Путаница

В дверь отчаянно барабанили и чего-то кричали. Но мне было абсолютно на них наплевать. Я ещё полностью пребывал в томной неге случившегося корпоратива. В моей постели истово сплетались запахи дорогущих парфюмов, выпитого алкоголя и разномастного дыма, сигаретного и кальянного. Мой пресытившийся жаркими сценами клубной жизни разум всё еще переваривал события. Разгоряченные женские тела, вызывающие одежды, атмосфера всеобщего праздника, павшие ниц многочисленные табу, в общем, все атрибуты ночного пати…А артиллерия незнакомых духов от жарких незнакомок, норовящих выстрелив тебе в нос, увлечь, заинтриговать, попасть в сердце! Здесь каждая самка пыталась заинтересовать противоположный пол изгибами тела, блеском глаз или редкими ароматами. Как это было разнузданно и весело! В данный же момент я находился где-то посередине между этой рваной явью пьяной вечеринки и будоражащими снами. Ох, что это были за сны! Они никак не торопились меня отпускать в рутинную реальность. Мне абсолютно не хотелось расставаться ни с сегодняшним угарным вечером, ни с его послевкусием. В силу обстоятельств, которые все поймут, ну, короче, усилившегося земного притяжения, я лежал на кровати распластанным, аки морская звезда. И ни одно событие в мире не могло меня заставить пошевелиться, а, тем более, встать. В голове злобно жужжали вертолёты, но даже это никак не портило случившегося вечера. Мой костюм, небрежно брошенный на кресло, впитал в себя дух состоявшейся попойки и недвусмысленно намекал, что истинный рай на земле, это однозначно, увеселительный клуб. Там тебе всегда рады, может, даже больше зачастую, чем имеющиеся родные или близкие. Как я выяснил к своим годам, родственники в нашем мире могут разобидеться на ровном месте и после не общаться подолгу. И это ещё не самый страшный вариант. Они, как и друзья, могут предать в любую минуту, обобрать и унизить зачастую хуже врагов. По крайней мере, в моей жизни это случалось не единожды. Зато в клубе всё было абсолютно по-иному. Там заранее заготовлены все возможные средства для ублажения твоей плоти и полного релакса. Там ждут и принимают тебя таким, каким ты есть, самобытным и необыкновенным. Музыка, новые знакомства, доступность и многочисленность противоположного пола… Ну, разве это не рай? Сама атмосфера ночной жизни меня всегда сводила с ума. В те редкие моменты юности, когда я оказывался поблизости с вечерней дискотекой, то уже начинал себя чувствовать небожителем. Когда соединялись громкая музыка и ночь, внутри меня что-то менялось, тянуло на приключения и просыпалась похоть. Так сказать, ноты музыки совпадали с нотами души. Я давно подметил, что в ночных танцульках и заведениях определённо есть какая-либо магия притяжения, которой трудно не поддаваться, особенно, если ты молод и в душе ловелас. И большинство, мне кажется, этому тоже подвластны. Правда, с годами весь романтично-похотливый настрой развеивается, люди становятся приземлённее и приходят в кафе или клубы просто отметить какое-нибудь очередное праздничное событие. Ну или развеяться, когда наоборот, в жизни что-то идёт наперекосяк. И вот куда улетучивается та самая ловеласность, восторг и флирт, остаётся лишь только гадать. Большинство превращаются с годами просто в грузные камни. Валуны. Но я был точно не таким!

* * *

Вечеринка, и в самом деле, вышла зажигательная. Нас было пятеро: Изнанцев, старый и кусачий крокодил от журналистики, плюс два новичка в нашем деле – Звягинцев и Полухин. А ещё наш высокочтимый главный редактор, и я. На палубе огромного плавучего ресторана «Адмирал» мы релаксировали по-полной, отмечали долгожданный уход в отпуск шефа.

– Заходим, заходим, парни! Сегодня мы должны здесь задать жару! – суетился наш начальник.

– Ого, какая обстановочка! – воскликнул я.

Там, и вправду, было на что посмотреть. Каюта, где были накрыты наши столы, являлась просто огромной. Дорогая отделка из красного дерева, дубовый стол, аристократические кресла, всё вызывало приятную истому от ожидаемой пьянки.

– Да уж, погудим, – поддакнул Изнанцев.

– Проходите, гости дорогие, – пропел начальник, – будьте, как дома. Чур, развлекаться по-полной, не стесняться, но за борт не рыгать, русалок не трахать!

– Ну, так-то их и невозможно это самое…– хохотнул я, – у них же до пупка снизу рыбий хвост и чешуя. Некуда, так сказать, вторгаться.

– Между прочим, это возможно, – робко возразил Звягинцев, – я читал в одной научной публикации…

– Во-во, придётся вспомнить в нужный момент эту публикацию, да не потерять эрекцию.

Все дружно загоготали. Начало праздника было положено, оно становилось многообещающим. Перспектива трёхнедельной потери из виду нашего авторитарного лысого лидера приятно радовала и будоражила никак не менее, чем многочисленные напитки на борту. Ух, я обожал моменты предвкушения! Теперь можно будет бесконечно опаздывать и пораньше уходить с работы. Взгляд мой упал на старика Изнанцева. Пусть Бог простит, но я его искренне ненавидел. Открою вам секрет, он мнил себя настоящим крепким писателем, публицистом, так сказать, глыбой современной литературы. Журналистика для него была всего лишь наподобие падчерицы, способом прокормиться. Он непрестанно рождал бестселлер за бестселлером, гениальные творения от «Победим крота на даче!» до «Рассказов рядового танкиста». И всё это было тупой тухлой графоманией. Он печатал свои убогие книженции, а когда ему присылали их из типографии, всеми силами раздаривал и втюхивал экземпляры всем встречным-поперечным. «На растопку домашней печи после ядерной войны вполне сгодится», – говорил я ему прямо в лицо и грубо выхватывал пару ненавистных книжонок. Он краснел, но молчал. Интересно, был ли у него дома коврик с моим изображением? Чтобы можно было топтаться по лицу? Или у него, может, фотографии мои по всему дому расклеены, и он вечерами метает в них ножи? Ответов пока я не знал.

Вот кстати, однажды нужда меня заставила, и я сам захотел затесаться в ряды штатных авторов, сунулся было в «Союз писателей Б-ской области». В принципе, я им подходил, имел пару опубликованных романов, вот и захотел от «бюджетного пирога отщипнуть». Посиживая в интернете, я выяснил, что на эту организацию выделяют некоторые деньги, а также помогают с печатью и распространением книг. Но, когда я погрузился во всё это поглубже, понял, что таковые провинциальные союзы состоят полностью из таких вот Изнанцевых. Старая пердуническая гвардия вываливает свой жизненный опыт и переживания, переводя тонны бумаги. И плевать им, сколько деревьев будет уничтожено ради их рассказов «про родные поля» и «излучину реки». Ах, да, так в этих организациях ещё и подхалимство было в обиходе, короче, не подлижешь – не напечатаешься. В общем, бросил я этих дряблокожих гениев, интерес угас так же быстро, как и возник.

– Да будет всё в норме, мы не подкачаем, – начинающим заплетаться языком сказал я.

– Всенепременнейше! – гаркнул Изнанцев. Как бы не так, подумалось мне. Он, как раз наоборот, вообще постарается почаще оставаться дома под разными благовидными предлогами, разъездов не любит. Вот уж, вправду, домашнее животное. Что поделаешь, ну не приспособлен он для работы в редакции, коллектив и творчество – вещи несовместимые, частенько приговаривал этот старикан. Впрочем, с таким именем и стажем, некоторые вольности были простительны. Мне это не нравилось. Какой пример этим подаёт старый бонз более молодым сотрудникам? На кого им равняться в усердии, усидчивости и дисциплине? Я, вот хоть и имел авторитет, не менее весомый, всё-таки предпочитал работу в офисе. Может, в силу среднего возраста, а может и из-за наличия молоденьких корреспонденток, секретарей и редакторш. Естественно, мне, неженатому и любвеобильному, нахождение в таком «цветнике» из прекрасных дам было делом приятным и перспективным во всех смыслах слова.

– Ну что, по второй? – осторожно предложил новичок Звягинцев.

Первоначально встреча собиралась быть скучной и унылой, ну что мы втроём, «старички», проработавшие десять лет бок о бок, могли нового рассказать друг дружке? Именно для разбавления компании решено было прихватить с собой и двух новеньких. По максимуму, мы бы заимели новые темы для разговоров, да и посмеяться было бы с кого. Новые люди в любой профессии это всегда источник курьёзов, не правда ли? А по минимуму, если б те оказались, вдруг, прескучнейшими личностями, то хоть бы такси помогли вызвать, да сопроводили нас. Нам-то троим в такой праздник на ногах твёрдо стоять точно непростительно.

– Коллеги!!! Как говорят, третий тост, он самый важный, – разгорячённый шеф вошёл в раж и, видимо, решил сегодня нажраться «в сопли».

Полухин на этом сборище показал себя поначалу забитым тихоней, правильным, воспитанным интеллигентом – очкариком. В поисках идеальной женщины и не подверженный эпикурейству, он был просто скучен. А вот Звягинцев, парень лет двадцати шести, оказался воистину компанейским. Такой точно приживётся в редакции. У него был весёлый характер, жена и хобби, чего ж ещё требовать от современной личности? У него даже отсутствовала привычка прятать обручальное кольцо в карман вдали от супруги, хотя так поступает чуть ли не половина всех носящих сей предмет мужчин, особенно оказываясь в местах, где в воздухе веет флиртом и развратом. Он вызывал восхищение. И умел держаться в компании товарищей. Повторюсь, хобби имел редкое по нашим временам, но самое полезное и пацифистское, не всем же в зверушек из ружьишка стрелять. Кроме жены и работы, он обожал чтение книг. Соответственно, был эрудитом почти во всех областях человеческого знания. Ну, как я мог такой экземпляр не уважать? Мне он очень импонировал, и мы потихоньку начали сдруживаться.

– Ну, ещё по одной!!! До дна, до дна! – мы весело забалагурили, все разом рассказывали всё друг другу. Тёплая компания к этому моменту стала практически горячей. Шеф кинулся обнимать всех, но тут его телефон весело затилинькал. Кто-то, по всей видимости, ему напомнил, что кроме удовольствий для верхней части тела, то бишь рта, существуют удовольствия и для нижней части. Начальник закинул в себя пару специальных таблеток и, тотчас же укатил со своим водителем в гости к какой-то милашке, поэтому общение за столом стало ещё более напринуждённым. Было заметно, что Звягинцеву тоже понравился наш мужской коллектив, он так расчувствовался, что написал на салфетке пожелание почаще так тепло встречаться в этом же составе. Все немного примолкли и принялись наблюдать, что же будет дальше. Неожиданно он свернул салфетку, затолкал её в пустую бутылку, из которой пил, а сверху соорудил нечто типа пробки из других салфеток. А в довершение залил всё парафином из стоявшего рядом подсвечника со свечой. Мы пьяными взорами почти минуту разглядывали его манипуляции, а потом и сами почему-то захотели так сделать. Стадный инстинкт, типа, ничего не попишешь.

– Интересно, парни, начинаем креативить, – прокомментировал я.

– Просто, все ритуалы, придуманные человечеством, подразумевают некий процесс, надо чего-то пожелать, потом сказать, потом что-либо выпить или съесть или сделать, тогда мечта сбудется, – наконец изрёк Звягинцев. – Так и у нас тут почти так же сегодня: мы выпили, затем поболтали, потом родилось желание, теперь я его в бутылку закупорил, а потом за борт брошу, в плавание. Чем не обряд? Да и инструментарий такой же: у магов огонь, свечи, воск в ходу, и у нас. Надеюсь, что часто будем встречаться такой вот дружной командой, поверьте. Или проверьте, если не верите. Загадайте чего-нибудь! Попробуйте!

Сработал вышеупомянутый инстинкт, и мы дружно принялись излагать самые сокровенные желания на бумаге. Со стороны было смешно. Взрослые и даже старые дядьки, пьяные « в дупель», что-то старательно выводили ручками на обрывках салфеток. Я по-честному написал, что хочу провести ночь в постели с двумя мулатками. Сам не знаю, как это из меня выплеснулось, возможно, низменные инстинкты мне вовсе не чужды. Впрочем, я с детства ни капли не доверял любым ритуалам или шаманству, так что сделал это больше шутки ради. Координация движений уже начинала подводить нас, но худо-бедно каждый справился со своей писулькой, и мы выпили за почин. Вино и коньяк лились рекой…

– По седьмой!

– Да, по седьмой!

– Ага. Хорошее число!

– За воск и огонь!

– До дна! Все до дна! Чтоб сбылось!

Мы весело чокнулись. А затем наступила пора более взрослых увлечений, чем сооружение всяких глупостей из подручных средств. Для начала мы дружно отправились освежиться, потом в туалет, потом нас закружили в танце неизвестные раскрашенные дамы бальзаковского возраста. А после мы еле перехватили официанта, намеревавшегося унести так крепко объединившие нас бутылки в мусорку, и чуть не лишили его толики здоровья.

– Ты что, дружище! Верни бутылки на родину!!!

– Как ты посмел? Это же наши талисманы теперь.

– Да они же пустые, бутылки, – попытался было поспорить официант.

– Нет, друг родимый, они очень даже не пустые! Впрочем, тебе не понять…

– Да, в общем, мы сами с тарой как-нибудь решим…

Халдей понял намёк и быстренько ретировался. А мы накатили еще по одной рюмочке напитков. Поэтому, как бросали свои желания за борт, я, по правде сказать, и не помню. Рядом с нашей компанией вились уже более молодые развратные девчонки, и как водится, требовали внимания, ласки и выпивки. Мы вернулись за свой стол, так как опираться исключительно на ноги становилось делом бесперспективным. Усевшись, мы вдоволь наорались песен, подпевая ди-джею, и нацеловались с новыми знакомицами. Я, чуть было не поджёг этот приятный клуб горящим коктейлем «Хиросима», чокнувшись и расплескав его по всему столу. Но Геростратом стать не получилось, так как слава всегда меня обходила стороной. Несколько секунд горела моя рука, скатерть и селёдочка с луком, облитые этим ядреным спиртовым зельем. А потом я геройски потушил пламя на глазах у новоиспечённой спутницы и тупых волооких охранников. За что получил чуточку полагающегося признания : все мне аплодировали искренне и долго. В то же время восторг и блаженство окутывали нас, и мы нашим маленьким коллективом двигались, пили и пели в едином порыве. Даже Полухин влился в общий настрой. Он оказался непревзойдённым знатоком чёрного юмора, и под конец встречи сыпал острыми анекдотами, как из рога изобилия. Праздник стопроцентно удался на славу!

* * *

В дверь уже колотили изо всех сил и орали. Мне нисколько не хотелось расставаться со своей негой и куда-либо двигаться. Открыв один глаз, я покосился на светящийся будильник. Медленно пришло осознание, что проспал я никак не более двух часов, стало быть на дворе еще стояла глубокая ночь. Какой же скотине понадобилось будить меня в такой час?

Из-за входной двери послышались глухие тяжелые удары. Я с неохотой поднялся и пошлёпал босиком в прихожую. Настроение и прекрасный сон после удачного корпоратива были безвозвратно потеряны. Вдруг моя правая нога не ощутила привычного линолеума и предательски заскользила в темноте на чём-то мокром. Что это? – мелькнула предпоследняя мысль. Падая, я успел лишь подумать, что теперь вдобавок ко сну неминуемо будет потеряна и часть моего драгоценного здоровья. Как пить дать!

* * *

Яркий свет давил на глаза, как бы я не жмурился. Я безуспешно попытался опять спрятаться в безбрежную темноту, но попытки были тщетны. Что ж, придётся открывать очи и смотреть, как говорится, что имеем. Я лежал в белой комнате на белоснежных простынях, а моя правая нога была приподнята чуть к верху какими-то растяжками. Это радовало, по крайней мере, не загробная жизнь. Там бы было всё воздушно и радужно, безо всяких железных причиндалов. Ну, или вовсе больно, жарко, душно и мучительно, если попаду в ад. А тут ни то, ни сё – ни воздушности, ни страшных мучений. Больница, после некоторых раздумий догадался я. Переходная ступень из мира живых в мир мёртвых. Интересная придумка человечества. В детстве, помнится, попадать в неё было некоторым приключением, даже геройством. Переломчик, ангина, гастрит, в общем ничего серьёзного. Почёт в школе, участливые расспросы учительниц, длительное освобождение от многого, будь то физкультура или вскапывание семейной дачи, короче, море поблажек. А иногда и завистливые взгляды взрослых пациентов с более ужасными диагнозами. И ты кожей ощущаешь, как дико они желали бы поменяться с тобой местами. Ведь все окружающие понимают, что ты, излечившись, отправишься в ту же дверь, через которую вошёл. А с прибавлением цифр в возрасте болячки становятся всё изощрённее, и приходится сильно стараться, чтобы выйти обратно через входную дверь, а не быть вывезенным через чёрный ход на каталке. И ты понимаешь уже, что не все из встреченных тобой в хмурых зданиях лечебниц, покинут её живыми и здоровыми. И ты вдруг пропитываешься их отчаянным желанием жить и начинаешь ценить отмерянные богом минуты жизни совершенно по-другому. Ты торопишься влюбляться, воровать из чужих палисадников цветы для своей юной дамы сердца и писать стихи. Впрочем, этого запала обычно хватает ненадолго. Как только ты снова попадаешь в загребущие руки рутины, как только родители тебя нагружают опять нескончаемыми домашними делами и начинают бить ремнём за четвёрку по контрольной, как только одноклассник приносит новую компьютерную игру, всё мигом проходит. Ценность проживаемого времени падает, и про отрезки жизни ты уже абсолютно не думаешь. Тут бы хоть свою оценку исправить, а то лишения прогулки, да жизнь по режиму дня, как в армии или в тюрьме светят. Не знаю, как у других, но в моём детстве всё происходило именно так. Я, как всегда, пишу исключительно правду. Моя мама была раньше крайне строгим, почти деспотичным человеком. Она работала долгое время завучем в советской школе , поэтому оплеух я в детстве получил от неё ну, точно больше, чем съел мороженого. Знали ли вы, что слово «завуч» и слово «кремень» в одном из языков синонимы? Во взрослой жизни моя маман также могла из-за неосторожного моего слова, недостаточно, допустим, почтительного, разобидеться и не разговаривать несколько лет. А ещё приходилось мириться с существованием непонятного отчима, который точно не любил меня, впрочем, и не должен был. «Пластилиновый отец», так называл его один из моих товарищей, явно намекая на пришлость и чужеродность этого субъекта. Отставной военный, это был ещё тот фрукт. Так что жил я, уважаемые читатели, практически на казарменном положении. Мытьё посуды и пола вручную я освоил классе в третьем. Прогулки были не более двух часов в день, из развлечений – чтение. И то, много не разрешали, приходилось дочитывать книги ночью, под подушкой, с фонариком. В общем, не райское детство было у меня, так сказать…