Союз, заключенный в Аду

Пролог

4 года назад

20:47 – время моей смерти.

В четырнадцать лет я не планировала знакомиться со своим женихом и всей его семьей, я мечтала, что меня не коснется участь моих подруг, но увы, мне тоже не повезло.

Оглядываю свою комнату, многочисленные книги по мировой истории, истории Чикаго и греческой мифологии. Я нередко засиживаюсь ночами за чтением, все равно гулять мне не позволено, а в гости к подругам могу ходить лишь днем. Из-за этого книги стали моими друзьями. Последний прочитанный мною миф был про Медузу Горгону – смертоносное чудовище, превращающее в камень одним взглядом. Но несчастная девушка была невиновна. В фильмах ее показывают злой и жестокой, восхваляют Персея за ее убийство, но разве она виновата, что мужчина взял ее силой? Виновата, что женщина, которая должна была защитить ее, разозлилась на Медузу за «осквернение» ее храма? Виновата, что ее сломили и превратили в монстра?

Опускаю взгляд на свое золотистое платье. Оно было таким красивым утром, я была в нем такой красивой, когда мама завивала мне локоны и красила щеки румянами… Теперь подол дырявый, один рукав содран, а на ткани появился «узор», которого раньше не было. Красный плохо сочетается с золотистым. С трудом поднимаюсь на ноги и оглядываю постель. Чертов узор украшает и простынь. Стягиваю с себя платье и срываю постельное белье. Дверь в мою спальню неожиданно распахивается, и внутрь заходит Надя. Мое тело буквально столбенеет, ожидая, что сейчас вся правда будет раскрыта. Надин взгляд медленно скользит по беспорядку на постели и по моему внешнему виду, и глаза гувернантки расширяются. Прежде, чем она успеет, что-то сказать, тараторю:

– Никому ни слова!

Надя часто моргает, явно находясь в ступоре. Мне не нужно, чтобы она рассказала родителям о случившемся, иначе день рождения закончится объявлением войны.

– Надя! – мой всхлип больше похож на карканье чайки. – Помоги или убирайся прочь.

Надя встряхивает головой, нервно проводит руками по платью и тяжело вздыхает. Подойдя ко мне, женщина забирает из моих рук постельное белье и платье и говорит:

– Я разберусь с этим, а ты вымойся и переоденься.

Кивнув ей, ковыляю в ванную. Все тело болит, живот скручивается от рвотных позывов. Снимаю то, что осталось от моего нижнего белья и выкидываю в мусорное ведро. Глаза натыкаются на отражение в зеркале, и я истерически усмехаюсь. Лицо и шея в полном порядке, а ребра и предплечья покрыты сине-фиолетовыми отпечатками пальцев. На запястьях синяки похожи на браслеты. Или наручники. Мне приходится голой зайти в комнату, чтобы взять чистое белье. Надя, оттирая пятно с матраса, кидает на меня печальный взгляд. Я благодарна ей за молчание. Взяв белье и чистое платье с длинными рукавами, на шатающихся ногах возвращаюсь в ванную, и меня выворачивает. Весь ужин, над которым трудилась вся команда поваров, оказывается в унитазе. Внизу до сих пор играет музыка, и никто кроме Нади не услышит, как мне плохо. Я бы предпочла, чтобы и она ничего не видела.

Как бы то ни было, это мой шанс все скрыть, спрятать весь ужас, произошедший на мое четырнадцатилетие.

Очищаю рот, до крови стирая десна зубной щеткой, закалываю волосы и встаю под горячие струи воды в душе, смывая липкость с бедер. Мне кажется, что я грязная, даже когда кожа скрипит под мочалкой. Вылезаю из душа, аккуратно вытираю воспаленную кожу между ног, надеваю другой наряд и поправляю прическу. Позже мне или Наде придется зашить платье или придумать разумную историю о том, что с ним случилось. Я не могу лечь спать, пока внизу сидят гости, и гувернантка никак не отпросит меня с моего собственного праздника. Это высшая степень неуважения к родителям и гостям. Отец будет недоволен, а мама заподозрит неладное. Наша семья не вынесет правды, это только моя проблема.

Обуваюсь, оставляю Надю в своей спальне заканчивать уборку и с натянутой улыбкой возвращаюсь на свой праздник. Сегодня же счастливый день, правда? Все-таки девочки любят дни рождения и подарки, обернутые розовой лентой. Особенно такие избалованные принцессы, как я.

Глава 1

Аврора

История архитектуры США не столь богата, если сравнивать ее с европейской. Предки современных американцев, решившие уплыть в Новый свет, не строили деревянные дома или храмы в стиле барокко. В Штатах не найти древние руины или развалины, за которыми кроется история, но это не значит, что Маркус Монтгомери, лицо современной архитектуры, пустое место. Если прошлого нет, то можно строить будущее, как делали это первые градостроители США.

Дэниел Хадсон Бернем – американский архитектор. Он был директором работ по созданию Всемирной выставки 1893 года в Чикаго. Бернем был первопроходцем, многие считают его создателем небоскребов вместе со своим практикующим партнером Джоном Веллборном Рутом.

Людвиг Мис ван дер Роэ – немецкий архитектор-модернист, ведущий представитель архитектурного модернизма и «интернационального стиля». Один из художников, определивших облик архитектуры XX века. В 1911—1912 годах он руководил строительством здания немецкого посольства на Исаакиевской площади в Санкт-Петербурге. С 1912 по 1930 год Мис работал как независимый архитектор в Европе, а после приехал в США.

Раньше этих людей объединяло общее дело, теперь же общее место упокоения на кладбище Грейсленд в Аптауне, Чикаго. Оно чрезмерно помпезное, надгробия больше похожи на произведения искусства. Возможно, переселенцы хотели сохранить частичку своей прошлой родины, ее богатую историю, от которой они отказались ради будущего на другом конце света. Если верить книгам по истории Чикаго, то некоторые люди завещали хоронить себя в бетонных, армированных сталью саркофагах, чтобы их могилы не осквернили. Возможно, раньше такое было уместно, хотя даже тогда поэты критиковали большие траты на содержание Грейсленда. Но когда ты видишь, что на надгробие добавляют семейный герб, окаймленный позолотой, ты понимаешь, о чем говорил Карл Сэндберг.

Какими бы роскошными ни были кладбища, я ненавижу их. Во всех книгах по архитектуре я пролистывала самые романтичные главы с готическими склепами и мраморными надгробиями.

Когда мне было десять, умерла моя любимая тетя. Она долго боролась с раком, но болезнь победила. В моем мире люди редко умирают по «естественным» причинам, поэтому ее уход казался неправильным. Через два года мы похоронили дядю и моего старшего брата. Их убили возле нашего дома, набив их тела свинцом. У них не было шансов. В те страшные дни кладбище заливал дождь, небо плакало над нашей потерей, но сегодня над Чикаго светило солнце, а погода для середины апреля слишком теплая. Сама природа радовалась смерти Орана.

Моего мужа.

Позолота на его семейном гербе отсвечивает под лучами солнца. Гроб из красного дерева с черной лентой подвозят к могиле. Если бы не десятки глаз, наблюдающих за мной, я бы рассмеялась. Покойся с миром, ублюдок. Как бы мне хотелось произнести эти слова вслух! Есть столько мыслей, которые мне хочется озвучить, чтобы меня услышал каждый, кто горюет по Орану. Но я вынуждена молчать. Я постоянно должна молчать, держать лицо, быть спокойной, как чертов мраморный ангел, восседающий возле могилы очередного солдата семьи Доэрти. Я выполняю роли, для которых была рождена. «Будь хорошей дочерью, верным членом Братвы, преданной женой. Твои мысли никого не интересуют,» – учила меня мама. Она говорила так не со зла. Мама лишь объясняла, как могут выжить женщина в рядах мафии. Какими бы королева нас не показывали в книгах и фильмах, на деле мы были трофеями и инкубаторами. Изредка, как в случае с моими родителями, мужья хотя бы уважали своих жен.О любви нам запрещено мечтать.

Думаю, в какой-то момент я смирилась с таким положением и отлично выполняла свой долг. Даже после смерти Орана. Я надеялась, что его семья с уважением отнесется ко мне и спокойно отпустит, но вместо этого они возненавидели меня, обвинив во всех грехах. В ту ночь, когда я нашла тело мужа, его мать забежала в наш дом с криками. Она влепила мне пощечину при прислуге, что равнялось к публичному позору. Я спокойно держала лицо, пока она вымещала на мне свою ненависть. Ее выплески и рядом не стояли с тем, что делал ее сын, когда мы оставались наедине. Она вырастила монстра и должна была быть готова к тому, что и кончит он соответственно.

Аккуратно, едва заметно, поворачиваю голову в сторону и вижу мать Орана, которая всю церемонию испепеляет меня взглядом. Даже на похоронах сына она выбрала не горевать, а ненавидеть. Брат Орана, Конал, стоящий рядом с ней, пытается не улыбаться слишком сильно, дабы не привлечь на себя лишнее внимание. Думаю, он рад не меньше меня смерти моего мужа. В конце концов, теперь он – наследник. Пусть не радуется раньше времени, принцы в наше время умирают, как скот на бойне.

Конал замечает мой взгляд и ухмыляется. Шепнув что-то матери, он подходит ко мне. Незнающий человек мог бы сказать, что Конал и Оран – близнецы. Они были истинными ирландцами. Рыжие вьющиеся волосы, веснушки и зеленые глаза. Оба долговязые, худые, но тем не менее очень сильные. Их удары в рукопашных боях сбивали с ног самых крепких мужчин.

Одернув себя, поворачиваюсь лицом к могиле Орана, надвигаю темные очки на глаза и наблюдаю за тем, как его гроб укладывают в глубокую яму. Надеюсь, он уже горит в Аду в самом огромном котле. Ненавидеть Орана давно стало привычкой, даже его смерть не избавила меня от нее.

Конал неожиданно вырастает возле меня и подходит чересчур близко, я автоматически превращаюсь в статую и крепче запахиваю полы тренча. Еще одна привычка. Брат Орана ухмыляется мне, протягивает руку и убирает мои волосы с плеча. От него пахнет сыростью и пылью в точности, как в подвалах, где он проводит слишком много времени, пытая людей. У многих людей есть хобби. Например, вязание, спорт, коллекционирование фигурок. У братьев Доэрти любимым занятием были пытки, истязания и убийства. Они знали сотни способов, как причинить людям максимальную боль. Если бы не их высокий статус в иерархии ирландском синдикате, то они бы были отличными наемниками и головорезами. Наклонившись к моему уху, Конал шепчет:

– Могла бы пустить хоть одну слезу по погибшему мужу. Все русские женщины такие холодные, или ты из особого рода ледяных сучек?

Гроб опускают в могилу. Родственники и друзья Орана по одному подходят ближе и кидают по горсти земли в яму. Мы с Коналом поступаем так же. Когда рабочие начинают закапывать могилу, мы отступаем назад.

– Ты тоже не выглядишь особо опечаленным, – констатирую я, оглядываясь по сторонам в поисках родителей.

Мой отец – казначей «Братвы», он один из приближенных к нашему пахану Владимиру. Папа не был рад, когда ее четырнадцатилетнюю дочь решили выдать замуж за одного из заклятых врагов. Браки по договору – привычное дело в синдикатах. Родственные связи – гарантия мира, пусть и хрупкая, как была у нас с Ораном. У самого Владимира дочери были уже выданы замуж за нужных людей по такому же принципу, и папе пришлось одобрить мой брак. Я видела, как он не хотел отдавать единственного живого ребенка своему врагу, и была благодарна ему. Пыталась не подводить его четыре с половиной года до самой смерти Орана. Когда я уйду с кладбища, не знаю, продлится ли мир хотя бы сутки. Боюсь, улицы Чикаго вновь будут залиты кровью наших солдат.

– Я погоревал, а потом вспомнил, что мне достанутся все побрякушки Орана, ты в том числе. Нам же так нравится играть, – Конал грубо проводит пальцами по моей щеке, и я не могу удержаться от порыва отпрянуть. – Правда придется немного подождать. Все сошли с ума от горя и действительно верят, что ты причастна к смерти брата.

Конал заливается смехом, но ни один человек не смотрит осуждающе на него. Он мужчина у власти, и никто не имеет права его упрекнуть. К сожалению, Конал не врет. Он вполне может запросить меня себе, раз я не родила ребенка от Орана. Я могу стать чертовым пунктом в наследстве своего мужа.

– Аврора! – неожиданно до меня доносится голос матери, как обычно спокойный и мягкий.

Мама, словно величественный лебедь, проплывает по тропинкам кладбища. Она чудесно выглядит в черном строгом платье, пальто и туфлях на гигантской шпильке. Ее золотистые волосы, завитые в упругие локоны, подпрыгивают, бедра плавно покачиваются. Мама, родив двоих детей, в свои сорок пять выглядит невероятно. Ее появление – еще один лучик света на похоронах.

Мама подходит ко мне и коротко кивает Коналу в качестве приветствия. Она не решается пожать ему руку, как делают на похоронах родственники. Мама может хорошо притворяться, но во всех ирландцах она видит лишь убийц сына и родного брата.

– Здравствуй, Конал, – говорит она. – Прими мои соболезнования. Нам будет не хватать Орана.

Ее слова звучат убедительно, и я не могу представить, сколько понадобится мне лет, чтобы я могла так же убедительно играть.

– Я заберу Аврору к нам, – объявляет мама. – Мой муж неважно себя чувствует, ему будет приятно, если Аврора навестит его.

Мои глаза удивленно расширяются. Я видела папу вчера, и он был в полном порядке.

– Разумеется, Ирина, – насмехается Конал. – Семья превыше всего.

Прежде, чем уйти, он вновь прикасается к моим волосам. Мама дожидается, пока Конал отдаляется от нас на достаточное расстояние, и утаскивает меня в сторону выхода с кладбища. Ее хватка на моем плече чересчур сильная, и я напрягаюсь.

– Мама, что с папой? – спрашиваю я, стараясь держать голос ровным.

Мама не ругает меня за эмоции, но все же советует всегда держать их под контролем.

– Не сейчас, Аврора, – отрезает мама, продолжая подталкивать меня вперед.

На парковке нас ждет конвой наших солдат и мой старый телохранитель. Кирилл после моего замужество вынужден был передать свои обязанности ирландцу, который обращался со мной так, словно я была не более, чем мешком с дерьмом. Увидев меня, мой старый друг на секунду улыбается, а затем, вернув лицу серьезность, кивает и открывает нам с мамой пассажирскую дверь автомобиля. Оказавшись среди своих, я наконец-то выдыхаю.

***

До своего замужества никогда не замечала, как вкусно пахнет наш особняк в Линкольн-парке. Корицей и яблоками. Аромат такой же теплый, как интерьер дома. Стены большинства комнат покрашены в песочные оттенки, мебель, выбранная мамой, плюшевая и мягкая, на кухне много уютных деревянных деталей. Я уже не говорю про задний дворик с бассейном и патио с камином. Если бы к нам приходили гости, они вряд ли бы поверили, что здесь живут мафиози. Конечно, если спуститься в подвал, то можно ощутить кровь, смерть и ужас, но в отличие от нашего дома, у Орана так пахло везде. Стены были пропитаны тем же гнусным ароматом, что и душа его владельца.

По пути домой мама не произнесла ни слова, и я не стала ее тревожить. Она спасла меня, забрав с кладбища, и я достаточно благодарна и сообразительна, чтобы помалкивать. Когда мы ехали, я думала, что дома будет тихо, возможно, зайдет семейный врач, чтобы навестить отца, но уже у ворот стало понятно, что что-то не так. Когда личная охрана Владимира встретила нас у порога, я подумала, что приговор мне вынесут не ирландцы, а мои собственные «братья» и «сестры».

Дюжина солдат без лишних слов провожает нас с мамой на второй этаж в библиотеку, нередко служившую переговорной комнатой. Именно здесь был заключен договор о нашем с Ораном браке, когда мне было тринадцать лет. Сотни фолиантов скрывают тайники с оружием, деньгами и компроматом. Ежедневно комната проверяется на жучки, чтобы федералы или кто-то из наших врагов не подслушали то, чего им знать не положено. На мое удивление мы находим отца, вполне здорового, разговаривающего с Владимиром. Как только мы с мамой заходим, вся охрана покидает библиотеку, и мы остаемся вчетвером.

Отец за последние полгода заметно постарел. Не знаю, было ли дело в моем замужестве или в чем-то другом. Папа в пятьдесят лет сохраняет хорошую физическую форму, но у глаз и на лбу появились глубокие полосы морщин, а когда-то темные волосы окончательно стали серебристыми. Он и Владимир одеты в черные костюмы-тройки с черными рубашками и галстуками. Они встают, приветствуя нас. Владимир стал совсем худым, щеки глубоко впали, а тело похоже на скелет. Со временем он стал оправдывать свое прозвище – Кощей. Пахан первым подходит ко мне и трижды целует меня в щеки.

– Здравствуй, дитя, – здоровается он на русском языке. Дома иностранные языки под запретом, считается, что мы должны помнить, откуда пришли.

Владимира окружает аура власти, и я смиренно опускаю взгляд. На самом деле, он мой крестный отец, но не могу сказать, что я не боюсь его. Как минимум, это было бы глупо. Страх – то, на чем держится власть. Но Владимир не безрассудно жесток, он разумен и справедлив настолько, насколько возможно.

Мама присаживается рядом с отцом, а я занимаю место напротив. Это не семейное собрание. Мне кажется, что сейчас меня поведут на плаху. Лица всех троих напряжены, и я чувствую, как по спине стекает струйка пота. Сжав ладони в кулаки, жду, кто объявит приговор.

– Аврора, – начинает отец, – мы связались с нашим человеком из ирландцев, и…

Его голос надламывается, а мама вдруг всхлипывает. Их проявление чувств при нашем пахане застает меня врасплох, от удивления мои глаза расширяются. В глазах мамы скапливаются слезы, но она быстро их смахивает. Владимир по-дружески сжимает плечи моих родителей и подается вперед.

– Дорогая, боюсь, новости неутешительны, – медленно, давая мне время на осознание, произносит он. – Мать Орана убедила всех, что ты причастна к убийству мужа. Мы знаем, что это не так, но защитить тебя от их ярости не в наших силах. Если она наступят, то начнется война. Мы не можем просто забрать тебя, как бы мне ни было противно это признавать.

Комок желчи подкатывает к горлу. Этого я и боялась. Меня продали годы назад, и вернуться я не смогу. Хочу кричать, молить Владимира, который говорил, что любит меня как родную дочь, чтобы он пощадил меня и позволил остаться, но я продолжаю молчать. Крик ничего мне не даст, только ухудшит мое положение. Они вышвырнут меня на улицу или просто отдадут Коналу.

– Но твоя мать кое-что придумала, и мы уже обо всем договорились, – вдруг встревает отец. В его глазах читается надежда, и я ухватываюсь за нее. – Этот договор спасет тебя, Аврора.

Сглотнув ком, вставший поперек горла, тихо спрашиваю:

– Что мне придется сделать?

Все трое переглядываются, и Владимир решает озвучить решение, которое, по их мнению, спасет меня:

– Ты выйдешь замуж еще раз.

О Боже мой, только не Конал, прошу… Бог, если ты меня слышишь, пощади, не отдавай меня ему!

– Несколько лет назад мы помогли одному нашему союзнику спасти его невесту и разобраться с организацией, которая терроризировала его семью многие годы, – неожиданно подает голос мама. Никогда не слышала, чтобы она так уверенно говорила при Владимире. – Я вспомнила об этом и обратилась к его брату. Он согласился помочь.

– И это…? – неуверенно уточняю я.

Родители тяжело вздыхают и отводят взгляды. Неужели есть кто-то хуже, чем ирландцы? Итальянцы? Кто-то из наемников? Из Триады?

– Ты выйдешь замуж за Гидеона Кинга, – заканчивает Владимир.

Глава 2

Семья и бизнес – синонимы в моей жизни. После смерти матери отец ожесточился и выковал из нас с братьями не только акул бизнеса, но и настоящих бойцов. Он говорил, что мы работаем для семьи, мстим за семью и живем ради семьи. Мне было десять, когда он умер, но по сей день я следую его наставлению. Под семьей раньше я воспринимал исключительно братьев, сейчас нас больше, но мое мнение о том, что брак – это формальность, сделка, на которую я никогда не собирался идти, хотя и не отрицал его эффективность в особых случаях. Раньше люди женились для потомства и повышению социального статуса. Если честно, мало, что изменилось с тех пор. Мне не нужно потомство, все-таки у меня есть три брата, и мою часть бизнеса унаследует кто-то из племянников или племянниц. Я всегда знал, что кто-то из парней женится, однако я не рассчитывал, что это будет брак по любви, как у Селены и Росса. Мой брат по уши влюблен в свою жену, но я не он.

Мне было бы опасно даже помышлять о шансе познать любовь, если бы я ее желал. Мне комфортно в своем упорядоченном темном мирке, в который иногда заглядывает лучик солнца с именем Марселла. Не все люди способны на любовь к человеку, не связанному с ним кровным родством, кого-то она сводит с ума. Единственное, что держит мой разум в сохранности, – контроль. Если я потеряю его, то любой человек, который окажется рядом, пострадает. Я оградил себя от мира, от семьи, стараясь компенсировать свою отстраненность верной службой братьям.

Но неделю назад, когда Ирина Волкова заявилась в мой избирательный штаб, я согласился помочь ей. Главной причиной был долг, о котором она не преминула напомнить. Мне стоило переговорить с Россом перед тем, как соглашаться, все же он – глава компании и семьи. Но кто-то должен был заплатить, и пусть лучше это буду я. Клятвы должны быть исполнены, обещания – сдержаны. Именно так говорил отец. К тому же, сейчас, когда я решил баллотироваться в мэры, мне не помешает жена из такой влиятельной семьи, как Волковы.

Три дня назад я сообщил семье о своем решении, и с тех пор Росс и Николас не переставали обрывать мой телефон, а Селена вывалила на меня около полутысячи сообщений с угрозами. Моя невестка оказалась упрямее всех и додумалась отправлять мне послания через факс. Отмалчиваться я больше не мог, поэтому когда Росс в очередной раз позвонил, я взял трубку. Разговор за час не сдвигается с мертвой точки, и я устало потираю виски. Я не привык перечить брату, а такое долгое общение вызывает у меня неприятную тревожность.

– Мы должны Братве, ты знаешь сам, – говорю Россу, сурово глядящему на меня с монитора ноутбука. – Брак продлится недолго, да и к тому же это личная просьба Игоря Волкова, а ты знаешь, как сильно он может быть благодарен.

Росс до сих пор не одобряет мой брак с Авророй Волковой. Не знаю, чего он так взъелся. Мой старший брат всегда мыслил трезво и расчетливо, но с появлением Селены в нашей жизни все изменилось. Трон королевы больше не пустовал. Я люблю ее, как свою сестру, ради нее я умру, но это не значит, что я вдруг поверил в счастливый финал для себя и перестал быть преданным нашему делу.

– Если ты это сделаешь, Селена изрешетит мои яйца, – морщится Росс, приводя свой последний аргумент. – Или будет играть с ними в пин-понг, а я все еще хочу второго ребенка.

Марселле – моей дорогой племяннице – скоро будет пять, и я знаю, что Росс с Селеной хотят еще детей. Моя невестка экстерном закончила колледж и работает в кризисном центре для женщин и детей. Она ведет административную работу и преподает детям школьную программу. Я все еще не понимаю, как такая самоотверженная женщина могла полюбить Росса, да и всю нашу ущербную семью.

В подтверждение словам Росса слышу, как дверь его кабинета распахивается, а его лицо озаряется улыбкой. Он выглядит глуповато, но я счастлив за него. Селена, не церемонясь, заходит в кадр и дает мужу подзатыльник. Думаю, мне тоже достанется за проигнорированные сообщения.

– Если ты разрешишь брату жениться на какой-то мафиозной девке, которую он не любит, я придушу тебя подушкой ночью, а детям скажу, что у тебя случился сердечный приступ, – рычит Сел и бьет Росса в плечо.

С нашей последней встречи она стала выглядеть еще лучше, и я не мог этому не радоваться. Селена была тощей и измотанной, даже на их свадьбе она была слишком худой, а сейчас она олицетворение жизни.

Росс поднимает руки, сдаваясь. Селена свирепо смотрит на мужа, и я боюсь, как бы я сейчас не стал свидетелем убийства собственного брата. В любом случае, я не стану давать показания против Сел.

– Эй, у него уже яички опустились, он взрослый мальчик, Ангел, – ворчит Росс. – И предложение действительно заманчивое, но решать не мне, а Гиду.

Селена вновь ударяет Росса, а затем поворачивается в мою сторону. Весь ее гнев теперь направлен на меня, но это не злость, а беспокойство. Не думал, что кто-то будет так искренне волноваться за меня. Росс переводит глаза на меня, периодически поглядывая на жену и опасаясь попасть под горячую руку.

– Гидеон, на кой черт тебе жениться на какой-то русской девчонке? В нашей семье и так денег столько, что наши прапраправнуки смогут ни дня не работать, – пытаясь успокоиться, спрашивает Селена. – Зачем ты подставляешь себя?

Не думая, коротко отвечаю:

– Мы должны Братве, Сел.

Мне не хочется вспоминать, за что именно мы им должны. Но по взглядам брата и сестры понимаю, что мы все думаем о той страшной ночи. Крик Селены нам с Россом не стереть из памяти никогда, а ей не стереть шрамы, оставшиеся на сердце. Сел поджимает губы, в ее глазах вспыхивает ужас от воспоминаний, но следом ее лицо теплеет и она говорит:

– Обещай, что не позволишь навредить себе, разведешься при первой возможности и больше не будешь лезть во всякое дерьмо. Иначе я надеру зад тебе, а ей вырву все волосы и исцарапаю лицо.

Усмехнувшись, провожу рукой по волосам, встряхивая их, и киваю. Селена выжидающе смотрит на меня, сощурившись. Ей не хватает моего кивка, поэтому произношу вслух:

– Обещаю, сестренка.

Ее глаза увлажняются, и она качает головой, пытаясь скрыть свои эмоции. Росс недовольно смотрит на меня. Ему не нравится, когда его жена плачет, пусть даже от счастья. Росс кладет руку на ее спину и кидает на меня красноречивый взгляд.

– Я пойду, – откашлявшись, собираюсь отключить звонок.

Но Селена останавливает меня.

– Ты должен пообещать мне еще кое-что, – заявляет она, смахнув слезинки. Без раздумий киваю. Кто я такой, чтобы спорить с нашей королевой? – Будь наконец-то счастливым, Гидеон. Мы пережили все не просто так. Нам был дан шанс, воспользуйся им, не будь дураком.

Ничего не ответив, отключаю звонок. Мне бы пришлось объяснять, что это невозможно. Я прекрасно знаю, что все в семье считают меня психом, и они правы. Полка в ванной обычно заполнена жаропонижающими и обезболивающими, а не антидепрессантами, анксиолитиками и антипсихотическими препаратами. Чокнутый брат Кинг, отморозок. Наверное, из-за такой репутации Ирина Волкова пришла ко мне, а не к Николасу или Доминику. Хотя Дом и не вернулся в компанию окончательно, он активно участвует в нашем бизнесе, но он бы не согласился на брак. Что касается Николаса… для поддержания убедительности союза нельзя, чтобы фотографии твоих любовных похождений каждую неделю выкладывали TMZ, а Ник не может держать свой член в штанах. Никто из нас не возражает, что в тридцать четыре года он трахается, как кролик. Нет наркотиков, нет алкоголя – это для семьи Кинг самое главное.

Я могу потерпеть принцессу мафии год или два, нам просто нужны рамки и правила, которые она должна принять. Выбора у нее в любом случае не будет.

Глава 3

По пути к дому Гидеона Кинга я не могла избавиться от чувства дежавю. Меня вновь везут на показ, как дойную корову. Если я считала, что хуже Орана быть никого не может, то я ошибалась. Едва я покинула библиотеку, я расспросила Кирилла о Гидеоне. Мой огромный и ужасный телохранитель побледнел от одной фамилии. Большего мне и не надо, чтобы понять очевидное.

Гидеон Кинг не просто очередной мужчина, он очередной убийца, очередной монстр из моих кошмаров.

Автомобиль тормозит у высотки в районе Стритервилл. По сравнению с Линкольн-парком здесь очень шумно и оживленно, вокруг много ресторанов, клубов и пабов, а за домами виднеется набережная. Кирилл заходит внутрь, и мы с родителями следуем за ним. Вестибюль небоскреба чистый, в стиле хай-тек, за стойкой нас встречает швейцар и провожает к персональному лифту, ведущему в пентхаус Гидеона. На первый взгляд, это вполне обычный многоквартирный дом, но если присмотреться, то можно увидеть с дюжину крепких мужчин, внимательно следящих за каждым посторонним человеком. К тому же, лифт открывается только с помощью специальной ключ-карты и ввода пароля, который, могу поспорить, меняется ежедневно.

Не знаю, радоваться или нет, что Гидеон Кинг ничем не отличается от других параноидальных убийц. По крайне мере, если ирландцы придут за мной, им придется постараться проникнуть в квартиру Гидеона.

Пока мы поднимаемся, родители по очереди смотрят на часы, но сейчас мне так плевать на их странность. Моя спина покрывается холодным потом, и дезодорант уже не справляется. Пальцы на ногах онемели в туфлях-лодочках. Страх перед мужчинами давно стал привычным, но я никогда к нему не привыкну. Я надеялась, что смерть Орана станет моим ключом к свободе, меня должны были посчитать испорченной и прогнать. Однако мое происхождение все еще позволяло делать из меня товар.

Я безупречно выгляжу в классическом костюме шоколадного цвета. Все недостатки, приобретенные в браке с Ораном, скрыты, а достоинства подчеркнуты шелковым топом и обтягивающими брюками. Мама лично собирала меня, красила и укладывала волосы. Столько штукатурки на моем лице не было с самой свадьбы. Мой вес немного вырос за последние полгода, и мама видимо волновалась, что я не понравлюсь Его Высочеству. Сомневаюсь, что он отказался бы от договора из-за пары складок на моем животе.

К сожалению.

Двери лифта распахиваются, и мы оказываемся в шикарной гостиной. Основная часть интерьера выполнена в серых тонах. Темный диван вмещает не менее шести человек, рядом стоят парные кресла, а между – журнальный столик на металлических ножках. Есть даже камин, отделанный гранитной плиткой черного цвета. Пол светлый и настолько зеркально-чистый, что я вижу в нем собственное отражение. Да что там пол, каждая поверхность в квартире блестит. Пентхаус настолько же стильный, насколько стерильный. Слева расположена лестница, ведущая на второй этаж, а справа коридор с несколькими дверьми, кухня и столовая. Ни единой цветной детали, вещи, лежащей хотя бы немного неровно, и чего-то уютного. Из панорамных окон открывается чудесный вид на реку Чикаго, и, наверное, это самая живая часть квартиры.

Но долго рассматривать пентхаус я не могу, потому что по лестнице спускается Гидеон Кинг. «Черт побери!» – моментально проносится в моей голове. Внешне Гидеон ничем не похож на Орана. Не могу не признать, что он безумно красив. Темно-шоколадные волосы зачесаны назад, ровная очень короткая борода покрывается угловатые челюсти и волевой подбородок, бледные губы сомкнуты в тонкую полоску. Высокие скулы придают его лицу величественность и мужественную элегантность. Мускулистая фигура обтянута костюмом черного цвета. На одежде Гидеона ни единой складки, даже на нагрудном платке. Мужчина движется уверенно, слегка резковато. На вид ему около тридцати, возможно, чуть больше. Его красота обманчива, как говорят, опасна. Таким мужчинам необязательно пользоваться оружием, чтобы взять то, чего они хотят. Им доверяют, хотя это и нелепо.

Когда мой взгляд встречается с его глазами цвета крепкого кофе, я вздрагиваю. Гидеон не раздражен и зол, не приветлив и весел. В его глазах читается лишь холод, обжигающий и кусающий, какой бы ты ощутил, ступив босыми ногами в снег. Я ожидала увидеть кровожадного зверя, но Гидеон – ледяная скульптура, лишь издалека напоминающая человека. Если я знаю, каково сосуществовать со злобными монстрами, то, что делать с бесчувственными существами, я не представляю. И это приводит меня в ужас. Позыв убежать, спрятаться за Кириллом как за щитом и вернуться домой гремит в ушах, как сирена, оповещающая о стихийном бедствии, пусть я и понимаю, насколько это глупо и бесполезно.

Гидеон вырос почти в том же мире, что и я, он деловой человек, умеющий правильно говорить. Так я думала, по крайней мере. На деле, Гидеон даже не пробует притвориться, что рад нас видеть, или сказать несколько привычных лестных фраз, он подходит к нам и без всяких приветствий заявляет:

– Вы опоздали.

Отец, ничуть не смутившись из-за его комментария, говорит:

– Прошу прощения, мистер Кинг, но сейчас мы здесь, и я надеюсь, это не испортит нашу встречу.

Отец протягивает руку Гидеону, тот медлит около секунды, но все-таки пожимает ее. Кинг все-таки решает поздороваться с родителями и все же выдавливает из себя несколько любезностей. Мне почему-то кажется, что для него такие банальности даются тяжело. Когда он заканчивает с родителями, его глаза возвращаются ко мне.

– Аврора? – уточняет Гидеон, и я киваю. – Соглашение касается только нас двоих, поэтому мы все обсудим наедине в моем кабинете.

«Я хочу подарить свой подарок Авроре лично».

Мое сердце перестает биться в груди, и я молюсь, чтобы родители сочли его просьбу – хотя скорее даже приказ – неприличной, но я же уже была в браке, я не невинна, и именно мы пришли просить помощи, поэтому они соглашаются. Как по команде, за нашими спинами появляется домработница, приглашающая их пройти в столовую. Родители уходят, и мы остаемся с Гидеоном наедине. Мужчина выше меня на добрую голову и в разы сильнее. От чрезмерной близости чувствую аромат его свежего парфюма. Все мое естество умоляет о побеге, в голове десятки планов, как я могу улизнуть отсюда, правда ни одного рабочего. У меня нет сил смотреть в лицо Гидеону. Глаза опускаются к туфлям, внутри я паникую и трясусь, как маленький заяц перед лисой, а снаружи приходится продолжать держать лицо.

– Мы теряем время, Аврора, – бормочет Гидеон, нетерпеливо поглядывая на наручные часы. – Если тебе нужна моя помощь, то идем в кабинет.

Нужна ли мне его помощь? Есть ли у меня выход? Лучше знакомый тебе дьявол, чем ангел, которого не знаешь, но Гидеон Кинг не ангел. С Коналом я знаю, какой станет моя жизнь, вернее кончина, может ли Гидеон быть хуже? Вполне. А лучше? Придется выяснить.

– Да, конечно, – подняв голову, тараторю я.

Гидеон недоверчиво косится на меня, но все же разворачивается обратно к лестнице и поднимается на второй этаж, я ступаю вслед.

«Тебе понравится мой подарок, Аврора».

Мои мысли возвращаются в день моего четырнадцатилетия, когда меня познакомили с Ораном. Я шла в неизвестность, как и сейчас, родители так же терпеливо и доверчиво ждали.

Поганое дежавю.

Гидеон открывает первую дверь справа на втором этаже и пропускает меня вперед. Почти всхлипываю от облегчения, увидев просторный кабинет с большим столом, стеклянными стеллажами и обитыми кожей стульями. Это помещение такое же монохромное, как и первый этаж пентхауса, только нет деревянных и каменных деталей. Здесь больше стекла и углов. На столе все вещи разложены по органайзерам, каждая ручка и бумажка лежит ровно на своем месте. Однако кабинет, в отличие от первого этажа, не безликий. Рядом с компьютером стоят фотографии в рамках. На одной замечаю девочку лет трех с чудесными белокурыми локонами и серебристыми озорными глазками. Самое удивительное – она абсолютно спокойно сидит на коленях Гидеона, у которого на голове красуется розовая корона с перьями. На других снимках запечатлены четыре мужчины, включая моего будущего мужа, мальчик и женщина, есть еще один, явно выделяющийся из-за качества, с супружеской парой.

Гидеон замечает, на что я так уставилась и разворачивает фотографии.

– Присаживайся, – он занимает свое кресло, а мне указывает на стул по другую сторону стола. – Я не отниму много времени, нам просто необходимо расставить все точки над «i».

Сжав кулаки на коленях, киваю, хотя и не понимаю, о чем речь. Гидеон откидывается на кресле, но его поза совсем не расслабленная. Я мало, что слышала об этом человеке, даже представить не могу, чего он может затребовать за свою помощь.

– Свадьбу сыграем через три недели, – начинает он. – Мои пиарщики пустят слушок, что мы с тобой были давно знакомы, и я поддерживал тебя после смерти твоего мужа.

Стандартная схеме. Гидеон станет героем, который помог бедной, горюющей вдове в трудный момент и подставил свое крепкое плечо. Пускай так. Гидеон делает паузу, словно ждет возражений или вопросов, я только киваю.

– Ты переедешь в этот дом, – продолжает он. – Я могу предоставить тебе одну из квартир ниже, но все же советую остаться в пентхаусе. Здесь достаточно комнат, чтобы мы не пересекались постоянно, а также лучше охрана. Мне кажется, что безопасность сейчас важнее комфорта.

Стоп, что? Могла ли я ослышаться?

– То есть вы… не собираетесь спать со мной? – слова срываются с губ раньше, чем я успеваю остановить себя.

Гидеон хмурится и подается вперед, заставляя меня вжаться в стул. Его глаза внимательно изучают мое лицо, от которого, мне кажется, отлила вся кровь. Мне стоило молчать.

– Наш договор включает в себя только свадьбу и безопасность для тебя на время, пока ирландцы не отступят, – медленно, словно ребенку, объясняет он. – Трахаться я буду с тем, с кем захочу, как и ты. Мы лишь не должны попадаться папарацци и разрушать видимость счастливого брака. Еще я бы не хотел по утрам сталкиваться с твоими любовниками, все же это мой дом.

«А если он захочет меня?» – главный вопрос крутится на языке, но спрашивать такое непозволительно, и вторая оплошность может быть чревата, поэтому я молчу.

Гидеон вновь ждет, когда я что-то спрошу или возражу. Он, наверное, привык к спорам, что ж, на этот раз ему не придется напрягаться.

– Аврора, – то, как он произносит мое имя, кажется чужеродным, странным. Понятия не имею почему. Гидеон сцепляет руки в замок и, понизив голос, говорит: – Вся суть нашего соглашения в партнерстве. Мы должны быть честными друг с другом и уважать общие интересы. Если тебя что-то не устраивает или ты хочешь выдвинуть свои условия, то я здесь, чтобы выслушать тебя.

Подобный покровительственный тон используют, когда считают тебя глупцом или хотят показать свое превосходство. Если так он хотел расположить меня к себе, то попытка провалена.

– Скажи, что происходит в твоей голове? – вновь пытается разговорить меня Гидеон. – Если ты волнуешься о… приватности, то все сказанное в этом кабинете останется между нами. Клянусь.

Едва ли сдерживаю едкий смешок. Клятвы – пустые слова, если не подкреплены чем-то существенным. Мужчины любят обещать, им нравится казаться благородными рыцарями, коими они не являются. Всем хочется быть лучше, чем они есть на самом деле, хотя бы на словах. Обещания и клятвы давно потеряли свою силу. Никто больше не присягает на верность, потому что она больше не имеет смысла. Ничто в мире не имеет смысла кроме выживания. Нет ни чести, ни любви, ни благородства. Существует только эгоизм, из-за которого мы рвем друг другу глотки.

– И чем же? – шепчу я, заглянув в темный омут глаз Гидеона. Он непонимающе сводит брови. – Чем ты можешь поклясться, что мне не навредит откровенность с тобой?

Прокручиваю в голове все уроки по сдерживанию эмоций, которые давала мне мама, расправив плечи, горделиво поднимаю голову и впиваюсь взглядом в лицо Гидеона. Я слабая, даже дурак это поймет, но ему необязательно знать насколько. Сотни масок, приросшие к моему лицу, хотя бы раз в жизни должны мне помочь и заставить Гидеона ответить мне честно.

Он смотрит внимательно и, к моему удивлению, без осуждения. Долгие годы я изучала людей, и, на первый взгляд Гидеон не похож на человека, который будет применять силу за любое слово, не пришедшееся ему по вкусу. Как и Оран. Так что о моих навыках понимания людей можно сказать только одно: я так и не смогла их раскусить. Я не обладаю интуицией и не могу полагаться лишь на то, что вижу своими глазами. Первого монстра я не распознала, пока он не показал мне свое истинное лицо, отсюда вытекает вопрос: как долго будет скрываться Гидеон Кинг? Оран продержался два часа и сорок семь минут.

– Клянусь своей семьей, – кивает Гидеон. – Можешь поверить, они для меня – все.

Глубоко вздохнув, собираю все остатки храбрости или, может быть, глупости и, глядя ему в глаза, выдвигаю свои условия:

– Мне нужна свобода. После мафии, вынужденных браков и смертей мне нужна только свобода. И немного денег на обустройство где-нибудь далеко отсюда, на другом конце света. Таков мой максимально честный ответ.

Гидеон, не отводя взгляд и не думая даже и минуты, произносит:

– Идет, но я спрошу кое-что еще и попрошу еще раз быть честной, как настоящему партнеру. Мне нужен ответ для понимания, насколько ужасно твое положение.

– Хорошо.

– Ты убила своего мужа? – Гидеон произнес это слишком будничным тоном.

Признаюсь, такого вопроса я не ожидала. Мне кажется, что никто не верит, что я действительно могла бы пойти на убийство. Тихая, порядочная девочка, выросшая под строгим взглядом Братвы. Ничего опасного или кровожадного во мне нет и быть не могло, я же женщина. О нас всегда думают либо как о шлюхах, либо как о слабых дурочках. Другого не дано. Мы не можем себя защищать, стоять за свои права, потому что у нас их нет. Бесправные игрушки для битья.

Разве могла я зарезать собственного мужа да еще и застрелить заключенного, которого Оран пытал четыре дня? Разумеется, нет. Два рослых мужчины, опытные убийцы и я, никчемная девчонка, которая и одеться не может без помощницы.

– Нет, – говорю я. – Разумеется, нет. Это была не я.

Гидеон некоторое время пристально изучает меня, ища намеки на ложь. Его практически черные глаза сужаются. Гидеон точно другой: он рассматривает вариант моей если не вины, то хотя бы причастности. Возможно, есть и шанс, что его остальные слова правдивы.

– Тогда, думаю, мы договорились, – заключает Гидеон. – Я обеспечу твою безопасность и свободу в любой точке мира, и мы больше никогда не встретимся.

Гидеон поднимается со стула и протягивает мне руку. Некоторое время смотрю на его ладонь, думая, не заключаю ли я сейчас сделку с адской тварью. Опять же выбора у меня нет, и я встаю и скрепляю рукопожатие.

– До встречи на свадьбе, Аврора.

Через три недели будет заключен наш брак. Второй за мои неполные девятнадцать лет. Бездушная оболочка женщины и ледяной монстр под человеческой личиной – это союз, заключенный в Аду.

Глава 4

Мне дали двадцать один день, чтобы свыкнуться с моим будущим. Пятьсот четыре часа, проведенные в муках ожидания. Когда ты понимаешь, что ты не просто не хозяин своей судьбы, а простая пешка в чужих играх, сильнее осознаешь ничтожность своего существования. Я – муравей под сапогами Гидеона Кинга, клана Доэрти и чикагской Братвы, которого они задавят, если захотят.

Моя помощница заходит в номер, снятый в отеле «Peninsula Chicago» для моих сборов. В ее руках вижу свое свадебное платье в чехле, и меня едва не выворачивает. Пусть оно – это единственное, что я сама выбирала для сегодняшнего «торжества», я все равно даже не могу смотреть на него без отвращения. В отличие от моего первого платья, выбранного матерью, в этом я чувствовала себя хотя бы чуть-чуть комфортно. Оно пышное, сшито из легкого многослойного фатина, руки прикрыты объемными рукавами, а декольте подчеркнуто вырезом в форме сердца.

Но все же я предпочла бы не видеть его. Никогда.

Надя вешает конверт на дверь шкафа и семенит ко мне. Ее спина ссутулена, руки сцеплены в замок спереди, а глаза опущены к полу – ее привычная поза. Надя ровесница мамы, тоже росла среди мафии, но ее положение было еще хуже нашего. Когда нам пришлось переехать в дом Орана, я всеми силами пыталась вытащить ее оттуда, представляя, как мой почивший муж будет обращаться с моей служанкой, предлагала сбежать и начать жить собственной жизнью. У Нади не было ни мужа, ни детей. Она только и умела, что ухаживать за мной. Много лет назад ей было велено, чтобы она следила, что я не порву одежду, не испачкаю туфли и не разобью колени. Для сорокалетней женщины Надя выглядит плохо. Русые волосы практически полностью поседели, на лбу и у глаз давно покоятся морщины, а тощая фигурка делает ее похожей на старушку. Меня убивает, что мой секрет разрушает ее, как и меня.

– Рори, дорогая, пора одеваться, – тихо объявляет Надя.

Мне приходится подняться и позволить ей одеть меня. Белая ткань рябит в глазах, она такая яркая, что голова начинает кружиться. Корсет ощущается, как клетка, из которой я не могу вырваться, а рукава и шлейф – кандалы. Раньше считали, что белый – цвет траура и печали. Увидев современных невест, дамы прошлого подумали бы, что мы либо вдовы, либо идем на похороны родственника. Иронично, что я и вправду вдова, однако белый цвет на мне не из-за этого.

Поправив рукава платья, Надя откидывает мои волосы на спину, слегка разбив кудри, сделанные стилистом. Церемония начнется через пятнадцать минут, через пять отец уже будет здесь. После свадьбы я не вернусь домой, все мои вещи уже перевезены в квартиру Гидеона, однако на этот раз Надя не поедет со мной. Мой жених четко высказал свое нежелание пускать кого-то еще в свой дом. Он не запретил ей посещения, но жить она с нами не будет. Надя была со мной с самого детства, мы, конечно, еще не расстаемся, но я уже ощущаю, что у меня забрали едва ли не последнее, что осталось в моей жизни. Пора привыкать, что я уже не ребенок, и мне не нужны ни помощница, ни родители.

Надя еще раз проходится пудрой по моему лицу и говорит:

– Ты очень красивая, Рори.

– Не надо, Надя, прошу… – шепчу я, не решаясь взглянуть в зеркало.

Единственное, что заставляет меня держаться на ногах, – мысль об обещанной свободе. Если Гидеон не соврал мне, то сегодняшний день может быть не таким уж и траурным. Глупо, наверное, думать, что мужчина мог принять меня за равную и решить соблюсти наш договор. Все равно мне остается лишь ждать… либо приговора, либо второго шанса на жизнь.

Ставки еще никогда не были так высоки. Я получу все или ничего.

В дверь снова стучат, и мы с Надей переглядываемся. Как только отец войдет, она должна будет покинуть меня навсегда. Не знаю, кто из нас поддался порыву первой, но через секунду мы оказываемся в объятиях друг друга. Несколько коротких мгновений я обнимаю несуразную фигурку своей гувернантки, а она неожиданно крепко прижимает меня к себе. Мы обе понимаем, что это конец. И когда отцу надоедает ждать ответа, он заходит внутрь. Мы с Надей отстраняемся, и я отхожу в сторону, чтобы обуться. Папа не выглядит счастливым, хотя, наверное, он никогда так не выглядит. Он не рассматривает меня и не восхищается моей красотой. От папы каждая дочка хочет признания, а мне же нужно понимание, что он не сдает меня, как игрушку, другому владельцу. Такой видит меня Братва, а кто я для отца, не знаю.

– Нам пора, дочь, – кивает он и протягивает ладонь.

Без лишних слов я ступаю к отцу, беру его руку, и вместе мы спускаемся на церемонию.

***

Все познается в сравнении. Если первая свадьба казалась мне показной, то теперь я понимаю, что она ни в какое сравнение не идет с этой. Все было нереальным, начиная первым супружеским поцелуем, заканчивая поздравлениями гостей. Не уверена, что даже Гидеон знает всех, кого пригласил. С моим суженым мы провели вместе около десяти минут: при заключении брака и на первом танце. Затем Гидеон ушел, бросив меня на съедение жаждущим внимания родственников и чиновников Чикаго.

Еда на столе выглядит аппетитно, но я не могу ни куска в рот запихнуть. Злоупотреблять шампанским на глазах родителей и журналистов я не могу, поэтому продолжаю сидеть, уставившись в одну точку. В раздумьях едва ли замечаю, как возле стола материализуются две мужские фигуры. Когда я продолжаю сидеть с опущенной головой, пришедшие откашливаются. Медленно поднимаю взгляд и вижу Гидеона и двух мужчин, совсем не похожих и в то же время идентичных моему мужу. Думаю, это два старших брата Кинг. Учтиво улыбаюсь, слегка склонив голову.

– Аврора, позволь представить моих братьев, – Гидеон указывает на самого взрослого мужчину. Его серебристые глаза, кажется, проникают в мой мозг, чтобы прочитать меня, как раскрытую книгу. По спине пробегаются мурашки. В нем чувствуется власть, сила и опасность. Он огромный, высокий и татуированный – настоящий ночной кошмар. – Росс самый старший из нас.

Росс Кинг. Глава «КИНГ Консалтинг». Король. Слухи о Россе Кинге доходят и до Чикаго, и во время своего мини-расследования о семье, в которую я формально вступаю, я все-таки узнала кое-что от Кирилла. Говорят, что когда его враги напали на его людей, он нашел каждого из них и повесил на собственных кишках. В Нью-Йорке думали, что появился новый серийный убийца, но расследование быстро закрыли. Интересно почему?

– Приятно познакомиться, Росс, – держать улыбку довольно тяжело, когда подсознание рисует лужи крови вокруг него.

Росс не пытается казаться вежливым, и он просто кивает и проводит рукой по волосам. Меня удивляет, что на его безымянном пальце красуется кольцо. Неужели он женат?

– А это Николас, – представляет Гидеон второго брата.

В отличие от Росса Николас выглядит дружелюбным. Хотя нет, это слово не подходит. Обольстительный – да. На его губах играет ухмылка, когда Николас подается вперед, берет мою ладонь и оставляет легкий поцелуй на коже.

– Рад познакомиться, Аврора, – его голос бархатистый, льется, словно мед.

Николас может казаться неопасным, но не удивлюсь, что на его руках не меньше крови. Братья Кинг точно не те люди, с которыми можно ослабить внимание.

– К сожалению, мы с Россом отдуваемся за всю семью, – театрально вздыхает Николас. – Младший братец сейчас где-то в Индонезии, и нам пришлось скрыть, что свадьба состоится сегодня. Если бы он приехал в Штаты, то узнал бы, что Марселла заболела.

– А Марселла…? – уточняю я.

– Моя дочь, – без особой охоты говорит Росс, продолжая смотреть на меня, как ястреб на мышь. – Моя жена тоже не приехала. Она осталась в Нью-Йорке с дочерью и Оливером.

Спрашивать, кто такой Оливер и почему младший брат не должен знать, что дочь Росса заболела, не решаюсь. Наверное, мне стоит о чем-то говорить с ними, но им и втроем вполне хорошо. Росс то и дело, что кидает на меня предостерегающие взгляды. Король волнуется за принца. Похоже, старший Кинг тоже допускает возможность того, что я могла убить Орана. Эти мужчины какие-то неправильные.

Отвожу глаза в сторону и вижу, что позади братьев Кинг стоит Юля, младшая дочь Владимира, и довольно активно машет мне, привлекая к себе внимание. Наши глаза встречаются, и она кивает в сторону уборных и скрывается из виду. Извинившись перед мужем и его братьями, я следую за ней. Юля – моя подруга. Она на пару лет старше меня и замужем уже почти четыре года, поэтому мы мало видимся сейчас. Я помню, как она плакала на своей свадьбе, это было как раз после нашего знакомства с Ораном. Юля до сих пор не родила детей, но вряд ли дело в ней. Ее мужу в этом году исполнится шестьдесят семь.

Нахожу Юлю в уборной и запираю за собой дверь. Она так исхудала… Черные волосы Юли растрепаны, а платье помято. Под ее огромными синими глазами виднеются темные впалые круги, с которыми не справится ни один макияж. Она выглядит очень плохо. Юля некрепко стоит на ногах, опираясь на раковину. Она явно пьяна. Юля запрыгивает на стойку с раковинами, роется в сумочке и достает оттуда флягу.

– Ну что? Каково быть женой во второй раз? – заплетающимся языком спрашивает подруга и делает долгий глоток.

Юля запрокидывает голову, и я вижу, что шея девушки покрыта синяками, которые она пыталась скрыть тональным кремом. Приглядываюсь и нахожу следы побоев на левом бедре, запястьях и на ложбинке. Черт, на коленях и лодыжках тоже есть ссадины. Глаза Юли не выражали ничего, взгляд пустой и безразличный. Чувствую аромат терпкого алкоголь, когда делаю шаг к ней. Мама однажды упомянула, что Владимир недоволен дочерью из-за того, что она явилась пьяной на какое-то мероприятие. Видимо, Юля действительно пристрастилась к бутылке.

Подруга вновь прикладывает горлышко фляги ко рту, но я аккуратно перехватываю ее руку и отбираю емкость. Юля пытается протестовать, однако она слишком пьяна для активного сопротивления.

– Пока не знаю, – отвечаю я и присаживаюсь рядом с ней. – Мне кажется, что Гидеон не такой, как Оран.

Юля, икнув, разражается смехом. Звук едкий, печальный и совершенно не подходящий для нее. Она почти глумится надо мной, но винить я ее не могу. Она не слышала, что говорил мне Гидеон, и никогда не поймет, откуда во мне появилась надежда. Я сама не уверена, почему даже маленькая часть меня верит в его честность.

– Они все одинаковые, – выплевывает Юля. – Жадные ублюдки считают нас мясом. Сергей все еще пытается заделать мне ребенка и винит меня в том, что я не родила от него, но я знаю, что ни одна из шлюх в борделе так и не понесла от него. Черт, да без колес у него бы даже не стоял. Однако виновата все равно я. Пусть так и останется, я не хочу приносить в этот мир его отродье.

Юля вздрагивает, проводя руками по ушибленным местам. Ссутулившись, она обнимает себя руками, словно маленький напуганный ребенок. Никому из нас не позволили повзрослеть перед браком. Нас не готовили к первым брачным ночам, не рассказывали, насколько мужья могут быть грубы с нами. Наверное, в какой-то степени я должна быть благодарна Орану. Он готовил меня четыре года для брака, показывая свою жестокость, но остальные девочки… Юля и ее сестра из оберегающих рук семьи попали в Ад, в котором я уже варилась.

Юлю трясет, и я пытаюсь аккуратно приобнять ее за костлявые плечи, но она отталкивает меня.

– Мне позвать твоего отца? – предлагаю я. – Может быть, он заберет тебя домой?

Юля усмехается и спрыгивает с раковины, хотя скорее сползает. Ее истощенные ноги шатаются, как две некрепкие веточки. Юля пытается выпрямиться, но ее тут же тянет назад. Успеваю поймать ее за талию до того, как она упадет.

– Он просто передаст меня Сергею, – лепечет подруга, опираясь на мое плечо. – Я теперь его игрушка.

Взяв сумку Юли, забираю флягу и вывожу девушку из уборной. Если ее муж найдет заначку, ей придется несладко. Юля получит в любом случае из-за того, что напилась, но я не могу ничего не сделать. Мимо нас проносится официантка, я останавливаю ее и прошу принести крепкий кофе. Мне необходимо привести Юлю в более или менее адекватное состояние. Усаживаю ее к барной стойке, ожидая официантку. С каждой секундой ожидания Юля расклеивается все больше. Она пытается что-то сказать, но из рта выходят лишь нечленораздельные звуки.

– Потерпи немного, – шепчу я, поглаживая подругу по спине.

Ладони потеют. Мне страшно, что кто-то из людей Сергея застанет нас и накажет Юлю прямо сейчас. Никто не сможет защитить ее, я в том числе. Даже Владимир не помешает мужчине сделать из собственной дочери пример в назидание другим женщинам. Не успеваю осознать, как мои руки откупоривают крышку фляги, а затем я пью содержимое. Терпкая, обжигающая жидкость разливается по горлу, и я закашливаюсь. Не знаю, что это, но штука ядреная. Не представляю, как Юля еще могла говорить.

– Нехорошо, когда невеста сбегает с собственной свадьбы, – раздается твердый, басистый голос за моей спиной.

Моя спина инстинктивно натягивается, как струна, а по телу проносится предупредительный холодок. Но спустя несколько секунд понимаю, что в интонации не было ничего осуждающего, только холодная констатация фактов, и я слегка выдыхаю, осознав, кто стоит за моей спиной. Не слишком расслабляясь, поворачиваюсь лицом к Гидеону, прикрывая собой Юлю. Мой новоиспеченный муж спокойно проводит взглядом по мне, фляжке и болезненно худом тельце за мной. Его глаза как две глубоких ущелья, в которых ты пытаешься рассмотреть хоть что-то ночью без фонарика. Шанс на успех равен нулю. Если посмотреть на Гидеона, ты никогда не поймешь, что у него на уме, что он чувствует. Не могу отделаться от глупейшей навязчивой мысли о том, что он не человек. Мне кажется, если я прильну к его груди, чтобы послушать стук сердца, то будет лишь тишина.

– Что-то не так, Аврора? – спрашивает Гидеон и делает шаг ко мне.

Мой взгляд невольно опускается к его губам, вспоминая пятнадцатисекундный поцелуй, которым он одарил меня, когда мы стояли у алтаря. Интересно, своих любовниц он целует так же? Все равно это легкое касание было в миллионы раз приятнее, чем то, что делал Оран, так что я в какой-то степени благодарна за холодность. Хотя губы Гидеона были теплыми и мягкими, как спелые персики, а в поцелуях моего погибшего мужа ощущались только кровь и жесткость. Оран много времени проводил на улице, его кожа была сухой и потрескавшейся. Он, сам того не подозревая, придумал способ, как можно сделать мне больно.

– Аврора? – голос Гидеона вырывает меня из размышлений об изобретательности Орана. – Тебе нужна помощь?

Поднимаю взгляд к глазам Гидеона, так сильно пугающим меня, пытаясь не видеть в них тьму, и неувренно качаю головой. Он недоверчиво косится на флягу с высокоградусной дрянью в моей руке. Я почти забываю о Юле, когда она к нам подходит официантка с кофе и таблетками аспирина.

– Ты уверена? – слегка выгнув бровь, спрашивает Гидеон еще раз.

Я собираюсь сказать «да», но именно в этот момент стул позади меня издает громкий скрип, и я разворачиваюсь как раз в тот момент, когда Юля собирается свалиться на мраморный пол. Гидеон пулей подлетает к моей подруге, словно он чертов Флэш или Ртуть, и легко ловит ее. Его инстинкты хищника только что не дали Юле свернуть шею. Не уверена, меня больше впечатлили или напугали его рефлексы. Гидеон усаживает ее обратно на стул, но не опускает рук, чтобы Юля не упала.

– Кофе, – кивает он в сторону чашки с американо.

Кивнув, подношу кружку к сухим губам подруги и прошу сделать ее несколько глотков. Не сразу, но Юля слушается.

– Сколько она выпила? – спрашивает Гидеон. – Ей пора домой.

– Я… не знаю, была ли эта фляга единственной и сколько она успела выпить за столом, – тихо признаюсь я. – Но и домой ей нельзя, ее муж… накажет ее.

Гидеон хмурится, но ничего не говорит, вместо этого он оглядывается и кивает кому-то. К нам подходят два охранника – гиганты, каждый размером с две меня – и берут Юлю под руки. Мои инстинкты заставляют меня шагнуть к ним и пытаться оттолкнуть от подруги, но Гидеон берет меня за плечо и говорит:

– Они отвезут ее домой к Владимиру, а он позаботится о том, чтобы ее муж ничего не сделал. Я прослежу, чтобы она не пострадала из-за этого инцидента.

Послушает ли Владимир мужчину и исполнит его просьбу помочь его же дочери, которая годами пыталась докричаться до него? Не знаю, но и другого выхода у меня нет.

– Обещаешь? – мне нужно, чтобы дал хотя бы иллюзию того, что его слова чего-то стоят, что он не врет.

Гидеон кивает, глядя мне в глаза. Мои руки перестают хвататься за Юлю, но я не отпускаю ее до тех пор, пока он не произнесет заветное слово вслух.

– Обещаю, – словно прочитав мои мысли, говорит он. Охранники бережно поднимают подругу со стула, берут ее сумочку и ведут к выходу из отеля. Когда они исчезают из поля зрения, Гидеон добавляет: – Вся суть этого соглашения в партнерстве.

Та самая фраза, которую он сказал в день нашей первой встречи. В зале до сих пор звучит музыка, но возвращаться туда мне хочется еще меньше, чем днем. Если я скажу, что хочу покинуть церемонию, то Гидеон поедет со мной. Знаю, что он говорил мне о том, что не тронет меня, но он мог и передумать.

– Аврора, нам тоже стоит уехать, – черт, он точно умеет читать мысли. – Ты готова?

«Нет!» – думаю я, но говорю другое:

– Разумеется.

***

Гидеон позволил мне переодеться перед возвращением «домой». Я надела мешковатый спортивный костюм, совсем не сексуальный и не красивый. В лифт мы заходим вдвоем, и эта поездка кажется бесконечной. Тихая музыка не заглушает мою панику из-за того, что я останусь под одной крышей с мужчиной. Дверь со звоном распахивается, и мы оказываемся в темном пентхаусе, освещенным лишь лунным светом. Гидеон пропускает меня вперед. Я уже знаю, где моя комната, и хочу убежать туда со всех ног, но что-то заставляет меня врасти в пол. Мысли возвращаются к одному единственному страху. Если я убегу в спальню, то окажусь в ловушке. Мне стоит держаться поближе к лифту – единственному выходу из этой крепости… Повторяю про себя код безопасности, а рукой нащупываю ключ-карту. На месте, все на месте…

– Если не возражаешь, то я пойду спать, – зевнув, объявляет Гидеон. – Я не большой любитель торжеств, особенно таких людных. Они меня выматывают.

Резко поднимаю глаза на лицо Гидеона, ища в них долю насмешки, но он как и всегда абсолютно серьезен. Он не глумится и не издевается. Он говорит правду. Гидеон поднимается по лестнице, но замирает на середине. Я перестаю дышать, боясь, что он мог передумать. Гидеон поворачивает голову в мою сторону и кидает:

– Спокойной ночи, Аврора.

Теперь он полностью исчезает из виду. Гидеон ушел, и я делаю аккуратный вдох, словно малейший шум мог бы его потревожить. Не знаю, сколько времени я стою посреди коридора. Ноги пошатываются, но по лицу скатывается одинокая слеза облегчения.

Сегодня Гидеон сдержал свое слово. Быть может, он не врет и в остальном. Однако он все еще Кинг, а значит, опасный и коварный, как демон.

Глава 5

Дверь закрывается на ключ, ванная запирается изнутри. Моя комната – настоящий остров безопасности после жизни с Ораном. С моим почившим мужем мы делили одну спальню, не всегда одну кровать, но все же. Оран, когда он был в особенно плохом настроении, заставлял меня спать на полу. Он убирал прикроватный коврик, приказывал снять всю одежду и ложиться на каменную плитку. В холодное время года Оран специально отключал обогрев пола и открывал окна. Но, скажу честно, это было лучше, чем сон с ним в постели. Все равно каждое утро начиналось одинаково, и лишний шанс побыть вне его досягаемости был мне нужен.

Без разницы, где тебя побьют или возьмут против воли. Боль есть боль.

Живя в квартире Гидеона, я ни разу не надевала ненавистную одежду, которую заставлял носить меня Оран. Мне бы хотелось сжечь ее и всю жизнь ходить в этом спортивном костюме. Оказывается, ткань может быть такой приятной и мягкой. Необязательно втягивать живот и держать спину, потому что гениальные люди изобрели оверсайз-футболки. Я могу ходить в носках, а не в туфлях. Правда моя свобода ограничена моей спальней: не уверена, что Гидеон оценит, если я заявлюсь перед ним в таком виде, поэтому уже сутки я сижу на постели и читаю. Мой… муж – надо привыкнуть так его называть – стучался ко мне несколько раз и предлагал спуститься на завтрак, потом предупредил об отъезде и пропихнул через щель между полом и дверью карту, чтобы я могла заказать еду домой. Конечно, это любезно с его стороны, но Гидеон не сказал, сколько я могу потратить, а еще я понятия не имею, как заказать еду в пентхаус. Пропустят ли охранники курьера? Если нет, то мне не хочется иметь с ними дело.

Мне было хорошо среди светло-серых стены, на постели с шелковыми простынями, пледом и кучей подушек. Моя комната такая же безликая, как весь пентхаус, но мне здесь уютно. Лучшей частью спальни является вид на набережную, и только из-за него я бы никогда не выходила отсюда. Однако с наступлением ночи мой желудок начинает протестовать. Последний раз я ела еще дома у родителей, так что урчание вполне ожидаемо. Первый час упорно сопротивляюсь и пытаюсь уснуть, но в итоге не выдерживаю и решаю спуститься на кухню. Взяв статуэтку в форме женской фигуры и подойдя к двери, отпираю замок и высовываю голову в коридор, выглядывая, есть ли кто-то. Меня встречает полная тишина, и я решаюсь выйти из безопасной зоны. Не опуская руку со статуэткой, на цыпочках иду к лестнице.

– Гидеон уже давно спит. Все хорошо, – бормочу себе под нос, крепко держа металлическую фигуру. – Он спит…

Повторяя свою мантру, иду по гостиной в кухню. Остается последний шаг, когда я слышу странные звуки. Резко замираю, оглядываюсь вокруг, не понимая, откуда доносится шум. Мне требуется минута, чтобы понять, что кто-то стонет. Черт, черт, черт… Глаза натыкаются на приоткрытую дверь в, если не ошибаюсь, гостевую спальню. Стоило бы бежать обратно в свою комнату, но что-то заставляет меня идти вперед. Кто может стонать из гостевой спальни? Бесшумно подступаю к приоткрытой двери, держа статуэтку, как оружие, и аккуратно заглядываю внутрь.

О мой Бог!

Статуэтка едва не падает на пол, а рот распахивается от шока. На большой кровати распластана женщина, ее руки привязаны к изголовью чем-то шелковым, похожим на галстук, а ноги лежат… на плечах Гидеона. Мне так кажется, по крайней мере. Со своего угла вижу только крепкий мужской зад, широкую накаченную спину с рельефными мышцами, которые сокращаются и удлиняются при каждом движении, и темные взъерошенные волосы. Но главное не это. Гидеон – это точно он, кто еще может ночью быть здесь? – жестко трахает женщину. С каждым мощным толчком ее откидывает назад, каштановые волосы подпрыгивают, как и ее полные груди, а спина выгибается. Присмотревшись, замечаю, что ее губы обернуты вокруг кляпа в форме шарика для пин-понга. Кровать скрипит, изголовье бьется о стену. Простынь под ними скатывается в комок и падает на пол, но никого это не волнует.

Первым моим порывом было бежать к ней на помощь. Мои инстинкты твердили, что я должна ударить Гидеона по голове, развязать ее и помочь выбраться из пентхауса. Однако я не сделала ни шага, потому что увидела невообразимое. Женщина поворачивает голову так, чтобы взглянуть на Гидеона, и ухмыляется. Ее соски твердые, ногами она подталкивает его ближе к себе.

Святое дерьмо! Она наслаждается! Ей нравится быть обездвиженной, пока мужчина берет ее. Трахает жестко и сильно.

Словно почуяв необходимость показать свой экстаз, незнакомка протяжно стонет. Бедра Гидеона ударяются о ее зад со звонким хлюпаньем, пока он входит в нее. Мышцы на плоском животе женщины сокращаются, и, кажется, она кончает. Черт меня побери…

Медленно, не отводя взгляд от происходящего, начинаю отступать. Гидеон резко замирает, откинув голову назад. Его ягодичные мышцы напрягаются, руки притягивают бедра женщины ближе, пальцы крепко стискивают плоть, а с губ срывается гортанный, почти животный рык. В отличие от женского оргазма, такое я уже видела и слышала раньше. Гидеон выходит из нее, но я не вижу всего за его бедрами. Он развязывает ленту на руках незнакомки, но вместо того, чтобы лечь рядом или уйти, он переворачивает ее на живот и ставит на колени. Не уверена, что женщина успевает даже вздохнуть, когда Гидеон вновь вонзается в нее. Ее голова откидывается назад, и по комнате разносится скулеж. Они явно не собираются останавливаться.

Проклятье. Мне пора уносить ноги.

Прислушавшись к здравой мысли, на цыпочках убегаю в свою комнату, не оборачиваясь назад, что по какой-то причине дается мне нелегко. Забегаю в спальню, тихо запираю дверь и забираюсь под одеяло. Голода словно и не было. Не понимаю, почему сердце бьется так сильно…

Ей было хорошо. То есть я знаю, что кому-то нравится секс, и не отрицаю возможность того, что он и правда может быть приятным, но такой? Как ей может нравиться быть связанной и с кляпом во рту? Нервно сжимаю бедра и ахаю.

– Быть такого не может! – бормочу под нос и случайно повторяю движение.

Губы удивленно приоткрываются. Это было… приятно. Оран утверждал, что я могу только доставлять им удовольствие, но не получать. Он запретил мне даже думать о приятной части секса, не пытался сделать супружеский долг обоюдным занятием. Это всегда были принуждение и ненависть ко мне. И вот мы здесь: Гидеон трахает кого-то на первом этаже, а я… возбудилась, подглядывая за ними.

Однако я не уверена, что испытала подобное, находясь на месте незнакомки. Перевернувшись на другой бок, в самый последний раз стискиваю бедра, и по телу пробегается легкая приятная дрожь. Пусть я здесь и не по своей воле, но благодаря этому месту и, наверное, Гидеону я узнала, что я не фригидная и у меня есть шанс на будущее, пусть пока меня и привлекает лишь полное одиночество.

Может быть, одиночество с кошкой.

Глава 6

– Ты же знаешь, что можешь воспользоваться картой, которую я тебе дал? – спрашивает Гидеон.

Поднимаю глаза на своего мужа и вновь краснею. Тот… инцидент произошел почти неделю назад, и я старательно избегала Гидеона, потому что невольно представляла его голым. Рубашка, в которую он сейчас одет, не упрощает задачу. Тонкая хлопковая ткань облегает широкие плечи Гидеона, его бицепсы напрягаются, когда он подносит вилку ко рту. И я даже не буду говорить про хищные глаза, наблюдающие за мной из-под длинных черных ресниц.

Сегодня Гидеон не оставил мне выбора и заставил спуститься на ужин. Мне пришлось вылезти из своей чудесной пижамы и оторваться от книг. Домработница начала приносить еду в мою комнату, и мне было комфортно, пока полчаса назад Гидеон не постучался и не сказал, что нам надо поговорить. Я здесь, но никакого разговора так и не произошло.

– Спасибо, но мне ничего не нужно, – сделав глоток воды, говорю я.

Гидеон опускает вилку и подается вперед. Я инстинктивно отодвигаюсь назад. Гидеон прищуривается, пытаясь прочесть смысл моего поступка, но быстро сдается. Его длинные пальцы сцепляются в замок, когда он тяжело вздыхает и заявляет:

– Меня беспокоит – нет, раздражает и напрягает – твое постоянное присутствие дома. Я не тот человек, который берет пленных, и мне не нравится, что ты постоянно сидишь в своей комнате, как узница или шпионка.

Ох, Гидеон довольно прямолинеен. На секунду меня охватывает паника: вдруг он решит расторгнуть наш договор и отдать Коналу. Гидеон не получает ничего от нашей сделки и имеет право отказаться от меня. Кажется, я перестаю дышать. Перед глазами мелькает лицо Конала. Кровь в жилах леденеет, а перед глазами все темнеет.

– Прости, пожалуйста, я не хотела причинять тебе дискомфорт, – бормочу я, смиренно опустив глаза. – Что мне сделать, чтобы… исправиться?

– Исправиться? – непонимающе переспрашивает Гидеон. – Проклятье, просто выйди на улицу и перестань вести себя, как затворница.

Его голос немного резковат, и я вздрагиваю. Мне не нравится, как мое тело реагирует на любое его движение. Я хочу быть сильной, хотя бы казаться таковой. Гидеон не знает, насколько я сломленная внутри, однако моя ничтожность вылезает наружу каждый раз, когда он говорит, движется и просто смотрит в мою сторону. Чувствую, как пальцы впиваются во внешнюю поверхность бедер, сжимая кожу. Сама не осознаю, что начинаю пытаться впиться ногтями в плоть, но ткань юбки не позволяет сделать себе больно.

– Аврора, карта сделана для твоего пользования, – чуть мягче, но все еще твердо и безэмоционально говорит Гидеон. – Ты можешь пройтись хотя бы по набережной на соседней улице. Моя сестра тратит кучу денег на свои ногти, почему бы тебе тоже не зайти в салон? Я видел в твоей комнате книги по истории, в торговом центре неподалеку есть огромный книжный магазин. Возьми двух охранников и иди гулять, как нормальная восемнадцатилетняя девушка.

Делаю несколько глубоких вздохов, пытаясь успокоить себя. Гидеон не хочет выгнать меня, не хочет причинить вред. Все хорошо, я в безопасности. Набравшись храбрости, поднимаю взгляд на Гидеона и выдавливаю:

– Я бы… мне бы… хотелось купить новую одежду. Моя мне не нравится.

Глаза Гидеона выжидающе смотрят в мои. Кажется, что они меня обволакивают, затягивают в свой черный омут. Темнота обычно пугает меня, но сейчас хочется прыгнуть, окунуться в нее с головой. И неважно, какие монстры там водятся. Я не боюсь.

– Хорошо, – в голосе Гидеона слышится легкая хрипотца.

Он разрывает зрительный контакт, и меня обдает холодом. Остаток ужина проходит неловко. Мне постоянно хочется посмотреть на Гидеона, словно его взгляд оказывает целебный эффект. Наверное, я действительно схожу с ума, раз считаю, что мой жестокий и ненормальный муж способен мне чем-то помочь. Но в чем-то Гидеон может быть прав: мне стоит выйти на улицу.

Моя охрана больше не включала в себя Кирилла, и я немного скучала по нему. Я не фанат мужского общества, но он был другом моего брата, с ним я чувствовала себя в безопасности. Стоит признать, что мои новые телохранители не доставляют мне хлопот. Они молчаливые джентльмены, явно имеющие за спиной карьеры борцов и идущие за мной по пятам. Ни один из мужчин не подошел ко мне ближе дозволенного, и я была за это благодарна. За первые часы нашей вылазки в город мы посетили тот самый книжный магазин, который упоминал Гидеон, и салон маникюра.

Мой настрой на сегодняшнюю прогулку решительный. Утром я выкинула все, что напоминало мне об Оране и нашем браке. На самом деле, теперь мне нечего носить. Однако я не желаю ограничиваться только одеждой. Оран запрещал мне делать яркий маникюр, поэтому сегодня я сделала именно такой. Опускаю глаза на свои ногти и не могу сдержать улыбку: черные в честь моего умершего мужа. Брату бы они тоже не понравились. Не знаю, почему сегодня все напоминает о Роме. Когда я шла мимо книжных полок, не удержалась и взяла его любимый сборник кельтских легенд. В детстве перед сном Рома читал мне про друидов, а потом поправлял мне подушку и целовал в лоб. Он был добрым, пусть и в то время уже был головорезом Братвы. Рома не хотел убивать, он ценил жизнь, но его способности были уникальны.

Жаль, что они не помогли ему выжить. Рому – того самого лучшего убийцу – превратили в решето прямо на пороге его же дома. Кровь его и нашего дяди неделями не стиралась с асфальта.

Встряхнув головой, отгоняю печальные мысли о брате. Вся моя жизнь и так не слишком веселая, почему бы не сделать сегодняшний день чуть светлее?

У каждого есть свои ритуалы перед сном. Кто-то чистит зубы и ложится на правый бок, а кто-то предпочтет проверить, заперты ли все замки в доме. Моим ритуалом с самого детства становится приковывание к постели и сон в одно и то же время. Организм не имеет свойства восстанавливаться, и каждый день пить мощнейшее снотворное было бы опасно. Таблетки – исключение, а не правило. Например, если я провожу ночь не один. Миссис Мартинс должна была уйти домой полчаса назад после приковывания меня фиксаторами к постели, потому что именно тогда я должен был лечь спать. Однако я до сих пор сижу в гостиной и жду Аврору.

Не понимаю, где ее носит, черт возьми. Она – моя ответственность, и я не могу быть спокойным, пока она не вернется домой. Злость медленно закипает внутри и расплывается по жилам. Мы договорились, что к ужину она будет дома. Ее тарелка уже выброшена в мусорное ведро. Слова, которые ты даешь, должны быть исполнены, пусть даже это обещание о времени. Все начинается с мелочей.

Лифт со звоном открывается, и в гостиную входят мои люди, нагруженные пакетами. Вижу несколько пакетов из «Victoria’s Secret» и представляю, как моя скромная и тихая жена выбирала себе хлопковое белье с двумя охранниками. Аврора не шутила, когда говорила, что выкинула всю одежду утром. Поднимаюсь на ноги, готовясь отчитать ее. Моя шея горит от ярости, когда я иду навстречу жене, но, увидев ее, замираю. Мои глаза удивленно расширяются, а рот приоткрывается.

Аврора, переминаясь с ноги на ногу и кусая свою пухлую губу, делает шаг ко мне. Если честно, то я едва узнаю ее. Когда я увидел ее впервые, то посчитал чопорной хорошей девочкой, предпочитающей строгие офисные костюмы и платья. Сейчас же Аврора… другая. Ее волосы стали чуть короче, кончики завиваются и отливают ярко-розовым цветом. Когда Аврора убирает выбившуюся прядь песочного цвета за ухо, замечаю черные ногти. Но больше всего удивило меня не это.

– Что это за чертовщина? – едва сдерживая улыбку, спрашиваю я.

Аврора – оболочка, неживая девушка, похожая на заведенную куклу. Она умеет улыбаться, вести светские беседы и прислуживать. Аврора и не пыталась притворяться, что жизнь ее хотя бы интересует. Она была серой и опустошенной, хотя и, бесспорно, красива. Сейчас же лицо Авроры… светится? Она одета, как клоунесса, но ее это радует. Улыбка Авроры очень маленькая и едва заметная, но теплая и трогательная. Когда я впервые встретил Марси, племянница улыбалась мне так же. Немного настороженно, с интересом и все же искренне. Однако Марселла была совсем крошечной и впервые увидела своего большого, израненного дядю.

По этому жесту сразу понимаю, что Аврора забыла, как улыбаться. Кричать на нее мне больше не хочется, и злость отступает.

– Это мексиканское пончо, – чуть громче и более воодушевленно, чем обычно, говорит Аврора. Затем ее глаза падает на волосы, и ее щеки слегка краснеют, а глаза расширяются. – Или ты про волосы? Клянусь, они смоются через неделю или две. Это не стойкая краска. Я могу вернуться и отрезать…

Аврора начинает тараторить, и намек на улыбку стирается с ее лица. Не даю ей договорить, подняв ладонь.

– Не надо, – тяжело вздыхаю я, начиная чувствовать раздражение. Мне не нравится, когда люди пресмыкаются, а Аврора начала делать именно это. Затем, к моему же удивлению, добавляю: – Волосы красивые, не надо ничего отрезать.

Кажется, мы оба удивляемся моему комментарию. Аврора вновь улыбается, но чуть увереннее.

– Спасибо, – почти шепчет она и подхватывает пакеты, не разрывая зрительный контакт. – Наверное, я пойду к себе. Я не чувствую ног.

– Конечно, – киваю я. – Спокойной ночи, Аврора.

Девушка уходит на второй этаж, ее цветастое пончо смотрится странно в моей монохромной квартире, но яркие оттенки не раздражают. Я же распоряжаюсь отвезти миссис Мартинс домой, потому что сегодня воспользуюсь снотворным. На втором этаже царит тишина, когда я поднимаюсь в спальню. Таблетки действуют через полчаса, и фиксаторы остаются нетронутыми. Тьма поглощает меня, и я с благодарностью принимаю ее.

Глава 7

Дождь заливает Чикаго уже второй день. Неоново-фиолетовая молния рассекает облачное небо, теряясь между небоскребов. Следом гремит гром, и я вздрагиваю. Весна в Городе ветров – непредсказуемое время года. Я благодарна, что в конце мая хотя бы не идет снег, потому что такое тоже бывает. Я боюсь гроз. Мне кажется, что окна вот-вот треснут от сильнейшего ветра, и молния ударит в меня, как бы глупо это ни звучало. В полдень небо настолько темное, что создается впечатление, что на улице глубокая ночь. Люди, с высоты птичьего полета больше похожие на мельтешащих муравьев, забегают в соседние здания и автомобили. Даже если бы я хотела сегодня продолжить познавать свободную жизнь, то не стала бы из-за страха быть пораженной молниями.

Но мало мне ненастной погоды, Гидеон уже третий день не покидает стен пентхауса. В будние дни он редко бывает днем дома, и за несколько недель нашего брака я успела найти еще один приятный уголок для чтения – кресло-качалка напротив окна с видом на озеро. Как бы я не пыталась убедить себя, что мое присутствие не помешает ему, выйти из комнаты лишний раз не решалась. Когда я почти набралась сил преступить порог, услышала громкую брань и удар чего-то стеклянного о стену. Это случилось вчера.

В дверь кто-то стучится, и я вздрагиваю. Миссис Мартинс должна принести обед, поэтому без задней мысли опускаю босые ноги на ковер и иду к выходу из комнаты. Понимаю, что не надела халат поверх шелковой пижамной майки, но думаю, что миссис Мартинс простит мою легкую наготу. Распахиваю дверь и мысленно взвизгиваю. Передо мной стоит разъяренный Гидеон. Он одет в черный лонгслив с парой расстегнутых пуговиц у ключиц и такого же цвета джинсы. Ему идет стиль кэжуал, но все-таки классика была создана для фамилии Кинг. Не могу не осмотреть широкие плечи Гидеона, обтянутые тонкой тканью, и черные линии татуировки, которые я не видела раньше. По чешуе понимаю, что под лонгсливом скрываются змеи.

Интересно, много ли у Гидеона татуировок? Не думала, что они у него вообще есть.

Взмахнув головой, возвращаю глаза на лицо Гидеона и ежусь на месте. Он выглядит злым, как черт. Загорелая шея приобрела красноватый оттенок, на лбу пульсирует венка, а ноздри часто расширяются. Кажется, еще немного – из ушей и носа пойдет пар. Взгляд Гидеона падает на мое декольте, и я едва сдерживаюсь от порыва захлопнуть дверь перед его носом. Слегка прикрываю ее и прячусь за ней, используя как деревянный щит.

– Что-то случилось? – тихо спрашиваю я.

Глаза Гидеона медленно ползут от моей ложбинки к губам, а затем к глазам. На мне нет бюстгальтера, и я молюсь всем богам, что он не заметит это. Его взгляд не ощущается, как кинжал, но мне все равно неприятно. Гидеон относится ко мне… хорошо, но он все еще мужчина.

– Ты же любишь Чикаго, верно? – цедит он, изо всех сил сдерживая злость.

Мой рот приоткрывается, а глаза падают на шкаф с десятками книг по истории Чикаго. Думаю, что да, однако Город ветров делал мне лишь больно. Подумав немного, киваю.

– Мне нужна твоя помощь, подойди в мой кабинет, – приказывает Гидеон. – Миссис Мартинс принесет обед туда.

Он разворачивается, и я почти закрываю дверь, когда он бросает:

– И оденься, пожалуйста.

Жду, когда меня начнет тошнить, но вместо этого я… краснею. Черт.

***

Мы едим в тишине, хотя я вижу, что Гидеон все еще злится. Вряд ли причиной являюсь я, но его настроение причиняет дискомфорт. Мне кажется, что Гидеон вот-вот сорвется и причинит мне боль. Он мускулистый и сильный, и его удар будет в разы сильнее, чем у Орана. Желудок тут же скручивается от ужаса воспоминаний.

Оран выпил лишнего. Такое часто происходило после визитов его матери. Джоан умела довести сына до испепеляющей ярости, но он не мог ударить ее, для этого была я. Сажусь на свое место за столом, где уже накрыли ужин. Я одета так, как любит Оран, все должно было пройти… нет, нехорошо, но хотя бы терпимо.

– Как прошел день, дорогой? – на последнем слове мой голос едва вздрагивает.

Оран смотрит на меня затуманенным взглядом. Он не прикоснулся к еде, но почти полностью осушил бутылку скотча. Опускаю в рот кусок мяса, но даже жевать нет сил. Оран ухмыляется, и этот жест никогда не сулит ничего хорошего.

– Разве тебе интересно, шлюха? – хмыкает он. – Дорогой… тебе самой не противно от себя? Ты жалкая, тупая свинья.

Оран хватает бутылку и швыряет в меня. Твердое дно попадает в мой лоб, и я теряю равновесие, падая на пол. Бутылка разбивается на осколки. Мои руки впиваются в них, и я чувствую, как по коже струится кровь. Лоб пульсирует, в глазах мелькают звездочки. Прежде, чем я успеваю восстановить зрение, Оран подходит ко мне, стаскивает скатерть, и все содержимое стола падает на меня. Остатки еды облепляют меня, а тарелки ударяются о голову и руки, заставляя сильнее вжаться в осколки стекла. Не сдерживаюсь и всхлипываю, понимая, что это лишь начало.

– Грязная свинья… – рычит Оран.

Поднимаю глаза на мужа и вижу, как он залпом осушает стакан. Его острый подбородок напрягается, все тело источает ярость. Плечи часто вздымаются. Оран кидает стакан на пол, и я даже не пытаюсь увернуться, лишь прикрываю глаза от новых осколков.

– Потаскуха, неверная тварь, – Оран хватает мои волосы и наматывает на кулак. От боли из глаз прыскают слезы. Пытаюсь ослабить его хватку, но Оран лишь бьет меня по изрезанной руке. – Ты даже не способна забеременеть. Я пытался столько раз сделать тебя полезной. Бог знает, как много раз я пытался оправдать твое существование на земле, но ты лишь бесполезная дрянь.

Оран, держа за волосы, тащит меня в сторону подвала. Голова пульсирует теперь не только от боли, но и от ужаса. Ногами и руками пытаюсь за что-то взяться, чтобы остановить его.

– Пожалуйста, не надо… – молюсь я, и мой голос больше похож на скулеж.

Но он не слушает меня и дотаскивает до двери в подвал. Открыв ее, Оран пинает меня под ребра, и я кубарем качусь по лестнице. Чувствую, как ребра и колени бьются о холодный бетон. Едва восстанавливаю дыхание и отползаю в угол. Оран не спеша спускается ко мне и насвистывает свою любимую песню. Я уже давно выучила ее наизусть и знаю, что будет дальше.

В такие моменты я жалела, что Оран не бьет меня по голове. Попадание бутылкой было исключением. Я помнила все. Каждый удар, каждое грязное слово и каждый толчок. Оран забирал часть моей души, и я не знаю, осталось ли у меня что-то кроме ненависти к нему, к самой себе и страха.

– Аврора? – голос Гидеона выводит меня из транса.

Поднимаю на него взгляд и вздрагиваю, на мгновенье увидев в нем Орана. Нет, глаза карие, а не зеленые. Волосы темно-каштановые, а не рыжие. Гидеон не Оран. Оран мертв. Сжимаю ладони в кулаки, впиваюсь ногтями в кожу до боли.

– Ты в порядке? – спрашивает Гидеон. – Ты бледная. Особенно на фоне своего пончо.

Ерзаю на стуле, до сих пор ощущая, будто я не здесь, а в доме Орана.

– Да, прости, я задумалась, – бормочу я. – Можешь повторить, что ты сказал?

Гидеон недоверчиво смотрит на меня, словно я вот-вот свалюсь в обморок. Отодвинув тарелку в сторону, он протягивает мне какую-то бумагу. Это оказывается плакат предвыборной кампании. На фоне американского флага и Уиллис-тауэра изображен Гидеон в темно-синем костюме. Он выглядит безукоризненно.

«Как принц,» – почему-то хочется сказать. Удивленно смотрю на Гидеона.

– Да, я баллотируюсь в мэры Чикаго, – напряженно говорит он. – На моей стороне полиция, работники городских электростанций и водопроводной сети, профсоюз учителей и еще несколько ключевых фигур города, но мне нужны и простые люди.

Обняв себя, откидываюсь на спинку стула. На самом деле, брак действительно может помочь Гидеону. Я подвернулась ему очень вовремя. К тому же, поддержка русского синдиката тоже поможет Гидеону с кампанией. Черт, на языке появляется ощущение того, что мною воспользовались. Понимаю, что изначально это я – или вернее мои родители? – воспользовалась им, но все же где-то очень глубоко внутри я забыла, что он выполняет ответную услугу, и представляла, что Гидеон мой союзник, возможно, даже потенциальный… друг?

Нет, Аврора, он не может быть твоим другом.

– Не понимаю, чем я могу помочь, – прочистив горло, бормочу я. – Я в политике ничего не понимаю. Я же женщина, к делам меня никто не подпускал.

Владимир имеет связи с сенаторами, некоторые даже посещали наш дом, но на время их визитов я всегда находилась в своей комнате. Я же женщина.

– Какая разница: женщина ты или мужчина? Мне нужно мнение не человека, связанного с мафией, а человека, который понимает, за что любят Чикаго, – объясняет Гидеон, закатив глаза. – Я должен понять, как могу завоевать любовь горожан?

Он откидывается на спинку стула, повторяя мое движение. Гидеон наклоняет голову вбок, рассматривая меня. Его взгляд напомнил о том, как Росс изучал меня на свадьбе. Да, они точно братья. Гидеон перенял эту черту у старшего брата. Мне становится не по себе, но я пытаюсь не обращать внимания на это и подумать, как помочь Гидеону.

Чикаго не просто сплошные высотки, в нем есть свой шарм и своя история, я уверена в этом. Идея мгновенно приходит в голову, пусть и немного банальная.

– На самом деле, кое-что я могу предложить, – неуверенно говорю я.

– Слушаю, – кивает Гидеон.

Озеро Мичиган – самое большое пресноводное озеро в США. В переводе с языка индейцев племени Хоупвелл его название значит «большая вода». Почти во всех книгах по истории Чикаго есть главы, посвященные озеру Мичиган. В нем полегла не одна сотня человек, но все же оно прекрасно.

Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь тучевые облака, играют на поверхности голубой воды. Десятки простых людей пришли, воодушевившись предложением Гидеона. Точнее, моим. Идея же была моей. С нашего разговора с Гидеоном прошло три дня, и его штаб успел организовать и прорекламировать экологический день на городской набережной. Женщины, мужчины и дети пришли, чтобы помочь нанятым Гидеоном людям очистить озеро Мичиган и берег. Были организованы транспорт и питание. В палатках люди могли отдохнуть, вымыть руки и переодеться.

Понимаю, что из всего этого я лишь придумала идею, но я горда собой. Наверное, это первое, что я сделала полезного за свою жизнь. Сегодня здесь много прессы, но Гидеон не возражал, что я оделась в джинсы и толстовку. Он и сам выглядит неформально. Одна женщина объяснила мне, как сортировать мусор и правильно убирать берег, чтобы не порезаться. Не представляла, как много людей бросают бутылки в песок.

Оглядываюсь по сторонам, и мои глаза натыкаются на Гидеона. В этот момент он стягивает с себя толстовку, и майка, находящаяся под ней, задирается, обнажая пресс и затейливые линии татуировки. Скульптурные кубики и небольшая дорожка волос, уходящая под ремень джинсов, привлекают не только мое внимание. Все представительницы женского пола, которые уже познали мужскую красоту, безмолвно ахают и наблюдают за Гидеоном. Он передает толстовку мальчику-подростку, и тот благодарно улыбается. Когда Гидеон нагибается и подхватывает мешок с мусором, его бицепсы напрягаются и увеличиваются в размере. Неосознанно сглатываю, не в силах оторвать глаз от него.

– Первое время я тоже не могла перестать таращиться на своего мужа, – хихикает пожилая женщина возле меня. Черт, меня поймали с поличным. – Ваш мужчина очень хорош собой, дорогая. Как бы никто не попытался забрать его к себе домой.

Лицо густо покрывается румянцем, и я опускаю взгляд на песок. Он не мой мужчина, и я даже не претендую несмотря на официальный статус его жены. Но спорить не приходится, потому что женщину зовет ее внучка.

Беру осколок от очередной бутылки и собираюсь кинуть его в мешок, как вдруг над моей головой разносится женский хрипловатый голос:

– Аврора?

Подпрыгнув от неожиданности, сжимаю ладонь, и стекло прорезает перчатку и вонзается в кожу. Ощущаю липкое тепло, льющееся по коже. Стягиваю перчатку и осматриваю кожу, уже успевшую покрыться кровью.

Замечательно! Новый шрам будет.

Поднимаю глаза на нарушительницу моего покоя и вижу… о мой бог! Это та самая женщина, которую Гидеон трахал в ту ночь. В отличие от всех собравшихся она одета в обтягивающее черное платье, оттеняющее ее бледную кожу и подчеркивающее изящные изгибы. На вид ей около тридцати, и стоит признать, что она очень красива. Каштановые волосы уложены в мягкие локоны, на лице плотный макияж и кроваво-красная помада. В руках незнакомка держит планшет.

Встаю на ноги, раздраженная и ее появлением, и раной, нанесенной из-за нее. На ее лице появляется виноватое выражение, и она тут же тянется к сумочке. Дав мне салфетки, говорит:

– Прошу прощения, что напугала. Держите, протрите ладонь. В палатке должны быть дезинфицирующие средства.

– Ничего, – пытаясь скрыть пренебрежение, отвечаю я, протирая ладонь. – Вы что-то хотели?

Женщина смотрит на кровь так, словно вот-вот упадет в обморок. Не буду врать, что мне не захотелось убрать салфетку и показать, как сильно я порезалась.

– Да, точно… – бормочет она и переводит взгляд на мое лицо. Она не выглядит враждебной, хотя точно знает, что я жена мужчины, который трахал ее в своем доме. – Я Эвелин, начальник избирательного штаба мистера Кинга. Хотела представиться и проводить на интервью с вашим мужем.

– Интервью? – мои брови удивленно выгибаются. – Я неподходяще одета.

Эвелин без тени осуждения или насмешки оглядывает меня и пожимает плечами. Да уж, наверное, она не столь плоха. Мы совсем не похожи, начиная от возраста, заканчивая телосложением и цветом волос. Значит, таков типаж Гидеона?

– Вы красавица! – уверенно говорит она. – Тем более, сегодня все заняты уборкой, и будет полезно показать, что вы с мужем заняты, как и все остальные горожане.

Логично, наверное, но показываться в новостях мне все равно не хотелось. Я на главных городских каналах буду как красная тряпка для Конала и всего клана Доэрти, а мне не стоило их злить. Однако и прятаться вечно я не могу, потому что сейчас я и Гидеон – союз, который должен работать для общей выгоды. Я не могу отказаться от чего-то, если хочу, чтобы он помог мне в будущем.

– Аврора, что с твоей рукой? – не замечаю, как рядом материализуется Гидеон. Мне стоит тренировать внимательность. – Дай мне взглянуть.

Гидеон весь блестящий от пота стоит в десяти сантиметрах от меня. Его мускулистая фигура, словно он скала, возвышается надо мной, когда он берет мою руку и смотрит на рану. Мускусный аромат кожи Гидеона ударяет в нос, и кажется, я задерживаю дыхание. Его челюсти плотно смыкаются, а брови сводятся на переносице. Его взгляд опаляет мою ладонь, и я пытаюсь выдернуть свою руку.

– Просто царапина, – бормочу я.

Возможно, этот порез и правда ничтожный, но все мои ладони покрыты шрамами, которые Гидеон, похоже, только что их заметил. Мои руки не нежные и мягкие. Вернее тыльная сторона и правда гладкая, подобающая девушке, которая в жизни ни разу не работала, но внутренняя поверхность хранила все прелести жизни с Ораном.

Наконец-то вытаскиваю руку из хватки Гидеона и обнимаю себя, пряча ладони от его потемневшего взгляда.

– Эвелин рассказала мне про интервью, – меняю тему разговора. – Когда мы должны…

Но договорить я не успеваю. Вся набережная заливается криком настоящего ужаса, слышится скрип колес, а затем гремят автоматные очереди. Не успеваю ничего понять, и в следующую секунду мы с Эвелин оказываемся прижаты к земле. Начальница избирательного штаба, прикрыв голову планшетом, визжит так, словно чем громче она будет это делать, тем больше шансов, что она уцелеет. Чувствую тяжесть тела Гидеона и слышу его приказ:

– Не вставайте!

Мы, на нашу удачу, оказались возле скамейки, которую он сбивает ногой и, перевернув ее, укрывает нас. В следующую секунду Гидеон растворяется. Приподнимаю голову и смотрю в щель между брусьями. На набережную приехали семь черных машин с тонированными окнами, возле каждой стоят минимум двое мужчин с автоматами. По всему берегу падают люди, истекающие кровью. Вижу ту пожилую женщину, прижимающую к себе внучку и пытающуюся остановить кровотечение на бедре. Девочка заливается плачем, как и ее бабушка. Они уносили мусор и оказались почти возле нападающих.

– Они слишком близко… – бормочу я.

В следующую секунду к ним подходит мужчина и в упор выстреливает в голову женщине. Девочка отскакивает и пытается убежать, но ублюдок убивает ее пулей в спину. Даже издалека вижу, как ее маленькая грудная клетка окрашивается в красный, а затем она падает на песок в неестественной позе. Но этого ему мало, и он добивает журналистку и оператора, упавших возле их фургона.

Тошнота подступает к горлу. Кому надо нападать на простых людей?

Эвелин продолжает кричать, и мне хочется ударить ее по голове, чтобы она перестала. Гидеон тем временем присоединяется к своим людям. Он до сих пор в майке, но теперь поверх нее надет бронежилет. В руках у Гидеона пистолет. Он сосредоточен и, кажется, даже спокоен, отстреливая ублюдков. Но незнакомцы разделяются на две группы: часть продолжает убивать волонтеров, а другая дает отпор Гидеону и его людям. Мой муж умен и поступил так же, как спрятал нас. Он окружил себя автомобилями и сдвинулся довольно далеко, не давая возможность врагам попасть в них со спины.

Набережная почти пустеет. Кто-то убежал, кто-то умер, кто-то ранен. Меня радует, что большинство успело убежать и спрятаться в автобусах. Крики, мольбы о помощи, предсмертные вздохи и свист пуль гулом разносятся по телу. Пальцы холодные, потому что тело понимает, что происходит, а мозг будто еще не осознает весь кошмар.

Это я их сюда привела. Это все я…

Приподнимаю голову над скамейкой и вижу еще одну подъезжающую машину. Из нее никто не выходит, но зато открывается окно пассажирского сиденья. Даже со своего места я вижу лицо того, кто там сидит. Вижу насмешливую жестокую ухмылку и взгляд, наполненный наслаждением от пролитой крови. Рыжие волосы идеально уложены, костюм выглажен. Конал во всей красе явился посмотреть на то, что сотворил.

Ирландцы. Все эти люди мертвы из-за приказа Конала. По моей вине.

Не осознаю, что выпрямляюсь во весь рост. Эвелин вроде что-то кричит, но я смотрю лишь на Конала. Он видит меня и ухмыляется еще шире. Сложив ладонь в пистолет Конал направляет пальцы на меня и шутливо выстреливает, только в это же время кто-то действительно стреляет. Не знаю куда, потому что меня роняют на землю. Закрываю глаза, желая умереть, но на мое лицо капает что-то горячее и липкое, с металлическим запахом.

Кровь.

Распахиваю глаза и вижу Гидеона. Он навалился на меня. Его грудь часто вздымается, но его ничуть не трясет. Глаза Гидеона внимательно осматривают меня, а я вижу лишь дыру на его плече. Глубокая рана испортила рисунок ангела с выколотыми глазами, вытатуированный на загорелой коже.

– Гидеон… – всхлипываю я. – Твое плечо.

Гидеон опускает глаза к ране и морщится, словно только ее вид напомнил о том, что его подстрелили. Он закрыл меня. Сам. Без раздумий и ультиматумов. Гидеон Кинг спас меня.

Хотя лучше бы не делал этого.

Его кровь продолжает падать на мое лицо, люди вокруг – кричать, а мертвые – лежать. Все это случилось из-за меня. Смерти всех детей, женщин и мужчин.

– Аврора, ты в порядке, – выдыхает Гидеон.

– Босс, они уехали! – кричит кто-то.

Только тогда Гидеон поддается слабости и падает рядом со мной. Звон сирен звучит как мелодия ангельских арф. У раненных появится шанс, и, может быть, по моей вине сегодня больше никто не умрет.

Глава 8

– Число пострадавших в ходе сегодняшнего жестокого нападения на озере Мичишан увеличилось. Семнадцать погибших и двадцать четыре пострадавших, – объявляет ведущая новостей. – Наши журналисты также стали жертвами ужасного теракта, за который никто до сих пор не взял ответственность. Полиция ведет расследование. Местные жители приносят цветы на произвольный мемориал. Как бы ни было печально, трагедия объединила жителей Чикаго, пусть и не так, как планировал кандидат в мэры Гидеон Кинг. Мистер Кинг тоже был ранен, защищая свою жену. Президент местного филиала «КИНГ Консалтинг»…

Не выдержав, выключаю новостной канал и поднимаюсь с дивана, но тишина давит еще сильнее, чем новости и кадры с перестрелки. Охранники не сводили с меня глаз с тех самых пор, как мы вернулись в квартиру Гидеона. Телефон одного из них разрушает воцарившееся молчание. Он уходит, но почти сразу возвращается с новостями о Гидеоне.

– Миссис Кинг, мистер Кинг пробудет в больнице до завтра, – говорит Джош, один из моих охранников. – Вам нужна какая-нибудь помощь? Или что-то нужно купить?

Смотрю на мужчину с ужасающе большими руками, качаю головой и пытаюсь выдавить улыбку, но получается плохо. Девочке было восемь лет? Десять? Я видела, как ее тело уносили в черном мешке и грузили в катафалк. На берегу был волонтер, отец троих дочерей. Я слышала его разговор с другом. Его труп лежал рядом с телом девочки.

Смотрю на ладони и вижу только пластырь на порезе. Гидеон настоял показать руку врачу. Все это неправильно, очень неправильно…

– Нет, спасибо, – хриплю я. – Я хочу спать. Можете передать миссис Мартинс, чтобы она шла домой?

– Конечно, мэм, – кивает Рой, второй охранник.

Не дожидаюсь, когда они уйдут, и убегаю в спальню, продолжая глядеть на руки. Перед глазами появляются лица Орана и Конала, они мелькают, смешиваясь в одно. Они злорадно смеются, и их хохот оглушает меня. Закрываю уши, словно это может помочь, но звук становится все громче, и громче, и громче… Шатаюсь из стороны в сторону, ноги становятся ватными, колени подгибаются.

«Трусиха,» – насмехается Оран. – «Из-за тебя опять умерли люди, ты довольна?»

«Сначала твой брат, затем он, потом она, а теперь семнадцать невинных погибших,» – почти мурлычет Конал.

– Заткнитесь! – пытаюсь кричать, но с губ срывается лишь шепот. – Замолчите…

Конал не хотел меня убивать, он игрался, как хищник с добычей. Гидеону не стоило меня закрывать, он бы был в порядке, а этот сукин сын, может быть, и успокоился бы, получи я пулю. Хотя бы на время. А вообще я не должна была быть на набережной, я должна была остаться в сыром подвале, где проводила многие часы во время брака с Ораном. Там мое место. Я должна была достаться Коналу.

«Ты не достойна спасения,» – третий голос, который я никак не ждала услышать, добивает меня, наносит последний, решающий удар. – «Я умер за это?»

– Прошу, не надо, Эйден, – взмаливаюсь я. – Мне жаль… прошу тебя…

Я падаю на колени. Ногам не больно, но в груди нарастает огромный камень, который мешает дышать и встать. Щеки начинают гореть, и я понимаю, что по лицу текут слезы. Вытираю их перепачканным рукавом толстовки и ползу наощупь вперед. С трудом добираюсь до комнаты и из последних сил встаю на ноги. В глазах мутно, и я едва нащупываю ручку двери, кусая щеки изнутри. На языке появляется солоноватый привкус.

– Не надо, не надо, не надо… – бормочу я себе под нос, боясь услышать четвертый голос.

Заперев дверь, ковыляю в ванную комнату. При переезде мои вещи досматривали, словно я была потенциальной террористкой, но мне оставили все бытовые острые предметы. Например, бритву, хотя необходимости иметь ее нет и не было, потому что я с подросткового возраста хожу к мастеру убирать волосы на теле. Нож с кухни брать было бы слишком подозрительно, поэтому я здесь. Порывшись в ящиках, нахожу маникюрные кусачки и новый бритвенный станок. С каждой секундой дышать становится все тяжелее, а на руках появляются капли крови. Ее нет, но я физически ощущаю, как она покрывает пальцы. Снимаю пластиковый защитный наконечник, подцепляю острой частью защитную часть бритвы, дергаю, и три лезвия падают в раковину.

– Все будет хорошо, – всхлипываю я.

Все будет в порядке.

Сняв брюки, кидаю их в сторону, беру лезвие и падаю на пол. Руки трясутся, и пальцы едва удерживают тонкую полоску металла. Покрепче схватив лезвие, подношу его к внешней поверхности бедра, надавливаю и провожу длинную полосу по старым, зажившим шрамам. Плоть мягко расходится, и на коже проступают капли крови. Рука вздрагивает, и лезвие заходит чуть глубже. Так, как мне хочется и нравится. Голова откидывается назад, и я делаю первый вздох.

Бедро жжет, но мне становится легче. Паника отступает. Разрезаю еще раз опасно глубоко, и кровь струйкой стекает по бедру на пол. Темно-рубиновый цвет действует как отрезвитель, и голова перестает кружиться. Моя кровь смывает фантомную кровь тех, кто уже погиб.

Мысли собираются воедино, и я вновь всхлипываю. Они все мертвы из-за меня. Я трусиха, которая спряталась за спиной Гидеона Кинга и стала бороться только за собственную никчемную шкуру. Оран был прав: я действительно грязная свинья, купающаяся не в луже, а в крови людей, погибших по моей вине. Я не стою всего этого, не заслуживаю свободы и шанса на жизнь.

Мои дорогие и любимые брат и дядя пытались отвадить ирландцев от нас, предотвратить все до того, как что-то случится, когда Братва и клан Доэрти начали говорить о моем браке с их наследником. Рома совершил покушение на Орана ради меня, и где он теперь? Где мой дядя, который помог юному мальчишке с этим?

А Эйден? Он был единственным глотком воздуха в доме Орана. Был. Его же даже не похоронили. Оран превратил его тело в месиво, а потом выкинул в реку.

Про нее я даже вспоминать не хочу, как и про всех тех, кто погиб сегодня на берегу.

Мертвы, мертвы, мертвы…

Раскачиваюсь из стороны в сторону, пытаясь успокоиться, а рука продолжает резать ногу. Третий порез, четвертый, пятый, шестой. Подо мной образовывается маленькая лужица крови, а нога немеет, но я не останавливаюсь, продолжая кромсать себя.

– Трусиха, сука, свинья, – повторяю все слова, что говорил мне Оран, и бьюсь затылком о каменную плитку, чтобы сделать себе еще больнее. – Предательница… Ненавижу, ненавижу!

Я должна была уехать с Коналом сегодня. Он бы взял меня, если бы я взмолилась. Мне стоило бежать к нему и просить пощады на коленях, а вместо этого я пряталась, наблюдая, как людей, пришедших сделать город чуточку лучше, расстреливают. Песок окрашивался в красный точно так же, как сейчас пол. Режу снова, чувствуя лопание кожи. Это приятно, вид собственной боли каким-то образом приводит в чувства. Физически чувствую легкое покалывание и головокружение от медленной потери крови, но в разуме наступают тишина и спокойствие. Полный штиль наконец-то.

Прикрываю глаза, жмурюсь, позволяя слезам свободно катиться по щекам. Кто же знал, что от боли, причиняемой мужем и его братом, может помочь другая боль? Та, которую я причиняю себе сама. Я контролирую глубину порезов, их количество и даже место нанесения нового рисунку. Не Оран и не Конал, а я. Они забрали у меня многое, но не это. Возможно, моим концом и будет Конал, но я сделаю все, чтобы не дать ему шанс на такое наслаждение. Уж лучше я убью себя, чем окажусь в его лапах безвольной рабыней.

Уж лучше я, чем он…

Глава 9

Последние годы были спокойными. После уничтожения «Руки Господа» жизнь налаживалась, если так можно сказать. Николас, пытаясь отвлечься от своей зависимости, с головой ушел в свою идею заняться музыкальным продюсированием, к нелегальной части бизнеса Росс его не подпускал, Доминик продолжал отсиживаться на дне, занимаясь только компьютерной частью бизнеса и иногда помогая разным группировкам взламывать их врагов. Глава нашей компании периодически пачкал руки и убирал ненужных людей собственными руками. Росс не доверял наемникам, в принципе как и я. Никто не сделает твою работу лучше тебя. Так учил отец, так мы и поступали. Наркотики, оружие и прочие не самые законные вещи мы взяли с Россом на себя. Конечно, теперь он был семьянином, но он все еще глава компании, а эта должность имеет свои обременения. Да и не сказал бы, что Росс когда-то противился грязной работе.

У всех свои скелеты. Кому-то из нас необходима доза, а кому-то – ощущение крови на руках.

– Ты меня слушаешь вообще? – рычит Селена из телефона, и ее голос разносится на всю палату. – Эй, доктор, у него сильное ранение?

Пуля застряла в чертовом плече. Я должен быть в другом месте, а не торчать в больнице. Сажусь на кушетку, чтобы доктор мог вытащить мелкую дрянь из меня.

– Да, Сел, я слушаю, – бормочу я.

– Тебя подстрелили из-за этой девчонки? – спрашивает она.

Врач, с опаской поглядывая то на меня, то на моих охранников, берет в руки шприц с анестетиком и кивает в знак того, что мы можем начинать.

– Пока не знаю, – честно говорю я. – Но я выясню, и все виновные понесут наказание, а теперь я вынужден отключиться. Позволишь доктору вытащить из меня пулю?

– Да, но позвони нам завтра, – приказывает Селена и отключает вызов.

Семья может быть той еще занозой в заднице, особенно беспокоящаяся обо всем сестра. Селена начала звонить еще до того, как о перестрелке стало известно СМИ. Оказалось, что она не без помощи Росса держит связь с одним из моих охранников. Умная зараза.

Убираю телефон и киваю доктору, чтобы поскорее начинал. Руки мужчины трясутся, когда он проходит мимо телохранителей, но он пугается сильнее, когда встречается взглядом со мной. Откидываюсь на кушетку, окончательно сняв рубашку. Я не хотел приезжать в больницу, но все видели, что я был ранен.

– Только не усыпляйте меня, – говорю я, когда доктор подносит шприц.

– Это местный наркоз, – объясняет он.

Кивком даю понять, чтобы он начинал.

– Семнадцать погибших, сэр, – говорит Джонатан. – Тяжело раненных еще оперируют, но прогноз хороший.

Хорошо, что никто не умер, но вот моей репутации конец. Я устроил этот чертов экологический день, рассчитывая на голоса, а теперь я в полной заднице… из-за нее.

– Где эта сука? – кровь в жилах закипает от мысли о крысе, по вине которой не только погибли люди, но и я точно опущусь в рейтинге на кандидаты.

Джонатан помогает мне надеть пиджак, хотя я справился бы и сам. Рука, может, и болит, но я слишком зол, чтобы чувствовать это. Мы приехали на склад, использующийся для не совсем легальных целей. Основной порт для ввоза наркотиков находится в Нью-Йорке, и Росс руководит почти всеми поставками, но через Чикаго мы и наши «коллеги» из итальянской и русской мафии также переправляют кокаин и оружие. Однако отдаленность склада позволяет использовать его для допросов. Именно для этого мы сейчас здесь.

– В подвале, – охранник головой указывает в сторону лестницы, ведущей вниз. – Мы ее связали.

Хорошо, очень хорошо.

– Оставайся здесь, я справлюсь сам, – говорю я.

Джонатан передает мне набор скальпелей и заточек, и я ухожу в подвал. Мои методы могут казаться устаревшими, но отец и Росс всегда поступали так, а я всему учился у них.

Единственным источником света в подвале является настенный фонарь, который мои люди выключили, дабы у крысы было время подумать над своим поступком. То, что произошло сегодня, – объявление войны. Мне плевать, что ирландцы считают Аврору виновной в смерти Орана Доэрти. Теперь она моя, и за любое посягательство на ее жизнь и на мой бизнес будет ответ. Сильный, жестокий и смертоносный. Я разрушу их синдикат, и никто не посмеет мне помещать.

Открыв дверь и включив свет в маленьком сыром помещении, слышу тихие всхлипы, эхом отлетающие от стен. Привязанная Эвелин сидит на стуле, ссутулив плечи и опустив голову к груди. Ее платье покрыто кровью, но она не ее. Сука пока цела и невредима. Первым этапом ее наказания было посещение морга. Мои люди измазали ее кровью погибших детей, женщин и мужчин. Пусть почувствует, что ощущали они.

По спине бегут мурашки от предвкушения или ненависти к Эвелин. Плевать, она заплатит в любом случае. Ее дни сочтены.

– Привет, Эвелин, – спокойно произношу я, пойдя к ней.

Ее тощие плечи трясутся в беззвучных рыданиях, а голова резко поднимается. Глаза Эвелин расширяются и наполняются слезами.

– Гидеон… прошу… – взмаливается она. – Я не хотела…

Резко хватаю Эвелин за подбородок и приближаю ее лицо к своему.

– Не хотела чего? Смертей? – рычу я. – Семнадцать погибших, блять. И ради чего? Я мало платил тебе, дрянь? Или что? Ты визжала, как свинья, пока людей убивали.

Эвелин начинает рыдать с новой силой. Все ее тело бьет дрожь, по щекам текут горькие слезы, но ей жаль только себя. Ничтожная крыса.

Моя семья не славилась жестоким обращением с женщинами, но бывают случаи, когда мы идем против наших принципов. Лора была тем самым исключением, и никто кроме Доминика не жалел о ее судьбе, а теперь список пополнит еще и Эвелин. Когда мой начальник штаба пошла к ирландцам, она сама подписала себе приговор. Но убью ее не я, как и в случае с Лорой, ее казнит женщина. Возможно, это слабость всех братьев Кинг, но мы не можем убивать женщин.

– Все может закончиться быстро, если ты расскажешь все сама, – достаю из футляра скальпель и демонстративно кручу его перед лицом Эвелин, – или мы пойдем по трудному пути.

– Гидеон, пожалуйста! – невнятно лепечет Эвелин. – Мне очень жаль…

Не выдержав, провожу лезвием по ее плечу. Эвелин истошно кричит, словно я вспорол ей кишки, а не легонько поцарапал.

– Ты думала, что если мы трахаемся, то ты будешь в безопасности после предательства? – рявкаю я и вонзаю скальпель в бедро Эвелин.

Звонкий крик разносится по подвалу. Тянусь за вторым инструментом, но Эвелин тут же бормочет:

– Я расскажу… все расскажу…

Опускаю руку и сажусь на корточки возле нее. Все ее слова я запомню и использую против ирландцев. Сегодня они заставили вмешаться меня в их глупую месть, и я не отступлю, пока все они не окажутся в гробах или на самом дне.

– Они связались со мной неделю назад, предложили денег за информацию о твоих планах, – тараторит Эвелин, шмыгая носом. – Они говорили, что никто не пострадает. Их главарь… он хочет Аврору.

– Как зовут главаря? – спрашиваю я.

Эвелин всхлипывает и отвечает:

– Конар… Кэмал… Конал! Точно, Конал!

– Это все? – уточняю я.

Эвелин кивает.

– Пожалуйста, пощади… – умоляет она. – Я уеду из Штатов, только не убивай меня.

Не отрывая глаз от ее лица, зову своих людей. Когда к нам спускаются две женщины, Эвелин понимает, что обречена. Лойс и Вик разрезают веревки и поднимают ее, утаскивая к черному выходу. Железный сейф и глубина озера Мичиган уже ждут ее, как и всех других идиотов, решивших перейти мне дорогу. Сегодня я проиграл, и неожиданность их хода меня не оправдывает.

Конала Доэрти будут считать безумцем, пока я не нанесу ответный удар.

Глава 10

Эйден спускается ко мне каждую ночь, которую я провожу в подвале, и я ему благодарна. Детство вдали от клана Доэрти пошло ему на пользу, он не такой, как они.

Вот и сейчас его шаги доносятся с лестницы. Притягиваю колени к груди, пытаясь хоть как-то скрыть наготу и синяки. Не хочу, чтобы и Эйден увидел, как паршиво я выгляжу. Он моложе, чем Оран и Конал, но это и логично, потому что он их племянник. Его волосы не рыжие, а темно-каштановые, и лишь из-за этого Эйден мне уже в разы приятнее, чем его дяди. Почему меня не могли выдать за него? Он мой ровесник, близок к главе клана. Почему не он?

– Рори? – голос Эйдена звучит ласково, как первый лучик солнца, пробившийся сквозь тучи в пасмурный день.

– Я здесь, – хриплю я.

Эйден подбегает ко мне и сразу же накрывает одеялом. Он знает, что не может принести мне одежду, потому что Оран поймет, что кто-то здесь был вопреки его запрету. Руки Эйдена тянутся к моему искалеченному телу, а губы сжимаются в тонкую полосу. Он в ярости, но все равно он – самый добрый человек в этом доме.

– Малышка, тебе надо поесть, – шепчет Эйден, убирая волосы с моего лица, – а я пока обработаю раны.

Парень протягивает мне бутылку воды и сэндвич, но аппетита нет. Вместо еды пью обезболивающее и позволяю Эйдены смыть и обработать ссадины и порезы. Он заботливо дует на воспаленную кожу, хотя мне и не больно. Вроде бы. Ничего не чувствую, пока руки Эйдена не стирают сперму Орана и Конала с моих бедер. Когда он касается меня между ног, я всхлипываю. Я держала слезы в себе во время… но сдерживаться сейчас не могу. Не при Эйдене. Он не Оран или Конал, он здесь ради меня.

– Тс-с-с, малышка, – шепчет Эйден, поглаживая меня по волосам. – Скоро мы уедем, и они больше не причинят тебя зла. Мы уедем в Испанию, к морю. Все почти готово, дорогая. Почти готово…

Стук в дверь в очередной раз будит меня. Трагедия произошла три дня назад, и я ни разу не выходила за пределы комнаты. Сомневаюсь, что Гидеон и дальше станет терпеть такое поведение. Особенно сейчас, когда у меня даже нет сил соврать ему. Стук повторяется, и я с трудом разворачиваюсь лицом к окну. Гидеон днем не был дома, и я спокойно продолжала тонуть в собственной боли. Лишь потеря сознания остановила меня. При каждом прикосновении к повязкам по телу проносится холодок. Это не та желанная боль, которую я ощущала ночью, а лишь стыд за то, во что я превратилась. Калечу сама себя, словно мое тело мало страдало.

Дура.

– Аврора! – стук в дверь повторяется. – Я знаю, что ты не спишь.

Ничего не отвечаю и продолжаю смотреть в окно. Гидеон скоро сдастся.

– Аврора, пойми же… – слышу тяжелый вдох и удар кулака в стену. Кажется, он зол. Я бы тоже злилась на себя. – Все, что произошло, не твоя вина.

Что?…

Приподнимаюсь на локтях, и голова тут же начинает кружиться. От голода и кровопотери у меня видимо начались слуховые галлюцинации. Я предложила экологический день, на который напали ирландцы. Все смерти и последствия для предвыборной кампании Гидеона лежат на моей совести. Конал хотел отомстить мне, и он не поскупился на жертвы.

– Аврора, их нападение – только их слабость, – продолжает Гидеон и стучит еще раз. – Впусти меня, или я сам выбью дверь. Просто предупреждаю.

Черт.

Опираюсь на локти и приподнимаюсь на кровати. Тело тяжелое, будто каменное, мышцы одеревеневшие. Поправив рукава и штанины, чтобы не было видно повязок, медленно направляюсь к выходу из спальни. Не знаю, насколько плохо выгляжу, да и, честно говоря, мне плевать. Гидеону придется смириться, что я живой человек. Берусь за ручку и, отперев замок, приоткрываю дверь. Гидеон, одетый во все черное и обтягивающее, хмуро оглядывает меня. Его глаза скользят по складкам на моей пижаме, и я едва сдерживаю порыв опустить взгляд и проверить, не осталось ли нигде крови. В руках у Гидеона поднос с едой.

– Тебе надо поесть, – его слова не звучат как просьба или предложение. Нет, это приказ. – Хотя бы выпей молоко и съешь тост. От большего тебя стошнит.

Гидеон рукой сдвигает меня в сторону и проходит внутрь. Мои глаза падают на чересчур обтягивающие упругий зад брюки и странные сапоги. Ни разу не видела, чтобы Гидеон так одевался. Он проходит к моей кровати, ставит на поднос на тумбочку и садится в кресло. Сложив руки на груди, Гидеон кивает в сторону еды и приказывает:

– Ешь.

Осторожно перешагивая, возвращаюсь к постели и беру в руки поднос. Еда пахнет сносно, но желудок противится и урчит. Гидеон не сводит с меня глаз и безмолвно повторяет свой указ. Взяв стакан, делаю два маленьких глотка молока.

– Осторожно, – кивает Гидеон. – Ты не ела три дня, и тебе может стать плохо.

Молча беру тост с сыром и кусаю его. Желудок пытается возражать против еды, но я продолжаю есть за неимением выбора. Гидеон продолжает внимательно смотреть на меня, и мне кажется, будто он видит сквозь мою одежду. Вдруг он что-то знает? Как он отреагирует? Посчитает меня глупой и слабой? Или просто сдаст в психиатрическую клинику? А, может, сразу Коналу?

– Хватит, Аврора, – закатив глаза, говорит Гидеон.

Вздрагиваю от резкости его слов и вжимаюсь в матрас. Что я сделала не так? Непрожеванный кусок тоста тут же встает поперек горла, и я закашливаюсь.

– Господи, – Гидеон подпрыгивает ко мне и хлопает по спине. – С моей племянницей меньше хлопот, черт побери.

– Прости… – выдавливаю я и осушаю стакан молока.

Племянница. Видимо, речь идет о… Марселле? Интересно, сколько ей лет? А сколько лет Гидеону? Осматриваю своего мужа, который наблюдает за мной с нескрываемым раздражением. Я ничего не знаю о Гидеоне Кинге. Кто скрывается под этой божественной личиной?

Когда я перестаю кашлять, Гидеон садится обратно и со вздохом произносит:

– Извини за резкость, но я говорил серьезно. Ты не виновата. Конал Доэрти сам решил убить невинных. Он слабый сукин сын, который понимает, что не может добраться до тебя, поэтому будет пытаться сделать больно по-другому.

Мой взгляд встречается с темными глазами Гидеона. Лед в них обжигает, но не ранит. Гидеон зол, но не на меня. Как он может не ненавидеть меня, если я сама ненавижу себя? Все, что произошло, случилось из-за меня…

– Ты не злишься? – вырывается у меня прежде, чем я успеваю обдумать свои слова.

Гидеон качает головой и делает глубокий вдох. По-моему, я его раздражаю.

– Более того, я готов предложить тебе нечто, что поможет отвлечься, – Гидеон кивает в сторону выхода. – Надень джинсы, рубашку и какую-нибудь закрытую обувь. Буду ждать тебя внизу.

И он уходит, не выслушав, хочу ли я куда-то ехать или нет.

***

Пусть я и хочу запереться в комнате и никогда больше не выходить, я не могу не признать, насколько здесь красиво. Я редко выезжаю за пределы города, не говоря уже о другом штате, и не имею четкого представления о красоте Иллинойса.

– Где мы еще раз? – спрашиваю я, вылезая из автомобиля.

Мы были в пути больше часа и оказались возле здания, похожего на ферму из какого-нибудь ретро-фильма. Здесь есть основное здание с настоящими башенками и аркой с живой изгородью у входа, а крыша отделана зеленой плиткой. Слева расположен деревянный амбар, в тон подходящий к дому. Угодье расположено на склоне, с которого виден почти весь небольшой город. Вокруг же только лес и тишина. После Чикаго здесь так… странно. Солнце играет с травинками и отбрасывает лучи на тропинку, ведущую в дом.

– Вудсток, – отвечает Гидеон и достает из багажника сумку. Он осматривается вокруг и, усмехнувшись, добавляет: – Здесь снимали фильм «День сурка» – это новый интересный факт в твою копилку по истории Штатов. Но сюда мы приехали за кое-чем другим.

Во двор заезжает еще один автомобиль, и из него выходят Джош и Рой. Они не вписываются сюда. Этот городок кажется сюрреалистичным уголком Рая, в котором злые ирландцы точно не смогут до меня добраться, но, наверное, Гидеону виднее. Джош и Рой обходят строение, вынув оружие из кобуры. Гидеон кивает им и подходит ко мне. Его внешний вид все еще мне непонятен, но я все же попыталась одеться хотя бы немного похоже. На мне леггинсы и длинный пуловер на одно плечо. Одежда не по погоде, зато все прикрыто. Гидеон оглядывает мой наряд и спрашивает:

– Тебе не жарко? У меня с собой есть запасная футболка.

– Зачем мы здесь? – меняю тему, хотя это и глупо. Гидеон не идиот. Любому будет жарко в такую погоду в пуловере. – Ты говорил про отвлечение.

Гидеон кивает и, оттолкнувшись от капота автомобиля, направляется к амбару. Как раз в это время к нам выходят Рой и Джош. Они кивают, давая понять, что все чисто, и возвращаются к машине, пока мы идем дальше. Гидеон молчит, хотя на его бледноватых губах появляется ухмылка. Наверное, в его понимании это полноценная широкая улыбка, хотя мне почему-то захотелось улыбнуться в ответ. Таким счастливым я видела Гидеона только на фотографии с племянницей.

– Гидеон, сколько тебе лет? – вырывается у меня.

Мой муж определенно старше меня, как был и Оран. Гидеон – воплощение мужской красоты и силы. Его точеные черты лица в сочетании с парой седых волос на висках, безусловно, добавляют ему великолепия. Я видела двух его братьев и могу точно сказать, что им повезло с генами. Все они словно ожившие статуи древних богов.

– Тридцать два, – отвечает Гидеон, взглянув на меня.

– Я кажусь тебе ребенком? – задаю очередной неуместный вопрос.

Гидеон останавливается, и я тоже. Его глаза шарят по моему лицу и телу, останавливаясь на тех местах, где под одеждой спрятаны мои изгибы. Он старше почти на четырнадцать лет, и мне не хочется, чтобы он принимал меня за глупую маленькую девочку. Я уже была замужем и могу поспорить, что в некоторых вещах разбираюсь не хуже его.

– Я думаю, что ты повзрослела раньше, чем тебе того хотелось бы, – Гидеон пожимает плечами.

Расплывчато, но уточнить я не успеваю, потому что слышу неожиданные звуки. Мое лицо вытягивается от удивления, а рот распахивается.

– Это?… – изумленно указываю в сторону амбара.

– Ага, – хмыкает Гидеон. – Прости, если ты ожидала расчленения девственниц. Сегодня у нас конная прогулка по заповеднику.

***

Ехать на лошади по лесу – определенно не то, чего я ожидала от вылазки с Гидеоном. Наверное, я никогда не видела его таким умиротворенным. Пусть я кажусь тихоней, но я не слепая. Даже сегодня, когда мы ехали в машине, я не упустила, как мой муж напрягался, когда я клала что-то не совсем на то место, где вещь лежала до этого. Гидеон едва не накричал на меня, когда я сложила салфетки в бардачок, а не в ящик в подлокотнике. Когда он ест, соль обязательно должна стоять по правую руку от него. Гидеон не самый… скажем так, здоровый человек. Это мне было известно сразу, просто не до таких мелочей.

Но сейчас он абсолютно спокоен и, возможно, даже счастлив. Он не похож на того мужчину, который стрелял по людям на пляже, как профессиональный киллер.

– Тебе точно не жарко? – переспрашивает Гидеон в очередной раз.

Натянув улыбку, качаю головой. Пальцы тянутся прикоснуться к повязкам, но я сдерживаюсь и крепче хватаюсь за поводья. Моя лошадь темно-коричневого цвета, она спокойная и не очень большая – самое то для первой поездки верхом.

– Я в порядке, спасибо, – говорю я. – Как твое плечо?

Гидеон разминает руку, показывая, что с ним все хорошо.

– Это не первая пуля в моей жизни, – усмехается он.

– Но она предназначалась мне, ты спас меня, Гидеон, – тихо бормочу, опустив глаза к земле.

Гидеон тормозит своего коня, которого, как я узнала, зовут Гаррет. Ферма, как и все животные, принадлежат моему мужу. Моя лошадь послушно встает и принимается пощипывать травку под собой. Некоторое время ничего не происходит, но потом Гидеон накрывает мою руку своей ладонью. Жест будто неуверенный и немного робкий. Поднимаю голову, и наши взгляды встречаются. Гидеон сразу же убирает руку и говорит:

– Я повторю, Аврора, что ты не виновата. Постарайся забыть о том, что произошло. Знаю, что тебе жаль всех тех людей, но я клянусь, что Конал Доэрти поплатится за то, что сделал. Теперь на твоей стороне есть я.

Закатное солнце красиво отсвечивает в глазах Гидеона, и я, кажется, любуюсь им. Пряди его волос переливаются и выглядят светлее, чем они есть на самом деле. Мне хочется верить, что я теперь не одна, но как я могу верить мужчине? Даже если он говорит правду, то я лишь подставлю его. Я прекрасно помню, чем кончил Эйден…

– Выброси все из головы, – Гидеон указывает в сторону склона, где заходит солнце, – и поехали, пока есть время.

И мы срываемся с места. Лошади скачут навстречу закату, мои волосы развеваются на ветру, а в груди… спокойно. Я дышу, и мне нравится ощущение жизни, бьющей в жилах. Пусть и ненадолго, но я смогла отпустить чувство вины, снедающее мою душу. И кто бы знал, что Гидеон Кинг может быть таким чутким? В любом случае, я благодарна ему за этот вечер и за все слова.

Может быть, наш брак закончится лучше, чем мой предыдущий, хотя и не стоит пока загадывать. Увидим.

Глава 11

– Сегодня я, возможно, не вернусь, – говорю я, когда миссис Мартинс заканчивает накрывать на стол.

Нет, я точно вернусь, просто Авроре не стоит видеть, как я буду ложиться спать. Мне кажется, что она только-только перестает бояться каждого моего движения, поэтому в мою спальню ей вход воспрещен, как и простой взгляд внутрь. Вряд ли она нормально переживет встречу с фиксаторами. Селена, наверное, неделю смотрела на меня, как на чокнутого, и каждый день переспрашивала, не увлекаюсь ли я БДСМ и не застанет ли она госпожу, выходящую из моей комнаты, когда увидела парочку фиксаторов в поместье в Нью-Йорке. Аврора более хрупкая, и мне не хочется терять то малюсенькое подобие доверия, образовавшееся между нами.

Она удивленно поднимает брови, и ее пухлые губы изгибаются в немом звуке «о». Но Аврора быстро возвращает себе самообладание и опускает глаза к тарелке с омлетом. Не поверите, но это я называю прогрессом. Сел была права, предложив мне свозить Аврору покататься на лошадях, и теперь я должен надоедливой сестре еще больше. Не спорьте с человеком, который всегда прав. Не знаю, почему я так нуждаюсь в том, чтобы моя фальшивая жена не пыталась бежать от меня любыми способами. Нет, вообще-то есть одна идея.

Аврора напоминает мне кое-кого. Эти кротость, опущенный подбородок и страх смотреть в глаза слишком долго, которые я никогда не забуду.

– У меня встреча, – прочищаю горло и сам тоже опускаю взгляд на тарелку.

Необходимо выбросить эти глупые ассоциации из головы. Аврора – временная трудность в моей жизни, и все станет проще, так, как и должно быть, когда она покинет США. Я помогу, как и обещал, и на этом наши деловые отношения закончатся.

– С женщиной? – вдруг выпаливает Аврора.

Снова смотрю на нее и вижу, как ее щеки заливаются ярким, почти как ее нелепое пончо, красным румянцем. Вопросительно приподнимаю бровь, на что она лишь бормочет:

– Я эм… просто предположила.

Доедаю свой завтрак и отставляю тарелку в сторону.

– Нет, вечером у меня встреча с шефом полиции, – объясняю я. – Я знаю, что я не смогу привлечь Конала за расстрел, но это не значит, что я собираюсь сдаваться. Он зашел слишком далеко.

Аврора лишь кивает и продолжает есть. После нашей конной прогулки мы начали завтракать вместе. Не знаю, как так вышло, но ее компания мне не претит, поэтому я не возражаю. Раньше я ездил на лошадях только с братьями и до сих пор не могу понять, как позволил Селене убедить меня взять Аврору в свою тайное убежище.

Но думать об этом сейчас у меня времени нет, поэтому, допив свой кофе, поднимаюсь из-за стола и направляюсь к лифту, бросив через плечо:

– Охрана внизу отвезет тебя, куда захочешь. Меня не жди.

Спиной чувствую тяжелый взгляд Авроры и ее желание что-то сказать, даже замедляю шаг, но она молчит. Тогда я покидаю пентхаус. Если бы Авроре надо было что-то сказать, она бы переборола себя. Если не смогла, то это неважно.

***

Полиция уже многие годы была на нашей стороне. Еще отец позаботился об их верности, но встречаться с шефом полиции в его офисе было все равно подозрительно, но это не значит, что я рад вновь оказаться на чертовом складе. Дождь барабанит по деревянному потолку, выводя меня из себя не меньше, чем опоздание Доджера. Если он не явится через минуты, мои люди притащат его сюда, связанным и не совсем целым.

Парковка освещается светом фар, и мои люди приходят в боевую готовность. Автомобиль Доджера останавливается, и оттуда вываливается полный мужчина почтенного возраста. Ему давно пора на покой, но он упертый сукин сын, которому нравится власть. В дни наших встреч он всегда оставляет значок дома, будто не он помогает провозить наркотики в город. Больше неисполнения обещаний я ненавижу лишь лицемерие.

– Мистер Кинг, – приветственно кивает Доджер. – Прошу меня извинить за опоздание, но вы будете довольны тем, что я узнал сегодня.

Доджер пришел один. Молодец. Мужчина протягивает мне толстую папку с пометкой ФБР. Среди федералов также есть наши верные друзья, но им доверять может быть опасно, учитывая, сколько раз они пытались завести дела на нас с братьями. Открываю папку и вижу несколько досье на людей с фамилией Доэрти. На Оране мое внимание задерживается чуть дольше. Он мертв, но я вынужден разгребать его дерьмо даже сейчас. Листаю дальше и вижу то, от чего мои челюсти смыкаются до скрипа.

– Что это за хрень? – рычу я.

– Да, вот об этом я и хотел рассказать, мистер Кинг, – немного с опаской говорит Доджер. – Конал Доэрти баллотируется в мэры Чикаго. Я пока пытаюсь выяснить, как ему удалось ворваться в гонку, но судя по всему, он собирается кого-то заменить. Не знаю, подкупил он одного из участников или просто угрожал.

– Ублюдок думает, что он самый хитрый, – выплевываю я, продолжая листать документы. – Как продвигается расследование? Есть какие-то улики, связывающие Доэрти с расстрелом на набережной? Или что-то другое, чтобы можно было посадить их?

Доджер поджимает губы, и мне уже понятен его ответ. С трудом сдерживаю порыв выхватить пистолет у своего человека и прострелить ему колени.

– Я плачу тебе не за отсутствие новостей, Доджер, – рычу я и делаю угрожающий шаг в его сторону. – Работай лучше, или мы вместе посмеемся, когда на набережной найдут твое тело. Хотя нет, смеяться буду только я.

Доджер сглатывает, и вся краска сходит с его лица. Забрав папку, толкаю его в сторону и иду к своей машине. Я ждал его час ради дурных новостей, так что пусть радуется, что сможет вернуться домой на своих двоих. По пути домой смотрю закрытые дела на клан Доэрти, ища, за что можно ухватиться. Их основная прибыль формируется за счет нелегальных продаж препаратов и оружия. Недавно они вывели на рынок новую синтетическую дрянь, от которой уже погибло более ста человек. Пока это единственное, что более или менее подходит на будущее дело. Если я не смогу их посадить, то к чертям вырежу все их семейство собственными руками. Несчастные случаи сейчас происходят сплошь и рядом. Например, взрыв газовой труба, а? Они обуглятся так, что их не смогут опознать даже по зубам. Уж я об этом позабочусь.

Когда я выхожу из лифта в пентхаус, на улице уже ночь, но охранники Авроры не спят и ждут, когда я вернусь. Увидев меня, Рой и Джош поднимаются и сразу же докладывают:

– Миссис Кинг не спускалась на ужин, днем мы ездили в художественную галерею. Все прошло без эксцессов.

– Хорошо, вы свободны на сегодня, – киваю я и поднимаюсь на второй этаж.

Миссис Мартинс уже готовит мою постель, но что-то тянет меня пройти мимо и свернуть в сторону спальни Авроры. Идея глупая, но вдруг она может что-то знать про бизнес Доэрти, про их слабые места. Сейчас мне пригодится любая помощь, пусть даже она и думает, что бесполезна.

Дважды стучусь в дверь, но ответа не следует. Громко зову Аврору – тишина. Знаю, что обещал ей полную приватность и личные границы, однако что-то заставляет меня потянуться в карман за отмычкой. Отпираю дверь в ее спальню и захожу внутрь. К моему удивлению, Авроры нет в постели. Обычно в это время она уже спит. Иду к ванной комнате и замечаю приоткрытую дверь, но нет ни шума воды, ни других звуков, обозначающих, что там что-то происходит. Вновь стучусь и зову ее:

– Аврора, ты там?

Ничего, но свет горит. Лучше извинюсь потом, чем буду сожалеть что что-то упустил. Открываю дверь и сразу же замираю. Плитка во всех ванных комнатах моей квартиры серая. Серый цвет не раздражает меня, он не пестрый и не въедливый. В отличие от красного, которым покрылся весь пол в ванной комнате женщины, которую я пообещал защищать.

Кровь. Она везде.

Аврора, одетая лишь в нижнее белье, сидит на полу, прислонившись спиной к дверям душевой, а возле нее расплываются две лужи ярко-рубиновой крови. На запястьях виднеются хаотичные, глубокие борозды. Сразу же замечаю сломанную бритву и лезвия в разжатых ладонях девушки. У раковины лежит телефон с разбитым экраном.

– Вызывайте скорую! Срочно! – кричу я, опускаясь возле Авроры.

Мои колени погружаются в успевшую остыть кровь, а руки тянутся к побледневшей шее в поисках пульса. Есть! Слабый, но есть. Срываю с себя пиджак и рубашку и зажимаю раны на запястьях Авроры. Проклятье, сколько она здесь сидит? Она такая бледная… Губы приоткрыты, словно ждут, когда Аврора сделает последний выдох. Черта с два я это допущу!

– Не уходи, поняла?! – рявкаю я, продолжая терпеливо сжимать раны на ее запястьях. – Скоро приедут врачи и помогут тебе.

Черт, когда Селену пытали крови было меньше. Видимо, девчонка задела какую-то артерию. Лучше бы это было не так. Из-за нее я ввязался в войну с ирландцами, и мне не нужны злобные русские, которые решат отомстить за свою принцессу.

Мои пальцы задевают голое бедро Авроры, и я чувствую, что кожа не мягкая и шелковистая, как я ожидал, а шершавая и даже немного колючая. Опускаю глаза и вижу следы только начавших заживать порезов. Она режет себя, черт побери. Какой же я слепой дурак!

Сомнений нет: Аврора пыталась убить себя.

Врачи заходят в ванную и просят меня отойти. Я не противлюсь и, подобрав ее телефон, наблюдаю за ними. Аврора до сих пор не пришла в себя. Когда доктора двигают ее, ее руки и ноги сгибаются, словно она тряпичная кукла. Такая бледная. Нет ни намека на утренний яркий румянец. Авроре не идет быть бледной.

– Нам необходимо забрать ее в больницу, – объясняет дежурный врач. – Ей понадобится переливание крови и швы.

– Хорошо, – киваю я. – Я ее муж и еду с вами.

Я знал, что должен защищать Аврору, но не предполагал, что придется оберегать ее от ее самой.

Глава 12

– Рори, мой брат тоже подготовил для тебя сюрприз, – Оран мило улыбается мне, когда мы втроем заходим в мою комнату.

Я так переживаю! Оран и Конал – взрослые мужчины. Они очень красивые, и я не могу перестать нервничать. Я люблю сюрпризы, и мне не терпится узнать, что же они подарят мне на мой день рождения. Знаю, Юля говорила, что мне не стоит доверять своему жениху, но Оран кажется очень милым. Прохожу к своей кровати, поправляю блестящий розовый плед на ней и присаживаюсь. Оран запирает дверь спальни, и они с братом встают возле входа. Похоже, подарок будет секретным. Вдруг Оран купил мне яркую помаду? Или туфли на каблуках? Нет, у них в руках нет ни коробки, ни пакета.

Оглядываю своего жениха и не могу сдержать жар, обдающий щеки. Оран такой симпатичный. Девочки в школе обзавидовались бы, узнай, что моим мужем станет такой красавчик. Оран высокий, у него очень милые кудряшки, зачесанные в модную прическу, а еще он одет в изумрудный костюм, как настоящая модель! Конал тоже красивый, но его волосы чуть темнее, а плечи шире.

– Закрой глаза, Аврора, – на губах Орана сияет ухмылка, от которой мне почему-то становится не по себе.

– Тебе понравится, малышка, – добавляет Конал.

Я думала, что после смерти сны будут только хорошими, но видимо я попала в Ад…

Она сидит там, где обычно нахожусь я. Она избита, обнажена и сломлена. Незнакомка сжалась в комок, прижавшись к стене. Она не двигается, и я боюсь подходить ближе, потому что могу не обнаружить пульс. Мне страшно дышать. Не хочу будить ее. Знаю, как ей больно сейчас. Оран и Конал не сдерживались с ней.

«Мне повезло, что им надо скрывать свои истязания,» – проносится в голове.

Не думала, что когда-то всерьез буду думать так.

Ей очень плохо, и на ее теле, кажется, нет ни одного живого места. Я видела ее утром, и у нее были густые черные волосы, которые… теперь валяются в углу. Я ужасный человек, если на долю секунды я почувствовала облегчение из-за того, что сейчас она на моем месте?

Она шевелит ногой, и я слышу тихую мольбу:

– Отпустите… прошу…

Боль – это все, что я чувствую.

Тело ноет, во рту сухо, а веки кажутся слишком тяжелыми. Но физическая боль едва ощутима. Перед глазами мелькают кошмары, преследующие меня. Я вижу лица тех, кого подвела, и тех, кто истязал меня годами. Все они всегда находятся со мной, как бы я ни пыталась бежать.

Открываю глаза и сразу же всхлипываю. Почему я жива? Я не хочу быть живой.

Больничные стены трудно с чем-то перепутать. За стеклянной перегородкой ходят медсестры и врачи. За окном глубокая ночь, освещаемая огнями ночного Чикаго. Оглядываюсь вокруг и вижу Гидеона, стоящего ко мне спиной. Он не спит, но что он здесь делает? Поднимаю руки и вижу капельницу и повязки с парой капель крови.

– Нет… – снова всхлипываю и принимаюсь выдирать иглу из сгиба локтя.

Она поддается, и на простынь тут же выливается свежая порция крови. Принимаю сидячее положение, хотя голова и все тело протестуют. Скрип привлекает внимание Гидеона, и я слышу его хриплый голос.

– Аврора, что ты…? – договорить он не успевает, потому что я срываю повязки и зубами вгрызаюсь в швы на запястьях. – Врача сюда! Срочно!

Мне удается справиться с несколькими швами, и в рот заливается кровь. Гидеон в мгновенье оказывается возле меня. Его сильные пальцы впиваются в мои плечи и пытаются оторвать меня от рук, но мое желание сделать себе больно сильнее. Оно полностью отключает во мне любые инстинкты к самосохранению.

– Аврора! – рычит Гидеон. – Перестань, черт возьми!

Наши взгляды ненадолго встречаются, и я замечаю неподдельное замешательство в его глазах. Он не боится крови, но что-то в нем заставляет меня замереть на секунду. Властность в низком голосе словно добирается до тумблера в моей голове, и вот я вновь слушаюсь мужчину. Моей секундной паузы хватает Гидеону, чтобы полностью отвести запястья от моего рта и задрать их над моей головой. Падаю обратно на подушку и только сейчас полностью осматриваю своего мужа: он залез на меня. Его бедра обернуты вокруг моих, а руки полностью обездвижили меня.

Боже, только не это…

– Нет! – мой крик оглушает даже меня, но мне кажется, что мой голос все равно недостаточно громкий, чтобы мне помогли. – Слезь с меня! УЙДИ!

Карие глаза пропадают, и я вижу Орана. Он вновь нависает надо мной, и я знаю, как будет больно… По привычке зажмуриваюсь, но на этот раз сдаваться легко не буду.

– НЕТ! – верещу я, пытаясь барахтаться и вырваться из крепкой хватки. – НЕТ!

Вдруг бок обдает острой болью. Я успеваю только пикнуть перед тем, как вновь отключиться. На этот раз мне не снятся сны, и я благодарна за спокойствие.

– Миссис Кинг, как вы себя чувствуете? – доктор проверяет свежие швы на моих запястьях. Он движется и говорит как-то медленно. – Вам вкололи большую дозу успокоительного, поэтому заторможенность и головокружение пока останутся.

Ничего не ответив ему, отворачиваюсь к окну. Мне не плохо – в этом и проблема. Разум прояснился, но это не значит, что я передумала. Я все еще помню, что произошло накануне.

Гидеон подходит к моей постели, закрывая вид из окна. На него я даже смотреть не хочу. Зачем? Зачем он зашел? Все бы уже закончилось, если бы не он. Но Гидеону плевать на мою злость, и он, склонившись передо мной, ловит мой взгляд и мягко говорит:

– Мы сейчас поедем домой, если ты нормально себя чувствуешь.

Впиваюсь в него взглядом, мысленно мечтая, чтобы он и его забота растворились в воздухе. Гидеон и бровью не шевелит и просто ждет моего ответа. Разомкнув иссохшие губы шепчу:

– Я в порядке.

– Хорошо, – говорит врач. – Тогда я подготовлю выписку и, как я говорил ранее вашему мужу, дам номера специалистов.

Специалистов? Психиатров. Я же пыталась покончить с собой, я психованная.

После оформления всех нужных бумаг медсестры помогают мне одеться. Гидеон привез мне пончо и спортивные штаны. Дорога в его квартиру, кажется, длится вечность, потому что мы едем только вдвоем в час-пик. Никакой охраны, только я и мой фальшивый муж. Бросив взгляд на Гидеона, замечаю на его шее три бледно-розовые борозды, а на челюсти наливается синяк.

Черт, неужели это я сделала? И он мне позволил ударить его?

Наша поездка в основном состоит из стояния в пробке, и мой желудок, не видевший еду более суток, начинает стонать. Гидеон сказал, что меня привезли в больницу почти два дня назад. Не знала, что могу столько спать, хотя я вымотана и истощена, поэтому не чувствую, что вообще спала.

Отвернувшись к окну и подобрав под себя ноги, наблюдаю за гуляющими по городу людьми. Обычно я наслаждаюсь видом чужого счастья, но сейчас мне хочется ударить каждого, кто улыбается или смеется.

– Съешь протеиновый батончик, – говорит Гидеон, когда машина в очередной раз встает в пробку.

Поворачиваюсь к нему и вижу, что он внимательно смотрит на меня. Кажется, что он вообще не спал с момента приезда в больницу. Синяки под его глазами почти такие же, как под моими. Медсестра сказала, что Гидеон ни разу не отходил от меня. Понятно, боялся, что ценная игрушка сломается, а он не сможет ее починить. Гидеон, откашлявшись, тянет руки ближе ко мне, и я вижу зажатый в его пальцах батончик и бутылку воды. Не хочу их брать, но желудок вновь стонет.

– Съешь, Аврора, – голос Гидеона слишком мягкий. Непривычно слышать его таким. – Ты голодна и измотана.

Выхватываю из его рук еду и делаю несколько укусов. Сладкая субстанция приводит меня в чувства, и желудок немного успокаивается, а голова перестает дико кружиться. Не смотрю в сторону Гидеона, потому что мне надо будет его поблагодарить, а этого я не хочу делать. Возможно, он заслужил «спасибо» за спасенную жизнь, но я его не просила.

Не просила.

– У тебя был день рождения, – хрипло и аккуратно произносит Гидеон, но его слова словно бьют меня под дых. Не сдерживаюсь и вздрагиваю, глаза тут же начинает щипать от подступающих слез. – Рядом лежал сломанный телефон. Что-то случилось в этот день? Кто-то сказал что-то тебе? Это был Конал?

Какого черта Гидеон такой догадливый? Я перестаю дышать, борясь со слезами и паникой, охватившей меня. Мышцы сводит от перенапряжения, зубы скрипят от того, как сильно я стиснула челюсти. Мне не нужны ни его жалость, ни помощь. На моей совести уже две жизни, и я не вынесу, если умрет кто-то еще, кто был ко мне добр. А Гидеон был…

Слезы все же проступают, и меня начинает трясти. Крепко обнимаю себя, прижавшись лбом к окну. Чувствую тяжесть на плече: Гидеон положил на него руку. Но я все равно не отвечаю. Мне хочется вновь вгрызться зубами в швы.

– Я не могу, – выдавливаю я, смахивая руку Гидеона с плеча.

Гидеон ничего не отвечает, и мы уезжаем домой.

***

В квартире словно пахнет кровью. Металлический запах бьет в нос, и я замираю. Ноги врастают в пол, и все мышцы окончательно каменеют. Гидеон врезается в меня от неожиданности. Меня заносит вперед, но он успевает поймать меня.

– Аврора? – голос Гидеона слышен как будто издалека.

Вокруг вырастает непроницаемый купол, в котором разносятся голоса Орана, Конала и тех, кто умер по моей вине. Я слышу их ненависть, злость, сочащуюся в каждом слове. Не могу разобрать, что они говорят, но это громко и больно. Я падаю на колени так же, как было в мой день рождения.

После тех видео.

Закрыв уши, поворачиваю голову в сторону Гидеона. Он склоняется ко мне, и я вижу, что его губы шевелятся, произнося что-то, но я ничего не слышу. Чувствую руки на своем теле, хотя Гидеон – единственный, кто сейчас рядом. Их нет. Оран мертв, а Конал далеко. Их нет, но почему мне так плохо?

– Аврора! – слышу отдаленный голос Гидеона, ничуть не напуганный, уверенный и даже спокойный. – Я с тобой.

Идея, пришедшая в голову, такая отчаянно глупая, но… вот Гидеон опускается на колени передо мной, а следом мои губы впиваются в его рот. В голове вдруг воцаряется тишина, и я опускаю руки от ушей и обхватываю лицо Гидеона. Мой рот слегка приоткрывается, и это нелепое прикосновение превращается в поцелуй. Легкий, едва ощутимый и даже осторожный. Совсем не такой я ждала от Гидеона. С его силой я не думала, что он может так целовать женщин. Ты ждешь боль, властность и полное подчинение.

Мягкие, теплые и… чертовски приятные губы Гидеона отвечают мне, и мы оба, до этого момента смотревшие друг другу в глаза, зажмуриваемся и поддаемся моему порыву. Не знаю, кто удивлен сильнее: я или он.