Тайна проклятого озера

Иллюстрация на обложке Midva

© Ли А., текст, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Посвящается моей подруге,

которая не побоялась однажды все изменить.

Поддерживаю, наблюдаю, восхищаюсь.

Пролог

Марина Вейсмонт всегда была очень красивой: когда смеялась или плакала, когда танцевала с ним или бежала прочь, злясь и роняя туфли, когда шла по улице в желтом платье, о чем-то задумавшись, и даже когда унизила его на глазах у всех этих снобов, представителей Старших семей, все равно оставалась очень красивой.

Она должна была быть невыносимо прекрасна в растерзанном бальном платье, в возвышенной отчужденности, которую может дать только вхождение в вечность, но изувеченное тело, вытащенное из холодной воды Про́клятого озера двадцать шестого марта две тысячи двадцать второго года ничем не напоминало Марину Вейсмонт. Она должна была быть красивой даже сейчас, но вода и магия не щадят никого, даже своих детей.

Глава 1

Тени и иллюзии

Первое, о чем я подумала, выглянув в окошко почтовой кареты: приземистые домики, разбросанные по улице маленького провинциального городка, выглядят так, словно сложены из ракушек. Коричневый с желтыми прожилками камень был повсюду: он устилал мостовую, украшал здания, из него были сделаны стены и арки, утопающие в зелени садов. И даже черепичные ребристые крыши только усиливали это сходство.

Мне придется здесь жить. Променять суету столичной жизни на тихое уединение провинции. Отец умер, оставив мне лишь долги, а моя дальняя родственница – я никогда ее прежде не видела, впрочем, она меня тоже – ходит в услужении одного знатного семейства. Им принадлежит земля, на которой стоит эта деревушка, и огромный дом, в котором для меня нашлось местечко.

Я чувствовала себя слишком несчастной, чтобы чего-то опасаться. Путешествие меня не тревожило, я отправилась в путь, не думая о его продолжительности и не ощущая одиночества. Забившись в угол кареты, я проехала много миль, прежде чем впервые подняла голову, чтобы осмотреться.

Экипаж резко повернул и остановился. Кто-то распахнул дверцу.

Что ж, пришло время начинать новую жизнь…

Вечерело.

Карета, забравшая меня с почтовой станции, была не в пример роскошнее той, в которой пришлось трястись по улицам Лондона. На беду, мне пришлось ехать той же дорогой, по которой пять лет назад я прокатилась совершенно счастливая – с матерью и отцом на пути к столичным балам и другим развлечениям изысканного лондонского общества. Моя матушка, миссис Грант, горела желанием обзавестись обширными связями, и каждое наше утро посвящалось какому-нибудь очередному занятию: магазинам, осмотру новой части города или посещению художественной галереи, по которой мы фланировали около часа, разглядывая встречных… Первые месяцы в Лондоне были самыми счастливыми в моей жизни.

Но матери не стало. Ею владела безобидная на первый взгляд страсть изысканно одеваться. Вот только бальные платья из тонкого муслина плохо сочетаются с морозными зимами[7]. В канун Рождества она слегла с воспалением и так и не оправилась. Позабыв про меня, отец искал утешение за карточным столом, пока не истратил все свое состояние.

На протяжении первых миль пути горечь моих переживаний только усиливалась видом лондонских улочек и зданий, на которые я когда-то давно смотрела при столь не схожих обстоятельствах, но, когда после продолжительного путешествия экипаж миновал поворот дороги и вдалеке показалось мое новое пристанище, я на мгновение позабыла обо всех своих злоключениях.

Вид, открывшийся в лучах заходящего солнца, заставил меня задержать дыхание. Здание имело вид охватывающего большой двор прямоугольника – моему восхищенному взгляду открылись две его стороны, щедро украшенные готическим орнаментом, остальное скрывалось кронами старых деревьев. Поднимавшиеся по углам мощные башни казались прекрасными. Ничего подобного мне еще не доводилось видеть. Тонкие слепые бойницы донжона[8] утопали в сумраке, маленькие квадратные окна во флигелях, очевидно пристроенных позднее, подмигивали светом. Замок был сложен из все того же коричневого камня, и в сгущающихся сумерках мне казалось, что я смотрю на морское дно сквозь толщу воды.

Тетка моя оказалась провинциальной старой девой, напрочь лишенной манер и светского лоска. Да и зачем они экономке?

– Вас ожидали не раньше следующего месяца, – сварливо сообщила вновь обретенная родственница, едва завидев меня.

– Кредиторы отца осадили дом в Лондоне, мне пришлось бежать через окно, – сообщила я, предлагая собеседнице самой догадаться, что в этом всем – правда.

– Хозяева будут недовольны!

– Я была бы рада задержаться, а еще больше я была бы счастлива вообще сюда не приезжать. Жаль, это не в моей власти. – Я старалась не подать виду, насколько меня задевает все происходящее.

– Ориан Грант! Проявите хоть каплю смирения и благодарности!

Никто и никогда не поднимал на меня голос до этого вечера. Еще одна вещь, к которой придется привыкнуть.

Хозяева замка не торопились представиться какой-то там бесприданнице, что было досадно, но ожидаемо. Тетка сказала, что они не любят, когда их беспокоят понапрасну. На днях у них ожидалось какое-то мероприятие, мне велено было не покидать этажа для прислуги и найти себе какое-то занятие, пока про меня не соизволят вспомнить.

Вероятно, я буду музицировать на приемах и давать уроки хозяйской дочери, которая была моей погодкой.

Хозяева любезно разрешили мне жить в их доме до тех пор, пока я не составлю личное счастье либо же не найду способ выплатить долги отца. Я ожидала увидеть мрачный закуток, напоминающий монастырскую келью, не слишком просторный и высокий, освещенный единственным слабым светильником, но предложенная мне комната, хоть и была в крыле для прислуги, оказалась просторной и уютной.

Слуги внесли мой сундук, тетка оставила свечу, поднос с пирожками и кувшин молока. Придется привыкать, что теперь я помогаю себе сама.

Я посмотрела на сундук, который предстояло разобрать, на поднос (есть почему-то совсем не хотелось), подхватила свечу и подошла к зеркалу.

Из зеркала на меня смотрела миловидная блондинка. Прямой нос, пухлые губы. Пышные волосы уложены кудряшками. И кто теперь станет меня причесывать?

Я знала это лицо, вот только моим оно не было.

Из зеркала на меня смотрела Марина Вейсмонт.

Моя сестра.

Ничего уже не будет так, как раньше.

Аттина с грустью оглядела пустую кухню, из которой безвозвратно выветрились все съедобные запахи. В шкафчике обнаружились окаменелые, как археологическая находка, мюсли, в холодильнике – полкоробки молока с истекающим сроком годности. Не самый плохой завтрак, с голоду она сегодня не умрет.

Прошел месяц с тех пор, как Аттина вернулась домой, и две недели – с тех пор, как ее семья простилась с Мариной. И, похоже, – друг с другом. Мать была поглощена городской общественной деятельностью, отец последние несколько лет работал в Лондоне и приезжал домой только на выходные.

Аттина осталась одна переживать свое горе и терзаться вопросами, на которые просто некому было дать ответ.

Она не верила. До последнего не верила. Сестра и раньше частенько не ночевала дома, это должно́ было быть просто ошибкой. А потом, когда увидела холодное отчуждение матери и слезы отца, ужасно боялась увидеть Марину. Но то, что лежало на столе под равнодушным светом электрических ламп, Мариной не было, и Аттина спокойно рассматривала мертвое, изменившееся до неузнаваемости тело. В тот момент она поняла, что ее сестры здесь больше нет. И никогда не будет.

Аттина была младшей дочерью, честь продолжить многовековые традиции принадлежала ее старшей сестре. Аттину никто не посвящал в семейные тайны.

Почему ее сестра оказалась у Про́клятого озера, ведь ходить к нему, особенно ночью, было строжайше запрещено? Что случилось с ней там?

К северо-западу от Лондона можно найти множество озер. Больших и маленьких, природных и искусственных, безлюдных или пестрящих вывесками ресторанов и гольф-клубов.

Но есть одно особенное озеро, которое даже на гугл-картах подписано – «Это Озеро». Когда-то давно оно даже на картах не значилось, но все равно было на слуху. К нему не водят туристов, никто не загорает там летом и не приходит с удочкой зимой, потому что все местные знают – Это Самое Озеро, прячущееся на окраине огромного Национального парка[9], проклято вот уже двести лет.

Тяжелый внедорожник послушно летел по дороге А417.

Амир Гатри-Эванс поправил солнечные очки, которые были не особо нужны дождливой английской весной, положил локоть на открытое окно и вжал в пол педаль газа.

Весь его вид был совершенно чуждым для этих мест. Смуглый черноглазый брюнет на дорогой, отмытой до блеска машине, в ослепительной белой рубашке – он казался случайным гостем среди провинциальных английских пейзажей и куда лучше бы смотрелся где-нибудь на побережье Монте-Карло.

Слева мелькнул указатель с названием «Килимскот».

Крохотный городишко прятался на окраине Национального парка и пользовался дурной славой. Из всех маленьких городов, которые можно было встретить к северо-западу от Лондона, он казался самым злополучным.

Амир Гатри-Эванс неохотно сбросил скорость и свернул с трассы. Он знал здесь каждый дом, каждую улицу. В конце концов, наследник одной из пяти Старших семей возвращался домой.

Чтобы хоть как-то разбавить гнетущую тишину опустевшего дома, Аттина включила телевизор и попала на местную новостную программу.

– Во время конференции нашему корреспонденту удалось взять интервью у Райдена Дэвиса. Управляющий одного из самых крупных частных фондов по защите окружающей среды рассказал о новой двухгодичной программе наблюдения за реками, поддержанной…

Мелодичная трель новенького телефона отвлекла Аттину от разглядывания улыбчивого блондина в темно-синем официальном костюме. Задорно прищурив зеленые глаза, он бойко отвечал на вопросы журналистов.

– Да?

Звонил тот самый Райден Дэвис.

– Что делаешь? – Его голос, не искаженный камерой, звучал по-другому, но не менее жизнерадостно.

– Смотрю твое интервью, – охотно поделилась Аттина.

– Даже совестно было людей расстраивать, – хохотнул в трубку Райден. – Им хотелось интересную информацию, например, с какой моделью я хожу на свидания, а пришлось слушать про нашу просветительскую программу и сколько миль берега нам удалось очистить от мусора за последний год. На этом сенсацию не построишь.

Его бодрый голос словно вернул Аттину в те времена, когда была жива сестра, а родители не игнорировали друг друга, случайно встретившись в коридоре.

– Я подъеду через полчаса. Есть там кто живой? – надрывалась трубка. – Ау!

– Я буду готова через пятнадцать минут, – поспешно ответила Аттина, не сдержав улыбки.

Амир Гатри-Эванс пять лет не был дома. И вероятно, не появился еще столько же, если бы не приближающийся День Сопряжения Миров.

Где-то восемьсот лет назад предки пяти Старших семей заключили Договор. Альвы, духи природы, взяли в жены земных женщин, подарив их детям способность к магии. Так и появился Круг Старших – первенцы магических семей, обладающие огромным даром к заклинанию воды. Они стали защитниками Дня Сопряжения Миров, когда любой, а не только Старшие Боги[10], мог пройти по Радужному мосту[11].

Сделка с богами казалась Амиру не слишком-то честной. Ушлые предки получили возможность колдовать всегда, в то время как Сопряжение, требовавшее ответной услуги, случалось один раз в две сотни лет.

Впрочем, потомки альвов еще занимались всякой скучной ерундой, например измерениями приливов и отливов, охраной вымирающих видов, боролись с загрязнением воды, но, как говорил Райден Дэвис, управляющий одним из таких фондов, когда у ведомства проверка вышестоящей инстанцией раз в двести лет, сто пятьдесят из них можно особенно не напрягаться.

Ярко светило солнце.

Аттина и Райден стояли на стене разрушенного замка. Когда-то давно это было одно из тех прекрасных старинных строений, о которых принято писать в романах. Его длинные замшелые галереи, обветшавшие башни и руины мощных стен гордо возвышались над Про́клятым озером вот уже без малого две сотни лет. Уцелевшее крыло древнего здания до сих пор служило им местом встреч. Прийти сюда ночью, при свете луны, у Аттины ни за что не хватило бы духу, ведь внизу раскинулось Это Самое Озеро, которое местные иначе как Про́клятым и не называли.

Ее сестру Марину нашли мертвой на берегу, в то время как каждый из наследников пяти Старших семей знал о запрете.

В озере жила Тварь. И все живое держалось как можно дальше от воды. Здесь не было ни комаров, ни лягушек, ни один зверь не приходил на водопой, а человеку непременно становилось жутко от гнетущей тишины, коконом окутывающей берег.

– Меня нашли вот там, внизу, без сознания. – Райден Дэвис указал рукой вниз, на каменистый берег. – Самое страшное, я не помню, как там оказался. Марина позвала меня на встречу, голос у нее был очень взволнованный. Она сказала, что есть что-то важное и я обязательно должен узнать. Они – Марина так и сказала: «они» – будут ждать меня в одиннадцать часов вечера там, где обычно собирается Круг.

Райден взъерошил ладонью светлые волосы, словно пытаясь выудить из памяти что-то еще. Непривычно было видеть его таким задумчивым, обычно он шутил и смеялся, даже когда обстановка не сильно-то располагала к остроумию.

– Круг собирается в донжоне. У статуй относительно безопасно. Никто в своем уме не сунется на берег Про́клятого озера. Особенно ночью! Понятия не имею, как мы там оказались.

Аттина кивнула.

В век интернета и «Марвел» она предпочла бы считать это сказками, если бы не одно обстоятельство: Райден мог взглядом заморозить лед в стакане. Этот факт заставлял логично предположить, что раз существует магия, пусть и совсем слабенькая, то Тварь в озере тоже настоящая. И альвы, духи природы, действительно могут пройти по Радужному мосту в День Сопряжения Миров. И ей придется с ними встретиться.

Тяжелый внедорожник Амира остановился на небольшой каменной площадке, с которой были хорошо видны руины замка. Он заглушил мотор и вышел из машины.

Амир успел позабыть завораживающую красоту этого места.

Тонкие слепые бойницы донжона – главной башни – утопали в зелени плюща. Стены были построены из коричневого камня, и издалека казалось, что они сложены из ракушек. Одинокая «башенка принцессы» надломленным карандашом вонзалась в небо точно так же, как и много лет назад.

Амир услышал, как подъехала еще одна машина. Он неохотно обернулся.

Низкая спортивная иномарка лихо подкатила к краю площадки – из-под колес посыпались камни.

– Гатри-Эванс! Приехал все-таки.

Илай Коллингвуд ничуть не изменился за прошедшие годы. Все тот же плейбой государственного масштаба и наследник огромного состояния.

Коллингвудам принадлежала земля, на которой стоял сам город, и вся земля к югу от него, роскошное поместье Килимскот-манор, а также каждое второе предприятие в городе. Проще говоря, вся округа работала на семью Коллингвуд и напрямую зависела от их благосостояния.

– Можно подумать, у меня был выбор, – напомнил Амир. – Сопряжение меньше чем через три месяца.

– Круг мы все равно замкнуть не можем, – легкомысленно возразил Илай. – Трое нас будет или четверо, пока никто не знает, где пятый, – разницы никакой.

– Пока Круг не замкнут, нам доступна лишь простенькая магия, – задумчиво произнес Райден. Они с Аттиной все еще стояли на крепостной стене замка. – С тем, на что способны были наши предки, – не сравнить. Незадолго до смерти Марина искала… и сумела найти наследника Барлоу.

– Пятого?! – Аттина неверяще взглянула на Райдена. – Круг не замыкали с последнего Сопряжения Миров! Двести лет! С тех самых пор, как семья Барлоу попыталась подчинить себе силы альвов и создала Тварь.

– Марина нашла отщепенца, – подтвердил Райден. – Юлиан – последний из рода Барлоу и, что закономерно, не хочет иметь с нами ничего общего. Вполне его понимаю.

– Но зачем замыкать Круг? У людей новые идолы, они позабыли Старых Богов, никто не вломится к ним по Радужному мосту, у нас же тут не сериал на «Нетфликс»! Ты всерьез думаешь, кто-то еще верит в то, что солнце, – Аттина указала рукой на небо, – это девушка, которая гонится за волком?!

Райден фыркнул, демонстрируя, что оценил шутку.

– А чтобы защитить проход между мирами от… да хоть бы и белок, нам хватит и тех сил, что у нас есть, – закончила свою мысль Аттина. Она еще никогда не говорила с таким пылом и теперь чувствовала себя слегка смущенной.

– Я раньше тоже так думал, но узнал один занятный факт. Знаешь, где именно в Мидгарде[12] можно взойти на Радужный мост?

– И где же? – послушно переспросила Аттина.

– Да прямо здесь. – Он обернулся и указал рукой на Про́клятое озеро. – Ну разве не очевидно? Вот она, волшебная дверца.

Аттина молча взглянула на полукруглый каменный мост, перехватывающий озеро в узкой его части. Вода словно замерла, и отражение его казалось удивительно четким. Две каменные дуги образовывали круг в стоячей воде.

– И знаешь, в чем главная проблема? В озере живет Тварь, которая вполне может подзакусить альвами. И когда это случится, нам очень сложно будет объяснить разгневанным Старшим Богам, что мы как бы… и ни при чем.

– И что делать?

– Заставить Юлиана Барлоу, который, как ты помнишь, не хочет иметь с нами ничего общего, осознать всю важность момента и замкнуть Круг. Мы обретем силу, разберемся с Тварью и встретим альвов вином, пирогами и девственницами, как завещали предки.

Они собрались в донжоне замка, возле старого фонтана, поприветствовать Аттину. Трое из пяти наследников Круга.

Младшая Вейсмонт чувствовала себя неуверенно и старалась держаться поближе к Райдену. Она знала их всех с самого детства, но сама обстановка величественной обветшалой залы придавала ситуации какую-то неуловимую торжественность.

Пять статуй фонтана, четыре человека.

Райден Дэвис, друг детства, Амир Гатри-Эванс, о нем Аттине вообще сложно было думать без смущения, и Илай Коллингвуд, старший брат ее лучшей подруги.

Ну и, конечно же, она сама, словно футболист, вышедший на замену. Впервые на манеже Аттина Вейсмонт вместо Марины Вейсмонт.

Стремясь скрыть непрошеные слезы (в последнее время она часто плакала без особого повода), Аттина взглянула по сторонам.

Высокий свод помещения терялся в сумраке, каменные полукруглые арки, украшавшие стены, потемнели от времени, огромный фонтан казался просто причудливой скульптурной композицией. По замыслу неизвестного творца, статуи должны были находиться по пояс в воде. Обнаженные рыбьи хвосты там, где должны были быть ноги, нелепо смотрелись в ее отсутствие.

Предки оставили еще один подарок, но если умение издеваться над жидкостью еще могло вызвать у обычных людей восхищенное недоумение, то второй свой секрет потомки пяти семей тщательно хранили ото всех.

– Знакомься, – Райден без лишних церемоний помахал ладонью перед лицом отвлекшейся Аттины.

– Зачем? Я и так здесь всех прекрасно знаю. – Она невольно взглянула на Амира и тут же отвела взгляд. Они не виделись лет пять, не меньше. Если не считать той случайной встречи в день, когда Аттина узнала о смерти сестры. В отличие от остальных Гатри-Эванс не приезжал домой даже на праздники.

– Да не с нами… С ними!

Райден за руку подтащил ее к фонтану. Статуи были огромны, пришлось запрокинуть голову, чтобы рассмотреть хоть что-то.

– Это – Дэвис, мой предок, а он – Коллингвуд.

Обе статуи практически не пострадали. Мужчина и женщина надменно смотрели друг на друга с противоположных сторон чаши.

Еще одна статуя – вся в трещинах, с отколотыми руками – находилась между первыми двумя.

– Вейсмонту повезло меньше. Уж извиняй.

– А это Гатри-Эванс.

Аттине пришлось обогнуть чашу, чтобы увидеть лицо женщины с бесконечно длинными волосами, по которым змеились крупные трещины. Статуя равнодушно смотрела через фонтан на изувеченного временем предка семьи Вейсмонт.

– А это…

– Это Барлоу. Кто же еще.

В центре фонтана, расколотая надвое, беспомощно лежала лицом вниз еще одна статуя.

– Если ты уже осмотрелась, мы можем вернуться к обсуждению насущных вопросов. – Илай Коллингвуд подошел и встал рядом с ними.

– Дай ты девушке в себя прийти, – миролюбиво предложил Амир Гатри-Эванс откуда-то у них из-за спины.

– Она не девушка, а маг Круга. Если вы не забыли, у нас всего три месяца на то, чтобы…

– Спасти мир? – Райден размашисто хлопнул приятеля по спине.

– Не смешно. Мы должны разделаться с Тварью прежде, чем она доберется до кого-нибудь из альвов, – хмуро напомнил Илай Коллингвуд. – Все эти истории про гнев Старших Богов… Не хочу проверять, что из этого правда. Наши предки даже мертвецам ногти стригли, чтобы отсрочить Рагнарёк[13], а мы тут спокойно сидим и в ус не дуем, хотя у нас есть куда как более веская причина стать свидетелями конца света. Нам нужен чертов Юлиан. Барлоу заварили эту кашу, вполне логично, чтобы их потомок помог теперь разгрести последствия.

– Осталось убедить его в этом, – напомнил Амир.

Все обернулись к нему.

– Прежде… прежде чем я начну вам помогать, ответьте, – голос Аттины звучал тихо, но твердо, – кто из вас спускался с моей сестрой к Про́клятому озеру? Кто из вас был там, когда до нее добралась Тварь?

Повисло удивленное молчание. Аттина стиснула кулаки, готовясь стоять на своем.

– Я в ту ночь в Лондоне был, в баре. На сайте куча фоток, как я обжимаюсь с какой-то девицей, лица которой даже вспомнить не могу.

– Пить меньше надо. – Райден снисходительно похлопал Илая по плечу. Очевидно, все были уверены в правдивости этой истории.

– Я повторю тебе то же, что говорил следователю. Я был дома, один, но подтвердить это ничем не могу. – Во взгляде темных, практически черных глаз Амира сквозила тревога. – Если бы я был с твоей сестрой, я бы не позволил ей погибнуть.

– Потому что она член Круга? – настороженно спросила Аттина.

– Потому что она твоя сестра.

В этой фразе было куда больше смысла, чем могло показаться на первый взгляд. Аттина и Амир смотрели друг на друга, молчание затягивалось.

– Если Илая и Амира там не было, а я «загорал» на пляже, остается… Юлиан Барлоу, – вклиниваясь между ними, предположил Райден. – Если так, у нас есть еще один повод его найти.

Глава 2

Шепот вселенной

Парадный портрет висел в холле, там, где обычно размещали пошлые натюрморты или скучные пейзажи.

Я шла на встречу с хозяевами замка и невольно задержалась, полностью захваченная мастерством неизвестного художника.

На картине их было пятеро. Трое мужчин и две женщины.

По центру стоял смуглый темноглазый брюнет в черной одежде, рядом с ним – женщина с рыжими вьющимися локонами, а у нее за плечом, словно замыкая треугольник, голубоглазый блондин.

По другую руку от центральной фигуры стояла женщина с белыми волосами и такими же белыми глазами.

Рядом с ней, положив руку ей на плечо, стоял бледный темноволосый мужчина с хмуро сдвинутыми бровями и удивительными фиолетовыми глазами, такими странными, словно художник ошибся и положил не ту краску. Тяжелый застывший взгляд этих глаз заставил поежиться.

Я откуда-то знала, что, хоть этот мужчина и выглядит так, словно в последнюю минуту присоединился ко всем остальным, именно он старший среди этой пятерки.

Чем дольше я смотрела на картину, тем больше деталей открывалось взгляду.

Беловолосая женщина и мужчина со странными глазами, очевидно, любовники. То, как соприкасаются их плечи, словно бы невзначай, то, как его рука касается ее кожи, говорило яснее всяких слов.

Брюнет по центру и рыжая женщина с приятной улыбкой, похоже, связаны куда теснее, чем могут объединить брачные обеты. Она была его судьбой, его взгляд говорил об этом красноречивее любых заверений.

А вот пятый человек на портрете… Его лицо ускользало от взгляда, словно я пыталась рассмотреть что-то сквозь толщу воды. И хоть минуту назад я могла поклясться, что видела миловидного голубоглазого блондина, сейчас он выглядел иначе: волосы стали неуловимо темнее и длиннее, сквозь нарисованное лицо мужчины словно бы проступали другие черты мало похожего на него человека…

Что хозяева замка, что их дочь показались мне странно пугающими. Высокие, надменные, с белыми волосами и такими же светлыми, практически белыми глазами.

Девушка (она и в самом деле оказалась моей ровесницей) чем-то неуловимо напоминала ту, что я видела на портрете, который едва не заставил меня опоздать на встречу.

При свете дня она казалась младше, но не менее воинственной. Мне стоило отнестись к ней с настороженным вниманием. Я думала, придется возиться с провинциалкой, наивной и скромной, только что освободившейся от детской застенчивости и неуклюжести, а оказалась приставлена к девице, словно выточенной из драгоценного камня. Неподвижное лицо, полные губы и эти отталкивающе светлые глаза с голубым ободком. Она не хуже меня говорила по-французски, знала латынь, да и музицировала весьма сносно.

Ее дед носил титул маркиза. Ее мать приходилась дальней родственницей самому Георгу Четвертому, недавно взошедшему на английский престол.

Да здравствует король, и все такое прочее.

Кто бы мог подумать, что в глуши живет настоящая принцесса, что в манерах, что по родословной?

– Ты собралась искать отщепенца?! Серьезно? Совсем с ума сошла? – Лучшая подруга Аттины Гвен Коллингвуд стояла в дверях, наблюдая, как та методично выворачивает на пол содержимое ящиков стола. – Это вещи твоей сестры.

– Ей уже все равно, – грубее, чем когда-либо, отозвалась Аттина.

– Что ты пытаешься найти?

– Не знаю. Хоть что-то! Неделя прошла! – Аттина рухнула на ковер рядом с разбросанными вещами и закрыла лицо руками.

Она была примерной дочерью, отличницей в школе, образцовой студенткой. Аттина всегда все делала правильно. У нее была идеальная жизнь… но Марина погибла, и это изменило все. Пустая комната, белые кроссовки в прихожей, зубная щетка, забытая в гостевой ванной огромного, словно бы опустевшего дома, преследовали Аттину молчаливым укором. Она любила Марину искренне и преданно, сестра была для нее примером. Как же больно было внезапно обнаружить, что она совсем ничего не знает о своей сестре.

Гвен сочувственно смотрела на подругу. Она не могла помочь, и ее натуру, порывистую и деятельную по своей природе, это очень угнетало.

Они сдружились на первом курсе института. Старшие семьи – Коллингвуд и Вейсмонт – не сильно ладили между собой, так что у Гвен и Аттины было мало возможностей близко познакомиться прежде.

– Я никогда не хотела быть частью Круга, – простонала Аттина. – Ей это подходило, Марине. Она хотя бы магией владела, а я не могу подчинить себе даже воду в стакане! Она была сильной, умной, а я…

– А ты не такая, как она, – закончила мысль Гвен. – Наверное, не стоит такого говорить, но ты лучше, чем она. Твоя сестра была той еще стервой.

– Не надо так. – Аттина оторвала ладони от лица, злость мгновенно излечила ее от тоски. – Лучшей сестры сложно было бы пожелать! А теперь ее нет! И никто не знает, что случилось.

– Как скажешь! – Гвен примиряюще подняла руки, но было поздно. Плотину прорвало.

– В полиции проверили алиби твоего брата. Райден был без сознания, помнит только, как пришел в замок. Страшно представить, что он о чем-то умалчивает. Амир… Амир никак не может подтвердить, что его там не было, но и доказать, что он там был, не удалось. Да и какие тут улики, когда речь идет о магии! Папа с мамой же не могли всерьез сказать полиции, что до Марины добралась Тварь! Инспектор решил, что у нее было свидание и она утонула. Маг воды – утонул! Большей нелепицы и придумать сложно.

– А что об этом думают твои родители? – спросила Гвен.

– Что бы они ни думали, со мной поделиться не торопятся. – Аттина вздохнула. – Они и про Круг-то особо не рассказывали. Мне иногда кажется, родители просто не воспринимают меня всерьез.

Гвен скинула ботинки, босиком прошла по яркому ковру и опустилась на пол рядом с подругой.

– Я помогу тебе узнать, что случилось.

Аттина положила голову Гвен на плечо.

– Брат рассказывает тебе о Круге?

– Илай? Конечно же, нет! Они там все такие избранные. Он только и делает, что дерет нос, прямо как… – Гвен осеклась на полуслове.

– Как моя сестра? – Аттина грустно улыбнулась. – Временами она была невыносима… но мне так ее не хватает! Первые несколько дней я ужасно злилась. Как вообще можно злиться на человека за то, что он умер?

– Можно, ты же злилась. – Гвен уперлась затылком в стену. – Она многое от тебя скрывала. Боюсь, нас ждет еще не один сюрприз.

Они помолчали.

– Как будешь искать Юлиана Барлоу?

– Понятия не имею. Я не знаю, где он живет, как выглядит. Но если Марина сумела как-то обнаружить, я тоже его найду.

– Отличный настрой, давай теперь тут все уберем, чтобы твоя мама, вернувшись, не устроила нам внушение.

Неохотно кивнув, Аттина первой поднялась на ноги.

Некоторое время они молча собирали вещи Марины, каждая из которых, будучи знакомой, пилила сердце Аттины тупым ножом.

Сестры больше нет рядом. И не будет. Марина защищала робкую Аттину в детстве, и лишь последние пару месяцев между сестрами пробежал холодок. Аттина искренне недоумевала, в чем дело, но на фоне вскрывшихся фактов это уже не казалось чем-то необычным.

– Слушай… – Гвен внезапно встрепенулась. – Представь, что ты Марина. Где бы ты спрятала что-то настолько важное?

Аттина, оторванная от своих размышлений, несколько минут непонимающе смотрела на лучшую подругу.

– Где бы я… Да уж точно не в спальне. Мама спокойно может заглянуть в любой из ящиков… Гвен, ты нечто!

Аттина вскочила на ноги.

– Они в замке. Я даже знаю где! Давай быстрее!

– Ты же не собираешься туда сейчас?! – Гвен выглядела удивленной.

– Ты же не думаешь, что я собираюсь ждать до завтра, – передразнила Аттина. Осмотревшись, она подцепила пальцами ключи от машины. Маринин «Мини-Купер» яркого вишневого цвета пришелся как нельзя кстати. – Если поторопимся, успеем вернуться до того, как начнет смеркаться!

– Ты хоть водить-то умеешь? – Гвен решительно забрала у нее ключи. – Я за рулем, будешь штурманом.

Амиру хотелось подумать.

Сопряжение Миров меньше чем через три месяца. Марина Вейсмонт нашла Юлиана Барлоу. Он тоже его видел. Впервые за две сотни лет у них есть шанс замкнуть Круг.

Отношение семьи всегда было невыносимым. Проще было сбежать из дома, чем мириться с этим. Он получил диплом с отличием Гарвардского университета и вот уже несколько лет как работал в солидной юридической фирме. Будь его воля, он бы никогда не вернулся в Килимскот. Несколько дней в родном доме, и он уже готов пешком идти на край света.

Отчим его сторонился, мать, стоило им случайно столкнуться, в тысячный раз заводила разговор об истории семьи, которую он просто обязан сохранить. Альвы – свидетели, в этот момент она казалась по настоящему безумной. Младшая сестра бесилась, считая, что ему достается слишком много внимания. А ведь он даже не Гатри-Эванс.

Отца своего Амир не видел и не горел желанием познакомиться. Единственный из Круга, он точно знал, что альвы действительно приходят в этот мир. И не только по Радужному мосту. Его мать призвала одного такого, растратив на отчаянный порыв всю свою способность творить магию.

Ему казалось, он смирился, ведь с самого детства знал, что от него ждут. Он появился на свет, чтобы вернуть семье утраченное влияние и возглавить наконец Круг Старших.

Амир не сомневался в своем превосходстве. Он был талантливее их всех. В конце концов, его мать дорого заплатила за то, чтобы передать в руки сына такую силу.

Учить Амира было некому, и многие вещи приходилось делать по наитию. Его магия простиралась далеко за пределы тех скромных цирковых фокусов, на которые последние лет сто была способна его семья. И далеко не всегда подчинялась.

Амир мог бы найти себе учителя, отец Райдена или мать Аттины на многое были способны даже без оскорбительного кровосмешения, на которое пошла его мать. Вот только… учить конкурентов среди старейшин было не принято. К тому же Амир не хотел, чтобы кто-то из пяти Старших семей узнал о тайне, спрятанной в нем.

И он справлялся сам. Неплохо справлялся. Амир всерьез верил в свое превосходство ровно до тех пор, пока не встретил Юлиана Барлоу.

В последнем потомке уничтоженной семьи не просто жила первозданная мощь породившей их стихии, он умел ей управлять. Если Круг будет замкнут, то Юлиан, а не Амир станет главным…

В тот самый момент Амир Гатри-Эванс впервые осознал, что никогда не станет достойным своей семьи и никогда не сможет искупить долг матери.

– Аттина! Да не торопись ты так!

Амир вздрогнул и обернулся.

Топот шагов гулко раздавался под осыпающимися сводами. Последние дни он часто приходил в замок, к статуям Круга, просто подумать и еще ни разу не встречал здесь кого-то еще. За вычетом тех редких дней, когда их четверка назначала тут встречу.

– Гвен! Не отставай! – Аттина вылетела из обветшалого коридора и без промедлений бросилась к фонтану. Она взобралась на бортик и спрыгнула в чашу, не обратив на него внимания.

– Здесь… должно быть, где-то здесь! – Она метнулась к статуе Барлоу, ощупала ее, попыталась сдвинуть с места, явно не осознавая тщетность своих усилий.

Статуя была огромна. При падении она раскололась надвое, и куча мелких трещин змеилась по спине и бокам статуи. Десятки сколов делали разлом похожим на рваный шрам, разделивший ее вдоль на две несимметричные половины. С большим трудом угадывались волосы до плеч, свободная туника. Статуя могла принадлежать как юноше, так и девушке, но перевернуть ее, чтобы взглянуть на лицо, не представлялось возможным.

– Тебе помочь? – негромко поинтересовался Амир, понимая, что стоять просто так как-то глупо.

Аттина подпрыгнула и обернулась, глядя на него испуганными глазами.

В этот самый момент в проходе между комнатами появилась Гвен.

– О, привет, Амир, не ожидала тебя здесь встретить.

– Помоги мне. – Аттина опустилась на колени рядом со статуей. – Потом поболтаете!

– Ты что-то потеряла? – поинтересовался Гатри-Эванс.

– Она что-то нашла, – с улыбкой пояснила Гвен, примериваясь, чтобы спрыгнуть в чашу фонтана.

Амир легко перемахнул через бортик и предложил ей руку.

– Спасибо!

Под задумчивым взглядом Гатри-Эванса девушки осмотрели статую со всех сторон. Пыли на ней очевидно поубавилось. Больше никаких видимых результатов это не принесло.

Едва заметно вздохнув, Амир подошел и аккуратно, за уголок, вытащил видавшую виды пластиковую папку из щели между двумя половинами статуи.

– Не это ищете?

Аттина медленно подняла голову.

Он узнал этот взгляд. Аттина ищет виновного в смерти сестры, и Амир только что убедил ее в том, что это он.

Глава 3

Энергия первого шага

Мы гуляли в саду, сдержанно обсуждая наряды, флирт, балы и человеческие причуды – ничего не значащая болтовня двух юных девиц.

Наша беседа не могла не обратиться к темам, свободное обсуждение которых обычно способствует возникновению доверительной дружбы между девицами. Будучи незначительно старше и располагая некоторым опытом, при обсуждении этих тем я имела существенные преимущества и могла зарекомендовать себя наилучшим образом.

– Ориан, ты хочешь остаться здесь?

Принцесса (мне нравилось так ее называть, сразу и характеристика, и завуалированное оскорбление) внезапно остановилась, и мне пришлось неблагородно взмахнуть руками, чтобы не влететь ей в спину.

– Я спрашиваю, ты хочешь остаться здесь? – переспросила она таким тоном, что воздух готов был замерзнуть в летнюю жару.

Хотелось напомнить ей, что я приехала сюда не по своей воле и была бы счастлива покинуть эти гостеприимные стены, но благоразумно сдержалась.

– Что от меня потребуется? – как можно равнодушнее поинтересовалась я вместо этого.

– Не болтать, – произнесла эта заносчивая… принцесса! И стремительно пошла по дорожке.

Сад находился внутри крепостных стен замка, и я впервые оказалась у дальней его части. Неприметная калитка вела за живую изгородь, за которой высились огромные ворота, которыми ни хозяева, ни прислуга никогда не пользовались. Дело было в том, что замок стоял у озера и за сотни лет его существования вода подобралась практически к самым его стенам.

С берега открывался изумительный вид. Полукруглый каменный мост, сложенный из все того же желто-коричневого камня, перехватывал озеро в узкой его части, и его отражение в воде казалось удивительно четким. Две каменные дуги словно образовывали круг. Красиво.

Пели цикады, кусты и деревья, растущие на берегу, приветственно шевелили листвой, уединенное место казалось удивительно живым.

– Стой здесь, – бросила эта… даже слово не подобрать… гостеприимная хозяйка и торопливо пошла к озеру.

В то время как она поднималась по мосту с одной стороны, с другой ей навстречу торопился некто определенно мужского пола. Лица было не разглядеть, но темные волосы и ладная фигура вполне позволяли дорисовать в воображении привлекательную внешность молодого джентльмена.

Хозяйская дочь бегает на свидания, как какая-нибудь горожанка или крестьянка. Занятно. И что еще занятнее, я теперь ее наперсница.

Пара встретилась на середине моста. Они трогательно взялись за руки, словно позируя для холста живописца.

Их перевернутое отражение подернулось рябью. Вода плеснула на берег, словно подхваченная порывом ветра, которого не было.

Свидание окончилось быстро. Мы ушли, а молодой мужчина (я была уверена, что он немногим старше нас с ней) все так же стоял на мосту, глядя ей вслед.

По возвращении я сразу же почувствовала перемены в своем положении. Прежде я ужинала с теткой либо со слугами, но в этот день меня позвали за господский стол.

Столовая оказалась величественным помещением, отделанным с богатством и роскошью. Рядом с ней семейная гостиная баронета Кальхома, моего покойного отца, казалась несоответственно скромной. Также я невольно обратила внимание на уединенность, в которой хозяева замка привыкли принимать пищу. К столу подавали всего двое слуг, что только подчеркивало пустоту огромной столовой. О чем я и позволила себе высказаться, в связи с чем хозяйка замка снисходительно признала комнату достаточно обширной, а суету, создаваемую толпой слуг, – утомляющей, добавив, что считает в меру просторную столовую одной из насущных жизненных необходимостей, хоть и в целом относится к таким вещам безразлично.

Это была беловолосая дама с высокими скулами и ироничным изломом бровей. Лицо ее, несмотря на возраст, было едва тронуто морщинами. Она вела непринужденную беседу с модным скучающим видом, в то время как ее супруг предпочитал молчать. Не знай я, что они муж и жена, подумала бы, что это ее брат. Белые волосы были коротко острижены, такие же светло-голубые глаза… Разве что усы и бородка у него были практически черными и бровь над левым глазом надвое делил приметный шрам, который издалека можно было принять за буквы малознакомого алфавита.

– Вам нравится у нас?

Неожиданный вопрос. Я недоуменно оторвалась от десерта. Изысканный ужин, свечи – словно возвращение к прежней жизни, пусть и ненадолго.

– Я благодарна за каждый миг, проведенный под этой крышей, – сдержанно ответила я.

– Нашей дочери не хватает… общения, будем рады, если вы погостите у нас до зимы.

– Мне совершенно некуда торопиться, – дипломатично сообщила я.

Сомневаюсь, что кредиторы сунутся в такую глушь. Вероятно, они уже разобрали дом в Лондоне по кирпичику, на первое время это утолит их жажду справедливости.

– Вы оценили десерт?

– Он великолепен.

– Сыграете для нас?

– С превеликим удовольствием. – Я охотно поднялась из-за стола, украдкой взглянув на новую «подругу».

Не сказала бы, что ей не хватает общения, но кто я такая, чтобы выдавать секреты. Тем более когда они не мои.

Амир помнил, как впервые повстречал Юлиана Барлоу. Он неторопливо поднялся на стену замка, откуда открывался головокружительный вид на Про́клятое озеро, чтобы с удивлением обнаружить, что его любимое место уже занято. Невысокий сухощавый парень, на вид его ровесник, сидел на голых камнях, беззаботно свесив ноги в пропасть.

За мгновение до того как незваный гость обернулся, Гатри-Эванс внезапно понял, что уже знает, кто это.

Фиолетовые глаза под сумрачно сдвинутыми бровями лишь стали еще одним подтверждением его правоты.

– Ты… Ты Барлоу! Юлиан Барлоу.

– И что с того? – неприветливо произнес парень, поднимаясь.

– Приятно познакомиться, – неуверенно произнес Амир, чувствуя себя ужасно глупо.

– Серьезно, что ли? – не поверил последний оставшийся в живых наследник фамилии Барлоу.

– Нет. – Амир решил быть честным.

Юлиан коротко усмехнулся и, бесстрашно подойдя к краю стены, взглянул вниз, на Про́клятое озеро.

– Ты вернулся, чтобы замкнуть Круг? – поинтересовался Амир. Он напряженно смотрел в спину пятого первенца Старших семей.

А что, если… Юлиана не станет?

Нужно всего лишь столкнуть его в Про́клятое озеро, и Круг не замкнется никогда. Одна жизнь и его, Амира, бессмертная душа в обмен на мир между Старшими семьями, чтобы больше никто и никогда не оказался на его месте. Стоит ли оно того?

Юлиан Барлоу обернулся и в упор посмотрел на Амира своими странными фиолетовыми глазами.

– О чем задумался?

– Тебе мои мысли вряд ли понравятся, – с ему одному понятной иронией признался Амир.

– Как скажешь. – Юлиан отвернулся, словно нарочно подставляя спину.

– Ты так и не ответил на вопрос, – напомнил Амир.

Камешки один за одним выскальзывали у него из-под кроссовок, но он почему-то не обратил на это внимания.

– Я… – неохотно начал Юлиан, но вынужден был прерваться. – Альвов на тебя нет!

Огромный кусок крепостной стены медленно откололся и полетел в Про́клятое озеро.

Амир отчаянно взмахнул руками, когда опора начала уходить из-под ног, но прежде чем он рухнул следом, струя воды ударила из озера, обхватила его за талию и неделикатно швырнула на камни позади Юлиана.

Когда Амир пришел в себя, Барлоу бесследно исчез.

– Как он… – Амир упрямо подполз к краю и все так же, стоя на четвереньках, заглянул вниз. – Под его взглядом столб воды поднялся футов на пятнадцать, но, не дотянув даже до середины башни, лениво плюхнулся обратно.

Тогда-то Амир и понял, зачем хочет снова найти Юлиана.

Ему нужен был друг. И учитель. Такой, как Барлоу. Тот, кто способен мимоходом поднять воду из Про́клятого озера на пятьдесят футов просто для того, чтобы спасти жизнь наследника Гатри-Эвансов, участвовавших в уничтожении его собственной семьи. Наследнику, который всерьез задумался о том, чтобы его убить.

– Да твоя сестра просто Шерлок Холмс, – пораженно протянул Райден Дэвис.

Закрывшись в комнате Аттины, они с Гвен разбирали содержимое видавшей виды синей папки.

Скриншоты из социальных сетей, какие-то фотографии, записки от руки малопонятным торопливым почерком…

Методично изучая каждую букву, Аттина в очередной раз подумала, что и не догадывалась, какая насыщенная жизнь на самом деле была у ее сестры.

И когда только Марина все успевала? Как сумела все это собрать? Как находила время, каким образом смогла сделать все так, что Аттина ничего не заметила? Или сестры отдалились друг от друга намного раньше, чем это стало очевидным?

– Так говоришь, Амир знал, где папка? – поинтересовался Райден.

Упоминание Гатри-Эванса мигом вымело из головы Аттины все прочие мысли. Он нравился ей с детства, было больно думать, что Амир может оказаться соучастником преступления. А то и убийцей. Будь ее воля, она бы нашла ему тысячу оправданий, но пустая комната сестры и одинокие завтраки день за днем напоминали Аттине, что она должна быть настороже.

– Это не делает его виновным. Он сказал, что однажды видел, как Марина что-то прятала под статуей. Давным-давно, еще в школьные годы, – задумчиво сказала Гвен. – Вот и предположил, что место тайника не изменилось. Со всем присущим парням снисхождением Гатри-Эванс решил, что это какая-нибудь девчачья ерунда вроде личного дневника, и мы не стали его разубеждать.

– Не стоит недооценивать женщин, – насмешливо подытожил Райден. Он потянулся к стопке, в которую девушки складывали уже просмотренные бумаги и фотографии. – Ну-ка, ну-ка, что у нас тут? Юлиан Барлоу, родился 15 ноября 1995 года, ну надо же, в Лондоне. Учился в Северном Уэльсе, далековато как-то. Мидлтон-колледж. Приличное учебное заведение. Сирота. Ну это мы и так знали… Но где сейчас его искать?

– Кажется, я знаю, – осторожно ответила Аттина и потянулась за телефоном. – Уэббер-стрит, 12Б, это совсем рядом, здесь, в Килимскоте! – Она покрутила изображение, словно сомневаясь в его достоверности. – Марина пишет, что он работает здесь. У нас под самым носом!

– Если только Юлиан не сбежал на Аляску после настойчивого внимания твоей сестры, – со смешком уточнил Райден.

– Не проверим – не узнаем. – Гвен решительно поднялась на ноги. – Поехали.

– Только без меня, – на всякий случай предупредил Райден. – Еще не хватало вломиться к нему целой делегацией. Я подожду вас в машине. Дэвисы всегда поддерживали Коллингвудов. Барлоу не терпят нас с начала времен.

Илай ненавидел проигрывать, но победа раз за разом настойчиво ускользала у него из-под самого носа.

Последних два Сопряжения именно Коллингвуды верховодили в Совете Старших и по умолчанию считались главными среди пяти семей. Но предки совершенно расслабились!

Ему приходилось довольствоваться крохами от тех сил, которыми владели Коллингвуды задолго до его рождения! Ведь пока Круг не замкнут, потомки пяти Старших семей могут пользоваться только малой частью магических способностей.

Несмотря на все свои возможности, Совет даже не пытался найти Барлоу, который забился в какую-то щель, как крыса, и не горел желанием попадаться им на глаза!

Илай искал ответы сам, кропотливо, вдумчиво. В семейных архивах, в обрывках фраз, брошенных матерью, которая верховодила в Совете.

Он взрослый мужчина, наследник магии, имени, старых долгов. Илай не питал иллюзий, на что способна его семья.

Юлиан никогда не кинется к нему на шею с братскими объятиями. Коллингвуды враждовали с Барлоу всю историю существования Круга. И началось это задолго до того, как последние решили прибрать к рукам силу альвов и создали Тварь.

Он надеялся, что после гибели Марины Вейсмонт Совет наконец очнется и предпримет хоть что-то, но и эти чаяния развеялись как дым. Ладно Сопряжение, их даже Тварь не взволновала!

Все попытки поговорить с матерью ни к чему не привели. Остальные тоже загадочно молчали, словно он какой-нибудь карапуз, который клянчит леденец на палочке.

Илай выдвинул ящик стола и достал фотографию.

Марина широко улыбалась со снимка, желтое платье ярким пятном выделялось на фоне сумрачного дождливого дня.

Ему казалось, он любил ее, действительно любил. Но она умерла, и, быть может, только к лучшему, что он не успел сказать ей об этом.

– Уверена, что мы приехали куда нужно? – с сомнением в голосе уточнила Гвен. – Что-то это как-то…

Аттина оглядела крохотный магазинчик, защемившийся между двумя неказистыми домами из желто-коричневого камня.

– Зайдем – узнаем, – неуверенно произнесла Аттина.

Райден, как и предупреждал, остался караулить вишневый «мини».

Внутри магазинчика было тесно, полки были завалены всем тем, что могло понадобиться обывателю двадцать четыре часа в сутки: пиво, шоколадки, влажные салфетки, несъедобного вида бутерброды по соседству со вчерашними газетами.

– Добрый вечер. – Аттина робко взглянула на тучного мужчину за прилавком. – Нам нужен Юлиан. Юлиан Барлоу. Где мы можем…

– За магазином посмотрите. – Разговорчивостью мужчина, очевидно, не отличался. Вежливостью, судя по тону, тоже.

– Да он совсем не прячется, – заметила Гвен. Девушки поспешно обогнули соседнее здание. – Либо же искренне считает, что здесь нам не придет в голову его искать.

В полутемном грязном проулке невысокий щуплый парень грузил ящики в кузов видавшего виды грузовичка.

– Привет! – осторожно поздоровалась Аттина.

Никакой реакции.

– Юлиан?

Молчание.

Девушки переглянулись.

– Это и есть Юлиан? – с насмешливым презрением уточнила Гвен. – Наследник семьи Барлоу? Серьезно, что ли?!

Аттина дернула плечом, настороженно разглядывая парня.

Услышав нелестную характеристику, он замер с ящиком в руках, но продолжил работу как ни в чем не бывало.

– Кажется, он ко всему прочему еще и глухой, – продолжила Гвен, воинственно поглядывая на недружелюбную спину.

– Подожди. – Аттина положила руку на локоть подруги. – Юлиан. У нас всего один вопрос… Моя сестра погибла и…

Парень обернулся. Мешковатый рабочий комбинезон только подчеркивал его худобу, а низко надвинутая на лоб кепка мешала разглядеть лицо.

– Мы пришли поговорить, – терпеливо повторила Аттина. – Ты знаешь, кто мы?

– Несложно догадаться. – Парень развернулся и прошел внутрь подсобки магазинчика.

Не понимая, что конкретно им нужно делать, девушки нерешительно двинулись за ним следом.

– Хотите поговорить – разговаривайте, – грубо разрешил Юлиан.

Боковая стена подсобки была заставлена от пола до потолка. Между пачек с кофе одиноко торчала дверная ручка. Юлиан повернул ее и толкнул дверь. За ней оказалась комната, заставленная ящиками и коробками. На крохотном пятачке в центре стоял стул. Над ним висела лампочка без абажура.

Гвен стиснула зубы, жалея, что нельзя высказать все, что вертелось на языке.

Сквозь небольшое окошко под самой крышей крохотное помещение освещал солнечный свет. Юлиан невозмутимо снял кепку и повесил на крючок, следующей стала грязная куртка. Под ней оказалась скромная черная майка. Он небрежно стянул ее через голову и наконец обернулся к ним.

Высокие скулы, аристократичный нос, острый подбородок… Красоту этого лица не портила даже синева, залегшая под глазами. Темные брови были сурово сдвинуты, волосы едва заметно вились, падая на лоб тяжелыми прядями.

Сухие мышцы рук, демонстративно скрещенных на обнаженной груди, эффектно подсвечивались лучами заходящего солнца.

Выглядел он лет на двадцать, хотя, если судить по найденным Мариной сведениям, ему было не меньше двадцати шести.

Аттина разглядывала Юлиана с вежливым интересом. Гвен, едва окинув его взглядом, вздернула подбородок и демонстративно отвернулась.

– Меня зовут Аттина. Аттина Вейсмонт…

– Я знаю, кто ты, – перебил Юлиан. – Твоя сестра приходила сюда. Вы с ней похожи.

Аттина на мгновение растерялась. Еще никто не говорил, что они с Мариной похожи. Ее сестра была натуральной блондинкой, она – рыжей. Марина ярко красилась, носила мини-юбки, лихо водила машину. Аттина же предпочитала сдержанный макияж и девчачьи платьица, а садясь за руль, вечно уступала всем дорогу, да так, что иногда и вовсе не могла сдвинуться с места.

– Должен тебя предупредить, о чем бы ты ни попросила – точно нет, – насмешливо напомнил о своем существовании Юлиан Барлоу. – Я не собираюсь становиться частью Круга. Погоня за этими сказками о Сопряжении Миров уничтожила мою семью. Реальная жизнь – она здесь.

– В убогой подсобке круглосуточного магазина? – презрительно поинтересовалась Гвен.

– Разумеется, принцесса Коллингвуд. – Юлиан развернулся к ней, во взгляде его плескалась ненависть. – Такая жизнь, очевидно, ниже твоего достоинства. Папочка с мамочкой оплатили Кембридж и вещички из бутика. А кто ты без них? Просто беловолосая кукла с рыбьим хвостом.

– Ах ты!..

Гвен замахнулась для пощечины, но Аттина недвусмысленно загородила собой Юлиана.

– Дай мне с ним поговорить, пожалуйста.

Под ее отчаянным взглядом Гвен фыркнула и демонстративно вышла за дверь.

– Мою сестру убили, – тихо произнесла Аттина. – Кому, как не тебе, знать, что такое терять близких. Марина хотела собрать Круг, она приходила к тебе. Я должна знать, о чем вы говорили!

– Я сказал ей то же самое, что собираюсь повторить и тебе: катитесь в Про́клятое озеро! Даже не думал, что она настолько точно исполнит мое пожелание. – Юлиан невозмутимо потянулся за рубашкой.

Аттина невольно порадовалась, что Гвен вышла. Даже у нее дыхание перехватило от злости, подруга и вовсе бы кинулась на Барлоу с кулаками.

– Я надеюсь, ты передумаешь, – только и сказала она.

– Ну что, не стал Барлоу тебя слушать? – поинтересовался Райден, распахивая перед Аттиной дверь вишневого «Мини Купера».

Младшая Вейсмонт только расстроенно покачала головой и забралась через пассажирскую дверь на заднее сиденье.

– И как такой, как он, может быть одним из нас? В голове не укладывается! – Гвен все еще кипела от злости. – Наглый, хамоватый… Назвал Сопряжение Миров сказками! Похоже, он и магией-то не владеет.

– Если бы ты пошел с нами, может быть, и смог его убедить, – осторожно произнесла Аттина, глядя, как Райден заводит машину.

– Ну нет. Дэвисы всегда были на стороне Коллингвудов в их разборках с Барлоу. Если увидит меня или Илая – взбесится окончательно. Честно говоря, – Райден обернулся, – я надеялся, что ты сможешь его убедить.

– И что теперь делать? – жалобно спросила Аттина.

– Что-нибудь придумаем, – оптимистично предположил наследник семьи Дэвис и, обернувшись, взъерошил рыжие волосы Аттины. – Выше нос. Еще остался шантаж, подкуп… соблазнение… – Он сделал многозначительную паузу. – Гвен, не хочешь попытать счастья? Хотя… о чем это я, ты голых парней только в кино и видела.

Возмущенно порозовевшая подруга от души треснула Райдена по плечу.

– Ай, валькирия[14], полегче!

– А почему ты Аттине не предлагаешь?!

– Ну это же ты как ошпаренная выскочила из переулка. Значит, контакт есть!

– Не вижу логики!

Аттина тихонько смеялась на заднем сиденье, прислушиваясь к перепалке друзей. Но напряженный взгляд Юлиана Барлоу из-под сурово сдвинутых бровей все не шел у нее из головы. Так смотрят люди отчаявшиеся. Какие бы ужасные вещи он ни говорил, она откуда-то знала: Юлиан нуждается в Круге так же, как и они нуждались в нем.

Глава 4

Начало трансформации

Мы расположились в саду. Вечерело. Со всех сторон лился красноватый свет заходящего солнца, окутывая кусты и деревья, витиеватые опоры беседки, стол, посуду и точеную фигуру принцессы, которая сидела напротив.

Я умиротворенно наслаждалась пасторальным пейзажем, хотя прежде меня куда больше восхитил бы сервиз. Хозяйка замка при последней встрече окрестила его «простым и милым». Она выразила мнение, что отечественную промышленность следует поощрять, и посетовала, что сервиз немного устарел – ему уже не меньше года. По ее мнению, с тех пор производство ушло далеко вперед. Когда она в последний раз была в Лондоне, видела несколько чудесных образчиков.

Ее дочь относилась к подобным разговорам с глубоким безразличием. Ведь, по правде сказать, чай, поданный в стаффордской глине или дрезденской, ничуть не различался на вкус.

Наша вынужденная дружба с принцессой настораживающе крепла с каждым днем. Мы звали друг друга по имени, гуляли под руку и были практически неразлучны. Если дождливое утро лишало нас каких бы то ни было развлечений на свежем воздухе, мы, закрывшись в комнате, читали роман или занимались рукоделием.

– Ты веришь в Богов?

Вопрос прозвучал до того неожиданно, что я несколько минут собиралась с ответом.

– Ты хотела сказать – в Бога? – любезно переспросила я.

– Ну да, в Бога, – одними губами улыбнулась «подруга».

Я была добропорядочной христианкой каждое воскресенье в церкви и чуть менее добропорядочной в остальные дни.

– Не больше и не меньше остальных.

– А если бы тебе выпала возможность зачать ребенка от Бога?

Едва не облившись, я поспешно отодвинула чашку с чаем.

Неужели я попала к фанатикам, которые пускают кровь юным девам в погоне за вечной молодостью и прочей ерундой? Читала что-то подобное в прошлом месяце в лондонской газете. Впрочем, если им нужна именно невинная девица – тут бы их ждало некоторое разочарование.

– Античным царицам это удавалось вполне успешно, – с иронией произнесла я. – Вероятно, это даже более ответственно, чем стать любовницей английского короля.

Кажется, собеседница не оценила шутки. В следующий раз напомню себе держать язык за зубами, особенно в присутствии надменных юных принцесс.

Библиотека располагалась в башне. К ней вела слабоосвещенная винтовая лестница, устланная ковром.

Мне необходимо было найти себе хоть какое-то занятие, подобающее благородной девице. В деревне рано ложились и так же рано вставали, мне, привыкшей возвращаться с балов за полночь, совсем не спалось.

В библиотеке было много тяжелой массивной мебели красного дерева более позднего периода, чем сам замок, огромный персидский ковер, такого же цвета плюшевые шторы. Длинные полки вдоль северной стены были заставлены книгами. Мне показалось, что здесь кто-то был совсем недавно.

На столе горели свечи, поверх раскрытых атласов лежал дряхлый даже на вид фолиант. Я не бог весть какой книгочей, но все же стало любопытно.

Я приблизилась, бесшумно шагая по ковру.

Книга была старой. Так уже лет двести никто не разговаривает и не пишет. Удавалось разобрать лишь отдельные предложения.

«…того же племени будет и сильнейший из волков, по имени Лунный Пес. Он… проглотит месяц и обрызжет кровью все небо и воздух. Тогда солнце погасит свой свет, обезумеют ветры, и далеко разнесется их завыванье…»

Дочитать, что там с небом, я не успела.

Книгу бессовестно захлопнули прямо у меня перед носом.

– Ты еще кто такая?!

Я неторопливо подняла глаза.

Крайне рассерженный беловолосый юноша стоял по другую сторону тяжелого стола, весьма недовольный моим вторжением. С сыном и наследником почтенного семейства хозяев замка мне еще не доводилось встречаться.

Он был оглушающе, невероятно красив: острые скулы, острый подбородок, полные губы, такие же, как у сестры, светло-голубые глаза.

Я даже не сразу вспомнила, что нахожусь наедине с мужчиной поздним вечером. Камеристка, которую пришлось рассчитать еще в Лондоне, не одобрила бы такого легкомыслия.

– Ты кто такая?!

– Вы знаете кто. – Я невозмутимо взглянула на корешок книги. – Так мелодично звучит, но смысл ускользает от меня. Что это за диалект?

– На нем прежде говорили в Ирландии.

– Занятные у вас литературные предпочтения.

Не то чтобы я пыталась казаться умнее, чем я есть, но это был единственный способ поддержать беседу.

– С каких это пор придворные кокетки читают что-то, кроме журнала мод? – насмешливо уточнил наследник.

– Журналы мод не читают. Если бы вы соблаговолили заглянуть внутрь, вы бы поняли, что там одни гравюры, – вежливо пояснила я.

Неожиданно он улыбнулся. И стал еще красивее, хоть минуту назад сложно было вообразить, что такое возможно.

– Я так и не спросил вашего имени.

– Ориан.

– Просто Ориан? – насмешливо переспросил он, намекая, что это крайне неприлично.

– Мы ведь непременно станем друзьями, – флиртуя, очевидно, больше положенного, ответила я.

Продавец узнал ее сразу.

– Юлиана нет.

– А когда будет? Мне очень нужно с ним поговорить.

– Он уволился, – последовал незамедлительный ответ.

– Не знаете, где его можно найти? – беспомощно спросила Аттина.

– Что, красотка, парень бросил? Хоть не беременная? – Тучный мужчина за прилавком внезапно решил проявить участие.

Покрасневшая до корней волос Аттина могла только отрицательно помотать головой.

– Ничем не могу помочь. Работники у нас в основном временные, документы мы тут не спрашиваем, чай не публичная библиотека.

Аттина покивала, поблагодарила и поспешила наружу.

– Кто заходил? – раздался у нее за спиной еще один голос. Она невольно обернулась. Просто сотрудник магазина. На нем были такие же штаны и куртка, как на Юлиане в их первую встречу.

– Девчонка. Искала Барлоу.

– С белыми волосами?

– Да нет, рыжая.

– Странно, я думал, заинтересуется той, что побойчее. Юлиан стоял тут, в проходе, и смотрел в окно до тех пор, пока они наконец не уехали.

Дверь захлопнулась, отрезая ее от собеседников.

Аттина растерянно стояла у крошечного круглосуточного магазинчика по адресу Уэббер-стрит, 12Б, и не понимала, что ей делать дальше.

Где искать Юлиана?

Аттина три дня пилила себя за то, что никак не подготовилась к разговору. Она просто не верила в то, что они действительно найдут его здесь, и раз за разом корила себя за это. Задним числом Аттина придумала кучу, на ее взгляд, убедительных аргументов, прокручивала в голове каждое произнесенное слово. Он хотел ее задеть, и она поддалась, обескураженная его жестокостью. Сейчас она ни за что бы не ушла просто так, добилась бы от него хоть какого-то ответа, но Юлиан Барлоу опять оказался на шаг впереди.

Аттина никому не сказала, куда едет. Сама села за руль, сумела добраться до Килимскота на непрерывно глохнущей машине. Вишневый «мини» оказался с норовом, да и механическую коробку передач она последний раз видела, когда ездила с инструктором в автошколе. Мысль об обратной дороге заставила ее тяжело вздохнуть.

– Аттина?

Она поспешно обернулась. Через улицу к ней торопливо шел Амир Гатри-Эванс. Его тонкая куртка была распахнута, словно пронзительный ветер дул где-то совсем в другом месте. Он словно нес с собой лето и солнечный свет, выделяясь на фоне блеклой английской провинции сумрачным апрельским утром.

– Привет, – настороженно поздоровалась Аттина. – Что ты здесь делаешь?

Встретить Амира у дверей магазина, где работал Юлиан, после того как он показал им тайник Марины, уже не казалось совпадением. После смерти сестры Аттина запретила себе верить в случайности.

– Я остановился воды купить. Потом увидел тебя. – Амир махнул рукой в сторону дороги. Его тяжелый внедорожник весело подмигивал желтыми фарами на обочине между двумя вывесками «Информационное агентство Коллингвуд» и «Коллингвуд. Фототовары», витрина последнего была заполнена яркими желтыми ценниками, наклеенными прямо на стекло.

Ложь была настолько небрежной, словно он и не сомневался, что она ему поверит.

– А ты что здесь делаешь? – поинтересовался Амир.

– Пытаюсь научиться водить машину, – поспешно ответила Аттина первое, что пришло в голову.

– Как успехи?

Они, не сговариваясь, посмотрели на значок «мини», насмешливо раскинувший крылышки на вишневом кузове.

– Честно признаться, не очень…

– У меня идея. – Амир встрепенулся. – Подожди здесь, я поставлю где-нибудь машину, и мы поедем на твоей.

– Но как ты потом…

– Вернусь завтра, не проблема. – Он уже быстро шел обратно к своему внедорожнику.

Аттина осталась стоять посреди Уэббер-стрит, растерянно и смущенно глядя ему вслед.

Сестрички Вейсмонт были похожи на котят, которых оставили в корзинке. Логичнее было бы сравнивать их с рыбками в аквариуме, но Юлиану чудились именно котята. Беленький и голубоглазый все норовил сбежать из корзинки, куда его заботливо положили любящие руки, а рыженький спокойно спал на солнышке, накрыв мордочку пушистой лапой. И только когда беленький котенок бесследно исчез, рыжий сперва одиноко сидел в корзинке и жалобно мяукал, а потом тоже полез исследовать большой и опасный мир.

Юлиану хотелось поставить воображаемую корзинку как можно выше, да хоть бы и на холодильник, чтобы рыженькая Аттина никогда не смогла покинуть свое безопасное убежище вслед за сестрой.

Он не хотел ее обижать. Видеть, как подрагивают слезы на пушистых ресницах «котенка», было тяжело.

Но есть вещи куда ценнее сострадания, уж это он за свою жизнь уяснил четко.

Круг никогда не будет замкнут. Он принял это решение много лет назад и с тех пор ни разу в нем не усомнился.

Шесть сотен лет Коллингвуды, Барлоу, Дэвисы, Гатри-Эвансы и Вейсмонты соперничали друг с другом, плели интриги, изобретали заклинания, совершенствовались во владении магией, и все ради сомнительной чести на один день возглавить Круг во время Сопряжения Миров, призрачного шанса увидеть воочию кого-то из Старших Богов. Сложно представить, сколько погибло первенцев пяти семей за эти столетия, сколько судеб было искалечено в погоне за иллюзорной властью.

Боги смотрели на возню смертных сквозь пальцы. Альвам не было дела до страстишек полукровок, пока те охраняли Радужный мост.

– Ничто в этом мире не заставит меня пользоваться магией Круга! – внятно произнес Юлиан.

Он стоял на полуразрушенной стене древнего замка и смотрел вниз, на мертвую воду Про́клятого озера.

Словно в ответ, в самом центре сквозь толщу воды проступило огромное слепое лицо с распахнутым ртом. Минута – и оно снова погрузилось в бездну.

Круг не замыкался вот уже две сотни лет. Старшим семьям нечего было делить, бессмысленные смерти наконец прекратились.

Но двадцать шестого марта две тысячи двадцать второго года Марина Вейсмонт пришла на берег Про́клятого озера и тем самым запустила цепочку событий, поставивших под угрозу устоявшийся порядок вещей.

Юлиан отвернулся и неторопливо начал спускаться во двор замка по узкой винтовой лестнице, которая пряталась в маленькой угловой башне. Пристроенная позднее, она была тем немногим, что уцелело после событий, вынудивших Коллингвудов навсегда покинуть родовое гнездо. Как и все остальное на много миль вокруг, руины замка принадлежали этой про́клятой Богами семейке.

– Переключай. – Ладонь Амира уверенно легла на руку Аттины, помогая сменить передачу.

Весной темнеет рано. Будь она одна, ехать было бы совсем тяжело, но Амир с легкостью решал все ее проблемы. Он подсказывал дорогу, напоминал про передачу, терпеливо повторяя одно и то же, следил за машинами на соседней полосе и не злился, даже когда она ошибалась раз за разом и они с полчаса катались по развязке.

Аттине даже начало казаться, что, будь у нее возможность поездить с ним еще несколько раз, возможно, она бы сумела совладать с норовистой машиной сестры.

Криво припарковавшись на подъездной дорожке, Аттина с облегчением заглушила двигатель. Никто из них не торопился покинуть машину. Впервые они оказались наедине с того самого почти свидания, которое так неловко оборвалось известием о смерти ее сестры.

Амир всегда держался отчужденно, сказывалось отношение к нему представителей других Старших семей.

Они ходили в разные частные школы, поступили в разные университеты. Их с Аттиной объединяли лишь редкие встречи на официальных мероприятиях, куда просто не могли не позвать наследника одной из пяти Старших семей, кем бы он ни был.

Потом Амир перестал приезжать даже на них, а она продолжала ждать. Каждый раз, входя в зал, она надеялась увидеть его среди многочисленных гостей на ежегодном балу Коллингвудов или заметить, как он играет в крокет на пикнике у Дэвисов. Но год за годом ее ждало только разочарование.

Амир сильно ей нравился. Он был очень смуглым, и это невероятно ему шло. Так же, как и темные глаза, чуть вздернутые к вискам брови, короткая стрижка. Одинокая черная прядь чуть вьющихся волос то и дело падала ему на лоб, и Аттине очень хотелось бережно ее поправить.

В тот вечер, столкнувшись случайно, они сидели в кафе в самом центре Килимскота, ели мороженое, несмотря на то что только-только началась весна. О чем они тогда говорили, начисто стерлось у Аттины из памяти, но она помнила, что чувствовала себя очень счастливой.

Он сидел совсем близко, от его улыбки кружилась голова, а когда он держал ее за руку – замирало сердце. Аттина скучала по нему, и ей казалось, что это чувство взаимно. Амир, вероятно, поцеловал бы ее в тот вечер, если бы не звонок отца.

Кто же знал, что вечер, обещавший стать самым счастливым в ее жизни, станет самым страшным воспоминанием?

– Не знаю, насколько уместно… – Амир осторожно взял задумавшуюся Аттину за руку, как тогда, в кафе. – Ведь еще так мало времени прошло… Но я хочу сказать, что…

– Ты встречался с Юлианом Барлоу? – Аттина прервала его на полуслове, словно испугавшись возможного признания. Только не здесь, только не так, не тогда, когда она знает, что он лжет. – Ты ведь искал его в тот день, когда столкнулся со мной в городе, верно? В день, когда мы узнали о смерти Марины.

Амир выпустил ее руку и отстранился. От взгляда Аттины не ускользнула эта перемена.

– Моя сестра погибла. Я должна знать, что произошло, – настойчиво повторила она и, повернувшись к нему, внезапно добавила: – Я очень хочу тебе верить. Помоги мне.

На крыльце дома Вейсмонтов вспыхнул свет. Аттина не обратила на это никакого внимания, с тревогой ожидая ответа.

– Я встретил Юлиана Барлоу случайно, – медленно произнес Амир, словно взвешивая каждое слово. – Он пришел на стену замка и столкнулся там со мной. Это было давно. Еще до того, как Марина его нашла, даже до того, как я уехал учиться. Я искал его все эти годы. Некоторые сведения из той синей папки были добыты мной. Мы с Мариной помогали друг другу, но видят Боги, я не имею ни малейшего понятия, что она в тот вечер забыла на озере. Сегодня я хотел встретиться с ним снова, но увидел тебя и понял, что он опять исчез.

Аттина тяжело вздохнула. Караулить Барлоу в замке можно было целую вечность. И он мог так и не заглянуть туда до самого Сопряжения.

– Но мне кажется, я знаю, как его найти. Мне для этого нужен телефон, бумага и ручка, – неожиданно прибавил Амир.

Аттина встрепенулась.

– Зайдешь? Дома есть ручки и даже бумага, – с легкой иронией сказала она.

Амир молча кивнул.

Они выбрались из машины, поднялись по ступеням крыльца. Аттина открыла дверь, торопливо путаясь в связке ключей.

В прихожей было темно, но где-то далеко на кухне горел свет и звучали голоса четы Вейсмонт. Аттина невольно прислушалась, о чем так громко спорят родители.

– А что я могу?! – Голос матери звучал возмущенно, словно продолжая разговор, начала которого они не застали. – Ты видел, что стало с Гатри-Эванс?!

Аттина в ужасе перевела взгляд на Амира, жалея, что вообще пригласила его зайти. Они замерли в тени коридора, не дойдя до кухни каких-то пару шагов.

– Она нарушила правила и лишилась магии! Ей даже вторая форма теперь недоступна. Предлагаешь последовать ее примеру?! Марине нужно было просто подождать! Сопряжение открывает возможности, нам недоступные. За один день она смогла бы сделать для семьи больше, чем все ее предки за двести лет!

– Стелла! Твоя дочь умерла! Ты хоть осознаешь, что произошло?! – Отец был не просто рассержен, он был в ярости. – Как ты можешь говорить о семье, о магии, когда Марина… Еще немного – и мы избавились бы от Твари навсегда! Как подумаю об этом…

– Если. Если бы избавились. Ванесса Гатри-Эванс безумна. Я бы не стала верить каждому ее слову. К тому же… не все ли равно? Марина могла бы возглавить Круг, у нее был характер, способности к магии, а Аттина… Очевидно же, это не для нее.

– К альвам Круг! – окончательно взорвался отец. – Да ты просто… просто…

Отзываясь на сильные эмоции, вода в раковине вскипела, а где-то позади кухонных ящиков прорвало трубу. На белом кафеле неумолимо расползалась огромная лужа.

Аттина стояла в темном коридоре с бешено стучащим сердцем. Она знала историю Амира. О таком не говорили вслух, не упоминали на людях, но общественное неодобрение уже двадцать пять лет, с самого рождения первенца, грозовым облаком висело над Гатри-Эвансами. Мать Амира что-то знала о Твари, имела возможность творить настоящую мощную магию, но вряд ли сейчас кто-то был способен различить правду и вымысел в словах женщины, год за годом медленно лишающейся рассудка.

– О Боги, мне так жаль, – чуть слышно прошептала Аттина, то ли извиняясь за то, что Амир стал свидетелем неприглядной сцены, то ли сочувствуя ему самому.

Вместо ответа младший Гатри-Эванс молча прижал ее к груди, словно бы без сил привалившись спиной к стене коридора. Аттина обняла его в ответ и, повинуясь странному порыву, приподнялась на цыпочки. Она целилась в щеку, но Амир в последнее мгновение повернул голову, и робкий поцелуй пришелся в губы.

Где-то совсем рядом чета Вейсмонт бурно обсуждала магию и сантехнику, даже не догадываясь, что за стеной, в нише между шкафом и пузатой вазой, их дочь отчаянно целуется с сыном Ванессы Гатри-Эванс, словно выплескивая горечь последних недель.

Глава 5

Магия слова

Его звали Томас Элиот. Наследник фамилии, гордость и опора семьи. Он все чаще проводил с нами время.

С искренним удивлением я наблюдала за трогательной привязанностью высокомерной принцессы и ее вспыльчивого младшего брата.

Подобная теплота была огромной редкостью в знатных семьях. Любимым развлечением скучающих аристократов были измены и злословие, порожденные искренней ненавистью друг к другу.

Но будущий хозяин замка был не таким. Настоящий принц, галантный со мной, внимательный к сестре. Он сдержанно шутил, цитировал философов, любил поэзию. С ним не случалось удручающих в своей бессмысленности бесед о ценности сервиза.

И недели не прошло, как я поняла: случилось страшное.

Я влюбилась. Безнадежно, отчаянно, как наивная провинциалка, к которым прежде относилась с таким презрением.

Я понимала, что красива, и умела этим пользоваться. Иногда я проводила время с мужчинами по любви, реже – просто чтобы не умереть с голоду в огромном лондонском доме облаченной в платье, стоящее как месячное жалование десяти гувернанток.

Я могла бы пойти в услужение, но репутация моего отца, баронета Кальхома, была широко известна в обществе, и двери в любой приличный дом были для меня закрыты. А благородные джентльмены дарили дорогие подарки, заложив которые при должной экономии можно было частично погасить долг отца, который неизменно проигрывал в карты больше, чем мы могли себе позволить.

Я не торговала собой. Мне было приятно их внимание, но не более того. Они были знатными, красивыми. Им нравилось мое остроумие, мое лицо, покатые плечи в вырезе платья. Некоторым из них я даже отвечала взаимностью, понимая, что никто из них все равно не женится на мне, но никогда я еще не чувствовала такого изнуряющего, болезненного влечения, как теперь. Оно капля за каплей выпивало из меня жизнь.

Портрет в холле, изображающий трех мужчин и двух женщин, так поразивший своей неуместностью, исчез, словно его и не было. Странно, но, проходя здесь каждый день, я не сразу заметила пустое место там, где прежде висело заинтересовавшее меня полотно. Возможно, дело было в том, что все мои мысли теперь занимал Томас Элиот.

Я поинтересовалась у принцессы за ужином, но на мой вопрос она только покачала головой. По ее словам, все портреты находились на жилом этаже, никто не стал бы вешать подобное в холле. К тому же она так и не смогла определить по моему весьма подробному описанию, что за картину я видела. Складывалось впечатление, что портрет этот и вовсе существовал только в моем воображении.

Хозяин и хозяйка замка стояли у подножия главной лестницы. Я поспешно присела в реверансе, в очередной раз поражаясь их неуловимой схожести. Белые волосы, ледяные светлые глаза, утонченность и аристократизм с налетом зимней стужи в любую погоду. Отчужденные и холодные, они проводили время порознь. Мне было понятно, почему их дети тянулись друг к другу. Томас Элиот и его сестра-принцесса прятались от одиночества огромного замка, ведь даже многочисленной прислуги не хватало, чтобы наполнить его шумом и светом. Да никто и не пытался.

Избегая привлекать к себе лишнее внимание, я поднялась по лестнице. Красота ее деревянных панелей и богатая резьба превосходили любую виденную мной прежде, включая ту, на которой сам король Георг приветствовал подданных на балу в своей резиденции.

За длинной и широкой галереей располагались четыре большие спальни с изящными и прекрасно оборудованными гардеробными. Для удобства и красоты этих помещений не пожалели ни вкуса, ни денег. Одна из них принадлежала принцессе.

– Мне кажется, ты загрустила. – Принцесса отложила вышивку и посмотрела на меня.

– Ну что вы, я никогда не чувствовала себя такой счастливой, – иронично возразила я. В этом заявлении была достаточная доля правды, чтобы не быть обманом.

Меня кормили не хуже, чем при дворе, не обременяли поручениями. Я каталась верхом, играла на рояле, вела ничего не значащие беседы на французском, развлекая принцессу, пока та позировала для портрета, у меня даже было несколько часов в день, в которые я была предоставлена сама себе. Это было много, много больше того, о чем я прежде осмеливалась мечтать.

– Мой брат просил передать тебе это. – Принцесса осторожно выдвинула из-под корзины для рукоделия сложенный вчетверо лист бумаги.

– Он сказал, это перевод с греческого. Ты интересуешься историей?

Вопрос прозвучал с таким надменным недоумением, словно я какая-нибудь деревенщина.

И все же временами она невыносима.

Сдержанно поблагодарив, я поспешно развернула послание.

«…Я хочу умолять вас выслушать меня. Я осознаю, что нуждаюсь в снисхождении. Изо дня в день казню себя за грубость, что позволил себе при нашей первой встрече. Вы найдете в себе великодушие простить того, кто не сумел оценить с первого взгляда вашу прелестную наружность, ваше покоряющее изящество?

Позвольте мне все исправить. Покой оставил меня. Одно только слово – и вы станете истинным творцом моего счастья. Но прежде чем произнести его, подумайте, ведь ваше слово также может сделать меня еще более несчастным.

Кончаю тем, с чего начал: умоляю о снисхождении. Я просил вас выслушать меня. Осмелюсь на большее: прошу о встрече. Буду ждать вас сегодня вечером, около девяти, там, где впервые увидел вас.

Если вы не придете, это внушит мне мысль, что вы оскорблены и мне ни за что не снискать вашего расположения».

Подписи не было.

Такая легкость окутала меня, что, если бы я стала птицей, тотчас воспарила над замком.

Я поспешно спрятала письмо в свою корзинку.

Принцесса, занятая вышивкой, перемены во мне не заметила. Я мысленно поблагодарила выучку светских салонов, где не принято было демонстрировать чувств.

Был еще только полдень. Мне предстояло несколько часов томительного ожидания, но наградой за них послужит неземное блаженство.

Амир заехал в десять. Аттина всячески старалась вести себя так, словно накануне не случилось ничего необычного. Но все равно было неловко. Даже больше чем обычно. Амир Гатри-Эванс был здесь, рядом с ней, словно ожившая фантазия, и ей хотелось, чтобы их встреча никогда не заканчивалась. Что плохого, если они побудут вместе совсем чуть-чуть?

В машине Амир неожиданно спросил: «А ты помнишь, что заговорила со мной первая? Из всех наследников пяти Старших семей это была именно ты». Звучало так, словно эта деталь очень важна для него.

Сколько им тогда было? Лет пять? Аттина честно попыталась вспомнить, когда это случилось. Но ничего не вышло. Она помнила Амира во множестве ситуаций, в разные годы, но именно эта, самая первая, их встреча начисто стерлась у нее из памяти. А он все молчал, словно ожидая, что она сейчас бросится расписывать детали. К счастью, у них были дела поважнее. Так и не дождавшись от нее какой бы то ни было реакции, Амир перевел беседу на насущные вопросы.

Они заняли столик в уютном старом пабе с фамилией Коллингвуд на вывеске и заказали кофе. Некоторые посетители, несмотря на ранний час, предпочитали напитки покрепче. Оглянувшись, словно кто-то мог за ними шпионить, Амир Гатри-Эванс жестом фокусника извлек из кармана рекламу… пиццерии.

– В Килимскоте только одна приличная пиццерия, верно? – Амир улыбнулся. – И что примечательно, она НЕ принадлежит Коллингвудам. И лого у нее запоминающийся.

– Не понимаю, чем это может помочь, – задумчиво произнесла Аттина, разглядывая рекламу. Лого и вправду запоминался.

– Сейчас увидишь.

Амир достал телефон, ручку, придвинул к себе салфетку и, завершив приготовления, быстро набрал номер пиццерии.

– Добрый день.

Аттина отчетливо слышала голос оператора в трубке.

– Добрый день, – отозвался Амир. – Хотел бы заказать одну «Маргариту» и картошку с сырным соусом.

– Напитки?

– Колу, литр, и воду без газа.

– Фамилия?

– Барлоу.

– Ваш номер телефона +442045770775?

– Да, – поспешно согласился Амир, едва успев его законспектировать.

– Добавить этот номер в базу?

– Нет.

– Ваш адрес Бринтон-Уолк, 28. Все верно?

– Да! – радостно согласился Амир, торопливо записывая улицу и номер дома на бумажной салфетке.

– Оплата?

– Наличными.

– Какие-то пожелания к заказу?

– Напишите на коробке «С уважением, Круг».

– Хорошего дня, – невозмутимо подытожил оператор и отключился.

Аттина захлопала в ладоши, с непритворным восторгом глядя на Амира. Тот шутливо поклонился.

– А теперь надо доехать туда быстрее курьера.

Они добрались за десять минут. Район был чистым и тихим, приземистый домик с разной формы окошками – неказист, но мил. Когда-то давно Бринтон-уолк была главной проезжей дорогой небольшого городка, теперь же она стала тихой пешеходной улицей. На нее выходило множество маленьких извилистых проулков между разросшимися, как грибы после дождя, новыми домами.

Терпеливо дождавшись курьера из пиццерии, они озадачили его желанием оплатить заказ, но щедрые чаевые компенсировали его удивление.

Бдительно проследив, в какую именно квартиру он позвонит, Амир поспешно потащил Аттину обратно к машине.

– Мы разве не зайдем?

– Нет. – Амир заговорщицки улыбнулся.

– Но он же может опять исчезнуть, – забеспокоилась Аттина.

– Юлиан Барлоу, очевидно, ждет Сопряжения. Осталось чуть больше двух месяцев, он не станет менять квартиру. Нам всего лишь надо дать ему понять, что так просто от нас не отделаться.

Курьер вернулся с пустыми руками, быстро загрузился на мопед и уехал.

– Ну надо же, он дома! Я даже не думал, что все так удачно сложится. – Амир удовлетворенно кивнул и тут же полез за телефоном.

Аттина с любопытством заглянула в экран. Амир набирал короткое сообщение, всего два слова: «Приятного аппетита». Несколько томительных минут ничего не происходило, и когда они уже окончательно решили, что ответа не будет, телефон гордо продемонстрировал входящее сообщение: «В следующий раз закажи “Четыре сыра”».

– Вот и славно. – Амир воодушевленно хлопнул ладонями по рулю и завел мотор. – В следующий раз позвоним в суши-бар.

– И долго ты собираешься его прикармливать? – со смешком поинтересовалась Аттина.

– Как пойдет. Главное, он уже понял, что мы настроены серьезно и из-под земли его достанем, если понадобится.

Аттина подумала, что, даже если бы и не была влюблена в Амира с самого детства, сегодня она бы точно в него влюбилась.

– Ты вернулся! Еще чуть-чуть, и я не смогла бы тебя прикрыть! – Гвен, сидящая на кровати в своей спальне, порывисто вскочила, но, подбежав к брату, остановилась. – От тебя так разит перегаром, что гости на приеме попадают замертво! – Она брезгливо поморщилась. – Тебе надо привести себя в порядок. Мать будет в бешенстве, если ты опоздаешь!

Илай тяжело оперся на дверной косяк и рассмеялся. На белой рубашке виднелись бурые подтеки, не хватало нескольких пуговиц. Волосы его были в беспорядке, под глазами залегла синева. Весь его облик демонстрировал, что ночь в Лондоне прошла бурно.

– Пара таблеток и горячий душ снова сделают из меня примерного наследника, гордость и опору семьи, – насмешливо сообщил Илай. Он попытался сделать шаг вперед, но пошатнулся.

Гвен обхватила брата за плечи и втащила в комнату, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Старинный особняк гудел как улей, всюду сновали слуги, подготовка к ежегодному приему Миранды Коллингвуд шла полным ходом.

– Ты вел машину в таком состоянии?! – возмущенно пропыхтела Гвен, сгружая брата в ближайшее кресло. Илай практически висел на ней, так что четыре-пять шагов показались ей вечностью.

– Только представь, как взбесится мать, если я разобьюсь прежде, чем успею дать жизнь новому поколению Коллингвудов! – легкомысленно отозвался он.

– Дурак! – Гвен от души треснула Илая по плечу. – А обо мне ты подумал?! Раньше за тобой хоть Марина приглядывала, а теперь… – Гвен замолчала, понимая, что в запале подняла тему, возвращаться к которой не стоило.

По лицу брата пробежала тень.

– Прости… Я не хотела…

Илай поднял руку и потрепал сестренку по волосам.

– Ты так и не простил ее за тот вечер? Даже теперь? – все же спросила Гвен.

– И да и нет. – Илай заложил ладони за голову, окидывая сестру насмешливым взглядом. – Сейчас я думаю: хорошо, что она была ко мне равнодушна. Будь она влюблена в меня, непременно случилось бы что-нибудь трагическое. В конце концов, она такая же, как наша мать…

– Не понимаю, о чем ты, – нахмурилась Гвен.

– И не нужно. Я мучительно трезвею, вот и несу всякий бред. Можно я посплю полчаса в твоем кресле? – спросил Илай, прикрывая глаза.

– Ну разумеется. До кровати я тебя не дотащу, – фыркнула Гвен, разглядывая старшего брата. Он откинулся на тяжелую спинку, грудь в распахнутой рубахе равномерно поднималась в такт дыханию. Поблескивала пряжка ремня, модные брюки собирались складками, голые щиколотки красовались над туфлями, несмотря на раннюю весну. Он был девичьей мечтой любой школьницы или студентки университета от Лондона до Эдинбурга, но методично и последовательно любил только одну из них – Марину Вейсмонт.

Гвен смутно беспокоила оброненная им фраза. Что Илай на самом деле имел в виду? Единственным человеком, которого любила их мать, был Джон Коллингвуд. Гвен не помнила отца. Он умер, когда ей не исполнилось еще и года. Большая трагедия. Брат был старше на восемь лет. Мог ли он помнить что-то такое, о чем никогда не рассказывал ей?

В конце концов, все знали, в семейной истории Коллингвудов не бывает случайных смертей.

Глава 6

В воздухе любовь

Аттина сидела за туалетным столиком и, глядя на себя в зеркало, заканчивала макияж. На ней было облегающее платье без бретелей, красиво подчеркивающее грудь. Сама она такие никогда не носила. Платье принадлежало Марине. Так же, как и блестящие босоножки на высоком тонком каблуке. Они были тесноваты, но Аттина решила, что ни за что их не снимет.

В них и в этом платье она чувствовала себя увереннее, словно часть решимости старшей сестры передалась и ей.

До ежегодного приема Миранды Коллингвуд оставалось всего несколько часов. Они пойдут на него всей семьей. Впервые Вейсмонты окажутся в одном месте в одно и то же время с тех самых пор, как ее родители перестали разговаривать друг с другом.

Причиной окончательного разлада стала та напряженная беседа на кухне, обрывок которой Аттина и Амир случайно услышали. Новое неприятное открытие.

Впрочем, пора уже перестать удивляться. Новости сыпались на растерянную голову Аттины Вейсмонт как из рога изобилия.

– Аттина, доченька, ты готова?

Отец церемонно постучал в дверь.

– Одну минуту! – Она поспешно сбрызнула туалетной водой запястья и подхватила с кровати сумочку. Эта вещь была ее собственной, лаконичной и простой. Она придавала слишком смелому для Аттины наряду некоторую благородную сдержанность.

Отец уже ждал ее у лестницы.

– Ты потрясающе выглядишь! – Он казался искренне удивленным. – Надо же, я и не заметил, как ты выросла.

Аттина смущенно присела в реверансе.

Мать появилась из спальни и окинула их внимательным взглядом.

– Мы идем или нет?

Стелла Вейсмонт надела туфли на каблуке. Плохой знак.

В отличие от Аттины, которая больше похожа на своих отца и бабушку, Стелла Вейсмонт ростом была около шести футов и для совместных выходов с мужем неизменно выбирала обувь на плоском ходу, чтобы не казаться выше, чем он. Сегодня она это правило нарушила.

Гордая посадка головы, развернутые плечи, платье, обнажающее шею и ключицы, холодный взгляд сверху вниз – все эти детали единодушно демонстрировали отчужденность и недвусмысленное превосходство, показывать которые на людях мать прежде бы не рискнула.

Аттина украдкой взглянула на отца. Он очень любил готовить, также ему нравилось приготовленное есть. Зачем вообще проводить время у плиты, если нет возможности насладиться результатом? Божественное наследие уберегало его от излишней полноты, но округлая мягкость там, где принято было видеть строгую геометрию, все же присутствовала и смокингом только подчеркивалась.

Он не гнался за богатством, не кичился своей родословной, откровенно скучал на светских приемах и вместо игры в поло предпочитал жевать бутерброды в качестве зрителя.

Мартин Вейсмонт был чудесным папой и заботливым мужем, но все его достоинства лишь еще больше отталкивали супругу.

Он без слов протянул Стелле руку, словно не заметил ничего необычного, и Аттина впервые почувствовала раздражение. Возможно, обида за отца жила в ней и прежде, просто Аттина никогда не заостряла на этом внимания.

Родители никогда не вовлекали их с Мариной в тонкости своих взаимоотношений. Дочери никогда не становились ни оружием, ни арбитрами в конфликтах своих родителей. Что бы ни происходило между Мартином и Стеллой за закрытыми дверями, для сестер они всегда оставались семьей.

Аттина в очередной раз убедилась, что со смертью Марины действительно изменилось все.

Кто-то разжег огонь в камине. Недовольно взглянув на приветливо разгоравшееся пламя, Амир поспешил выйти из комнаты. Та самая причина, по которой наследник Гатри-Эвансов, семьи, сделавшей состояние на угольных шахтах, предпочитал снимать в Лондоне квартиру, а не дом. Никаких устаревших способов отопления. Горячая вода в трубах – только и всего. Понятная, знакомая, подчиняющаяся его дару.

Он отвык от родного дома. Здесь все казалось ему чужим и нелепым, словно он ошибся и приехал не туда. Куда-то исчезли дуб и красный кафель, такие уютные и домашние. Их вытеснили гладкие синие обои, а темные деревянные панели были теперь выкрашены в пошлый белый цвет.

Его собственная комната стала какой-то нежилой, опустошенной. Когда он вернулся без предупреждения, одинокая кровать была не застелена, матрац ничем не прикрыт. Не было ни паутины, ни пыли, ни какого-либо другого признака запустения, но сразу становилось понятно: сына, который спал на этой кровати, больше нет. И хоть к вечеру стараниями прислуги комната приобрела жилой вид, эта картина, врезавшаяся в память, подтвердила худшие его опасения. Ему никогда не стать частью этой семьи, какая бы фамилия ни значилась у него в паспорте.

Амир неторопливо спустился по лестнице и вышел на крыльцо. Гатри-Эвансы жили в ранневикторианском особняке в двух милях от Килимскота. Построенный еще до того, как индустриальная революция докатилась до провинции, элегантный, очаровательный, неподвластный капризам времени особняк всегда восхищал Амира в детстве. В отличие от его обитателей.

Мать и отчим собиралась на прием к Коллингвудам. Отказ не принимался, наследник семьи, вернувшийся домой, просто обязан был там присутствовать.

Что ж, на этот раз у Амира хотя бы есть повод пойти – Аттина Вейсмонт.

Она всегда ему нравилась. Ее голос, мягкий и глубокий, огромные глаза, волосы, окутывающие хрупкие плечи рыжим невесомым облаком. Она была красива, куда красивее заносчивой старшей сестры, с которой Амиру не раз приходилось иметь дело. Но отнюдь не внешность выделяла Аттину среди потомков Старших семей. Даже тогда, когда остальные сторонились его из-за слухов, младшая Вейсмонт общалась с ним так, словно никогда и ни о чем не слышала, а если и слышала, то не придавала особого значения.

Амир признался бы ей и раньше, но страх причинить кому-нибудь вред гнал его прочь из города, где все было пропитано магией.

Вдали от Килимскота, в самом сердце огромного, кипящего жизнью Лондона или в стенах Гарвардского университета, семейные устои и традиции Круга, запрещающие связи между представителями Старших семей, казались нелепым архаичным пережитком. Амир и сам не заметил, как стал смотреть на вещи шире.

Он признается Аттине сегодня. Очевидно же, что их чувства взаимны. Он любит ее. И если она захочет, если только допустит такую мысль, одного ее слова будет достаточно, чтобы он увез ее из Килимскота в Лондон, как только День Сопряжения Миров останется позади.

По дальней стене парадной гостиной, сложенной из мелких желто-коричневых камней, издалека похожих на ракушки, стекала вода. Там же стояли столики, гости прогуливались между ними, негромко переговариваясь. Фуршет, очевидно, еще не подавали.

Прием Миранды Коллингвуд был самым значимым светским событием в году. Аристократические титулы, бриллианты, шампанское. Ближе к вечеру сияющее великолепие слегка подпортят пролитое вино, запинающиеся голоса, оплывшая косметика и остекленевшие взгляды, но такой блеск никогда не потускнеет окончательно.

В огромном круглом аквариуме по центру помещения плавала девушка с блестящим пайетками русалочьим хвостом. Она поднималась на поверхность за глотком воздуха и возвращалась в глубину, к обломкам корабля, художественно разбросанным по песчаному дну. Отрабатывая свой гонорар, она трогала стекло изнутри, махала рукой и снова всплывала наверх, сгибая ноги в коленях, заламывая пайетки там, где хвост никогда не смог бы согнуться, будь он настоящим.

В прошлом году Аттина была здесь вместе с Мариной, сейчас же она стояла об руку с отцом, то и дело опуская глаза в пол, словно прячась. Райден, завидев ее, издалека помахал рукой и бесцеремонно показал большой палец. Сразу стало веселее. Аттина приободрилась и принялась оглядываться по сторонам с бо́льшим воодушевлением.

Мать непринужденно беседовала с еще одним из членов Совета. Аттина видела только ее жемчуга и обнаженную спину в открытом вечернем платье. Собеседником был не кто иной, как Рейнольд Дэвис, отец Райдена, высокий мужчина с длинным лицом и хищным взглядом светло-зеленых глаз.

С непонятной ей самой грустью Аттина отметила, что рядом с высоким и массивным Рейнольдом Дэвисом ее мать выглядит хрупкой и легкой. Он давил на окружающих внешностью, авторитетом, рядом с ним Стелла Вейсмонт казалась женственней и нежнее. Словно в нем было что-то такое, чем не мог похвастаться Мартин Вейсмонт.

Аттина тут же устыдилась собственных мыслей, но они все никак не шли у нее из головы.

– Найди друзей, я хочу поприветствовать Миранду, – тихо произнес Мартин Вейсмонт, снимая ее руку со своего локтя.

Сама хозяйка вечера, стильная дама с высокими скулами и ироничным изломом бровей, стояла у аквариума, собирая восторженные взгляды и льстивые замечания.

Кивнув, Аттина растерянно оглянулась в поисках знакомых лиц. Приглашено было не меньше ста пятидесяти человек, друзей, близких и дальних родственников, просто важных шишек. Аттина сильно сомневалась, что мэр города был близким другом Миранды Коллингвуд или знал что-нибудь о традициях Старших семей. Однако он был здесь с женой, дамой ухоженной и элегантной, одетой в самое простое платье из тех, что уже успела рассмотреть Аттина.

– Вот ты где! Пойдем, тут невероятно скучно! – Райден подхватил ее за руку, стремительно увлекая за собой. – Мы отлично проводим время, только тебя не хватает!

– Мы – это в смысле ты? – догадливо уточнила Аттина, пытаясь поспеть за ним на высоких тонких каблуках.

– Ну я… И что такого?

Аттина с улыбкой взглянула на него.

Единственное, что было похожим у Рейнольда и Райдена Дэвисов, – это имена. Во всем остальном отец и сын сильно различались.

Рейнольд небрежно зачесывал назад длинные, чуть вьющиеся волосы, его сын коротко стригся. Отец предпочитал тот самый непритязательный чисто английский стиль в одежде, Райден – словно в пику ему – выбирал чистые насыщенные цвета, благодаря чему голубые глаза и светлые волосы начинали буквально светиться.

Райден был похож на героя американского ромкома, что невероятно злило его отца, сквозь зубы называющего такой вид глупым позерством.

Впрочем, публика обожала Райдена именно за это, что шло семейному фонду только на пользу, и лишала Рейнольда Дэвиса причины заказать сыну гардероб на свой вкус.

Молодежь собралась у бассейна. Пустые бокалы стояли прямо на плитке, обстановка была не в пример расслабленнее, чем в гостиной.

Илай небрежно развалился на шезлонге, Гвен едва удалось отвоевать у него краешек, чтобы присесть самой. Ее ноги в серебристых босоножках казались бесконечно длинными.

Амир стоял поодаль и, едва завидев ее, подался вперед, чуть не столкнув в бассейн свою сестру. Та рассерженно пихнула его в плечо, но он даже не обратил внимания, не в силах оторвать от Аттины восторженного взгляда.

Сама Вейсмонт украдкой разглядывала шелковую черную рубашку с парой расстегнутых пуговиц, смокинг, небрежно наброшенный на плечо, стильные туфли. Амир нравился ей всегда, но сегодня как-то особенно.

– Ну что, продолжаем?

– Конечно!

– Вопрос к опоздавшей! Правда или действие?

Аттина даже не сразу поняла, о чем это они. И что Райден обращается к ней.

– А может, не надо… – робко возразила она.

– Еще как надо. – Сестра Амира, Джил, решительно протиснулась вперед. – Сейчас моя очередь спрашивать!

Ее разноцветные волосы, собранные в два воинственных хвоста, черный и белый, подрагивали от каждого движения. Светлые глаза, щедро подведенные черным карандашом, сверлили опоздавшую взглядом.

Аттина знала, что не нравится Джил. Вероятно, дело было в том, что интересы и характер у них совершенно разные. Джил искренне презирала нерешительность Аттины, так же как та не понимала привычки непрерывно лезть на рожон. В каждом жесте, слове и даже во внешности младшей Гатри-Эванс скользил вызов. На миролюбивый взгляд Аттины – это сильно утомляло.

– Але, Вейсмонт, ты там спишь, что ли? – Джил бесцеремонно помахала рукой перед лицом Аттины.

Раньше чем поняла, что именно она делает, Аттина обхватила запястье Джил, заставляя опустить руку.

Младшая Гатри-Эванс казалась искренне обескураженной. Прежде Вейсмонт даже не пыталась дать отпор. Осторожно освободившись из пальцев Аттины, Джин отступила, потирая запястье.

– Вопрос или действие?

Аттина задумалась. От сестрички Амира ничего хорошего ждать не приходилось.

– Вопрос, – решилась она.

– Чудесно! – Джил выглядела искренне довольной. Она обернулась к брату, скользнула взглядом по Райдену, переглянулась с Илаем и со смешком произнесла: – Мне кажется, многим будет интересно узнать, в кого влюблена милашка Вейсмонт.

Аттине показалось, что ее сердце пропустило удар. Краска стремительно приливала к щекам, и она никак не могла это остановить. Так же, как и происходящее.

– Итак, мой вопрос. В кого ты влюблена, признавайся, Вейсмонт. – Джил наблюдала ее растерянность с мстительным удовлетворением.

– Я… ну… э-э-э… – Аттина заторможенно переводила взгляд с одного лица на другое. Амир казался сосредоточенным, он, очевидно, ждал ее ответа.

Но почему она должна первая признаваться в любви?! Да еще и у всех на глазах!

Илай насмешливо покивал, словно подстегивая.

Гвен выглядела обеспокоенной.

И только Райден ободряюще улыбнулся ей, никак не заинтересованный в ответе.

– Райден.

Аттина даже не сразу поняла, что произнесла это вслух.

Амир вздрогнул и отступил на полшага.

По бассейну прошла волна и выплеснулась на шезлонги.

Гвен едва успела поднять руку. Капли послушно замерли неподвижной стеной и осыпались обратно в воду. Она выглядела обескураженной.

Амир старательно игнорировал насмешливый взгляд Джил.

Что она наделала?!

К счастью, Райден не питает к ней ответных чувств, она сможет все объяснить ему позже.

– Мисс Гвен, ваша матушка зовет вас и вашего брата в парадную гостиную. – Голос официанта звучал почтительно и сладко, словно за ворот вылили ложку сиропа.

Гвен неохотно поднялась с шезлонга. За ней поспешили Илай и Джил. Амир ушел последним. Не оборачиваясь.

Аттина вздохнула и неуверенно пошла к двери. Но стоило ей переступить порог, как Райден обхватил ее за плечи, останавливая.

– Я тоже тебя люблю. – Его губы едва касались ее уха, посылая волны дрожи. – И я рад, что это чувство взаимно.

Отец в задумчивости сидел за столом у дальней стены парадной гостиной, сложенной из мелких желто-коричневых камней, и Аттина поспешила к нему присоединиться. От Райдена она просто сбежала. Да и что она могла ему сказать?

Увидев ее, Мартин Вейсмонт улыбнулся.

– Все хорошо? Ты взволнована.

– Просто… невероятно, – подобрала подходящее слово Аттина, логично предположив, что здесь, под защитой отца, может вздохнуть спокойно.

Главное было – по сторонам не смотреть. Она сомневалась, что сможет сейчас выдержать взгляд Амира. Боялась даже предположить, что он о ней думает. Злится? Презирает ее? Ну еще бы, целовать одного парня, чтобы на следующий день признаться в любви другому.

Отец заботливо придвинул к ней тарелку, на которой красовались холодные закуски, а также ее любимые пирожные с кремом, но есть совсем не хотелось.

Поглощенная своими мыслями, Аттина не сразу заметила, что мимо них прошла Ванесса Гатри-Эванс, четвертая из старейшин Совета. Бледная, болезненного вида брюнетка с лицом, едва тронутым морщинами. Мать Амира.

Она шла очень медленно, сосредоточенно глядя прямо перед собой. Распущенные волосы падали на бледное лицо, казалось, она не видит, куда идет. Неожиданно Ванесса обернулась. Взгляд светло-серых глаз буквально пригвоздил Аттину к стулу.

Гатри-Эванс порывисто приблизилась.

– Я вижу сильную магию. Очень сильную! Она окутывает тебя, пожирает…

– Мама! – Амир уже спешил к ним через зал. – Ты хотела попробовать салат!

– Салат… – Ванесса Гатри-Эванс словно очнулась. – Салат. Повар Коллингвудов делает восхитительный салат.

– Именно, ты очень хотела попробовать. – Амир осторожно взял ее под руку. – Прошу нас простить…

Аттина еще долго смотрела им вслед, пораженная случившимся.

– Чтобы там ни говорили, мне нравится этот парень, – произнес отец, очевидно стремясь разрядить обстановку. – Ничего не имею против Гатри-Эвансов. Все эти заморочки с Кру́гом… Его уже лет двести не замыкали. Вот даже интересно, что будет, если появится первенец сразу двух семей? Он займет два места в Круге? Родятся близнецы? Или?..

Аттина почувствовала, что краснеет.

Неужели отец заметил, как Амир выходил из их дома? Или вопрос навеян ситуацией, произошедшей только что?

– Пошли потанцуем! – беззаботно предложил Райден Дэвис, первая любовь ее старшей сестры. Он только что подошел к их столику, привлеченный сценой, и стоял теперь совсем рядом с ней.

С отчаянием утопающего Аттина принялась шарить взглядом по столу, не находя причины отказаться.

– Райден, ты припозднился. – В голосе отца слышалась легкая ирония. – Аттина только что пообещала танец Амиру.

Гатри-Эванс, успевший отойти на десяток шагов об руку с матерью, обернулся к ним.

Где-то в этот момент Аттина поняла, что спрыгнуть с крепостной стены замка в Про́клятое озеро не так страшно, как взглянуть в глаза Амиру после того, что произошло у бассейна. Понять, о чем он думает, было невозможно.

Полное унижение.

Аттина так перепугалась, что тяжело дышала, как будто после пробежки, грудь ее поднималась и опускалась, а слова не шли с языка. Она осознавала, что, предоставив ей шанс сохранить гордость на людях, не отказавшись от танца, Амир был гораздо более предупредителен по отношению к ней, чем она, объявившая при всех о своей любви к Райдену.

Аттина заметила, как быстро и виновато поворачиваются головы, и поняла, что друзья наблюдают за ними. Однако она собрала все свое достоинство и прошла под руку с Амиром сквозь расступающуюся толпу гостей с высоко поднятой головой.

Амир положил руку ей на талию, и Аттина не удержалась от вздоха. Его ладонь надавила на поясницу, и она прильнула к нему, как тогда в коридоре. Она все вспоминала и вспоминала, как они целовались там, в нише у пузатой вазы, и гнала прочь эти мысли.

Самый неловкий танец в ее жизни.

Она так ничего ему и не сказала. И он тоже молчал.

Райден пристально наблюдал за ними и делал без того сложную ситуацию удушающей.

Глава 7

Переход на новый уровень

– Ты, очевидно, симпатизируешь моему брату.

Я невольно взглянула на принцессу, молясь, чтобы самообладание меня не оставило.

– Независимо от доставшихся ему титула, богатства и связей, он весьма обаятельный юноша, – сдержанно отметила я.

Принцесса стояла по щиколотку в воде, приподняв подол роскошного платья. Пышная юбка, расшитая серебром, безнадежно промокла. Я бы побоялась испортить такой наряд, но у нее их было несколько дюжин. На прогулку в сад или к озеру она одевалась не хуже, чем на прием к королю.

– В нашей семье принято жениться на дальней родне, – произнесла принцесса, глядя в сторону моста.

– Это предупреждение? – неприязненно уточнила я, не в силах сдержаться. Я понимала, что не пара человеку, который однажды унаследует титул маркиза, но говорить об этом так прямо… Зато теперь становилась понятна удивительная схожесть хозяев замка.

– Подобная традиция не лучшим образом влияет на наследственность, хоть и помогает сохранить некоторые семейные таланты. – Принцесса продолжила говорить, словно бы и не слыша моих слов. – Я буду рада, если брат составит свое собственное счастье без оглядки на историю семьи.

Я почувствовала искреннее смущение. Услышать подобное от надменной и холодной дочери хозяев сумрачного замка было для меня неожиданностью.

– Я люблю твоего брата и понимаю свое положение в этом доме, – чуть слышно прошептала я. – Но если… если он решится сделать предложение, ты не найдешь на свете человека счастливее.

Принцесса кивнула, все так же не отрывая взгляда от полукруглого моста и его отражения. Тайный поклонник, который прежде навещал ее едва ли не каждый день, куда-то исчез. Расспрашивать я поостереглась. Если он бросил ее, выйдет неловко, а если вернется, она скажет, что я сую нос в чужие дела, и будет права.

– А что же ты? Родители настаивают на браке с кузеном? – поинтересовалась я, стараясь задать вопрос так, чтобы в нем не читалось и тени насмешки.

Принцесса вздрогнула и обернулась. В обычно равнодушных светлых глазах читались тоска и еще какое-то непонятное мне чувство. Обреченность?

– Для меня семья избрала другую судьбу. – Она снова посмотрела на озеро, словно ожидая, что там, на мосту, вот-вот появится знакомая фигура. – Они никогда не одобрят моего избранника. Нам не разрешат пожениться. Ни мои родители, ни его не рискнут благословить такой союз, даже случись между ними симпатия вместо вражды.

Я кивнула, молча разделяя с принцессой ее горе.

Прежде, где-нибудь в лондонском салоне, я бы не отказала себе в удовольствии начать гадать, в кого именно так неудачно влюбилась избалованная дочь знатных родителей: младший сын? Знатный аристократ без гроша за душой? Или, быть может, наследник герцогского титула, богатый, красивый, но связанный другими обязательствами?

Сейчас же мне не было до этого никакого дела. Познав истинное блаженство взаимной любви, я хотела видеть каждого вокруг счастливым.

Взъерошенная ото сна Аттина Вейсмонт сидела на диване, прижимая к груди огромную подушку. За окном хмурились тучи и накрапывал дождь. Аттина уже четвертый день не выходила из дома, ни с кем не разговаривала, не отвечала на звонки и чувствовала себя абсолютно несчастной.

Как будто мало ей было неудач и неприятностей, так еще и прием Миранды Коллингвуд обернулся катастрофой.

Во-первых, Райден Дэвис любит ее. Как она могла даже не догадываться об этом? Или просто не хотела замечать?

Ее сестра Марина была влюблена в наследника семьи Девис со школы. Безнадежно и абсолютно безответно. Аттина даже не бралась предположить, как бы она отреагировала, случись все у нее на глазах. Будь Марина рядом, Аттина бы никогда не сказала и не сделала ничего подобного.

Во-вторых… Амир. Она не хотела даже представлять, что именно он думает о ней теперь.

Аттина сердито стиснула подушку.

Как так произошло, что, когда то, о чем она не переставала мечтать, наконец могло стать реальностью, она сама все испортила?!

Пытаясь отвлечься, Аттина потянулась за пультом от телевизора. На первом канале шла известная мелодрама: парочка на экране увлеченно целовалась, поглощенная друг другом. Аттина торопливо переключила канал. Какой-то сериал. С третьей попытки на экране появились региональные новости. Камера снимала крупным планом то поворот трассы А417, то машину, которую поднимают из воды, то каких-то людей у кареты скорой помощи.

Аттина сразу же узнала знакомую светловолосую фигуру, закутанную в типовое одеяло.

Райден Дэвис с мокрыми волосами и набором свежих кровоточащих царапин уверенно смотрел в камеру.

– Райден, несколько слов… – щебетала репортер. – Шел дождь, водитель не справился с управлением, машина пробила заграждение на повороте и упала в воду. Ваши коллеги утверждают, что вы бросились в реку, прежде чем кто-то успел сообразить, что произошло.

– Наш фонд оказывает помощь тем, кто в ней нуждается, – улыбнулся Райден. – Мы брали ежегодные пробы воды на анализ, и я рад, что наша команда оказалась здесь именно сегодня.

Аттина буквально слышала, как он мысленно говорит: «Вот тебе долгожданная сенсация, красотка».

– Вы так безрассудно бросились на помощь, вытащили из машины двух человек. Близкие, должно быть, беспокоятся за вас!

Райден взглянул на репортера, догадываясь, куда именно она клонит.

– Если предположить, что у меня есть девушка, – словно сообщая величайший секрет, ответил он, – я бы хотел, чтобы сейчас она мной гордилась.

Аттина сдавленно пискнула и уткнулась лицом в подушку.

Что же она наделала?!

– Ты что натворил?!

Рейнольд Дэвис – шесть футов и три дюйма тренированных мышц – угрожающе приподнялся из кресла.

Райден вновь почувствовал себя таким же беспомощным, как в детстве, когда ему нечего было противопоставить разрушительному гневу отца.

– Не понимаю, о чем ты, – как можно равнодушнее бросил он, хотя внутри все сжалось в ожидании неминуемой кары.

Рука у Рейнольда Дэвиса, основателя одного из самых известных в стране благотворительных фондов, была тяжелой. Прислуга в особняке менялась часто, ведь не всякий способен наблюдать и не вмешиваться, становясь невольным свидетелем жестоких сцен. Легче было просто уйти. Неудивительно, что даже некоторые из членов семьи решили последовать этому примеру. Мать сбежала в Норвегию, когда Райдену было пять. Ему сложно было ее винить, наоборот, он был практически счастлив, что хоть кто-то мог вырваться из бездны, которую, он, Райден должен был называть домом.

На широком экране телевизора беззвучно шевелила губами ведущая. Тот самый репортаж о вынужденном геройстве. Райден был уверен, что рано или поздно видео попадется отцу на глаза. Он отвернулся, чтобы не видеть собственное улыбающееся изображение. Даже странно, насколько людей может обманывать внешность.

– Ты ведь изменил форму? – сурово спросил Рейнольд.

Райден замялся. Отвечать не хотелось.

– Знаю, что изменил. Ты не смог бы их вытащить живыми без применения силы.

– А что, надо было бросить их там умирать?! – не сдержался Райден. Он знал, что пожалеет о каждом своем слове, но все равно не смог промолчать.

Воображение красочно рисовало затрещину, от которой он отлетает к стенке и врезается спиной в стеклянный стеллаж, но рука отца осталась лежать на столе.

– Дар наследника одной из пяти Старших семей, тайна, которую мы обязаны сохранить, куда важнее пары жалких смертных жизней, – холодно напомнил Рейнольд. – Ты мой единственный наследник. Что будет с семьей, что будет с Кругом, если ты лишишься своих сил?! Стоит кому-то из людей увидеть магию – и ты потеряешь все!

– Беспокоишься обо мне? – Райден постарался произнести вопрос беззаботно, но голос его предательски дрогнул. В заботу Рейнольда Дэвиса о чем-либо, кроме Договора, не верил даже его сын и наследник.

– На тебе лежит ответственность перед Богами, – равнодушно напомнил отец.

– Альвы не Боги, – едва слышно пробормотал Райден и чуть громче прибавил: – Ну так заведи запасного сына. Я не перестану…

Щеку обожгло болью, голова мотнулась, словно висела на ниточке.

Пощечина. Как унизительно. Пальцы Райдена сами собой сжались в кулаки.

– Глупец! Хочешь закончить как Ванесса?! Безумным ничтожеством?! – в ярости выкрикнул Рейнольд. – Боги безжалостны к тем, кто нарушит Договор!

Райден заставил себя поднять голову.

– Ты прав, отец, мне следует быть осторожнее.

Однажды он восстанет. Пусть сейчас он слабее отца, но он найдет способ. Сможет дать отпор, чтобы больше никогда не чувствовать этой выводящей из себя беспомощности.

Гвен стояла на разрушенной стене замка и смотрела на Про́клятое озеро. Броситься головой вниз и разбиться о каменистый берег казалось привлекательной перспективой в сравнении с тем, что подготовила для нее любящая мать.

Ей не к кому было обратиться и не у кого просить защиты. Жаль, что отца больше нет с ними. Он единственный, кто мог хоть как-то повлиять на Миранду Коллингвуд.

В век, когда такие понятия, как «демократия», «феминизм», «толерантность», доносились из каждого утюга, о них снимали фильмы и писали книги, ее, как какую-нибудь жертвенную овцу, собирались отдать на откуп альвам в День Сопряжения.

Каково же было удивление Гвен, когда она только узнала, что той самой «девственницей», прилагающейся к «вину и дарам», предстояло стать именно ей.

Марина, возможно, сочла бы подобное интригующей перспективой, но мать, вот уже тридцать лет возглавляющая Совет, никогда бы не позволила еще и Вейсмонтам себя обойти. Хватило Гатри-Эвансов.

Гвен старалась быть умной, никогда не спорила и легко убедила мать в том, что осознала всю свою ответственность перед семьей. Иначе с Миранды бы сталось запереть Гвен где-нибудь в подвале до самого Дня Сопряжения.

Гвен рассерженно пнула какой-то камень. Гордость душила ее, необходимость повиноваться беспрекословно заставляла отчаянно злиться. То, что воспринималось Советом как величайшая честь, казалось ей оскорблением достоинства. И пусть человек она лишь наполовину, даже половины этого человеческого достоинства хватало на то, чтобы возмутиться отсутствию выбора. Они все решили за нее. Еще до ее рождения. Она бы с удовольствием передала такую сомнительную честь кому-нибудь другому.

Родиться в эпоху Сопряжения, быть невестой альва, стать той самой рекордсменкой, что смогла переспать с божеством. И ради чего?! Чтобы ее ребенок стал полукровкой и возглавил Совет? Вознес Коллингвудов на вершину, с которой они неумолимо катились вниз?

Илай, будучи наследником, едва мог подчинить себе стихию. В нем не было и десятой части от легендарной мощи предков. Если Барлоу захотят отомстить за свое унижение, у них есть прекрасная возможность это сделать. Илай абсолютно беззащитен. Впрочем, Юлиан не выглядел как оскорбленный наследник, желающий отмщения. Скорее, он был похож на человека, мечтающего оказаться как можно дальше от магии, Совета, Круга, Килимскота и, возможно, Англии в целом.

Она вполне понимала, а частично даже разделяла такое отношение. В планы Гвен совершенно не входило хранить себя до Дня Сопряжения, она собиралась коварно разрушить планы матери, но большая любовь так и не встретилась. Слишком гордая, Гвен не готова была признаться даже себе: все эти годы она наивно мечтала встретить свою вторую половину, чтобы все произошло как-то правильно и само по себе.

И вот теперь, когда осталось около двух месяцев, перед Гвен Коллингвуд стоял суровый выбор: отказаться от убеждений или от гордости.

Гвен глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки.

Стоит попробовать найти приемлемую кандидатуру, чтобы раз и навсегда вычеркнуть себя из списка «избранных». Она с удовольствием посмотрит на лицо матери, когда уже ничего нельзя будет изменить.

Но сказать проще, чем сделать. Ведь Райден прав: в отличие от Аттины, у которой уже был один неубедительный роман в колледже, Гвен видела парней только на картинках.

Юлиану Барлоу снился сон. Один и тот же. В среднем раз в месяц.

Ледяная корка, припорошенная снегом, сквозь которую скудно пробиваются лучи заходящего солнца. Он разбивает лед и выбирается на поверхность.

Обнаженную кожу обжигает морозный ветер, мокрая одежда мгновенно покрывается инеем. Он идет босиком по поверхности Озера, оставляя на белом снегу тонкую цепочку следов. Ему не до холода. Он торопится изо всех сил.

Семейная усадьба Барлоу совсем близко. На той стороне Озера, за мостом. Всего несколько миль. Он ускоряется, практически бежит сперва по берегу, потом по заснеженному лесу, увязая в сугробах и цепляясь за голые оледенелые ветви деревьев и кустов.

И вот наконец-то усадьба. В окнах горит свет и свирепствует магия. Сквозь распахнутые двери заметно, что внутри мечутся люди. Много людей.

Маленькая девочка выбегает на деревянный балкон в поисках спасения.

Ему хочется крикнуть: «Прыгай вниз! Я поймаю тебя! Только не оставайся там…».

Но девочка не видит его и не слышит. Она оборачивается к преследователям, вжимаясь спиной в деревянные перила.

Лед в мгновение ока сковывает крошечную фигурку. Рот ее распахнут в безмолвном крике, застывший взгляд полон ужаса.

Юлиан не видит убийцу, но он и так знает, кто это.

Он срывается с места, бежит вперед, но крошечная ледяная статуя падает с балкона и разлетается на тысячу частей, вспарывая его одежду и царапая кожу осколками…

На этом моменте Юлиан Барлоу открывает глаза и долго лежит без движения, бездумно глядя в потолок.

Отчетливый, передающий все мысли и чувства кошмар ночь за ночью кажется живее реальности.

Юлиан знает: весь день после тяжелого пробуждения он будет чувствовать себя уставшим и больным.

Ему не хочется вставать с постели, не хочется двигаться, но та же самая картина, что преследует его в кошмарах, заставляет отбросить одеяло, варить кофе, двигаться, дышать, проживать еще один бесконечный день с упрямством, которое когда-то не позволило ему сойти с ума. Ведь происходящее с ним во сне не было игрой воображения.

Это история краха его семьи.

Джил Гатри-Эванс искренне восхищалась Мариной Вейсмонт. Несправедливо, что та умерла.

Аттина была лишь жалким подобием свой старшей сестры.

И платье Марины на приеме у Коллингвудов Джил узнала, как только Аттина вошла.

Она носит вещи своей сестры, ездит на ее машине – совсем недавно Джил видела в городе приметный вишневый «Мини Купер», заняла ее место в Круге. Аттина заполучила даже парня, о котором мечтала ее старшая сестра.

Джил одна из немногих знала, что Марина была без памяти влюблена в Райдена Дэвиса. Даже отказала из-за этого Илаю. Впрочем, винить ее за это было сложно. Райдена Дэвиса любили все. Он был мечтой многих, а сам только и делал, что вился вокруг Аттины Вейсмонт.

И что только они в ней нашли? Что ее братец, что Райден.

Если так подумать, единственный, кто выигрывал от смерти Марины… ее младшая сестра.

В гибели старшей Вейсмонт полиция подозревала всех. Амира на допрос вызывали дважды, допрашивали Илая и даже Райдена, которого нашли там же без сознания. Но никто и не думал проверять Аттину Вейсмонт. И Джил в упор не могла понять почему.

– О чем задумалась? – Амир издалека помахал ей рукой, приближаясь к бассейну.

Джил обожала бывать здесь. Огромное застекленное помещение, живая изгородь, очень много воды. Каждый день она или плавала по несколько часов, или упражнялась в магии. И не любила, когда ей мешали. Она демонстративно нырнула, чтобы проплыть десять футов под водой, прежде чем ответить.

– Да вот размышляю на досуге… могла ли милашка Вейсмонт угробить сестричку.

– Прекрати. – Брат недовольно поморщился. – Ты зачем это шоу устроила? На приеме у Коллингвудов?

– А, так ты за этим пришел! Вспомнил про сестру только для того, чтобы прочитать нотации?! – мгновенно взвилась Джил.

Как же ее бесило напускное равнодушие Амира! В семье все катилось к альвам, а ее брат оставался изумительно невозмутим. У него даже находилось время на свидания с Аттиной Вейсмонт, в то время как она сама была фактически заперта в особняке с матерью. После гибели Марины ей было строжайше запрещено покидать дом до самого Сопряжения.

И даже сейчас второе по счету предложение, произнесенное братом, включало в себя Аттину Вейсмонт!

– А устроила я все для того, чтобы ты наконец понял: она тебя не стоит! Изображает из себя невесть что, а на деле та еще лицемерная дрянь! – Джил понимала, что говорит лишнее, но остановиться уже не могла. – Ты тут по облакам ходил последние дни, неужели переспали?

– Прекрати.

– Ага! Я так и думала! – Джил торжествующе улыбнулась. – Спит она с тобой, а любит, значит, Райдена. Ну ничего, на крайняк вы всегда можете заняться этим втроем. Уверена, милашка Вейсмонт любит эксперименты.

– ЗАТКНИСЬ!

Вода в бассейне вскипела прежде, чем кто-либо из них успел понять, что именно произошло.

Истошный визг Джил, смешавшись с магией, выбил стекла, заставляя Амира опомниться. Но слишком поздно.

Глава 8

Настраиваем компас

Огонь мягко освещал просторную комнату, отделанную дубовыми панелями, с огромной кроватью у дальней стены, парчовыми занавесками и портретами предков на стенах. Камин, вопреки моим ожиданиям, не поражал размерами отесанных в старину каменных массивных глыб. Он был облицован полированным мрамором, оборудован наклонной решеткой и украшен изящным английским фарфором.

Комната подходила наследнику идеально. Томас Элиот. Золото высшей пробы.

Мы лежали, обнявшись, на ковре и смотрели на весело потрескивающее пламя.

Мне нравилось ощущать его рядом, чувствовать руки на своих плечах, губы на коже. Я хотела, чтобы он довершил начатое, но ему нравилось лишь мучить меня, подводя к самому краю, заставляя желать его, грезить о нем, особенно ночью, когда мои пальцы едва ли могли потушить тот огонь, что разгорался между нами.

– Пройдись со мной в парке завтра ночью, – прошептал он.

– И все? – Я перевернулась на бок, моя ладонь скользнула по пуговицам жилета. – Я могу делать куда как более занимательные вещи.

Его рука решительно накрыла мою. На пальце сдержанно поблескивал фамильный перстень-печатка.

– Ты достойна большего, чем это. Ты станешь хозяйкой этого дома.

Неужели… Сердце застучало с невероятной скоростью.

– Ты правда женишься на мне? – Дрожь в голосе скрыть не удалось.

Мне хотелось верить, что это правда.

С каждым днем я влюблялась в него все больше и больше. Мы обменивались ничего не значащими репликами за обедом, изредка катались верхом. Если он покидал замок, дни без него становились пустыми и бессмысленными. Мне начинало казаться, что без него меня как будто бы и вовсе нет.

– Как я могу поступить иначе?

Райден Дэвис отложил телефон и нахмурился. Аттина не брала трубку четыре дня. Он пребывал в искреннем недоумении и уже начинал злиться. То, как она танцевала с Амиром на приеме Миранды Коллингвуд, шло вразрез с тем, что она сказала у бассейна.

Райден закинул ноги на соседнее кресло, устраиваясь поудобнее.

С самой смерти Марины Вейсмонт все в его жизни шло наперекосяк. Друзья вели себя странно – отец чудил в преддверии Сопряжения, но самое страшное, у Райдена начались проблемы с памятью. Целые минуты, а то и часы выпадали из воспоминаний. Он не мог вспомнить, где был, что говорил или делал. Райден не подавал виду, старался вести себя как обычно, но липкий страх медленно начинал окутывать все его существо. Магия была бессильна, медицина утверждала, что это последствия удара. Вероятно, приложился головой там, у Про́клятого озера.

Возможно, это было временно, а возможно, ситуация будет ухудшаться, пока он окончательно не превратится в овощ. Сомнительная перспектива и жалкая участь для потомка Старшей семьи. Отец, когда узнает, будет в ярости. Что он, что Стелла Вейсмонт мечтали подсидеть Миранду Коллингвуд на почетном месте главы Совета. Бессмысленное честолюбие пяти Старших семей.

– Мистер Райден, к вам гость.

Приветливо кивнув домработнице, младший Дэвис убрал ноги с кресла. Часть его отчаянно надеялась, что пришла Аттина, но дверь распахнулась, впуская Гвен.

Сперва Райден решил, что ему померещилось. Валькирия Коллингвуд была в платье. Исчезли кроссовки, джинсы, привычный топ с высоким горлом.

– Я согласна, – с порога заявила Гвен таким тоном, словно делала ему огромное одолжение.

Райден с ужасом подумал, что он опять что-то забыл, но уточнить не успел – она продолжила:

– Ты хочешь, чтобы Круг был замкнут? Я согласна. Юлиана Барлоу беру на себя. Что нужно делать, чтобы соблазнить парня?

Райден приподнялся с кресла, подозревая, что либо ослышался, либо к провалам в памяти прибавились еще и галлюцинации.

– Ты тоже головой ударилась? – осторожно уточнил он. – С чего это ты вдруг?

Гвен присела на соседнее кресло и как-то съежилась, словно из надувной игрушки выпустили весь воздух.

– Сопряжение совсем скоро, и мать хочет, чтобы я…

– Трындец. – Райден сразу понял в чем дело. Произносить вслух ей не пришлось.

– Она с детства пичкала нас этими историями о семейном наследии, о Сопряжении, об альвах. Я сказала, что всю жизнь только об этом и мечтала, и мне поверили. Ей ведь даже в голову не приходит, что кто-то может думать иначе.

– А что Илай?

– А что он может? Пытался разговаривать с матерью. Но проще уговорить статую в замке, чем Коллингвудов. Она страшно боится, что Амир возглавит Круг.

– Это неизбежно. – Райден равнодушно пожал плечами. – Мы не знаем, на что способен Юлиан Барлоу, но из нашей четверки только Амир имеет настоящие способности к магии. Еще Марина. У нее был талант, но ее… больше нет с нами. Аттина не унаследовала дара сестры.

– Разговаривал с ней?

Райден отрицательно покачал головой.

– Давай съездим к ней, что-то я волнуюсь, – неуверенно предложила Гвен. – Она сама не своя в последнее время…

– Ты знаешь, что замок построили для защиты Радужного моста? – поинтересовался Юлиан, стоило Амиру приблизиться. – Вот только в отсутствие Круга, после раскола среди Старших семей, все здесь пришло в упадок.

Барлоу сидел на бортике фонтана, такой же уставший и нелюдимый, как всегда. И все-таки он пришел. Когда Амир набрал номер, был уверен, что ничего не получится, но Юлиан Барлоу согласился на встречу.

Амир едва не убил собственную сестру.

Всей магии Джил едва хватило на то, чтобы не свариться заживо. Глядя, как расцветают на коже сестры огромные красные пятна, он был в ужасе.

Целительная магия удавалась Амиру совсем плохо, но, когда он попытался приблизиться, чтобы помочь, Джил шарахнулась от него, как от прокаженного. В глазах младшей сестры испуг мешался с яростью.

«Ты?! Из-за нее?! Убирайся! Ненавижу тебя!»

– Так зачем ты позвал меня? – напомнил о себе Юлиан Барлоу.

– Помоги мне.

– С чем? Заполучить подружку? – фыркнул Юлиан.

– Откуда ты… Неважно! – Амир подошел поближе. – Магия не слушается меня. Раньше я думал, что плохо контролирую эмоции и на них отзывается магия. Но нет, все наоборот! Это магия влияет на эмоции.

Юлиан слушал его вполуха, задумчиво проводя рукой над бортиком.

– Чем ближе я к воде, тем сложнее мне себя контролировать. Вчера я едва не убил собственную сестру! Как мне подчинить воду, когда я не могу даже находиться рядом с ней?! – Амир хотел было продолжить тираду, но удивленно замер.

Дюйм за дюймом рыбьи хвосты четырех статуй покрывались водой.

Юлиан Барлоу взглянул на лицо мраморного Коллингвуда, и тень улыбки, скользнувшая по его губам, когда фонтан ожил, бесследно исчезла. Он повернулся к Амиру.

– Я не подчиняю себе воду, а разговариваю с ней, чувствую ее, и она отвечает мне взаимностью. Это как с девушками, понимаешь, о чем я? – Юлиан медленно провел ладонью над поверхностью, и вода потянулась к его руке, словно ласкаясь. – А вы тут все вандалы просто. Как можно не знать элементарных вещей?! Ты когда-нибудь пробовал чинить смартфон кувалдой? – Во взгляде Барлоу сверкала насмешка.

– Вообще не пытался чинить смартфон, – не менее язвительно отозвался Амир. – Аналогия с девушками мне нравится больше.

– По твоим последним подвигам так и не скажешь. Милашка Вейсмонт досталась другому.

– Ты подслушивал… – Амир казался обескураженным собственной догадкой, – через воду в бассейне… Но как такое вообще возможно?!

– Наши предки могли стереть город с лица земли, пошевелив пальцами, а ты изумляешься такой ерунде.

– Откуда ты столько знаешь? О предках, о магии? – настороженно спросил Амир.

– Возможно, все дело в том, что последние лет двадцать у меня не было папочки с мамочкой, чтобы заботливо мне что-то запрещать, – ухмыльнулся единственный потомок семьи Барлоу.

Амир как-то странно взглянул на него.

– А, прости, твоя мать уже вряд ли сможет что-то всерьез тебе запретить…

Амир ударил прежде, чем вспомнил, что глупо лезть с кулаками к сородичу, который лучше владеет магией. И к которому ты пришел с просьбой.

Юлиан медленно провел большим пальцем по губе, стирая выступившую кровь, и задумчиво растер ее между пальцами.

Амир был уверен, что его сейчас прогонят прочь, но…

– Что ж, я это заслужил, – спокойно произнес Барлоу и в упор взглянул на него своими странными фиолетовыми глазами. – Поделом мне. Но еще раз такое выкинешь, и я тебя утоплю. Станешь вторым за месяц номинантом на премию Дарвина[15]. Утонувшее дитя духа воды… да это даже как каламбур не звучит.

Амир кивнул, невольно радуясь такому исходу.

– Помоги мне, – неуверенно произнес он, – я едва способен контролировать силу.

– И помогу. Завтра. Здесь. В восемь. Этих безнадежных тоже зови, может, они окажутся хоть на что-то способны. – Юлиан хмуро взглянул на новообретенного ученика. – Ты сейчас выглядишь таким удивленным, словно всерьез думал, что я откажу.

Амир молча пожал плечами.

– А, верно, главенство в Круге. Как я мог забыть? – В голосе Юлиана прозвучала горечь. – Двести лет прошло – ничего не изменилось…

– Ты не хочешь, чтобы Круг был замкнут? Я тоже. Нам двоим это под силу, – перебил его Амир, – но мне придется привыкнуть к твоему чувству юмора.

– Это не оно. – Юлиан поднялся на ноги, отряхнул джинсы и пошел прочь, не прощаясь, но шагов через десять все же обернулся. – Я просто искренне вас всех ненавижу. И уже очень давно.

– Ты необычно выглядишь сегодня, – заметил Райден, распахивая перед Гвен дверь своей машины.

Валькирия Коллингвуд осторожно села. В конце концов, подол ее платья был слишком коротким.

Райден опустился на водительское сиденье и завел машину.

– Так что там с Юлианом Барлоу? – напомнила Гвен.

– Держись подальше. Кто знает, что у него на уме. Не исключено, что он виноват в смерти Марины. Хочешь быть следующей?

– Может, и так. Но моя проблема от этого никуда не исчезнет. Сам-то не хочешь мне помочь?

– Не будь ты мне как сестра, в таком платье я скорее отвез бы тебя на парковку, чем к Аттине, – с насмешкой ответил Райден, выруливая на дорогу. – Больше никогда его не надевай.

Ехать им было не больше получаса.

Райден Дэвис припарковал машину, они выбрались наружу и пошли к дому.

– А не поздно ли мы в гости завалились? – с сомнением поинтересовался Райден. – Ночь на дворе.

Вместо ответа Гвен позвонила в дверь. Потом еще раз. Они подождали, но ответа не было.

– Давай войдем, – сказала Гвен. – Может, что-то случилось?

– Не думаю, что стоит, – возразил Райден. – Особенно мне.

– Да ладно. Мы с Аттиной не так давно дружим, но этот дом стал мне как родной. В университетские годы я проводила здесь куда больше времени, чем в собственном. – Гвен приподняла угол коврика с надписью «Добро пожаловать», демонстрируя ключ. – Мистер Вейсмонт в Лондоне, машины миссис Вейсмонт нет на парковке, значит, дома только Аттина.

Внутри было темно и тихо. Вейсмонты по меркам Старших семей жили очень скромно, в двухэтажном коттедже с верандой неподалеку от дороги в Килимскот. Дом был обставлен скромно, но со вкусом, везде чистота и порядок. Семья терпеть не могла грязи и ненужного хлама.

Гвен, а следом за ней и Райден осторожно поднялись на второй этаж. Коллингвуд остановилась на лестничной площадке и заглянула в спальню подруги.

Там было пусто.

– А вот теперь это становится по-настоящему странным, – прошептал Райден. – Я рассчитывал, что мы найдем ее спящей и культурно выйдем так же, как вошли.

– Может, она в спальне Марины? – предположила Гвен и пошла дальше по коридору. Райден поспешил за ней.

Дверь была приоткрыта – и они смогли увидеть, что происходит внутри.

– Вот она!

Аттина стояла у окна, спиной к ним. Длинная ночная рубашка едва заметно белела в темноте. Гвен хотела окликнуть подругу, но та внезапно обернулась и пошла к ним.

Райден выразительно присвистнул.

Глаза Аттины были закрыты.

Глава 9

Твое отражение

Где лестница, которой пользуются те, кто работает на кухне, я помнила. Спуститься на два этажа – и можно выйти во внутренний двор.

В окна светила полная луна, и свечу я задула, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. В крыле для прислуги, которая привыкла вставать засветло, было темно.

Тихо скрипнула калитка, и я вышла в сад. Поплутав между невысоких деревьев и кустов, подстриженных по последней моде, я подошла к воротам, торопливо ступила на каменистый берег и замерла, словно зачарованная. Еще ни разу я не была здесь ночью.

Замок располагался на берегу Озера, и полукруглый каменный мост отражался в чернильно-синей воде.

Огромная луна сияла так ярко, что сложно было определить, где сам мост, а где его отражение. Объединенные в круг, они притягивали взгляд, словно тая в себе какую-то тайну.

Понимаю, почему возлюбленный предложил мне встретиться именно здесь.

Я хотела подойти ближе, но не успела.

Под мостом, в самом центре круга, вынырнул мужчина и решительно поплыл к берегу.

Я должна была хотя бы отвернуться, а лучше и вовсе уйти отсюда, но почему-то продолжала стоять и смотреть.

Сердце колотилось, дыхание перехватывало. Я была в ужасе оттого, что продолжаю просто стоять и смотреть.

Незнакомец был все ближе. Кто он? Кто может себе позволить купаться ночью в озере хозяев замка?

С каждым последующим мощным гребком я все лучше могла разглядеть мужчину. Лунный свет обрисовывал крепкие мышцы рук и груди, когда пловец показывался над водой. Волосы его казались совсем черными, лица было не разглядеть…

Разумеется, они обо всем узнали. Сестра демонстративно его игнорировала, отчим был в ярости. «Ты проклятие своей матери, Амир». Можно подумать, у него есть шанс забыть об этом. Если раньше находиться в усадьбе было просто сложно, то теперь практически невыносимо. Он и так уже проводил в замке времени больше, чем дома, оставалось только окончательно переехать.

А может быть… стоит последовать примеру Юлиана Барлоу? Ведь настоящая жизнь – она там, а не тут. Вернуться к обычной работе с мыслью, что он никому и ничего не должен, и прожить свою жизнь иначе, не пытаясь заслужить то, что заслужить невозможно.

Амир медленно обошел вокруг фонтана, разглядывая мраморные лица последнего Круга. Боги создали фонтан как место перерождения. Когда первенцы пяти Старших семей проводили ритуал, статуи менялись, становясь их подобием и знаменуя создание нового Круга. И так раз за разом, на протяжении всей истории существования детей альвов, защитников Радужного моста.