Император Африки

Глава 1. Свадьба

Менелик II восседал на своём троне и ждал, когда придут «новобрачные». О том, что молодая невеста была уже далеко не первый раз замужем, мы умолчим, также, как не упомянем о том, что сам Мамба, был также далёк от невинности, как и Чёрное море от Карибского.

Свадьба уже принесла огромный всплеск внимания от всех заинтересованных лиц. Послы и консулы практически всех развитых стран толпились сейчас в общей зале недавно отстроенного дворца.

Там же была и многочисленная армия журналистов и фотокорреспондентов. Все они лихорадочно записывали в походные блокноты свои впечатления о начале свадьбы и убранстве дворца императора Абиссинии, бросая взгляды по сторонам. Фотографы настраивали свои аппараты, намереваясь запечатлеть всё действо на фотоплёнку для истории, ругались и спорили между собой.

Я стоял, украшенный праздничными одеждами, как новогодняя ёлка игрушками. В схожем облачении, если не более тяжёлом облачении, стояла и Заудита, едва не сгибаясь от тяжести одежд обильно украшенных золотым шитьём.

Мы находились в главной церкви Аддис-Абебы, а свадебную церемонию проводил митрополит коптской Абиссинской церкви абуна Матфей, со всей подобающей случаю торжественностью.

Страшно чесалась спина и грудь под тяжёлым и твёрдым, как панцирь черепахи одеянием, а также кожаной жилетки поддетой под него. Тёк пот по всему телу из-за многочасового стояния в духоте. Что чувствовала при этом невеста, мне было неведомо, наверное, нескончаемую радость – ведь это её выдают замуж, а не меня.

Наконец, все церковные формальности были улажены, и наступил момент, когда можно было выйти из церкви и ехать во дворец. Возле церкви ждал почётный эскорт на лошадях и открытая повозка для «молодых». Там же стояли и иностранные делегации, с которыми у меня в прошедшие два дня были встречи и консультации.

Император Менелик II, дождавшись окончания церемонии, сразу же уехал в императорский дворец, а с ним вместе и наиболее значимые фигуры, как его двора, так и иностранных делегаций.

После службы, выслушав многочисленные поздравления от малознакомых и вовсе незнакомых мне людей, и, чинно выйдя из церкви, мы двинулись рука об руку в сторону празднично украшенного экипажа, подав Заудите галантно руку, я собирался уже взгромоздиться на коляску сам, когда… То, что произошло дальше, не ожидал никто!

***

Фредерик Эванс и Фёдор Лисин прибыли в Аддис-Абебу с жёстко определённой миссией, для решения которой, они наняли ещё по дороге шайку разномастных людей без роду и племени. В Аддис-Абебу они въехали поздно вечером и поодиночке, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, что им удалось без труда.

Один из них зарегистрировался корреспондентом из Швеции, другой – фотографом из России. Оба хотели присутствовать при бракосочетании царя Судана и принцессы Абиссинии, но совсем не с той целью, которую декларировали, а с абсолютно другой.

Прибыв к церкви, где шло свадебное богослужение, они распределили свои роли и расставили своих людей в тех местах, которые посчитали наиболее удобными для этой акции. Оба были опытными людьми умевшими проводить любые акции, и мастерами своего дела, обучая искусству террора людей из России.

По сигналу Эванса их подельники затеяли потасовку с местным народом вышедшим поглазеть на свадебную процессию. После обмена словесными оскорблениями, дело быстро дошло до драки, а потом и до поножовщины, в довершении начатого задела, раздались и выстрелы. Охрана свадебной церемонии, обнажив оружие, ринулась туда для наведения порядка.

А между тем, там уже шла рукопашная схватка между местными неграми и засланными «казачками». Телохранители царя Иоанна Тёмного, тоже стали смещаться в сторону шума драки и пистолетных выстрелов, бросив охрану свадебной церемонии на самотёк, чем и воспользовались оба «акционера».

***

Я занёс ногу в коляску, когда… раздались крики в той стороне, куда мы должны были ехать. Пришлось мне убирать ногу с подножки и оглядываться туда, откуда слышался не только шум драки и крики, а уже раздавались револьверные выстрелы.

Охрана, а затем и мои телохранители начали перемещаться на грохот выстрелов, чтобы разобраться и уничтожить агрессивно настроенных людей, желающих омрачить нашу свадьбу потасовкой. Ничего серьёзного я не предполагал, списывая это на глупые разборки за место, где было бы лучше видно свадебный кортеж. Я ошибался…

Фёдор Лисин, отчётливо видел перед собой Иоанна Тёмного, который с озабоченным выражением лица смотрел в ту сторону, где работала отвлекающая группа. Нужный момент настал!

Убедившись, что рядом не осталось никого, кто мог бы ему помешать, он, выпростав из-за пазухи внушительных размеров револьвер, выставил его перед собой и, вынырнув из толпы, бросился к Мамбе, нажимая одновременно на его курок, и ведя огонь на поражение.

Я уже было расслабился, и снова захотел сесть в коляску, когда, внезапно вывернувшись из толпы в мою сторону, бросился неизвестный человек. В руках он держал большой револьвер. Вытянув его перед собой, он стал из него стрелять, целясь в меня.

Пули вжикали, пронзая мою одежду. Понимание ситуации мгновенно заполнило собою мозг. А рука машинально полезла сквозь длинную прорезь свадебной одежды, доставая из кобуры моего верного товарища.

Грохот третьего или четвёртого выстрела застал меня уже с маузером в руке и двумя рваными полосами на плече и животе. Я ведь тоже не стоял на месте в ступоре, а двигался, пытаясь уйти с линии прицельного огня.

Маузер, поднятый навскидку, выстрелил, подчинившись нажатию на спусковой крючок моего пальца. Я успел сделать ещё один выстрел, когда предпоследняя пуля из револьвера ударила меня прямо в грудь, отшвырнув назад.

Я упал, упал и убийца. Пуля из маузера попала ему в голову, разворотив череп в районе переносицы.

– «Мамба» – вскрикнула Заудита, находившаяся в коляске и сидевшая в полном ошеломлении от событий, которые развивались самым непредсказуемым образом.

–Мамба, ты жив? – вскрикнула она ещё раз и бросилась ко мне, пока я лежал на земле, запутавшись в своих праздничных и тяжёлых одеждах, (всё же в них был толк).

Тяжёлое золотое шитьё приостановило свободный полёт пули. Затем пуля, пробив одежды, ударила в толстый кожаный жилет, который я практически не снимал, бывая в людных местах. Пробив и его, она застряла в мышцах груди, но так и не смогла проникнуть дальше.

Фредерик Эванс, напряжённо всматривался в то, что происходило перед его глазами. Лисин выскочил из толпы, как они и оговаривали и, вынув револьвер, стал стрелять из него на ходу, целясь в Иоанна Тёмного.

– Вот дурак, – выругался Эванс, – слишком рано, поторопился он, неопытность подвела. Эти молодые социал-революционеры, им бы только стрелять во всех, поборники борьбы с монархизмом. Идиоты… – и он зло сплюнул, сквозь плотно сомкнутые губы.

Но одна из пуль всё же свалила Иоанна Тёмного, который смог застрелить Лисина. Полученный Эвансом приказ был однозначен – «Иоанн Тёмным должен был быть убит любым способом, и наверняка, иначе…» Про иначе, Фредерик старался не думать.

А Мамба был жив, это стало очевидно, когда он стал с натугой вставать, поднимаясь навстречу своей новоиспечённой жёнушки. Этого Эванс не мог допустить, и он решился на крайнюю меру, доставая обе бомбы, спрятанные в громоздком фотоаппарате.

Он сознавал, что разрыв мощной бомбы, может убить и дочь императора. Убивать Заудиту было крайне нежелательно, но такой вариант, тем не менее, всё равно допускался – потому как – любой ценой!

Толпа до этого стоявшая стеной с двух сторон от дороги, по которой должен был проехать свадебный кортеж, сейчас разбегалась во все стороны, стараясь укрыться от стрельбы.

Пользуясь суматохой и неразберихой, Эванс сделал два шага вперёд и, достав бомбу, отправил её в полёт в сторону Мамбы и Заудиты. Доставая вторую, Эванс, невольно столкнулся взглядом с Мамбой, и застыл не в силах кинуть её, загипнотизированный этим нечеловеческим выражением дикой ярости в его глазах.

Он успел запалить вторую бомбу, когда его грудь получила сразу две пули, он упал, бомба то же, и через секунду раздался второй взрыв, заглушив, разрыв первой бомбы, которая сделала своё дело.

Заудита бежала ко мне, выставив вперёд свои нежные смуглые руки со страдальческим выражением на лице. Но за ней, я вдруг увидел, высокого европейца, доставшего из фотоаппарата, стоявшего на треноге, не сменные кассеты, а два предмета, очень похожих на РГОшки, только намного больше или бомбы.

Несмотря на рану, я похолодел. Пока я думал, он запалил бомбу и через секунду, метнул её в нашу с Заудитой сторону. Запалив, и переложив в правую руку следующую, он собирался швырнуть и её.

– Нет!!! – закричал я, видя, как первая граната, кувыркаясь в воздухе, летит прямо к нам. Ярость полыхнула во мне. Жестокость, дикость, звериная злоба, ненависть захлестнула меня с головой, даже без унганского эликсира.

Время словно бы остановилось, и потекло утомительно медленно, вязко отсчитывая миллисекунды моей жизни. Маузер, подчиняясь моей воле, выстрелил два раза. Я отчётливо видел цель, словно приблизившуюся ко мне вплотную. Два выстрела прогрохотали один за другим, и я не сомневался, что обе пули попадут точно в цель.

Тень смерти, уже накрыла этого европейца – жить ему осталось не больше мгновения. Но граната уже нависала над Заудитой. С ужасом и отчаяньем я видел, что тень смерти стремительно накрывает и её своим тяжёлым могильным пологом.

– Нет!!! Не надо, Боже, не надо!!! Я не прощу!!!

Заудита, видя отчаянье на моём лице, успела лишь повернуться навстречу своей смерти, в удивлении распахнув свои огромные глаза и пытаясь поймать непонятный ребристый предмет, которого так испугался её муж.

Громкий взрыв разорвал в клочья её одежды, выжег её лучистые глаза, оторвал протянутые навстречу руки и бросил всё то, что осталось от бывшей секунду назад молодой женщины на пыльную истасканную сотнями ног землю.

– Ненавижу! – Ненавижу! – захлёбываясь яростью, страхом, гневом, отчаяньем и безысходностью, кричал я, наблюдая непоправимое. Не что не вечно на земле, не вечна и моя жизнь. Но за что умирала сейчас эта женщина. За что, я опять остался один. За что???

Подхватившись с земли, я сделал два шага и опустился перед телом Заудиты, лежащим распластанным на земле. Поднимая обеими руками землю, пропитанную её кровью, я подносил её к своему лицу и рыдал.

Рыдал взахлёб, не всхлипывая, не вдыхая в перерывах воздух, а просто рыдал, орошая своими слезами окровавленную землю, зажатую в моих руках. Заудита умерла. Её душа, оторвавшись от тела, кружила над моею головой, не решаясь сразу улететь туда, куда мне не было доступа, словно прощаясь с моим залитым кровью сердцем и потерянным в горести сознанием. Покружив, она вознеслась ввысь, и вскоре растаяла среди ясного неба.

Как только я осознал это, неведомая сила всколыхнулась во мне.

– Будьте все вы прокляты! Я уничтожу вас. Я знаю, кто приказал это сделать и ради чего. Слышите вы, я знаю. Я объявляю войну Британской империи. Войну до конца. Клянусь своей кровью и духами Африки. Я уничтожу её. Я уничтожу всех, кто отдал этот приказ, и всех, кто задумает сделать такое вновь.

– Бойтесь меня Мамбу, царя Судана Иоанна Тёмного, Иоанна Мстителя. Я отомщу, и месть моя будет страшная и неотвратимая. Ждите, я приду к вам, англы и отомщу. И пусть небеса содрогнутся от моей мести!

Ненависть захлестнула меня с головой, я закружился в каком-то диком танце вокруг тела Заудиты, которая так и не успела стать моей женой, и которую я почти не знал. Этот танец ярости и мести, вызванный откуда-то из глубин моей души, был настолько дик и ужасен, что вокруг меня образовалось огромное пространство полностью свободное от живых людей.

Я танцевал ритуальный танец, присланный мне мёртвым богом из тьмы веков, и который жил в моём подсознании, упрятанный там, так далеко, что я о нём и не догадывался.

Все смотрели на безумство Мамбы, и не могли подойти к нему. Неизвестная сила, имеющая сверхъестественную природу, отталкивала их, заставляя бежать, куда глаза глядят. Наиболее стойкие и храбрые, стояли в оцепенении, как будто увидели проявление своих старых, тщательно скрываемых страхов, и не решались сойти с места, только потихоньку отступая всё время назад и назад, вытаращив в ужасе свои глаза и заливаясь холодным потом, несмотря на жару.

Кружась в запредельном мистической природы танце и улавливая незнакомые для меня образы, я впал в транс. В голову приходили слова на незнакомом мне языке. Я повторял их, одной рукой срывая с себя тяжёлые одежды и кружась уже полуголым, собирая со своей груди текущую по ней кровь из ран и разбрызгивая её вокруг.

Пуля, застрявшая в груди, давно уже была выдернута оттуда и сейчас валялась где-то в пыли. Поднося к губам окровавленную своей и кровью Заудиты руку, я кричал слова проклятий и клятв, пока у меня ещё оставались силы. В голове проносились видения будущего, которые я не в силах был запомнить.

Потом силы оставили меня, я зашатался, разум окончательно помутился, и кровавая пелена опустилась на мои глаза. На слабеющих ногах, я сделал ещё два круга безумного танца, пока они окончательно не подкосились, и я не рухнул на окровавленную землю, уже ничего не слыша и не видя. Мир закружился передо мной, и я потерял сознание.

Луиш Амош, ждал во дворце, когда прибудет из церкви Мамба с Заудитой. Время тянулось мучительно медленно. «Надо было поехать вместе с Мамбой» – досадуя на самого себя, про себя думал он. Здесь же ждал и Ефим Сосновский, и остальные приглашённые, включая послов ведущих европейских держав.

С улицы послышался шум. Заинтересовавшись, Луиш вышел из дворца, надеясь, что это уже приехал свадебный кортеж. Действительность же, поразила его. Шум, оказался выстрелами, которые слышались от церкви.

Луиш стоял, напряжённо прислушиваясь, пока отчётливо не услышал, треск револьверных выстрелов, а потом, раздавшиеся один за другим, два гулких взрыва, ни на что не похожих. Сердце ёкнуло – «Беда!».

Не помня себя от страха, он подхватился и бросился бежать в ту сторону. Увидев стоящую недалеко повозку с запряжёнными в неё двумя лошадьми, принадлежащую какому-то вельможе, он запрыгнул в неё и закричал – «Гони!».

То ли у него был страшный вид, то ли его уже здесь хорошо знали, но возница, чёрный, как сапог негр, хлестнул лошадей длинной плёткой и, направив повозку в сторону раздавшихся взрывов, поехал туда, всё ускоряясь и ускоряясь.

Через несколько минут, они домчались до церкви и страшная картина, открывавшаяся их глазам, заставило сжаться сердце Луиша в мучительном спазме.

Прямо перед церковью лежала убитая, разорванная в клочья Заудита, а возле неё шатаясь от бессилия, опускался на землю Мамба. Как Луиш, оказался возле него в течение пары секунд, Луиш не мог бы объяснить и самому себе.

Мамба лежал на залитой кровью земле, которая вытекала из обоих обрубков рук Заудиты, без сознания весь перепачканный своей и её кровью. Луиш, который был намного меньше его, одним движением, просунул под его тело свои руки и не чувствуя веса, поднял Мамбу и бегом бросился к повозке.

Уложив в него Мамбу, он вышвырнул с козел кучера и, настёгивая лошадей и воя при этом, как раненный волк, понёсся к дворцу, желая только одного, чтобы его друг выжил.

Что происходило дальше, он помнил плохо. Как передавал Иоанна Тёмного в руки русских лекарей, работавших в госпитале организованном в Аддис-Абебе, ещё при итало-абиссинской войне и так и оставшихся частично тут; как кричал, что Мамба должен жить; как рыдал, словно женщина, забившись в самый дальний угол дворца; как потом, сидел в прострации, не думая ни о чём.

Всё это прошло мимо его сознания, оставив только горечь утраты и чувство несправедливости жизни. Мамба будет жить, это всё, что интересовало его, а Заудита погибла, так и не став его женой.

Император Менелик II, был в полном шоке. Его дочь погибла смертью храбрых. Погибла в мирное время, но в бою, став жертвой подлого нападения. В том, что это нападение было инспирировано врагами Мамбы, он не сомневался.

Но зачем было убивать невинную девушку? Лес рубят – щепки летят, ответил бы ему любой русский. В большом деле, без потерь не бывает, – сказали бы ему англичане, которые всё это и затеяли.

Но что делать отцу, у которого убили единственную дочь? Мстить и требовать наказания виновного. А что делать императору, у которого подло убили дочь? Мстить и убивать в ответ, объявляя войну!

Менелик II знал, кто отомстит за него. Свадебный союз распался, военный – нет! О том, что Мамба страшно отомстит, Менелик не знал, Менелик, это чувствовал, всеми фибрами своей африканской души. Мощный всплеск чистой энергии ненависти, чувствовали все, кто находился в Аддис-Абебе в тот момент.

Мамба был унган, Мамба был христианином – страшная смесь, похлеще напалма. Оставалось ждать, когда он встанет на ноги и будет действовать, а пока всем его подданным было достаточно просто знать, что он жив.

Каждый сразу стал готовиться к мести и к войне, будучи наслышанным о страшной клятве, который дал Иоанн Тёмный над телом своей невесты. От себя Менелик II, собирался выделить воинов, готовых мстить вместе с Мамбой, и оружие, которое он собирался закупить в России и других странах. Почему там? Помимо наработанных связей, там было самое дешёвоё оружия, исходя из того, что однозарядная винтовка Ремингтона шла по оптовой цене три фунта-стерлингов за штуку, а курс был 1 фунт – два рубля девяносто четыре копейки в то время.

Нарезная винтовка системы Бердана стоила всего десять рублей, и это в розницу, их было много на складах, после перевооружения Российской армии, да стоимость патронов по два рубля за сто штук.

Сто тысяч винтовок, по оптовой цене семь рублей за штуку и пару миллионов патронов к ним, всё вместе не превышало сумму в миллион рублей. Такую сумму царь Судана, Иоанн Тёмный, уже мог себе позволить, а Менелик II с удовольствием собирался субсидировать его, организовав покупку оружия и его доставку.

Африку ждали странные времена, необычные и изменяющие сам мир. Населённая полудикими племена, не вышедшими ещё в основном своём большинстве из первобытно-общинного строя, они стали внезапно для себя оказывать влияние на мировую историю и Менелик II, только приветствовал это, видя страх, в глазах английского посла, и удивление у всех остальных иностранцев, приглашённых на судьбоносную свадьбу.

Тихо, стараясь не привлекать к себе внимание, многие иностранцы, покинули Аддис-Абебу, стараясь скрыться побыстрее, и не попасть, под скорую месть негуса Абиссинии, что, в общем-то, было правильно.

Аддис-Абеба опустела, затаившись, словно раненый тигр, укрытый дикими джунглями, вынашивающая проекты быстрой мести, и готовящаяся к неизбежной войне.

Глава 2. После «свадьбы»

Я очнулся через сутки, после нападения и гибели Заудиты. Странно, но у меня ничего не болело. Моё тело и душа, находились в какой-то мрачной гармонии. Тело, не болело и не просило помощи, рана и царапины были тщательно перевязаны, и я на них больше не обращал внимания, зная, что через пару дней они покроются коркой и быстро зарубцуются.

Душа? Душа болела и ныла. Горечь ушедшая было после смерти Нбенге, вновь вернулась, но уже не жгла так сердце, как раньше. Видно не судьба мне быть женатым, или сейчас не судьба. Боль не беспокоила меня сильно, но это не значило, что я забыл слова клятвы.

Эти бесконечные попытки меня уничтожить, уже раздражали меня. Необходимо было уничтожать теперь тех, кто, не задумываясь, отдавал приказ на моё уничтожение.

Раздумывая обо всём этом, я уловил, как ко мне подкрался верный Луиш, с тревогой смотря на меня. Я стал медленно вставать. Луиш, сразу подскочил ко мне и стал помогать, ни слова не говоря.

С его помощью, я смог одеться и привести себя в порядок, больше приличествующий моему положению. Негоже уже появляться в полуголом виде прикрывая свои чресла одной кобурой с маузером. Ну, это я утрирую.

Выйдя из комнаты, больше напоминающей больничную палату, я ответил на приветствие воинов моей охраны, просравших нападение на меня. Эх, Палача со мною не было, а то бы он тут… навёл порядок. Суки…

В сопровождении Луиша, я вышел в одну из зал, и там опустился в глубокое деревянное кресло, меня ждал непростой разговор с Менеликом II, к которому уже побежали его придворные, сообщая "радостную" весть, что я очнулся и даже уже пошёл, нет, не на…, просто смог уже сам ходить.

Негус появился через час, быстро, но важно шествуя по небольшому залу, где я находился. Я подождал, пока он не подойдёт ближе, а потом, с трудом поднялся из кресла, слегка пошатнувшись при этом, и вызвав у него непроизвольное желание меня поддержать.

Это его невольное движение, не укрылось от моих глаз. Значит, он мне не враг, а теперь уже соратник, движимый, таким же чувством мести, которая двигала и мной.

– Я приветствую тебя император, – сказал я, стоя перед ним.

– Не могу тебе ответить тем же, муж моей безвинно погибшей дочери, – ответил мне Менелик.

– Не всё зависит от нас, и не всё мы можем предвидеть, негус. Где была твоя охрана, где был тот, который проверял иностранцев прибывших на свадьбу? Или никогда и никто не смел, покушаться на жизнь императора и его приближённых?

– Эти люди, ответят за случившееся, – глухо ответил мне негус, – по всей Абиссинии ищут организаторов, и всех кто мог быть причастен к этому. Мои палачи уже допрашивают тех, кто затеял драку, отвлёкшую охрану.

– Поздно уже пить лекарство, когда желудок уже отвалился, – перефразировав знаменитую фразу, ответил я ему. – Мне предстоит самому разобраться во всём и наказать всех тех, кто имел наглость покуситься как на меня, так и на мою жену.

Император, дёрнулся, как от удара и сказал.

– Не тебе, а нам. Нам, – подчеркнул он это слово, – предстоит разобраться с организаторами убийства, потому, как убийцы уже давно мертвы.

– Здесь и разбираться не нужно, и так всё ясно, – устало ответил я. – Это англичане, и это также верно, как и то, что я чернокожий.

Менелик качнул головой, подтверждая то, о чём он и сам думал. Дело было ясное, что дело было тёмное.

– Садись, – ответствовал он мне. Ему же мигом принесли другое кресло, в которое он уселся, расположившись напротив меня. Мы помолчали, каждый думая о своём, а в итоге, об одном и том же.

– Что ты думаешь предпринять? – спросил меня негус.

– Воевать, воевать, и ещё раз воевать. Но…, я приподнялся из кресла. – Но, мне необходима помощь.

– С оружием я тебе помогу. Торговля твоего государства, как и его территория, растёт, да и у меня найдётся запас винтовок, которые я тебе отдам.

– Нет, мне нужны не только винтовки и патроны, мне нужны ещё и люди. Негритянское население ещё не развито и может пока, только быстро учится воевать. Мне нужны учителя и врачи, инженеры и учёные. Мне нужны школы, и пускай это будут всего лишь церковно-приходские школы, но пусть они будут. Мне нужны академии и университеты. Иначе…

– Иначе, мы всю жизнь будет обслуживать других и преклоняться перед англичанами, веря, что это они молодцы, а мы только ничтожная пыль под их ногами.

Менелик II не всё понял из того, что сказал ему Мамба, но общий смысл, уловил, и ответил, после того, как обдумал свои слова.

– Нелегка ноша государя. А твоя, так и вовсе. Никого за тобою нет, Иоанн Мститель, ни семьи, ни славных предков.

– Твоя, правда негус, – мрачно усмехнулся я, – и вправду, никого. Ни предков, ни семьи, дочери лишь малолетние, да соратники редкие. Да много ли помогли Йоханнысу IV, его родственники? А может друзья помогли, и спасли его от смерти, а его войско, от поражения? Или предки его, встали из древних могил?

– Да, твоя правда, за мной, только группа преданных мне лично, да бывшие воры, разбойники, авантюристы, и нищие, желающие обрести богатство. Да, только лишь такие, у меня и есть. Мошенники и отчаявшиеся, каторжники и дезертиры, они основа моего государства и армии. Но и сними, я работаю. Воров, не бросивших своё ремесло – вешаю, дезертиров, бросивших в бою своих товарищей – расстреливаю, а мошенников – травлю.

– И не будет им спасенья от меня, если они не раскаются, а более, ненавижу я предателей – у тех, я отнимаю душу, потому, как честь, они уже потеряли! А бесчестным, и душа не нужна, не примут их там… Будут маяться везде, и в аду, и в раю.

– Скажи мне, где ты захоронишь свою дочь?

– Тело её почиет в семейной гробнице, а лик её будет причислен к святым Абиссинской коптской церкви, на то уже отправлен мною запрос египетскому патриарху в Каир. Думаю, что соизволение от него, мы получим в ближайшее время.

– То, правда, святая она. Бросилась на помощь ко мне, и погибла, собою и закрыв, все осколки и силу взрыва на себя приняв.

Непрошенная слеза, покатилась по изборождённому шрамами и испытаниями суровому лицу Иоанна Тёмного. Это вызвало удивление у Менелика. Он встал и, подойдя вплотную, положил руку на плечо Мамбы.

– Прости, я думал о тебе хуже. Спасибо тебе за то, что не остался равнодушным к её гибели. А ведь ты и не знал её, не провёл с ней, ни одной ночи. Имя моей дочери, Заудиты, будет увековечено в истории Абиссинии, а церковь, где она будет захоронена, станет одной из наших святынь.

– Эфиопии…

– Что? Что ты сказал, Иоанн.

– Страна твоя император, в будущем, будет называться Эфиопией, и так будет до скончания веков.

– Откуда ты знаешь?

– Я много знаю негус…

– И даже знаешь, когда я умру?

– Нет, этого я не знаю, да если бы и знал, то всё равно бы не сказал. Ни к чему это. Лишнее…

– Живи и царствуй Эфиопии на славу, а мне надо Африку развивать, да воевать.

– Я понял тебя, о, провидец! Правду говорят, что ты унган. Ты непростой унган, ты – Великий унган! Я помогу тебе людьми, многие пойдут за тобой, после всего произошедшего. Обещай мне только одно.

– Что?

– Никогда не нападать на мою страну.

– Я обещаю тебе, Менелик II, что если когда-нибудь твоя страна войдёт в моё царство, это будет не по принуждению, а по доброй воле, всех народов и племён, которые на ней проживают. И никогда, не стану я воевать ни с тобой, ни с кем-либо из твоего народа, если не нападут на меня, они сами.

– Я почему-то верю тебе Иоанн. Я верю, и не сомневаюсь, что ты сможешь, и сделаешь, всё что сможешь.

Менелик II, тяжело опёрся о свой посох и, встав, медленно вышел из зала в сопровождении почётной охраны, оставив Мамбу одного.

Через сутки состоялась торжественная церемония захоронения Заудиты в склепе под полом центральной церкви Аддис-Абебы. Проводив в последний путь Заудиту, я собрался, и через неделю, завершив все переговоры, отбыл в Хартум в сопровождении внушительного отряда, желающих отомстить за гибель Заудиты, благо к этому времени уже стало известно, об объявленном мне газавате.

Одно, на ложилось на другое, и я только приветствовал, такое обоснованное «безрассудство» английских колониальных властей. Англо-бурская война, ещё не началась, а 1899 год только начался.

Как я не ненавидел англичан, я не торопился нападать на них первым. Месть – это такое блюдо, которое надо есть холодным. А вся горячая кровь из меня уже вытекла, и я не собирался давать никакого шанса победить Британской империи в Африке.

Естественно, моих сил не хватит бороться с ними на равных, но мне этого и не надо было. А потому, я стал заключать договоры о торговле, и пакты, о взаимном ненападении.

Первый договор, я подписал ещё до свадьбы в Аддис-Абебе, с Джоржем Ринслоу, а также подписал договор и сотрудничестве со скромным и невзрачным человеком, прибывшим позже, и оказавшемся сенатором. Он предъявил бумаги советника президента САСШ по африканским колониям, и был очень настойчив в своём стремлении обмануть меня.

С ним мы подписали договор о разграничении зон влияния. Моя территория в этом договоре, утверждалась до порта Матади, находящегося на реке Конго, и который я уступал на десять лет в аренду правительству САСШ.

В этом порту создавались склады и предприятия первичной обработки каучука и дерева. Со всей моей территории туда поставлялись дерево и каучук, а также пальмовое масло.

Мванги, катикиро Конго, и Бедламу, катикиро Банги, ушли соответствующие распоряжения, о заложении плантаций каучуконосов, и пальм, дающих пальмовое масло, а там, где они были, указания о расчистке территории для их лучшего произрастания, и ухода за ними.

Для этого, создавались рабочие артели, старшинами в которых, я распорядился назначать любых европейцев из числа зарекомендовавших себя, а также иметь в самых крупных поселениях, небольшие гарнизоны для охраны плантаций, и готовить там новобранцев, которые могли понадобиться в любую минуту на планируемой мною войне.

Джорж Ринслоу, а в его лице «Трансатлантическая Африканская торговая компания», покупала у меня права на строительство железной дороги от Матади до Леопольдвилля, точнее на восстановление этой железной дороги, которую построили ещё бельгийцы, а также получало монопольное право на ведение торговли со мной.

С ним же, мы подписали договор о намерениях, в котором обязались создать сеть «природных» лабораторий по производству лекарств на основе растительного сырья и тех рецептов, которых я знал, или мог получить. Лабораторий предполагалось создать, как минимум три.

Одна в Банги, другая в Бомо, что находится вблизи побережья Атлантического океана в бывшей столице Бельгийского Конго, и третья в Кабинде. Ринслоу думал, что всё будет просто.

А я решил, что основное производство, будет организовано в Банги, а все остальные лаборатории будут работать на основе тех полуфабрикатов, которые будут делаться в первой.

И им будет известно, только конечная стадия производства продукта, а не то, из чего, и в каких пропорциях делаются основные составляющие будущих эликсиров, декоктов, настоек, и лечебных мазей.

Так мы и разошлись, «довольные» друг другом. Ринслоу думал, как он всё ловко провернул, а я думал – хрен тебе, а не постоянная выгода, да и вообще, хрен тебе. А то сначала аренда и договор десять лет, потом ещё на пять, а потом, навсегда. Не будет такого, американская твоя душа.

С американцами, мы распрощались, но они обещали ещё вернуться с другими предложениями, но через год, действуя, как Ходжа Насреддин, взявшийся осла учить говорить. Через год, либо Мамба сдохнет, либо станет сильнее, и тогда они со своими предложениями, будут, как раз в тему.

С Фимой Сосновским, мне предстоял ещё один разговор, который я с ним завёл уже после трагедии на свадьбе. Всё началось с моих детских воспоминаний о мультфильмах. Я, конечно, не собирался их снимать, ни здесь, ни в другом месте.

А вот Дисней, меня натолкнул на мысль – если есть Диснейленд, а не сделать ли мне Мамбаленд, на каком-нибудь небольших размеров острове, недалеко от побережья Италии или Испании скажем, а там можно и в Америке всё организовать, если задумка понравится.

Рассматривая карты, я натолкнулся на французский остров Иль-дю-Леван, что возле побережья Ривьеры между Марселем и Ниццей. Его площадь всего лишь девять квадратных километров, а много ли надо для счастья?

Остров, ничего из себя не представлял, был мал, значимых сооружений на нём не было, а проживало на нём, от силы сто человек, соответственно, его можно было взять в аренду у Франции.

Ефиму я долго рисовал и объяснял свои рисунки, где были обозначены различные аттракционы и идеи, выраженные на бумаге. Мне было очень плохо, а что, как не труд, позволяет отвлечься от собственных горестей, хотя бы на время.

Но Сосновский, мало что понял, кроме самой идеи. Пришлось подробно всё чертить и описывать, чтобы впоследствии Фима смог найти толкового инженера, или целое конструкторское бюро, если такие сейчас были, и реализовать всё это уже на практике.

Его дядя, барон Горацио Гинзбург имел обширные деловые связи во Франции, а также имел там дом, виллу, и ещё Бог весть что. Туда он и уедет из России, а пока он помимо банковского дела он занимался ещё и золотыми приисками в Сибири.

Зная, насколько он щепетилен и честен от Фимы, насколько это было возможно ожидать от еврея. Но вот то, что представители этой нации всегда придерживаются своих обязательств, нарабатывая себе репутацию, с помощью которой и выживают в этом сложном мире, попутно грабя его, как, впрочем, и представители других наций, я знал.

Оттого и надеялся на Фиму, вручив ему патент на разработку золотых приисков недалеко от Банги и в Уганде. Патент оформил Емельян Муравей и его контора. Сосновский уехал от меня с кучей бумаг, проектов, договоров и прочей финансовой канцелярщины.

Но Мамбаленд ему понравился. Ещё бы, кривые зеркала, пещеры пиратов, обычные карусели, лодки-качалки, мимишные герои, детский парк, морские аттракционы, из наиболее простых и безопасных, в нём тоже имели место быть. Многое я знал, многое вспомнил на досуге, а многое и придумал.

Одно только мешало полностью реализовать идею Мамбаленда – это отсутствие детской культуры в девятнадцатом веке и в начале двадцатого. Дети не воспринимались детьми, отношение к ним взрослых, было, как взрослым, только маленьким и мало, что умеющим. Оттого и игрушек выпускалось немного, и детских развлечений почти не было. А уж для подростков и вовсе ничего. Тем не менее, это стоило попробовать.

Через Гинзбурга я и надеялся арендовать этот остров, а чтобы ему не мешали там, а мне тут, я подписал с французским послом в Абиссинии Пьером Жарденом тайный договор, в котором признавал границы протекторатов Франции, а Франция в нём соглашалась с моими территориальными претензиями.

Помимо этого, в этом договоре был пункт, выраженный отдельным документом, который назывался – «Пакт о намерениях». В нём, обе стороны, с моей – государство Судан, с противоположной – Французская республика, обязывались, не предпринимать против друг друга на территории Африки никаких военных действий.

Кроме того, я обязывался не поддерживать Германию в её территориальных претензиях, не вступать с ней в военный союз, и никоим образом не помогать ей вести боевые действия против французов, что устраивало пока обе стороны.

С послом Германии, произошло всё тоже. После проведённых переговоров, мы обменялись похожими документами, и заключили в свою очередь, такой же пакт о ненападении, как и с французами.

Только теперь я давал гарантии, что не предприму никаких враждебных действий против Германии, и не буду оказывать никакой поддержки французам на территории Африки. После проведения этих переговоров, и Франция и Германия считали свои цели, достигнутыми.

Но и без этих документов, каждая страна понимала, что я уже расставил приоритеты, и воевать буду только с англичанами и их ставленниками, что полностью устраивало обе державы.

Ну а после заключённого со мной договора, они были уверены, что не будет никаких мелких стычек, провокаций, и полноценных диверсий и саботажа их указаний подчинённым им племенам с моей стороны, о которых они уже были изрядно наслышаны, на том всё и остановилось, до следующего этапа событий в Африке.

Глава 3. Нападение на Судан

Хусейн Сауд ибн Абдаллах был коренастым, смуглокожим мужчиной среднего возраста, с грубоватыми чертами смуглого, типично арабского лица, с выделяющимися на нём большими слегка навыкате чёрными глазами.

В этих глазах, легко читались все пороки, которыми он не только обладал, но и гордился. Он был жесток, сластолюбив, вероломен и циничен, как раз имея все те качества, которые ценили англичане в своих сателлитах. Но, кроме того, у него были и достоинства, главным из которых, было умение воевать.

Воевать, грабить, планировать операции разгрома враждебных племён, всё это было у него в крови, и оттачивалось в нём в течение его сознательной жизни, это был идеальный кандидат на роль человека, который смог бы возглавить газават.

Родом был Хусейн Сауд ибн Абдаллах из династии саудитов, но больше всего времени, из своих прожитых тридцати семи лет, он провёл в султанате Оман, участвуя во всех межплеменных стычках и рейдах, которые происходили на Аравийском полуострове. Английский консул при дворе султана Омана, ненавязчиво рекомендовал султану Фейсалу, назначить именно его.

Сказано – сделано, и вот Хуссейн Абдаллах уже стоит во главе стекающегося в город Акаба, что на границе Синайского полуострова, войска. Весь Аравийский полуостров, откликнулся на этот призыв. Здесь были всадники из Аравии, из Омана, из Адена, из Йемена, Кувейта, Катара и других султанатов и мелких племенных образований, расположенных на полуострове и вне его.

Даже были воины из Ирака и Персии. Инкогнито прибывали бойцы за ислам из Сирии и Османской Турции, и таких, было больше всего. Среди них попадались и боснийцы, и хорваты, и албанцы. Все они составляли пехоту газавата, ни верблюжьих всадников, ни кавалеристов среди них не было. Да, это было и не нужно.

Английские интенданты создавали цепочку продовольственных складов на пути многотысячной армии, которая добралась до Суэцкого канала, и, переправившись через него по наведённому плавучему мосту, двинулась дальше маршем в сторону Судана.

Обойдя Каир, вся эта масса вышла к Эль-Фаюму, и там остановилась для формирования батальонов и кавалерийских частей, перевооружаясь и получая англичан в качестве офицеров пехотных батальонов.

В Эль-Фаюме было сформировано пятьдесят пехотных батальонов по одной тысяче человек в каждом, все они были вооружены однозарядными винтовками Ремигтона. Помимо собственно арабов и мусульман других народов, в них присутствовали и собственно, египтяне.

Арабская конница насчитывала пятнадцать тысяч всадников, а вновь сформированный Верблюжий корпус состоял из девяти тысяч человек. Великобритания придала к этим силам ещё тысячу своих солдат, которые входили в состав орудийных и пулемётных расчётов, приданных к армии газавата.

Они обслуживали шестьдесят орудий, из которых, двадцать штук были полевыми гаубицами, а также пятьдесят пулемётов Максим, по одному на каждый батальон (А нечего их баловать, чай не обороняться будут).

Но не все войска собирались наступать от Эль-Фаюма. Две тысячи всадников арабских племён, были загружены на транспортные баржи и доставлены на них в порт Суакин. Оттуда, они собирались ударить в тыл войску раса Аллула, державшего оборону в приграничном к Египту городе Вади-Гальфа.

Суакин, порт на берегу Красного моря на исходе Нубийской пустыни в Судане, был оставлен мамбовцами, после того, как его подвергли бомбардировке с английских крейсеров, пришедших из Порт-Саида.

Немногочисленные отряды из числа воинов раса Алулла Куби были вынуждены оттуда отступить и рассеяться по пустыне, отправив известие о захвате Суакина.

Хусейн Сауд ибн Абдаллах с гордостью смотрел на свою семидесяти пятитысячную армию, готовую идти за ним и в жару, и в голод. Выйдя из Эль-Фаюма, его армия, почти сразу столкнулась с тем, что стало не хватать продовольствия, так как все провинции, лежащие между Каиром и Вади-Гальфа, были разорены недавним набегом суданцев.

А всё зерно собранное там, было ими украдено, а все поля разорены. Да, египтяне сыпали проклятиями на разбойников суданцев, но от этого зерна не прибавлялось и хлеба тоже.

В связи с этим, общемировые цены на пшеницу поднялись на Лондонской фондовой бирже, так как долина Нила исправно снабжала зерном не только себя и близлежащие страны, но и Англию.

На это отреагировала Россия, став поспешно опустошать свои запасы, стремясь насытить рынок по выгодной для себя цене. О том, что надо бы и о своих крестьянах позаботится, никто и не думал. Но это лишь один штришок, в общую картину ситуации в целом.

В общем-то, ни премьер-министр Великобритании маркиз Солсбери, ни министр по делам колоний Джозеф Чемберлен, не собирались давать отмашку на прекращение бессмысленной войны с Иоанном Тёмным, больно уже всё зашло слишком далеко.

Проблема была решена закупкой продовольствия в САСШ, Канаде, России, и переправлена к месту проведение боевых действий. 1 апреля 1899 года вся масса войск под командованием Хусейна Сауд ибн Абдаллаха и контролирующего его генерала Сомерсгота, перейдя границу, атаковала город Вади-Гальфу.

Под началом раса Алуллы находилась пятнадцатитысячная армия в основательно укреплённом пленными египтянами городе. Рас Алулла, ожидал нападения и с реки, где специально для защиты от подобного, были установлены самодельные пороховые мины.

Но англичане, наученные горьким опытом, не решились на это, боясь бездарно потерять ещё несколько боевых кораблей, или канонерских лодок. Вместо канонерок, они поставили армии газавата блиндированный поезд, использовав опыт Османа Дигны.

Рас Алулла, как мог, укреплял свои позиции, создав по обе стороны реки два укрепрайона, упиравшиеся полукольцом в реку и готов был биться насмерть и не отступить. Полученные в качестве трофеев английские полевые пушки были надёжно замаскированы в разных местах, чтобы они смогли неожиданно вступить в бой, ведя фронтальный перекрёстный огонь.

А дальнобойные морские орудия, снятые с канонерских лодок должны были помочь ему в противостоянии с гаубицами противника, а как оказалось ещё и с «бронепоездом», в качестве которого выступал блиндированный поезд.

Несмотря на то, что враг превышал в пять раз численность войск раса Аллулы, он был полон решимости, отстоять укрепления города до прихода войск Мамбы. Его войска состояли из опытных воинов, прошедших с ним не одно сражение и пройдя не одну тысячу миль пыльных и грязных африканских дорог и троп. Молодёжи было совсем немного, и вся она состояла под присмотром опытных воинов, учивших их воевать каждый день.

Хуссейн Абдаллах, надеявшийся на лёгкую победу был неприятно поражён тем, что его войска ждала глубокоэшелонированная кольцевая оборона, с которой он ни разу не сталкивался. Его кавалерия, попытавшаяся с наскоку, захватить этот опорный пункт была отбита с большими потерями для неё.

Устремившиеся в атаку всадники были подпущены поближе, а потом, в упор расстреляны слитным огнём многочисленных пулемётов, орудий и скорострельных магазинных винтовок. Потеряв в первой же атаке, больше тысячи воинов убитыми, и больше двух тысяч ранеными, он отступил.

Поняв, что здесь успех кавалерией не добудешь, он повёл свои двадцать три тысячи кавалеристов в обход Вади-Гальфы, надеясь захватить Донголу, и покончить со всем войском Иоанна Тёмного одним ударом, блокировав реку и окружив его со всех сторон. Кроме этого, он ещё надеялся соединиться с двухтысячным отрядом, направленным через Нубийскую пустыню, не зная, что дни этого отряда уже сочтены.

Разбираться с оборонительными укреплениями Вади-Гальфы, была оставлена пехота вместе с поездом и приданными к ней артбатареями, во главе с британским генералом Сомерсготом. Сам же он налегке поскакал вперёд, рассчитывая на победу.

***

Из Хартума я вышел во главе двадцатитысячной армии, собранной из моих сторонников и тех людей, которые добровольно пошли со мной, благодаря поддержке Менелика II.

Пять тысяч всадников входивших в моё войско, я отправил искать двухтысячный отряд мусульманской кавалерии, чтобы уничтожить её, а сам во главе оставшихся пятнадцати тысяч, отправился на помощь расу Аллуле.

Были со мной и двадцать ручных пулемётов, наконец, полученных мною из России, и ещё не применявшихся в бою. Сейчас же, как раз и наступил тот момент, который, кстати, мог проверить их эффективность.

***

Пятитысячное войско по приказу Иоанна Мстителя, которое вёл рас Айда Вашер, выслеживало отряд арабов, перемещаясь из одного оазиса к другому, предвосхищая пути их наступления из порта Суакина.

Саудовцы, особо не таились и не стали делать запутанных переходов, надеясь по кратчайшему пути из Суакина, добраться до города Эд Дамер, что находится недалеко от притока Нила, реки Алибара. Здесь они их и перехватили.

Пятьсот абиссинских кавалеристов из кушитских племён завязало стычку с передовым отрядом арабов. Сабельная схватка могла бы быть скоротечной, если бы на помощь арабам, не пришёл весь отряд, скрывавшийся за холмами.

Растянувшись лавой, арабы стали стремительно сокращать расстояние между ними и сражающимися. Увидев этого, амхарцы стали разворачивать коней и удирать в сторону недалеко расположенного оазиса.

Арабская конница, блестя саблями, которыми они размахивали на всём скаку, и весело при этом гигикая, бросились преследовать убегающего противника, скаля от радости преследования свои белые зубы, не хуже, чем у лошадей, на которых они ехали.

Сбившись в плотный строй, они постепенно нагоняли убегающих, за счёт более лучших и быстрых коней. Всё изменилось в одночасье, когда из-за барханов, окружающих крохотный оазис, внезапно показались ряды чужих всадников.

Айда Вашер с радостью смотрел на то, как его манёвр с нападением и бегством слабого отряда, удался на славу. И теперь всё двухтысячное войско арабов, которых он долго искал по всей Нубийской пустыне, скакало в направление оазиса, преследуя его воинов.

Взмахнув саблей, он отдал приказ подымать коней, которые лежали на песке, послушные воле своих хозяев, старавшихся ничем не выдать себя врагам.

Тихо встали кони с завязанными мордами, отряхиваясь от налипшего на них песка, нанесённого несносным ветром. Понукаемые своими седоками они начали разбег с вершин величественных барханов, постепенно ускоряя свой бег.

К моменту, когда они показались на глаза лавине всадников, нагонявших убегающих амхарцев, у коней были уже сорваны повязки, мешающие им активно дышать, а их седоки, прицелившись дали залп из карабинов, и устремились на попавших в ловушку арабов, обрушившись на них с двух сторон.

Растянувшись двумя полумесяцами, они быстро охватывали с флангов и сзади арабскую конницу, не давая им возможности убежать. Арабы, слишком поздно заметили, что их атакуют, увлёкшись погоней за слабым противником.

Заметив многочисленную конницу, вот-вот готовую напасть на них, они попытались дать отпор. Но в процессе атаки очень сложно разделить воинов поровну, либо отдать правильный приказ на отступление или нападение.

Обе лавы, через несколько минут схлестнулись, перейдя врукопашную, атаковав арабских всадников с обеих сторон. Кавалерийская атака, скоротечна. Копья, пики, сабли – всё это промелькнуло перед глазами каждого воина и с одной, и с другой стороны.

Бешеный звон сталкивающихся в воздухе сабель, крики раненых и умирающих, ржание раненых коней, бьющихся в агонии и помогающие своими копытами упасть другим коням – всё это, всего лишь звуки боя.

Кони, сбивая друг друга грудью, лягаясь и кусаясь, сражались, как могли, или как их научили их владельцы. Седоки, пытались выбить из седла своего врага, отирая его корпусом своего коня, или, отмахивались саблей, беспрестанно взмахивая ею и рубя своего противника.

Застигнутые врасплох, пребывающие в меньшинстве арабы, дрогнули, и стали выходить поочерёдно из схватки, понукая своих коней, пока конное сражение не превратилось сначала в избиение, а потом в преследование сдавшегося врага.

Бешеная скачка преследования, продолжалась до самой темноты. Уйти удалось немногим, ну а те, кто смог уйти, уже не представляли никакой реальной военной силы, и быстро уходили на Восток, стремясь добраться до Суакина и вернуться на родину. Таких было очень немного, из двух тысяч конных бойцов, вернулось меньше сотни.

***

Рас Алулла рассматривал через бинокль наступающие пешие порядки армии газавата, волнами накатывающихся на его укрепления. Позади них, пыхтел угольным дымом, стоящий позади блиндированных вагонов и открытых площадок с орудиями, паровоз.

Стороны обменивались артиллерийскими ударами, а солдаты под зелёными знамёнами шли вперёд. Наконец, по мнению раса, наступил удачный момент для работы гаубицами, и они открыли огонь, до этого скромно не давая о себе знать.

Контрбатарейная борьба, в которой Семён Кнут, уже изрядно поднаторел, велась с переменным успехом. Орудия, соревнуясь между собой в точности попаданий в цель, пытались нащупать позиции противника. Англичане, переодетые мусульманами, были достойные артиллеристы, чего нельзя было сказать о личном составе, которым командовал Семён. Зато у мамбовцев, были хорошо пристреляны окрестные высоты.

Султаны взрывов быстро накрыли наступающую пехоту, а кинжальный огонь из пулемётов, быстро разметал густые колонны наступающих мусульман.

Орудия с бронепоезда, пытались поддержать атаку, но для них, у раса был припасён свой ответ. Отдельная батарея морских орудий, открыла огонь, целясь, только по паровозу.

Через десять минут, один из снарядов попал в его трубу, пробив её насквозь и взорвавшись уже за ней, а второй ударил в центр паровоза, отчего гулкий взрыв его котла повторил грохот самого разрыва удачного попавшего снаряда.

Не имея возможности маневрировать, весь состав оказался отличной мишенью для стрельбы, благодаря своим размерам, и после часа напряжённой артиллерийской дуэли, прекратил своё существование.

Но двадцать английских гаубиц, против шести гаубиц суданцев и четырёх морских орудий, оказались большей силой, перемалывая укрепления своими снарядами.

Но укрепления создавались на протяжении года, и солдаты Алуллы, смогли закопаться в песок, и создали огромное количество валов, дзотов с установленными там пулемётами, а также глубоких траншей, в которых сидели сейчас солдаты, о чём не раз, и не два рассказывал Мамба. Неизвестно, откуда он черпал свои знания, но то, что эти глиняно-песчаные дзоты на поверку оказались огромным преимуществом перед наступающим плотными цепями противником, оказалось правдой.

Не выдержав убийственного ружейно-пулемётного и артиллерийского огня, воины газавата, стали отступать, оставляя на поле боя убитых и раненых. Стремясь закрепить успех, ночью, две тысячи солдат раса Алуллы, пошли в атаку на гаубичные батареи. Не ожидавшие такого пехота газавата и английская орудийная прислуга не смогли оказать долгого сопротивления, и отступили, отдав батареи врагу.

Негры, невидимые во тьме, воспользовавшись этим, радостно заклёпывали орудия, разбивали орудийные замки, а один из нападавших, бывший казаком на службе у Мамбы, подкладывал взрывчатку в снарядные ящики, отматывая длинный бикфордов шнур, чтобы без помех зажечь его.

Во тьме сверкали вспышки оружейных выстрелов, грохот разрывов, матюки на разных языках, да блестело в свете луны и далёких звёзд обнажённое холодное оружие. В довершении всего по лагерю стали бить уцелевшие гаубицы Алуллы, после чего, диверсионный отряд быстро отступил, предварительно подпалив бикфордов шнур.

Во всеобщей неразберихе ночной атаки, скоротечного боя, и последующего отступления врага, никто не приметил слабый огонёк горящего фитиля. Многие, кто в напряжении всматривался издалека в картину ночного сражения, был вознаграждён незабываемым зрелищем взорвавшегося склада с боеприпасами.

Рвануло так, что грохот взрыва слышался, наверное, в Хартуме и Каире, насторожив их жителей. Утром, разозлённые ночной атакой, многочисленные воины газавата под командованием английских офицеров, поспешно строились для решающей атаки.

Батареи английских полевых пушек были выдвинуты на максимальное близкое расстояние к укреплениям, чтобы без помех расстреливать и так уже порядком разрушенные предыдущим днём укрепления мамбовцев.

Батальоны, изготовившись к атаке, пошли сначала развёрнутыми колоннами, а потом, перестроившись в густые цепи, побежали навстречу смерти. Со всех укреплений воины раса Алуллы, открыли ураганный огонь, но он не сломил атакующих, которые пользуясь своим численным превосходством и устилая всё своими трупами, устремились вперёд, в последнем усилии заняв, как оказалось, всего лишь первую линию обороны.

Крики ярости не помогли им найти в себе мужество, которое было сразу разрушено огнём, до этого молчавших батарей полевых пушек, пристрелянных по первой линии обороны заранее. Удар, скрытых до этого времени батарей, был внезапным, и нанёс огромные потери, уже уставшим от боя солдатам газавата.

В воздух полетели пыль и тела пытавшихся закрепиться здесь мусульман, но от мощного артиллерийского огня ничего не спасало, он был слишком силён. Не выдержав тяжёлых потерь, пехота стала откатываться назад. Вслед им неслись пулемётные очереди со второй линии обороны, делая обширные просеки в плотных цепях отступающих воинов.

Рас Аллула Куби, увидев это, приказал усилить огонь, а потом, внезапно встав во весь рост, закричал: – Братья, воины, наш момент настал! Вперёд, в атаку! И да поможет нам Бог! За Мамбу!

– За Мамбу! – взревели все остальные и, перезаряжая на ходу винтовки, и пристёгивая к ним штыки, бросились из-за укрытий в атаку. Они быстро догнали уставших мусульман, расстреливая их в спины из винтовок, а потом, ударили в штыки.

Теряя людей, поредевшие пехотные батальоны стали откатываться назад, где генерал Сомерсгот, готовил к бою последние остававшиеся у него в резерве батальоны, благодаря которым он смог остановить наступательный порыв суданцев и отбросить их назад, с большими для себя потерями.

Потери были очень велики. К тому же мешал артиллерийский огонь батарей мамбовцев, который заставлял замолкать один за другим пулемёты обороны лагеря. Так на плечах бежавших солдат газавата, мамбовцы и ворвались в лагерь. Битва закипела с удвоенной силой. Но после введения подкрепления, суданцы были вынуждены отступить.

Перегруппировав свои войска, генерал Сомерсгот лично возглавил атаку желая додавить численным преимуществом своих войск оборону города, боясь, что хорошо показавшие орудия обороны стрелявшие шрапнелью, нанесут его войскам такие потери, что они не смогут продолжать бой.

И снова воины газавата пошли в атаку, крича «Алла», «Аллах Акбар», как будто Аллах, был только на их стороне. Но, Осман Дигна так не считал. В его распоряжении было немного людей, всего около трёх тысяч, и все они сейчас находились в резерве. Большинство из них, готовились к рукопашной схватке, планируя вступить в неё, как только будет захвачена вторая линия обороны.

Густые цепи воинов газавата, вторично бросились захватывать первую линию обороны, а английские орудия с переменным успехом, подавляли артиллерийский огонь заново открытых скрытых батарей суданцев.

Несмотря на всё это, мусульманские батальоны снова овладели первой линией траншей и, заняв их, бросились дальше, где их встретил опять пулемётный огонь.

Покрывая ковром своих тел расстояние между двумя линиями, они рвались вперёд, предчувствуя победу. Их было много, и они надеялись победить, но тщетно. Опять в работу включились пулемёты, которые до этого молчали, а невидные издалека дзоты, открыли убийственный огонь с минимального расстояния, уничтожая волны атакующих.

Таких потерь не мог выдержать никто, и рас Аллула в очередной раз поднял воинов в атаку, введя в бой свой резерв во главе с Османом Дигной. Дико завывая, они устремились в рукопашную, надеясь не на свои винтовки или сабли, а на короткоствольные револьверы, отлично показавшие себя в подобных схватках. И этой атаки воины газавата во главе с почти выбитыми в процессе боя английскими офицерами уже не смогли выдержать.

– Пленных не брать, – орал Алулла размахивая саблей позади своих воинов, благоразумно не идя в атаку в первых рядах. Эта команда, ещё более распалила атакующих, которые, со звериной кровожадностью бешеного волка, терзали наступающих воинов газавата.

Расстреливая последние патроны, рубя саблями, коля штыками, мусульмане убивали мусульман, а коптские христиане, христиан протестантских и англиканских. Язычники, мочили всех подряд, не разбирая под каким знаменем кто где был, и какого цвета у него кожа, или на каком языке он говорил.

Им было всё равно! Кровь лилась рекой. Мольбы о помощи, поднятые вверх руки, никого не интересовали, и не принимались во внимание. Как дикие звери, дорвавшиеся до сладкого мяса, убивали мамбовцы, недавних «волков», которые с такой же яростью и жаждой убийства, намеревались разделаться и с ними, если бы победили. Но им не повезло, и теперь они гибли, устилая своими телами древние пески, много повидавшей Нубийской пустыни.

Эта атака осталась и последней. В результате этого сражения, многие пехотинцы, объявленного по указке англичан газавата, нашли здесь могилу. Сбежать удалось немногим. Бросая оружие, боеприпасы и все остальные вещи, которые им мешали бежать, немногие уцелевшие, ловя разбежавшихся коней обоза и артиллерийских упряжек, разбегались во все стороны, кто конный, кто пеший, остальные, сдались в плен.

Никто из них, не собирался больше участвовать в этом безумии, называемой войной с Иоанном Тёмным, взявшим себе новое прозвище – «Мститель». Но оставались ещё двадцать две тысячи всадников, ушедших вместе с Хуссейном Абдаллахом, судьба которых была ещё не решена.

После победы, голова убитого в бою английского генерала, была отрезана и высушена под жарким солнцем, а затем, отправлена в дар ещё живой королеве, вместе с десятком чудом выживших пленных англичан.

Рас Алулла взял на себя ответственность и написал в записке, приложенной к ней от имени царя Судана Иоанна Тёмного.

– «Милостивая королева, посылаю Вам столь экзотический подарок. Увы, в моей стране не цветут больше цветки любви, подобно прекрасным орхидеям в диких джунглях. В моей стране, сейчас цветут страшные цветки смерти, так знакомые Вам! Прошу принять от меня этот подарок в знак нашей вечной вражды и ответный жест, на убийство моей невесты Заудиты. Вечный покой вам, и маркизу Солсбери – титулованному убийце. Ваш смертельный враг, Иоанн Тёмный (Мститель), князь, король, царь, и будущий император Африки».

О том, что Мамба потерял невесту, и кто за этим стоял, расу Аллуле сообщил курьер, приплывший к нему незадолго перед наступлением воинов газавата, и передавшем ему личное письмо от Мамбы, а что-то передав и на словах. Так что здесь, если и была отсебятина, то весьма условная и незначительная.

Воины раса в ходе битвы захватили богатые трофеи, состоящие из восемнадцати вполне исправных пулемётов и тридцати полевых орудий, а также почти пятьдесят тысяч винтовок, и огромного количества боеприпасов, как к ним, так и к орудиям. Но глава газавата Хуссейн Абдаллах ещё не был пойман. Но на встречу с ним, уже спешил сам Мамба.

Глава 4. Разгром

Две сотни всадников из моей личной гвардии, вместе со мной совершали манёвры, смысл которых понятен был только мне. Пускай я был не самым лучшим всадником, но злость, желание отомстить, и уже привычка идти до конца, творили чудеса. Многие подумают – опять «превозмогатель»!

Но нет, когда у тебя нет другого смысла жизни, когда ты годами, только и делаешь то, что преодолеваешь трудности, обходишь смертельные опасности, и неожиданные ловушки, пытаешься продумывать наперёд, постоянно спотыкаясь и падая, а потом, вставая, идёшь вперёд, это переходит в привычку.

Если ты не умеешь – учись! Если не хочешь, а надо – заставь себя! Хочется порыдать? – рыдай, а потом, вытерев слёзы и сопли, снова пытайся, снова и снова сделать то, что не получается у тебя. И так до бесконечности. Старые как мир слова – «из искры, возгорится пламя» – это квинтэссенция человеческой настойчивости и воли, и только это, делает из человекоподобного существа, действительно человека.

Вот и Мамба, набивая себе шишки и натирая мозоли на ногах, пытался неумело управлять благородным скакуном. Судорожно сжимая уздечку обеими руками, он старался заставить спокойную вроде кобылу, делать сложные манёвры.

Кобыла, ерепенилась, недовольно взбрыкивала, нетерпеливо перебирала ногами, пытаясь скинуть неумелого седока со своей спины. Слава Богу, это был не жеребец! Иначе, я бы давно валялся на земле, придавленный её тушей, а то и награждённый ударами увесистых копыт.

Уж я насмотрелся, как несутся раздражённые неумелым седоком кони, а то и пытаются кувыркаться вместе с ним, норовя зафутболить седока вперёд, либо назад, брыкаясь задом. Ничего приятного.

Вот оттого и досталась мне спокойная кобыла по кличке Марух, которая не сильно то и понимала, что от неё хотят. Наконец, я смог ездить на ней достаточно быстро, трясясь в галопе, и научился быстро разворачиваться на ней. Ну и самое главное, по моей команде, на полном скаку, она останавливалась, имитируя ранение, и ложилась на землю.

Тот же самый манёвр отрабатывали и остальные две сотни. У каждого всадника, кроме короткого кавалерийского карабина было по два револьвера, а у десятников ручные пулемёты Макклейна, названые им – «БигМак».

Тренировались мы так. Обе сотни неслись на врага, потом в испуге от превосходящих сил разворачивались и скакали во весь опор, нахлёстывая лошадей.

Через некоторое время, повинуясь моей или моего сотника команде, те, что несли с собой пулемёты, имитировали ранение коней, ложились с ними на землю, и, установив сошки на седле и спрятавшись за крупом лошади, открывали огонь на поражение «преследующего» их противника.

Манёвры мы проводили в городе Эд Дамер, пока ждали известия от Айда Вашера, о разгроме отдельного отряда арабской конницы. После получения радостных известий о разгроме этого отряда, я немедленно отдал приказ на выступление, стремясь успеть на помощь расу Алулле, которого бросил по сути одного, сражаться против всей армии газавата.

Моя армия пошла вперёд, двигаясь одновременно по реке на плотах и лодках, пешком вдоль Нила. Через двое суток пути, впереди показались очертания города Донгола и шум третьего порога древней реки. Оттуда доносились звуки отчаянного боя.

Подойдя ближе, мои передовые отряды увидели, что город Донгола осаждён армией газавата, и за него идёт яростный бой, исход которого был заранее предрешён. Его оборонял только малочисленный отряд, оставленный там расой Алуллой.

С плотов и лодок открыли огонь, пытаясь не допустить захват и разграбление города. Но всё пошло совсем не так, как мною ранее задумывалось. Но и другого выхода, тоже не было.

С плотов, стал высаживаться десант, с ходу вступая в бой за стратегический город, не давая возможности врагу им овладеть. Вдоль реки спешно подтягивалась пехота, стремясь успеть поддержать своих товарищей, опередивших их по реке. Я с двумя сотнями своей личной гвардии двигался вместе с пехотой.

***

Хуссейн Абдаллах, надеялся с ходу захватить Донголу, и это ему уже почти удалось, если бы не приплывшие по Нилу мамбовцы, а вскоре во главе основного войска, показался и сам Мамба.

Вся масса всадников газавата, обтекая город, на узких улочках которого, не было смысла биться всадникам, устремилась навстречу главному врагу, в роли которого был Иоанн Тёмный, восседавший на коне, со своим воспетым во всех негритянских песнях копьём.

Там, в тёмной массе войск, стали образовываться оборонительные стрелковые цепи, готовые встретить многочисленных всадников своим огнём. У царя Судана Иоанна Тёмного тоже была конница, но почти вся она находилась на противоположном берегу, и теперь судорожно искала мелководье, чтобы переправиться и вступить в бой.

Хуссейн Абдаллах поблагодарил Аллаха, за такой подарок судьбы и, совершив ритуальное движение руками, как будто бы омывая свою лицо и бороду, ещё раз помолился, благодаря Аллаха за посланную им удачу, а потом, хлестнул своего жеребца, изукрашенной серебром и золотом дорогой камчой, направив его прямиком в бой.

Увидев огромную массу конницы и верблюжьих всадников, шедших в атаку, Иоанн Тёмный, несомненно, испугался и, бросив свои войска, спешно ставшие окапываться и пристёгивать штыки к своим винтовкам, рванул во главе всего лишь двух сотен всадников, в сторону от предстоящего места сражения.

«Аллах Акбар!» – вскричал, радуясь Хуссейн ибн Сауд, и во главе пяти тысяч всадников, бросился за трусливым негром, заранее радуясь своей победе, над чёрным шакалом. Остальные пятнадцать тысяч или чуть больше, атаковали пехоту, надеясь опрокинуть их в реку, пока к ним не подоспел большой отряд конницы уже нашедший брод и собиравшийся прийти им на помощь.

Я громко матерился, настёгивая свою кобылу вместе со всеми своими всадниками. Что за невезуха! Мало того, что пришлось с ходу вступать в бой за город, так ещё за нами увязалась не тысяча всадников, а…

Оглянувшись, я увидел огромную массу конных воинов, размахивающих оружием, и атакующих нас с громким улюлюканьем в азарте погони.

…а, по меньшей мере, в три раза больше, и их было, уж никак не тысяча. А мой «БигМак»…, и я ласково провёл ладонью по черненой поверхности кожуха воздушного охлаждения, …мой БигМак ещё толком и не пристрелян.

Да и второй номер моего пулемётного расчёта, тут я покосился на скакавшую слева от меня Азель, которую навязал мне, практически насильно, Палач. Так вот, мой второй номер, вечно стремился меня закрыть своим упругим телом, а не подать мне очередной пулемётный диск.

Конечно, лежать под мягким женским телом, безусловно, приятно, но вот почему она так делает, ей что, посмертных лавров Заудиты не хватает? Сомнительная радость на мой взгляд. Не понимаю я этих женщин, а казалось бы… Нет, не понимаю.

Сейчас мы скакали о двуконь, понукая своих лошадей, и стараясь одновременно оторваться и от преследования, и заманить подальше от своего отряда, этих всадников. Но нет, пожалуй, хватит уже убегать! Преследовавшие нас всадники ощутимо быстро нагоняли нас, стреляя на ходу в нашу сторону из карабинов. Подождав удобного момента и местности, я подал условный сигнал.

Получив его, все пулемётчики стали останавливать своих лошадей, и укладывать их на землю, имитируя ранение. После чего, стали лихорадочно отстёгивать ручные пулемёты от сёдел, к которым они были привязаны.

Пять, десять, пятнадцать секунд, и вот я вижу на мушке своего пулемёта, нет не фигуры врагов, а плотно замотанную какими-то тряпками грудь Азель, а потом её глаза.

– Они повернули, отсюда плохо стрелять, тебя обойдут, Змей!

Вот… Уже и обзываться стала! Хорошо, хоть змей, а не козёл, барин, или баран!

Я выглянул из-за крупа кобылы. Так и есть, всадники, громко улюлюкая и размахивая саблями, неслись не прямо на меня, а слева, зачем-то обойдя меня сбоку. Времени, размышлять не было, и, переместившись на более удобную позицию на вершине бархана, я открыл огонь, присоединившись к тем пулемётчикам, кто открыл огонь на секунду раньше меня.

Пулемёт громко застрекотал, бешено дёргаясь от судорожных усилий железного механизма, исправно выплёвывая из себя крупнокалиберные пули; опустошая пулемётный диск; и стремительно нагревая кожух воздушного охлаждения.

Впереди на расстоянии не больше двухсот метров, стали валиться вместе со своими лошадьми, убиваемые пулемётным огнём всадники. Кони ржали, вставали на дыбы, сбрасывая с себя седоков, и, либо валились сами, либо, освободившись от седока, скакали, куда глядели их глаза, в ужасе прижав уши к грациозной голове благородного животного, древнего спутника человека.

Ведя стволом пулемёта влево-вправо, я скашивал всех, кто скакал в мою сторону. Пулемётный диск закончился, а враги нет! Всё-таки это ручной пулемёт, а не станковый, и ёмкость его диска, весьма ограниченна.

– Патроны… Азель! Стрелявшая «по-македонски» рядом со мной из двух револьверов Азель не сразу поняла, что от неё надо. Пришлось добавить лирики в свой голос.

– Пулемётный диск давай, дура! Вот что хорошо в арабских и негритянских женщинах – они не обижаются сразу, а может это потому, что вокруг нас жужжали пули, аки шмели на клеверном поле. Не знаю.

Ждать, пока она сообразит, что надо подать мне пулемётный диск, лежащий в кожаном мешке, я не стал – не до того, и полез за ним в мешок, который был прикреплён к луке седла моей лошади.

Вокруг нас слышался грохот боя, состоящий из пулемётных очередей, выстрелов из карабинов и винтовок, грохота сабель, и криков ярости и страха. Везде, где только было можно, виднелись трупы коней и людей, скошенных ружейно-пулемётным огнём.

Сила атаки и количество атакующих было так велико, что они не успевали испугаться, теряя людей в самоубийственном порыве мощной атаки. Всё же пять тысяч, против двухсот человек пусть и с двадцатью пулемётами, это было много.

Но мало-помалу, положение стало выравниваться, а тяжёлые потери атакующих, сказываться.

Со всех стороны слышались пулемётные очереди, перемежаясь с сухими винтовочными и револьверными выстрелами. Мои воины вступили в рукопашную, отстреливаясь от круживших вокруг них воинов газавата из револьверов.

На флангах было всё хорошо и те потери, которые понесли атакующие, не дали им возможность продолжать бой на равных. Там, всех не успевших сбежать или повернуть коней вспять, сейчас добивали. А вот в центре, куда пришёлся основной удар более многочисленной лавы конников, положение было куда серьёзнее.

Я успел вынуть пулемётный диск и вставить его на штатное место, прихлопнув сверху ладонью, до звучного щелчка, говорившего, что он готов к работе. А вот, передёрнуть затвор, загнав патрон в патронник, уже не успел.

– Мамба! – предостерегающе вскричала Азель, опустошившая барабаны обоих револьверов, что держала в руках. Удар саблей, чуть не раскроил её глупую голову. То, что ей самой угрожает опасность, она не видела.

В последний момент, увидев мои предостерегающе поднятые брови, она успела отдёрнуть голову, уходя из под удара, и сабля, сбив и разрезав её тюрбан, отбросила его далеко в сторону.

Длинная, чёрная, извивающаяся, как змея коса, выскользнула из-под разрезанного тюрбана, и стала хлестать её по спине, пока она прыгала, пытаясь увернуться из-под ударов уже двоих всадников.

Кончик косы был зажат красивой заколкой, сделанной из слоновой кости. Женщины, есть женщины, и это напоминание о её настоящей сущности, словно подтолкнуло меня к решительным действиям, по спасению не только своей чёрной шкуры, но и её.

На меня с раскрытым в крике ртом мчался араб, желая, наверное, отхватить мою бестолковую голову. Сразу за ним виднелся, ещё один в богатой одежде, а за ним, ещё трое. Полный писец, как сказал чукча, увидев, как рванула нефтевышка на Ямале.

Вот сколько боёв и сражений прошло, а думал я только об одном. Да… и это был не маузер, висевший в своей деревянной кобуре у меня на поясе. В первую очередь, я подумал о своём копье, которое, непонятно зачем, отстегнул от седла и положил рядом с пулемётом.

Не успел лихой араб опустить свою саблю на мою голову, доскакав до меня, как его окликнул всадник в дорогой одежде, спешащий за ним.

– Не трогай его Мехмет, он мой!

Эта секунда пауза стоила жизни, этому самому Мехмету. В следующую секунду, я как средневековый алебардист, выдернул своим почти парадным копьём из седла этого Мехмета, ударив им в его корпус. Взвился вверх змеиный бунчук, и кровь потекла по сухим шкуркам разнообразных змей.

Ритуальное копьё еле слышно потрескивало от тяжести, но выдержало. Зафиксировав тело несчастного в высшей точке параболы, я швырнул его в сторону богато одетого араба, еле увернувшегося от тела своего ещё живого воина. Капли его крови окропили его чёрную бороду, уподобив мифологическому вампиру.

– Ты умрёшь! – по-арабски прокричал он мне. Да, да, конечно. Только вот, блин, жду тебя, чтобы сдохнуть от твоей вонючей руки. Щазззз, разогнался! Наконец, здравая мысль, смогла пробиться сквозь толстую корку моего замыленного мозга, и я вспомнил о своём товарище.

Товарищ маузер – ваш выход, Вам слово!

Хуссейн Абдаллах, видел, как гибли его воины от пулемётного огня, абсолютно неожиданного для них. Они никогда не видели и не слышали о таком оружии. Он впервые увидел уже в своей армии пулемёты Максим, а уж об этих тупорылых и толстых штуках, которым в самый раз подходило название – «шайтан-винтовка», он вообще никогда не слышал.

Иоанна Тёмного он рассмотрел издалека, двигаясь в последних рядах своего войска. О том, что их расстреливают и главное чем, Абдаллах узнал, когда увидел, как пулемёт Мамбы захлебнулся опустошив весь диск, и поспешил этим воспользоваться.

Но впереди него скакал воин из его клана, из числа самых бедных. Увидев, что все лавры победы достанутся сейчас ему, Хуссейн решил экстренно задействовать административный и клановый ресурс, и крикнул молодому парню – «Не трогай его Мехмет, он мой!».

Дальше все события пошли наперекосяк. Услышав знакомый голос верховного вождя газавата, Мехмет замешкался в самый последний момент, и не успел опустить саблю уже занесённую над Иоанном Тёмным. А дальше… Дальше Мехмет, уже болтался в воздухе, дрыгаясь всем телом и размахивая бесполезной уже саблей.

Взмах копья несущего свою тяжелую ношу, и Мехмет, словно птица, полетел в сторону Хуссейна. Тронув коня коленями Хуссейн, как опытный наездник отправил его чуть в сторону, успев разминуться с летящим в него телом молодого воина. Но кровь из его растерзанного тела всё же окропила его губы и бороду.

Сплюнув солоноватую жидкость в сторону, Хуссейн уже готовился праздновать победу, когда Иоанн Тёмный, рванул из кобуры маузер, не глядя взвёл его курок, и сразу выстрелил.

Выстрел Хуссейн скорее почувствовал, чем услышал. Попавшая в него пуля, вышибла его из седла за счёт силы своего удара. Завалившись на круп своего коня, Хуссейн выпустил из ослабевших рук поводья, и конь поскакал дальше, по собственной воле, увозя раненого всадника, который успел перегнуться вперёд, и уцепиться за холку своего коня. Дальнейшего он практически не видел, спеша сбежать с места битвы.

Рванув маузер из кобуры, я уже, как не раз это проделал, на ощупь взвёл курок и выстрелил в приближающегося ко мне всадника, сбив его с боевого настроя. После моей пули, он резко захотел выйти из боя, и, схватившись за гриву своего коня в последнем усилии, пронесся мимо меня, обдав горячим дыханием разгорячённого скачкой коня и конского пота.

Следующие двое получив от меня по две пули каждый, отправились на встречу с праотцами, рассказывать о том, что наглый негр, посмел их пристрелить, самым несправедливым образом.

Но на этом я не успокоился. Товарищ маузер издал ещё четыре выстрела, прикончив уже тех двоих всадников, что гоняли Азель по всему бархану. И ведь хоть бы поблагодарила за своё спасение.

Первым что она сделал, когда поняла, что её противники убиты, это кинулась разматывать с одного из них тюрбан, и наматывать его себе на голову, предварительно вывернув материю обратной стороной. Смотрите, какие мы все нежные и брезгливые.

Но размышлять об этом было некогда. Подхватив с земли, оставленный там пулемёт, и передёрнув его затвор, я снова открыл огонь, расстреливая мечущихся туда-сюда всадников. Расстреляв второй магазин, я сразу получил третий от Азель-пулемётчицы, которая, наконец, сообразила, что от неё требуется. Ну-ну.

Сражение не затянулось надолго. Расстреливаемые из пулемётов и карабинов всадники газавата, бросились врассыпную, и вскоре оставили нас одних на этих барханах. Но сражение ещё не закончилось, закончился только один важный эпизод.

Все остальные события происходили возле Донголы, где билась моя пехота и переправившиеся через Нил всадники Айды Вашера. Бой там кипел с переменным успехом.

Всадники газавата шли уже в третью атаку, надеясь рассеять ряды обороняющихся. Верблюжьи всадники, пользуясь тем, что их больше, они не преодолевали вброд реку, и тем, что лошади боялись верблюдов, атаковали всадников Айды Вашера, практически загоняя их обратно в реку.

Бой там кипел отчаянный. Лошади шарахались от верблюдов, пытаясь сбежать, но притиснутые атакой к самой воде, страшились заново входить в неё, где их ждали собравшиеся на шум битвы крокодилы, и, выпучив над водой свои плаксивые глазки, немигающее смотрели на своей будущий обед, оценивая мясистость и нагуленность конских туш.

Абиссинцы храбро сражались со своими не только материальными, но и идеологическими врагами. Бежать было некуда! Впереди их ждала смерть, сзади тоже. Пехота была занята кружащими и постоянно нападающими на них всадниками, отбивая их атаки ружейным и пулемётным огнём.

Маленький отряд Иоанна Тёмного потерявшего чуть больше пятидесяти бойцов и один пулемёт в предыдущей схватке, никто в принципе и не заметил. Оттого и падающие непонятно от чьих выстрелов верблюды вызвали недоумение у обеих сторон.

Остановив коня и спрыгнув с него, я, держа пулемёт, как товарищ Сухов навскидку, стрелял из него по верблюжьим всадникам. Остальные пулемётчики стреляли, кто, как мог или умел. Кто стрелял из пулемёта лёжа, широко расставив свои ноги для упора, кто с колена, а кто через седло своего коня, успокаивая его с помощью своего второго номера.

Снаряженных пулемётных дисков у нас было ещё много, и никто их не жалел, расстреливая все. Несколько пулемётов не выдержав интенсивной стрельбы, вышли из строя, заклинив, но на общем итоге сражения это не сказалось.

Осознав грозящую им с нашей стороны опасность, часть Верблюжьего корпуса, развернувшись к нам, попыталась атаковать, но было уже поздно и они все погибли под пулемётным огнём. Почувствовав помощь, оставшиеся в живых всадники, и спешившиеся воины Айды Вашера, снова бросились в атаку. Через полчаса, Верблюжий корпус был разбит и его остатки рассеялись.

Вслед за ним, так и не сумев победить пехоту, сбежали и остальные арабы, настёгивая плётками своих коней, и стремясь, как можно быстрее выйти из-под огня. У них тоже были большие потери, и дальнейшее продолжение газавата, после потери своего лидера, сбежавшего ранее, казалось им бессмысленным.

Они ещё успели напасть на обратном пути на остатки войск раса Алуллы, надеясь застать их врасплох, и взять реванш за общее поражение, но рас был начеку и не забывал об этой группе в своём тылу. Получив отпор и бросив своих раненых воинов, остатки войска газавата исчезли в приграничной с Египтом пустыне. Домой их вернулось совсем немного.

А Хуссейна ибн Сауда ибн Абдаллаха, тихо придушили в одном из караван-сараев по пути домой за то, что он не справился со своей задачей и потерял всё своё войско.

Попавшие в плен воины газавата, стали хоронить погибших, восстанавливать повреждённые их нашествием укрепления города Вади-Гальфа, а также работать по своим гражданским специальностям, пользуясь милостью победителей.

Самые одиозные и фанатичные были отправлены на помощь крокодилам в Нил, никто из них назад не вернулся и до противоположного берега не доплыл. Видно вера их была слаба, а природа и хищники сильнее. Каждому – своё!

Глава 5. Мамбаленд

Ефим Сосновский долго осмысливал все те идеи, что озвучил ему Мамба. Они были столь неожиданные, что даже его молодой мозг, и не заретушированное прожитыми годами сознание, дало сбой.

Остров Иль-дю-Леван, а попросту Леван, в результате долгих переговоров был всё же арендован пока на двадцать лет. Продать его правительство Франции отказалось наотрез. Никто, правда, и не надеялся на это, но всё же…

Благодаря подписанным с Иоанном Тёмным договорам, в Африку ринулись американцы, спеша создать соответствующие инфраструктуры на Атлантическом побережье и в порту Матади. Все были заинтересованы в скорейшем возобновлении поставок каучука, пальмового масла и слоновой кости.

Активизировалась и Русская православная церковь, создавая торговые маршруты, и готовя нанятых людей к тяжёлым условиям жизни в Африке. Поток переселенцев был небольшим, но стабильным, особенно после того, как цены на зерно, взлетели вверх, и подорожал хлеб.

Естественно, это стало приводить к нищете и к голоду в России, а потому, люди снимались со своих мест и были готовы ехать в поисках лучшей доли хоть куда, хоть в Африку, хоть в Австралию.

Барон Горацио Гинзбург, сразу же воспользовался благоприятной конъюнктурой, и без проблем нанимал новых работников на арендованные им у Мамбы, африканские золотые и алмазные прииски, полученные в аренду по соглашению с Мамбой.

После окончательной победы армии Иоанна Тёмного над армией инициированного англичанами газавата, все кто выжидал, перешли к решительным действиям. А торговые потоки пришли в движение, обогащая всех рисковых парней.

Губернатор Камеруна заключил соглашение с Мамбой о совместной разработке золотых приисков, которые находились возле Банги, и направил туда, выписанных из Германии инженеров и необходимое, но самое примитивное оборудование.

Французы, пока не собирались предпринимать никаких активных действий, кроме активной защиты своих колониальных территорий, а Россия в лице императора Николая II, обещала им помочь в случае возникновения какого-либо конфликта с Иоанном Тёмным, собираясь влиять на него через переселенцев и советников.

В явном проигрыше оказались лишь англичане, но они уже начали первую англо-бурскую войну и сосредоточились целиком на ней. Это не приветствовалось ни одной европейской страной, но к большой войне, пока никто был не готов.

И сколько не обивал пороги кабинетов правительств ведущих европейских держав президент Трансвааля и Свободной Оранжевой республики Паулюс Крюгер, всё было тщётно. Каждая из европейских стран, кроме Англии, Португалии и Италии, прислала своих добровольцев, общее количество которых не превышало и двух тысяч, на том всё и закончилось. Но частичная международная изоляция, всё же имела место быть.

Англо-бурская война была в самом разгаре, постепенно перейдя от активных боевых действий к партизанским. Паулюс Крюгер до последнего отказывался просить военной помощи у негров, но последние события, предполагали, что если кто и поможет им, то это будет только войска Иоанна Мстителя, и то, по известной всем причине.

Но не все с ним были согласны. Многие говорили, уж лучше погибнуть в концлагере от руки белого, чем воевать в одном строю с чёрными. Мнения разделились, а положение буров, только ухудшалось. Оставим же их со своими проблемами наедине, и перейдём обратно к Фиме Сосновскому.

Банковский бизнес после заключения договора Иоанна Тёмного с «Трансатлантической Африканской торговой компанией» во главе с Джорджем Ринслоу, резко пошёл в гору.

Активизировалась и фармацевтическая компания Макса Левински, его отец старый Авраам уже умер, и Левински взял бразды правления отцовской ювелирной компанией в свои руки. Он долго колебался, но потом, всё же решился построить пока для начала одну фармацевтическую фабрику в бывшей Испанской Гвинее.

Объявился и Стив Роджерс, ставший помощником одного из известных промышленных магнатов. Полученная Сосновским идея о создании Мамбаленда, заинтересовала его, и он активно включился в процесс подготовки технического оборудования для организации аттракционов развлечений.

Неожиданно для самого Сосновского, стать главой проекта «Мамбаленд», захотел Лёня Шнеерзон. Он уже реализовал все свои «хотелки» сорвав куш на тотализаторе и забросил свою букмекерскую контору, продав её другому. И теперь жаждал нового и неизвестного.

Идея создания Мамбаленда казалась ему очень привлекательной, и он с горячностью пылкого юноши впервые познавшего любовь, взялся за этот рискованный и исключительно авантюрный проект. А что так не греет душу, как риск потерять заработанные миллионы, или заработать в два раза больше?

Им было создано акционерное общество «Белые аттракционы и весёлые приключения», в которое он вложил все свои наличные деньги. Многие американцы, тоже захотели вложиться в это дело, надеясь на большую прибыль.

Стали образовываться различные концессии, желавшие реализовать на этом поприще свои проекты. В будущем, большинство из этих проектов, оказались несостоятельными и прогорели, остальные же продвинулись далеко вперёд, пользуясь практически непаханым полем на ниве развлечений.

Фима же, наоборот, активно вкладывался в развитие подконтрольной ему судостроительной верфи Фор-Ривер, выкупив контрольный пакет акций у её создателя. Всё это он делал не только потому, что хотел обрести большую значимость, а и потому, что имел на эту тему разговор с Мамбой.

– Фима, нам нужен флот!

– Мамба, но я же банкир!

– Фима, ты умный банкир. А умные банкиры должны знать, что деньги надо защищать! А кто защитить твои и мои миллионы. Сегодня ты молодец, а завтра сразу враг, и деньги у тебя отберут.

– Ну как я это сделаю Мамба?

– Всё очень просто, Фима. Скоро будет война России с Японией. Им нужны будут корабли. Японцы будут строить их у англичан. А вот Россия у всех подряд. У тебя же есть верфь, бери заказы любой ценой, лоббируй свои интересы, не жалей денег. Мне не нужен золотой дворец, мне нужно будущее! Деньги будут от торговли.

– За первой войной, последует вторая, и там будут биться все против всех, и опять нужны будут корабли, а САСШ, как и обычно, окажется в стороне, и опять будет строить корабли. Фима, это очень выгодный бизнес, ооочень… Ты не прогоришь, а заработаешь целую кучу денег. Но помни обо мне, помни…

– Да я Мамба, да я…

– Ну, во-первых я тебе больше не Мамба, а царь Судана Иоанн Тёмный, а во- вторых, не парь мне мозг, я слишком много знаю о человеческой грязи. Я тебя вытащил из неё, и поверь, смогу снова туда тебя отпустить, ты же это понимаешь, аль нет?

И Мамба, внезапно медленно наклонился вплотную к глазам Фимы и заглянул в них, каким-то змеиным движением.

Фима показалось, что он взглянул в глаза древнему как этот мир змею, уставшему от жизни и видевшему то, о чём сам Фима не имел ни малейшего представления. Он чувствовал, что его видят, что называется насквозь, но он и не собирался ничего скрывать. Он был предан Мамбе и душой, и телом, и даже в страшном сне ему не снилось, что он сможет его предать.

– Вижу, не растлила тебя ещё Америка, страна победившего протестантизма и личного над общественным. Что ж, я всё тебе сказал. И это… Будешь с русскими договариваться, не забудь про откаты, они без этого не могут, к сожалению.

Фима всё понял, и теперь активно искал для своей верфи заказы на постройку кораблей, отдавая предпочтение военным судам.

Но кроме собственно правительства США или САСШ, как до 1933 года называли это государство в России, никто не собирался размещать заказы на постройку броненосцев и крейсеров. Да и на миноносцы тоже.

Япония заказывала себе корабли исключительно в Англии, и частично во Франции и Германии. Остальные государства, либо на своих военных верфях, либо на верфях союзников.

И только Россия со своей технической отсталостью, повальной коррупцией с системой откатов высокородным кураторам, малограмотным населением, и слабо развитым рабочим классом, строила свои корабли либо за границей, либо у себя, но превращая процесс постройки в такой долгострой, что и не описать. Особенно это стало удручающим в преддверии русско-японской войны.

Этот вопрос надо было срочно решать, и у Фимы было через кого. Получив от Фимы поручение, Леон, убыл на телеграф, где отстучал в город Баронск Российской Империи, следующую телеграмму.

«Был в Африке. Наш общий друг познал горе и страшно зол, но полон идей и жёсткого пессимизма. Нужно встретиться, есть идеи. Нужны твои знакомства и связи. Со всеми документами приедет Леон. Шнеерзон во Франции, занимается реализацией нового проекта. Жду ответ. Сосновский.».

Через три дня пришёл ответ.

«Твой запрос принят, помогу, чем смогу. Присылай Леона с новостями и документами. Жду. Феликс.».

Получив великое множество инструкций, а также необходимые бумаги, Леон выехал первым трансатлантическим пароходом в Россию. Прибыв в порт Санкт-Петербурга, после посещения Гамбурга, который он был вынужден посетить транзитом, Леон попал в общество Феликса фон Штуббе, сразу у места выгрузки пассажиров.

Феликс фон Штуббе остановился у своего брата, прибыв на деловую встречу с посланцем Фимы. Ему страсть как было интересно, что ещё придумал Мамба, кроме миномётов и автоматических пушек, над которыми сейчас бился Макклейн.

Ожидая разгрузки пассажирского парохода, Феликс задумался. Месяц назад в его адрес пришло письмо от Мамбы, переданное с оказией, через возвратившегося из Африки отставного офицера.

В нём была настойчивая просьба ускорить разработку миномёта и собственно мин для него. Феликс и так уже подключил множество технически образованных офицеров, предложив им приличные деньги за это.

В то время в России, да и не только в то, разработка оружия велась в основном не гражданскими лицами, а действующими офицерами, либо офицерами в отставке, как наиболее технически грамотными и получившими прекрасное техническое образование в Императорских военных училищах и академиях.

В этом же письме была, и вторая просьба, и касалась она производства холодильных установок на базе двигателя Стирлинга, самого простейшего из всех возможных.

Бенджамин Брэдли не понаслышке знавший о проблемах жаркого климата и понимавший, зачем нужны холодильные установки, азартно взялся за предложенную ему работу. Ну а приглашённый для разработки наиболее совершенных алгоритмов работы двигателя Стирлинга, известный математик Андрей Андреевич Марков, не менее рьяно взялся за порученную ему работу.

Рьяность и одного и другого объяснялась не только интересной работой, но и весьма солидным гонораром. А деньги, как известно, помогают жить и улаживать все проблемы, какие стоят перед каждым человеком.

Пригласить заняться банальными двигателями, академика, профессора, действительного статского советника, было непросто. Для этого Феликсу пришлось задействовать все свои связи, и связи брата.

Написавший много работ по теории вероятности, теории чисел, и математическому анализу А.А. Марков, долго колебался, но услышав, что это заказ от африканского вождя Иоанна Тёмного, сдался.

Всё ж таки экзотика для русского человека – это великая сила. Не устоял перед ней и Марков, и с ходу включился в работу над двигателем для холодильной установки, что только приветствовалось Феликсом фон Штуббе. Процесс пошел, и результаты обещали быть быстро.

Ёжась от пронизывающе холодного ветра дувшего с Балтики, Феликс терпеливо ожидал Леона Сракана, который на американский манер взял себе другую фамилию и теперь именовался гражданином США Леоном Сраке́.

Встретив Леона, Феликс препроводил того в гостиницу, где заранее снял для него номер, там они и расположились, созрев для серьёзного разговора, ради которого и приехал Леон с поручением от Фимы.

– Как добрались Леон, – вежливо спросил фон Штуббе.

– Как и все, – пожал плечами тот, – я привёз вам письма и документы, которые могут вам понадобиться, а на словах… На словах, хочу вам передать предложение Сосновского.

– Так, и какое?

– Вы наверно не знаете, но Ефим приобрёл контрольный пакет акций крупной судостроительной верфи. Хозяину срочно понадобилась крупная сумма денег. Он решил отойти от дел и продал свой контрольный пакет акций, который принадлежал ему и его семье. Эта верфь строит океанские пароходы, и по своим возможностям может строить крейсеры, небольшого и среднего водоизмещения, а также миноносцы.

– Ефим просил меня передать вам на словах, что он готов строить на этой верфи крейсера для флота Российской империи. Об условиях и возможных денежных расходах он просил узнать у вас. В том числе и о таких, о которых не принято говорить вслух. Это всё есть в письмах.

Феликс задумчиво замолчал, полностью погрузившись в свои мысли. Его артиллерийский завод значительно разросся и уже почти выполнил госзаказ на производство морских орудий для флота, причём в короткие сроки и с должным качеством.

Все необходимы связи у него были наработаны, правда, они в основном касались Главного артиллерийского управления, а не флота. Но, благодаря данной взятке великому князю Сергею Михайловичу Романову, куратору ГАУ, он получил так необходимый ему заказ, а его брат Герхард, продолжал делать успешную карьеру и уже готовился стать генералом от артиллерии.

А где один светлейший князь, там и другой. Кулуарные рекомендации и протекции, как нельзя лучше подходили для решения подобных вопросов. Несомненно, великим князьям и их ближайшим помощникам в Управлении флотом, нужно было дать взятку, либо откат от итоговой суммы. Но игра, того стоила!

А Алексей Александрович Романов, был ещё более склонен к кутежам, чем Сергей Михайлович! А уж его пассия и любовница француженка Элиза Балетта, являвшаяся актрисой Михайловского театра, очень любила бриллианты. Очень полезная для них страсть, позволявшая сделать ненавязчивое предложение её любовнику. Уж чего-чего, а алмазов, быстро превращающихся в бриллианты, у Мамбы было много.

– Хорошо, – продолжил Феликс разговор. Я со всем тщанием изучу привезённые вами, Леон, письма и обдумаю ответ. Сколько вы ещё пробудете в Санкт-Петербурге?

– Столько, сколько это будет необходимо для решения данного вопроса. До следующего года, я совершенно свободен – и Леон тонко улыбнулся, приподняв улыбкой чёрные, словно нарисованные карандашом щёточки щегольских усов, очень ему шедших.

Феликс, только мысленно пожал плечами, оглядев светлый костюм Леона и его намазанные бриллиантином волосы, зачёсанными в идеальный пробор, и позавидовал Ефиму, нашедшего такого преданного помощника, который был ещё старше его. Ему только предстояло таких найти. Хотя, он постепенно создавал творческий коллектив, благодаря своим финансовым возможностям привлекая к себе самых лучших, и неизвестных никому технарей «самородков».

– Ну, тогда хорошо. Думаю, решение этого вопроса у меня займёт не меньше двух дней. А через неделю, я смогу сказать что-то определённое и подготовить нужные образцы документов, ну, и так далее.

Вежливо попрощавшись, они расстались. Леон остался в номере отдыхать от измучившей его морской качки, а Феликс отправился в гости к брату, чтобы спокойно прочитать полученные письма и изучить документы которые привёз с собою Феликс.

Приехав к Герхарду фон Штуббе, он первым делом после чинного ужина, на котором вежливо пообщался со всей семьёй, включая племянника и племянниц, открыл полученные письма и углубился в их чтение.

В принципе то, что сообщил ему Леон, было и в письмах, только более подробно, и написано витиеватым языком финансистов и юристов. Одно из писем было не информационным, а рекомендательным, и адресовалось оно барону Гинзбургу.

«Феликс фон Штуббе, податель сего письма достоин всяческого содействия с вашей стороны, уважаемый дядюшка» – гласил текст этого письма и далее продолжался текст, смысл которого сводился к решению вопроса лоббирования заказа на постройку русских крейсеров на американской верфи.

«Вот же еврей!» – невольно восхитился Феликс, – и здесь подстелил соломку!

Такая предусмотрительность, делала честь Фиме, несмотря на его очевидную молодость. Одно из писем содержала газетную вырезку, в которой сообщалось об убийстве жены царя Судана Иоанна Тёмного.

Честно говоря, эта новость совершенно ускользнула от внимания Феликса, который был весь погружен в текущие дела своего предприятия. Он метался, с артиллерийского завода на патронный, а также приезжал на свои нефтяные прииски, и в таком режиме он был вынужден жить, практически постоянно.

В Баку сильно развернулся инженер Шухов, почти достроивший новый завод по переработке нефти с его фирменной системой трубочной переработки с использованием катализаторов, которые предложил Мамба. Завод обещал окупить себя в течение двух лет. И это радовало!

Трагедия, постигшая Мамбу, потрясла Феликса. Он не был Мамбе другом, скорее, деловым партнёром. Но каждый человек, достоин маленького кусочка счастья. Даже он, вечный бродяга-авантюрист, думавший, что никогда в жизни не женится, попал в сети любви и долгожданного брака.

А Мамба, потерял уже вторую жену, и так жестоко и подло. Коварные и циничные англичане, опять реализовали свои имперские амбиции любыми доступными им способами. Но, никто из европейских держав открыто не осудил это убийство, так и оставшееся нераскрытым.

Но все знали, чьи уши растут у этого случая. Никто не сомневался, что и выбор убийц, не случаен. Один из них, так и остался неопознанным, а вот второй оказался русским социал-революционером разыскиваемый жандармами, по подозрению в участии в ограблении Одесского банка.

«Весело девки пляшут, по три пары дружно в ряд», – просвистело в голове строчка из народной песни, услышанной случайно в трактире от подвыпившего купца.

Иоанну Тёмному срочно требовалась жена из благородного сословия, причём такая, что исключало возможность повторного покушения, как на него, так и на его семейство.

Феликс и сам не знал, почему эта идея так заинтересовала его. Но вот участие в судьбе могущественного чёрного короля, а теперь и царя, грело его душу. Феликс помнил Иоанна Тёмного ещё обычным мелким князьком мелкого африканского племени, и уже тогда он поражал его своими знаниями.

Но прошло время, и все кто оказался рядом с ним, давно разбогатели, либо погибли, а он продолжал идти к однажды поставленной перед собою цели. Но вот рядом никого так и не обрёл. Такое положение дел надо было срочно исправлять и заодно придавать вес своему патрону. И Феликс задумался.

Глава 6. Заказ

Прочитав письма и обдумав всю информацию, изложенную в них, Феликс, решил переговорить об этом с Герхардом. Им срочно нужно было решать, что делать дальше, и действительно ли оказать весьма затратную помощь Сосновскому. Спустившись в гостиную и, усевшись в кожаные кресла, напротив друг друга, братья начали разговор.

– Герхард, Сосновский просит меня о помощи.

– О какой помощи, Феликс?

– Он приобрёл верфь, и теперь хочет получить на неё заказ от нашего Адмиралтейства на постройку крейсеров или хотя бы эсминцев.

Герхард на минуту задумался явно ошарашенный таким запросом.

– Подожди, ты хочешь сказать, что он сам это придумал и на обычной верфи собирается строить военные корабли?

– Герхард, – поморщился Феликс, – ну не обычная у него верфь, а одна из наиболее крупных. Вот документы, он предоставил нам примерную смету, количество сухих доков и стапелей для постройки кораблей, указал количество квалифицированных рабочих и инженеров, работающих на ней, а также привёл другие доказательства её работы со смежными фирмами. Там всё схвачено.

– Ну, ты же понимаешь Феликс, всё не так просто, как тебе кажется. Кроме того, нам придётся платить отступные великому князю Алексею Александровичу, а у него запросы гораздо выше, чем у Сергея Михайловича.

Сделав паузу, Герхард воскликнул, добавив пафоса в свой голос.

– Как же, он же адмирал Российского Императорского флота. Уровень! Суммы! Светские львицы! Известные актрисы… больших и малых театров! Тьфу!

– И ничего ведь не скажешь. Император Николай II очень трепетно относится ко всем своим родственничкам. Поддерживает их, не бросает в нищету и убожество, а флот и армия деградируют. Корпоративность, род, общие интересы.

– Вот именно Герхард, вот именно, – с горячностью воскликнул Феликс. Опять закажут за огромные деньги картонные броненосцы, давно устаревшие, да с французской артиллерией ни на что не годной, от которой отказались сами французы, и некондиционными снарядами. Ты же патриот Герхард! Давай закажем крейсера в США.

– На что ты меня толкаешь Феликс. Что за патетика?! Причём тут США? Это Сосновскому, наверняка, Мамба посоветовал! Прохвост чёрный!

– А ты откуда об этом знаешь, – опешил Феликс.

– О Боже, – закрыл руками Герхард, – ну откуда он такой умный взялся на нашу голову, ну откуда, скажи мне брат, откуда?

– Из Африки!

– Логично, – тяжело вздохнул Герхард, – я, честно говоря, не удивлён, откуда же ещё взяться негру, как не из Африки! Вот откуда он может знать и давать такие советы людям намного больше знающим, чем он. Откуда? Да ещё понимать, что у нас просто нет мощностей для постройки этих самых крейсеров.

Феликс мог бы поспорить с братом, насчёт того, кто больше знает, но не стал. Ни к чему это было, только породило бы больше ненужных вопросов, и он сказал. К тому же, у Мамбы, были свои источники информации.

– Герхард, Сосновский и его верфь, построят действительно хорошие и качественные крейсера, там передовое производство, развитая промышленность, подготовленные кадры, и это, в конце концов, Герхард, выгодно России.

– К тому же, Мамба предсказал войну в 1904 году России с Японией, и я верю ему, он никогда не ошибается. Да ты и сам посуди, Япония строит себе флот в Англии, Германии, Франции, и скоро обретёт такие силы, о которых Россия даже не догадывается.

– Я знаю брат, оттого и не спорю с тобой, это так эмоции удивления, так сказать. Нам это будет дорого стоить.

– Ничуть брат. Мамба обещал выделить партию бриллиантов для подкупа должностных лиц. Фима обеспечит нас деньгами для отката, а мы разместим на построенных для России крейсерах свои морские орудия, которые будем производить на своём заводе, и все будут в выигрыше.

– Постой, но у тебя ведь производиться всего один тип орудий?

– Ну и что! Ты думаешь, я не смогу договориться с американцами о покупке у них орудий нужного калибра, хоть малого, хоть большого, либо совместной разработке необходимых мне?

– Но ведь это незаконно!

– Почему? Я буду у него покупать орудия не отдельным изделием, а комплектом, а собирать их уже на своём заводе. Кроме того, я заключу с ним договор о постройке снарядного завода в Саратове или Самаре, для этих самых орудий. Вот увидишь, они согласятся, чтобы заработать и получить выгоду!

Герхард, снова задумался, и теперь уже надолго.

– А ты знаешь, действительно, я чувствую, в этой идее, что-то есть. Но зачем «твоему» Мамбе крейсера?

– Иоанну Тёмному.

– Что?

– Иоанну Тёмному, я говорю, а не Мамбе. Он уже царь Судана, и именует себя не Иоанном Тёмным, а, Иоанном Мстителем. Англичане убили его жену, которая только вышла с ним из-под венца. Вышло это, наверное, случайно, ведь целью был, наверняка, только он.

– Дааа, – протянул Герхард, – это многое объясняет. Да, Африка без флота и армии, так и останется колонией, причём не важно, будет она населена белыми, или по-прежнему чёрными. Хоть чёрно-белыми в голубую крапинку.

– Хорошо, давай наше согласие Сосновскому, и пускай тот готовит деньги и алмазы, а нам ещё надо искать удобный момент для взятки, и алмазы отдавать в огранку, а после делать заказ Фаберже на изготовление «царских» украшений.

– Представляю себе, как я подношу бриллиантовое колье, этой проститутке Элизе, говоря: – «Мадмуазель, вы прекрасны! Ваша красота, подобна ночной прохладе после длительного дневного зноя, и приносит облегчение любому мужчине, посмевшему поднять на вас свои глаза».

–Тьфу, приносит, да… облегчение… напряжённым в своей неизбывной похоти, чреслам великосветского подонка. Но что делать, «се ля ви», как бы сказала эта смазливая актриска Баллета.

– А через кого будем действовать Герхард?

– А ты сам не знаешь, Феликс? – огрызнулся Герхард.

– Ясно, через Сергея Михайловича!

– От-тож. Да ещё и ему, и его любовнице, подарочек готовь. Да со всем почтением. Потому как куратор! – и Герхард высоко поднял над головой указательный палец.

– Да Бог с ним, – ответил Феликс. Нам ещё вооружение крейсеров через него пропихивать.

– И кстати, ты там обмолвился, что эта верфь, как там её, – Герхард неопределённо покрутил пальцами в воздухе.

– Фор-Ривер, – подсказал Феликс.

– Да. Так вот, на ней, как ты сказал, ещё и эсминцы могут делать? Давай тогда, и эсминцы «пробьём». Чего уж мелочиться и деньги по два раза тратить. А если ещё один заказ Сосновскому потребуется, так брильянтов про запас оставим, и завалим повторно, великого князя подарками, пускай бесится там в своей любимой Франции, раз Россия уж ему не мила.

– Выпьет там чашечку кофе, заест круазаном, отрыгнёт дорогим шампанским, сядет на яхту, и укатит со своей Балеттой в Ниццу, кушать горячую пиццу. А мы тут уж как-нибудь и без него разберёмся…

– Я думаю пяток крейсеров, да десять эсминцев в самый раз будет, да чтобы быстроходные были, и с хорошими мореходными качествами надо заказать. Я поговорю со знакомыми флотскими офицерами, что душою за флот болеют, и без снобизма этого великодержавного, и прочего.

– Может и подскажут, что да как, а то и направят в нужную сторону. Мы-то с тобой профаны в морском деле. Много чего не знаем. А там такие дебри… Да и по своей теме поговорим, какие орудия, да каких калибров лучше устанавливать.

– Хорошо, решено! Возьмёмся за это дело, говори посланнику Сосновского, что мы согласны, и мы в доле. А там посмотрим, может и сами судостроительный завод, построим. Ха-ха-ха.

– Ну, разве только что речной, – ответил Феликс и тоже засмеялся.

– Пускай, хоть речной, но построим, – проворчал Герхард, и на этом они закрыли эту тему, перейдя на обсуждение вкусных пирожных, которые пекла супруга Феликса Софья, и какие из них вкуснее, с кремовой начинкой или фруктовой.

Великий князь Сергей Михайлович Романов, торжественно вручил погоны генерал-майора от артиллерии барону Герхарду фон Штуббе, и зачитал указ его Императорского величества о присвоении этого звания Герхарду фон Штуббе.

Действие происходило в стенах Михайловской артиллерийской академии, которая находилась в то время в Санкт-Петербурге. После торжественной части, фон Штуббе пригласил всех на праздничный фуршет, в честь его производства в генералы. Отказываться никто не стал. Не стал и Сергей Михайлович, наоборот, он как-бы ждал этого мероприятия, можно даже сказать, с нетерпением.

Фуршет оказался на славу! Когда уже все участвующие в нём оказались в нужной кондиции, и постепенно разбрелись по залу ресторана, обсуждая, как это обычно и делается, несколько однообразных тем. О политике, женщинах, работе и развлечениях.

Великий князь Романов и Герхард фон Штуббе, разговаривая на отвлечённые темы, удалились в один из предоставленных рестораном уединённых кабинетов, и продолжили начатый разговор, но уже не пустопорожний, а конкретный.

– Так вы уважаемый Герхард, хотите обратиться к моему дражайшему родственнику?

– Да, Ваше Высочество.

– Гм, и по какому вопросу.

– По самому животрепещущему, Ваше Высочество. О постройке крейсеров и миноносцев, для нашего Отечества.

– Странно, причём здесь Вы и Крейсера.

– О России-матушке радею, Ваше Высочество.

– Перестаньте, – поморщился великий князь, – все мы о ней радеем, но пуще того, о своём кармане, да о безделушках всяких. А прикрываем всё словами о высоком, да главном

– Что вы, Ваше Высочество! Кстати, о безделушках, – правильно поняв скрытый намёк Романова, воскликнул Штуббе. – У меня, как раз для вас подарок, с пылу с жару, так сказать.

И он вынул из принесённого с собою небольшого портфеля, красивую шкатулку, сделанную из красного дерева.

– Вам презент от моего брата Феликса.

– Ну-ка, ну-ка, посмотрим, чем ваш брат решил обрадовать своего патрона – и Романов раскрыл красивую шкатулку, внутри которой было свёрнута изящными кольцами бриллиантовое колье, сплошь состоящее из чёрных бриллиантов.

– Прелестно, прелестно, я восхищён, право, я действительно восхищён. Вот Матильда обрадуется, – невольно проговорился великий князь, и представил, как будет хорошо смотреться это колье на белой коже своей любовницы. Наконец, оторвавшись от созерцания невиданной им ранее красоты, он произнёс.

– Признаться, вы меня удивили и изрядно порадовали. Считайте, что с Алексеем Александровичем вы встретитесь, либо я не великий князь. Но вот Герхард, в чём же ваша выгода?

– Судостроительного завода у вас нет, взятка, полученная вами за протекционизм, не покроет понесённых вами расходов. Зачем это вам?

– Ваше Высочество, дело в том, что у Феликса есть друг в Америке, а у него есть верфь и ему нужны заказы. Мы обеспечиваем его заказами, а всё вооружение корабля от пушек до винтовок, будем делать мы. Броня иностранная, а экипажи и оружие наши.

– А уж поверьте Ваше Высочество, в САСШ всяко быстрее сделают, да не уворуют, так, как у нас. И нам от того польза, и Родина наша, матушка Россия, от того, токмо выиграет. Не только о себе думаю, но и о государстве, признаюсь Вам.

– Превосходно! Вы смогли удивить меня ещё раз. Надо же, как вы всё рассчитали, и вот верю я вам, верю. Я завтра же поговорю с Алексеем Александровичем. Он сейчас, как и обычно, впрочем, во Франции. Так я ему телеграфирую, что для него есть неотступное дело, благодаря которому его Элиза получит много приятных эмоций, и подарит их не меньше, ему самому.

– Решено, как только я узнаю, когда он прибудет в Санкт-Петербург, я вас сразу извещу.

Состоявшийся гораздо позже разговор с адмиралом Российского Императорского флота, живущим постоянно во Франции, Алексеем Александровичем Романовым, был кратким, и напряжённым.

– Так вы говорите, что хотели бы получить заказ, для начала на пять лёгких крейсеров и десять миноносцев?

– Да Ваше Высочество.

– Но мы не планировали иметь в Императорском флоте, такого большого количества лёгких крейсеров.

– Я понимаю Ваше Высочество, но ведь вы же не закажете тяжёлые крейсера, на неизвестной верфи, да ещё на другом конце мира! Вот мы и скромничаем, дабы не загружать ваше сиятельство своими проблемами.

– Логично, вы меня убедили, но вы же понимаете, это решение должен принимать не я. Я всего лишь адмирал флота Его Императорского Высочества. А у нас обширные связи с французскими верфями, с которыми у нас тесные взаимовыгодные связи! Как мы будем смотреть им глаза! Ведь у нас есть с ними определённые договорённости!

– Несомненно Ваше Высочество, это трудный вопрос, но у французских верфей полно заказов, в том числе и из Японии, которая не является нашим союзником, и стремительно наращивает свой военно-морской флот.

– А есть ещё и Китай, где никто не принимает в расчёт интересов России. А мой друг из США, бывший, кстати, российский подданный, до сих пор любит свою Родину и готов помогать ей во всём, а особенно людям, которые являются адмиралами. Он готов прийти на помощь, размер которой вы, несомненно, определите ему, он готов!

– Что ж, мне нравится ваш подход, и подход вашего визави. Я думаю, мы обсудим этот вопрос более подробно, когда будем принимать решение о размещении военного заказе на постройку крейсеров для нашего флота.

– Благодарю вас Ваше Высочество, – поклонился Герхард, – примите от нас с братом скромный подарок в знак признательности и подтверждения наших самых серьёзных намерений.

И фон Штуббе достал большую резную шкатулку из чёрного дерева, в которой лежали брильянтовые подвески, и перстень с большим розовым брильянтом. Алексей Александрович был в восхищении от преподнесённых ему ювелирных украшений. Вдоволь налюбовавшись ими, он произнёс.

– Считайте, что ваш вопрос решён, я найду, чем убедить государя-императора. Думаю, мы разместим военный заказ на этой верфи, как там её название?

– Фор-Ривер, Ваше Высочество!

– Да, вот на ней. Мы закажем три лёгких крейсера и два тяжёлых, а миноносцев, пожалуй, штук пять, не больше. Ну а дальше, дальше будет видно. Можете идти, я удовлетворён разговором с вами. Вас известят о принятом решении.

– Благодарю, – и Герхард, поклонившись, вышел из кабинета великого князя.

Раздав многочисленные, но более мелкие и менее дорогие подарки всем заинтересованным лицам, от которых влияло решение на получение госзаказа на постройку военных кораблей, Герхард, добился того, что заказ был согласован с императором, деньги выделены, а верфь, получила заказ на постройку крейсеров и миноносцев.

Артиллерийский завод Феликса, получил заказ на 150, 120 и 203 миллиметровые морские орудия. Сто пятьдесят и сто двадцати миллиметровые орудия поставлялись из САСШ, а 203,2 миллиметровое конструкции Бринка, выпускались параллельно с Обуховским заводом, откуда была получена вся проектная документация. Было разработано и своё ста двадцати миллиметровое орудие, более скорострельное, чем остальные пушки.

Три лёгких быстроходных бронепалубных крейсера второго ранга водоизмещением в пять тысяч тонн, получили названия – «Буян», «Задира», «Забияка».

А два броненосных крейсера первого ранга, водоизмещением в семь тысяч тонн, были названы – «Аметист» и «Агат».

Миноноски получили названия рек «Терек», «Дон», «Ока», «Обь» и «Яуза», и оснащены они были самыми совершенными на то время торпедными аппаратами.

Строился на тех же стапелях и лёгкий крейсер с отличными мореходными качествами, с самой лучшей на тот момент паровой турбиной, позволяющей ему быстро наращивать скорость и держать её очень долго.

Главным критерием его постройки было качество и большая скорость, а также обилие торпедных аппаратов, которых у него было по пять штук с каждого борта. Да ещё два было носовых. Артиллерия была хоть и многочисленной, но малокалиберной, где самым тяжёлым калибром была ста двадцати миллиметровая пушка, коих было пять штук.

Зачем и для кого он строился, этого никто не знал, но строили его столь тщательно, и хорошо, что можно было, только позавидовать его будущему владельцу.

Феликс фон Штуббе к началу 1900 года смог всё-таки освоить массовое производство ручных пулемётов «БигМак», и наладить производство миномётов, а также мин, производство которых было гораздо сложнее, чем самих миномётов.

Первую партию миномётов и мин к ним, после проведённых полигонных испытаний, а также большую партию ручных пулемётов, они отправили в самом начале 1900 года, получив из Африки от Мамбы, указание производить их больше, и даже деньги на развитие производства и привлечение лучших инженерных кадров, а также обучения квалифицированных рабочих.

Мамба готовился к войне, но где он собирался её начать, в каком конце огромного континента, это был большой вопрос, на который очень хотели бы узнать ответ, многие.

Главное во всём этом, было то, что оружейное эмбарго было ликвидировано, после убийства Заудиты, а потом начала англо-бурской войны. И теперь каждая европейская страна, самостоятельно решала, как ей дальше действовать на африканском континенте.

А Феликс, действительно озаботился женитьбой Мамбы, для чего даже отправил письмо Луишу Амошу, в котором высказывал надежду и озабоченность.

Глава 7. Государственные дела

Я сидел в своём недавно построенном доме, дворцом это трудно было назвать, и принимал по разным вопросам своих чиновников, военачальников, торговцев, и прочих приближённых к его царскому величию.

Все приходили ко мне на приём с делами, делишками, проблемами и проблемочками. Налоги, торговля, оборона, принуждение к повиновению, внутренние дрязги и внешние обиды, со всем этим непрерывным потоком шли ко мне. А я что доктор? Даже до провизора не доучился. Эх, грехи наши тяжкие…

Сидел я уже на полноценном золотом троне, переделанным из старого, и отделанным редкими породами деревьев и первосортной слоновой костью. По обе стороны от трона высились треугольными пирамидами груды золота, состоящие из золотых кирпичей, ну типа декорации царского величия.

Дорого и богато. Почему так пошло? Да потому, что ничего у меня из атрибутов власти, кроме голого металла и каменьев и не было. Двора не было, жены с богатыми и знатными родственниками, тоже.

А золотые прииски, заработали на всю свою мощь, поставляя мне золото для торговли, но чисто из вредности, всё золото складировалось здесь и в Баграме, и я его не продавал. А покупатели были, естественно.

В Баграм я не поехал. Он был слишком далеко от театра войны и до него, было тяжело добираться. Дела моего государства требовали быстрого решения и моего присутствия. К тому же здесь уже образовалась примитивная логистика, и присутствовал телеграф, а также тянули железную дорогу от Джибути американцы.

Вернее, от Джибути до Аддис-Абебы, железную дорогу тянули французы, а вот от Аддис-Абебы, тянули уже американцы, также они делали, и в Габоне с Конго.

Вообще с американцами было всё сложно, они явно хотели меня обмануть в будущем и усиленно развивали инфраструктуру для вывоза ресурсов, причём не только на свои деньги. Уж очень они были уверенны в своём превосходстве надо мною, простым африканским вождём с большими «тараканами» в голове, огромным везением, изворотливостью, и капелькой ума.

Но я бы на их месте не был бы так уверен в себе. В основном американцы посылали в Африку афроамериканцев, найдя им здесь великолепное применение, а вот белых было немного среди них, и это были в основном люди, приехавшие, чтобы заработать себе денег на жизнь.

Но вот беда, компании, которые посылали белых чиновников, инженеров и рабочих, тоже рассчитывали заработать на них, и немало, оттого, зарплаты служащих этих компаний, хоть и были достаточно велики для Америки, но всё же не отвечали запросам этих людей, кинутых в тяжёлый климат без подготовки.