Птичка

«Мы знаем, кто мы, но не знаем, кем можем быть».

Уильям Шекспир

Небольшая комната, про которую все давно забыли, вычеркнув из памяти, была заставлена клетками разной формы и размеров. В самую большую клетку, что стояла в углу, вполне свободно мог поместиться орлан, а самая маленькая была слишком тесной даже для мыши, тем более для мелкой пичужки, что расправив крылья, любит покрасоваться ярким оперением. Некоторые из них имели витиеватое плетение, но большинство не отличалось изяществом, обладая простой, неказистой и даже грубоватой формой. Круглые, квадратные, куполообразные, они стояли везде, на столе, на полу, на полках. На двухместном диване с потёртой обивкой, что давно перестала радовать хозяев своим цветочным узором. На деревянных стульях с плетёными спинками. Висели на цепочках, а некоторые – на грубой верёвке, привязанной на несколько узлов к вбитым в потолок крючкам, настолько близко друг к другу, что напоминали грозди экзотических ягод. Часть клеток была открыта, гостеприимно распахнув дверцы. Они походили на ловушки, привлекая к себе тех, кому надоела свобода. Приглашая поселиться там, где ждёт сытая жизнь на условиях и требованиях хозяина. Другие были закрыты, и казалось, что призрачные тени бывших питомцев сидят на жёрдочках, нахохлившись, спрятав голову под крыло, изредка выглядывая в ожидании сладких зёрен и возможности расправить крылья под одобрительный взгляд хозяина. Это, конечно же, простая игра света и тени, все клетки давно были пусты. Тусклый свет не мог скрыть скопившуюся пыль, что толстым слоем покрыла всё, что находилось в заброшенном помещении.

Я прошлась по комнате, задумчиво проводя пальчиком по тонким железным прутикам клеток, ощущая лёгкую грусть и щемящую тоску почему-то неясному. Как те птицы, что выросли в неволе и не могли знать, что такое полёт по бескрайнему небу под лучами ослепительно яркого солнца. Они не знали, но вереница предков тех свободолюбивых птиц, что жили там, за пределами клетки, ничем не ограниченные, оставили им в наследство смутные воспоминания об этом. О том, как может быть. Но для того, чтобы расправить крылья и вырваться из такой уютной клетки, смутных ощущений мало.

Я была такой птицей, что резво скакала в ограниченном пространстве, не замечая его тесноты. У меня есть всё, о чём может мечтать человек, и при этом нет ничего из того, чего бы действительно хотела. Зачем мне третья шубка, когда нет близкой подруги? К чему дорогая машина, если управлять транспортом мне не позволят? Вроде как не сирота, а вижу родителей раз в месяц, а то и в три месяца. Работа, дела, партнёры, учёба и желание отдохнуть не дают нам собираться вечером за семейным ужином. Каждый чётко следует своему установленному графику и плану, что придумал для себя. Стремясь к одной только им известной цели, с упорством ишака идут вперёд, не оглядываясь на тех, кто рядом, оставляя их далеко позади себя. Могу только удивляться, как при такой загруженности родители смогли подарить мне братика. Мелкий шалопай был загружен не меньше взрослых членов семьи, но никогда не забывал пожелать спокойной ночи и поцеловать сестру на ночь.

Наш дом, маленькая крепость, расположился в пригороде Эската. На много километров вокруг не было ни одного дома. Наш дом, словно маяк, стоял на скале, возвышаясь над океаном, преклоняясь перед его величием. Волны внизу невысокой скалы бились о камни, а иногда в моменты особой ярости огромные массы воды вздымались, грозя всему живому. В такие моменты, наблюдая за этим буйством стихии, мне казалось, что каким бы большим и прочным, практически вросшим в камень ни был дом, ещё немного, и его смоет, зальёт волнами. Океан заберёт добычу, утянув на дно, присвоив себе, чтобы навечно сохранить тайны его хозяев.

Лес, что плотной стеной встал на пути к дому с другой стороны, лишал возможности подъехать к нему наземному транспорту. Да и дорог к скале, на которой стоял наш дом, не имелось. Пешком с этой стороны может прийти только заплутавший путник или особо настырный гость, которого не звали. Сами мы покидали дом и возвращались, перемещаясь при помощи капсулы ингрита. Это не считая нанятых для домашних работ служащих, что жили в доме постоянно, остальные тоже пользовались им. Ключ, названный в честь создателя «ингрит», позволял мгновенно переместиться в специально оборудованные приёмными капсулами места, размещённые по всему городу. Ингрит-ключ представлял собой капсулу, начинённую тёмной материей, что помещалась под кожу. Обычно его вводили в правую руку чуть повыше косточки у запястья и присваивали индивидуальный код доступа. Для того чтобы сработал ключ, нужен замок, и ими являлись капсулы ингрита, через которые и происходило перемещение. У нас такая капсула стояла в специальной комнате, где вновь прибывший человек мог снять верхнюю одежду и оставить тяжёлые сумки, если такие имелись. Я не могла жить в городе, так решил отец. Только брат, что в силу малого возраста пока не имел той свободы, какой вроде должна обладать я, делал моё существование не таким бессмысленным. Свобода – я посмотрела на клетки – понятие неоднозначное. То, что я считаю свободой, для других хуже тюрьмы.

Комната, в которую зашла, наверное, была единственным местом, куда не ступала нога уборщика. Обычно эти механические создания всюду совали свои носы-трубочки, перебирая по полу гибкими лапками, собирая крошки, грязь и пыль, одновременно полируя поверхность. Клетки – это всё, что осталось от прадеда. Его необъяснимая тяга к ловле птиц переросла в навязчивую потребность найти ту единственную, что зовётся мечтой, неясный образ, который преследовал его все последние годы жизни. Его я помню плохо, а вот клетки с птицами врезались в детскую память навечно.

Хорошо, что они пусты, мне всегда было жаль этих птиц, и я не раз получала болезненный шлепок по мягкому месту за очередную отпущенную на свободу птицу. Себя я с птицами не сравнивала, слишком разные мы для того, чтобы завидовать друг другу. Птицы не страдали этим в силу отсутствия мышления и преобладания в них инстинктов, заложенных природой. Я как представитель разумной цивилизации, смотрящий на мир с некоторым превосходством, просто не видела причин для таких эмоциональных переживаний. Да и повода для этого у меня не имелось.

В заброшенную комнату пришла не за воспоминаниями и не любоваться клетками, здесь было спрятано сокровище – мой дневник. Уверенно подошла к клетке с широким поддоном, нащупала сбоку механизм защёлки. Ящик, в который свободно помещалась тонкая тетрадь, плавно выдвинулся вперёд. Много лет невзрачная клетка хранила мою тайну, я знала, что здесь тетрадь никто не найдёт. В крайнем случае, всё это великолепие утилизируют, но по какой-то причине отец не избавлялся от дедова наследства.

Обложка тетради насыщенного розового цвета была щедро разрисована завитушками. Она оставалась такой же яркой, и нисколько не потускнела со временем. Через месяц мне исполнится двадцать, и эта дата – как черта, что должна разделить мою жизнь на две части. Чистота крови давно не является обязательной, простые люди даже не знают об этом, но наш род придерживается этой старинной традиции, не допуская смешения с теми, кого считается обделёнными милостью богини. Она – покровительница тех, кто идёт истинным путём, следуя заветам старейших.

Мне не постичь столь мудрого замысла, заложенного в старинных книгах великими мастерами. Отдельные слова и непонятные метафоры скрывают от меня настоящий смысл. Нет тех, кто бы пожелал объяснить мне зашифрованные в тексте тайны. Отец заставил выучить наизусть Книгу Пути, выделив время на проверку точного знания текста, и пообещал, что всё пойму в день совершеннолетия, то есть через месяц. Но не это стало причиной, по которой вспомнила о дневнике. Толчком стало воспоминание об однажды подслушанном разговоре родителей. Тогда я не особо поняла, о чём говорят взрослые. Чисто интуитивно, не задумываясь над тем, зачем это делаю, записала его на флэп. Маленькая записывающая пластина по большей части была заполнена изображением океана, что навсегда покорил меня своим непостоянством. Флэп вложила в дневник, склеив для него кармашек, поставила большой знак вопроса, окружив его более мелкими знаками разного цвета. В дневнике имелись простые записи, сделанные обычной ручкой, но они отошли на второй план. В моменты, когда душа наполнялась обидой, непониманием или радостью, я выплёскивала эмоции на бумагу. Сейчас меня интересовала только одна запись, которая может помочь понять, что представляет собой эта черта, обозначенная цифрой двадцать.

Немного волнуясь, достала флэп и положила тетрадь обратно в клетку, задвинула ящики, удостоверившись, что он закрыт, вышла из душной комнаты. Я не боялась встретить на своём пути кого-нибудь из обслуживающего персонала, у каждого из них есть определённые обязанности, чётко обозначенные при приёме на работу и расписанные точно по времени. У нас в доме всё строго.

Дияс под присмотром воспитательницы и хранителя отправился в учебный центр. Хранитель был приставлен к брату из соображений безопасности наследника рода Аддингтон. Крупный мужчина неопределённого возраста представлял собой человека, внёсшего в организм особые модификации, сделавшие его практически неуязвимым. Скорее всего, от человека там мало что осталось, но это был его выбор, и насколько я знаю, Сорг ни разу об этом не пожалел, а Дияс так и вовсе был горд, что у него такой сильный хранитель.

Воспитательницу тоже не миновали изменения, но внесённые модификации были другого рода. В учебный центр они могли не ездить. Научить Дияса всему, что нужно знать, она могла сама, но мальчику нужно социально адаптироваться в среде, где будет проходить его взрослая жизнь.

Со мной так не возились, учёбой не нагружали, в общество не выводили. Видимо, они считали, что мне социальная адаптация была не к чему. «Минимум» – самое подходящее слово, которым можно охарактеризовать то, как я жила. Минимум занятий, минимум общения, минимум физических нагрузок и встреч с родителями. Если бы не природное упрямство и желание узнать что-то новое, превратилась бы в хрупкий цветочек, не способный пережить обычный ветерок, склонившись под его напором. Хочется верить, что отец и мама делали это неосознанно, не желая навредить. Просто в их понятии дочь – это не сын, будущий наследник и глава рода.

При наших редких встречах тщательно скрывала особенности характера. Мне удалось развить их в большей степени вопреки жёсткому родительскому контролю и желанию. Родители даже не догадываются, что у меня на душе и чего от меня можно ожидать. Не знают, какая я на самом деле и что думаю обо всём происходящем в семье. При них я становлюсь такой, какой они хотели видеть свою дочь. Послушной и согласной на всё, не имеющей собственного мнения. Думается мне, что ожидаемое двадцатилетие расставит всё по своим местам. Откроет тайный умысел родителей, и это лишь усиливало желание узнать, что происходит, раньше, чем наступит день рождения.

Я ведь не могу умереть? Пусть у отца есть наследник, но и мои дети могли бы расширить границы отцовской империи. Рендар в какой-то мере безжалостный человек. Чтобы достичь поставленной цели, он вполне мог идти по трупам и улыбаться, получая удовольствие от хруста костей поверженных врагов и конкурентов. На данный момент его компания «Грандполе» входит в десятку лучших среди тех, кто занимается разработкой технических новинок и поиском новых способов защиты имущества, людей и животных. Наш дом – полностью его задумка, и за всё время, что живу в нём, не было ни одного смертника, что решил бы избавиться от Рендара и его семьи. В таком случае наёмнику самоубийце обещанные деньги окажутся не нужны по причине того, что тратить их будет некому.

Мой замкнутый мирок, в который меня заключил отец, прост и понятен. В большом мире всё по-другому, но о нём братик знает больше, чем старшая сестра, что практически всю жизнь просидела в этой неприступной крепости, что зовётся домом. Сейчас контроль надо мной усилился и стало трудней скрывать свои и без того редкие вылазки в город. Сложно жить, когда на тебя давят, принуждая выполнять обязательные правила проживания в доме, относящиеся только к тебе. Ещё сложней жить в ожидании приговора. Ведь даже преступники знают, за что их наказывают.

Не торопясь, прошла по коридору, ожидаемо никого не встретив по пути. Зашла к себе в комнату и на всякий случай заблокировала двери. На секунду застыла перед панорамным окном, в нём, словно живая картина, в широкой раме плескался океан. Не раздумывая, подошла к окну и раздвинула тонкие рамы, впуская в комнату тёплый ветерок. Он мягко коснулся лица и словно погладил тугие завитки волос, что касались плеч. Я бы остригла их ещё короче, но делать это запретила мама. Каждый свой шаг я обязана согласовывать с ней или отцом.

Не могу сказать, что Эмори – плохая мать, но как и у отца, у неё вошло привычку командовать детьми так же, как своими сотрудниками, решая за них, что будет лучше. В те редкие моменты душевной близости, когда она отбрасывала маску строгого руководителя, Эмори становилась ласковой и любящей своих неразумных птенцов, которым ещё только предстоит встать на крыло. Такие моменты не забываются, навсегда оставаясь в памяти, как самые дорогие воспоминания.

Пробежалась взглядом по комнате – даже не верится, что в ней прошла вся моя жизнь. На полу мягкий пушистый ковёр песочного цвета, большая кровать с упругим матрасом. В углу примостился полукруглый диванчик, напротив него панель для просмотра фильмов. От окна практически вдоль всей стены, где висела панель, разместился рабочий стол с полками. Гардеробной служила соседняя комнатка без окон, куда вела неприметная дверь, она была полностью забита вещами, которые я ни разу не надевала. Если не выхожу из дома, зачем столько тряпок? Куда их носить? Кроме брата меня никто не видит. Ещё одна дверь вела в уборную. В стене имелся встроенный лифт, и через приёмное окошечко я могла получать еду. Можно вообще не выходить из комнаты. Я не чувствовала себя пленницей и бывала в городе, несмотря на запрет родителей. Просто я привыкла так жить.

В первый раз, когда позволила себе нарушить приказ отца, шумный Эскат оглушил и напугал тогда ещё маленькую девочку своим бесконечным движением, громкими звуками, хлопками и круговоротом машин. Я была рада вернуться в комнату к своему океану, что тихо шептал мне сказки на ночь, успокаивая тихим плеском ласкающих камни волн. Повзрослев, поняла, что испугалась зря, но у меня не было хранителя, а оправиться в город одна я не могла. Попросить родителей приставить ко мне хранителя мне и в голову не пришло, ведь они лучше знают, что нужно их дочери. Это не значит, что я во всём слушалась родителей. Периодически нарушала запрет, выбиралась в Эскат, чтобы окунуться в городскую жизнь простых людей. В такие моменты я жила, наполняясь радостью и ощущением безграничного счастья. Послушная девочка оказалась не такой уж послушной.

По большей части мне нравилось наблюдать за океаном, и часто ловила себя на мысли, что я – его часть. Та часть, что поместили в стакан, где нет места буйству стихии. Тишина, покой и умиротворение. Нет места бунту, требованиям, капризам и ярким эмоциям. При этом меня всё устраивало, возможно, в силу привычки, а возможно, хватало тех редких бесконтрольных выходов в город. Можно сказать, побегов, некий вызов, брошенный запрету отца на перемещение в город. Просто родители должны были понимать, что дом не может стать для меня всем миром. Отчитываться перед отцом, а тем более уговаривать, чтобы меня отпустили погулять, не желала и посещала город тайно. Это была моя немного другая жизнь. В ней я была такая же тихая, но словно вампир насыщалась эмоциями, заряжалась энергией чужого сумасбродства, понимая, что я так не смогу. Я из тех, кто любит наблюдать со стороны, а не участвовать во всех этих немыслимых авантюрах, что предлагает мир. Может, всегда была такой, а возможно, меня сделали такой родители, это уже не так и важно. Сейчас я остро ощущала, что моя жизнь изменится и скорее всего, то что узнаю, мне не понравится.

Сняла с шеи универсальный воспроизводитель и вложила в него флэп. Первые секунды ничего не происходило, потом появилось изображение стены, у которой стояла маленькая я, подслушивая разговор родителей. Прошло несколько секунд, и в тишине моей комнаты, на фоне голографической стены зазвучали голоса родителей.

– Ты знала, на что идёшь, когда соглашалась на брак со мной. Свою часть обязательств я выполнил и ни разу не упрекнул тебя, теперь твоя очередь исполнить то, что обещала. Эмори, мне нужен наследник, и это не обсуждается.

– Ты не понимаешь.

В голосе матери послышались нотки бесконечной усталости от груза то ли проблем, то ли какой-то тайны, что она несёт на своих плечах.

– Я понимаю. Забудь об Инке, что-то изменить не в твоих силах.

– Она моя дочь! – истерично крикнула Эмори.

– В какой-то степени теперь она и моя тоже, – спокойно ответил Рендар. – От того, что ты будешь изводить себя мыслями о том, что произойдёт, ничего не изменить. И потом, чего ты хотела, когда соглашалась на это? Просто живи, и наследник станет нам утешением. Возможно, всё получится и твои страдания напрасны.

– Ты жесток, – казалось, женщина сдулась, будто шарик, из которого выпустили воздух, оставив пустую оболочку. – Почему она? Ведь об этом давно все забыли, и мало кто вспомнит, что такое возможно. Я так надеялась, что всё это пустые разговоры.

– Если ты чего-то не знала, это не значит, что этого не существует. В случае провала поставлю защиту на её комнату, и она ни в чём не будет нуждаться. Не могу сказать, что мне нравится то, что происходит, но такова жизнь.

– Она станет медленно сходить с ума, – прорыдала мама.

– Ты сама знаешь, это не лечится, – отец ответил грубо, и Эмори, в последний раз всхлипнув, вытерла слёзы.

– Этого не должно было произойти.

– Что бы ты ни думала, это произошло. И не говори, что не знала. Никто не виноват. Всё вполне закономерно и ожидаемо.

– Никто, но и она не виновата! Чем моя дочь заслужила такую судьбу? Только тем, что родилась?

– Пустой разговор. Ты знала, что такое возможно, и не отказалась от предложения, сделанного дедом. В наших силах обезопасить её от самой себя, так не стоит делать из этого трагедию. Она будет жить, и если на то будет твоё желание, но только после того, как у меня появится наследник, ты можешь родить ещё одну дочь. Я не буду возражать. Дети – это ведь так прекрасно? – последняя фраза отца имела двойной смысл и ко мне не относилась.

Запись закончилась, оставив после себя горечь, обиду и разочарование. Несколько дней назад я услышала разговор экономки и кухарки. Мне нисколько не стыдно, что приходится подслушивать, только так я могла узнать о том, что происходит в доме. Они радовались тому, что семью Аддингтон ждёт пополнение. Тогда я только слегка удивилась, про какое пополнение они говорят, сейчас же стало понятно – мама ждёт ребёнка. Они решили заменить одну неудавшуюся дочь на другую. Запись – это всего лишь небольшая часть разговора, и из неё осталось непонятно, почему я должна сойти с ума и почему именно после того, как мне исполнится двадцать лет. Самое обидное, что спросить напрямую у родителей не могла, в таком случае окажусь запертой в комнате раньше запланированного ими дня.

Не знаю, что ждёт меня, но сидеть и ждать не собираюсь. У меня в запасе месяц, за который можно успеть сделать достаточно много. Если и сходить с ума (что мне кажется сомнительным, ведь нельзя за один день лишиться разума), то точно не запертой в комнате, пусть и со всеми удобствами. Значит, стоит решить, как и где я буду жить. Опять же, если к тому времени останусь живой.

***

Я села на кровать и включив музыку, призадумалась. Наш мир, как бы ни хотелось, при всём своём великолепии и удобстве несовершенен. Галкия считается единым миром, отсутствие разделяющих границ только подтверждает это. Я не говорю сейчас о разного рода экономических проблемах, некоем несовершенстве законодательной системы или разделении народов по их расовой принадлежности. Это всё было и будет с учётом мировоззрения человека и его отношения к окружающей действительности. Если взять в целом, миром управляет большой совет, состоящий из семнадцати избранных. Семнадцать территорий избирают в общий совет своего кандидата, которому оказывают полное доверие. На нашей территории выбор доверенного народом лица происходит путём закрытого голосования. Каждый округ представляет своего кандидата, а таких округов могут быть сотни, после первого голосования их остаётся вполовину меньше. После последнего народного голосования остаётся семь избранных, и вот уже из них малый совет территории выбирает своего представителя в высший совет правителей. На других территориях выбор происходит не так, но меня это не волновало по причине возраста. У нас голосование разрешено с двадцати пяти лет. Так что в любом случае от меня ничего не зависит. Историю я изучала и знаю, что есть земли, где люди живут на островах и не только. Существуют отдельные народы, которые прекрасно устроились и живут в пустынях. Особый подземный мир вопреки всему процветает там, где на поверхности земли всегда лежит снег, вечный холод и ночь. Место проживания накладывает на человека свой отпечаток и заставляет с лёгкой снисходительностью относиться к тем, кому посчастливилось жить на более благополучной территории. Границ нет, и каждый человек может жить там, где пожелает, но в основной массе проживающие на одной территории коренные жители чужаков не любят.

Наша часть Земли обозначена цифрой двенадцать. Обширная зона считается благополучной для разного рода деятельности, будь то сельское хозяйство или фабричное производство. Двенадцатый сектор может похвастаться большим количеством пресных водоёмов, плодородными землями и достаточно мягким климатом. В городах живётся спокойно, молодёжь всегда может найти себе занятие по душе, а старики не нищенствуют. Казалось бы, не жизнь, а сказка, только как оказалось, мне в этой сказке места нет. Если вспомнить о сказках, то, может, в них найду ответы на свои вопросы. Мама сокрушалась, что об это давно забыли, и такого просто не должно было произойти, а с учётом чистоты крови вполне возможно наткнуться на подсказку относительно моего предполагаемого безумия. Поиском ответов решила заняться в первую очередь.

В дверь постучали, и я вздрогнула, вспомнив, что заблокировала её. Спрашивать, зачем я это сделала, не будут, но на заметку возьмут и проконтролируют. До этого момента не обращала внимания на то, что все мои действия оцениваются и наверняка докладываются отцу. Теперь же вспомнила все взгляды обслуживающего дом персонала, некую настороженность по отношению ко мне. Сорг всегда присутствовал при наших с братом играх, как будто опасался, что могу причинить ему вред. Как только прозвучала команда «открыть», в дверь влетел мой любимый братик.

– Инка! Что за новости? – возмутился Дияс. – Ты зачем закрылась?

Сорг встал в сторонке молчаливой тенью, но в свете полученной информации я не собиралась давать ему повода донести отцу о моём неадекватном поведении.

– Чего придумал? Это просто кто-то мало каши ел. Помнишь, я тебе рассказывала о героях семи морей? Что они ели на завтрак?

– Не смешно. Это всё выдумки, и если бы все ели эту кашу, простых людей бы не осталось.

– Какой ты умненький стал.

Дияс забрался ко мне на кровать и, подпрыгивая, размахивал руками, чтобы удержать равновесие и не свалиться на пол, пусть и на мягкий ковёр. Перестав прыгать, он сообщил:

– Ты даже не представляешь, кого я сегодня видел!

– Ты ведь расскажешь?

Дияс сильно оттолкнулся ногами от пружинистого матраса и высоко подпрыгнул, после чего сел, скрестив ноги, взял меня за руку и приложил к груди.

– Чувствуешь, как быстро бьётся моё сердце?

Я покивала, под моей рукой часто-часто билось сердечко брата. Сорг напрягся, но усилием воли заставил себя расслабиться и не показать, насколько не доверяет мне. Это было обидно. Дияс единственный, за кого, если такое понадобится, лично поотрываю конечности, и никакая дополнительная сила будет не нужна, сама справлюсь.

– Занятия закончилось, и воспитательница предложила посидеть в кафе и побаловать себя вкусным пирожным. Мы сели за столиком у окна в том кафе, где огромные окна, ну ты знаешь где это.

Мягко улыбнулась, спрятав за улыбкой грусть. Я не знала это кафе и никогда там не была.

– Нам только принесли то пирожное со звёздочками, которое больше всего люблю. Я такой открыл рот и откусил вот такой кусище, – Дияс раздвинул большой и указательный палец, показывая, насколько огромен был кусок. – Я чуть не подавился, а потом ещё раз, когда увидел, как по улице идёт он. Знаешь кто?

– Кто? – я с явным недоумением на лице, показывая, что даже не догадываюсь, ждала, что скажет брат.

– Хомми Лиам! Сам Хомми Лиам!

Дияс замер в ожидании моей реакции на эту новость. Хомми был знаменитым актёром. Он снимался в детском сериале, что покорил всех без исключения малышей своей отвагой и невероятными приключениями. Не стала разочаровывать брата. Приложила ладошки к щекам и добавила в голос побольше восторга.

– Да ну! Не может быть! Сам Хомми? Прям сам?

– Да! Сам и совершенно один, без хранителя. Представляешь?

– Это невероятно.

– Жаль, что тебя не было с нами.

Мне тоже было жаль.

– Возможно, в другой раз нам повезёт, и мы вместе увидим Хомми.

В комнату заглянула воспитательница.

– Дияс, напоминаю. Через пять минут начнётся лекция, после которой наступит период долгого сна.

Дияс поцеловал меня в щёку и соскочил с кровати, помахав рукой.

– До завтра сестричка. Не скучай!

Он убежал, а я, зная, что больше ко мне никто не зайдёт, подключилась к нейросети. Не зря делала ночные вылазки в город. Знаю, что контроль за перемещением денежных средств с моей карты существует, поэтому использовала их осторожно. Чаще всего мелкими суммами, которые не вызывали дополнительных вопросов. В рассрочку установила несколько дорогостоящих модификаций, одна из которых нейросеть. Меня считали слишком простой и бесхитростной, чтобы что-то скрывать от родителей, и если расходы не превышали среднюю сумму общих трат за последний год, их проверяли, но скорее для галочки, не вникая в мелочи. Обычно такая проверка происходила раз в полгода. Конечно, если бы я купила машину, Рендару бы сообщили об этом, в тот же день отец поинтересовался бы, зачем она мне, а так я вписывалась в выделенную сумму. Вот за то, что контролем денежных средств, что выделялись на личные расходы, он не занимается лично, могу сказать отцу спасибо. Проверяющие давно поняли, что я могу несколько месяцев ничего не покупать, а потом навёрстываю упущенное. В этом нет ничего необычного, и это не требует более тщательного анализа. Куда ушла оплата, что было приобретено и какого рода услуга оказана, а если покупка сделана в компании отца, то точно с его разрешения. Просто потому, что иначе и быть не могло.

Понадобилось несколько дней блужданий по нейросети, чтобы убедиться: нет ничего стоящего, что могло навести на мысль о происходящем. Придётся выяснять всё опытным путём, на себе. Ещё понадобилось время, чтобы определиться с территорией моего будущего проживания. Доступные мне средства перевела на новый закрытый счёт, оформив его как инкогнито. За такую услугу снималась дополнительная плата, но информацию о таких счетах могли узнать только те, кто получил разрешение от малого совета. Отец входил в число тех, кто мог получить такое разрешение, но дело в том, что банков слишком много, и в каждом случае нужно разрешение с указанием не только банка, но и филиала.

Для хранения денег выбрала один из тех, кто в большинстве своём предпочитал работать с деловыми людьми, и вот у них даже после получения разрешения узнать о вкладчике достаточно трудно. Можно сказать, практически невозможно, иначе банк давно потерял бы репутацию и клиентов. С такими, как я, простыми вкладчиками, банк работал, но скорее это было прикрытие для основной деятельности учреждения. Мне закулисные интриги руководителей банка были безразличны. Отец открыл на моё имя счёт, куда переводил деньги на так называемые карманные расходы. Теперь они будут автоматически переводиться на новый счёт в другом банке, без указания места перевода. Не зря я просиживала за учебным материалом, не разделяя отделы рекомендуемых знаний на «интересно» и «не очень». Той суммы, которую успеют перевести до того, как заподозрят неладное, на первое время должно хватить. С этой стороны я себя подстраховала.

В какой-то степени я – потребитель и пока не понимаю, чем смогу зарабатывать себе на жизнь. Эта ситуация осложняется отсутствием какой-либо практики и возможностью подтвердить окончание выбранного мной специализированного курса. Просмотрев все территории, остановилась на малоизученной. Сведений по ней был самый минимум. Вот и разберусь на месте, зато скучать не придётся. Я была твёрдо уверена в одном – дома оставаться нельзя. Скорее всего, отец прав и никто не стал бы вредить мне специально, но и помочь, как поняла, они тоже не в силах. Так стоит ли мучить родных, напоминая о том, что чистота крови не может защитить от наследия предков?

Через два дня меня ждёт разговор с родителями, об этом мне сообщил управляющий. Дамисмен, как положено, постучал в дверь и, дождавшись разрешения, вошёл в комнату. Я ещё только собиралась укладываться спать, и терпеливо ждала, когда он соизволит озвучить причину столь позднего появления в моей комнате. Дамисмен чинно сложил на груди руки и холодным, лишённым всяких эмоций голосом, произнёс:

– Велено передать, Рендар и Эмори желают обсудить с вами последние новости и побеседовать. Тема предстоящей беседы весьма серьёзная, она касается вашей дальнейшей жизни. У вас есть время подготовиться.

На миг показалось, что губы Дамисмена дрогнули в попытке предупредить меня о чём-то, но управляющий не посмел нарушить запрет Рендара и сказать более того, что велено. Прислугу отец подбирал профессионально и ни разу не ошибся. Что бы ни происходило, они будут молчать.

– Я поняла. Спасибо, Дамисмен.

Управляющий ушёл, бросив напоследок ничего не значащий взгляд, видимо, решил, что лезь в чужие семейные дела не входит в его обязанности и за это ему не платят. К чему оказалась не готова, так это к тому, что на эти два дня, что остались до встречи с родителями, меня отправят в один из медицинских центров на плановое обследование. До этого я старалась проводить как можно больше времени с братом, и никакие недовольные взгляды некоторых хранителей меня совершенно не трогали. Обследование проводил лечащий врач нашей семьи. Такие осмотры считались обязательными, и проходила я их раз в три месяца, но с последнего посещения клинического центра прошло всего два месяца. Возражать против преждевременного обследования даже не подумала. Может, в этот раз врач найдёт какие-то отклонения? Томас встретил меня приветливой улыбкой.

– Рад видеть тебя, птичка моя.

От такого вроде привычного обращения (он всегда называл меня птичкой или пташкой) ощутила внутренний протест. Вспомнила старые клетки и расстроилась ещё больше.

– Я тоже рада вас видеть.

От доктора не укрылась несвойственная мне настороженность.

– Всё в порядке? Есть жалобы? Что-то беспокоит? Чем расстроена моя пташка?

– Вам показалось. У меня ничего не болит. Я чувствую себя прекрасно, впрочем, как всегда. Вы же сами знаете, у меня нет хронических заболеваний. Я очень здоровый человек.

Он не поверил, но настаивать на объяснении причин такой скрытности не стал.

– Тогда приступим. Для начала пройдёшь положенное первичное обследование, после чего решим, нужен ли тебе более тщательный осмотр. Кейт полностью в твоём распоряжении.

– Я помню, в каких кабинетах проходит обследование.

– Не капризничай, ты знаешь правила. Кейт – профессионал своего дела, она проследит, и если будет нужна помощь, поможет, чтобы всё прошло как нужно.

Конечно, проследит и доложит, если что не так. Это обследование, в свете последних событий, больше в моих интересах, и поэтому я не стала противиться навязанной помощнице. В этот раз комплексная диагностика была расширена. В неё включили всякого рода тесты, но это того стоило. Домой вернулась с отметкой «полностью здорова», никаких телесных, а также душевных заболеваний не выявлено. Может, я зря накрутила себя? Дамисмен принёс в мою комнату сумку, оставленную в комнате с капсулой ингрита.

– С возвращением домой.

– Спасибо.

Я соскучилась по брату и по своей комнате. Дамисмен как-то нервно посмотрел в окно и поспешил уйти. Это нервозность не укрылась от меня, и после его ухода я внимательно осмотрела своё убежище, сразу обратив внимание на произошедшие изменения. Диван немного сдвинут, на двери кроме блокиратора появились замок и задвижка, причём со стороны коридора. Попыталась открыть окно и не смогла. Меня явно ждали, и возможно, разговор состоится немного раньше. До моего дня рождения осталось две недели, торопятся родители.

Перед разговором, который ждала с нетерпением, предстоял семейный ужин. Семья собралась за столом, сервированным в малой гостиной, где можно было спокойно вести разговор, наслаждаясь едой. Гостиная комната по желанию мамы была оформлена в спокойных тонах. На окнах висели плотные шторы, перед нашим приходом их задёргивали, закрывая вид на лес, и приглушали свет. Получалась немного таинственная атмосфера, располагающая к разговорам. Ничего не должно отвлекать детей от общения с родителями. В такие моменты я особо остро ощущала, что раз в месяц – это слишком мало. Я бы хотела ужинать с мамой и папой каждый день, и пусть они считали, что разговоры о работе мне не интересны, для меня это была другая, взрослая жизнь, которой когда-нибудь буду жить. Я легко представляла, что стану такой как мама. Элегантной, уверенной в себе и прекрасно разбирающейся во всех хитросплетениях и тонкостях ведения дел компании. Искусству ведения такого рода дел меня никто не учил, и я занималась этим сама. В процессе обучения просматривала технические новинки компании «Грандполе», и меня заинтересовала одна из разработок, что считалась одной из лучших и пользовалась спросом среди военных. Для этого надо было подвергнуть тело модификации, но оно того стоило. Энергетическое поле человека сливалось с чужеродным полем вживлённого в тело модификатора и по желанию носителя начинало рассеивать его, делая объект невидимым для человеческих глаз. Единственный недостаток модификации, которую я могла приобрести, малый радиус действия. Всего пять метров. Мне больше и не нужно было, этих метров хватало. Если бы не он, покидать дом незаметно было бы затруднительно, а так скачки капсулы ингрита списывали на сбой в системе и приходящие ремонтники никак не могли понять, отчего это происходит.

Сидя у зеркала, пристально всматривалась в напряжённое, словно скованное спазмом лицо. Сделала несколько упражнений, призванных снять с лица мышечный зажим. С трудом удалось расслабить мышцы и убрать будто приклеенную вымученную улыбку, заменив её на более уместную для ужина в кругу семьи, ту, что привыкли видеть родители. Слегка неуверенную и даже глуповатую, при этом полную доверия к самым близким людям. Дияс, конечно же, под строгим надзором Сорга степенно зашёл за мной.

– Дорогая сестрица, нас ждут. Надеюсь, вы не откажетесь от сопровождения в моём лице?

Брат совсем недавно начал изучать правила этикета, что до сих пор используется в высших кругах, и как ни странно, ему это нравилось.

– Я полностью в вашем распоряжении. Прошу вас побыть на этот вечер моим сопровождающим.

Братик подставил руку, и я обхватила её своей, положив ладошкой вниз на тонкое предплечье. Мы прошли по коридору, миновали большую гостиную и зашли в малый зал. Дияс тут же забыл, что он взрослый, а значит сдержанный в проявлении эмоций человек. Тонко взвизгнул и радостно подбежал к отцу, подпрыгнул и повис у него на шее. Отец подхватил наследника и совершенно не напрягаясь, подкинул в воздух, за что получили ещё один счастливый визг. Вмиг ушло напряжение, и в суматохе встречи, под нескончаемый поток слов брата, поцеловала родителей. Мы расселись за столом и приступили к ужину. В такие вечера не существовало запретов на молчание, и, как всегда, нам задавали вопросы, а мы отвечали. На свои вопросы получали советы и рекомендации. Мы смеялись над шутками и обсуждали какие-то события, произошедшие в жизни, за то время, что не виделись. Теперь я знаю, что это всё для меня закончится и совершенно не так, как хотелось бы мне. Пусть так, время покажет, а сейчас я просто наслаждалась приятным вечером в кругу родных мне людей. Ужин подошёл к концу, и по требованию Дияса рассказать ему сказку Сорг отвёл его в комнату. Мама, извинившись, ушла к сыну, а я осталась с отцом, и он перешёл к основному блюду вечера.

– Инка, ты стала совсем взрослой. Скоро наступит твоё двадцатилетие, возможно, ты хочешь получить какой-то определённый подарок?

Он ждал ответа, и от меня не укрылось, что и ему не нравится то, что должен сообщить. Скорее всего, он предпочёл бы просто сделать так, как задумал. Как глава семьи он избавил маму от необходимости присутствовать при разговоре.

– У меня всё есть. Самый большой подарок вы сделали семь лет назад.

Как всегда, при упоминании о Диясе Рендар мягко улыбнулся, и морщинки, что начали появляться вокруг глаз, исчезли, сделав его моложе лет на десять.

– Это подарок для всей семьи, но возможно, ты хочешь что-то лично для себя?

Я решилась ответить, иначе мы долго не перейдём к главному.

– Хочу отправиться в путешествие. Я ничего не видела, мир такой большой, а мой мир ограничен домом. Я люблю его и океан, это единственное место, где хотела бы прожить всю жизнь, но мне этого мало. Понимаешь?

Рендар нервно смял салфетку и отбросил её в сторону.

– Не могу пообещать тебе этого.

– Но почему? – искренне удивилась я. – Столько людей каждый день отправляются на другие территории, чтобы отдохнуть, посмотреть новые места, набраться ярких впечатлений. Почему нельзя мне?

– Для того чтобы ты поняла, я должен начать объяснение, берущее начало с незапамятных времён. С тех времён, когда только чистота крови могла спасти род от вымирания.

– Я слушаю, надеюсь, тогда пойму, какое отношение это имеет ко мне.

Отец не обратил внимания на моё замечание и перешёл к рассказу. В отличие от сказки, что мама рассказывает брату, от этой сказки зависит моё будущее.

– Независимо от того, как считают и пытаются сделать правители, народ никогда не был един. Особенно во времена, когда существовали люди, которые считали себя прародителями человечества. Те, в чьей крови присутствовал ген оборота. Их называли аниморфами. Таким людям достаточно прикоснуться к животному, как его генетический код навечно записывается в память аниморфа. С этого момента он может по своему желанию превращаться в такого зверя. Имелись ограничения, связанные с массой тела. При всём желании они не могли обратиться в крохотную птичку или мышь. Точно так же, как и в тех зверей, что превышают размер человека в три или в четыре раза. В таком случае огромные звери выглядят слишком маленькими. Это были прекрасные времена, и чтобы сохранить дар природы к трансформации, был введён закон сохранения чистоты крови. Но его придерживались не все. Прошли столетия, прежде чем аниморфы, что когда-то славились способностью к обороту, поняли, что утратили эту особенность. Уж слишком разбавленной оказалась их кровь. На этом бы всё и закончилось, если бы не те, кто вроде как соблюдал закон. Как оказалось, с виду благополучные браки не получали долгожданных наследников, а детей, родившихся от простых людей, стали записывать как чистокровных. Тот результат, что получился при поддержке старших и, казалось бы, более умных, оказался не просто ужасным, а катастрофичным.

– Что произошло?

Я начала понимать, к чему ведёт отец, но было так страшно услышать приговор, я оказалась на месте подсудимой, той, кого наказали. Без вины виноватой. Просто потому, что родилась.

– Со временем и у тех родов, что сохраняли видимость чистоты крови, перестали рождаться аниморфы, а если и рождались, то это не приносило радости от столь долгожданного события. Сейчас я скажу то, что касается тебя. Двадцать лет – это тот момент, когда происходит первый оборот. Та часть генов, что отвечает за трансформацию в первый раз, делает оборот неподконтрольным, и аниморф поочерёдно превращается во всех животных, каких до этого касался. При благополучном прохождении трансформации он возвращает себе человеческий вид. К сожалению, такого не случалось уже давно. Всякий раз происходит сбой, и человек застревает в полуобороте на одном из образов, заложенных в памяти. Мы совершили одну ошибку, не предполагая, что такое может произойти с нашим ребёнком, возили тебя в контактный зоопарк. Когда же оказалось, что в тебе проявилась способность к трансформации, ничего изменить уже не могли.

Рендар замолчал, давая мне время обдумать полученную информацию.

Об аниморфах я знала, но надеялась, что ко мне это не имеет никого отношения. Само то, что аниморфом могу оказаться я, не пугало, а вот та часть с превращением в зверей, о которой нет сведений, очень даже настораживала.

– Неужели у меня нет ни одного шанса пройти трансформацию?

– Последние два члена нашего рода её не прошли. Слишком много утерянных данных, касающиеся этого вопроса. Словно слепые, ищем новые пути, пытаясь вернуть потерянные возможности. Мы обмениваемся информацией с такими же старинными родами, но и они находятся в таком же бедственном положении.

– Тогда зачем вы сохраняете чистоту крови? – я не сдержала упрёка. – Кому это нужно, если приводит к тому, что калечит детей? Что за странное желание соблюсти давно никому не нуж…

Я не договорила, потому что поняла. Они, главы родов, надеялись, что произойдёт чудо и в их семье появится аниморф, что придаст роду большей значимости, славы и денег. Они ставили эксперименты на своих детях. Я стала той, кому придётся стать чудовищем. Тот давний разговор родителей приобрёл иной смысл. Они, заключая брак, сразу решили, кем могут пожертвовать.

– Скажи, что это не то о чём я подумала?

Отец протянул руку, собираясь погладить по голове, но на полпути остановился.

– Боюсь представить, о чём ты подумала, но мучить тебя никто не собирается.

– Мной пожертвовали, но вы всё ещё надеетесь на тот один процент, когда аниморф справится с трансформацией. И что тогда? Будете изучать? Разберёте на частички, чтобы потом применить полученные знания для модификаторов? Вы не так просто водили меня в зоопарк? Вы точно знали, для чего это делаете. Не хотите зависеть от дара природы, а желаете стать творцами? Теми, кто меняет мир по своему желанию?

– Мы и так меняем мир, и не стоит преувеличивать.

– Тогда почему? Чего вам не хватает?

– Существует договорённость среди тех, кто соблюдает чистоту крови. Ты не первая, кто оказался в таком положении, а я не последний, кто следует установленным правилам.

Ужас нахлынул на меня, на секунду перекрыв дыхание.

– Дияс, – прохрипела я. – Что с ним?

Горло сжало, словно тисками, не давая сделать нормальный вдох. Пальцы заледенели и скрючились, сведённые судорогой, вызывая сильную тянущую боль.

– В нём отсутствует необходимый ген, он проживёт обычную жизнь. Он будущий наследник, и ему продолжать моё дело.

Стало легче, моему братику не грозит застрять в теле зверочеловека.

– Хоть что-то у вас получилось правильно, – с горечью проговорила я.

Судя по всему, отец много чего не сказал и не верил в то, что смогу пройти трансформацию. Да и я не верила, и это меняло все мои планы.

– Что теперь? Как вы будете жить? Хотя зачем я спрашиваю. В вашей жизни ничего не изменится, просто не станет меня.

– Ты не права.

В его словах не было тепла, сочувствия или желания убедить, мол, кто знает, как повернётся… Он стал словно чужим, словно со мной всё понятно, и нет смысла дальше тратить на меня своё время и деньги. Хотелось верить, что это лишь показалось, и он просто не умеет показывать чувства, привык скрывать эмоции и утаивать мысли.

– Не надо говорить, что всё будет хорошо. Не будет. Для меня всё изменилось. Скажи, почему эту новость ты сообщил сейчас? У меня было ещё две недели счастливого неведения.

– Двадцать – это условное число, и после обследования стало понятно, что в твоей крови изменения происходят слишком быстро. Возможно, это произойдёт сегодня ночью.

– Поэтому вы превратили мою комнату в клетку?

– Ради твоей безопасности. Ты же не хочешь причинить боль брату?

Это был запрещённый приём.

– Не хочу. Ты ведь знаешь, я люблю его. Если у вас получится, и я переживу оборот, то не останусь в доме, где детей рожают для опытов.

Взгляд Рендара был красноречив, слова стали не нужны. Меня никто не отпустит.

– Не у нас. У тебя получится, и откуда такие фантазии про опыты? Обычное обследование, ничего такого, чтобы ты не делала раньше.

Это маленькое уточнение должно было успокоить меня, но не произвело должного эффекта.

Эмори пришла к тому моменту, когда у меня не осталось вопросов, а отец всё ещё пытался убедить, что не стоит бояться, но как-то вяло, без огонька. Если произойдёт непоправимое, я этого не осознаю, ведь по сути, уже не буду являться человеком в полном его смысле. А если способность мыслить сохранится, то кому будет нужен получившийся урод? Ещё один неудачный эксперимент. Казалось, он не понимает, о чём говорит, но это только казалось. Такому умному мужчине и почти главе рода, которому дед решил передать дела, было известно намного больше, чем он рассказал. Все его слова были направлены на одно – избавить меня от сомнений и убедить довериться судьбе. Та дочь, которую они знали, так бы и сделала.

Мама действовала тоньше. Было видно, что ей сложней, чем отцу, принять происходящее с дочерью, но и она знала, на что шла, когда соглашалась на брак с отцом. То, насколько легко она согласилась заменить одну дочь на другую, только подтверждает, что я лишь опытный эксперимент, и скоро станет ясно, удачный или нет. Наши генетики давно научились задавать эмбриону необходимую программу будущего развития, выбирая пол ребёнка, и этим пользуются такие, как мой отец. Становится нестерпимо больно за тех, кто так и замер в двадцатый день рождения, кто уже не человек, но ещё не зверь. Невинных заложников договора. И это происходит в наше время, когда можно модифицировать тело так, как пожелаешь. Нет, этого мало, ещё нужен ручной зверёк – потешить своё самолюбие.

Как только зашла в свою комнату, за мной заблокировали дверь, закрыли на замок и засовы. Я более внимательно осмотрела комнату и заметила, что её тщательно обыскали, воткнув в стену пять камер слежения. Разозлившись, вынула из стены крохотные глазки и раздавила. Ну нет, не хватало того, чтобы за мной подглядывали. Обойдутся без зрителей. На всякий случай включила глушилку, подавляющую сигнал передачи с камер. Её не заметили, а скорее всего, приняли за обычный брелок, что ещё раз подтверждает то, насколько плохо родители знают свою дочь. Из комнаты убрали все острые, колющие и режущие предметы, мелочь, что можно проглотить, навредив себе. Исчезли лишние вещи и связь с миром, то единственное, что скрашивало моё существование. Осталась только нейросеть. Врач, что проводил осмотр, не стал говорить об этом отцу. Возможно, посчитал, что все изменения в теле проведены с его разрешения, а возможно, зная, что меня ждёт, просто пожалел.

Глушилку приобрела на следующий день, как только на дверях появились замки, вместе с новым нарядом, сумочкой и туфлями. Считалось, что покупать одежду – моя страсть. Глушилка числилась как сувенир, и ни у кого не возникло вопросов, зачем она мне. В описании её основного действия было указано подавление всех сигналов, исходящих из посторонних источников в радиусе от десяти до ста метров. Для блокировки камер слежения достаточно и десяти метров, а вот чтобы открыть окно, надо будет задействовать глушилку на полную мощность. Сегодня никто не будет проверять, как работают камеры, и у меня есть только эта ночь, чтобы покинуть дом.

Не стала терять время, собрала необходимые в дороге вещи, не требующие особого ухода. Дождалась часа, когда все проживающие в доме легли отдыхать, и выбралась на уступ скалы, что проходил под моим окном. Как всегда, от вида бескрайнего океана затихла перед его мощью, не претендуя на главенство. С тихой грустью попрощалась с единственным другом, что знает обо мне всё и никогда никому не раскроет моих секретов. Если бы мне рассказали обо всём раньше, я могла смириться и довериться родителям, но не теперь. Чтобы меня ни ждало дальше, что делать, как жить, решать буду сама. Обошла дом, задействовала невидимость, спокойно зашла в комнату с капсулой ингрита и запустила переход. Всплеск энергии, произошедший при активации тёмной материи, никого не побеспокоил. Дом спокойно спал, не заметив, как на одного проживающего в нём стало меньше.

***

Я боялась только одного – того, что не успею, и совершенно не переживала о том, что меня могут найти. Это на данный момент не так и важно. Больше всего меня беспокоило то, что трансформация тела начнётся раньше и неизвестно чем закончится. Неизвестность пугала настолько, что начинали дрожать руки и возникало желание вернуться. Дома я буду под защитой, а это в свою очередь пугало непредсказуемостью поступков родителей. Моё доверие они потеряли. Теперь стало казаться, что всё, что происходило дома, все семейные вечера – один сплошной фарс. Вся их любовь – написанная кем-то роль, которую они отлично сыграли. Спектакль затянулся на двадцать лет, и финал был известен всем, кроме меня. Действовать надо было быстро, без оглядки и без сомнений. К сожалению, у меня не было друзей, тех, кому я могла довериться, но я справилась. Задействовала нейросеть и нашла одну группу, которая занималась исполнением необычных поручений. Они могли выполнить любую поставленную перед ними задачу. Это как раз то, что было нужно, но сначала зашла в салон с расширенным списком услуг. День сейчас или ночь, не имело значения, город не спал. Если кто-то готов платить по двойному тарифу, то никто не станет отказываться от денег.