(Не)Идеальная девочка

Глава 1

Какой смысл в идеалах, если они принадлежат другим?

– Наааасть! – крик моей лучшей, да и, по сути, единственной подруги эхом разносится по переполненному студентами коридору академии и спицами врезается в мою черепную коробку. Кажется, все мои тараканы взяли молотки и начали долбить. Голова раскалывается с самого утра.

Прикладываю пальцы к вискам и осторожно, круговыми движениями растираю, стараясь унять болевые ощущения. Толку от этого по нулям.

Ну почему сегодня?

Со мной вообще редко такое происходит.

Может, дело в очередной ссоре с родителями из-за моего выбора? Знают ведь, что поздно, но неустанно капают на мозги, что полицейская академия не для девушки из элитной семьи адвокатов.

"– Какой из тебя следователь? – постоянно сокрушается мама. – Это мало того, что опасно, так и никакого роста. Ну вот почему ты не послушала нас и не поступила на юридический, а в тайне в эту свою зачуханную академию документы подала? Ну вот зачем, а?"

Каждый раз одно и то же. Ну да, ведь идеальная дочка впервые сделала то, что захотела сама. Мы долго ссорились, когда я призналась, что поступила не на юрфак по стопам родителей, а в полицейскую академию. Вынуждали уйти, но тогда бы я потеряла год, который в итоге с таким трудом выторговала. Давила тем, что там тоже юридический уклон и на следующий год смогу перевестись.

Ага, как же…

Они думали, что перевелась. Показала подделанные на компе документы для родителей и поступила на юрфак. Месяц удавалось водить их за нос, пока папа не поинтересовался у декана, как у меня дела.

Спалилась.

Снова ссора. Много ссор. Но и этот год урвать удалось.

Сейчас же просто настояла на своём решении. Впервые в жизни пошла против них открыто. И вот возможность исполнить хоть одну свою мечту у меня появилась. Во всём остальном я – идеальная. Всегда во всём соглашаюсь: одежда, друзья, интересы, жених.

Бросаю быстрый взгляд на безымянный палец правой руки и тут же перевожу на подлетевшую ко мне Заболоцкую. Точнее, врезавшуюся в меня со всего маху.

Прячу ладонь за спиной, не позволяя ей увидеть украшение.

– Блииин, Насть, я так скучала. Куда в последние недели пропала?

– Привет, Вика! – выдыхаю, смеясь. – Не пропадала я. С родителями опять поругались. – быстро сменяю тему, потому что не имею ни малейшего желания обсуждать последние события.

Вика вздыхает и качает головой. Она единственная, кто знает мою историю "от" и "до".

– Опять из-за учёбы? Ничего не меняется, да? Как ты это терпишь? – бомбит вопросами.

Вика всегда такая прямая, свободная, уверенная в себе, плюющая на чужое мнение. Я по-доброму ей завидую. Хочу быть как она. Но не выходит. Правила, рамки…

Бесит!

Устала быть святой. Так хочется дёрнуть этот поводок и сорваться с цепи. Вот только не могу себе этого позволить. Родители с детства вбивали мне в голову идеалы. Сложно перечеркнуть двадцать лет жизни и измениться. Не могу переступить невидимую грань, хотя иногда стою на самом краю. Всего шаг. Одно движение. Рывок.

И, как всегда, не в ту сторону.

В последнее время оставаться идеальной становится всё сложнее. Хочется выплеснуть всё то, что внутри адским варевом кипит. Я даже чертыхаюсь только мысленно. А иногда реально хочется такими херами некоторых людей крыть, что у мамы бы разрыв сердца случился, просто узнай она, что эти слова у меня в мыслях проскакивают.

Психануть, отпустить себя, расшатать созданный родителями образ идеальной девочки. Разнести его в хлам.

– Наааасть, – тянет подруга, вырывая из невесёлых мыслей, – ну так рассказывай давай, что у тебя? Как? Что за эти недели произошло? – закидывает вопросами, на которые нет никакого желания отвечать.

– Да нечего особо рассказывать. Сама же знаешь, что жизнь у меня немногим веселее, чем у покойника. – смеюсь в ответ, стараясь скрыть за улыбкой шквал топящих внутри эмоций.

– Всё так ужасно?

– Не то чтобы… Скорее всё как всегда. Ничего не меняется. – обрубаю суховато.

Заболоцкая кивает, принимая такой ответ и тут же начинает рассказывать об "офигенски-классном парне", с которым познакомилась и который, к сожалению, оказался "очередным козлом".

Я просто слушаю и улыбаюсь. Иногда вставляю пару слов, но, в общем, на разговор не настроена. В голове вертится ураган из мыслей, но ни за одну из них ухватиться не выходит.

На самом деле, за те две недели, что мы не общались, в моей жизни дофига чего произошло, и я просто не знаю, что с этим делать.

Мы не спеша идём в аудиторию. Время до начала занятий ещё хватает, поэтому покупаем в автомате по стаканчику кофе. Викуся продолжает трещать, а я всё так же храню молчание.

Осматриваю выложенные из серого кирпича стены здания, выстроенного больше ста лет назад. За эти годы академия претерпела множество изменений. Полы выложены коричневым ламинатом, а на стенах висят многочисленные фотографий преподавателей и бывших учеников, добившихся успехов в карьере и занявших высокие посты. Длинные, кажущиеся бесконечными коридоры с высокими аркообразными окнами всегда залиты солнечным светом. Вся территория, прилегающая к зданию, усажена многолетними тополями и елями, создающими приятную прохладу в жаркие дни и отбрасывающими на грунтовые дорожки причудливые тени.

Перевожу взгляд на подругу и понимаю, что впервые в жизни не хочу ничего ей рассказывать. Самой от себя тошно. Поэтому и слушаю Викины рассказы о "нудном", как она его называет, лете и снова завидую.

Мне бы хоть немного такой вот "нудятины" в жизни, и я бы от счастья умерла на месте.

– Так, ладно, стоп! Ты чего молчишь? Я тут тарахчу, как взбесившийся чайник, а ты "ага" да "угу". Что произошло, Настя? Ладно, – переводит дыхание, прежде чем продолжить, – с твоими предками всё ясно. Вы постоянно из-за академки гавкаетесь. Пропускаем. Но ты будто воды в рот набрала.

И только я открываю для ответа рот, как тут же со стуком сжимаю челюсти до скрипа и тупо зависаю. Колёсико "загрузки" крутится на чёрном экране моего сознания.

Бросаю взгляд Вике за плечо, и в моей системе происходит сбой.

Сердце делает удар. Тишина. Пропуск. Удар. Снова пропуск. Удар. Удар. Удар. Ровная линия пульса, потому что в этот момент я встречаюсь взглядом с НИМ. Самый плохой парень академии. Редкостный засранец. Бабник.

Глаза в глаза. Растворяюсь в их бирюзе. Разрыв.

Да, у НЕГО бирюзовые глаза. Не знаю, может он линзы носит. Не бывает такого цвета радужки. Не заложен в человеческой ДНК.

Заболоцкая что-то трещит, но я слышу только гулкое биение готового вырваться из груди сердца и шум собственной, вскипевшей до опасных температур крови. Виски начинают неприятно пульсировать, но я не делаю попытки остановить боль. Да я, блин, даже не дышу.

Только взгляд. Погружение. Душа наизнанку.

С трудом разрываю зрительный контакт и рывком перевожу взгляд на подругу.

Поздно. Она мечется глазами между мной и мечтой всех девчонок академии.

– Настя! Блин! Мне же не показалось?! Он на тебя смотрит! Северов. Дай ему хоть какой-то знак. Вы же как два магнита, только вот с биполярочкой. Улыбнись ему хотя бы! Настя, ну скажи хоть что-то!

И я говорю:

– Вик, я замуж выхожу.

***

Никогда не думала, что лицо подруги может так вытягиваться, а челюсть отвисать на нереальную для любого нормального человека широту. Несмотря на то, что мне сейчас вообще не до смеха, по лицу расползается улыбка. Даже представить не могла, что я смогу до такой степени её удивить.

Вика делает вдох, подбирает челюсть с пола и начинает орать. И совсем не то, что я ожидала. Нет вопросов типа "когда свадьба?", "как это было? Романтично?" или хотя бы "вау! Поздравляю. Рада за тебя". Её реакция прямо-таки противоположная.

Первое, что она выдаёт:

– За Кирилла?

– А за кого же ещё? – развожу руками, мол, у меня за спиной толпы женихов не стоят.

Не то чтобы я некрасивая.

Зачем-то бросаю взгляд в висящее на стене зеркало. Чёрные туфли лодочки на высоком, но аккуратном каблуке. Длинные стройные ноги и подтянутые ягодицы, обёрнутые классической чёрной юбкой до колена. Бежевая блузка. Небольшая, но высокая и полная грудь. Длинные золотистые волосы, затянутые в высокий хвост. Пухлые губы, большие зелёные глаза, пушистые чёрные ресницы. Очень даже ничего.

Вот только жениха не сама я себе выбрала. Родители. Тут я не смогла выторговать и грамма свободы.

Любовь? Не в моей семье. Трезвый разум и холодный расчёт.

К тому же жених у меня ничего. За такими девушки в очередь становятся. Красавец, нежный, внимательный. Никогда не давит и ни к чему не принуждает.

– Да что с тобой не так? Тебе же двадцать всего. Какая нафиг свадьба? Не с ним же. Ты же не любишь его!

– Люблю! – выдаю громче, чем надо, чтобы хоть как-то защитить себя, оправдать.

– Ты реально этого хочешь? На всю жизнь? – слова вбиваются в мозг, вызывая дико болезненную пульсацию. – Ты же ни фига, кроме привязанности и родительских наказок, к нему не чувствуешь! – практически визжит Вика, приковывая к нам всё внимание.

Теперь и мне уже плевать.

– И что ты от меня хочешь? Я с Кириллом. На этом всё. Точка. Финито. Я выхожу за него замуж. – не замечаю, как и сама срываюсь на повышенные.

– Телом с ним. Только так. А сердце твоё где? С кем?

Бросаю беглый взгляд туда, где только что стоял Северов. Делаю это неосознанно.

– То-то же, Настя, – шипит Заболоцкая, – когда любят, не прячут руку с кольцом за спиной. Не молчат, как партизаны. Об этом кричат. От ЭТОГО летают! – опять переходит на пару тонов выше.

Не понимаю, почему она так бесится. Это же моё дело. Мой жених. Моё решение.

Моё ли?

Делаю глубокий вдох и медленно, через нос выдыхаю. Это моя высшая степень ярости. Злюсь на подругу. Но на себя я злюсь больше. За свою слабость и бесхарактерность. Хочу быть как она. С разбегу и в пропасть. Не могу.

Ещё один вдох-выдох, улавливаю дзен, цепляю и уже спокойно выталкиваю:

– Знаешь, Вик, счастье тишину любит.

Она замолкает, опускает голову и трясёт ей так, будто услышала самую нелепую хренотень на свете. А потом поднимает и шипит так тихо, что я едва разбираю слова.

– Счастье – это не в ручье барахтаться. Не по течению плыть. А нырять. В омут. С головой. До потери сознания и остановки пульса. До разрывов молний. – переводит дыхание и выдаёт фразу, которая обжигает, как взбесившаяся спичка, которая решила, что она – бушующее пламя. – Это то, что загорается в твоих глазах, когда ты смотришь на Северова.

Звенит звонок. Вика уходит. Так же, как и остальные. Первый день: опаздывать никто не хочет. А я всё так же продолжаю стоять одна посреди опустевшего коридора.

И что это значит? Как понимать её?

Да, я залипаю на Северове. Ничего не могу с собой поделать. Как и все. Он реально красавчик. Но меня он бесит. Наглый и самоуверенный засранец. И я всегда и во всём была лучшей, пока не появился он. И тогда мой идеальный мир полетел в тартарары. Ненавижу его. Именно это и загорается в моих глазах. Только это, а не то, что там подруга нафантазировала. Не понимаю я её.

Отрываю взгляд от окна, в которое несознательно смотрела и…

Глаза в глаза. Разряд. Падение. Свободное и бесконтрольное. Прямо в омут. С головой. В свой личный бирюзовый омут.

Понимаю. Хотя чего уже таить? Всегда понимала… Сердцем. Мозг эту информацию воспринимать категорически отказывался.

Дыхание срывается, а во рту внезапно становится слишком сухо.

Но отчего мышца за рёбрами ускоряет ритм рядом не с тем человеком? Почему не с Кириллом? Ведь так же правильно. Видимо, моё сердце бракованное.

Северов выдаёт свою дежурную ухмылку, принимает беззаботный вид и расслабленной походкой проходит мимо.

Не оборачиваться. Не оборачиваться. Не оборачиваться.

И я всем телом выдаю оборот на сто восемьдесят градусов. Он на ходу поворачивает голову и бросает в меня очередную улыбочку. Это его победа.

Но в нереального цвета глазах отражается что-то такое, что заставляет толпы мурашек расползаться по телу. Его улыбка гаснет, а внутри зрачков расползается туман, за которым взрывается буря.

Всего секунда, и мой бракованный орган сходит с ума. Замирает. Надолго. А потом с силой начинает дробить рёбра.

Ну почему он?

Почему, мать вашу, ОН?

По-че-му?!

Глава 2

Держи друзей близко, а врагам покажи своего внутреннего монстра и заставь их бояться

Сегодня мой самый странный день. Такое чувство, что кто-то поставил его на быструю перемотку. Вроде общую суть улавливаю, но подробности не выхватываю.

Вика так со мной и не заговорила. Весь день как от прокажённой шарахается, взгляды непонятные кидает и вообще… Весь мир будто изменился: люди, воздух, небо.

Вижу его иначе, но сама не понимаю, что именно стало другим. Что не так?

Воспринимаю его как-то по-другому что ли. Я даже саму себя не понимаю, не говоря уже об остальных. А особенно Северова. Точнее, тот взгляд, который он бросил на меня утром. Будто кипятком облил. А сейчас стоит в компании парней и пары девчонок, которые делают недвусмысленные намёки и бросают однозначные взгляды в его сторону. Почти все они курят, и я стараюсь держаться подальше, не люблю сигаретный дым.

Сама себя убеждаю, что делаю заметный крюк по двору только чтобы не приближаться к курящей компании.

Убеждаю и не верю.

Даже себе.

Трусливо сбегаю, чтобы спрятаться от собственного шквала эмоций, налетающих волнами цунами, стоит только подумать о нём. А уж приближаться больше, чем на десять метров я точно не собираюсь. Накрывает. Сильно. Беспощадно. Хотя, если и признать, то вполне ожидаемо. Наверное, глупо уже отрицать очевидное? Я по самые уши в дерьме.

Шагаю по усыпанной гравием площади, упорно продолжая делать вид, что мой взгляд не задерживается на Севере каждый раз, когда смотрю в ту сторону. Вот только мои глаза живут собственной жизнью, потому что как ни приказываю себе не пялиться, всё равно то и дело ловлю в фокус его высокую накачанную фигуру и белоснежные волосы.

Парень поворачивает голову и прожигает меня тяжёлым взглядом, будто кожу с меня срывает слой за слоем, пока не добирается до самого сердца.

Резко отворачиваюсь и с трудом удерживаюсь на внезапно ставшими ватными ногах. Сердечная мышца заходится в бешеном ритме. Воздух внезапно становится слишком густым для того, чтобы можно было нормально его вентилировать. Кислорода катастрофически не хватает. Ощущение такое, будто я провалилась под толщу воды и никак не могу выплыть. Я тону.

Тону и захлёбываюсь одним его взглядом. Он словно ноги к полу пригвождает, все мышцы цепенеют. А сердце… То забывает, как биться, то колотит так, что рёбра расходятся мелкими трещинами.

Ну что с него взять? Бракованное же.

Если бы смогла признать это раньше, возможно, всё было бы иначе.

Ха! Это только я.

Северов всегда ведёт себя как скотина. Вечно цепляет, расшатывает, будто старается из равновесия выбить. Хотела бы сказать, что он всех так доводит, но нет. С остальными он другой, а со мной… Такое чувство, что я его на каком-то ментальном уровне из себя вывожу, бешу, раздражаю. Одно моё присутствие, вид, голос, одержимое желание во всём быть лучшей, идеальной.

Идеальная девочка…

Чтоб его! Он мне это прозвище дал. Теперь вся академия меня так называет. Бесит до зубного скрежета. Словно в его диком тёмном мире, я – белая ворона, которая ну вот вообще никак не вписывается в окружающую его среду.

До раздевалок дохожу в таком раздаренном состоянии, что даже Вику не замечаю.

Погружаюсь в свои невесёлые размышления в поисках ответов всё глубже. Надо ли говорить, что так ни одного и не нахожу? Только больше запутываюсь. Заболоцкая выдернула из меня то, что я так отчаянно запихивала в самые глубины подсознания. И что теперь с этим делать?

– О, идеалочка явилась. А что же не первая, как всегда? – доносится откуда-то сбоку, но я даже не оборачиваюсь.

Раньше не позволяло воспитание. Никаких эмоций на публику. Всегда холодно-отстранённая.

А сейчас?

Желание вырвать пару прядей становится нестерпимым до зуда в ладонях. Не реагирую не потому, что так правильно, боюсь с эмоциями не справиться, и вместе с волосами полетят ещё и зубы.

На автомате скидываю одежду и натягиваю форму. Сейчас начнётся занятие по самообороне. Отработка защиты и нападения. Надеюсь, в пару со мной попадёт именно обладательница зацепившей реплики, вот тогда-то и оторвусь. А если не она? Пофиг. Мне срочно надо кого-нибудь убить. Или придётся головой об стену расшибиться, чтобы вернуть хоть какое-то равновесие в свой расшатавшийся внутренний мир.

– Да она с самого утра заторможенная. Лучше близко не подходить, вдруг заразная. – у шкафчиков раздаётся хохот.

Что я там говорила? Не реагирую, чтобы никого не покалечить?

Разворачиваюсь с плохо скрываемым желанием убивать.

Заболоцкая только тонкую трещину в плотине моего самообладания пробила, а сейчас её прорвало. Ярость бурным потоком вырывается, сочится через кожу, горит в глазах. Кажется, что даже воздух вокруг меня накаляется и окутывает тёмной аурой. Сжимаю и разжимаю кулаки. Скрежещу плотно стиснутыми зубами. В глазах пылает огонь моего бешенства.

И они это видят. Как-то резко замолкают.

Размотать четырёх девчонок по раздевалке для меня труда не составит.

Уже пять лет занимаюсь каратэ и боксом. Не фанатично, конечно. Только для себя, поддерживаю форму и тонус. Начала заниматься, как только приняла решение поступать в полицейскую академию. Девушке с моей комплекцией пришлось бы туго. Я не хотела начинать с нуля, как большинство студентов. И, естественно, втайне от родителей. В выбранной мной профессии надо ко всему быть готовой.

Волчинская гордо вскидывает голову.

Так вот кому эти фразочки принадлежали. Странно, что сразу не догадалась. Карина – та ещё стерва. И подружки ей под стать.

Складывает руки на груди и гордо её выпячивает.

Куда уж ещё больше её и без того внушительного "четвёртого".

Поднимает вверх аккуратно выщипанную бровь. Постукивает по руке наманикюренными ногтями. Распущенные светлые волосы перекинуты на одно плечо.

Вообще не понимаю, что она тут делает. Не в данный момент, а вообще в академии. Всегда с иголочки, с идеальным маникюром и макияжем. Как и я, но она по-другому. Сексуальнее что ли.

– Проблемы, идеалочка? – ненавижу это слово. Тоже от него, от Северова, прицепилось. – Ну чего стоишь как истукан? Ммм? Что не так, а, идеалка? – цепляет, потому что знает не то, что не ударю, а, как обычно, пущу в игнор.

Не сегодня.

– Да, Волчинская, у тебя огромные проблемы. – выдаю со злобным шипением.

Замечаю, как в ужасе расширяются её глаза, когда делаю выпад. Удар. Рывком приземляю хрипящую Карину на колени.

Дышу до разрыва лёгких. Грудная клетка высоко поднимается и опадает с шипящими звуками.

Во мне не остаётся ни капли жалости или сострадания, когда смотрю на её перепуганное лицо и округлившиеся карие глаза. Все два года она меня доводит просто потому, что я когда-то посмела заявить, что меня не интересует её дружба.

Оскорблённая принцесса, мать её.

Ещё удар кулаком в лицо.

Рвать волосы не для меня – девчачьи драки. Видимо, глубоко внутри меня всегда жил беснующийся мальчишка, который любит кровь. Ту самую, которая брызгает из её носа и стекает по моим костяшкам. Мальчишка скачет от радости. Тараканы пускаются в пляс. А монстр, о котором я даже не подозревала, требует больше крови. Ещё, ещё и ещё.

На периферии сознания улавливаю визги Карининой своры.

– Перестань!

– Миронова, хватит!

– Ты что творишь?

– Перестань! Кто-нибудь, уберите её!

– Парней позовите!

– Рты заткните! – рявкаю зло и снова заношу кулак.

– Хватит, Настя. Ты с ума сошла? – бросает Вика, перехватывая занесённую для удара руку. – Тормози, Насть.

Странно, но это срабатывает.

Разжимаю кулак, на который наматывала волосы Волчинской. Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Выдыхаю со свистом сквозь стиснутые зубы. Выдаю разворот на месте и быстрым шагом вылетаю на улицу. На визжащую свору даже не смотрю.

Вдох-выдох.

Почему так жарко?

Если бы прямо сейчас с неба ливень хлынул, то от меня точно пар пошёл бы.

– И что это было? – бурчит подруга.

– Достали! Все и на максималках. – отбиваю, не разлепляя век.

Если бы я только знала, что это ещё не конец моих злоключений. Если бы догадывалась, чем закончится этот день…

Лучше бы меня на месте молнией пришибло.

***

Размеренным шагом направляемся в сторону спортзала. Размазываю взгляд по столетним стенам и паркетному полу. Цепляю в фокус проходящих мимо студентов. Таскаю густой воздух. Прилагаю все усилия, чтобы не сосредотачиваться не только на произошедшем, но и на собственных разрастающихся в душе эмоциях и заполняющих мозг мыслях.

– Никогда тебя такой не видела. – бубнит подруга, не отрывая глаз от пола.

– Сама удивляюсь, – правда, от себя в шоке, – с чего вдруг сорвалась? Надо было проигнорить, как всегда. Но знаешь, Вика, – замолкаю, стараясь подобрать правильные слова, – не жалею. Внутри меня будто стоп-кран сорвало.

На самом деле жалею, что не довела начатое до конца и не размазала Карину по стене.

Злость притупилась, но не исчезла окончательно. Наверное, я схожу с ума. Что со мной сегодня творится? Сегодня я не просто стою у черты, которую никогда не решалась пересекать. Я за неё шагнула.

– Волчинская, конечно, тварь. Но чего ты из-за неё так бесишься? – высекает Вика, переводя на меня взгляд.

Запускаю пальцы в волосы, растрёпывая собранный хвост, и выдаю какой-то хриплый смешок.

Из-за неё? Да плевать мне на эту курицу с высокой колокольни. Если бы Заболоцкая только знала, отчего мне так крышу снесло, то похлеще моих тараканов выплясывать начала.

Кстати, о них… Что-то больно тихо в черепной коробке. Слишком тихо. Меня это пугает.

Глухо выдыхаю и поднимаю ресницы, открывая глаза.

– Да похеру на неё. – сегодня с эмоциями явно перебор, поэтому "запрещённые" словечки – меньшее из всех зол. – Ты меня до этого довела, Вика. – отбиваю глухо.

– Я? Ты что, так обиделась? Ну, извини. Я хотела подойти, просто не знала, что ещё сказать. – опять начинает тарахтеть.

– А ты и так уже всё сказала. – выдаю задушенным голосом. – Больше, чем надо. Чем могу выдержать.

Останавливаемся на входе в спортзал, потому что у ринга уже человек двадцать толпится.

– Ну, извини, Насть. Я серьёзно. Прости. Переборщила. – слышится явное раскаяние в её голосе.

– За что? За то, что вывалила на меня разом всё дерьмо, от которого уже не отмыться? За то, что вывернула меня наизнанку? За правду простить? За неё не прощают. Её или заталкивают куда поглубже, или принимают. Я наконец своей в глаза взглянула.

– В смысле?

Ответ на свой вопрос она получает, когда прослеживает за моим взглядом.

Я смотрю на Северова. Точнее, прямо в его бирюзовые глаза. Они прожигают. Испепеляют душу.

Чувствую, как краска приливает к щекам и расползается ниже, но глаз не отвожу. Впервые. До упора. Разряд. Ровная линия пульса, как и всегда.

Он полностью поворачивается и делает шаг в нашу сторону. Контакт не разрываем.

Ещё шаг.

Сердце частит так, что пробивает насквозь грудную клетку.

Шаг.

Дыхание срывается. Лёгким категорично не хватает кислорода.

Шаг. Шаг. Шаг.

В упор.

Он нависает надо мной, как скала.

– Палишься, идеалочка. – выписывает спокойно, но на губах играет лёгкая насмешка.

А у меня сердце в пятки проваливается.

Идеалочка… Идеальная девочка…

Только так, никак иначе. Хоть бы раз по имени назвал. Или по фамилии. Да вообще как угодно, но только не так.

Цепляет? Да! Ещё как!

Открываю рот, чтобы высказать всё накопившееся за последние два года.

Гулять, так до рассвета. Идти, так до конца.

Я уже говорила, что сегодня странный день?

– Пошёл ты, Северов, на хрен. – скорее выдыхаю эти слова. Замечаю, как в удивлении его брови ползут вверх. За эти два года мы даже толком и не разговаривали, только мимолётом и по делу. Обычно он подбивает, а я спускаю на тормозах. Не сегодня. Рывками вбиваю в лёгкие воздух и спустя несколько секунд добавляю ровным тоном. – Я тебе не идеалочка. Хватит меня так называть. Сколько можно? Я тебе не груша для битья! Найди себе кого-нибудь другого! – опять срываюсь на злобное шипение, чтобы не привлекать посторонних взглядов.

Хотя с последним явно не справляюсь. Видимо, для них видеть нас рядом так же нереально, как дружба волка и овцы.

– Наконец-то, – говорит так тихо, что я практически всем корпусом вперёд подаюсь, чтобы разобрать его слова, а на следующей фразе тупо давлюсь воздухом, – я тебя вижу. И я не хочу другую. Тебя хочу.

Улавливаю в его тоне какие-то странные интонации, от которых по всему телу расползаются мурашки.

Открываю было для ответа рот, как в зал входит тренер и тут же командует:

– Миронова, Северов, вот вы то мне и нужны. Давайте на ринг, так сказать, зададим темп.

Да вашу ж мать!!!

Глава 3

Зачем нужна любовь, если она приносит боль?

Что я там говорила: хочу убивать? Сейчас я сама умереть готова, потому что это – заранее проигранный бой.

ОН выигрывает абсолютно всегда. Что бы я ни делала и какие тактики не применяла. Я могу уложить на лопатки даже любого парня, не говоря уже о женской половине академии, но только не его. Как ни тренировалась, даже на износ, ничего не выходит.

Стараюсь набрать воздуха в сжавшиеся до размера изюма лёгкие, но выходит не очень.

– Готовсь! – выкрикивает тренер.

Встаём в стойку.

– Спарринг!

И начался наш вечный танец с заранее известным финалом.

Какое-то время мы кружим по рингу, делая выпады и отражая удары. После очередного уворота выпрямляюсь и обвожу языком пересохшие губы.

Тут же ощущаю, как их словно огнём жжёт.

Зачем-то поднимаю глаза и…

Северов смотрит на мой рот, даже не моргая. Его дыхание сбивается ещё сильнее.

Это мой шанс.

Рывок. Подсечка. Мы падаем, и я оказываюсь сверху. Сижу на его бёдрах и чувствую вкус победы. И…

Впитываю в лёгкие его запах: кофе, табак и корица. Такой пряный и вкусный. Зачем-то бросаю короткий взгляд на его рот и зависаю. Сердце сбивается с ритма.

А вот в следующую секунду происходит нечто очень странное. Мои тараканы взрываются аплодисментами, когда Северов делает поступательное движение бёдрами, от которого внутри меня загорается пламя, и я оказываюсь на спине, прижатая крепким мужским торсом.

Долбанные тараканы! Срочно нужна дезинфекция.

Его лицо оказывается всего в паре сантиметров от моего, мы почти соприкасаемся губами, и я чувствую на своих его обжигающее дыхание. Лёгкие до отказа забивает терпкий аромат. Кажется, что жар его тела плавит на мне одежду. Все внутренности превращаются в кипящий кисель. А его твёрдый половой орган давит мне в живот.

Прикладываю все непонятно откуда взявшиеся силы в отчаянный рывок и, снова укладывая Северова на лопатки, седлаю.

И тут опять происходит сбой.

Мы сцепляемся взглядами. Глаза в глаза. По нервным окончаниям пробивает двести двадцать. В конечностях зарождается дрожь.

Не знаю, как эта возня выглядит со стороны, но мне сейчас абсолютно пофигу.

Мы оба дышим тяжело и рвано. Сердце пробивает грудную клетку не только у меня. Чувствую, как лупит его, потому что плотно прижата к его грудине. Руки медленно ползут на мою талию, оставляя ожоги. А потом он в одно движение скидывает меня с себя и, наваливаясь всем телом, лишает любой возможности для контратаки. Бёдрами сжимает мои ноги, а руки плотно придавливает вдоль тела.

Всё моё хвалёное самообладание летит к чертям, когда его лицо застывает в нескольких миллиметрах от моего. Дыхание Северова становится почти неуловимым. Он жадно хватает ртом воздух снова и снова, будто лёгкие отказываются воспринимать кислород.

Мои тоже.

Вдох. Вдох. Вдох.

Безрезультатно.

Тренер что-то кричит, одногруппники о чём-то переговариваются, но я слышу только, как кровь ревёт в ушах.

Ещё одна попытка вдохнуть.

Ни черта не выходит.

Я привыкла всё контролировать. Вся жизнь по полочками, но сегодня они все с громким треском разлетаются в щепки.

Ничего не вижу, кроме его глаз. И таки да, это не линзы. Ничего не слышу, кроме гулкого биения сердца.

Удар. Удар. Удар. И оно снова замирает.

Да что со мной не так?

Он делает едва уловимое движение, и где-то внизу живота стягивается тугой узел, а между ног собирается влага. Кровь приливает к щекам и расползается от лица к груди. Неловко ёрзаю, и Северов выпускает какой-то странный рык, на который я отзываюсь тихим стоном.

Стоном, бля!

– Что же ты со мной делаешь, идеальная девочка? – скорее выдыхает, нежели говорит парень, крепко прижимающий меня к полу.

– Отпусти меня! – шиплю, дёргаясь всем телом, а в ответ получаю ещё одно движение бёдрами, и узел в животе становится туже.

– Не шевелись, Настя, блядь! – рявкает хрипло.

– Пусти! – срываюсь на тихий крик, снова подрываясь вверх, другой возможности заставить подняться его у меня нет: руки и ноги парализованы захватом.

– Да твою ж мать, блядь! – рычит Северов, и в следующее мгновение мне удаётся схватить воздух, потому что он, наконец, откатывается в сторону.

И сразу становится как-то холодно. Словно кто-то открыл все окна, впуская сквозняк.

Окружающий мир врывается в меня с гулом голосов, в котором отчётливо слышны реплики, которые отчего-то больно жалят.

– Ну нихрена ж себе! Вот вам и идеалка!

– Не идеалка, а индивидуалка прям! – громкий смех.

– Север, да вам бы уединиться!

– Ещё бы прям здесь трахнулись, вот это шоу было бы! – опять ржач.

Закрываю глаза и чувствую, как солёные слёзы выжигают веки.

Я не буду плакать. Не буду. Я не заплачу!

– Бля, я бы и сам не против ей вдуть!

Я не стану плакать.

– А наша идеальная девочка не такая уж и идеальная. Такой бы и я засадил! – присвистывание.

Не заплачу!

– Хлебальники захлопните! – голос Северова громом разносится по спортзалу и заставляет гул утихнуть, давая мне необходимую передышку и возможность собраться с мыслями.

Упираюсь ладонями с двух сторон от головы, выгибаю спину, сгибаю ноги в коленях и поднимаюсь в прыжке. Колени тут же подкашиваются, и я начинаю заваливаться назад. Даже не стараюсь удержать равновесие, самое ужасное в любом случае уже случилось. Закрываю глаза и лечу прямо в… стену. Горячую стену.

– Не трогай меня, – рычу сквозь зубы, когда Артём кладёт руки мне на талию, легко сжимая.

Да, я впервые назвала его по имени даже в мыслях.

– Настя, – шепчет в ухо, опаляя кожу, – не обращай на них внимания.

Его дыхание тяжёлое, рваное, поверхностное.

Надо ли говорить, что за этот день он уже дважды назвал меня по имени? И оно никогда ещё не звучало так красиво и так… сексуально.

Кажется, мой мозг всё ещё не напитался кислородом, потому что я просто стою и позволяю ЕМУ держать меня. А в какой-то момент даже слегка подаюсь назад и прижимаюсь к телу Северова.

– Блядь, перестань так делать, или я за себя не ручаюсь! – режет сиплыми интонациями Артём и, толкаясь бёдрами, вжимает член между ягодиц.

И только сейчас, с огромнейшим запозданием загорается сигнал SOS и начинает орать внутренняя сирена.

Не обращая внимания ни на кого, вырываюсь из его рук, спрыгиваю с ринга и бегом вылетаю из спортзала. Вика что-то выкрикивает. Тренер орёт. Но мне настолько плевать, что даже если под моими ногами разверзнется пропасть, не замечу этого.

Северов перехватывает меня почти у самых раздевалок.

– Подожди! Миронова! Да остановись же ты! – кричит, задыхаясь от бега.

А может и не только от него.

– Отвали! – выкрикиваю, не оборачиваясь, на грани истерики, и продолжаю бежать. Он ловит меня за руку и рывком разворачивает на себя. Выставляю вперёд ладони и упираюсь в стальную грудь. – Отвали, сказала же! Русского языка не понимаешь, что ли? – продолжаю упираться.

– Когда же ты перестанешь сопротивляться, идеальная девочка? – шепчет Артём, задевая губами моё ухо и разгоняя по телу волны жара.

Если бы он только знал… Если бы знал, насколько сильно мне сейчас хочется перестать противиться. Как я от этого устала. Бороться со своим воспитанием и принципами. Снова вдохнуть его запах. Прижаться к горячему телу. Узнать на вкус его поцелуй. Разрушить все рамки. Преступить все границы. Перейти все черты. Спустить с поводка всех своих тараканов. Просто сойти с ума. От него. С ним.

– Перестань уже убегать. – высекает, прихватывая губами мочку и обводя языком.

А я снова забываю для чего мне кислород. Ноги наливаются свинцом. Лёгкие забивает запах кофе, табака и корицы. По коже летят мурашки.

Поднимаю взгляд и встречаюсь с бирюзовыми глазами.

Моё бракованное сердце выдаёт кульбит, когда между нашими губами остаётся всего один вдох. Впитываю его ментолово-табачное дыхание.

– Настяяя! – Викин крик режет не только пространство, но и то странное притяжение, что держало меня в руках Северова.

В один прыжок оказываюсь на расстоянии вытянутой руки и начинаю понимать то, что только что почти произошло.

Он меня чуть не поцеловал!

А я этого хотела!

Почему-то перед глазами сразу встают образы родителей, которые отчаянно качают головами и забрасывают укорами:

– Что ты же ты делаешь, Настя? Разве так можно? – слышится строгий голос отца.

– У тебя же жених есть. Как ты можешь так с ним поступать? И с нами тоже? – доносится мамино разочарование.

Зло трясу головой в попытке избавиться от зудящих замечаний.

Артём делает шаг в мою сторону, и тут меня прорывает.

– Не подходи ко мне! Не прикасайся! Не приближайся! Никогда, блядь, не приближайся ко мне! Слышишь?! Держись от меня как можно дальше! – ору, захлёбываясь паникой.

– Окей. – обрубает коротко.

Делает глубокий вдох, сжимает руки в кулаки и, повернувшись, идёт к выходу.

Окей?

Его силуэт расплывается перед глазами из-за непролитых слёз. Жгучая обида давит на грудь. В горле становится ком, который никак не удаётся протолкнуть.

– Всё равно ты проиграла эту войну, идеальная девочка. – долетает его голос.

И тут меня взрывает. Я залетаю в туалет и раздаюсь рыданиями. Кусаю ребро ладони, чтобы никто не услышал.

Да, я проиграла!

Закусываю губы до металлического привкуса крови во рту.

Успокоиться удаётся только к началу следующей пары. Звоню Кириллу.

– Можешь меня забрать? – спрашиваю дрожащими интонациями, едва поднимает трубку.

– Сейчас? – выбивает обеспокоенно.

– Да.

– Что-то случилось? У тебя же ещё одна пара?

– Отменилась. – выталкиваю откровенную, но такую необходимую ложь.

– Настя, что происходит? – голос Кира звучит взволнованно.

– Северов достал! – выдаю это и тут же жалею.

Не понимаю, как вырвалось. Кир уже давно в курсе, что у меня "тёрки" с этим парнем. Если после академии я прихожу злая или расстроенная, то дело всегда в нём.

Раньше отмахивалась, отмазки придумывала. А потом объяснила, что он постоянно цепляет меня и из себя выводит. Кирилл даже "пообщаться" с ним собирался, но я сказала, что и сама нормально справляюсь.

Теперь на вопросы "ты чего злая?" или "что с настроением?" ответ всегда один – Северов.

– Буду через пятнадцать минут.

Быстро переодеваюсь, хватаю свои вещи и через четверть часа уже целую своего жениха прямо на глазах у Артёма, размазывая по подъездной дорожке своё сердце.

Глава 4

Ревность сама по себе дерьмовое чувство. Но становится хуже, если не имеешь на неё права.

– И чё это за херня такая была? – рубит вопросом Тоха.

– Какая? – бросаю якобы в удивлении, таща брови вверх и выпуская в воздух сигаретный дым.

– Ты нашу идеалку на ринге практически, блядь, трахнул. Ещё бы минута, и ты бы шмотки с неё стягивать начал. – бомбит друг.

– Хуйня. Забей. Давно не трахался, а у неё в этих лосинах задница просто отпад. – выдаю с ухмылкой. – И она так ей ёрзала, когда сверху сидела, что эрекция случилась раньше реакции.

Не в лосинах, сука, дело! В ней! В этой идеальной девочке, на которую у меня нет прав. Но почему?.. Почему, мать вашу, я хочу именно её, но не позволяю себе даже лишнего слова ей ляпнуть, хотя со всеми остальными никаких проблем нет?

– А разве не ты её занудной ботаничкой называл и говорил, что лучше вздрочнуть, чем эту ледяную принцесску доморощенную трахать? – бурчит Антон, кося на меня взгляд.

– Да захлопнись ты уже, Тоха! – рявкаю, начиная откровенно закипать.

"Не приближайся! Никогда, блядь, ко мне не приближайся!"

Эти слова мне череп на хрен разрывают. За грудиной в тот момент так хреначило, что казалось, грудак пробьёт. Пиздец полный. Она же, блядь, текла подо мной. Опыта достаточно, чтобы понять, когда девчонка заводится. Когда услышал, как Настя стонет, чуть в трусы не спустил. У меня от неё крышу к чертям срывает. Кажись, мне срочно нужен перепих. С кем угодно.

Выцепляю глазами Волчинскую и, бросив в урну окурок, выдвигаюсь в её сторону.

– Привет. – хриплю, вжимаясь твёрдым членом в её ягодицы и обвиваю руками под грудью.

Четвёртый размер и сочная задница сейчас как раз то, что мне нужно. Надо срочно выбросить из головы идеальную девочку с её идеальной небольшой грудью с острыми сосками, которые так натягивали ткань её спортивного лифона, что казалось, сейчас наружу пробьются.

Блядь, почему я так хочу именно её, когда кругом столько девок, которые без раздумий запрыгнут в мою койку?

– Привет, Артём. – приветствует слащаво, сильнее вжимая задницу мне в пах.

Да, то, что надо, чтобы не думать об идеально округлых бёдрах, в которые я вдавливался на ринге.

"Никогда не приближайся!"

И не собирался, блядь, пока утром в коридоре она не обернулась. Что-то в её глазах дало жёлтый свет. Не зелёный, нет, только жёлтый, но на трене я выжал педаль газа.

Долбоёб хренов.

Знал же, что она ещё не готова, но, сука, не сдержался. Стоило ей провести розовым язычком по пухлым губам и всё, крыша едет неспеша. Хотя моя рванула со свистом, проскрёбом и пошла юзом.

– Куда спешишь, малышка? – выдаю необходимую нежность, чтобы отыметь её прям в машине.

Так ломаться не будет. Обычно времени трачу немного больше, но за то без этой романтической пошлятины. От всех этих словечек выворачивает на хрен.

– Домой. – высекает хрипло, продолжая тереться задницей о готовый взорваться член.

– А как же пара? – спрашиваю на кой-то чёрт. Похер же.

– Надо красоту навести перед вечеринкой. – поворачивается, облизывая губы.

И тут я замечаю опухший нос и расползающийся вокруг синяк.

– С лицом чего? – выбиваю сипло.

Видеть всегда наприпараденую Волчинскую с "финишем" – тот ещё шок.

– Дура эта ненормальная свихнулась. Набросилась, как собака бешеная! – возмущается, а сама уже наяривает мне член через ткань джинсов.

– Кто? – спрашиваю с хрипом.

Не понимаю, откуда это берётся, но, кажется, ответ я уже знаю.

– Идеалка эта долбанутая. Миронова. – практически визжит от возмущения. – Но ты же меня защитишь от неё? – голос девки становится приторно-сладким, и она начинает тереться об меня сиськами и прижиматься всем телом.

Вот только желание её трахать у меня отпадает сразу.

Хватаю за запястья и рывком отдираю от себя. Смотрю прямо в глаза и рычу:

– Что ты ей сделала?

– Я сделала?! Это она на меня набросилась! – начинает верещать и выдираться. – Отпусти, Артём, ты мне больно делаешь!

– Что? Ты? Сделала? Насте? – чеканю по слогам и прибиваю её таким взглядом, что девка тут же замирает и начинает лепетать:

– Да ничего такого. Она в раздевалку последняя явилась. Я предположила, что она больная чем-нибудь и лучше к ней не приближаться. Она услышала и набросилась, просто сумасшедшая какая-то. Клянусь! Я её боюсь. У неё с головой непорядок. Ей в дурдоме самое место.

Сильнее сжимаю запястья Карины, а на глаза падает красная пелена. Мало того, что я сегодня на трене своей идеальной девочке устроил, так ещё и сука эта.

Моей? Я сказал моей? Никогда! Ни в жизни, мать вашу!

Я не имею права к ней прикасаться. Портить её. Ломать. Хотя именно это я и делаю. Потому что хочу до одурения.

– Отпусти меня, Север! Ты мне больно делаешь! – визжит Волчинская, а я готов ей шею свернуть, лишь бы заткнулась. – Не прикасайся ко мне. Даже не подходи! – орёт, выдирая руки.

"Не подходи. Не прикасайся…"

Блядь!

Брезгливо отшвыриваю от себя искусственную блондинку и до хруста в костях сжимаю кулаки. Достаю из кармана пачку и закуриваю сигарету. Забиваю лёгкие никотином, пока их жечь не начинает.

Карина продолжает сотрясать воздух, но я ни черта не слышу. Разворачиваюсь и давлюсь дымом.

На подъезде стоит чёрный лексус, а возле него зализанный чёрт, к которому бежит Настя. Какой-то животный инстинкт вынуждает меня двигаться вперёд и перехватить её раньше, но не успеваю. Моя идеальная девочка влетает ему в объятия, обнимает за шею и целует. Они садятся в тачку и выруливают, а я стою и растягиваю свою агонию. Лёгкие перестают вентилировать воздух. Мотор к чертям разрывает грудину. А я всё стою и пялюсь на то место, где МОЯ Настя минуту назад целовала этого зализыша.

Моя? Да ни черта она не моя! И моей никогда не будет.

– А вот это уже хуёво. – пробивается Тохин голос в вакуум, в который превратилась моя башка. – Прям пиздец просто.

– Чё, блядь? – выбиваю сквозь стиснутые до скрипа зубы.

– Пиздец тебе говорю. Видел же, что неровно по ней дышишь, но думал так, временно. В койку затащишь и перегоришь, – гордо вещает приятель, – но не тут-то бы. Ты в ней по самую черепушку.

– Хуйня. – бросаю уверенно.

Сам себя в этом убеждаю. Хреново выходит.

– Знаешь, как называется то, что ты сейчас чувствуешь? – ха. Чувства? Смешно. Нет никаких чувств. Я самая бесчувственная скотина на свете. Трахаю кого, когда и где захочу. Бью любую не понравившуюся рожу. Беру, что хочу. Чувства? Ха-ха-ха. – Ревность, Тёмыч. Ты сейчас ревнуешь девку, которую даже не полузал. А знаешь, что это значит?

– Она – не девка! – рявкаю раньше, чем доходит, что делать этого не стоит.

– Вот то-то и значит, Север, ты в ней по уши.

Глава 5

Если бы мы знали будущее, то принимали бы другие решения?

До дома Кирилл меня довозит в практически полной тишине. Боюсь даже рот открыть, чтобы из него не полились рыдания. Так паршиво мне ещё никогда не было.

Телефон то звонит бесперебойно, то оповещает короткими вибрациями о сообщениях.

Я не хочу сейчас говорить. Ни с кем. Не готова. Знаю, что стоит ответить на звонок, и Вика тут же набросает кучу советов. Но перед этим закидает миллионами вопросов.

Улыбаюсь, представляя её реакцию на увиденное сегодня в спортзале.

– Что это было, Настя?

– Отличный вопрос. – отвечаю мысленно.

– Ты этого хотела?

– Да. Да, да, да! И одновременно нет.

– А чего ты хочешь?

Вот на этот вопрос у меня как раз-таки ответ и имеется:

– Сдохнуть.

Выхожу из машины, когда Кирилл открывает пассажирскую дверь и подаёт мне руку. Даже не глядя на него, ковыляю к дому. И так всю дорогу в боковое стекло смотрела, потому что боялась, что стоит нам встретиться взглядами, и он всё у меня на лице прочитает.

– Настя. – раздаётся за спиной ровный голос жениха.

– Что? – спрашиваю, не оборачиваясь, но всё же останавливаюсь.

– Даже не поцелуешь на прощание? Я с работы сбежал. За тобой как принц примчался, а ты просто уходишь. – в его голосе сквозит плохо скрываемая обида.

Обычно Кир владеет эмоциями получше моего отца. Разворачиваюсь и, не поднимая головы, иду к нему и прижимаюсь своими губами к его.

– Не так, Настя. – шепчет Кирилл и проталкивает мне в рот язык.

Совсем не напористо, но меня начинает подташнивать. Он всегда нежный и деликатный, а я вдруг поняла, что мне хочется совсем не этого.

Отвечаю на поцелуй. Сплетаемся языками.

Но я ничего не чувствую. Вообще ничего. Ни желания, ни страсти, ни даже отвращения. Словно у меня за рёбрами образовалась чёрная дыра и разом поглотила все ощущения.

Быстро отстраняюсь и бегу в дом, даже не пытаясь скрыть слёзы отчаяния.

А я ведь выхожу замуж всего через пять недель.

Как можно быть с человеком, к которому не испытываешь ничего, кроме безразличия? Как мне с ним в постель лечь?

Северов только приблизился ко мне, а я уже готова была из одежды выпрыгнуть. Блин! Ну вот зачем я о нём вспомнила?

Слёзы прорываются новым потоком.

– Всем добрый день. – бросаю на ходу родителям.

Залетаю в свою комнату, срываю одежду, иду в душ, включаю воду и только там даю себе волю. Когда слёзы заканчиваются, быстро моюсь и выхожу из ванной. Закутываюсь в пушистый халат и падаю на кровать.

Несмотря на то, что на улице больше двадцати градусов тепла, меня знобит. С того самого момента, как Северов скатился с меня на ринге. При этой мысли снова ощущаю подступающий к горлу ком.

Мой телефон опять затяжно вибрирует.

Не глядя, отвечаю на звонок. И так знаю чей голос услышу на том конце трубки.

– Ну, наконец-то, Настя! Ты куда пропала? – почти кричит Вика.

А меня удивляет, что она спрашивает именно это.

– Дома. – отвечаю безэмоционально.

– Как ты?

– Как я? Паршиво, Вик. Как никогда в жизни, блядь, паршиво.

– Маты в ход? Видимо, совсем хреново. – слышится явное беспокойство в её голосе.

– Угу. – больше ничего выдавить не удаётся, потому что в горле застрял ком, который только разрастается.

– На вечеринку приедешь?

– Ты издеваешься? Ну какая вечеринка? – вот теперь меня прорывает в который раз за последние пару часов. – После того, что было сегодня? Ты слышала, что они говорили? "Ты бы её прям здесь трахнул". – передразниваю фальцетом. – Я не знаю, как после этого в академии показаться, не говоря уже о том, чтобы на вечеринку явиться. Как я ЕМУ в глаза посмотрю?!

– Прямо, Настюха, и без паники. Сделаешь вид, что тебе пофигу. Что это ничего не значило. Подумаешь, загорелась. У всех иногда бывает. Некоторые вон прям на людях сексом занимаются. А ты что? Ну, подумаешь, поцелуй.

– Мы не целовались! – цежу сквозь зубы.

– И зря! – выдаёт подруга. – Лучше бы поцеловались.

– Виииик. – тяну тоном, который не предвещает ничего хорошего.

– Ну что "Вик"? Ты наконец приняла тот факт, что у тебя с Северовым что-то есть и…

– Хватит! – перебиваю зло. – Ничего между нами нет. Он трахает всё, что движется. А тот момент двигалась именно я!

– Ты действительно не видишь, КАК он на тебя смотрит? Насть, открой, в конце-то концов, глаза. Это не слепая похоть. Может, ты действительно не замечаешь. А может, просто не хочешь. У вас не просто ЧТО-ТО есть. Это намного больше. От вас реально искрит, когда вы рядом находитесь. Север смотрит на тебя, пока ты не видишь. Прямо взглядом раздевает. И поедает. Очень медленно. Не хочешь слушать меня, так послушай хотя бы себя. Пока не поздно.

Не собираюсь уточнять, что значит последняя фраза.

«Пока не поздно…»

Свадьба через месяц. Разве это не поздно?

"Что ты со мной делаешь, идеальная девочка?"

А ты со мной, Артём Северов?

"Всё равно эту войну ты проиграла, идеальная девочка"

Да, проиграла. Но с поля боя выйду с гордо поднятой головой и изорванным знаменем.

– Я приду на вечеринку.

– Ура!!!

– С Кириллом.

***

Уверена, что вам уже надоела эта фраза, но сегодня самый странный день в моей жизни.

Стою перед зеркалом в вещах, от которых у папы случился бы инсульт, у мамы разрыв сердца, а Кир сразу разорвал бы помолвку.

Всерьёз задумываюсь над этой идеей.

Смотрю в отражение и вижу там кого-то другого. Точнее, вижу там СЕБЯ. Ту самую бунтарку, которую прятала в самых глубинах все свои двадцать лет. Иногда она, конечно, выходит на прогулки и покупает странные и откровенно сексуальные вещи, такие как эти.

На ногах берцы на высоком широком каблуке и тракторной платформе.

Гулять, так до утра.

Кожаные шорты, едва прикрывающие ягодицы. По бокам разрезы, прикрытые тёмной сетчатой тканью и стянутые шнуровкой.

Идти, так до конца.

Чёрный корсет без бретелек и со шнуровкой сзади, высоко поднимающий над краем полушария груди.

В омут, так с головой.

Золотистые волосы затянуты в высокий хвост. Сегодня я их не выпрямляла, как делаю всегда, а позволила мягкими волнами рассыпаться по плечам. Из макияжа только немного туши и блеск для губ.

Я точно сошла с ума, если собираюсь выйти в этом из дома.

Да, сошла. И собираюсь, но только не так.

Хватаю чёрное платье-футляр до колена со свободным верхом и широким поясом и натягиваю поверх своего "костюма". В сумочку закидываю тушь, карандаш для глаз, подводку и ярко-красную помаду. Уверенным шагом выхожу в гостиную.

– Мама, папа, я ушла.

– Вот сдалась тебе эта вечеринка? – заводит старую песню папа. – Там все только пьют, курят, непонятно что употребляют и занимаются… всякими непотребствами.

– А эта современная музыка, ужас просто! – подключается мама. – А танцы? Двигаются так, что только шеста не хватает.

– Я там с Кириллом буду. – напоминаю об единственном аргументе, который вынуждает их смириться.

– Ещё и его туда тащишь.

– Он же взрослый, рассудительный мужчина.

– Я убежала, – говорю со смехом, – Кирилл ждёт.

И пусть мне совсем не смешно.

Молнией вылетаю из дома и иду к машине.

– Привет. – выдаю как никогда жизнерадостно. – Поехали?

– Смотрю, ты повеселела. – отвечает сдержанно и окидывает взглядом с головы до ног.

На берцах фыркает и хмурится.

Да, неидеально и под платье вообще никак не идут, но под "лодочками" я их не спрячу.

– Ну так вечеринка же, – тяну задумчиво, – повеселимся.

– Надеюсь, пить ты не собираешься? – бросает хмурый взгляд, заводя двигатель.

– Нет, конечно! – возмущаюсь искренне. Хоть здесь умалчивать не приходится. – Я вообще не пью!

– И не танцуешь?

– Под эту музыку? Никогда. – ха. – С ребятами пообщаемся вне академии и всё.

Точнее, я собираюсь всем показать, что плевать мне на их мнение. Я НЕ идеальная. Хватит! Устала. Но Кир об этом не узнает. По крайней мере, не сегодня.

Глава 6

Как оставаться спокойным, когда сердце раненным зверем воет за рёбрами и рвёт на куски?

– Может, харе уже? – прорывается сквозь басы голос приятеля.

– Что харе? – отбиваю ровно.

– Думаешь, она явится? – бурчит друг, заливая в горло водяру.

– Кто ОНА? – выдаю безразличным тоном и натягиваю такое же выражение на ебало.

Которое, кстати, вообще не соответствует тому бесоёбству, что бушует за грудиной.

– Хочешь, чтобы я ответил? – риторический вопрос.

– Да похуй мне. Говорил же уже. Отвали! – обрубаю зло.

Выхватываю глазами девку, которая сидит рядом, и выдаю улыбку, хотя даже мне кажется, что она больше смахивает на оскал.

Впрочем, рыжая воспринимает его по-своему. Облизывает губы и походкой дикой львицы направляется в мою сторону.

То, что надо. Через четверть часа уже буду шпилить её в одной из комнат наверху и выкину наконец из башки эту мелкую зеленоглазую ведьму.

– Аня. – тянет с улыбкой и протягивает ладонь.

Сжимаю пальцы и представляюсь:

– Артём.

Как на светском приёме, сука. Как будто никто из нас не знает, чем закончится эта ночь.

– Знаю, – рассекает, улыбаясь, и проходит кончиком языка по пухлым губам. Ничего, скоро я им найду применение получше, – Артём Северов – гроза мужской половины населения и мечта женской. – смеётся хрипловатым смехом.

– Пойдём. – выбиваю, по-хозяйски кладя руку ей на талию и подталкивая в сторону лестницы.

Мне сейчас не до церемоний.

– Может, угостишь меня для начала? – дует губы с искусственной обидой.

Ну, бля, началось.

Заказываю ей какой-то коктейль, а в себя опрокидываю стопку в надежде, что дерьмо, которое разворачивается внутри, наконец утихнет.

Тоха хмуро смотрит на нас исподлобья. Отвечаю не менее угрюмым взглядом: мол, отъебись уже, сам разберусь.

Он вздыхает, отворачиваясь. И замирает, уткнув взгляд в сторону двери, но тут же резко его отводит.

Поздно.

Дикий зверь рычит и воет, когда я вижу идеальную девочку под ручку с этим зализышем сраным, который зажимал её на парковке. Забыв о рыжеволосой, как её там… отлипаю от стойки и неровным шагом двигаю в их сторону.

– Тормози, Север, – хватает за плечо Арипов, – иначе дел натворишь. Она не одна!

– Вижу, блядь! – гаркаю, стараясь стряхнуть с плеча руку друга, но он лишь сильнее сжимает пальцы.

– Везёт же некоторым. – мечтательно тянет рыжая, напоминая о себе. – Мне бы такого жениха. Всё на свете отдала бы.

– И чем он такой волшебно-охуенный? – рычу, даже не стараясь скрыть агрессии.

– А вы не знаете? – продолжает, не замечая бешенства в моих глазах. – Это же Кирилл Должанский, самый молодой и успешный адвокат нашего города и даже области. В свои двадцать восемь уже миллионер. У него девяносто девять и семь процентов выигранных дел. До прошлого месяца считался одним из самых перспективных и завидных женихов в стране, но выпал из этого списка после помолвки. Вот и что он нашёл в нашей идеалке? – продолжает вещать, а сама всем телом жмётся ко мне.

Сууука!

Мне выть охота, когда вижу Настю рядом с этим уродом.

Она улыбается, смеётся и бросает томные взгляды на этого ублюдка, а я готов убивать. Словно сквозь пелену замечаю, как к ней подлетает подружка и они обнимаются. Как зализыш куда-то сваливает, а идеальная девочка смотрит в мою сторону и тут же отводит глаза, как будто на мерзкую жабу посмотрела.

Всё! На хрен!

Отшвыриваю от себя рыжуху, срываюсь с места и якобы расслабленной походкой двигаю к ней.

– Тормози, Тёмыч! – снова дёргает меня Тоха, но мне уже насрать.

Отрываю от себя его руку и прожигаю бешеным взглядом.

– Сам разберусь. – скриплю зубами, как заржавевший механизм. – Херни творить не буду, поздороваюсь просто. С женишком познакомлюсь, авось однажды услуги адвоката пригодятся. – выдаю мрачный смешок.

– Ты в таком состоянии только херни и натворишь! Стой, блядь! – орёт уже вдогонку, потому что я с космической скоростью пересекаю уже половину импровизированного танцпола.

Расталкиваю телом людскую массу, которой набилось слишком до хера в мрачной комнате с серыми стенами и чёрными натяжными потолками.

Чувство такое, что добрая половина академии собралась.

– Не думал, что ты явишься, идеальная девочка. – подходя почти вплотную, привлекаю к себе внимание.

Миронова поднимает глаза, и мои внутренности пробивает двести двадцать. Мотор заводится с диким рёвом и срывается с цепей. Колошматит так, что кости трещат.

– Не думал, что приду вообще? – спрашивает ровным тоном. – Или после сегодняшнего? – а вот здесь уже не пытается скрыть сквозящей в голосе иронии.

Звучит так, будто ей насрать на всё дерьмо, что я ей устроил.

Словно её каждый день едва ли не трахают перед двадцатью парами глаз.

– А сама-то как думаешь? – хриплю, потому что голос какого-то хера перестаёт слушаться. – Обычно ты по впискам не шатаешься.

На самом деле это первая вечеринка за два года, на которую Миронова является.

– О, приятно, что ты заметил, Северов. – язвит эта мелкая зараза, растягивая в улыбке пухлые губы.

– Так это он и есть? – раздаётся за спиной незнакомый мужской голос.

Кому бы он не принадлежал, разворачиваюсь с намерением втащить и размазать его кровавые сопли по паркету.

– Не учили, что невежливо лезть в чужие разговоры? – выписываю приторным голосом Настиному женишку. – Вроде адвокат – интеллигентная профессия.

– Так это ты не даёшь прохода моей невесте? – высекает мудак.

Чего, блядь? Прохода не даю?

– Вечно доводишь, задираешь, цепляешь. – продолжает вещать этот хлыщ доморощенный. – Отвали от неё.

– Да похую мне. Ишь, цаца нашлась. Идеалочка, бля. – выплёвываю зло и адресую следующий вопрос Мироновой. – Женишку обо всём докладываешь?

– Я не… – замолкает, подбирая слова. Ну-ну, не поможет. Ниже плинтуса. – Я ни о чём не докладываю, так вышло!

– Вышло? – смеюсь, потому что реально смешно.

И на что я, мать вашу, надеялся? Дебил конченый. Она чуть что, сразу к нему бежит.

Всегда? О сегодняшнем тоже доложила?

Открываю было для ответа рот.

– Не трогай её. Только девушек задирать и способен? С мужчиной поговорить слабо? – рубит вопросами это интеллигент хуев.

Хочет поговорить? Мужчина, блядь. Сейчас я ему, сука, объясню.

– Не надо, Кирилл. – снова подаёт голос ведьма и тянет его за руку. – Я же просила тебя не лезть. Сама разберусь.

– Я вижу, как ты разбираешься! – выплёвывает, бросая на неё презрительный взгляд. – Иди в машину.

– Кирилл, хватит, прошу. – выбивает, умоляюще глядя на этого урода.

– В машину иди, Настя! – зло рыкает на девчонку.

Ну всё, пиздец ему. Никому, даже её жениху, не позволю так с ней разговаривать.

Хотя и сам сейчас готов вывалить ей столько дерьма, что век не отмоешься. И далеко не светским тоном. Но я – это я. И этим всё сказано!

– Она сегодня плакала из-за тебя, и я этого так просто не оставлю. – продолжает изливаться Должанский, но я уже ни черта не слышу.

Плакала? Настя? Из-за меня? Она никогда не плачет, как бы её не доводили, в том числе и моя персона. Неужели настолько перегнул?

– … засужу за оскорбления, моральное подавление и …

– Да хватит уже! – взрывается Миронова. – Замолчи, Кирилл. Просила же! Это мои проблемы. Сколько можно лезть мои дела? Это МОЯ жизнь. МОЯ!!! Нахрена ты меня позоришь перед одногруппниками?! Выставляешь плаксой и ябедой, которая ни на что не способна?! Достал! Видеть тебя не хочу! – выкрикивает всё это на одном дыхании и пулей вылетает из здания.

Мне даже показалось, что некоторых студентов прошила насквозь. Стою и тупо пялюсь на то место, где только что находилось моё чёртово наваждение, и даже не соображаю, что происходит кругом, пока мне в плечо не впиваются чьи-то пальцы.

– Надеюсь, мы друг друга поняли. – ровным тоном выбивает зализыш и топает в сторону выхода.

– Угу, поняли. – бурчу ему в спину. – А на хер ты не сходил бы?

Вообще-то у меня есть до черта чего ему ответить, но все слова словно помелом из черепушки вымело. Только одна мысль настойчиво долбит мой размякший мозг: Настя плакала из-за меня.

Двигаю на выход, на ходу выбивая из пачки сигарету, и зажимаю зубами фильтр с такой силой, что перекусываю.

– Блядь! – выплёвываю взбешённо.

Швыряю испорченную табачку на землю и, достав новую, сразу подкуриваю.

Вбиваю в лёгкие горький дым, но желанного облегчения так и не получаю. Подставляю разгорячённую морду ночному ветру и делаю новую тягу.

Никотин отказывается усваиваться так же, как и воздух, которым я от чего-то давлюсь в попытке сделать вдох.

С хрена ли мне так паршиво?

"Она плакала…"

И что с того? Никогда не цепляли женские слёзы. Им лишь бы сопли поразмазывать по поводу и без. То побрякушку им не купили, то ласкового слова не сказали. Бабы, блядь.

"Она плакала…"

А мне что? Пусть Настин женишок зализанный её и успокаивает. Сейчас помирятся и в койку.

Зверь взвывает так, что перекрывает даже долбящую из дома музыку. Руки сами сжимаются в кулаки, и я с размаху херачу ими в ближайшую твёрдую поверхность, которой оказывается ни в чём неповинное дерево. Луплю, пока не сдираю кожу с костяшек.

Мотор дробит кости. Дыхание вырывается из грудины короткими хрипами.

Перед глазами встаёт картинка, как этот урод снимает с МОЕЙ идеальной девочки платье и, укладывая её на кровать, нависает сверху.

Снова долблю дерево, пока руки не превращаются в кровавое месиво.

Слышу, как она стонет. Этот звук представляю очень явственно, потому что он впечатался в мои барабанные перепонки.

Под ним…

Ещё десяток остервенелых ударов и хруст костей.

– Дерьмоооо! – реву похлеще своего зверя.

Чувство такое, что сердце не кровь по венам гоняет, а серную кислоту, которая выжигает внутри всё живое.

Упираюсь лбом в острую кору и стараюсь успокоить дыхание, которое с такой силой вырывается из груди, что на хрен это дерево снести способно.

Заставляю себя отлипнуть от своей "боксёрской груши" и размашистым шагом направляюсь не пойми куда, ноги сами несут. Окровавленными пальцами достаю очередную сигарету и с трудом щёлкаю зажигалкой, когда вдруг слышу всхлип. Не знаю, что именно меня тормозит, но в следующий момент я уже направляюсь в сторону звука.

Тело цепенеет, когда взгляд цепляется за хрупкую фигуру в чёрном платье, сидящую на краю бассейна. Золотистые волосы волнами спадают на спину, а худые плечи то и дело вздрагивают. Снова тихий всхлип, и внутри меня разворачивается настоящая буря.

МОЯ девочка плачет.

Из-за меня? Или из-за этого самовлюблённого утырка?

На автомате делаю несколько шагов и кладу руку на дрожащие плечи.

– Настя… – сиплю неожиданно севшим голосом.

Она дёргается и, оборачиваясь, рывком подскакивает на ноги. Успеваю заметить блестящие глаза и мокрые дорожки на щеках, от которых сердце сжимается до минимальных размеров, а внутренний зверь начинает затравленно скулить от боли. А в следующий момент мне прилетает удар прямо в солнечное сплетение.

Сгибаюсь пополам, открываю и закрываю рот, как вытащенная из воды рыба в попытке протолкнуть в лёгкие хоть немного воздуха. Едва мне удаётся слегка выпрямиться и всё же пробить воздух внутрь, как его выбивает обратно. И в этот раз похлеще любого удара.

Слышу характерный звук расстёгиваемой молнии, и на земле, от которой мне всё ещё не удаётся оторвать глаза, оказывается Настино платье.

Какого, мать вашу, хрена сейчас происходит?!

Медленно скольжу взглядом от берцев вверх по длинным стройным ногам, обтянутым тонким нейлоном. Голени, колени, бёдра…

На ней вообще ни черта нет, что ли?

Ещё выше. Упираюсь глазами в кожаные шорты, короче моих трусов с сетками и шнурками по бокам, и во рту собирается слюна, как у голодной псины. Поднимаю взгляд вместе с выпрямляющимся телом.

Узкая талия…

Она всегда была такой тонкой, что можно пальцами двух рук обхватить, или дело в туго затянутом корсете, который облепляет её тело как вторая кожа?

Ещё выше.

Грудь гордо поднимается над краем этой тряпки. Вздымается так, что, кажется, сейчас выпрыгнет наружу.

Не пялиться, иначе я за себя не ручаюсь!

Выше.

Длинная шея. Гордо вздёрнутый острый подбородок. Сочные губы, через которые Миронова с трудом выталкивает воздух.

Вот на этом моменте зависаю надолго. Она дышит тяжело и рвано, но даже не пытается выровнять дыхание.

Я, мать вашу, тоже.

Розовый язычок появляется между её губ и так же быстро исчезает.

Эрегированный член рвёт джинсы. Остатками прокисших мозгов понимаю, что делает она это ненамеренно, но похоть накрывает волной, вынуждая отбросить все чёртовы принципы.

И, блядь, эти сраные принципы касаются только её.

Выпрямляюсь во весь свой внушительный рост и в мгновение уничтожаю разделяющее нас расстояние в пару шагов. Нависаю сверху, потому что даже на каблуках девчонка с трудом мне до носа достаёт.

– Настя… – слова даются с трудом, потому что во рту неожиданно становится сухо, как в Сахаре, и язык прилипает к нёбу.

Поднимаю руки, собираясь схватить её за талию, как мне тут же прилетает второй удар под дых.

Неожиданно. Снова.

В этот раз очухиваюсь практически мгновенно и быстрым движением впечатываю Миронову в своё тело.

От удара из её лёгких вылетает воздух. Она вскрикивает, но, думаю, скорее от неожиданности.

Мы застываем. Надолго. Не знаю, почему не сопротивляется идеальная девочка. А я просто охуеваю от того шквала эмоций, которые меня топят. Её тело идеально совпадает с моим. Каждый изгиб, каждая впадинка будто дополняет моё собственное.

Сердце пропускает десяток ударов, пока скольжу ладонями по напряжённой спине, вдыхая её запах. Кокос и ваниль. Ненавижу сладкое, но сейчас откровенно тащусь. Забиваю им лёгкие. Оставляю на губах, лёгкими движениями пробегаясь по её шее там, где бешено трепыхается тонкая венка.

Малышка начинает дрожать в моих руках. Под моими пальцами расползаются мурашки. Её дыхание становится настолько частым, что, кажется, пробивает дыру во впадине между плечом и шеей, куда Настя зарывается лицом. Ощущаю лёгкое движение её губ, и тут уже мурашки начинают разбегаться по моим рукам и спине. Тело прошибает дрожь удовольствия, когда она шепчет, обжигая кожу:

– Артём… – впервые называет по имени, и я уже от этого тихого шелеста взорваться готов.

Башню сносит окончательно, и я, растеряв остатки самообладания, с силой вжимаюсь твёрдым членом ей в живот, отчего Миронова в испуге дёргается назад, но я лишь крепче припечатываю к себе. Ползу губами по шее, прикусываю подбородок, опаляя рваными выдохами розовые губы. Снова делаю движение бёдрами, словно это поможет избавиться от бешеного сексуального желания, которое она во мне вызывает. Только, блядь, она.

Да, я трахаю всех подряд, но никто из одноразок не может утолить голод, который пробудила эта маленькая зеленоглазая ведьма. Я, блядь, на диете. Питаюсь макаронами, когда рядом маячит такой желанный стейк.

Ещё поступательное движение, и она вскрикивает и упирается ладонями мне в грудь.

Так, стоп, сука! Пока она с визгами не сбежала.

Упираюсь своим лбом в её и неровно дышу, ловя ртом её сбивчивое дыхание.

– Открой глаза, Настя, – шепчу, потому что голос не слушается, – посмотри на меня. Пожалуйста, маленькая.

Её веки распахиваются, но я всё равно оказываюсь не готов к тому, что происходит в следующий момент. Между нами бьёт молния, от которой волоски по всему телу становятся дыбом. Меня бросает в жар, будто я сдох и попал прямиком на адскую сковородку. Сердце заходится так, что я буквально слышу, как трещат под его напором кости. В уши не попадает ни единого звука, кроме нашего тяжёлого дыхания.

– Маленькая… Моя маленькая… – выдыхаю как молитву. – Девочка моя… Идеальная. Как меня от тебя ведёт.

На периферии сознания понимаю, что выдаю лишнее, но ни одной мышце в своём теле я сейчас не хозяин, в том числе языку.

– Северов… – всхлипывает, и я тут же напрягаюсь, хотя, казалось, дальше некуда. – Артём…

– Я хочу тебя поцеловать. – не знаю, на хрена выдаю и без того очевидную информацию, но когда по её телу пролетает волна дрожи, добавляю. – Сейчас.

Скользнувший между её губ язычок срабатывает похлеще любого приглашения.

Настя закрывает глаза и делает глубокий вдох, будто готовится к погружению.

Припечатываю своим ртом её губы и, тут по воздуху разлетается самая мозговзрывающая музыка на свете.

Нет, песня может и нормальная, но как же не вовремя взрывается её телефон.

Девчонка отпрыгивает от меня с такой скоростью, что даже остановить не успеваю. Нас обоих конкретно так колбасит.

Миронова дрожащими пальцами достаёт из сумки мобилу и отвечает на звонок:

– Да, Кирилл.

Блядь! Сука! Вашу ж мать! Пиздец полнейший!

Мои внутренности разрывает на кровавые ошмётки. Пальцы сжимаются в кулаки с такой силой, что снова начинает сочиться кровь, бордовыми каплями оседая на плитке бассейна.

Да что там руки?! Вся душа покрывается кровоточащими ранами, а мотор превращается в кровавое месиво.

Ведьма смотрит на меня перепуганными глазами и беззвучно шепчет:

– Прости.

Простить, блядь?

– Беги к женишку, пока не поздно, идеальная девочка. – выплёвываю злым хрипом и сваливаю в темноту.

Глава 7

Если бы я знала, чем закончится этот день, то записала бы на флешку и постоянно проживала его сначала

– Да, Кирилл. – выдаю сдавленный писк, потому что в горле становится непроталкиваемый ком из обиды и разочарования.

"Я хочу тебя поцеловать…"

Если бы он только знал, как я этого хотела.

"Сейчас…"

Заткнись уже и целуй.

Если бы Север не прижимал меня к себе так крепко, то я наверняка свалилась бы на землю, потому что все мышцы атрофировались, а тело предательски дрожало. Колени подгибались. Его дыхание жгло кожу. Взгляд парализовал сердцебиение. Хриплый шёпот вывернул наизнанку душу.

Поцеловать? Да, я хотела больше, чем чёртов поцелуй! Сорвать с нас обоих одежду и прижаться кожа к коже. Почувствовать жар его накачанного тела. Пройтись пальцами по обнажённой груди. Узнать все рельефы его мышц. Обвести кончиками пальцев кубики пресса.

Его прикосновения как жизненная необходимость. Не знаю, как далеко всё это могло зайти, если бы не звонок.

– Где ты? – раздаётся в трубке недовольный голос.

Я бы не смогла остановить Артёма, даже если бы захотела.

– Прости. – решаюсь, наконец, поднять на Северова глаза.

"Пошла ты" – отвечают его.

– Настя?! – голос на том конце становится громче.

– Беги к женишку, пока не поздно, идеальная девочка. – бросает Север и уходит.

Слёзы наворачиваются на глаза, пока силуэт Артёма не начинает расплываться и вовсе растворяется в темноте. Закусываю нижнюю губу до металлического привкуса во рту. Проталкиваю в лёгкие воздух, но, кажется, он пропитался ароматом кофе, табака и корицы.

– Настя! Ты чего молчишь?! – уже кричит Кирилл. – Где ты? Ещё на вечеринке? Если нет, то скажи где, и я заберу тебя. Не молчи, Настя.

– Нет, я не на вечеринке. – выпаливаю ровным, но скрипящим голосом, сдерживая слёзы обиды. – И никуда приезжать не надо. Я же сказала, что не хочу тебя видеть.

– Заканчивай этот детский сад, Настя!

Постоянно называть человека по имени – это такая психологическая фишка. Мера давления. Но ко всем таким "штукам" у меня давно иммунитет.

– Я всё сказала, Кирилл, – я тоже умею манипулировать, учителя у меня отличные, – не надо никуда приезжать. И забирать меня не надо. Оставь меня в покое, Кирилл. Я хочу побыть одна. Что тебе не ясно?

– Послушай, Настя…

Сбрасываю звонок и зажимаю кнопку блокировки, пока экран не гаснет окончательно.

Хватит! Наслушалась!

Разворачиваюсь и падаю коленями на прохладную плитку. Разговор с Киром отнимает последние силы. Вглядываюсь в своё отражение в прозрачной воде. Слёзы снова стекают по щекам, оставляя выжженные дорожки, словно кислота.

Сегодня странный день? А ведь он ещё даже не закончился.

Снова слышу хриплый шёпот и срывающееся дыхание.

"Маленькая, моя маленькая…"

Жених никогда меня так не называл. Только по имени. Каждый раз казалось, что стоит снова его услышать, и меня стошнит. Никаких нежностей. Ласковые слова – это про любовь. А у нас что? Холодный расчёт!

"Моя идеальная девочка…"

Впервые за всё время нашего знакомства это не прозвучало как оскорбление, скорее наоборот. Перестаю сдерживать всхлипы.

"Как меня от тебя ведёт…"

В этот момент я чувствовала себя самой желанной на свете. Не как что-то само собой разумеющееся, а словно я самый желанный приз, которого очень долго и упорно добивались.

А что теперь? Сижу и превращаю воду в бассейне в морскую. Даю себе ещё минуту.

Один, два, три, четыре…

Слёзы выжигают веки, плавят глазные яблоки и оставляют ожоги на щеках.

Пятнадцать, шестнадцать…

Рыдания разрывают сердце и душу и вырываются наружу отчаянными всхлипами.

Тридцать три, тридцать четыре…

Сжимаю руки в кулаки до побеления костяшек и кровавых полумесяцев на ладонях.

Сорок семь, сорок восемь…

С трудом набираю в лёгкие воздух, заставляя их его вентилировать.

Пятьдесят четыре, пятьдесят пять…

Тыльной стороной ладоней вытираю солёные капли и размазываю тушь.

Пятьдесят девять…

Неимоверными усилиями поднимаю размякшее тело, упираясь ладонями в край бассейна.

Шестьдесят…

Стираю последние капли. Делаю глубокий вдох. Стягиваю резинку с волос, позволяя им водопадом рассыпаться до поясницы и, гордо вскинув голову, шагаю вслед за Северовым в темноту навстречу неизвестности.

***

– Настя, где ты пропадала? – бурчит Вика, не оборачиваясь, когда я кладу ладонь ей на плечо и прошу пойти со мной.

Но, обернувшись, снова роняет челюсть до пола. Так же, как и все остальные, когда я зашла в душное помещение.

Ну конечно…

Никто не ожидал увидеть идеалочку из академии в костюме развратной шлюхи.

– Ааааааа-хрееее-неть! Что это с тобой? Кто ты такая и куда дела нашу идеальную девочку? Где моя подруга? – бомбит она, округляя глаза.

– Пойдём отсюда и поговорим, – говорю со смешком, – пока ты себе невесть чего не напридумывала, как и все.

Молча делаю разворот на каблуках и застываю, так ни шагу и не ступив. Северов сидит у бара и заливает одну рюмку, судя по прозрачности водки, за другой. Рядом с ним Антон Арипов что-то настойчиво втирает и дёргает руку друга с поднесённой ко рту стопкой, отчего жидкость из неё проливается на импровизированную барную стойку.

– Отъебись, сказал! – разрывает басы голос Артёма и замирает у меня в ушах.

Антон поворачивается в нашу сторону и громко присвистывает. Через накладывающиеся друг на друга слои музыки я не слышу его слов, но по губам, кажется, читаю: ну нихуя ж себе!

Север поворачивает голову до тех пор, пока мы не сталкиваемся глазами, и тут мне реально становится страшно. Даже несмотря на то, что нас разделяет метров пять расстояния и пара десятков разгорячённых студентов, в его потемневшем, практически чёрном взгляде я считываю крайнюю степень бешенства. По телу пробегает ледяной озноб и сковывает мышцы, но даже сейчас я не могу оторвать от него взгляд.

Белые, всегда в лёгком хаосе волосы сейчас выглядят так, словно в них раз за разом запускали пальцы. Бирюзовая радужка почти полностью скрыта за чёрным туманом зрачков. Он смотрит с каким-то странным прищуром, а его губы искривляет звериный оскал.

Инстинкт самосохранения заставляет меня сорваться с места, когда он начинает медленно сползать со стула с кошачьей грацией. Вот только этот кот отнюдь не ручной и мурчит, только когда удовлетворит аппетит. А однозначный взгляд не оставляет мне ни единого шанса.

Со скоростью взбесившейся антилопы взлетаю наверх и, врываясь в первую попавшуюся дверь, с гулким стуком запираю её. Благо, комната пуста. Сползаю спиной по холодной деревяшке, жадно хватая ртом воздух. Закрываю глаза в попытке унять бешеное сердцебиение и выровнять срывающееся дыхание. Громоподобный стук заставляет меня подпрыгнуть. Глаза начинают метаться по комнате в поисках путей отхода.

– Насть, ты тут? – доносится из-за двери Викин голос. Видимо я так шумно выдыхаю, что она меня слышит и входит. – Ты чего сорвалась, словно за тобой тысяча чертей гонится?

– Всего один, – выдаю с истерическим смешком, – но очень злой.

– Кто? – нет, ну она сейчас серьёзно? – Кир?

Начинаю ржать. Не смеяться, а именно дико ржать, хватаясь за живот и сгибаясь пополам. Видимо, это нервное, потому что успокоиться мне удаётся далеко не сразу. Но как только в лёгкие наконец добирается кислород, затыкаюсь.

– Северов. – слово отдаётся эхом, во внезапно повисшей, словно звенящей, тишине. А может, мне так кажется после оглушающего приступа смеха?

– Что он сделал? – выпаливает подруга.

Кажется, мой внешний вид её больше не удивляет.

– Хм, дай-ка подумать, – растягиваю слова, прикладывая палец к подбородку и поднимая взгляд в потолок, – пообщался с моим женихом. Раз. Увидел, как я из-за него плачу. Это два. Получил под дых. Дважды. Это три. Зажал меня у бассейна. Четыре. Сказал, что хочет поцеловать, упираясь членом мне в живот. Пять. И почти сделал это. Шесть. Ну, вроде всё.

– И это всё Север? – задаёт наитупейший вопрос на свете, от которого я снова захожусь истерическим хохотом.

Кто-нибудь, вызовите психушку, мне срочно нужно успокоительное и мягкие стены.

– Сиди здесь, сейчас вернусь. – кричит Заболоцкая на ходу, хлопая дверью.

Я и не смогла бы никуда пойти, потому что приступы неконтролируемого смеха накатывают на меня волнами. К тому моменту, как возвращается Вика, болит уже не только живот, но и лёгкие. Она суёт мне в руку пластиковый стакан с какой-то жидкостью и приказывает:

– Пей!

Без лишних вопросов выливаю в горло всё его содержимое и тут же начинаю давиться, разбрызгивая капли пойла и слёзы.

– Что там было? – с трудом хриплю, продолжая кашлять.

– Сок с водкой. – разрезает так спокойно, будто воды принесла.

– Ты свихнулась? – прорезавшийся голос сразу берёт повышенные. – Я же не пью!

– Не пьёшь. – подтверждает спокойно. – А ещё не одеваешься, как…

– Шлюха? – подсказываю участливо.

– Как будто тебе стоп-кран сорвало. Что происходит, Настя?

– Видимо, не только стоп-кран, но ещё и крышу. – развожу руками.

– Это всё из-за Северова? – её голос звучит спокойно, хотя ей не удаётся скрыть сквозящее напряжение. – Из-за него ты так оделась? Чтобы заметил? Или сразу свихнулся? – не выдерживая, выдаёт улыбку.

– Театр для одного актёра. – улыбаюсь в ответ. Внутри отчего-то становится тепло, и вся эта ситуация уже не кажется такой страшной. – Типа пофигу на всех, и на него в том числе. Сама говорила. Помнишь?

– А вот теперь с самого начала и по порядку.

Спустя минут двадцать заканчиваю рассказ и поднимаю голову от ковра, который с таким увлечением на протяжении всего повествования разглядывала. Отчего-то было страшно смотреть подруге в глаза. Всё ждала, что она осудит. Особенно, когда дошла до того момента, где не только говорила о том, что чувствовала, пока Артём меня обнимал, но и том, чего хотела. Слова лились из меня неконтролируемым потоком, а сейчас совсем не по себе стало.

– Ну ни хрена ж себе! – ошарашенным голосом шелестит Заболоцкая. – Охренеть не встать!

Только сейчас смотрю на неё и тут же прыскаю со смеху. Она выглядит так, словно у неё глаза сейчас из орбит вывалятся.

– Осуждаешь? – задаю мучающий вопрос.

– В своём уме, дура? Я за тебя рада! Нет, не так! Я тобой горжусь! Наконец ты перестала прятаться и вытащила голову из задницы, в которую тебя запихнули твои предки-диктаторы. Этот успех надо закрепить! – подскакивает на ноги и хватает сумочку. – Так, что тут у нас? Блин, только помада с собой.

Молча открываю свою и вываливаю набор косметики, прихваченный из дома.

– Вот теперь другое дело. – принимается за мой макияж. А я молюсь, чтобы она не переборщила. – Сейчас сделаем из тебя красотку. У Северова челюсть отвалится. Весь пол слюнями затопит. Ну, не то чтобы он и раньше их на тебя не пускал, но сейчас… К такому наряду нужен соответствующий макияж.

– Только клоуна из меня не сделай, – смеюсь, – а то знаю я тебя.

– Расслабься. Немного подводки. Таааак, здесь затемним. Растушуем. Карандаш. Закати глаза вверх. Вот так. Умница. Помада и… Готово! – радостно хлопает в ладоши и отступает на шаг.

С трудом заставляю себя взглянуть в зеркало и застываю. Мне реально нравится то, что я там вижу. Да, тёмные глаза с аккуратными широкими стрелками и красная помада делают меня на пару лет старше, но, надеюсь, результат того стоит.

– Офигеть! – всё, что мне удаётся выдавить.

– Не нравится? – тут же расстраивается подруга.

– Ещё как нравится! Ты – богиня! – хватаю её за руки и улыбаюсь.

Она смеётся в ответ, а потом вдруг становится серьёзной.

– Насть, а ты сама чего хочешь? – спрашивает очень тихо.

– Его, Вик. – говорю так же шёпотом и почему-то представляю ЕГО лицо за закрытыми веками, якобы сама для себя уточняю. – Всегда хотела только его, Артёма Северова, но слишком боялась даже себе в этом признаться.

– Ну так иди и бери!

Глава 8

У нас есть только сегодня. Плевать на завтра! Сегодня будем МЫ!

Уверенной походкой спускаюсь по лестнице, глазами выискивая беловолосую макушку. Труда это не составляет, потому что Северов как минимум на пол головы возвышается над остальными, не говоря уже о цвете.

Такое чувство, что за несчастные полчаса, что мы с Заболоцкой провели в закрытой комнате, в которую, кстати, минимум раз пять ломились парочки, градус веселья накалился до предела. Полуголые студенты трутся на танцполе, пьют до потери сознания и зажимаются по всем возможным углам, из которых раздаются недвусмысленные звуки.

Раньше я бы от такого грохнулась в обморок, как-никак воспитание у меня приличное, но сегодня всё иначе. Я другая.

Наконец цепляюсь взглядом за свою цель и тут же замираю на полушаге. Из лёгких с хрипом вылетает весь воздух, когда я вижу, как МОЙ Артём зажимает на диване Волчинскую.

Свою фамилию эта тварь оправдывает на сто процентов. Каждый день прям волчица на охоте, и сегодня она поймала самую желанную для всех дичь. МОЮ дичь.

Да, МОЙ! И плевать, что это не так.

Соляная кислота начинает выжигать веки, и я крепко зажмуриваюсь, чтобы не испортить макияж, над которым Вика так трудилась. И не только из-за этого. Больше я не заплачу. Никаких эмоций на публику.

"Летящей" походкой спускаюсь вниз и, проталкиваясь между потными телами, врываюсь в самое сердце тусы. Плавно раскачиваю бёдрами из стороны в сторону. Выгибаю спину. Поднимаю руки вверх, а потом медленно скольжу по телу вниз.

Как там мама говорила? Только шеста не хватает? А ведь реально не хватает. Сейчас я готова на всё.

Я точно сошла с ума…

Бросаю короткий взгляд на диван: Карина сидит сверху на Северове и плавно покачивает бёдрами. Трётся своим "четвёртым" о его грудную клетку. Нагибается ниже и что-то шепчет. Отлепляю глаза и направляюсь в сторону бара.

– Что выпьешь, красотка? – улыбается нанятый на вечеринку бармен. Понимаю, что это его работа, но не могу не ответить улыбкой на комплимент.

– Что-нибудь покрепче, но чтобы глаза на лоб не лезли. – выдаю со смешком, стараясь заглушить внутреннего монстра, которому внезапно захотелось крови Волчинской.

– Водку с соком? Или послабее что? Может маргариту или пина-коладу? Мохито?

Бросаю взгляд на то, как шлюха-Карина проходится языком по шее Артёма. Именно в том месте, где я его поцеловала. И пусть громко сказано, скорее губами скользнула, но для меня это важно.

– Водку, – буркаю угрюмо, – без сока.

– Ну, тогда точно глаза на лоб. – смеётся парень за стойкой.

– Похеру! – гаркаю яростно.

Видимо, мой тон действует на парня, как удар хлыста, потому что улыбка слетает с его лица, и он молча ставит передо мной стопку и стакан с соком.

– Пить-то умеешь? – спрашивает, когда я уже подношу тару к губам, готовясь отхлебнуть. Думаю, на моём лице всё написано, потому что он начинает объяснять. – Залпом опрокидываешь прямо в горло. Не держи на языке.

Кстати, о языках…

Глаза сами ползут через толпу и зависают на движениях Волчинской, медленно дёргающей задницей вверх-вниз.

Некоторые сексом прямо на людях занимаются… – врываются в сознание слова, сказанные Викой днём.

Неужели они… Они… Нет! Не может быть! Только не после того, что между нами было. Он не может так… так… со мной…

Спотыкаюсь о собственные мысли и рывком опрокидываю содержимое стопки внутрь. Алкоголь жидким огнём протекает по горлу и согревает заледеневшее нутро. И я тут же начинаю кашлять. Недолго.

– Повтори, – сиплю, потому что першение в горле не проходит.

– Хоть запей. Хуже потом будет. – рассоветовался парень. Но я его почти не слышу. Все радары настроены на происходящее на кожаной обивке дивана. – Он того не стоит. Никто не стоит. – прослеживает за моими глазами.

– Повтори! – перехожу на крик.

Лучше злиться, чем плакать.

В этот момент музыка замолкает, и мой голос эхом разлетается по залу, приковывая всё внимание к моей персоне.

Похер.

Хватаю рюмку и заливаю внутрь.

Помогает? Если бы.

Залпом осушаю стакан сока и встречаюсь затуманенным взглядом с Северовым. Вот теперь меня прошибает.

Пусть трахает эту Карину! Или ту рыжую, которая жалась к нему, когда мы пришли. Или… Или…

Меня? – участливо подсказывают захмелевшие тараканы в моём мозгу.

Да кого угодно! – обрубаю мысленно.

Комнату снова заполняет музыка, а басы разрывают мой череп.

Похрену.

Заплетающимися ногами продвигаюсь на танцпол, двигая телом в такт музыке.

"И даже танцы тебя хотят. Танцы тебя хотят…" – льётся из колонок.

Танцы, может, и хотят, – думаю, скользя руками по коротким шортам и ягодицам, – но вот он не хочет.

"Эти красивые глаза говорят: да. От алкоголя в голове у тебя бардак…"

Бардак? Да там такой хаос, что мама не горюй.

Чьи-то руки ложатся сверху на мои и ползут по моему телу.

Плевать.

Даже не оборачиваюсь и продолжаю двигать под биты. Чьё-то тело прижимается сзади. Чужие ладони шарят от талии вверх-вниз. Облапывают бёдра, ягодицы. Опять вверх, сжимают грудь.

– Уйдём отсюда? – дышит алкоголем мне в ухо незнакомый голос.

Уйдём? Да, уйдём. Мне срочно надо на воздух, потому что все люди вместе с комнатой вдруг начинают вращаться, и я кладу пальцы в ладонь, позволяя увести меня, сама я, кажется, и шага сделать не смогу.

Смотрю на лестницу, по которой мне предстоит подняться, и только сейчас понимаю, что что-то не так. Мы не на улицу идём. А мне так туда надо.

– Мне на воздух н-надо. – лепечу заплетающимся языком. – П-пож-жалуйста, отведи м-меня на улицу.

– Сейчас я отведу тебя куда надо. – рычит парень и, притискивая меня к перилам, прижимается ртом к моим губам.

Меня начинает тошнить. Земля уходит из-под ног, когда он просовывает свой слюнявый язык мне в рот. Чувствую, как сознание начинает уплывать. Рот наполняется желчью. Давление на тело становится запредельным. И вдруг всё заканчивается. Тяжесть исчезает вместе языком и тошнотворным дыханием. Едва удаётся сделать вдох, как кто-то резко хватает меня руку и рывком отрывает от перил, к которым я, казалось, приросла. Поднимаю глаза вверх до тех пор, пока не сталкиваюсь с взбешёнными глазами Артёма.

– Ну и какого хуя ты, блядь, творишь?! – его голос вибрациями проходит по моему размякшему телу.

– Я… я… – не могу выдавить ни слова.

– Головка от хуя, Настя! – рычит на весь зал.

– Я д-думала он отведёт меня подышать. – с трудом выталкиваю оправдание.

– Как можно быть такой конченной дурой? – его слова больно бьют по нервам, заставляя сердце болезненно сжиматься. – Тебе, блядь, лет сколько? Пять? Или между ног так свербит, что похую кто чесать будет? Не женишок, так он? Или я? Передо мной тоже ноги раздвинула бы? Прямо возле бассейна?

Не знаю, как это работает, но его слова разом вспарывают мне внутренности. Опьянение вдруг улетучивается, и в игру вступает ярость. Дикая, неконтролируемая, красной пеленой заволакивающая взгляд.

Мой монстр вышел поиграть.

Первое желание в протрезвевшем мозгу – ударить. Второе – добить. Считает меня шалавой? Отлично! Будет ему шалава.

Выдираю руку из его захвата и тут же обхватываю за шею. Прижимаюсь всем телом. По моему бежит дрожь. Ртом почти касаюсь его губ.

– А ты хотел бы этого? – шепчу, переползая к шее. – И прямо сейчас хочешь? – толкаюсь животом ему в пах и получаю ответ вместе с тихим рычанием.

– Не играй со мной, Настя. Пока я тебя не трахнул, – хрипит в ответ, но я лишь сильнее вбиваюсь в его тело, – или не убил.

– Знаю, что хочешь. Всегда хотел, Северов. С первого дня. – не знаю откуда во мне это знание берётся.

– Да, сука блядь, хотел. – выдыхает так, словно слова даются ему с трудом.

Руки опускаются мне на талию, соскальзывают ниже. Стискивают ягодицы.

– Хочешь? – ещё толчок.

Снова сливаемся дыханием.

– Хватит, блядь!

– Ну так запомни, Северов, – шёпотом ласкаю его губы, – ТЫ этого, – качаю бёдрами, – никогда не получишь!

И кусаю его за губу. До крови.

Вылетаю на улицу с такой скоростью, которую только гоночные болиды разогнать способны.

Что я творю? Мать вашу. Вашу мать! Вашу, сука, мать. Блин! Блин! Блин! Блин! Что на меня нашло?

Бегу, не разбирая дороги. Голова снова начинает кружиться. Перед глазами маячат ворота, за которыми дежурят такси. На таких вечеринках часто подстраховываются. И тут моя спина впечатывается в стену.

Мне не надо оборачиваться, чтобы знать, насколько он в бешенстве. Руки с силой давят мне на живот, вжимая в твёрдый, как камень, пресс. Сердце Северова больно колошматит по рёбрам со спины, в то время как моё отчаянно старается свалить с другой стороны. Его дыхание рывками пробивает мне затылок, превращая и без того кашеобразный мозг в серый кисель.

– Хочешь поиграть? Ну так давай поиграем, идеальная девочка. – резким движением поворачивает меня лицом к себе и с гортанным рычанием впивается мне в рот.

Дыхание тут же улетучивается из лёгких, когда он начинает мять мои губы. От него пахнет алкоголем. А ещё кофе, табаком и корицей. Вдыхаю этот запах, и он оседает на лёгких обжигающим пеплом. Его язык скользит по губам, проталкиваясь внутрь, и натыкается на плотно сжатые зубы. Тогда Артём снова проходит языком, прикусывает нижнюю губу, тут же зализывает и, втягивая в рот, начинает эротично посасывать. Сердце делает ещё несколько ударов и замирает, когда он проделывает то же самое с верхней.

Никогда ещё мне не было так хорошо от поцелуя. В мои вены будто запустили лаву, которая яростным потоком распаляет огонь по всему телу. Внизу живота стягивается уже знакомый узел. Между бёдрами становится горячо и влажно, когда его пальцы лёгкими движениями начинают гладить спину, слегка касаясь. Одна рука проходится по шее, разгоняя электрические разряды по всем нервным окончаниям, и ложится на затылок. Он снова пробегает языком по стиснутым зубам.

– Впусти меня, – выдыхает мне в рот, – маленькая. Моя маленькая девочка…

И я впускаю. Со стоном разжимаю зубы, впуская его язык. Он не спешит. Исследует. Проходится по дёснам, нёбу, царапается об острые зубы. Наши дыхания смешиваются, становясь одним целым. Колени подгибаются, когда он, наконец, касается моего языка. Я бы наверняка упала, если бы Север не прижимал меня так крепко. Я забываю всё что раньше знала о поцелуях.

Мы сплетаемся, танцуем, гладим, изучаем. То слегка соприкасаясь, то взрываясь в яростном сражении. Ладонь сильнее давит на шею, вынуждая выше поднять голову и принять его глубже. Вторая рука сползает по спине, сжимает ягодицы, прожигая кожу, и возвращается обратно. Прикасается к обнажённым лопаткам, по которым тут же расползаются мурашки.

– Моя девочка… Моя… Моя… – то ли рычит, то ли шепчет Северов, двигаясь губами по моей шее.

Клеймя. Оставляя ожоги. Слегка прикусывает горло и тут же проходится влажным языком. Его лёгкие работают на износ: так тяжело он дышит. Мои вообще забыли о своём назначении, качая только его запах.

– Артём! – вкладываю в его имя все свои чувства, эмоции и желания.

– Какая же ты сладкая. Хочу тебя. Блядь. Всю хочу. Прямо сейчас. Пиздец как хочу. – хрипит, снова забирая в плен мои губы.

Сжимает в руках шнуровку корсета, сильнее стягивая и без того стиснутые рёбра, лишая слабого дыхания. Перед глазами расползается темнота. Окутывает сознание.

– Пожалуйста, Артём… – отпускаю с этими словами последний выдох и проваливаюсь во тьму.

Глава 9

Если у нас всего одна ночь, то пусть она не заканчивается

Едва Миронова сваливает со своей подружайкой наверх, как я опрокидываю в себя шестую за последние минут двадцать рюмку водки. Наверное, стоит сказать Тохе спасибо, что тормознул, когда я уже поднимался за ними по лестнице. Иначе не избежать беды.

– Бля, да тормози ты уже, Тёмыч! – завывает Арипов старую песню. – Ну, нажрёшься ты до синих соплей, и что дальше? Легче от этого кому станет? Тебе, блядь? Или ей?

– Ебальник завали, пока я тебя, сука, по паркету не размазал! – ору, чтобы заглушить остервенелый вой своего зверя. Мотор хуярит так, что не только кости в пыль перемалывает, но и всё человеческое, что во мне было. – Ты, блядь, видел, как она на меня посмотрела? Будто я её там изнасиловал!

– А как она смотреть на тебя должна была после того, как ты её у басика тискал? У неё жених, блядь, есть. Она замуж через месяц выходит! Ты два грёбанных года это дерьмо месил! А сейчас всё же допёрло, что для себя хочешь? Идеальную девочку? Ты её сломаешь на хрен! Что тогда останется? – выбивает приятель, сканируя моё лицо.

Набрасываю маску похуизма только потому, что не могу позволить ему увидеть всю херотень, что располасовывает нутро. Вот только спасает слабо.

Тохины слова пробивают грудак и попадают в цель. Прямо в сердце, которое раздаётся затяжным гулом и замирает. Единственное, чего сейчас хочу, чтобы эта сраная мышца больше никогда не заводилась.

И она молчит. Долго.

Хватаюсь за новую стопку, которую подставил услужливый бармен, но "друг" вышибает её из рук. Смотрю, как водяра растекается лужей по деревянной стойке, и расползаюсь вместе с ней. Плыву по краям, теряя очертания похуистичной скотины. Было бы похуй, не сидел бы здесь, а добивался Насти всеми способами, потому что хочу её до скрежета в зубах, до звона в яйцах, до полного отупения. И, блядь, самое поганое, что это не голая похоть. Я её в своей жизни хочу. Не просто видеть, как она мелькает в коридорах или во дворе. Хочу быть там с ней. Обнимать, целовать, гладить шикарное тело. Хочу не просто слышать её отдалённый смех. Чтобы для меня смеялась. С этими своими мозговъебательными ямочками на щеках. Только для меня. Чтобы моей была. Чтобы я её после учёбы домой отвозил. Чтоб мне жаловалась на засранцев, которые обижают. Со мной радовалась достижениям и делила поражения. Но она этого не хочет.

"Она замуж через месяц выходит!"

– Бляяя… – утыкаюсь лбом в прохладное дерево и зарываюсь пальцами в волосы.

– Допёрло, наконец? – тычет мне в руки бутылку минералки Тоха. – Смирись, Артём, и отпусти её. Пусть своей жизнью живёт. Не порти девчонку.

– Может уже заткнёшься, профессор хренов? И без тебя тошно! – рычу, отпивая из бутылки.

Холодная жидкость растекается по горлу, но тут же шипит и испаряется, встречаясь с внутренним пожаром.

Так дерьмово мне не было уже очень давно.

Почему я, долбоёб последний, только цеплял её, стараясь вытащить из этого кокона устоев и правил вместо того, чтобы нормально подкатить, пока был шанс? Впрочем, ответ заключается в последнем вопросе: я – последний долбоёб. Всё ждал не пойми чего. Пока сорвётся, откроется, выкажет хоть какую-то живую эмоцию. Молодец, блядь, дождался!

– Слушай, давай свалим с этой тухлой тусовки. И без неё хреново.

– Да уж, хуже быть не может. – сипло отзываюсь в ответ.

Голосовые связки срабатывают на разрыв даже от этого слабого усилия что-то из себя выжать.

– Может. – буркает Арипов и кивает головой мне за плечо. – Волчинская на сто восемьдесят.

Сажусь вполоборота и смотрю на Карину. Высоченные шпильки. Платье, едва прикрывающее задницу, из которого практически вываливаются её силиконовые сиськи.

Закрываю глаза и отрубаю к чертям мозг.

– Слушай, Тох, ты только не тормози меня, ок? – выбиваю ровным тоном, поднимаясь на ноги. – Пойду к ней подкачу. Мне сейчас надо башку другим забить.

– Ага, и член в другую дырку. – ржёт этот урод. – Топай уже.

Нетрезвым шагом подхожу к девке, хватаю за талию и впечатываю в себя. Ноздри сразу улавливают сладкий запах духов и меня начинает воротить, но сейчас мне это необходимо.

Без предисловий засовываю язык ей в рот, пока не успела развизжаться. Хватаю лапами за ягодицы и вжимаюсь членом. Она трётся об меня, как сука в течке, но, видимо, повыёбываться важнее, потому что упирается руками мне в грудь и отталкивает.

– Северов, ты пьян! И вообще, я же сказала, чтобы ты ко мне больше не приближался. К идеалке вон своей иди! – расходится Карина.

За эти слова она ещё ответит, но не сейчас.

– Заткнись уже, Волчинская! – грубо затыкаю и начинаю трахать языком её рот.

Тащу к ближайшему дивану, на котором сосётся какая-то парочка.

– Съебались на хуй! – буркаю, бросая косой взгляд.

– Отвали, урод! – раздаётся гонористый голос откуда-то снизу.

– Чё, блядь, сказало, дерьмо собачье? – хватаю пацана за грудки и поднимаю, пока наши глаза не оказываются на одном уровне, а его ноги не начинают безвольно болтыхаться в воздухе.

– А, Север, это ты? Прости, не узнал. Мы уходим уже. – бубнит, предпринимая попытку вырваться.

Отшвыриваю в сторону, где визжит его девка, и тяну свою на кожаную обивку. Толкаю и без лишней возни запускаю руку под платье. Она уже вся мокрая, но продолжает возмущаться.

– Не надо, Артём. Не здесь. Столько людей. Увидят же.

– Тогда сверху садись. – буркаю приказным тоном и опускаюсь задницей на диван, раскидывая руки по спинке.

Недовольно поджимает губы, но всё же падает сверху, широко расставив ноги, отчего платье задирается по самое "не хочу".

Вот вам и "люди увидят". Шлюха и в Африке шлюха.

Елозит мокрой промежностью по паху, но легче ни черта не становится. Тянется к губам, но я отворачиваю морду. Весь этот слюнообменник не для меня. Только для разминки, а дальше пускай своими губёхами член обсасывают, а не в рот мне лезут.

Карина начинает активнее двигать бёдрами в надежде получить разрядку. Расстёгивает мои джинсы, выпуская наружу налитый кровью член, и скользит губами по шее. Высовывает язык и облизывает то же самое место, где прикасались губы моей идеальной девочки.

Такие мягкие, тёплые и несмелые. Будто она сама с собой боролась, сомневалась в правильности своих действий и того, что между нами происходило. Нет, ну не показалось же мне это. Между нами есть что-то. А что, если она…

– Повтори! – голос эхом разносится по мгновенно притихшей комнате.

Волчинская уже направляет член в свою щель, когда я резко спихиваю её с себя. Подрываюсь с дивана, возвращая вздыбленную плоть обратно в тесноту трусов, и как последний осёл, замираю без движения. Долбанное сердце тут же ревёт на холостых, выбивая барабанную дробь по и без того расшатанным нервам. Смотрю, как Настя заливает в горло какую-то дрянь и нетрезвой походкой направляется на середину танцпола.

– Скотина ты, Северов. Урод моральный! Тварина бездушная! – распаляется очухавшаяся Волчинская.

Даже не знаю, как умудряюсь ухватывать её монолог, потому что смотрю, как МОЯ девочка начинает двигать под музыку телом. Мягко, плавно и пиздец как сексуально. Делаю шаг вперёд, но слышу за спиной шипение, больше похожее на змеиное:

– Думаешь она тебе даст? Идеалка-индивидуалка? Её хочешь трахать? Может на пару с женихом её отымеете? Учитывая то, как она на физ. подготовке исполняла, против точно не будет!

Глаза заливает кровью, и я хватаю эту разбушевавшуюся тварь за горло и, швыряя на диван, наваливаюсь сверху. Мозг отрубается к чертям. Предохранители летят один за другим. Лёгкие в бешеном ритме вентилируют воздух.

– Слушай меня внимательно, ты, зарвавшаяся подстилка, – брызжу слюной, как взбеленившаяся псина, – если из твоего потасканного рта вылетит хоть одно поганое слово в её сторону, то я тебе шею голыми руками сверну, и ни один папочка не поможет! Ты поняла меня? – девка кивает, выпучив в ужасе глаза, но мне похую. – Если ты, блядь, приблизишься к ней, – киваю в сторону танцпола, – ближе, чем на десять шагов, я тебя как скотину выпотрошу. Поняла? —говорю очень тихо, зная, что мой тон пугает похлеще дикого рёва.

Сильнее стискиваю пальцы на её глотке. Она трясётся и с трудом выдаёт ещё один кивок.

– Отлично. – подрываюсь на ноги и тут же забываю об этой шалаве.

Ищу глазами Настю, но на танцполе её нет. Паника накрывает сразу. Ничего не соображая, начинаю остервенело метаться по комнате, пока не выцепляю, как какой-то чёрт зажимает её пошатывающееся тело возле лестницы. То, что ей это противно, замечаю сразу. Она упирается ладошками ему в грудь в попытке оттолкнуть, но силы явно неравны. Не думайте, что если бы она этого хотела, то я поступил бы иначе. Я в любом случае эгоистичная сволочь.

В считанные мгновения оказываюсь за спиной этого уёбка и, оторвав его от дрожащей девчонки, с башки заряжаю ему в морду. Он шатается и оседает на пол. Второй удар пропускаю с ноги, сначала по рёбрам, а потом и по склонённой морде.

Лопающиеся в глазах капилляры застилают взгляд красной пеленой. Слышу тихий вдох сбоку и временно забываю об этом ушлёпке. Эту суку я запомнил, потом разберусь. Хватаю Настю за руку и тяну к выходу. А она тупо стоит и смотрит потерянным взглядом.

– Ну и какого хуя ты, блядь, творишь? – вымещаю на ней злость, даже не стараясь сдержаться.

– Я…я… – лепечет дрожащим голосом.

– Головка от хуя, Настя! – рявкаю бешено.

Понимаю, что надо тормозить, но, сука, не выходит.

Тормоза отказали. Крышу снесло к херам. Все предохранители перегорели. Поэтому выдаю такую дичь, от которой самому выть хочется, когда смотрю в её перепуганные зелёные глаза и на дрожащие губы. А в следующую секунду она вырывает руку, не успеваю перехватить, как Миронова бросается мне на шею и, вжимаясь всем своим идеально подходящим по моё телом, шепчет прямо в рот:

– А ты хотел бы этого? – хрипит, обжигая губы хмельным дыханием. Чего, бля? Даже не успеваю сообразить, что это значит, как она продолжает. – И сейчас хочешь? – жмёт губы к коже на шее, под которой на разрыв пульсирует взбесившаяся вена.

Кровь разгоняется до космических скоростей. Непонятно на кой хрен ожившее сердце долбит рёбра до хруста. Ведьма толкается животом мне пах. Член рвётся наружу так, что кажется, ткань джинсов начинает трещать.

– Не играй со мной, Настя, пока я тебя не трахнул, – с трудом выдавливаю слова из сжавшегося горла, – или не убил.

Я уже реально на грани. Готов схватить её и, как какой-то пещерный человек, утащить в своё логово.

– Знаю, что хочешь. Всегда хотел, Северов. С первого дня. – разрывает мой мозг тихим хрипом.

– Да, сука блядь, хотел! – выписываю откровенно.

Башка полностью отключается от общей системы. Пиздец, как хотел. С первого, мать вашу, дня. С того самого момента, как впервые увидел эту чёртову ведьму в коридоре.

– Хочешь? – опять подаётся бёдрами вперёд, и меня сносит.

Опускаю руки, которые до этого целомудренно держал на талии, на задницу. Вжимаюсь стальным телом в поисках долгожданной разрядки. Не понимаю, как мне всё ещё удаётся тормозить себя.

– Хватит, блядь! – рявкаю в бешенстве.

– Ну так запомни, Северов, ты этого, – ведёт бёдрами, на которых лежат мои лапы, – никогда не получишь.

То, что происходит следом, выбивает меня из реальности, потому что Миронова вгрызается зубами в мою губу, почти прокусывая её насквозь, и сваливает. А я тупо стою, прикасаясь пальцами к губам, и в каком-то ступоре смотрю на то, как они окрашиваются в красный.

Кровь, сука! Эта бешеная стерва меня укусила.

В остервенении срываюсь с места и, выбегая на улицу, ищу её глазами. В фокус ловлю сразу. Ведьма бежит к выходу так, будто за ней адские церберы гонятся.

Догоняю, не позволяя добраться до ворот. Хватаю руками за талию и дёргаю на себя. Она издаёт какой-то сдавленный писк и замирает. Зверь внутри рвёт и мечет.

– Хочешь поиграть? Ну так давай поиграем, идеальная девочка.

Одним движением разворачиваю и набрасываюсь на губы. Мну и кусаю. Но тут же зализываю причинённую боль. Не могу иначе. С ней не могу.

Какого хера так?!

Даю волю рукам, веду по напряжённой спине, тонкой талии, округлой заднице, аппетитным бёдрам.

Хочу её сожрать! Сорвать к чертям одежду, пробраться под кожу, забить собой её блондинистую голову и идеальное тело.

Проталкиваю язык внутрь и напарываюсь на стену из плотно сжатых зубов. Сбавляю напор. Веду руками вверх, касаюсь пальцами лопаток, ощущая, как по её гладкой коже расползаются мурашки. Меня и самого ведёт так, что ноги дрожат.

Да! У меня, блядь, дрожат ноги и подгибаются колени, как у пятнадцатилетнего сопляка, который впервые до девичьих губ добрался. Это полный, мать вашу, аут.

– Впусти меня, маленькая. Моя маленькая девочка… – хриплю ей в рот, ненадолго прекращая терзать сладкие губы.

Бля, её запах стал моим наркотиком. Вставляет так, как ни один, даже самый чистый герыч. Провожу ещё одну атаку языком и, не встречая сопротивления, наконец врываюсь внутрь. Первый порыв наброситься, как дикий зверь, но его я сдерживаю. Настя и так вся трясётся, и не только от страха. Я это чувствую на каком-то интуитивном уровне. Медленно скольжу языком по ротовой полости, обвожу, слегка касаясь. Её ноги подкашиваются, когда сплетаемся, прижимаю крепче, даже не стараясь скрыть бешеного возбуждения, которое она во мне вызывает. Откровенно трусь напряжённым членом об её живот, облапывая всё податливое тело. Оно, как размягчённое масло, прогибается от самого лёгкого нажима.

Меня и самого колбасит, когда моя девочка робко отвечает на поцелуй, касаясь моего языка в ответ. Под кожей простреливают мелкие электрические импульсы, разряжая в меня всю обойму. Двигаю бёдрами снова и снова, как, сука, заведённый. Не могу остановиться.

Сосредотачиваюсь на поцелуе. Кладу руку ей на затылок и слегка давлю, вынуждая прогнуться сильнее, углубляю поцелуй. Проникаю глубже, движения языка становятся быстрее и резче. Вторую ладонь отрываю от ягодиц непонятно откуда вдруг взявшейся силой воли и сжимаю в кулак плотную ткань у неё на спине.

– Артём! – шепотом кричит мне в рот.

Сбавляю обороты. В её голосе слышится мольба.

Остановиться? Или продолжать?

Ещё немного убавляю нажим. Не хочу пугать бешенным напором.

Но уже через пару секунд башню срывает конкретно. Накрываю ртом её шею, вгрызаюсь и тут же обвожу языком.

– Какая же ты сладкая. Хочу тебя. Блядь… Всю хочу. Прямо сейчас. Пиздец как хочу. – выдаю с пугающей её откровенностью то, что кипит внутри адским варевом.

Впитываю её слабое срывающееся дыхание, загоняя его в свои лёгкие. Вместе с ароматом ванили и кокоса получается взрывная смесь, расползающаяся по всему организму, заражая органы.

– Пожалуйста, Артём… – хрипит и начинает сползать по моему напряжённому до предела телу.

Мозг сразу генерирует пошлые картины, как она становится на колени и вбирает в рот готовый разорваться от одного прикосновения член. Но её тело обмякает, и Настя падает в обморок.

Какого?..

На автомате подхватываю ослабевшее тело руками и, присаживаясь на корточки, опускаю спиной на колени.

– Настя? – зову шёпотом.

Её дыхание слабое и срывающееся. Воздух входит в лёгкие короткими рывками и тут же вырывается обратно, словно не усваивается внутри.

Резко приподнимаю и дёргаю шнуровку на спине. В такой позе делать это неудобно и справляюсь я с трудом. Тонкие ленты трещат, и рвутся под напором. Развожу ткань в стороны, и Миронова, наконец вдыхает полной грудью, которая, между прочим, всё ещё почти на половину виднеется из-под корсета. С трудом отрываю взгляд от манящих полушарий и, удобнее перехватив ослабевшую тушку, встаю на ноги. Теперь её дыхание хоть и слабое, но ровное.

И что мне теперь делать? Отнести обратно в дом? Ни хрена не лучший вариант. Везти в таком состоянии домой? Эту мысль отбрасываю быстрее первой. Слышал я рассказы о её предках.

Улыбаюсь, представляя их реакцию, когда я принесу их едва одетую дочь в отключке на руках.

Остаётся один вариант.

Размашистым шагом иду к припаркованному у ворот Гелику. Всё алкогольное опьянение практически полностью выветрилось, но я всё ещё пьян. Ей. Её запахом, вкусом, желанным телом и робким поцелуем, её сбивчивыми выдохами и тихими стонами. В штанах становится совсем тесно, пульсирующая плоть рвётся наружу и требует удовлетворения.

Что ж, сегодня, видимо, рука мне в помощь, раз уж и с той рыжей, и с Волчинской вышел облом благодаря моей зеленоглазой ведьме.

Хотя кого я обманываю? Не хочу я их. Никого. Даже тупо физически омерзение вызывают. А постоянный стояк – результат Настиных стараний.

Подходя к машине, приходится дико извернуться, стараясь одной рукой удержать Миронову, а второй вытащить из джинсов ключи. Выходит не очень. Ставлю ногу на подножку и опускаю СВОЮ девочку на колено, осторожно поддерживая спину. Наконец удаётся нащупать в кармане брелок. Выуживаю его, одновременно снимая блокировку с тачки. Укладываю на переднее сидение и пристёгиваю. Для этого приходится нагнуться над ней, и меня сразу же ведёт. Дурманящий запах врывается в нос, опускаясь в лёгкие густым облаком, обволакивая, поглощая. Ослабленный корсет слегка сполз вниз, пока я её тащил к машине, оголяя ореолы вокруг сосков.

Приехали, блядь.

Залипаю на её грудь, будто никогда сисек не видел. Головой соображаю, но тупо продолжаю пялиться, как маньяк какой-то, ей Богу. Будто в помешательстве, провожу пальцами вдоль кружева, касаясь чувствительной кожи, отчего по ней сразу же расползаются мурашки несмотря на то, что Миронова лежит в отключке.

Она со всеми такая чувственная или только со мной? Блядь, хочу второй вариант. Требую, чтобы её тело так только на меня реагировало, на мои ласки отзывалось.

С трудом проталкиваю через сжавшуюся глотку воздух вместе с комом и выпрыгиваю из салона. Дрожащими, сука, пальцами вытаскиваю из пачки сигарету и, подкурив, делаю сразу пару тяг, не выпуская дыма. Пока курю, постоянного поглядываю через плечо, раздумывая стоит ли воспользоваться моментом.

О чём я вообще, мать вашу, думаю? Я же не животное какое-то, чтобы набрасываться на девчонку в бессознанке. Ни с одной так не поступил бы, как бы херово не было в жизни, а с моей идеальной девочкой так тем более.

Глушу в себе всё дерьмо, которое хлещет через край.

Почему она так на меня действует? Откуда эти мысли? Что за дикие желания?

Быстро запрыгиваю в джип и завожу мотор. Моё сердце ревёт похлеще подкапотного зверя, когда смотрю на безвольное тело на пассажирском сидении. Дёргаю с задней сидушки джинсовку и накрываю ей Миронову от греха подальше.

С глаз долой, из сердца вон.

Вот только каждый миллиметр её тела запечатлелся на внутренней стороне век.

– Пиздец просто! – рычу и выруливаю тачку на ночную трассу.

Эта ночь только началась, а я уже не знаю, как её пережить.

Глава 10

Как отпускать, если слева стучит по ней?

Открываю дверь заранее подготовленными ключами. Никогда не думал, что сорок пять килограммов могут быть такими тяжёлыми.

Уверенным шагом прохожу в спальню и опускаю Настю на кровать.

И зависаю. Снова.

Блядь, да что за херня со мной творится?

Стою и пожираю глазами стройное тело. Моя куртка сползла вместе с корсетом, и теперь её грудь почти полностью оказалась открытой моему голодному взгляду. Во рту опять собирается слюна, как будто я месяц не ел и сейчас добрался до лакомого кусочка.

Миронова стонет и мечется по кровати. Тряпки сползают ещё ниже.

– Пиздец, Настя, что ты со мной творишь? – хриплю сквозь сдавивший глотку спазм.

Сажусь на край кровати и освобождаю её от шмоток. Шансов вернуть элемент одежды на место у меня нет. Пробовал сделать это в машине. Ожидаемо ни черта не вышло, поэтому сейчас просто избавляюсь от этой сраной майки.

И опять замираю. Скольжу по ней взглядом. Жру. Облапываю глазами. От приоткрытых губ до низко сидящих шорт. На груди, естественно, задерживаюсь.

– Идеальная… – шепчу бессознательно и накрываю ладонью мягкое полушарие.

Мурашки мгновенно покрывают её кожу и ползут вниз, слежу за ними взглядом, пока они не исчезают внизу плоского живота под поясом. Обвожу пальцем сосок, который тут же твердеет и морщится.

– Да, блядь! – рычу сквозь зубы, когда в штанах появляется уже привычное давление.

Подрываюсь и на кой-то чёрт сдёргиваю с себя футболку.

И что дальше?

Смотрю на лежащее на кровати девичье тело и всеми силами подавляю желание наброситься на него. Быстро опускаюсь вниз, подкладываю ладонь под спину и натягиваю на неё только что стянутую футболку. И не понимаю на хрена я это сделал. Нет, ну то, что девчонку надо прикрыть, пока я на неё не накинулся, это однозначно. Но почему я одел на неё именно эту футболку, а не взял из шкафа чистую, для меня остаётся загадкой.

Башню срывает конкретно, когда девушка в моей постели снова издаёт тихий стон и что-то неразборчиво бормочет.

Приехали…

Торможу только мозгами, потому что тело само двигается к кровати.

– Пиздец! – выплёвываю и сваливаю в ванную.

Холодную воду выкручиваю на максимум. Стягиваю джинсы с боксерами и становлюсь под ледяные струи. Упираюсь головой в заледеневшее стекло и стараюсь выровнять срывающееся дыхание. Дышу тяжело и надрывно, с трудом вентилируя воздух. Обхватываю рукой член, сжимаю пальцы и начинаю дрочить.

Когда я в последний раз этим занимался? Лет в пятнадцать? С тех пор проблем с сексом у меня не было. Но вся соль в том, что я больше не хочу никого, кроме моей идеальной девочки.

Ускоряю темп, сильнее стискивая ладонь. Вижу её за закрытыми веками. Огромные, нереально зелёные глаза. Манящие губы. Полную грудь с задорно торчащими сосками.

Вдохи и выдохи становятся громче. К ним прибавляются стоны. Во рту появляется вкус нашего поцелуя. Чувствую, как её язык скользит по моему.

Выстреливаю и смотрю, как сперма стекает по поверхности душевой. Вздрагиваю то ли от холода, то ли от долгожданного облегчения. Даю себе ещё пару минут и выхожу. Натягиваю новые трусы и спортивные штаны. На негнущихся от холода ногах вхожу в спальню и тут же давлюсь слюнями.

– Да ты надо мной издеваешься? – выдаю задушено, до рези вцепившись глазами в тело, лежащее на простынях.

Футболка задралась по самую шею, опять представляя моему голодному взгляду небольшую грудь с острыми торчащими сосками. Видимо, одним "душем" я сегодня не обойдусь. Член снова дёргается, наливаясь кровью. Непонятно как оказываюсь возле кровати и тяну руку. Наблюдаю за своими действиями будто со стороны.

– Да твою же мать! – ругаясь, выписываю ещё несколько злобных матов и, хватая край футболки, тяну её вниз, прикрывая тело.

Сам в ахере, откуда во мне берутся силы бороться с непрекращающимся соблазном. Такое впечатление, что она специально мне пробки выбивает. На всякий случай накрываю Миронову одеялом по самую шею и, делая шаг назад, осматриваю плод трудов своих. Недовольно поджимаю губы и закусываю слизистую, пока во рту снова не появляется металлический привкус крови. Возвращаюсь к постели и подталкиваю покрывало под Настю. Заматываю её, как в кокон.

Так-то лучше.

Удовлетворённый своей работой, выхожу на балкон, прихватив с собой телефон и сигареты с подоконника. Закуриваю и смотрю на мобилу: десяток пропущенных от Тохи. Похер. Не хочу сейчас говорить вообще ни с кем. Мысли неразорвавшимися снарядами мечутся по черепушке, а взгляд то и дело возвращается к кровати. Моя девочка лежит на спине, закутанная в одеяло, волосы разметались по подушке и стекают вниз золотым водопадом. Она такая красивая и невинная.

– Хм…Ха… Невинная… Как же. – непонятно хмыкаю.

Кажется, у меня вырабатывается бесящая привычка разговаривать с самим собой.

Сколько она там уже со своим зализышем?