Тогда я еще не знал!

ПРЕДИСЛОВИЕ

Я уже никогда не расскажу эту историю миру —они заткнули мне рот, но не оторвали руки, так что я буду писать. Эти страницы обязательно опубликуют, ведь они превосходно щекочут нервы. И… это просто сказка. Кто поверит, что в детском лагере дети могут вызвать случайного призрака и этим поставить крест на своих жизнях? Кто поверит, что уже взрослый парень, проливший кровь на могиле своей бабушки, заключит сделку с дьяволом? Никто, так ведь?

Вы должны прочитать это, чтобы быть в безопасности, чтобы предостеречь своих детей и родных. Обещаете? Ладно, у меня мало времени. Приготовьтесь. Мы начинаем.

ОСОБЕННЫЙ, НЕ СУМАСШЕДШИЙ

Добро пожаловать в чудесный городок Оккевиль на востоке. На часах 19:55 и я, с сумкой через плечо, бегу домой. Тротуары у нас ужасно узкие и я маневрирую между прохожими, как машина между аварийными конусами. Да, я был той ещё машиной, ведь после хорошей тренировки в тренажёрном зале чувствуешь себя именно так. Подошва летних кроссовок скользит по льду, а их тонкая ткань совершенно не препятствует снегу. Тогда мне был 21 год, и я боялся не мокрых ног, а пропустить паранорамальную передачу с названием «ЭкстраЧел», где экстрасенсы показывали свои способности: угадывали, что лежит в ящиках, искали людей, читали заклинания и с непринуждённой лёгкостью общались с духами.

Передача с таким дебильным названием была рассчитана на аудиторию наивных бабушек, женщин домохозяек, которые от скуки готовы поверить во всё подряд. Я не бабушка и не домохозяйка, но каждый раз нажимая на пульт телевизора в 22:00, очень надеялся услышать какой-то рецепт силы. Рецепт, как управлять тем, что древнее и сильнее тебя в миллион лет. Зачем? Не удивляйтесь, моё стремление банально: я хотел денег.

Если кто-то только мечтал быть особенным, то я им уже был. Иногда проявлением этой особенности служили безобидные сущности, тяжело дышащие в тёмных углах, но однажды сучилось то, что называют «трагедией». То, что оставляет шрамы не только на теле, а разламывает душу на части.

Однажды ночью меня разбудил шум в коридоре: кто-то шуршал пакетами, бурчал что-то неразборчивое. Я тут же выпрыгнул с кровати, схватил глиняную статуэтку со стола и направился в коридор, не включая фонаря.

– Фух… Деймонд! Как ты сюда попал?! – должно быть, я забыл закрыть дверь, торопясь на «ЭкстраЧелов» и старик, живший в соседней квартире, из-за деменции перепутал двери.

– А?! – воскликнул он и застыл, наконец прекращая шумную возню в ящике с пакетами.

– Почему ты в майке и трусах?

Он недоумевающе пошевелил ногами в мягких тапочках, почесал объёмную и полностью седую шевелюру, а затем исчез. Лопнул как воздушный шарик.

Как вы уже могли догадаться, утром тело Деймонда увезли на катафалке. И это был случай из разряда обычных и безобидных. Хотя мало приятного, когда умерший сосед перебирает твои пакеты.

Не всегда проявления были такими чёткими, иногда ночью я открывал глаза и видел, как что-то чёрное карабкается по стене. Я просто замирал и зажмуривался, пусть монстр думает, что я сплю. Пусть он просто сделает свои дела и уйдёт – так я поступал уже будучи взрослым, а в детстве просто вопил от страха.

Про такое детям говорят: «тебе померещилось». Когда я был ребёнком мама даже водила меня к психиатру, он говорил: «ваш ребёнок просто слишком нервно возбудим, такое часто случается, вот вам рецепт седативных препаратов».

Папа принёс мне в спальню ночник, ночник – это же как икона для детей, пока ещё не осознавших силу самовнушения, и он отпугивает призраков, верно? Только ночник сработал наоборот и вырисовывал ужасные тени от стульев, ламп и теперь я боялся ещё чаще. Хотя, знаете, психотерапевт оказался прав, седативные работали, теперь я не мог кричать по ночам, я просто мычал.

«Это парейдология» – отвечал психиатр, когда мама в очередной раз волокла меня к нему, – «посмотрите на облако и вы увидите в нём оленя, черепаху или воробья, ваш ребенок так же видит в темноте призраков. Это зрительная иллюзия, обусловленная отличным воображением. Он подрастёт и это пройдёт», – и врач протягивал новый рецепт. Чем толще набивалась домашняя аптечка, тем худее был холодильник. А к седативным пристрастилась моя мама, затем и папа.

Ладно, хватит отступлений, вернёмся к рассказу. В один из уже моих взрослых дней была пятница, предстояли двухдневные выходные. Но работа фитнес тренера начинается именно выходные, а ещё в праздники и каникулы, так что простите призраки, мне нужно выспаться. Моя мама говорила, что на спорте не заработать много денег и мне следовало бы получить серьёзное образование. Серьёзное в её понимании – это юрист или инженер, а может, врач психиатр. На тот момент уже пятый год я пытался опровергнуть её теорию. Получалось с переменным успехом, но лучше бы ей не видеть мой пятилетний пододеяльник.

На завтрак у экстрасенса парочка не упокоенных душ, а у спортсмена яичница. Нет, я не тот качок, которых крутят в мотивационных роликах в фитнес залах. В моём шкафу не лежали стринги, на которые мне бы прицепили порядковый номер и отправили к остальным. Ведь только по номеру можно различить куски мяса, с ног до головы покрытые автозагаром.

Что бы вы выбрали: сухую куриную грудку или сочный стейк? Вот и я того же мнения, думаю, вы меня поняли. Я был из тех, кто усердно занимается в зале и потом может съесть кусочек бисквита с творожным кремом. Но завтрак – главный приём пищи, тут всё должно быть полезно, красиво и вкусно. Я никогда не экономил на завтраке. На ужин мог быть рис и курица по акции. Но на завтрак всегда яйца высшего сорта, фермерский сыр, свежий пористый хлеб. Боже, тогда я ещё не знал, что все труды моего тела обратятся прахом.

Если вы не верите в магию, то просто вспомните аромат завтрака на кухне. Разве это не волшебство? Моя бабушка говорила: «в доме, где пахнет яйцами и кофе просто не могут жить плохие люди!». Впрочем, моя бабушка говорила и другие вещи, например, когда мы вспоминаем мёртвых, они сразу же оказываются рядом с нами. Говорила, что загробный мир просыпается в 00:00, ровно в полночь, а засыпает в 5:00. Я не знаю, откуда у неё эти познания, но долго время в детстве я старался заснуть раньше полуночи, чтобы миновать призраков. Как вы уже поняли, это не всегда помогало.

Завтрак не место страшилкам, и я быстро покончил с яичницей, корочка которой так аппетитно хрустела на зубах, сливочной вкус сыра отлично дополнил симфонию хлеба с маслом, а закончил композицию крепкий пуэр. Всё же я чаще предпочитал чай вместо кофе, прости, бабушка.

Во время еды торопиться нельзя, а не заправить кровать с утра можно, ведь распахнутое одеяло проигрывало опозданию на работу. Так что я натягивал термо носки, прыгал в кроссовки, которые полностью высыхали только к лету, застёгивал ветровку повыше и, подгоняемый зимним ветром, шёл до зала два квартала пешком.

Во-первых, это помогает держать себя в форме, во-вторых, экономит на такси. Автобусы, разумеется, тоже ходили, но в них всегда битком народу, лучше под свежим холодным ветром, чем дышать чьей-то подмышкой.

В первой половине дня не место мистике, сначала завтрак, потом работа. Под хруст снега я размышлял о хрустах в суставах одного из клиентов и накидывал тренировочный план остальным. Особенно много думал об одной из подопечных, о моей давней знакомой Джейн Купер, хоть перед ней в графике стояли ещё 2 человека. Клиентов у меня, как у зала в целом, насчитывалось не слишком много, ведь в городе, в котором большую часть года носишь большие куртки и шубы, мало кто беспокоится о внешнем виде. Потерпите, я знаю, что вы здесь ради ужасов, рассказываю о работе только ради Джейн, поверьте, это важно.

Только она переступила порог зала, как снесла мою улыбку вихрем возмущения:

– Каспер, сейчас расскажу тебе настоящий шок, – она поставила бутылку воды на стойку и рутинно принялась за разминочные выпады, – на днях я фотографировала одну парочку, – Джейн работала фотографом, – сегодня отправила им фото, знаешь, что мне прилетело в ответ?

– Что ты лучший фотограф в мире? – я уже ставил стойки для приседа на высоту её роста.

– Да, так они и сказали, а ещё предложили пофотать вечеринку на выходных, – она подошла к штанге, – я спрашиваю: какая цена вопроса? И сейчас ты упадёшь, Каспер!

– Они хотели, чтобы ты поработала бесплатно? – предположил я, так как такие предложения фотографам поступали часто. Даже за еду предлагают реже, типа пофотаете наше мероприятие, а потом доедите что на столах останется.

– Хуже, Каспер! Они сказали: 5 соток за вход и фотографируете сколько хотите! Ты где-нибудь такое видел?!

Я рассмеялся, наблюдая, как она положила штангу на спину и как сильные, стройные ноги легко поднимали и опускали красивое тело.

– А ещё хуже, – переводила дыхание она, поставив штангу, – что…

– Отдышись, потом расскажешь, – я подал ей бутылку воды.

– Нет! Я должна рассказать сейчас, иначе меня разорвёт! Они заказали дубликат фото на диске, я ещё удивилась, они что, не могли скинуть на диск их сами, кто вообще сейчас пользуется дисками? Но я согласилась, это всё же мои деньги, – она сделала глоток воды, – забирать пришёл парень, этот ловелас, так влюблённо смотрящий на свою девушку на снимках. Так вот, он предложил мне пойти с ним в кафе, представляешь?

– Он думал, покорить тебя фотографиями с его девушкой, или чем планировал тебе понравиться?

– Вот и я не поняла. Так хоть бы цветы мне принёс в качестве комплимента, или заплатил больше, а не копейку в копейку. Пришёл в дранных кроссовках, ещё и что-то от меня хотел! Позорище! – глядя на свою старенькую обувь, я подогнул ноги под жимовую скамью, на которой сидел.

– А если он подарил цветы, ты бы согласилась на кафе?

– С ним?! Нет, конечно! Просто поражаюсь, насколько некоторые ничего не представляющие личности в себе уверены. Но цветы были бы приятным бонусом, – она снова залезла под штангу.

Кто знает, может, если бы этот парень был верен своей девушке или всё же принёс бы цветы Джейн, обернулось ли бы всё иначе? Ведь именно её фраза про цветы заставила вновь заработать давно заржавевший механизм, ту роковую цепь событий, которая, казалось, давно канула в лету. Которую мы с ней давно забыли.

ОНА СЛОМАЛА ЕМУ ШЕЮ

Мне было 16 когда родители в первый и последний раз отправили меня в детский лагерь. Событие очень волнительное, ведь я рос дома и редкие поездки на море были самыми долгими путешествиями в моей жизни. Даже сидя на песчаном берегу я очень хотел обратно в город, очень уж скучал по мягкому дивану и настоящей душевой, а не импровизированной, где мыться нужно было в деревянной коробке, похожей на стоячий гроб. В эту коробку приходилось залазить каждый вечер с наступлением темноты, ведь только к ночи вода в облезлом чёрном резервуаре достаточно нагревалась от солнца и успевала слегка остыть, чтобы не литься кипятком.

На море ужасов не было, в отличие от превратившего мою жизнь в ад, лагеря.

В лагере я и встретил Джейн, хоть моя неразделённая влюблённость и была мучительной, ад заключался вовсе не в ней. Девочка с двумя косичками, в розовом сарафане просто не может быть посланницей ада. Тогда ещё не могла. Большие губы, выразительные глаза. Мы сразу подружились и попали в один отряд. Детский Оздоровительный Лагерь «Энергия» был местом для богатых, и мои родители очень долго копили, чтобы отправить меня туда, а может они нашли деньги в другом месте, я тогда не думал об этом.

Кирпичные корпуса, уборщица, телевизор в холе и даже полноценный душ без чёрных резервуаров. Утром проводили зарядку, на которую я не ходил, предпочитал встать раньше и заниматься на стадионе в одиночку. Потом завтрак, игры, спортивные соревнования, обед, вечером ужин и дискотека в большом сарае (все называли это место «клуб»), и полдник. Еда была средней, но тогда я не выбражал, ведь ещё не знал, что такое фермерский сыр. Дома родители покупали маленький треугольник обычного и чаще всего только с зарплаты отца. Перед отбоем мы гуляли с Джейн вдоль забора, который означал конец территории и начало леса, это добавляло романтики, а затем шли спать.

В общем, днём лагерь жил обычной жизнью, но, когда колесо бесконечных детских развлечений сбавляло темп, а вожатые с выпивкой собирались в клубе, детям лучше было спать. С заходом солнца в лагере просыпалось что-то гораздо страшнее Деймонда в трусах, роющегося в пакетах. Что-то, что давно должно было сгинуть.

Первые дни меня не особо заботили призраки, я отрубался сразу, как только голова касалась подушки. Очень выматывали соревнования, физически победить соперника оказывалось достаточно легко, ведь я был крепче любого парня моего возраста, но одна только мысль о возможном проигрыше забирала много сил. Что скажет Джейн, которая уже собирала с ребят ставки (конфеты, шоколад, монеты) спрашивая: «поставите на крепыша Каспера или на дрища в красной футболке?»

Я побеждал в армреслинге, обходил всех в подтягиваниях и отжиманиях. Грамоты одна за одной появлялись в моей прикроватной тумбе. Богатенькие мальчишки не привыкли к физической работе, так что удивительно, что в таком дорогом лагере проводят спортивные мероприятия, а не соревнования по обжорству шоколада. Хотя я бы и там победил, после смерти бабушки сладкое попадало в наш дом крайне редко, родители предпочитали купить новую пачку седативных.

В эти дни лагерь казался мне чудом, здесь же было всё! А особенным подарком стали родители Джейн Купер. Через день они приезжали на большом джипе и привозили огромные пакеты с едой. Она всегда брала меня с собой на КПП, и мы съедали там то, что умещалось в животы: кукурузные палочки, шоколад, бисквиты с творожным кремом, чипсы, а запивали колой. Всё, что оставалось уносили с собой через заросли деревьев, чтобы работники лагеря не засекли. Тогда я ещё не знал про норму белков, жиров и углеводов, что здорово упрощало жизнь. И не знал одну из страшных тайн семьи Купер.

Мои родители приезжали реже. Лагерь был далеко от города, в чаще леса и добраться сюда стоило пары литров бензина, то есть пары смен отца на работе. Так что если они и приезжали, то пользовались междугородним автобусом.

– Стойте! Куда?! – крикнул охранник, когда мы первый раз проносили пакеты через ворота. Был бы я один, честно, я бы отнёс пакеты обратно родителям, но у Джйн имелся другой план.

– Ну, пожалуйста, мистер охранник! – «мистер охранник», как такое вообще можно было сказать?! У Мистера охранника от удивления зашевелились усы.

– Никакой «заперщёнки»! – тогда Джейн будто бы отразила его выражение лица и, если бы у неё были усы, они бы тоже зашевелились.

– А если мы вам заплатим?

– Ещё чего!

Но Джейн уже доставала из пакета огромную плитку шоколада. Она сунула её за спину и ловко прошмыгнула к охранному посту, протягивая сладость охраннику.

– Этого хватит? – спросила она с видом, будто совершала серьёзную сделку в свои 15 лет.

Его усы снова зашевелились, и он взял шоколад, быстро закрывая за собой дверь охранной будки. Это означало, что сделка совершена успешно.

– Джейн! Ты прирождённый мастер переговоров! – если бы я тогда знал слово «дипломат», я бы употребил его.

– У него на столе стояла бутылка коньяка, ты не заметил? Мой папа всегда говорит, что к коньяку отлично подходит шоколад.

– Давайте пошелевливайесь! – раздался громкий шёпот, приглушённый густыми усами, из-за приоткрытой форточки охранного поста, и мы побежали к корпусу. Далее нашей валютой с охранником всегда был шоколад.

Вскоре, когда нам наскучили развлекательные мероприятия, которые не отличались особым разнообразием, я, Джейн и ребята с моей комнаты развернули детективную деятельность. Вообще-то стало скучно Джейн и Марку, их родители были слишком богаты, а значит дети слишком избалованы. Именно с этого момента лагерь начал снимать с себя маску радушия и показывать истинный ужас. Я об этом не просил, но кому было важно моё мнение.

– Что мы ищем? – спросил я, когда мы вчетвером с деловым видом заглядывали под каждый куст.

– В любом лагере есть свои секреты и тайны, – ответил Марк, пухлый парень в вечно заляпанной тельняшке.

– Может, нам просто вызвать пиковую даму или что там делают в лагере, когда скучно? – предложил я, но мне никто не ответил.

– Подумай, сколько человек за эту смену её уже вызвали, у дамы длинный список и когда она дойдёт до тебя, не факт, что ты будешь её ждать, – сумничала Джейн и все рассмеялись.

– Ребята, сюда! – вдруг крикнул Марк, прильнув лбом к старому деревянному корпусу.

– Почему это старьё ещё не снесли? – возмутилась Джейн, – они вообще не вписываются в наш лагерь, мои родители платили не за это!

Может быть, Джейн имела право возмущаться, ведь 5 старых корпусов действительно смотрелись как огромные бородавки на теле бодибилдера. В этих постройках проводили развивающие кружки, а один ушёл под медицинский пункт.

– Что, что там? – к нему подбежал любопытный Луи, самый мелкий из нас, особенно смешным его делали очки с огромными линзами, они бы точно спали с крошечного носа, если бы не огромная резинка, держащая душки и обвивающая его затылок.

– Странно, а на первом этаже ни одного окна, один доски, – я посмотрел на Джейн, наблюдающую за парнями.

– Да идите сюда! – нетерпеливо требовал Луи.

Заглядывать внутрь не было ни малейшего желания. Интуиция уже кричала: «Каспер, вали отсюда!» Но когда Джейн сделала шаг к корпусу, я незамедлительно последовал за ней.

– Решётки от потолка до пола, вроде бы… – она взглянула ещё раз, – блин, не вижу.

– Это клетка?! – я отскочил. Тогда я ещё старался не натыкаться на ужастики, если хотят, пусть находят меня сами, но я – НИ ЗА ЧТО.

– Обзор очень маленький, невозможно ничего разглядеть,– сказал Луи.

– У тебя 4 глаза, как ты можешь не видеть? – смеялся Марк, тыкая пальцем в большие очки друга.

– А вас не насторожило, что внутри зажжены свечи? Кто-то был там недавно или… есть до сих пор, – таинственно говорила Джейн, – ребята, вероятно, здесь держат детей насильно, я смотрела об этом передачу.

– Об этом лагере? – опешил Марк.

– Э… скорее нет, там было про маньяков. Но какая разница про что там было? Для чего ещё, по-твоему, решётки?

– Может, тут раньше была тюрьма? – допустил я.

– Или лаборатория с опытами, – мрачно дополнил Марк.

– Возможны оба варианта, нужно быть начеку, – подытожил Луи, – нам нужны ещё зацепки.

– Может, спросим вожатого? – Марк ковырял ногами землю, – вы не забыли, что на втором этаже кружок вокала? Кто будет держать тюрьму под кружком вокала!

– Никакого вожатого! – Шикнула Джейн, – хочешь оказаться за той решёткой? Лично я – нет! По-моему, идеальное место для пыток, ведь как бы дети не кричали, их будет не слышно под вой вокалистов! – Она ждала от меня поддержки, но я молчал, – Смотрите, дверь! Каспер, дёрни! – не хотя, но я всё же дёрнул. Дёрнул слегка, чтобы она наверняка не открылась. Но дверь бы и не открылась, на ней весел здоровый замок, – нужно подумать, как туда забраться, не проламывать же стену топором, – продолжила она. Хоть Марка и воодушевило это предложение, мы не могли так поступить.

Я видел, как в тот день за обедом в столовой Марк стащил себе в карман нож, а Луи сквозь толстое стекло очков рассматривал фрикадельки, как будто в одной из них будет лежать свёрнутая бумажка с надписью: «съешь – отравишься и очнёшься за жуткой решёткой».

Джейн вела себя, как всегда, до обеда мы съели упаковку кукурузных хлопьев – это успокаивало, и оставили невкусную гороховую кашу в столовой нетронутой, именно поэтому вернуться к дому мы решили вдвоём, перед самым отбоем.

– Я думаю, там что-то потустороннее.

– Ты же говорила, маньяки?

– Передумала. Слушай, свечи не могут так долго гореть, кто-то каждый раз приносит новые. Ты замечал этот свет до сегодняшнего дня?

Я отрицательно помотал головой, смотря на выползающие из щелей слабые лучи света.

Когда солнце ещё высоко, то не пугают ни призраки, ни маньяки, но, когда близится закат, даже лес вокруг лагеря начинает дышать иначе. Кажется, что в тех ветках за забором кто-то прячется, выжидает момента, чтоб напасть. Кто? Зверь? Человек? Призрак? – Полная воля для воображения!

Мы стояли бок о бок, смотря на здание, и я до сих пор помню, как старался не заметно сокращать расстояние между нами, пока не коснулся своей рукой бархатной кожи Джейн. Я сразу же одёрнул руку и отшагнул в сторону, будто это было случайно, и я вовсе не хотел до неё дотрагиваться. Она же, казалось, вообще не заметила моих перемещений.

– Такое ощущение, будто дом стонет. Слышишь? – задумчиво произнесла она. Я промолчал, потому что влюблённый подростковый мозг не сразу расслышал её слова и уж тем более не мог услышать призрачного стона дома.

Нужно было хотя бы пошевелиться, и я подошёл к стене, чтобы снова заглянуть вовнутрь. Тонкий свет, не переставая струился из расщелин, маня к себе тех, кто видит чуть больше, чем остальные.

– Мы как «ЭкстраЧелы», – вдруг произнесла она и я даже почти рассмеялся. Мне стало приятно, что она смотрела ту же передачу, что и я.

Всегда любил её умение разрядить даже самую накалённую обстановку, сейчас мне этого не хватает.

Для юного сердца это было больше романтическое приключение, но, когда я прислонился лицом к стене, улыбка моментально сползла с губ.

– Ну и вонь! Днём я не заметил.

– Смотри уже! Есть что-то новенькое?

Сужая веки до ширины щели, я напряг зрение.

– Ааа! – меня будто откинуло от стены.

– Что?!

Нет, неужели снова эти кошмары. Это уже не было просто тенью в коридоре, тень по сравнению с этой чертовщиной была божьим одуванчиком. Сейчас, тысячи кишащих червей обвили ржавые прутья клетки из-за чего те стали толще. Огонь от свечей дёргался, словно кто-то дул на него. Я успел лишь моргнуть, как черви сползли с решётки и кинулись к щелям, в мою сторону, и ещё…

Я отпрыгнул от стены. Упал на землю и судорожно тёр нос, пытаясь избавиться от едкого гнилого запаха. Джейн бросилась не ко мне, а к стене, она жаждала увидеть то же, что и я.

– Нет, Джейн! Там черви!!! – я вытянул руку, но не нашёл сил встать.

– Там же ничего не изменилось, Каспер, – в её голосе слышалось разочарование.

– И руки! Клянусь, я видел… видел… как чьи-то руки тянулись к решётке, и она… она открылась! – моё дыхание сбивалось. – Его пальцы, они были словно без… – я пытался успокоиться, – они были без кожи, кожа просто… она свисала! Джейн! И… вонь.

Она смотрела на меня скептически, а я не мог оторвать взгляда от тусклого света, исходящего из щелей ветхих стен. Я ждал, что черви вот-вот просочатся сквозь них, но никого не было. Джейн смотрела на меня вскинув брови:

– Ты или заигрался, или чокнулся. Выбирай.

Эх, Джейн, говоря это ты ещё не знала, что выбирать действительно придётся, просто не сейчас.

– Что вы тут забыли?! – сквозь кусты пробирался белый свет фонаря, а за ним худосочная фигура вожатого Роджерса, – решили заработать себе дежурство в столовой? Вам нельзя находиться вне корпуса после отбоя, быстро в кровати! – он махнул головой, закинув на бок засаленную чёлку, – через 10 минут вернусь и проверю!

У меня не было ни малейшего желания спорить, хотелось уйти подальше от этого места. Наш корпус находился в противоположном углу огромной территории лагеря и отдаляясь от зловонного здания я чувствовал, как оно тянет меня обратно.

– Единственный червь, которого я увидела, это Роджерс, – фыркнула Джейн, – что он там разглядывает? – она остановилась, – Роджерс не пошёл за нами, – свет его фонаря крутился вокруг того самого здания, то появляясь, то пропадая.

– Сейчас я не хочу ничего знать, – и я пошёл в корпус, а она осталась.

Мне думалось, что не усну той ночью, но меня словно треснули по голове чем-то тяжёлым. Отключился мгновенно, хоть и спал крайне беспокойно.

– Эээээй, ээээй! – чей-то настырный шёпот заставил меня открыть глаза, – что стряслось? – на углу моей кровати сидел Луи.

– А ты… вы? – оговорился я, увидев ещё и Марка, опустившегося на корточки на полу, – до подъёма ещё пару часов точно, – я приподнялся на локтях и посмотрел в окно возле кровати. – Сегодня без меня, ребята.

Обычно мы вставали раньше и шли на стадион, я учил парней подтягиваниям на перекладине.

– Да проснись же ты! – крикнул Луи.

– Да отвали же ты! – меня разозлил не Луи, а ворвавшиеся в голову воспоминания о вечере, и Марк тут же цыкнул мне.

Я покосился на Рыжего – нашего четвёртого соседа, не хотелось его разбудить. В комнате нас было четверо, и этот сосед совсем не вписывался в нашу компанию, он ходил на кружки вокала. Под лунным светом было видно, как одеяло Рыжего еле заметно колыхнулось.

– Я принёс тебе кусочек бисквитного торта, ты кричал во сне, – Луи протянул мне пластиковый контейнер с размазанным по стенкам кремом.

– Кричал, что хочу торт?

– Невнятно мычал и махал руками, тыкал куда-то пальцем. В общем, решил, что торт тебе поможет. – Марк сглотнул, и я передал ему контейнер, пусть ест.

– Не помню, что б к тебе приезжали родители на кануне.

– Ко мне нет, – Луи хитро улыбнулся и его большие круглые очки поползли вверх.

– Украл да? – я закатил глаза. – Мне, должно быть, приснился кошмар.

– Наконец-то вы проснулись, – сказала только что вошедшая говорящая пижама. Розовый цвет казался таким ярким, что лицо Джейн было едва различимо. Только сейчас до меня дошло: я спал в уличной одежде. Обычно вожатые обходят детей на ночь, но они не будут проверять пижаму, если полностью закутаться одеяло и крепко спать. А зная Роджера, не факт, что он вообще приходил. – Приятного аппетита, Марк.

– Где ты вчера была? И почему не спишь? – я сел на кровати.

Джейн вытянула руку вверх и в её пальцах заблестел ключ.

– Это ключ от того этажа с вонючими досками. Идём?

– Где… – начал я.

– Зачем… – перебил Луи.

– А… – полный рот Марка не давал возможности сказать что-то полноценнее.

– Все вопросы потом, – Джейн вскинула брови, – вылазь из кровати, Каспер, нас ждут дела. И расскажи ребятам, где мы вчера были.

Я не хотел вспоминать это и, честно говоря, не очень обрадовался, что Джейн где-то раздобыла этот чёртов ключ. Пока парни натягивали трико, я рассказал про наш поход и о том жутком монстре. Подытожил так: «за решёткой живёт монстр без кожи на пальцах».

В глубоком детстве я видел, как трамвай сошёл с рельс и проехал пару метров по асфальту. Искры летели в разные стороны, а на лице девушки водителя не дрогнул ни один мускул. Я запомнил это зрелище на всю жизнь. Хотя скорее я запомнил его от того, что никто из родителей не поверил мне. В мире, где сложно поверить, что трамвай может проехать одним колесом пару метров без рельса, что уж говорить о призраках. Поверили парни или нет – сложно сказать, мозги у всех были сонные, а ещё нас торопила Джейн.

– Идём тихо, – скомандовала она, когда мы проходили мимо спален через длинный коридор. Самое сложное было пройти вожатскую, она находилась прямо возле выхода и дверь всегда была открыта. Дети часто хотят улизнуть из корпуса ночью в поисках романтики и комаров, но романтики мне хватило и вчерашним вечером.

Только мы пробрались к выходу, дверь вдруг открылась и на пороге стоял наш «любимый» вожатый Роджерс, тот самый, который встретил нас у здания поздним вечером.

– Опа, – сказал он заплетающимся языком, и нам тут же пришлось задержать дыхание. На самом деле, Роджерс делал хорошее дело, ведь от него так воняло перегаром, что от одного выдоха все комары в корпусе мигом упали замертво. А я тут же пожалел, что встал с кровати этим ранним утром. – А к-к-куда? – Он облокотился на дверной проём.

– На вокал, – Луи широко и очень глупо улыбнулся. «НА ВОКАЛ?!» – кричало во мне, – «ЧТО?!»

– В чет…четыле ут…утла? – он плохо фокусировал взгляд, но чётко знал время.

– Мы сейчас же вернёмся обратно, – Джейн вдруг трусливо понизила голос и опустила голову. Я был уверен, она выкрутится: даст шоколад, магическим образом у неё окажется бутылка водки, она бы точно придумала что-то, но она не стала. Тогда я ещё не знал, почему.

– Ты правда видел там призрака? – спрашивал Марк, натирая тарелки в столовой.

– Думаю, что да, – я поставил помытый до блеска стакан на поднос.

– Сегодня идти туда опасно, да, Джейн? – Луи снимал со столов стулья.

– Думаю, сегодня мы под особым контролем, – она кивнула на Роджерса, который вливал в себя воду, – как думаете, ключа не хватятся?

– Зависит от того, где ты его взяла. А нам это действительно надо? – я сморщил нос.

– А чем ещё заняться в этой скукотище? Хочешь всё-таки пойти на вокал? – она кивнула в сторону окна, где дети уже строились по парам на завтрак. Рыжий стоял в самом конце один.

– Нет, – отрезал я и с отвращением посмотрел на Роджерса, который поставил грязный запотевший стакан на стол и вышел за детьми. – Я только подготовил все стаканы! – Губы поджались сами собой. Толи от вонючего запаха манной каши, хотя даже она была лучше запаха гнили дерева и плоти, толи от гадкой личности вожатого.

– Там, наверное, живёт призрак замученного пионера… – Луи уже несколько минут тёр одну и ту же тарелку.

– Не говори ерунды! – Марк с силой опустил стул на пол, – там, наверное, живёт призрак этого лагеря!

– Пионер не может быть призраком лагеря?

Пока они спорили, я наблюдал за Рыжим через окно, он стоял в конце пионеров. Один.

Весь день мы провели в помощи обслуживающему персоналу на кухне, но даже это было лучше, чем таскаться по кружкам. Женщины поили нас какао и приговаривали, как мы похожи на их внуков. Сложнее всего было помогать уборщице с отсталостью в развитии. Я никак не мог понять, что она хочет. Её слова больше походили на китовий язык, но так уж вышло, в школе я учил английский. И потребовалось время, чтобы расшифровать слово «ведро» из неразборчивого «ввврррроооооо». Но даже с ней работать приятнее, чем с Роджесром, с которым за день аж 4 раза пришлось накрывать на стол. Каким же надо быть противным типом, чтобы я помнил его через столько лет.

Из окна столовой не было видно того старого здания, но я не мог избавиться от чувства, что то существо из клетки прямо сейчас, вытянув свои обваренные руки со свисающими лоскутами кожи, зовёт меня.

Это случилось вечером, когда мы домывали последнюю посуду вместе с двумя поварихами, вместо огонька с отрядом, на котором, я уверен, Роджерс уже спал, а ребята включили какой-нибудь диск на DVD.

– А, знаете, что, – вдруг произнесла одна из женщин, – давайте устроим свой огонёк, мне эти кастрюли тоже надоели!

– Согласна, Сьюзен! – подхватила вторая и они обе развязали фартуки, бросив их на стол.

– Мара, неси свечу! Да, ту самую, которая для дня рождения сына директора, к чёрту его!

Мы заперли дверь, задёрнули занавески и сели на пол вокруг единственного источника света – свечи. Джейн заняла место рядом со Сьюзен, и я хотел сесть с другой стороны, но пока выключал везде свет, рядом с Джейн уже устроился довольный Луи.

– Так, дети, я уже и забыла, как нужно проводить огоньки… – Мара села под звуковое сопровождение хруста своих коленей, – я была в лагере слишком давно, а ты, Сюзен?

– А я, по-твоему, только со смены приехала? – и они расхохотались. Обеим было за 60.

– Не знаю, как сейчас у вас, а мы у костра всегда рассказывали только ужасы! – воодушевилась Мара.

– Как, например, про тот старый дом, где сейчас кружок вокала? – Вдруг спросил Луи, и мы замерли. Марк нервно хлебнул какао.

– Оооо, – женщины переглянулись, – уверены, детишки, что хотите услышать эту историю? – Мара говорила это с напускным ужасом и не знаю, как остальных, но меня страшно бесило это выражение: «детишки».

– Да, конечно, – я посмотрел на Джейн и ответил, как минимум за нас двоих, – женщин наша серьёзность только забавила.

– Вы наверняка знаете, что этот лагерь существует уже много лет. Так вот, давным-давно, около 40 лет назад, когда ещё не было кирпичных корпусов, наша столовая размещалась в деревянном корпусе в конце аллеи, – начала Сьюзен.

Вторя её словам за окном завыл ветер, должно быть, что-то хотело сделать эту историю по настоящему жуткой. Она продолжила:

– В один из дней, когда нужно было готовить обед на весь лагерь, в столовой была только одна повариха и её сын – поваренок. Для детей работников лагеря одна смена бесплатная, только поварёнок был не обычным мальчиком, а чутким и добрым, так что всегда помогал маме на её поприще.

– Что такое «поприще»? – Спросил Луи. Я не выдержал и цокнул. Какая сейчас разница, что такое «поприще»?

– Так говорят о месте, где приходится работать. Так вот, она поставила на плиту суп, подвинула стремянку к высокой кастрюле и попросила поваренка помешать его. Стоило ей только выйти в зал к столу, как из кухни послышался стук падающей стремянки и оглушающий детский вопль! Повариха побежала к кастрюле, из которой виднелась только темечко головы поворёнка.

– Что такое «темечко»? – вдруг снова поинтересовался Луи, Джейн хлопнула себя рукой по лбу.

– Макушка головы, милый, – Мара обвела ось над головой, будто рисуя нимб.

– Повариха голыми руками вытаскивала малыша из чана, но было уже поздно. Мальчик сварился. Его кости закопали под качелью возле столовой. А сама она, не выдержав горя, повесилась. Со временем в лагере окрыли новый корпус, в старой столовой теперь проводятся кружки. А нижний этаж экспл… используют, – думаю, она оговорилась, чтобы избежать вопросов Луи, – как склад. Хотя не помню, кто в последний раз туда ходил. Недавно я взяла мальчишку с обслуги себе в помощь, в надежде найти в старой столовой прошлогоднюю газонокосилку, новая отдала душу богу.

– Директор явно сэкономил, – прокомментировала Мара.

– Точно. Так вот, и там даже лампу вкрутить не соизволили. Куча хлама, что черт ногу сломит, мы открыли дверь, да и решили даже не соваться внутрь.

– А то бы не только черт, но и ты бы ногу сломала, а я тут одна кашеварила, не дай бог бы сама в суп свалилась. Хотя с нашими плитами, – она махнула рукой, – вот раньше делали, за долю секунды свариться можно было! А у нас пока картошка закипит, уже и обед пройдёт! – они снова засмеялись, но смех казался мне каким-то холодным, отстраненным. Словно сейчас мы общались сквозь тонкую грань, находясь в разных мирах.

Ветер завыл ещё громче, где-то стукнули ставни, в каждой тени посуды я видел поворёнка. Язык пламени свечи плясал, играя тенями и детским воображением. А смех поварих разливался до тех пор, пока Сьюзен не пришлось подняться, потому что входная дверь вдруг стукнула.

– Сейчас вернусь, детишки. Ветер разгулялся.

– Стойте! – крикнул я, – мы же заперли дверь?

Сьюзен вдруг остановилась, медленно повернулась к нам и в её потемневших зрачках отразился огонь свечи. Я замер. Залетевший сквозняк обнял меня за плечи железными цепями. Она протянула ко мне руки, и я увидел те самые обваренные пальцы. Сьюзен или кто бы то не был, сделала шаг ко мне, и теперь я видел её синюшные раздутые щеки, опухшие фиолетовые губы. А глаза… глаза выкатились из массивных век. Это была не Сьюзен. Я чувствовал, как мой глаз судорожно задёргался. Она медленно поднесла один из пальцев к своему лицу, а затем резко засунула его себе в рот и как комбайн принялась жевать… нет… перемалывать его! Я завопил и зажмурился. Сквозь собственный крик я слышал чавканье и хруст костей. Чмаф…чмаф…хруст…чмаф… в нос ударил запах варенной свинины. Звук приближался, а запах усиливался. Вдруг моё тело обмякло, крик ослабел, и я почувствовал сильный удар головой об что-то твердое. Пронзающая боль. Темнота.

Темнота была не похожа на потерю сознания, а скорее на переключатель. Тумблер щёлк. И я резко распахнул веки, крича: «Ааааа». Увидев Сюзен, сидевшую с нами как ни в чём не бывало, я отполз назад, и практически сразу же упёрся в стену, ударившись о неё затылком.

– Ты что, дятел? – усмехнулся Марк и все засмеялись, будто не было этих страшных историй, не было этой… поварихи.

Сьюзен и Мара уже рассказывали весёлые истории из своей молодости, легко переключая детское внимание. Я осмотрелся. Всё было, как и прежде. Разве что ветер за окном стих.

Я навсегда запомнил хруст костей её пальцев и выпученные глаза.

– Ну что, заглянем завтра в столовую? – мы вышли на улицу, и я задал этот вопрос не потому что хотел, а потому что хотел проверить, насколько они верят в эти детские страшилки.

– Конечно, завтра же завтрак, – сказал Луи и засмеялся, Марк подхватил его.

– Очень смешно, умник, ты же понял, что мы про старое здание, – поддержала меня Джейн, – не знаю, а стоит ли? Какая-то бредовая история, тебе не кажется? Как повариха могла остаться на кухне одна, когда время готовить обед? – я не подумал об этом. Джейн всегда была очень умна особенно для 15 лет, особенно, на фоне тех двух дятлов. И для этого ей не нужно было знать значение слов «поприще» или «темечко».

– Вон Роджерс идёт, – шепнул Луи, – задержите дыхание, ребята, мы погружаемся в пучину перегара. 3…2…1…

Если ты видишь то, чего не видят большинство – это не значит, что ты спятил, хотя мне начало казаться именно это. Как сейчас помню, насколько сильно меня обижало легкомыслие Марка и Луи. Я не считал их за друзей, но всё же мы вместе взялись за это дело, а они так быстро переключались на забавные истории поварих о неудачных свиданиях. Луи больше не искал в фрикадельках записку «отравлена», а мозг Марка кажется и вовсе периодически выключался, особенно во время жевания. Почему даже Джейн не видела сегодня того, что видел я? Чувство одиночество охватывало меня больше и больше. Тогда они ещё не знали, что ответят за своё равнодушие.

Может, это и правда всё фантазии? Парейдолия – как говорил мой психотерапевт. Я сидел на своей койке в пижаме и рассматривал комнату. В тёмное окно смотреть не хотелось, ведь там обязательно можно было кого-нибудь увидеть. Парни уже крепко спали, Рыжий сопел в такт новой разученной мелодии. Я вдруг подумал, что я ни разу не перекинулся с ним и словом. В дорогой лагерь ребята привозили не только чемодан вещей, а ещё и волокли с собой сумку. Мои же поношенные кеды, трико и пару футболок уместились в маленький мешок. У Рыжего я не видел даже пакета. Но его одежда выглядела аккуратно, хоть и ещё более бедно, чем моя. Может, поэтому он всегда один? Я превосходил всех по силе, со мной дружила красотка Джейн, меня бы просто не смели игнорировать, а вот его… у него даже не было пары в столовую.

Рыжий, кстати, был блондином. Рыжий – фамилия, я слышал, как он рассказывал об этом Роджерсу, но тому как всегда не было дела. Сейчас я чувствовал себя Рыжим и, может, поэтому проникся жалостью к нему. Уверен, никто даже не думал: не обидно ли, когда тебя все называют по фамилии?

– Рыжий! – я хотел подойти к его койке, уже свесил ноги, но всмотрелся в бездонную темноту на полу и подтянул ноги обратно под одеяло. Решил просто подвинутся ближе изголовью его кровати, которое находилось у моих ног, – Рыжий! – Блондин поднял голову и под лунным светом его голова казалась ещё белее, – эй, Рыжий, ты умеешь подтягиваться? – Он непонимающе помотал головой, – а отжиматься? Да что ты молчишь?!

Рыжий завожкался в темноте, и я напрягся, ожидая, что он тоже начнёт есть свои пальцы. К счастью, вместо мерзкого чмоканья послышалось чирканье ручки по листку бумаги. Блондин протянул мне тетрадь, на которой в лунном свете я прочёл: «я не умею говорить». Я почувствовал себя последним идиотом, кретином, придурком.

– Блин, Рыжий, прости, – хорошо, что в темноте он не видел моих глаз. Мне было слишком стыдно, – ты хорошо меня слышишь? – зачем-то я показал на уши и выговорил слова более отчётливо, обводя губами каждую букву. В темноте. Он кивнул, а я почувствовал себя ещё большим бараном. – Как твоё имя, Рыжий?

– «Алан»

– Рыжий…ой… то есть, Алан, а зачем ты ходишь на вокал? Ты же не поёшь или это как-то… эээ… возможно?

– «Я хожу слушать».

В темноте его лицо искажалось, глаза меняли форму, то удлиняясь, то сужаясь, лицо сливалось со стеной. И иногда мне было страшно, его молчание пугало ещё больше, но в этот раз я держал кошмар под контролем. «Если всё это в моей голове, то я решаю, страшно это или нет», – думал я. Наивный.

– «У меня отличный слух, я слышал, что вы втроём обсуждали. Я ведь езжу в этот лагерь уже много лет на все смены».

– На все смены? Зачем?

– «Летом родители уезжают в путешествия, а я здесь. Иногда бабушка приезжает, может, раз в смену. Я сам решил, что не хочу проводить с ней всё лето. Не люблю деревню из-за аллергии на цветы, а цветы там растут на всех огородах, понимаешь?» – я кивнул, – «что ты хотел? Зачем разбудил меня?»

– Хотел научить тебя подтягиваться, – в том возрасте я умел заводить друзей только так. Алан улыбнулся в ответ. Тогда я ещё не знал, что Рыжый хранит истории, от которых содрогнётся и ваша душа.

Разговор с ним отвлёк меня от страха. Алан показался мне очень добрым парнем. Так бывает, поговоришь с хорошим человеком с сам чувствуешь себя лучше. Я даже, наконец, осмелился слезть с кровати и пойти в туалет. А возвращаясь обратно мой взгляд случайно упал на его тумбу, там стоял пустой контейнер от бисквитного торта, весь перемазанный кремом внутри. Я выкинул контейнер, достал из своей тумбы чипсы, привезённые родителями Джейн и положил их Алану на кровать, тот уже заснул.

Ещё бы мгновение и я бы уже уснул и, может череда ужасных событий бы не запустилась, но всё же желание отомстить за Рыжего застелило мне глаза. Я подошёл к койке сладко спящего Луи и вгляделся в его лицо: впалые щёки, торчащая из-под одеяла тоненькая шейка. Жалкий, ведь даже Джейн обогнала его на две головы.

– Ты украл у немого торт, а я украду у тебя зрение, – схватив с тумбы его очки, я вышел в коридор, бросил на пол и наступил на них. Хруст. Трещина пошла по толстой линзе. Я не хотел сломать очки полностью, иначе бы родители срочно привезли бедненькому сыншике новые. Нужно было лишь пустить мощную трещину, только на одной стороне, чтобы родители сказали: «малыш, потерпи до выходных». Это, знаете ли, ювелирная работа.

Как только первая микротрещина пошла по линзе Луи, раскол пошёл и по моей душе. Но этого тогда ещё я не знал.

В длинном обесточенном коридоре только моя фигура и тяжёлое дыхание мести. Пару минут назад я был переполнен ощущением сострадания и доброты, а теперь ненавистью и несправедливостью. И то и другое чувство отгоняло от меня страх. Казалось, я источаю столько энергии, что она закрывает меня, как щит. Заметая следы, осколки загнал под плинтуса, поднял очки и отнёс обратно на тумбу, а затем лёг в кровать.

Что я тогда делал: творил возмездие или порождал преступность? Когда спасаешь одного, неминуемо наносишь вред другому – таков закон баланса. Утром я видел ликование Алана и негодование дятла Луи.

– Тебе девчонки очки сломали, за то, что ты у них сладости тыришь, – насмехался Марк, а мелкий мальчишка лишь держал в ладошках огромные очки и грустно смотрел на них, щупая пальцами:

– Чувствую, повреждение очень большое… Надо чем-то замотать. Каспер, подашь пластырь?

– Конечно, приятель.

Это утро я начал с того, что учил Алана подтягиваться. В 6:00 на стадионе очень свежо. Влажный воздух щекочет ноздри, небо над головой чистое и безмятежное, только шорох чьих-то кроссовок нарушает тишину, когда их владелец пробегает мимо. Пионерам разрешают встать пораньше и провести время за самостоятельной зарядкой. Марк зарядку проспал, а Луи был слишком расстроен своими очками.

– Смотри, сперва хватаешься руками за перекладину, вот так, – я подпрыгнул и повис на турнике, – и веси столько, сколько сможешь, понял? – Алан кивнул.

Несмотря на то, что он был обычного телосложения, даже меньше Марка раза в два, сила его хвата едва дотягивала до четырёх секунд, а ладони потели и соскальзывали.

– Не расстраивайся, я тоже когда-то начинал и было также трудно, – он улыбнулся, не зная, что я соврал.

Я занимался спортом с самого детства и да, тяжело было всегда, но я не помню себя в самом начале пути. Я был слишком мал, когда отец привёл меня за ручку в спорт. Мы просыпались в 4 утра, чтобы успеть до его смены на заводе, и я с самых пелёнок умел висеть на турнике. По мере взросления наш дом начал обрастать штангами, гантелями, гирями. Мама была не слишком этому рада, ведь ради спортивного инвентаря пришлось продать микроволновку, стиральную машинку и старенький телевизор с двумя каналами.

Отец говорил, что греть можно на сковороде, стирать руками, а новости узнавать из газет или от соседей. Ему было легко говорить, весь готовкой и стиркой занималась мама, а на нём оставалась миссия узнавать новости. Он не видел, как кожа на маминых руках лопалась и шла волдырями кожа от разъедающих порошков, и как каждый раз она скоблила эту грёбанную сковороду. Я не стал великим спортсменом, как мечтал папа, не стал инженером, как хотела мама, но стал собой благодаря воле отца и жертвам матери. Тогда я ещё не знал, что это психотерапевт посоветовал родителям занять меня физической нагрузкой. «Ребёнок должен устать и крепко спать всю ночь без кошмаров. Попробуйте вот с этими таблетками».

– Давай ещё раз! – и Алан оттолкнулся ногами от земли, схватился за перекладину так, что пальцы побелели, но продержались целых 6 секунд! Это был его новый рекорд.

Алан тёр покрасневшие ладони о штаны и, я полагаю, ему вообще не нужны были подтягивания, ему нужен был друг. Отдышавшись, он достал бумажку и маленький карандаш с заднего кармана шорт.

– «Послушай, брось идею с заброшенной столовой», – он показал мне бумажку и сложил руки в молитве.

– Почему?

– «Я давно здесь, я говорил. И одна девочка уже пыталась узнать, что внутри, она говорила, там горел свет или что-то вроде того. Говорила, что видит призрак поварихи».

– Я тоже видел его! И да, там горят свечи! – Алан вытаращил на меня глаза, а потом быстро начёркал:

– «ТАМ ТЕМНОТА. ЭТАЖ ЗАБРОШЕН И ЗАПЕРТ. ТАМ УЖЕ МНОГО ЛЕТ ХОРОНЯТ ХЛАМ!»

И я вдруг вспомнил слова Сьюзен, она сказала: «там даже лампу вкрутить не соизволили». Ноги подкосились, и я сел на траву, схватившись за голову.

– Что случилось с той девочкой, Алан, что с ней?

– «Её косичку с окровавленным скальпом нашли в пакете со сладостями на завтраке. Это было 2 года назад»

– Но тогда бы лагерь закрыли?

Алан закатил глаза и написал:

– «У нашего директора слишком много денег, чтобы эта новость вышла за ворота лагеря. Я больше ничего об этом не знаю, извини»

– А ты видишь этот свет? – Алан потупил взгляд и написал только:

– «Оставь эту идею пока не поздно».

Я зашёл в девчачью комнату и в нос ударила трель сладких ароматов.

– Все гуляют, а ты тут… что это у тебя? – Спросил я у Джейн, она сидела на своей койке и с возмущенным видом перебирала какие-то маленькие бумажки.

– Валентинки, – сухо ответила она, – сегодня в лагере объявили очередной день глупости. «День тайного Валентина». Представляешь, пришла из утреннего душа, а у меня на тумбе три валентинки. И какой смысл в их анонимности? – она вздохнула и швырнула в угол криво вырезанные сердечки.

– Я не слышал об этом.

– Да? А я думала среди них точно есть твоя, – Джейн врала, я понял это по её хитрой улыбке. – Брось, Каспер, я знаю, ты слишком занят своими призраками. Если бы валентинка была из червей или пальцев без кожи, я бы сразу тебя вычислила.

Вместе с обидой меня пронзило чувство сожаления, ведь если бы я знал, я бы точно смог вырезать красивую валентинку, а не кривую, как остальные дятлы. Она бы положила её под подушку и любовалась каждую ночь, ну, или швырнула бы в угол вместе со всеми.

– Хочешь прикол? – она протянула мне самое кривое сердечко из всех, – это Луи сделал. Его почерк. – Я взял валентинку с надписью: «Джейн ты лучшая девчонка в лагере». – В лагере! А что не в мире? – смеялась она.

– Не удивляйся, если ему кто-нибудь и вторую линзу пробьёт, – ухмыльнулся я, она рассмеялась ещё сильнее.

– Его отец владелец дорогущий акций, а его сын дарит мне обгрызанную бумажку даже не из золота. – Тут я подумал: вероятно и хорошо, что я не подарил Джейн валентинку, иначе бы она сказала: «Его отец плавит сталь на заводе, а он дарит мне бумажную, даже не алюминиевую валентинку».

– У тебя ещё остался тот ключ? – нужно было сменить тему на более важную.

– Да, – она сразу поняла, о чём я.

– Ты ещё хочешь узнать, что…

«ОТРЯД! ВПЕРЁД НА ВСТРЕЧУ ПРИКЛЮЧЕНИЯМ!» – противный голос Роджерса застучал о стены корпуса.

– Видимо, не сейчас, – процедила Джейн.

– Кто ещё в корпусе? Давайте, давайте! – командовал Роджерс выпроваживая на выход пионеров, лежащих на кроватях, – кто ещё остался?

Мы поплелись на улицу, а навстречу нам уже шла уборщица, та, что говорит по китовьи, и я ускорил шаг.

– Так, друзья! – Роджерс хлопнул в ладоши, забравшись на бордюр, – 1…2… не шевелитесь, головастики, я вас пересчитываю! …18…19. Все. Супер. И так, Валентины и Валентинки, у нас начинается квест!

Большая часть ребят недовольно загудела, ведь всем хотелось просто шататься по лагерю, плевать в потолок или дописывать свои шедевры на кружке рисования. Я осмотрелся: напротив, других корпусов тоже начали выстраиваться кучки недовольных лентяев. В дорогой лагерь ездят, чтобы ничего не делать – это факт.

Громкоговорители загудели, как обычно происходит, когда отряд зовут в столовую или, когда к кому-то приезжают родители. Я бы так хотел услышать там: «Каспер Лейн…» или «Джейн Купер, к вам приехали на КПП». Я заметил, как Рыжий поднял голову к громкоговорителю, думаю, он тоже надеялся, что к нему приехали. С того момента, как мы начали общаться его родные ни разу ни приехали, даже бабушка. Тогда я ещё не знал, почему.

«ВНИМАНИЕ! НА ТЕРРИТОРИЮ НАШЕГО ЛАГЕРЯ ВТОРГЛИСЬ…» – Джейн вдруг приблизилась ко мне и её плечо упёрлось в моё, – «ВТОРГЛИСЬ ЛЮБОВЬ И ДРУЖБА, ДРУЗЬЯ!» – ребята помладше у соседних корпусов засмеялись, а постарше скорее разочаровались, снова загудев. – «СТРЕЛЫ АМУРА РАЗЛЕТЕЛИСЬ ПО РАЗНЫМ УГОЛКАМ НАШЕГО ЧУДЕСНОГО ЛАГЕРЯ, ТАК ЧТО ПРИДЁТСЯ НАМ ИХ НАЙТИ! КТО СОБЕРЁТ БОЛЬШЕ – ПОЛУЧИТ ОЧЕНЬ ПРИЯТНОЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ! ПОЕАХЛИ!»

– Надеюсь, вознаграждением будет спокойствие до конца смены, – вздохнул кто-то из толпы. «А может, до конца дней…» – пронеслось в моей голове.

Роджерс уже притащил огромный мешок и вытряхнул на землю всё его содержимое.

– Это ваши атрибуты, берите всё, что хотите. Только не убейтесь.

На земле валялись складные лопаты, перчатки, плоскогубцы, отвёртки, даже монтировка. Здесь было всё, чтобы разобрать весь лагерь и убить всех вожатых, опрометчиво. Пионеры ринулись к инструментам перетягивая и ругаясь за заветные вещицы.

– А ведь представь, если бы все разом устроили бунт, – сказал я, когда мы с Джейн шли в гору – С такими инструментами мы бы запросто захватили лагерь и даже охранник бы не остановил нас!

В моих руках была лопата, в её – кирка. И мы уже знали, куда мы шли. Лагерь состоял из двух аллей, одна выше, другая ниже. Между ними большое зелёное поле, усеянное травой, кустарниками, деревьями и беседками. Мы шли в тени длинных веток по примятой траве, и я чувствовал каждый камушек сквозь истончившуюся подошву кроссовок.

– О нееет, – взвыла Джейн, когда увидела одного из вожатых лагеря возле нашего здания. На его плече красовалась жёлтая повязка, это означало: если кому-то нужна будет помощь – к нему можно обратиться.

– Джейн, скажи мне, – я сглотнул, уставившись на ободранный и кривой деревянный фасад, – ты видишь свечение? – сейчас свет от призрачных свечей был тусклым, но всё равно заметным.

– Да, а почему ты спрашиваешь?

– Тебя не смутило, что Сьюзен, тогда на кухне, жаловалась на директора, который даже лампу туда вкрутить не мог?

– Вероятно, тогда свечи гасили, – её рациональность убивала всю загадочность, – но зачем там свечи – это всё ещё загадка.

Я хотел рассказать ей о том, что поведал мен Рыжий, но решил, что напугаю её и останусь совсем один.

Мы дошли до старой части лагеря, где располагалась качеля, под которой, по легенде похоронен поворёнок. Металлическая конструкция заканчивалась где-то высоко в кронах деревьев, где-то кусками отходила краска, обналичивая другой, прежний слой краски, а длинные тросы держали узкую деревянную сидушку. Качеля находилась прямо напротив старой столовой и отсюда чётко был виден свет, струящейся из рассохшихся стен. Вожатый ходил рядом и иногда поглядывал на нас.

Я воткнул остриё лопаты в протоптанную лысину на земле, ровно под сидушкой.

– Хочешь раскопать труп поварёнка? Ну ты и дурак! Думаешь, кто-то и правда будет хоронить здесь тело?

Не обращая внимания, я просто нажал ногой на лопатку, выкинул землю. Нажал. Выкинул.

– Хей! – махнул рукой вожатый, – так глубоко под землёй нет валентинок, – он смотрел на меня как на идиота, а я молча продолжал копать, – что ты делаешь?

Больше всего мне хотелось врезать ему лопатой, но я нажимал и выкидывал.

– Есть! – вступилась Джейн, – я видела, как их сюда прятала вожатая из 5 отряда, – парень нахмурился, явно сомневаясь в своей правоте и облокотился на гниющую стену. Я на расстоянии чувствовал ту вонь, а он обтирался об гнилые доски белой кофтой и не замечал ничего.

– Правда видела? – спросил я.

– Я видела, что она прятала их над беседкой у медицинского пункта, так что мешало ей спрятать их и здесь? – она улыбнулась своей фирменной хитрой улыбкой.

Нажал. Выкинул. Нажал. Выкинул.

– Я же говорю, там ничего нет.

Нажал. Выкинул. Нажал… Лопата уткнулась во что-то твёрдое. Нажал. Никак. Я отбросил лопату, упал на колени и раскидывал землю руками.

– Ааа, – закричал я и заметил, как вожатый отстранился от стены.

– Каспер! – наигранно крикнула Джейн, – это просто царапина, не ори! – Она покосилась на вожатого, – что случилось? – раздражённо шепнула она мне.

– Воняет, как же воняет! – сморщив нос, я выхватил у Джейн кирку и остриём приподнял кусок чего-то плоского.