Пушкин и Романовы. Великие династии в зеркале эпох

«Романовы, отечества надежда»

Будущее августейшей династии – в одной пушкинской строке:

Нет, так и не удалось революционной России исполнить свой зловещий замысел: извести под корень державную фамилию Романовых. Что тому защитой – провидение ли, покровительство Пресвятой Заступницы?

«Блаженны изгнанные правды ради…»

Будто ведома была Пушкину участь изгнанных Романовых. Романовых без России.

Много странных, необъяснимых «сближений» в истории царской династии.

Дом Романовых – Дом «на крови», как и храмы, возведенные в честь царственных страдальцев Александра II, Николая II и его несчастного семейства. Цепочка имен российских императоров, павших от насилия, начинается в восемнадцатом веке и завершается в двадцатом. Каждому столетию, как грозному языческому божеству, принесены свои жертвы: Пётр III, Павел I, Александр II, Николай II, цесаревич Алексей…

История романовской фамилии намертво впечаталась в славную и многострадальную историю Российского государства.

Суровую опалу претерпели Романовы при Борисе Годунове. И особо пострадали наследники московского боярина Никиты Романовича, жившего на широкую ногу в богатых палатах на Варварке, близ Кремля. С супругой, семью сыновьями, пятью дочерьми и многочисленной челядью.

Никита Романович Захарьин-Романов женат был дважды. Его первой жене Варваре Ивановне, из рода Ховриных-Головиных, судьба определит стать бабушкой царя Михаила, родоначальника державной фамилии! Она же доводилась и внучатой племянницей Ивану Владимировичу Голове, давшему начало фамилии Головиных. Ярчайший представитель рода – знаменитый адмирал, сподвижник Петра I Иван Михайлович Головин, по прозвищу Бас. И прапрадед Пушкина! Вероятно, это первое переплетение романовской и пушкинской ветвей двух древних генеалогических древ.

Фёдоровская икона Божией Матери, покровительницы Дома Романовых

Родная сестра боярина Никиты Романовича, царица Анастасия, стала первой женой Ивана Грозного и матерью царя Фёдора Иоанновича, с его смертью пресеклась прямая ветвь Рюриковичей на русском престоле. Безвременно почивший богомольный Фёдор приходился двоюродным братом сыновьям знатного московского боярина.

Борис Годунов имел свой резон побаиваться Романовых (как-никак, а к кому-либо из Никитичей вполне могли перейти государевы скипетр и держава), потому и решил извести всю фамилию. Тем более и повод нашелся – донос об умысле Романовых отравить Бориса «лихим зельем». Донос ложный…

Романовы и Пушкины подверглись гневу Бориса почти одновременно: в 1601 году отправлен в ссылку воевода и думный дворянин Евстафий Михайлович Пушкин: «послал царь Борис в Сибирь Пушкиных Остафья с братьею за опалу»[1].

А прежде, до годуновской опалы, Евстафий Пушкин владел сельцом Болдино Арзамасского уезда, много позже вошедшим в поэтическую летопись отечества…

Первым святым подвижником в романовском роду суждено было стать Фёдору, старшему из братьев Никитичей! Не случайно Фёдоровский образ Божьей Матери – святая икона, самая чтимая в царской семье.

Фёдор Романов пал жертвой годуновского гнева: его, насильно постриженного в монахи под именем Филарета (в будущем – Патриарха Московского!), сослали в дальний архангельский Антониев-Сийский монастырь. Царской грамотой повелевалось усилить надзор за Филаретом, поскольку не мог тот забыть былой вольницы и, как доносилось, «живет старец не по монастырскому чину; неведомо чему смеется; всё говорит про птиц ловчих, да про собак, как он в миру живал».

Жена боярина Ксения, нареченная в монашестве Марфой, разделила печальную участь мужа – сослана в Заонежье, в Толвуйский погост. Увезли на Белоозеро и малолетних детей опальных супругов: Татьяну и Михаила. Брат и сестра терпели там «тяжкую нужду»: даже в молоке маленьким узникам зачастую отказывали. Кто бы мог тогда помыслить, что всего через тринадцать лет тюремщики падут в ноги несмышленышу Мише, первому самодержцу из Дома Романовых?!

Боярина Александра Никитича, не по своей воле оказавшегося в далеком сельце Кирилло-Белозерского монастыря, настигла насильственная смерть – его задушили. Не избежали опалы и братья, Василий и Иван Никитичи, подвергшиеся страшной пытке в уральском городке Пелым: их приковали цепями к стенам избы, друг против друга…

Патриарх Московский и Всея Руси Филарет

Ранее, в августе 1601-го, когда скорбный обоз с боярином Василием Никитичем ещё держал путь из вятского городка Яранска, велено было иметь к пленнику «береженье великое, чтоб с дороги не утек, и ни с кем не ссылался… и лиха б которого над собою не учинил». Стрелецкий голова Маматов доносил царю, что принял «государева изменника» Василия Романова «чуть живого, на цепи», с опухшими ногами. Да и брат его Иван тоже плох: «ноги в коленах сволокло, на персты маленько приступает». Цепи с несчастных братьев сняли лишь в январе следующего года, а спустя месяц Василий скончался на руках у брата Ивана…

Ивану Никитичу посчастливилось выжить: из Пелыма он, страдавший смертельным недугом, – «черной немочью», переведен был в Уфу, потом в Нижний Новгород, затем и вовсе возвращен из ссылки самозванцем. И вновь – поворот судьбы! – возвысился в царствование племянника Михаила Фёдоровича.

В пермском селе Ныробка окольничий Михаил Никитич принял мученическую голодную смерть: год просидел в холодной земляной яме закованным в тяжкие кандалы. Сквозь прорезь в деревянном настиле спускались узнику лишь хлеб и вода. И только горячая молитва к Богу давала силы превозмочь немыслимые страдания…

Прах боярина Михаила Никитича в 1606 году, уже после кончины царя Бориса, с большими почестями перенесли в Москву, в Новоспасский монастырь, родовую усыпальницу Романовых. Позже там были погребены и трое братьев-мучеников: Александр, Василий, Иван; над могилами страдальцев царствовавший племянник Михаил Фёдорович возвел храм в честь Знамения Божьей Матери.

Новоспасский монастырь. 1851 г. Художник А.С. Кутепов

При жизни Михаил Никитич был уважаем за приветливость, незлобивость и, главное, – за свою великую веру. Его мученический подвиг не забыли далекие потомки: в начале двадцатого века Николай II предпринял первые шаги для прославления боярина Михаила и возведения его в сонм русских святых, но благим желаниям последнего русского царя помешали октябрьский переворот, арест августейшей семьи и… казнь в Ипатьевском доме. Свершившаяся не столь далеко от тех мест, где томились братья-узники: Василий, Иван, Михаил.

Удивительно, как схожи, казалось бы, такие далекие времена – начало семнадцатого и двадцатого веков! Исторический парадокс: Борис Годунов – чуть ли не предтеча Владимира Ульянова!

Урал и Приуралье – хребет России, ее спинной мозг, словно сплетение нервных болевых узлов. И географический ареал страданий для царственной фамилии.

Замученные Романовы. Под уральским Алапаевском заточен, а затем убит младший брат последнего царя и тезка первого боярина-мученика великий князь Михаил Александрович.

Династия началась с Михаила Романова и завершилась его далеким потомком Михаилом Романовым, так и не принявшим царского венца. От костромского Ипатьевского монастыря, где юный царь был благословлен на царство, до недоброй славы Ипатьевского дома в Екатеринбурге – путь длиной в три века российской истории, вместивших в себя помпезные коронации, победные баталии, загадочные кончины, блистательные балы, придворные интриги, тайные браки, гибельные поражения, триумфальные парады и… запретную любовь.

Так ли много исторических семейств в нашем отечестве, фамильные секреты коих, надёжно скрытые от сторонних глаз, вдруг в одночасье стали доступны абсолютно всем?

Сердечные тайны Романовых – не один любовный роман. Романы Романовых – это фавориты и фаворитки, любовницы и любовники, морганатические жены и мужья. Любвеобильные гены словно по наследству перешли от бабушки-императрицы Екатерины Великой ее внукам: Александру I и Николаю I, правнуку Александру II. Сколько семейных тайн, хранимых от подданных, несмотря на строжайшие меры, были рассекречены и обратились общенародным достоянием!

С трагической смертью императора Александра II будто поставлена точка в любовных похождениях русских царей: Александр III и его сын Николай II явят миру примеры идеального православного супружества.

…Фамильные кланы развиваются по своим особым законам: рождение, звёздный час, падение, зрелость, увядание… Есть в них свои герои и антигерои: святые, тираны, великие правители, мученики, и даже юродивые.

Фамилию царскому Дому даровал окольничий Роман Захарьин-Юрьев, ушедший в мир иной в середине шестнадцатого столетия, – но передавший имя своё векам.

Верно, так счастливо нарекли его родители: отец Юрий Захарьевич (правнук основателя многих славных фамилий Фёдора Кошки) и матушка Ирина Ивановна, урожденная Тучкова. В древнехристианские времена имя это носил святой, прославившийся написанием божественных молитв и стихир. Роман с греческого – сладкопевец. Но скорее это Романовым на протяжении трёх веков слагались сладкоголосые оды.

Державные Романовы вовсе не желали выводить свой род от предка по имени Андрей с неблагозвучным прозвищем Кобыла. Так появился таинственный Гланда Камбила, мифический благородный выходец из Пруссии, якобы прибывший на Русь в XIII веке на службу к московскому князю Даниилу Александровичу и принявший крещение. Заморская фамилия обратилась на русский лад понятным и простым прозвищем. Такова вкратце родовая легенда.

Прозвищами «наградили» и всех пятерых сыновей Андрея Кобылы: Семен Жеребец, Александр Ёлка, Василий Ивантей, Гаврила Гавша, Фёдор Кошка. Последний, пятый, сын и стал родоначальником Романовых.

Романовы вобрали в свою орбиту, «притянули» множество знаменитых русских фамилий: Шереметевых, Трубецких, Васильчиковых, Коновницыных, Сухово-Кобылиных, Шаховских; породнились с европейскими королевскими домами, княжествами и герцогствами.

«Дворяне все родня друг другу», а уж августейшие особы – тем более. И как тут не вспомнить пушкинские строки «об аристократии, составляющей в Европе целое семейство».

Время созидания и время распада династии. Судьба венценосной фамилии неотделима от истории государства. И настолько вросла в неё, что порой невозможно понять, где история Романовых, а где – России?

«Нас жаловал страдальца сын»

Поэта всегда занимала тема «гонений» его рода. Примечательны и автобиографические наброски: «Кто бы я ни был, не отрекусь, хотя я беден и ничтожен. Рача, Гаврила Пушкин. Пушкины при царях, при Романовых. Казненный Пушкин. При Екатерине II. Гонимы. Гоним и я». Особое, пушкинское, ощущение неразрывности с судьбами предков и самой русской историей.

Не случайно эти слова поэт вложил в уста боярину Пушкину, одному из персонажей «Бориса Годунова».

«В царствование Бориса Годунова Пушкины были гонимы и явным образом обижаемы в спорах местничества. Г.Г. Пушкин, тот самый, который выведен в моей трагедии, принадлежит к числу самых замечательных лиц той эпохи, столь богатой историческими характерами», – пояснял Александр Сергеевич.

Незримое скрещение судеб властителя Годунова и будущего поэта случилось с временным разрывом в двести лет, в начале 1800-х, когда Мария Алексеевна Ганнибал, отправившись из подмосковного сельца Захарово на богомолье в Большие Вязёмы, взяла с собой и кудрявого любимца-внука.

Величественный пятиглавый храм, воздвигнутый в царствование Фёдора Иоанновича, «по челобитью боярина Бориса Фёдоровича Годунова в селе его на Вязёме», поблизости от дворца, стал зримым символом возвышения годуновского рода. Храм, первоначально освященный во имя Святой Живоначальной Троицы, позже, при ином владельце Вязём, князе Борисе Голицыне, переименован Преображенским. Причиной тому – осквернение святых стен поляками.

Героиня пушкинской трагедии, легендарная красавица-полька Марина Мнишек, в сопровождении двухтысячной свиты, по пути в Москву соизволила остановиться на отдых в Больших Вязёмах. Волей рока годуновский дворец, после того как его покинула честолюбивая панна, спешившая на встречу с женихом-Лжедмитрием, сгорел. Тогда же страшный пожар обратил в пепелище и половину старинного села. Тайные или явные знаки судьбы: близился славный и победоносный – 1612-й!

Исторической осенью того года, когда русские ополченцы выбили поляков из Москвы, обрели волю многие именитые москвичи, томившиеся в польском плену. В числе знатных пленников из ворот Кремля вышли и боярин Михаил Романов с матерью Ксенией Ивановной, в иночестве старицей Марфой.

«Москва была освобождена Пожарским, польское войско удалялось, король шведский думал о замирении… Отечество отдохнуло и стало думать об избрании себе нового царя. Выборные люди ото всего государства стеклись в разоренную Москву, и приступили к великому делу. Долго не могли решиться; помнили горькие последствия двух недавних выборов. Многие бояре не уступали в знатности родам Шуйских и Годуновых; каждый думал о себе или о родственнике, вдруг посреди прений и всеобщего недоумения произнесено было имя Михаила Романова», – писал Александр Сергеевич о тех давних днях.

Благословение на царство Михаила Фёдоровича иконой Фёдоровской Божией Матери его матерью инокиней Марфой в Ипатьевском монастыре

Не раз упоминал Пушкин о своих предках, ратовавших на Земском соборе в феврале 1613-го за юного Михаила:

«Четверо Пушкиных подписались под грамотою об избрании на царство Романовых, а один из них, окольничий Матвей Степанович, под соборным деянием об уничтожении местничества (что мало делает чести его характеру)».

«Я не понимаю, как можно не гордиться своими историческими предками! Я горжусь тем, что под выборной грамотой Михаила Фёдоровича есть пять подписей Пушкиных!»

Царь Михаил Фёдорович

В действительности же семеро Пушкиных в числе других бояр «руку приложили» к грамоте об избрании на Московское государство Михаила Фёдоровича Романова, – «венец и бармы Мономаха» перешли к шестнадцатилетнему Михаилу.

Страдалец – Патриарх Московский и всея Руси Филарет, томившийся несколько лет в польском плену (в миру – опальный боярин Фёдор Никитич Романов), соцарствовавший с сыном Михаилом.

«Юный Михаил по женскому колену происходил от Рюрика…» – пояснял Александр Сергеевич. Но ведь и сам Пушкин «по женскому колену» приходился потомком первому русскому князю Рюрику! Но о том не дано было знать поэту, гордившемуся лишь своим «шестисотлетним дворянством»…

«Мы такие же родовитые дворяне, как Император и Вы», – как-то в сердцах заметил Пушкин великому князю Михаилу Павловичу, брату самодержца.

И ошибся. Род Пушкиных намного древнее Романовых! Первое и единственное упоминание в летописях о родоначальнике Дома Романовых, боярине Андрее Ивановиче Кобыле, относится к 1347 году, когда он был послан в Тверь за невестой для великого московского князя Симеона Гордого. Невеста же, княжна Мария, была дочерью великого князя Александра Михайловича Тверского. Прямого предка Пушкина в 16-м колене!

«Рюриковой крови»

И еще о забытых родственных связях Пушкиных и первых Романовых. Во всяком случае, сам поэт о них не знал.

В «Борисе Годунове» есть примечательный диалог, который ведут меж собой в кремлевских палатах князья:

Такими же «природными» князьями были и Ржевские. Древний дворянский род Ржевских стал связующим между новгородским князем Рюриком и его далеким потомком Александром Пушкиным. Цепочка родословия «сквозь темные, кровавые, мятежные и, наконец, рассветающие века» соединила навек славные имена предков поэта, первых русских князей: Рюрика, Игоря, Святослава, Владимира Святого, Ярослава Мудрого, Всеволода, Владимира Мономаха, Мстислава Великого.

От сына Мстислава Великого, Ростислава Мстиславича, великого князя киевского, князя смоленского, пошли фамилии князей смоленских, ярославских, вяземских. К Рюриковичам принадлежал и потомок Ростислава Мстиславича удельный князь Фёдор Фёдорович Ржевский. Судьба не благоволила ему: в 1315 году князь в битве под Торжком был пленен своим противником – великим князем Михаилом Тверским, и последний на правах победителя отобрал у него ржевский удел.

А предыстория такова. К 1304 году – году смерти великого князя Андрея Александровича Городецкого – Московское княжество настолько усилилось, что посмело соперничать с Великим княжеством Владимирским. В том же году получает ярлык от Орды на великое княжение во Владимире Михаил Ярославич Тверской. Между ним и князем московским Юрием III Даниловичем разгорелась кровавая борьба за владимирский престол.

Юрий III, дабы закрепить Новгород за собой и не дать овладеть им своему сопернику, Михаилу Тверскому, посылает в 1315 году для защиты города Фёдора Ржевского, состоявшего на службе у московского князя. Вот у него-то, князя-Рюриковича (замечу, прямого предка поэта в 16-м колене), Михаил Ярославич и отнял удел, ставший затем частью Тверского княжества. Более потомки Ржевского князьями не величались: высокий титул был безвозвратно утрачен.

Имена многих представителей этой славной фамилии остались в истории. В сражении с литовцами в 1445 году пал отважный воевода московского войска Семен Фёдорович Ржевский. Прославился своими ратными подвигами Иван-Воин Константинович Ржевский. Во время войны с поляками в 1566 году он был пленен и выпущен затем под честное слово, что пришлет за себя выкуп. Нужную сумму Иван Ржевский собрать так и не смог и по доброй воле вернулся в плен, явив тем самым пример благородства и верности слову.

Видимо, не случайно Александр Сергеевич как-то заметил: «Иностранцы, утверждающие, что в древнем нашем дворянстве не существовало понятия о чести (point d’honneur), очень ошибаются…»

Особых богатств Ржевские не нажили, и потому фамилия их значилась в той части Родословной книги, где записаны были «древние благородные, не иные суть, как те роды, коих доказательства дворянского достоинства за сто лет и выше восходят…»

Внук благородного Ивана-Воина – московский дворянин Иван Иванович Ржевский – женат был на Степаниде Андреевне Милославской, приходившейся троюродной теткой царице Марии Ильиничне Милославской, супруги царя Алексея Михайловича Романова. Это родство с царской фамилией для Ржевских имело немалую значимость: в XVII веке оно не считалось дальним.

Исторический факт: предок поэта, Пётр Петрович Пушкин, принимал участие в торжествах венчания и свадьбы царя Алексея Михайловича с Марией Милославской!

У августейшей четы было тринадцать детей, трое из них царствовали на Руси: Фёдор, Софья, Иоанн. Иоанн V Алексеевич венчался с Прасковьей Салтыковой, ставшей царицей Прасковьей Фёдоровной. Так, через Ивана Ивановича Ржевского, предка Пушкина в 7-м колене, род поэта соединился дальними кровными связями с первыми Романовыми и ближайшими их родственниками Милославскими и Салтыковыми.

И вновь строки из «Бориса Годунова». Царю доносят о Шуйском, что:

Катастрофа

Итак, одним из тех, кто поставил свою подпись под историческим документом, был Фёдор Семёнович Пушкин, стряпчий на Земском соборе 1613 года.

Родной брат Фёдора – Тимофей Семёнович – прямой предок поэта в восьмом колене. Вот его славный послужной список: Тимофей Пушкин числился «в 1597 году головою при Черниговском воеводе Ф.И. Шереметеве, в следующем – головою же… в Серпуховском Государевом по Крымским вестям походе, в 1601 году – в Цареве-Борисове городе, а в 1618 году находился воеводой в Цивильске».

«Возвышение Пушкиных, начавшееся в последней четверти XVI в., продолжалось при первых Романовых, – полагал академик С.Б. Веселовский, – хотя в бурях Смутного времени Пушкины понесли довольно значительные потери. Пушкины были на подъёме приблизительно сто лет и в третьей четверти XVII в. достигли вершины своей славы и могущества. Однако в то же время становятся заметными признаки упадка. В последней четверти века мы наблюдаем несомненный упадок всего рода, завершающийся катастрофой 1697 года».

Что же это за «катастрофа 1697 года», имевшая столь печальные последствия для пушкинского рода? Поэт в «Начале автобиографии» посвятил ей несколько строк: «При Петре I сын его, стольник Фёдор Матвеевич, уличен был в заговоре противу государя и казнен вместе с Циклером и Соковниным».

Молодой стольник Фёдор Пушкин, сын боярина Матвея Степановича, был в рядах заговорщиков И.И. Циклера и А.П. Соковнина (Фёдор был женат на дочери Соковнина), покушавшихся на жизнь Петра I.

Император Пётр I

В «Истории Петра» поэт так описал эту семейную трагедию: «Окольничий Алексей Соковнин, стольник Фёдор Пушкин и стрелецкий полковник Циклер сговорились убить государя на пожаре 22 января 1697 ‹…›

Пётр приказал гвардии капитану Лопухину в назначенный час быть с командою в такой-то дом (к Соковнину?), а сам, не дождавшись, приехал туда с одним денщиком… Заговорщики захвачены были в Преображенском и казнены четвертованием 5 марта.

Пётр во время суда занемог горячкою; многочисленные друзья и родственники преступников хотели воспользоваться положением государя для испрошения им помилования…

Но Пётр был непреклонен; слабым, умирающим голосом отказал он просьбе и сказал: надеюсь более угодить Богу правосудием, нежели потворством».

После казни Фёдора Матвеевича (он был обезглавлен!), свершенной на Красной площади в марте 1697-го, фортуна словно стороной обходит род Пушкиных.

«Гнев венчанный» пал на одних предков Александра Сергеевича, в буквальном смысле поплатившихся головами за мятежный умысел, другие же – были Петром жалованы и любимы.

Снискал царское доверие прапрадед поэта Юрий Алексеевич Ржевский. В юности Юрий Ржевский – подпоручик Преображенского полка. Учился морскому делу в Италии, плавал на русских бригантинах. В 1718 году Юрию Алексеевичу предписано было отправиться в Нижний Новгород, где в окрестных заволжских лесах нашли себе прибежище многие раскольники. Вот их-то, по царскому указу, и надлежало извести Юрию Ржевскому.

В 1722 году Пётр I предпринял поездку в Астрахань и сопровождал его в том путешествии Иван Михайлович Головин, другой прапрадед поэта. В мае, будучи со свитой в Нижнем Новгороде, великий Государь заезжал отобедать к вице-губернатору Юрию Ржевскому. Сохранилась запись в походном журнале императора: «29 мая; после обеда был у вице-губернатора Нижегородского Ржевского…» Об этом же царском визите к своему прапрадеду запишет и поэт в «Истории Петра». После того как Пётр осмотрел в Нижнем Новгороде суда и «велел некоторые исправить, обедал у барона (NB) Строганова; на другой день у губернатора…»

Логично предположить, что на тот обед в дом к Юрию Ржевскому зван был и его давнишний приятель, Иван Головин. Ведь в молодости они вместе постигали мудреные флотские науки в Венеции, одном из красивейших городов Европы, и им было, конечно же, что вспомнить. Да и русское хлебосольство было тогда в чести. Так что весьма вероятно, что историческая встреча двух прародителей поэта (его прапрадедов – по отцовской и материнской линиям) состоялась.

На обеде у нижегородского губернатора приключился казус – в пироге, испеченном для царской особы, обнаружили… тараканов. К счастью для всего семейства Ржевских, Пётр I, испытывавший к тараканам особую брезгливость, не притронулся к сему пирогу. Тараканы те были якобы подложены в пирог поваром, подкупленным недругами губернатора.

Эту семейную притчу любила рассказывать кудрявому внуку Александру бабушка Мария Алексеевна (Юрий Алексеевич Ржевский приходился ей родным дедом). Замечу также, что в пору царского визита к вице-губернатору Ржевскому его маленькой дочери Сарре[2], в будущем – прабабке поэта, было около года.

Так вот, через род Ржевских, князей «Рюриковой крови», Александр Сергеевич – потомок легендарного князя в 31-м колене!

Пушкин знал о гербе Ржевских, что подтверждает его дневниковая запись: «Гербы наши все весьма новы. Оттого в гербе князей Вяземских, Ржевских пушка. Многие из наших старых дворян не имеют гербов».

«В щите, имеющем серебряное поле, изображена чёрная пушка на золотом лафете и на пушке райская птица. Щит покрыт мантиею и шапкою, принадлежащими княжескому достоинству. Как шапка, так и мантия княжеские присвоены издревле дворянскому роду Ржевских, потому что оный происходит от Князей Смоленских», – гласит «Общий Гербовник…» Не указывает ли изображение горностаевой мантии на происхождение славной фамилии от Рюрика? Да и сам герб будто бы исполнен неким тайным смыслом: «чёрная пушка на золотом лафете и на пушке райская птица»!

Краткая запись Пушкина свидетельствует, что, во-первых, поэт прекрасно разбирался в вопросах геральдики и, во-вторых, дорожил своим родством. И вовсе не случайно один из главных героев исторического романа «Арап Петра Великого» именован Ржевским. Нет сомнения в том, что прототип Гаврилы Афанасьевича Ржевского, происходившего «от древнего боярского рода», – прапрадед поэта Юрий Ржевский. А царский арап Ибрагим, мечтая о свадьбе с молодой боярышней Ржевской, тешит себя мыслью, что этот будущий супружеский союз его «присоединит… к гордому русскому дворянству».

В романе арап сватается к боярышне Ржевской. В реальности же история эта, если не касаться деталей, имела место, и действующим лицом в ней стал сын Абрама Ганнибала – Осип, дед поэта. Прибывший в Липецк по казенным делам Осип Абрамович и посватался за дочь Алексея Фёдоровича Пушкина и его супруги Сарры Юрьевны, урожденной Ржевской.

«Он роду не простого… он сын арапского салтана. Басурмане взяли его в плен и продали в Цареграде, а наш посланник выручил и подарил его царю», – возможно, так же, как герой романа Гаврила Ржевский, объяснял свое согласие на столь необычную свадьбу и отец невесты, отставной капитан Пушкин.

Весть, что засидевшаяся в девах капитанская дочка Маша (ей минуло уже двадцать семь!) выходит замуж за… арапа, стала благодатной почвой для сплетен и насмешек. Более всего преуспела в том многочисленная родня невесты. В ход были пущены сочинённые неким острословом стишки:

Интересно, каким представлял прадеда сам поэт? Вновь обратимся к роману, – один из приятелей арапа предостерегает Ибрагима: «…С твоим ли пылким, задумчивым и подозрительным характером, с твоим сплющенным носом, вздутыми губами, с этой шершавой шерстью бросаться во все опасности женитьбы?..»

Но вот свидетельство фрейлины Александры Россет: «Воображают, что он (Пушкин) непременно должен походить на негра, потому что его предок Ганнибал – негр. Я видела его портрет в Петергофе. Но Ганнибал не негр, а абиссинец; у него были правильные черты, лицо длинное и сухое, выражение жесткое, но интеллигентное».

Где ныне портрет царского крестника? Кто может ответить…

Во всяком случае, Пётр I мыслил сохранить для потомков облик своего любимца: во время одного из путешествий в Европу царь заказал восковую «персону» арапа Ганнибала. Полагают, она сгорела в пожаре, что в середине восемнадцатого столетия бушевал в Кунсткамере. Ещё одна невосполнимая потеря.

Воображаемые портреты знаменитого царского арапа то и дело мелькают на страницах рукописей поэта…

В пушкинском наследии можно найти сколь угодно примеров, когда собственное родословие, преображенное вымыслом и фантазией, поэт вплетает в канву исторических событий. Будто подсмеиваясь над своей слабостью к генеалогическим разысканиям. И не глубинное ли знание родовых корней, всегда питавшее его чувство независимости, дало Пушкину право заявить: «Мы не можем подносить наших сочинений вельможам, ибо по своему рождению почитаем себя равными им. Отселе гордость…»?

В «Арапе Петра Великого» выведен ещё один предок поэта – адмирал Иван Михайлович Головин. Один из славных «птенцов гнезда Петрова».

Арапчонок Абрам Ганнибал. 1823 г. Рисунок Пушкина

Государь привечал его особо – Иван Головин «во многих случаях доказал ему свою верность и храбрость». Поначалу Иван Михайлович был комнатным стольником царя. Вместе с Петром I участвовал в двух Азовских походах – 1695 и 1696 годов. Позднее в свите посольства сопровождал Петра I в Голландию.

«Петра ожидали в Италию, – запишет Пушкин в “Истории Петра”, – как вдруг получил он через присланного из Москвы гонца известие о новом стрелецком бунте, и Государь поспешил возвратиться в Россию с Лефортом и с Головиным…»

Известны исторические анекдоты об Иване Головине: «В Голландии он учился кораблестроению вместе с Государем, а потом был отправлен в Венецию для усовершенствования в этом искусстве, к которому не имел никакого расположения. Возвратясь из Италии в 1701 году, он должен был вместе с другими товарищами выдержать испытание. На вопрос Государя, чему он выучился, он чистосердечно отвечал: “Ничему”. – “Да что ж ты делал?” – “Пил вино, курил табак и играл на басу”. Государь не разгневался, а только взял его в свои денщики и прозвал Басом. Другие говорили, что Пётр называл его басом на голландском языке, т. е. мастером, в насмешку, что он ничего не смыслит в кораблестроительном деле».

Верно и другое: «Государь любил его за искренность, простосердечие и верность. На всех пирах тосты всегда начинались здравием деток Головина, т. е. флота. Головин, занимавший три должности: главного адмиральского помощника, надзирателя корабельной верфи и главного корабельного мастера, обязан был первый гвоздь сам вбивать в киль и замазывать его смолою, а за ним делали то же царь и прочие министры».

Князь Меншиков отзывался о заслугах царского корабельщика так: «…Дети Ивана Михайловича, недавно родясь, так хорошо начали ходить, как нельзя лучше быть». В 1711 году Головин неоднократно присутствовал в Сенате, не имея звания сенатора; с 1712 года получил чин генерал-майора; в 1714 году исправлял должность сорваела (главного кораблестроителя. – Л. Ч.) и участвовал в Гангутском морском сражении; в 1721 году начальствовал над галерным флотом; в 1722 году – сопутствовал Государю в Астрахань. 21 августа 1725 года Екатерина I возложила на него орден Александра Невского и произвела его в генерал-кригскомиссары адмиралтейства, сравнив с чином вице-адмирала. Императрица Анна наименовала его… адмиралом от галерного флота и всегда оказывала ему особенное благоволение».

Некий поляк, будучи в Санкт-Петербурге, оставил прелюбопытные записки, относящиеся к 1720 году: «Он (Головин) носит постоянно золотой циркуль, украшенный драгоценными камнями, – в знак своего достоинства… Царь назначил его начальником, и на каждом пиру сажают его рядом с царем, пьют его здоровье и делают гравюры с его именем. Подарил их он и нам, полякам, которые были вместе с послом». Старинная гравюра с портретом И.М. Головина, где флотский мастер представлен с драгоценным циркулем, счастливо сохранилась…

Вряд ли проницательный Пётр мог уважать человека, не сведущего во флотских делах, и шутки ради доверять ему ответственнейшие посты. Нет, не жаловал Пётр невежд, известно доподлинно.

В московских архивах Пушкин разыскал немало исторических документов: «Возвращающихся из чужих краев молодых людей сам он (Пётр I) экзаменовал. Оказавшим успехи раздавал места, определял их в разные должности. Тех же, которые по тупости понятия или от лености ничему не выучились, отдавал он в распоряжение своему шуту ‹…›, который определял их в конюхи, в истопники, несмотря на их породу».

Примечательно еще одно замечание поэта: в Голландии Петра I мастера-корабельщики «звали… Piter Bas[3], и сие название, напоминавшее ему деятельную, весёлую и странную его молодость, сохранил он во всю жизнь». Не оттого ли и Ивана Головина «наградил» Пётр этим дорогим ему прозвищем?

Вне сомнений, адмирал Головин-Бас, стоявший у колыбели отечественного флота, – личность незаурядная, значительная.

Иван Михайлович был женат на Марии Богдановне Глебовой. В супружестве родились два сына и три дочери. Старшая дочь, Евдокия Ивановна, в будущем прабабушка поэта, вышла замуж за Александра Петровича Пушкина. Запись в камер-фурьерском журнале от 31 января 1721 года удостоверяет: «Их Величества кушали в доме; и были на свадьбе Пушкина, женился на дочери князя обер-серваера».

Свадьбу прадеда поэта, и его тёзки, почтила присутствием сама державная чета: Пётр Великий и Екатерина! Но счастья в семейную жизнь Пушкиных это не принесло…

Царский арап

«Автор, со стороны матери, происхождения африканского», – посчитает нужным сообщить читателям «Евгения Онегина» его создатель.

Пушкин не раз, то с горькой иронией, то с юношеским задором, упоминал о своем африканском происхождении. Но и славное имя своего темнокожего предка защищал достойно: честь рода и фамилии он ценил превыше всех жизненных благ. Однажды, еще в лицейские годы, юный Александр преподнес другу поэтический подарок, поставив под стихами необычную подпись: «А. Аннибал-Пушкин».

Надежда Осиповна Пушкина (урожденная Ганнибал), «Прекрасная креолка». 1800-е гг. Художник Ксавье де Местр

«…Среди русских литераторов один я имею в числе своих предков негра», – будет с бравадой утверждать поэт, равно гордившийся своим могучим древом, уходящим корнями в Древнюю Русь, и привитым к нему африканским дичком, материнской ветвью.

«Родословная матери моей еще любопытнее, – начинает Пушкин жизнеописание темнокожего прадеда. – Дед ее был негр, сын владетельного князька. Русский посланник в Константинополе как-то достал его из сераля, где содержался он аманатом, и отослал его Петру Первому вместе с двумя другими арапчатами».

Пушкина живо интересовали мельчайшие подробности, связанные с историей рода Ганнибалов. Памяти родоначальника Абрама Петровича, сподвижника и любимца Петра I, посвящены поэтические строки, биографические заметки, роман «Арап Петра Великого».

Принято считать, что Абрам Ганнибал родился в Северной Абиссинии. «Он был родом африканский арап из Абиссинии; сын одного из тамошних могущественных и богатых влиятельных князей, – повествует “Немецкая биография” прадеда поэта, – горделиво возводящего своё происхождение по прямой линии к роду знаменитого Ганнибала, грозы Рима».

О предках Абрама Ганнибала сведений почти нет, неизвестно и имя его матери, – по некоторым источникам числится она тридцатой женой абиссинского князя.

И вновь пушкинские строки: «До глубокой старости Аннибал помнил ещё Африку, роскошную жизнь отца, 19 братьев, из коих он был меньшой; помнил, как их водили к отцу, с руками, связанными за спину (во избежание покушений на жизнь властительного отца. – Л. Ч.), между тем, как он один был свободен и плавал под фонтанами отеческого дома; помнил также любимую сестру свою Лагань, плывшую издали за кораблем, на котором он удалялся».

Предполагаемый портрет Абрама Ганнибала

Со слезами на глазах и в старости вспоминал Абрам Петрович благородство сестры, пытавшейся спасти любимого брата и утонувшей в море, когда его, семилетнего мальчика, увозили на корабле в Турцию. Где-то далеко, «в прохладе сладостной фонтанов», остался родной дом… В Константинополе, в султанском серале, и прожил маленький заложник около года.

Исполняя желание Петра I привезти в Россию несколько «африканских арапчат»», «которые бы поражали самым внешним видом, чтобы выставить их затем примером своему народу», граф Савва Лукич Владиславич-Рагузинский в числе трех «арапов малых ребят», «расторопных и способных», отправил из Константинополя и мальчика Ибрагима.

Все они были посланы в Москву «в 1704 году в августе месяце сухим путем через Волошскую землю» и поступили под начало графа Ф.А. Головина, управителя Посольского приказа: «И тех арапов трёх человек к Москве привез он Андрей (Андрей Васильев, сопровождавший арапчат по приказу графа Рагузинского. – Л. Ч.) в великой целости, и стал с ними в Богоявленском монастыре, что за Ветошным рядом…»

О необычной перемене в судьбе много позже будет вспоминать и сам Абрам Петрович: «Выехал я в Россию из Царьграда при графе Савве Владиславиче».

«Государь крестил маленького Ибрагима… В крещении наименован он был Петром, но как он плакал и не хотел носить нового имени, то до самой смерти назывался Абрамом», – напишет Пушкин о детских годах прадеда.

Император Пётр I с арапчонком Абрамом Ганнибалом. Художник А. Шхонебек

Фамилией Ганнибал Абрам Петрович стал подписываться значительно позднее, в зрелые годы, первая же фамилия, как и отчество, была дана в честь его «августейшего восприемника».

Пётр Петрович Петров – так дóлжно было бы именовать царского крестника. Арапчонок оказался норовистым и не захотел носить не полюбившееся ему имя. Да и от данной ему фамилии отказался. Только отчество и оставит в память о Петре Великом, своем крёстном отце… Но всю жизнь будет помнить, что сам великий Государь был ему «восприемником от святые купели».

Тринадцатилетним подростком Абрам Ганнибал получил свое первое боевое крещение в Полтавской битве. Об этом знаменательном факте Пушкин вспоминает и в письме к брату Льву: «Присоветуй Рылееву в новой его поэме поместить в свите Петра I нашего дедушку. Его арапская рожа произведет странное действие на всю картину Полтавской битвы». Абраму Петровичу довелось стать участником и других знаменитых баталий под предводительством Петра Великого: морского сражения при Гангуте, Прутского похода[4]. Молодой арап находился неотлучно при Государе, исполняя обязанности его денщика и секретаря.

«Сей российский Ганнибал, между другими дарованиями, имел чрезвычайную чуткость, – отмечал знаток Петровской эпохи историк И.И. Голиков, – так что, как бы он ни крепко спал, всегда на первый спрос просыпался и отвечал. Сия чуткость его была причиною, что монарх сделал его своим камердинером и повелевал ночью ложиться или в самой спальне, или подле оной». Пётр отвечал своему питомцу искренней любовью и привязанностью.

Приехав в Париж в июне 1717 года, Пётр I оставил там своего любимца, дабы тот в совершенстве изучил артиллерийские и фортификационные науки. «Послан я был для наук в чужие края», – повествует о том сам Абрам Петрович. Обучался Ганнибал в военной артиллерийской школе при гарнизонной крепости Ла Фер и показал в учёбе отличные успехи.

В начавшейся в 1719 году войне с Испанией он в рядах французских волонтеров штурмовал города Фуэнтерабию и Сан-Себастьян и в «одном подземном сражении» (в траншеях. – Л. Ч.) был ранен в голову. За храбрость Ганнибал произведен в офицеры французской армии: «и по всемилостивейшему Его Императорского Величества соизволению был в службе Его Королевского Величества Французского в лейб-гвардии капитаном».

И вновь записки поэта: «Пётр I неоднократно призывал его к себе, но Ганнибал не торопился, отговариваясь под разными предлогами. Наконец Государь написал ему, что он неволить его не намерен, что предоставляет его доброй воле возвратиться в Россию или остаться во Франции, но что во всяком случае он никогда не оставит прежнего своего питомца. Тронутый Ганибал немедленно отправился в Петербург. Государь выехал к нему на встречу и благословил образом Петра и Павла, который хранился у его сыновей, но которого я не мог уж отыскать».

Не всё исторически достоверно в рассказе Пушкина, да и сам он сетовал, что «в России, где память замечательных людей скоро исчезает, по причине недостатка исторических записок, странная жизнь Аннибала известна только по семейственным преданиям». Многие документальные свидетельства о жизни и деяниях Абрама Петровича открылись сравнительно недавно.

В начале 1723 года, после своего почти шестилетнего пребывания за границей, царский крестник возвратился в Россию. И тотчас же был приставлен к делам: руководить инженерными работами в Кронштадте. По другой версии, он вернулся к прежним своим обязанностям, став личным секретарём Петра I и получив право заведовать царским кабинетом и находившимся при нём богатейшим книжным собранием. Кстати, и сам Абрам Ганнибал привез из Парижа прекрасную библиотеку с трудами по математике, философии, географии, истории и прочим наукам.

Через год Пётр определил своего любимца в бомбардирскую роту Преображенского полка, считавшуюся тогда наиболее привилегированной. Поручику Ганнибалу вменено было в обязанность обучать инженерному делу и математическим наукам унтер-офицеров и молодых солдат. Преподавал Абрам Петрович точные науки и наследнику престола Петру II, внуку Петра Великого.

К именинам Екатерины I Ганнибал преподнес Государыне рукопись собственного учебника в двух томах: «Геометрия и фортификация» с пространным посвящением: «…Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше подношу сии мои малыя труды под протекцию августейшим Вашим стопам надеяся что Ваше Величество как во всех делах наследствуете мужу славному Петру Великому, славная и великая государыня Екатерина, тако соблаговолит Ваше Величество усмотрит сию книгу колика потребна быть может молодым людям, желающим учения, но и совершенным инженерам. Вашего Императорского Величества нижайший раб Абрам Петров».

Исторический автограф, свидетельствующий как о близости прадеда поэта к Дому Романовых, так и о его математических талантах.

«После смерти Петра Великого судьба его переменилась. Меншиков, опасаясь его влияния на императора Петра II, нашел способ удалить его от Двора. Ганнибал был переименован в майоры тобольского гарнизона и послан в Сибирь с препоручением измерить Китайскую стену. Ганнибал пробыл там несколько времени, соскучился и самовольно возвратился в Петербург, узнав о паденьи Меншикова и надеясь на покровительство князей Долгоруких, с которыми был он связан. – Судьба Долгоруких известна. Миних спас Ганнибала, отправя его тайно в Ревельскую деревню, где и жил он около десяти лет в поминутном беспокойстве. До самой кончины своей он не мог без трепета слышать звон колокольчика», – воскрешает Пушкин жизненные перипетии прадеда.

Поэта всегда влекла полная загадок и приключений, взлетов и гонений необычайная судьба темнокожего предка. Один из недругов Пушкина, Фаддей Булгарин, желая его унизить, напечатал в «Северной пчеле» следующий опус: «Рассказывают анекдот, что какой-то поэт в Испанской Америке, также подражатель Байрона, происходя от мулата или, не помню, от мулатки, стал доказывать, что один из предков его был негритянский принц. В ратуше города доискались, что в старину был процесс между шкипером и его помощником за этого негра, которого каждый из них хотел присвоить, и что шкипер доказывал, что он купил негра за бутылку рому!»

Пушкин дал мнимому биографу замечательную стихотворную отповедь:

Итак, после смерти Петра I многое изменилось для Ганнибала. В мае 1727 года по указу князя Меншикова, не питавшего нежных чувств к Петрову любимцу, Ганнибалу было предписано «ехать немедленно в Казань и… тамошнюю крепость осмотреть и каким образом её починить или вновь… сделать цитадель, тому учинить план и проект».

Через месяц – новое назначение: в Тобольск, для возведения крепости, затем еще одно – строить Селенгинскую крепость на китайской границе. В Иркутской летописи за 1727 год упомянуто, что «в декабре прибыл из Тобольска лейб-гвардии бомбардирской роты поручик Абрам Петров, арап Ганнибал, для строения Селенгинской крепости». В этом документе времен сибирской ссылки Абрам Петрович впервые назван Ганнибалом; ранее подписывался он Петровым.

В начале января 1730 года по указу Верховного тайного совета Ганнибал подвергся аресту, в доме его произведен был обыск (Абрама Петровича считали причастным к делу княгини Волконской, подозреваемой в дворцовых интригах), а сам он под конвоем отправлен в Томск.

Неожиданно обстоятельства резко изменились. В ночь на 19 января 1730 года, накануне своей свадьбы с княжной Екатериной Долгоруковой, умер от оспы четырнадцатилетний император Пётр II. На престол вступила Анна Иоанновна, – по её Высочайшему указу Ганнибала надлежало из Томска возвратить, «из караула освободить… и которые письма от него отобраны, те ему возвратить». И лишь в сентябре 1730 года последовал сенатский указ о переводе опального майора в Пернов (эстонский город Пярну. – Л. Ч.). За Ганнибала хлопотали друзья, способствовал вызволению его из Сибири граф Миних, имевший при Дворе влиятельные связи. В те годы Христофор Антонович Миних ведал всем военно-инженерным делом в России, и такие способные, знающие своё дело люди, как Абрам Ганнибал, были ему крайне необходимы.

«Восковая персона» Петра I во дворце-музее. Петербург. 2011 г. Фотография автора

Казалось бы, все превратности судьбы для царского крестника на том и закончились, но новые несчастья поджидали его – теперь уже… в супружеской жизни.

«В семейственной жизни прадед мой Ганнибал так же был несчастлив, как и прадед мой Пушкин, – писал поэт. – Первая жена его, красавица, родом гречанка, родила ему белую дочь. Он с нею развёлся и принудил её постричься в Тихвинском монастыре, а дочь её Поликсену оставил при себе, дал ей тщательное воспитание, богатое приданое, но никогда не пускал её себе на глаза. Вторая жена его, Христина Регина фон Шеберх, вышла за него в бытность его в Ревеле (Таллине. – Л. Ч.) обер-комендантом и родила ему множество чёрных детей обоего пола».

В 1736 году, когда дело о разводе с Евдокией Диопер еще только рассматривалось в высших инстанциях, Абрам Ганнибал женился на дочери капитана Перновского полка Матвея (Матиаса) фон Шеберга, шведа по происхождению. Венчался Абрам Петрович с девицей Христиной в ревельском Преображенском соборе. От брака с Христиной (дело о разводе положительно решилось для Ганнибала лишь в 1753 году: жена Евдокия была признана виновной и сослана в Староладожский монастырь «в труды монастырские вечно») родилось десять детей, из них шестеро продолжили род – три сына и три дочери. Христина Матвеевна – полунемка, полушведка – стала одной из прабабок Александра Сергеевича.

С изрядной долей иронии Пушкин упоминает о ней в своих записках: когда Абрам Петрович нарек новорожденного сына Януарием, «прабабушка моя не согласилась звать его этим именем, трудным для её немецкого произношения: Шорн Шорт, говорила она, делат мне шорни репят и дает им шертовск имя…»

Так, благодаря несогласию Христины Матвеевны, младенец, в будущем – дед поэта, получил новое имя – Осип.

Ко времени второй женитьбы Абрам Петрович числился в отставке, но в 1739 году подал челобитную и через два года вновь был определен на службу в ревельский гарнизон в чине подполковника артиллерии.

В ноябре 1741 года на престол взошла императрица Елизавета Петровна. И крестнику отца, её «духовному брату» (!), вскоре были оказаны высочайшие монаршие милости – в январе 1742 года по указу Государыни Ганнибал был произведен (через ранг) в генерал-майоры.

Сохранился интереснейший документ – прошение Ганнибала к Елизавете Петровне: «По Всемилостивейшему Вашего Императорского Величества указу, за верные мои и беспорочные службы, пожалован в Генерал-Майоры от Армии и в Ревель обер-комендантом и деревнями Всемилостивейше награжден; а на дворянство Диплома и Герба не имею и прежде не имел, понеже в Африке такого обыкновения нет». И далее просит Абрам Петрович «в память потомкам моим» его дворянство подтвердить и пожаловать родовым гербом.

Просьба была уважена, и у Абрама Ганнибала появился собственный герб с изображением африканского слона под короной. Не хотел ли таким образом прадед поэта напомнить о своём высоком происхождении?! Ведь именно на боевых слонах и начал свой поход на Рим древний полководец Ганнибал.

«Елизавета, вступив на престол, осыпала его своими милостями», – с благодарностью отметит правнук царского арапа. Указом императрицы Абрам Петрович назначен военным комендантом Ревеля, – где заслужил добрую славу честного и строгого начальника.

Позднее, будучи уже генерал-аншефом, он исполнял должность главного директора Ладожского канала и кронштадтских укреплений.

После смерти государыни-благодетельницы всё изменилось: Ганнибал принужден был уйти в отставку без должных почестей и наград. Случилось то в начале июня 1762-го. Знать бы престарелому генералу, что участь его могла быть иной, – ведь до падения Петра III оставалось менее трех недель… На российский трон взошла супруга несчастного императора Екатерина II.

«Он (прадед) написал было свои записки на французском языке, но в припадке панического страха, коему был подвержен, велел их при себе сжечь вместе с другими драгоценными бумагами», – сожалел поэт о невосполнимой потере.

Последние дни старого арапа тихо прошли в усадьбе Суйда под Гатчиной, где, по замечанию правнука, он «умер философом», завещав всем детям своим быть «в непременной братской дружбе». Могила свидетеля петровских и елизаветинских времён не сохранилась, как не осталось ни одного подлинного портрета самого чтимого африканца на Руси.

Абрам Ганнибал, крестник и питомец Петра Великого, царственной волей перенесенный с берегов Красного моря в северную страну, остался навеки в ее истории, дав жизнь русскому гению!

Странно и помыслить ныне, а вдруг не пришла бы царю необычная мысль – привезти на Русь диковинных арапчат?! Не только отечественная культура, вся история России была бы иной.

Нет, тысячу раз права была Марина Цветаева, назвавшая эту царскую блажь, прихоть – самым великим деянием Петра. Бессмертным подарком на все времена.

Пушкин-историограф: от царя Михаила до Екатерины Великой

«Если Государю Императору угодно будет употребить перо моё, то буду стараться с точностию и усердием исполнять волю Его Величества и готов служить ему по мере моих способностей. ‹…› Не смею и не желаю взять на себя звание Историографа после незабвенного Карамзина; но могу со временем исполнить давнишнее моё желание написать Историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III».

(Пушкин – графу А.Х. Бенкендорфу. Царское Село. Июль 1831)

Царь Михаил Фёдорович (1596–1645)

Годы царствования: 1613–1645

«Михаил Феодорович был сын знаменитого боярина Феодора Никитича, некогда сосланного царём Борисом и неволею постриженного в монахи, в царствование Лжедимитрия (1605) из монастырского заточения возведённого на степень митрополита Ростовского и прославившего своё иноческое имя в истории нашего отечества.

Царь Михаил Фёдорович

Юный Михаил по женскому колену происходил от Рюрика… С самых первых лет испытал он превратности судьбы. Младенцем разделял он заточение с материю своею, Ксенией Ивановной, в 1600 году под именем инокини Марфы постриженною в пустынном Онежском монастыре.

Лже-Димитрий перевёл их в костромской Ипатской (Ипатьевский) монастырь, определив им приличное роду их содержание».

Царь Алексей Михайлович (1629–1676)

Годы царствования: 1645–1676

«Иеромонах Симеон Полоцкий и иеромонах же Димитрий (впоследствии св. ростовский митрополит) занимались при Дворе Алексея Михайловича астрологическими наблюдениями и предсказаниями. Первый из них прорек за 9 месяцев до рождения Петра славные его деяния, и письменно утвердил, что “по явившейся близ Марса пресветлой звезде он ясно видел и как бы в книге читал, что… сын его (царя) назовется Петром, что наследует престол его, и будет таким героем, что в славе с ним никто из современников сравниться не может…”»

Царь Алексей Михайлович

«Рождение царевича (будущего Петра I. – Л. Ч.) праздновали трёхдневным торжеством при колокольном звоне и пушечной пальбе. Царь в знак своей радости даровал прощение осужденным на смерть, возвратил из ссылки преступников, роздал богатую милостыню, простил народу долги и недоимки, искупил невольников, заключенных за долги. ‹…›

Царь Алексей Михайлович скончался 30 января 1676 года, оставя Петра трёх лет и осьми месяцев».

«…В эпоху бурь и переломов цари и бояре согласны были в одном: в необходимости сблизить Россию с Европою. Отселе… посольства Алексея Михайловича…».

Царь Фёдор Алексеевич

«…Многие сочинения Татищева пропали, важные по предметам своим: … Жизнеописание царей Алексея Михайловича и Феодора Алексеевича».

Царь Фёдор Алексеевич (1661–1682)

Годы царствования: 1676–1682

«Юный Феодор, уничтожив оппозицию русских дворян, сделал то, на что не решился ни самодержец Иоанн Васильевич III, ни нетерпеливый внук его, ни тайно злобствующий Годунов»;

«При царе Фёдоре Алексеевиче знатных родов 507, а прочих дворян до 315».

«Когда слабому здоровьем Феодору советовали вступить во второй брак, тогда ответствовал он: “Отец мой имел намерение нарещи на престол брата моего, царевича Петра, то же сделать намерен и я”. Сказывают, что Феодор то же говорил и Языкову, который ему сперва противоречил и наконец отвратил разговор в другую сторону и уговорил его на второй брак. В самом деле, 1682 г. февраля 16, Феодор женился на Марфе Матвеевне Апраксиной, но в тот же год апреля 27 скончался, наименовав Петра в преемники престола… Царевичу Иоанну было 16 лет, а Петру 10 лет».

Правительница царевна Софья Алексеевна (1657–1704)

Годы правления: 1682–1689

«Стрельцы вручили царевне Софье правление, потом возвели в соцарствие Петру брата его Иоанна. 25 мая царевна правительница короновала обоих братьев. София уже через два года приняла титло самодержицы-царевны (иногда и царицы), называя себя во всех делах после обоих царей».

«София возвела любимца своего князя Голицына на степень великого канцлера».

«Правительница поверила Милославскому. Государи укрылись в селе Коломенское. 1685 г. марта 2 найдено прибитое к дворцовым дверям письмо, в коем объявлено было намерение Хованских истребить весь царский дом и овладеть государством».

«Царевна, притворясь ужаснувшейся новому мятежу, в тайне однакож старалась разжечь оный через Щегловитова. Она именем царя Иоанна не допустила исполнить требования Петра, приславшего к Иоанну стольника…»

«Оставалась ненаказанной главная виновница смятений сестра обоих царей, правительница София. Пётр послал ей приказ добровольно удалиться в монастырь. Царевна отклонилась от исполнения воли своего брата и готовилась бежать в Польшу. Тогда Пётр послал Троекурова в Москву с повелением взять царевну и, не говоря ни слова, заключить её в Новодевичий монастырь. Троекуров в точности исполнил приказание Петра, для виду предварительно отнеслись о том к Иоанну.

Правительница Софья Алексеевна

Царевна самодержавно правительствовала 7 лет с половиною. На монетах и медалях изображалась она (по другую сторону царей) в короне, порфире и со скипетром…»

«Стрелец влюбляется в Ржевскую, сватается, получает отказ – он становится уныл – товарищ открывает ему заговор… Он объявляет обо всем правительнице, Софья принимает его как заговорщика, объяснение. (Софья хвалит его и посылает прямо под арест.) – Софья сваха, комедия у боярина. Бунт стрелецкой, боярин спасен им, обещает выдать за него дочь…» («Планы повести о стрельце»).

Царь Иоанн V Алексеевич (1666–1696)

Годы царствования: 1682–1696

«Царевна в сие время женила брата своего Иоанна на Прасковье Фёдоровне Салтыковой (1684 г., января 9)».

«Супруга царя Иоанна сделалась беременна: сие побудило царицу Наталью Кирилловну и приближённых бояр склонить и Петра к избранию себе супруги».

«7 сентября, от имени обоих царей состоялся указ, чтоб ни в каких делах имени бывшей правительницы не упоминать».

«Пётр въехал в Москву 10 сентября и прямо прибыл к собору… Пётр за спасение свое отслужил благодарственное моление. Перед царским домом встретил его Иоанн. Оба брата обнялись и старший в доказательство своей невинности уступил меньшому всё правление, и до самой кончины своей (1696 г.) вел жизнь мирную и уединенную.

Царь Иоанн V Алексеевич

Отселе царствование Петра единовластное и самодержавное».

«1696. Пётр в начале года возвратился в Москву. Генваря 29 скончался брат его царь Иоанн Алексеевич на 30 году от рождения».

Император Пётр I Алексеевич (1672–1725)

Годы царствования: 1682–1725

«Пётр родился в Москве… мая 30 (1672) ‹…›

Пётр избран был 10 мая 1682 г., и в тот же день ему присягнули: царица Наталья Кирилловна, но чрез три недели всё рушилось. Боярин Милославский и царевна София произвели возмущение. План их был:

1. Истребить приверженцев Петра.

2. Возвести царем Иоанна.

3. Царя Петра лишить престола».

«Пётр 27 января 1689 г. женился на Евдокии Феодоровне Лопухиной, и в следующем 1690 году родился несчастный царевич Алексей. Брак сей совершился противу воли правительницы. Пётр уже чувствовал свои силы и начинал освобождаться от опеки».

«При Петре они (Пушкины) были в оппозиции, и один из них, стольник Фёдор Алексеевич, был замешан в заговоре Циклера и казнен вместе с ним и Соковниным».

«До 1716 года Ганнибал находился неотлучно при особе Государя, спал в его токарне, сопровождал его во всех походах…».

«Наконец явился Пётр.

Император Пётр I

Россия вошла в Европу, как спущенный корабль, – при стуке топора и при громе пушек. Но войны, предпринятые Петром Великим, были благодетельны и плодотворны. Успех народного преобразования был следствием Полтавской битвы, и европейское просвещение причалило к берегам завоёванной Невы.

Пётр не успел довершить многое, начатое им. Он умер в поре мужества, во всей силе творческой своей деятельности».

«Пётр перестал стонать, дыхание остановилось – в 6 часов утра 28 января Пётр умер на руках Екатерины».

«Он умер, но движение, преданное мощною его рукою, долго продолжалось в огромных составах государства. ‹…› Наследники Великого пошли суеверно по его следам».

Императрица Екатерина I Алексеевна (1684–1727)

Годы царствования: 1725–1727

«На крыльце встретила Петра женщина лет 35, прекрасная собою, одетая по последней парижской моде. Пётр поцеловал ее в губы и, взяв Ибрагима за руку, сказал: “Узнала ли ты, Катенька, моего крестника: прошу любить и жаловать его по-прежнему». Екатерина устремила на него чёрные, проницательные глаза и благосклонно протянула ему ручку».

«Ничтожные наследники северного исполина, изумленные блеском его величия, с суеверной точностию подражали ему во всем, что только не требовало нового вдохновения… Между тем как азиатское невежество обитало при Дворе. (Доказательства тому царствование безграмотной Екатерины I, кровавого злодея Бирона и сладострастной Елисаветы)».

«Екатерина провозглашена императрицей. (Велением Меншикова, помощью Феофана и тайного советника Макарова.) В тот же день (28 января 1725 г. – Л. Ч.) обнародован манифест».

Император Пётр II Алексеевич (1715–1730)

Годы царствования: 1727–1730

«Екатерина сделала его (Абрама Петровича Ганнибала. – Л. Ч.) учителем математики Петра II, коим он был очень любим – во все 2 года царствования Екатерины. После её смерти Пётр II взошел на престол и Аннибал (Ганнибал) был отдален от Двора».

Император Пётр II

Императрица Анна Иоанновна

«…Долгорукие чуть было не возвратили Москве своих государей; но смерть молодого Петра II снова утвердила за Петербургом его недавние права».

Император Иоанн VI Антонович

Императрица Анна Иоанновна (1693–1740)

Годы царствования: 1730–1740

«…Возведение на престол Анны Иоанновны снова утвердило за молодым Петербургом его недавние права».

«В царствование Анны, Аннибал, личный враг Бирона, послан был в Сибирь под благовидным предлогом. Наскуча жестокостью климата и безлюдством, он самовольно возвратился в Петербург… Аннибал удалился в свои поместья, где жил во все время царствования Анны, считаясь в службе и в Сибири».

Император Иоанн Антонович (1740–1764)

Годы царствования: 1740–1741

«Когда родился Иван Антонович, то императрица Анна Иоанновна послала к Эйлеру приказание составить гороскоп новорожденному. Эйлер сначала отказывался, но принужден был повиноваться. Он занялся гороскопом вместе с другим академиком – и, как добросовестные немцы, они составили его по всем правилам астрологии, хоть и не верили ей. Заключение, выведенное ими, ужаснуло обоих математиков – и они послали императрице другой гороскоп, в котором предсказывали новорожденному всякие благополучия. Эйлер сохранил однако ж первый и показывал его графу К. Разумовскому, когда судьба несчастного Ивана VI совершилась».

Императрица Елизавета Петровна (1709–1761)

Годы царствования: 1741-1761

«Елисавета, окруженная старыми сподвижниками Петра Великого, следовала во всем правилам, принятым её отцом, к которому питала она пламенную, неограниченную любовь».

Императрица Елизавета Петровна

«Когда императрица Елисавета взошла на престол, тогда Ганнибал написал ей евангельские слова: помяни мя, когда приидеши во царствие свое. Елисавета тотчас призвала его ко Двору, произвела его в бригадиры, и вскоре потом в генерал-майоры и генерал-аншефы, пожаловала ему несколько деревень в губерниях Псковской и Петербургской…»

Император Пётр III Фёдорович (1728–1762)

Годы царствования: 1761–1762

«Императрица Елисавета Петровна, перед самой своей кончиною, и Государь Пётр III, при своем восшествии на престол, требовали от польского Двора, чтоб гонения над нашими единоверцами были прекращены…».

«Памятниками неудачного борения Аристокрации с Деспотизмом остались только два указа Петра III о вольности дворян, указы, коими предки наши столько гордились и коих справедливее должны были бы стыдиться».

Император Пётр III

«Пугачев был уже пятый самозванец, приявший на себя имя императора Петра III. Не только в простом народе, но и в высшем сословии существовало мнение, что будто Государь жив и находится в заключении. Сам великий Государь Павел Петрович долго верил или желал верить сему слуху. По восшествии на престол первый вопрос Государя графу Гудовичу был: “Жив ли мой отец?”»

«При Петре III вышел он (А.П. Ганнибал. – Л. Ч.) в отставку и умер философом…»

«…Дед мой Лев Александрович, во время мятежа 1762 года остался верен Петру III, не хотел присягнуть Екатерине и был посажен в крепость[5]… Через два года выпущен по приказанию Екатерины и всегда пользовался её уважением. Он уже никогда не вступал в службу и жил в Москве и своих деревнях».

В исторических анекдотах («Table-talk») есть относящийся к событиям 1762 года эпизод: Алексей Орлов объявил графу Кириллу Разумовскому, одному из заговорщиков, «что Екатерина в Измайловском полку, но что полк, взволнованный двумя офицерами (дедом моим Л.А. Пушкиным и не помню кем еще), не хочет ей присягать. Разумовский взял пистолеты в карманы, поехал в фуре, приготовленной для посуды, явился в полк и увлёк его. Дед мой посажен был в крепость, где и сидел два года».

Императрица Екатерина II Алексеевна (1729–1796)

Годы царствования: 1762–1796

«Царствование Екатерины II имело новое и сильное влияние на политическое и нравственное состояние России. Возведённая на престол заговором нескольких мятежников, она обогатила их на счет народа и унизила беспокойное наше дворянство. Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сем отношении Екатерина заслуживает удивление потомства. Её великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали. Самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало её владычество. ‹…›

Екатерина явно гнала духовенство, жертвуя тем своему неограниченному властолюбию и угождая духу времени. Но лишив его независимого состояния и ограничив монастырские доходы, она нанесла сильный удар просвещению народному. ‹…› Современные иностранные писатели осыпали Екатерину чрезмерными похвалами…»

«Африканский характер моего деда (Осипа Абрамовича Ганнибала. – Л. Ч.), пылкие страсти, соединенные с ужасным легкомыслием, вовлекли его в удивительные заблуждения. Он женился на другой жене, представя фальшивое свидетельство о смерти первой. Бабушка (Мария Алексеевна Ганнибал, урожд. Пушкина. – Л. Ч.) принуждена была подать просьбу на имя императрицы (Екатерины II), которая с живостию вмешалась в это дело. Новый брак деда моего объявлен был незаконным, бабушке моей возвращена трёхлетняя её дочь, а дедушка послан на службу в черноморский флот».

Поэт почитал благом для Отечества царствование Михаила Фёдоровича и его наследников: «Россия, долго терзаемая междоусобиями и притесняемая хищными соседями, отдыхала под управлением Романовых».

Пушкинские строки о «могучих Иоаннах» легко соотнести с венценосцами Романовыми:

Императрица Екатерина II

Предки поэта верой и правдой служили первым государям державной фамилии. Подчас близость к трону стоила им головы, чаще – опалы, но и царские милости с лихвой простирались на Пушкиных.

Похожая участь была уготована и далекому их потомку. И не свидетельством ли тому письмо ссыльного поэта к Дельвигу из Михайловского, где он справляется у приятеля о Карамзине: «Видел ли ты Николая Михайловича? идет ли вперед История? где он остановится? Не на избрании ли Романовых? Неблагодарные! 6 Пушкиных подписали избирательную грамоту! да двое руку приложили за неумением писать! А я, грамотный потомок их, что я? где я…»?

Рисунки А.С. Пушкина

Августейшие пушкинисты

Осталась в пушкинской рукописи посвящения императрице Елизавете Алексеевне одна строчка – ёмкая и ныне забытая: «Я не игрушка».

Не игрушка для Дома Романовых – ни для всего августейшего семейства, ни для великосветской челяди!

«Самостоянье человека» и «самостоянье» поэта – для Пушкина «две вещи» нераздельные.