Дорога бури. Книга 1. Узы ветра
© Пальчиков Дмитрий
© ИДДК
Пролог
Выкручивая руль в сторону заноса, я корил себя за, с одной стороны, полезную, а с другой – совершенно дурацкую привычку никогда не опаздывать. Как же легко живётся людям, у которых на душе не скребутся кошки от понимания того, что они не успевают прийти к нужному времени. Так и сейчас. Головой понимаю, что никакой трагедии от опоздания на двадцать минут не случится, да и коллеги поймут – всё-таки новоявленный отец, всякое бывает, а всё равно не получается отстраниться и просто «забить».
День не задался прямо с утра. Дочка проплакала большую часть ночи, а я, пытаясь разгрузить и без того уставшую жену, раз за разом вставал и либо ограничивался успокаивающими словами и соской, либо брал драгоценный свёрток на руки и укачивал, пока бедняжка не успокоится и не засопит. И так раз за разом, по кругу.
В итоге, открыв утром глаза, понял, что категорически не успеваю вовремя на работу.
Бегом одеваться. Завтрак отменяется, если что, перекушу в офисе. Закинув собранный с вечера контейнер с едой в рюкзак, поспешил в ванную. Чистить зубы, одновременно натягивая носки – то ещё удовольствие. Наскоро умывшись, оделся и на цыпочках пошёл в комнату, к жене и дочке.
– Любовь моя, я побежал на работу, – я поцеловал ничего не понимающую спросонья супругу, – люблю тебя.
– И я тебя люблю, будь аккуратнее, – не открывая глаз, ответила Олеся.
– Конечно. – Понимаю, что сегодня так вряд ли выйдет, и сейчас слегка лукавлю. И уже дочке: – Пока, звёздочка.
Дочь лишь заворочалась беспокойно в кроватке. Так до конца и не успокоилась, будто что-то зная или как минимум чувствуя.
Именно сегодня всё решило пойти не по плану. Дверной замок отказывался закрываться. Лифт то ли сломался, то ли застрял где-то. Плюнув, помчался с двенадцатого этажа бегом. Выйдя на улицу, обнаружил, что какой-то, мягко говоря, непорядочный гражданин припарковал свою машину так, что напрочь перекрыл выезд.
Хотя бы машина не подвела. Несмотря на мороз, завелась уверенно, и через несколько минут мытарств и перебора всех родственников непорядочного гражданина я уже выворачивал на дорогу с заносом по обледенелому асфальту.
Достав телефон, начал набирать сообщение начальству, что опаздываю…
Свет фар слева, секундный звук клаксона. Резкий удар и тишина.
– И что? Совсем ничего нельзя сделать? Вы же лучший лекарь владычества, а то и всего континента!
Двое мужчин находились в тёмной комнате с занавешенными шторами. Свет давали только несколько свечей, расставленных на комоде рядом с небольшой кроватью, в которой неподвижным кулём лежал ребёнок – мальчик, в котором лишь угадывались черты подростка. Он был больше похож на фарфоровое изделие, чем на живого парня. Белая с синевой кожа туго обтягивала тщедушное тельце, будто лишённое мышц вовсе. Рот был слегка приоткрыт, и из него тонкой струйкой стекала слюна. Во взгляде ребёнка читалось абсолютное отсутствие мозговой активности.
Один из мужчин, задававший вопросы, нервно метался туда-сюда, меряя шагами небольшую комнату. Он был высок, статен. Далеко не стар, но тёмные волосы, почти что чёрные с лёгким каштановым отливом, припорошил снег седины. Одет в черный фрак с золотыми пуговицами и белоснежную сорочку. Безупречно опрятен, даже несмотря на свою нервозность. Всё в нём кричало о принадлежности к дворянскому сословию.
– Нет, мастер Ши’фьен. Здесь бессильны мои способности, – ответил второй, сидящий у кровати сухой старик в белоснежной хламиде. Он на мгновенье опустил глаза, выражая крайнюю степень сочувствия.
После этих слов во взгляде первого, на вид волевого мужчины, угасло пламя, а из тела словно вытащили стержень. Мастер упал в кресло, стоявшее в углу комнаты, но лишь на пару мгновений, чтобы тут же вскочить и, чуть не срываясь на крик, заговорить:
– А кто тогда? Кто сможет помочь? Кому из демонов я должен продать душу, чтоб спасти своего сына? – Громкость голоса по мере произнесения слов увеличивалась. В сердцах мастер Ши’фьен начал даже жестикулировать, что никогда не было характерно для этого человека. Несмотря на принадлежность к практикам огненной стихии, славившимся своим взрывным характером, он всегда оставался холоден, скуп на эмоции. Скала, а не человек.
Но сейчас на кисти правой руки, витавшей в воздухе, непроизвольно начал разгораться и освещать комнату язычок пламени, что свидетельствовало о неконтролируемом обращении к своей родной стихии. Огоньки свечей на комоде причудливым образом начали менять форму. В пламени угадывались смутные образы, которые сменяли друг друга. Сначала это было лицо лежащего на кровати парня, потом красивой женщины. Далее лица сменились смерчем.
Как только комната осветилась магическим огнём, ребёнок на кровати издал звук, похожий на мычание.
Тотчас же Эрин Ши’фьен затряс рукой, будто обжёгшись, чего в принципе не могло произойти. Силой мысли он погасил лепесток огня. Форма пламени свечей также пришла в норму. А старик в очередной раз потянулся к шее мальчика, чтобы пощупать еле-еле бившуюся жилку, но на мгновение застыл, а потом, встрепенувшись, отдёрнул руку и еле слышно произнёс:
– Эрин… кхм… Мастер Ши’фьен. Я думаю, есть ещё один способ.
– Какой? Говори, старик! – вскрикнул Эрин.
– Он вам и, определённо, вашей супруге не понравится, – скорее прошептал, чем проговорил лекарь.
– Плевать. Мы с Литой столько прошли и испытали ради появления наследника, что уже не отступимся ни перед чем.
Старик сложил руки на коленях и постарался придать своему голосу уверенности:
– В таком случае стоит написать письмо вашему бывшему соученику…
Глава 1
Своды помещения, которое иначе как пещерой назвать было нельзя, тускло освещались несколькими еле чадящими факелами. Они давали больше удушливого дыма, нежели света. Игра огня, завораживающая и одновременно пугающая, создавала причудливые переливы, складывающиеся в невообразимые фигуры. И это были игры не только огня, но ещё и разума одного из присутствующих тут людей.
В центре комнаты, вырубленной прямо в скале за чертой облаков, находился угольно-чёрный круглый постамент. Чернота камня была настолько глубокой, что, казалось, поглощала тусклый свет факелов. Блики огня боялись потревожить галактическую темноту сооружения. Постамент напоминал хоккейную шайбу, если бы её увеличить раз этак в тридцать.
На каменном постаменте белой краской была начерчена замысловатая фигура, отдалённо походившая на пентаграмму. Боковые грани камня украшала цепочка рун. Она причудливо изгибалась, прыгая то вверх, то вниз. Местами цепочка обрывалась, местами залезала на верхнюю плоскость, ветвилась и расползалась в стороны. В целом весь узор вызывал ассоциации с деревом или даже побегами многолетнего винограда, плотно окутывавшими поверхность камня. В местах соприкосновения рунного узора с пентаграммой находились драгоценные камни различных цветов, зафиксированные расплавленным воском. В отличие от основания, драгоценности весело сверкали, ловя своими гранями редкие отсветы огня и создавая еле видимый калейдоскоп разноцветных лучей.
У постамента высились две фигуры в серых плащах. Один – уже знакомый нам мастер Эрин Ши’фьен, чью аристократичную осанку невозможно было скрыть за бесформенным тряпьём. Второй, с накинутым на голову капюшоном, чуть наклонившись над постаментом, водил рукой над тем, что находилось на алтаре.
На лице Эрина, наблюдавшего за происходящим, играли желваки. Челюсти мужчины были сжаты настолько, что слышался скрежет зубов – настолько ему не нравилось происходящее. Но от высказываний он воздерживался, ограничиваясь недовольной гримасой.
В какой-то момент незнакомец в капюшоне прервал свои пассы и обернулся к Эрину:
– Мастер Ши’фьен, при всём моём уважении к тебе лично и твоему роду в целом, не мог бы ты перестать отвлекать меня? От скрипа твоих зубов скоро своды пещеры обрушатся. Я пытался отговорить тебя от присутствия во время данного… скажем так, мероприятия. Если из-за твоего неуёмного пыла мы просто не добьёмся результата – это полбеды. Но на то, чтобы в результате ошибки обрушить скалу себе на голову, я не подписывался. Не говоря уж об остатках жизни в теле Джеймса. Я до сих пор категорически против таких экспериментов, хоть и являюсь сторонником новых открытий. Так что либо выйди отсюда и скрипи на облака, либо стой тихо и не мешай, чёрт бы тебя побрал. – К концу своей речи незнакомец почти сорвался на крик, но вовремя взял себя в руки, сделал глубокий вдох и продолжил: – Прошу прощенья. Просто постой тихо.
Эрин смог в ответ лишь кивнуть и постарался расслабить сведённые мышцы лица. Незнакомцу этого оказалось достаточно, и он вновь принялся выводить воздушные фигуры над поверхностью черного камня, на котором сломанной куклой лежал наследник рода Ши’фьенов. Худой, иссохший, с отсутствующим взглядом – жалкое подобие того Джеймса, которым он был совсем недавно.
Отцу невольно вспомнился тот роковой день. Эрин вернулся со службы раньше обычного. Выбрался из кузова, загнанного во внутренний двор своего поместья. Молча кивнул слуге. Опытный механик и водитель не нуждался в распоряжениях, прекрасно зная свой фронт работ по обслуживанию техники. Эрин услышал, как распахнулись двери дома, и, обернувшись на звук, увидел, как ему навстречу бежит Джеймс. Такой бодрый, пышущий здоровьем, весёлый мальчуган спешил к отцу, крича во всё горло:
– Это случилось! Я наконец получил…
Ребёнок запнулся. Поначалу усмехнувшийся над нелепым падением сына, Эрин забеспокоился, когда мальчик после непродолжительного полёта уткнулся лицом в песок и не попытался подняться. Ши’фьен старший торопливым шагом приблизился к сыну и перевернул бесчувственное тело. Создавалось впечатление, что ребёнок не просто повалился на мягкий песок внутреннего двора, а получил жёсткий магический удар, отправивший его в глубокий нокаут. Подхватив ребёнка на руки, Эрин отнёс его в дом и положил в гостиной на диван. Позвав слугу, велел принести воды и, получив её, выплеснул в лицо сына. Никакого эффекта не последовало.
С тех пор прошло два месяца. Два страшных, наполненных ужасом переживаний и непонимания месяца. Джеймс так и не пришёл в себя. С каждым днём ему становилось всё хуже. Никто из приглашённых врачей – как обычных, так и с магическим даром – не давал никакого ответа. Все лишь недоумённо разводили руками.
Ответ пришёл неожиданно. Через месяц слух о непонятной болезни дошёл до баронессы Витории Ка’эстрет, урождённой Ши’фьен, которая приходилась Эрину двоюродной бабкой. Старуха примчалась в поместье. Не слушая никого, она схватила главу семейства за руку и велела отвести её к ребёнку. Хват у старушки оказался неожиданно крепким.
Ничего не понимающий Эрин повиновался. Несмотря на свой статус, в данный момент он был настолько выбит из колеи, что уверенность, которая исходила от старой Витории, невольно заставила слушаться эту странную женщину.
Мягко освободившись от захвата сухих пальцев, Эрин указал рукой на лестницу и повёл спутницу на второй этаж. Там, в детской, лежал его сын. В полнейшей темноте и тишине, нарушаемой лишь слабым дыханием Джеймса.
Старуха велела раздвинуть шторы, а сама нависла над кроватью. Беглый осмотр – и баронесса неожиданно падает на колени, сложив руки, будто собираясь молиться. Эрин в недоумении подскочил к Витории, чтобы помочь ей подняться, но, услышав её тихий нервный шёпот, остановился.
– Случилось, это случилось. Всё-таки произошло, о небеса, это правда…
– О чём ты говоришь?! – позабыв обо всех правилах приличия и сам того не ожидая, выкрикнул мастер Ши’фьен.
Видимо, тон, которым это было произнесено, вывел баронессу из ступора, и она, обернувшись, странно глянула на Эрина, подала ему руку и сказала:
– Я всё расскажу. Помоги мне подняться.
Эрин, уже осознавший, что его крик далёк от поведения благородного, стушевался. Помог подняться неожиданно ослабевшей женщине. Кряхтя и прихрамывая, она дошла до кресла, что стояло неподалёку, села в него и, нервно теребя многочисленные одежды под взглядом хозяина дома, наконец сказала:
– Это проклятье. Родовое проклятье. Мой дед рассказывал о нём. А ему – его бабка. Род Ши’фьенов, как тебе известно, ведёт свою линию от двоюродного брата Основателя. Валериан Ши’фьен был личностью неординарной. Один из сильнейших магов своего времени, да и в целом в истории не более десятка подобных одарённых. Но у столь великих личностей есть и недостатки, хотя о них мало кто знает, а уж в официальных документах о таком вообще запрещено упоминать. Недостатком лорда было необузданное желание поиска новых знаний, какими бы запретными они ни являлись.
Множество организованных Валерианом экспедиций принесли великие знания как для него лично, так и для страны в целом. Но были и такие путешествия, из которых его привозили чуть ли не по частям. И если бы не покровительство и помощь Основателя – неизвестно, успел бы вообще Валериан жениться и нарожать детей. Из какой конкретно экспедиции он вернулся изменившимся, никто не знает, но точно известно, что это были орочьи острова. Уничтожив местное племя орков, наш предок осквернил древний храм и вывез оттуда всё, что представляло хотя бы малую ценность. Правда, на обратном пути его флот попал в жуткий шторм, и большая часть кораблей пошла ко дну. В том числе и флагман, «Глас Основателя», на котором плыл Валериан. Его, полуживого, выловили и доставили в столицу. Он провалялся без сознания две недели, в горячечном бреду упоминая некоего Хароса. После пробуждения его спросили, что видел он в своих снах, и Валериан поведал, что к нему явилось древнее божество из разграбленного накануне храма. Бог Харос в наказание за поступок Ши’фьена решил покарать не Валериана, а его потомков. Те, кто, как и сам Валериан, получат особенность, будут прокляты. Подобные ему не смогут больше вершить зло.
Все посчитали это просто сказкой, бредом больной фантазии и успешно забыли. Но спустя пять лет первенец Валериана Ромул в неполные тринадцать лет уснул и так больше и не проснулся, снедаемый неизвестной болезнью. По официальным документам – подавился и задохнулся. Валериан, вспомнив свой неудачный поход на острова орков, опять собрался в плаванье, ведь у него оставались ещё дочь, всего на год младше Ромула, и младший сын. Отец не желал такой же участи для Марии и Злата.
Что уж он там сделал во время поездки, доподлинно неизвестно, но Мария успешно получила особенность, прошла инициацию и стала впоследствии сильным магом.
Злат не получил дара, зато с лихвой компенсировал это, став папашей двенадцати детей. Именно его наследником в каком-то там поколении являешься ты. Ни один из потомков Валериана в дальнейшем не страдал от проклятья, и все позабыли о несчастном Ромуле. Ведь никто так и не смог сказать, от чего именно умер ребёнок.
Что заставило проклятье проявиться вновь, мне неизвестно, но другого объяснения нет.
Эрин слушал внимательно, не перебивая, лишь расхаживал по комнате, глядя себе под ноги. В какие-то моменты он лишь усмехался. А иногда кивал своим размышлениям. Наконец Витория замолчала. Ши’фьен поднял взгляд и пристально посмотрел на женщину.
– На что ты надеялась, рассказывая мне эту сказку? – окончательно что-то решив для себя, холодно спросил Эрин. – Ты решила поиздеваться над горем моей семьи, поведав небылицы? – Он с шумом выпустил воздух из носа, стиснув челюсти. – Из уважения к нашему роду и к вашему почтенному возрасту я позволю вам удалиться, а не спущу с лестницы и не объявлю кровными врагами дом Ка’эстрет. Вы знаете, где выход, госпожа Витория – прошу, покиньте мой дом.
Старуха на некоторое время задумалась, а потом произнесла:
– Твой отец был жесток, слишком жесток. Мне даже в какой-то степени жаль, что вы с сестрой прошли через такое. Но это закалило тебя и сделало тем, кем ты стал, а Феникс… Мы уже не можем его судить.
Старуха поднялась, подхватила юбки и двинулась к выходу. В дверях она обернулась, но ничего не сказала, а лишь посмотрела в глаза Эрина. Этот взгляд он запомнил и сейчас, находясь в пещере, ощутил такие же чувства, что и в тот момент. Его обдало волной холода. Мурашки побежали по коже, сконцентрировавшись где-то между лопаток и заставив повести плечами. Тогда он не поверил этой странной женщине. Более того, её нежданный приезд и сумбурный уход только подкрепили уверенность Эрина в том, что рассказанная история – не более чем страшная сказка.
Кузен Основателя – Валериан Ши’фьен, по совместительству первый из рода, – действительно был фанатичным искателем нового и первооткрывателем третьей части земель, ныне принадлежащих людям. И порой из своих путешествий он возвращался весьма побитым, а два раза даже искалеченным. Все события, происходящие с высокородными, фиксируются в родовой летописи, которую ведут в Церкви. И кто бы как ни относился к монахам и паладинам, дело своё они знали. Каждый отпрыск рода обязан был ознакомиться если не со всей родословной, то хотя бы с частью Святого Писания. И никаких небылиц об орочьих островах там нет. В этом Эрин был уверен.
Встряхнувшись, чтобы отвлечься от воспоминаний, Ши’фьен вернулся к созерцанию происходящего. Колдун продолжал свою странную жестикуляцию. При каждом новом движении на полуобнажённом теле подростка проявлялись линии фиолетового цвета. Они складывались в замысловатую вязь, тянущуюся от конечностей к впалой груди, соединяясь в районе солнечного сплетения в круг с небольшими отростками. Фигура на груди напоминала тёмное солнце. И солнце это, будто живое, двигалось против часовой стрелки, то замирая на несколько мгновений, то вновь продолжая свой ход.
Так было до того момента, пока одна из точек пентаграммы не вспыхнула оранжевым светом – и тут же погасла. Колдун перестал водить руками и, указав на место вспышки, воскликнул:
– Видел это? Душа найдена. Похоже, получается. Невероятно. Я сам не верил до конца в эту затею. Твой сын почти спасён!
– Ты торопишь события. Меня всё равно не оставляют сомнения. Кто вселится в тело моего сына? Что за душу мы нашли? – Лицо Эрина было мрачнее тучи.
Колдун подошёл к Ши’фьену и положил руку ему на плечо.
– Мы уже тысячу раз это обговаривали. Твоего сына больше нет, его душа покинула тело. Её было не спасти. Осталась только оболочка. – Кивок в сторону постамента. – Это единственно правильное решение. Кто бы ни занял место – по крови это твой наследник, никто не докажет обратного. А что до души – родится внук, и постоялец станет не нужен. Род не прервётся, и это главное. – Кривая усмешка проскользнула по лицу колдуна.
– Что ты такое говоришь? Это мой сын!
– Нет! – резко сказал колдун, с силой стискивая плечо Эрина. – Ты ошибаешься. Это просто сосуд, который я наполню душой. Если ты настолько сердоболен, договорись, забери внука, дай денег и отправь на все четыре стороны.
– Посмотрим. Возможно, в твоих словах есть доля правды. – Эрин стряхнул руку колдуна с плеча. – Ещё ничего не получилось, чтоб рассуждать. Душа найдена, что дальше?
– Остаётся ждать. – Взгляд голубых глаз колдуна выражал только удовлетворение от хорошо проделанной работы. В нём не было даже намёка на переживание. Будто бы в данный момент колдун не разменивался душами людей, а выбирал на рынке свежую рыбу по цене тухлой.
– Чего ждать? – Эрину не нужно было видеть глаз колдуна. Он знал этого человека слишком давно, чтобы быть уверенным в том, что, кроме цели, того не волнует больше ничего.
– Скоро выясним.
Удивительное дело, но с момента аварии я всё прекрасно помню. Сознание не отключилось от удара, а наоборот, будто впитало энергию от столкновения, что дало организму силы смотреть на всё происходящее вокруг широко открытыми глазами.
Боли я не чувствовал. Впрочем, не было вообще никаких чувств. Только мысли и страхи. Мозг лихорадочно пытался сообразить, насколько всё плохо, опираясь только на ту информацию, которой располагал. А её имелось крайне мало. Тело сковало мешаниной металла и пластика. Мне было не повернуться, чтоб осмотреть себя на предмет кровотечения. В обозримом пространстве находилось только разбитое окно водительской двери, открывавшее вид на суету вокруг. Своё тело я почти не видел – только левую руку от плеча до локтя. Всё остальное скрыто взорвавшейся и сдувшейся подушкой безопасности. Неизвестно, когда прибудет помощь. А истечь кровью можно крайне быстро. Никто из галдящих вокруг людей не рисковал вытаскивать изломанное тело.
В покорёженной машине я пролежал около получаса. Все кричали, суетились. Из кабины грузовика вытащили водилу. Он бы справился и сам, без посторонней помощи, но от столкновения получил глубокую сечку на лбу, из которой ручьём текла кровь, заливая глаза и мешая видеть. Правда, он ещё держался за грудь и непрерывно кашлял. Наверное, бедняга ударился о руль. Его усадили и хоть как-то, пока не приехала скорая, перемотали голову бинтом, предварительно промыв рану водой и наложив на лоб скрутку бинта. Эти манипуляции довольно проворно проделала светловолосая худая девушка небольшого роста в лёгком сером пуховике. Она одна не растерялась и принялась раздавать команды окружающим. Отправила кого за аптечкой, кого за водой. После перевязки она подошла к моей машине, посмотрела на меня и только сочувственно покачала головой. Спасибо, блин. Жаль, не могу сказать пару ласковых. Мне только такого взгляда и не хватало. Вероятно, увидев в моих глазах злость, девчонка поспешно куда-то ретировалась.
Тут наконец послышались звуки сирен. Приехала бригада МЧС вместе со скорой. Врачи увели водителя фуры. Спасатели побегали вокруг и принялись резать машину, выковыривая меня, будто шпротину из жестяной банки. Пара минут – и вот уже надели воротник и положили на носилки. Кто-то начал задавать стандартные вопросы:
– Вы меня слышите? Как вас зовут? Сколько пальцев я показываю?
Я искренне пытался ответить, но мог только вращать глазами. Думаю, толку от этого было мало.
Когда грузили в карету скорой помощи, увидел в толпе ту девушку, что сочувственно смотрела на меня. Она, поймав мой взгляд, вдруг ни с того ни с сего улыбнулась и сказала:
– Удачи, парень!
Слов я не услышал. Понял смысл лишь по движениям губ.
Удача уж точно мне пригодится.
Вот ведь угораздило… Не хотелось бы повторить судьбу собственных родителей, разбившихся на машине несколько лет назад.
Сознание погасло только на хирургическом столе, да и то как-то слабо. Нехотя. При этом я всё равно будто со стороны наблюдал за тем, как команда профессионалов кромсает моё бренное тело. А потом собирает, словно конструктор «лего». Что-то сшивали, фиксировали. Пару раз даже что-то выкинули, будто лишние детали. Но в целом результат был неплохим. Я доволен.
Чувства включились резко, как будто кто-то тумблером щёлкнул. Попытка открыть глаза ни к чему не привела. Что-то мешало. Зато слух великолепно работал. То, что я услышал, мне категорически не понравилось. Это был плач жены. Рыдания перемежались стандартными в таких случаях фразами: «Что нам теперь делать? Как же так вышло?» и так далее. Также услышал про водителя грузовика и всех его предков такие выражения, которые даже меня, человека, почти половину своей карьеры проведшего на стройплощадке, вогнали в краску.
Хотелось успокоить супругу, сказать что-то ласковое, заверить, что ничего страшного не случилось, что я обязательно поправлюсь, но тело мне не подчинялось. Оставалось лишь мысленно посылать волны тепла моей маленькой девочке.
Несколько дней я провёл подобно овощу. Приходили и уходили врачи, обсуждали мои шансы на выздоровление и восстановление. Судя по этим разговорам, состояние моё было стабильным и вызывающим определённую долю оптимизма. Нужно только время.
Мои ощущения несколько разнились с мнением врачей. Было больно. Даже очень. Никогда я не испытывал подобного. Ноющая боль в груди и животе переходила в режущую в конечностях. Становилось легче только два раза в сутки. И каждый раз перед этим я слышал, что в палату кто-то входит. Чувствовал запах женских духов. Это приходила медсестра, чтобы вколоть обезболивающее, утром и вечером. И, признаюсь, я каждый день ждал этот аромат. Лёгкий цитрусовый аромат с нотками корицы. Даже если медсестра заходила не с целью укола, а по иным делам, от одного запаха становилось немного, совсем капельку, но легче. Этот запах я запомню навсегда.
Было ещё одно ощущение, которое не уходило ни на секунду. Жжение по всей поверхности тела. Будто верхний слой кожи сняли тупой бритвой и плеснули одеколоном. Оно было не таким уж нестерпимым, но каждый день будто усиливалось. Понемножку, совсем незаметно. Оно даже стало каким-то привычным, но постоянно напоминало о себе. Отчего так, я не понимал.
Объяснение нашлось через пару недель моего нахождения в больнице.
Утром ко мне пришла Олеся. Осторожно погладила по плечу. Поцеловала в замотанный бинтами лоб. Прикосновение родных рук и губ выдернуло меня из дремоты.
– Доброе утро, любимый! – Приятный голос заставил мысленно улыбнуться.
Каждое утро она проделывала одни и те же действия. Ставила на прикроватный столик сумку и термокружку со свежесваренным кофе. Открывала жалюзи на окнах и, достав из сумки электронную книгу, брала кофе. Садилась справа от меня в кресло и принималась читать. Читать вслух. Я всегда любил читать. Каждую свободную минуту старался занять чтением. В основном это была фантастика, но с возрастом появилась тяга к классической литературе, которую я так не любил в школьной программе. Если я не мог читать книгу, то старался слушать аудиовариант. И вот теперь, находясь в безвольном теле, именно этим я и занимался. Слушал, как любимая всё время, что находилась рядом, читала мне моих любимых авторов. Как же мне повезло встретить эту женщину.
Около часа спустя дверь в палату открылась. Олеся коротко поздоровалась. По ответному приветствию я понял, что это лечащий врач – Ахмед Умарович. Завязался разговор, из которого стало понятно, что никаких особых изменений пока что нет. Самое интересное, что сообщил врач, – сегодня меня ожидает «увлекательное» мероприятие по смене всех повязок и бинтов. Эта ненавистная процедура заставляла каждый раз проклинать мучителей. Хоть перед этим и вкалывали обезболивающее, ощущения были ещё те.
Дверь снова отворилась, и я почувствовал аромат цитруса с корицей.
– Олеся Николаевна, не могли бы вы выйти на время? – скорее приказал, чем спросил Ахмед Умарович. – Мы вас позовём, как только всё сделаем.
– Да, конечно, – повиновалась супруга и вышла из палаты.
Далее последовал укол обезболивающего. Стало легче, но ненадолго. Врач на пару с медсестрой принялись ворочать меня, где-то отлепляя, а где-то сдирая присохшие повязки. Несмотря на то что делали они это с максимально возможной осторожностью, было, скажем так, дискомфортно. Стараясь отвлечься, я вслушивался в бормотание врача, который по результатам осмотра решил не бинтовать больше мою многострадальную голову, ограничившись обработкой. Медработники ушли. Вернулась Олеся, и я услышал всхлипы. Картина, похоже, не самая плохая, раз это не рыдания. Супруга быстро взяла себя в руки и устроилась в кресле. Продолжилась аудиоверсия книги о несправедливо обвинённом в государственной измене помощнике капитана судна «Фараон».
К вечеру усилилась боль. Не та, что внутри. Загорелась с новой силой кожа. Будто провёл весь день голышом на палящем солнце. Ещё и жена, как назло, задремала. Не получалось отвлечься на звуки её речи и приключения выдуманных героев.
Отсутствие повязки на глазах сыграло свою роль. Наверное, это был мышечный спазм или ещё что, неважно. Главное – получилось приоткрыть веки. Буквально на миллиметр. Лишь колыхнуть ресницами. Но этого оказалось достаточно, чтобы понять: что-то не так. Сквозь заполнившие глаза слёзы я увидел свою грудную клетку и немного руки, прикрытые белой простынёй. Сквозь больничную белизну одеяла просачивалась чёрная дымка. Дым закручивался надо мной, а под простынёй были видны светящиеся блеклым золотым светом узоры, покрывавшие кожу. Так вот в чём причина этого жжения! Это какая-то шутка? Кто-то решил сделать мне татуировку? Куда смотрела в таком случае Олеся? Ничего не понимаю. И что за дым?
От дурацких мыслей отвлекло золотистое свечение, вдруг вспыхнувшее сильнее. Вместе с этой вспышкой пришла Боль. С большой буквы Б. Всё, что я испытывал раньше, показалось щекоткой. И как я мог раньше думать, что мне плохо? Вот сейчас, чувствуя, будто по мне растекается расплавленный металл, я понимаю, что такое адское пламя.
Против своей воли я закричал. Вернее, попытался. Со стороны это прозвучало как мычание. Сдавленные звуки заставили встрепенуться задремавшую супругу.
Жжение всё дальше расползалось по телу. Очагом стала грудь чуть выше солнечного сплетения. Огонь заворочался внутри, будто клубок змей.
Я снова замычал. Олеся, поняв, что именно её разбудило, бросилась ко мне.
– Милый, что с тобой? – обеспокоенно спросила жена и, естественно, не дождавшись ответа, бросилась к двери. – Врача, скорее!
Она вернулась к кровати и взяла меня за руку. Я попытался отдёрнуть, испугавшись, что она обожжётся. Неужели она не видит ни свечения, ни дымки? Что же такое творится? Попытка отдёрнуть руку не увенчалась успехом. Тело мне всё ещё неподвластно. Я мог лишь мычать. Олеся, не понимая, что со мной происходит, пыталась то обнять, то трясти за плечи. Это продолжалось до тех пор, пока её не оттеснили наконец прибежавшие на шум медработники. Делайте уже что-нибудь.
Боль достигла пика, заполнила сознание до краёв. Мне вдруг подумалось: «Неужели это всё? Это и есть смерть?»
С этой мыслью сознание начало угасать. Шум вокруг начал тонуть. Меня будто потащило под воду. Яркость красок потускнела.
Наступила тьма.
Негромкий вскрик заставил Эрина Ши’фьена и его спутника вскочить с каменного пола, на котором они медитировали, сидя в позе лотоса, и подбежать к алтарю. Своды пещеры дрогнули. И если внимание Эрина было приковано к лежащему ребёнку, то его товарищ заозирался, предчувствуя неладное. Очередной вскрик и новый толчок заставили колдуна дёрнуть магистра за рукав и скомандовать:
– Забирай сына. Убираемся отсюда!
Ши’фьен отогнал мысль о том, что колдуну с его низким происхождением невместно раздавать приказы аристократам. Не споря, он подхватил на руки сына и, на ходу кутая его в припасённый заранее плед, устремился к выходу.
Колдун начал читать заклинание, воздев руки, и попятился вслед за убегающим Эрином. Тряска усиливалась. С потолка посыпалась пыль вперемешку с мелкими камушками. Очередной толчок заставил отколоться особенно большой кусок породы, который, устремившись вниз, к несчастью, угодил в правое плечо колдуна, мгновенно заставив руку повиснуть плетью. Заклинание, которым тот, по-видимому, хотел успокоить разбушевавшуюся стихию, сорвалось с кольца на пальце и, не получив окончательной формы, разлетелось осколками в разные стороны. Осколки же, ударяясь о стены пещеры, вызвали новые толчки.
Эта неудача дала колдуну понять, что контроль над событиями вернуть уже не получится. Недолго думая, он обернулся и припустил вслед за Эрином, морщась от боли в сломанной руке.
В это время магистр как раз выбегал из пещеры. Яркое солнце слепило привыкшие к скудному освещению пещеры глаза. Оказавшись снаружи, Ши’фьен на пару мгновений потерял ориентацию в пространстве, будучи ослеплённым и задыхаясь от хлынувшего в лёгкие морозного воздуха.
Быстро проморгавшись и приведя чувства в порядок, Эрин поспешил к спуску с горы – выдолбленным прямо в камне ступеням. Не успел он сделать и двух шагов к заветной цели, как услышал окрик со стороны входа в пещеру.
Колдун почти добрался до выхода, но состояние его оставляло желать лучшего. Он бежал, хромая на обе ноги, придерживал правую руку и непрерывно тряс головой, пытаясь смахнуть кровь, заливавшую глаза. Камнепад прилично поработал, сорвав с головы капюшон и явив на свет лицо колдуна. Это был мужчина тридцати пяти – сорока лет с длинными светло-русыми волосами, собранными в тугой хвост на затылке. В ярких голубых глазах играли нотки ехидства. Даже в сложившейся ситуации они выражали превосходство над окружающими. Худощавое смазливое лицо. Ярко выраженные скулы. Этот тип определённо пользовался успехом у женщин. Картину портила рваная рана на голове. Лоскут кожи мотался из стороны в сторону, нависая надо лбом.
Ему оставалось пробежать совсем немного, не более пяти метров. Но в этот момент особенно сильный толчок сотряс скалу, и свод пещеры обрушился, погребая под собой тело колдуна. Этот толчок стал финальным аккордом, после чего наступила тишина, нарушаемая лишь шуршанием камней, которые раскатывались в стороны от завала.
Эрин бросился к тому, что ещё недавно было пещерой. Положив свою ношу на относительно свободный от камней участок, снял плащ и, опустившись на колени, накрыл им сына. Добравшись до кучи камней, выставил правую руку в сторону завала, сжал ладонь в кулак. С кольца на его указательном пальце сорвался порыв ветра такой силы, что камни начали разлетаться, словно пушинки.
– Держись, дружище, я сейчас, – проговорил Ши’фьен. Прошло несколько минут. И как только из-под очередного отлетевшего в сторону камня показалась окровавленная рука колдуна, Эрин усилил напор воздушного потока настолько, что камни начали не только разлетаться, но и крошиться на куски.
Порывы ветра, созданного Ши’фьеном, теребили полы плаща, которым был укрыт стонавший до этого момента подросток. Когда особенно сильный порыв сорвал накидку с Джеймса, тот внезапно замолчал. Его глаза широко распахнулись, а взгляд устремился в том направлении, откуда дул ветер. Лицо мальчика искривила судорога. Это было похоже на гримасу злобы.
На то были веские причины.
Глава 2
Пробуждение вышло резким. Секунду назад я ещё в забытьи, а миг спустя таращусь в потолок моего нового обиталища. Моей роскошной «тюрьмы».
Это было не первое пробуждение в новом мире. С момента моего переселения в новое тело и, по-видимому, в новый мир прошло около недели. Впервые я ощутил себя лежащим на голой скале возле пещеры, укутанным в плед. Именно тогда я понял, что нахожусь в другом мире, отличном от нашего. Различия предстали передо мной в виде мужчины, разбиравшего завал посредством давления воздуха и ветра и управлявшего ими при помощи собственной воли. И кольца, которое еле заметно светилось красным.
Странное дело – я видел воздух, вернее – порывы ветра. Это было похоже на стекло с браком. Вот под одним углом будто бы всё хорошо, но стоит сместить взгляд, и ты видишь полосу. Эти полосы ещё и немного мерцали жёлтым свечением. Исходили они из кольца и теряли чёткость по мере удаления от него. От рук странного человека в сторону завала тянулись хорошо заметные контуры ветряного давления, а вот дальше, сделав своё дело и убрав часть завала, они рассеивались в пространстве, изредка долетая до меня. Не было на Земле ничего похожего. Только в фантазиях писателей и киноделов. Ни в моём прошлом, ни в настоящем…
Хорошо, допустим. Я попал в будущее, в котором неким способом человечество открыло магию и тайные знания. Но почему тогда одежда будто из девятнадцатого века? Мужчина был одет в тёмно-коричневый сюртук – удлинённый двубортный пиджак. А когда он, видимо, упарившись от своих действий, скинул его прямо в пыль и обернулся в мою сторону – то остался в того же цвета жилете с цепочкой от пуговицы до кармана. Там, по всей видимости, лежали часы. Белая льняная рубашка была оторочена кружевами. Ноги обуты в остроносые туфли. Будто с бала сбежал господин.
Наконец он дорылся до цели – оказывается, он выручал товарища, окровавленного и всего поломанного. Недвижное тело поднялось в воздух по мановению руки. Мужчина подошёл ко мне, и я почувствовал, что тоже взмываю в воздух. Обзор был закрыт, голова отказывалась куда-либо поворачиваться, и я плыл, уставившись в землю. Даже не успел рассмотреть, что за человека этот модник вытащил из-под завала. Сознание покинуло меня, как только мы начали спуск.
Несколько раз я приходил в себя на пути к нынешней «тюрьме». Мы находились то в карете, что подтверждало мои догадки, то в подобии машины – работу мотора трудно с чем-то спутать. Хотя это был явно не такой мотор, к которым я привык – слишком уж он трещал. Будто плохо настроенный мотоцикл. Спасённого мужчины в плаще с нами уже не было. Я остался наедине с «господином». Он сменил тёмно-коричневый сюртук на синий и нацепил на голову самый настоящий цилиндр.
Окончательно сознание ко мне вернулось только в поместье. Лежа в кровати, я резко открыл глаза и увидел над собой потолок, украшенный лепниной, и люстру столь искусной работы, подобную которой видел только на экскурсии в Эрмитаже. Плотно зашторенные окна давали очень мало освещения. Основной свет падал от той самой люстры, в которую были вставлены свечки, накрытые цилиндрами из мутноватого стекла в железном каркасе.
Попытки оглядеться ни к чему не привели. Тело по-прежнему не слушалось. Я мог только открывать и закрывать веки, а также двигать глазами. Но даже так получилось осмотреться. И этот осмотр преподнёс мне второй сюрприз. Тело было не моим. Вернее – оно могло бы быть моим, если бы я помолодел на полтора десятка лет и похудел на полсотни килограммов. Так же, как и в больничной палате, я мог видеть только верхнюю часть туловища, остальное было прикрыто шёлковой простынкой. Грудь впалая, плечи иссохшие. Под простынкой силуэт вообще напоминает скелет. Вспомнились изображения жертв Бухенвальда и других концентрационных лагерей времён Великой Отечественной войны. Как можно было довести до такого? Вроде дом приличный. На отсутствие денег ничто не намекает. Почему же тот, в чьё тело я попал, являет собой учебный макет из кабинета биологии? Или это последствия моего переселения в этот мир? И для чего это всё было сделано? Чтобы я остаток дней провалялся овощем, только наблюдая за тем, что происходит вокруг?
Вопросы веером засыпали мой разум. Страх и паника ударили в голову. Если бы я мог закричать – обязательно сделал бы это. Я даже попытался. И на удивление – получилось. Правда, не совсем то, что я ожидал. Я понял, что повторяется ситуация в больнице. Внутри я кричу, а снаружи раздаётся лишь едва слышное мычание. Но, как и в тот раз, именно это мычание дало результаты. Тогда проснулась супруга, сейчас же распахнулась дверь, причём с такой силой, что я думал, она соскочит с петель. В комнату ворвался мой давешний знакомый, который разбирал каменный завал и, по всей видимости, привёз меня сюда. Помимо этого, имеется у меня большая уверенность, что он является инициатором внезапной смены места пребывания моего разума.
От удивления я ещё шире распахнул глаза и замолчал, уставившись на своего гостя. А он, увидев, что я смотрю на него, приблизился к кровати и заговорил:
– Здравствуй. Меня зовут Эрин Ши’фьен. И я несу ответственность за то, что ты сейчас меня слушаешь и, надеюсь, понимаешь. Знаю – ты в данный момент не можешь нормально общаться, но я подготовился. Я задам тебе ряд вопросов, на которые в случае положительного ответа ты моргнёшь один раз, в случае отрицательного – два раза. Попробуем? – Эрин присел на кровать.
Действительно, чего бы нам не пообщаться? Раз уж в данный момент не могу снести тебе челюсть и отпинать до потери сознания за то, что ты сотворил, разживусь для начала хоть какой-то информацией. Выхода у меня другого всё равно нет. Я моргнул один раз.
– Значит, вопрос о том, понимаешь ли ты меня, отпадает?
Капитан Очевидность. Одно моргание.
– Ты из Эллориона?
Это что за покемон? Новый мир, город, страна? Побольше информации, сэр. Два моргания.
– Раньше ты был человеком?
Странный вопрос. У них тут что, ящеролюды и кентавры есть? Хотя с учётом наличия магии всё возможно. Одно моргание.
– Отлично. Проще будет освоиться в этом теле. Кстати, оно принадлежит… кхм… принадлежало Джеймсу Ши’фьену. – Лицо мужчины омрачила печаль. Вряд ли он сейчас заговорил об однофамильце. Наверное, это тело принадлежало его сыну. Было видно, что ему тяжело говорить. Но это продлилось буквально несколько секунд. Он собрался и продолжил, подтвердив мои мысли: – Джеймс – мой сын, вернее, был им. В результате некоторых процессов душа и разум моего сына покинули тело. Других наследников у меня нет и уже, к сожалению, не будет. Поэтому я принял нелёгкое решение, в результате которого получилось так, как получилось.
«Нелёгкое»? Охренеть. Как можно было вообще о таком подумать? Наследника у него нет, урод, женись ещё раз, роди, усынови на крайний случай. Зачем красть чужие души?
От возмущения я вновь замычал.
– В чём дело? Наверное, злишься? Злись – ты в своём праве. Но знай, дело уже сделано и обратно ничего не вернуть. Тебе придётся смириться и помочь мне. – Моё возмущение вызвало бурную реакцию. Не ожидал, честно. Новообретённый папаша заговорил резко, повысив голос, будто приговор зачитал: – Мы с тобой договоримся либо миром, либо принуждением. Выбор за тобой. Сейчас отдыхай. Скоро придёт прислуга. Тебя накормят, помоют, переоденут. Я съезжу по делам, а когда вернусь – мы продолжим разговор.
Он поднялся с кровати и собрался было уйти, но это у него не вышло. В комнату, будто фурия, ворвалась женщина с огненно-рыжими волосами. Её зелёное платье слегка растрепалось, будто она бежала сюда. Женщина попыталась приблизиться к кровати, но Эрин встал у неё на пути.
– Лита, нет. Ещё рано.
– Он очнулся? Я хочу его видеть! – Женщина попыталась обойти Ши’фьена, но тот схватил её за руки и начал выталкивать за дверь.
– Я сказал: нет! – рявкнул Эрин. – Это не обсуждается.
– Это и мой сын тоже, я его мать и вправе…
Резкий шлепок пощёчины прервал причитания, а дальше, воспользовавшись тем, что женщина потеряла ориентацию от его действий, папаша вытолкнул мать того, чьё тело я занимал, за дверь и захлопнул её. Из коридора послышался женский плач, звуки которого, впрочем, быстро удалились. Всё стихло.
М-да уж. А папаша, оказывается, тот ещё мудак.
Через какое-то время, как и сказал Эрин, пришли слуги. Они начали с осторожностью совершать манипуляции по уходу за телом. Было видно, что делают это не в первый раз. Похоже, Джеймс уже давненько находится в таком состоянии. Значит, это истощение – не из-за процесса вселения моей личности.
Произошла заминка, когда слуги увидели, что я слежу за их действиями. Одна из девушек даже вскрикнула и, указав на меня, спросила, что им делать, у старшего из слуг, который не принимал участия в процедурах, а только отдавал указания. Тот почесал затылок и ответил, что особых распоряжений не поступало, поэтому делать нужно всё как обычно. А «как обычно» мне не понравилось. В принципе не нравилось чувствовать себя запертым в чужом теле и беспомощным, неспособным даже задницу себе подтереть. Особенно не по душе мне пришёлся процесс кормления. В рот вставили трубку и начали по ней подавать жижу, пахнущую до боли знакомо. Дело в том, что на второй месяц после родов у супруги пропало молоко. Пришлось переходить на кормление смесью. Так вот, та жижа, что вливали мне прямо в горло, пахла точь-в-точь как детская смесь. Вкуса, к сожалению или к счастью, я не чувствовал. Закончив процедуры, слуги удалились, оставив меня в одиночестве. Перед этим они погасили свечи в люстре, распахнули шторы и открыли окна. Комната наполнилась солнечным светом и свежим воздухом.
Некоторое время я лежал, пялясь по сторонам в попытках рассмотреть подробно всё вокруг. Зрение не слишком хорошо работало. Но было кое-что на удивление отчётливое. Ветер. Если в тот раз, когда Эрин разбирал завал при помощи магии ветра, это были чёткие линии, то сейчас порыв, влетевший в приоткрытое окно, был тусклым подобием того потока. Прохладный воздушный язычок, который слегка лизнул меня в лицо и совсем немного разбросал волосы. Он и дальше продолжил бы щекотать меня, но пришла девушка-служанка и закрыла окна, которые оставили открытыми для проветривания. Жаль. Этот короткий миг «общения» с ветром принёс хоть и небольшую, но радость. Удивительно, раньше я никогда не получал таких эмоций, когда на меня дул ветер. Ещё одна странность в копилку того, что придётся выяснить.
Сколько я пролежал в одиночестве, неизвестно. Может, час, может, десять минут. Когда совершенно нечем себя занять, чувство времени как-то притупляется. Забыться сном мешали мысли, крутящиеся в голове. Так много вопросов и так мало ответов. Слишком мало информации, чтоб составить полную картину происходящего. Придётся идти на контакт с моим пленителем. Хоть и совершенно не хотелось этого делать. Изначально не было желания общаться, а уж после сцены избиения моей потенциальной новой матери оно отпало окончательно. Но, как я уже говорил, выбора нет. Совершенно. Придётся общаться. От Эрина зависит, встану я на ноги или нет. И что со мной будет дальше. Нужно привести это тело в порядок, а дальше разберёмся. Одно я знаю точно: этот козёл поплатится за то, что выдернул меня из моего мира, оторвал от моей семьи.
На этих мыслях меня накрыло волной дремоты, и я погрузился в забытье. Погрузился, чтобы тут же проснуться от звука открывающейся двери. Вошёл Эрин в сопровождении слуг, нёсших странного вида кровать. Она больше напоминала орудие пыток. Железный каркас, смахивающий на детскую кроватку со стенками. Снизу болтаются какие-то провода, а ко дну прикручены железные кольца. Они располагались так, что становилось понятно их предназначение: фиксация рук, ног и шеи. Помимо кровати принесли также кресло с похожими крепежами. Оно было отставлено в сторону. Меня прошиб холодный пот. Неужели они думают, что в нынешнем положении я опасен настолько, что меня нужно дополнительно приковывать к постели?
От Эрина не укрылось моё состояние, и он, усмехнувшись, сказал:
– Не бойся, это не пыточные инструменты. Вернее, можно и так использовать, но сейчас эти приспособления помогут быстрее поставить тебя на ноги. Моргни, если понял.
Немного отпустило. Но вот оговорка насчёт пыток оставила определённые опасения. Одно моргание.
– Отлично. – И, обращаясь к слугам: – Чего встали? Пошевеливайтесь. Меняйте кровати, застилайте и перекладывайте Джеймса.
Пара минут – и я лежу в импровизированной люльке, а Ши’фьен закручивает болты на фиксирующих скобах. Когда меня перекладывали, я заметил, что борта люльки-клетки инкрустированы драгоценными камнями различных цветов. У богатых свои причуды, конечно, но смысл вставлять драгоценности в простой железный ящик? Ответ на этот вопрос я получил практически сразу от Эрина, будто прочитавшего мои мысли.
– В конструкцию входят магические накопители, они будут питать внешний контур. А тонкую подстройку я проведу сейчас. – С этими словами он вытащил из кармана какое-то небольшое устройство, смахивающее на кубик Рубика, только одноцветный и будто из серебра, всё с теми же камнями, и моток проволоки. Воткнув один конец медного с виду провода в паз устройства, Эрин полез под кровать. Там, как помнится, висели какие-то провода, к ним он и подключил свой куб. Встав с колен, Ши’фьен отряхнул их от несуществующей пыли. Поднял руку, направив сжатый кулак на кровать, прикрыл глаза и зашевелил губами. Пара мгновений, и я замечаю три порыва ветра, устремившиеся от стенок кровати к потолку и тут же исчезнувшие. Эрин открыл глаза и, осмотрев люльку, довольно кивнул:
– Всё работает.
Никаких изменений я не почувствовал. Были заметны едва различимые завихрения, поднимавшиеся вверх от нового ложа, и на этом всё.
Эрин, обойдя кровать вокруг и кивнув своим мыслям, сказал:
– С завтрашнего дня с тобой начнёт заниматься специально обученный человек. Терапия пойдёт тебе на пользу. Она поставит тебя на ноги. Ты ведь не планируешь остаться таким навсегда. Верно? – Он слегка улыбнулся немудрёной шутке, но взгляд остался, как и прежде, холодным и слегка злым.
Я не счёл нужным что-либо отвечать. Лишь отвёл глаза и уставился в окно. Ши’фьен понял, что общаться я не намерен, и молча удалился.
Остаток дня ничем примечательным похвастаться не мог. Ещё дважды приходили слуги и подвергали меня унизительным процедурам. Вечером заглянул «отец». Но только для того, чтобы проверить, как работает система, к которой я подключён. Не удостоив меня даже и намёком на общение, он удалился. Полежав в одиночестве и тишине какое-то время, я провалился в беспокойный сон.
Снилась деревня моих родителей. Мы с супругой сидели на травянистом берегу неширокой реки. Мокрые, только после купания. Солнечные лучи, отражаясь в каплях воды, стекавшей по коже, делали их похожими на мелкие бриллианты, грани которых создавали калейдоскоп разнообразных бликов. Я, щурясь и улыбаясь, разглядывал откинувшую голову и ловящую солнечное тепло Олесю. Она слегка дрожит. Ещё не согрелась после речной прохлады. На коже заметны мурашки. Явственно вспучилась ткань купальника на груди. Эта картина заставляет кровь быстрее течь по телу. Повернувшись к супруге, слегка приобнимаю её, одновременно касаясь губами шеи.
– Ты что делаешь? – спрашивает шёпотом Олеся с лёгким придыханием. – Тут могут быть люди.
Тон жены противоречит словам. В данный момент ей абсолютно наплевать, кто вокруг. Как и мне…
Кто-то тряс меня за плечо. Ну что такое, на самом интересном месте! Открыв глаза, я сфокусировался на потревожившем мой сон человеке. Это был Эрин Ши’фьен. Вид его заставил вспомнить события предыдущих дней. Значит, это действительно не сон. И я на самом деле нахожусь в тщедушном теле подростка, неспособный даже пошевелиться. Весь благостный настрой после приятного сновидения как рукой сняло.
– Проснулся наконец, – строго сказал Ши’фьен, – здоров ты спать. Хотя, возможно, это последствия работы стабилизатора. Не суть. Позволь представить тебе того, кто займётся твоим восстановлением.
Эрин кивнул в сторону двери. Переведя взгляд, я увидел крупную женщину. Не толстую, а именно крупную – на две головы выше «отца» и в полтора раза шире его в плечах. Одета она была в чёрно-белое платье в пол. Чёрные как смоль волосы собраны в большой пучок на затылке. Что-то в ней показалось мне странным. Не укладывающимся в привычную картину мира. И, приглядевшись к её лицу, я понял, что именно меня смущало. Из-под нижней губы топорщились, едва заметно выпирая вверх, небольшие клыки. Цвет кожи, поначалу напомнивший об афроамериканцах, оказался серым, будто асфальт. Глаза у великанши были неестественного алого оттенка. Они как будто слегка светились в полутьме комнаты. Я вдруг вспомнил, кого именно напоминала мне эта женщина. Множество компьютерных игр, фильмов и книг, с которыми я сталкивался в прошлой жизни, показывали этих существ. И сейчас я своими глазами видел не кого иного, как орка. То есть орчиху, орку… неважно. Сказать, что я был шокирован, – значит ничего не сказать. Открывшиеся новые факты погружали меня в некое подобие сказки всё глубже и глубже. Переселение душ, магия, другие расы. Что дальше? Роботы? Пришельцы? В какой мир я попал? Любопытство на грани страха. Стоит ли вообще прикладывать усилия, чтобы встать на ноги, и что меня ждёт за окном? Слишком много вопросов в голове…
– Кхм… – кашлянул Эрин, прервав поток моих панических мыслей. – Вижу, ты впечатлён. Лана – полуорк, шаман. Как я уже говорил, она поможет тебе встать на ноги.
О, я оказался прав лишь наполовину. Полуорк. Но от этого не стало легче. Появились только новые вопросы о межвидовых взаимоотношениях.
– Думаю, дальше вы справитесь без моего участия. Лана… – Эрин кивнул пробурчавшей в ответ что-то невразумительное женщине и удалился.
Лана, дождавшись, пока закроется дверь за хозяином дома, подошла к кровати и начала осматривать лежащего в ней меня. Басовито порыкивая, женщина принялась ощупывать моё новое тело. Большие, как лопаты, но на удивление мягкие кисти рук прошлись по основным группам мышц, покрутили ноги и руки, не вытаскивая их из фиксаторов. Дошли до головы. Ладони орчихи, вернее, полуорчихи, легли на лицо, большие пальцы прикрыли веки и слегка надавили. В этот момент я понял, что эта женщина вполне в состоянии раздавить мою новую голову, будто переспелую тыкву. Запаниковать я не успел – орчиха убрала руки и выдала свой вердикт:
– Всё ещё хуже, чем я думала, – голос у неё был низкий, густой, – но не переживай, – на почти чёрном лице появилась улыбка, похожая скорее на оскал, – я сделаю из тебя человека. – И орчиха засмеялась.
В дверь постучали.
– Входите, – разрешила женщина.
Вошёл слуга, одетый в рабочий комбинезон. Кажется, его звали Карлос. Он нёс в руках какой-то механизм, отдалённо напоминавший раскладушку, только деревянную.
– Куда ставить? – спросил мужчина.
Лана молча указала пальцем на пол рядом с кроватью. Поставив в указанном месте свою ношу, слуга принялся раскладывать, как оказалось, подобие массажного стола. Стол был похож на те, что я видел на Земле и на которых доводилось лежать. Имелась дырка для лица, а в ногах был выступ. Только вместо мягкой обивки было обычное на вид дерево. Завершив установку, слуга удалился. Я заметил, что, прикрывая дверь, Карлос окинул орчиху, стоявшую в это время спиной к выходу, оценивающим взглядом. На лице мужчины заиграла ехидная ухмылка. Видимо, впечатлился габаритами моей новой знакомой.
Немного поправив положение массажного стола, Лана подошла к моей кровати и начала раскручивать фиксаторы. Затем она, совершенно не замечая веса моего тела, взяла меня на руки и переложила на массажный стол. Лицом вниз.
– Начинаем утреннюю разминку, – прогудела орчиха.
То, что произошло дальше, под определение «разминки» совершенно не подходило. Скорее уж это было похоже на попытки спрессовать моё и без того худое тело в тонкий лист. Думаю, попавшие под каток люди испытывают похожие ощущения. Закончив истязания, Лана вернула меня на прежнее место и удалилась. Но не успел я перевести дух, как она снова пришла. Я внутренне собрался, ожидая очередной сеанс пыток, но, увидев в руках орчихи стеклянную баночку и трубку для кормления, немного расслабился. Максимум какое-то горькое лекарство. После сеанса замешивания теста из моего тела не так уж и страшно.
Всю степень ошибочности своих выводов я понял спустя пятнадцать минут, после приёма внутрь слегка солоноватой жидкости с горькими нотками. Отдалённо вкус напоминал грейпфрутовый сок с добавлением поваренной соли.
– Это очищающая выжимка из коры дерева куф, что растёт только в южной части Чёрного материка. – С этими словами орчиха взяла стоявшую под кроватью утку и, легко приподняв мои ноги, положила её под копчик. – Сейчас тебя бросит в пот, станет очень жарко. Потом забурлит в животе. Через полчаса организм начнёт самоочищение.
Я вытаращился на Лану. Очень хотелось узнать, что значит её последнее изречение. Женщина, видимо, поняла мой интерес, но не спешила его удовлетворить.
– Сейчас узнаешь, – проговорила она с усмешкой.
И я действительно узнал. Меня бросило в жар. Не было обычного для болезни постепенного повышения температуры. Вот я лежу и жду, что сейчас случится, а через секунду вонючий пот сплошным потоком струится через поры организма и градом льётся на постель. Состояние чем-то напоминает то, когда лежал в больнице с тяжёлым воспалением лёгких ещё в подростковые времена.
Следующим этапом в «очищении» стало опорожнение кишечника. Несильное недомогание в желудке и резкий приступ недержания, как будто махнул разом блистер со слабительным, запив кувшином мочегонного. И если физически это не было каким-то тяжёлым испытанием, то вот морально я оказался не готов к такому конфузу. К слугам, до этого момента убиравшим отходы моей жизнедеятельности, я относился больше как вынужденной мере. А вот это в прямом и переносном смысле пробитие дна заставило устыдиться собственного положения с ещё большей силой.
Лана же никак не отреагировала на столь неприятный конфуз и с какой-то даже нежностью и теплотой принялась за уборку и уход за мной. При этом она говорила разные успокаивающие слова и пыталась поддержать, понимая, насколько эта ситуация неприятна мне. С этого момента я понял, кем она будет для меня – Няней.
Няня завершила уборку. Привела в порядок постель и, ненадолго удалившись, вернулась с подносом еды. Принялась кормить меня немудрёной смесью. Закончив с завтраком, сказала:
– Отдыхай. Так будем делать три раза в день, пока не выведем из тебя всю гадость и не приведём тебя в относительный порядок.
Я мысленно взвыл…
С тех пор так и повелось. Няня приходила каждое утро. Делала массаж, меняла подгузник, кормила меня, непрерывно отпуская ехидные шуточки и замечания по поводу состояния моего тела, упоминая при этом созревшие арбузы и их сухие хвостики. Я сделал себе зарубку в памяти. Научусь заново говорить – не дам ей спуску. Радовало, что «вся гадость», как выразилась Лана, вышла спустя всего четыре приёма этой странной настойки. То есть на второй день. Перед обедом также был массаж, а вечером – своего рода гимнастика. Няня вытаскивала меня из люльки и начинала перемещать неподвластные мне пока что конечности, проводя комплекс одной ей известных упражнений, чем-то напоминающих те, что я с супругой делал дочери, развивая ещё не окрепшие детские мышцы.
В один из таких дней я обнаружил интересный факт. Было пасмурно, и Лана не удосужилась раскрыть шторы, ибо посчитала это бесполезным. Освещение она также не зажгла, так что комната была погружена в полумрак. Привычными для меня движениями Няня переложила меня на стол для массажа и принялась разминать спину, нанеся какие-то пахучие масла. Процесс уже не приносил такого дискомфорта, как в первый раз, и был даже в какой-то степени приятен. Особенно мне нравились волны тепла, разливающиеся по одеревеневшим мышцам. Закончив со спиной, Няня перевернула меня и принялась массировать грудь. Вот тут я увидел то, что заставило мои глаза распахнуться шире обычного. Ладони Ланы мягко светились приятным белым светом. Ни на что, кроме магии, это не было похоже. А я всё гадал, почему при знакомстве Ши’фьен отрекомендовал Няню как шамана. Вот и объяснение. Она лечит моё новое тело не только при помощи настоек и физиопроцедур.
Кстати, насчет Ши’фьена. Он изредка навещал меня. Обычно заходил во время сеансов терапии и интересовался моим состоянием. Но были и такие моменты, особо ценимые мной, когда папаша садился в кресло и, не глядя в мою сторону, принимался что-то рассказывать.
В общем и целом рассказы сводились к устройству мира, в котором мне предстоит жить. Чаще всего это были скучные лекции о политике, географии, истории цивилизации Эллориона и прочей ерунде. В такие моменты я слушал его вполуха и чаще всего засыпал. Особенно когда он вдавался в политику. Никогда ею не интересовался и считаю, что всё решено без нас сильными мира. Чуть лучше дело шло с историей и географией. Из скупых речей Эрина я понял, что их мир – а теперь и мой, – хоть и отличался от Земли, но в общих чертах имел схожее строение. Названия, конечно, были другими. Карта мира, которую для таких лекций приносил Эрин, напоминала работу каких-нибудь древних греков. Но вот что мне удалось узнать.
Эллорион состоял из пяти материков. Центральным и самым большим по площади являлся Торм, материк, заселённый представителями людской расы. Территория, огибающая Торм с севера и частично с востока, называлась Сайеной. Местность преимущественно горная. Принадлежит гномам. На западе Торм соприкасался с землями тёмных эльфов, или как их ещё называют – дроу. Сплошь покрытый лесом материк Сорэл на юге переходил в пустынную территорию светлых эльфов – Алию. Юго-восточнее Торма раскинулся Чёрный архипелаг, населённый представителями полуразумных, как считается на Торме, рас, таких как орки, гоблины, тролли и другие. Хотя Лана, выходец с Клайса, и не создаёт впечатления полуразумности, в местном обществе к таким, как она, относятся с пренебрежением. И тот факт, что она вхожа в дом аристократов Ши’фьенов, роняет тень на честь главы рода. Тех, кого я перечислил, подавляющее большинство. Существуют также различные колонии и закрытые резервации представителей иных рас, о которых даже Эрин знал категорически мало.
Государственное устройство Торма чем-то напоминало мне феодальную раздробленность Древней Руси. Но при этом правящим органом являлся сбор фамилий – то есть представителей восьми сильнейших аристократических родов. Формально власть принадлежала владычеству Зоран со столицей Элла. Владычество – аналог области. Помимо Зорана, было ещё семь владычеств, в которых власть принадлежала тем самым сильнейшим родам. Проблемы, на мой взгляд, начинались как раз с того, что каждый представитель рода, по словам Эрина, тянул одеяло в свою сторону, ведя подпольные игры. Каждый тем или иным способом пытался выбить для своего владычества больше привилегий. Все эти перипетии политических деятелей были мне не очень интересны, и я откровенно скучал, когда Ши’фьен вёл разговоры о них.
Официальными денежными единицами Торма являлись лоты. Золотой, серебряный и медный. Курс мог разниться в зависимости от владычества и рыночной обстановки, но условно один золотой лот равнялся двадцати пяти серебряным. А один серебряный – сотне медных. Эрин как-то продемонстрировал мне эти самые лоты. Простенькие монеты грубой чеканки. Причём если золотой лот был круглым, то медный – чуть ли не восьмиугольным. На аверсе был изображён профиль некоего Основателя – ничем не примечательный, к слову, профиль. Небольшие залысины на голове, нос с горбинкой. Мужик и мужик, несмотря на то, с каким почтением произносит его то ли статус, то ли должность Ши’фьен. Реверс занимало изображение огранённого драгоценного камня. Со слов Эрина – символ накопленного могущества.
История этого мира прошла путь от войн и конфликтов к полнейшему нейтралитету. Новым и заставляющим впасть в раздумья фактом для меня стало наличие других рас на Эллорионе, помимо людей и орков. Именно расовые особенности стали причиной древних войн. Сейчас же сложно было встретить на улице людского города представителей эльфийских рас, орков или ещё бог знает кого, о ком рассказывал Эрин. Но всё-таки хоть и редко, по тем или иным причинам отличные от нас существа сбегали со своих материков и приезжали жить с людьми. Это действовало и в обратную сторону. В основном к другим народам мигрировали те, кто сжёг мосты и жить с себе подобными просто больше не мог.
Никто не запрещал приезжать и работать на благо и процветание других народов. Но вот на выезд был наложен запрет. Худо-бедно удалось наладить торговое сообщение с гномами. Остальные же расы ушли в тотальный игнор.
А вот что действительно оказалось мне интересно, так это магия здешнего мира. Я старался ловить каждое слово, когда Эрин решал поведать о токах магической энергии, обучении в специализированных закрытых училищах, кольцах управления энергией и тому подобном. Что странно, при этом до демонстрации собственных возможностей доходило крайне редко. Да и про учёбу Ши’фьен практически ничего не объяснял. Несмотря на это, тема магических искусств настолько занимала моё внимание, что я даже старался придвинуться чуть ближе к рассказчику, чтоб лучше его слышать. И на исходе третьей недели терапии мне это удалось. Слушая о том, что Эрин является универсалом с уклоном в магию огня и обучался по какой-то специальной программе, я привычно попытался податься поближе к нему, несмотря на кольца, которыми был скован. И у меня это получилось! Хоть и не полноценно, но уже прогресс. Левая рука, не зафиксированная в локте, трясясь, начала подниматься, а голова потихоньку повернулась в сторону Эрина.
От него не укрылся данный факт. Он замолчал. Подскочил с кресла, сдвинув его при этом в сторону, и принялся раскручивать винты, освобождая моё тело. Закончив с винтами, он устремился в коридор и, выбежав за дверь, на весь дом прокричал:
– Лану сюда, живо!
По дому разнеслись звуки шагов, в быстром темпе удаляющихся, а затем приближающихся к моей комнате. И уже через минуту Эрин вместе с Няней стояли возле люльки, обсуждая дальнейшие планы моего лечения.
Глава 3
С того момента меня больше не приковывали к постели. Лечебные процедуры изменились. Если раньше это больше всего походило на массаж, то сейчас я бы охарактеризовал их скорее как лечебную физкультуру.
Меня крутили, вертели, сгибали и разгибали руки и ноги, растягивали, кололи иголками, чтоб проверить реакцию. После импровизированной ЛФК шла процедура иглоукалывания. Я лежал, напоминая дикобраза, и мычал всё, что думаю об этом процессе.
С вновь обретёнными импульсами в мышцах голосовые связки тоже заработали. Набор звуков расширился. Я начал мычать, урчать, хрипеть. Но до полноценной речи было ещё далеко.
Жестами я кое-как смог показать, что мне нужно зеркало. Затаив дыхание, я ждал, пока принесут требуемое. Безумно интересно, каков мой новый облик. Из принесённого небольшого круглого зеркала на меня смотрела молодая копия Эрина Ши’фьена. Только волосы чуть светлее и отличался цвет глаз. У папаши глаза тёмно-карие, почти чёрные, в то время как Джеймсу достались от матери зелёные радужки. Во внешности также имелось что-то неуловимо знакомое, будто из моего прошлого. Ну и не стоит забывать о крайней худобе. Иной скелет выглядит симпатичнее. Налюбовавшись собой вдоволь, я жестом показал, что зеркало больше не нужно.
Пищевая смесь была заменена на ложку и тарелку. Теперь моё меню составляли мясные бульоны, что не могло не радовать. Осточертела эта противная смесь. Если и на Земле они такого же мерзкого вкуса, то я могу только попросить прощенья у своей крохотной дочурки.
Мысли о семье раз за разом приводили в уныние…
Будучи расстроенным, я в какой-то момент задумался даже о том, что, покинув этот мир, смогу вернуться в свой. Самоубийство ради возращения к семье. Почему бы и нет?
Но просто так убить себя было бы слишком скучно. Я хотел заставить заплатить за свою участь ещё и виновника. В идеале – убить Эрина Ши’фьена.
И удобный случай не заставил себя ждать. В один из вечеров Няня, укладывая меня в постель, оставила на прикроватной тумбе зажжённую свечу в подсвечнике. Преодолевая судороги и слабость, я кое-как сумел доползти до нужного края кровати и, потянувшись, толкнул свечу к шторе. С облегчением наблюдая, как занимается лёгкая ткань, я откинулся на кровать. Мой план, конечно же, не идеален – и не факт, что удастся кого-либо кроме себя убить. Но уже что-то.
Моя затея пошла прахом. В комнату, словно вихрь, ворвалась орчиха. Видно, почуяла запах гари. Быстро оглядевшись, она ретировалась – лишь для того, чтобы вернуться с ведром наперевес. Выплеснув его содержимое на не успевшую толком разгореться штору, она принялась осматривать место поджога.
– Как же так? – недоумённо бурчала себе под нос Лана. – Я же точно помню, что не ставила её так близко к стене… или?..
Внезапно она повернула голову и пристально посмотрела на меня.
– Это ведь был ты, да? Зачем? – наивно спросила она, будто я мог ей ответить.
Вместо ответа я лишь отвёл глаза и попытался отвернуться.
– Жизнь предоставит тебе много возможностей, парень, – услышал я голос Няни, наполненный сочувствием, – что бы ты ни задумал, ты всё сможешь, но для этого нужно просто жить.
«Уйди, старушка, я в печали…» – подумал я, злясь на Лану за срыв моего плана.
Этот случай, судя по всему, не дошёл до хозяина дома. Шторы сменили на новые. Следы поджога Лана собственноручно замыла. А я, подумав над её словами в тот вечер, решил, что она права. Время ещё настанет, и я обязательно исполню всё, что захочу.
В один светлый весенний день Няня пришла ко мне в комнату не одна. Вслед за ней плёлся знакомый уже завхоз Карлос. После установки массажного стола слуга постоянно тёрся рядом с Ланой. В руках он нёс коробку, наполненную различными палками с пазами для креплений и, собственно, этими самыми креплениями.
– Начинай сборку, – бросила Карлосу Няня. – Да поживей.
Карлос был неконфликтным флегматичным пузаном. На Нянин тон он не обратил совершенно никакого внимания, а лишь размеренно принялся скручивать между собой узлы, доставая их из коробки.
Няня на секунду задумалась, а потом, кивнув каким-то своим мыслям, позволила себе лёгкую улыбку. Но эта её слабость продлилась недолго. Она вытащила меня из люльки, положила на стол и начала массировать тело.
Одновременно с окончанием массажа Карлос закончил сборку того, что больше всего было похоже на брусья. Они что, решили качать меня? У меня только-только руки начали более-менее работать. Я даже ложку с трудом держал и не мог сидеть дольше получаса, всё тело начинало болеть. О какой гимнастике может идти речь?
Будто услышав мои мысли, Няня начала объяснение:
– Что ты так глаза на меня вытаращил? Рановато тебе ещё накачивать мышцы. А вот ходить уже пора бы. Так что будем учиться.
Раньше, когда смотрел фильмы, в которых люди по тем или иным причинам учатся ходить заново, я не осознавал, насколько это тяжело. С экрана это воспринимается иначе. Вот человек попадает в аварию или срывается со скалы. Через пару минут идёт душещипательная сцена в больнице, когда врач с хмурым видом, потыкав иголкой в стопу пациента, грустно сообщает, что «отныне вы прикованы к постели». Затем идут терзания, самобичевание. Также на десяток минут экранного времени. Далее – переломный момент. «Неожиданно» появляется цель, ради которой нужно встать с постели. Если фильм попроще – то обычно это красивая девушка или молодой врач. Если же нашлись деньги на сценариста с опытом, то калека самостоятельно преодолевает все тяготы и лишения. И вот он, момент истины. Первый шаг с падением в объятья будущего избранника или без оного. Но самое главное – герой добивается поставленной цели. А ещё через десяток минут уже покоряет вершину, с которой сорвался. Или же ставит спортивные рекорды.
Никогда не понимал такого исхода. Получилось – заново начал ходить. Ну так и ходи в своё удовольствие. Зачем лезть туда, где один раз уже получил такую страшную травму? Может, я просто не обладаю такой силой духа, как герои просмотренных фильмов?
Похоже, действительно нет. Так как занятия на брусьях приводили меня в полнейший ужас. Поначалу не получалось даже как следует опереться на деревяшки. Руки совершенно отказывались держать тело. Да и нечему там держать было. Мышцы не успели нарасти. Кожа и кости. Целыми днями я пытался вновь и вновь. Обливаясь потом, то и дело падая и набивая синяки об осточертевшие деревяшки. По вечерам болело абсолютно всё. А пробуждения, к сожалению, не приносили свежести в тело. Лана изо всех сил старалась помочь мне, но не понимала, с какой стороны подступиться. По истечении второй недели, как мне показалось, даже свет от её ладоней стал более тусклым.
Совместно с Ши’фьеном было принято решение ненадолго прервать занятия, чтобы дать отдохнуть моим костям и набраться сил Няне.
Занятия мы прервали, но вот сеансы массажа никто не отменял. Так что Лана по-прежнему приходила и пропускала меня раз за разом через каток имени себя.
Воспоминания о фильмах, где герои восстанавливаются после травм, навеяли мне кое-какие мысли. Я решил не терять времени, пока выдался небольшой отдых. В дополнение к брусьям я попросил установить перекладину-турник. Ну как попросил… Возникла заминка, ведь внятно изъясняться я не мог. Но истратив некоторое количество нервов – как своих, так и Няни, – сумел с помощью мычания и деревянной жестикуляции выпросить пишущие принадлежности.
Бумага была непохожа на земную. Жёлтая, и такое впечатление, что вся мятая. Будто на неё обильно справили нужду, а затем высушили. Рисовать на ней предстояло толстенным грифельным карандашом. Папаша верно рассудил, что давать перо, чернильницу и нормальную бумагу – значит переводить зря материалы. В этом я был с ним солидарен.
Я был усажен за стол, куда Няня выложила всё необходимое. Далее орчиха уселась в кресло и принялась молча наблюдать за моими действиями.
Я попытался взять карандаш привычным движением, то есть зажав тремя пальцами: большим, указательным и средним. Ожидаемо возникла проблема. Мелкая моторика совершенно не восстановилась, и пальцам не хватало ловкости удерживать карандаш, а тем более изображать что-то. Промучившись некоторое время, я уже хотел было запустить треклятым карандашом в стену. Видя мои мучения, Няня встала со своего места и, взяв у меня карандаш, переложила его в моей ладони так, будто я держу нож лезвием вниз.
– Давай пока так, – сказала Няня, – я буду помогать сжимать кулак. А ты выводи то, что хочешь изобразить.
Благодарно кивнув, я начал потихоньку изображать настенный турник.
– Это для чего? – задала уточняющий вопрос Лана.
Я начал хлопать себя по рукам в районе бицепсов, пытаясь изобразить большие мышцы.
– Понятно, – кивнула Няня, – укреплять руки.
Через полчаса и несколько уточняющих вопросов мы определились, из чего смастерить конструкцию, как и куда её крепить и что вообще предстоит сделать.
Лана удалилась, усадив меня в кресло перед открытым окном. Она ушла искать Ши’фьена, чтоб сделать заказ. А я сидел и любовался, как за окном играют полупрозрачные потоки воздуха, сплетаясь в хитрые узлы. Воздух был в постоянном движении. Свободный, вправе отправиться куда угодно. Не то что я, узник этого тела, этого дома, этого мира.
Спустя пару дней, когда вышел срок нашего с Ланой запланированного отдыха, на свободной стене комнаты было закреплено чудо кустарного производства местных мастеров. От изначального изображения получившийся турник отличался так же, как отличается концепт машины от итогового продукта. Главное отличие было в перекладине. Она была восьмигранной. Трубный прокат, как мне передала слова Эрина Няня, – слишком дорогое удовольствие, чтоб висеть прибитым к стене. Я представил, какой спектр ощущений меня ожидает от мозолей, и начал слегка подвывать. Но если с этим можно было хоть как-то мириться, то от опорной части я впал в ступор. Она была деревянной. На мой возмущённый взгляд и мычание, полное разочарования, Няня, разводя руками, ответила, что если от моих поделок будет польза и прогресс с восстановлением – Эрин закажет у кузнеца нормальное изделие. А пока довольствуемся тем, что есть.
Прогресс? Я вам покажу прогресс!
Злость пробудила волну адреналина и помогла преодолеть страх свалиться с этого субпродукта.
Я замахал руками, призывая Няню повесить меня на этот, с позволения сказать, спортивный снаряд. Но она решила сначала прояснить пару моментов и выработать систему взаимодействия. Не имея другого способа для общения, мы договорились, что звук «у» будет означать сигнал к началу тренировки или окончанию отдыха между подходами. Звук «а» – окончание подхода. А вот «и» – хватит мучить мою тушку.
Закончив с налаживанием коммуникации, по моей команде «у» Няня повесила меня на турник. Дождавшись, пока я обхвачу непослушными пальцами перекладину, она разжала руки, но лишь для того, чтобы через несколько секунд и пару безрезультатных попыток подтянуться подхватить моё падающее тело. Сил в кистях для долгого удержания тела на весу не хватало.
– Отлично, – скривилась Лана, – и что дальше?
Было до слёз обидно. Я всю юность провисел на турнике и, когда купил свою квартиру, первым делом после ремонта повесил шведскую стенку с турником. А сейчас не могу даже удержаться на перекладине.
Но не время раскисать, я же не девушка, которую против воли выдают замуж, чтоб разреветься?
– У! – командую я, переведя дух.
И снова неудача. Несколько секунд виса, честные попытки согнуть руки в локтях и позорное падение в объятья орчихи. Вид её дурацкой ухмылки заставляет вновь и вновь командовать «ууу», при этом терпя неудачу за неудачей.
В тот момент, когда сил не хватило даже на то, чтобы обхватить перекладину, Няня с несвойственным ей удивлением в голосе сказала:
– А тебе не занимать упорства. Или упрямства – это как посмотреть. Может, и будет из тебя толк.
В ответ на мой недоумевающий взгляд «А с чего похвала?» Няня лишь ухмыльнулась и понесла меня в ванную. После стандартных гигиенических процедур мы вернулись в комнату.
– Завтра будет тяжёлый день, парень. Как физически, так и морально. Спи, – загадочно проговорила Няня.
Последнее, что я увидел перед тем, как погрузиться в сон – яркий свет от ладони перед моим лицом.
Утро встретило меня приятной болью в мышцах. Это уже была не та жёсткая ноющая боль, будто меня пропустили через пресс, а вполне знакомое по занятиям в качалке состояние восстановления. Что-то изменилось. Организм будто проснулся ото сна вместе со мной и наконец понял, что от него требуется. Для мышц вчерашняя тренировка стала новой нагрузкой, что способствовало разрыву мышечных волокон в нужных мне местах. Если болит – значит растёт! И это не может не радовать.
Отчасти именно радость от осознания правильности собственных действий позволила выдержать часть того, что преподнёс мне этот день. Но не будем забегать вперёд, всё по порядку.
Утро началось вполне обычно. Под ехидные замечания орчихи были проведены процедуры гигиены, массаж, завтрак. Поведение Ланы в процессе привычных действий выдавало налёт некоего недовольства, причин которого я пока найти не мог. Затем пришёл черёд разминки. Несколько подходов к турнику ожидаемо не изменили ситуацию. Получалось только болтаться, изображая из себя сосиску. Передохнув, сделали пару проходов по брусьям. Вернее, попыток проходов…
А затем в комнату вошёл Эрин. Сегодня он был не один, а в компании низенького худощавого мужчины, одетого наподобие папаши в затёртый сюртук чёрного цвета. Новый участник событий был представлен нам как профессор Стрибсон. С виду Стрибсон был немного старше Ши’фьена. Но если Эрин имел чуть заснеженные виски, то данный франт был сед от макушки до кончика клиновидной жиденькой бородёнки. Взгляд за стёклами круглых очков не задерживался на чём-то конкретном, а постоянно перемещался. А вот язык тела выражал уверенность в себе. Двигался профессор размеренно и даже немного с ленцой. Руки были заняты кожаным портфелем с тиснением в виде креста.
«Очередной “целитель”», – подумал я. Какая же это была ошибка…
Эрин заговорил, обращаясь к Няне:
– Профессор займётся восстановлением голосовых связок.
Лана хотела было возмутиться, но Ши’фьен поднял руку, не дав ей сказать.
– Знаю, знаю. Ваши методы, несомненно, вернут голос моему сыну. Но для этого нужны месяцы. У меня, к сожалению, нет такого запаса времени. Профессор, – кивок в сторону Стрибсона, – уверил, что его подход экстренного вмешательства никак не затронет остального лечения и вы продолжите свою терапию без какого-либо ущерба.
Лицо Няни выражало крайнюю степень недовольства. Ещё бы. Кому понравится, когда кто-то вмешивается в твою работу? Она уже собиралась высказать всё, что думает о таких решениях и в частности об эскулапах, способных лишь ставить эксперименты над живыми существами, но Эрин, угадав её намерения, опять вскинул руку и в более категоричной форме заявил:
– Это не обсуждается! Если физические кондиции мы можем восстанавливать месяцами, то общение мне нужно уже сейчас. Профессор приступает немедленно, а вы, – Ши’фьен выделил голосом обращение, – во всём поможете. В крайнем случае хотя бы не мешайте. – И, обращаясь к спутнику: – Приступайте, профессор!
Засим хозяин дома удалился, оставив меня наедине с двумя специалистами, один из которых был готов оторвать голову второму.
– Что же вы планируете сотворить? – недовольно фыркнув, пробасила Няня.
– Предпочту несколько другое определение. Я не собираюсь творить, так как не являюсь ни скульптором, ни художником, ни кем-то подобным. Я собираюсь восстанавливать, – ответил профессор, игнорируя настрой орчихи.
Он поставил свой чемоданчик на стол, снял сюртук и закатал рукава несвежей сорочки.
– Мадемуазель, я бы попросил усадить вашего подопечного и зафиксировать его голову и руки. Мастер Эрин в общих чертах обрисовал ситуацию с ребёнком, и я очень постараюсь помочь.
– Слушаю и повинуюсь, – съёрничала Няня. Лицо старика скривилось.
Лана придвинула к столу пылившееся в углу до этого момента кресло, которое принесли вместе с кроватью, и принялась усаживать меня за стол. В её взгляде на меня промелькнуло что-то, заставившее меня понять – ничего хорошего ждать не стоит. Окончательно в тревожное состояние меня привел её еле слышный шёпот:
– Не завидую тебе, парень…
Три сухих щелчка, и я не могу пошевелиться. Руки прикованы к подлокотникам, затылок прижат к спинке стула металлическим полукольцом, проходящим через лоб.
– Я бы попросил вас удалиться. – Профессор открыл чемодан и собирался достать что-то оттуда, но остановился. – Не имею привычки делиться профессиональными секретами с кем бы то ни было.
– Вот ещё! – возмущённо ответила Няня. При этом она сложила руки на груди, всем своим видом показывая, что не намерена куда-либо уходить. – Даже и не подумаю. Это мой подопечный, и мне решать, присутствовать при вашем так называемом «лечении» или нет. А секреты свои сунь себе куда поглубже и никому лучше не показывай. Дались они мне…
– Это возмутительно! Вопиющее поведение! – Лицо профессора по цвету можно было сравнить с варёным раком. – Я не потерплю…
– Уймись, – оборвала возмущённый спич Стрибсона Лана. – Обещаю, мешать не буду… Только если пойму, что что-то идёт не так. Делай уже скорее свои дела.
Пробурчав что-то невразумительное себе под нос, профессор начал вытаскивать из чемодана и раскладывать на столе разнообразные предметы. Появление каждого нового приспособления приближало меня к тому, чтобы лишиться зрения в результате выпадения глаз из мест их крепления, предназначенных для того матушкой природой. Самым безобидным предметом на столе оказалась коробочка размером с буханку хлеба. На одной из её сторон были расположены какие-то тумблеры. Сверху располагались углубления, к которым больше всего подходило определение «разъёмы». К двум таким уже были подключены провода с подобием крокодильчиков на концах.
Остальное же барахло напоминало скорее пыточные инструменты, нежели лекарские принадлежности. Тут были иглы различной длины и степени погнутости, ножи, отдалённо напоминающие скальпели, и какие-то совершенно непонятные, ни на что не похожие инструменты.
Закончив выкладывать всё это добро, профессор обратился ко мне:
– Молодой человек. Я прошу прощенья, но в вашей ситуации невозможно применение обезболивающих средств, поэтому придётся потерпеть. Я приложу все усилия для ускорения процесса, но всё же прошу с вашей стороны постараться минимизировать подвижность. Вам всё понятно? Моргните один раз, если это так.
Действительно, что тут могло быть непонятного? Я тебя немного попытаю, а ты не дёргайся. Естественно, моргнул. Мерзкий голос Стрибсона окончательно рассеял утреннее воодушевление. Оно улетучилось со скоростью сжигаемых неопытным пулемётчиком патронов, выпускаемых в сторону возможного противника в попытке подавить наступление, а по итогу лишь портя ни в чём не повинное оружие.
Эх, мне бы сейчас тот пулемёт. Вот же сволочь Эрин! Выживу после экзекуции – зарежу ублюдка. Ещё один повод для убийства в копилочку.
Тем временем профессор, не теряя времени, ловко разжал мне челюсти и зафиксировал при помощи одного из своих инструментов. Далее к нему были подсоединены провода, подключённые к коробочке с тумблерами.
Вас когда-нибудь резали? Поверьте, не те ощущения, которые стоит попробовать. Удовольствия ноль. Эскулап взял один из ножей и с видимой ловкостью принялся подрезать кожу под нижней челюстью с двух сторон от кадыка. При этом пришпиливал надрезанную кожу небольшими иголками прямо к горлу. Как же больно, старый ты мудак! Мне потребовалось приложить просто титанические усилия, чтобы не забиться и не начать вырываться.
Странное дело, но я не чувствовал кровотечения. По моим ощущениям, из-за манипуляций профессора вся одежда должна была пропитаться кровью. Это несколько смущало. Я что, от боли начал сходить с ума?
Когда Стрибсон отстранился, я понял, что всё ещё нахожусь в своём уме. Кольцо на его руке светилось. Свет напоминал тот, что исходил от ладоней Ланы во время массажа, но оттенок был другим. Более холодный свет. Похож на свечение диодной лампы.
В ход пошли длинные иглы. Ощущения были такие, будто их вставляют через горло прямо в позвоночник, проникая в спинной мозг. Тут я не смог сдержаться и не замычать. А также задёргаться. Боль была невыносимой.
– Держите его! – крикнул Стрибсон сидящей рядом со мной Няне. Та поднялась и заключила меня в крепкие борцовские объятья, сцепив руки на груди в замок и вдавив меня в спинку стула.
Боль от манипуляций этого инквизитора слилась в какой-то монотонный ритм. Я уже перестал различать, отрезают ли от меня что-то или, наоборот, засовывают лишнее железо в организм. Сознание при этом сохранялось вполне ясным. Некоторое время поколдовав со своими ужасными игрушками, профессор наконец приступил к сборке воедино всего комплекса. Каждый элемент на горле скреплялся с соседним при помощи хитрого карабина. Далее по цепочке из проводов и зажимов – с ротовой конструкцией.
Закончив со сборкой, Стрибсон щёлкнул тумблером на коробочке. Послышался треск и помехи. Больше всего это было похоже на работу счётчика Гейгера.
– Начнём-с, – причмокнул языком профессор.
Что значит «начнём»?! А чем ты занимался до этого?
Профессор вдавил увиденное мной ранее кольцо на правой руке в один из разъёмов на коробочке. При этом кольцо мелко завибрировало и засветилось.
Вся система, собранная профессором, резко накалилась и стала, ко всему прочему, обжигать мою плоть. Казалось, что железо, из которого сделаны инструменты, начало плавиться, а поток огня устремился по пищеводу прямо в желудок. В глазах потемнело. Всё, что до этого со мной происходило, показалось стёсанными об асфальт коленками. Такой боли я не чувствовал ещё никогда в жизни. А она всё нарастала и нарастала, поглощая сознание.
Получив очередной укол боли и выражая все накопившиеся за время экзекуции эмоции, я не выдержал и закричал:
– Суки-и-и!
Закричал?
И наконец меня окончательно поглотила боль. Мозг не выдержал мучений и решил потушить сознание, чтоб больше такого не чувствовать.
Глава 4
Резкий звук сирены разорвал тишину августовской ночи. Синий свет проблескового маячка окрасил кирпичную стену, по которой я карабкался. Приплыли…
– Мы с Саней утром приметили одно здание. То есть не так, скорее, присмотрелись повнимательнее, – вещал русоволосый худощавый парень, носивший пафосную кличку Пегас. Вернее, не кличку, а псевдоним в сети. Для своих он как был Эдиком, так им и оставался всегда. В крайнем случае «конём педальным». Это уже зависело от настроения друзей. – Общага строяка. Так вот. Там стены – просто сказка, лезь не хочу.
– Ага, – подтвердил кивком вышеупомянутый Саня – вихрастый здоровяк, сосед Эдика, учившийся с ним раньше в одном классе, а теперь и в группе машиностроительного техникума. – На крышу можно хоть по балконам лезть, хоть просто по стене – на ней до фига удобных выступов. Не пятиэтажка, а полноценный спот.
– Да, да! Днём, естественно, туда не сунешься, народу кругом полно, вахтёрша небось есть. Да и ментовка через квартал. А вот ночью можем сгонять, ролик получится – отпад. Последний в этом сезоне, а то на учёбу уже на следующей неделе.
– Ага, – опять тупо кивнул Саня. Интеллектом он был не очень одарён, но человек хороший и отзывчивый.
– И что ты ночью наснимаешь на свою мыльницу? – скептически отнёсся я к очередной идее фикс нашего неугомонного друга, вечно придумывающего новые способы втянуть нас в неприятности.
– Э! – возмущённо вскрикнул он. – Ты на мой фотик не гони, у тебя вообще никакого нет.
– Нет, – пожал плечами я, – так я и не гонюсь за съёмками. А просто тренируюсь.
– Скучный ты. Философия у тебя своя, да? – Эдик опять завёл свою шарманку, пытаясь наехать. Но меня его выпады как-то не трогали.
– Может, и философия, – усмехнулся я.
– Ладно, харэ! – влез в разговор молчавший до того Макс. Обычно весёлый парень был сегодня чем-то явно загружен и проявлял несвойственную ему молчаливость. И как бы невзначай спросил: – А какой этаж там девчачий?
– Опа, посмотрите-ка на него, оживился, – улыбнулся Эдик, – а то сидел как в воду опущенный. Случилось чё?
– Да ничё, – отмахнулся Максим.
– Не гони! – это уже я. – Рассказывай давай.
– Нечего рассказывать. Со своей разбежался, да и всё. – Макс будто был огорчён.
– С которой из, Максим Казановович?
В чём в чём, а в вопросах внимания со стороны противоположного пола Максим обделён не был. За что, собственно, и был прозван в честь итальянского путешественника. Сейчас же проявлял несвойственные для него приступы меланхолии.
– Эдик, иди в жопу, – безапелляционно заявил Макс, сложив руки на груди, и от последовавших расспросов самоустранился.
Ещё немного пообсуждав особенности архитектуры общежития, которое мы всё же решили посетить, мы разошлись кто куда. Эдик с таскавшимся за ним хвостиком Саней отправились к вышеупомянутому зданию выбирать ракурсы для съёмок очередного паркурского ролика. Макс, несмотря на хмурый вид, пробурчавший, что к назначенному времени будет, отправился к очередной пассии. А я, не зная, чем себя занять до полуночи, банально поплёлся домой. Завалившись на диван, воткнул в уши наушники и запустил на плеере случайное воспроизведение. И успешно вырубился под строительство моста Фредом Дёрстом.
– Твою ж мать! – подскочил я. За окном уже стемнело. Я бросился в коридор, где висели настенные часы – так и есть, до встречи осталось пятнадцать минут. Хорошо, что лёг в одежде – а то мог бы и получить от родителей за шум посреди ночи. Натянул кроссовки, тихо прикрыл за собой дверь и понёсся в сторону студенческого городка.
– Ну, где тебя носит? – встретил меня недовольный тон Пегаса, который растягивал мышцы, сидя прямо на асфальте.
– Тут я, тут, не бухти, – вскинул я руки в успокаивающем жесте. – Дай отдышаться… Какой план? – сплюнув на асфальт вязкую после пробежки слюну, спросил я.
– Камера будет стоять вот тут, – указал Эдик на одиноко растущее дерево. – Двое по одной стене, где окна, двое по вон той, с балкончиками. Кто быстрее – тот молодец.
– По балконам быстрей однозначно. Чур, я там, – отозвался Макс.
– Не, ни фига, на цу-е-фа, кто где полезет.
Естественно, Максу досталась более трудная стена. Как, впрочем, и мне.
– Не расстраивайся, Казанова, – подначил его Саня, – может, в каком-нибудь окне себе очередную деваху найдёшь.
– А это мысль! – оживился наш Казанова. – Погнали уже!
Ну мы и погнали. Эдик дал отмашку, и мы побежали к заранее разобранным местам подъёма.
Поначалу всё шло неплохо. Руки привычно ощупывали кирпичную кладку, ища новую опору. Я стремительно продвигался вверх и, обогнав Макса, вырвался вперёд. Почти добравшись до окон третьего этажа, вдруг услышал милицейский гудок. Сука Эдик…
– Эй, обезьяны, ну-ка быстро спустились! – Грубый голос, усиленный громкоговорителем, донёсся из-за стены, по которой лезли Саня и Эдик. Меня с Максом менты видеть не могли, как и мы их. Мы с Максимом переглянулись, кивнули друг другу, и он молча сиганул вниз, в траву, погасив инерцию удара перекатом. Вскочил и понёсся прочь от милицейского уазика. А я замешкался. Дело в том, что, во-первых, находился выше, а во-вторых, подо мной был только асфальт. До клумбы не допрыгнуть. Твою ж налево… Но ничего другого не оставалось. И я уже совсем собрался прыгать, как вдруг над головой раздался шёпот:
– Эй ты, ноги переломаешь, давай сюда!
Подняв голову, я увидел в ближайшем от меня окне третьего этажа ангела. Ну, так мне тогда показалось. На деле же это оказалась девушка со светлыми волосами, в белой ночнушке, с удивительно красивым лицом. Она призывно махала, а я, будто заворожённый, не мог двинуться с места.
– Ну что тупишь, быстрее давай! – Этим окриком ангел, то есть девушка вывела меня из ступора. И я проворно вскарабкался на подоконник, ввалившись внутрь небольшой комнатки.
Девушка быстро закрыла створки окна, запахнула занавески, а я, обернувшись, вытаращился на неё. Ведь тут было на что посмотреть. Ночнушка не скрывала идеальной фигуры от слова «совсем». Закончив прятать следы моего проникновения в комнату, незнакомка обернулась и тут же, смутившись от понимания, в каком она предстала виде, схватила с кровати одеяло и прикрылась им.
– Чего вылупился? – Смущение переросло в злость.
– Ничего. Спасибо тебе, – поблагодарил я.
– Не за что, – резко бросила блондинка.
Сквозь занавески проходил, освещая комнату, свет от луны и окрестных фонарей. Девушка колебалась, порыв злости прошёл. После столь решительных действий по моему спасению она растерялась, как, впрочем, и я. Мы как два столба застыли друг напротив друга, не зная, что сказать.
– Меня, кстати, Андрей зовут, – решил хотя бы представиться я.
Блондинка отвела в сторону взгляд своих чарующих глаз.
– Олеся, очень приятно…
Из небытия меня выдернул тихий шорох. Еле слышный, на грани восприятия. Приоткрыл глаза, но почти ничего не смог разглядеть. Было темно. На дворе глубокая ночь. Сколько же я провалялся без сознания? На фоне небольшой дорожки света от приоткрытой двери заметил неясный образ. Постарался сфокусироваться на человеке, пришедшем меня проведать, но добился лишь того, что зрение поплыло. Удалось увидеть только, что в комнате находится женщина. Об этом свидетельствовала копна длинных огненно-рыжих волос. Из всех обитателей дома такой шевелюрой могла похвастаться только кровная мать занимаемого моим сознанием тела. Подтверждение своих выводов я получил буквально через пару мгновений. Тень приблизилась к кровати и голосом матери зашептала:
– Сынок, Джеймс, родной мой, ты слышишь меня? Это мама, пожалуйста, сынок, поговори со мной. Скажи что-нибудь… – Голос женщины дрожал. Слова перемежались всхлипываниями. Было понятно, что она рыдает не первый день и находится на грани нервного срыва. Жалеть её я не стал.
– Женщина. Я – не твой ребёнок. Вы с мужем совершили ошибку, засунув мою душу в тело этого мальчика. – Голос звучал сипло, и я скорее хрипел, чем говорил. – Ты не делала этого. В отличие от твоего мужа. Поэтому он умрёт. Обещаю тебе это. А ты будешь жить. Жить, зная, что я занял место твоего сына.
Непонимание на лице Литы Ши’фьен по мере моих слов сменилось страхом. Зрачки красивых ярко-зелёных глаз расширились. Женщина прижала ладони ко рту, пытаясь заглушить крик. Но тот будто застрял в горле. От сковавшего её ужаса Лита не смогла выдавить из себя ни единого звука. Из глаз бурным водопадом хлынули слёзы. Она вскочила и спешно покинула комнату, гулко хлопнув дверью.
Жестоко? Возможно. Но не я проклял это дитя, и уж тем более не моим было решение попадать сюда. Пусть теперь расхлёбывают последствия своих поступков.
Размышляя о справедливости выпавших на мою долю событий, я не заметил, как провалился в сон.
Пробуждение оказалось отнюдь не радужным. Ворвавшийся в комнату, словно вихрь, Эрин с порога начал что-то кричать. Я даже сначала не понимал, что именно. Но когда он начал трясти меня за плечи, волей-неволей пришлось собраться и сосредоточиться на цели визита.
– Что ты ей сказал? – повторял раз за разом Ши’фьен. – Отвечай!
– Перестань меня трясти-и-и-и… – взмолился я, потому что голова грозилась отделиться от шеи и продолжить существование самостоятельной единицей. Эрин, как ни странно, меня услышал и понял, потому что выполнил просьбу и оставил попытки вытрясти из меня душу. Отошёл на пару шагов от постели. – Правду. Она услышала от меня правду.
– Зачем? Она же не виновата…
– Зато ты виноват, – перебил я. Мой голос не до конца восстановился, но уже не был похож на ночной хрип. Я всё ещё сильно басил. – Ты думал, можно просто так выдернуть душу из одного тела, переместить в другое – и это обойдётся без последствий? Ошибаешься. Во всём, что произошло и ещё произойдёт, вина целиком и полностью на тебе, Эрин Ши’фьен.
– Ты довёл Литу до истерики. Доволен собой? Можешь упиваться своей правотой. Но я это делал не для себя, а ради продолжения рода, – со злостью в голосе бросил Эрин.
– Что мне до твоего рода? – ощерился я в ответ. – У меня была своя семья, а теперь я её лишён. Ты вообще думал, как найти общий язык с тем, кого призовёшь?
– Естественно, – ответил Эрин. На его лице появилась злая усмешка, не сулящая ничего хорошего. – Мне нечего предложить, кроме того, что уже есть: быть наследником аристократического рода. И, на мой взгляд, этого более чем достаточно. Если не устраивает – есть такой вариант. – Глаза Ши’фьена вспыхнули алыми огнями. Он поднял руку с надетым кольцом, которое пылало так же, как и глаза чародея. Направив её в мою сторону, он сжал кулак, и я почувствовал, как температура вокруг резко скакнула вверх. – Твои желания меня совершенно не интересуют. Либо ты заменишь мне сына, либо будешь страдать.
Стало тяжело, будто меня положили под пресс. Попытки пошевелиться ни к чему не привели. Жар нарастал, пот лил градом, будто я был не в проветриваемом помещении, а в раскочегаренной бане в компании с недалёким любителем покрутить полотенцем над головой.
– А силёнок хватит пытать собственного сына? – ехидно заметил я.
Эрин поморщился, но ответил:
– Ты – не он и не думай прикрываться этим.
– Ну вперёд. А то что-то прохладно в комнате, – подначил я Ши’фьена, хоть и было очень тяжело выносить жар. Простенькая подначка сработала. Глаза папаши вспыхнули ярче, и я почувствовал, как пот начал испаряться с кожи. Состояние было похоже на то, что я испытал в больнице перед тем, как попасть в этот мир. С той лишь разницей, что не было видно источника жара.
– Это всё, на что способен великий аристократ Ши’фьен? – не останавливался я. Проигрывать этому уроду не было никакого желания. Пускай лучше спалит меня. Может, так я вернусь домой к семье?
– Сейчас узнаешь…
В воздухе мерзко запахло палёными волосами. От боли во всём теле сознание помутилось. Вдруг резко отворилась дверь, и я увидел Няню. Та что-то прорычала в спину Эрину и бросилась на него. Одновременно с тем я обрёл возможность двигаться и попытался скатиться с кровати, уходя из нагретой области. Падения я не почувствовал. Ещё в полёте сознание, как и в случае с лечением голосовых связок, отключилось, чтобы больше такого не испытывать.
Интересно, у меня теперь каждое утро будет настолько болезненным?
Очередное пробуждение. Я осторожно приоткрыл сначала один глаз, осмотрелся. Не обнаружив ничего, что представляет угрозу, открыл второй и попытался подняться на постели. На удивление это получилось гораздо легче, чем раньше. Похоже, перенесённые мучения каким-то образом подстегнули нервные окончания, и тело, к моей радости, стало слушаться гораздо лучше. Сил в мышцах, конечно же, не прибавилось, это я чувствовал, зато отклик был великолепен. Конечности двигались в штатном режиме. Так, как им было положено. Пальцы больше не напоминали переваренные сосиски. Появилась некая лёгкость и ловкость в конечностях. Я бы даже попробовал встать, но понимал, что мышечный корсет пока слабоват для таких приключений.
Поэтому я откинулся на кровати и принялся размышлять о сложившейся ситуации. Первое, что пришло на ум и на что я не обратил внимания сразу ввиду стрессовых ситуаций – общение. Каким-то образом я, сам того не понимая, заговорил именно на том языке, на котором общаются окружающие. И это не составило для меня ровным счётом никакого труда. Понимание языка ранее я списал на память Джеймса. А вот произношение объяснить не совсем удавалось. Ведь раньше я не говорил на языке Торма. Мой мозг анализировал информацию в привычном режиме, и мне казалось, что я слышу обычную русскую речь. При этом ощущался небольшой диссонанс из-за несовпадения движения губ собеседника и того, что я слышал. Поэтому я боялся столкнуться с тем, что не смогу изъясняться, даже когда связки заработают полноценно. Видимо, сказывались навыки всё того же бедного ребёнка, чьё тело я занял. Ибо мне казалось, что я произношу обычные русские слова, но меня вроде бы понимают, то есть мозг каким-то образом калибрует сигналы правильно. Я не учёный, и, следовательно, полноценного объяснения данному феномену у меня нет. Поэтому остаётся лишь смириться с тем, что имею.
Через некоторое время пришла Няня. Вспомнив ночное происшествие, я обрадовался её приходу.
– Доволен собой? – грубо спросила она.
Я даже слегка опешил от такого начала.
– Эм-м… наверное, – не придумав ничего лучше, ответил я.
– «Наверное», – передразнила меня Лана. – Зачем ты завёл Эрина? Ладно, сам пострадал, но меня-то зачем подставлять? И чем вообще провинилась Лита? Бедняжка теперь только и делает, что сидит, глядя в одну точку перед собой, и бубнит под нос что-то невразумительное. Думаешь, самый умный? Ух, была бы моя воля… На вот, – выдохнула Няня и кинула на кровать то самое зеркало, в котором я первый раз увидел своё новое лицо, – полюбуйся.
Недоумевая, я поднял зеркало и поглядел на своё отражение. Так-с… Ну да, я своего добился. Из зеркала на меня смотрел совершенно лысый человек. Ни намёка на волосы. Можно было подумать, что меня просто обрили, пока я был в отключке. Но кому в голову придёт сбривать брови и ресницы? Эрин определённо меня поджарил. Очень интересно… А я уж было подумал, что этого человека-скалу мало чем можно вывести из равновесия. Отлично. Первый шаг на пути мести сделан. Хоть и достаточно корявый.
– По-моему, красавчик, ты так не считаешь? – с ехидной усмешкой спросил я, возвращая Няне зеркало.
– Ох и дурак… – протянула та.
– Так что там с подставой? – спросил я, переводя разговор на другую тему. – И вообще: зачем ты вписалась?
Лана с задумчивым видом прохаживалась по комнате, изредка окидывая меня оценивающим взглядом.
– Захотела и вписалась. Если бы ты превратился в шашлык, я как минимум потеряла бы работу. А так отделалась всего лишь понижением жалования.
– Спасибо, – практически прошептал я. Было слегка стыдно.
– Забудь, – Няня всё-таки расслышала меня, и на лице её промелькнула тень улыбки, – было даже немного весело.
– Что именно? – не понял я.
– Как «что»? Прерывать факельщика на пике. Хорошо, что весь дом не спалил. Эрин Ши’фьен не зря носит звание мастера. Так искусно погасить волну огня мало кому под силу.
Данное заявление вызвало кое-какие вопросы, которые я тут же и задал:
– То есть он мог просто превратить меня в уголёк, но вместо этого решил помучить? Да ещё и мог в процессе всех вокруг спалить?
– Именно! – веселилась Лана. Небольшие клыки подрагивали от сдерживаемого смеха.
Думается мне, что Ши’фьен меня просто пожалел. Но я своими подначками чуть не довёл ситуацию до трагедии. Внутри заворочался клубок злости. Этот ходячий огнемёт действительно ожидал от меня чего-то иного? И я сейчас должен себя винить? Да чёрта с два. Сам эту кашу заварил, сам пусть теперь расхлёбывает. А я ещё и добавлю. Как только встану на ноги, и чего похуже попробую сделать.
Мои мысли, по всей видимости, отразились на лице, потому что Няня подняла руки в успокаивающем жесте и произнесла:
– Давай-ка оставим вчерашнее и посмотрим, в каком состоянии твои мышцы.
Я общаться не желал, но слова Няни нашли в душе отклик, так как мне самому было интересно, насколько всё плохо. Было странно, но чувствовал я себя даже лучше, чем до прожарки моей тушки. В теле появилась некая лёгкость. Хотелось встать. Я кивнул в ответ на предложение. Лана незамедлительно приблизилась, села на краешек кровати, прикрыла глаза и стала что-то негромко бормотать.
Спустя немного времени она открыла глаза и гаркнула:
– А что это мы лежим? Подъём! – Слова она сопроводила действиями и, ухватив меня за руки, подняла с постели и поставила на ноги.
Я внутренне сжался, ожидая удара об пол, и даже прикрыл глаза. Но его не последовало. Я стоял. Весь трясся, но стоял.
– Как так? – удивлённо спросил я Няню.
– Очень просто. Почти как с речью, только там было точечное воздействие. А тут мастер Ши’фьен пропустил через всё твоё тело огромную волну магической энергии, тем самым подстегнув восстановление. Вуаля! – хлопнула в ладоши женщина. А я, обрадовавшись новому статусу прямоходящего, попытался сделать шаг и ожидаемо полетел на пол. Упасть мне не дала вовремя среагировавшая Лана.
– Ну не всё же сразу! – укоризненно проговорила она, усаживая меня на кровать.
– Почему нельзя было сразу так сделать, к чему все эти недели?
– А подумать? – прищурила один глаз Няня.
– Не выдержал бы организм? – попытался я ткнуть пальцем в небо и попал.
– Именно. Таких нагрузок в прежнем состоянии тебе было не выдержать. Только всё пошло, мягко говоря, не по плану. Мы рассчитывали на более аккуратное воздействие. Тебе очень повезло, что каналы справились и ты сейчас разговариваешь со мной, а не лежишь в деревянном ящике, закопанный на заднем дворе. Или в урне над камином. В виде кучки пепла.
В голове крутился вихрь идей. Если я стою, значит, дело осталось за малым – начать ходить. Будет трудно, поэтому нужна помощь. Брусья не вариант. Нужно передвигаться не только вдоль них. Костыли. Вот решение. Я попросил у Няни посадить меня за стол и подать пишущие принадлежности. В этот раз даже не понадобилась помощь Ланы, чтоб изобразить желаемое. Пальцы слушались ещё не очень уверенно, но грубый чертёж костылей с поддержкой для рук вышел вполне сносным. Получилось выполнить несколько вариаций. Нарисовал даже с четырьмя опорами. Не уверен, что для передвижения это будет удобно, но требовалось излить на бумагу весь распирающий меня поток мыслей. Что я и сделал.
Лана покрутила листы с набросками, задала несколько уточняющих вопросов и удалилась, оставив меня в одиночестве.
Дабы отвлечься, решил попрактиковаться в заново приобретённом умении стоять. Как опору использовал стол. В этот раз получилось не только не упасть, но и сделать несколько крохотных шажков. Очень важных для меня шажков. Невозможно передать те чувства, которые у меня вызвали эти движения. Казалось бы, обыденные действия. Но ощущения, с которыми я их проделал, были сродни эйфории. Лишённый возможности двигаться и прикованный к постели, я только и мечтал, как снова смогу управлять своим телом.
Я стоял у стола и смотрел на лес, раскинувшийся за распахнутым окном. Лёгкий ветерок, проникавший через него, приятно ласкал опалённую кожу. Я потянулся за полупрозрачной полосой воздуха и неожиданно для себя почувствовал некое сопротивление. Сжал кулак в попытке ухватиться. Что-то получилось. Это было похоже на то, как если бы я попытался схватить чересчур мокрую глину. Сквозь пальцы отчётливо что-то проходило. Но как это было возможно? Это ведь всего лишь воздух. Воздух невозможно потрогать. Или возможно? Я же в магическом мире, а тут, как показывает практика, возможно всё. Ну или очень и очень многое.
Глава 5
Следующие несколько недель прошли в привыкании к четырёхточечному способу передвижения. Каждый день я старался пройти как можно больше. Для этого приходилось тренировать всё тело, а не только ноги, так как чем сильнее становились мои руки, тем дольше я мог удерживаться на костылях. Их, кстати сказать, изготовили очень быстро – на следующий день после того, как я сделал чертёж. Обошлись без сторонних мастеров. Карлос, неотступно следовавший за Ланой, оказался неплохим столяром. Турник, что висел на стене, похоже, также был его работой. По просьбе шаманки Карлос за вечер выстругал нечто очень похожее на мой рисунок. После нескольких правок к обеду следующего дня я уже вовсю осваивал своё «средство передвижения».
При поддержке Няни я смог кое-как подтянуться. И хоть такое не назовёшь полноценным выполнением упражнения, можно было считать это за успех. На брусьях процесс шёл поинтереснее. Уже получалось самостоятельно отжиматься целый один раз.
После того как мы с Ланой продемонстрировали Ши’фьену моё дефиле из одного угла комнаты в другой, он дал добро на прогулки на свежем воздухе. Ранее я всего пару раз был вне стен особняка. Эти короткие прогулки на прохладном воздухе настолько быстро заканчивались, что даже не отложились в памяти.
Сейчас же я наконец мог в полной мере оценить масштабы поместья Ши’фьенов. Два здания, соединённые коридором. Первое – трёхэтажная коробка из тёмно-коричневого кирпича. Изысков минимум. Никаких тебе горгулий на крыше или бетонных рыцарей у входа. Только кирпич и дерево. Всё функционально и просто. Второе здание вообще будто из бетона. Серые стены двухэтажного дома для слуг и хозяйственные постройки, примыкающие к нему. Имелись загоны для скота, открытые и закрытые. Из них доносилось кудахтанье, редкое мычание и блеяние. В общем – полный набор. Также тут размещались два гаража с закрытыми сейчас воротами, по размерам напоминающие стандартные земные. Стало любопытно, что в них скрывается. Неужели тот шум, который я частенько слышал с улицы, производил автомобиль? Очень интересно посмотреть, какие машины в этом мире. Короткая поездка после переселения не в счёт.
Внутренний двор, образовавшийся между двумя постройками, был засыпан песком и напоминал древнеримскую арену. Сходства добавляло наличие ростовых мишеней, набитых соломой чучел и стоек с различного рода колюще-режуще-дробящим оружием. Судя по состоянию всего вышеперечисленного, им неоднократно пользовались. Потёртые рукояти, избитые подобия людей, дырявые мишени… Это явно не музейные экспонаты, а скорее рабочий инструмент. Больше всего меня привлекли отметины на мишенях. На следы от стрел или арбалетных болтов непохоже. Я, конечно, не большой знаток древнего стрелкового оружия, но всё же небольшие круглые отверстия больше напоминают пулевые. Если это так, то для чего нужны железки, которые выставлены у стены? Ничего не понимаю. А у Няни спрашивать я отчего-то не решался. Не то чтобы стеснялся – скорее, хотел, чтоб информация поступала равномерно, а не так, как в последнее время. Я просто не успеваю раскладывать по полочкам всё, что узнаю. А нужно же ещё как-то осмысливать и усваивать информацию. Поэтому решил пустить на самотёк. Узнаю, когда придёт время.
При поддержке Ланы я прошёл весь двор и направился в обход хозяйского особняка. Позади имелись беседки и скамеечки. Вот там-то мы и расположились, чтоб перевести дух.
– Для первого раза достаточно, – решила Няня. Она улыбалась, явно довольная результатами. – Вполне неплохо.
– Даже очень неплохо, – отозвался я, отдышавшись. Но имел в виду совсем не прогулку. Перед нами раскинулся лес. Настоящий такой, дремучий, будто из сказки. Он практически вплотную примыкал ко двору и опоясывал всё поместье полукругом, уступив пространство только дороге перед домом.
Воздух был чист и свеж. Не сравнить с городским. Я дышал и не мог надышаться. Грудь наполняла непередаваемая лёгкость. Крутящиеся вокруг всполохи ветра будто специально решили устроить танец возле меня, и я так же, как совсем недавно, потянулся к ним, попытавшись ухватить. Но тщетно. Будто рыба, выскальзывали у меня из пальцев потоки воздуха.
– Ты что делаешь? – спросила Лана, обратив внимание на мои движения.
Я взвесил все за и против и всё же решился ей рассказать.
– Пытаюсь ухватить ветер. – В голове это звучало не так глупо.
– Повтори, – отчего-то нахмурилась Няня.
– Ну… я вижу потоки воздуха и пытаюсь их коснуться, но не могу схватить – ускользают. – Это прозвучало ещё глупее.
– Вот оно что… – задумалась на мгновенье Лана. – Отдышался? Возвращаемся.
– Что случилось? – не понял я перемены настроения женщины.
– Об этом стоит знать мастеру Эрину, – на ходу бросила она.
– Это, судя по всему, важно?
– Да.
На все мои последующие вопросы Лана либо отмахивалась, либо отвечала, что я всё узнаю от Ши’фьена.
Мы спешили так, что в итоге Няне пришлось нести меня на руках. По пути в мою комнату она окликнула кого-то из слуг, велев тотчас же найти хозяина и передать ему просьбу безотлагательно прийти в комнату сына.
Ждать нам пришлось недолго. Раздражённый Ши’фьен ворвался в комнату спустя всего несколько минут после нашего прихода.
– И что же такого важного у вас могло произойти, что вы позволяете себе отвлекать меня от работы? – прорычал магистр.
– Рассказывай, – кивнула мне Няня.
Всё ещё не понимая, что вообще происходит, я сказал:
– Допустим… я вижу потоки воздуха и могу прикоснуться к ветру.
Раздосадованное лицо Эрина вмиг разгладилось. На нём появилось заинтересованное выражение.
– Допустим или можешь?
– Видеть – вижу. Схватить пока не выходит.
– И давно это? – не унимался Ши’фьен.
– Как очнулся у вас, так и вижу, – не стал скрытничать я.
– Старуха не врала… – едва слышно прошипел себе под нос Эрин и схватился обеими руками за голову.
– Объясните толком, в чём вообще дело? – Моему терпению начал приходить конец.
– Да, да… в общем… – никак не мог собраться с мыслями магистр, – каждый более-менее сильный маг имеет особый талант. Свойство, если быть точным. Оно проявляется чаще всего в период полового созревания. Но бывают и отклонения. Известны случаи, когда свойство приходит в раннем детстве. Но таких очень мало, и зафиксированы они только в исторической литературе, которая не внушает особого доверия. Другое дело, когда маг достигает определённого уровня мастерства и в этот момент получает индивидуальное свойство. Таких людей очень много. Одного из них ты можешь лицезреть перед собой.
– Ты тоже видишь потоки воздуха? – решил уточнить я.
– Нет, – отрицательно покачал головой Эрин, усмехнувшись, – у каждого своё свойство. И почти всегда это что-то совершенно бесполезное. Например, я могу создавать из огня образы своих мыслей. Но только действует это на обычный огонь от свечи или костра. Магическое пламя мне не подчиняется. Никакого практического применения этому я не вижу. Как и в твоём случае.
Я повторил жест Ши’фьена.
– Ну почему же? Если вначале я чувствовал только лёгкое прикосновение, а сейчас уже ощущаю сопротивление, то получается, что свойство можно развивать?
– Можно и даже нужно, если ты придумаешь, как его использовать. Как применить на практике поглаживание ветра? – насмешливо смотрел на меня Ши’фьен.
Я искренне не мог понять, почему этот, по его словам, великий маг настолько пренебрежительно относится к так называемым свойствам. Мне был очевиден факт полезности даже такого мелкого умения. Если я могу трогать ветер и умение развивается, следовательно, в дальнейшем, может быть, получится использовать потоки ветра как опору? А это практически полёт, только на костылях. Эти мысли я не преминул высказать Эрину. Моя точка зрения заставила его задуматься. Несмотря на всю свою заносчивость, он всё-таки был умным и прозорливым человеком. И это не играло мне на руку…
Оставив наказ практиковаться на улице в «трогании ветра», он удалился, погружённый в свои мысли. Я, в свою очередь, решил обсудить открывшееся знание с Няней. Но на мои вопросы ничего толкового ответить Лана не смогла. Оказалось, что подобные свойства открываются только у представителей человеческой расы. У орков ни о чём подобном не слышали. Лана же знала об этом только потому, что много лет прожила среди людей. На её родине, даже несмотря на достаточно сильные способности, она не прижилась. Полукровки не были редкостью, но являлись объектом насмешек и издевательств. Поэтому её отец – Готрэк из рода Скеллов, души не чаявший в своей «белой косточке», – дождавшись её совершеннолетия, отправил дочь на Торм постигать новые аспекты целительной магии. Но это был билет в один конец. Беженцев с Чёрного материка, появись они на Клайсе вновь, ничего, кроме казни, не ожидало.
Девушка самостоятельно нашла мага, практикующего целительство, и добилась, чтобы он, несмотря на предвзятое отношение, взял её на должность подмастерья. Так она и работала у магистра Лерна Прино целых пятнадцать лет. В последние годы она стала для магистра не только работником, но и сиделкой. Тот был уже стар и, невзирая на своё мастерство, плавно скатывался в пучину беспамятства. Мозг всё чаще и чаще подводил старика, и в итоге Лана полностью взяла на себя уход за беднягой. До того момента, пока о проблемах Прино не прознали его родственнички. Они отправили магистра в какое-то учреждение, аналог дома для престарелых, и начали делить имущество. Лана, естественно, стала никому не нужна, и её вышвырнули за дверь. Спустя какое-то время она повстречала моего «отца», который как раз искал сиделку. Так и оказалась рядом со мной.
Было очень интересно слушать о судьбе Ланы. Чем-то уклад жизни орков напоминал мне обычаи древних викингов. Они так же совершали морские набеги. Угоняли другие расы в рабство. Подчинялись власти конунгов. Но были и такие поселения в глубине материка, которые не поддерживали связь с внешним миром, ведя отшельнический образ жизни. Они посвящали себя служению тёмным божествам и к тем, кто случайно набрёл на места их обитания, относились с крайней неприязнью, принося таких «счастливчиков» в жертву своим покровителям.
От описания жизни орков мы опять плавно вернулись к теме семьи. Матери Лана не знала. Да и не особо печалилась по этому поводу. По словам отца, та была рабыней, умершей при родах. Девочка воспитывалась в сугубо мужском коллективе и практически ни в чём своим сверстникам не уступала. Дразнящие её полукровкой орчата были не раз биты, что вызывало немало гордости и тёплых чувств у отца Ланы. А в тот момент, когда в девочке проснулся дар к шаманизму, Готрэк чуть ли не до потолка прыгал от радости. При воспоминаниях об отце на лице Няни появилась грустная улыбка. Видимо, расставание далось тяжело как родителю, так и ей самой.
На какое-то время установилось относительное затишье. Эрин сутками напролёт пропадал на работе. Лита после той ночи, когда я излил ей душу, из своей комнаты не выходила. Слуги были заняты своими делами и старались не пересекаться со мной. Общалась со мной только Няня-орчиха. Я худо-бедно увеличивал пройденные расстояния и откровенно скучал.
Однажды утром я услышал с улицы мерный рокот, сменившийся резким хлопком, а затем всё стихло. Эти звуки очень сильно напомнили мне сломавшийся автомобильный двигатель. К сожалению, окно комнаты не выходило во внутренний двор, поэтому посмотреть наконец на то, что собой представляет средство передвижения Эллориона, я не мог. Интерес взял верх, и я, схватив костыли, устремился во внутренний двор. Ну как устремился – с трудом поковылял. По ровным поверхностям я ходил относительно нормально. С немалыми усилиями, но всё же сам. А вот ступени преодолевал пока что с поддержкой Ланы. Чтобы удовлетворить свой интерес, пришлось пойти на риск сломать себе шею, навернувшись с крутой лестницы, так как ни орчихи, ни слуг рядом не оказалось. Но справился. Кряхтя, пыхтя, обливаясь потом, но спустился. У двери, ведущей во двор, поставили скамейки специально для того, чтоб я мог передохнуть. Я плюхнулся на ближайшую, чтобы перевести дух, но долго рассиживаться позволить себе не мог. Вдруг неизвестный агрегат покинет поместье, и я опять не узнаю, на чём ездят жители Торма.
С улицы доносились голоса. Я смог наконец разобрать, что случилось. Мои предположения оказались верны. Ши’фьен собирался ехать на работу, когда случилась поломка и его средство передвижения застряло на выезде из гаража. Немного поорав на водителя, Эрин успокоился, поинтересовался, надолго ли затянется ремонт, и, решив не дожидаться его окончания, кликнул какого-то слугу, распорядившись собирать коляску.
Я вышел из дома как раз в тот момент, когда хозяин покидал поместье, находясь внутри самой настоящей кареты серебристого цвета, запряжённой парой гнедых лошадок.
Проводив карету взглядом, я направился к воротам гаража, в которых застряло нечто, отдалённо напоминающее автомобиль. Очертаниями данная повозка чем-то походила на один из первых автомобилей «Модель Т». От машины Генри Форда данный агрегат отличался гипертрофированно увеличенным капотом и отсутствием резины на колёсах. Их роль выполняли обычные тележные, деревянные.
Под откинутым капотом сейчас копался водитель и, судя по всему, по совместительству механик. Звали его Сивый. Имя это или кличка, я особо не интересовался.
Мой оклик заставил Сивого дёрнуться от неожиданности. Он от души приложился затылком о металл. Звон кузова заглушили ругательства потирающего ушибленную голову водителя.
– Какого лешего… – оборачиваясь, начал было Сивый, но, увидев, кто перед ним стоит, осёкся. – …Кхм. То есть здравствуйте, господин.
Передо мной стоял уже немолодой, но ещё довольно крепкий мужчина. На вид ему было сорок пять – пятьдесят лет. Высокий, худощавый, с коротко стриженными волосами, прикрытыми бесформенной кепкой. В висках угадывалась седина. Лицо украшали шикарные длинные усы, будто их обладатель не механик-водитель неизвестного мне вида техники, а представитель запорожского казачества. От левой скулы к подбородку Сивого тянулся безобразный рваный шрам. Как будто кто-то пытался отпилить человеку челюсть. Крупные кисти рук свидетельствовали о привычке к тяжёлому физическому труду. А если учитывать шрам, то можно сделать вывод, что труд этот сопряжён с риском для жизни. Проще говоря, Сивому с большой долей вероятности приходилось махать оружием.
Мужчина опустил глаза. Его испуг удивил меня.
– Здравствуйте. Извините, что отвлёк от работы, – вежливо кивнул я стушевавшемуся механику.
Настала очередь Сивого удивляться. Судя по расширившимся глазам, вежливое обращение от хозяев дома он слышал нечасто. Если вообще слышал.
– Господин Ши’фьен, я могу вам чем-то помочь?
– Да. Можете. Если вас не затруднит, расскажите мне о транспортном средстве, которое вы сейчас чините.
Очередной приступ расширения глаз заставил меня немного переживать. Если механик и дальше продолжит так на меня пялиться, то рискует лишиться зрения.
– Я завсегда, только скажите, что конкретно интересует. – Сивый, судя по всему, искренне не понимал, зачем мне понадобилось знать какие-то подробности о машине. Он привык к совершенно другому поведению аристократов.
– В идеале – всё, что вы знаете! – воскликнул я.
– Всё, что знаю, расскажу. Только позвольте, я продолжу ремонт, а то ваш батюшка с меня три шкуры спустит, если завтра ему опять придётся ехать в повозке.
– А что с повозкой не так? – поинтересовался я, перенося вес тела с одной ноги на другую: стоять подолгу мне всё-таки было тяжело.
– Ну как же? Лошади. Они же… – Сивый оборвал речь на полуслове.
– Что «лошади»? – переспросил я в надежде услышать что-то интересное.
Водитель мямлил себе под нос, никак не решаясь сказать мне что-то.
– Говорите, – строго приказал я, и Сивый выпалил:
– Они ж боятся магичества. Не слушаются, когда мастер Ши’фьен рядом. Несколько раз уже чуть в лес не унесли на выездах. Вот мастер и прикупил Таракана. И меня заодно к нему приставил.
– Кого прикупил? – не совсем понял я.
– Ну, Таракана, – махнул на машину позади себя механик, – Т-3СС, если по-научному. А у нас просто – Таракан.
Я попросил водителя поставить скамеечку возле машины, сел и принялся слушать его сбивчивый монолог. Из несвязного рассказа Сивого, параллельно чинившего внутренний механизм, удалось вычленить следующее.
На Торме существовало два завода по производству автомобилей. Естественно, конкурировавших между собой. Территориально они располагались на севере и юге материка. В народе их так и именовали: «Северные» и «Южные». Официальные названия были соответственно Арго и Мирта. У каждого из производств имелось по два направления. Проведя аналогию с Землёй, их можно описать как гражданские автомобили и военная техника. К слову, автомобили на Торме именовались не иначе как «кузов». Почему именно так, Сивый не знал.
Ши’фьены владели моделью средней ценовой категории. Звёзд с неба наш кузов не хватал, но и корытом с болтами не был. «Т» в названии означала – техника или технический. То есть работающий исключительно с помощью технических механизмов. Бывают ещё «МТ» – маго-технический. Но это отдельная тема. Тройка – третье поколение. Проще говоря – рестайлинг. Две буквы «С» – это «средний» и «специальный». «Средний» в данном случае – это показатель комфорта и цены. То, о чём я говорил ранее – не «мерс» и не «запорожец». А вот обозначение «специальный» у кузова указывало на наличие какой-либо модификации. В нашем случае – подвеска от более проходимой модели военного образца. Сделано это было из расчёта расположения жилья, то есть посреди леса. Хорошими дорогами тут и не пахло. Забыл упомянуть, что наш Таракан был произведён заводом «Мирта». Со слов Сивого, их кузова отличались большим комфортом и надёжностью, нежели у Северного производства.
Я решил подробнее осмотреть машину, чтоб лучше понять принцип работы. Сивый помог мне забраться поближе и заглянуть под капот. Если бы у меня было чуть больше волос на голове, то от беглого осмотра они точно зашевелились бы. Не поверив вначале своим глазам, я, задавая уточняющие вопросы крутившемуся рядом работнику, окончательно пришёл к высшей степени удивления. Проще говоря – охренел. Передо мной было не что иное, как обычный паровозный двигатель. С некоторыми изменениями и дополнениями, естественно. Но все узлы были в наличии и конструктивно ничем не отличались от земных аналогов.
Самым большим отличием являлось то, что система сжигания топлива и отвода газов была ну очень уж миниатюрной. Топка представляла собой небольшой прямоугольный ящичек размерами примерно двадцать на сорок сантиметров. В высоту вообще от силы десять. И что в таком можно сжечь? Одно коротенькое поленце, не больше. Дымовая труба тоже была совсем маленькой, больше напоминающей выхлопную от машины земного двадцать первого века. А где здоровенная труба, из которой валят клубы дыма, мешающие обзору машиниста? Эти моменты я не преминул выяснить у Сивого, на что получил небезынтересный ответ. Оказывается, едва ли полтора десятка лет назад машины действительно были гораздо больше за счёт объёмов интересующих меня узлов. Но благодаря открытию, сделанному братьями Хорье, механикам заводов по производству кузовов удалось в разы уменьшить габариты своих изделий.
Два брата-изобретателя работали каждый над своими проектами. Причиной тому служило то, что Дахо Хорье был одарённым в магическом искусстве, чего нельзя было сказать о Вяте Хорье. Братья окончили учебные заведения и занялись научной деятельностью – каждый по своему профилю. Но при этом, надо отдать им должное, были довольно дружны. Эта дружба и дала свои плоды. Вят, изучающий механику, как-то поделился с братом мыслями по поводу нового вида топлива. Дахо загорелся идеей и предложил совместными усилиями найти решение. Закипела работа над маго-химическим топливным элементом. Через некоторое время опытным путём братьям удалось-таки добиться стабильно работающего вещества на основе угля, нефти и переработанной магической пыли, производимой из драгоценных камней, пришедших в негодность.
Брикеты Хорье при сжигании давали запредельную температуру и малое количество отработанных газов, а также горели по нескольку часов кряду, что и привело к уменьшению габаритных размеров узлов парового двигателя. Единственным негативным моментом во всей этой истории стало увеличение конечной стоимости продукта: топливо за счёт использования драгоценных материалов получилось уж очень дорогим. Также из-за нереально высоких температур пришлось использовать для новых узлов более дорогие сплавы металлов, способные выдерживать такие мощности. В итоге компактные кузова стали привилегией зажиточных людей, а также государственных структур.
При всём этом производители понимали, что ориентироваться лишь на госзаказы и редких покупателей с бездонным кошельком – это прямой путь к банкротству. Конкуренты не дремлют. В любой момент можно потерять правительственные льготы и хороших клиентов, обративших своё внимание на более удачную новинку. Вот и продолжали делать относительно доступные здоровенные агрегаты, заполняющие улицы городов.
Ещё некоторое время я провёл за беседой с Сивым, удивляющимся моему интересу, и, поняв, что уже еле стою на ногах, засобирался в дом. К тому моменту водитель как раз закончил замену лопнувшего крепежа шатуна и, откланявшись, принялся заводить Таракан, чтобы поехать за господином Ши’фьеном.
Поднявшись к себе в комнату, я завалился в постель и под размышления о машиностроении в целом и о паровых турбинах в частности успешно задремал.
Глава 6
В какой момент я задумался об убийстве Эрина Ши’фьена? Первый раз, наверное, когда только-только попал в Эллорион, выдернутый из родного мира, от семьи. Это было что-то сродни гипертрофированной злости, сконцентрированной на объекте моих, мягко говоря, «неудобств». Со временем злость немного ослабла, сменившись скорее грустью и тоской по родным. Поэтому, будучи относительно адекватным человеком, я на время отбросил мысли о лишении жизни кого бы то ни было, хоть и играл на публику, изображая обиженного на весь свет.
Именно обида подтолкнула меня к тому, что я сделал с Литой Ши’фьен – по сути, ни в чем не повинным человеком. А вот реакция Эрина на моё поведение вновь вернула злость, а за ней и мысли об убийстве. Не только у магистра-пироманта переменчивый характер.
И вновь интерес и жажда действия притупили обиды. Магия, техника, новые расы – целый кладезь неизведанного. Да ещё и физическое развитие начало давать какие-то плоды. Голова была постоянно чем-то занята, времени на всякие глупости банально не оставалось.
Но сколько верёвочке ни виться, а конец известно какой. При ежедневных прогулках я часто замечал посетителей, напоминающих своим видом докторов. Но меня они не навещали, и я, заинтересовавшись, узнал у Ланы, что это мозгоправы. Они приходили по приглашению к Лите Ши’фьен после той злополучной ночи. Женщина никак не выходила из депрессии, отказывалась общаться с кем-либо, кормили её чуть ли не насильно. Рассказывая всё это, Лана прожигала меня взглядом, но я и сам к тому моменту вполне осознал ошибочность своего поступка.
Неразговорчивый Эрин в тот прохладный осенний день был особенно хмурым. Я догадывался о причинах, поэтому во время его посещения моей комнаты и очередной скупой лекции старался не приставать, как обычно, с расспросами. Хотел как лучше, а получилось как всегда…
– Я вижу, тебе неинтересно. Для кого вообще распинаюсь? – неожиданно прорычал прервавший урок истории Эрин.
– Нет, нет. Интересно, продолжай, – я растерял всю свою самоуверенность и начал оправдываться, будто школьник, – просто отвлёкся на свои мысли.
– Мысли, говоришь? – процедил сквозь зубы Ши’фьен. – Какие у тебя могут быть свои мысли? У тебя есть конкретная задача – продолжить род Ши’фьенов, а больше тебе думать ни о чём не надо!
– Я что, бык племенной, что ли? – начал закипать я от подобного заявления.
– Можешь считать так. Хотя бык из тебя никчёмный, – с ехидной усмешкой ответил папаша.
– Не по своей воле, между прочим. Да и возможность измениться у меня есть. А вот тебе уже меньшим мудаком вряд ли получится стать, – выпалил я.
– Что ты сказал? – задохнулся от возмущения Ши’фьен.
– Что слышал. Осеменителя другого найдёшь, – со злостью ответил я.
В глазах мастера Ши’фьена начало разгораться пламя. Зрачки сменили оттенок и стали поблескивать. Кольцо на руке мага засветилось. Я в ожидании очередного сеанса прожарки втянул голову в плечи и постарался собраться. Только-только отросли волосы, и вот опять.
Однако Эрин не оправдал моих ожиданий. Вместо того чтобы воздействовать на окружающее пространство своей магией, он усилием воли погасил эмоциональный всплеск и сказал:
– С этого дня Лана заканчивает свои занятия с тобой. Дальше будешь заниматься под присмотром слуг.
– У тебя что, биполярное расстройство? – Возмущению в моём голосе не было предела. Лана – единственный человек, с которым я худо-бедно находил общий язык. Я не ошибся, именно человек. Для меня она гораздо больший человек, чем этот самодовольный индюк, лишающий меня общения с Няней. – То тебе нужно, чтоб я быстрее восстанавливался, то, наоборот, убираешь от меня специалиста по восстановлению.
– Я не намерен обсуждать с тобой свои решения! – заявил Ши’фьен. – Ты и так изрядно потрепал нам нервы!
– Твои решения привели тебя к тому, что ты имеешь! – не остался в долгу я.
– За то, что ты сделал, я бы вообще убил тебя! – вскричал вдруг маг, вскакивая со своего места. – Она не приходит в себя!
– За чем же дело стало? Убей, – подпустив в голос холода, произнёс я.
– Нет. Так просто ты не отделаешься. Племенных быков просто так не забивают, – с неменьшим холодом ответил мне Ши’фьен и покинул комнату.
Вот, значит, как? Отлично. Значит, я тебя убью.
Дождавшись глубокой ночи, я поднялся с постели. Накинул верхнюю одежду, взял в руки костыли и, не обуваясь, чтоб не создавать дополнительного шума, со всей возможной осторожностью отправился в столовую. Там я никогда не ел, еду приносили в комнату. Но во время выходов на прогулки я успел разведать маршрут. Прислуга на ночь покидает территорию хозяйского дома, поэтому никаких сложностей в пути не возникло. Глаза уже привыкли к темноте. Да и падающий через стёкла окон свет луны помогал ориентироваться в холодном мраке особняка.
Пробравшись в нужный зал на первом этаже, затворил за собой дверь, чтоб не создавать лишнего шума, пока ищу то, что мне нужно. Промежуточной целью моего похода был нож. Любой, которым можно заколоть свинью или, например, быка. В моём случае – Эрина Ши’фьена.
Подходящий клинок нашёлся далеко не сразу. Еду для хозяев готовили в малом здании, где жила прислуга, а сюда лишь приносили. Поэтому полноценных инструментов для разделки мяса не было. Наличествовали только столовые приборы, убранные за остеклённые дверцы украшенных резными рисунками деревянных шкафов. Столовое серебро совершенно не подходило на роль орудия убийства. Им удобнее было разделывать запечённого нежного ягнёнка, нежели вскрывать горло спящим людям.