Волчья кровь

Глава 1

Яркая, насыщенная зелень, надежно скрывала водопад от посторонних глаз случайного путника, если б такой вдруг оказался в восточной части Ротаргардских гор. Потоки воды, срываясь с высоты в полторы дюжины саженей, за годы неустанного труда вымыли в камне небольшое озерцо с пологим дном и чистой, как слеза, насквозь прогретой солнцем водой. Водой настолько прозрачной, что можно сосчитать каждую песчинку на дне.

Несмотря на конец лета, который день стояла невозможная жара. Воздух не просто нагрелся – он раскалился добела, как металл в горнах гномов. Солнце палило, не зная жалости, превратив небольшую расселину в скалах, где спряталась полянка с водопадом и озерцом, в горячую печку. Настолько душную, что воздух прилипал к ноздрям, стекая в легкие липкой патокой. Камни напекло до такой степени, что кожа плавилась, прикипая к породе, заставляя Талагию, шедшую к озеру, пританцовывать на булыжниках.

Жизнь в Ротаргардских горах остановилось. Все, у чего были ноги или крылья, попряталось в спасительной тени лесов и пещер. И не спешило высовываться оттуда, как минимум, до заката, когда жестокое светило пряталось за западным горизонтом, погружая скалы в короткую прохладу.

Баронесса лю Ленх сама перемещалась исключительно по ночам, скрываясь днем от пекла там, где придется, но все равно чувствовала себя усталой и измотанной вынужденным переходом через горы.

Легат с надеждой смотрела на небо, воздавая мольбы гномьему Всеотцу, орчьей Матери Ночи, да хоть Темнейшему с Грешными Магистрами, жаждая дождя. Пусть небольшого, хоть на четверть часа, хоть на минутку, дабы подарить передышку от жары, пока все вокруг не превратилось в пепел. Да что там – дождь! Хотя бы ветер! Легкий бриз уже был бы великим даром после стольких дней мертвого штиля, словно весь мир погрузили в бутылку и заткнули пробкой. Ужасное пекло!

Но, или посланница Триумвирата плохо молилась, хотя в неискренности ее обвинить было нельзя, или древние божества не желали отвлекаться от свои дел. Или, может, причина крылась в том, что боги давно уже были мертвы, оставив этот мир на произвол судеб?

Больше всего на свете путешественница ненавидела зиму. Зиму, несущую с собой снег и стужу. Но сейчас она испытывала невероятное наслаждение, стуча зубами от холода, подражая боевым барабанам орков, стоя под самым водопадом, скрестив руки на груди и подставив тело под ледяные струи, смывающие черный от пыли пот с кожи.

– Да… – простонала девушка. – О, да!

Кто бы мог подумать, что вода – простая, обычная вода, с ревом несущаяся вниз с каменного уступа, может доставить такое удовольствие! Удовольствие, не сравнимое ни с чем!

– Драконье дерьмо! Как же хорошо!

Как жаль, что нельзя устроит ночлег прямо здесь – в озере под водопадом. И как же сейчас странница завидовала рыбам, которым вода не помеха для сна. Рыбам, которые постоянно живут под водой, в вечной прохладе.

Талагия уже посинела от холода, но все еще не спешила возвращаться обратно – туда, где верный скакун варился в жаре пекла. Баронесса терпела, словно желая насквозь пропитаться льдом и, сохраняя в себе свежесть хрустально чистого горного водопада, пронести ее с собой как можно дольше, как можно дальше от озерца.

Посланница покинула живительную прохладу лишь когда от мороза начало сводить скулы. Ступая по мягкому, белому песку, легат выбрались из водопада и побрела по пояс в воде, чувствуя, как нагревается озеро с каждым шагом. Чем дальше от скалы – тем теплее, пока, наконец, у самого берега вода превратилась в настоящий кипяток. Если б тут водилась рыба – можно было б сварить уху прямо в водоеме, стоило лишь добавить овощей и соли.

Прыгая по раскаленным камням, посланница особых поручений Триумвирата достигла тени раскидистых дубов, где жеребец безмятежно пощипывал траву, отмахиваясь хвостом от роя насекомых. Лю Ленх, не одеваясь, расстелила попону и уселась, скрестив ноги.

– Напился? – поинтересовалась воительница у коня.

Тот на мгновение отвлекся, пошевелив ушами, лениво фыркнул и продолжил трапезу. Баронесса, стоя под водопадом, сама успела проголодаться. Она извлекла из углубления в земле флягу, укутанную мокрой тряпицей, и глотнула вина, сильно разведенного водой. Затем, потянув за ремень сумку, достала из нее сверток с медовым пряником.

С гораздо большим удовольствием легат угостилась бы мясом, но медовые пряники – единственное, что не протухло в этой проклятой жаре. Они лишь зачерствели, приобретя такую твердость, что эти коврижки принесли б больше пользы при осаде Воронова Гнезда, если б их запускали катапультами. Чтобы осаждающие цитадель гоблины себе зубы переломали в тщетных попытках разгрызть снедь.

– Когда же это кончится! – проворчала лю Ленх, имея в виду жару.

С большим трудом девушка откусила кусочек, радуясь встрече с оборотнем, даровавшей ей нечеловеческие зубы, и захрустела сухарем, запивая из фляги, вытирая губы тыльной стороной ладони.

На сладкое тут же слетелись шершни. Огромные, злые, полосатые. Каждый – размером с орех, только несравненно более верткий и надоедливый. Насекомые с угрожающим жужжанием вились вокруг путницы, пытаясь дотянуться до пряника.

Талагия мало чего боялась. За относительно недолгую службу Триумвирам она успела насмотреться на такое, что многим и в самом жутком кошмаре не приснится. И не только повидать – многих из тех кошмарных тварей воительница собственноручно прикончила, окропив свои руки кровью не до локтей, а до самых плеч.

Если только пауков. Пауков, гусениц, жуков. Вот это – в самом деле страшно. Мелкие твари, против которых бесполезен меч, кинжал или лук. Коварные создания, которые подбираются исподтишка, когда никто не ждет беды, и коварно жалят в пятку. Хуже только когда не жалят, а сидят поутру на подушке, выпучив на едва проснувшегося человека свои странные глаза и думая всякие гадости. Ничего хорошего им точно не может прийти в голову – в этом лю Ленх была уверена.

– Кыш, – осторожно шепнула баронесса. – Кыш отсюда!

Или насекомые не знали, что девушка служит Триумвирату, или им чины были абсолютно безразличны. Шершни отказывались повиноваться, обнаглев настолько, что облепили кусок пряника, словно навозные мухи – кучу, наваленную далеко не пряниками. И жужжали. Крылатые бестии беспрестанно жужжали, наполняя прилесок назойливыми, режущими слух звуками.

Одному показалось мало пряника и он устроился прямо на тыльной стороне ладони воительницы, злобно потирая лапки.

– Сладенького захотелось? – возмутилась странница.

Она осторожно подула на шершня, пытаясь спугнуть того… но полосатая тварь решила биться до последнего. Насекомое вцепилось в кожу крючками на концах лапок, не желая сдаваться, вынуждая легата тряхнуть рукой, прогоняя наглеца… и в тот же миг Талагия ощутила резкую, обжигающую боль, пронзившую руку до самого плеча. Если б девушка схватилась за раскаленную кочергу – боль и то не была б столь сильной.

– Дерьмо драконье! – выругалась лю Ленх, хватая меч. – Убью, тварь!

Насекомые, возмущенно жужжа, бросились врассыпную. Странница сделала несколько выпадов. Она не запомнила в лицо обидчика, да ей, в общем, было все равно. Дикая боль пробудила жажду убийств и воительница желала одного – прикончить как можно больше полосатых сволочей. А те, что выживут – пусть другим расскажут, чем чревато нападение на посланницу особых поручения Триумвирата!

Однако противник оказался слишком крохотным и быстрым. Рой шершней кружил, уклоняясь от стали. Меч – не самое подходящее орудие для борьбы с насекомыми, тут бы больше подошел огненный шар или ледяная стрела, но такими способностями обладали только магистры. Те же магистры, которые, завидев красивую, голую девушку, прыгающую с мечом, точно приняли б ее за ведьму и, несмотря на жару, поспешили бы запалить костер.

– Орчий сын! – прорычала легат, запыхавшись в бесполезной схватке.

Бросив меч, обливаясь потом, легат вновь уселась на попону, проклиная Темнейшего, Грешных Магистров и, заодно, гномьего Всеотца, выковавшего эти проклятые Ротаргардские горы.

Место укуса покраснело и вздувалось прямо на глазах. Талагия прикоснулась к нарыву и тут же взвизгнула от боли. Такого воительница еще никогда не испытывала! Рука горела, будто в огне, опухала прямо на глазах и пульсировала с каждым ударом сердца. Пальцы превратились в толстые сардельки, выглядящие весьма аппетитно, не будь они сделаны из ее, странницы, мяса. И совершенно не гнулись! Вдобавок лю Ленх ощутила тошноту и легкое головокружение.

Нащупав флягу, баронесса зубами выдернула пробку и полила руку прохладным вином. Но, к удивлению, ничего не почувствовала – ни холода, ни влаги. Одна непроходимая боль. Острая, как эльфийский клинок, назойливая, как палач Магистерия.

За всю жизнь посланнице было страшно всего два раза. По-настоящему страшно. В первый раз – когда она увидела Трауттия, своего будущего супруга, приготовившись обреченно ожидать конца своих дней в компании жирного тюфяка. Даже встреча с оборотнем в залитом лунным светом лесу не была для лю Ленх столь страшной – молодая жена молила о смерти в тот момент. Второй раз – сейчас, именно в этот момент!

Воительница с большей готовностью сошлась бы в поединке с троллем, упырем, Грешным Магистром, да хоть с самим Темнейшим – это была бы понятная, осязаемая угроза, которой девушка умела противостоять.

Сейчас – совсем другое дело. Посланница не понимала, что с ней происходит и как с этим бороться.

Поддавшись панике, легат бросилась к озерцу, чтобы сунуть руку в самую ледяную стужу водопада, но не успела. После второго шага нога не выдержала тяжести стройного тела, колено согнулось и девушка свалилась в траву. Болела уже не только рука. Жар перекинулся на плечо, виски сжало так, будто вот-вот от напряжения зубы вывалятся. В голове бесновалась целая орчья орда, устроив пляски вокруг жертвенного костра, на котором сгорали остатки сознания Талагии.

Силы оставляли баронессу, вытекая, будто вино из прохудившейся бочки. Она не могла даже кричать, лишь тихо простонать, проваливаясь во тьму, уносящую отчаянье и окутывающую легата умиротворением, маня обещанием вечного покоя.

Глава 2

Не так лю Ленх представляла себе загробную жизнь. Ей казалось, что там, после смерти, должно быть тихо, спокойно и прохладно. Но нет! Царство мертвых воняло тухлым, затхлым и дохлым, что, в целом, не удивительно. Там, куда отправляются после смерти, и должно пахнуть дохлым. Но Талагия рассчитывала хотя бы на прохладу в загробной жизни. И здесь обманули! Прохладой и не пахло. Здесь стояла такая же духота, что и в Ротаргардских горах. Липкая, противная, пролезающая в ноздри, будто жирный слизняк.

Странница открыла глаза и различила тускло освещенный потолок из неотесанных бревен, под которым висели полугнилые тушки ворон, сорок и грачей. Она лежала на скрипучем топчане в полутемной, грубо сбитой избе, накрытая волчьей шкурой. Кто бы не принес сюда воительницу – он же перевязал место укуса грязной тряпицей. Рука вернула свой привычный цвет и размер, но все еще болела при малейшем движении. К тому же у посланницы раскалывалась голова и ощущалась дикая слабость во всем теле.

Еще хотелось пить. Дико хотелось пить! Девушка вылакала бы целую реку, окажись такая рядом.

– Лак даршин багратуга?

Баронесса вздрогнула от неожиданности, услышав голос. Собравшись с силами, путешественница повернулась и увидела ее. Несмотря на то, что фигура гостеприимного хозяина жилища скрывалась в полумраке, Талагия была уверена, что это – женщина.

Полетели искры, высекаемые огнивом по кремню, и зажглась лучина, освещая таинственного доброжелателя. Но лучше бы хозяйка оставалась в темноте – настолько отвратительно она выглядела!

Редкие, седые волосы, сквозь которые просвечивала кожа черепа, покрытая бурыми пятнами. Сморщенное лицо с крючковатым носом, свернутым набок, с бородавкой, из которой торчал толстый черный волос. Тонкие губы, слишком короткие, чтобы скрыть редкие, желтые кривые зубы.

Больше всего легата поразили глаза. Один – вполне нормальный, голубого цвета, второй – в два раза больше, желтый и с вертикальным зрачком. Разными были и руки. Правая – с зеленой кожей, левая – покрытая белым мехом от ладони и до короткого рукава… и она тоже была правой!

Ведьма выглядела вовсе не живым существом, а поделкой сумасшедшего таксидермиста, который собирал чучело из всего, что случайно завалялось, не особо заботясь о красоте. Глядя на девушку неподвижным желтым глазом, колдунья пыталась навести на гостью правый глаз, отчаянно косивший, со зрачком, несмотря на все усилия хозяйки, уползавшим в сторону.

Почувствовав тошноту от созерцания спасительницы, лю Ленх перегнулась с топчана, избавляясь от скудного обеда.

– Рук хара! – недовольно крикнула старуха.

Воительница не узнавала этот язык. В нем было что-то от гномьего, но гномьим он точно не был.

– Хух курда, ляра! – гневно произнесла карга.

– Я не понимаю, – мотнула головой посланница.

– Лак даршин багратуга?

– Не понимаю, – повторила девушка.

Ведьма сделала два шага и, несмотря на то, что ноги были скрыты засаленным платьем, сшитым из килтов, Талагия поняла, что и ноги старухи разной длины. Запустив руку в передник, колдунья покопалась там и вынула заросшее волосами ухо. Затем, без видимых усилий и признаков боли, оторвала свое ухо и заменила его на запасное.

– Лак даршин багратуга? – в третий раз проговорила старуха.

– Да не понимаю я тебя!

Вернув волосатое ухо в карман, ведунья занялась поисками. Она поворошила рукой в переднике, достав целую горсть ушей, но, не удовлетворившись результатом, высыпала их обратно. Неуклюже переступая по доскам пола, добралась до полок, где долго гремела склянками. Потом, внезапно хлопнув себя по лбу, распахнула огромный сундук в углу комнаты и извлекла оттуда новое ухо. Это выглядело вполне человеческим, разве что слегка подпорченным. Колдунья приладила его к голове и в очередной раз поинтересовалась:

– Лак даршин багратуга?

– Что ты хочешь-то от меня? – завопила лю Ленх, потеряв терпение.

Теперь, видимо, результат удовлетворил ведьму. Захлопнув крышку, она поставила на печь котел и наполнила его водой из потемневшей от возраста бочки. Услышав журчания воды, баронесса судорожно сглотнула.

– Пить, – попросила посланница.

Карга поняла вынужденную гостью. Набрав воды в медный черпак, старуха поднесла его к губам девушки. Вода оказалась отвратительно теплой, как ослиная моча, и точно так же воняла. Странница не удивилась бы, если б она и оказалась ослиной мочей, но жажда победила брезгливость и Талагия жадно приникла к ковшу, вылакав его до самого дня.

Теперь ведьма развела огонь под котлом. Воительница лишь надеялась, что сварить хозяйка собирается не свою гостью. Вода еще не успела вскипеть, а в окно запрыгнула пара белок, усевшись на стол.

Старуха, схватив одну из белок за хвост, одним ловким движением содрала с грызуна шкуру и, орудуя каменным ножом, покромсала животное на части, высыпав куски в котел. Вторая белка оставалась без движения, покорно ожидая своей участи, равнодушно наблюдая стеклянными глазами за гибелью товарки. Вскоре и она отправилась в котел, расставшись со шкуркой. Помешав варево, колдунья принялась что-то толочь в ступе, временами пробуя полученную смесь на язык и добавляя то сушеных пауков, то травы.

Шорох внизу заставил баронессу перегнуться через край топчана. Там, на полу, барахтались несколько крыс, вытирая извергнутый путешественницей обед собственным мехом. Девушка поспешно вернулась в постель, чтобы не удваивать их работу, и закрыла глаза, погрузившись в дрему.

Из сна легата выдернула ведунья. Бесцеремонно залепив пощечину и тут же подсунув под нос ложку дурно пахнущего варева.

– Нет, – прохрипела странница. – Я не буду есть эту дрянь!

Вместо препирательств ведьма схватила пленницу за волосы и пару раз ударила затылком о постель. Да, теперь лю Ленх была уверенна в том, что она именно пленница. С гостями так не обращаются.

И без того раскалывающаяся голова взорвалась новыми раскатами боли и баронесса послушно открыла рот, позволяя накормить себя тошнотворной беличьей похлебкой, полной мелких костей.

Подавив в себе желание тут же избавиться от пищи, Талагия вновь уснула. На этот раз ей снился весьма странный и жуткий сон. Приснилось, что колдунья, достав из все того же сундука огромное, длинное жало, заменила им свой нос и, нащупав вену на руке девушки, присосалась к ней, насыщаясь кровью.

Насосавшись до того, что сморщенное лицо из бледного превратилось в пунцовое, карга выцедила кровь в склянку и вновь припала к вене.

Вздрогнув, баронесса раскрыла глаза… и увидела, что ей ничего не приснилось! Хозяйка, вооружившись длинным, не меньше аршина, жалом, высасывала кровь из второй, здоровой руки посланницы!

Сон моментально улетучился. Резким ударом кулака посланница свернула челюсть старухе. Та, испуганно зашипев, отпрыгнула от жертвы, усыпая пол выбитыми зубами. Покачиваясь от слабости, вызванной не только укусом шершня, но теперь еще и потерей крови, девушка поднялась с топчана и двинула коленом в живот ведьме. Гневный крик колдуньи захлебнулся в крови, хлынувшей из жала. Ее крови, Талагии.

Продолжая наступление, воительница схватила глиняный горшок и расколола посуду о голову хозяйки. По избе полетели остатки беличьей похлебки, с черепа карги отвалился целый шмат кожи, обнажая белую, гладкую, будто отполированную, кость.

Легат бегло осмотрелась в поисках своих вещей – там было настоящее оружие, меч и два кинжала, но ничего не нашла. Колдунья не удосужилась прихватить хоть что-то из снаряжения посланницы. Хотя бы одежды. Сейчас все одеяние лю Ленх состояло из волос и перевязи на руке.

Приметив нож с каменным лезвием, которым ведьма кромсала белок, баронесса потянулась к нему… но почувствовала болезненный укол в шею. Хлопнув по месту укола ладонью, странница разглядела здоровенного паука в своей пятерне, отчаянно дрыгающего лапками в предсмертной судороге.

Вытерев расплющенное насекомое о занавеску, воительница схватила клинок, но воспользоваться им не успела. Внезапно накатившая слабость свалила пленницу с ног, возвращая в забытье.

Баронесса не знала, сколько времени она пролежала в беспамятстве на этот раз, но, скорее всего – недолго. Когда Талагия пришла в себя, ведьма, смотрясь в медное зеркало, вставляла новые зубы вместо выбитых. На левой стороне головы – там, куда пришелся удар горшка, содравшая кожу, красовалась заплата из беличьей шкуры. Девушка вздрогнула, представив, что после ее смерти колдунья вполне может обзавестись запасным скальпом и щеголять по Ротаргардским горам с новой черной шевелюрой. А глазки? Замечательные зеленые глазки легата, которые так нравились маме в детстве, и которые свели с ума многих мужчин в юности, тоже придутся старухе весьма кстати!

Попытавшись подняться с ложа, лю Ленх обнаружила, что не может пошевелиться. Свободной осталась только голова, руки и ноги были прикованы к кровати. Изловчившись, воительница вывернула шею, разглядывая, что же ей мешает. Обе лодыжки оказались опутаны паутиной. Как и оба запястья. Сам труженик – паук, точная копия того, что укусил путешественницу, разве только чуть крупнее, деловито суетился, заканчивая работу на правой руке.

– Ратук барах, ляра! – злобно оскалилась хозяйка, обнаружив, что пленница очнулась.

Карга не особенно заботилась о красоте, вставляя себе зубы. Она размещала их в случайном порядке, заменяя потерянные другими, из запасов в сундуке. И далеко не все из них были человеческими или близкими к ним по форме и размеру. Как минимум – два принадлежали некогда корове или лошади.

Закончив с зубами, ведьма вновь заменила нос на жало и направилась, прихрамывая, к обездвиженной баронессе.

– Нет! – завопила странница.

Она билась, как рыба, выброшенная на берег, в бесплодных попытках распутать сковывающую руки и ноги паутину. Но все безуспешно.

Спровадив паука, старуха опять вонзила жало в вену, набирая кровь.

И в этот момент Талагия поняла, что там, за закопченным окном, взошла луна. Полная луна. Оборотни очень чувствительны к полнолунию, им не нужно даже глядеть на небосвод, чтобы ощутить восход полной луны. Без луны не было б оборотней. Возможно, без оборотней не было б и самой луны?

Это – единственный шанс. Прикрыв глаза, лю Ленх начала превращение. От проступившей шерсти зачесалось все тело. Затрещали кости, превращаясь из человеческих в волчьи. Горло само собой, помимо воли, издало яростный вой.

Паучьи путы были не в силах тягаться с проклятьем, нити лопались одна за другой. Почувствовав свободу, воительница щелкнула челюстями, пытаясь дотянуться до глотки мучительницы. Поздно. Она успела отпрыгнуть на безопасное расстояние.

Перевернувшись, встав на все четыре лапы, волчица зарычала, демонстрируя безупречные клыки, показывая ведьме, что лучше той держаться на расстоянии. С потолка спрыгнул паук, но легат была уже готова к такому развитию событий. Увернувшись, она поймала насекомое зубами, с хрустом раскалывая панцирь. И тут же выплюнула его, не желая более испытывать на себе воздействие яда.

Еще раз рыкнув на ведьму, остервенело копошащуюся в своем сундуке, оборотень выпрыгнула в окно, разнося в щепки рассохшийся от жары и времени переплет и разбивая вдребезги стекло.

Глава 3

Огонь, хрустя невидимыми зубами, пожирал хворост, посылая в ночное небо столб искр, словно надеясь затмить собой огромный диск луны. Отсюда, с вершин Ротаргардских гор, она казалась еще больше, чем там, внизу, на равнинах. Протяни руку – и коснешься ночного светила.

Рядом с костром сидел, попыхивая трубкой, гном в рогатом шлеме, периодически почесывая нечто под килтом. Чуть поодаль храпели еще трое карликов – полный боевой квад, а еще дальше паслись пятеро осликов и потрясающе красивый гнедой боевой конь.

Бородатые отправились в поход не одни – их сопровождали трое людей. Двое так же спали, но с другой стороны костра, третий же, высокий и худой, что жердь, громко чавкал, отрывая куски мяса от печеной куропатки.

– Сколько смотрю на тебя, Бур, столько и удивляюсь, – лениво произнес гном. – Куда в тебя столько влезает?

– Не знаю, – пожал плечами парень. – Маменька тоже корила постоянно. Сколько на стол поставит – я все сожру. Только мясо все не нарастает…

– Я слышал, что есть такие черви, – заметил бородач, рассматривая потухшую трубку. – Есть такие черви, что внутри организма живут и все, что человек съедает, сами изнутри пожирают.

– Чур меня, – вздрогнул Бур. – Нет у меня никаких червей. Меня одного-то не прокормишь, а с червями – тем более!

– Будешь? – поинтересовался карлик, откупоривая круглую деревянную флягу.

– А то! – обрадовался человек.

Спешно обглодав остатки куропатки, он выбросил кости в костер, облизал пальцы и, сыто рыгнув, обтер руки об штаны.

– Это тебе не какой-то там каротостанский бренди, – подмигнул гном, сделав глоток. – Это сам Трапезунислатбарад в своей винокурне делает!

Его собеседник вырвал из рук флягу и с жадностью приник к горлышку, сразу закашлявшись.

– Ох, хороша! – заметил он, вытерев губы тыльной стороной ладони. – Сейчас бы еще девку! Вот я б ее…

– Да-да, – хохотнул бородач. – Ты про кабана давеча так же говорил. А потом полдня тебя с дерева снимали!

– Много ты понимаешь, – обиделся Бур. – То – кабан! А то – девка! С девками-то я обращаться умею! Даром, что худой – зато выносливый! Мне б такую… – парень нарисовал в воздухе два полушария. – Я б ее…

И сей же миг из темноты вышла девушка. Абсолютно нагая и столь же красива, что и русалки, обитающие в морях и глубоких заводях. Лишь с той разницей, что у русалок ниже пояса начинался рыбий хвост, эта же обладала парой стройных ног и всем остальным, что полагается.

Войдя в освещенный костром круг, незнакомка, тяжело дыша, рухнула наземь и, как будто, заснула.

– Эко чудо… – протянул гном, озираясь по сторонам. – А мне б мешок золота. Вот такой, – следуя примеру собеседника, караульный нарисовал в воздухе большой круг.

– Два проси! – завопил Бур. – Проси два!

– Два-то мне куда? Я не утащу столько!

– Чтобы мне один!

– Тебе-то куда? – отмахнулся карлик. – У тебя уже девка есть!

– Так! – раздался резкий окрик. – Парс, Бур, что за вопли?

Один из спавших людей – седой мужчина с повязкой на левом глазу, сел на подстилке и гневно сверкал единственным оставшимся глазом.

– Меня зовут Парскибуркадрак, – тихо прошипел гном.

– Чудеса, милорд! – воскликнул парень. – Я пожелал девку – и она появилась! Этот жмот… – он ткнул пальцем в бородача. – Золотом делиться не хочет!

Тряхнув головой, на всякий случай обнажив меч, одноглазый подошел к лежащей незнакомке, осторожно потрогал ее носком сапога и удивленно хмыкнул.

– Девку вижу, – проговорил он. – А где золото?

– Золото? – вскочили остальные спутники. – Какое золото?

– После того, как я пожелал девку и она появилась, – принялся объяснять Бур. – Парсибурлак…

– Парскибуркадрак, – перебил карлик.

– Я так и сказал! Так вот – он, – парень указал на бородача. – Пожелал мешок золота. Но всего один, только для себя! Хапуга проклятый!

– Так ты уже девку получил, – напомнил гном.

– А я – что? Против поделиться? – развел руками тощий. – Пожалуйста! Бери, пользуйся! С нее не убудет!

– В том и дело… – начал оправдываться Парс.

– А ну – цыц! – гаркнул седой. – Переверните ее.

Оставив препирательства, карлик с парнем бросились исполнять приказ. Они долго не могли решить, с какого бока перевернуть нежданную гостью, но вскоре справились.

– Где-то я ее видел… – наморщил лоб мужчина. – Том, принеси воды.

– Извольте, милорд!

Второй молодой человек подбежал с кожаным бурдюком и протянул сосуд господину.

– Чего ты мне суешь, бестолочь? – возмутился одноглазый. – Побрызгай на нее!

– Да, милорд…

Том принялся поливать девушку водой с головы до ног.

– Да не так, бездарь! На лицо! – прорычал хозяин. – Впрочем… дай сюда!

Завладев бурдюком, он окропил милую мордашку незнакомки водой и, оттянув нижнюю челюсть, влил немного в рот. Гостья закашлялась и распахнула глаза.