Не-большая разница

Глава первая, о скандалах, разводах, текиле и жертвах.

"Иногда, ради собственных принципов, можно пожертвовать даже такой потрясающей вещью, как песочные корзиночки со свежей клубникой. Иногда, только в самых крайних случаях. Жертва должна стоить того, потому что клубничные корзинки – это вкусно."

– Вашу мать! – заорала я, подорвавшись с места и грохнув о кухонный стол обеими ладонями, не обращая внимания, что коробка с пирожными, которую я принесла домой двадцать минут назад свалилась на пол и по принципу бутерброда с маслом упала начинкой вниз. – Да что вы за люди, блять, такие?!

Напротив меня стояла невысокая стройная женщина средних лет. Черты её лица были искажены недовольством и на этом сходство между нами заканчивалось – внешностью я пошла в отца, от матери мне досталась только такая же невысокая и стройная фигура. В остальном, на голубоглазую блондинку с миловидными чертами лица я не была похожа совсем – моё лицо обладало резкими чертами, а волосы были столь же тёмными, сколь и глаза.

– Обычные, нормальные люди, в отличии от тебя, – фыркнула мама в ответ и сложила руки на груди. – Вот что значит – гены пальцем не раздавишь! Вся в отца! Он бандит и ты по кривой дорожке пошла!

– Да? – ядовито сощурилась я и обвела рукой предметы на столе: небольшой вакуумный вибратор, недопитую бутылку малинового пива и вейп размером с флешку. – Это ты по этому набору поняла?!

– По тебе! – резко отозвалась она. – Ничего святого в тебе нет! Как ты мне это всё объяснишь?! Кто тебе разрешил приносить всё эту гадость в мой дом?! Я уже не говорю про эти твои переписки!

– Ты влезла в мой компьютер, – глухо клокочущим голосом озвучиваю я даже не вопрос, а обвинение. – Ты. Влезла. В мои. Мессенджеры.

– Да! – гаркнула мать. – И не зря! Ксюша, он старше тебя на сколько?! Десять лет?! Пятнадцать?!

– Сорок восемь, блять! – заорала я. – Тебе какое дело?! Это моя личная жизнь! Моя! Мы договаривались! Ты обещала не лезть!

– Ты моя дочь, – вдруг перешла на спокойный тон родительница. – Я имею полное право тебя контролировать.

– Приём, адекватность вызывает Зою Дмитриевну, – мой запал затух также резко, как разгорелся от простого понимания – я могу себе хоть в кровь глотку криком разодрать, толку от этого не будет. – Мам, а ничё, что мне двадцать четыре, нет? Я взрослый человек. Мне к тридцатнику ближе, чем к пятнадцати. У меня высшее образование, права и машина, я пять лет сама себя обеспечиваю и тебе ещё деньжат подкидываю. Ты считаешь нормальным вот так лезть в жизнь другого человека?!

– Ты. Моя. Дочь, – отчеканила она. – И пока ты живёшь в моём доме – будь добра подчиняться моим правилам.

Это всё бессмысленно – дошло до меня. Что бы я сейчас ни сказала, насколько бы логичными ни были мои аргументы – я ничего не добьюсь. Она уверена, что полностью права и в своём праве, припоминать наши договорённости абсолютно без толку. Одна из малочисленных общих черт между нами – абсолютно ослиная упёртость. Сейчас мама упёрлась, что её хабар в моей комнате стоил и скрученного замка, и снятой с петель двери. В свою очередь, я считала, что она не имела никакого права лезть в моё личное пространство, даже если бы у меня там стоял бульбулятор, самогонный аппарат и секс-машина, а не обозначенный набор.

Шумно выдохнув, я подхватила свои девайсы со стола, бросила в сплошной карман бордовой толстовки, зашла в свою комнату – дверь стояла прислонённая к шкафу, а в помещении явно производился даже не материнский, а самый натуральный ментовской шмон, после которого сюда запустили роту маленьких детей с ножницами в руках и шилом в жопе. Дорогущее кружевное бельё, пара-тройка платьев, не прошедшие цензуру рисунки на стенах – всё было порвано или порезано, а у моих любимых туфель и вовсе был издевательски отломан только один каблук. На глаза навернулись слёзы, а по венам заклокотала такая ярость, что я поняла: если останусь здесь ещё хоть на минуту, то спалю квартиру вместе с её обитателями.

В чёрный рабочий рюкзак, больше похожий на парашютный, в специальный отдел отправляется ноутбук, зарядка и графический планшет, туда же складывается обычный планшет вместе со стилусом, до которого мать к моему счастью не добралась – с таким рвением к уничтожению всего неприличного, дорогостоящую эпловскую технику просто бы расколошматили. На глаза упрямо наворачивались злые слёзы, тянуло позорно разреветься, но я себе запрещала, хотя бы до тех пор, пока не покину квартиру.

– Ксения, куда ты собралась?! – возопили в спину мне, стоило мне баллистической ракетой системы воздух-земля пролететь мимо кухни в коридор. Хорошо, что не стала переодеваться, когда пришла – самое то для тактического отступления дробь бегства.

– Куда угодно, – прошипела я, натягивая на ногу один тяжёлый берц и собрав все силы в кулак, чтобы второй не метнуть в голову подоспевшей матери. – Хоть к Леське, хоть к своему престарелому любовнику, хоть даже к первому попавшемуся мужику. Где угодно лучше, чем здесь!

– Успокойся и иди в свою комнату, – нахмурилась мать. – Я этот бардак убирать должна?

– Пиздец! – я не сдержала истерического смешка, продолжая завязывать обувь. – Пиздец, мам. Какую хуйню ты несёшь, я ушам своим не верю.

– Ты как с матерью разговариваешь?! – отозвался отчим, подошёл к нам и уже вместе с матерью наблюдал, как я спешно зашнуровываю рабочую обувь, полная намерения уйти.

– Также как ты, – я наконец одолела свои шнурки и разогнулась, оскаливаясь на своё семейство. – Вы сами попытайтесь хоть вдуматься в то, что вы несёте и что делаете. Я не диктую тебе что делать и с кем спать, почему ты думаешь, что имеешь право вмешиваться в мою жизнь? – я посмотрела матери в глаза. – Это моё. Личное. Тебя сюда никто не приглашал.

– Ксюш, ну пойми, пятнадцать лет разницы… – попыталась перейти на ласковый тон мама. Понятно. Из всего найденного её зацепила именно моя тяга к мужчинам сильно старше меня. В последнюю очередь я собиралась слушать мнение человека, который завёл ребёнка в пятнадцать лет от мужчины в два раза старше неё самой, поэтому я перебила её:

– Бревно из глаза вытащи, бесишь, – фыркнула я. – Перестань примерять на меня свои собственные комплексы.

Она замолчала, не нашлась с ответом, но на глаза у неё навернулись слёзы. Понятно. Не уйду сейчас – она опять продавит меня на жалость и чувство вины, как любила это делать в моём детстве и юношестве. После слёз, если и они не срабатывали, обычно в ход шло внезапно заболевшее сердце или закружившаяся от переживаний голова с угрозой обморока. Сердце, по показаниям кардиолога, у неё было идеальным, а всякое головокружение проходило, стоило только мне сдаться и пойти на попятную.

Когда третий звонок подряд оборвался, не успев начаться, до меня дошла простая истина – меня закинули в чёрный список. Блеск, просто блеск. Сообщения в мессенджере также не доходили до адресата, а когда я догадалась пролистать диалог чуть выше, то выяснила, что в моё отсутствие состоялся какой-то диалог. Пиздец, почему её извечное "что подумают люди?" не сработало в этот раз? Нахрена она названивала Андрею? Парадокс: при извечном параметре "ты меня позоришь", её собственная совесть даже не колыхалась в сторону того, что мама и сама опозорить меня ни разу не любительница. Это ж надо так хотеть залезть мне в трусы, чтобы даже не обломаться позвонить совершенно постороннему человеку и наговорить чего-то такого, что он аж забросил меня в блок, даже не став разбираться. С другой стороны, мы и не так хорошо знакомы, так, пару раз сходили кофе попить, так что я бы на его месте тоже не стала тратить время и нервы на какие-то выяснения. Хоть чисто по-девичьи мне и было обидно, но к рациональному человеческому это не имело никакого отношения – Андрея я прекрасно понимала.

Откровенно говоря, идти мне было не к кому и мама об этом прекрасно знала, потому я и не получила глобальной истерики в спину – она просто была уверена, что я вернусь ночью. Можно было бы, конечно, попроситься на постой к лучшей подруге, но та уехала с мужем на Алтай в отпуск, а связка ключей от их квартиры хоть и болталась на моей, но там сейчас временно проживал брат мужа и сталкиваться с ним у меня не было никакого желания. Да и не обдумывала я этот вариант, хотелось просто нажраться и проснуться где-нибудь в чужой квартире, не в силах вспомнить, как я там оказалась. План не так чтобы очень оригинальный или претендующий на гениальность, но первейшую критику выдержал и даже оформился в более-менее приличный образ в голове, так что я не стала доставать из кармана кожаной куртки ключи от своей машины, а вытащила на свет телефон и вызвала такси.

Заткнув уши беспроводными наушниками и натянув капюшон толстовки на голову, добавила звук на пару делений и прикрыла глаза, сосредоточившись на дыхании, чтобы не зациклиться на дерьме в голове. На самом деле, подцепить кого-то я особо не рассчитывала, ибо после выматывающего рабочего дня выглядела я даже на троечку только с натяжкой: гулька на затылке, полное отсутствие макияжа, отпечаток усталости на лице и рабочая одежда, состоящая из бордовой толстовки с капюшоном, чёрной кожаной куртки и широких брюк цвета хаки с резинками на щиколотках, несколькими накладными карманами по длине и парой-тройкой тканевых ремней. По карманам брюк можно было бы отыскать с десяток собачьих галет, да парочку кликеров, так что в лучшем случае я могла бы рассчитывать на компанию какого-нибудь Барбоса дворянской породы, но никак не на более-менее приличного мужика, пусть даже на одну ночь.

– Плохой день? – хмыкнул бармен, ставя передо мной два шота текилы с солью по краюшку и нанизанной долькой лайма.

– Плохим он был два часа назад, – мрачно ответила я, слизнула соль, опрокинула стопку, закусила лаймом и посмотрела на парнишку. – Сейчас он официально получил статус "хуёвый" с парой степеней, – в расход пошёл второй шот. – Повтори, пожалуйста.

– Без проблем, – улыбнулся он и забрал обе стопки.

Бар был маленьким и вход в него был со двора, так что о существовании этого крутого и атмосферного места знали немногие, поэтому я не была особо удивлена, когда за стойкой оказалась одна, а в зале было занято всего пару столиков. Об этом заведении я узнала от своего клиента – хозяина милейшего голден-ретривера. Сам Максим тогда готовился впервые стать отцом и мои услуги как кинолога требовались не столько в воспитании двухгодовалого пса, с этим хозяин отлично справлялся сам, сколько в профессиональном взгляде на собаку с точки зрения безопасности для ребёнка. Как и подразумевал стандарт породы, пёс был целиком и полностью безопасен, прошёл все мои тесты с блеском и влюбил меня в себя до глубины души, а с самим Максом мы нашли общий язык с первой же шутки. Даже жаль, что сегодня не он за баром – хорошенечко поржать и отвлечься от своих проблем я бы сейчас не отказалась.

Достав из кармана телефон, я бессмысленно полистала список контактов, но кому бы позвонить так и не придумала, потому заблокировала к чертям, положила на стойку экраном вниз и подпёрла щёку кулаком, разглядывая пустые бутылки из под разнообразного алкоголя, подсвеченные неоном. Мыслей в голове не было. Подобно кипящему на сковородке маслу, изредка моё серое вещество выстреливало мыслями о том, что надо бы искать съёмное жильё и валить подальше, но внутренний циник усмехался в ответ и аргументировал: ты, мол, Ксюха, думаешь об этом каждый раз во время таких вот скандалов и каждый раз мать на время притухает со своими фокусами, а ты успокаиваешься со своими идеями о съезде до следующего такого прикола. Плавали, знаем.

– Приходите ещё, – попрощался бармен с кем-то на звонких шпильках, а слева от меня за стойку присела фигура, на которую я не обратила внимания, поскольку передо мной бармен в чёрной форменной футболке поставил ещё два шота текилы. Я взялась за правый, а наглая и явно мужская конечность схватилась за левый, коротко стукнула о мой и лишила меня удовольствия привычно хлопнуть две стопки подряд.

– Тим, повтори, пожалуйста, для девушки, – кивнул мой неожиданный собутыльник бармену. – А мне виски сто.

– Кажется, не только у меня день от начала и до конца полная хуйня, – усмехнулась я бармену, стукнув о стойку своим опустевшим шотом.

– По хорошим поводам в среду вечером в одиночку текилу не глушат, – отозвался собутыльник и повернулся ко мне, а я, уже чуть более заинтересованная, к нему. – Зато будет что рассказать в кругу анонимных алкоголиков, – он чуть криво усмехнулся. – Типа, меня зовут Олег, мне тридцать три и пить я начал, когда одним утром узнал, что женщина, на которой я женат, трахается с моим младшим братом.

– Ксения, – поддержала его кривляния я. – Мне двадцать четыре и пить я начала из-за на голову ёбнутой родни. Похлопаем Ксюше и Олегу.

Мы оба криво и тоскливо усмехаемся. Он закуривает, я жестом стреляю у него сигарету и подкуриваю от его зиппо, мы пускаем горький дым в потолок и посматриваем друг на друга с едва заметным интересом. Ну, я так точно заинтересовалась: Олег был целиком и полностью в моём вкусе. Старше меня, с заметным чувством юмора, красивое лицо с щетиной, одетый в чёрные джинсы и чёрную же рубашку с закатанными рукавами. Ну да, меня бы в его обстоятельствах тоже на что-то яркое и жизнеутверждающее не тянуло. Да меня уже давно и не тянет, мои вещи по большинству тоже в тёмных тонах.

Общаться не хотелось – напивались мы молча, чокаясь каждой следующей стопкой о каждый следующий стакан. На фоне негромко играл какой-то рок, колокольчик над дверью не торопился брякать и уведомлять о посетителях, бармен молча обновлял нам напитки, да занимался своими делами за баром, не особо обращая на нас внимание. Мне думать было лениво, я просто подпёрла щёку кулаком и наблюдала за этим броуновским движением, а вот мой собутыльник заметно грузился событиями своей жизни, хоть и молчал. Когда стрелки на часах за баром перевалили за полночь, в голове уже прилично шумело, а на приключения заметно тянуло, я повернулась к Олегу, чтобы предложить:

– Может…

– Переспим? – буднично перебил меня он, как будто прочитав мои мысли.

– Ага, – усмехнулась я в ответ и брякнула о его бокал своей последней на сегодня стопкой, опустошила глотком и обратилась к бармену. – Принеси счёт, пожалуйста.

– Посчитать вместе? – осторожно уточнил бармен, глядя на Олега.

– Нет, – мотнула головой я.

– Да, – одновременно со мной кивнул мужчина. И подтвердил, мрачно глянув на меня, мол, помолчи: – Да. Вместе.

В такси мы усаживаемся уже спустя считанные десять минут. Покидаться баблом Олег явно был не дурак – сунул таксисту пять тысяч, закурил прямо в машине и жестом предложил и мне последовать его примеру. Я отказываться не стала, приоткрыла окно и тоже затянулась горькой отравой, никак не реагируя на предупреждение мрачного таксиста не прожечь обивку. По всей видимости, ехать нам было далековато – докурив и выбросив окурок в окно, Олег потёр лицо руками, посмотрел на меня и устроился головой на моих коленях, прикрывая глаза.

Я невольно улыбнулась такому уютному жесту, сунула себе в одно ухо наушник, второй ему, включила что-то из репертуара Серебряной свадьбы, чтобы не напрягать, выбросила свой окурок и зарылась пальцами ему в волосы, массируя кожу головы кончиками пальцев и ноготками. До психолога мне было как жопой вперёд на карачках до Китая, но и без психологического образования было понятно, что он в этом своём состоянии не думает о нормах приличия и морали, просто мечется в попытке найти покой, спрятаться от навязчивых мыслей о предательстве, от душащей его боли. Я даже не догадывалась, что мужчины умеют так любить, но буквально убитый своей любовью Олег лежал на моих коленях, пьяный, волокущий к себе домой незнакомую девицу, сломленный настолько, что мне вдруг даже стало немного стыдно за свои пиздострадания по поводу конфликта с матерью.

– Приехали, – оповестил нас таксист и я открыла глаза, обнаруживая, что мы прибыли в какой-то частный сектор, а за окном виднеется кирпичный высокий забор.

Дом у Олега большой, кирпичный, с гаражом и выложенным плиткой двором. Вполне вероятно, что строя или покупая его, он мечтал о большой семье, типа, двое-трое детей или вроде того. А может быть, у меня просто шибко бурная фантазия, вкупе с традиционной для русских баб этой особенной жалостью к мужикам с проблемами. Ну какая русская не пожалеет мужчину, тем более, когда у него такие проблемы, тем более, когда проблемы эти на любовном фронте. Ну прямо-таки джекпот для женской жалости.

– Ты собак не боишься? – обернулся на меня мужчина, открывая передо мной дверь. – Забыл предупредить. Запру, если боишься.

– Если не агрессивная, то не боюсь, – пожала плечами я.

– Нет, – впервые за этот вечер улыбнулся Олег и прошёл в дом.

Доберман, ну конечно. Статная, строгая, очень красивая и очень подходящая самому Олегу порода. Я не спешила бросаться тискаться, хотя вид радующейся хозяину собаки и заставил меня бесконечно умилиться. Олег потрепал её за ушами, прошёлся руками по холке и спине с лоснящейся чёрной шерстью, и прошёл дальше по коридору, предлагая нам познакомиться и внимательно наблюдая за собакой, видимо, чтобы успеть среагировать в случае агрессии. Вообще, насколько я помню, доберманы к безусловно агрессивным породам не относятся, но могут проявлять её к постороннему для хозяев человеку или незнакомой собаке. Протянула ей руку, переведя взгляд на Олега, чтобы собака не расценила прямой взгляд в глаза как агрессию, и пока холодный мокрый нос знакомился с моим запахом, спросила у мужчины:

– Как зовут эту красавицу? – чуть улыбнулась я.

– А ты уверена, что это девочка? – вскинул брови Олег.

– Конечно, девочка, – мокрый язык пробежался по моим пальцам, а после собачья голова ткнулась лбом в мою руку, намекая, что нюх-контроль с успехом пройден и её собачейшество желает ласки. – Самцы крупнее и строение тела у них немного иное. И самцы очень активные, а она даже не гавкнула на меня.

Я нежно пробежалась пальцами по короткой шерсти на голове, после по спине и повторила цикл. Взаимопонимание было достигнуто. Собака мне показалась немного грустной, но спрашивать о причинах я постеснялась, впрочем, Олег не поленился пояснить мне сам, стоило нам оставить верхнюю одежду с обувью в прихожей и пройти на кухню в проёме справа.

– Её зовут Наоми, – ответил он мне. – И дело не в активности, а в том, что у неё забрали подружку. Ирму мы взяли одновременно с Наоми.

Видимо, вторая собака принадлежала теперь уже бывшей жене и при разводе она, разумеется, забрала свою собаку с собой. Тогда понятна тоска Наоми – у неё забрали даже не подружку, у неё забрали сестру, и, конечно, той было теперь грустно, если не сказать одиноко. Собака прошлась по кухне, цокая когтями по ламинату и устроилась на большой клетчатой лежанке в углу кухни, сложив голову на лапы и наблюдая за нами.

Кухня у Олега была сделана в том самом хай-тэке, на который в процессе не махнули рукой и не сказали "да хер с ним". Деревянные фасады, много подсветки, кухонный островок с барными стульями – здесь было красиво, но не было впечатления, что хозяин здесь готовит, слишком уж всё вылизано и чисто. Ни тебе грязной чашки из под кофе в раковине, ни замоченной сковородки на плите, даже вафельное полотенце висело на ручке плиты идеально-серое, уголок к уголку. С учётом всего увиденного, я бы поставила на приходящую прислугу, особенно после того как Олег прошёлся по кухне и даже не с третьего раза нашёл чуть початую бутылку с джином и пару неодинаковых кружек.

– Я не так чтобы сильна в психологии, но могу тебя выслушать, если хочешь, – я осторожно присела напротив него, забрала из его рук бутылку, в которую он залип, разлила по стаканам и один подвинула поближе к нему, забирая второй себе.

Олег расхохотался. Хрипло, надрывно, интонациями напоминая плач. Я ждала, молча и не вмешиваясь в этот процесс – каждый истерит по-своему, я, например, сначала ухожу в абсолютную агрессию, а после, когда все дрова сломаны и даже тарелки побиты, замыкаюсь в себе и молчу, пока во время какой-нибудь пьянки меня не прорвёт прореветься, зачастую, лучшей подружке в плечо. А он вот ржёт. Тоже вполне себе защитная реакция, имеющая место быть.

– В психологии здесь силён я, – отсмеявшись, с кривой улыбкой ответил он. – Диплом магистра, одиннадцать лет практики, куча повышений, наград и статей. Безо всякого позёрства могу сказать, что вижу людей насквозь, даже по языку тела могу много чего сказать. И у себя под носом не заметил такое… Веришь, от самого себя тошно.

– Ну да, это как если бы меня покусала моя же собака, – также невесело усмехнулась я.

– М? – вскинул брови мужчина.

– Я кинолог, – пожала плечами, сделала глоток, поморщилась и продолжила. – В каком-то смысле, собачий психолог. Как тот мем, знаешь, который "я и сам своего рода учёный".

Переглянувшись, на этот раз невесело расхохотались мы оба. Отсмеялись, чокнулись кружками, выпили ещё по одной "вроде бы писят", он принёс пепельницу и сигареты, включил вытяжку, оба закурили. Мой телефон в который раз завибрировал – раздражённо отключила звук, подумала, вовсе включила ночной режим, чтобы звонки не проходили даже на смарт-часы. Плевать. Если мать волнуется – это её проблемы. Не имею никакого желания с ней разговаривать.

– Со своим посралась? – кивнул на телефон Олег.

– Ага, со своим семейством, – решила и я поделиться своим дерьмом, поддаваясь синдрому попутчика. – Мать совсем наглухо пизданулась со своим православием. Прикинь, прихожу домой, а дверь в мою комнату снята с петель, все рисунки и куча вещей похеканы на ленточки, а она на серьёзных щах разложила на столе мой вибратор, вейп и недопитый пивас, и такая, мол, объясняй. Я аж в осадок выпала, – глоток. – Мало того, она влезла в мой комп, прочла переписку с ухажёром, созвонилась с ним и после этого разговора он меня заблокировал вообще везде. Полный абзац.

– Личные границы покинули чат, – хохотнул мужчина. – А отец что?

– Отчим, – поправила я. – Этот контуженный на её стороне абсолютно всегда – она его содержит. Что здесь причина, а что следствие, решай сам – не ошибёшься.

– Тебе нужен совет, поддержка или тупо не лезть? – со знанием дела поинтересовался Олег.

– Совет валить на съёмную хату? – теперь уже хохотнула я. – Я сама себе его даю в каждый такой эпизод. Но после таких приколов всё становится настолько тихо, что мне кажется, будто от меня наконец-таки отъебались. До следующего такого прикола.

– Ну почему сразу валить, – с очень умным лицом протянул мой визави. – Ты можешь взять маму за ручку, отвести к психотерапевту, сама обратиться к психологу и совместными усилиями, лет через пять, вы найдёте общий язык, – он посмотрел в моё максимально скептичное лицо с выгнутой бровью. – Первый раз вижу, чтобы человек одним выражением лица сказал "Да нахуй оно мне надо, наливай", – мы чуть посмеялись. – Ну тогда да, валить. Как можно быстрее и дальше.

– Ого, – присвистнула я, скосив глаза на часы. 02:48. Завтра мы оба будем мертвыми. – Кажется, нам обоим пора спать.

Он бы может и хотел поспорить со мной, но когда встал – покачнулся, потёр лицо руками и кивком согласился со мной. Что уж там, моя походка тоже косплеила Джека Воробья, хотя голова была лёгкой настолько, что я даже рефлекторно поправила сама себя – капитана Джека Воробья. Благо, лестница была не винтовой, что вообще не значило, что мы оба не споткнулись об одну из ступенек, похихикав друг над другом и над собой. Олег на автопилоте пришёл в спальню, я как на приколе за ним. На то, чтобы раздеться, сил не хватило у обоих. Я только стянула с себя толстовку, но брюки и спортивный топ остались на мне. Он только стянул рубашку. Уснула я, стоило мне зарыться лицом в подушку, на этот раз радуясь, что утром мне стало лениво краситься – испачкать светлую ткань косметикой было бы не очень красиво, а сил на умывание я бы ни по каким сусекам не наскребла.

***

К своему удивлению, утром я прекрасно помнила где я оказалась и почему. Ещё не открывая глаз, я слушала сопение себе в шею и откровенно кайфовала от тяжёлой мужской руки у себя на талии, прижимающей меня спиной к своему владельцу. Сам владелец ещё спал, видимо, у него сон был куда крепче моего и от стука шпилек по паркету на первом этаже он не просыпался, равно как и не реагировал на звонкий лай своей собаки.

– Сейчас на нас будут орать, – вдруг усмехнулся он, развеяв моё заблуждение о его крепком сне или плохом слухе, и зарылся лицом в мою шею. – Громко, истошно и очень противно.

– М-м, – незаинтересованно отозвалась я. – Может ты по-мужски разберёшься, а я ещё посплю?

– Поздно, – также флегматично ответил Олег, прислушиваясь к цокающим шагам на лестнице. – К тому же, я чертовски рад тому, что ты в моей постели именно этим утром.

– Аристов, ты охренел?! – возопил женский голос на до ужаса высоких нотах, напомнив мне скулёж собаки, которой отдавили лапу. – Мы только вчера развелись!

– Что делает меня абсолютно свободным и счастливым человеком, – ответил ей этот самый Аристов. – Марин, я даже знать не хочу, на кой чёрт ты опять припёрлась. Оставь ключи от моего дома на столе и выметайся. Мне, как видишь, не до тебя.

– Что?! – взвизгнула обозначенная Марина, а мне захотелось засунуть голову под подушку. Олег в своём прогнозе не ошибся ни на децибел – орала она и вправду громко, истошно и противно, особенно для нас с ним, вчера откровенно перебравших. – Ты серьёзно променял меня на эту дешёвку?!

– Можно я её ударю? – лениво мурлыкнула я и перевернулась в его руках, показательно зарываясь носом в мужскую шею, заодно собственнически устраивая ладошку на обнажённой груди без намёка на растительность и перебрасывая через него ножку. Похоже, я во сне умудрилась стащить с себя брюки и остаться спать в одном спортивном белье. Удача-то какая. – Пожалуйста. А потом ещё поспим.

– Нельзя, – хмыкнули мне в ответ, также показательно чмокнули в макушку и сняли руки с моей талии, поднимаясь с кровати. – Марина, ключи. И на выход. Я не хочу видеть тебя в своём доме.

Я лениво приоткрыла глаза, наблюдая за этой сценой. Девица была, как я и предположила по голосу, качественно наштукатуренной и дорого одетой, короткие светлые волосы были тщательно уложены, а общий её внешний вид прямо-таки кричал: "смотри, Аристов, кого ты потерял". Логично предположить, что развод был инициативой Олега, так что я бы, наверное, на её месте тоже вела себя как-то также. Хотя нет, на её месте, мне бы хватило мозгов вцепиться в такого мужика руками, ногами и зубами. Ну или хотя бы гордости не вести себя подобным образом. Наверное, она сама не поняла, насколько сильно его сломала своим предательством и надеется восстановить отношения. Интересно, на каком месте здесь меркантильный интерес? Уж точно не на последнем.

– Олег, я хочу поговорить о нас, – и глазками так хлоп-хлоп, ну прям оленёнок Бэмби. – Пожалуйста.

– Ты головой ударилась что ли? – Олег посмотрел на неё как на идиотку, получив от меня пару баллов зрительской симпатии. – Раз-вод, понимаешь? Если бы я хотел ещё о чём-то с тобой говорить, я бы на него не подал.

– Ты не понимаешь, я же люблю тебя, – оп, слёзки пошли. Моё любимое. – Олеж…

– Ага, – кивнул он в ответ, даже не думая вестись на её провокацию, только ручки на груди сложил. – Именно о любви ко мне ты и думала, когда трахалась в нашей постели с моим братом. При свидетелях, – мужчина кивнул на меня, – тебе обещаю: между нами больше никогда и ничего не будет, а если ты ещё раз вломишься ко мне домой, я вызову охрану и полицию. Я всё сказал.

Хлопнув глазками ещё пару раз, Марина поняла, что ничего не добьётся, особенно сейчас, когда за ними наблюдаю я, подперев голову рукой и с таким лицом, будто сейчас попрошу их притормозить, пока я хожу за попкорном. Я ждала, что она брякнет напоследок что-нибудь ядовитое или глупое, но она только нервно вытащила из сумки связку ключей, отстегнула одно из колец, едва ли не швырнула их в Олега, зло прищурилась на меня и ушла, цокая шпильками.

Экран смарт-часов подсказал мне, что уже за полдень, что на телефоне, который остался хрен знает где, вероятно, на кухонном столе на первом этаже, с пару десятков пропущенных от матери, и что до выставленного будильника ещё сорок минут. Я бы с удовольствием их благополучно проспала, но стоило прикрыть глаза, как тут же захотелось всего и сразу: пить, курить, есть и в туалет. Тяжело вздохнув, я снова посмотрела на Олега и капитулировала перед своим организмом, сползая с кровати.

– Утро начинается не с кофе, – мрачно хмыкнул Олег, глянув на меня, вытянувшую руки над головой и потягивающуюся всем телом.

– Да брось, – отмахнулась я. – Ты не будешь против, если я у тебя схожу в душ и позавтракаю? До дома не успею добраться.

– Если сделаешь завтрак и на меня, я тебя ещё и подвезу.

Есть у меня привычка таскать с собой в рабочем рюкзаке такую мелочёвку, как зубную щётку, сменные носки и бельё. Эта привычка выручала меня уже неоднократно, выручила и в этот, а второй день быть в той же одежде меня не напрягало – всё же, моя работа не подразумевает шикарного внешнего вида каждый день. На приведение себя в порядок много времени мне не потребовалось – буквально спустя двадцать минут я уже зашла на кухню, ощутимо посвежевшая по сравнению с моментом пробуждения, но всё также заметно помятая после вчерашнего.

Краткая ревизия холодильника и быстрый взгляд на часы помогли мне сделать вывод, что ни на что шикарнее пары сэндвичей времени тупо нет. Примерно через полтора часа мне уже нужно быть на тренировке с клиентом и его шилопопым джек-расселом, а судя по смутным вчерашним воспоминаниям, добираться нам не особо близко, как минимум, на другой берег города.

На сковородку бросила кусочек сливочного масла, залила взбитое яйцо, положила два кусочка тостового хлеба, дождалась пока схватится, перевернула и выложила в качестве начинки ветчину, сыр, кружок помидорки и лист салата. Повторила все манипуляции, разрезала оба сэндвича по диагонали, разлила кофе из кофеварки по двум чашкам и устроилась за столом на своём вчерашнем месте. Простейший завтрак готов, проще только холодных бутербродов настругать, но это не так вкусно, ну и само собой, мне хотелось повыёживаться.

– Пахнет вкусно, – на ходу застёгивая на запястье часы, прокомментировал Олег.

– На вкус тоже ничего, – отозвалась я.

Ай, хорош. Тонкая чёрная водолазка, поверх серый клетчатый пиджак, классические чёрные брюки, на переносице очки квадратной формы, похожие на очки персонажа из фильма Кингсмен. Как же жаль, что как девушка я его, походу, не особо интересую. Вчера, видимо, просто подвернулась под руку, а утром он тупо действовал на нервы своей бывшей. Впрочем, а чего ты, Ксюх, ожидала? Одета непонятно как, на лице ни грамма макияжа, волосы убраны в гульку на затылке и обнажают выбритые виски, из украшений только маленькие шарики штанг в ушах, да в правой брови. Сама же видела, какая кукла у него бывшая, ему такие и нравятся. Нет, ты, конечно, можешь быть не хуже, а может даже и лучше неё, но тебе для этого надо постараться, а у неё такой внешний вид – это повседневная рутина. Дудки, короче, Ксень. Такие мужики как Аристов на таких пацанок как ты не клюют, смирись.

– О чём задумалась? – вырвал меня из моих горестных размышлений его вкрадчивый голос.

– О вечернем скандале, – сориентировалась я, глянув на вспыхнувший экранчик на запястье, уведомляющий меня уже о восемнадцатом пропущенном вызове от одного и того же контакта. – Даже интересно, дойдёт ли в этот раз до драки с отчимом или отделаюсь простым доведением матери до слёз.

– Всё так плохо? – вскинул брови Олег.

– В нашей семье "всё плохо" – это когда кто-то хватается за нож, – пожала плечами я. – Чаще всего мать и обязательно с патетичными обещаниями вот прям щас вскрыться, раз она такая хуёвая и мне не сдалась. Я потому трубки и не беру – иначе этот концерт начнётся сейчас, а не вечером. Пусть лучше думает, что меня похитили и нещадно ебут семеро узбеков. Она, когда волнуется, хотя бы не истерит.

– Ты – наглядный пример фразы: "Я хожу к психологу, потому что мои родители не считают нужным к нему ходить", – усмехнулся он.

– В точку, – кивнула я. – Съеду и пойду, честное пионерское.

Машина у Олега, как и можно было предположить, большая, чёрная, суперкомфортабельная и стоимостью как полный комплект органов абсолютно здорового человека, проживающего в глухом лесу. Я очень старалась не завидовать, честно, но кожаное сиденье с подогревом и коробка автомат заставили меня капитулировать – в моём стареньком Марке ездить приходилось с синтетическим колючим поджопником и беспрестанно дёргая палку механики, что особенно выводило в пробках зимой. Нет, учитывая, что доехать мне нужно только от дома до арендованного под занятия зала зимой или до полигона летом, за рулём я провожу не так уж и много времени, но пробки бесят всех, и я не исключение.

– Держи, – притормозив на одном из светофоров, он протянул мне свой разблокированный телефон. – Запиши свой номер.

Стараясь не давить лыбу слишком широко, я едва ли не впервые в жизни радуюсь тому, что ошиблась в мужской реакции на себя. Он спросил у меня номер! У меня, вчера уставшей и злой, а сегодня сонной и с похмелья, он взял и спросил у меня номер! И-иха! Будь я собакой, мой хвост бы бешено мотылялся из стороны в сторону, а я сама бы прыгала от переполняющих меня эмоций, не забывая звонко лаять. Возможно, даже обоссалась бы от счастья. Забив заветные одиннадцать цифр в его телефон, я сделала себе дозвон и вернула ему мобильный.

– Я бы на твоём месте всё-таки ответил матери, – хмыкнул Олег, заметив, что мой телефон вообще практически не перестаёт вибрировать. – А то не ровен час, она и в полицию побежит с заявлением о твоей пропаже.

– Ты прав, – кисло согласилась я и достала смартфон из кармана. Тридцать восемь пропущенных, да матушка идёт на рекорд. На тридцать девятый я всё же поднимаю трубку и издевательски-холодно интересуюсь: – У тебя что-то срочное? Я занята.

Олег не сдержал смеха, и в связи с этим в трубке повисла тишина. Абзац. Мама пыталась переварить, что трубку я не брала и домой не явилась вовсе не потому что что-то случилось, а потому что я просто-напросто закутила с мужиком, поправ все её понимания морали и этики, ну, те, которые "до свадьбы ни-ни" и "хорошие девочки всегда ночуют дома". Наше и без того хрупкое равновесие она вчера разрушила основательно и до конца, а потому я делала ровно тоже самое – раз она считает, что может вламываться в моё личное пространство, то я наглядно покажу ей, что именно она так рвалась увидеть.

– Хотела сказать, что сегодня вечером мы идём к психологу, – подчёркнуто холодно ответила мне мама, взяв себя в руки. – Твои выходки перешли всякие границы.

– Идите куда хотите, я причём? – хмыкнула я.

– Нет, Ксения, ты не поняла, – у-у-у, льдом повеяло. Арктическим. – Мы с тобой идём к психологу.

– Не-а, – я усмехнулась. – Ты идёшь одна и пусть психолог внятно тебе объяснит, что ставить перед фактом взрослого человека, у которого уже есть свои планы, нельзя. И даже если планов нет, тоже нельзя. Даже если взрослый человек – это твоя дочь.

– В шесть часов жду тебя дома, – отрезала мать. – Либо свои вещи ищи на помойке. Ключи от квартиры можешь оставить там же – они не подойдут.

– Ого, – впечатлилась я масштабом угроз.

– Ага, – ядовито ответила мне родительница и положила трубку.

– Блеск, – прокомментировала я, отнимая смартфон от щеки. – Меня шантажируют.

– Чем именно? – уточнил Олег.

– Не поверишь, походом к психологу, – гыкнула я. – Кажется кто-то опять убедил матушку, что я у неё скорбная на голову. После моего фокуса с церковью, она решила не рисковать и пойти более научным путём.

– Тебя таскали в церковь? – иронично переспросил мужчина. – Хотел бы я на это посмотреть.

– О-о, не просто таскали, – хохотнула я. – Я в студенчестве работала в хоррор-квестах, там меня научили стрёмно гнуться во все стороны, жутко хрипеть, громко визжать и противно завывать. Обычная шипучая таблетка витамина цэ, перемешанная с пудрой в пропорции один к одному, придаёт лицу свежий оттенок, а при попадании на кожу воды разной степени святости начинает пузыриться, – описала я давящемуся хохотом Олегу. – Ты бы видел её лицо, когда поп плеснул в меня святой водой и все открытые участки тела начали шипеть, а я закатила глаза, изогнулась в неестественную позу и демоническим голосом начала читать молитву из "Сверхъестественного" на латыни, – я не сдержала смеха и начала смеяться вместе с ним. – После моего перфоманса, мама со мной два месяца не разговаривала – это было самое счастливое время в моей жизни.

Олег ржал, я широко довольно улыбалась, как и всякий раз, когда несла эту историю в массы. Этот свой фокус я обожала беззаветно и нежно, будучи полностью убеждённой, что он лучший из всех, что я откалывала за свою жизнь. Церковь я недолюбливаю с самого детства, так что та история стала лучшей прививкой от попыток меня туда затащить. К сожалению, адекватные способы мама не понимает, не помогают ни разговоры, ни скандалы, ни истерики, так что приходится импровизировать и эпатировать.

К моменту, как Олег отсмеялся и смог говорить, мы уже приехали. За окном виднелся бизнес центр, на первом этаже которого находился кинологический центр, в котором я арендую залы в зависимости от потребности своих клиентов. Когда-нибудь я буду зарабатывать достаточно, чтобы купить себе свой собственный зал и обустроить так, как нужно мне, но пока что это лучший вариант из возможных, всё лучше, чем работать на дядю.

– Спасибо, что подвёз, – улыбнулась я и взялась за ручку. – Чао.

– До встречи, – улыбнулся он мне в ответ, в одной фразе обозначив, что вчерашний вечер и сегодняшнее утро ему тоже понравились, и он намерен продолжить наше, с виду, одноразовое знакомство.

– Увидимся, – подмигнула ему я и выскочила из машины.

Погода не радовала: небо хмурилось, казалось, с неба нет-нет, да и посыпется снег, принося с собой новогоднее настроение. Несмотря на конец сентября, мне уже сейчас хотелось обвешаться полным джинглом по самый беллс, включить на телике старые советские комедии и обжираться мандаринами вместе с оливье. Мозг подло подкинул мне картинку, что происходить всё это вполне может не в моей десятиквадратной комнатке, а в уютном коттедже на краю города, вместе с очаровательным хозяином и его прелестнейшей собакой.

Фыркнув, отмела эти глупости из своей головы – загадывать не хотелось, чтобы потом не разочаровываться. Но где-то глубоко в душе признавалась сама себе: хочется, очень сильно хочется загадать. И дело даже не в том, что до изнеможения хочется свалить от матери, дело скорее в глупом девичьем сердце, наличие которого я всю жизнь язвительно отрицала, которому на мой яд было глубоко плевать, которое всё равно хотело хоть раз отчаянно и искренне влюбиться, и которому Олег казался для того шикарной кандидатурой.

Если что отец и вбил мне в голову, так это понимание: у результата нет эмоциональной окраски, он либо устраивает, либо нет, без полутонов. Олег в качестве кандидатуры на влюблённость меня полностью устраивал.

Глава вторая, о важных разговорах, невероятных совпадениях и тирамису.

"Любой, даже самый сложный разговор, можно пережить, если на столе будет стоять хороший кофе и качественный тирамису. Потому что тирамису – это вкусно."

День проходит мимо меня быстро, как и всякий день, который ты хочешь, чтобы длился хоть бы и бесконечно, лишь бы не наступал вечер. После бесконечно-энергичного джека, тренировка с которым по обыкновению прошла в одно мгновение, у меня был красавец немецкий дог, только-только приближающийся к отметке "взрослый", а его милейшая хозяйка любезно согласилась подбросить меня до дома, взамен на обещание научить её пса абсолютно бессмысленной, но прикольной команде "зайка".

Вопреки угрозам, ключ без труда провернулся в замке и впустил меня в квартиру. С кухни тянуло запахами жареной картошки, а мама стояла в прихожей и докрашивала второй глаз тушью, как будто даже не обратив внимания на мой приход, но на сумке при этом у неё лежал пакет с формой супермаркета, в котором она работала. Всем своим видом даёт понять, что обижена на меня. Ну и ладно, чукча не гордый, чукче пофиг, что с ним не здороваются в ответ.

– Сегодня не получится, записи нет, – ледяным тоном уведомили меня в спину. Пожав плечами в ответ, прошла в свою комнату и на ходу стянула толстовку, даже не утруждаясь хотя бы попытаться прикрыть снятую с петель дверь – вот ещё, тяжести тягать. Не моя вина и не моя забота. О том, что я без труда умею удерживать на поводке даже пятидесятикилограммовых собак и эта картонная дверь мне на один укус, благоразумно умолчим. – Ксюша!

– Что? – недоуменно обернулась я, вытаскивая вторую ногу из штанины.

– Ты вообще-то не одна живёшь, – нахмурилась родительница, прозрачно намекая, что в доме кроме неё присутствует ещё и абсолютно левый для меня мужик.

– О чём искренне сожалею, не поверишь, – ядовито отозвалась я и прошлась по комнате к шкафу, выуживая из него домашние вещи. – Жила бы одна – некому было бы снимать в доме двери с петель. Могли бы хоть на место поставить из вежливости.

– Твоя дверь отправится на помойку, раз ты не умеешь вести себя за ней прилично, – ответили мне.

– Личное пространство вышло из чата, – закатила глаза я, влезая в домашние серые штаны. – Не поставите дверь обратно, я начну прямо в своей комнате дуть шмаль и стряхивать пепел в твой цветочный горшок.

Матушка задохнулась от возмущения, так ей и надо. Я вчера была точно также возмущена, да и сейчас была не в восторге – мне предстояла уборка, ведь никто так и не потрудился. Ничего-ничего, у меня уже созрел план мести. В отличии от Олега, я больших денег не зарабатывала, а каждый из комплектов стоил приличного количества денежных знаков – есть у меня небольшой фетиш на дорогое и красивое бельё.

– У меня смена в магазине, – предупредили меня, ходящую по комнате с листком бумаги и ручкой. – Что ты делаешь?

– С чем я тебя и поздравляю, – ехидно ответила я. – Составляю опись, сколько ты мне должна за свою выходку. Вот этот комплект, например, – я подняла винного цвета ошмёток кружева и продемонстрировала маме, – стоил восемнадцать с половиной тысяч. А этот, – я кивнула на белое кружево, – двадцать три. А вон тот халатик двадцать восемь. Ну ты поняла, да?

– Вот ещё, – мама нарочито весело фыркнула и сложила руки на груди. – Ни гроша не дам за этот разврат. Сама виновата.

– Конечно, нет, – довольно улыбнулась я в ответ. – Но я не дам тебе ни копейки из обещанных пятнадцати в месяц, и домой не куплю ничего, пока не приобрету всё то же самое, с учётом инфляции. Три тысячи в месяц за коммуналку, так и быть, накину. А где мне пожрать вне дома я найду, ты не беспокойся.

Её улыбка плавно перетекала на моё лицо. Я выиграла эту партию, и мы обе это прекрасно знали. В наших головах, примерно, как в головах Шерлока и Мориарти у Рейхенбахского водопада из фильма Гая Ричи, разворачивался скандал без слов, молчаливая шахматная партия. Давит на несоблюдение договорённостей – отвечаю тем же, насмешливо косясь на свою дверь. Взывает к совести – продолжаю перечислять ценники на испорченное бельё. Пытается ткнуть в то, что содержала меня до восемнадцати лет – напоминаю про папины алименты, бывшие в три раза больше, чем её зарплата, плюс пособия для матери-одиночки. Напоминает, что пару раз помогала мне с оплатой кредита за машину, когда я только закончила вуз – тыкаю в сторону кухни пальцем, намекая, что ремонт, включая всю бытовую технику, в ней был сделан за мой счёт. Пытается надавить на то, что это грех и стыдно – напоминаю, что я блаженная и душу давно продала дьяволу за талант в обращении с собаками. Тыкает мне, что комплекты я покупала не сама – насмехаюсь и предлагаю принести пассатижи, чтобы выдрать из её рта оплаченную мною полгода назад коронку.

– Я не так тебя воспитывала, – тихо проговорила мама спустя паузу.

– Ты меня воспитывала так, чтобы я всю жизнь сидела за твоей юбкой и заглядывала тебе в рот, – жёстко отвечаю я. – Но этого не будет и с этим пора смириться. Я схожу с тобой к психологу, только ради того, чтобы специалист тебе сказал, что твоё поведение неадекватно и помощь здесь нужна совсем не мне.

Она мне не отвечает – молча разворачивается и уходит, чтобы вернуться через минуту со своим стареньким смартфоном и переслать мне фото чуть пожёванной картонной визитки матового изумрудного цвета с бронзовым тиснением на ней. "Клиника психологической помощи "Вектор", ведущий психолог Аристов Олег Владимирович, запись по телефону…" и номер телефона клиники. Губы чуть дрогнули в улыбке, но я успела взять себя в руки и не расплыться как идиотка. В голове оформился план мирного совместного существования на ближайшие пару месяцев, до тех пор, пока я не отложу денег на съёмную квартиру, вместе со всеми залогами и комиссиями.

– Мне посоветовали этого специалиста, – сухо проговорила мать. – Запиши нас на самое ближайшее время из возможных. Пусть тебе человек со стороны скажет, что мать нужно уважать и слушаться.

– Ладно, – слишком легко согласилась я, но мама, кажется, списала это на мою уверенность в том, что психолог посоветует лечиться именно ей. Пожалуй, не буду её разочаровывать тем, что мнение конкретно этого специалиста я уже знаю. – Но до тех пор, дверь возвращается на своё место.

Мама не отвечает, разворачивается на пятках и уходит, а я ставлю свою дверь обратно на петли. Как только умудрились вообще? Ладно бы просто хлипкий замок вышибли, я бы ещё поняла, но именно снять с петель… Поражаюсь, с какими талантливыми людьми я живу.

Как-будто поймав меня на том, что я о нём думаю, Олег дал о себе знать сообщением в мессенджере. Над коротким и лаконичным: "Как обстановка?", я не раздумываю долго и пересылаю ему визитку. "Говорят, очень хороший психолог. Мама попросила записать нас к нему, мол, чтобы услышать мнение со стороны. Убеждена, что услышит заверения в моей ненормальности" и три ржущих смайлика.

"Хах" – отозвался мой собеседник. – "И что планируешь делать?"

"Вступить в преступный сговор с одним знакомым психологом, конечно же" – дополнила фиолетовым дьяволёнком. – "Чтобы он бессовестно врал моей маме в глаза, пока я спокойно откладываю себе на переезд".

"А ты уверена, что он согласится?" – ухмыляющийся смайлик. – "Вдруг он крайне совестливый и честный человек?"

"Думаю, я найду, чем его подкупить, даже если он окажется самым честным человеком в этом мире" – тот же смайл. – "Начну с щенячьих глазок, а закончу белым сухим или чёрным кружевным, как пойдёт".

"Или? Я оскорблён" – ответил он мне, и я почти увидела, как он иронично выгнул бровь. – "За такую услугу придётся добавить в райдер чулки и красную помаду, как минимум"

"В качестве чаевых накину ошейник и наручники" – ухмылка.

Олег вышел из сети, а я поймала свой игривый взгляд в зеркале. Губа закушена, глаза блестят. Господа присяжные-тараканы, вердикт всем понятен без слов. Нет, я не могла сказать, что влюбилась, для этого мы слишком мало знакомы, но в том, что Аристов мне очень-очень понравился, я могла признаться без всякого стеснения даже самой себе. Мои размышления прервал телефонный звонок, по всей видимости, Олег решил, что раз я могу писать на около-приличные темы, то и говорить смогу. Я не дала Лёве Би-2 ни полшанса начать петь про безвоздушную тревогу и взяла трубку с первых же пары аккордов.

– Тебе кто-нибудь говорил, что нельзя играть в такие игры со взрослыми мужчинами? – я прямо-таки услышала ухмылку на его губах, а от лёгкой хрипотцы в голосе имела все шансы потечь прямо здесь и сейчас.

– М-м, да, слышала что-то такое, – мурлыкнула я в трубку. – Сразу после наставлений не уезжать с незнакомцами из бара, не глушить с ними джин до четырёх утра, не ложиться спать в одну постель и не угрожать их бывшим физической расправой, – он смеётся, всё с той же чарующей хрипотцой в голосе, а я вполне могу пресловуто сравнить себя с эскимо, засунутым в микроволновку. – Но знаешь, если бы я следовала всем наставлениям, которые мне давали в жизни, я бы уже давно повесилась от тоски. Жизнь та-ак скучна без риска.

– Хороший и умный человек давал тебе наставления, – отвечает мне Олег. – Зря не слушаешь. Вдруг, я бы оказался маньяком и изнасиловал тебя?

– Я больше года одна, – хмыкнула я. – Кто кого – это ещё очень большой вопрос.

Мы снова смеёмся. У него смех тёплый, такой особенный и приятный слуху, что даже через динамик телефона хочется смеяться вместе с ним или шутить бесконечно, лишь бы слушать эту мелодию и дальше. Я понимала, что нужно включить мозг и проанализировать всё происходящее рационально, без слюней, которые я пускаю на него, но малолетним наивным идиоткам вроде меня, так или иначе положено терять голову от таких мужиков как Аристов. Поэтому гнобить себя за мягкотелость я буду потом, когда всё в очередной раз пойдёт через задницу, а сейчас мне так хотелось чувствовать себя хоть немножечко особенной для него, хоть на полноготка влюбиться, потому что с чувством этим у меня всегда были проблемы.

– В пятницу в семь у меня есть окно, – переводит тему мужчина и я навостряю ушки. – Могу записать вас, посмотрим, что можно сделать.

– Да, давай так, – согласилась я. – Спасибо, – я отняла трубку от уха и посмотрела на высветившийся контакт по второй линии. – Давай я тебе чуть позже перезвоню? Вторая линия.

– Хорошо, – ответил мне Олег и положил трубку. К разговору с этим абонентом я хотела бы подготовиться, но некогда – объясняться, почему не беру трубку, мне отчаянно не хотелось.

– Слушаю, – коротко отозвалась я и с силой вжала ногти в ладонь, чтобы обрести самоконтроль. Разговаривать с отцом мне не хотелось, но в отличии от матери, сознательный игнор мог мне вполне ощутимо аукнуться проблемами куда глобальнее, чем ошмётки любимых тряпочек.

– Здравствуй, Ксения, – раздался в трубке холодный и низкий голос. – Догадываешься, почему звоню?

– Матушка накляузнячила? – высказала догадку я и в трубке раздался смешок.

– В точку, – отозвался отец. – Честно говоря, до ваших внутренних конфликтов мне дела нет, но её бесконечные звонки мне уже надоели. Так что я хочу знать, что ты будешь делать.

– Пап, а можно честно? – вздохнула я. Усмехаюсь на отцовское "можно" и продолжаю. – Мне её звонки тоже уже надоели. Валить я планирую. Подробности плана тебя, подозреваю, не интересуют, но после Нового года я буду начинать искать квартиру. Как только съеду – обязательно тебя уведомлю, чтобы ты тоже мог бросить её номер в чёрный список.

– Ты же понимаешь, что её это не остановит? – хмыкнул папа.

– Лучше, чем кто-либо, – кисло отозвалась я. – Но единственное, что я могу сделать, это довести её до попытки самоубийства и сдать в дурку.

– Это временное решение, и ты сама это понимаешь, – абсолютно спокойно отозвался отец, ему и впрямь было всё равно на мои дурные мысли. До сих пор не могу привыкнуть к его системе ценностей – для него просто не существовала категорий "плохо-хорошо", его интересовала только эффективность предлагаемого метода решения проблемы. Для него сдать родную мать в психбольницу – это не плохо, просто неэффективно. Даже немного завидую настолько холодному рассудку, я так не умею. – Другое дело, если она сама от тебя откажется.

– И я, кажется, даже знаю, как это сделать, – я посмотрела на свою усмешку в зеркале и поняла, что она до боли похожа на ту холодную ухмылку, которая появляется на лице отца примерно по тому же графику, что и происходят солнечные затмения. Как бы мне ни хотелось это отрицать, я была дочерью своего отца куда больше, чем матери, даже при том, что особого участия в моём воспитании он никогда не принимал. Вот уж точно, гены пальцем не раздавишь.

– Делай, раз знаешь, – поощрил меня на гадости папеньки. – У меня есть к тебе и… – я вскинула бровь, когда отец запнулся – обычно он хорошо знал, что хочет сказать и на полу-мысли не сбивался. – И ещё одному человеку разговор. Выкрои время в пятницу.

– К пяти могу подъехать, если ненадолго, – прикинула я. – Либо после восьми.

– Нет, в пять нормально. Скину место позже. До встречи.

– Пока, – недоуменно попрощалась я.

Пофиг ему было на звонок матери – поняла я. Это был только предлог для звонка, хотя такому человеку, как мой отец, казалось, предлоги не особо-то и нужны. Поражаюсь, почему он матушку нахрен не послал ещё лет пять назад? Я бы на его месте послала не раздумывая. Может, не настолько он и холоден, как мне думается, видимо, кое-как, но мать своего ребёнка он всё же уважает.

На мой взгляд, этот разговор состоялся только в качестве какой-то проверки на сообразительность или адекватность вариативно. В последний раз мы разговаривали с ним больше полугода назад, да и то, разговор тот был настолько неприятным, что какой-то особой тяги самостоятельно выйти с отцом на связь я не испытывала. Думаю, он это прекрасно понимал, потому и не обозначил мне ни тему разговора, ни кем является тот самый "ещё один человек", тем самым подсекая меня на крючок любопытства – как и всякий ледяной мудак, людьми он манипулировал просто потрясающе. В отличии от матери, от него в равной степени можно было услышать и какую-нибудь гадость, способную ощутимо попортить мне жизнь, как это было после окончания мною института, так и что-то хорошее, типа как он оплатил мне университет и водительские права.

В любом случае, что бы он мне ни сказал, на мою жизнь это почти наверняка повлияет очень ощутимо. Так уж сложилось: слово матери в моей жизни весит чуть меньше, чем нихрена, а вот слово отца – чуть больше, чем дохуя. Па-ра-докс.

***

– Гадость какая, – скривилась я, глянув на подружку через зеркало. – Не вздумай.

– Тебе ничего не нравится, – возмутилась Леська в ответ.

– Ну почему же, мне вполне понравится, если ты снимешь все эти тряпки и в примерочной мы останемся вдвоём, – по обычаю мурлыкнула я. – Не ломайся, детка, тебе понравится.

– Пупсик, ты опоздала, я уже замужем, – горестно вздохнула девушка и стянула с себя блузку цвета детской неожиданности. – Обещаю, ты будешь первая, чей язык коснётся моего бутона, как только я разведусь.

– Ловлю на слове, – подмигнула я и выглянула из примерочной. Подоспевшая консультантка с ещё пятью вешалками посмотрела на меня как на смесь дерьма с перегноем и вещи отдавала максимально брезгливо, чтобы не дай бог не коснуться меня-извращенки, а то вдруг это можно подхватить от прикосновения. – Ты бы видела лицо консультантки.

– Это она от зависти, – флегматично фыркнула Леська, забирая шмотки из моих рук. – Ей-то твоё лицо оседлать точно не грозит.

Мы расхохотались на всю примерочную. За это я и обожала Олесю – хроническое отсутствие комплексов, совести и чувства стыда, зато отменное чувство юмора и абсолютно никаких рамок в нём, в общем, ничего противоречащего мне. Правда, если меня чаще тянуло в пошлости и лесбийский юмор, то она больше любила похохмить на тему смертей, гробов и самоубийств. Если Олег послушает нас минут тридцать, то наверняка обеим выставит по диагнозу и выдаст по талончику к психиатру.

– А вот это ничего, – хмыкнула я, когда подруга обрядилась в нежно-розовое платье с белыми кружевами. – Мой ты поросёночек.

– Пошла нахуй, – гыкнула Леся и снова расхохоталась. – Сама знаешь, я в жизни бы в эту срань не влезла, если бы не свекрища.

С Лесей в разные времена мы срали в один горшок в детском саду, вместе совали эбонитовую палочку в эбонитовый стакан на уроках физики, вместе горестно вздыхали перед директором, когда нас поймали на курении в школьном туалете, вместе совали руки коровам в жопы на парах ветеринарии в колледже, вместе дули шмаль в первый раз, вместе честными красными глазами с узкими зрачками врали её матери, что никакой травы у нас в помине нет, на одной и той же вписке лишались девственности, вместе клеили скинхедов, вместе обмывали дипломы и вместе выдавали её замуж. Короче, к своим двадцати четырём мы с ней дошли рука об руку и расставаться точно не собирались.

Розовые рюши и правда были отнюдь не в характере моей чуть полноватой подруги, ей по душе были драные штаны, декольтированные чёрные майки, клетчатые рубашки и кеды с белым носком. Но страшный зверь свекровь свёл в могилу уже не одну сотню браков, и Леся была готова даже на временную смену имиджа, лишь бы её брак не пал жертвой того же самого зверя. Если бы её попросили описать её отношение к мужу, она бы не стала распыляться в поэмах, только фыркнула бы и сказала короткое "моё", и в этом слове и правда была вся ёмкая суть её отношения к спутнику жизни. Муж отвечал ей ровно тем же самым, поэтому никакая свекровь их отношения бы не разрушила, даже если бы они оба оделись по последнему слову панковской моды. Да и свекровь у Леськи была чудесная, на самом деле, поэтому они оба снимали с себя всё железо и надевали на себя прикрывающие тату вещи, не из боязни скандала, а чтобы не огорчать милейшую женщину.

– Нормально, короче, – отмахнулась подруга и стянула с себя бордовое платье-водолазку длиной чуть ниже колена. На место вернулись чёрные штаны, похожие на мои рабочие, тканевый ремень с жёлтыми надписями, огромная зелёная толстовка со сплошным карманом на животе, на ноги вернулись тяжёлые берцы, а мелированные волосы снова собрались в хвост на затылке, открывая татуированную шею и кучу серёжек в ушах. – Пошли пожрём, а?

– Не, не успеем, – покачала головой я. – Мне к пяти на месте уже надо быть, – я показательно подняла левую руку, показывая смарт-часы, послушно вспыхнувшие и показавшие на циферблате 16:18. – Либо домой поедешь на автобусе.

– Я до Мишки прогуляюсь, как раз он освободится, – кивнула подруга и почапала к кассам.

Я в последний раз взглянула на себя в зеркало, оценивая, насколько хорошо выгляжу, но придраться было абсолютно не к чему – я выглядела просто идеально. Шикарно сидящий на мне красный брючный костюм безо всякой блузки, дополнила чёрным длинным пальто, волосы собрала в высокий хвост, на губах алая помада, на глазах стрелки, а на ногах ботинки на невысоком каблуке. В качестве небольшой издёвки над некоторыми психологами, на шее чёрный кожаный чокер, а на запястьях одинаковые стальные браслеты. Короче, и для разговора с отцом, и для посещения психолога я выглядела одинаково эффектно и нельзя было этого не признать.

– Да красотка, красотка, – закатила глаза Леська. – Пошли уже.

Попрощавшись с дорогой подружкой, я выхожу из торгового центра с пакетом из магазина нижнего белья. Конечно, те комплекты, которые я могла себе позволить, уступали испорченным в качестве, но заодно и в цене, а красивое бельё нужно было позарез, особенно, в свете намечающегося прогресса в личной жизни. Поэтому гардероб пополнился классическим чёрным кружевным комплектом с поясом для чулков и безумным винным переплетением верёвочек, невольно ассоциирующихся с шибари. Выбор костюма, кстати, был обусловлен тем же обстоятельством – у меня не было "официальных" вещей, под которые можно было бы надеть спортивный топ и это осталось бы незамеченным, а пиджак не подразумевал под собой наличия бюстика. Ну и да, ещё один способ щёлкнуть мать по носу, раз уж она похекала почти всё моё бельё.

Оставив с носом какой-то понтовый Лексус, я воткнула свой Марк ровно напротив входа в ресторан и заглушила мотор. Часы на приборке подсказали, что прибыла я вовремя, у меня как раз оставалось ещё восемь минут, чтобы сдать пальто в гардероб и сделать заказ. Ненавижу опаздывать и заставлять себя ждать. Вышла из машины, захлопнула дверь, поставила машину на сигналку и гордо поднятым средним пальцем ответила на комментарии водителя Лексуса, вставшего через две машины от меня. И чего нервничать? Припарковался же.

– Добрый вечер, – любезно улыбается мне девочка-хостес. – Как вас зовут?

– Мелхиева Ксения, – представилась я, вежливо улыбнувшись в ответ. – Меня ждут.

– Да, вы правы, – кивает она. – Пожалуйста, раздевайтесь и я вас провожу.

Отдаю пальто гардеробщице и иду вслед за девушкой в форменной одежде, напоминающей школьную форму. Я не первый раз в этом ресторане, это любимый ресторан отца, чаще всего мы встречаемся именно здесь. Меня провожают в отдельный кабинет, куда официанты не смеют входить, если не нажать внутри комнаты на кнопку вызова, да и в этом случае предварительно постучатся. Принципиально не сажусь в этих комнатах на диваны – даже прикидывать не хочу, скольких эскортниц драли прямо здесь, не доходя до туалета. В одном из кресел, где я устраиваю свои девяносто, конечно, шанс тоже есть, и будь моя воля, я бы вообще осталась стоять, но увы.

Крупный мужчина с заметной проседью в чёрных волосах не отреагировал на моё появление абсолютно никак – как рассматривал снующих на улице людишек с высоты второго этажа, так и рассматривал, даже густой бровью не повёл. Самый настоящий дагестанец, какими их представляет обыватель, только вместо национального костюма – дорогущий костюм-двойка, вместо кинжала на поясе – трость в правой руке, а вместо гнедого тонконогого жеребца между ног – комфортабельная тачка, ценой превосходящая мою примерно раз в десять. Пятнадцать лет назад он был классическим новым русским, а сейчас обрусел, получил образование, практически избавился от акцента и научился смотреть на людей как на грязь под ногами, а не на врагов.

– Латте с ложкой сахара и тирамису, – улыбнулась я официанту и поудобнее устроилась в кресле напротив отца.

– Твоя любовь к сахару сведёт тебя в могилу, – скучающе заявил Самад.

– Пока что на этом поприще больше всех преуспела мать, – я забросила ногу на ногу и откинулась в кресле, невзначай бросая взгляд в ту же сторону, куда смотрел отец. Смотрел он, что странно, на того самого владельца Лексуса. Парень лет двадцати пяти стоял ко входу спиной и курил, но объективного ответа на вопрос, почему отец им заинтересовался, я не нашла. – Ты её знаешь, она и в сахарной коме меня достанет.

– Твоя правда, – согласился мужчина. – Скажи, пожалуйста, ты замуж собираешься? Ты знаешь, я не имею привычки лезть в твою жизнь, твоя мать с этим прекрасно справляется за двоих, но это бы решило многие твои проблемы, в том числе и вопрос переезда.

– Я уже говорила, что хочу замуж за человека, а не за квартиру, – теперь уже мой тон стал скучающим. – А достойного найти, да такого, которого я под каблук не загоню… Сам понимаешь.

– Я мог бы представить тебя в нужных кругах, – тонко намекнул отец и наконец посмотрел на меня. Я вскинула брови – подобное я слышала от него впервые, обычно он не афишировал наличие у него внебрачных детей, поскольку сам давно и прочно состоял в браке, и даже имел от него дочь, бывшую старше меня на пару лет.

– В лесу сдохло что-то большое и вонючее? – насмешливо изогнула бровь я. – Допустим, я соглашусь. Кого я там подцеплю? Старика, который из-за пуза собственный стояк видел лет двадцать назад или его инфантильного сынка, который убеждён, что НДФЛ – это венерическая болезнь?

– Ты отвратительно грубая и пошлая, – поморщился мой визави.

– Я предпочитаю термин "прямолинейная", – я пожала плечами. – Формулировка не меняет истинности высказывания.

– Почему ты не обращаешься ко мне за помощью с переездом? – вдруг полюбопытствовал отец. Да что с ним такое? Какой-то небывалый интерес к моим делам.

– Потому что ты её не предлагаешь, – я посмотрела в точно такие же чёрные как мои глаза. – Хотел бы помочь – давно помог, а раз не делаешь этого, значит и просить бессмысленно. Ты в моей жизни что-то вроде булгаковского Воланда. Сам всё предложишь и сам всё дашь.

Отец расхохотался, запрокинув голову, а я обернулась на распахнувшуюся безо всякого стука дверь. А вот и ответ на вопрос, почему отец заинтересовался водителем Лексуса – именно он стоял в дверях. Высокий, хорошо сложенный, под дорогим костюмом даже наверняка спортивный, с заметными следами кавказской крови – такой же чернявый и смуглый, как отец, а меня от этой дружной компании отличала только доставшаяся мне от матери довольно бледная кожа. У меня даже мелькнула мысль о нашем родстве, мужчина был неуловимо чем-то похож и на отца, и на меня.

– Добрый вечер, – не стал обозначать наше заочное знакомство мужчина. Следом за ним шмыгнул официант, которому я одобрительно кивнула, завидев парнишку за спиной нашего гостя, выставил передо мной десерт в красивой пиале и кофе в белоснежной чашке, и поспешил скрыться.

– Добрый, – вежливо отозвалась я и безмятежно улыбнулась, как будто пятнадцать минут назад не указывала ему дорогу в дали дальние одним пальцем, а он не уточнял, у кого именно я насосала на права.

– Вадим, познакомься, Ксения, – я издевательски протянула руку ладонью вниз по балетному изогнув пальчики. – Между собой вы единокровные брат и сестра.

– Ого, – не сдержалась я. – Даже так.

– Неожиданно, – также хмыкнул Вадим, но коротко прижаться губами к руке всё же не обломился, после чего уселся по правую руку от меня в кресло. – И что стало мотивацией для такого неожиданного знакомства?

– Ну, во-первых, я не так давно овдовел, – я вдруг обратила внимание, что отец полностью одет в чёрное. Траур. – Скрывать ваше существование больше нет никакого смысла. Во-вторых, моя официальная дочь недавно окончательно убедила меня в полном отсутствии у неё мозгов. В-третьих, по прогнозам врачей, жить мне осталось не более двух лет.

– Тебе кто-нибудь говорил, что с такими новостями надо предупреждать приезжать не за рулём? – спустя паузу выдохнула я. – Если нет, то ты на будущее просто имей ввиду, ладно?

– Соглашусь, я бы тоже выпить не отказался, – потёр лицо Вадим и тяжело вздохнул. – Хорошие новости есть?

– Есть, – милостиво кивнул Самад. – В связи со всем сказанным, я планирую старшей дочери оставить в наследство некоторое количество средств и некоторую недвижимость, на доход от сдачи в аренду которой она сможет жить до конца дней. А вот вам двоим я хочу оставить всё остальное и, в первую очередь, бизнес. В отличии от идиотки-Марины, вы не пустите моё наследство по ветру.

– Абза-ац, – расхохоталась я и откинулась на кресле. – Это поэтому ты меня в ментовку работать не пустил?

– И меня, – поддакнул Вадим.

– Именно, – подтвердил отец. – И по этой же причине я настоял, чтобы Вадим отучился на экономическом, а Ксюша на юрфаке.

– Несостоявшийся оперуполномоченный-кинолог, – кисло представилась я и протянула своему новоявленному брату руку для пожатия.

– ОБЭП, – коротко представился Вадим в ответ и несильно сжал мою кисть. – А ничего, что у нас обоих уже есть свои дела?

– ИП Мелхиева – частный кинолог, – издевательски усмехается папа. – И ООО "Руссиб" с уставным капиталом десять тысяч, и в котором все сотрудники оформлены как самозанятые. Это даже не смешно. Я предлагаю вам совсем другие масштабы.

– Допустим, – согласилась я. – А если я тупо не хочу? Ну не вижу я себя акулой бизнеса. Мне собачье дерьмо больше по душе.

– Ты думаешь, у тебя есть выбор? – насмешливо глянул на меня отец. Ну конечно. О каком выборе может идти речь? Мы оба знаем, что у него достаточно длинные руки и грязная совесть для того, чтобы я боялась за своих близких, и речь здесь даже не о маме, а о друзьях. Увы, папенька имеет достаточно денег и влияния, чтобы испортить мне весьма внушительный объём крови.

– Понятно, – вздохнула я и отвернулась к окну. – Утоли любопытство: что такого отмочила Марина, раз ты практически вычёркиваешь её из завещания?

– Я был согласен оставить бизнес ей только при условии того, что она замужем, – пояснил отец, а я закусила губу, пытаясь понять, какова вероятность того, что это какая-то другая Марина разводится с мужем. Верится слабо. В совпадения я не верю. – Но она имела глупость изменить мужу с его братом. Олег такого, конечно, не простил, и я прекрасно его в этом понимаю. Мог бы конечно продавить остаться в семье, но не стал. Мужская солидарность.

– А ты матери этого Олега как психолога не советовал? – поинтересовалась я.

– Я не упоминал, что он психолог, – вскинул брови мужчина.

– Я знаю, – усмешка расплылась по моим губам.

Вот в чём интерес до моей личной жизни, вот кому он хотел меня представить. Зять ему, кажется, был ни то искренне симпатичен, ни то безумно выгоден, короче, Самад очень бы хотел оставить его в семье, почему бы и не путём отношений со мной. Когда мать позвонила отцу жаловаться на меня, она не могла не упомянуть, что меня тянет на мужиков постарше. В голове престарелого сводника сложился план: дать контакт Олега в надежде, что я клюну на симпатичного психолога и что тот клюнет на меня в попытке найти утешение в другой бабе. Мнение моей истеричной матери его, без сомнения, не особо волнует, он сам не видит в такой разнице проблемы, раз позволил Марине выйти за Олега. Случайностью в этой истории было только одно – наше знакомство в баре.

– А в совке за такое давали срок, – оскалилась я.

– А в наше время это называется устраивать судьбу детей, – отрицательно мотнул головой отец.

– Я совершенно перестал понимать, о чём вы говорите, – капитулировал Вадим. – Сдаюсь.

– Это не так важно в данный момент, – хмыкнул Самад. – Ключевая мысль в том, что ещё до Нового года вы оба выйдете в "Монолит" моими замами. До этого времени рекомендую тебе закончить свои тренировки, – он посмотрел на меня, а после перевёл взгляд на Вадима. – А тебе либо ликвидировать фирму, либо найти генерального на зарплату.

– Это всё? – вскинул брови новообретённый брат. – У меня ещё есть дела.

– У меня, к слову, тоже, – взглянув на часы, отозвалась я.

– Я дам распоряжение переслать вам документацию по профилям, – кивнул отец и показательно отвернулся к окну. – Ксюш, останься на два слова, – Вадим кивнул мне на прощание, пожал отцу руку и вышел, снова оставляя нас вдвоём. – Я не знаю, что между тобой и Олегом, но крайне заинтересован в том, чтобы снова породниться. Будь умнее и благоразумнее сестры.

– Намекаешь залететь от него и родить? – я невольно усмехнулась. – Не знаю, какой до того интерес у тебя, но я и сама заинтересована в нём. Обещать ничего не буду, но что зависит от меня – сделаю.

– Я в тебе не сомневался, – кивнул мой визави, всё также не глядя на меня. – До встречи.

– До встречи.

Я спускаюсь с крыльца с зажатой между губ сигаретой, на ходу пытаясь отыскать в чёрном клатче зажигалку, но та как назло завалилась куда-то. Перед моими глазами чужие руки подносят трепещущий на ветру огонёк к кончику моей сигареты, и я втягиваю воздух через фильтр, перетягивая пламя на бумажный кончик. Перехватив двумя пальцами, поднимаю глаза и усмехаюсь этому Прометею с чертами лица, очень похожими на мои. Он также криво усмехается мне, и мы молча курим, не зная, что сказать друг другу.

– Что делать будем? – к середине своей сигареты спрашиваю я.

– Ну, враждовать смысла не вижу, – хмыкнул братец. – Предлагаю искать общий язык. Случись что, я предпочту с тобой дружить против отца, чем воевать против вас обоих.

– Резонно, – согласилась я. – Стоит встретиться как-нибудь, пообщаться на двоих.

– Пожалуй, – Вадим кивнул и достал из кармана свой телефон. – Диктуй номер.

Обменявшись заветными цифрами, мы прощаемся и рассаживаемся по машинам. Отчаянно хотелось побиться головой о руль, но легче мне всё равно не станет, а шишку набью. Сопротивляться отцовскому решению было всё равно, что проклинать судьбу за джекпот. Мне буквально выдался шанс выбиться в люди, зарабатывать если не космические, то просто весьма приличные деньги, съехать от матери, сменить машину… Только в комплекте шёл мой мутный папаша, внезапно обнаружившийся старший брат, сумасшедшая ответственность и очень сложная работа. Справлюсь? Конечно. Пару десятков раз захочу сдохнуть в процессе? Само собой.

Начать следовало с поиска контакта с братом – мне он показался неплохим человеком, вполне вероятно, что и сообщник в этой авантюре из него выйдет недурственный. И аккуратно окучивать Олега. Если отец был готов оставить бизнес фактически ему, то мне такой помощник уж точно пригодится. Ну прямо-таки все дороги ведут в Рим, а моя кривая тропка лежит в центр психологической помощи "Вектор". Щас лопну от счастья.

Глава третья, о дурацких заявлениях, истериках, афродизиаках и настоящей дружбе.

"Когда жизнь подкидывает дерьма больше, чем ты успеваешь съедать, бери подругу, белое полусладкое и пачку сигарет, садись на кухне и принимайся жаловаться на жизнь. И фисташковое мороженое прихвати. Потому что фисташковое мороженое – это вкусно."

Как бы мне ни хотелось взвыть, закутаться в одеяло и проспать примерно сутки, день даже и не думал заканчиваться. Впереди предстояло ещё забрать мать с работы, доехать до клиники, поговорить с Олегом, потом пообщаться с матерью, выставить какой-никакой нейтралитет, чтобы дожить до следующего года, а завтра ещё предстоит поставить своих клиентов в известность о скоропостижном окончании моей только-только начавшейся карьеры кинолога. И да, придётся зарыться в бесконечные кодексы и правовые нормы, чтобы вспомнить забытое и обновить то, что изменилось с момента окончания мною университета.

– Что с тобой? – безо всякого интереса в голосе интересуется мать, минут через пять после того, как устроилась слева от меня. Я не ответила, только демонстративно крутанула колёсико магнитолы, добавляя громкости играющему фоном радио.

Благо, в центре города в это время уже полно свободных парковок и мне удалось вместиться на парковке прямо перед нужным бизнес-центром. Тачка моргнула фарами, коротко пискнула и на брелке закрылся замочек, подтверждая мне, что сигнализация работает. На парковке, через две машины от моей, стояла та самая Инфинити, на пассажирском сидении которой я имела честь прокатиться буквально пару дней назад и невольно чуть улыбнулась, вспомнив тёплый смех её владельца. Не знаю, какой у отца до Олега интерес, а мой почти весь целиком сугубо девичий.

Клиника психологии и психотерапии "Вектор" находилась на первом этаже и могла похвастать отдельным входом. Тёплые бежевые и коричневые тона, улыбчивая вежливая девушка на ресепшне и кофейный автомат, буквально всё здесь одним своим видом говорило, что тут поймут, подотрут сопли и помогут. Под строгим материнским взглядом я дополнила договор с клиникой своими паспортными данными и согласием на обработку персональных данных, поставила автограф внизу и зацепилась глазом за вторую сторону в договоре. После всех "ООО" и перечислений, был указан и директор – Аристов Олег Владимирович. Стало чуть понятнее – вероятно, интересует Олег отца не как психолог, а как бизнесмен и владелец собственного бизнеса. Как только получу доступ к документации и архиву в фирме отца, обязательно поковыряюсь на предмет связи. Уверена, отыщу.

Сунув мелкую купюру в автомат, тыкнула на кнопку "ванильный латте", чуть поморщилась от грохота вендингового кофейного автомата. Девушка-администратор сообщила мне в спину, что мы с матушкой можем проходить, мол, Олег Владимирович нас ждёт, но на требовательный рывок за пиджак я не реагирую, дожидаясь свой кофе.

– Ксюша! – зашипели мне спину, стоило мне наклониться за своим картонным стаканчиком и выпрямиться с невозмутимым видом.

– Что? – я вскинула брови и сделала крупный глоток.

Мне не ответили, только молча и зло зашагали по направлению к нужному нам кабинету. Табличка на двери никакой новой информации нам не поведала, поэтому заострять на ней внимание я не стала. Кабинет был уютный, в тех же тонах, что и холл, явно рассчитанный не только на одиночные приёмы, но и на коллективные – стояли пара кресел, небольшой диванчик с маленькими подушками, пара столиков с пачками бумажных салфеток, окно было зашторено, а верхние лампы вместе с парой-тройкой светильников на стенах создавали тёплое и мягкое освещение. Ничего общего, короче, с больничными кабинетами, только телика на стене не хватает для впечатления обыкновенной гостиной.

Олег стоял у окна с таким же стаканчиком кофе, какой был в моих руках, и обернулся, когда матушка открыла дверь. Видимо, одним из принципов его жизни было оставаться сногсшибательным в любой ситуации, и на работе в том числе. Чёрный костюм-тройка, белая сорочка, пиджак висит на спинке отдельно стоящего кожаного кресла, а он в этом своём жилете и рубашке с расстёгнутой пуговкой на вороте был чертовски хорош, я аж невольно представила себя опирающейся предплечьями на подоконник, в то время как кисть его руки продавливает мою поясницу, вынуждая меня прогнуться ещё сильнее. Кажется, кому-то срочно нужен секс. Вон, уже на малознакомых мужиков заглядываюсь. Лёгкая улыбка при взгляде на меня мне точно не почудилась, но создавала впечатление обыкновенной вежливости, а мою ответную улыбку мама видеть не могла. Её вообще, кажется, взяла лёгкая оторопь, наверное, она не ожидала, что психолог окажется молодым и откровенно симпатичным, по возрасту ненамного младше неё.

– Здравствуйте, – взяла себя в руки маман.

– Добрый вечер, – кивнул Олег в ответ. – Присаживайтесь. Кому из вас нужна помощь?

– Моей дочери, конечно, – с лёгкими возмущёнными нотками отозвалась она, как будто мысль психолога о том, что помощь нужна ей, была для неё оскорбительной.

– Хорошо, – он присел в то самое кресло с пиджаком, оставив нам выбор куда присесть на собственное усмотрение. Я устроилась на диванчике, ставя стаканчик с кофе на столик с салфетками, забросила ногу на ногу и откинулась на спинку, уставившись на психолога самым заинтересованным взглядом, надеясь, что причины моего интереса не столь очевидны.

– Ксюша, сядь нормально, – сквозь зубы процедила родительница, опускаясь в кресло по правую руку от меня.

– Ксения может сидеть так, как ей удобно, – мягко возразил маме Олег. – Вы, кстати, тоже. Меня зовут Олег Владимирович, а вас?

– Зоя Дмитриевна, – уже чуть более сдержанно ответила мать. Мне было забавно наблюдать за ней, пусть и несколько неловко перед Олегом, так что я предпочла молчать и потягивать свой кофе. – Мы пришли с проблемами в поведении Ксюши.

– В чём заключается проблема? – вскинул брови мужчина.

– Перечит мне, может не прийти ночевать домой, запирается в своей комнате, мол, личное пространство, – жалуется мама, а я прячу усмешку за волосами – силюсь не припоминать ей, что мне уже давно не пятнадцать, а жалобы у неё примерно на таком уровне. – Постоянно связывается с мужчинами сильно старше неё. Позавчера вот устроила скандал и ушла из дома на всю ночь, не брала трубки и игнорировала мои сообщения.

– Из-за чего скандал? – серьёзно уточнил Олег, но клянусь, у него в глазах плясали самые настоящие смешинки. – Или без повода?

– Из-за того, что я вошла в её комнату в её отсутствие, – я вскинула бровь и посмотрела на маму с деланным удивлением.

– Ты имеешь ввиду: "сняла с петель дверь, влезла в мой ноутбук, прочла мои переписки в мессенджерах, порылась в моих вещах и докопалась до меня из-за вибратора, вейпа и переписки с мужчиной"? – уточнила я с заметной издёвкой в голосе.

– Ксюша, мужчина, старше тебя на десять лет тебе не подходит! – менторским тоном заявила мне мать.

– А можно я в свои двадцать четыре буду сама решать?

– Нельзя, – отрезала она, а меня всё же пробило на истерический смех. – Ничего смешного!

– Я вас понял, – кивнул Олег. Я позавидовала его выдержке – даже мне уже смешно с происходящего. – Думаю, дальнейшая беседа с Ксенией будет иметь больший эффект, если пройдёт наедине.

– Я хочу знать, о чём вы будете говорить, – возразила мама.

– Ксения не будет откровенна со мной, как со специалистом, если вы будете здесь, и я не смогу помочь вам в решении проблем с дочерью, – терпеливо пояснил мужчина. – В конце сеанса я приглашу вас, и мы втроём обсудим дальнейшие действия, договорились?

– Ладно, – с заметным неудовольствием ответила она, поднялась и покинула кабинет.

Я шумно выдохнула, прикрыла глаза и потёрла виски. Нет, я ожидала что-то подобное, в конце концов, зная мать, могло быть и хуже, но это не уменьшает ощущения испанского стыда, когда херню говорит или исполняет другой человек, а стыдно тебе. Мне бы уже давно пора смириться с этим чувством, но каждый раз был как первый. Плюс в этом был только один: во всех учебных учреждениях руководящий состав знал, что моя мать и адекватность – это две параллельные прямые, и все проблемы старались решить со мной, лишь бы не вызывать её на ковёр. Благодаря тому же самому, ответственность за себя и сознательность я приобрела куда раньше сверстников, поэтому за косяки отвечала и отрабатывала, а с учителями и преподавателями всегда без труда находила общий язык – авторитета взрослых в моей голове никогда не было, зато было понимание, что с любым человеком можно договориться словами через рот.

– Ты в порядке? – раздался голос Олега, и я открыла глаза, обнаруживая его уже не в кресле, а сидящим напротив меня на корточках. Серые глаза всматривались в моё лицо, подмечая даже мелкие признаки моей мимики, на которые обычный человек даже и внимания не обратит. – У тебя глаз дёргается, ты в курсе?

– Умеешь ты в комплименты, – расхохоталась я, но смех был каким-то надрывным, отнюдь не весёлым, хриплым и похожим на воронье карканье.

Хватка у него жёсткая, не даёт вырваться, губы мягкие-мягкие, без единой трещинки или шелушинки, а его поцелуи не оставляют ни надежды на вдох, ни веры на выдох, ни воли на выбор ответить или нет. Я сама не замечаю, как обвиваю его шею руками и поднимаюсь в порыве быть ближе, теснее, как его руки подтверждают эту одну на двоих необходимость и прижимают меня к нему за талию. В его руках так хорошо, так спокойно и надёжно, что я удивлюсь сама себе – неужели, я умею чувствовать вот так ярко, без оглядки и здравого смысла? Оказывается, умею.

– Зачем? – шёпотом спрашиваю я, стоит мне отдышаться, уперевшись лбом в его плечо.

– У тебя начиналась истерика, – любезно пояснил мне Олег. – Это лучше, чем пощёчины.

– Мудак ты, Аристов, – фыркнула я. – Лучше бы соврал, что не сдержался, потому что я сегодня просто огонь.

– Девочка моя, у тебя в институте по логике что было? – усмехается он мне в волосы и коротко целует в висок. – Повод и причина – это разные вещи, – его рука ведёт вдоль моего позвоночника, заставив меня прогнуться в спине ему навстречу. – В данном случае, твоя истерика – это повод, а факт того, что я ждал нашей встречи – это причина. А ещё есть такая вещь, как провоцирующие факторы, – его пальцы проходятся по моей открытой шее, запуская по моему телу дрожь и мурашки, и подцепляют чокер под подбородком, натягивая и заставляя меня вытянуть шею, подняв голову ему навстречу. – Например, этот твой хвост, который хочется намотать на руку, или с виду невинный чокер, как две капли похожий на ошейник, или эти твои браслеты, похожие на наручники. На что ты рассчитывала? – он разворачивает меня спиной к себе, но не выпускает из кольца своих рук. – Что я замечу, но молча прожую? – я только открыла рот, чтобы ответить, но он расстегнул последнюю пуговку на моём пиджаке и горячая ладонь скользнула по обнажённой коже на рёбрах и мне пришлось с силой закусить губу, чтобы не застонать вслух. – Только попробуй сейчас ткнуть в мой профессионализм. Ты пришла решать свои проблемы, моя помощь тебе требуется только в том, чтобы прикрыть твои манипуляции, а никак не обсуждать твоё детство и травмы. Даже если бы ты и хотела о них поговорить, я бы не взялся.

– Почему? – жалобно всхлипнула я, вызвав его усмешку.

– Потому что вместо твоих проблем буду думать о том, что твои красные губы куда лучше смотрелись бы вокруг моего члена, – он большим пальцем провёл по моим матовым губам, ожидаемо, не обнаруживая отпечатка на подушечке. – Интересно, как долго она будет стираться?

Одной рукой он накрывает мои губы, буквально, затыкая мне рот, а второй накрывает мою грудь, сжимая давно возбуждённый сосок, перекатывает его между пальцев, чуть оттягивает и заставляет меня снова всхлипнуть, правда, на этот раз задушено. Никогда бы не подумала, что могу позволить так вести себя мужчине, которого вижу второй раз в жизни, но сопротивляться не хотелось, хотя я и была уверена, что стоит мне попытаться вывернуться из его рук – он отпустит меня, подаст зеркало и даже не намекнёт на наше маленькое сумасшествие.

– Ещё пара-тройка минут и твоя мать не выдержит тишины в кабинете, – прошептал он, чуть прикусил кожу на моей шее и пробежался рукой по внутренней стороне моего бедра, поднялся выше и легко погладил кожу на животе, ровно над кромкой пояса брюк. – Хочешь рискнуть?

Это не мужчина, это чёртов афродизиак. Будь я в здравом уме, не клубись в моей голове туман цвета его глаз, я бы в жизни не согласилась, но жар внизу моего живота требовал выхода, требовал освободить его и дать пробежать по всем нервным окончаниям волной первобытного удовольствия. Между его вопросом и моим судорожным кивком проходит едва ли двадцать секунд – ужасно расточительная трата времени. Ему требуется куда меньше времени, чтобы предсказуемо обнаружить кончиками пальцев, что я чертовски влажная между ног, и мягко коснуться небольшого бугорка, вызвав фейерверк ощущений во всём моём теле.

– Тише, девочка, – чуть улыбнулся он, когда я дёрнулась в его руках слишком сильно. – Как неудачно ты решила сегодня надеть узкие брюки.

Я была бы рада съязвить, что в следующий раз непременно приду в расклёшенной юбке, но его рука всё ещё закрывала мне рот, а вторая доводила меня до исступления, отчего по телу пробегала дрожь, а речевой аппарат отказывал, даже не удерживай он меня. Да я и сама уже пожалела об этих чёртовых брюках, в этот конкретный момент я бы и душу продала, чтобы почувствовать его упирающийся мне в поясницу стояк внутри себя. Может дело именно в том, что он хочет меня также, как я его, может просто в его потрясающей харизме вкупе с умением одними только словами заставить коленки подкашиваться, или просто в нём самом, а может и в том, что за стенкой сидит прямая угроза нашего разоблачения и даже не подозревает, что послушной быть я всё-таки умею. Честно говоря, на причины мне было откровенно наплевать, особенно в тот момент, когда внизу моего живота порвалась тонкая оболочка капсулы моего удовольствия и разлилась по всему туловищу, вытягивая меня в мелко дрожащую струну, хватающую воздух ртом и сжимающую обеими руками мужское предплечье, удерживающее меня поперёк плеч.

– Порядок? – дав мне паузу, чтобы отдышаться, в полголоса спрашивает Олег.

– Я бы назвала это словом "кайф" или "поехали к тебе", но "порядок", в целом, тоже ничего, – мурлыкнула я, разворачиваясь в его руках. – Спасибо, – шепчу ему в губы я, а он нахально усмехается, коротко целует меня и отстраняется.

– Обращайся, – подмигнул мужчина, а я тихонько захихикала.

– Ты поаккуратнее, я же обращусь, – предупредила я, подходя к зеркалу проверить макияж. Карандаш с нижнего века предсказуемо предпринял попытку мигрировать и сделать из меня панду, но был безжалостно убран бумажной салфеткой из коробки, каких по кабинету стояло ещё пару штук. – Проклянёшь ещё тот день, когда дал мне этот горшочек в руки и сказал: "Вари, сколько хочешь".

Олег усмехается, но ответить не успевает: стоит мне усесться обратно на диванчик, закинуть ногу на ногу и смочить горло остатками кофе из своего стаканчика, как его прогноз сбывается, и матушка бесцеремонно распахивает дверь безо всякого стука. Скакнувшее было вверх настроение снова поползло вниз – её лицо напомнило мне, что за стенами кабинета меня снова ждут проблемы, бесконечное отстаивание личных границ, отцовские дела, брат, от которого неизвестно чего ждать, и очень, очень много работы. Чтоб тебя. Возвращаться в реальность после маленького жаркого безумия между мной и моим психологом, было вдвойне обиднее, чем даже после хорошей пьянки.

– Мы ещё не закончили, – холодно одёрнул мать Олег, мазнув глазами по моему скисшему лицу и метнув в неё острый взгляд.

– Но… – попыталась возразить мама, на что мужчине было категорически плевать.

– Без "но", – отрезал он. – Вы обратились ко мне за помощью, значит, не мешайте мне работать с вашей дочерью. Выйдите, я позову.

Если бы мы были в мультике, то в глазах мамы при взгляде на мою довольную моську засверкали бы молнии, а в моём на Олега зрачки сложились бы в сердечки. В качестве подтверждения своему недовольству, мать захлопывает дверь громче, чем нужно, а Олег потирает лицо ладонью и снова смотрит на меня.

– Как я уже сказал, если ты и правда хочешь поработать с психологом, то я не возьмусь, но могу посоветовать хорошего, – куда более тёплым тоном сказал мужчина. – Если нет, то у меня для тебя может быть только две рекомендации. Первая – валить как можно быстрее и как можно дальше, твоя нервная система уже на пределе, ещё немного и потребуется помощь терапевта, а не просто психолога. Вторая вытекает из первой, но только как временная, подчёркиваю, временная мера. Берёшь подружку, берёшь достаточное количество алкоголя и сигарет, нажираешься, рассказываешь ей всё, что накопилось, и рыдаешь, не сдерживаясь, потому что это тебе заметно нужно. Сейчас я сместил фокус твоих эмоций на возбуждение и тебе стало легче, но это ненадолго. И ещё раз, чтобы ты ничего себе не придумала, пока едешь домой, – он понизил голос, как будто целенаправленно фиксируя моё внимание на этой детали. – У одного и того же действия может быть несколько мотивов и причин. Иными словами, всё, что только что между нами было, было обоюдно желаемым и мы оба получили от этого удовольствие.

– Но… – попыталась я усомниться в этом тезисе, но он поднял руку, жестом затыкая меня.

– У вас это семейное что ли? – тяжело вздохнул Олег. – Без "но". Я сказал, ты меня услышала. Закрыли тему. Дальше. Как я понял, ты хочешь, чтобы твоя мать думала, что я здесь учу тебя уважению и почтению к ней, чтобы за пару месяцев отложить себе на жильё и после Нового года свалить? – я кивнула. – Услуга за услугу.

– О, любопытно, – вскинула брови я. – Какие мои профессиональные навыки тебя интересуют?

– Не те, о которых ты подумала, маленькая извращенка, – усмехнулся он. – Мне нужно, чтобы ты сопровождала меня в качестве моей спутницы на нескольких мероприятиях.

– Я? – я вскинула брови и хмыкнула. – Эскортница подошла бы на эту роль лучше.

– Возможно, – пожал плечами мужчина. – Но хочу я тебя.

– Почему? – прежде чем он успел съязвить или сказать что-нибудь в духе "не твоё дело", я напомнила: – Ты о моих причинах знаешь. Будет честно, если я буду знать о твоих.

– Причин много, но основная из них в том, что ты мне симпатична, – я практически почувствовала, как его пальцы погладили моё самолюбие, в то время, как он сам по сути уворачивался от вопроса. – У нас нет времени обсуждать причинно-следственные связи. Да или нет?

– Чёрт с тобой, идёт, – кивнула я, понимая, что времени и впрямь не так много.

– Договорились, – с самоуверенной до чёртиков улыбкой кивнул Олег и мы пожали руки, скрепляя нашу устную сделку. – А теперь сделай грустное и расстроенное лицо, как будто я разъяснил тебе, что ты кругом неправа в отношениях с матерью, и позови её.

С самым скорбным лицом Аристов сообщил маме, что случай сложный, но его опыт и квалификация позволяют попробовать ему нам помочь. В целом, мол, достаточно будет сеанса раз в неделю, а там в зависимости от динамики. Попытался осторожно намекнуть, что и самой маме хорошо бы пройти курс терапии, но лицо её помрачнело настолько, что продолжать было бы просто неразумно и давить психолог не стал. Короче, развешал лапшу покрасивше, я аж заслушалась. Мамин же внешний вид целиком и полностью говорил о том, что она наконец нашла на меня управу и очень этим довольна.

– Спасибо вам, Олег Владимирович, – довольно улыбается мама, не замечая, как издевательски я скалюсь за её спиной. – Мне точно нельзя присутствовать при следующих сеансах?

– Это ни к чему, – тонко улыбнулся психолог. – Подозреваю, у вас полно своих дел. Если Ксения не явится на сеанс, я обязательно вам позвоню. Также вы всегда можете проверить её присутствие звонком администратору. Не переживайте, Зоя Дмитриевна, Ксения в надёжных руках.

О том, какой эффект на женщин имеют его внешность и харизма, Олег явно знает не понаслышке. Матушка аж приосанилась и разулыбалась. Знала бы ты, маменька, что он со мной тут делал, не скалилась бы так. Знала бы ты, что с ним хочу сделать я, на веки вечные приковала бы меня за шею к батарее. Как всё же хорошо, что мама пребывает в блаженном неведении и по моей недовольной мордашке даже не догадывается, что если господин психолог и будет учить меня быть послушной, то отнюдь не ей. И у него в этом воспитательном процессе есть все шансы на успех.

– У тебя совесть есть? – упрекает меня мать, стоит мне сделать пару шагов от входа и сунуть между губ сигарету.

– Ты хотела, чтобы я сюда пришла – я пришла, – отозвалась я, прикуривая от зажигалки. – Ты хотела, чтобы я пообщалась с психологом – я пообщалась. Ты хотела, чтобы я согласилась дальше ходить – я согласилась. Хочешь видеть мою довольную рожу – всё, пиздец, золотая рыбка издохла.

– Ты ужасно грубая и хамоватая особа, – нахохлилась мама. – Надеюсь, Олег Владимирович объяснит тебе, что с мамой так разговаривать нельзя.

– Где-то я это уже сегодня слышала, – пробормотала я и с брелка завела машину, затягиваясь поглубже.

Если что Олег Владимирович мне и объяснил сегодня, так это факт глубинной необходимости простого бабского потрындеть под винишко. Рекомендация была мне по душе, а завтрашний выходной превращал её практически в инструкцию. Леська и так предлагала напиться сегодня, а тут прям все звёзды сошлись. Удачно, что он вовремя поймал мою истерику и предотвратил – я бы не пережила позорно разрыдаться на глазах мужика, на которого я пускаю слюни и не только. Методы мне тоже были глубоко симпатичны. Хах, надеюсь, я единственная его клиентка, которую он успокаивал таким нестандартным способом.

– О чём вы говорили? – спрашивает мама, стоит нам усесться в едва прогревшейся машине. Да чтоб тебя, а можно на сегодня отвалить от меня, нет?! Многовато на сегодня событий и эмоциональных потрясений. К Леське. Без вариантов. В компании с ней рыдать не стыдно.

– Он убеждал меня, что срок за двойное убийство – это не метод решения конфликта с родителями, – раздражённо огрызнулась я. – Мам, отцепись, тайна исповеди.

– Да где ты этого набралась?! – вспылила она, не удержав эту свою показную невозмутимость. – Кто тебя научил матери хамить?!

– Жизнь с тобой, – зло отозвалась я, с психом дёрнув рычаг переключения передач на заднюю. – Твои попытки запихнуть меня к мозгоправу не повлияют на то, что я требую вернуть мне личные границы на прежний уровень.

– Вот ещё, – хмыкнула мама. – Получишь, когда перестанешь мне дерзить.

Я психанула, вот честно, просто психанула. Молча вырулила на самую скоростную и длинную улицу нашего города и вдавила тапку в пол, переключая передачи в соответствии с показаниями тахометра, играя на дороге в шашки, что с учётом пошедшего снега и тёмного времени суток было вдвойне опасно. Мама не отводила встревоженных глаз от спидометра и стоило стрелке перескочить отметку "110", посмотрела на меня и обнаружила злую улыбку.

– Ксюша, не гони! – попыталась одёрнуть меня, но не посмела даже за руку тронуть. – Ксюш, ты что делаешь?!

– Если мне отказано даже в праве переодеваться с закрытой дверью, то и жить не стоит, – злорадно заявила я, смутно подозревая, что моя истерика просто нашла другой выход. – Ты знаешь, а я ведь так и не переобулась на зимнюю резину. А ещё, ходят слухи, у Марка особое притяжение к столбам. Щас ка-ак намотаемся на какой-нибудь, ты и я, вместе. Зато даже моё самоубийство произойдёт под твоим контролем. Ну классно же!

– Ксюш, Ксюшенька, что ты такое говоришь, – не на шутку перепугалась мама, понимая, что я неадекватна. Тем временем мы уже доехали до развилки, и я затянула ручник, выворачивая руль и уходя в занос, возвращаясь на эту же улицу, только теперь в обратном направлении. – Ксюша-а!

– Что, мам? – издевательски широко улыбаясь, переспросила я. – Что такое? Тебя что-то не устраивает? Прикинь, меня тоже!

– Ладно-ладно-ладно! – заверещала родительница. – Будет тебе дверь! И замок!

– Точно?! – гаркнула я. – Обещай, я тебе не верю!

– Да! Обещаю!

Поднимаю ногу с педали, позволяю автомобилю терять скорость и чуть подтормаживаю педалью тормоза, что, конечно, не есть хорошо для движка, но нестись на скорости больше ста, ночью и по мокрой дороге – это ещё вреднее. До дома доезжаем тихо-мирно, молча и на предписанной правилами скорости, без лишних нервов – их на сегодня достаточно. У мамы трясутся руки – это я замечаю краем глаза, когда она тянется к козырьку, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Мои пальцы добела сжимают руль, но с виду я абсолютно невозмутима.

– Ты такая же сумасшедшая, как твой отец, – тихо обронила мама, уже когда мы приехали к дому, и я заглушила мотор.

– Главное, что не такая, как ты, – отрезала я. – Я лучше расшибусь, чем полезу в трусы к своей взрослой дочери.

– Я просто волнуюсь за тебя, – почти что прошептала она. – Понимаешь?

– Не понимаю, – я мотнула головой. – И не хочу понимать. Это не волнение, мам, это желание всё контролировать. Я взрослый человек, работаю сама на себя, абсолютно не завишу от тебя материально – ты не имеешь никакого права исполнять фокус с дверью.

– Если бы я знала, что я там найду, я бы влезла ещё раньше, – зло прищурилась мама.

– Да, мама, я курю, пью пиво и трахаюсь с мужчинами старше меня на десять лет, – я страдальчески закатила глаза. – А ещё не верю в бога и потеряла девственность в шестнадцать. И ты не поверишь, но в двадцать первом веке – это абсолютно нормально для взрослой девицы двадцати четырёх лет. Я хотя бы не родила в пятнадцать.

Это была пощёчина и я это прекрасно знала. Она очень рано родила меня, чего ужасно стеснялась – её осудили буквально всей деревней. Отец был и оставался женат на другой женщине, но всё же забрал маму в город и обеспечивал нас обеих до тех пор, пока меня не сдали в детский сад и мама не устроилась на работу, да и после ощутимо помогал. Квартира, в которой мы живём, принадлежит ему, даже коммуналка оплачивается без нашего участия, а до тех пор, пока я не закончила университет, раз в месяц приходил бандитского вида мужик и молча вручал конверт с хорошей суммой денег, типа алименты, даже университет и права мне оплатил. В общем, злиться на отца мне было не за что, впрочем, как и любить. А вот на матушку поводов хватало.

– Как ты можешь..? – её серые глаза наполнились слезами, но стыдно мне не становилось – слишком уж часто она мной таким образом манипулировала.

– Ну ты же можешь, – передразнила я. – Можешь выносить мне мозги, можешь приходить в мой универ и требовать отчёт в деканате, можешь решать за меня, с кем мне спать, можешь превращать мою жизнь в скрытный ад. Почему ты думаешь, что я в ответ не могу сплясать на твоих любимых мозолях?

Мама не отвечает – громко всхлипывает и выскакивает из машины, бодро семенит к подъезду и как будто даже не обращает внимания, иду я за ней или нет. А я не иду. Я развалилась на своём водительском и закурила, приоткрыв окно. Отец прав: что бы я ни сказала, что бы ни сделала – это всё будет только временной мерой. Даже сегодняшней встряски вряд ли хватит надолго. Надо переезжать. Срочно.

Выпустив дым в потолок, я наслаждалась тишиной и отчаянно сопротивлялась лезущим в голову мыслям. Думать не хотелось. Хотелось скурить одну за одной всю пачку и уснуть прямо в машине, чтобы ночью замёрзнуть к хренам собачьим, желательно, насмерть. Один день внезапно принёс столько проблем и новостей, что нервная система с ними просто не справлялась, а адреналиновый всплеск, который я обеспечила сама себе, вдруг начал выплёскиваться из меня слезами, которые я не довезла до Леськи, но эта ведьма всё равно что-то почувствовала – телефон разорвал тишину ремиксом на заставку Порнхаба, осветил темноту салона вспышками, а на заставке высветилось "Любимая" и её фотка. Мы молчим друг другу в трубку секунд десять, прежде чем моя догадливая подруга негромко позвала:

– Ксюх, малыш.

Всё, пиздец. Если до этого слёзы по щекам катились тихо, и я даже слышала, как они разбиваются, когда попадают на экран смартфона, то теперь я зашлась в натуральных рыданиях, даже не пытаясь что-то говорить или объяснять, просто знала, что уж кому-кому, а Олесе точно не нужно ничего растолковывать. В трубке была слышна только какая-то возня, но я прекрасно знала, что она всё слышит и от моих слёз ей хреново точно также, как и мне от её.

– Это пиздец, Лесь, – прошептала я, когда основной порыв прошёл. – Я не вывезу.

– Раз не вывезешь ты, то мы вывезем тебя, – отозвалась Олеся в трубку, и я поняла, что возня в трубке – это ни что иное, как поставленный на громкую связь звонок и сборы. – Ты дома?

– На парковке около подъезда, в машине сижу, – шмыгнула я.

– Десять минут, котёнок, мы уже выезжаем, – отчиталась мне подруга.

Не проходит даже этого времени – я специально считала секунды, складывая их в минуты, чтобы успокоиться, как на парковке появляется Мазда Мишки. Ещё семнадцать секунд, и я уже стою, вцепившись пальцами в куртку самой лучшей женщины на этом свете, размазывая сопли и подводку по её плечу, не забывая громко жалобно сопеть, чтобы не задохнуться.

– Всю красоту размазала, зараза, – посетовала Леська, бумажным платком стирая чёрную влагу с моих щёк. Мне, как это часто бывает после слёз, стало внезапно очень смешно и я расхохоталась. – Чё ты гогочешь, падла, у меня чуть сердце не остановилось!

– Корвалолу похлебай, – сквозь смех посоветовала я и подруга заржала вместе со мной.

– Пиздить вас обеих некому, а мне некогда, – возвёл очи горе Миша и закурил. – Я думал, умер кто-то, раз одна соплями в трубку захлёбывается, а вторая отвлекает меня от игры с таким еблом, как-будто первая ртути наглоталась и умирает. Бабы, ну ёб вашу мать.

– А хочется? – расхохоталась я. – Тебе ключи от квартиры дать или ты как обычно дверь вынесешь?

– Да-да, шутки про ОМОН, очень смешно, – парень закатил глаза. – Значит так, вы своим баб-советом в нашу машину, я в твою. Поехали, не май месяц.

– Может, я лучше сама? – я вытерла сопли бумажным платком и высморкалась в него же.

– На лысой резине, в снегопад, на механике и будучи неадекватной? – скептически скривился Мишка. – Нет, спасибо, мне жена живой нужна, а ваш ебучий баб-совет сейчас только в дюпель бухими разлепить получится. Лесь, за руль нашей, я в Ксюхин "Мрак". Поехали.

– Он просто подштанники забыл надеть, бубенцы боится заморозить, – поделилась со мной Леся, когда муж отошёл на несколько шагов, и мы снова расхохотались.

Если в этой жизни я в чём-то и была уверена, так это в друзьях. Позвони мне в подобном состоянии подруга, и уже через полчаса я буду рядом с ней, даже если сама нахожусь где-нибудь в Молдавии. В этот конкретный момент не было ничего надёжнее и правильнее, чем Леська, ведущая машину одной рукой и второй сжимающая мою руку, будь у каждой из нас хоть по триста мужиков на нос. Вся Вселенная разом может идти нахрен, потому что две лучшие подруги с винищем и ведёрком мороженого – это непобедимая похуистичная система, которой ни почём хоть все четыре всадника Апокалипсиса разом.

Глава четвёртая, о демонах, подчинении, меркантильности и гордости.

"Иногда гордость дороже и слаще любого, даже самого вкусного, Красного бархата. Отказываться, впрочем, тоже не стоит, так что лучше всего сначала съесть вкусняшку, а потом раздать всем желающим неиллюзорных, потому что хороший Красный бархат – это вкусно."

– Да, Вадим, – вздохнула я в трубку, потерев глаза ладонью.

– Я даже не знаю, оскорбиться мне или посмеяться с твоей запаренности, – со смешком отозвались в динамике, и я соизволила посмотреть на имя контакта, не забывая чертыхнуться. – Кажется, всё же оскорбиться.

– Нет-нет, я… – я вздохнула, откидываясь на своём кресле. – Вадим – это мой брат по отцу. Мы работаем вместе, за последние два часа он позвонил мне восемнадцать раз. Прости.

– Ничего, – утешил меня Олег. – Завал?

– Капитальный, – тоскливо оглядела я кучи бумаг на своём столе. – Мысль о поджоге навещает меня всё чаще. Что скажешь, как мой психолог?

– Что тебе нужен свежий воздух, – бескомпромиссно заявил мужчина. – Ты вообще в курсе, что сегодня пятница и время уже половина седьмого?

– И что? – хмыкнула я. – Работы у меня меньше от этого не стало.

– А то, моя девочка, что все нормальные люди уже заканчивают работать в это время, как минимум, – с заметной насмешкой отозвался Олег. – А как максимум, ты говорила, что пока что работаешь на удалёнке из дома. Легенда перед твоей матерью уже не востребована?

– Твою ж… – поморщилась я от его правоты.

– Так через сколько тебя ждать? – перешёл к делу мужчина.

– А с каких пор я "твоя девочка"? – пошла в атаку я, начиная закипать от его самоуверенности.

– С тех самых, когда ты согласилась сопровождать меня на разного рода мероприятия, – насмешка так и сквозила в его голосе. Чёрт бы меня побрал, когда я соглашалась на его условия. – Например, на сегодняшней вечеринке по случаю дня рождения моего друга.

– С этого и надо было начинать, – кисло отозвалась я. – Дресс-код?

– Клубный, – я буквально зашипела в ответ проклятия, но разобрать их было бы проблематично даже мне самой. – Прости, я не говорю на парселтанге. Чем ты недовольна?

– Как я тебе в клубном внешнем виде из дома выйду? – в полголоса возмутилась я, надеясь, что вездесущая маман не стоит под дверьми и не прислушивается к моим разговорам. – К какому психологу на приём?

– Девочка моя, давай договоримся на будущее: у нас есть договорённость и соблюдение её условий – ответственность каждой стороны в своей сфере, – холодно отрезал этот невозможный мужчина. Но голос его тут же потеплел, как будто он одёрнул себя, что говорит не со своим подчинённым: – Но в моём доме есть пара гостевых комнат, одну из которых я вполне могу предоставить тебе на растерзание для сборов. Если поторопишься, к одиннадцати мы уже должны быть на месте.

– Сорок минут, – вздохнула я, обозначая время своего прибытия. – Скинь мне адрес.

Я невежливо бросаю трубку и поднимаюсь со стула. Настроя тусить не было никакого – у меня было слишком много работы. К вступлению в должность в начале декабря мне нужно было перелопатить сумасшедшее количество информации, чтобы не плавать в делах компании, поэтому за компьютером и бумагами я проводила всё своё свободное время. Даже тренировки с клиентами пришлось отменить – обосновала резко изменившимися жизненными обстоятельствами, благо, мои клиенты в основном были понимающими и особых истерик никто не колотил, кто-то даже высказал сожаление по поводу моего ухода с рынка собачьих услуг. Увы, поделать с этим я ничего не могла – объём оказался просто сумасшедшим, куда больше, чем я могла предположить даже в самых безумных своих теориях.

И чего Олег так взъелся? Вроде бы, ничего плохого не успела ему сделать, всю неделю общались на позитивной ноте, звонки, переписки, ну да, без встреч, но не так, чтобы начать так резко со мной говорить. Есть ощущение, что что-то произошло за моей спиной, из-за чего он если не злится на меня, то как минимум недоволен. Может быть узнал о косвенной родственной связи между мной и Мариной? Я ему так и не сказала, решила, что это не телефонный разговор, но, видимо, надо было всё-таки сказать. В любом случае надо будет переговорить на эту тему, а то, по закону подлости, вскроется в самый неподходящий момент.

В раздумьях забрасываю в рабочий рюкзак ноутбук и планшет, на дно убираю замшевые ботфорты на высоком устойчивом каблуке и короткое платье, снова не подразумевающее наличие какого-либо белья, только разве что чулок, пачка которых отправляется туда же. Фен, утюжок, косметичка, умывалки, аксессуары – я даже и не подозревала, что для полноценных сборов мне нужен целый рюкзак всяческого шмотья. Заодно забросила и симпатичную шёлковую пижамку, прикупленную в прошлую субботу в качестве антидепрессанта, не забыв скрестить пальцы на удачу, чтобы она мне пригодилась.

С трудом застегнув молнию рюкзака, влезла в свободные голубые джинсы, заправила в них простую белую футболку, убрала волосы в пучок на затылке и накинула на плечи чёрное короткое пальто на меху, которое хорошо подойдёт и к вечернему образу, да обулась в зимние кроссовки. С синяками под красными глазами, бледная и явно уставшая – красавица, ничего не скажешь, но лучше уж так, чем искать нелепые и неправдоподобные отмазки на вопросы матери. И она лишний раз не подумает, что меня заинтересовал мой психолог, тоже плюс.

– Ты куда? – лёгкая на помине, мать появляется в прихожей, сложив руки на груди.

– К психологу, – коротко ответила я. – Потом к Леське.

– Опять эта твоя Леська, – поморщилась женщина.

– Не начинай, – я отмахнулась и открыла входную дверь. Слушать её желания не было, так что я ушла молча, даже не вслушиваясь в её бубнёж, заглушая его стуком своих пяток о ступеньки.

К моему удивлению, в обозначенный срок я успеваю, хотя искренне сомневалась, что сумею по пятничным пробкам уложиться в то время, которое сдуру обозначила без учёта вечно стоящего моста на другой берег города. Но нет, от звонка проходит сорок две минуты, прежде чем я подъезжаю на своём "Мраке" к воротам коттеджа, столб которых подпирает плечом курящий хозяин с непроницаемым лицом. Придуманная было по дороге версия о том, что он просто вымотался за день и мои капризы заставили его сорваться, только что рассыпались в труху – уж больно недовольным он выглядел.

Припарковав свою машину справа от его Инфинити, краем глаза отметила, что ворота закрываются сами собой, заглушила мотор и вышла из машины, с брелка ставя ту на сигнализацию. Олег уходить не спешил – перехватил сигарету рукой в кожаной перчатке, не вынимая вторую из кармана, смотрел на меня своими колючими серыми глазами, каким-то абсолютно нечитаемым взглядом, как будто размышлял о моей персоне, подкидывая Фемиде на взвешивание аргументов то в одну, то в другую пользу.

– Хочу договориться на пороге, пока ты не представил меня кому бы то ни было, – я подхожу к нему на неприлично близкое расстояние, на какое к себе никогда не подпустила бы в жизни никого постороннего. Он, подозреваю, тоже, но меня всё же подпустил. Хороший знак. – Не надо срываться на мне. Я догадываюсь, чем ты недоволен, и я хотела поговорить об этом при встрече, а не по телефону. И в любом случае, что бы ни происходило, я хочу сначала сесть и поговорить, и только потом начинать язвить и смотреть на другого как на идиота. Если тебя такое не устраивает – можешь прямо сейчас звонить моей матери и говорить, что я послала тебя самым дальним маршрутом из возможных прямо на приёме, и больше я в твоей жизни не появлюсь.

– Что, так просто откажешься от своих планов? – он вскидывает бровь, как будто разочаровывается во мне, но меня таким не возьмёшь, не когда я всю жизнь прожила со своей матерью-манипуляторшей.

– Да как два байта переслать, – глумливо оскаливаюсь я. – Ты же не считаешь себя единственным моим вариантом решения этой проблемы?

Я зацепила его, и я это вижу. Вариант. Не единственный психолог, не единственный мужчина и уж тем более не единственный вариант. Он поторопился, поставил на свою нужность мне и проиграл, мы оба это понимаем. Не нужно быть психологом, чтобы это понять. Гордо вздёргиваю подбородок и чуть усмехаюсь, и это уже моя ставка, мой выкрик "всё на зеро!", сыграет или нет?

– Гордость превыше всего, понятно, – я растягиваю усмешку чуть шире. – Приятно было познакомиться. Ворота открой.

Шаг назад, разворот, попытка уйти. В ушах катящийся по кругу шарик. Дзынь! Меня перехватывают за локоть, возвращают, не дают покинуть игральный стол. Короткий взгляд глаза в глаза, губы накрывают мои, сумасшедший, бешеный поцелуй, на который я отвечаю. Ставка сыграла, Ксения в выигрыше. Почему бы не ответить. Льну к нему, подчиняясь его руке, скользнувшей под расстёгнутым пальто, обвиваю его шею руками, подтверждаю, между нами будет, но не так, как ты думаешь. Я не игрушка, я не позволю отыгрываться на себе за прегрешения своей родственницы, я сойду с ума от тебя, но только если ты точно также потеряешь от меня голову.

– Невозможная, упрямая девчонка, – цедит он сквозь зубы. – Я имею право злиться, и ты сама это знаешь.

– Конечно, имеешь, – согласилась я. – Но говори о своей злости на меня со мной, а не со своими демонами.

Ещё один поцелуй. Крышесносный, безумный, страстный, со вкусом мороза и дорогого табака. Я за такие поцелуи душу продам. Никогда ему в этом не признаюсь. Он и сам поймёт. Его душа точно также уйдёт с молотка.

– Я думал, что познал все ипостаси женского коварства, – усмехается он мне в волосы, стоит нам отдышаться. – Кажется, всё, что я знал – жуткая глупость.

– Не существует никакого женского коварства, – фыркнула я. – Байки литераторов девятнадцатого века. Ты видел обычную человеческую ложь и притворство. Она и мужчинам свойственна.

– Я не имел права говорить с тобой в таком тоне, – признал он.

– Я должна была сказать тебе об этой родственной связи раньше, – признаю я в ответ, сравнивая счёт. – Сама узнала за пару часов до приёма, а потом решила, что это не телефонный разговор. Прости. Я должна была тебя предупредить.

– Ты знаешь, что твой отец ставит на нас с тобой как на пару? – выдохнул Олег.

– Догадывалась, – угукнула я. – Я пойму, если ты больше не захочешь иметь ничего общего с этой семейкой.

– То есть, ты всерьёз рассматриваешь вариант развернуться и уехать от…сюда? – осёкся он, явно имея ввиду что-то вроде "от меня".

– Что? – смешливо фыркнула я, поднимая голову и заглядывая ему в глаза снизу-вверх. – Конечно, нет. Я готова в потенциале отказаться от этой шизоидной семейки. Не буду давать обещаний, но, если вдруг у нас и правда сложится, я готова отказаться от них ради собственной семьи. Чёрт… – я осеклась, вдруг осознав, что по перебору серьёзно звучат мои слова. – В смысле, я не планирую, но если получится…

– Я буду рад, если получится, – Олег прервал мои сбивчивые оправдания. – Со всем остальным разберёмся. Согласна?

– Более чем, – кивнула я и получила поцелуй в самый кончик носа. – Идём в дом? Я замёрзла.

Олег не отвечает, только перехватывает мой рюкзак с плеча, берёт меня за руку, хмыкает на мои перчатки без верхней фаланги пальцев и ведёт меня за собой в дом. Наоми даже не выходит нас встречать – видимо, видит десятый сон после вечерней прогулки где-нибудь на втором этаже. Моё пальто в его руках перекочёвывает на вешалку, а кроссовки стыдливо задвигаются мною в дальний угол – им, вообще-то, давно пора в категорию "добежать до магазина", но они такие удобные, особенно за рулём, что мне отчаянно не хочется их туда отправлять.

– Это же твоя спальня? – выгибаю бровь я, обернувшись на Олега, вальяжно подперевшего плечом косяк.

– И? Тебе места мало? – он окинул взглядом комнату и снова перевёл взгляд на меня. Интересно, у него есть медалька мастера самых прозрачных намёков? С удовольствием подарю, если нет.

– Как скажешь, – легко пожала плечами я. Очевидно, для себя он уже всё решил, раз именно эту комнату "отдал на растерзание под мои сборы", а не гостевую, как планировал ранее. – Я в душ.

Будь я наивной, я бы непременно загрузилась бы какой-нибудь чушью в духе "этот туалетный столик, это место на постели, да даже этот душ раньше принадлежали другой бабе, фу!", но наивной я не была. Это просто вещи, не больше и не меньше. В случае острой необходимости я и в чужую одежду могу влезть, так что такие мелочи меня уж точно не волнуют – я только усмехаюсь на заметно опустевшие полки в душе, на которых раньше явно стояли всяческие уходовые приблуды бывшей. А теперь моя сумочка с миниатюрами ухода постоит, и этот мир из-за этого совершенно точно не рухнет.

Замотав волосы в полотенце, я влезаю в свою футболку и с пакостливой улыбочкой выхожу из душа, не потрудившись втиснуться обратно в джинсы. Олега в комнате не было, поэтому туалетный столик я оккупирую без всяческого зазрения и принимаюсь за макияж. Плотный тон, тёмно-бордовые губы, едва заметные стрелки, пышные ресницы – короче, классическая такая клубная тёлочка.

Олег возвращается в тот момент, когда время на часах плавно подступает к половине десятого, а я докручиваю последний локон. Он уже готов и ожидаемо чертовски хорош – гладко выбрит, волосы зачёсаны назад и только одна тоненькая прядь падает на лоб, вызывая желание зарыться в его волосы пальцами и заправить её назад, одет в чёрный костюм с белой рубашкой, не застёгнутую на пуговицу под горлом. Я даже про себя похвалила свой выбор в пользу чёрного платья – вместе мы хорошо будем смотреться.

Он молчит, только наблюдает за мной, и я решаю продолжить свои сборы. Вынимаю из рюкзака свой ансамбль на этот вечер, ногтем подцепляю ценник на упаковке чулок, силюсь не ухмыляться на мужской заинтересованный взгляд на меня, но и смущаться не тороплюсь – любая попытка поиграть в скромницу смажет впечатление, это мини-представление лучше довести до конца. Чулки я натягиваю красиво, не спеша, прекрасно знаю, что ноги у меня достаточно стройные и длинные, чтобы зрелище получилось достаточно впечатляющим и будоражащим сознание одного конкретного зрителя.

На шею надеваю цепь на манер чокера, на запястья – те самые браслеты, на которые он тогда обратил внимание на приёме, они и впрямь непростые – цепь на шее легко может превратить их в наручники, и судя по потемневшему взгляду, он об этом прекрасно знает. В уши вдеваю серьги-цепи, такие же как цепь на шее, и не знающий человек даже и не заподозрит в этом комплекте что-то непотребное, просто агрессивные украшения. На закуску стягиваю с себя футболку и тянусь за платьем, фигуру скрывают только длинные волосы, да тонкий капрон, но назвать это хоть каким-нибудь подобием прикрытия уж точно нельзя, по сути я обнажена перед ним.

– Тебе совсем не жаль стараний? – низким и хриплым голосом уточняет у меня Олег.

– Каких стараний? – невинно переспрашиваю я в ответ, как будто меня саму эта игра ни капельки не взволновала.

– Ты почти полтора часа собиралась, – хмыкает мужчина, пока я расстёгиваю молнию на платье, стоя спиной к нему. – Красилась, волосы укладывала… А сейчас делаешь всё, чтобы я отменил все планы и остался с тобой дома в постели.

– Ты, конечно, можешь так поступить, но знай, что я жутко обижусь, как только отдышусь, – усмехнулась я в ответ.

– Пятёрка за умение держать лицо, – по моему телу скользнули его руки, заставив меня вздрогнуть, закусить губу и напрочь забыть, зачем я мучаю в руках платье. Кончиками пальцев он очерчивает давно окаменевший сосок, ведёт вдоль моего тела, второй рукой перехватывает меня за горло, не позволяя дёргаться в его руках, и чуть проникает между моих половых губ, наглядно доказывая мне, что моё тело меня выдаёт – женщинам, конечно, проще скрыть возбуждение, но явно не от профессионального психолога, который способен заметить его в тех моих движениях, которым даже я сама не придам никакого значения. – А говоришь, женского коварства не существует. Ты же до последнего будешь в гордость играть, когда у самой в голове все мысли только о том, чтобы опереться руками о стол и попросить взять тебя пожёстче.

Я бы может даже поспорила с ним, если бы не всхлипнула, стоило ему войти в меня двумя пальцами и чуть сильнее сдавить мне горло. Не знаю, так ли очевидна моя тяга к жесткому сексу или у него просто точно такие же предпочтения в постели, но он делал всё именно так, как нужно, не задавая лишних вопросов и не пытаясь нежничать. Мы были едины в мысли, что, если бы мне что-то не понравилось, я бы попыталась вывернуться из его рук как минимум и он не стал бы меня удерживать, но я не пыталась, мне нравилось отдавать себя в его власть, подчиняться его рукам, внимать низкому голосу и быть уверенной, что он точно знает, как лучше.

– Обопрись руками о стол и прогнись в спине, – тихий хриплый приказ, которому я не сопротивляюсь, только заглядываю ему в глаза через зеркало, животом невольно касаясь холодной спинки стула. – Хорошая девочка.

Никаких нежностей, никаких соплей, нам обоим это не нужно. Властность и покорность, приказы и подчинение, его железный самоконтроль и мои нелепые попытки держать себя в руках, его уверенные движения и мои судорожные отклики. Он ведёт рукой вдоль моего позвоночника, через зеркало наблюдает за лицом, оглаживает бёдра и ягодицы, как будто изучает моё тело на ощупь, узнаёт границы дозволенного, выискивает слабые места и самые чувствительные точки. Незначительная ласка – бессмысленная трата времени, я выражаю своё недовольство, подавшись назад, толкнувшись своими бёдрами о его, прозрачно намекая, что к чертям мне не сдалась его ласка, хочу его в себе, чтобы он, как он там сказал, ах да, взял меня пожёстче.

– Терпение, милая, – тихо смеётся он, доставая из кармана брюк презерватив. Ох, контрацепция, ну конечно. Я об этом даже и не подумала, опустившись, кажется, на уровень первобытных инстинктов. Даже оправдываться не буду. Брутальный жест – открыть обёртку зубами, чертовски возбуждающий и сексуальный. Он дразнит меня, издевается, проводит головкой вдоль губ, но не входит, как будто ждёт от меня чего-то – приподнимает бровь, стоит нам в зеркале столкнуться глазами, и я понимаю, что это что-то вроде шанса отказаться, остановиться, проявить так называемое "явное несогласие". Да щаз-з, ага.

– Пожалуйста, – шёпотом, закусив губу, чтобы не сорваться на скулёж.

Никаких толчков, он входит в меня аккуратно, не причиняя боли или дискомфорта, удостоверяясь, что мне комфортно. Трогательная забота, пропитанная опытом, он прекрасно знает, что резкость в первый раз с новым партнёром ни к чему. Несколько пробных движений, как раскачка, но стоит ему войти полностью, как я не сдерживаю высокого стона и именно он, видимо, становится сигналом, мол, всё окей, потому что он ускоряется, входит в меня жёстче, будь раздеты мы оба, разгорячённая кожа звонко бы шлёпала друг о друга, но меня даже ещё больше возбуждает картинка в зеркале, как полностью одетый мужчина имеет сзади полностью обнажённую девушку.

У меня редко бывало такое, чтобы было настолько хорошо, настолько правильно, настолько подходяще, а этот случай был как раз из таких. Так, как нужно, с правильной долей властности и заботы, подчинение без унижения, без попыток задеть мою гордость, только констатация факта – я ведущий, ты ведомая, иди за мной, и я покажу тебе небо в алмазах. В его руках вовсе не стыдно стонать, гнуть спину и кусать губы, наоборот, сейчас нет ничего правильнее и важнее, чем откликаться на него, отзываться на его прикосновения, стонать на каждый толчок внутри и впиваться отросшими ногтями в свои же ладошки.

– Иди сюда, – шёпотом позвал он и я поднимаюсь, разворачиваюсь в его руках, а он откинул стул в сторону к чёртовой матери, чтобы подсадить меня на столик и впиться в губы поцелуем, снова превращая нас в единое целое, ухмыляясь, когда я стону в наш поцелуй, прижимаюсь к нему ближе, опутываю ногами талию, руками оплетаю шею. – Моя девочка. Только моя.

– Только твоя, – вторю я его шёпоту, где-то внутри ухмыляясь, насколько его задел мой бряк про "не единственный вариант".

– Никаких других вариантов, – рыкнул он мне на ухо, сильнее сжимая руку на талии, жёстче входя в меня, как будто сама мысль о том, что у меня может быть хоть какой-нибудь другой "вариант", его до безумия бесит.

– Предпочитаю лучшее, – задохнулась я, зарываясь пальцами в его укладку. Губы на шее прикусывают тонкую кожу, в отместку ставлю засос, укус-засос, укус-засос, отметить свою территорию как дикие звери, так, будто на такое собственничество каждый из нас имеет хоть какое-то право. Плевать, что прав никаких нет. Хочу – значит моё, единственное правило и право, потому что все остальные придумали бюрократии ради.

Я задыхаюсь, когда позвоночник буквально прошивает волной удовольствия, а от него, подобно ответвлениям от молнии, удовольствие пробегает по каждому нервному окончанию. Всё тело буквально выворачивает сладкая судорога, я закатываю глаза и откидываю голову, сжимая руки на его шее ещё сильнее, чему он не сопротивляется – замирает в моих руках и только на периферии я отмечаю, что он вздрагивает в моих руках, шумно дыша мне в шею. Особое, сладкое чувство маленькой власти, когда сильный мужчина расслабляется в твоих руках и позволяет себе получить удовольствие, будто признаёт меня достойной увидеть свою маленькую слабость. Какая глупость лезет в голову.

– Не надейся, слов обратно не возьму, – усмехается он мне в шею, проводит напоследок губами и чуть отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза.

– От меня тоже опровержения не дождёшься, – я чмокнула его в губы и спрыгнула со стола. – Пять минут. Вызовешь такси?

Он не трахал меня, а пытался сожрать – это подсказывает мне зеркало в ванной. Шея усыпана следами от зубов как загранпаспорт печатями у заядлого путешественника. Сделать с этим что-то я уже не успею, да и его шея выглядит ничуть не лучше – засос на засосе, так что я забиваю на этот вопрос, только быстро выполняю свой план по гигиене, да выхожу из ванной, уступая ему место. К тому моменту, как он выходит из ванной, я уже застёгиваю платье, полностью поправив макияж и подкрасив губы. Платье не предусматривает под собой белья по одной простой причине – крупные хаотичные вставки из полос сетки, через которые легко палилась любая ткань, сдуру поддетая под наряд. В остальном же платье шикарно сидело на мне и казалось даже почти цивильным, не хвастая вырезом и прикрывая руки на три четверти, придраться можно было разве что к длине, но это вполне компенсировалось ботфортами чуть выше колена.

Зеркало в прихожей подсказало мне, что вместе мы смотримся просто отлично. Высокий и широкоплечий Олег, в дорогом костюме и пальто поверх, от него пахло хорошим парфюмом и бешеной самоуверенностью, а рядом с ним стояла стройная и ухоженная я, которой повезло быть из тех девушек, которые без макияжа и в кроссовках просто симпатичные, а стоит накраситься, уложить волосы и влезть в платье, как становятся настоящими красотками. К чёрту скромность, вызывайте пожарных, потому что мы огонь.

– Далеко нам ехать? – уточнила я, устроившись на заднем сидении в такси.

– В центр, – хмыкнул Олег. – Думаю, минут двадцать-тридцать. Пробки должны были уже разойтись.

– Можно вздремнуть, – улыбнулась я, сунула наушники в уши и прикрыла глаза, запрокинув голову назад. Со сном был в последнее время дефицит, а после секса меня и так всегда тянуло в сон, так что пора вспоминать студенческие привычки, самая полезная из них относится к временам сессии – спать там, где нет возможности что-то выучить и столько, сколько возможно.

– Иди сюда, малыш, – ласково позвал меня голос Олега, после того как он вытащил наушник из моего левого уха, чтобы вставить его в своё. Я подвигаюсь к нему ближе, укладываю голову на его плечо и улыбаюсь, когда он легко чмокает меня в макушку, сплетая наши руки в замок. Я бы непременно потёрлась щекой, если бы не макияж, но он и без того понял, что мне чертовски уютно. – Включи ту группу, которую мы слушали, когда в тот раз в такси ехали.

– "Серебряная свадьба" она называется, – пробубнила я, доставая телефон из кармана пальто, разблокировала тот отпечатком пальца и протянула ему, мол, сделай сам.

– А если я в твои переписки залезу? – он явно удивляется моему жесту. Видимо, Марина свой телефон ему не доверяла.

– Самые лучшие шутки в контакте "Любимая", это Леська, – дала рекомендацию я, прежде чем окончательно отрубиться.

Сквозь сон, кажется, слышала добрый смешок таксиста, мол, вымоталась ваша девочка, на что Олег, вроде бы, негромко усмехнулся, чмокнул меня в макушку и поправил его, мол, не вымоталась, а вымотал. Бенька в наушниках рассказывала про пальто из ваты и красивые ноги, а мне было так уютно, как, наверное, было разве что на тесной кухоньке квартиры Леськи и Миши, обсуждать очередной кинокомикс или сплетничать на троих о старых знакомых. Хотя нет, не так, там было до слёз и икоты смешно, либо до шока интересно, либо до хрипоты слезливо, пожалуй, это было единственное место, где я могла из себя совсем-совсем ничего не строить, потому что в этом не было никакого смысла.

С Олегом было иначе. Тепло до состояния неги, уютно до ощущения дома, жарко до оргазма, нежно до опостылевшего сравнения с эскимо на солнце. Как-будто самым близким было дозволено заглянуть за броню, а он снимал с меня щиты одним взглядом, заглядывая в самую душу этими своими нечитаемыми серыми глазами, трогая струны низким голосом с хрипотцой. Пора было признаться самой себе – я совсем немножечко, буквально на полноготка, в него влюблена. Я бы назвала это состояние пред-влюблённостью, потому что текущее состояние пока ещё можно было задушить на корню или напротив позволить ему прорасти во что-то глобальное, масштабное, что уже не поддастся моему контролю. И я хотела позволить себе влюбиться, разрешить себе потерять от мужчины голову, потому что, ну камон, если Олег не идеальный кандидат на эту роль, то я даже не знаю, кто.