Политическая экономия войны и мира

Размер шрифта: 13

В соответствии со ст. 1299 и 1301 ГК РФ при устранении ограничений, установленных техническими средствами защиты авторских прав, правообладатель вправе требовать от нарушителя возмещения убытков или выплаты компенсации.

Рис.0 Политическая экономия войны и мира

О целях торговой политики[1]

Меры, предпринимаемые в рамках внешнеторговой политики (т. е. стремление определенным образом изменить местное разделение труда, складывающееся в результате взаимодействия различных экономических сил), невозможно понять, если ограничиваться анализом только экономической цели – производить как можно больше тех или иных товаров с наименьшими затратами. С экономической точки зрения политика протекционизма не поддается обоснованию. Все, кто пытался доказать обратное, потерпели неудачу. Никому не удалось ни поколебать, ни тем более опровергнуть аргументы сторонников школы свободной торговли, усовершенствованием которых мы обязаны Давиду Рикардо [2]. В случае неограниченной свободы торговли каждая страна обращается к тем отраслям производства, для которых имеются сравнительно благоприятные условия. Любое искусственное вмешательство в соотношение этих условий в конечном итоге ведет к сокращению производства и ухудшению обеспечения продукцией того или иного рода.

Утверждение Листа о том, что благодаря протекционизму находят применение неиспользуемые производственные силы, не является опровержением аргумента о свободной торговле. Тот факт, что эти силы не находят применения в отсутствие протекционистской защиты, доказывает, что их эксплуатация менее целесообразна, чем эксплуатация сил, используемых вместо них. Применение покровительственных пошлин для защиты молодых отраслей промышленности также не может быть оправдано с экономической точки зрения. Старые отрасли имеют некоторое преимущество по отношению к новым. Но появление новых отраслей можно назвать продуктивным только в том случае, если свойственная начальным этапам невысокая результативность впоследствии будет по меньшей мере покрыта более высокими результатами. Но тогда новые предприятия не только могут считаться продуктивными с точки зрения народного хозяйства в целом, но и будут рентабельными в плане частной экономики; они возникнут без какой-либо помощи. При создании любого нового предприятия учитывается наличие начальных затрат, которые в конце концов должны окупиться. Возражение, что почти во всех странах возникновение отраслей стимулируется охранительными пошлинами и другими протекционистскими мерами, несостоятельно, потому что в таком случае остается открытым вопрос, не развились ли бы жизнеспособные отрасли и без подобного содействия. Внутри государственных границ подобные различия в условиях производства преодолеваются без всякого вмешательства. В местностях, где прежде промышленность отсутствовала, возникают промышленные предприятия, которые не только выдерживают конкуренцию с предприятиями традиционных промышленных центров, но и нередко совершенно вытесняют их с рынка[3].

Шюллер полагает, что положение о том, что с международной точки зрения наибольшие преимущества имеет именно ничем не ограниченная свободная торговля, можно назвать ошибочным хотя бы потому, что для обеспечения наибольшего объема производства важно не только в полной мере использовать благоприятные условия, но и не оставлять неиспользованными менее благоприятные[4]. Несостоятельность этого аргумента следует уже из факта, который сам же Шюллер особо подчеркивает, а именно: не только в разных странах, но даже в одной стране имеются большие различия между условиями, в которых работают производители. Неблагоприятные условия используются в той мере, в которой отсутствуют благоприятные. Протекционистские пошлины лишь приведут к тому, что в одной стране будут использоваться менее благоприятные условия, в то время как где-то в другом месте будут оставаться неиспользованными благоприятные. То, что такое положение дел не ведет к увеличению совокупного продукта, абсолютно очевидно.

Теория внешней торговли Рикардо исходит из предпосылки, что капитал и труд могут свободно перемещаться лишь в пределах одной страны. Внутри страны различия в норме прибыли и заработной плате выравниваются путем перемещения капитала и рабочей силы. Ситуация меняется, когда эти различия затрагивают несколько стран. В этом случае отсутствует свобода передвижения, ведущая в конечном итоге к перетеканию капитала и труда из страны с менее благоприятными естественными условиями производства в страну с более благоприятными условиями. Такому перемещению мешают несколько эмоциональных моментов («ослабление которых мне было бы печально видеть», – пишет патриот и политик Рикардо, вмешиваясь в рассуждения Рикардо-теоретика). Несмотря на более низкую доходность, капитал и рабочая сила остаются в стране и направляются в отрасли, для развития которых имеются если не абсолютно, то относительно более благоприятные условия[5].

Таким образом, в основе теории свободной торговли лежит факт, что капитал и труд не покидают границ страны по неэкономическим причинам, даже если экономически это кажется более выггодным. Возможно, в эпоху Рикардо это условие в общем и целом соответствовало реальному положению дел. Однако в наши дни все изменилось. Препятствий, мешающих свободному перемещению капитала и труда, с каждым днем становится все меньше. И мировая война затормозила это развитие лишь временно. Когда мир будет восстановлен, постепенно вновь появятся условия, которые способствовали перемещению капитала и труда из страны в страну в последние десятилетия перед войной. Потому что такое развитие событий не было случайным: это необходимое следствие все более тесных экономических связей между различными странами земного шара и перехода от национальной экономики к мировой.

Но если исчезнет главное допущение Рикардо о последствиях свободной торговли, то должно исчезнуть и само учение, так как больше нет оснований искать кардинальные различия между последствиями свободного перемещения [факторов производства] на внутреннем и на внешнем рынке. Если мобильность капитала и труда внутри страны отличается от их мобильности вне страны только степенью интенсивности, то в таком случае и экономическая теория не в силах установить каких-то принципиальных различий. Напротив, экономическая теория должна сделать вывод, что необходимым следствием свободной торговли будет тенденция перемещения капитала и рабочей силы в наиболее благоприятные естественные условия без учета политических и национальных границ. Поэтому ничем не ограниченная свободная торговля в конечном итоге должна привести к изменениям заселенности различных частей земного шара; капитал и труд будут перетекать из стран с менее благоприятными условиями производства в страны с более благоприятными условиями.

Модифицированная подобным образом теория свободной торговли, равно как и учение Рикардо, приходит к выводу, что с чисто экономической точки зрения ничто не против свободы перемещения [товаров] и все – против протекционизма. Но эта теория приходит к совершенно другим выводам относительно влияния свободной торговли на перемещение капитала и труда; поэтому она представляет собой совершенно иной исходный пункт для анализа внеэкономических аргументов «за» и «против» протекционизма.

III

Естественные условия производства в разных странах различны; есть страны с более благоприятными условиями, есть – с менее. Но это соотношение не является неизменным. Напротив, с течением времени оно сильно меняется: вследствие истощения запасов полезных ископаемых, открытия и освоения новых месторождений, изменений климата и т. д. Но особенно важными представляются изменения, вызываемые техническим прогрессом, который позволяет использовать природные ресурсы, ранее не использовавшиеся или использовавшиеся только частично.

Если исходить из допущения Рикардо о том, что капитал и труд остаются в стране даже несмотря на более благоприятные условия за рубежом, то получается, что одинаковые затраты капитала и труда в разных странах дают разный результат. Есть народы более богатые и более бедные. Вмешательство государства, основанное на соображениях торговой политики, не способно изменить этого факта. Оно не сделает бедные народы богаче. Но протекционизм более богатых народов лишен вообще всякого смысла.

Когда допущение Рикардо не соблюдается, действует тенденция к выравниванию доходов и заработной платы во всем мире. В конечном итоге не будет бедных и богатых народов; будут существовать местности густозаселенные и малонаселенные, интенсивно обрабатываемые земли и земли, используемые менее интенсивно.

Уже сейчас события развиваются во многом в русле этой тенденции. С чисто экономической точки зрения данную тенденцию нельзя назвать негативной. Однако она вступает в противоречие с национальным принципом – принципом, главенствующим в современной политике. Национальное государство соответствует национальным идеалам целиком и полностью лишь в том случае, если размеры его территории и имеющиеся естественные условия производства предоставляют национальное пространство для естественного роста населения, не приводящего к перенаселенности[6]. Растущее население должно умещаться на территории государства, не заполняя ее больше, чем это соответствует естественным условиям производства. Нация должна иметь возможность беспрепятственно развиваться на своей территории, не превышая при этом численности, которая была бы достигнута на этой территории при полной свободе перемещения капитала и труда из одной страны в другую.

Этому требованию, логически следующему из национального принципа, провозглашенного в XIX в., само по себе не противоречит ни преимущественно или чисто промышленное, ни преимущественно или чисто аграрное государство, ни монокультура. Если соответствующие экономические формы обусловлены естественными условиями той или иной страны, то тогда они соответствуют наилучшему использованию ресурсов этой страны и позволяют при прочих равных достичь при свободной игре экономических сил наилучшего удовлетворения потребностей максимального количества людей. Во зло эти экономические формы превратятся лишь тогда, когда выйдут за рамки естественных условий производства. Но пока этого не происходит, они являются выгодными и с точки зрения мировой экономики, и с точки зрения национальной экономики[7]. Если бы производственные условия не различались столь сильно внутри отдельных стран[8], то тогда именно такие дифференцированные экономические формы были бы правилом, а не исключением.

Национальный принцип в его применении в экономической жизни не требует самодостаточности, выражающейся в прекращении обмена с другими странами. Сам по себе он нисколько не противоречит увеличению всеобщего благосостояния путем международного разделения труда. Национальный принцип не имеет ничего общего с обусловленным определенными этическими и политическими воззрениями требованием сохранить сложившееся состояние разделения труда, интенсивность обмена и предотвратить дальнейшее расширение экономики обмена. Потребление плодов чужого труда ничем не угрожает национальной самобытности. То, что немцы носят одежду из американского хлопка и австралийской шерсти, пьют бразильский кофе и едят итальянские лимоны, с национальной точки зрения неважно, пока есть немецкая продукция, благодаря которой может оплачиваться этот импорт.

Источник конфликта заключается в другом.

Поверхность земного шара была поделена между различными нациями в результате исторического процесса, протекавшего в прошлом, и не отражает производственных и демографических соотношений современности. Поэтому при полной свободе перемещения людей и товаров территории, на которых проживают одни нации, были бы заселены более плотно, а территории, на которых проживают другие нации, – менее плотно. Относительная перенаселенность должна вылиться в миграцию.

В результате миграции, посредством которой регулируется плотность населения в соответствии с более или менее благоприятными условиями для производства, граждане страны с менее благоприятными условиями переселяются в страну с более благоприятными условиями. Тот же путь проделывает капитал, ищущий выгодную процентную ставку. Таким образом, раньше или позже капитал и рабочая сила покидают страну происхождения. Вывезенный капитал помогает стране-импортеру использовать свои производственные ресурсы. Эмигрировавший рабочий ассимилируется на новой родине.

Эмигранты, заселяющие ранее не обжитые территории, могут сохранять свои национальные особенности и традиции и на новой родине. Они не потеряны для своего народа, даже когда отделяются от прежней родины политически. Частью английской национальной культуры, охватывающей весь мир, являются не только канадцы, австралийцы и жители мыса Доброй Надежды, но и американцы. Все выглядит иначе, когда эмигранты направляются в уже заселенную страну, и новые поселенцы – в силу недостаточной численности или военной силы – не могут потеснить более давних обитателей, как это произошло, например, с европейскими поселенцами в Северной Америке. Тогда родные язык и культура, обычаи и традиции рано или поздно забываются. Переселенцы учат язык страны пребывания и приспосабливаются к ней во всех других отношениях. Продолжительность ассимиляции зависит от целого ряда особых обстоятельств, но она неизбежна. Нас не интересуют сейчас причины этого феномена, достаточно зафиксировать факт как таковой.

Теперь становятся понятны смысл и цель торговой политики. Если торговая политика не пытается содействовать (как бы бессмысленно это ни было) развитию того, что и так развивается (например, индустриализации), и если она не является лишь мерой защиты против торговой политики других стран, то тогда она определяется стремлением увеличить или сохранить размеры нации, несмотря на относительно неблагоприятные условия производства, существующие внутри страны.

Но дело в том, что эта цель недостижима или, по крайней мере, недостижима полезным для нации способом. Считается, что страна с относительно неблагоприятными для производства условиями должна экспортировать либо людей, либо товары. Это верно. При этом, однако, не учитывается, что экспорт товаров возможен только при успешной конкуренции со странами, в которых существуют более благоприятные условия, т. е. когда цены, несмотря на [относительно более высокие] производственные издержки, так же низки, как и цены тех стран, где издержки производства меньше. А это должно вести к снижению заработной платы и прибыли внутри страны, что (помимо того, что в результате снижается культурный уровень нации) тем более приводит к оттоку людей, если законодательно не затруднить или не запретить отток капитала и труда.

Страна, перенаселенная в описанном выше смысле, в долгосрочной перспективе никакими средствами не сможет сдерживать отток избыточного населения. В конечном итоге численность населения должна дойти до отметки, которая соответствует возможностям использования условий производства в этой стране. До тех пор, пока эмигрант может найти работу в местах, эксплуатирующих более благоприятные условия производства, чем минимально благоприятные в его родной стране, эмиграция будет связана с улучшением его экономического положения; и соответственно до тех пор будет невозможно ее предотвратить. Не стоит, пожалуй, подробно объяснять, что аграрные пошлины, так же как и протекционистские пошлины на промышленную продукцию, позволяющие путем образования картелей держать высокие цены на внутреннем рынке, а экспортировать по заниженным демпинговым ценам, ведут к повышению стоимости жизни.

То, что эта тенденция не замечается не только теми, кто руководит экономикой, но и определенной частью публицистов, объясняется тем обстоятельством, что пока сокращение сбыта в промышленных странах компенсируется освоением новых рынков сбыта. В этом смысле английская, французская и бельгийская промышленность опережают немецкую. Но придет время, когда и этот метод начнет давать сбои. Когда все аграрные страны будут иметь промышленность (в тех масштабах, в которых им вообще позволяют это естественные условия), тогда преимущественно индустриальное государство сможет экспортировать свою продукцию ровно в той мере, в какой оно будет превосходить их в плане естественных условий производства.

Разные авторы неоднократно указывали на то, что такое развитие таит в себе большую опасность для экономического будущего «преимущественно индустриального государства» и «индустриализма»[9]. И все, что было выдвинуто против этого, не может опровергнуть правильность наших выводов.

Научное рассмотрение предмета пострадало от смешивания с экономико-политической дискуссией, которая ведется вокруг протекционистских пошлин и свободной торговли. Действительно, у того, кто осознал опасность индустриализации аграрных государств и ее последствий для будущего индустриальных стран, напрашивается вывод, что путем протекционистских пошлин можно противостоять развитию, опасному для индустриальных стран. Но это, как мы уже видели, невозможно. Индустриальные государства не в состоянии запретить аграрным государствам создавать промышленность. Это было бы действенным средством, позволяющим сохранить за индустриальными странами их нынешнее положение в международном обмене. С национальной точки зрения возможен и другой выход: присоединение колоний преимущественно аграрного характера в том объеме, в котором метрополия и колония вместе взятые являются территорией, заселенной – относительно качества естественных условий производства – не более плотно, чем территории других государств. Это путь, выбранный Англией и по которому должна была пойти Германия, не погрязни она в своей раздробленности именно в то время, когда русские и англосаксы завоевывали целые части света.

Чем же здесь могут помочь протекционистские пошлины? Они не способны помешать аграрным странам в свою очередь отгородиться защитными пошлинами и другими административными мерами; напротив, протекционистские пошлины скорее побудят их сделать это, поскольку затрудняют сбыт производимой ими сельскохозяйственной продукции, а система демпинга, возникающая в результате протекционистских пошлин, заставляет защищаться путем таких же пошлин. Государство с промышленным экспортом должно быть зоной свободной торговли, чтобы своим примером подтолкнуть к свободной торговле аграрные государства; но пример Англии показывает, как мало этим можно достичь.

Так что, в конце концов, и приверженцы пошлин должны прийти к тому, чтобы увидеть спасение в ограничении численности населения. Но зачем тогда протекционистские пошлины? Для того чтобы немецкая земля кормила столько людей, сколько соответствует существующим естественным условиям производства, не требуется абсолютно никакого вмешательства со стороны политики. Но ведь это и есть цель торговой политики: на ограниченной территории обеспечить средства существования большему количеству населения. Отказ от этой цели равносилен отрицанию всякого права торговой политики на существование. Тогда торговой политике остаются лишь более мелкие задачи временного характера; она перестает быть важным методом всемирно-исторической борьбы за существование, которая идет между народами.

С того времени, как люди живут на земле, существует один-единственный долговременный и действенный способ предотвратить перенаселенность – эмиграция. Слова Сегура о том, что история человечества – это стремление народов перемещаться из мест менее пригодных для жизни в места более пригодные, не потеряли своей актуальности и сегодня.

Осознание того, что политика протекционизма не может достичь поставленной цели, постепенно приходит и к ратующим за нее[10]. Тем не менее они не сдаются. Напротив, тем громче они призывают к защите плодов труда нации. История последних десятилетий показывает, что их усилия увенчались успехом. Сегодня почти все государства мира придерживаются политики протекционизма.

Чтобы правильно оценить современную таможенную политику, действия перенаселенных и малонаселенных стран следует анализировать по отдельности. В малонаселенных странах (т. е. заселенных менее плотно, чем это соответствовало бы имеющимся условиям производства) почти всегда сельскохозяйственное производство преобладает над промышленным по количеству занятых в нем и по качеству продукции; эти страны называют обычно аграрными странами, поскольку на мировом рынке они фигурируют прежде всего как экспортеры сельскохозяйственной продукции и как потребители промышленных изделий. Существует два типа аграрных государств; в каждом из них современный протекционизм зародился вследствие различных причин.

По одну сторону находятся давно заселенные культурные центры. Если эти страны и являются преимущественно аграрными, то в них отнюдь не отсутствует промышленное производство. Производство, обеспечивающее внутренний рынок, существовало в них еще до развития современных всемирных экономических отношений. Но вот эта страна постепенно втягивается в международный обмен; прежняя автаркия ослабевает. Сельскохозяйственные продукты отправляются на экспорт, а из других стран ввозится промышленная продукция. Таким образом, зарубежная крупная промышленность вступает в конкуренцию с местным производством, существующим в менее производительной ремесленной форме в лучшем случае на предприятиях среднего размера. На первом этапе в этой борьбе зарубежные страны, с их экономическим и производственно-техническим превосходством, должны одержать победу. В проигравших эту борьбу отраслях производства мелкие предприниматели и рабочие лишаются работы. С чисто экономической точки зрения для высвободившейся рабочей силы есть два пути: либо эмигрировать, чтобы найти себе применение в крупной промышленности развитых индустриальных государств, либо обратиться внутри своей страны к сельскохозяйственному или какому-либо другому труду, связанному с дарами природы. Второй путь представляется почти невозможным, потому что опыт показывает, что переход к сельскохозяйственному труду для промышленного рабочего очень тяжел. Первый путь хоть и связан с некоторыми отрицательными для рабочих моментами (как и вообще переход с небольшого предприятия на крупное), но он реален. Но в случае эмиграции рабочий будет потерян для своего народа. Чтобы не допустить этого, в дело вмешивается национальная политика протекционизма. Она не ждет, пока усиливающаяся нужда заставит ремесленников и подмастерьев сделать последний шаг; она борется с нежелательным развитием событий, не допуская этого, дабы противостоять нужде рабочих. Протекционистские пошлины ускоряют промышленное развитие, тем самым препятствуя грозящему оттоку рабочих. В экономическом плане этот процесс нельзя оправдать, но его можно понять с национально-политической точки зрения.

Вторую группу образуют территории новых колониальных поселений. Поселенцами были, в основном, крестьяне, покрывавшие свои потребности в ремесленных изделиях за счет ввоза из родной страны. По финансово-техническим причинам важнейшим источником государственных доходов в этих странах выступают ввозные пошлины, которые изначально задумывались как фискальные таможенные пошлины. В то же время эти пошлины неизбежно положительно повлияли на возникновение в колонии промышленности. Ликвидация соответствующих пошлин сказалась бы отрицательным образом на населении колоний, тем более что выяснилось, что промышленность, возникающая под защитой таможенных пошлин, способствовала иммиграции рабочих. В результате фискальные таможенные пошлины трансформировались в протекционистские. Так развивались события, например, в США и Австралии.

Промышленные протекционистские пошлины популярны в аграрных странах, несмотря на то что они не могут быть оправданы не только с точки зрения мировой экономики, но и с точки зрения экономических интересов населения самой страны. Крестьяне, прежде всего страдающие от этих пошлин, и те приветствуют их. Национально-политическая заинтересованность в росте нации одерживает в этом случае победу над чисто экономическими интересами.

Подобно тому как рабочие индустриальных стран пытались найти этическое оправдание своей борьбе против индивидуалистического общественного строя за счет упрощенной социалистической теории эксплуатации, которую они противопоставляют учению о гармонии интересов, так и аграрные страны украшают теорией эксплуатации свою политику промышленного протекционизма. В аграрной стране патриот видит в стране с промышленным экспортом эксплуататора, неправедно обогащающегося за счет торговли с аграрными странами. Он косо смотрит на богатство индустриальных стран, сравнивая его с более простой и более бедной жизнью на своей родине.

Антипатия, которую он чувствует к представителям промышленно развитых наций, той же природы, что и антипатия рыцаря к буржуа, помещика к промышленному магнату, только она усиливается и отравляется национальными противоречиями. Фридрих Лист, немец, больше других способствовал формированию неомеркантилистской идеологии, которая обращена сегодня в первую очередь против немецкого народа. Русский видит в немце врага, который вследствие своего промышленного превосходства угрожает развитию производительных сил славянских народов. Указание происхождения на немецких экспортных товарах, Made in Germany, действует на умы, находящиеся под влиянием подобных идей, как красная тряпка на быка.

Совершенно иначе политика протекционизма выглядит в перенаселенных странах (т. е. в таких, которые при полной свободе передвижения превратились бы в территории с оттоком населения). Это в основном индустриальные страны [Европы]. Здесь происхождение протекционизма неоднородно. Он не пытается предотвратить какое-то неизбежное развитие, его цель – остановить или хотя бы замедлить некую тенденцию развития. В этих странах существует два различных вида протекционистских пошлин. Прежде всего пошлина должна способствовать возникновению производства в менее благоприятных условиях или продолжению производства в условиях, которые стали менее благоприятными вследствие развития транспорта или техники. Эту пошлину, которая чаще всего является пошлиной на сельскохозяйственную продукцию, можно назвать пошлиной на издержки производства, так как в теоретических трудах она обосновывается различием производственных издержек. Во вторую группу входят пошлины, устанавливаемые в отраслях экспортного производства. Они дают производителям возможность образовывать картели, которые позволяют за счет повышения цен на внутреннем рынке экспортировать товар по заниженным ценам, назовем их «картельными пошлинами»[11].

Конечные результаты установления пошлин на издержки производства и картельных пошлин, равно как и всех остальных видов протекционистских пошлин, одинаковы: они ведут к сокращению национального дохода. Тем самым они ограничивают возможности пропитания и не достигают цели, ради которой вводились. Они могут приносить только временные успехи. Поверхностное восприятие системы протекционизма только как меры односторонней классовой политики, ориентированной на производителей-предпринимателей, совершенно неверно в своей критике причин и последствий протекционизма, но нельзя не признать его справедливость в том, что попытка задержать переход к мировой экономике будет совершенно безрезультатна.

В последние годы в жизни народов произошли изменения, которые не могут не затронуть базовых предпосылок торговой политики.

Развитие и удешевление транспортных средств вызвали небывалый рост сезонной миграции. Не исключено, что впредь значение и масштабы эмиграции будут отставать от Sachsengängerei[12]’ [13]. В этом случае речь пойдет о народах-предпринимателях и народах-рабочих. В ходе изменения характера миграции народы еще острее, чем сегодня, почувствуют негативные последствия своего сосредоточения на территории с менее благоприятными условиями производства. Народ, живущий в стране, одаренной природой не так щедро, не должен будет больше бояться отстать от более удачливых народов по численности; но он будет постоянно отставать по части благосостояния и тем самым в своем культурном развитии. Поэтому стимул, порождающий стремление изменить ситуацию из национальных соображений, не только не ослабнет, а, скорее, наоборот, окрепнет.

В будущем непрекращающаяся эмиграция в другие страны, по-видимому, будет сталкиваться с некоторыми проблемами. Эмигранты стояли, и по большей части и сегодня находятся, на низкой ступени культурного развития. С собой на чужбину они не брали или брали лишь малую часть достояния национального образования. Подъем по социальной лестнице на новой родине легко приблизил их к национальной культуре принимающей нации.

Таким образом, ничто особенно не препятствовало их ассимиляции. Такого положения вещей не могли изменить ни школы, ни библиотеки, ни газеты, учрежденные благотворительными обществами и правительствами их родных стран. Но это изменится вместе с усовершенствованием системы народного образования в покидаемых странах и с более активным участием низших слоев населения в национальной культуре. Европейский мигрант уже в наши дни увозит со своей родины немного больше, чем воспоминания о нужде и гнете. Это культурное «приданое» еще недостаточно велико, чтобы препятствовать ассимиляции, но уже сегодня оно затрудняет и замедляет ее.

Таким образом, проблема иммиграции видоизменяется. Желая сдержать приток поселенцев, промышленные рабочие, которые в свое время были вынуждены отступить ввиду выгодности иммиграции с национальной точки зрения, теперь, чувствуя угрозу со стороны иммигрантов, могут ссылаться на опасность, угрожающую национальному единству. Не возникает ни малейших сомнений, что все страны закроют свои границы для иммиграционного потока, ставшего опасным для их национального состава, как это давно уже сделали страны с белым населением, закрывшиеся для мигрантов – представителей желтой расы[14].

Наконец, и снижение рождаемости должно отразиться на проблемах, являющихся для торговой политики отправной точкой. Замедление или прекращение роста населения, а также уменьшение населения не устраняют причины миграции, если эти явления распределяются равномерно по всему земному шару. Если бы население всех стран сократилось в определенный период времени в одинаковой пропорции, то это не устранило бы относительной перенаселенности одних территорий и относительной малонаселенности других. Территории, заселенные слишком плотно относительно существующих условий производства, и территории, заселенные недостаточно плотно, существовали бы и дальше. Поэтому стремление достичь более равномерного распределения людей по поверхности Земли путем миграции осталось бы неизменным. Но поскольку совокупный продукт при уменьшении числа рабочих (если это уменьшение не переходит определенных границ) сокращается не пропорционально уменьшению рабочих, а в меньшей степени (закон убывающей отдачи), то при снижении национального дохода среднестатистический доход на душу населения будет увеличиваться. Совершенно очевидно, что меры торговой политики оказывают более длительное воздействие при таком распределении дохода, чем при растущем населении и, при прочих равных, при снижающихся доходах.

Опыт мировой войны делает актуальным аргумент экономической самодостаточности, который, впрочем, фигурировал уже в довоенное время. Говорят: успешно выстоять в войне может лишь то государство, в котором обеспечение всеми товарами, необходимыми для ведения войны и для продления жизни нации, не зависит от поставок со стороны. Когда речь заходит об обороне страны, все остальные соображения должны отойти на второй план. Поэтому в будущем торговая политика должна быть нацелена в первую очередь на равномерное распределение работы между добычей всех видов полезных ископаемых и всеми отраслями промышленного производства.

То, что было сказано выше о недостижимости целей торговой политики, ни в коей мере не смутит приверженцев ярко выраженного коллективизма. Они будут возражать, что, для того чтобы препятствовать сокращению населения, можно запретить эмиграцию. Неважно, если народ, которому в ходе истории досталась в качестве места обитания небольшая, скудно одаренная природой территория, должен жить беднее, чем другие, более удачливые, народы. Нравственные ценности и военные доблести сильнее процветают в бедности, чем в достатке. Возникает новый идеал народа, который во всех своих действиях, и прежде всего в сфере экономики, учитывает возможность войны на истощение.

Но в этой аргументации содержится большая ошибка. В ней не учитывается то, что на войне важную роль играет качество тылового обеспечения и вооружений, а не только их наличие или отсутствие. Народ, вынужденный создавать средства ведения войны при менее благоприятных производственных условиях, выступит в поход хуже накормленным, снаряженным и вооруженным, чем его противники. До определенной степени подобная материальная неполноценность компенсируется личными качествами. Но существует предел, преодолеть который не помогут никакая храбрость и самоотверженность[15].

VII

Спокойно смотреть в будущее может <только> тот народ, который обладает пригодной для поселения территорией такого размера и с такими естественными условиями производства, которая позволит этому народу в обозримом будущем размещать растущее население внутри границ страны, не достигая перенаселенности. (О перенаселенности страны мы говорим в том случае, когда она населена более густо, чем как она была бы населена при полной свободе передвижения по всему земному шару.) Это относится в равной мере и к большим, и к маленьким народам. Но политические последствия такого положения будут для больших народов другими, нежели для маленьких: если их будущее надежно, надежна и их ключевая позиция на мировой арене.

В начале XX в. мы видим три мировых державы, далеко превосходящие другие страны и по территории, и по численности населения: Англия, США и Россия. В каждой из этих стран предпринимались попытки с помощью торговой политики изменить разделение труда в свою пользу. В каждой из них представление об автаркии превращается в национальный идеал. И исторические события давно минувших дней – передел поверхности Земли, каким он был в XVII–XVIII вв., – позволяют воплотиться этому идеалу в жизнь.

Проще всего дела обстоят в России. Еще недавно Россия была огромной аграрной страной с почти отсутствующей промышленностью, с незначительным, но все же быстро растущим спросом на промышленные изделия. Высокие промышленные протекционистские пошлины в некоторых случаях помогли возникновению промышленности, в некоторых – лишь ускорили его. Народ России является счастливым обладателем большой части поверхности Земли, наделенной превосходными условиями для развития производства. Русскому народу не угрожает в обозримом будущем перспектива быть вычеркнутым из списка больших народов. Его сыны могут оставаться в стране, в которой достаточно места для гораздо более многочисленного населения.

В таком же благоприятном положении находится английский народ. Уже 100 лет назад Великобритания была индустриальным государством, его рынком сбыта и житницей был весь мир. Когда в конце XIX в. усиливающаяся индустриализация ее прежних лучших рынков сбыта стала угрожать будущему британского промышленного экспорта, взгляд английских политиков обратился в сторону больших колониальных поселений. В английской мировой империи также найдется достаточно места для увеличения населения. Уже более не Индия, а Канада, Австралия и ЮАР кажутся сегодня основой позиций английского народа в мире.

США тоже обладают достаточной территорией и полезными ископаемыми, позволяющими прокормить население, во много раз превосходящее существующее ныне.

К этим трем обширным мировым державам современности, быть может, добавятся другие. Предпосылки для этого есть, по-видимому, у Китая и Индии. Мировыми державами второго эшелона, пожалуй, могут стать Япония, Испания вместе с принадлежавшей ей Южной Америкой, возможно, Португалия вместе с Бразилией и Италия путем расширения [своих владений] в Северной Африке. Политические и экономические предпосылки для экспансии на Северном побережье Африки были бы и у французов, если б только более высокая рождаемость обеспечила увеличение их численности.

Основа мировой державы – население, увеличивающееся приблизительно теми же темпами, что и население других мировых держав, и территория, дающая этому населению возможность развиваться. Меры торговой политики не способны помочь основать мировую державу народу, не имеющему этих предпосылок.

Сегодня у немецкого народа эти предпосылки отсутствуют. Германия может прокормить своих обитателей только в том случае, если ее промышленность будет обрабатывать чужое сырье для чужих потребностей, с тем чтобы приобрести на заработную плату и на доход предпринимателей то сырье для собственных потребностей, которого нет на ее территории. Такое положение не может сохраняться долго. И поэтому, если немецкий народ не хочет потерять свои позиции в мире, ему нужны колонии для поселения[16]. Есть и другие народы, находящиеся в похожей ситуации. Но самая большая и самая могучая из неудовлетворенных наций – это немцы. Если немецкие мужчины и женщины покидают родину, для них не находится страны, в которой они могли бы сохранить свою национальную принадлежность. Потому что все земли, в которых белые могли бы процветать будучи крестьянами и рабочими, находятся в руках других народов, если не учитывать части Юго-Западной Африки[17], способной дать приют мизерному числу поселенцев. За последние 150 лет немцы селились повсюду в мире, где только было место для белого человека. Только в США с 1820 по 1906 г. выехало 5 млн немцев (и это не считая австрийцев)[18]. Все они и их потомки потеряны для немецкой нации[19].

Несмотря на то что политики Германии не предпринимали до сих пор почти никаких попыток завладеть колониями, все те народы, которые обладают большими территориями, чем им необходимо для их будущего развития, чувствуют, что Германия должна быть их естественным противником. Недружественную позицию, которую заняли в мировой войне нейтральные государства, можно объяснить скорее общностью интересов народов, которые не опоздали, как поэт, к разделу земного шара, чем теми причинами, которыми это обычно объясняется[20].

VIII

Широко распространено мнение, что в конечном итоге национальные противоречия должны быть преодолены за счет общих интересов в сфере экономики. С этой точкой зрения можно согласиться в той мере, в коей она отражает тот факт, что чисто экономические соображения свидетельствуют в пользу свободной торговли и против национального обособления посредством политики протекционизма[21]; то, что политика протекционизма может быть обоснована лишь внеэкономическими соображениями, было уже показано выше. Но надежды на то, что в вопросах торговой политики экономические соображения окажутся сильнее национально-политических, следует признать напрасными, по крайней мере, если говорить о ближайшем будущем. В настоящее время, наоборот, национальный принцип приобретает в политике все большую силу[22].

В случае с Австро-Венгрией эта точка зрения наделяется обычно особенным смыслом. Говорится, что экономика – это единящие узы, удерживающие в составе империи те народы, которые хотят отделиться из национальных побуждений. Такого мнения придерживается в первую очередь Карл Реннер[23].

Реннер расценивает современное государство как «экономическое сообщество», как «организованную экономическую зону». Существующие государства являются «политическим целым, так как внешне они отгорожены таможенной „стеной“, а внутренне они организованы вокруг устоявшихся и могущественных центров своих главных городов кровяными артериями и нервными стволами транспортных сообщений». Второй половиной своего утверждения Реннер указывает, собственно, в большей степени на географическое строение государственной единицы, которое в этом контексте далее нас не интересует. Нас интересует лишь восприятие государства как таможенного сообщества. Реннер переворачивает все с ног на голову: основополагающим признаком государства является не политическое единство, а таможенное. «Так, например, – продолжает Реннер, – сложно представить себе приобретение, более чуждое для существовавшей до сих пор государственности, чем приобретение в свое время Австрией Галиции[24]. Более чем столетнее совместное существование позволило этой области органично влиться в экономику монархии: отсутствие поставляемого из Галиции дерева и зерна, керосина, бензина и спирта ощущается в любом хозяйстве, на любом предприятии сразу же, как только эта область оккупируется врагами. И наоборот: вся бумажная, текстильная и металлургическая промышленность ощущает внезапное исчезновение рынка сбыта в Галиции». Это так, но разве шерсть, хлопок, резина, кофе, чай, кожа и т. д. менее важны для снабжения западноавстрийского рынка? И разве, к примеру, сахарная промышленность менее чувствительна к потере привычного рынка сбыта, чем любая другая отрасль производства? Не должны ли мы таким образом прийти к выводу, что США, Англия и ее колонии, Бразилия, короче говоря, весь мир связаны с Западной Австрией так же органично, как Галиция? Если бы странам Антанты[25] удалось поделить известным образом Германию и Австрию, то, пожалуй, тогда спустя еще сто лет некий приверженец доктрины Реннера нашел бы, что Бранденбург и Россия, Вестфалия и Франция, Тироль и Италия «органично» связаны столетним сосуществованием.

Это верно, что многолетнее таможенное единство ведет к образованию тесных экономических связей. Изменение взаимоотношений, будь то вследствие установления новых таможенных границ, уничтожения существующих, вследствие повышения или снижения таможенных тарифов, влечет за собой, в зависимости от обстоятельств, большие сдвиги в производственных отношениях и в том, что касается сбыта. Но подобные сдвиги происходят вследствие любых других изменений условий производства; их может вызвать любое новое изобретение, любое открытие новых месторождений. Реннер считает, что выход аграрной страны из экономической зоны промышленных государств является особенно губительным, так как это уменьшает стоимость земли. Но те же самые последствия будут иметь отмена или снижение таможенных пошлин на сельскохозяйственную продукцию; не хочет ли Реннер бороться и с этим? Это верно, что с чисто экономической точки зрения нужно стремиться к максимально возможному расширению экономической зоны, т. е. зоны свободной торговли; самая большая зона – это вся обитаемая поверхность Земли. Но, как мы уже видели, и в наше время особые интересы отдельно взятых народов требуют экономической обособленности. С другой стороны, к каждому таможенному ограничению подступает принцип свободной торговли, подступает с вопросом о его правомерности; и когда-нибудь довод о свободной торговле одержит победу над всеми таможенными пошлинами, не подкрепленными соображениями национального принципа.

В полном непонимании этих фактов заключается слабость [проекта] «Средней Европы» Науманна. Небольшим народам очень трудно сохранять независимость рядом с большими народами, имеющими всемирное значение, – англосаксами, русскими и азиатами. Нет ничего более естественного для небольших народов, чем объединиться, чтобы в единстве черпать силу для сопротивления. И нет ничего более естественного, если немецкий народ, самый великий и самый одаренный из слабых народов, возьмет на себя роль лидера в подобном союзе. Но сплочению, которое представляется необходимым условием самосохранения, сегодня препятствуют два обстоятельства. Первое: вера в авторитет верховной власти, давно уже преодоленная другими народами мира, но характерная для немецкого духа и для немецкого государства[26]. А также то обстоятельство, что будущий союз видится немцам прежде всего как экономический союз, как таможенное и экономическое сообщество. Мадьяры, румыны, сербы, болгары и другие народы между Берлином и Багдадом не хотят и не могут отказаться от создания национальной промышленности. Они не хотят оставаться лишь аграрными странами, рынком сбыта и поставщиком сырья для немецкой индустрии. Они не хотят спокойно смотреть на то, как их избыточное население будет эмигрировать в Германию, чтобы германизироваться там в качестве рабочих немецких фабрик. Быть может, эти государства согласятся на политический союз с Германской империей, на союз «защиты и отпора», с целью сохранения своей государственной независимости, но они никогда не пойдут на образование экономического и таможенного сообщества. Они с радостью воспримут возможность расширить географию сбыта своей сельскохозяйственной продукции на территорию Германии и Австрии, но они не откажутся от мысли развивать свою национальную промышленность при постепенном вытеснении немецкого импорта.

Таможенное и экономическое единство рассматривается как фактор, удерживающий вместе отдельные части многонационального государства.

Посмотрим же вначале на отношения между Австрией и Венгрией. Два государства, совершенно не зависящие друг от друга в правовом отношении, обладающие полномочиями самостоятельно регулировать свои торгово-политические отношения с зарубежными странами, образуют единую таможенную зону. Это единство приносит пользу обеим странам. Австрийской промышленности оно открывает выгодный рынок сбыта, на котором ей не нужно бояться конкуренции более развитых промышленных государств; венгерские аграрии могут продавать свою продукцию в Австрии по ценам выше мировых на размер таможенных пошлин. Но, с другой стороны, таможенное сообщество препятствует возникновению венгерской национальной промышленности. Это делает его невыносимым для национальных чувств мадьяров. И это таможенное сообщество давно бы развалилось, если б венгерское законодательство и венгерская администрация не вели столь умело решительную борьбу против австрийского экспорта и без помощи таможни. Австрия и Венгрия находятся в таможенном и валютном сообществе, но не в экономическом сообществе, а в состоянии экономической войны. Тем самым Венгрии и без установления таможенных границ удалось создать промышленность и успешно ее защищать. Но это стало возможным лишь в ходе бесконечных трений, осложнений и споров, вызывавших крайнее недовольство с обеих сторон. Сосуществование двух государств было наихудшим из того, что можно себе представить, и это не несмотря на, а в первую очередь именно из-за таможенного союза[27].

Теперь посмотрим на то, что происходит в Австрии. По сравнению с венграми и с другими народами австрийской части империи Габсбургов (Цислейтании) интересы немцев и чехов, самых многочисленных народов Австрии, совпадают. Промышленность немецкоговорящей части Судетов более развита, чем промышленность чешскоговорящей части[28]. Но и уровень развития последней, если сравнивать с прочими австрийскими территориями, исключительно высок. Большая часть чешской индустрии находится в руках немецких предпринимателей; но и эти предприятия вносят свой вклад в дело роста и усиления чешской нации; кроме того, чехи надеются рано или поздно славизировать руководство этих предприятий. Оба народа, живущих в Судетской области, имеют, по сравнению с другими, преимущественно аграрными, частями монархии, одинаковые национальные интересы. Для обоих любое сужение таможенной зоны австро-венгерской монархии грозит неблагоприятными последствиями; оба боятся индустриализации Венгрии или Галиции. При виде этих важных и одинаковых внешних интересов поверхностный наблюдатель теряет из вида ту ожесточенную экономическую борьбу, которая разгорается внутри. Идет борьба за каждую отрасль, за каждое предприятие, за каждое конкретное месторасположение производства. Но эта борьба ведется не из чисто экономических соображений, и не предпринимателями, озабоченными лишь рентабельностью своих предприятий. Это национальная борьба. И ведется она, в первую очередь, политиками и литераторами, всеми теми, кого Реннер презрительно называет «безэкономическими». Но за этими лидерами стоят не только те, кто надеется извлечь выгоду из ожидаемых перемен, за ними сплоченно стоит целый народ, который путем индустриализации стремится к национальному величию и национальному благосостоянию. Этой борьбе служит автономная администрация, служит на уровне края, округа и отдельных общин; ей служат могущественные национальные банковские учреждения, сберегательные кассы и товарищества, которые во всех своих делах наряду с рентабельностью учитывают национальные интересы.

На это положение дел жалуются не только немецкоговорящие австрийские предприниматели, против которых чехи ведут эту экономическую борьбу, но и каждый, кто чувствует и думает, как австриец. Именно из-за них Австрия оттесняется в конкурентной борьбе на последние позиции. Потому что если австрийская экономическая зона, и без того не слишком обширная и скудно оделенная [природой], распадется на несколько карликовых территорий, то тогда здесь не будет никакой возможности для развития специализированной промышленности. Можно сожалеть о таком положении вещей, и я не премину сказать, что и я сожалею о нем, но не имеет смысла отрицать его.

Что касается других народов, объединенных на территории австро-венгерской экономической зоны, то украинцы, румыны и словенцы находятся еще на такой низкой ступени экономического и политического развития, что не могут и помышлять о политике промышленного протекционизма. Их национально-политические устремления выражаются в желании усилить сельскохозяйственное производство. Аграрная торговая политика монархии оказывает им в этом посильную помощь. Но не вызывает сомнений, что в скором будущем эти народы предпримут попытку создания национальной промышленности. Подобные начинания наблюдаются уже сейчас.

Попытки способствовать развитию промышленности, предпринимаемые сербами и хорватами в Хорватии, Славонии, Боснии и Герцеговине, уже в наше время увенчались определенным успехом. Итальянцы же не могут проводить активную политику протекционизма, направленную на защиту национальной промышленности, из-за своей социальной обособленности в прибрежных регионах и в Далмации; здесь они принадлежат к высшим слоям городского общества и не имеют поддержки в лице низов одной с ними национальности. Итальянская часть Южного Тироля слишком мала по численности населения и обладает слишком маленькими возможностями в плане развития, чтобы проводить особую экономическую политику.

Промышленный протекционизм поляков в Галиции направлен против промышленности Западной Австрии. Полякам, в соответствии с их национальными воззрениями, каждое изделие предприятия, работающего на польской территории России или Пруссии, кажется таким же родным, как и изделие производителя, находящегося в Галиции; то, что производится вне этой территории, например в Западной Австрии, представляется полякам чужим товаром. Много лет управляющие Галицией чиновники (причем работающие не только в автономной земельной, окружной и общинной администрации, но и в находящихся в польских руках государственных учреждениях и на государственных постах) пытаются индустриализировать эту территорию. Отчасти эти попытки не направлены против западноавстрийского импорта, как, например, в производстве керосина и в деревообрабатывающей промышленности. Но в других отраслях, например в сахарной и в бумажной промышленности, цель вытеснения западноавстрийского импорта проступает очень явно.

Все народы, объединенные австро-венгерской таможенной зоной, хотят использовать предоставляемые ею возможности, чтобы приобрести в национальном плане как можно больше, а потерять как можно меньше. Каждый народ стремится к тому, чтобы сохранять это сообщество настолько, насколько оно приносит ему пользу[29].

На полях сражений Сербии и Польши немецкие австрийцы, поляки и венгры защищали общие политические интересы. В политическом смысле они необходимы друг другу. Но в вопросах национальной экономической политики их разделяет то же противоречие, которое повсюду разделяет традиционные индустриальные нации и аграрные нации, находящиеся в процессе индустриализации. Немецкие австрийцы кажутся мадьярам опасными не потому, что они угрожают их политической самостоятельности (ни у одного австрийца нет подобных мыслей), а потому, что австрийская промышленность – самый мощный конкурент венгерской промышленности.

Малые народы Средней и Восточной Европы, с их незначительной территорией и малочисленностью, раньше других будут вынуждены признать, что идеал автаркии их национальной экономики невозможно претворить в жизнь. Очень скоро они должны будут сплотиться и экономически, как когда-то они почувствовали себя вынужденными сплотиться политически. Но подобное объединение (если оно основано не на военном подчинении одних другими) имеет шанс на прочность только в том случае, если всем своим членам оно дает возможность достичь одинаковой ступени промышленного и сельскохозяйственного развития. Свободный союз различных наций, в котором существует противоречие между чрезмерной и недостаточной населенностью в описанном выше смысле, не может быть долговечным в качестве экономического и таможенного сообщества.

Отношения между Австрией и Венгрией были самыми напряженными в то время, когда содействие собственной промышленности в Венгрии только начиналось. Однако чем больше крепнет венгерская промышленность, чем меньше она должна опасаться конкуренции со стороны австрийцев, тем очевиднее будет проявляться общность интересов обеих стран в деле защиты против иностранцев.

К среднеевропейскому таможенному сообществу – простирается ли оно до Багдада или только до Орсовы – применимо сравнение не с мононациональным немецким таможенным союзом, а с пестрой австро-венгерской таможенной зоной, в которой преобладают центробежные тенденции. Тот, кто сравнивает среднеевропейскую мировую экономическую зону с экономическими зонами Англии, России и Франции, забывает, что присоединение других народов происходило там путем завоевания и подчинения, а не на добровольных началах, и что в настоящем и будущем лишь меч сможет удержать эти другие народы в составе империи.

О покрытии военных расходов и военных займах[30]

Успех на войне зависит не только от численности и мужества бойцов и от таланта полководца. Не менее важно оснащение войска специальными вспомогательными средствами ведения войны – оружием и всевозможным войсковым имуществом. Поэтому к задачам, которые встают перед руководителями, относятся не только комплектование, боевая подготовка и надлежащее использование армии, но и ее обеспечение всеми специальными вспомогательными средствами, требующимися для ведения войны. Необходимость такого рода мер стала особенно очевидной в этой войне. Наши враги ведут ее как войну на истощение. Они перекрыли пути снабжения нашей экономики и экономики наших союзников импортным сырьем и промышленными изделиями, вынудив нас производить внутри страны все специальные вспомогательные средства ведения войны и все необходимое для снабжения населения в военное время без привлечения сторонней помощи [31].

До сегодняшнего дня нам удавалось справляться с этой задачей. Все то, что требуется для ведения войны, – оружие и боеприпасы, одежда и амуниция для солдат, продовольствие для армии и всего населения, мы сумели произвести внутри страны. Наше народное хозяйство показало, что оно достаточно сильно, чтобы нести тяготы четырехлетней войны на море, на суше и в воздухе в Европе и Азии. Наш народ не только выставил войско, которое, истекая кровью, сражалось на фронте, но и произвел все товары, которые необходимы на войне.

Австрийский полководец граф Монтекукколи, победитель в битве при Сент-Готарде на Рабе[32], произнес слова, впоследствии многократно цитировавшиеся, о том, что для ведения войны требуются три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. Как и все подобные высказывания, оно наряду с парадоксальным преувеличением содержит рациональное зерно. Однако истина в том, что для исхода военной кампании важнейшее значение также имеют специальные вспомогательные средства ведения войны. Рассматривая этот вопрос с экономической точки зрения, следует признать, что не деньги, а специальные вспомогательные средства выступают здесь определяющим фактором; при этом деньги, как, впрочем, всегда в экономике, являются лишь средством для приобретения потребительских товаров. Поэтому важно не количество денег у воюющего народа, а количество потребительских товаров военного назначения, которое находится в его распоряжении. Даже если бы австрийско-венгерское народное хозяйство на начало войны располагало денежными суммами на несколько миллиардов больше, чем это было в реальности, оно едва ли смогло их использовать как-то иначе, кроме как попытавшись закупить на них товары за границей.

В том, что в течение четырех лет борьбы мы смогли успешно противостоять врагу, что нам удалось не только очистить территорию нашего государства от захватчиков, но и перенести боевые действия вглубь вражеской территории, есть заслуга не только наших отважных военных[33]; это одновременно результат труда наших предпринимателей, рабочих и крестьян.

Материальные потери нашего народного хозяйства вследствие военных действий весьма значительны. Многочисленные некогда процветавшие населенные пункты сегодня лежат в руинах, уничтожено большое количество железных дорог, резко сократилось поголовье скота, по причине чрезмерной загруженности и неполноценной замены изношенного оборудования упала производительность промышленных и сельскохозяйственных предприятий, израсходование запасов обескровило экономику в целом. Для деятельных граждан с наступлением мира эта ситуация станет стимулом для того, чтобы с удвоенной силой взяться за работу, в то время как более слабые духом с озабоченностью смотрят в экономическое будущее. К какой из этих двух групп тяготеет человек, зависит от его характера и его эмоциональных оценок. Однако он может не беспокоиться относительно того, в состоянии ли мы также оплатить все то, что уже было потреблено в ходе войны.

Материальные средства ведения войны были найдены внутри нашего народного хозяйства: они созданы трудом и прилежанием нашего народа и переданы им воюющей армии. Опираясь только на собственные силы, практически отрезанное от каких-либо товарных поставок из-за границы, наше народное хозяйство произвело все необходимое для войск. Оно сумело за счет собственных средств возместить военные расходы, доказав тем самым свою силу и эффективность.

Именно этот фактор является решающим. Но есть и другой вопрос – о распределении этих военных расходов и военного ущерба, который был нанесен народному хозяйству в целом, между отдельными гражданами. Именно это и понимают под «оплатой» военных издержек.

Народное хозяйство не является тем, что выражает это словосочетание. Народное хозяйство – это не единое руководство экономикой, осуществляемое всем народом, а сумма отдельных хозяйственных подразделений, принадлежащих гражданам государства. От имени народного хозяйства государственная казна выступает только как одно из таких хозяйственных подразделений – наряду с другими. Хотя это самая крупная и важная часть экономики, однако тем не менее это всего лишь ее часть. Казна вступает с отдельными гражданами государства в экономические отношения обмена. Если казне требуется выполнить какие-то работы, она оплачивает их рабочим и служащим, если ей необходимы товары, она покупает их у товаровладельцев. Денежные средства на эти цели казна получает путем налогообложения, если не учитывать относительно незначительную долю государственной собственности в имуществе предприятий, используемом в производственных целях. Подавляющая часть военных расходов народного хозяйства приходится на государственную казну. Государство не только в полном объеме несет все расходы на вооружение, приобретение военного имущества и продовольственное обеспечение войск, но и в значительной мере берет на себя компенсацию ущерба, который война наносит каждому отдельному гражданину. Для исхода борьбы важно, чтобы вещественные товары, необходимые для ведения военных действий, вообще были в наличии. Решение проблемы, каким образом казна переведет эти товары из собственности граждан в свою собственность, т. е. финансовая составляющая обеспечения военных действий со стороны государства, зависит только от существующих в нем внутренних порядков. При всей важности этой проблемы она, однако, не является первоочередной: на пожаре самое важное – наличие у пожарных брандсбойтов и воды. Вопрос о последующем вознаграждении пожарных должен быть рассмотрен только во вторую очередь.

Если не учитывать военную контрибуцию со стороны побежденного противника, то у государственной казны есть три возможности для получения средств в целях возмещения военных расходов.

Первая возможность – это безвозмездная конфискация необходимых товаров. Эта мера представляется наиболее простой. Имея в виду соблюдение принципа справедливости, в ее оправдание можно было бы привести следующий аргумент: безвозмездное изъятие товаров у их владельцев хотя и является весьма серьезным нарушением личных прав отдельного гражданина, но все же представляется не столь значительным по сравнению с тем, на которое идет государство, вводя всеобщую воинскую повинность. Если каждый мужчина должен быть готов отдать жизнь за родину, то тем самым он приносит в жертву гораздо больше того, что составляло бы даже значительную часть изымаемого у него имущества. То, что воюющие государства тем не менее не пошли по этому пути и осуществляли конфискационные меры в целом только с возмещением конфискованного имущества его владельцам, имеет совершенно определенные причины. Не было ни желания, ни возможности отказаться от стимула к максимальному повышению производительности экономических сил, отвечающему собственным интересам каждого отдельного гражданина. Если бы для ведения военных действий требовались только такие товары, которые в отдельных экономиках в достаточном количестве были запасены уже к началу войны, то тогда к такой мере можно было бы прибегнуть. Можно было бы конфисковать эти товары и использовать их в военных целях. Однако ряд необходимых товаров или полностью отсутствовал к началу войны, или их количество было недостаточным. Задача состояла в том, чтобы перестроить все производство, сориентировав его на военные потребности. Фабрики, выпускающие швейные и пишущие машинки, должны были производить пулеметы, предприятия сельскохозяйственного инвентаря – артиллерийские снаряды и т. д. Производство всех военных товаров нужно было нарастить до максимальных пределов, что возможно только в том случае, когда у предпринимателей имеется полная свобода действий и когда стимулируется их материальная заинтересованность. Огосударствление предприятий на период военных действий только сковало бы индивидуальную инициативу. Вне всякого сомнения, та система мер, которую мы избрали, целиком и полностью себя оправдала. Она позволила в военное время не только максимально увеличить объем производства тех изделий, которые выпускались еще до войны, при этом почти не ухудшив их качество, но и перестроить производство для выпуска совершенно новых видов оружия. Мы не только восполнили выбывшее в ходе войны оружие и военное имущество, но и приняли на вооружение новые виды оружия и военного имущества. Сегодня наша артиллерия оснащена несравненно более совершенными орудиями, чем в начале войны, снаряды стали значительно мощнее, пехота получила на вооружение средства ближнего боя, которых в начале войны еще не было[34]. Самолеты и подводные лодки, четыре года назад еще слабо развитые виды оружия, в течение войны постоянно наращивали свою боевую мощь. Все эти достижения – заслуга нашей промышленности[35]. Их значимость становится особенно наглядной в сравнении с Россией. Русская армия вступила в войну прекрасно вооруженной и оснащенной всем необходимым военным имуществом. Она имела хорошее оружие, хорошие и в достаточном количестве боеприпасы, приспособленное к полевым условиям обмундирование и амуницию длительного пользования. Однако Россия оказалась не в состоянии восполнить выбывшее из строя и потерянное в ходе боевых действий оружие и другое военное имущество, поскольку получала их в недостаточном количестве от своих военных союзников, которые, в первую очередь, должны были снабжать оружием собственные войска. Весной и летом 1915 г. обеспечение русской армии оружием и боеприпасами было настолько неудовлетворительно, что уже только по этой причине она была не способна достойно противостоять нашему наступлению. В первые месяцы войны по количеству орудий и снарядов из расчета на одно орудие русская артиллерия имела над нами преимущество; но уже в 1915 г. мы располагали большим и лучше обеспеченным снарядами орудийным парком, чем русские[36]. Аналогичное положение дел имело место и в отношении вооруженности пехоты.

По этой причине государство могло лишь в ограниченных масштабах использовать безвозмездную конфискацию. Эту меру можно было применить только там, где речь шла о запасах товаров, которые нельзя произвести внутри страны.

Вторая мера, которую имеет в своем распоряжении государственная казна в целях получения финансовых средств для военных нужд, заключается во введении новых налогов и в увеличении уже существующих. Данная мера также применялась государством в той степени, в какой это было возможно в условиях войны. В связи с этим можно услышать мнение, что было бы целесообразно еще в течение войны покрыть все военные расходы за счет налогов; при этом указывают на Англию, которая проводила такую политику в прошлых войнах. Что касается английского примера, то, действительно, Англия погашала расходы на небольшие войны, которые по сравнению с колоссальным национальным богатством Англии в финансовом отношении были весьма невелики, преимущественно за счет налогов и уже в течение военных действий. Но этого не происходило в случае больших войн, которые вела Англия, – ни в войнах против Наполеона, ни в современной войне, самой большой, которую когда-либо видел мир. Если поставить задачу собрать требующиеся для ведения этой войны астрономические денежные суммы только посредством налогообложения и без привлечения заемных средств, то тогда придется, устанавливая размер налогов и организуя их сбор, отказаться от принципа справедливости и соразмерности при распределении налогового бремени, собирая деньги там, где их в каждый данный момент можно взять. То есть тогда пришлось бы отобрать все у владельцев движимого капитала (не только у крупных, но и мелких, например у вкладчиков сберегательных касс), одновременно освобождая от этого бремени – в той или иной степени – владельцев недвижимого имущества.

Это, разумеется, невозможно. Если же распределить высокие военные налоги (а они должны быть очень высоки, чтобы за их счет ежегодно полностью покрывать военные расходы, произведенные за тот же налоговый год) с учетом принципа соразмерности, то тогда гражданам, не имеющим наличных средств для их уплаты, придется изыскивать эти средства, прибегнув к заимствованиям. В этом случае землевладельцы и владельцы промышленных предприятий будут вынуждены залезть в немалые долги или даже продать часть своей собственности. В первом случае не государство, а многочисленные частные лица стали бы должниками, обязанными уплачивать проценты владельцам заемного капитала. Однако, как правило, частный кредит стоит дороже, чем государственный. То есть земле- и домовладельцы по своим личным долговым обязательствам должны были бы уплачивать более высокие проценты по сравнению с процентами государственного долга, которые они должны были бы платить косвенно. Если же для уплаты налогов им пришлось бы продать большую или меньшую часть своего имущества, то такое внезапное выставление на продажу значительных объемов реальной собственности оказало бы сильное давление на уровень цен в сторону их понижения. В результате бывшие владельцы понесли бы убытки, а капиталисты, которые в этот момент располагали бы наличными средствами, за счет снижения цены покупки оказались бы в прибыли. То, что государство покрывает военные расходы не полностью за счет налогов, а преимущественно за счет государственных заимствований, проценты по которым уплачиваются из суммы налоговых поступлений, не означает, таким образом, как считают многие, создания преференций для капиталистов. Напротив, мы должны признать, что в этой политике речь идет именно об учете интересов реального и производственного имущества.

Иногда можно услышать, что финансирование войны за счет государственных займов означает перекладывание военных расходов на плечи будущих поколений. Подчас в этой же связи утверждают, что такое обременение справедливо, поскольку война ведется не только в интересах нынешнего поколения, но и в интересах наших детей и внуков. Такая точка зрения совершенно несостоятельна. Войну можно вести, только опираясь на существующие в данный момент ресурсы. Сражаться можно, имея в руках только то оружие, которое есть в наличии в настоящее время. Все военные потребности можно удовлетворить только за счет уже имеющихся средств. С экономической точки зрения войну ведет нынешнее поколение, и именно оно должно нести на своих плечах бремя всех специфических военных расходов. Интересы будущих поколений затрагиваются только в том отношении, что они являются нашими наследниками, которым мы оставим после себя меньше, чем могли бы, если бы не дополнительные военные расходы. Независимо от того, как государство профинансирует военные расходы – за счет займов или каких-либо иных источников, – оно не в силах изменить данное положение вещей. То, что большая часть военных расходов была профинансирована за счет государственных займов, никоим образом не означает отсрочку компенсации военного бремени до будущих времен; как уже было сказано ранее, речь идет лишь о следовании определенному принципу распределения военных расходов. Например, если государству необходимо изъять у каждого гражданина половину его состояния, чтобы иметь возможность профинансировать военные издержки, то в этом случае совершенно безразлично, каким образом оно это сделает – изымая эту половину единовременно в виде налога или в виде ежегодно уплачиваемой в качестве налога суммы, которая соответствует установленному проценту на стоимость половины состояния. В данной ситуации гражданину будет безразлично, должен ли он сразу уплатить налог в размере 50 000 крон или же год за годом платить на эту сумму проценты[37]. Однако этот вопрос приобретает огромное значение для всех тех граждан, которые не в состоянии уплатить эти 50 000 крон, не прибегая к заемным средствам, и которые сначала должны будут занять причитающуюся с них налоговую сумму. Выступая в этом случае как частные лица, они должны будут платить по заемным средствам больший процент, чем государство своим кредиторам, поскольку оно имеет возможность кредитования по самым низким процентным ставкам. Если разница между более дорогим частным и более дешевым государственным кредитом составит всего 1 %, то в нашем примере для налогоплательщика эта разница обернется ежегодной экономией в размере 500 крон. Если год за годом ему придется уплачивать процент на сумму приходящейся на него доли государственного долга, то он будет экономить 500 крон по сравнению с ежегодными процентными платежами на сумму ссуды, взятой у частного кредитора для уплаты временных высоких военных налогов.

Содержание понятия «военный заем» часто трактуется неверно. То, что эти займы берутся государством в целях получения средств для ведения войны, никак не сказывается на их юридическом статусе. Военные займы являются займами австро-венгерского государства, которые в правовом отношении не отличаются от более старых, взятых до войны займов обоих государств. По этой причине совершенно неверна точка зрения, высказываемая среди дилетантов, что эти займы именно потому, что они «военные», менее надежны по сравнению с другими государственными займами. Все займы государства, взятые вместе, образуют государственный долг, при этом внутри государственного долга отдельные долговые эмиссии отличаются друг от друга только условиями, которые были установлены в связи с их выпуском и о которых каждый может узнать из текста соответствующих официальных сообщений. Они различаются между собой ставкой процента, условиями погашения, а также номиналом бумаг. Но они не содержат различий в правовом положении заемщика. Обладатели более старых долговых бумаг, таких как, например, довоенный пенсионный заем, не имеют никаких юридических приоритетов при получении процентов по ним и при их погашении перед обладателями военных долговых бумаг. Военные займы не являются государственной ипотекой, которая может предусматривать очередность при удовлетворении долговых требований кредиторов.

Другое опасение, которое подчас высказывают люди с недостаточным уровнем экономических знаний, можно сформулировать следующим образом: в какой-то момент после окончания войны государство откажется от дальнейшего погашения купонов военных займов и выкупа долговых обязательств. При этом как пример указывают на российское государство. Однако в этом случае не учитывается колоссальная разница между существующими отношениями в нашей стране и в России. Российские займы были иностранными займами, т. е. владельцы российских государственных расписок в своем большинстве – это не граждане России, а французы, англичане и граждане других государств. Когда нынешние власти России объявили российские государственные займы недействительными и прекратили выплату процентов по ним, они тем самым причинили вред иностранцам, к которым в сегодняшних условиях они не испытывают ровно никаких чувств[38]. В то же время в настоящий момент Англия и Франция не имеют возможность применить военную силу, чтобы принудить Россию выполнить финансовые обязательства, взятые на себя перед своими кредиторами. Проводя эту меру, нынешние российские власти не думали о том, что может случиться позже, об отдаленном будущем. Вне всякого сомнения, по прошествии времени государственное банкротство будет иметь для российского государства очень тяжелые последствия. Очевидно, что российское государство в будущем или вообще не сможет получить займы за рубежом, или получит их на чрезвычайно невыгодных условиях. В таком же положении окажутся те власти, которые пойдут на отмену государственного банкротства. Без зарубежных займов Россия будет не в состоянии восстановить свое народное хозяйство, и по этой причине ей придется пойти на выполнение всех условий, которые поставят перед ней ее кредиторы. Но об этом, как уже сказано, нынешние власти в России не думали. Они хотели лишь одного: найти сиюминутный выход из тяжелого финансового положения и одновременно продемонстрировать свою принципиальную враждебность к частной собственности.

Совершенно в иной ситуации находится Австро-Венгрия. Австрия и Венгрия не являются должниками у заграницы. Свои военные долги они сделали внутри страны. Здесь же размещена наибольшая часть старых государственных австрийских и венгерских займов. Неправильно считать, что владельцами государственных долговых обязательств являются только богатые капиталисты. Наши государственные бумаги находятся не только на руках представителей богатых и состоятельных слоев населения, большая их часть прямо или косвенно принадлежит бедным и самым бедным гражданам. Большая часть денежных средств сберегательных касс и профсоюзных организаций размещена в государственных бумагах, вследствие чего даже самые мелкие вкладчики косвенно через свои вклады в сберегательных кассах также заинтересованы в поддержании нашей системы управления государственным долгом. Государственное банкротство в Австрии или в Венгрии нанесет ущерб не богатым иностранным капиталистам, а мелким и самым мелким вкладчикам внутри страны; вследствие банкротства будут ущемлены интересы не иностранцев, а наших граждан. Любое правительство, независимо от его политической ориентации или партийной принадлежности, должно будет учитывать это обстоятельство. У правительства не будет никаких оснований для того, чтобы с точки зрения внутренней политики рассматривать государственное банкротство как безвредную меру. Более того, оно будет поставлено перед необходимостью сохранить выплату процентов, чтобы не настроить против себя тех граждан, которые вследствие приостановки выплаты процентов понесут ощутимые убытки.

Таким образом, сразу становится понятно, что совершенно неправильно сравнивать нашу ситуацию с положением в России. Такое сравнение будет неверно и по другой важной причине. Русская армия потерпела поражение, российское государство развалилось. В то время как наши войска провели победоносную кампанию, они очистили от врага территорию нашего государства и глубоко зашли на вражескую территорию.

Серьезную угрозу для государственных займов может представлять не столько прекращение выплаты процентов со стороны государства, сколько возможность дальнейшего падения валютного курса.

В ходе этой войны все воюющие государства вынуждены были покрывать часть своих военных расходов за счет займов у центрального банка. Брать такие займы – весьма неоднозначная мера кредитной политики, поскольку центральный банк может обеспечить необходимые денежные средства только путем денежной эмиссии. Однако увеличение количества денег в обращении снижает покупательную способность денежной единицы. Цены растут. Обесценение денег ведет к весьма значительным изменениям в структуре доходов и денежных состояний. Мы не ставим перед собой задачу рассмотреть эти изменения, ограничившись только изучением последствий, вызываемых уменьшением стоимости денег для заемных средств[39].

Тот, кто в 1913 г. брал ссуду в 100 рублей, обязавшись погасить весь заем в 1918 г., выполнил свое обязательство, если в 1918 г. он вернул 100 рублей, хотя за прошедшее время покупательная способность рубля резко упала. Изменения ценности денег по этой причине должны быть выгодны заемщику и невыгодны кредитору. Разумеется, данный вывод также относится к государственным займам любого вида. Если покупательная способность денежной единицы уменьшается, это означает ухудшение положения государства-должника. С учетом этой опасности утверждение о том, что размещение средств в военном займе не является однозначно положительной мерой, не лишено смысла.

Однако нельзя не видеть, что точно такая же опасность в такой же мере существует и для всех других видов вложения капитала. Вкладчик собственных средств в какие-либо иные виды заемных бумаг при обесценении денег понесет такие же убытки, как и обладатель военных займов. Это же верно применительно к держателям закладных листов и ипотечных документов, поскольку как закладные, так и ипотечные документы являются ничем иным, как денежными требованиями, стоимость которых вследствие обесценения денег неизбежно уменьшается. То есть глубоко заблуждается тот, кто желает вложить свои средства в закладные или ипотечные бумаги, полагая, что тем самым избежит опасности обесценения денег. Он отказывается от более высокой процентной ставки по военным займам, не получая взамен более высокую степень безопасности вклада.

Верно то, что обесценение денег не затрагивает средства, размещенные в недвижимости и предприятиях. С ростом цен на другие товары также повышаются цены на земельные участки, здания и фабрики. В этом случае обесценение денег выражается в денежной номинации рыночной стоимости этих товаров. Денежная стоимость таких объектов для их владельцев повышается. От этого они не становятся богаче, но и не беднее; они сохранили свою собственность, при этом ее денежная стоимость изменилась именно потому, что деньги потеряли часть своей покупательной способности. То есть они не ощутили на себе негативных последствий обесценения денег.

Таким образом, владельцы недвижимости находятся в выгодном положении. Хотя при этом необходимо учитывать, что это относится только к тем владельцам, которые приобрели свою собственность еще во время более высокой прежней ценности денег, но не к тем, кто купил недвижимость позже. Тот, кто сегодня намеревается купить земельный участок, должен будет заплатить за него уже значительно более высокую цену, такую цену, которая соответствует нынешней уменьшившейся покупательной способности денег; кроме того, ему придется дополнительно заплатить за то, что он приобретает шанс уберечь свое состояние от новых потерь вследствие вполне мыслимого дальнейшего обесценения денег.

Этот факт объясняет те заоблачно высокие цены, которые сегодня требуют и уплачивают за объекты недвижимости. При этих высоких ценах проценты на вложенный капитал невелики.

В принципе вообще не существует таких видов капиталовложений, которые могли бы уберечь отдельных вкладчиков от убытков в условиях катастрофы, охватившей все народное хозяйство. Как каждый отдельный гражданин не может защитить себя от политических последствий военного поражения своего народа, так он не может уберечься и от экономических последствий такого поражения. Это было бы еще возможно в локальных войнах за счет своевременной эмиграции; в условиях современной мировой войны, охватившей почти все страны мира, такой беглец лишь попал бы из огня в полымя. Ведь даже немногочисленные нейтральные государства сегодня страдают от экономических последствий военных действий.

Эгоисту, который захотел бы в условиях экономической катастрофы своей страны спасти только себя самого, слишком поздно пришлось бы осознать, что он не может отделить свою судьбу от судьбы других. Не только в политическом и военном отношении война сплотила народ нашего государства в борьбе не на жизнь, а на смерть, но и в экономическом.

Когда корабль терпит крушение, каждый в отдельности не может думать о том, чтобы спасти только себя: то, что он делает для себя, он делает и для всех остальных, то, что делают все остальные, они делают и для него. Один за всех, все за одного!

Поэтому для каждого в отдельности речь должна идти не о том, чтобы спасти себя и свое состояние от последствий обесценивания денег, а исключительно о том, чтобы помочь или вообще не допустить обесценения денег или, как минимум, сдержать его дальнейшее усиление.

Причина обесценения денег заключается в увеличении денежной массы. Государство вынуждено прибегать к увеличению денежной массы, когда оно не может получить средства для ведения войны за счет добровольных военных займов у населения. Кто подписывается на военный заем, тот противодействует увеличению денежной массы и тем самым обесценению денег; а противодействуя обесценению денег, он не только обеспечивает сохранность своего состояния – в той мере, в какой оно вложено в военные займы и другие ценные государственные бумаги, – нои одновременно ту его часть, которая вложена в другие ценные долговые бумаги, будь то закладные листы, облигации, земельные или коммунальные займы, долговые бумаги железных дорог, ипотечные или вексельные требования. Если гражданин является офицером, чиновником или служащим с фиксированными денежными доходами, то таким образом он заодно обеспечивает сохранность своих реальных доходов. Поскольку чем больше уменьшается покупательная сила денег, тем меньше становится реальный доход государственных служащих, тем меньше товаров на свою заработную плату они могут купить, тем меньше они могут потреблять. По этой причине эти слои в особой степени заинтересованы в сохранении ценности денег. Это же относится к ним в их качестве жен и отцов семейств, поскольку все то, что относится к их заработной плате, также относится к пенсиям вдов и сирот, независимо от того, выплачивают эти пенсии и пособия на воспитание ребенка работодатели или страховые организации в виде страховых сумм.

Таким образом, каждый в отдельности в высшей степени должен быть заинтересован в том, чтобы военные займы были успешно реализованы. Тот, кто подписывается на военный заем, не только совершает хорошую сделку в прямом значении этого слова, поскольку получает на свои денежные средства высокие проценты, но также косвенно работает на свои экономические интересы, предотвращая дальнейшее ослабление покупательной силы денег и дальнейший рост всех товарных цен. Подписаться на военный заем – не только патриотический долг, но и требование экономического самосохранения.

Видимо, никто не может оспорить, что война заставляет нас идти на большие экономические жертвы и что в хозяйственном отношении мы еще долго будем страдать от ее последствий. Мы должны смириться с этими жертвами: еще более тяжелые жертвы война потребовала от нас, когда она забрала у нас жизни тысяч самых лучших из нас. Тем не менее мы не должны позволить себе утратить мужество. В этой войне наша страна блестяще доказала свою экономическую мощь. Отрезанные от всех связей с внешним миром, мы вели войну с опорой на собственные силы. Несмотря на наш невысокий уровень благосостояния, мы сумели в нашей экономике произвести больше, чем наши более богатые враги.

Наши достижения не имеют себе равных и в сфере государственных финансов. Управление нашими финансами было организовано таким образом, что большая часть военных расходов была немедленно обеспечена за счет налогов и займов, чего не удалось сделать в сфере управления финансами не только нашим восточным, но и нашим западным врагам.

Мы также были вынуждены время от времени пускать в ход печатный станок для покрытия военных затрат, но мы делали это в разумных пределах. Состояние наших финансов уже сегодня несравнимо лучше, чем у наших бывших восточных врагов, и мы можем надеяться, что дальнейшее развитие приведет к тому, что это состояние улучшится еще больше, в то время как финансовое положение наших западных врагов будет продолжать ухудшаться.

Мы добьемся этого успеха – о нем позаботятся наши солдаты на фронте, наши предприниматели, крестьяне и рабочие в тылу[40]. При этом каждый, кто подписывается под военным займом, в меру сил вносит свой вклад в его достижение.

Америка и восстановление европейской экономики[41]

От редакции: некоторое время тому назад профессор Мизес представил на заседании нашего союза[42] свои соображения о «вопросах финансовой и валютной политики»[43]. 17 декабря он выступил в Общенациональном союзе австрийской промышленности с весьма интересным докладом, в начале которого он высказал мнение о том, что в решении своих проблем Европе не следует ожидать политической поддержки со стороны Америки, а затем продолжил:

С чисто экономико-политической точки зрения надежды на то, что США помогут Европе преодолеть бедственное положение, сильно преувеличены. Вплоть до последнего десятилетия прошлого века США были прежде всего поставщиками сырья и импортерами готовых изделий. На протяжении десятилетий Европа непрерывно инвестировала капитал в Соединенные Штаты. Большие финансовые вложения в основной капитал, которые позволили раскрыть весь потенциал американской экономики, имели европейское происхождение. Одно время 80 % американских железных дорог контролировались из Лондона. Хотя уже в самом конце прошлого столетия Америка начала спорадически выкупать у Европы пакеты американских ценных бумаг, вплоть до начала Мировой войны размер долговых обязательств США перед Европой, выраженный в ценных бумагах, постоянно увеличивался. Даже по самым осторожным оценкам, накануне Мировой войны речь шла о сумме свыше 5 млрд долл.[44] Основными держателями этих долговых обязательств были Англия и капиталистические государства Запада; в их число входила даже Австрия, хотя ее доля в общем пакете финансирования была невелика. Проценты по этим обязательствам США выплачивали за счет колоссального, ежегодно возраставшего положительного сальдо своего торгового баланса, которое теперь формировалось не только за счет сырьевого экспорта, но уже в значительной степени за счет вывоза полуфабрикатов и готовых изделий фабричного производства. Рост положительного сальдо американского торгового баланса и без Мировой войны в течение нескольких лет привел бы к тому, что США погасили бы свою задолженность перед Европой, сменив амплуа страны – импортера капитала на страну-экспортера. Война невероятно ускорила это развитие. В течение считаных лет, можно сказать почти мгновенно, Америка превратилась в крупнейшего мирового банкира. На конец 1925 г. американские капиталовложения за рубежом составляли, согласно данным Министерства торговли США, 10,5 млрд долл. – по сравнению с примерно 3 млрд долл, иностранных инвестиций в США. В этой сумме, однако, не учтены межсоюзнические долговые обязательства. Сальдо международного обмена между выплачиваемыми процентами и поступлениями от вложенных средств, по данным того же источника, составляет 355 млн долл.; эту сумму, однако, следует увеличить на 160 млн долл, за счет процентов по межсоюзническим долговым обязательствам. Если добавить сюда сумму положительного сальдо торгового баланса в размере 660 млн долл, и сумму поступлений от лицензий на прокат фильмов за рубежом в размере 75 млн долл., мы получим финансовые активы в размере 1424 млн[45]. Этим доходным статьям в американском платежном балансе противостоят расходные – зарубежные траты путешествующих граждан в сумме 560 млн долл., денежные переводы мигрантов на родину в размере 310 млн долл, и некоторые другие незначительные расходные статьи в сумме 63 млн долл., т. е. в общей сложности 922 млн долл.[46] Разница в размере примерно 0,5 млрд долл, покрывается за счет новых инвестиций американского капитала за рубежом, которые превышают сумму возвратных долговых платежей и стоимость американских ценных бумаг, приобретаемых иностранцами. По оценкам, в последние годы образование нового капитала в США составляло около 10 млрд долл, в год, из которых 1–2 млрд долл, могут быть использованы в качестве зарубежных инвестиций. Речь, таким образом, идет о колоссальных суммах, полностью на которые, однако, нельзя рассчитывать. Во-первых, нельзя забывать об упомянутых выше возвратных долговых платежах и американских ценных бумагах, приобретаемых иностранцами. Далее, необходимо учитывать, что ограничение иммиграции в конечном счете приведет к сокращению средств, отправляемых иммигрантами на родину: доля в этих средствах иммигрантов, которые уже долгое время проживают в США и успели создать семьи, естественно, весьма невелика, как и приезжающих в Америку на короткое время с тем, чтобы увезти заработанное назад в Европу. С ростом благосостояния Соединенных Штатов и развитием трансокеанического судоходства будет увеличиваться количество граждан страны, выезжающих за ее пределы, и тем самым сумма потраченных за рубежом денег. С другой стороны, и это, возможно, самое важное, следует ожидать, что положительное сальдо торгового баланса будет уменьшаться. Предположение о том, что американский торговый баланс в скором времени может стать пассивным, без сомнения, является преувеличением. Действительно, за первые восемь месяцев 1926 г. превышение импорта над экспортом составило 84 млн долл., однако выводы, которые делают на этом основании, представляются поспешными, о чем свидетельствует тот факт, что положительное сальдо американского торгового баланса в сентябре достигло 105 млн долл. Кстати, было бы вполне естественно, если бы как страна-кредитор США имели пассивный баланс. Ведь для должников Америки нет другого пути, кроме как платить Америке проценты и дивиденды, которые они ей должны, за счет поставок товаров. Американская экономическая политика, которая на основе жесткой системы высоких покровительственных таможенных пошлин ограничивает доступ иностранных товаров, объективно должна будет в конечном счете вступить в противоречие с инвестиционной политикой[47]

1 [Mises. Vom Ziel der Handelspolitik // Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. Bd. 42 H. 2. (Dezember 1916.) S. 561–585. Пер. с нем. H. Г. Лымарь под ред. А. В. Курнева. При подготовке русского издания использованы комментарии Р. Эбелинга к английскому преводу статьи в сб.: Selected Writings of Ludwig von Mises. Vol. 1: Monetary and Economic Policy Problems Before, During, and After the Great War / ed. by R. M. Ebeling. Indianapolis: Liberty Fund, 2012. P. 185–208. – Прим. ред.]

2 [Мизес имеет в виду разработку теории сравнительных преимуществ. В настоящее время историки экономической мысли связывают открытие принципа сравнительных преимуществ с именами трех британских экономистов: Роберта Торренса, Джеймса Милля и Давида Рикардо, особенно выделяя в этом ряду Джеймса Милля. См.: Ротбард М. Экономическая мысль. Т. 2: Эпоха классической школы. М.; Челябинск: Социум, 2020. С. 118–121. См. также ниже сн. 5 на с. 3. – Прим. ред.]

3 [См.: Mises. The Disintegration of the International Division of Labor // Mises. Money, Method and the Market Process / ed. by R. M. Ebeling. Norwell, Mass.: Kluwer Academic Press, 1990. P. 113–136, в особенности с. 114–115 об аргументе «молодых отраслей» [см. в наст, томе статью «Распад международного разделения труда», с. 88—116, в особенности с. 89–90. – Прим. ред. амер. изб.]

4 См.: Schuller. Schutzzoll und Freihandeln. Wien, 1905. S. 228.

5 См.: Ricardo. The Principles of Political Economy and Taxation // The Works of D. Ricardo / Ed. by McCulloch. II. Ed. London, 1852. P. 76 f. [Рикардо Д. Начала политической экономии и налогового обложения. Избранное. М.: Эксмо, 2007. С. 159 сл.]

6 [Парные понятия малонаселенности и перенаселенности страны играют важную роль в политэкономическом анализе Мизеса – они постоянно используются в статьях, собранных в настоящем томе. Определения абсолютно и относительно перенаселенной страны Мизес сформулировал в написанной в 1919 г. книге «Нация, государство и экономика»: «Мир или изолированную страну, из которой эмиграция невозможна, следует считать абсолютно перенаселенными, когда превышена оптимальная численность населения, т. е. уровень, рост численности народа сверх которого означает не увеличение, а снижение благосостояния [здесь дается ссылка на одно из сочинений Викселля. – Реб.]. Страна относительно перенаселена, когда, по причине высокой численности населения, работа должна осуществляться в менее благоприятных условиях производства, чем в других странах, так что при прочих равных применение одинакового объема капитала и труда приносит меньшую отдачу» (Мизес. Нация, государство и экономика. М.; Челябинск: Социум, 20246. С. 66). См. также ниже статью «Свобода передвижения как международная проблема» и сн. 42 на с. 183. – Прим. ред.]

7 [См. также: Mises. Nation, State, and Economy. Indianapolis: Liberty Fund, [1919] 2006. P. 46–63 [Мизес. Нация, государство и экономика. М.; Челябинск: Социум, 2024. С. 64–89]; также см.: Robbins L. The Optimum Theory of Population // London Essays in Economics: In Honor of Edwin Cannan / ed. by T. E. Gregory and Hugh Dalton. London: George Routledge & Sons, 1927. P. 103–134. – Прим. ред. амер. изд.]

8 См.: Schilller. Schutzzoll und Freihandeln. S. 9 ff.

9 Из обширной литературы можно назвать: Wagner. Agrar- und Industriestaat. 2. Aufl. Jena, 1902; Hildebrand. Erschiitterung der Industrie-herrschaft und des Industriesozialismus. Jena, 1910.

10 См.: Wagner. Agrar- und Industriestaat. S. 81 ff.

11 В рамках этого исследования, ограничивающегося основными положениями, не имеет смысла подробнее останавливаться на других методах политики протекционизма (экспортных премиях, железнодорожных тарифах и т. д.), так как они могут быть приравнены по своим последствиям к картельным пошлинам или к пошлинам на издержки производства.

12 См.: Bonn. Die Idee der Selbstgeniigsamkeit // Festschrift fur Lujo Brentano. Munchen und Leipzig, 1916. S. 68.

13 [То есть от межнациональной сезонной миграции. Sachsengangerei – отходники в Саксонию, где созревание сахарной свеклы давало старт ежегодной сезонной миграции сельскохозяйственных рабочих. В контексте общей темы настоящего сборника статей Л. фон Мизеса интересны последствия возникновения феномена Sachsengangerei после объединения Германии. Образование Германской империи привело к возникновению сезонной миграции с востока на запад. Крестьяне сельских провинций Восточной Пруссии, Западной Пруссии и Познани отправлялись из своих регионов в основном в районы выращивания сахарной свеклы в промышленно развитые регионы с более высокой оплатой труда, в частности в Верхнюю Силезию, Саксонию, Берлин, и особенно в Рурскую область. В свою очередь, спрос на сельскохозяйственных рабочих со стороны помещиков к востоку от Эльбы удовлетворялся миграцией рабочих из Польши и России. Опасаясь увеличения доли польского населения, Пруссия разработала жесткую иммиграционную политику. Мигрантам запрещалось селиться далее Берлина, им также запрещалось жить в Германии в зимний период, в так называемый период ожидания. В качестве сезонных рабочих принимались только холостые мужчины и незамужние женщины, беременные женщины депортировались. В центральных и западных провинциях сезонным рабочим разрешалось работать только в сельском хозяйстве. – Прим. ред.]

14 [Mises. The Freedom to Move as an International Problem // The Case for Free Trade and Open Immigration / ed. by R. M. Ebeling and J. G. Hornberger. Fairfax, Va.: Future of Freedom Foundation, 1995. P. 127–130 [cm. в наст, томе статью «Свобода передвижения как международная проблема», с. 58–62]. – Прим. ред. амер. изд.]

15 [См.: Mises. Human Action. Ch. XXXIV, § 3 «War and Autarky» [Мизес. Человеческая деятельность. Ch. XXXIV, § 3 «Война и автаркия»]. – Прим. ред. амер. изд.]

16 См.: Jentsch. Der Weltkrieg und die Zukunft. Berlin, 1915. S. 96 ff.

17 [С 1884 по 1915 г. нынешняя африканская страна Намибия была колонией Германии под названием Германская Юго-Западная Африка. В первом десятилетии XX в. Германия жестоко подавила несколько восстаний коренного африканского населения своей колонии. К началу Первой мировой войны в колонии поселились около 10 000 немцев, при том что число африканцев достигало 200 000 чел. В 1915 г. немецкий вооруженный контингент сдался подразделениям Британской армии, вторгшимся из соседней Южной Африки. – Прим. ред. амер. изд.]

18 [Между 1820 и 1914 г. из Австро-Венгрии в США эмигрировало около 3,7 млн чел. – Прим. ред. амер. изд.]

19 Немецкая эмиграционная статистика уже более двадцати лет указывает на сильное сокращение числа эмигрантов. Это не противоречит сказанному выше. Потому что, во-первых, это снижение совпадает с окончательным формированием немецкого индустриализма и с упрочением системы протекционизма после преодоления эпохи Каприви, что должно было привести к временному ограничению эмиграции. Во-вторых, надо учитывать, что статистикой не охватывается типичная для Германии эмиграция представителей (трудовой) интеллигенции [intelligenzberufe] (техников, торговых служащих и т. п.).

20 [Имеется в виду Иоганн Вольфганг Гёте и его присутствие на поле боя во время сражения при Вальме, когда революционная армия Франции нанесла поражение прусской армии под командованием Карла Вильгельма Фердинанда, герцога Брауншвейгского 19 сентября 1792 г., описанного поэтом в очерке «Кампания во Франции». См.: Gooch G. Р. Goethe’s Political Background // Studies in German History. London: Longmans, Green, 1948. P. 166–189, esp. 172–174. – Прим. ред. амер. изд.]

21 [Mises. The Clash of Group Interests // Mises L. von. Money, Method, and the Market Process / ed. by R. M. Ebeling. P. 202–214. – Прим. ред. амер. изд.]

22 [См.: Mises. Economic Nationalism and Peaceful Economic Cooperation // Mises. Money, Method and the Market Process / ed. by R. M. Ebeling. Norwell, Mass.: Kluwer Academic Press, 1990. P. 155–165 [см. в наст, томе статью «Экономический ационализм и мирное экономическое сотрудничество», с. 209–221]. – Прим. ред. амер. изд.]

23 См. прежде всего: Renner. Osterreichs Erneuerung. 2. Aufl. Wien, 1916. S. 30–35.

24 [Галиция была самой восточной частью Австро-Венгерской империи. Она была аннексирована Австрией в 1772 г. по итогам первого раздела Польши. После Первой мировой войны эта территория вошла в восстановленное Польское государство. В 1939 г. большая часть Галиции была анексирована СССР в результате раздела территории Польши между нацистской Германией и СССР. С 1991 г. – часть Украины. – Прим. ред. амер. изд.]

25 [Антанта – военно-политический блок держав – победительниц в Первой мировой войне Англии и Франции (изначально в него входила Российская империя). – Прим. ред.]

26 См.: Preuft. Das deutsche Volk und die Politik. Jena, 1915.

27 [См.: Philippovich Е. von. Austrian-Hungarian Trade Policy and the New German Tariff // Economic Journal. June 1902. P. 177–181. – Прим. ред. амер. изд.]

28 [Судеты — самая западная область Богемии, граничащая с Германией. Включена в состав новой страны Чехословакии после Первой мировой войны, несмотря на то что огромное большинство населения составляли немцы. В сентябре 1938 г. эта область была аннексирована нацистской Германией по Мюнхенскому соглашению между Германией, Великобританией, Францией и Италией. Возвращена под контроль Чехословакии после Второй мировой войны. При этом в соответствии с соглашением Союзных держав (Великобритания, СССР, США) около 3,5 млн немецкоязычных жителей были изгнаны из страны. – Прим. ред. амер. изд.]

29 Наряду с торгово-политическими соображениями немаловажную роль играют финансово-политические. Немцы, а также чехи вносят за счет более высокой налоговой нагрузки ощутимый вклад в дело финансирования администрации других областей империи.

30 [Лекция, прочитанная на немецком в Вене летом 1918 г. Опубликовано в виде брошюры по расшифровке стенограммы, неотредактированной автором: Mises L. von. Uber Kriegskostendeckung und Kriegsanleihen. Wien: Phoebus, 1918. Heft № 2. S. 3—14. Пер. с нем. И. П. Шматова. При подготовке русского издания использованы комментарии Р. Эбелинга к английскому переводу статьи в сб.: Selected Writings of Ludwig von Mises. Vol. 1: Monetary and Economic Policy Problems Before, During, and After the Great War / ed. by R. M. Ebeling. Indianapolis: Liberty Fund, 2012. P. 216–226. – Прим. ред.]

31 [Вскоре после начала Первой мировой войны летом 1914 г. Великобритания установила морскую блокаду портов Германской империи в Северном море, пытаясь помешать импорту военных материалов и продовольствия для военного и гражданского населения Германии и ее союзников, включая Австро-Венгрию. Блокада была расширена с целью прекращения поставок от нейтральных стран в порты Австро-Венгрии на Адриатическом побережье, особенно после вступления в войну Италии на стороне Великобритании и Франции. Чем дольше продолжалась война, тем сильнее из-за блокады гражданское население Германии и Австро-Венгрии страдало от дефицита продовольствия и других товаров первой необходимости, что к концу войны породило проблему недоедания и голода. Блокада была снята только летом 1919 г., когда Германия подписала Версальский договор, т. е. спустя более чем полгода после окончания военных действий и подписания перемирия 11 ноября 1918 г. – Прим. ред. амер. изд.]

32 [Битва при Сентготтхарде — сражение, произошедшее 1 августа 1664 г. между войсками Габсбургской монархии, прочих земель Священной Римской империи, Франции и ряда более мелких государств Европы, с одной стороны, и Османской империи с другой стороны. Битва закончилась полной победой христианской армии и стала ключевым моментом австро-турецкой войны 1663–1664 гг. – Прим. ред.]

33 [Мизес имеет в виду оккупацию Австрией значительной части Украины в результате заключения Брестского мира в марте 1918 г., завершившего войну между большевистской Россией и Центральными державами, включая Австро-Венгрию. Об австрийской оккупации Украины см.: Gratz G., Schuller R. The Economic Policy of Austria-Hungary During the War in Its External Relations. New Haven: Yale University Press, 1928. P. 91—136. – Прим. ред. амер. изд.]

34 [Во время Первой мировой войны Мизес служил в действующей армии командиром артиллерийской батареи, так что некоторые оценки о качестве вооружений, снабжении армии, о факторах, влияющих на морально-боевой дух солдат, он делал на основании собственного опыта. В общей сложности на фронте он провел около двух лет. Подробнее о военной службе Мизеса см.: Хюлъсманн Й. Г. Последний рыцарь либерализма: жизнь и идеи Людвига фон Мизеса. М.; Челябинск: Социум, 2013. С. 191–199, 206–211. См. также ниже, с. 138–139 и 223. – Прим. ред.]

35 [О необходимости полагаться на стимулы системы цен даже в военное время для налаживания эффективного производства товаров, необходимых для победы в войне, см.: Mises. Nation, State, and Economy. Indianapolis: Liberty Fund, [1919] 2006. P. 117–121 [Мизес. Нация, государство и экономика. М.; Челябинск: Социум, 2024. С. 170–175]; Mises. Human Action. 4th rev. ed. Irvington-on-Hudson, N. Y.: Foundation for Economic Education, 1996. P. 825–828 [Мизес. Человеческая деятельность. M.; Челябинск: Социум, 2024. С. 787–789]; также см. статьи Ф. Хайека «Pricing and Rationing» (1939) и «The Economy of Capital» (1939) о превосходстве рыночной системы цен над государственным планированием и карточной системой во время войны в: The Collected Works of F. A. Hayek. Vol. 10: Socialism and War: Essays, Documents, Reviews / ed. by B. Caldwell. Chicago: University of Chicago Press, 1997. P. 151–156; 157–160. – Прим. ред. амер. изд.]

36 [В первый год Первой мировой войны, с августа 1914 г. по май 1915 г., после первоначального продвижения вглубь территории Царства Польского, входившего в Российскую империю, австро-венгерская армия была отброшена назад русскими войсками, захватившими большую часть Австрийской провинции Галиция. Во второй год войны, с мая по сентябрь 1915 г., австрийская армия при содействии армии Германии вернула под свой контроль Галицию и вторглась в российскую Украину. Линия фронта оставалась относительно устойчивой до декабря 1917 г., когда, вскоре после захвата власти большевиками, Россия заключила перемирие с Германией и Австро-Венгрией. Официально Советская Россия вышла из числа Союзных держав в Первой мировой войне после заключения Брестского мира 3 марта 1918 г. Армии Германской империи и Австро-Венгрии оккупировали Царство Польское, Балтийские провинции (Эстонию, Латвию и Литву) и Украину. – Прим. ред. амер. изд.]

37 [Это утверждение иногда называют теоремой эквивалентности Рикардо (Ricardian equivalence theorem) в честь британского экономиста Давида Рикардо; см.: Ricardo D. Funding System. (1820) // The Works and Correspondence of David Ricardo. Vol. 4: Pamphlets and Papers, 1815–1823 / ed. by Piero Sraffa. Cambridge: Cambridge University Press, 1951. P. 149–200, esp. p. 186–187 [Рикардо Д. Опыт о системе фундированных государственных займов // Рикардо Д. Начала политической экономии и налогового обложения. Избранное. М.: Эксмо, 2007. С. 772–809, в особ. с. 796–797]. Рикардо утверждал, что вопрос о государственных заимствованиях – это вопрос о выборе роста налогобложения сейчас или в будущем, так как все займы, взятые сегодня, придется вернуть с процентами в будущем путем сбора налогов; поэтому можно показать, что с точки зрения финансового бремени эти два метода финансирования государственных расходов эквивалентны. Однако Рикардо также отметил, что вследствие особенностей восприятия и оценки людьми затрат в настоящем и в будущем они редко эквивалентны в умах людей. О точке зрения Рикардо на вопросы финансирования войны и соотношения налогообложения и государственных заимствований см.: Shoup С. S. Ricardo on Taxation. New York: Columbia University Press, 1960. P. 143–167. – Прим. ред. амер. изд.]

38 [10 февраля 1918 г. новое большевистское правительство официально отказалось от погашения иностранных долгов, накопленных Российской империей и просуществовавшим несколько месяцев Временным правительством, пришедшим к власти после отречения от престола Николая II в феврале 1917 г. и свергнутого в результате большевистского переворота во главе с В. Лениным в ноябре 1917 г. – Прим. ред. амер. изд.]

39 [О последствиях инфляции, связанных с перераспределением доходов и богатства, см.: Мизес. Теория денег и фидуциарных средств обращения // Мизес. Теория денег и кредита. М.; Челябинск: Социум, 2024. С. 211–212.]

40 [Австро-Венгрия потерпела поражение в войне. Австро-Венгерская империя официально исчезла с карты Европы в результате подписанного в сентябре 1919 г. Сен-Жерменского мирного договора, завершившего войну между Союзными державами и Австрией. Обсуждение Мизесом некоторых трудностей в сфере государственных финансов и денежного обращения, вставших перед новой Австрийской республикой, см. в сб.: Selected Writings of Ludwig von Mises. Vol. 1: Monetary and Economic Policy Problems Before, During, and After the Great War / ed. by R. M. Ebeling. Indianapolis: Liberty Fund, 2012, особенно статьи «The Austrian Currency Problem Prior to the Peace Conference» (c. 30–46) и «On the Actions to Be Taken in the Face of Progressive Currency Depreciation» (c. 47–64). Cm. также: Ebeling R. M. The Great Austrian Inflation // The Freeman: Ideas on Liberty. 2006. April. P. 2–3; Idem. The Lasting Legacies of World War I: Big Government, Paper Money, and Inflation // Economic Education Bulletin. Vol. 48. No. 11. – Прим. ред. амер. изд.]

41 [Статья впервые опубликована в: Mitteilungen des Hauptverbandes der Industrie (Teplitz). VIII. Jg. Folge 1. (6 Januar 1927.) S. 5–7. Пер. с нем. И. П. Шматова. – Прим. ред.]

42 [Название журнала переводится как «Сообщения Общегерманского промышленного союза». – Прим. ред.]

43 [Имеется в виду выступление 15 марта 1924 г., см.: Mises. Finanz-und wahrungspolitische Fragen in der Gegenwart // Mitteilungen des deutschen Hauptverbandes der Industrie (Teplitz-Schonau). Bd. 5. Nr. 12. (20. March 1924.) S. 201–209. – Прим. ред.]

44 [В долларах 2010 г. это эквивалентно примерно 109,4 млрд долл. В 1913 г. валовой внутренний продукт (ВВП) США составлял 39,1 млрд долл., или 855,8 млрд долл, в долларах 2010 г. Таким образом, долг европейским кредиторам составлял около 12,8 % ВВП. – Прим. ред. амер. изб.]

45 [Сумма указанных в тексте чисел равна 1250 млн. – Прим. ред.]

46 [Сумма указанных в тексте чисел равна 933 млн. – Прим. ред.]

47 [В 1922 г. Конгресс США принял закон о таможенном тарифе Фордни – Маккамбера, который повысил среднюю адвалорную ставку таможенных пошлин до 38,5 % в качестве протекционистской меры, направленной против импорта иностранных товаров. Это вызвало ответные торговые ограничения против американских товаров во Франции, Испании, Италии и Германии. В 1930 г., через три года после написания этой статьи, Конгресс США принял Закон о таможенном тарифе Хоули – Смута, в соответствии с которым эффективная ставка таможенных пошлин на импорт в США выросла до 60 %, что вскоре вновь вызвало ответные действия со стороны других стран. На тариф Хоули— Смута обычно возлагают вину за усугубление Великой депрессии из-за того, что в 1930–1933 гг. объем международной торговли сократился на 30 %. – Прим. ред. амер. изд.]

Продолжить чтение