Девять необычайных жизней принцессы. Гайя

© А. Авдеева, перевод, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Les neuf vies extraordinaires de la Princesse Gaya

© LITTLE URBAN, 2023, by Agopian, Bernard, Cortey, Cousseau, Jonas, Lejonc, Meunier, Roman, Roumiguière, Scotto.

www.little-urban.fr

All rights reserved.

Копирование, тиражирование и распространение материалов, содержащихся в книге, допускается только с письменного разрешения правообладателей.

Вы любите невероятные истории?

Я знаю их все до единой, и почти каждая – чистая правда.

Из всех историй, свидетелем которых меня сделал счастливый случай, я сразу вспоминаю непостижимую судьбу принцессы Гайи. Подобно кошкам, она прожила не одну, а девять жизней. Мне нравится думать, будто я приложил к этому лапу, но только моя Госпожа обладает властью оказывать подобные милости.

Хозяйка, которой я преданно служу с самой ночи времён, плетёт непрочную нить человеческих судеб. Она часто безжалостна, порой даже жестока, но неизменно справедлива и беспристрастна.

В ночь полнолуния свершилось настоящее чудо – Хозяйка, не славящаяся щедростью, решила подарить Гайе восемь дополнительных жизней! Но при каждом рождении принцесса будет забывать о прошлых жизнях и никогда не родит собственное дитя… Несомненно, ради равновесия.

Что касается меня, то я тайно наблюдал за Гайей на протяжении всего её пути. На протяжении долгих веков я оставался свидетелем каждого из её воплощений. И вот теперь мне, как хранителю памяти, пришло время рассказать о девяти необычайных жизнях принцессы.

Жислен Роман

Глава 1

Гайя

Война! Слово прокатилось по всему королевству, переплыло через реки, перелетело через озёра и, как пыльца или песок, осело по деревням. Враг стоял на границе. Чего он жаждал? Наложить руку на серебряные рудники или житницы высоких долин? Воины грозной армии были одеты в чёрное; мечи сверкали на поясах, а пушки для них волочили мощные широкогрудые быки. Как противостоять им? Все мы боялись. Все мы погибли.

Отовсюду слышался плач отчаявшихся женщин; то были матери сыновей, которых насильно забрали в армию. Война сулила им смерть – одновременно лютую и неминуемую. Вместе с ними плакала и Сигрид, молодая королева, сложив руки на округлившемся животе, в котором носила ещё нерождённого ребенка.

Король Ульрих, её супруг, взял в руки оружие. Его долг – вести за собой, показать пример, доказать храбрость. Воля короля оказалась крепче мрамора. Его прославляли. Как прекрасен был их повелитель!

Он один мог привести народ к победе. Никто из нас не знал о терзавших короля сомнениях, о его природном ужасе перед смертью. Ульрих хотел остаться дома, с ней. Хотел вдыхать сладкое дыхание королевы, слушать нежные обещания о появлении ребёнка. Он был уверен, что у них родится сын. Маленький человек, которому Ульрих передаст королевство. То самое, что он готовился защищать ценой жизни.

«Весной!» – твердили врачи. «Весной!» – вторили им фрейлины. Да, новая душа ждала весны, тогда как для короля настал час уезжать. У него не было выбора, ведь он родился принцем крови.

Титул ставил Ульриха во главе войска, и потому он сдерживал слёзы. Короли не плачут. По обеим сторонам дороги столпились люди, размахивавшие флагами на утреннем ветру. Час настал. Когда зазвучали трубы, он поднял руку, а затем вытянул её в сторону закатного солнца. Его палец в железной перчатке указывал на поля сражений.

Королева предпочла попрощаться наедине, вдали от чужих глаз. Стоя на вершине замковых укреплений, она махала Ульриху льняным платком, пока его не подхватил ветер. Король поймал его и зарылся в него лицом. Пусть запах любимой сопутствует ему.

Зима заканчивалась. Война затягивалась. Сигрид уже слишком долго оставалась одна. Она не могла спать. Не могла жить. Почти не могла дышать. Как существовать без него? Как перенести долгие часы в холодной постели, не слыша его ободряющего голоса? Сигрид так любила своего короля!

В день шестнадцатилетия её посадили в карету и повезли по скверным дорогам, от которых повозку трясло и качало. Отец держал имя будущего мужа Сигрид в секрете, и потому на протяжении всего пути она дрожала и проливала столько слёз, сколько не могло вместиться в обычную девушку. По приезде карета пересекла подвесной мост, и наконец Сигрид увидела суженого. Сердце в её груди забилось так, словно она была зайцем, ускользнувшим от лисы. Это был он! Именно этот мужчина снился ей каждую ночь с окончания летних игр, где наследники восточных королевств состязались между собой.

Сигрид наблюдала, как он храбро бился и побеждал во всех испытаниях, будь то турнирные сражения, римская борьба или бой на мечах. Слушала, как он поёт после шумных и весёлых пиров. Закрыв глаза, ловила звуки его тёплого голоса, читавшего оды любви и лесам. Сам не зная того, он околдовал Сигрид. Ей нужен был только он.

И вот он здесь, протягивает ей руку, помогая спуститься из кареты, бросает на землю расшитый золотом плащ, чтобы Сигрид не запачкала свои миниатюрные бархатные туфельки в грязи скверно вымощенного двора. Девушка вспомнила, как кричала матери в лицо, что лучше уйдёт в монастырь, предпочтёт вечное уединение в пещере или на затерянном острове, но не примет судьбу, выбранную ей родителями. Теперь Сигрид чувствовала себя очень глупо от того, что сомневалась в их выборе.

Только полюбит ли её король? Увидит ли в ней спутницу жизни? Сигрид стала загадочной и мягкой, начала интересоваться полями и садами, стадами ланей, населявших их подлесок, и потихоньку стала замечать, как его взгляд поменялся и потеплел. Вечерние беседы у очага становились нежнее, а прогулки под луной и спонтанные ночные пикники предвещали то, что видели все обитатели замка: Ульрик полюбил Сигрид. Он нырял в любовь подобно тому, как ныряют в воды во время летнего купания.

Зима заканчивалась. Война затягивалась. Сигрид уже слишком долго оставалась одна.

Только взгляните на королеву, как она борется со своим безмерным горем! Если бы не существо, что росло внутри неё, Сигрид последовала бы за супругом, сражалась бы рядом с ним, ведь она была на это способна! Её учили искусству боя. Королева чувствовала себя бесполезной и постепенно обнаружила в сердце чувство, ужаснувшее её: ребёнок, которого она носила под сердцем, отдалял её от мужа.

Каждый вечер гонец приносил к дверям королевы письма от него. В них король много говорил о своей любви и очень мало – о войне. Он скрывал от неё гнетущий смрад сражений. Только королева не была глупой: она знала и об опасностях, и о трудностях. Она отвечала: «Милый друг, я буду храброй». На самом деле она спрашивала себя, где найти силы, которых так не хватало.

Однажды утром она почувствовала, как дитя внутри неё зашевелилось. Наступила морозная ночь, и поздний снег белым покрывалом лёг на черепичные крыши замка. В дом без какого-либо приглашения вошёл человек-кот. Если задуматься, то даже не вошёл, а попросту появился. Раз – и человек-кот оказался рядом. Его взгляд поразил королеву.

– Кто вы? – спросила Сигрид и, не дожидаясь ответа, поспешила к дверям, чтобы позвать стражников.

Незнакомец жестом остановил её.

– Не делайте этого, госпожа! Сначала выслушайте, для чего я пришёл.

Королева Сигрид повернулась и внимательно посмотрела на незваного гостя. Она не могла объяснить, что двигало ей в тот момент. Конечно, гнев: кто был этот наглец? Помимо гнева – любопытство. Откуда он взялся? Что за странный плащ? Несомненно, какая-то иностранная мода. Человек-кот поклонился. Его манеры были безупречны. Это несколько успокоило королеву – чужак не был человеком с большой дороги.

– Живее говорите… и убирайтесь! Исчезните! – ответила она.

– Так и будет, госпожа, будьте покойны. Однако то, что я имею сказать вам, имеет первостепенную важность. Речь идёт о жизни короля Ульриха.

Королева замерла. Жизнь её мужа? Неужели кот угрожает ей?

– Да как вы смеете?! – взвилась она.

– Боюсь, вы неправильно поняли меня. Я здесь, чтобы предложить вам свою помощь. Точнее, помощь моей Хозяйки. В этот самый момент королю грозит опасность, о которой вы даже не подозреваете. Он скрывает правду, чтобы не беспокоить ваш сон. Однако враги жаждут его смерти, чтобы разграбить богатства вашего королевства и положить конец его династии. Никто не может спасти его. Конец короля предрешён.

Королева пошатнулась. В глубине души Сигрид знала правду, и слова кота ничуть не удивили её. Её учили опасностям битвы, а письма мужа казались слишком ободряющими, чтобы быть правдой.

Она застыла.

– Продолжайте, я слушаю вас. Как вы думаете спасти его?

– Его спасёте вы, госпожа. И вот каким образом…

Служанка у колодца услышала крик и заподозрила худшее. Стражники поспешили в королевскую спальню и обнаружили королеву без сознания. Ей поднесли соли и трижды капнули на лоб зверобоем. Очнувшись, Сигрид принялась расспрашивать фрейлин о человеке-коте, но никто не видел его. Лекари дали ей несколько снадобий, и об этом случае скоро позабыли.

Короля ранили в сердце из арбалета. Его дни были сочтены.

Спустя некоторое время королева получила письмо, погрузившее её в глубокую печаль. Короля ранили в сердце из арбалета. Его дни были сочтены. Возможно, не дни, а часы. Адъютант отчаялся и принялся взывать к мужеству народа.

Королева же, отвергнув всякие советы лекарей и фрейлин, бросилась к мужу. «Ребёнок, как же ребёнок, Ваше Величество! Подумайте о ребёнке!» Путь, который армия проделала за два дня, королева преодолела за несколько часов.

Когда она появилась в лагере, её отвели к королю. В шатре повисла мрачная тревога. Хирурги удалили железо, засевшее в груди короля, но, казалось, ничто не могло вернуть Ульриха к жизни.

Она прогнала всех: солдат, генералов, врачей, слуг. Сбросила тяжёлый дорожный плащ и принялась разрывать на повязки свой подъюбник, так что он стал напоминать её истерзанную войной страну. Сигрид ухаживала за королём сама. Время текло. Наконец, над равниной взошла луна, и королева, придавленная горем, уснула.

Её разбудил внезапный шум.

У изголовья кровати расположился человек-кот. Он смотрел на королеву своими необычными глазами.

– Почему люди всегда так тяжело принимают худшее? – протянул кот.

– Может, потому что мы предпочитаем любовь вместо страха и нежность вместо ненависти…

– Стало быть, решение далось вам легко, – уколол её кот. – Вы приняли его?

Королева встала и выпрямилась. Теперь всё зависело от неё. Любопытно, но она нисколько не сомневалась, что незнакомец сдержит данное ей обещание. Выбор был прост: жизнь мужа в обмен на жизнь ребёнка. Сигрид пыталась торговаться, ведь ей хотелось заполучить обоих – и отца, и сына. Так ли много просила она от Провидения? Разве не заслужила она немного счастья?

– Немного всё же будет, Ваше Величество, – согласился человек-кот, нахмурив странные брови. – Ребёнок – ваш, но до первого зуба.

– До первого зуба? Но…

– Не станем торговаться, госпожа. Моя Хозяйка заберёт ваше дитя в день, когда у него прорежется первый зуб. Возрадуйтесь! Поглядите! Вашему супругу более ничего не угрожает.

И в самом деле, король открыл глаза. Уродливая рана, которая всего несколько мгновений назад обрекала его на гибель, закрылась на глазах у Сигрид.

Снаружи раздался крик: «Они уходят! Смотрите, они уходят!» Окрылённые и гордые победой, их люди бросали в воздух и шлемы, и подшлемники. Вдалеке поднималось облако пыли – враг покидал равнину. Именно этот миг и выбрала Гайя, чтобы появиться на свет. Когда повитуха положила её на грудь матери, девочка издала долгий вздох.

«Она знает, – подумала королева. – Моё бедное дитя! Она уже знает, что её жизнь окажется короткой».

«Она знает, – подумала королева. – Моё бедное дитя! Она уже знает, что её жизнь окажется короткой».

Согласно обычаю, в честь рождения королевского ребёнка по всему царству звонили в колокола. Существовал ли на свете более благословенный народ? В один день случились сразу три большие радости: спасение короля, победа в войне и рождение принцессы!

Несмотря на то, что рана короля затянулась, он чувствовал себя усталым. Казалось, только нежная малышка Гайя могла утешить его. Король ни о чём не жалел. Да, он мечтал о мальчике, но судьба подарила Ульриху дочь, и он полюбил её с первого взгляда. Она была так похожа на мать! Он восторгался, когда та жадно пила молоко королевы.

Казалось, этот ребёнок так счастлив жить! Только Сигрид не разделяла радости мужа. И если днём она ловила каждый луч света, чтобы прогуляться с Гайей вдоль каналов или по дорожке часовых вокруг замка, то ночами Сигрид преследовала не дающая заснуть лукавая улыбка.

Улыбка кота.

Королева говорила с кормилицей короля, но её наставления не принесли Сигрид покоя.

– Первые зубы? Но, Ваше Величество, это зависит от ребёнка. Ваш супруг, король, может похвастаться тем, что зубы у него прорезались очень рано. Первый зуб появился утром его сотого дня. Не это ли знак выдающейся судьбы?

Королева не нашлась что ответить. Да и что она могла сказать? Сто дней. Чуть больше трёх лун.

Сигрид искала встречи со старухой, что знала травы, порошки и заклятия. Должен же существовать способ помешать проклятым зубам прорезаться! Но когда она подошла к полянке, на которой жила ведьма, дорогу ей преградил человек-кот и заговорил с ней ледяным голосом, от которого по спине королевы побежали мурашки:

– Что вы пытаетесь сделать, Ваше Величество? Разве вы не знаете, что данного слова вернуть нельзя? Неужто вы считаете, что мою Хозяйку можно обмануть снадобьями какой-то ведьмы? Разве не до́лжно вам быть подле вашего дитя?

С того дня королева не покидала своих покоев. Она распустила слуг и заявила, что отныне будет одна заботиться о принцессе. Это решение обсуждал весь двор. Некоторые видели в этом проявление разительной материнской любви, а другие, наоборот, считали её решение неуместным. Откуда им было знать, что поступок Сигрид служил проявлением глубокого отчаяния? Смерть нередко приходит нежданно, но кончина Гайи была предрешена. Ожидание тянулось невыносимо!

Каждое утро королева проводила пальцем по дёснам малышки, с ужасом силясь обнаружить прорезавшийся зуб. Король, слишком озабоченный восстановлением земель, разрушенных войной, не замечал драмы, разыгрывавшейся у него под носом.

На сотый день зуб так и не показался.

Сигрид понадеялась, что её молитвы были услышаны, но вскоре на десне Гайи появилась припухлость, перевернувшая всё нутро королевы. Час пришёл…

Королева, словно парализованная, не сделала ни единой попытки защитить своё дитя от похитительницы.

Шли первые часы лета. И последние часы принцессы.

Гайя умерла в ночь полнолуния. Под окнами цвели дамасские розы, а соловьи пели песни о любви. Перед глазами Сигрид ещё долго проигрывалась эта сцена, напоминавшая спектакли странствующих театров теней её детства. Сначала потянуло холодным сквозняком, от которого погасли свечи и заколыхались занавески. Затем из темноты перед ней возникли два силуэта: уже знакомый ей человек-кот и другой, неизвестный, необъятный, жуткий.

Их величественная неподвижность заставила королеву окаменеть. Человек-кот склонился над колыбелью и с бесконечной бережностью, будто боясь разбудить, взял малышку на руки, чтобы передать её своей мрачной Хозяйке.

С ребёнком на руках он приблизился к Сигрид и низким голосом произнёс страшные слова:

– Попрощайтесь с дочерью, госпожа. Настал час сдержать слово.

Королева, словно парализованная, не сделала ни единой попытки защитить своё дитя от похитительницы. Силы, с которыми она имела дело, были несравненно более могущественными, чем те, которым мог бы противостоять человек. Сигрид пришлось признать, что теперь уже ничто не могло разорвать заключённой сделки.

Тень начала отворачиваться.

Дверь, ведущая в коридоры, волшебным образом открылась, и диковинная процессия бесшумно проследовала туда. Потеряв дар речи, Сигрид протянула руки к маленькому любимому созданию, которое отняли у неё. В полночь колокол пробил двенадцатый раз, и принцесса Гайя открыла глаза. Решив, что с ней играют, малютка звонко засмеялась. Её смех так часто радовал каждого, кому доводилось слышать его. Маленькой ручкой девочка отвела вуаль, скрывавшую лицо незнакомки, и одарила её нежной улыбкой. Тень замерла.

Казалось, простая и чистая детская радость пробудила в ней ушедшие воспоминания. По бледной щеке скатилась слеза; упав на землю, она обернулась бриллиантовой каплей. Человек-кот понимал, что означает эта слеза – впервые его Хозяйка решила одарить человека высшей милостью. Он повернулся к Сигрид и хрипло произнёс:

– Утешьтесь, госпожа. У вашей дочери будут другие жизни, а у вас будут другие дети.

Сигрид знала, что отныне ей предстоит жить, храня страшную тайну, в которой смешались огромная печаль от потери Гайи и бесконечная вина за сделку, которую она заключила. Как ей было смотреть в безутешные глаза мужа? Обессиленная, побеждённая, королева на миг закрыла глаза.

Когда она вновь открыла их, от мрачной сцены не осталось и следа. Единственным напоминанием только что разыгравшейся трагедии служила бриллиантовая капля, сверкавшая в лунном свете.

Как и предсказывал человек-кот, через девять месяцев на свет появился маленький принц. В честь крестин Сигрид повязала ему на шею серебряную цепочку, к которой прикрепила талисман в виде бриллиантовой слезы.

Что же касается других жизней Гайи… Правда ли она проживёт их? Никто не знал, однако королева Сигрид тайно лелеяла такую надежду в самой глубине своего сердца до того самого дня, пока Тень не пришла, чтобы забрать из этого мира её саму.

Алекс Куссо

Глава 2

Га Юань

Она родилась княжной. И должна была, вопреки своей воле, стать императрицей, пусть даже никогда и не мечтала об этом. Ей удалось победить это тягостное предначертание, чтобы стать никем. Никем иным, кроме как самой собой, Га Юань.

Девушке было всего тринадцать лет. Её отец повелевал маленьким, всеми забытым княжеством. Границы княжества никто точно не определил, и земли его простирались вверх по течению Жёлтой реки, за гряды гор, острых, словно когти снежного барса, тянулись по склонам, покрытым камнями и колючим кустарником.

Их земли казались такими дикими, что никто не осмеливался посягнуть на них. Люди нечасто забредали в их края. В лучшем случае несколько редких странников добирались туда в хорошую погоду. Отдельные безумцы по возвращении уверенно рассказывали, будто ветер здешних мест говорит детским голосом. Соседние властители никогда не интересовались этим княжеством, которое они называли «Землёй Ветра». Или, что хуже, «Пустой Землёй».

Кто бы что ни говорил, дела в княжестве обстояли с точностью до наоборот. Между впадинами и пластами скал, веером расположившихся под пустыней, скрывались удивительные ресурсы. Здесь обитали несколько видов животных, по большей части незаметных человеческому глазу. Укрываясь с утра до вечера, эти звери, таясь, рыскали по ночам и выслеживали добычу. Лишь три вида решались показаться при свете дня и делить территорию между собой. Так, небо досталось хищным птицам, вершина горных хребтов – людям, а остальное получили лошади.

Здесь, в стенах замка, жизнь которого изредка омрачали лишь набегавшие тени грифельно-серых туч, и родилась Га Юань. В этом безопасном приюте на краю света жили люди, которые пользовались каждой секундой, чтобы насладиться самым ценным из сокровищ – свободой.

Отец Га Юань был прекрасным родителем и великодушным владыкой. Уважение, которое господин внушал жителям своих земель, равнялось уважению, которое он оказывал каждому из своих подданных. Он предпочитал грубой силе здравый смысл и поиск согласия. Правление отца Га Юань текло благостно, как он и решил в день восшествия на престол. Никаких поспешных решений, ни капли мести в свершении правосудия, ни мгновения в мечтах о завоевании чужих земель.

– Я повелеваю, лишь служа вам, – говорил господин своим людям.

И они ценили его мудрость.

– Я породил тебя, чтобы потерять, – говорил он своей дочери.

– Потерять? – не понимала Га Юань.

– Я не хочу терять тебя, – уточнял отец. – Но желаю тебе обрести себя. Придёт день, и ты покинешь меня, чтобы стать самой собой.

В тенистых садах замка Га Юань слышала, как люди называли её отца великим мудрецом, почти что живым богом. Человеком с единственным изъяном: он воплощал само совершенство. Эта безупречность неизменно досаждала Га Юань, и оттого она часто сбегала. Девушка вскакивала на лошадь и отправлялась исследовать княжество в поисках ответов.

«Совершенства не существует», – повторяла она про себя.

И продолжала искать. Га Юань повсюду выискивала знак, скрытую истину, ложь, что подтвердила бы её предчувствие.

«Мой отец не может быть совершенным. Совершенство не может быть частью этого мира».

Га Юань посетила каждый уголок, до которого только смогла добраться. Осмотрела каждый горный пик, каждую долину. К наступлению своей тринадцатой зимы девушка побывала во всех уголках княжества. Она разогнала зайцев, удивила ящериц, спугнула гнездящихся птиц – но нигде не нашла ничего подозрительного.

Несмотря на неказистый вид скал, холод и ветер, одиночество и высо´ты, от которых кружилась голова, эти земли казались отражением её отца – пугающим совершенством.

В самом сердце княжества располагалось место, которое особенно любила Га Юань. Это было озеро. Замёрзшее озеро, к берегам которого девушка неизменно возвращалась, чтобы заглянуть в него и посмотреть на собственное отражение. Вокруг расцветали узоры ледяных кристаллов, и замёрзший покров обволакивал своей безупречностью чёрные воды озера, в которых Га Юань не суждено было погрузиться. В прозрачных водах девушка могла разглядеть глубины озера, где проблесками показывались замёрзшие водоросли. Га Юань думала о матери. Матери, которую она никогда не знала и которая умерла, дав ей жизнь.

В самом сердце княжества располагалось место, которое особенно любила Га Юань.

«Совершенство княжества нарушает то, что у меня нет матери», – подумала она.

Девушка взмахнула мечом. Взвилась, высоко прыгнула и закружилась. Рассекла воздух, будто сражаясь с противником.

Больше всего Га Юань страшило, что со временем она тоже постигала совершенство. Отец научил её каллиграфии и познакомил с боевыми искусствами. Девушка писала хорошие стихи, считалась превосходной фехтовальщицей и великолепной наездницей. И кроме того, день от дня её красота расцветала всё ярче. Нельзя было не сдаться ей: со временем Га Юань заберёт трон отца, следуя пути, что он уготовил ей и которого ей желал. Все обожали княжну. И восхваляли её исключительные добродетели.

Её слава разошлась далеко за пределы княжества, и вот уже начали появляться женихи, готовые предложить золото в обмен на её сердце.

Отец Га Юань не поддавался. Он обещал дочери, что не станет навязывать ей мужа.

Когда придёт время, она сама выберет человека, с которым разделит жизнь.

Всё шло своим чередом, пока не вмешался император.

Императору отказать нельзя, а повелитель требовал многого. Он жаждал обладать всем, что было самым красивым, самым редким на свете. Его дворец напоминал музей, а удивительная коллекция ломилась от музыкальных инструментов, картин мастеров и древних вековых рукописей. Он собрал бессчётные шелка, роскошные ткани, фарфоровые изделия и драгоценности. Эти многочисленные сокровища не только не возвышали славу императора, но и свидетельствовали о его неумолимой жестокости. Большинство редкостей он отнял силой. Страхом. Император не знал пощады. Он уничтожал целые семьи за нежелание расставаться с самым ценным, что у них было.

Услышав о Га Юань, император расплылся в довольной улыбке. Скоро его коллекция пополнится. Он приказал своим слугам привести девушку, чтобы сделать её своей женой. Га Юань должна была заменить его нынешнюю жену. И как можно скорее.

– Приведите её ко мне до того, как зацветёт это сливовое дерево, – велел император.

И уселся ждать в тени сливы. У его ног во всю длину вытянулся лев. Лев с угрозой глядел на дерево: на его ветвях уже набухали сотни готовых распуститься почек.

Впервые в жизни отец Га Юань оказался перед жестоким выбором. Кто он в первую очередь – родитель или господин? Кого ему защищать прежде – свой народ или свою дочь? Если он позволит людям императора забрать своё дитя, то не лишится княжества, но нарушит слово, данное Га Юань. Если же останется верным обещанию, то сохранит дочь, но развяжет войну. Он знал, что его скромная армия не сумеет противостоять безупречно обученным войскам императора. Оба варианта ставили его мудрость под сомнение. Правильного решения не было. И выбора – тоже. Совершенный мир, в котором, как казалось князю, он жил так долго, разбился вдребезги. Соседние князья уже строили заговоры, готовые объединить силы, с ним или без него, в попытке свергнуть империю. Каждый из них мечтал стать лидером и занять место императора. Скоро должна была пролиться кровь…

Отец Га Юань продолжал тяготиться этим, и на сердце его было тяжко от мысли, что ему придётся участвовать в кровавой бойне, пока, наконец, дочь не нашла способ сохранить его совесть незапятнанной.

– Ты обещал, что я сама изберу свою судьбу, – напомнила девушка. – В таком случае, я решила по собственной воле выйти замуж за императора.

Га Юань собрала кое-что из вещей, попрощалась с обитателями замка и ушла с гордо поднятой головой. Её отец так и не сделал выбора. Народ уже сожалел об уходе княжны. Одни восхищались её самопожертвованием, другие представляли, как она изменит лицо мира. Га Юань ушла до рассвета. Она больше не была их княжной; теперь она стала императрицей чужого мира.

Путь через империю длился не дольше антракта в театре. В сопровождении своры всадников Га Юань проезжала пейзажи, которые так мало походили на пейзажи её детства, что казались ненастоящими. Нарисованные декорации. Бумажные леса. Долины, похожие на огромные фарфоровые коридоры, по которым текут гладкие реки. Через окошко паланкина Га Юань наблюдала за разворачивающимся театром света и тени и лихорадочно ощупывала свои немногочисленные пожитки. Девушка взяла с собой только самое необходимое. Меч и кисти. Что же она забыла?

– Ветер, – подумала она. – Я забыла взять с собой ветер.

Нефрит. Именно этого цвета были распускавшиеся почки сливы в мгновение, когда Га Юань вошла во дворец императора. Чтобы поприветствовать её, император облачился в парчовый халат с узором из орхидей. Лицо его было наполовину закрыто деревянной лакированной маской. Глаза императора под ней были тёмными, черты лица суровыми. Усы и рыжая борода оттеняли нижнюю часть лица.

– Добро пожаловать, – приветствовал он.

Однако его голос, острый, как кинжал, говорил совершенно об обратном. Га Юань поклонилась, а затем, услышав рёв, затаила дыхание. Её ноги обнюхивал лев.

– Не бойся, – рассмеялся император. – Этот зверь слушается меня, и его хорошо кормят. Он не собирается тебя есть.

Га Юань заставила себя улыбнуться, и настал черёд императора затаить дыхание. Никогда прежде ему не доводилось видеть такой обезоруживающей улыбки. И такой ослепительной. Не зная, что сказать, он дважды щёлкнул пальцами. При первом щелчке чудовище отступило. На втором три служанки вынесли подносы с яствами.

– Подкрепи силы, – наконец, немного заикаясь, произнёс император. – Когда ты будешь готова, я покажу тебе свои сокровища.

Га Юань ела неторопливо. Она пробовала всё, не придерживаясь какого-либо порядка. Сладкие пшённые лепёшки с запечённой перепёлкой, наваристый черепаховый суп, рисовые пирожки с начинкой из измельчённого имбиря. С каждым глотком она любовалась великолепием дворца. Вокруг неё тлели палочки сандалового дерева. Их сладкий дым плавно поднимался вдоль киноварных колонн, окутывая фрески до самого сводчатого потолка. Не было лишь ветра. Ни малейшего дуновения.

Император не снимал маску. Одной рукой он играл с рукоятью кинжала, а другой поглаживал львиную гриву. Несомненно, император считал себя уродливым или уязвимым. Он предпочитал носить деревянное лицо и держать рядом дикого зверя, чтобы утвердить своё всемогущество, внушить страх и убедиться, что никто не забыл: это он – император, глава всех княжеств, и его желания – приказ.

Покончив с едой, Га Юань посмотрела в глаза хозяину дворца. Вернее, в узкие прорези его маски.

– Итак, что скажешь о моей коллекции? – спросил он с лёгким вызовом.

Император, усмехаясь, встал. Он взял девушку за руку и гордо повёл в сторону садов.

– Незаконченный шедевр, – пояснил император. – Ещё вчера ему не хватало двух элементов. Теперь, когда ты здесь, осталось раздобыть лишь один.

– Значит ли это, что я – часть этого шедевра? – изумилась Га Юань.

– Именно так. Мой шедевр – собрание всех совершенств, что может предложить природа, и ты – предпоследний штрих.

«Ещё один жаждущий совершенства», – подумала Га Юань.

У неё не было времени, чтобы произнести мысль вслух. Император наконец выпустил её руку. Мощёная терраса, через которую они шли, заканчивалась перед скульптурной каменной балюстрадой. Перед ними раскинулись огромные и величественные сады с роскошными аллеями. Насколько хватало глаз, простирался лабиринт зелени. На вершинах холмов вырисовывались всевозможные силуэты: высокие и низкие, лежащие или стоящие прямо, массивные и изящные.

– Всё, что только есть под небом, – произнёс император. – Всё, что есть красивого и редкого, собрано здесь.

Он показывал Га Юань на вершины холмов и перечислял животных, обитавших в раскинувшихся на них садах. Слон, два носорога, семья пантер. А вон там – стадо яков, пара панд, три молодых медведя… В водах пруда плавают осетры, саламандры, лещи, кулики и иглобрюхие рыбы, за которыми следит целая стая птиц. Гуси, дрофы, колпицы, утки чомга и бакланы… И, в довершение ко всему, огромный вольер, в котором обитает множество разноцветных пернатых. Радуга из перьев и трелей!

Га Юань слушала и смотрела, потеряв дар речи. Если верить словам императора, она и сама стала частью его зверинца. Здесь было на что обидеться, но девушка никак не выдала своих чувств. Император говорил о совершенстве. О шедевре. Утверждал, что она сама – предпоследний штрих. Поэтому, слегка взволновавшись, Га Юань задала вопрос:

– А что станет завершающим штрихом?

– Дракон, – ответил император. – Чудовище из чешуи и огня.

Он предпочитал носить деревянное лицо и держать рядом дикого зверя, чтобы утвердить своё всемогущество, внушить страх…

В последующие дни девушка узнала, что император уже спланировал их свадьбу. Всё было готово: церемония предполагалась грандиозная и роскошная, куда пригласили самых именитых гостей со всех объединённых княжеств. Сливки империи. Га Юань родилась княжной и вскоре станет императрицей. Оставалось лишь назначить дату. Разумеется, император хотел, чтобы всё прошло безупречно. Для этого ему требовался дракон. Пока владыка не завершит свой шедевр, свадьбы не будет.

Поначалу эта новость принесла Га Юань облегчение. Она приехала сюда, чтобы предотвратить войну, и замуж нисколько не хотела. Тем лучше, если её замужество зависит от того, существует дракон или нет. Девушка сильно сомневалась в том, что драконы живут на свете. По её мнению, такие существа давно покинули этот мир, если вообще когда-либо обитали здесь. Драконы существуют разве что в нашем воображении.

Как бы то ни было, однажды император показал невесте самое дикое создание из тех, что населяло его сады; его можно было приметить только в сумерки. И тогда Га Юань начала сомневаться.

Зверь, которого Га Юань впервые увидела при свете луны, был цилинем, полулошадью и полудраконом с блестящей гривой и рогатой головой. Считалось, что это неукротимое создание никого не подпустит к себе, однако стражники умудрились приманить его в сады, а после – выстроить стену в десятки километров длиной, чтобы не дать ему сбежать.

«Если император сумел раздобыть цилиня, – рассуждала Га Юань, – значит, сумеет раздобыть и дракона. Уж одного-то его люди точно разыщут. Если я хочу, чтобы свадьба не состоялась, нужно действовать».

И тогда Га Юань решила взять судьбу в свои руки. Для начала требовалось убедить императора прислушаться к ней. Она начала с немыслимого: подошла к цилиню достаточно близко, чтобы дотронуться до него. В княжестве её отца водились дикие лошади, и потому она знала, как правильно поступить. Набравшись терпения, девушка завоевала доверие цилиня и гордо проехала на чудище прямо на глазах у изумлённого императора. После этого Га Юань задумалась о следующих шагах. Одной убедительности не хватало, требовалась изобретательность.

Цилинь отвёз её к границе садов, к заснеженной горе. Внизу виднелось озеро в форме сердца. Замёрзшее озеро, окружённое лесом из берёз и отражавшее окрестное небо. Пусть и маленькое, оно напоминало ей другое озеро, то самое, что располагалось в стране Га Юань и что столько раз служило ей местом для тренировок в фехтовании.

Цилинь спустился к берегу, обошёл его рысью и замедлился, делая первые шаги, пробуя корку замёрзшего льда. Он шёл по озеру будто по зеркальной глади. Цилинь пересёк озеро, и Га Юань слышала, как от каждого шага стонет лёд, а от каждого удара копытом сотрясаются самые глубины озера.

Цилинь и княжна вернулись с прогулки только вечером, породнившиеся за день, как брат с сестрой. Император с восхищением взглянул на них, а затем спросил Га Юань:

– Что ещё невероятного ты умеешь?

Набравшись терпения, девушка завоевала доверие цилиня и гордо проехала на чудище прямо на глазах у изумлённого императора.

– Я умею читать будущее, – солгала девушка. – Будущее уже предрешено. Каллиграфию грядущего напишут летящие птицы.

И тогда император согласился распахнуть вольер, в котором обитали птицы. Они разлетались, громко вереща, а Га Юань притворялась, будто внимательно наблюдает за их полётом, будто читает рукопись, написанную в небе тайным алфавитом.

– Дракон спустится с небес, – объявила она. – На берег замёрзшего озера. Это случится через год. В день весеннего равноденствия.

Император упивался словами княжны, словно дурманящим пророческим нектаром. К следующей зиме он подготовил армию, чтобы встретить долгожданного дракона; и вот уже целое войско лучников окружало замёрзшее озеро. В кустах и деревьях прятались тысячи арбалетчиков. Оперение стрел сделали белым, а их кончики обмакнули в мощное снотворное зелье. Неподалёку, в засаде, ждали тысячи всадников, готовых действовать, как только дракон уснёт.

Однако в тот день, когда император открыл вольер, он и не заметил, что из него улетела одна окольцованная пташка. На лапке птенца с красным клювом висел крошечный пергамент, продетый в серебряное кольцо. Взяв свою самую тонкую кисть, Га Юань заботливо вывела послание для отца:

Силясь всё сделать правильно, она выбрала слово, которое старательно вывела своим каллиграфическим почерком чуть крупнее, чем остальные. ИДЕАЛЬНЫЙ. ИДЕАЛЬНЫЙ момент для нападения.

Когда настало весеннее равноденствие, Га Юань едва исполнилось четырнадцать.

Надвигалась гроза. Небо искрилось от зарядов электричества.

Отец Га Юань с горсткой людей разбил ворота императорского дворца. Любой другой владыка воспользовался бы такой возможностью, чтобы захватить трон. Любой другой, только не он. Отцу Га Юань вполне хватало его маленького княжества. Он довольствовался тем, что уничтожил символы власти тирана, занимавшего дворец, начав с поджога тронного зала. Затем он проломил в нескольких местах стены сада, выпустив на волю обитавших там зверей. Дворец схлопнулся, как карточный домик.

Тем временем армия императора терпеливо ждала у озера. Дракон всё не появлялся, и императора начинало охватывать сомнение.

– Я стану приманкой, – наконец вмешалась Га Юань.

И вышла из тени.

Она в одиночестве пошла по замёрзшей корке озера. Княжна осторожно дошла до середины озера, выпрямилась и воззвала к небесам. Надвигалась буря; с севера, где она родилась, поднимался ветер. Га Юань развернулась к ветру лицом и, в знак неповиновения и мольбы, едва произнесла губами:

– Что-то… неизбежно… произойдёт…

Надвигалась буря; с севера, где она родилась, поднимался ветер.

И что-то действительно произошло. За горными хребтами появилась тень, подгоняемая непредсказуемыми порывами ветра. Затмив солнце, она, словно одеялом, накрыла озеро и его окрестности.

Га Юань взмахнула мечом. Это был сигнал, и император немедленно дал команду. Все лучники одновременно выстрелили в небеса. Они стреляли в то, что приняли за дракона, но что на деле оказалось лишь чудовищным грифельно-серым облаком, пронесшимся над их головами.

Тысячи стрел взлетели, озарив небо белым оперением, а затем обрушились на озеро.

Озеро, испещрённое тысячами металлических наконечников, застонало. Его поверхность покрылась трещинами, подобно пшеничным колосьям на ветру. Подобно мурашкам на шкуре только что проснувшегося животного. Корка льда, истончившаяся с приходом ранней весны, потрескалась и покрылась полыньями.

Га Юань тонула.

В тот же миг император почувствовал, как об его лакированную маску начали биться первые капли дождя. Вот-вот должна была разразиться буря, такая безумно яростная и безжалостная, что случается раз в столетие. Молния ударила посередине армии императора, разделив её пополам. В толпе разбегавшихся солдат показались две необыкновенные фигуры: лев, готовый исчезнуть в глубине леса, и цилинь, галопом пустившийся к озеру и нырнувший в глубины его талых вод.

Ни одна из стрел не попала в Га Юань. Она медленно погружалась в глубины озера, широко раскинув руки и раскрыв глаза. Она улыбалась.

«Я так и знала, – думала она. – Совершенства не существует. Доказательством тому то, что я не умею плавать».

Тем вечером, услышав о том, что сталось с его дочерью, отец Га Юань пришёл к тому же выводу. Он всю жизнь владел своими эмоциями, но теперь с трудом сдерживал слёзы. Князь поднял глаза к небу и посмотрел на серебряную реку Млечного Пути, лишь тогда позволив всему своему горю излиться из себя.

Тот день ознаменовал конец одной из империй. И, несомненно, зарождение новой. Император бесследно исчез. Будет ли новый лучше прежнего? Смогут ли княжества долго сосуществовать в мире и справедливости? Было ещё слишком рано судить об этом. Оказавшись перед таким сонмищем вопросов без ответов, кто-то теряется, а кто-то хочет верить в лучшее. Так уж устроен человек: его питают сомнения, разочарования и надежды.

Кто-то говорит, что цилинь утонул, пытаясь спасти Га Юань, кто-то – что он спас её и теперь они оба укрывались неизвестно где. Есть и те, кто считает, что буря разбудила спящего на дне озера дракона. Поговаривают, что этот дракон дождался покрова ночи и улетел, унося на спине молодую девушку – изрядно замёрзшую, но очень даже живую. А есть и те, кто уверяет, будто это ветер, говорящий детским голосом, унёс их на другой конец света.

Вот и скажите – кому из них верить?

Томас Скотто

Глава 3

Гея

Эту историю мне рассказала мать…

Она нашла лоскут кожи и долго выделывала его.

Сначала – под луной, чтобы размягчить кожу тайнами.

Затем – под первыми лучами солнца, чтобы утренняя роса пробудила её.

Наконец – под жарким полуденным солнцем, чтобы лоскут полностью затвердел.

Кожа оказалась уж слишком человеческой.

Работа заняла у неё несколько месяцев. Одни и те же движения в одни и те же часы. Те же тихие, бесконечно повторяющиеся движения. Лоскут казался таким маленьким в её руках, он напоминал клок белого облака, который она с лёгкостью могла сорвать с неба. Кожа походила на грустную белизну небесных барашков в минуты, когда они опускаются так низко, что превращаются в дымку.

Здесь, в Илии, в Фолойском лесу, почти не было выхода к небесам. Мало что проникало в этот лес, и ничто не покидало его. Никогда.

После долгих часов кропотливой работы и вложенной любви великанша разложила кожу на влажной земле. Она выбрала местечко, где мох разросся в зелёную мягкую подушку. Она не провела ритуалов, не пропела заклинаний, не совершила обрядов. Никто не держал великаншу за руку. С ней была лишь тишина, которую она знала как саму себя. Лишь давний друг по имени тишина.

С чудовищной медлительностью она направилась именно сюда, а не в какое-либо другое место. Лес простирался широко. Она могла выбрать местом моего рождения другой куст или дерево с более гладким стволом, прийти на берег зачарованного пруда. Однако невозможно сбить с правильного пути женщину, которая собирается впустить в мир ребёнка. У моей великанши только и были её рост, напоминавшая переплетающиеся кроны деревьев копна волос да единственный глаз. Слов она не знала. Зато имела сокровенную веру в то, что все заветные желания обязательно сбываются.

Долгое время жизнь состояла лишь из нас двоих.

Точнее, лишь из меня. Где бы я ни спала, куда бы я ни пошла, на что бы я ни обратила взгляд, моя великанша всегда была рядом. Из страха или из ревности, никому другому не позволяла она наблюдать за тем, как я расту. По ночам я спала подле неё, предпочитая расположиться у её округлого бедра или, чаще всего, у изгиба шеи. В то время я не могла знать, что это и был мой дом. У нас не было ни дворца, ни пещеры, ни хижины. Только гигантский лес с завораживающим пологом из листвы. Моим домом была моя мать.

Как она развлекала меня?

Мать сажала меня в карман туники и пускалась бежать меж тысячелетних дубов. И пусть каждый шаг её тяжело ударялся об землю, сердце моё билось всё легче. «Ещё!..» – просила я бежать ещё быстрее. Ветер обдувал лицо, и я расплывалась в улыбке. Мы заканчивали наши дикие гонки, сваливаясь на первой попавшейся поляне: она ложилась на спину, а я сворачивалась калачиком на груди матери, прислушиваясь к её дыханию. Мы были уставшие, но счастливые. Любой, кто встретил бы нас на поляне, решил бы, что мы сошли с ума. Мы были очень странной парочкой.

Как она учила меня?

Мать прикладывала руку к каждому дереву, что встречалось нам на пути. Сосуд сообщался с сосудом. Иногда она так крепко жмурилась, что я представляла, как они с деревом ведут глубокий разговор. Так я поняла, что нам с природой есть о чём поведать друг другу.

В другие дни она ловила птиц в полёте, оленей на бегу или щук в междуречье. Мать подносила их к моему лицу, чтобы я рассмотрела, понюхала, послушала их. Затем она сразу отпускала их и направляла по другому пути.

Мать ничего не навязывала мне. Она лишь неустанно стремилась дать мне знания и была так увлечена окружавшим нас миром, что он завораживал и меня.

Мать сажала меня в карман туники и пускалась бежать меж тысячелетних дубов.

Как она защищала меня?

Однажды глубокой ночью мать разбудила меня, посадила на правое плечо и принялась взбираться по одной из ветвей нашего самого высокого дерева. Восхождение казалось мне бесконечным. По какой-то причине она остановилась, не достигнув самой вершины. Несомненно, великанша хотела защитить нас, укрыть (вновь) под щитом древесной кроны…

Только из вышины доносились отдалённые раскаты, от которых ревел весь лес. Толчки, взрывы, новая угроза, которую я не знала, обретаясь на земле. Я не знала, какие бури или чудовища могли вызвать их. Казалось, грохот разносится издалека. И вот, к гвалту добавился новый запах, едкий и жгучий, заполнивший мои ноздри и заставивший сердце сжаться. То был запах огня, угольный смрад пепла. Закрыв глаза и заткнув обеими руками уши, я закричала, требуя спуститься вниз. «Быстрее!» И ещё быстрее.

В ту ночь зоркий глаз великанши спас меня от смертельной опасности. Повсюду царил хаос. Лес служил нам прибежищем. Я должна была оставаться здесь, с ней. Навсегда.

Как бы то ни было, годы шли, моё любопытство росло, и я пыталась выпытать у неё ответы на важные для меня вопросы:

– Скажи, ты уверена, что я такая одна? Совсем-совсем одна? У меня нет брата? Или сестры? Как было бы здорово…

Тогда, в попытках обмануть время, мать подхватывала меня, поднимала над головой и кружила. Точно так же великанша играла бы с сучком или выпавшей из гнезда белкой, которую она бы затем вернула в дупло. Из её глотки вырвалось лёгкое рычание, и я поняла: мои расспросы начали раздражать её. Зачем нам кто-то ещё? Нам хорошо вдвоём. Мать и дочь. Только мать и дочь.