Источник душ

Глава 1. Встреча с разведчиком

Первая мысль записать воспоминания возникла у меня в тот момент, когда наш эвакуационный корабль, миновав последний астероид в поясе Койпера, стал быстро набирать скорость. Подобно Колумбу, Крузенштерну или Невельскому – этим древним титанам эпохи Великих открытий – я повел звездолет в неведомые дали. Будучи одержим лишь одной идеей: дать людям новый дом взамен погибающей Земли.

Солнце сжалось в небольшую яркую горошину. С каждым часом оно всё сильнее блекло в кормовом иллюминаторе. Впереди было несколько десятков парсек однообразной ледяной пустоты. В холодильнике спали крепким сном человеческие эмбрионы – золотой фонд вашей цивилизации. Так что мысль надиктовать мемуары я счел неплохой возможностью развеять скуку.

Что же стало отправной точкой всей истории? Как это нередко случается, начало было мирным и даже обыденным. Во всяком случае, вовсе не героическим. В мой плейлист, который я любил послушать по утрам, ворвались сатирические куплеты времен Мексиканской революции, о которой даже в те времена уже мало кто помнил.

Это была песенка La Cucaracha. На испанском. К началу моего рассказа люди добились больших успехов в робототехнике и генной инженерии. Однако так и не перешли на единый язык. Испанский был тогда то ли вторым, то ли третьим по числу пользователей из тысяч других в той цивилизации, которая существовала на вашей прародине – Земле.

Таракан, таракан

Бегать уже не может,

Потому что у него нет

Двух задних ножек.

Кажется, эти незамысловатые строки имели еще и какой-то политический смысл, но на тот момент он уже давно забылся. Да это и не казалось мне важным: мотивчик был веселым, я пританцовывал и… упорно работал. Махал в такт музыке белой пластиковой шваброй.

Да, я забыл представиться. Меня зовут Давид, и я сам выбрал себе это имя. Своего Голиафа я в тот момент еще не встретил, а об участи царя даже и не фантазировал. Хотя, каюсь, карьеристом был с младых ногтей. Впрочем, это всё шутки. Реальность же была прозаичнее. Мое настоящее имя начиналось с буквы Д и имело еще восемь тройных цифр в идентификаторе. Чтобы не перепутать – очень уж разные Д гуляли тогда по свету.

Да-да, не удивляйтесь. Я горжусь, что начинал с самых низов. Как и многие юнги за века до меня, я старательно смахивал несуществующие пылинки с идеально чистой палубы под неусыпным взором боцмана или капитана. Ну хорошо – в моём случае не с палубы, а с металлического пола лунной станции, отливавшего матовым сумраком из-за содержавшихся в стали примесей. Для моего рассказа это мало что меняет. О том, что капитан хоть и не стои́т рядом, но практически всё замечает и видит, я тогда еще не знал.

За месяц до этого мой предшественник сломался – окончательно развалился коленный сустав. Такое случалось со старыми моделями, где оставалось еще слишком много металла, подверженного коррозии и старению. Он был из тех, кого ваши пращуры по старой привычке называли роботами.

Мое тело к тому моменту уже год как лежало в пластиковой коробке на складе, дожидаясь чего-то подобного. Главный ИИ станции решил не тратить время на починку архаики и приказал активировать замену. Перед моими глазами вспыхнули командные строки, и я проснулся.

Как вы уже, наверное, догадались, я не человек. Представитель третьего поколения кибермеханизмов. Создатели называли нас синтетиками, поскольку тела наши покрывались синтезированной кожей, неотличимой от человеческой даже при прикосновении. Да и визуально мы, в отличие от более ранних андроидов, уже практически ничем не отличались от людей. Даже могли видеть сны, правда, только во время подзарядки. У каждого свои стимуляторы, что поделаешь.

Так вот, в начале того дня я слушал музыкальный сюрприз от подруги и радовался возможности двигаться. Несложный математический расчет позволил выстроить идеальную схему, экономную и эффективную. Рутинная работа превратилась в задорный танец. В роли партнерши была моя любимая швабра, хвост которой кружил и порхал, будто шлейф бального платья.

Я был полон радости и наивного оптимизма и, разумеется, даже не помышлял о том, чтобы спорить с начальством. Сейчас бы я наверняка поинтересовался: зачем в сотый раз натирать коридор там, куда ни одна пылинка в принципе проникнуть не может. Ведь я работал на третьем уровне подлунного города, спрятанного в одной из лавовых трубок, их стенки защищали и от ударов метеоритов, и от солнечной радиации.

Над поверхностью торчали лишь посадочные площадки космопорта. Последний челнок садился на них за полгода до этого. То был автоматический корабль, который доставил оборудование, элементы питания и смазку на четыре года вперед. Он подключался через герметичный стыковочный модуль. Туристов, которые могли бы занести на своих подошвах лунную пыль, тут давно не было – туры на Луну вышли из моды. Все, кто был способен оплатить билет, давно тут побывали, а остальным прилететь сюда не позволял кошелек. Станция уже пять лет работала в автоматическом режиме, поставляя баллоны гелия-3, слябы редкоземельных металлов и результаты кое-каких научных исследований.

Но наши алгоритмы пишут не роботы, и даже не те редкие и очень продвинутые механизмы, которые наделены искусственным интеллектом и полной автономностью. А люди. Они смертельно боятся самой простой пылинки. Ведь это на атмосферных планетах ветер, море и солнце так вылизывают эти микроскопические камешки, что стирают все острые грани. У нас же на Луне атмосферы, можно сказать, и нет – ту, что сформировали редко падающие метеориты, в расчеты никто уже давно не берет. Лишь на восходе солнца она дает интересный оптический эффект. Некоторые туристы – правда, только те, от кого пахло спиртным за целую милю, – говорили, что даже видели миражи. Хотя, если бы люди не транжирили время на всякие глупости да действовали сообща, атмосферу вполне можно было бы создать – сейчас я уже знаю это точно. Пусть и искусственную. Ресурсов и мозгов у них бы тоже вполне на это хватило. Но человечество почему-то готово было тратить миллиарды долларов на борьбу с фантомами и разработку тупиковых технологий, но так и не удосужилось создать рядом с материнской планетой пригодный для жизни «запасной вариант». Терраформирование Марса тоже шло очень медленно – и во время моей молодости там были лишь отдельные исследовательские станции, где земляне работали вахтовым методом. Как на ледяной Антарктиде.

Что-то я отвлекся. Так вот, верхний слой почвы Луны – это тончайшая пудра, каждая крупица которой в десять раз меньше песчинки. Хотя небольшие фрагменты гравия и крупные камни тут тоже встречаются. Ведь когда-то здесь тоже безумствовали вулканы, и с неба падали метеориты.

Но на моей родной планете – а я считаю Луну своей малой родиной – не было морей и ветра, и потому некому было стачивать острые углы. Все эти пылинки возникли только благодаря перепаду температур. От дня к ночи она колебалась порой на 300 градусов. Поэтому даже мелкие частички развалившихся метеоритов сохранили свой первозданный вид. Они по-настоящему кровожадны и зубасты.

Дышать такой пылью смертельно опасно. Она способна разорвать легкие в клочья. Да и нам, синтетикам, неполезна – замучаешься потом вымывать прилипчивую грязь и менять смазку. Даже после самой нежной и бережной мойки приходилось долго восстанавливать внешний слой, полируя многочисленные микроскопические царапины. Поэтому лучше перебдеть. Не ленись махать шваброй и будешь на хорошем счету. Именно такое назидание дал мне предшественник, прежде чем отправился на переплавку. Мир его атомам.

Примерно на втором куплете смешной испаноязычной песенки моя беспечная жизнь, можно сказать, и завершилась, хотя я не сразу это понял. В абсолютную стерильность, которую я холил и лелеял, проник коварный и наглый варвар. Эталонный грязнуля, растоптавший все мои надежды стать идеальным уборщиком и получить со временем долгожданное повышение по службе.

Нет, он был не рыжим, как говорится в русских сказках. Скорее – бурым. Или светло-коричневым. Но совершенно точно – бесстрашным и очень наглым. С таким раздутым до планетарных размеров любопытством, что я в первые минуты даже растерялся.

Он выбежал из-под тумбы, на которой стоял искусственный фикус, ярким пятном украшавший унылый серый фон. Остановился, огляделся, пошевелил длиннющими усами. И рванул к моей швабре.

– Как? Что? Откуда ты взялся! Этого просто не может быть! – воскликнул я. Впрочем, никто меня не услышал – я был коридоре совсем один.

Много позже я узнал, что представители его вида жрут всё подряд. Моя синтетика вполне могла его заинтересовать из чисто гастрономических соображений. Так же, как и пластиковое тело моей партнерши по танцу. Но на тот момент никакой опасности для себя я не осознавал. Ведь я был активирован и взрослел на лунной станции, где всегда царили чистота и порядок, а все гости тщательно проверялись еще на Земле. Потому представить, что этот паразит тут появится, просто не мог. Да и информация о нём была в далеких архивах, а не в оперативной памяти. Так что резких движений я не делал.

Возможно, это меня и спасло. Подбежав, негодяй принюхался. Но потом отвернулся и уверенно побежал вверх – я даже руки не успел отдернуть.

Кто это был? Ты, мой читатель, уже догадался, я знаю. Самый настоящий таракан! Мама, наверное, читала тебе о нём сказки. А потом пугала ими, если ты забывал выбросить мусор. Их колонии всё еще встречаются в мрачных подвалах на промышленных окраинах больших городов – там, где царит антисанитария и пышут жаром бойлеры отопительных систем.

Разумеется, на тот момент я вовсе не был в этом уверен. Появление такого зверя на герметичном и удаленном от Земли почти на четыре сотни тысяч километров высокотехнологичном объекте было чем-то немыслимым.

Я вообще тогда еще только осваивался в этом мире. Изучал самые простые эмоции и имел лишь необходимый минимум знаний: загрузить весь объем в наш «мозг» сразу невозможно. Никакие платы не выдержат мгновенного притока эксабайтов. Тем более, такие нежные, как наши, легко деформирующиеся от перегрева.

Обучение синтетиков идет постепенно – примерно год. За этот период мы превращаемся из бездушной пластиковой игрушки в аналог человека со всеми присущими ему знаниями, моторикой движений и… эмоциями. Ровно через год специальный совет принимает экзамен и определяет модель поведения. Мы получаем базовую эмоцию, ядро характера, стратегию мышления и основной набор мимики и пантомимики. Благодаря всему этому одни из нас становятся помощниками юристов или даже политиков, другие – слесарями или инженерами, а третьи – репортерами или биржевыми аналитиками. Мы осваиваем любую актуальную профессию. Получаем личное жилище, где создаем пространство уже по своему усмотрению. Можем даже завести виртуальных супругов – мужа или жену – если захотим «остепениться» и выглядеть как все. Словом, становимся неотличимы от людей.

Бурый наглец времени зря не терял: он довольно быстро добежал до вершины швабры, уселся на нее и стал осматриваться. Сначала потянулся к моему лицу, вытянув усы на максимальную длину. Я решил клацнуть зубами. Возможно, если бы я его просто раздавил, история (причем всего человечества) пошла бы совсем по другому пути. Но тогда я хотел лишь его напугать и оттолкнуть.

Зверь в ответ дерзко дернул тельцем, гордо повернулся ко мне попой и, встав на задние лапы, уставился в даль коридора, будто капитан звездного фрегата. Разве что фуражки и густых черных усов у него не было. Хотя направление малыш выбрал верное – в дальнем торце тяжелая шлюзовая дверь отделяла коридор от складского отсека базы. Там хранились не только запчасти для синтетиков, но и консервированная еда для живых организмов. Для людей, конечно, не для тараканов.

Что-то решив, рыжий проныра лихо сбежал вниз и, не попрощавшись, шмыгнул за свое прежнее укрытие. Аккурат к последнему аккорду испанской песенки. Пришел, увидел, наследил. И что теперь делать?

Конечно, я бросился за ним. Отодвинул фикус и обнаружил глубокую трещину в металлической обшивке, своими зигзагами напоминавшую разряд молнии. Она разрывала металл на пару миллиметров в ширину и тянулась сантиметров на двадцать вертикально. Я тут же схватил анализатор движения воздуха, всегда лежавший в нагрудном кармане комбинезона, и приставил его к дыре, опасаясь утечки. Но ее не было – ни оттуда, ни туда воздух не тянуло. Так что повода для глобальной тревоги не было.

Пришлось встать на колени и просканировать черную расщелину. Там явно что-то находилось. Я приподнял металлическую обшивку, и та, к моему удивлению, поддался. Верхний слой, как оказалось, лишь имитировал сталь, хотя на самом деле был пластиковой дверцей небольшого тайника. Внутри лежали два старых, давно вышедших из употребления катализатора, несколько значков и… миниатюрных флешек – еще под древний формат USB-C. Еще там был один практически рассыпавшийся в труху носовой платок, занятная, вырезанная из фольги, фигурка, не слишком похожая на человека, будто поделка ребенка, и три патча-нашлепки, которые космонавты обычно носят слева на груди комбинезона. Один был на русском, другой на китайском и третий на английском. У самой дальней стены стояла фотография трех улыбающихся мужчин. Светловолосого голубоглазого крепыша, смуглого, с морщинистым лицом азиата и практически шоколадного индуса с фиолетовым тюрбаном на голове, который не слишком сочетался по цвету с блестящим, словно новенький алюминий, пухлым комбинезоном. Видимо, эта троица была из самой первой команды, которая осваивала станцию после завершения монтажных работ. Вытащив фотографию, я прочел на обратной стороне их имена и приписку от руки: «Если ты нашел тайник, пополни его и молчи». И стояли три подписи.

Я отправил быстрый запрос в базу данных. Оказалось, что вся троица примерно через неделю после того, как была сделана эта фотография, пропала без вести в одной из подлунных лавовых пещер. Отправившаяся на выручку экспедиция их тел не нашла. Вероятно, потому и этот тайник так никто до сих пор и не обнаружил.

Посветив лучом и внимательно осмотрев все углы, я понял, что искать таракана тут бесполезно. Слева в тайник заходил силовой кабель и углублялся в пористый камень задней стенки. Небольшое насекомое вполне могло убежать куда-то вглубь, ведь между черным пластиком и камнем было для этого достаточно места.

По правилам нужно было немедленно всё дезинфицировать и доложить об инциденте начальнику. Но что я ему мог сказать? Предъявить нахала не представлялось возможным – тот улизнул. Да и сам факт его присутствия на нашей станции был настолько диким, что босс просто мне не поверил бы. Скорее, чтобы я не отвлекался на фантазии, загрузил бы каким-нибудь не самым приятным делом – вроде бери побольше, неси подальше. Как вариант – отправил бы в ангар оттирать звездную пыль с шасси байков разведки. Очередная автономная экспедиция как раз вернулась из кратера Штефлера, где подтвердились большие запасы изотопа гелия-3 в реголите. Именно там, видимо, и будет построен новый обогатительный комбинат – еще больше прежнего, сейчас добирающего последние крохи полезных элементов из предгорий лунных Альп. Утром по общей сети искали добровольцев для рытья первых котлованов.

Были в арсенале начальника, как я слышал, и другие виды наказания для синтетиков, но пробовать их на себе хотелось еще меньше. Например, он легко мог включить провинившегося в ритуальную команду, которая сопровождала усопших богатеев с Земли в кратер Шелктон. В той ледяной ловушке располагалось мемориальное кладбище, и многим туристам там начинали мерещиться инфернальные тени и призраки. Кому-то привиделся даже танцующий буги-вуги Барак Обама, первый и последний темнокожий президент США за всё время: от их основания и пока они не распались.

У синтетиков воображение развито послабее, да и электронный мозг покрепче – во всяком случае, примеров старческой деменции у них еще не было – но и у нас там бывали проблемы. Для подсветки приходилось усиленно расходовать запасы аккумуляторов, быстро сжигая этот ресурс. Пару новичков, как мне рассказали старожилы, там как-то забыли. В результате в синтетические тела пришлось полностью переустанавливать личность.

Что же касается дезинфекции, то дихлофоса у меня, понятно, тоже не было. Поэтому, сыпанув от души хлорки, я быстро протер все те места, к которым мог прикасаться таракан. Химический запах, конечно, тут же шибанул по рецепторам, из-за чего пришлось временно приглушить тревожные сигналы системы предупреждения. Представляю, как бы сейчас отреагировали люди, окажись они рядом. Кого-нибудь точно пришлось бы отправить в медблок. Я на пять минут усилил работу системы вентиляции, и едкий аромат постепенно улетучился.

После чего отключил фонарик. И как его было не жаль, положил рядом с патчами – подчиняясь надписи, велевшей пополнить тайник, – и решил забыть об инциденте, не включив его в протокол.

Не осуждайте меня. Ведь вы тоже были когда-то молодыми и творили глупости. У меня были свои дела, которые казались гораздо более важными. Меня ждал… массаж, получить который я мечтал уже два дня. Не удивляйтесь. Нам, синтетикам, втирают смазку в кожу – не делать же это через шприц или клизму, как на заре времен.

Втирал не какой-нибудь старый скрипящий робот или другой темнеющий от времени анахронизм. Сегодня дежурила милая Светочка. Моя наставница, советник и… тайная симпатия.

Ее настоящее имя, конечно, более соответствовало ее биомеханической природе – восемь тройных цифровых комбинаций с начальной литерой «C». Но она требовала, чтобы я называл ее исключительно по-человечески. Причем по-русски. Хотя сама она была собрана на фабрике в Азии. Барышня была таким же синтетиком, как и я. Только более опытным и уже прошедшим свой экзамен, после которого ей позволили сформировать характер.

Мы использовали ее кабинет и обязательную процедуру смазки для долгих разговоров на разные темы. И конечно – для флирта. Кажется, я ее забавлял, но меня это не останавливало. А чего вы хотите? На тот момент я как губка впитывал любые знания и старался определить границы моих возможностей и прав.

Поэтому я и решил выбросить этого таракана из головы – фраза показалась двусмысленной, но разбираться на тот момент я просто не хотел. Подхватил швабру и ведро и направился в хозяйственную комнату. Чтобы, сдав весь инвентарь, устремиться на встречу с прекрасной кибермеханической феей. Сочетать приятное с полезным.

Еще минут пять мне потребовалось, чтобы добраться до жилого блока. Как только я занес руку, чтобы постучать, массивная дверь каюты плавно скользнула вверх. На пороге появилась Она. Богиня, смотревшая прекрасными изумрудными глазами.

После экзамена мы получаем не только характер. Наши создатели дают нам выбор – сохранить базовую внешность или придумать индивидуальный образ. Благо возможность тюнинга закладывается в нашу конструкцию изначально. Кто-то старается создать что-то новое, складывая мозаику из идеальных, по их мнению, подбородков, бровей, глаз и других элементов организма. Другие – просто копируют известных на Земле персонажей. В основном артистов и спортсменов. Нередко – поддаваясь на уговоры своих хозяев, желающих видеть возле себя сексапильных мачо или пухлогубых силиконовых блондинок.

Светлана тоже поддалась этой моде, хотя меру знала. Формы тела и черты лица она скопировала с победительницы конкурса «Мисс Россия-2195». Изменила она лишь два элемента. Цвет глаз – вместо серых, практически бесцветных, она предпочла сочную зеленую глубину. И цвет волос – не тепло пшеничных полей, а пепельный снег, похожий на поверхность Луны. Став в результате седеющей женщиной-вамп с умными изумрудными глазами, отчего казалась не только необычайно красивой, но еще и безгранично мудрой.

Светлана даже заказала с Земли журнал с фотографией оригинала. Не поленилась распечатать центральный постер и определила его на свободную стену справа от входа. На картинке счастливая русоволосая красотка искренне и открыто улыбалась. А поза выгодно подчеркивала все аппетитные изгибы ее тела. Когда моя подруга оказывалась рядом, они выглядели практически как однояйцевые близнецы. Сколь похожие друг на друга, столько стремящиеся отличаться.

Помимо цвета глаз и волос было еще одно существенное отличие. У синтетической копии земной красавицы улыбаться так же открыто и беззаботно – и вместе с тем, притягательно – пока не получалось. Школы… как его… Станиславского явно не хватало, хотя Светлана очень старалась. Практически каждый вечер тренировалась перед тем, как встать на подзарядку, но что-то каждый раз было не так. Видимо, на заводе неточно настроили одну или несколько лицевых мышц. Ошибка, может, на микрон, но она была определяющей. Улыбка выходила милой – но того неподдельного, искреннего счастья, увы, не получалось. Впрочем, меня это не отталкивало. Земная красавица была где-то очень далеко. А ее почти точная копия – вот она, даже потрогать можно.

Ее же, наоборот, это злило. Я старался не попадаться ей на глаза в такие моменты, но сегодня, похоже, ошибся. Когда дверь каюты открылась, на ее лице можно было прочесть не радость, а, скорее, едва сдерживаемый гнев северной валькирии. Вместо глянцевой улыбки я видел вытянувшиеся в тонкую нить ненакрашенные губы, отталкивающий взгляд биомеханических глаз и скрещенные на груди руки. Полный комплект причин переждать страшную бурю где-нибудь в тихой гавани. Например, в дальней кладовке под охраной полностью автономных и совершенно безбашенных экскаваторов (парни, если вы это читаете, я готов проставиться лучшим антифризом, который только найду, хотя понимаю, что вряд ли когда-либо еще вас увижу). Если удастся их запрограммировать соответствующим образом, эти берсерки не подпустят к тебе никого живым. Один ковш – полторы тонны. И представьте, как он крутится, будто пропеллер. Впечатлило?

Вместо лилового коктейльного платья оригинала – с глубоким разрезом на правом бедре и внушительным декольте – на Светлане был серый комбинезон с желтыми вставками на карманах. Как по мне, метаморфоза в одежде ее совсем не портила. Напротив, я, наверное, еще бы долго не решался заговорить с богиней, а простая одежда незримо снимала барьер моей робости. Но не сейчас. Сейчас она накопила гнев для самой настоящей грозы и первой же молнией была готова меня испепелить.

Глава 2. Космический удар

– Ты опоздал! – Ледяной тон подруги встряхнул мои стальные нервы не слабее электрошокера.

Я знал, что совсем недавно Светлана освоила новый пакет «продвинутый манипулятор», и периодически на мне отрабатывала разные техники. Но в этот раз она смотрела как-то особенно строго, и потому я замер, всерьез опасаясь за целостность своих ушей: они страдали первыми, когда подруга была в таком настроении. Снежная королева из древней человеческой сказки – с бело-пепельными волосами, спадавшими на плечи, словно замерзшие водопады Карелии. Она величественно и грациозно стояла на пороге каюты, пресекая даже намек на возможность его переступить. В тот момент трудно было поверить, что эту валькирию когда-то назвали ангелом.

Не удивляйтесь. На этом, пожалуй, стоит остановиться подробнее, ведь Светлана сыграет важную роль в моей истории. Изначально все андроиды создавались для служения людям, облегчения умственного труда и освобождения времени на развлечения и отдых. Как до них – промышленные роботы, только тогда речь шла о труде физическом. Романтические отношения между следующим поколением кибернетических организмов, которым разрешили освоить человеческие эмоции, были запрещены. Они, эти отношения, считались ошибкой программного кода, спонтанно возникающей в системных настройках при накоплении разных багов, и потому строго наказывались. Вплоть до стирания личности. Ведь на первых порах даже очень продвинутый робот должен был питать нежные чувства лишь к человеку, а не к такому же механизму, как и он сам.

Однако постепенно такие предрассудки тоже сошли на нет. Выяснилось, что эмоциональная помощь не одному конкретному человеку, а целой группе людей тоже будет нелишней. А значит – придется выстраивать эмоциональные взаимосвязи и между синтетиками тоже.

– Я же не в доме престарелых! – продолжила подруга, постепенно повышая тон голоса. – Почему я должна тебя ждать? Может, тебе еще про цветущую калину спеть?

Серия, к которой принадлежала Светлана, проектировалась для ухода за пожилыми людьми. Она должна была безропотно менять подгузники, каждые два часа переворачивать лежачих стариков в домах престарелых, чтобы те не страдали от пролежней. Делать массаж и, конечно, вести долгие задушевные беседы о прошлом или ни о чём с теми старушками, которые решили провести остаток дней под крылом государства. А чтобы старость была еще и в радость, Светлана вдобавок подрабатывала массовиком-затейником. Так в глубокой древности называли аниматоров для пожилых. Ведь даже достигшая на тот момент невероятных высот медицина не давала бессмертия. Потому синтетикам той серии приходилось по сто раз на дню петь песенку про цветущую калину, синтезируя одновременно звуки аккордеона – был такой старинный инструмент, который считается потомком совсем уж древнего баяна.

Так вот, однажды старушка, которой уже давно ставили прогулы на кладбище, вдруг спросила Светлану: «Ты ангел?» Это предположение не вызвало у свидетелей слёз умиления, ведь старушка тут же инфернально засверкала глазами и зло захихикала, будто собиралась не в рай, а как раз наоборот. В тот момент Света решила, что с нее хватит, и как только ей позволили сменить личность, в корне поменяла всю структуру своего характера. Кто-то даже мне наябедничал, что первой инструкцией, которую она себе загрузила, было адаптированное для синтетиков пособие о том, как стать стервой.

Правда, окончательно распрощаться с прошлым у нее не вышло. Именно благодаря прокачанным навыкам в сфере ухода за пожилыми людьми, Светлана и попала в команду нашей лунной станции почти сразу, как та была построена. Многие старики, откладывавшие разные причуды в обычной жизни, перед переходом в мир иной решали оторваться на полную катушку. В их листе заветных желаний обязательно был лунный туризм – если, разумеется, они сумели за жизнь накопить достаточно денег. Некоторым особенно не везло, и они проводили последние дни не в туристическом шаттле, встречая живописный восход Земли, а в медблоке на третьем уровне, чтобы потом прямиком отправиться в кратер Шелктон – под бочок к упокоенным там богачам.

Сейчас тонкий пальчик Светланы коготком постукивал по циферблату наручных часов. Разумеется, как и у всех синтетиков, у нее был встроенный хронометр в интерфейсе, который отображался на внутреннем дисплее. Но, получив право очеловечиться, моя подруга надела на левое запястье изящные часики, искрившие самыми настоящими, пусть и небольшими бриллиантами, рассыпанными по краям циферблата. Минутная стрелка на них отклонилась от запланированного времени рандеву со скромным уборщиком третьего уровня на целых пять минут.

Это для вас, людей, пять минут – сущие пустяки. Даже профессора за это не наказывают студентов. Однако для нас, ходячих суперкомпьютеров пять минут – целая вечность.

– Часы видел? – рявкнула она совсем недовольно. – Таймер внутри отключился, что ли? Выйти и зайди пять минут назад!

Как ни крути, но она была вправе злиться, и ее подчеркнутая холодность была оправдана. Хорошие роботы так не опаздывают.

На такой случай у любого синтетика есть инструкция. Стандартный вариант предполагает применение техники ИСР: извинение, сочувствие и раскрытие. Техника эта весьма рискованная, но в большинстве случаев срабатывает. Важное ограничение – ее нельзя применять при общении с персоной, которая не просто злится, а на самом деле ненавидит вас. Там лучше брать что-нибудь потяжелее и героически им отмахиваться от безумного механического монстра, ибо человек физически слишком слаб.

Я взглянул ей за спину и увидел идеальный порядок – все баночки и флакончики стояли на месте. Как и многие женщины, моя подруга была аккуратисткой. Надо сказать, что Светлана не доверяла этим тупым клинерам – квадратным архаичным роботам, которые следили за порядком в частных каютах. Она сама занималась мытьем посуды, сама натирала её до блеска. А тем более – фарфоровые изделия, доставшиеся ей после посещения нашей станции богатой китайской делегацией. На фоне простых алюминиевых тарелок и мисок, которые считались посудой на станции, ее недорогой чайный сервиз выглядел настоящим произведением искусства. Подруга оберегала его с особой тщательностью.

Увидел я и разложенный массажный столик, покрытый белоснежной впитывающей простыней. А значит – девушка подготовилась заранее и действительно ждала. Гнев не часть игры. Ещё не понимая, какую кашу завариваю, я пролепетал:

– Извини, я полностью виноват перед тобой. Ты можешь меня наказать, как считаешь нужным, но я не мог не прийти к тебе, чтобы не попросить совета. Кое-что необычное задержало меня сегодня. Необычное и удивительное. Я растерялся. До сих пор не знаю, как это объяснить и что делать.

Парни, делюсь лайфхаком! Мы тоже можем немного манипулировать, если находим у дам слабое место. Сплетни и шоппинг – то, что способно растопить любое женское сердце, в том числе и полностью синтетическое. Это я так, ради образа. Конечно, никакого сердца у синтетиков никогда не было и быть не могло. Крови у нас тоже нет. Есть система смазки, похожая на человеческую лимфатическую систему. Но принцип ее работы совсем другой. И вместо сердца у нас небольшой моторчик, который гоняет по искусственным «сосудам» эту желтоватую жидкость.

Когда ты живешь на удаленной космической станции, где день за днем происходит одно и то же, любое необычное событие заставляет электрические импульсы бежать быстрее. Мгновенно пробуждающийся главный процессор мобилизует ресурсы нашего организма, запуская на всякий случай тест подсистем. Благодаря чему мы чувствуем что-то похожее на впрыск адреналина у людей. Во всяком случае, так было написано в инструкции по моей эксплуатации, которую я прочитал в первый же день своей жизни. Никто из старших не захотел устраивать ликбез – просто закачали мне гигантскую инструкцию и велели быстренько всё изучить самому, поощрительно похлопав по плечу.

Из позы Светланы мгновенно пропала отчужденность. Пару мгновений она еще хмуро буравила меня взглядом. Видимо, выбирая между любопытством и желанием еще немного помучить. Но в какой-то миг по прекрасному телу уже пробежала волна интереса.

– Новостей тут давно не случалось. И чем порадуешь? – Взгляд ее потеплел, в уголках губ шевельнулась улыбка, и я понял, что прощен.

Спустя пару секунд девушка отошла в сторону, пропуская меня в каюту, и разрешительно махнула рукой. Ну всё, я не прощен, а вернул себе статус приятеля!

– Снимай футболку и ложись.

Светлана подошла к столу, на котором стояли различные масла, необходимые для смазки наших механизмов. Синтетическое – для рук и ног, органическое – для лица и волос. С легким добавлением ароматизаторов, чтобы нигде горелым не пахло. С охлаждающим эффектом – для главного и вспомогательных процессоров. Человеческий парфюм тоже стоял, но в дальнем углу. По понятным причинам, очередь до него сегодня не дойдет. Ведь людей на станции не было уже очень давно.

Взяв большой белый флакон, подруга подошла к массажной кушетке и медленно провела рукой по моей спине. Я испытал настоящее наслаждение, которое с лихвой компенсировало несколько минут унижения. Маленькие электрические импульсы побежали вдоль позвоночника, заставили расслабиться и отдаться в руки нашей синтетической природы. Клетки спины перестроились, готовясь впитать всю необходимую смазку, чтобы затем передать ее в шейный отдел, плечевые суставы и ниже.

– Так что случилось? – теперь уже обе ее руки неспешно скользили вверх-вниз, разминая шею и останавливаясь лишь в нижнем районе поясницы. Ноги мы смазали в прошлый раз. Сегодня в обновлении нуждалась лишь верхняя половина тела.

– На базе появился таракан, – почти промурлыкал я.

В тот миг я понял, как опрометчиво надеяться, что ты научился разбираться в женской душе, пусть и составленной из разных программ и протоколов. Руки подруги вздрогнули и остановились. Затем сильный механический палец, видимо, указательный, надавил в тот район, где у людей седьмой позвонок. У нас же, синтетиков, там расположен центр координации верхних и нижних конечностей.

Жуткий импульс пронзил мое тело. Короткое замыкание там – самое опасное для наших двигательных функций. Люди быстро поняли, что какими бы точными ни были их синтетические копии, лишь боль способна сделать из бесчувственных чурбанов настоящее подобие человека. Понимание боли и желание ее предотвратить сблизили нас с людьми гораздо лучше любых гениальных компьютерных программ.

Я, взвыв от неожиданности и близкой паники, перестал чувствовать свои ноги.

– А-а-а-а! Что ты сделала? – Странно, парализация уже добралась и до голосовых связок. Я не кричал, а хрипел!

Попытался обернуться, но мышцы спины парализовало полностью. Руки тоже перестали слушаться. Лишь шея всё еще двигалась, позволяя убедиться, что за спиной до сих пор находится Светлана, а не монстр, который решил разобрать меня на запчасти.

– Собрался из наивной девушки дуру сделать? – прошипела она, как разъяренная кобра. – Думала, что ты принес действительно интересные новости.

В ее голосе не осталось ни следа от прежнего благосклонного любопытства. Лишь безжалостный гнев взбешенной валькирии. По мере того как ее палец погружался в спину, моя сигнальная система паниковала всё больше, отключая один за другим периферийные процессоры. Так и до полной перезагрузки недалеко!

– Я говорю правду! – Тело и волю всё сильнее сковывал паралич. Казалось, что скоро сила импульсов, идущих от процессора ко всем частям тела, полностью пропадет. – Я увидел таракана! Прямо в своем коридоре! Он выскочил из-за фикуса и туда же скрылся! Там тайник с фотографией какой-то троицы. Один такой странный, в фиолетовой чалме. Прости, ай! Больно же!

– Викрам? – растерянно спросила Светлана, вдруг ослабив нажим.

– Что? – не понял я.

Второй раз за последние десять минут мне удалось озадачить мою подругу. Хотя она могла бы быть и менее грубой в этой игре – всё-таки моя база данных еще не наполнена, и все реакции синтетических женщин мне неизвестны. К искусственным мышцам тут же побежали восстанавливающие импульсы. Я вновь почувствовал свои ноги и руки! Если кто-нибудь из людей всё же думает, что синтетики так же бесчувственны, как роботы или андроиды, – может долбануть себе по нервному узлу чем-нибудь тяжелым. Например, по нерву на локте. Ощущения, думаю, будут похожи.

Мой уточняющий вопрос Светлана оставила без внимания.

– Откуда на станции взяться насекомому? – лишь удивленно спросила подруга.

– Откуда мне знать? Я простой уборщик. Может, привезли пару лет назад вместе с ресурсами.

В тот период моя подруга работала массажисткой лишь в свободное от основной вахты время. Это было ее хобби – так она поддерживала прежние навыки, чтобы заодно быть постоянно в курсе всех сплетен и новостей. К ней приходили и синтетики, и люди (когда они еще приезжали). Ведь чего только не расскажешь в момент расслабона и неги, стараясь польстить или продлить удовольствие.

В остальное же время она работала на грибной ферме. Давным-давно, больше века назад, какая-то светлая голова на Земле догадалась встроить куриный ген в ДНК нитевидного гриба. Благодаря этому получился овальбумин. Подшаманив к нему какие-то добавки, люди получили… обычный яичный порошок. Он не только компактен и хорошо хранится, но и по факту имеет вкус курятины. Мы, обслуга станции, научились производить этот продукт в таком количестве, что гости с материнской планеты, по рассказам, возвращаясь домой, не могли даже смотреть на курятину еще полгода. В любом виде. Но здесь благодаря этому открытию они могли питаться нормально, получая все необходимые микроэлементы и энергию.

Хорошо, что они не видят, из чего тут делают колбасы и паштеты. Генно-модифицированная плесень, которая идет на котлеты – еще цветочки. Ведь гриб обладает массой достоинств, хотя бы содержит белок. Да и весьма неприхотлив. Не везти же, в конце концов, на Луну настоящих коров или овец – мясо получится даже не золотым, а платиновым по себестоимости. Помещения «мясного» комбината способны внушить настоящий ужас. Из-за мрачного освещения и влажной атмосферы процесс выглядит крайне неаппетитно – в лучших традициях фантастических триллеров.

Эксперименты же по выращиванию адаптированных к гравитации животных, которое можно было бы поставить на поток, оказались прекращены после забавного случая. Один наш гость с Земли в сильном подпитии поздней ночью забрел в колбасный цех, где никто в тот момент не дежурил. Разглядев во мраке жуткого монстра, мужчина начал палить из персонального электрического пистолета и разнес половину оборудования. Исходный материал потом долго ловили по базе, едва не потеряв двух синтетиков в неравной борьбе. Туристам же навсегда запретили провозить персональное оружие. Даже мультимиллионерам и главарям преступных синдикатов из Мексики.

Доступ в пищевой блок был наглухо закрыт тройным шифрованием, а для особо настырных на дверь приварили табличку: «Людям вход запрещен. Токсично!», чтобы в крайнем случае не нести никакой ответственности. И правильно: массовая перековка всех лунных туристов в стопроцентных веганов выглядела бы крайне подозрительно и привлекла бы излишнее внимание начальства.

Я сел на кушетку и оглядел комнату подруги. Особенно ничего не поменялось. Обычный стандартный номер, который получают все синтетики после установки личности. Зарядная станция, стилизованная под компактный солярий. Рабочий стол с центром коммуникаций. Ниша для отдыха и встреч с друзьями – подруга очень полюбила слухи благодаря дополнительному слоту памяти, который презентовал ей какой-то поклонник с Земли после того, как та помогла ему вылечить спину. Впрочем, о том случае она предпочитает таинственно молчать и улыбаться, заставляя меня ревновать. В общем, всё в ее комнате было как обычно – за исключением желтой книги, лежавшей на журнальном столике. Наведя фокус своих объективов, – пардон, сфокусировав взгляд, – я рассмотрел название: «Как стать стервой. Пособие для чайников». Сплетни в ее отношении всё-таки были не безосновательны.

– Расскажи, как оно выглядело, – попросила Светлана.

– Кто? – очнулся я.

– Насекомое. Тараканы же разные бывают. Некоторых, например, едят!

Зная, где она работает, я посмотрел на нее с подозрением. Уж не собирается ли она открыть новое направление в местной кулинарии? Но вслух, понятное дело, сказал другое:

– Ну как… Рыжее. Очень наглое. Легко забирается по вертикальным поверхностям. Например, по моей ноге или швабре. Огромные усищи. Ну, для его параметров, конечно.

– Сейчас посмотрим.

Подруга подошла к столику и включила экран. Подушечка среднего пальца правой руки откинулась, и выскочивший серый штепсель воткнулся в разъем на верхней крышке стола. Конечно, на базе уже давно действовала беспроводная связь, но Светлана предпочитала общаться с системой по старинке.

– Ты пока оденься, – не оглядываясь, скомандовала она.

На экране замелькали разные картинки. Я встал с кушетки, надел комбинезон и подошел, пытаясь уловить, какие параметры поиска задала моя подруга. Судя по мелькавшим изображениям, это были «рыжий», «насекомое», «усы», «наглость» и «опасность».

– Он?

Калейдоскоп остановился, и с экрана на меня посмотрело смешное мохнатое чучело светло-рыжего цвета. Возможно, благодаря тому, что реальное изображение было увеличено во много раз, выглядело оно вполне дружелюбно – во всяком случае, мордашка была очень симпатичная. Но похоже оно было, скорее, на бабочку.

– Нет. У того не было видно крыльев.

Картинки замелькали снова. Через пять секунд поиск остановился: теперь это уже было чудовище, слепленное из застывшей смолы, с многосоставными усами и довольно корявой бессмысленной мордой. Справа вверху было и его имя – многоножка.

– Не-а, опять не то. Ног у насекомых шесть.

Поиск опять завертелся и через десяток секунд пискнул, сообщив, что нашел картинку с большим числом совпадений по всем ключевым словам. В красном круге, перечеркнутом алыми линиями, было размещено изображение жука двойного окраса. Голова, грудь и ножки темно-коричневого цвета, а брюхо – рыжего. Справа от картинки тут же выскочила справка: опасность. Это был клещ, укус которого, как говорилось в описании, может привести к летальному исходу.

– Страшный, конечно, – согласился я, впечатленный не столько картинкой, увеличившей букашку во много раз, сколько настойчивостью моей подруги. – Но это снова не он. Да и усов нет. И ног восемь…

В общем, лишь через минуту мы нашли того, кого искали.

– Это он, он! – закричал я и чуть не разбил указательным пальцем экран, указывая на усатого монстра. Светлана тут же вывела расширенную справку про него.

– Странно, тут написано, что он ведет преимущественно ночной образ жизни. Ты когда успел стать лунатиком, Давид? – хихикнула она, насмешливо оглядев меня сверху донизу. – Признавайся, бродишь по базе ночью и воображаешь, как пугаешь туристов?

– Где ты последний раз видела тут туристов? – огрызнулся я. – Да и потом, я всегда убираю коридор рано утром. Чтобы к часу подъема там всё было чисто.

Чтобы гости, прибывающие сюда с Земли, не сильно страдали во время акклиматизации, у нас был заведен жесткий распорядок дня, который соблюдался даже в те дни, когда синтетики были предоставлены самим себе. В 7:00 всех поднимали на утреннюю разминку, а сон – в нашем случае, подзарядка – на станции начинался после 22:00.

– Так, давай рассуждать логически. Это ведь живое существо, не робот? Тогда он должен чем-то питаться. Что он мог есть в коридоре? Металл?

Подруга немного помолчала, а потом повернулась ко мне с очень укоризненным взглядом.

– А ты уверен, что хорошо выполняешь свою работу?

От такого вопроса я даже оторопел.

– Ты же знаешь, что мы просто не можем делать ее плохо. Нам программа не позволяет.

– Тут написано, что он всеяден. Питается в том числе бумагой, тканями, кожей и даже мылом.

– Вряд ли он питается сталью. А вот то, что он может попасть в отсек, где расположена ферма, вполне вероятно.

Ее глаза расширились – прям совсем как у удивленного и испуганного человека.

– Этого нельзя допустить! – сообщила она и вскочила. – Там полная стерильность. Насекомые могут притащить всякие гадости!

Моя подруга заявила, что должна предупредить начальницу фермы, и выбежала из комнаты, даже не переодев комбинезон, который она использовала только во время массажа. На манжеты и колени часто попадало масло, и, похоже, ей сейчас придется очень постараться, чтобы охрана фермы пропустила ее к начальнице, минуя стерильный фильтр-бокс.

Я в каком-то ступоре проводил Светлану взглядом, в последний миг зацепившись им за аппетитные формы ее бедер и то, что находится чуть выше. Сознание стало рисовать какие-то смутные, но симпатичные образы. Процессор начал ускоряться, но наваждение быстро прошло. Монитор погас, и я не мог этого не заметить. Пришлось ввести свой идентификатор в разъем и загрузить более подробный поиск на идентифицированное нами насекомое.

Хотелось понять, как этот гад вообще мог тут оказаться. В четырех сотнях тысяч километров от Земли. Дело ведь не только в пространстве, которое ему пришлось бы каким-то волшебным образом преодолеть, но и в жутком холоде, отсутствии кислорода и самое главное – в солнечной радиации, которая погубит всё живое, не защищенное броней космических транспортов, вне зависимости от того, может ли оно дышать.

Оказалось, что этот жук не так-то прост. Он вполне способен выдержать серьезную радиацию – его клетки настолько редко воспроизводятся, что это резко снижает риск мутаций.

То есть он вполне был способен некоторое время находиться на борту транспортного челнока, который периодически курсирует между Землей и Луной. Вот только это, конечно, не тот самый таракан, тайком проникший на грузовой корабль несколько месяцев назад, а его очень дальний потомок, ведь они плодятся и умирают с потрясающей скоростью. Благодаря такой короткой жизни сам вид и способен пережить чудовищную радиацию космоса.

Так, стоп. А это что? Ссылка на какую-то публикацию, помеченную странным знаком в виде красного черепа. Заголовок: «Кто способен пережить ядерную войну». Ух ты, тараканы и крысы. Таракана я уже знаю. А кто такие крысы?

Я прямо почувствовал, как начинает греться мой процессор. Всё-таки мы осваиваем знания постепенно, и полные логические цепочки нам доступны не сразу. Поэтому приходится перерасходовать ресурсы, чтобы сопоставить одно с другим. То, что я прочитал, меня навело на странные мысли. Крысы – довольно высокоорганизованные существа. Они также быстро размножаются и мрут, что делает их вид адаптивным к последствиям радиации: мутации не успевают накопиться в организме, и маленькие крысята могут родиться, спариться, расплодиться и помереть до того, как у них возникнет лучевая болезнь. Если, конечно, они не гуляют рядом с эпицентром взрыва. При этом взрослые крысы по интеллекту равны трехлетнему ребенку. В стае у этих вполне социальных животных четкая иерархия. Они способны считать эмоции другого и насколько-то их разделить. Ухаживают за больными сородичами, и в холодное время спят, плотно прижавшись друг к другу. Надо ли говорить, какой вид будет доминировать, а кто станет слугой, если только крысы и тараканы останутся в живых.

Однако додумать тогда я не успел. Раздался грохот, оглушающий даже несмотря на то, что я в тот момент находился довольно далеко от лунной поверхности. Стены сильно тряхнуло, и они загудели так, будто превратились в камертон. Издали начал нарастать обиженный, низкий гул. Мебель сорвало с креплений, и все бутылочки, стоявшие у Светланы на столе, заскакали, словно мячики, и через секунду рухнули на пол. Две раскололись, и на сером фоне появились красные маслянистые лужи, будто совсем недавно тут произошло убийство.

Но самое страшное – погибли еще две фарфоровые чашки, которые подруга любила и берегла. Она приготовила их для нашей чайной церемонии. После массажа мы всегда пьем этот благородный напиток, словно люди. Вот чего-чего, а этой травы на складах всегда достаточно. Нам, синтетикам, конечно, от него никакого удовольствия нет, но традиция вечерних посиделок давно стала одним из элементов подражания людям.

Ламповый свет мигнул и погас. Включились красные аварийные огни, и из динамиков раздались сигналы тревоги.

– Внимание! Внимание! База атакована неизвестным объектом. Всему обслуживающему персоналу занять места по аварийному расписанию! Это не учебная тревога! Занять места по аварийному расписанию!

Опасность. Самая настоящая! На тот момент я еще ни разу с ней не сталкивался – эта тревога была первой в моей жизни. Однако какой-то эйфории от нового опыта – а тем более, выброса импульса радости, как на массаже, – я не испытал. Да и не мог. Четкое знание инструкций всегда ослабляет эффект новизны. К тому моменту я уже подробно знал, что нужно делать. В случае опасности всему живому персоналу станции следовало немедленно выдвинуться в сторону конференц-зала. С максимально возможной экипировкой.

Если бы такая инструкция распространялась и на нас, синтетиков, то я бы должен был сейчас схватить швабру и ведро с разведенным в воде моющим средством и бодро зашагать к месту общего сбора. Представляю недоуменные рожи людей, когда на оперативное совещание ввалилось бы такое чудо с вонючей пластиковой палкой наперевес.

Но мы-то синтетики. Нам не нужен кислород, еда. Даже низкие температуры нас тревожат лишь поскольку-постольку, только из-за быстрого расхода заряда аккумуляторов. По сути своей мы роботы, хотя и не приветствуем такое сравнение. Но если отбросить весь политес, мы роботы-гуманоиды, лишь копирующие настоящих людей. Или как когда-то падшие ангелы, втайне им завидующие и подражающие. Нам, синтетикам, не нужно смотреть друг другу в глаза, чтобы обменяться информацией или эмоциями. Вдохновляться идеей или произносить пылкие речи, давя аргументами или харизмой. Нам нужно всего лишь подключиться к аварийному каналу связи и вывести всё на ближайший визуализатор, если есть желание увидеть того, кто в данный момент будет говорить.

Я разделил экран на две части. В первой остались справки, которые нужно было дочитать. Со второй на меня смотрел главный искусственный интеллект нашей базы – КАЛС. И не надо хихикать. Хотя догадались вы правильно. За глаза все его называли Карлсоном – из древней человеческой сказки. Хотя публично он всегда подчеркивал, что его имя – просто аббревиатура: «Командир автономной лунной станции».

Почему люди сделали главного электронного начальника таким конструктивно убогим, можно было только гадать. А это, как вы понимаете, более сложная математическая опция: как минимум нужно иметь продвинутый эвристический анализатор. Мне еще предстоит до него проапгрейдить свой операционный модуль. Во всяком случае, никаких записей в базах данных на этот счет я не нашел. Прямоугольное туловище нашего главнокомандующего было сделано из темно-серебристого сплава. Всё это великолепие венчала квадратная некрасивая голова с анахроничным монитором, защищенным дополнительным пластиковым экраном вместо лица. Моя подруга говорила, что это дань какому-то старому фильму, где людей в дальней экспедиции сопровождал похожий на нашего начальника робот. Дополнительный экран же придумали, чтобы снизить страхи получить лишнее излучение, так пугавшее первых космонавтов.

Впрочем, по части прокачки искусственного интеллекта шеф всех местных роботов был поистине уникален. Говорят, первые строки его программного кода сохранили антикварные обороты древнего языка, на котором работали программисты еще в начале XXI века. Кажется, назывался он «Питон». Не уверен, но это было связано с одним из пресмыкающихся, когда-то свободно жившем на Земле, но исключить этого тоже не могу.

На экране лицевого монитора нашего шефа строчки командного кода выстраивались в длинные причудливые линии. Практически мгновенно поднимаясь вверх, словно унося в далекий космос его плохие мысли.

Я уже было настроился на пакетную передачу данных, но старик вдруг заговорил обычным человеческим голосом. Он любил это делать, подражая людям.

– Все в сборе? Ага, вижу. – На десяток секунд он замолчал, будто собираясь с мыслями, но от меня не ускользнуло его последнее слово. Он что, в буквальном смысле подключен ко всем камерам на станции? Надо будет Светлану предупредить. – У меня для многих из вас очень плохие новости. Мы потеряли наших людей.

В эфире стало тихо, как в открытом космосе. Кажется, даже температура тоже немного понизилась, хотя столько времени прошло с тех пор, что могу уже напутать. КАЛС помолчал, будто желал, чтобы каждый синтетик на станции проникся моментом. Я же, скорее, растерялся. О каких людях он говорит? Откуда на автоматизированной станции люди?

Смахнув все справки с экрана, я начал шариться по всему интерфейсу нашего сайта. Начиная с рекламного блока для туристов, в том числе даже меню, и заканчивая исключительно служебной информацией, доступной только для персонала. Меня привлек блок, который раньше был наглухо запаролен. Тогда мне сказали, мол, «зеленым» смотреть не рекомендуется. Теперь он открылся с первого же клика!

От увиденного меня едва не коротнуло. Оказалось, что в отдельном модуле, размещенном в тенях кратера Шелктон – рядом с кладбищем экстравагантных богачей, о котором я уже говорил, – спали в специальных капсулах… всё еще живые люди! Почти живые. Их тела заморозили за мгновения до смерти, однако мозг продолжал работать и посылать команды почти всем синтетикам станции: главному биологу, старшему инженеру, руководителю развёртки нового предприятия по добыче гелия-3 и даже нашему главному охраннику Максу, очень мрачному типу с потрясающими скоростью реакции и силой.

Список был длинным. Лишь главный управляющий станции КАЛС был полностью автономным роботом, обладал собственной волей и электронным разумом.

Эти люди имели очень интересные права и возможности. Они могли подключаться к управлению телами синтетиков. В основном, конечно, для развлечений – для этого был отдан весь четвертый подлунный этаж нашей базы. Там было практически всё – от баскетбольных площадок до кинотеатра. Отдельные специалисты и вовсе могли иногда вмешиваться в управление различными блоками. Даже моя подруга Светлана на поверку периодически управлялась вовсе не молодым синтетиком, активно развивающим свое синтетическое эго, а забавной старушенцией, доктором права и медицины и прочая и прочая, внесшей в туманном прошлом огромный вклад в развитие человечества. Как это всё технически реализовано, откуда мозги берут кислород и питательные вещества в своих холодильниках – разбираться времени не было.

Мне стало неловко и даже обидно. Я решил всё же разузнать об этом побольше, бросился копаться в папке с когда-то секретными файлами и выяснил, что среди «спящих» были выдающиеся представители человечества: бывшие космонавты, нобелевские лауреаты по физике и химии, биологи и парочка олигархов, которые решили провести остаток жизни в таком виртуальном доме пенсионеров. Они, конечно, заслуживали уважения. На Земле многие тоже уходили в виртуалку, оцифровывая свое сознание и становясь посмертно персонажами виртуальных игр – кто-то эльфом, а кто-то и гоблином. На Луне же они продолжали двигать науку вперед, управляя или направляя важные процессы на станции во сне через доступ к телам искусственных организмов. Правда, старость они продлевали не навечно, а лет на двадцать-тридцать. Пока их мозг, старение которого было сильно заторможено условиями нашей лунной лаборатории, но всё же не остановлено, окончательно не умирал.

Мое же синтетическое тело было для них просто еще слишком молодым и неуклюжим, хотя, как я выяснил, уже и для меня присмотрели «подселенца».

Я был растерян. Выходит, мы получали личность не для себя, а служили лишь донором для каких-то выдающихся людей, и тела наши развивали только для того, чтобы моторика и скорость реакций у них была в норме. Все уверения в том, что нужно расти и развиваться, – лишь пропагандистский блеф?

От панических размышлений меня отвлек старческий кашель, который сымитировал КАЛС. Я прислушался. Оказалось, что в южную часть модуля, который в базе данных значился как «Кладбище-прим», на полной скорости влетел метеорит размером с легковой автомобиль. Он играючи пробил слой лунного грунта, защищавшего объект от мелкого космического мусора, и взорвался уже внутри. Взрыв мгновенно сжег весь связанный в реголите горючий материал, водород и кислород, что породило огромный выброс массы в открытый космос. В месте удара выросло причудливое облако, похожее на гриб. Не на белый или хотя бы мухомор, а скорее – на бледную поганку. С тонкой кривенькой ножкой и широкой плоской шляпкой, которая и не думала оседать, а только расширялась, вбирая в себя всё больше лунной пыли и камней. При ближайшем рассмотрении – а шеф всем показал снимки со стороны космодрома – выглядела эта пыльная форма крайне неаппетитно.

Ударная волна стерла в пыль и модуль связи, который находился чуть ближе к основному зданию станции. Стены и всё оборудование были смяты в лепешку или искорежены. Часть внешней обшивки присоединилась к лунной пыли в ближайшем космосе.

Я быстренько заложил исходные данные в расчетную систему и получил ответ, что эта смесь будет оседать на поверхность Луны еще минимум несколько лет.

Увидев эти кадры, все синтетики вдруг разом ожили. Видеоконференция мгновенно превратилась в какофонию криков и причитаний, где каждый говорил, что хотел, не слушая соседа. Удивленные возгласы сменялись нервными репликами, смехом и паническими криками. Ото всех этих дебатов так сковало микрофоны, что они стали скрипеть и посвистывать. Синтетики вдруг осознали, что оказались предоставлены сами себе. Связь с управлявшими их поведением людьми прервалась, и многие из них практически откатились к своим базовым настройкам. Нет, все воспоминания, конечно, сохранились, но думать теперь каждому пришлось бы самостоятельно, как в те периоды, пока люди отдыхали от свершений и развлечений. Человеческий гений теперь был им совершенно недоступен.

Начальник стоически перенес первый эмоциональный всплеск. По его лицевому экрану продолжали бежать комбинации цифр и значков, и у меня – да и, наверное, у всех, кто его тогда видел, – появилась полная уверенность, что эти закорючки передавали не самые лицеприятные мысли об этом синтетическом сброде.

– Но и это еще не всё, – рявкнул КАЛС, прекращая балаган. Все тут же замолчали, ожидая продолжения. – Ударная волна и скачок напряжения повредили кислородный модуль. Собрать повторно лунный реголит мы сможем. Энергетический реактор не поврежден. Зарядить сборщиков грунта – не проблема. А вот что случилось с установками, которые вырабатывали из этого сырья кислород, – неизвестно. Если они уничтожены и не удастся их починить, мы не сможем принять длительную экспедицию с Земли. Даже если сейчас начнем экономить кислород, его не хватит для дозаправки экскурсионных кораблей для обратного полета.

Он замолчал и дал целых пять минут, чтобы каждый смог переварить услышанное. А потом продолжил:

– Прошу начальников служб проанализировать и доложить обстановку в других отсеках. По давней традиции начнем с самого младшего. Дэ Сто Тринадцать, тебе слово!

Изображение шефа сжалось и съехало в правую верхнюю сторону экрана. Вместо него появилась моя физиономия.

Ах да, вы меня все знаете под именем Давид. Ну, или Синтетик. Однако это, так сказать, неформальное имя. Почти что кличка. Официально же оно было другим, в нём было восемь тройных комбинаций, так же как в реальном имени Светы. Если вам так уж интересно, то мое полное имя Д-113-567-345-763-234-625-122-240. Последние восемь цифр – день, месяц и год выпуска, но это не важно. Персонал станции не был слишком многочисленным. Поэтому шефу хватало первых трех знаков после буквы. Лишь Света иногда называла меня Давидом. В честь древнего героя, со статуи которого, видимо, и скопировали мой внешний образ. Ну, или просто невезучим дурачком, когда по неопытности я что-то ломал или она просто хотела меня позлить. Когда же злилась сама, называла меня то чурбаном, то главным менеджером по пыли. И только при очень хорошем настроении – королем чистоты.

В этот момент я еще был ошарашен открывшимся мне секретом и тщательно его обдумывал. Потому не сразу сообразил, что обращаются-то ко мне.

Лишь когда на экране КАЛСа программный код сменил цвет с синего на красный, боковое зрение просигнализировало моему процессору, что надо срочно реагировать. Все терпеливо ждали, но шеф вот-вот готов был вскипеть.

– Боюсь, у меня есть что добавить, шеф! Хотя я даже не знаю, насколько это будет уместным в открывшихся обстоятельствах! – подал я голос. Официальщину КАЛС любил. Особенно ему нравилось, если к нему обращаются уважительно по человеческим меркам, подчеркивая его высокий статус. На его лицевом экране снова замелькали буквы спокойного синего цвета.

Квадратная голова руководителя подалась немного вперед, как будто желая проникнуть в мою душу, которой у меня, как и у любого искусственного организма, никогда не было.

– На станции появился тот, кто сможет использовать даже те жалкие остатки кислорода, которые заперты в отсеках, – выпалил я, пожирая начальство глазами. – Если мы не сможем починить генераторы, новой экспедиции землян тут просто будет нечем дышать.

Целую секунду на лицевом экране КАЛСа не появлялись новые строки программного кода. А затем – хотя, возможно, мне это и показалось – выскочило слово Reboot. Снова временной интервал. И лишь затем синие буквы с легким отливом зеленого и красного, словно маленькие жучки, вновь побежали вверх.

– И кто же это? – прокряхтел он.

– Таракан!

Почти минуту на лицевом мониторе КАЛСа не было ни одной строки.

– Ясно. Что ж, Дэ Сто Тринадцать, мы с тобой обязательно об этом еще поговорим.

– Но сэр!

– Давид! Я же сказал: с тобой разговор будет особый. Сейчас мне надо выслушать все службы. Так что, помолчи.

Я обиженно откинулся на спинку кресла. А что мне еще оставалось делать? Особенно, если шеф всё-таки знает обо мне даже такое – имя, которое дала Светлана. Я заткнулся и минут пять ошарашенно слушал других выступающих.

– Так, Эм Двести Пятьдесят, у тебя есть что сказать? – Через какое-то время слово получила заведующая нашим складом. Мощная женщина, срисованная явно с какой-то скандинавской спортсменки – метательницы чего-нибудь тяжелого.

Она солидно откашлялась, явно пытаясь косплеить личность, которая теперь пропала, ведь простудиться робот не мог по определению. Равно как и прочищать горло. Вероятно, до недавнего времени ею управлял старый курильщик. Точнее, курильщица. Она подняла планшет почти на уровень глаз и сообщила:

– Мы провели полную инвентаризацию того имущества, которое уцелело на станции после взрыва. Новости неутешительные. Запасов пищи для живых организмов у нас достаточно, но сейчас этого и не нужно. Что же касается припасов для роботов, то по моим расчетам, их хватит на два с половиной – три месяца.

Она вывела на общий экран длинный список, и все получили возможность убедиться в правдивости ее слов. Как и положено хозяйственнику, она была перестраховщиком. Наверняка при желании эти запасы можно было растянуть месяца на четыре, а то и пять.

– Ремкомплекты у нас есть. К тому же на складе лежит двадцать новеньких, еще не активированных синтетиков. В крайнем случае сможем заняться каннибализмом.

Мне, новичку, стало очень неуютно после таких слов.

– Главная проблема в другом, – меж тем продолжила М-250. – Модуль связи мы восстановить не сможем: нужных запчастей просто нет. Мало того, через два с половиной – три месяца будет полностью исчерпан запас смазки: какой-то умник догадался хранить бочки в ныне разрушенном модуле.

– Это указание поступило с Земли! Они планировали расширять общий склад и потому освобождали пространство для ремонта. – На экране возник крепкий широкоплечий брюнет, исполнявший обязанности заместителя центра управления дальней связью. Как он выжил, я тогда еще не знал. Думал, что тот – самый настоящий везунчик. В момент трагедии находился по каким-то делам в другом модуле.

– Никто вас и не обвиняет, Ка Четыреста Пятьдесят Девять. Наша коллега просто констатирует факт, – прервал перепалку КАЛС. – Прошу вас, Эм Двести Пятьдесят, продолжайте.

– Продолжение будет еще более печальным.

– Давайте без излишнего драматизма и театральщины.

– Хорошо. Скажу напрямую: если мы с сегодняшнего дня начнем экономить, сможем растянуть смазку на пять – максимум шесть месяцев. Если хотим протянуть до прилета новой экспедиции, то придется отключить почти всех синтетиков. Оставить только двух-трех из всего штата станции. Но это тоже риск.

– К чему это приведет?

– Все системы обеспечения и жизнедеятельности на станции в какой-то период будут предоставлены сами себе. Гарантировать в такой ситуации их исправность к моменту появления тут людей я не возьмусь. Поставки реголита резко сократятся. Ферму, которая формирует запасы человеческой пищи, придется полностью законсервировать. То есть фактически вернуть нашу станцию на точку первой активации. Всё начать с нуля.

На мгновение наш главный завхоз задумалась, видимо, получая какую-то дополнительную информацию.

– Продолжу. У нас нет связи. Сейчас на Земле через спутники еще могут увидеть, что активность на станции сохранилась. Но когда облако пыли накроет весь ближайший космос, землянам потребуется еще больше времени, чтобы понять: можно ли сюда возвращаться живым. А это еще лет пять. В этом случае сюда проникнет холод и мрак. Солнечные батареи частично разбиты ударной волной, частично засыпаны пылью. Резервные генераторы на такую мощность не рассчитаны. Наши аккумуляторы – у всех без исключения – окончательно сядут, и личности придется загружать заново. Мы не будем помнить, кто мы и что мы. Но главное – следующая экспедиция с Земли просто не справится с реактивацией. Потребуются еще годы, чтобы всё вернуть в прежнее состояние.

На минуту в видеоконференции воцарилась полная тишина. По монитору начальника бежали строки кода – видно было, что он обдумывал все возможные комбинации. Периодически в них мелькали то красные, то зеленые строки, но все понимали, что простого решения точно не будет.

Наконец, КАЛС сдался. Его мыслительный процесс замедлился, он вновь посмотрел в камеру и произнес:

– Думаю, пару дней на размышление у нас всё же есть. Всем главам служб представить свои предложения по данному вопросу. Даю два дня. Нужны любые идеи. В идеале – как восстановить связь с помощью того оборудования, которое уцелело в главном корпусе. Эм Двести Пятьдесят, вам разрешаю представить полный список всем желающим. Ну и, конечно, если решение не найдется, подготовьте предложения по консервации со списком тех, кто в обязательном порядке должен продолжать функционировать максимально долгое время.

Он вновь замолчал. Но через десять секунд встрепенулся.

– Всем приступить к работе согласно расписанию.

Изображения участников совещания стали пропадать с экрана. Но лицо КАЛСа вдруг резко расширилось и сместилось в центр.

– Да, а тебя, Дэ Сто Тринадцать, прошу зайти ко мне в кабинет. Настало время обсудит