Иван. Незрелость
– Ух ты, пижма, соль рассыпал, неужели опять? – Иван тщательно соскреб соль в кучку и призадумался, высыпать её обратно в солонку или в раковину? Распахнул окно, в комнату ворвался февральский ветер. Ваня с силой замахнулся и, словно метатель ядра, выкинул, собранную соль в окно. Новая волна завывающего ветра подхватила частички соли и мелким градом осыпала Ивана. – Да чтоб тебя, пижма драная, – выругался он.
На крохотную кухоньку вбежала Монечка.
– Папа, ты что, тут ветер пускаешь? Занавески, как паруса! – Монечка прыгала под занавесками, превращаясь в волшебную невесту.
Иван одной рукой придерживал дочку за спинку, чтобы обезопасить её, а другой рукой старался закрыть окно.
– Моняша, доча, невеста ты моя, я так тебя люблю, – Ваня присел и очень сердечно прижал дочку к груди.
– Папа, а ты мой дорогой, и я тебя люблю – Моняша вырвалась, чтобы посмотреть в глаза отцу. Прижимаясь носом к его груди, делать это было не удобно.
Иван и Моняша расхохотались.
– Я тебя прижал?
– Ага, папа… я пойду ещё порисую, – цокая языком, Моня побежала в комнатку, которая была чуть больше кухоньки.
– Да, рисуй, дочка, скоро мама за тобой приедет, а пока рисуй, – очень грустно сам себе проговорил Ваня и снова вспомнил про соль. Его беспокойство возросло.
Четырнадцать месяцев назад Иван так же рассыпал соль и вся его жизнь, за месяц, рассыпалась или высыпалась. Как это ни назови, жизнь стала другой. Без смысла и без перспектив. Не было ни дня за это время, чтобы Иван не вспоминал тот, рассыпавший его жизнь, месяц.
Тогда Иван был счастливым мужем и отцом. Милая Моняша, ей только исполнилось пять, и его любимая Уля, были рядом. Он так любил их, что готов был ради их счастья совсем забыть о себе. Они жили в уютной новостройке, в однушке и часто вели разговоры о собственном доме. Большой, красивый дом, где всем будет свободно и можно развернутся в своем творчестве. Уля любила создавать и расписывать посуду, но в их однушке для этого не было места. Поэтому они вместе с Моняшей раз в неделю посещали творческий центр «Бутон», огромный и современный, для детей и взрослых. Уля в гончарном цехе на круге создавала из глины кувшины и тарелки, а после, в цехе росписи, расписывала сделанные шедевры. Их кухня смотрелась по-дизайнерски стильно благодаря её произведениям. Моняша, в это же время, посещала художественный цех, где рисовала свои шедевры начинающего художника и украшала ими комнату. Его девочкам явно было маловато пространства в однокомнатной квартире. Иван разрабатывал игру Стратегию, которая самым коротким путем могла привести его к покупке большого дома для их семьи. Но ошибка в продвижении Стратегии и рассыпанная соль привели Ивана к жизни в одинокой халупе без его любимых девочек.
Он виделся с дочкой по выходным, но для него это были крохи с барского стола. Иван хотел вернуть свою счастливую семью. Он решил, что искупить свою вину он может только покупкой дома, но Стратегия пока не давала никаких перспектив. А когда Моняша пару месяцев назад сказала, что мама ходит на свидание с Гариком, у которого есть толстый кот, Иван почувствовал, как длинное копье пробило его сердце насквозь. Он поднажал, чтобы ускорить создание своей Стратегии и соответственно «добычу» дома, но это только ухудшило ситуацию.
Завтра Моняша, Улечка и жирокотовый Гарик уезжают на три недели к зимнему морю в Геленджик. Как пережить это событие, Иван не знал. Да, он сам, своими руками, разрушил семью. Они уже почти год в официальном разводе. Но каждый день он «возвращал» Улю тем, что всеми силами приближал покупку дома. Уля ничего не знала об этом процессе. И чтобы его девчонки не уехали завтра с жирокотом, Иван именно сегодня, когда Уля придет за Моней, должен открыть ей все карты. А тут эта соль…
Иван вспомнил, что, если успокоиться, то улучшается энергия человека. Возможно, улучшенная энергия поможет ему остановить Улю от этой поездки. Он принялся успокаиваться, от чего ему захотелось в голос прокричать: «Кто-то высший, помоги мне, пожалуйста, я всё осознал».
Уля, румяная с морозца, с мелкими каштановыми кудряшками, задорно торчащими из-под белой спортивной шапочки, влетела в квартиру Ивана. Она торопилась и закружила Моняшу, собирая её вещи, одевая штанишки и курточку, расспрашивая, что рисовала, что ела. У Ивана сложилось впечатление, что Уля специально разводит суету, чтобы не дать ему сказать ни слова. Ваня не успевал за ней, он хотел поговорить, но Уля с такой скоростью собрала дочку, что он не успел даже собраться с мыслями. Моняша уже прыгала в подъезде по ступенькам. Уля, впервые за эту встречу, приостановилась и посмотрела в глаза бывшему мужу:
– Ну пока, – и грустно, и весело прощебетала Ульяна.
Иван не упустил этот момент:
– Уля, нам надо поговорить. Давай я провожу вас и поговорим? Ну, чтобы Моняшка не сопрела. Погуляем?
– Ваня, мы торопимся, у нас дела ещё. У тебя что-то важное? – Уля явно была заинтригована и чуть замешкалась с решением: продолжить торопиться или уделить бывшему несколько минут и узнать тему разговора, но, как бывает со многими женщинами, любопытство победило, – Я позвоню сейчас по одному вопросу, а потом погуляем… вместе, – слово «вместе» Ульяна произнесла тем самым тоном, каким говорила во времена их семейного счастья. Иван от этого «вместе» почувствовал сильную боль в сердце. Там, где торчало длинное копье.
Уля с Моняшей привычно побежали вниз по лестницам, они всегда так раньше него выбегали на улицу, чтобы активная Моняша не томилась в подъезде в ожидании, пока Иван закроет дверь. Для Ивана каждая мелочь, напоминающая о прошлой счастливой жизни, больно шевелила копье в сердце. Он продышался и побежал догонять своих девчонок. Щебетание Ули он услышал сразу как вышел из подъезда:
– Нет, мы погуляем и сами добреемся… совсем не холодно… я успею, всё собрано. Гарик, пожалуйста, не придумывай, всё, целую, – Уля оглянулась и увидела, что Иван стоит к ней спиной. Она отлично знала, что когда он вот так стоит, он изо всех сил сдерживает свои слёзы, ведь мужчины не должны плакать.
– Ваня, только, пожалуйста, мы не говорим о нас, – Уля жёстко отрезала и переключилась на Моняшу, которая уже измочила в снегу варежки, пытаясь лепить снежки.
Иван, изображая весёлого балагура, подхватил с визгом Моняшу и усадил себе на шею. Он как-то очень грустно посмотрел на Улю и поскакал лошадкой по опасно-слякотной дорожке.
– Ваня, прекрати, вы упадёте, – Уля неслась за своими, – ты с ума сошёл, сними ребенка с шеи, так скользко.
Ваня под ворчание бывшей жены спустил Моняшу на землю около высоких, уже несвежих сугробов и заговорщически прошептал ей на ушко:
– Дочь, беги и толкай маму в сугроб, я помогу.
Моняша побежала к маме, раскидывая в стороны грязный рыхлый снег своими белыми сапожками. Ваня за ней. И они неуклюжей, визжащей голосом Ули кучей свалились в мокрый сугроб.
– Сабуров, ты совсем? У меня куртка белая, грязь такая…, – Уля пыталась встать, но Ваня тянул её за руку и шутливо толкал обратно. Моняша помогала маме, тянула её за край куртки и заразительно хохотала, когда мама снова падала и ругала папу.
Ульяна, злая не на шутку, сидела на крохотной кухоньке Ивана, обеими руками она пыталась уложить свои каштановые кудряшки в гульку.
– Ты же специально нас вымочил, чтобы мы не уехали сейчас домой? То есть Моняшка тебе рассказала? Ты же понимаешь, что это всё нелепо?
Иван, не ответив ни на один вопрос Ули, заговорил так, словно продолжал какую-то другую беседу:
– Я хочу подарить вам с Моней дом. Такой, как мы… мечтали. Я сейчас запускаю Стратегию. Мы с Болтей. Такого ещё не было. В мире… я имею в виду. Это новая Стратегия. Должно всё получиться и вы сможете переехать в дом. Я не хотел говорить заранее. Но решился сейчас… Ты можешь уже выбирать, подыскивать. Месяца три и вопрос прояснится, – Иван говорил как-то отрывисто и не заканчивал начатые фразы.
Уля не знала, что ответить, поэтому сказала самое неуместное:
– Мы уезжаем на три недели.
– Я знаю. Я поэтому и решил сказать про дом, чтобы вы не уезжали…, – Иван запнулся и понял, что в его словах нет ни логики, ни причинно-следственных связей, потому что он упустил самое главное в разговоре: то, о чём ему запретила говорить Уля. Дом был для них троих.
– Я желаю тебе успехов в твоём деле, – Уля сказала это искренне, тем самым тоном, каким и раньше желала ему удачи. А потом добавила, – Ты правда считаешь, что вот так, купив нам дом, ты сможешь всё вернуть между нами? И что я забуду всё, что произошло? – она ловко вывела на чистую воду все недоговоренные Иваном причины и следствия.
– Я не знаю, чем я ещё могу всё вернуть… Моняшка, ты всё ещё не сняла мокрый комбинезон? – переключился Иван, чтобы не показать Уле, что он готов разреветься, как мальчишка.
– Моняша, не раздевайся, мы едем домой, – Уля уткнулась в телефон и занялась вызовом такси.
– Улька, дай мне шанс. Я для себя ничего не смогу создать, мне не нужно для себя. Я хочу для вас. Если я смогу купить вам дом, значит и моя Стратегия выстрелила. Понимаешь?
– Я подумаю. Собирай Моняшу, такси через 4 минуты, – деловая Уля снова закружилась в сборах.
Уже через 6 минут Иван тягуче поднимался обратно в свою одинокую квартирку. В этот вечер, а точнее ночь, Ваня несколько раз порывался позвонить Уле. Он готов был умолять её подождать всего три месяца, до того, как он купит дом. Но слово «подождать» ему не нравилось, словно оно прямо говорило «расстанься с жирокотом». Иван понимал, что не может требовать этого от Ули после того, что он натворил. Он искал замену этому слову, но не мог найти ничего подходящего. Поэтому позвонить он так и не решился. Копье в сердце ныло и не давало спать. Иван даже хотел утром ехать в аэропорт, чтобы перехватить Улю и Моняшу, увезти их от Гарика и его толстого кота. Продумывал, куда он отвезет своих девчонок, чтобы в спокойной обстановке обговорить то, что он не решался обсудить уже год.
Уснул он под утро и через два часа его разбудил мобильный. Звонила Уля. Ваня вскочил сонный, отчего-то ему было жизненно важно разговаривать с Улей стоя. Быстро прокашляв голос, он взял трубку:
– Сабуров, – очень хрипло проговорила Уля, – вот тебя прибить мало… приезжай за Моней сейчас. Я заболела, не хочу заражать ребёнка. Родители уехали на праздники к друзьям.
– Улька, я приеду. Я сейчас. Что купить? Улька?
Иван бежал по утреннему подмерзшему февральскому снегу к их когда-то общему дому. Он не верил своему счастью: «Улька, моя любимая Улька заболела!», – Иван даже поперхнулся, – «что это я?», – и поправил свои внутренние размышления, – «Улька и Моняша никуда не уехали. Значит у меня всё получится. Осталось чуть-чуть», – чего именно осталось чуть-чуть, Иван и сам не понял. То ли бежать осталось чуть-чуть до дома Ули, то ли до покупки дома осталось совсем немного. Эта фраза как-то сама проговорилась внутри него.
– Ничего не надо было покупать, – хрипло ругалась Уля на Ивана, который выкладывал на стол замороженную малину, свежую клубнику, наверняка с пластиковым вкусом, куриную грудку, её любимый хрустящий дарницкий хлеб и торт муравейник, для поднятия настроения.
– Я ещё купил лекарства, у тебя сколько температура?
Уля устало махнула рукой, давая понять, что температура высокая и говорить о ней она не намерена.
– Может, скорую? Как я тебя тут оставлю одну? – Иван чувствовал вину и переживал, но радость от того, что его девочки не улетели в Геленджик побеждала, от чего чувство вины Ивана переключалось между двумя тумблерами. С тумблера вины за то, что он извалял Ульку в снегу и способствовал её простуде, на тумблер вины за то, что он неистово рад, что Улька заболела и осталась дома.
– Ваня, уйдите уже, если Моняша заразится, я тебя … – Уля не закончила фразу и опять махнула рукой. Ваня понял, сейчас лучше уйти.
Целых три дня Иван провёл с дочкой. Они гуляли, читали, хохотали, лопали запрещенные Улей вкусности, выбирали Моняше новые маркеры. Иван, от всего своего заживающего сердца, радовался открывающимся перспективам воссоединения с его девчонками. Уля звонила по два раза в день, узнавала, как Моняша. А когда Моняша уехала к бабушке и дедушке, Иван стал звонить Уле по два раза в день, узнавать, как Улька себя чувствует. В нём зародилась надежда, что теперь он сможет вернуть свою семью.
– Она за весь этот год ни о чём не хотела со мной разговаривать, кроме как приеду за Моняшей или забирай Моню. А сейчас мы по полчаса разговариваем по телефону, – счастливый Иван делился с Болтей прогрессом.
Болте были выгодны такие перемены в личной жизни Ивана, так как вдохновленный Иван с тройным усердием взялся за доработку их Стратегии. Болтя понимал, для Ваныча этот проект не просто любимое детище, это возможность вернуть семью, которую Иван потерял, надо сказать, не без участия Болти.
В тот день, 14 месяцев назад, Болтя, наполненный решимостью начать продажи их продукта, сидел на дизайнерской кухне Ивана и жадно хлюпал горячим чаем. Ему не терпелось сообщить Ивану важную новость, что он нашёл вариант, как удачно можно прорекламировать их Стратегию. Его мало волновало, что игра не закончена. Совсем не волновало, что Ивану не нравится то, что получается. Болтю волновала прибыль и известность.
Стратегия – это кодовое название их компьютерной игры, которую ребята вместе писали уже три года. Иван и Болтя познакомились на почве создания этой игры. Оба программисты, только с разными специализациями. Болтя понимал ещё и про «внутренности» компьютера.
До знакомства с Болтей, Иван работал, как свободный художник: писал программы, делал сайты, переустанавливал всё, что слетело, тем, кто не в теме технических инноваций и тому подобное. Но в свободное время он сочинял игру своей мечты. Он чувствовал, что может создать такую игру, в которой будет огромный смысл. Он хотел, чтобы это была не просто игрушка, а игра, которая приносит благо тому, кто в неё играет. Иван хотел, чтобы человек узнавал через игру про себя что-то важное и красивое. А, выйдя из игры, мог применять те навыки, которые приобрел по ходу игры. Как осуществить этот грандиозный план, тогда ещё Иван не знал. Но придумывал и искал пути. Однажды рассказал об этой идее своему бывшему однокурснику, и тот познакомил его с Болтей, сказав: «Слушай, у меня есть приятель, он тоже мечтает написать такую игру, чтобы мир лёг от восторга, может, вам объединиться?» и похихикал, словно хотел этим сказать: «Покапошитесь вдвоем, а я понаблюдаю за вами». Иван этой издевки не уловил и на знакомство согласился. При первой же встрече он понял, что Болтя его вторая половинка для создания Стратегии. Сразу, как появился Болтя, у Ивана словно открыли краник с идеями. Но ему не хватало знаний о какой-то системе, которую можно было бы вложить в основу игры.
– Болтя, успокойся. Короче, всё надо переделать и в корне менять всю Стратегию, – Иван ошарашил напарника.
Болтя не повелся на уже привычный самосаботаж друга и спокойно продолжил свою линию:
– Ваныч, давай в сторону рекламы давить. Я нашёл один вариант, и если он сработает, то у нас появятся деньги, и сможем вторую версию Стратегии сделать по твоей новой идее, – Болтя был неумолим, и… в тот день Иван отправился к Анастасии. Довольно известная в интернете на тему внедрения инноваций, Анастасия брала за рекламу по-божески, как выразился Болтя.
– И аудитория у неё немалая. А главное, все наши люди, интересующиеся новеньким. Поэтому давай, включай своё А-ба-няние, – так Болтя называл особый шарм Ивана.
А у Ивана действительно был ничем не объяснимый мужской шарм. Ваня был среднего роста, довольно крепок в плечах, не красавец и не блондин с голубыми глазами. Но женщины в нём чуяли природу самца-добытчика, который умрет, но исполнит желание своей избранницы. Поэтому многие мечтали стать его избранницей и вздыхали от огорчения, когда узнавали, что такой надёжный Ваня уже безнадежно женат. Ни одна сторонняя женская хитрость не могла его отвлечь от Ульяны. А попыток сбить Ивана с его семейной тропы было немало. Когда Иван общался с противоположным полом, он словно испускал флюиды надежности и каждая свободная охотница ошибочно считала, что он именно ей семафорит: «для тебя я сверну горы». И если очередная охотница включала боевое настроение и шла на захват, Иван расплывался в улыбке, излучающей надёжность, и искренне сообщал в разных формах, что у него есть любимая жена, намекая, что никаких поползновений в его сторону делать не стоит.
Вот именно на это обаяние и надеялся Болтя, давая ТЗ Ивану:
– Ты главное про то, что женат, не говори сразу. Пусть сначала даст нам скидку, проси 30%, иначе не вывезем. Ты там потряси флюидами и всё такое…, – Болтя потряс тазом, от чего-то думая, что флюиды расположены непременно в нижней части тела.
Ваня поморщился:
– Болтя, это всё мне как-то не нравится. Может вместе пойдем?
Болтя замахал своими руками, очень похожими на руки Ильи Муромца из мультфильма.
– Неее-неее, я всё рассчитал. Ты идешь один и проворачиваешь нам рекламу с бешеной скидкой. Смотри, я писал ей с твоего аккаунта, так? Так! Если бы она не запала на тебя, она бы не стала звать на личную встречу, так? Так! Значит запала, и тут ты пользуешься моментом, – Болтя, как Илья Муромец, закатал рукава зернистого свитера, – тем более перед Новым годом, такое настроение, все дела. Короче решено, иди и добывай, – Болтя так решительно сказал «иди и добывай», как будто вбил эти слова в голову Вани.
Ваня попытался с другой стороны подойти к вопросу и добиться, чтобы они пошли к блогерше Анастасии вместе:
– Смотри, Болтя, когда ты говоришь, у тебя очень твёрдо получается, как гвозди заколачиваешь, может…
– Не может, – заколотил гвоздь Болтя и добавил фразу, которая стала решающей, – или ты передумал дом покупать?
Ваня был надежно прибит самым главным гвоздем. Дом – это то, что он должен был достать для своих девочек любыми путями. А побыть пару часов неженатым, это малая жертва. И Ваня отправился в ресторан «Парус и Якорь», на встречу с Анастасией, предварительно спрятав обручальное кольцо в визитницу.
Анастасия была тонко-стройная и типически красивая. Из тех девушек, которые очень хотят уникально выглядеть, много прикладывают усилий для улучшения своей внешности и от того становятся типическими и не различимыми между собой. Прямые белые волосы Анастасии были её особой гордостью. Своими волосами она дорожила даже больше, чем слишком преувеличенными губами, и от того часто их поглаживала, словно призывая окружающих вместе с ней гордиться гладью её волос.