направился к терему.

Его встретила сияющая Вика. Темные волосы собраны в растрепавшийся пучок, вокруг талии повязан вышитый фартучек.

– А я хлеб приготовила! Представляешь, впервые в жизни сама испекла!

– А Олеся где?

Улыбка Вики остекленела и разбилась. Да, пожалуй, получилось грубо.

– Она обещала научить меня варить уху, – выдавил Антон, с преувеличенным энтузиазмом потряхивая корзиной с рыбой.

Поджав губы, Вика пожала плечами.

– Кажется, пошла топить баню.

Они сели друг напротив друга и принялись ждать. Что-то тревожное было в этом ожидании. Антон вдруг понял, что на километры от них нет ни единой живой души. Что, если Олеся не вернется? Что, если охвативший его на реке ужас не был таким уж беспочвенным?

Он представил, как ищет по всему дому телефоны и не может найти. Как бросается к машине только для того, чтобы обнаружить, что шины проколоты. Как в суматохе теряет Вику и остается один на один с тем, что выходит к нему из леса.

Хлопнула дверь. На кухне показалась Олеся.

– Баня готова, – с улыбкой объявила она.

***

– Тебе ничего не показалось странным? – осторожно подбирая слова, спросила Вика.

Распаренные, розовощекие, как младенцы, они готовились ко сну. Антон замер на краю кровати. Неужели и его жене почудилось зло, дремлющее где-то в самой гуще леса?

– О чем ты?

– Зеркала.

Антон нахмурился.

– Не хочу показаться занудой, но на Руси никогда не вешали зеркал напротив кровати – боялись, что кто-то оттуда может украсть их душу. А церковь вообще в него смотреться запрещала. Греховным это было делом.

Антон начинал раздражаться.

– Ты вообще о чем?

– Просто послушай. У Олеси в спальне висит зеркало. Меня это смутило – она ведь так тщательно соблюдала весь этот старинный быт… Не знаю, почему, я захотела на него взглянуть, пока Олеся куда-то отлучилась. И…

– И что?

Вика задрожала.

– Я не знаю. Там я была. И не я. То есть… я вдруг стала старухой. Одинокой, брошенной – не знаю, как, не знаю, почему, но я это знала.

– Чушь какая-то, – фыркнул Антон.

Неверные слова подобрал. Вика сразу сжалась, взгляд стал несчастным, как у маленькой сиротки или побитого щенка.