Непреложность судьбы

© Дарья Рагулина, 2024

ISBN 978-5-0064-4730-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Я всегда был идиотом. Ну а кто я еще? Мама с детства твердит мне: «Рома, перестань копаться в том, на что не можешь повлиять, просто насладись тем, что у тебя есть. У тебя уйма поводов для наслаждения жизнью». И она во многом права. Мне повезло родиться в обеспеченной семье, повезло стать единственным ребенком, повезло с моей головой (или мозгами), поэтому я смог получить хорошее образование. Мне повезло с родителями, которые обеспечили мне нравственное воспитание, позволили самому выбрать, кем я хочу стать, не лезли в выбор друзей, не мешали пробовать и ошибаться, обжигаться и получать опыт. Не мешали, но и не оставляли одного – никогда не оставляли. Я всегда чувствовал и чувствую их присутствие.

Пожалуй, единственное, с чем мне не повезло – это с моим сомневающимся внутренним миром. Я повзрослел, я испробовал многое, я искал себя, я познавал жизнь, но так и не научился жить, как говорит мама. Я продолжаю копаться. В первую очередь в себе. Благодаря изобилию, которым щедро наградила меня судьба, у меня нет необходимости думать о хлебе и крове, мне не нужно волноваться о спасении своей жизни, я пока абсолютно здоров, поэтому я думаю совсем о другом.

Меня беспокоит что-то заоблачное, что-то наполненное волшебством и магией, что-то летящее, воздушное, пропитанное светом. Что-то нематериальное. Мои друзья говорят, что я просто зажрался, мама говорит, что мне нужна семья, отец считает, что это кризис среднего возраста. Каждый из них прав, но никто из них меня не понял.

Я пробовал по-разному встряхнуть свой разум: путешествовал, влюблялся, был паломником, благотворителем, волонтером. Менял сферу деятельности, окружение, уезжал в деревню, затем в другую страну, возвращался к родителям. Мне нравилось то, что я делаю, – я смеялся, заряжался, я испытывал такие эмоции, которые мне даже не снились, я чувствовал крылья за спиной, но внутри пустоту. И сейчас та же пустота. Я чувствую себя умалишенным, потому что в моем положении довольно глупо быть несчастливым. Последнее, что приходит мне в голову – это бросить всё, просто плыть. Семьдесят процентов источников информации о моральном равновесии твердят: отпусти ситуацию, не раскачивай маятник. Я перечитал кучу литературы о поиске себя, я посетил десятки семинаров, нанимал наставников, ходил к психологу. Я даже читал много того, что стоит на маминой полке – ее любимая классика, где книги пропитаны глубокой мудростью, благородством и любовью. По маминому мнению, всё в жизни любовь, она утверждает, что если полюбить всё видимое и невидимое, то ответы на мои вопросы придут сами, но я не мама, у меня не получается трепетно любить даже луч утреннего солнца на полу.

Мама… светлая, добрая, смешная, как дитя. Ее присутствие как озарение, она всё вечно переворачивает с ног на голову своей улыбкой, она наивная, как цветок, и беззащитная, как цыпленок, может, поэтому папа и стал таким сильным? Мой отец – это олицетворение рыцарства: для него не существует невозможного, он ничего не боится, он может развернуть течение любой реки, чтобы мама могла продолжать оставаться собой.

– У каждого своя судьба, Ромашка, – смеясь, говорит мама, – но тебе не нужно переживать, всё равно всё будет хорошо.

– Ты веришь в судьбу? – недоверчиво спрашиваю я ее.

– А как же.

– Хорошо, тогда расскажи мне, что такое судьба.

Мы ужинаем на террасе, мама уговорила нас всех вместе полететь на море. Папа, недолго думая, придумал повод – отметить мой тридцатипятилетний юбилей в Абхазии, где он бывал еще ребенком, он сообщил, что сам организует банкет, доставку гостей, апартаменты, транспорт и прочее. Он не подумал только о том, что в июле здесь невыносимая жара, комфортно лишь под кондиционером, в бассейне и ночью.

Поэтому ритм жизни беспощадно сбит – мы ужинаем в одиннадцать вечера, слушая шум волн и лай каких-то бродячих собак. Маме и это нравится, ей всегда всё в радость.

– Судьба, – загадочно произносит она. – Судьба – это сплетение событий и случайностей, которые приводят нас туда, где мы должны быть, независимо от наших желаний.

– То есть твоей судьбой было встретить папу, родить меня и сегодня ужинать именно на этой террасе?

– Если по-простому, то да.

– А если бы папа решил улететь на Бали?

– Значит, так суждено.

– Но ведь это папа решил, куда лететь?

Папа решает вмешаться в разговор, как всегда, заступается за маму:

– Может, я, а может, случай. А если случай, значит, тоже судьба. Недавно Захарка купил тут где-то виллу, расхвалил мне все преимущества, потом мне случайно статья попалась о том, что легенды притягивают туристов, и рассказывалось об этом тихом городке, в который семьдесят процентов туристов едут только из-за легенды про Асию.

– Тут есть местная легенда? – перебивает его мама, глаза ее загораются от любопытства. – Ты не говорил!

– Да, – смеется папа, – давным-давно жила тут девушка Асия, которая могла утешить одним взглядом и вылечить одним прикосновением, но однажды она влюбилась в гордого и самовлюбленного горца, который посмеялся над ее любовью, и она потеряла свою волшебную силу. Она хотела сброситься в море во-он с того утеса в море, – папа показывает рукой куда-то в темноту, мама как завороженная смотрит за направлением его руки, – но в последний момент горец остановил ее, так как ее любовь и поступок растопили его сердце. С тех пор считается, что каждый, кто поднимется на утес, обретает утешение.

– Как красиво… – мечтательно выдыхает мама, – давайте завтра сходим туда?

Я наблюдаю за ними, они уже бурно начали обсуждать, когда лучше отправиться на утес Асии – утром, пока еще нет духоты, или вечером, когда уже нет сильной жары. Мой разговор о судьбе уже никто не помнит. Мне не хочется им мешать, мне нравится их беззаботное счастье, поэтому я просто допиваю вино из бокала и отправляюсь спать.

Мне уже очевидно, что завтра мы идем на волшебный утес, и, скорее всего, рано утром (у мамы не хватит терпения ждать до вечера), поэтому хочется выспаться как следует. Хорошо, что я умею засыпать сразу, откидывая все мысли, и сегодня засыпаю так же легко, как обычно. Сны – это тоже не про меня, это мама каждое утро рассказывает чудесные истории о своих снах, мне хвастаться нечем. Глаза закрылись, открылись – утро.

Как и ожидалось, ровно в пять утра мама деликатно стучит в мою дверь (она всегда так делает, сколько себя помню, уважает мое пространство) и через дверь спрашивает:

– Если ты собираешься с нами на утес, то мы выходим через тридцать минут.

– Встаю, мам.

Мама, что-то напевая, удаляется, а я соскребаю себя с простыни и иду в душ. Сборы занимают минут пятнадцать, и я успеваю застать суету у двери.

– Юр, ты воду взял? Ой, подожди, панамки! Так, стоп, ребята, там же утес, вдруг подъем крутой, лучше закрытые сандалии, ноги разобьете.

– Ксюша, золото мое, воду взял, панамки в машине, подъем там прекрасный, мы доедем до стоянки внизу, и по натоптанной тропе минут сорок, и на месте. Туристов в это время не будет, устроим пикник-завтрак прямо там, продукты уже в багажнике, Бахира едет с нами, поможет накрыть и всё покажет. О, Ром, привет, с нами? Молодец.

Мы выходим в еще свежее утро и рассаживаемся в микроавтобус, который папа нанял для этого отпуска. Мне неинтересно ехать на утес, но быть с родными – единственное, что хоть как-то меня греет. Мама всю дорогу щебечет о природе Абхазии, жалеет, что впервые сюда приехала, папа смеется и крепко держит ее руку, меня всегда восхищало, что они продолжают держаться за руки в свои почти шестьдесят лет, вообще их отношения дарят некоторую надежду на существование настоящей любви.

– Все на выход, – командует папа.

– А вот и знаменитая тропа, – указывает Бахира в заросли вечнозеленого леса.

Бахира – молодая сестра хозяина виллы, на которой мы живем. С первого дня нашего заселения она стала нашей первой помощницей во всех передвижениях, она знает лучшие пляжи и рынки (мамка в восторге), знает, где лучший мед и сыр, какое вино выбрать к завтраку, а какое к ужину, какие фрукты стоит пробовать, а какие еще «не сезон», что лучше одеть к полднику и где заказать цветы на юбилей.

Мы идем по тропе, которая больше напоминает дорогу, и мама с Бахирой как раз обсуждают цветы. Мама хочет украсить весь дом к моему дню рождения, папа хочет весь дом заставить едой, ведь гостей он созвал около ста человек.

– Ваш юбилей будет, как богатая свадьба, – оборачивается на меня Бахира и смеется.

– Мама просто компенсирует, что свадьбы еще не дождалась, – смеюсь я в ответ.

К моему удивлению, мне на самом деле весело и смешно это всё. И юбилей, как свадьба, и путешествие всей семьей, и даже то, что мы идем на утес, про который папа вычитал легенду. Дорога широкая и натоптанная, подъем некрутой, приятная прогулка перед завтраком.

Поднявшись на утес, не чувствую усталости, но аппетит пробуждается, видимо, как и у всех, поэтому мы дружно не сговариваясь начинаем разгружать корзинки с едой на широкое покрывало, даже не обсудив всё величие вида, который открылся с этого утеса.

– Вот в этой стороне есть тропа, после завтрака предлагаю ненадолго спуститься туда, там прекрасная площадка с креслом в виде чаши из камня, созданная природой. Говорят, именно на ней люди обретают утешение, и вид особенно чарующий, – улыбаясь, говорит Бахира.

Но никто ее не слышит: мама раскладывает бутерброды и фрукты, папа уплетает черешню. А мне становится интересно, почему-то вспоминается кресло Гильд-Хольм-Ур из «Тружеников моря» Виктора Гюго, правда, то кресло губило людей, а это, получается, наоборот.

Я наспех засовываю в себя пару кусков сыра, несколько ломтиков ветчины, запиваю кофе, который Бахира налила в термос, и, вытирая руки, спрашиваю:

– Кто идет искать кресло?

– Зачем же искать, я покажу! – смеется Бахира.

– Ну уж нет, так оно теряет свою прелесть. – И неожиданно сам для себя уверенно говорю: – Если через два часа не вернусь, можете кричать ау или позвонить.

Мама от души смеется:

– Думаешь, мы выдержим сидеть на солнце так долго? Я видела по пути прекрасные лавочки с украшениями, они как раз скоро должны открыться, лучше давайте встретимся через три часа у машины.

– Понял, в десять буду у кареты.

Прихватив с собой гроздь винограда и бутылку воды, я отправляюсь в путь. Тут дорожка не такая удобная, как прежде, несколько раз запинаюсь за камни и, конечно же, в кровь разбиваю палец. Настроение, конечно же, сразу становится отвратительным, но я хромая бреду дальше.

На глаза попадается куча мусора прямо у дороги, становится гадко, что мой путь к легенде омрачился еще и отходами людскими. Не в первый раз замечаю, что в Абхазии проблемы с элементарными урнами, а веточка винограда в руке уже пуста, получается, мне некуда будет ее выбросить, как и бутылку из-под воды. Последнюю каплю хорошего настроения из меня высасывает то, что вдобавок ко всему слышу впереди голоса. Значит, папа всё же ошибся – в это время туристы тут уже есть, странно, что у нас на вершине утеса еще пусто, видимо, эти шли другой тропой, сразу к каменному креслу.

Через пару минут выхожу на кучку людей, которые, весело болтая, по очереди фотографируются в кресле, сразу нахожу и тропу, по которой они пришли, потому что по ней приближается еще группа туристов, таких же шумных, как и эти.

Скептически осматриваю кресло. Камень и камень – круглый, с небольшим углублением. Вокруг на деревьях повязаны ленты, сразу замечаю и девушку, которая ленты продает. Ленты лежат рядами с надписями: «на любовь», «на богатство», «на здоровье». Рядом с торговкой, к моему счастью, стоит небольшое ведерко для мусора, куда я сразу отправляю свои отходы. В принципе, кресло я уже посмотрел, можно и обратно идти, надеюсь, родители еще не успели собраться.

На прощание ухмыляюсь несложному бизнесу с лентами, построенному на людских мечтах. Девушка, замечая мой взгляд, сразу реагирует:

– Возьми на любовь, мой хороший, это место волшебное, сразу мечты исполняет.

Мне смешно, у меня даже налички с собой нет, но я всё равно зачем-то проверяю карманы шорт, видимо, чтобы не обидеть человека.

– Можно переводом денежку заплатить, – моментально реагирует она.

– У меня нет шансов уйти отсюда без любви!

– Встретишь, молодчик, счастливая будет любовь, как в сказке.

Она показывает на табличку с номером, по которому надо перевести деньги. Вот так всё просто, и через минуту я становлюсь обладателем двадцатисантиметровой красной ленты за триста рублей. Девушка не унимается:

– Вот это дерево, прямо над креслом, самое сильное, на него вяжи.

И она пытливо смотрит на меня, чтобы я не вздумал ослушаться. Ее черные глаза так и жгут мне спину, и я не решаюсь на игнорирование ее наставления, как робот подхожу к дереву и как дурак привязываю ленту. Щеки начинают краснеть, меня бросает в жар. Люди смотрят на меня с любопытством, я бы тоже смотрел: это надо же, в современном мире повязывать ленту на ветку дерева. Ладно бы этим занималась моя мама, но нет же – это я своими собственными руками привязываю красную ленту двумя крепкими узлами на ветку какой-то березы.

– Молодец, горец, любовь уже в твоих руках! – громко говорит торговка, а люди вокруг начинают аплодировать мне.

Так стыдно, как сейчас, мне еще никогда не было.

Становлюсь злой как черт и, не теряя ни секунды, ныряю в ближайшие заросли, чтобы скорее скрыться с места своего позора. Рубашка прилипает к спине, в глазах всё мутится, начинаю пытаться понять, как теперь, не встречаясь с людьми, вернуться на утес, и снова спотыкаюсь о камень, да так сильно, что падаю ничком на землю. В первое мгновение от удара происходит какое-то ослепление, а потом некоторые части тела взрываются болью, в основном колени, ладони и лоб. Ладно, хоть нос не сломал. Вроде.

Хочу грубо выругаться, но лишь думаю про себя «идиот» и вдруг слышу вздох. В первое мгновение кажется, что этот вздох мне послышался, но он повторяется. Поворачиваю голову в сторону звука и вижу девушку. Видение такое странное, что кажется мне галлюцинацией, учитывая удар головой – всё возможно. Среди деревьев и кустов, заросшее мхом, стоит кресло из камня. Оно небольшое, но выглядит величественно, деревья вокруг будто расступились и обступили его плотной стеной, чтобы лишние взоры не проникали в святилище. Кресло, хотя ему больше подходит слово «трон», практически настоящее – невысокая спинка, небольшой выступ в виде подлокотника, сиденье на удобной высоте, под ногами небольшой выступ в виде ступени. Вокруг растут цветы и щебечут птицы. Щебетание такое звонкое, что я перестаю слышать шум туристов, всё пропадает в этом щебете.

Девушка сидит ко мне боком, волосы собраны под шляпу, но выбившиеся темные пряди упали на спину и несколько волосинок прилипли к мокрой щеке. Щека мокрая, потому что девушка плачет. Меня так поражает это, что я боюсь пошевелиться, нашуметь и помешать ей, и продолжаю лежать животом на траве, лишь удобнее перекладываю руки. Она плачет так искренне, что мне самому становится тоскливо. Она не всхлипывает, она не размазывает слезы по щекам, она просто иногда вздыхает и прикусывает свои пересохшие губы. Мне кажется, что она делает это, чтобы не закричать. При этом она не выглядит несчастной, скорее наоборот, ее глаза светятся такой лучистой радостью, что дух захватывает.

Она смотрит куда-то между деревьев, и из ее глаз льются слезы.

Я пытаюсь понять, что она увидела там вдалеке, но вижу лишь узкую полосу моря в бликах солнца. И от всей этой картины передо мной веет чем-то сбывшимся, великим, прекрасным. Кажется, что прямо сейчас или через секунду в этом видимом пространстве моря покажется корабль на алых парусах, явившийся сюда, чтобы подарить этой плачущей Ассоль счастье. В свое время я грезил поступком Грея, он восхищал меня, его желание подарить мечту незнакомой девушке долго будоражило меня в юности.

Я шевелю губами, пытаясь неслышно выговорить это имя «Ассоль», и в моей голове моментально становится всё ясно. Становится ясно, чего я искал, какого чуда ждал и почему сомневался в судьбе. Я дам судьбе еще один шанс, но если она оплошает, то я сам стану судьбой.

Вдруг чудо момента прерывается, девушка оборачивается и одним легким движением ладони смахивает слезы с глаз. В мое сознание возвращается реальность.

Я слышу голоса людей:

– Парусова! Парусовой не хватает, опять куда-то потерялась! Ася! Парусова Агнесса! Мы выезжаем через пять минут.

Девушка бросает последний взгляд на море и легкая, как птица, встает с камня и бежит к группе туристов, на ходу выкрикивая:

– Я тут! Извините, что не предупредила.

Ее голос смешивается с другими голосами, и я спешно отряхиваю руки, колени, рубашку и следую за ней. Их группа уже уходит вниз по склону, я вижу впереди ее шляпу и темные локоны на спине и следую за ними. Шляпа как маяк, пряди как ориентир, жаль, что она не оборачивается, мне хочется еще раз посмотреть в ее лицо.

Я стараюсь рассмотреть ее как можно внимательнее: она быстро перебирает ножками в туфлях, кажется, что она торопится куда-то, хотя, скорее всего, просто привыкла быстро ходить, а вообще странно, что для экскурсии она выбрала туфли и платье, все остальные люди предпочли шорты и сандалии с кроссовками. У нее острые плечи и локти, тонкая талия, длинная шея, она вся какая-то тонкая. Испуганно думаю, что она чей-то ребенок, вернее, подросток, вернее, думаю о том, есть ли ей восемнадцать. Но она идет сама по себе, скорее всего, она тут одна, без родителей. Ближе к стоянке она вдруг снимает шляпу и рассыпает волосы по спине, мне хочется присвистнуть от восхищения, но я сдерживаюсь.

Тропа от кресла до стоянки оказалась короче, чем я думал, или мне показалось, что мы спустились всего за одно мгновение, девушка скользнула в автобус (снова не оборачиваясь), и автобус сразу тронулся в путь, я успел лишь увидеть на одном из окон табличку с надписью «Отель „Якорь“, Гагра».

На мгновение становится грустно, но я слышу рядом голос мамы:

– Рома, ты тоже раньше решил вернуться? Как удачно, посмотри, какая милая заколка, я хотела синюю, но Бахира посоветовала зеленую к глазам. Ой, ты где так выпачкался? О боже, и кровь! Ты все пальцы себе разбил, я же говорила про сандалии…

– Всё в порядке, мам, сейчас вернемся, всё обработаю, – успокаиваю я ее.

Мне не жаль, что судьба показала мне эту девушку, но не бросила ее в мои объятия. Мне только немного обидно, что сейчас нужно ехать на виллу, отмываться и приводить себя в порядок, это всё отвлекает от главного. Из-за этого я не могу сразу начать расследование, где мне теперь найти Агнессу Парусову, хотя… голос внутри говорит: «Идиот, ты же уже ее нашел, остальное – мелочи». Схема будет несложной – пара звонков, пара взяток, потом, вернувшись из отпуска, лично встречусь с профессионалом, который соберет на нее досье, а там уже будет ясно, как действовать.

Пока можно и «наслаждаться жизнью», как учит мама.

Глава 2

Мои ноги мелькают так быстро, что мне становится страшно, что я упаду. Я всегда хожу быстро, но сейчас очень волнуюсь, поэтому ноги совсем вышли из-под контроля. Мне не верится, что черная полоса в нашей с дедушкой жизни может подойти к концу. Уже два месяца творится какая-то тарабарщина, которой нет никакого объяснения.

Всё началось почти сразу после того, как я вернулась из Абхазии. Я была против, чтобы дедушка тратил все свои сбережения на путевку, но он настоял. Сказал, что если умрет, пока я на море, то обойдется простым деревянным ящиком, а если нет, то еще успеем накопить на памятник, ведь умирать он планирует только тогда, когда я повзрослею, а это, судя по всему, не скоро. Еще он сказал, что хотел подарить мне море сразу по окончании института, но я быстро устроилась на работу, поэтому ему пришлось ждать моего первого отпуска. Ведь это было настоящее чудо, что меня без опыта работы взяли в частную организацию по архитектурному проектированию. Мне нравилась моя работа, очень! Коллектив хороший, офис недалеко – всего пять остановок на трамвае, зарплата выше моих ожиданий, объем работы, равный моему потенциалу, но вот с начала августа что-то пошло не так.

Какие-то упреки от директора, жесткий контроль за рабочим графиком, бесконечное копание в моих проектах. В итоге в моих документах нашли какую-то «грубую ошибку» и уволили. Дедушка считает, что им просто понадобилось место для кого-то своего, но это уже не важно. Самое обидное, что именно в этот период моему жениху Илюше предложили хорошее место в другом городе. Как они его нашли, ума не приложу, и ведь он согласился! Предатель! А мы с ним хотели в ближайшие полгода начать жить вместе. Он, конечно, звал меня с собой, но я же не могу оставить дедушку одного.

И вот он уехал, и я как-то сразу поняла, что теперь у меня нет жениха и друга. Дедушка обрадовался, но, конечно, попытался это скрыть. Он совсем не хочет, чтобы я выходила замуж, по крайней мере, в ближайшее время. Боится. Очень его понимаю. У него рано умерла жена, оставив ему дочь, мою маму Ангелину, а мама рано влюбилась, забеременела, парень ее бросил и пропал, а она умерла в родах. Вот так вот просто и грустно. Мне повезло, что у дедушки есть опыт воспитания девчонок, но ему, конечно, несладко. Как он говорит: «Славно, что меня всю жизнь окружают самые прекрасные женщины этого мира, но неславно, что из трех у меня осталась только одна».

После прощания с Илюшкой у нас украли дедушкин мотоцикл, на котором он ездил в лес. В лесу он срезал ветки для банных веников, собирал грибы и ягоды, травы для чая, а потом успешно продавал это всё на рынке. Так вместе с мотоциклом мы лишились еще одного дохода, ведь пешком пройти двадцать километров до леса в дедушкины шестьдесят семь лет – это уже не шутки. И ведь потом из леса надо вернуться обратно, уже с полными корзинками даров природы.

После увольнения я отправила резюме во все организации, какие смогла найти, но никто мне не ответил. Я начала личный обход – все, к кому я обращалась со своей кандидатурой, были добры и приветливы, но никто не перезвонил. Совсем никто.

И вот сегодня, когда я была уже на грани отчаяния, мне позвонил какой-то мужчина и предложил работу. Я уже так устала искать, что до сих пор не верю, что это правда и что этот звонок мне не приснился, но в моем телефоне есть входящий вызов и сообщение с адресом, которое он отправил мне после разговора. Причем адрес – соседняя улица, совсем рядом с домом. Правда, в этом районе частный сектор, у нас тут нет никаких организаций, но мало ли это что-то новое, необъяснимым образом появившееся специально для меня.

Подойдя к месту, уже совсем не могу дышать от волнения и быстрой ходьбы, краем сознания понимаю, что это, похоже, все-таки какая-то ошибка, потому что по указанному адресу стоит трехэтажная новостройка за высоким забором. Дрожащими руками проверяю сообщение – нет, всё верно, мне написали явиться именно сюда. Может, он перепутал номер дома или улицу? Поворачиваюсь вокруг себя в поисках какой-нибудь вывески с названием организации, но ничего нет.

– Ничего нет, – шепчу вслух, готовая разреветься, но заставляю себя сделать последнее усилие и стучу в эти большие ворота, на которых мелом написан номер дома. Стучу со всей силы кулаком, поэтому, когда ворота открываются, почти падаю внутрь.

– Ворота же открыты, – смеясь, говорит он.

И ловит меня за талию, спасая от падения. Мое лицо сразу бросает в жар. Очень высокий и очень красивый мужчина. Первое, что успеваю понять, это то, что я ему ровно по плечо и он рядом со мной, как богатырь из сказки. Затем вижу, что на меня смотрят большие голубые глаза, кроме которых я уже ничего не могу рассмотреть.

– Извините, мне позвонили насчет работы, – оправдываясь, говорю я.

– Агнесса Вячеславовна?

Я киваю, а он протягивает мне руку, чтобы пожать. Неуверенно вкладываю свою руку в его огромную ладонь, он сжимает ее и сверху закрывает второй рукой.

– Да, это я вам звонил, нашел ваше резюме и понял, что вы мне нужны. У вас руки холодные, может, пройдем во флигель? Там обогреватель, согреетесь.

Я не знаю, что ответить, но он уже ведет меня в домишко, стоящий в углу огромного двора, внутри домика и правда тепло, хочется расстегнуть пальто, но я не решаюсь.

– Вот здесь вешалка, – угадав мои мысли, говорит он и буквально снимает пальто с моих плеч, – присаживайтесь.

И я оказываюсь на мягком стуле за широким рабочим столом, засыпанном какими-то бумагами.

– Извините, вы, наверно, ожидали немного другую работу, но я сейчас всё объясню. Меня зовут Роман Юрьевич, я приобрел новостройку в этом районе месяц назад и пока ума не приложу, с чего начать.

Я опускаю глаза на бумаги, потому что его присутствие заставляет мои колени мелко дрожать. Я впервые вижу настолько безукоризненного человека. По ощущениям передо мной голливудский актер, который только что играл сцену, в которой был миллионером. Его ботинки блестят, как дедушкина лысина, у него галстук и запонки, у него такие большие и красивые часы на руке, что об этом срочно хочется рассказать Лизке, моей подруге.

– Я правильно понял, что занимались архитектурным проектированием?

– Да, – произношу так, будто сомневаюсь в том, чем я на самом деле занималась.

– Дело в том, что я хочу вдохнуть жизнь в свой новый дом, мне нужен управляющий.

– Но… извините, я, наверно, не подойду, – лепечу я, до сих пор глядя на стол.

– Всё проще, чем вы думаете. Вы бы хотели такой дом, как этот? – Он задает мне вопрос и смотрит очень внимательно, его глаза ждут, я это чувствую.

Я собираю все свои силы и решаюсь посмотреть в эти глаза. Глаза улыбаются, они теплые и добрые. Вдруг понимаю, что боюсь его абсолютно зря.

– Все хотят такой дом.

– А вы, Агнесса Вячеславовна, вы хотите такой дом?

– Он огромный, в нем надо жить большой семьей.

– А вот если бы у вас была большая семья? Представьте: много детей, вы и ваш муж, близкие родственники, возможно.

Я представляю это и невольно улыбаюсь:

– Хотела бы.

Его лицо озаряется радостью, и он продолжает:

– А вы могли бы на должности управляющего представить, что этот дом ваш, и сделать его уютным и красивым?

– Вы шутите так? – Я чувствую, что теперь начинаю сердиться на него и на его шикарную улыбку в том числе потому, что ничего не понимаю. – Это не смешно, мне просто нужна работа.

Он вздыхает, но продолжает также спокойно:

– Это и будет ваша работа. Вы будете получать жалованье за то, что поможете мне из этой огромной неприветливой постройки создать родовое гнездо. Вы как женщина должны прекрасно почувствовать, что этому дому подойдет, а что нет. Я не хочу обращаться к дизайнерам, которые нарисуют для меня шаблонную обстановку и создадут дорогое, богатое и неуютное пространство.

В моей голове метаются разные мысли и сомнения. Решаю, чтобы не создавать неразберихи, сразу высказывать все эти мысли вслух:

– То есть вы сможете устроить меня по договору на какой-то определенный срок, пока длится строительство?

– Почему же, нет. Это будет официальное трудоустройство без временных ограничений, и я думаю, дела в этом доме не прекратятся для вас после того, как вы его достроите.

– В смысле?

– Я же сказал вам, что мне нужен управляющий. Когда закончатся строительные и отделочные работы, придет время заниматься меблировкой. Не забывайте еще и про огромный сад, которому тоже нужно придать какой-то вид, не забывайте про все эти мелочи жизни – шторы, посуда, белье. У вас будет штат помощников, которые будут делать грязную работу, вам нужно только решать, каким этот дом должен стать.

– Как в сказке прямо.

Он снова улыбается во весь свой рот, улыбка у него головокружительная, я не могу не улыбаться в ответ.

– И что же вы мне ответите, Агнесса Вячеславовна?

– Я думаю, с этой работой может справиться ваша жена.

– У меня нет жены.

– Девушка тогда.

– И ее нет.

Отвожу от него взгляд, его глаза не позволяют думать. Пытаюсь отвлечься обстановкой домика. Одна комната с перегородкой, там, скорее всего, санузел, рабочая зона, кухонная зона, большие окна с видом на дом. Дом. Мне предлагают строить дом. Предложение поступило от невероятно красивого мужчины, рядом с таким не хочется думать о стройке, хочется… отмахиваю свои мысли о том, чего мне хочется. Надо просто выбрать. Пойти искать работу дальше или согласиться на эту заманчивую, подозрительно заманчивую авантюру. В голове мелькает моя стандартная фраза родом из детства. Дедушка говорит, что это была моя первая фраза, эта фраза всегда спасает нас в любой ситуации. Шепчу, глядя в окно:

– Что выберет Ася?

Дедушка всегда говорит, что я сама могу выбрать. Выбрать что угодно – будь то платье или жизнь.

Роман Юрьевич перестает улыбаться, смотрит серьезно. Я уже выбрала, и мне стало легко и спокойно, просто он еще об этом не знает.

– Соглашайтесь, Агнесса.

Не знаю, намеренно ли он назвал меня просто по имени без отчества, но во мне уже проснулось желание пошутить. Дедушка считает, что это во мне живет некоторый сарказм, про который он с гордостью говорит, что это единственная достойная вещь, которую он мне оставил в наследство. Хотя сама лично никакого сарказма я в себе особо не замечаю.

– Вы мне будто делаете предложение руки и сердца, – с насмешкой говорю ему.

Вместо ответа он пододвигает ко мне документ и ручку. Не оценил шутку. Пробегаю глазами некоторые пункты, вижу там свою фамилию, вижу внушительный оклад, вижу перечень обязанностей, график работы с девяти до пяти, под звездочкой сноска о том, что при выходе на работу в праздничные и выходные дни оплата производится согласно Трудовому кодексу.

– То есть вы были уверенны, что мы с вами найдем соглашение? – спрашиваю, потому что снова вижу свою фамилию в договоре.

– Я надеялся на это, я рассматривал много вариантов, но идея нанять девушку, которая из моего дома сделает дом светлой мечты, показалась идеальной.

– Мое рабочее место будет прямо тут? – Я оборачиваюсь вокруг себя, замечаю ноутбук и принтер, вижу схему застройки, план коммуникаций, разметку электропроводки. Руки сразу подтягивают эти бумажки к себе.

– Да, будем работать прямо тут, эти схемы лишь наброски, возможно, вы сможете их усовершенствовать.

– Смогу, скорее всего, а у нас есть какое-то ограничение в бюджете?

– В плане? – приподнимает он брови.

– В любом плане у всего разная цена. Можно сделать ванную комнату за миллион и за пятьдесят тысяч, можно сделать лестницу из мрамора или из дерева, можно пол постелить ламинатом, а можно паркетом.

– Вы сделаете так, как почувствуете. Если вы считаете, что в доме вашей мечты должна быть мраморная лестница, то сделаете мраморную.

– Да при чем тут я! Вам же жить в доме, вам и должно нравиться, – вспыхиваю я.

Он начинает хохотать от души и примирительно поднимает ладони вверх:

– Хорошо, я всё равно всегда буду рядом, и мы сможем вместе определиться с мрамором. Подписывайте договор, Агнесса Вячеславовна, скоро приедет электрик, а вы еще не выпили горячего чая.

Быстро рисую росчерк своей подписи в документах и слышу счастливое:

– Как хорошо, что Ася выбрала меня.

Услышал и запомнил. Смеюсь вместе с ним, с ним рядом легко смеется.

Так, смеясь, мы и приступаем к работе. Мне хочется проявить себя, показать ему, что я действительно могу построить хороший дом, поэтому я сразу начинаю всё изучать. Первым делом я отказываюсь от чая и, накинув пальто, иду в большой дом. Голый каркас из шлакоблока, вместо пола брошенные и незакрепленные доски, на второй и третий этажи можно подняться только по приставным лестницам, вместо крыши голые стропила. А на улице сентябрь. Зато я примечаю, что на третьем этаже есть шикарная комната с высоким окном на запад. Закаты тут будут шикарные. Значит, это будет спальня, здесь же вижу помещение, которое можно приспособить под гардероб, и вижу, где нужна перегородка для комфортной ванной. Мне нравится эта игра. Очень нравится. Спускаюсь вниз, иду во флигель. Настроение – радуга из попы. Жалко, что Лизка в командировке, хочу рассказать ей это всё лично, не по телефону, чтобы видеть ее лицо.

– Вы что, на третий этаж залазили? – с порога спрашивает Роман Юрьевич, вид испуганный.

– Да, я нашла нашу спальню.

– Нашу? – сразу цепляется он.

Но я уже отошла от первого шока этого дня, поэтому отвечаю просто:

– Нашу, именно нашу. Вы же сами сказали, что строить надо в стиле «что выберет Ася», но строить мы это будем для вас. Поэтому она ваша, так же, как и моя. А значит, наша.

– В этом есть логика, – снова улыбается он.

– Вы мне лучше скажите, вы окна уже заказали?

В этот же день я задерживаюсь на работе до восьми, потому что по прогнозу затяжной осени не будет, а дом нужно подготовить к зимнему сезону, чтобы к холодам внутри были уже тепло и электричество, а в идеале и вода с канализацией, но еще важнее окна и крыша.

Мне очень нравится, что в первую очередь отталкиваться приходится от своего чутья, а не от общепринятых норм. Нравится, что не нужно вести никакой особой документации, не нужно иметь дел с чужими деньгами. Всё, что покупается для дома, покупается совместно: я выбираю, Роман Юрьевич оплачивает. Мне позволено совать нос во все «домашние» дела и давать нагоняй всем, чья работа меня не устраивает. Если к Роману Юрьевичу обращаются с каким-то вопросом касаемо стройки, он отвечает коротко:

– Тут главная Агнесса Вячеславовна, все вопросы к ней.

Или:

– Что выберет Ася, то и сделайте.

Первую неделю каждый рабочий день начинается одинаково. Я вхожу во флигель, а Роман Юрьевич варит кофе и посматривает в свой ноутбук, ведь пока я строю дом, он дистанционно работает. Обычно я пью кофе дома с дедушкой, но Роман Юрьевич очень расстраивается, что я отказываюсь, а у меня от второй кружки потом глаза лезут на лоб. Увидев очередную кружку с кофе, которую он ставит передо мной, я вздыхаю, ведь кофе он варит отменный, и мне его хочется, но я уже выпила, и я даже расстраиваюсь и восклицаю:

– Роман Юрьевич, мне опять полдня ходить как чумной, я же просила вас не варить кофе и на меня тоже, я пью его утром с дедушкой!

– И зачем же вы его уже пьете, если знаете, что я вас жду, – полушутя- полусердито говорит он.

– Затем, что мой дедушка – это моя семья. И в нашей семье есть традиция пить кофе с тостами, которые дедушка жарит, пока я собираюсь. Не могу же я это всё отодвинуть как ненужное.

– Верно. Не можете. – Он на секунду погружается в свои мысли, а после радостно сообщает: – А в конце концов! Отказываться и не нужно. Можете дедушку брать на кофе с собой вместе с тостами. Я так понимаю, он человек взрослый и опытный, может, он нам тоже сможет давать советы по стройке.

– Дедушка же не чемодан, как я его с собой возьму.

– Ясно. – Роман Юрьевич убирает из-под моего носа кружку с кофе и выливает напиток в раковину.

Обиделся. Обиделся и сразу поступил как мальчишка – продемонстрировал решительные действия. Ладно. Пусть дуется. Тем не менее мое настроение тоже испорчено. Вяло плетусь на улицу проверять, как продвигается работа с черепицей. К моей удаче, приезжает машина с окнами и ребятами, которые окна будут ставить, поэтому думать об утреннем конфликте особо некогда. Но всё равно в голове мечутся мысли: «Надо было выпить и поблагодарить, а я вечно лезу с этой ерундой, и правда, могла бы с дедушкой договориться насчет кофе, дедушка бы понял, он всегда понимает. Но! Зачем этот Юрьевич настаивает со своим кофе, если я уже не раз ему говорила, мог бы и уступить. Еще и обиделся. Ой, ну что вы. Я, может, тоже обиделась!»

Я даже легонько топаю ножкой в туфле, и из-под ноги разлетаются мелкие брызги осенней грязи. Прямо на колготки. Ладно, сама виновата. Похожу денек в грязных колготках. Дедушка с детства привил мне любовь к туфлям и платьям, на стройке это, конечно, вообще не та одежда, но я надевала брюки только на физкультуру в школе, и у меня дома в шкафу даже и нет их теперь. Я же не хожу в спортзал. Конечно, иногда неудобно, зато привычно. Вообще дедушка – это почти вся моя жизнь, и он на удивление чутко знает меня и всё, что у меня в голове и на сердце. В первый же день, когда я пришла домой с новой работы и сообщила, что меня приняли, он внимательно посмотрел на меня, но промолчал. Я полночи смотрела в потолок, потому что думала про Романа Юрьевича, о том, что он очень красивый, и очень успешный, и очень хороший, и уговаривала себя не влюбляться. А утром, когда вышла на кухню, дедушка сразу сказал:

– Не спала полночи, начальник понравился.

– Ага, он необычный.

– Мне тебя уже не отговорить, работай, раз выбрала, там посмотрим.

И утренний кофе с дедушкой – это как платье вместо брюк. Отказаться от этого – значит изменить себе. Значит, я всё правильно делаю.

Эти мысли немного утешают. На обед ухожу, не заходя во флигель, а с обеда заходить туда незачем, но мне тяжко избегать своего начальника, и чем дольше я этим занимаюсь, тем сложнее заставить себя к нему зайти.

В пять часов вечера рабочие начинают собираться, за день успели вставить окна только на первом этаже. Я продрогла до костей и хочу как можно скорее попасть домой. Попрощавшись с рабочими, быстро выскакиваю в ворота и хочу расплакаться из-за утренней истории с кофе, но держусь.

Мои ноги уже несут меня в сторону дома, и тут я слышу:

– Агнесса! Стойте!

Оборачиваюсь – Роман Юрьевич бежит ко мне в расстегнутой куртке, видимо, торопился, не успел застегнуть.

– Я должен извиниться, это очевидно, утром я поступил не как мужчина и должен срочно это исправить.

Я шмыгаю носом и понимаю, что разревусь прямо сейчас, поэтому начинаю часто моргать и пытаюсь проглотить комок в горле, а ответить ничего не могу.

– Ну-ну-ну, Агнесса, не нужно слез, это же глупости всё.

Его лицо наполняется грустью, и он очень медленно подходит ко мне, левой рукой обхватывает за плечи, и правой замыкает круг теплых объятий, в которых пахнет его терпкой туалетной водой, где тепло и где под моим ухом бешено колотится его сердце.

– Это я виновата, – сквозь слезы говорю я.

Но он перебивает:

– Никто не виноват, всё в порядке, мы сейчас придумаем, как правильно поступить. Пойдемте.

Он тянет меня за руку:

– Вы же где-то недалеко живете?

Я испуганно упираюсь ногами в землю:

– Вы что придумали? Вы к дедушке, что ли, хотите идти?

– Конечно, к кому же еще. Он нам поможет разобраться, как поступить.

– Нет! Не надо к дедушке, это же глупо!

Меня очень пугает, что подумает дедушка про это всё, ощущение, будто к нему директор школы идет, потому что я плохо себя вела, но Роман Юрьевич вдруг меняет тактику, он снова применяет свое безотказное оружие – он начинает смеяться.

– Агнесса Вячеславовна, я давно хотел проведать вашего дедушку, потому что вы говорили, что он разбирается в травах, и я подумал: было бы неплохо какие-то посадить в саду. Это, конечно, будет актуально только весной, но вдруг сейчас у него есть какие-то запасы, и я мог бы что-то купить, попробовать и узнать, что мне нравится, а что нет.

– И не будете говорить про кофе? – недоверчиво спрашиваю я.

– Ммм, если вы против, то нет.

– Тогда ладно.

Тут я отмечаю, что он до сих пор держит мою руку, и щеки бросает в жар. А он как ни в чем не бывало оставляет мою руку себе и прячет ее вместе со своей рукой в широкий карман своей куртки.

Мы идем в сторону моего дома, и я забываю дышать, потому что иду рядом с ним, я боюсь поднимать на него глаза и рада, что сегодня волосы распущены и немного прикрывают мои красные щеки. Всю дорогу мы молчим, только у самого дома, когда мое сердце начинает колотиться как сумасшедшее, он, будто почувствовав это, говорит:

– Не нужно волноваться, я же просто с ним познакомлюсь и поболтаю.

Мы подходим к воротам, я пытаюсь попасть ключом в замочную скважину, но не могу, рука дрожит. Роман Юрьевич без лишних слов забирает у меня ключ и сам открывает непослушный замок. Мы вместе входим в наш маленький дворик и следом в дом. Я на ходу начинаю соображать, что не погладила вечером белье и гладильная доска, наверно, так и стоит на кухне у окна, и мне становится стыдно, я ее очень редко убираю, потому что и гости у нас редко, а гладить приходится часто. Роману Юрьевичу приходится нагибаться, он слишком высокий для наших дверей, но на его лице такая блаженная улыбка, будто он пришел в святилище и ему всё нравится.

Дедушка из своей комнаты кричит:

– Ася? Ты сегодня рано.

– Дедушка, я не одна, – неуверенно кричу в ответ.

Через секунду дедушка выходит к нам. В тельняшке и растянутых домашних штанах.

– О, здрасьте, – прищурившись, говорит он. – Рома, что ли?

– Рома, Рома, – отзывается мой начальник.

Роман Юрьевич скидывает ботинки и уверенно проходит жать дедушке руку.

– Ну проходи, раз пришел.

Дедушка ведет его на кухню, а я снимаю пальто так медленно, как могу, потому что не знаю, что делать.

Когда вхожу в кухню, они уже сидят за столом.

– Я картошки нажарил, будешь?

– Буду, конечно, – улыбается Роман Юрьевич.

Дедушка смотрит на меня, я киваю и начинаю накрывать стол. За ужином они обсуждают дедушкины чайные травы и корешки. Дедушка, не успев доесть, начинает собирать в пакетик мешочки с чаем для гостя и на ходу рассказывает, как их заваривать.

– Петр Афанасьевич, я всё равно не запомню, как их заваривать, может, напишите? А может…

Роман Юрьевич стреляет в меня глазами и, откинувшись на спинку стула, продолжает:

– Или, если у вас будет желание, заходите к нам на стройку, посмотрите, где Агнесса Вячеславовна работает. Поможете мне с чаями разобраться, а то сижу один целыми днями в своем флигеле, никто со мной ни чай, ни кофе пить не хочет, а вы, может, нам какие-то дельные советы по устройству родового гнезда дадите. Если у вас, конечно, время есть.

– Время… времени у меня теперь полно, мотоцикл мой «Урал» украли сволочи, так и не нашелся, я теперь как перекати-поле дома. Огород выкопал и не знаю, куда себя деть.

– Мотоцикл украли? – делает большие глаза Роман Юрьевич. – Давно?

– Да с месяц назад, а он у нас кормилец был, я же на нем в лес за чаем ездил, а теперь… – дедушка махает рукой. – Где ж нам накопить, они теперь даже с рук много стоят.

– Нехорошо, – Роман Юрьевич задумчиво смотрит в тарелку, и вдруг его лицо озаряется. – А хотите, мы вам новый купим? А вы нам чай свой будете поставлять, у меня мама очень любит, но покупает где попало, а тут я ей обеспечу настоящий, свежий от знающего человека.

Дедушка весь сияет, но с сомнением говорит:

– Мне ж не расплатиться, Ромка, ты что такое говоришь, а чай я вам и так обеспечу, у меня запасы богатые. На рынок теперь не добраться, дак только знакомым раздаю.

– А что не расплатиться… Вы вот за сколько продадите мне вот эти все сорта, которые в пакет положили?

Дедушка машет руками:

– Сдурел? Так отдам, это же я угостил.

– Ну, предположим, меня угостили, а так на какую сумму тут чая?

– Да рублей на семьсот, я много не беру.

Роман Юрьевич присвистывает:

– Подождите.

Он деловито достает телефон, начинает кому-то звонить. Я сижу тихо, как мышка, мне вообще хочется исчезнуть, мне даже моя любимая картошка в горло не лезет, поэтому я просто медленно попиваю уже остывающий чай.

– Мам! Я тут встретил уникального человека, Петр Афанасьевич занимается сбором трав и корений для чая. Вот скажи, помнишь, ты там недавно какой-то чай покупала? Иван-чай? Ага, сколько ты за него отдала и сколько грамм было в упаковке? Ага, двести грамм за семьсот рублей. У знакомой? Ага, всё понял, нет, я потом объясню, всё, пока, перезвоню.

– Так вот, Петр Афанасьевич, мама одну десятую того, что вы мне дали в угощение, покупает за семьсот.

– Да ну!

Я понимаю, что их беседа – это надолго. Поэтому молча запихиваю в себя картошку и ухожу из кухни, накидываю пальто, иду во двор и сажусь в свою любимую беседку смотреть на темнеющее от туч небо. От происходящего кружится голова. Ладно хоть Лизка завтра вернется, и можно это всё с ней обсудить. Иначе крыша скоро поедет. Откуда на нас свалился этот Роман Юрьевич?

Примерно через час слышу, как дедушка провожает гостя, Выходить не хочется, устала, да меня и не зовут. Слышу, как, закрыв ворота, дедушка прямиком идет ко мне. Садится рядом.

– Ну что, купит он тебе мотоцикл? Договорились? – улыбаясь, спрашиваю его.

– Купит, прощелыга.

– Почему же прощелыга?

– Подкупает потому что, жениться на тебе хочет, вот через меня подход нашел.

Поворачиваю лицо к дедушке, как-то слишком спокойно он сказал слово «жениться».

– На таких, как я, не женятся такие, как он.

– Это на каких на таких?

– Ну на обычных.

– Начнем с того, что ты необычная.

– Что же во мне необычного?

– Всё, Асенька. А любит он тебя без памяти, это хорошо. Главное, чтобы не случилось чего, ты же без него потом, как мать твоя, не сможешь.

Я кладу голову на дедушкино плечо.

– Торопишься ты, дедушка, он просто добрый, вот и всё, любовь тут ни при чем. И как он на мне женится, я же его еще не выбрала.

– Не выбрала она, – дедушка смеется, рукой прижимает меня к себе. – Ты его еще после первой встречи выбрала, но торопиться действительно не будем. Вам притереться еще надо, привыкнуться друг к дружке, а то вон, из-за кофе ругаетесь.

Я резко отстраняюсь:

– Он что, рассказал тебе?

– Ну рассказал и рассказал, кому-то же он должен на тебя жаловаться. Так что завтра к нему идем кофе пить. С тостами.

И начиная со следующего дня, мы с дедушкой ходим на работу вместе. Дедушка с моим начальником целыми днями строят какие-то грандиозные планы, ездят на новом мотоцикле вместе в лес до самых холодов, пьют чай и иногда помогают мне. К моему счастью, о женитьбе больше никто не говорит, и я лишь иногда украдкой любуюсь на Романа Юрьевича, не строя никаких планов и надежд. Так проще как-то. Спустя три месяца я уже перестаю забывать, как дышать, каждый раз, как его вижу, но всё равно периодически делаю что-то нелепое, например, запинаюсь или забываю, какой рукой держать ручку, чтобы писать, но это, только когда он на меня смотрит. В остальное время я нормальная. Лизка говорит, что я дура и что на моем месте она бы давно сама пошла на приступ. Я с Лизкой не спорю, она так говорит, только чтобы подбодрить, видит же, что я влюблена в него по уши и не знаю, как с этим жить.

К моему удовольствию, работы в доме продвигаются очень быстро. Осенью к дому успели подвести газ и воду с водоотведением, затем прокинули проводку, всё утеплили, провели вентиляцию, пароизоляцию, теплые полы. Уже в декабре мы все смогли из флигеля перебраться в большой дом и устроили себе уютный кабинетик на первом этаже.

На Новый год Роман Юрьевич собирается улететь к родителям в Москву. Это первая разлука с момента знакомства, думать об этом не очень приятно, утешаю себя тем, что Новый год длится всего два дня – тридцать первое и первое, не так уж долго.

– Так, сегодня двадцатое, быстро время пролетело, самолет в час ночи, вернусь примерно четырнадцатого, сразу после каникул, – с радостью в голосе говорит он.

– Ага, – бурчу я, стараясь отодвинуть его слова далеко-далеко за грани понимания. Я хочу, чтобы каким-то чудом стало так, чтобы эти слова мне показались. Так же бывает: послышится какая-то глупость, думаешь, это было, а этого не было.

Но в голове всё равно крутится поступившая информация. Действительно, с чего я взяла, что он улетает на два дня? Он не говорил, надолго ли, просто делал акцент на том, что это будет в Новый год. Чтобы скрыть свое смятение, продолжаю монотонно листать и читать отзывы на мебельную компанию, в которой мне понравилась мебель.

Мы сидим в нашем кабинетике в большом доме, дедушка давно ушел домой, а я решила задержаться, чтобы разобраться, где все-таки заказывать мебель. Лучше бы ушла вместе с дедушкой.

– Будете скучать, Агнесса Вячеславовна? – с вызовом спрашивает он.

– Некогда мне скучать, – в тон ему отвечаю я. – Я вот второй день не могу с мебелью разобраться, а мастера уже обои требуют.

– М… – вырывается у него, – ну тогда увидимся в следующем году.

Он стоит за моей спиной, а я продолжаю смотреть в экран и молюсь, чтобы он ушел уже скорее и не видел, как я разревусь.

Он выходит и закрывает дверь, а я оборачиваюсь ему вслед с полными слез глазами и хочу стукнуться головой о что-нибудь от разрывающей тоски. Вот так вот просто. Взял и ушел.

Я сижу некоторое время, просто глядя в пустоту, и слышу, как на клавиатуру капают мои слезы. Как в дождь – кап-кап. А ведь я всерьез думала, что в волшебные новогодние дни что-то должно произойти. Ведь он видит, как я к нему отношусь, и мне казалось, что и у него правда ко мне что-то есть. А он решил уехать и так надолго. Еще и в такие дни. Я медленно выхожу из кабинета и бреду по этому огромному, уже такому родному дому. А если это всё я придумала? Если он и вправду просто так со мной флиртует, ну так же многие сейчас делают, а вдруг у него и мыслей не было, что я ему нравлюсь. Вдруг дедушка ошибается? Конечно, дедушка меня любит и считает, что меня все должны любить. А ведь никто никому ничего не должен. Может, у него в Москве невеста и он полетел на каникулы к ней, чтобы рассказать, какой красивый дом он для нее строит. Эти мысли так ужасны, что я скорее возвращаюсь в кабинет, выключаю ноутбук и, попрощавшись со сторожем, иду домой.

Дедушка, подпевая радио, что-то готовит. Я заглядываю, говорю, что устала, и падаю на кровать в своей комнате. Мысли так и лезут в голову. Я понимаю, что если бы он любил меня, он бы не улетел так надолго, он бы поздравил там родителей и вернулся, а если улетел… И что мне делать? Я вдруг понимаю, что не смогу дальше строить этот дом, если узнаю, что он готовит его для другой, ну просто не смогу. Заглядывая вперед, сразу пытаюсь сообразить, как быть. Надо будет снова искать работу или остаться и работать сколько смогу? Да я же умру, если увижу ее! Прямо на месте упаду и умру от горя!

Дедушка заглядывает ко мне:

– Ась, поругались?

– Дедушка, он улетел в Москву до января, вернется после каникул только, это же больше двадцати дней! Почти месяц!

– Не вечно же ему рядом с тобой сидеть, дела накопились, вот и поехал, – спокойно говорит дедушка.

– Почему именно в Новый год? Почему не в ноябре, не в марте? Почему именно сейчас? – почти кричу я. От возмущения я не могу лежать, я соскакиваю и начинаю быстро ходить по комнате.

– У-у-у, мать, так мы с тобой корову не продадим. Ты чего на меня-то кричишь, не я же уехал. – Он по-доброму улыбается, он один знает, что сердиться в такие моменты бесполезно.

– Де-едушка, и что мне делать-то? А если он оттуда правда невесту свою привезет?

– Ой, дурочка такая, не могу прямо. Слушать противно, тьфу.

Дед встает и выходит, а я снова падаю на постель. Снова начинаю копаться в его поступке и своем положении. Самое оптимальное, что приходит в голову, – это так занять себя работой, чтобы не было времени думать или чтобы сил не было. Не знаю. И чтобы к его возвращению в доме было сделано максимально много, и чтобы если он приедет без невесты, то чтобы перемены так его удивили, что он сразу на мне женился. Улыбаюсь своим мыслям, становится капельку легче.

Поступаю, как выбрала, – с головой ухожу в ремонт. Главная цель – за время отсутствия начальника закончить все работы на третьем этаже. Чтобы ему было где спать, когда вернется, ведь он на период стройки снимает квартиру где-то. Дедушка дуется на меня, потому что меня ежедневно нет дома допоздна, еще меня нет дома в выходные, и вдобавок ко всему я ухожу работать даже тридцать первого декабря.

А для меня канун Нового года – это самый кризисный момент, я очень хочу увидеть Романа Юрьевича именно сегодня. Хочу, но знаю, что это невозможно. Все дни своего отсутствия он не написал мне ни одной строчки в сообщениях и ни разу не позвонил. Во мне упорно ведут борьбу две силы: одна говорит, что ему всё равно и плевать он на меня хотел, а вторая украдкой ждет, что он вот-вот появится как по волшебству, и всё станет хорошо. Но он никак не появляется.

Весь день с самого утра рабочие не пускают меня смотреть, что они сделали на третьем этаже, говорят, что это будет сюрприз. Поэтому я погружаюсь в вопросы организации будущей идеальной кухни. Время тянется медленно, но слух радует какой-то неясный шум сверху, где постоянно что-то гремит. Я слышу, как что-то переносят, как гудит пылесос, потом топот ног вниз и вверх по лестнице. Затем кто-то включает новогодние песни там наверху. Уже после обеда счастливые рабочие торжественно приглашают меня подняться. Меня как королеву проводят по мягкому ковру коридора, показывают две маленькие спальные комнаты для гостей или детей, показывают рабочий кабинет, который я специально спроектировала для Романа Юрьевича, отмечают, что уже подключили здесь интернет и кондиционер, показывают даже книги на полке, купленные по моему списку. Я вижу цветы на окне, картины на стенах, даже кулер с водой в дизайнерской подставке на колесиках. Прекрасно.

Всё так, как я выбрала. Просто, но красиво.

– Пожалуйте в вашу спальню, Агнесса Вячеславовна, – говорит прораб Федя, и я смеюсь.

Как забавно, что теперь эту спальню все считают именно нашей, как я изначально решила. Передо мной открывают двухстворчатую дверь. Мечта во плоти. Я даже прижимаю руки к щекам, как это всё красиво. Я выбрала спальню в стиле банальной женской мечты, но получилась она лучше, чем я думала. Светлые стены и светлая мебель, светильники на высоких ножках, встроенные полки с незатейливыми статуэтками на них, небольшой туалетный столик и изящное кресло рядом с ним. Много света, много воздуха, много пространства. Ванная и гардероб меня интересуют меньше, осматриваю их бегло и снова прохожу в центр спальни. Да я с ума сойду, если кому-то, кроме меня, эта спальня достанется. И смешно, и грустно. Вдруг вижу, что легкие тюли на окне окрасились в розовый, и спешу выглянуть. Закат. Самый красивый закат, который я видела в своей жизни. Даже море не дарило мне таких закатов. Улыбаюсь всем оттенкам алого, запутанным в зимних худых облаках и вдруг замечаю самое удивительное. Из этого окна виден мой домик. Я вижу, что дедушка уже включил свет на кухне, окна моей комнаты темны, вижу наш огород и свою беседку. Как интересно. А ведь я ни разу не обратила внимания, что из наших с дедушкой окон виден этот дом.

С трудом заставляю себя оторвать взор от заката, чтобы поблагодарить всех причастных. Мне так радостно, что слезы наворачиваются и сложно подобрать слова, поэтому я просто порывисто обнимаю прораба и, поворачивая голову во все стороны, много раз говорю:

– Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо! Вы все такие молодцы!

Всей гурьбой спускаемся вниз, где стоит сторож с открытой бутылкой шампанского и с новенькой коробкой сияющих бокалов у ног. Все выпивают по несколько глоточков шампанского и начинают собираться по домам, к празднику. Мне тоже больше нечего делать тут, поэтому и я отправляюсь домой. Голова немного кружится, но морозный воздух быстро выгоняет весь хмель, поэтому, придя домой, я сразу начинаю помогать дедушке резать подоспевшие овощи на оливье. Мы с дедушкой никогда не отмечаем Новый год традиционно в двенадцать, просто устраиваем праздничный ужин, а потом он заваливается спать, а я делаю что хочу. Пару раз я уходила после ужина к Лизке, один раз провела праздничную ночь с семьей Ильи, остальные разы спала так же крепко, как и дедушка. Илья… я даже не скучаю по нему, а ведь он был для меня чем-то великим когда-то в юности, а теперь всё важное вытолкнул Роман Юрьевич.

– К Лизке пойдешь сегодня? – между делом спрашивает дедушка.

– Да нет, дома останусь, устала что-то.

– Ну смотри, можно и к нам Лизу твою позвать.

Отрицательно качаю головой. Звать мне никого не хочется, хочется поужинать, выпить бокал шампанского, расслабиться и уснуть. В дни новогодних каникул никакие работы в «родовом гнезде» проводиться не будут, поэтому мне еще нужно придумать, куда деть себя на все эти дни. Ужинаем в зале с включенным телевизором, поэтому особо не разговариваем. Только когда начинаем убирать стол, дедушка вдруг заявляет:

– А вообще жалко, конечно, что Ромка уехал так надолго, скучно без него, мог бы и покороче себе поездку устроить.

После этого он поздравляет меня и уходит к себе, намекнув, что подарок принесет Дед Мороз под елку. Мне уже двадцать четыре года, а он до сих пор ночью, пока я сплю, кладет подарки под елку. С грустью отмечаю, что в этом году в большом доме елки нет и что мне некуда положить подарок для Романа Юрьевича. Я купила ему потрясающий белый новогодний свитер, он будет в нем особенно хорош. А дедушкину новую каску для мотоцикла можно положить уже сейчас, утром всё равно проснусь позже него.

Прибрав кухню и положив пакет с мотоциклетной каской под елку, иду в свою комнату, переодеваюсь в сорочку и сразу падаю в кровать. Но сна. конечно, нет. В голове разные мысли, о ком эти мысли, нетрудно догадаться. Я пытаюсь понять, почему возомнила, что нравлюсь Роману Юрьевичу, чего вообще жду от него, может ли у нас что-то быть. В доме тихо, спокойно, где-то на улице слышны первые хлопки праздничных фейерверков. Мне становится любопытно взглянуть на них, пока я не уснула, поэтому отодвигаю шторку и сразу ахаю.

Там вдалеке на фоне ночного неба светится окно нашей спальни. Я не знаю, как я поняла, что это именно то самое заветное окно, но я почему-то четко уверена, что это оно. Чтобы успокоиться, пристально всматриваюсь в этот светящийся прямоугольник, и сомнений не остается. Меня бросает в жар.

Приехал? Или нет, этого не может быть, мы просто забыли выключить свет, когда уходили. Но ведь сторож делает обход, он бы выключил. Значит, приехал. Но ведь это невозможно. Мое сердце колотится где-то в горле, я всё равно не смогу уснуть, я должна проверить. Но как это будет выглядеть? Я же не могу просто прийти туда среди ночи и пойти проверять, есть ли там мой любимый? А если он уже спит и я его потревожу? Как глупо это будет выглядеть. А если включенный свет – это и правда просто оплошность выпившего в праздник сторожа?

– Что выберет Ася? – шепчу я и скидываю одеяло.

Мое тело так дрожит, что я не могу засунуть ноги в колготки, отбрасываю их в сторону, просто поверх сорочки накидываю дубленку, на босые ноги – сапоги и без шапки выбегаю в ночь. Я просто скажу, что заволновалась, вдруг случилось что-то, и уйду. Просто проверю и уйду. Я за несколько мгновений добегаю до манящего меня дома с окнами, светящими, как волшебный маяк, за одну секунду открываю замок ворот и ровно через минуту уже стою в пустой спальне.

Просто забыли выключить свет. В носу начинает пощипывать от обиды. Я стою посреди комнаты и понимаю, что должна немедленно уйти отсюда, но не могу пошевелиться.

Он не приехал.

Ему всё равно. Он даже не позвонил сегодня, чтобы поздравить, он не написал короткое сообщение с поздравлением. Он ничего не сделал и этим ясно показал мне, что я для него ничего не значу. Надо просто уйти. Потом уволиться, переболеть, забыть, вычеркнуть, выбрать что-то другое. Но как всё это сделать? Разве я смогу жить, зная, что из моего окна видно его окно?

Я закрываю глаза и вздыхаю. Всё будет хорошо, я должна с этим справиться.

– Агнесса?

Оборачиваюсь, ноги мои подкашиваются, вот-вот упаду, но он успевает подхватить меня на руки.

– Агнесса! Ты пришла! Любимая моя! Боже мой, неужели ты пришла ко мне?

Все переживания последних дней вырываются из меня потоком слез и слов:

– Я думала, тебе всё равно, что ты уехал к своей невесте и что вернешься вместе с ней в ваш дом, я думала, тебе наплевать на меня.

Я так крепко сжала кулаки, вцепившись в рукава его пиджака, что ткать трещит, но я ничего не могу сделать с собой, я рыдаю, уткнув лицо к нему в шею, бесконечно повторяя:

– Ведь я люблю тебя, я так сильно тебя люблю, что так любить нельзя, я уже совсем не могу без тебя, а ты уехал, и я тут совсем одна осталась! Я люблю тебя!

– Агнесса… – выдыхает он.

Я замолкаю как по щелчку. Как же красиво мое имя звучит из его уст. Он бережно ставит меня на ноги и берет мое лицо в свои ладони:

– Я люблю тебя больше жизни, Агнесса.

Я задыхаюсь от его слов, а он наклоняется к моим губам, и последнее, что я вижу, это его пронзительные голубые глаза, внутри которых и сожаление, и любовь. В этих глазах написаны ответы на все мои вопросы, там решение всех моих сомнений, там вся жизнь моя, которую я готова отдать не раздумывая. Только ему. Только для него. Только в нем заключен мой свет. Моя жизнь и моя смерть – всё в его глазах.

Глава 3

Последний год моей жизни перевернул всё вверх дном. Появление Агнессы – та точка, шагнув в которую, я уже не имею шанса говорить, что я несчастлив. Я счастлив с того самого дня, когда впервые увидел ее на каменном троне и решил во что бы то ни стало сделать всё возможное, чтобы иметь право называть ее моей. Это было не так просто, как я думал, но это того стоило.

Моя милая, наивная, добрая Агнесса. Как хорошо стало с ней. С ней даже мама расцвела ярче прежнего, а отец стал еще шире в плечах, или мне так кажется. Теперь он считает нужным заботиться о двух дамах, которые заполнили его сердце. Хотя изначально родители не совсем понимали, да и сейчас, наверно, не понимают, зачем я тогда, год назад, отказался от всех крупных рабочих проектов и уехал в неизвестном направлении из Москвы. Думали, новый заскок в поиске себя. Мама тогда часто звонила мне и деликатно интересовалась, как дела, чем я живу, чем занимаюсь, а я отвечал честно: «Работаю судьбой», но мама так и не поняла смысла этой фразы.

А теперь это всё неважно. Теперь в нашей семье есть Агнесса. Ласковая девочка, которая преданно любит меня и всё, что меня окружает. Которая жмурится от удовольствия каждый раз, когда я просто обнимаю ее. Она до сих пор на несколько мгновений перестает дышать, когда я целую ее в губы, и мне иногда страшно, что я могу причинить ей вред. Я не знаю, сохранится ли в ней этот трепет через двадцать лет, но он родился в ней в первую нашу ночь и не покидает до сих пор.

Первая близость с ней. Тогда, в новогоднюю ночь, обладание ею стало для меня открытием, или откровением, или воскрешением всего прекрасного, что я, казалось, утратил когда-то давно. Я понял, что такое таинство любви. Понял, что такое преклонение перед женским телом, понял, что любимая женщина – это богиня, которая способна создать рай на земле. Меня до сих пор поражает ее девственность, ведь у нее был какой-то парень до встречи со мной. Каким образом она смогла сохранить себя для меня? Неужели он не пытался воспользоваться ее наивностью и красотой? Я мог бы спросить ее об этом, но зачем? Я стал ее первым мужчиной, разве остальное имеет значение?

Она – мой дар, мое блаженство, моя отрада. Для меня она – мой мир, мой прекрасный, счастливый мир. Она подарила мне безраздельное счастье своей любовью, я вижу, что она и сама счастлива этим, но мне постоянно хочется делать для нее что-то. Я хочу радовать ее миллион раз в день, хочу носить ее на руках, заботиться о ней, делать ей подарки, говорить комплименты. Я готов из кожи вон вылезти, чтобы она продолжала считать меня самым лучшим.

Первое, что я ей подарил, это документы на дом. Дедушка даже сел, когда понял, что за бумаги я подал ей в руки, а Агнесс просто смотрела на меня круглыми глазами, и рот ее открылся от удивления. Она пыталась отказаться, но ведь я именно для нее и покупал этот дом. Она строила его для себя, просто не знала этого. Она закончила все внутренние и внешние работы с домом в июне, а в июле я решил устроить нам отпуск. Я думал, мы полетим вместе с дедушкой, но он отказался наотрез, сказал, что боится самолетов, что на поезде тоже не хочет, и что всё, что ему надо для счастья, это знать, что нам хорошо и ездить в лес на своем мотоцикле.

Я решаю снова отметить свой день рождения на той же памятной вилле в Абхазии, где всё началось. Еще никто в семье не знает эту волшебную историю, и я не знаю, когда открою им этот секрет. Возможно, на нашей с Агнесс свадьбе я расскажу всем, каких трудов мне стоило заполучить ее в жены.

Вообще эти полгода пролетели как один день. Или это я забыл весь мир в беспамятстве любви? Ведь только приехав с Агнесс в Абхазию и войдя в свою прежнюю спальню, я вспоминаю первую в своей жизни бессонную ночь. Как я думал об Агнесс Парусовой, как шептал ее имя в ночи, как мечтал владеть ею, как страсть сжигала меня. Следом за страстью меня душила ревность, ведь не может же такая красивая девушка быть одинокой! И мне хотелось встать и начать действовать в ту же секунду, но я понимал, что если поторопиться и допустить хоть одну ошибку, то всё может пойти наперекосяк.

– Рома! А это что, тот самый утес, о котором существует легенда? – с круглыми глазами спрашивает Агнесс, посмотрев в окно нашей комнаты.

– Да, ты тоже знаешь эту легенду? – скромно улыбаясь, спрашиваю я.

– Ну конечно! Я специально приезжала сюда из Гагры в том году, чтобы побывать в этом месте, и ведь там я загадала тебя, Рома!

– Серьезно? – удивляюсь я.

– Да!

Агнесса так волнуется, что не может стоять на месте, и она переступает с ноги на ногу, а затем подбегает ко мне и обнимает, а потом, подняв ко мне свои лучистые глаза, рассказывает:

– Нас привезли на автобусе и повели по тропе, и там был камень, но я сразу поняла, что он ненастоящий, почувствовала, что он какой-то без души совсем. Подделка. Поэтому решила прогуляться, пока все фотографируются, и представляешь! Я нашла неподалеку место, оно… Рома, оно было как тронный зал, и настоящее кресло, заросшее мхом в середине! И я села в него и смотрела на море, и больше всего на свете мне хотелось встретить свою любовь. Но я боялась, что настоящая любовь только в сказке, но в этом кресле я верила, что эта сказка, она сбудется! И я помню, у меня слезы сами полились из глаз, потому что я поверила, что я тебя встречу.

– Чудесная ты моя девочка. – Целую ее в висок и нежно прижимаю к себе. – Давай на днях сходим к твоему трону, мне теперь тоже хочется увидеть это место.

Внутри себя я вдруг понимаю, что кульминацией нашей истории должно стать именно это место. Я хочу прийти туда с ней, посадить ее на этот трон и там с ней обручиться. Вернее, сделать ей предложение руки и сердца, ее согласие очевидно, но я всё равно хочу придать этому моменту торжество. В принципе, мы уже муж и жена, просто еще не узаконили этот статус, но я же изначально решил, что хочу подарить этой девушке сказку, поэтому должен сделать всё так, как бывает у принцесс.

Не хочу откладывать это всё надолго, желание сотворить чудо разгорается в моем сердце и обжигает разум, мне нужно действовать.

– Агнесса, я сегодня уеду по делам, но думаю, это не займет много времени.

– Я хочу с тобой, – совсем по-детски восклицает она.

– Тебе будет скучно со мной, лучше отдохните с мамой на пляже. Ей очень нравится проводить с тобой время.

– А ты правда недолго?

– Конечно, нет.

– Хорошо, но я буду очень тебя ждать.

Она встает на цыпочки и целует мой подбородок. Мне нравится, что она умеет быстро переключаться. Она не обладает желанием настоять на своем, она принимает мою необходимость отлучиться в первый же день отпуска, не дуется и не ворчит. Она вообще никогда не спорит со мной. Не знаю, хорошо это или плохо. Вот и сейчас она просто открывает чемодан и начинает раскладывать на кровати купальники, которые мы вместе купили перед отпуском.

– Что выберет Ася? – тихонько говорит она.

Я смеюсь и выхожу из комнаты. Как же мне хочется, чтобы в ее жизни самым трудным выбором был выбор наряда, или ресторана, или украшений, или имен для наших детей. Как удивительно, что я, в общем и целом, повторил выбор своего отца и привел в нашу семью еще одно создание, сотканное из нежности. И как хорошо, что Агнесс не повторила выбор своей матери, потому что я, в отличие от ее отца, всегда буду с ней и никогда не позволю себе оставить наших детей.

Я беру машину и еду в Гагру, чтобы первым делом найти кольцо. На поиски кольца уходит несколько часов, и меня это злит. Я не хочу дарить Агнесс что-то банальное с огромным бриллиантом толще ее хрупкого пальца, я хочу что-то изящное и роскошное одновременно. Я обхожу магазин за магазином, но не вижу ничего, что притянуло бы мой взор своим великолепием. А ведь я хочу еще заказать оркестр, салют, пушки с конфетти, хочу, чтобы вокруг этого места создали волшебное освещение, которое подсветит трон, я хочу, чтобы туда доставили столик на двоих и чтобы мы с ней могли провести там ужин при свечах, но вдруг мой разум говорит: «Стоп. Ася бы это не выбрала!»

Какая глупость тащить туда оркестр и столик с кучей официантов, Агнесса только расстроится, что в этом священном для нее месте создали такое пышное шоу, ей совсем это не понравится. Не нужно музыки, музыка будет в сердце, не нужно салюта, ее глаза будут ярче любого салюта, не нужно конфетти, оно осквернит чистоту этого места.

Мне так приятно осознать, что я понимаю свою будущую жену, что внутри становится светло и спокойно. Возможно, это и помогает мне в следующем ювелирном магазине. Я вхожу и вижу прямо перед собой витрину с изумрудами. Зеленые, как ее глаза. Я подхожу ближе в поиске чего-то определенного и очень волнуюсь, потому что чувствую, что близок к цели. Крупные изумруды хороши, но они ей совсем не подходят: круглые, квадратные, каплевидные… всё не то. И вдруг мне на глаза попадается тонкое кольцо, будто травинка, переплетенная в колечко, а на ней росинки изумрудов. Я нашел то, что выбрала бы Ася. Больше не думая ни секунды, покупаю его. Не беру никаких футляров, подарочных мешочков, всё это лишняя мишура, которая нам не нужна. Кладу кольцо в карман и скорее еду домой.

Ася наверняка уже скучает по мне. Как и я по ней.

Дома уже вовсю готовятся к ужину, мама вспомнила свою любимую традицию ужинов на террасе, поэтому стол накрывают там. Агнесса с порозовевшим от палящего солнца телом встречает меня, завернутая в полотенце, в нашей спальне.

– Представляешь, я, видимо, утомилась после самолета и уснула на пляже, а мама не решилась меня будить, просто зонтик поставили надо мной, но я всё равно немного сгорела. Хорошо, что я уже знаю, что у меня в этом плане кожа беззащитна, и у меня есть лекарство. – Она смеется и достает тюбик с кремом от солнечных ожогов.

– Давай помогу. – Я забираю у нее крем, начинаю бережно наносить его на ее горячую кожу.

Агнесса с первого дня начала называть маму мамой. Это понравилось и мне, и маме, и папе. Мама уже знает, что у Агнесс нет родителей в нормальном понимании этого слова, поэтому они очень трепетно восприняли ее появление в нашей семье, и я вижу, как они стараются окружать ее любовью.

– У тебя кожа горячая, наверно, облезет всё, может, врача вызвать, чтобы посмотрел?

– Не надо, – отмахивается Ася, – она только пару дней поболит, и всё будет хорошо. Просто ближайшие дни лучше не засыпать на пляже.

– Во сколько намечается ужин? – спрашиваю я, чувствуя, как мой желудок сжимается от голода. В последний раз я ел еще перед самолетом.

– Мама сказала в девять, уже скоро.

Мне больше всего хочется попросить еду прямо в комнату и завалиться вместе с обнаженной Агнесс в постель, и я даже открываю рот, чтобы предложить это ей, но она начинает говорить первая:

– Представляешь, ведь получается, сегодня наш первый самый настоящий семейный ужин. Я уже привыкла к твоим родителям, но всё равно очень волнуюсь, надеюсь, там не будет сервировки стола, как у английской королевы, а то я совсем в этом не разбираюсь.

– Нет, волноваться тебе не о чем, это будет, как ужин у дедушки, только блюд немного больше, а в остальном так же вкусно и просто.

– А как лучше одеться?

– Как тебе удобно.

К этому моменту разговора я наношу крем на ее ноги и, бегло глянув на часы, соображаю, успею ли воспользоваться ее наготой до ужина, но Агнесс резво поднимается и следует к шкафу, куда уже успела развесить свои платья.

– Я твои вещи тоже разобрала. Ты пойдешь в душ? Ты все дела успел?

– В душ пойду, дела успел.

Улыбаюсь как дурачок, вспомнив, какие дела у меня были, рукой проверяю, на месте ли в кармане колечко, и понимаю, что поведу ее на утес прямо утром рано, потому что не могу ждать. Хочу свадьбу, хочу медовый месяц, хочу видеть ее с огромным животом и кучей детишек.

Душ принимаю быстро, знаю, что она меня ждет, и скорее иду к ней. Решаю не переодевать брюки, чтобы не перепрятывать кольцо из кармана в карман и не вызывать подозрений. Какое приятное чувство быть хранителем тайн.

Пока мы идем до террасы, пытаюсь сообразить, стоит ли утром на утесе рассказать ей, как я впервые ее увидел, или все-таки дождаться свадьбы, или вообще рассказать в старости, пусть она думает до последнего, что это волшебство трона, на котором она загадала меня. Но внутри меня так и распирает этот секрет и гордость за себя, что я смог, тщательно всё продумав, добиться ее, я представляю, как она удивится, как вообще все удивятся, и мне хочется смеяться.

– Ты чего такой довольный? – Это первое, что спрашивает мама, увидев меня.

А я просто отвечаю:

– Наслаждаюсь жизнью, мама, как ты учила.

– Это молодец, давно пора, – отзывается папа. – Асенька, будь другом, посиди сегодня с нами, вот прямо между мной и мамой, хоть поближе узнаемся.

Агнесса улыбается во весь рот и порхает к ним, а я сажусь напротив.

– Так даже лучше, всех вас вижу, – улыбаюсь я.

Это всё такое невыносимо счастливое, что у меня дух захватывает, вижу, что и Агнесс готова лопнуть от удовольствия, у отца улыбка не сходит с лица, про маму вообще говорить нечего. Они начинают беззаботно болтать о чем-то, а я принимаюсь за еду.

– Какой вкусный чай, прямо как дома! – щебечет Агнесс.

– Да ведь это же и есть из дома, это же дедушкин чай, я специально с собой взяла целую коробку и попросила, чтобы нам каждый вечер его заваривали, – говорит довольная мама.

Как Агнесс стала сразу называть моих родителей мамой и папой, так и мы все сразу превратили Петра Афанасьевича в дедушку, и складывается ощущение, что это всегда было так, что мы всю жизнь живем такой семьей, просто какое-то время жили отдельно.

– Как здорово, я бы не догадалась, что так можно сделать.

– Вот ведь судьба, что вытворяет! – восклицает папа с набитым ртом, прожевывается и продолжает: – Это ж надо было такому получиться, что Ромка встретил свою невесту, у которой есть вот такой дедушка, который сам делает чай, именно такой, который мама любит.

– А не на этой ли террасе мы в прошлый раз говорили про судьбу? – вспоминает мама. – Ром, помнишь? Ты тогда спросил, верю ли я в судьбу. Вот как в нее не верить, если в этой истории ее работа налицо.

Мне хочется возразить, но мама так упоенно рассуждает, что мне негде вставить слов.

– Ведь человеку самому невозможно так выстроить события в жизни, так просчитать все детали и случайности, чтобы вышло так, как вышло у вас с Агнесс. Вспомни сам – ты уехал снова искать себя и случайно выбрал именно тот город, где жила твоя будущая жена, потом каким-то чудом она попала к тебе на работу.

– Да! – На этом моменте Агнесс уже не может молчать, ей тоже хочется поведать нам о том, какую роль судьба сыграла в ее жизни. – Перед встречей с Ромой меня уволили, у дедушки украли мотоцикл, я не могла почти два месяца найти работу! Представляете? У меня уже сил не было ее искать, и тут мне позвонил Рома.

Мне хочется закатить глаза от их общей наивности. Любопытно, что Агнесс выпустила из повествования то, что ее жених уехал работать во Владивосток в тот же месяц, когда ее уволили. Решаю вставить свое слово:

– Милые мои, вы что, правда уверены, что это всё сделала именно судьба?

– Ну конечно, Рома! – Агнесс даже отодвигает от себя тарелку. – Даже вспомни. – Она запинается, щеки ее краснеют, но она берет себя в руки и продолжает: – Вспомни новогоднюю ночь! Столько случайностей – просто уйма! Я могла уйти к Лизе, но не пошла, могла не выглянуть в окно и не увидеть свет в окне, ты мог не приехать, а приехал, да даже самолет мог не лететь в этот день, что угодно! Да и свет ты мог не включить, мог пойти на съемную квартиру и там остаться, и тогда бы мы не встретились именно в тот момент, в нужный момент, на который столько всего влияло! Ну, Ром, ну согласись, чего ты сидишь такой сердитый.

– Да потому что нет никакой судьбы, это всё я сам сделал! – Слова вылетают сами из меня. Просто не могу больше молчать.

Все трое смотрят на меня недоверчиво, мама с папой переглядываются, а Агнесс не сводит с меня глаз, только брови немного нахмурились.

– Как это нет судьбы? – наконец спрашивает она.

– Я хотел потом вам рассказать, но, видимо, потом отменяется. Значит, вы готовы узнать историю о том, как я сделал всю работу вместо этой вашей судьбы?