Киберутопия. Каким было будущее, пока не было Дурова и Маска
Предисловие
Перевод Т. Давыдовой
Когда я готовил к изданию книгу «Полдень на электронном фронтире» («High Noon on the Electronic Frontier», MIT Press, 1996), то стремился собрать вместе отдельные неакадемические «проповеди и манифесты», отличавшиеся провокационностью и вызывавшие интерес постановкой философских проблем. Осенью 1994 года я читал базовый университетский курс под названием «Философские вопросы на электронном фронтире». Я планировал начать со статьи Джулиана Диббеля «Изнасилование в киберпространстве» из еженедельника Village Voice и затем перейти к более традиционным работам, которые обычно можно разбирать на занятиях по компьютерной этике. Сначала все шло очень даже неплохо, но стоило нам дойти до известных академических трудов в этой области, как мой класс дружно впал в коллективную кому. Так что я сделал то, что в подобных обстоятельствах сделал бы любой трезвомыслящий человек, – умыл руки. Я вернулся назад, чтобы предложить студентам ознакомиться с более «подходящими» проповедями и манифестами, которые легко найти в киберпространстве, но практически невозможно отыскать в учебниках.
Когда я обратился к более эксцентричным текстам, класс очнулся от спячки (а это очень важное условие, если ты пытаешься кого-то чему-то научить) и студенты действительно начали серьезно размышлять о каких-то уже не поверхностных вопросах, лежащих в основе электронных обсуждений, которые им было задано прочитать. И это не должно вызывать удивления, если подумать. Львиная доля академической писанины, посвященной киберпространству, просто ужасна: либо она отдает постмодернистской фразеологией, либо представляет собой некачественную социологию, через дебри которой невозможно пробраться. Если меня самого клонит от такого в сон, почему это не может произойти со студентами? Кроме того, даже студентам порой больше удовольствия доставляет что-то додумать самостоятельно, а не получать готовое решение. Иногда мы, ученые, можем прямо-таки анатомировать предмет изучения, обсасывая его до последней косточки, хотя, возможно, было бы лучше просто сформулировать проблему так, чтобы она могла заинтересовать, а потом отойти в сторонку.
Вместе с тем меня волновало, станет ли ясен мой замысел читателям. Как они среагируют? Недовольно поморщатся, увидев, что я придал этим жестким и подчас резким статьям полновесный статус, поместив их рядом с серьезными научными работами, или все же поймут, что статьи были включены в сборник для того, чтобы положить начало обсуждению или скорее позабавить и не претендовать на последнее слово о природе киберпространства?
В итоге я обнаружил, что большинство читателей не только поняли мою идею, но и откликнулись на нее с неожиданным энтузиазмом. Меня удивило количество благосклонных отзывов, поступивших от критиков. Благожелательные комментарии от Internet Underground – это нормальное дело, но вот одобрительного отклика от Times Higher Education Supplement ожидать было трудно. Между тем Chronicle of Higher Education опубликовала процитированный выше отрывок из «Полдня на электронном фронтире» в своей рубрике «Разное».
Естественно, я начал ломать голову о причинах такой сильной реакции. С одной стороны, мне казалось, что столь широкий отклик объясняется скрытой враждебностью к научному, строго академическому дискурсу: слишком много сообразительных «любителей» оказывались за рамками дискуссии, которая могла бы привлечь их и в которую, не исключено, они внесли бы какой-то ощутимый вклад.
Если же брать научное сообщество, то, наверное, профессиональные исследователи чувствовали ограничения, накладываемые «чистым» академическим дискурсом. Возможно, эта фрустрация уже дала о себе знать благодаря популярному сегодня в определенных научных кругах словесному салату а-ля Деррида. Так или иначе, я пришел к выводу, что многие ученые – вроде меня самого – задумывались о способе расширить возможности языка науки, с тем чтобы сделать его менее сухим, более доступным и в то же время наделить его способностью передавать ту энергетику и волнение, сопутствующие многим из нас в процессе исследования (то самое волнение, которое нашим журнальным статьям хронически не удается передать).
Итак, замысел «Полдня на электронном фронтире» себя оправдал. После этого успеха мне пришла в голову мысль, а что если распространить общий подход к такому модному предмету, как сущность киберпространства, на темы, имеющие отношение к политической философии (хотя и с уклоном в киберпространство). Можно ли составить сборник, включив туда нетрадиционные статьи смышленых непрофессионалов, которые рассказали бы читателям о ключевых концептуальных проблемах, связанных с возникновением властных структур в рамках онлайновых сообществ или даже с представлениями о политическом суверенитете, оформляющем некоторые из этих сообществ? Я надеялся, что это возможно.
Взять, к примеру, тему анархии. По какой-то причине большинство из нас считают, что анархисты – это самые настоящие фрики с длинными лохмами, швыряющие бутылки с коктейлем Молотова в окна добропорядочных банков. На самом деле анархия не имеет ничего общего с такими представлениями. Как становится ясно из интервью с Ноамом Хомским, которое дается в приложении [к настоящей антологии], анархия – это скорее утверждение, согласно которому присутствие иерархической власти в обществе должно быть обязательно оправдано (это часто можно сделать). Однако если институты власти такого обоснования не получают, их надлежит расформировать. Здесь не идет речь о полном отказе от власти или морали (совсем наоборот – автономность накладывает огромное нравственное бремя на каждого из нас).
Причина, по которой обсуждение анархии в контексте киберпространства вызывает интерес, проста: широкая доступность различных технологий (таких, как криптография с открытым ключом), похоже, делает определенные анархистские идеалы достижимыми, если не неизбежными. Другими словами, криптография и связанные с ней технологии, подобные анонимным ремейлерам и электронной наличности, могут ослабить концентрацию власти в знакомой нам форме (в форме национального государства, к примеру), таким образом предоставив возможность взять на себя гораздо больше личной ответственности.
Анархия не единственно возможный вариант развития событий по мере колонизации киберпространства. Мне кажется, можно ожидать многочисленных экспериментов с различными правовыми системами в разных виртуальных сообществах. Прекрасным примером моет служить эксперимент с властной структурой в рамках LambdaMOO, в которой был совершен переход от аристократии (в данном случае управление находилось в руках «магов») к «Новому курсу» (главный эксперимент LambdaMOO по введению демократии) и обратно к аристократии. Самое примечательное, что все эти изменения и их обсуждение поступило в архив. Какой фантастический источник для изучения процесса возникновения и развития политических структур в виртуальных сообществах! Я считаю, что МОО и прочие виртуальные сообщества действительно можно рассматривать в качестве полигона для испытания властных структур, которые появятся в новом тысячелетии. Многие из этих опытов провалятся, и все-таки новые и более совершенные властные структуры обязательно сформируются – уже с учетом разнообразных вариантов в возможных экспериментальных условиях.
Это всего лишь несколько общих тем, которых я хотел коснуться, но есть и другие, которые тоже можно было бы рассмотреть. Тем не менее они остались за кадром, и это нельзя не заметить. Так, например, я умышленно избегал говорить о таких важных вопросах виртуального законодательства, как цензура в Сети, осуществляемая правительством, право доступа в Интернет и т. д. Без сомнения, эти вопросы имеют большое значение, однако они возникают вокруг отношений между существующими властными структурами и Сетью. В данном же случае я больше заинтересован в анализе возникновения новых властных структур внутри Сети, чем в рассмотрении попыток установления законного суверенитета над Сетью. Я нахожу эти вещи концептуально интересными, и если сегодня они кажутся несущественными или оторванными от реальности, в свое время, я думаю, они обретут исключительную важность для понимания тех сложных миров, в которых мы обитаем.
Несмотря на отсутствие четкой структуры в некоторых сборниках по киберпространству, мне кажется, что изложение и представление данного материала требует некой линейной логики. В первом разделе мы обсуждаем проблему суверенитета Интернета, и открывает дискуссию статья Джона Перри Барлоу «Декларация независимости киберпространства». В ней содержится дерзкое заявление о том, что обычные государства не имеют законной власти над киберпространством. Неудивительно, что статья Барлоу вызвала шквал критики: автора обвинили в том, что он предлагает своего рода бегство от реальности. Другие же полагают, что эта критика может оказаться поспешной.
Чем бы ни обернулась политическая независимость для киберпространства, было бы ошибкой считать, что ее достижение невозможно по технологическим причинам. Во втором разделе мы обращаем внимание на то, что широкий доступ к таким ресурсам, как Pretty Good Privacy (программа шифрования данных) и анонимным ремейлерам, создает возможность криптоанархии, старательно подготавливая почву для тех видов деятельности, которые выходят за пределы влияния государства и других традиционных форм власти.
Как станет ясно в дальнейшем, автономные от государства пространства возникают не обязательно под воздействием криптоанархии: во многом этот процесс протекает без помощи технологий шифрования. Статьи, составляющие третий раздел, показывают, что рост коммерческой деятельности в Интернете порождает вопросы установления законной юрисдикции и налогообложения, в свете чего географические границы существующих государств, по-видимому, перестают иметь значение. Скорее всего, будут введены варианты независимой онлайновой юрисдикции, и впоследствии они во многом сохранят свою независимость от обычных органов власти.
Если возникновение политически автономных островов в Сети действительно станет возможным, то какие же властные структуры появятся в этом случае? Как мы увидим из материала, объединенного в четвертом разделе, поле для экспериментов огромно. На самом деле эксперимент уже идет полным ходом. В результате подобных экспериментальных проектов, разворачивающихся в условиях полного беззакония и доходящих до демократии, развивающихся от виртуальных аристократий к демократическим режимам, и, по крайней мере, в одном случае – от аристократии к демократии и обратно к ограниченной аристократии – возник ряд онлайновых сообществ, в том числе MUD и МОО. Проводились эксперименты и в области виртуального законотворчества с внедрением виртуальных судей и различных форм виртуальных наказаний. Чему мы можем научиться на основе этих экспериментов? Что они могут нам рассказать о властных структурах, которые возникнут на островах в Сети в будущем? Положат ли они начало формированию беспристрастных и справедливых институтов управления, которые будут уважать нравственную независимость индивидуума? Или они повторят путь, которым идут правительства в реальном мире?
Есть немало людей, доказывающих, что возникающим в Интернете властным структурам нет необходимости повторять судьбу правительств реального мира. Действительно, отдельные авторы пропагандируют утопическое представление о том будущем, которое настанет в результате появления этих островов в Сети. Другие утверждают, что это чистой воды эскапизм, характерный для наступления миллениума. Но опять же не исключено, что подобная критика объясняется непониманием особенностей ожидаемых утопий – не постоянных властных структур, поражающих своим размером, а скорее кратковременных, изолированных «пиратских утопий».
Чья же точка зрения оказывается верной? В каком-то смысле это не важно. Если в результате рождение Интернета и возникновение криптоанархии на Западе в начале нового тысячелетия вызывает у нас утопические видения, то, может, это к лучшему, даже если эти представления никогда не станут явью. Мы так редко по-настоящему задумываемся о политических структурах, существующих в наше время. Если, для того чтобы заставить нас размышлять, необходима какая-то новая технология и приход нового тысячелетия, то давайте будем благодарны за то, что эти условия у нас есть. Ибо несомненно, что политические возможности, доступные нам на сегодняшний день в реальном мире, незначительны. Лучше всего это видно на примере Соединенных Штатов, где различия между республиканской и демократической партией крикливо подаются как кардинальные, а переход власти от одной партии к другой называется революцией, тогда как в действительности разница между республиканцами и демократами почти незаметна. Возможно, все эти вещи начинают бросаться в глаза лишь тогда, когда мы внимательно вглядываемся в политический ландшафт, охватывая взором последние десять веков, а не жалкий десяток дней. Быть может, для того чтобы вдохновить нас на раздумья о том, что могло бы быть и – что еще важнее – как должно быть, необходимы утопические представления, – представления, основанные на развивающихся информационных технологиях нашей эпохи.
В конечном счете главная цель этого сборника заключается не в стимулировании новых утопий или даже более глубоких размышлений о возможных властных структурах. Важнее всего получить удовольствие, анализируя все эти возможности. Я надеюсь, что этот сборник отражает примеры многообразных точек зрения, бытующих сегодня в онлайновом мире, и что он демонстрирует потрясающую креативность и энергию обитателей этого мира. На мой взгляд, именно здесь и проходит реальная вечеринка по случаю смены тысячелетий. Может статься так, что в будущем киберпространство колонизируют деловые костюмы, превратив его в громадный пригородный торговый центр, и участникам вечеринки придется разойтись. Но мораль этого сборника такова, что эту вечеринку нельзя разогнать раз и навсегда – когда-нибудь она начнется снова на одном из островов в Сети. И под конец самое приятное: если вы можете отыскать нас, то вас примут с распростертыми объятиями. Там и увидимся!
Суверенитет киберпространства
Декларация независимости киберпространства
Джон Перри Барлоу,
удалившийся отдел владелец ранчо в Вайоминге, бывший автор текстов песен группы Grateful Dead, соучредитель Electronic Frontier Foundation. С мая 1998 года – сотрудник Беркманского центра изучения Интернета и общества при Гарвардской юридической школе.
Этот текст первоначально появился в виде электронного письма и широко распространился по Интернету.
Перевод В. Харитонова и Е. Кроссера
Вчера это беспозвоночное в Белом Доме подписало Закон о телекоммуникациях 1996 года, включающий Закон о благопристойности в коммуникациях[1], в то время как Самовал-Гор использовал цифровую фотографию для подготовки книги «Twenty-four Hours in Cyberspace» [ «Круглые сутки в киберпространстве»].
Меня тоже приглашали участвовать в создании этой книги и написать что-нибудь подходящее к этому случаю. Отдавая отчет в том, к каким ужасным последствиям для Сети может привести этот закон, я решил, что как раз время вылить немного чаю в виртуальную гавань.
Как-никак в соответствии с этим законом, прошедшим через сенат всего с пятью голосами против, сказать «дерьмо» онлайн – противозаконно и наказуемо штрафом в 250 тысяч долларов. Или еще по этому поводу: запрещено использовать любое из «семи грязных слов» в широковещательных медиа. Или открыто обсуждать аборты. Или рассказывать о физиологии иначе – не используя медицинскую терминологию.
Этот закон ограничить общение в киберпространстве в большей степени, чем это принято в кафетерии сената, где я обедал и слышал самые цветастые непристойности из уст сенаторов Соединенных Штатов.
Данный законопроект был принят в отношении нас людьми, не имеющими ни малейшего понятия о том, что мы собой представляем, или о том, где мы друг с другом общаемся. Как сказал мой хороший приятель, редактор Wired Луис Россетто, это выглядит так, словно «неграмотный стал бы вам указывать, что вам следует прочитать».
Да пошли они к черту!
Впрочем, с учетом момента уместнее будет просто попрощаться с ними. Они объявили войну Киберпространству. Так давайте же покажем им, сколь изобретательными, загадочными и могучими мы можем оказаться, защищая самих себя.
Я кое-что написал (с присущим мне пафосом), что, надеюсь, станет подходящим орудием для этих целей. Если это покажется вам полезным, я также надеюсь, что вы перешлете этот текст как можно большему количеству людей. Если хотите, вы можете опустить мое имя, поскольку я не сильно озабочен славой. На самом деле.
Но я действительно надеюсь, что этот крик отзовется эхом по всему киберпространству, изменяясь, разрастаясь, размножаясь, пока не станет по силе равным тому идиотизму, который они хотят нам навязать.
Я даю вам…
Декларация независимости киберпространства
Правительства индустриального мира, вы, бессильные гиганты из плоти и стали, я пришел к вам из Киберпространства, новой обители Разума. Во имя будущего я прошу вас, живущих в прошлом, – оставьте нас. Вы – незваные гости среди нас, и ваша власть не простирается туда, где собираемся мы.
У нас нет выборного правительства и, скорее всего, не будет, и я обращаюсь к вам именем лишь той власти, которой говорит сама свобода. Я объявляю глобальное социальное пространство, которое строим мы по природе независимым от тирании, которую вы пытаетесь нам навязать. У вас нет морального права управлять нами, нет у вас и таких методов принуждения, которых мы имели бы основания бояться.
Правительства получают свою власть по соглашению с управляемыми. Вы не просили и не получали нашего согласия. Мы не приглашали вас. Вы не знаете нас и не знаете нашего мира. Киберпро-странство лежит вне ваших границ. Не думайте, что вы можете построить его, как завод или жилой квартал. Вы не можете. Это природное образование, которое развивается самостоятельно через посредство наших коллективных действий.
Вы не участвовали в нашем обширном и объединяющем общении, не вами создано изобилие наших рынков. Вы не знаете нашей культуры, нашей этики и тех неписаных правил, которые уже сейчас обеспечивают больше порядка в нашем обществе, чем могли бы обеспечить любые ваши установления.
Вы заявляете, что у нас есть проблемы, которые вы должны решить. Вы используете это заявление как оправдание для вашего вторжения в наши пределы. Многих из этих проблем не существует. Там, где есть реальные конфликты, где есть виновные, мы определим их и разберемся с ними нашими средствами. Мы подготовим наш собственный Общественный Договор. Это управление будет действовать в соответствии с условиями нашего мира, не вашего. Наш мир – другой.
Киберпространство состоит из взаимодействий, отношений и самой мысли, образующих подобие волнового узора на паутине наших коммуникаций. Наш мир – везде и нигде, но он не там, где живет тело.
Мы создаем мир, в который могут придти все, без привилегий или ограничений в зависимости от расы, экономического могущества, военной силы или положения по рождению.
Мы создаем мир, в котором каждый, откуда бы он ни был, может выразить свои идеалы, сколь непривычны они ни были бы, не опасаясь быть принужденным к молчанию или единомыслию.
Концепции, лежащие в основе ваших законов: собственность, выражение, личность, передвижение, контекст, – не относятся к нам. Они основаны на материальных понятиях. Здесь нет материи.
У наших сущностей нет материальных тел, поэтому, в отличие от вас, нами нельзя управлять с помощью физического принуждения. Мы уверены, что наше управление, основанное на этике, осознанном личном интересе и общественной пользе, будет действовать. Наши личности могут быть распределены между многими из ваших областей влияния. Единственный закон, который признан во всех этих составляющих культурах, это Золотое Правило. Мы надеемся найти свои собственные решения на этой основе. Но мы не можем принять решения, которые вы пытаетесь нам навязать.
Сегодня вы в Соединенных Штатах приняли закон, Акт о телекоммуникационной реформе, который отвергает вашу собственную конституцию и является оскорблением идей Джефферсона, Вашингтона, Милля, Мэдисона, Токвиля и Брэндейса. Эти идеи должны теперь вновь возродиться в нас.
Вас пугают ваши собственные дети, потому что они – жители того мира, в котором вы всегда будете иммигрантами. Поскольку вы боитесь их, вы передаете родительскую ответственность вашим бюрократическим учреждениям: вы слишком трусливы, чтобы нести ее сами. В нашем мире все мысли и высказывания человечества, от низменных до ангельских, – части неделимого целого, глобального потока битов. Мы не можем отделить воздух, в котором задыхаешься, от воздуха, по которому ударяют крылья.
В Китае, Германии, Франции, России, Сингапуре, Италии и Соединенных Штатах вы пытаетесь отразить атаку вируса свободы, устанавливая пограничные посты на границах Киберпространства. Они могут задержать заразу на короткое время, но они не сработают в мире, который скоро будет полностью покрыт средой, переносящий потоки битов.
Ваша все более и более устаревающая индустрия информации будет охранять себя в Америке или где бы то ни было, предлагая законы, которые объявят объектом собственности саму речь. Эти законы объявят мысль всего лишь еще одним промышленным продуктом, не более благородным, чем чугун. В нашем мире все, что может создать человеческий разум, воспроизводится и передается бесплатно. Теперь мысль может распространяться без помощи ваших фабрик.
Принимаемые вами все более враждебные, колонизаторские меры ставят нас в то же положение, в каком находились прежние борцы за свободу и самоопределение, вынужденные отрицать власть далекой и несведущей силы. Мы должны объявить свои виртуальные сущности неподвластными вашему авторитету, даже если наши тела подчиняются вашему правлению. Мы распространимся по планете, и никто не сможет арестовать наши мысли.
Мы создадим цивилизацию Разума в Киберпространстве. И пусть она будет более гуманной и справедливой, чем тот мир, который создан под вашим правлением.
Определимся с нашими приоритетами
Дэвид Брин,
ученый и автор НФ-бестселлеров и книг в жанре нон-фикшн. В своем романе «Земля» (1989) он предсказал и глобальное потепление, и появление Всемирной паутины.
Информационный бюллетень Meme, 1997 г.
Перевод А. Матвеева
Несколько дней тому назад Джон Перри Барлоу, соучредитель Electronic Frontier Foundation, распространил через Интернет страстный манифест под названием «Декларация о независимости киберпространства» в качестве своего ответа на принятие Закона о телекоммуникациях 1996 года. Используя чисто развлекательный стиль изложения, он рисует возникшую ситуацию в мелодраматических тонах, призывая всех свободолюбивых граждан Интернета занять круговую оборону для отражения попыток правительств-динозавров попрать электронную свободу. Среди грозных оруэлловских предзнаменований, подвергнувшихся его хуле, был и видеочип, позволяющий родителям программировать свои телевизоры таким образом, чтобы в максимальной степени оградить детей от просмотра передач, содержащих постельные сцены либо сцены насилия.
Оставим театр и драматургию: разумно ли считать видеочип чем-то большим, нежели просто удобным механизмом реализации рыночных решений для владельцев телевизоров, и представлять дело так, будто Большой Брат берет под свой контроль сознание всей американской публики и особенно бесчисленных ребятишек, которые наверняка проявят недюжинную смекалку, чтобы перехитрить этот видеочип?
Все прочие угрожающие аспекты Закона о телекоммуникациях, как утверждали его противники, были столь же пагубны и зловещи. И тем не менее, этот закон постепенно выветрился из нашей памяти после того, как одни его положения были аннулированы судами, а другие заменены в процессе законодательной деятельности, поскольку целые его разделы оказались несостоятельными либо практически неосуществимыми по причине непрерывного совершенствования техники и технологий. Если сейчас бросить взгляд в прошлое, то едва ли удастся вспомнить, из-за чего тогда поднялся весь этот шум. Единственным достойным упоминания моментом будет удивительно живучая «Декларация о независимости киберпространства», которая, подобно произведению искусства, остается неподвластной времени.
Где-нибудь в другом месте я бы заявил о своей почтительной симпатии к Барлоу и его единомышленникам, относящимся к числу наиболее креативных, эксцентричных и динамичных представителей данной цивилизации, независимо оттого, подключены они к Интернету или же нет. В самом деле, их основные инстинкты представляются верными: Сеть действительно олицетворяет собой весьма значительное расширение рамок человеческой свободы с потенциалом преобразования, который стоит того, чтобы его защищать. Но – увы! – я бы посчитал их добродетельную риторику более убедительной, если бы ими были признаны два наиболее существенных факта: Соединенные Штаты и западная цивилизация в целом в настоящее время довольно-таки свободны (по крайней мере, в сравнении с любым другим из известных человеческих сообществ); наши институты, по-видимому, весьма благожелательно воспринимают процесс развития и распространения того нового, что объединено понятием «Сеть». Действительно, это новое орудие суверенных индивидуумов в борьбе за независимость является столь же символическим для нашей новой культуры, что и сам Барлоу – величественно непокорный и почти полностью неподконтрольный. Получение ответа на вопрос, почему же все-таки возникла Сеть и почему она столь органично вписалась в уже существовавшую у нас культуру, – необходимое условие для того, чтобы выступать в ее защиту.
Само собой разумеется, Барлоу и компания (к примеру, так называемые киберпанки) ведут себя так, словно их подготовкой к этой роли занимались несколько поколений американской пропагандистской машины. Если припомнить наиболее популярные кинофильмы и романы за последние сорок лет, непременно обнаружится одна объединяющая их тема, одна общая мысль, пронизывающая почти каждый сюжет: тема подозрения в отношении к власти. В самом деле, вам едва ли удастся назвать полдюжины первоклассных картин, в которых хотя бы одна крупная корпоративная или правительственная организация изображалась в качестве честно и добросовестно выполняющей свою работу. Наоборот, в большинстве случаев государственные институты выступают воплощением зла, поскольку такой подход позволяет голливудским режиссерам облегчить свою задачу подвергать главных героев опасностям на протяжении всех девяноста минут фильма.
Не сомневайтесь, я в принципе отношусь к этому мифу (подозрение по отношению к властям) положительно, в противоположность идее «Мы – великие / Не сомневайтесь в старших», проповедовавшейся культурой прошлого. В «The Transparent Society» (1998 [ «Прозрачное общество»]) я обсуждаю вопрос о том, каким образом определенное сочетание факторов влияния – внушения антиавторитарных идей, широкого образования и восхитительного эндорфинного[2] опьянения самодовольством – может поспособствовать созданию первой в мире высокоэффективной социальной иммунной системы, обеспечивающей защиту от тирании и заблуждений. Эта новая система, дающая волю миллионам блестящих, пытливых молодых умов, чтобы они направили свой острый критицизм против любой элиты, – быть может, наша единственная надежда на последующее процветание в долгосрочной перспективе.
Тем не менее мало приятного будет в том, если лишь немногие из этих разгневанных иммунных «клеток» решатся повременить с упоминанием или признанием того, что они определились в своем отношении к власти с младых ногтей. Похоже, они совершенно не чувствуют предельной пикантности ситуации: будучи подготовленными к роли бунтарей и повстанцев, они стараются использовать свои обвинения в качестве средства, подтверждающего жизнеспособность всей той системы, которую они обличают! Отсутствие перспективы оказывается особенно ощутимым, и поэтому многие киберпанки фокусируют весь свой гнев лишь на одном внушающем опасность центре власти – правительстве, оставляя без внимания или игнорируя другие зловещие средоточия власти. Действительно, любая элита, располагающая таким фантастическим количеством пушек и тюрем, заслуживает того, чтобы стать объектом самого тщательного изучения. (И чем глубже будет такой анализ, тем лучше!) Однако на современном Западе вовсе не правительства, а макрокоммерческие интересы грозят отчуждением огромных областей киберпространства. Мне было бы легче, если бы самозваные защитники Интернета возложили на себя ответственность за охрану всех без исключения участков «фронтира»[3], а не только тех, что связаны с их фаворитом и явным врагом.
Где-нибудь в другом месте обстоятельства могут сложиться по-иному. Попробуйте оценить следующее газетное сообщение, оказавшееся погребенным под жуткими россказнями про Закон о телекоммуникациях 1996 года и захватывающим манифестом Барлоу в защиту независимости Сети:
Правительство заставляет пользователей сети регистрироваться в полиции.
Какое правительство? Что скрывается за этими звездочками? Откуда вообще взялась эта ложь? А вот и ключ к разгадке. Такая политика затрагивает интересы более чем миллиарда людей, распространяя свое воздействие далеко по ту сторону океана. И эти люди окажутся отнюдь не единственными пострадавшими в случае эффективного проведения этого курса – он может представлять угрозу самому нашему существованию.
Здесь, на Западе, нам пришлось проделать более трудный путь к осознанию того факта, что критика – это единственно верное противоядие от ложных представлений (в Сети же такой критики более чем достаточно!). Однако почти все правящие клики на протяжении человеческой истории гораздо больше волновал вопрос о сохранении собственной власти, чем об использовании тех выгод, которые могла бы принести им свобода слова, позволявшая избавлять людей от заблуждений. Давайте попробуем проиллюстрировать сказанное на примере так называемых мемов. Наш самонадеянный мем открытости сможет одержать победу, если ему удастся заразить собой все земное население. Лица, стоящие во главе закрытых обществ, логично полагают, что они обязаны защитить свой народ от этой заразы. Мы же, благополучно инфицированные носители мема открытости, призваны решать прямо противоположную задачу: внедрять его в организмы таких закрытых обществ, что бы об этом ни говорили их самозваные стражи. Однако имеется и более веский довод в пользу противодействия этой инстинктивной и предсказуемой мере со стороны архаичной старой гвардии. Он заключается во все возрастающей угрозе войны – да-да, старомодной, физической войны. Диктатуры пользуются дурной славой из-за совершаемых ими невероятных просчетов и стратегических ошибок (вспомните дни накануне Первой мировой войны или советско-германский договор о ненападении). Это объясняется тем обстоятельством, что правящие клики предпочитают действовать почти в полной изоляции, заглушая любой голос, способный указать на изъяны в их преисполненных энтузиазмом планах. Другими словами, замалчивание критики всегда становилось главной предпосылкой для возникновения вооруженных конфликтов.
Если все страны полностью «запутаются» в Сети, то это позволит значительно понизить уровень опасности. Будет ли образовавшаяся система походить на то, что мы называем демократией, или же она приобретет иные, восточные черты – неизвестно, однако совершенно ясно, что полностью и свободно подключенное к Сети общество достигнет такой степени прозрачности, что внезапная, импульсивная агрессия станет значительно менее привлекательной и столь же значительно возрастет ответственность за нее.
ЦРУ уже не удастся вовлечь нас в процесс бессмысленного наращивания оборонных расходов (как оно это делало на протяжении почти всего периода холодной войны), если оно не будет обладать всей полнотой информации в отношении военного потенциала других стран. Наоборот, все мы получим доступ к данным, позволяющим принимать хорошо обоснованные и учитывающие наши личные интересы решения.
Главное здесь – определиться с нашими приоритетами. Давайте позаботимся в первую очередь о том, чтобы подключить к Интернету весь мир, предотвратить военную угрозу и активно пропагандировать неудобную идею обеспечения взаимной ответственности, способствуя ее распространению в пределах цивилизации Земли, уже вступившей в пору зрелости.
И на этом фоне, действительно, довольно-таки неприятно слышать все эти стенания и жалобы насчет того, что произойдет конец света, если, к примеру, родители получат возможность устанавливать на домашних телевизорах программные фильтры, вместо того чтобы лично, и днем и ночью, осуществлять неусыпный контроль за содержанием телевизионных передач.
Как сохранить свободу в изменчивом мире
Позвольте мне в заключение привести короткую притчу, позаимствованную из «Прозрачного общества». В одном древнегреческом мифе рассказывается о земледельце по имени Академ, которому однажды удалось оказать какую-то услугу Аполлону. Взамен простому смертному был дарован сад, в котором он мог говорить все, что ему вздумается, и даже критиковать всемогущих обитателей Олимпа, не опасаясь быть подвергнутым божьей каре.
Я не раз возвращался к этой небольшой истории, задавая себе вопрос, как вообще мог Академ поверить обещанию Аполлона. Ведь общеизвестно, что легендарные греческие небожители отличались непостоянством, мелочностью и мстительностью. Никогда нельзя было положиться на данное ими слово, особенно если они оказывались разгневанными критикой со стороны простых смертных. Короче говоря, в этом отношении они весьма походили на земных вождей.
Я пришел к заключению, что существовало только два способа, на самом деле позволявших защитить Академа. Во-первых, Аполлон мог бы окружить поляну глухой стеной, такой надежной и непроницаемой, что даже остроглазый Гермес оказался бы не в состоянии там что-нибудь высмотреть или подслушать. К сожалению, такая ограда выглядела бы не особо привлекательной, и вряд ли бы нашлось много желающих поболтать с Академом в его обители.
Альтернативный вариант заключался в том, чтобы наделить Академа такими полномочиями, которые бы позволили ему добиться от богов выполнения данного ими обещаниями. При этом должен был существовать некий уравновешивающий фактор, который бы вынуждал небожителей держать свое слово, даже если бы этот простой смертный вздумал рассказывать про Зевса неприличные анекдоты в компании друзей.
Таким уравновешивающим фактором могло бы быть только знание.
Корни этой своеобразной легенды насквозь пронизывают западное мышление. Во времена Перикла свободные граждане Афин собирались в саду Академа, где могли свободно обсуждать свои повседневные дела. Они пользовались этой вольницей, пока рядом находился Перикл, напоминавший о заключенном между ними соглашении, – договоре об открытости.
Увы, то была новая и непростая идея. И это чудо ненадолго пережило великого демократа. Прямодушный Сократ заплатил высокую цену за свои попытки в саду Академа воспитать своих учеников чистосердечными и искренними: его ученик Платон взял на этом «поле» парадоксальный реванш, в своих трудах сурово порицая открытость и одновременно ратуя за строгое правительство при «просвещенной» элите. Советы Платона служили оправданием для многочисленных тиранов на протяжении последующих двух с половиной тысячелетий, сохраняя свою значимость вплоть до нынешнего поколения.
Однако теперь предвидение Перикла подвергается еще одному испытанию. Сегодняшняя «академия» простирается далеко за священные границы тысячи главных университетов планеты. Повсюду на Новом Западе (и частично во всем остальном мире) люди начинают разделять дерзкое убеждение, что идеи сами по себе не являются вредными, по крайней мере, для тех выходцев из разных социальных слоев, что культивируют смелые мысли.
Свобода слова все чаще воспринимается как лучшая купель для критики – единственного практического и эффективного противоядия от заблуждений. Более того, здесь подходят оба пути. Большинство достопочтенных граждан не испытывают особых страхов по поводу того, что другие могут о них что-нибудь знать.
Будем откровенны: это трудный для усвоения урок, особенно если учесть, что любой из нас, включая и тех, кто готов руководствоваться самыми благими намерениями, стал бы тираном, получи он такую возможность. Очень немногое в нашей истории готовило нас к решению будущей задачи – совместного проживания одной семьей из более чем шести миллиардов равноправных граждан, каждый из которых руководствуется собственной независимой волей; семьей, управляемой властителями, которых мы выбираем на основе справедливых принципов, выработанных в ходе непростых переговоров друг с другом. Любое другое поколение посчитало бы это несбыточной мечтой, хотя наши бесчисленные предки проливали свой пот и прилагали все свои усилия, чтобы подвести нас к рубежу, с которого мы могли бы предпринять такую попытку.
Но и среди тех, кто присягнул на верность этой новой надежде, ведется ожесточенная борьба за наилучшие способы защиты от богов гнева, фанатизма, заговора и тирании – духов, обитающих не на какой-нибудь горней вершине, а в сердцах каждого мужчины и каждой женщины, пытающихся добиться расширения своей ничтожной мирской власти или прибыли за счет подавления других. Возможно, наступят такие времена, когда наши потомки окажутся достаточно зрелыми, чтобы самостоятельно обуздывать подобного рода импульсы. Ну а пока требуется найти способ умерить самооправдательные амбиции тех, кто готов обосновать свободу грабить всех остальных рассуждениями о том, что это их право или что это делается для нашего же собственного блага.
Если верить некоторым энергичным ревнителям свободы, оптимальный вариант обеспечения защиты нашей всемирной «академии» представляется совершенно очевидным. Многие «поборники приватности» жаждут возводить ограды, позволяющие поставить всех людей на один уровень с власть имущими. В соответствии с их точкой зрения мы должны построить стены для охраны каждого частного сада, дабы свобода смогла процветать в каждом надежном прибежище мысли.
В ответ я могу сказать лишь только то, что такие попытки уже были. И вы не найдете ни одного примера, как государство, построенное на основе такого принципа, добилось процветания.
Однако есть вариант и получше, заключающийся в использовании средства, в первую очередь, ответственного за тот ренессанс, который мы сейчас переживаем. Подотчетность – вот тот факел, который способен озарить даже богов власти. Соберутся ли они на олимпийских высотах правления, средь бурных потоков коммерции или же в Аиде преступности, – им не удастся причинить нам никакого вреда, пока они будут пригвождены к месту его ослепительным светом.
Подотчетность – единственное средство защиты, которое во все времена надежно охраняло свободу слова, – в саду, гордо простирающемся без единой стены.
Не я первый сказал это. Перикл, Джордано Бруно, Спиноза, Секвойя и многие, многие другие исповедовали открытость на протяжении мрачных эпох, в которые они жили. И я не могу претендовать на первенство после научной риторики Карла Поппера в его книге «Открытое общество и его враги» (1950), вышедшей в тот период, когда представлялось весьма вероятным, что наш грандиозный эксперимент будет прекращен – либо извне, либо изнутри. В мрачные времена начала «холодной войны» Поппер воздавал трогательную хвалу обыкновенным людям, которым удается превращать себя в граждан – независимых, сотрудничающих друг с другом и неукротимых.
Описывая «стремление бесчисленных неизвестных людей освободить себя и свои умы от опеки власти и от предубеждений», он выражал надежду на «их нежелание передавать всю полноту ответственности за управление миром гуманной или сверхгуманной власти и их готовность разделить бремя ответственности за страдания, которых можно было бы избежать, и бороться зато, чтобы исключить саму возможность таких страданий».
Но даже если мы обратимся к более приземленному или предельно популярному варианту этой же самой идеи, я окажусь не одинок. Возьмем, к примеру, следующую выдержку из статьи, появившейся до того, как рукопись моей книги была отдана в набор.
С пришествием объединенного Сетью глобального общества идея открытости становится важной, как никогда ранее. Это приводной ремень, который заставит новый мир работать. Если быть кратким, то ключевая формула грядущей эры выглядит следующим образом: то, что открыто, – хорошо, а то, что закрыто, – плохо. Сделайте такую татуировку у себя на лбу. Применяйте ее по отношению к технологическим стандартам, стратегии предпринимательской деятельности, к философии жизни. Это концепция победы для отдельных людей, народов, мирового сообщества будущего.
В своем комментарии в Wired Питер Шварц и Питер Лейден сопоставили картины будущего мира в случае выбора «закрытого» и «открытого» пути развития. В первом случае нации замкнутся на себя самих, разделившись на блоки. Это приведет к ригидности мышления, стагнации экономики и усилению нищеты и нетерпимости, что повлечет за собой порочный круг дальнейшей самоизоляции и фрагментации. Если же, напротив, общество выберет «открытую» модель развития, то тогда добродетельные круги повернут свои культуры лицом к внешнему миру, навстречу инновациям и новым идеям. Рост благосостояния способствует повышению уровня терпимости и уменьшению размера хозяйственных единиц, делает общество более открытым, а мир – еще более интегрированным.
Подобного рода синергизм лежит в основе движения за достижение открытости, резко контрастирующего с подходами «нулевой суммы», предлагаемыми дьявольскими дихотомиями, которые предусматривают жалкие компромиссы между парами вещей, без которых мы не мыслим своего существования. Те же, кто отдает предпочтение идее открытого общества, полагают, что у нас могут быть свобода и эффективное правительство, независимость и безопасность. В сущности, мы знаем, что каждая из этих пар либо будут развиваться, либо потерпят крах «в унисон».
Подобная уверенность простирается так далеко, что мы можем представить себе характер информационной эры и процесс развития ее институтов, которые до настоящего времени «наслаивались друг на друга, подобно осадкам», а не создавались в результате разумного планирования. Проводя аналогию с разработкой Конституции США, Джарон Ланье высказался за прагматический симбиоз конкуренции и сотрудничества, когда мы будем конструировать – а затем и модернизировать – Интернет будущего:
Благонамеренные и выдающиеся люди с отвратительными, противоречивыми интересами каким-то образом создали коллективный продукт, который оказался лучше, чем любой из них мог себе это представить в то время… Как и в Филадельфии двухсотлетней давности, должен появится коллективный продукт (Интернет), который будет лучше, чем любой из них или любой из нас смог бы сделать в одиночку.
В ходе подобного рода обсуждений представляется вполне разумным «сбывать» частные интересы, обговаривая взаимные уступки между отдельными группами. Это – состязательный прагматизм, один из видов подотчетности. Однако он не должен влечь за собой признания применимости строгих дихотомий по отношению к вопросам первостепенной важности.
Если всем нам суждено быть либо почтительными рабами, либо раскрепощенными варварами, – в чем, тогда, собственно, дело?
В конце концов, какой прок от цивилизации, которая не способна осторожно помочь нам стать такими умными, непохожими друг на друга, творчески активными и уверенными в себе, чтобы мы, наконец, решились – по своей собственной воле – стать порядочными людьми?
Вот тот момент, который, как мне кажется, следовало бы запомнить этим разгневанным героям, этим настоящим паладинам западной свободы – Джону Перри Барлоу и его единомышленникам. В конечном счете независимость и взаимозависимость сводятся к одному: только независимые взрослые люди способны помогать друг другу жить и оставаться свободными.
IAAMOAC![4]
Соединенные Узлы Интернета: мы создаем «цифровое государство»?
Дэвид С. Беннахам,
автор и редактор журналов Wired, Spin, Lingua Franca, I.D., автор статей в New York Times, Harper’s Bazaar, New York, The Economist, Marketing Computers, Slate, FeedwNetGuide.
Информационный бюллетень Meme, 1996 г.
Перевод А. Матвеева
Если вы являетесь подписчиком всевозможных электронных дискуссионных групп, – велика вероятность того, что ваш ящик с электронной почтой переполнен сигналами тревоги, последними новостями и инвективами по поводу «конца Интернета». Для Интернета – или киберпространства – один из таких редких в его истории критических моментов наступил в феврале 1996 года. Как вы, вероятно, знаете, конгресс Соединенных Штатов принял закон под названием Communications Decency Act (CDA, являющийся частью Закона о телекоммуникациях 1996 года), в котором распространение «неприличных» или «заведомо оскорбительных» материалов в онлайне классифицируется как уголовное преступление. Этот закон, подписанный президентом Клинтоном, ныне находится в подвешенном состоянии, ожидая окончательного вердикта судебной власти США в отношении своего соответствия Конституции.
Почему же данный момент является критическим? Нет, вовсе не потому, что Интернет, по мнению некоторых, «отключат». И не потому, что был принят CDA. Критичность момента заключается в том, что CDA подталкивает неуемных пользователей Интернета к принятию волюнтаристского решения, решения, чреватого долговременными последствиями. В основе такого решения – главный вопрос: будем ли мы иметь дело с реальным миром или же погрузимся в свою собственную фантазию – фантазию, которая возносит киберпространство над реалиями материального мира?
Миф о «цифровой нирване»
Барлоу, соучредитель Electronic Frontier Foundation (www.eff.org), бывший настройщик музыкальных инструментов из Grateful Dead (американская рок-н-ролльная группа) и фермер, воспринимается публикой и СМИ в качестве связного, представляющего воззрения новой сетевой культуры. Так что к его мнению стоит прислушаться. Упомянутая декларация о независимости, написанная через неделю после того, как CDA стал законом, – это лучший на сегодняшний день анализ ошибочности подхода, рассматривающего киберпространство как что-то оторванное от всего остального мира. Порочность такого подхода заключается в том, что людям предлагается игнорировать реальность, сидя дома и закрыв глаза руками, в то время как настоящая жизнь будет проходить мимо них.
До апреля 1995 года Интернет обеспечивался прямым государственным финансированием через Национальный научный фонд (NSF), который заведовал работами по созданию волоконно-оптической магистрали с высокой пропускной способностью (в апреле руководство проектом было передано частному сектору промышленности). В настоящее время Интернет обеспечивается непрямым государственным финансированием через правительственные организации, использующие Сеть для распространения информации среди населения, а также посредством государственных субсидий университетам, проводящим исследования, в которых проявляет заинтересованность федеральное правительство. Одним из таких учреждений является Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства (NASA), другим – Массачусетский технологический институт. Все протоколы, регулирующие процессы обмена информацией внутри Интернета (типа FTP, TCP/IP, HTTP, SMTP), разрабатываются органами стандартизации, де-факто являющимися правительственными.
Интернет – это замечательный продукт, «выгодоприобретатель» одного из редких случаев международного сотрудничества. В мире, где развитие свободного рынка провозглашается оптимальным средством управления системами, Интернет являет собой удивительный, завораживающий пример преуспевающего в своих начинаниях коллектива. Вполне вероятно, что мы просто не замечаем этого феномена, однако развитие Интернета представляется поразительным. Он бросает вызов тем, кто пытается доказать, что государство является неэффективным и тираническим по самой своей природе, будучи рудиментом какого-то примитивного процесса эволюции человечества. Я отказываюсь понимать, как пользователи Интернета, вроде Барлоу, могут отрицать значение и роль государства в деле формирования этой среды и заявлять, что она не сможет оказать никакого позитивного воздействия и в будущем. Разве правительство США не главное действующее лицо в развитии Интернета с 1969 (когда Пентагон начал финансирование исследовательских работ по пакетным сетям) по 1995 год?