Багровая Луна

Глава 1. Багровая Луна

– Куда прёшь под колеса, чучело деревенское! – Колчин очнулся от мыслей и еле успел отвернуть машину, чтоб не сбить мужика, бредущего ему навстречу по пыльной проселочной дороге. – Нарожали дебилов, проехать невозможно!

До конечной цели путешествия оставалось десять минут. Колчин внимательно вгляделся в неясную даль, чтобы не пропустить необходимый поворот. И вот, наконец, навигатор оповестил о прибытии в заданную точку маршрута.

Колчин остановил машину у большого деревянного креста. Он ни на секунду не сомневался в необходимости своего намерения, хотя большинство его знакомых считало эту затею блажью сорокалетнего холостяка, а некоторые даже опасным безрассудством. Но Колчин твердо задумал. Тем более что терять ему было нечего. У него не было семьи, радостью детства он к сорока годам не обзавелся, родители умерли, достигнув возраста жизни. Так что в случае неудачи никто из его близких не мог бы пострадать.

Колчин вывалил свое тучное тело из кабины джипа и огляделся. Двухметровые заросли пожелтевшего борщевика обреченно возвышались по обеим сторонам непрерывной дороги. Слева, изнывая пустотой, раскинулось коротко постриженное поле, на дальней границе которого угрюмо тянулся бесконечной темно-зеленой полосой неприветливый хвойный лес. Колчин отвернулся от леса и посмотрел на север. Там тоже был лес. Негостеприимный и неживой. Огромные ангары полуразрушенных очертаний, сгнившие от пустоты времени деревянные бараки, ржавый мертвый трактор смотрели на Колчина и говорили ему: уезжай и забудь сюда дорогу. Об этом же произносил Колчину крест. Высокий, черный и деревянный.

Но решительный Колчин был непреклонен в своей уверенности. Он сгреб с заднего сидения небольшой рюкзачок и захлюпал большими резиновыми сапогами по разбитой колесами внедорожников тропинке вглубь леса.

Это место посещали толпы искателей приключений, поклонников НЛО и путешественников во времени. Сейчас они все казались Колчину смешными, убогими и однообразными. Как и мелкотравчатые статейки в интернете об аномальной зоне села Никитское.

«Пишут, а сами не знают, что пишут, – с раздражением чувства и превосходством мысли думал Колчин, перемешивая сапогами липкую глину, – поспрашивали бы хоть местных, оторвали бы ягодицы от дивана».

А местные рассказывали неохотно. При тусклом свете умирающей лампочки и шуме ветра за мутным окном бабка Антонина, побрызгивая слюной, вещала Колчину за бутылкой пятидесятирублевой водки.

– Видела она там, прибежала вся без памяти…

– Кто она-то? – не унимался Колчин.

– Невестка моя.

– Где видела?

– В овраге том.

– И что она там видела?

– Собирала она, значит, ягоды, невестка моя. Спустилась в овраг, а поперек оврага видит, идет вдруг женщина, вся в белом.

– И что?

– А то, что ужас, говорит, охватил меня смертный. И не помню, как дома оказалась. Прибежала она, помню, без корзины, красная, глазами вращает и говорить не могла до вечера.

– А где овраг-то тот?

– Так у озера Чёрное.

– И что потом, заговорила?

– А через месяц муж её помер. Утонул. А еще через полгода сыночка еёного грузовик сбил. Насмерть. Вот с ума-то и сошла невестка моя.

«Сошла так сошла», – подумал тогда Колчин.

В начале весны к ним в отделение экстренно поступила пациентка в состоянии глубокой депрессии. Ни галоперидол с амитриптилином, ни эглонил, ни ударные дозы сонопакса не могли вернуть ей чувство прошедшей реальности. И тогда Колчин применил гипноз. В состоянии глубокого транса пациентка – женщина престарелых лет – снова стала собой и в подробностях описала всё, что произошло с ней в тот злополучный день.

Колчин никогда не верил ни во что противоестественное, но слушая в десятый раз запись этого сеанса, он всё больше выходил за рамки своего разума, превращаясь в другого Колчина.

Летом, когда его пациентка отправилась навечно в Кащенко, он приехал в Никитское и разыскал родственников несчастной женщины. Он узнал у них всё, что ему было нужно для завершения своего задуманного плана. И вот теперь, в самом конце августа, вдыхая последние минуты лета, он пробирался, перепрыгивая ямы, заполненные водой, к тому самому месту – оврагу у озера Чёрное.

До озера ему предстояло пройти две деревни – Зонино и Лапино. За Лапино надо было свернуть на северо-восток, добраться до озера Чёрное, обогнуть его с запада, чтобы не увязнуть в болотах, и дойти до северного берега.

В полупустом, забытом от развития жизни Лапино, Колчин устроил привал. Бывший коровник радушно принял его в свои объятия, громко скрипя гнилыми досками.

Колчин ел вареные яйца и думал о будущем. Если всё получится, то именно он, Колчин, сможет безвозвратно управлять всеми обстоятельствами событий своей будущей жизни.

Когда он покинул свой заброшенный приют, было уже темно. Сквозь деревья проглядывала огромная красноватая Луна, начиная свой путь по вечернему небу. Этого полнолуния Колчин ждал несколько месяцев. Именно сейчас, в холодных лучах Багровой Луны, границы окружающего пространства должны были раствориться в глубине времени, открывая Колчину путь в лабиринты бесконечности. Он рассчитал всё точно, иначе не было бы смысла в его понимании сути происходящего.

Луна взбиралась на вершину неба, освещая темноту впереди Колчина.

«Почти двенадцать. Через несколько минут сентябрь, – хладнокровно подумал Колчин, – а вот и он…»

Колчин осознал, что пришел. Липкая тревога сжала ему горло, скрутила ноги, наполнила их ледяным свинцом. Тени от деревьев навалились и придавили к земле. Каждый шаг давался с огромным трудом, с каждым пройденным сантиметром тело Колчин тяжелело на несколько килограмм, сердце от страха пыталось выпрыгнуть изо рта. Но Колчин шел вперед, повторяя вслух формулы снятия тревоги, веселя этим равнодушную темноту.

И вот дорога пошла вниз.

«Овраг, – понял Колчин и остановился, – ждём двенадцати».

Он сел на холодную траву и скрестил ноги.

«Еще минута…»

«Ноль-ноль!»

Колчин сошел в овраг. Резкий запах сырой земли неприятно озадачил его.

«Как в могиле», – пронеслось в голове у Колчина.

И вдруг эта мысль стала больше. Колчин попытался прогнать ее, но она только росла и темнела.

«В могиле… В могиле», – говорила мысль.

– Знаю я вас, пугаете, – вслух произнес Колчин, – в полнолуние путь назад открыт.

Он дошел места, где по обеим сторонам оврага стенки были так высоки, что не было видно верхушек деревьев. Его поразила тишина. Звуки исчезли, как будто чья-то гигантская рука выдернула шнур магнитофона из розетки.

«Видимо, здесь, – решил Колчин, – самое дно».

Он достал из рюкзака туристический коврик и лег на него, увидев небо.

«Скоро она появится», – сказал он сам себе.

И вот небо пожелтело, и над Колчиным нависла Луна. Такой большой Колчин не видел ее никогда. Она укрыла всё небо над оврагом. В голове Колчина вдруг заиграла музыка.

«Как приятно…» – улыбнулся он мысленно.

Женский голос внутри Колчина пел маслянистым голосом песню из далекого детства. Луна медленно перекатывалась из стороны в сторону. На ее фоне пролетали птицы, и сани везли оленя куда-то вдаль.

Голос пел, и Луна была такой доброй, и благость разливалась в глубине Колчина теплым молоком, и он ясно понимал, что небесная темнота полна жизни, а Луна уже была вокруг него…

Колчин открыл глаза. Кругом было утро. Ветер щекотал лицо, прохлада морозила поясницу. Он поднялся с мокрой травы и огляделся. Место было ровным – полянка среди берез. Вместо того, чтобы удивиться неожиданности своего перемещения, Колчин улыбнулся. Он знал, что такое лунатизм и какова его природа. Все жидкости на Земле, в том числе и мозговая, подвержены приливным силам полной Луны.

«Видимо, ночью состоялось произошедшее, – решил Колчин, – интересно, куда я забрёл в беспамятстве?»

Совсем недалеко он увидел наезженную колею.

«Я на туристической тропе», – обрадовался Колчин.

Ориентируясь по Солнцу, он побрёл к выходу из леса.

Вскоре его встретили полупустые избы Лапино. Он миновал их, кивнув коровнику, и лишь на берегу озера деревни Зонино, со временем ставшего платным водоёмом для любительских рыбаков, прервал путь для привала и завтрака.

Комары в первый день сентября донимали путника так же, как и вчера, в последний день августа.

«Когда же вы уймётесь, – выругался Колчин, раздавив парочку, – зима скоро».

Он закрутил крышку остывшего термоса и пошел в направлении Никитского. Сегодня у Колчина был первый рабочий день после отпуска. Его нестерпимо ждали в клинике. Вероятно, сейчас миллионы неотвеченых разорвали его мобильный, который он осознано оставил в машине.

«Скажу им, что застрял под Серпуховом, – думал Колчин, огибая платное озеро, – под Серпуховом-то уж точно не должно быть связи. И пусть Мининзон хоть глаза себе вышибет от злобы. Достали они все меня уже, второстепенные люди. Вот вы у меня все теперь где!»

Колчин показал им всем кулак. Он больше не боялся жизни. Не трепетал от мысли, что опоздает на дежурство, не покрывался липким холодным потом, представляя, как его увольняет за «несовместимость с медициной» Мининзон, радостно хлопая белесыми ресницами. По лесу, наступая на осеннюю траву, шагал новый Колчин!

Но лес был предательски таким же, как и вчера.

«А вдруг ничего не получилось, – содрогнулся Колчин, – да нет, не может быть! А Луна, а беспамятство?

«Обычный лунатизм», – ответил сам себе Колчин, а точнее, его вредная и нелицеприятная часть.

Вскоре под ногами захлюпала грязь села Никитское, заблестели на Солнце угрюмые крыши привычных ангаров, и Колчин вышел к кресту.

Его джипа на дороге не было.

– Приехали, – вслух произнес Колчин и упал духом, – ворьё, банальное ворьё. А насочиняли… Овраг, аномальная зона…

Спрашивать у местных, кто из них угнал машину москвича, было бессмысленно, и даже опасно для здоровья, поэтому Колчин взял в руки остатки воли и побрел по пыльной дороге к автобусной остановке, которую он приметил еще вчера километрах в 10 отсюда.

«Увольнение по статье, сто процентов… Пучеглазый не упустит шанса доставить себе такое удовольствие… – размышлял, удаляясь сквозь дорожную пыль, Колчин. – Попёрся же сюда, дурак. Поверил книжным сказкам. Это надо же такое придумать: «Не имеющий ничего, что имеют последние, сойдёт на самое дно слияния миров, и слуги Багровой Луны дадут всё, чего нет у первых». И вот дали… В лице кражи машины».

Внезапно беспочвенные мысли Колчина прервала черная громадина в клубах пыли, которая неслась прямо на него. Он еле успел отскочить. Чёрный джип пронесся мимо, резко вывернув руль.

– Имбецил! – крикнул вслед Колчин и вдруг остолбенел. Это был его джип.

– Вот же сволочи! – добавил он вдаль.

Он повернул и быстро зашагал обратно в надежде отыскать пропавшую собственность в одном из деревенских дворов.

Через полчаса он вновь стоял у креста. К его восторгу джип был припарковал в том же месте, где он его и оставил.

– Моральные уроды! – крикнул Колчин во все стороны сразу. Он понял, что местные подростки взяли машину покататься или съездить за водкой. Как только им удалось отключить сигнализацию?

Колчин с наслаждением уселся в салон и погладил руль. Внутри было чисто и аккуратно.

«Даже не наблевали, – отметил Колчин и завел мотор, – толерасты!»

Он достал из бардачка мобильный.

«Ого, и в бардачок не залезли, не тот уже пошел деревенский житель, не тот…»

К его крайнему удивлению на телефоне не было ни одного пропущенного звонка.

– Странно, – произнёс Колчин, – более чем странно…

Он развернулся и поехал прочь.

«Почему никто не звонит, рабочий день в разгаре… – всю дорогу думал он. – Втихаря решили уволить. Людишки с галантерейными мозгами. Ну и пусть, с машиной я не пропаду, поработаю таксистом, дорасту до курьера».

Колчин выехал на Минское шоссе и включил магнитолу.

– Приветствуем вас в нашей студии! – как бы чувствуя настроение Колчина, произнес диктор, -сегодня воскресенье, тридцать первое августа, а значит у нас в прямом эфире….

Колчин не сразу понял, что он услышал.

– Тридцать первое августа… В прямом эфире… Не стыдно, – отчитал он диктора спустя несколько секунд и переключил на новости.

– Это были все новости на сегодня, тридцать первое августа… – сообщила дикторша, поправив причёску.

Колчин вздрогнул. Пытаясь дышать непрерывно, он судорожно припарковал машину на обочине и внимательно посмотрел в телефон. В правом верхнем углу он увидел дату – тридцать первое августа.

– Та-ак… – выдохнул Колчин, – та-а-к…

Несколько минут он сидел без движения, впервые в жизни не понимая, о чем думать. Еще вчера он предполагал, что должно случиться нечто похожее, но когда оно случилось, когда оно вот – прямо за окном – это престало умещаться в сознании его мозга.

Через несколько минут новая реальность дошла до разума Колчина и его суть мгновенно изменилась. Он стал ощущать себя единственным человеком на земле, у которого получилось то, чего в принципе не может получиться. Он понял, что мир не такой, каким его воображали книги и научные открытия. Мир многообразен и многогранен, он… чёрт его знает, что он такое! Но он прекрасен! И он, Колчин, единственный, кто это понял и осознал.

– Та-ак… – снова произнёс Колчин, не понимая объяснения произошедшему, и поехал дальше.

К вечеру он был дома. Он был дома в то самое время, когда еще вчера ужинал в коровнике сегодняшними вареными яйцами… Это рассмешило Колчина, и он уснул, улыбаясь во сне самому себе.

Ровно в 7.30 утра он уже поднимался по ступенькам клиники навстречу новым событиям дня.

– Анатолий Михайлович, как хорошо, что Вы так рано! – выбежала ему навстречу Леночка, – Семён Борисович опять лажает.

«Кто бы сомневался», – обрадовался Колчин.

– Там такого привезли, хуже баклажана. Суицидник.

– А что Пучеглазый?

– Закрылся в кабинете и лажает.

Колчин влетел на второй этаж. Навстречу ему из кабинета выкатился бледный Мининзон.

– Анатолий Михайлович, как хорошо, что Вы сегодня вовремя, там как раз Ваш случай. Я уж не стал вмешиваться… Да, после осмотра сразу ко мне! – И Мининзон, перебирая кривыми ножками, исчез в атмосфере коридора.

Колчин в сопровождении Леночки вошел в смотровую. На кушетке лежало нечто отвратительное и колотилось в судорогах.

– Доброе утро, Анатолий Михайлович, – поздоровалась с Колчиным старшая медсестра, – видели уже новенькую девочку вместо Орловской? Только после аспирантуры, ребенок совсем. И зачем таких присылают?

– В любом случае лучше Орловской, – ответил Колчин, задумчиво читая медкарту поступившего.

– Ой, не вспоминайте, – перекрестилась Леночка.

Колчин надел халат и внимательнее посмотрел на пациента. Это был худой пожилой мужчина, потрёпанный судьбой и убитый горем. Лицо его было обезображено затянувшимся рубцом от ожога.

Колчин подошел ближе. Когда больной увидел доктора, он преобразился. Его глаза чуть не вылезли из орбит от удивления. Колчин даже не предполагал, что человек может быть настолько поражен увиденным.

«Псих», – подумал Колчин и на всякий случай посмотрел в зеркало.

Но там он не заметил ничего другого, чем он, и набрал в шприц реланиум.

В смотровую руководящей походкой проник Минизон.

– Что Вы преднамеренны ему вколоть? – со знанием дела уточнил он.

– Реланиум.

– Никакого реланиума! Вы что, не видите, пациент в шоке. Только клонозепам!

– Аллергопробу надо сделать…

– Вы с ума сошли, на клонозепам аллергия?!

– У меня, например, на него аллергия.

– Но он же не Вы. Колите!

– Вот сами и колите, Семён Борисович.

– Знаете, Анатолий Михайлович… Я-то уколю, но в таком случае, в Вас как в докторе я не вижу дальнейшего смысла. И зайдите после процедуры в мой кабинет.

Мининзон костлявой рукой набрал в шприц клонозепам и склонился над пациентом.

Ужас отразился в глазах больного. Он напрягся всем телом так, что застонали ремни, которыми он был прикручен к кушетке. Но уклониться от бесплатной медицинской помощи он не смог. Игла с треском вошла в вену. Удовлетворенный Мининзон выдавил в несчастного всё количество жидкости и выбросил опустошенный шприц в контейнер с отходами класса «А».

– Зайдите ко мне в кабинет, – приказал он Колчину и радостно захлопал белесыми ресницами.

Вдруг сзади его раздался хрип. Это больной пустил пену изо рта, скорчив посиневшее лицо.

– Что с ним?! – побледнел Мининзон.

– Задыхается он, анафилактической шок! – крикнул Колчин, со звоном раскидывая содержимое стеклянного медицинского шкафа в поисках ампулы с эпинефрином.

– Сделайте же с ним что-нибудь, не стойте! – забегал по смотровой Семён Борисович, смахивая на пол распахнувшимся халатом бумаги и инструкции.

Леночка судорожно стала звонить в реанимацию.

– Где эпинефрин? – крикнул Колчин.

– У нас нет его! – испугалась старшая медсестра.

– Как это нет?! – взвизгнул Мининзон.

– Вы же сами приказали его убрать! – возмутилась старшая медсестра.

– Но он должен быть по инструкции! – опять крикнул Колчин. – Есть хотя бы хлорид натрия?

– Вам здесь не аптека! – обиделся Мининзон.

Пациент затрясся в агонии и захрипел.

– Он сейчас скопытится! – заорала Леночка.

– Всё из-за Вашей тупости, Семен Борисович, – неодобрительно заметил Колчин.

– Так сделайте уже хоть что-то! Кто из нас врач, я или вы? – произнес судьбоносную для самого себя фразу Мининзон и выбежал из смотровой.

Колчин подошел к умирающему. Из того с хрипами выходили последние вздохи дыхания. Вдруг он пришел в себя и посмотрел на Колчина . Его взгляд был полон разума. Шевеля синими губами, он прошептал:

– Не смотри ей в глаза…

После этих слов его голова свалилась набок и извергнула хлопья желтой пены.

Колчин вздрогнул. Эту же фразу произнесла женщина из Никитского, которую он недавно лечил гипнозом.

«Совпадение? Или продолжение истории?» – подумал Колчин, устанавливая на часах время смерти пациента.

Через двадцать минут в смотровую вломилась реанимационная бригада забрать тело, а к концу рабочего дня в кабинет Мининзона без стука вошел мужчина в очках.

Минизон был пьян и потерян.

– Вот здесь у меня протокол опроса сотрудников клиники, – доброжелательно произнес мужчина, поправив очки и положив на стол бумаги, – понимаю, Семён Борисович, каждый может ошибиться, но в Вашем случае я бы Вам посоветовал написать заявление по собственному желанию. Лицензии Вас, конечно, лишат, но это лучше, чем уголовное дело.

– Как заявление?! – вознёс костлявые руки к потолку Минизон. -Да вы понимаете, сколько я отдал этой клинике!

– Два года, – кивнул мужчина.

– Я двадцать пять лет в медицине! Я не смогу прожить ни дня без медицины! Я не мыслю себя ни секунды вне медицины! – выл Мининзон, ломая руки.

– Тогда могу предложить Вам почётную должность фельдшера на зоне.

После этих слов Семён Борисович осознал сущность момента и написал заявление.

На следующее утро Колчин был вызван на ковер.

– Анатолий Михайлович, – строго начал профессор и академик Войцеховский, – ситуация складывается так, что мы вынуждены принять меры. Мы пообщались с коллективом, изучили вопрос, как говорится, с ключевой позиции, рассмотрели и Ваш опыт, и Ваши составляющие личности, в динамике, и вот зачем я Вас вызвал… Я понимаю, что Вы очень заняты сейчас, осень, наплыв пациентов, но не могли бы Вы, если Вам конечно не трудно, в свете произошедших обстоятельств, занять место главного врача Вашей клиники?

Колчин развёл руками и сделал умное лицо.

– Ну, если надо…

– Очень надо, Анатолий Михайлович.

Колчин еще сильнее развел руками и понимающе сдвинул брови.

– Ну вот и хорошо, – нахмурился Войцеховский, – тогда идите в отдел кадров. Приказ на Вас уже подписан.

«Вот тебе и увольнение по статье, – мысленно обрадовался Колчин, – нас голыми руками не возьмешь!»

– Анатолий Михайлович, как же мы за Вас рады! – прочирикала Леночка, когда Колчин вошел в ординаторскую, – как же всех достал Пучеглазый.

– Пусть теперь охранником в Пятёрочке работает, там ему самое место, – весело добавила старшая медсестра.

Колчин сел за свой стол.

– Когда кабинет займёте? – подмигнула Леночка.

– Мне и здесь хорошо, – ответил Колчин и задумался.

«Главврач – это прекрасно, но сколько прибавится забот. С другой стороны, теперь никто не будет мешать исследованиям. Займусь наукой, подтяну методику, обкатаю».

Его мысли были прерваны приоткрытой дверью. Она издала протяжный скрип, и в ординаторскую робко заглянула девушка неземной красоты.

– О, а вот и наша Настя! – вскочила старшая медсестра, я Вам говорила вчера, новенькая.

– Здрасьте, – пропищала девушка, теребя кончик толстой русой косы.

– А это Анатолий Михайлович, наш главврач, – гордо произнесла старшая медсестра.

Колчин мгновенно растерял все мысли. Настя была пределом его мечтаний, видением из его самых сладких снов.

Настя же, увидев Колчина, опустила глазки.

Старшая медсестра сияла от счастья.