Седьмая Луна 4: Черная Смерть

Глава 1

Папа Цимский ощутил то, чего никак не ждал при купании в личной терме.

Холод.

Холод, струившийся между пальцев, поражённых подагрой. Холод, неспешно поползший по варикозной ноге ядовитой змеёй.

Аркадий III почуял неладное. Недоверчиво приоткрыл один глаз и встрепенулся, узрев происки нечистой силы.

Праздные мысли о том, что было, есть и будет, померкли в один миг.

Всё потому, что в горячей солёной воде, словно дым, клубилась кровь. Она образовывала багровые облачка и быстро заполоняла купальню, которая стремительно начала переливаться за края.

Мурашки побежали по грузному, дряблому телу. Понятия не имея, что происходит, понтифик встрепенулся.

Он со всплеском подорвался, как ошпаренный. Вода, смешавшаяся с кровью, облепила его целиком.

Вдруг папа остолбенел и прищурился.

Его внимание привлекло нечто, тихо всплывавшее на поверхность горячего источника. Увиденное напоминало ему увесистый клубок спутавшихся чёрных волос.

За ним из купальни один за другим показывались другие – седые, рыжие, каштановые, белокурые. Они стукались друг об друга, будто гимнастические мячи, перекатывались, открывая патриарху истину…

Это были головы.

Десятки отрубленных голов, заполонивших всю терму. Перекошенные, безжизненные, но хорошо различимые лица – мужские и женские, от стара до млада.

Святой Отец не знал, что хуже: сам факт чертовщины, или то, что этих людей он когда-то знал, а некоторых – лично благословил на доблестное служение Церкви в качестве Верховного Инквизитора.

Некоторые из них служили аж за тысячи вёрст от Вечного Города.

Откуда они здесь?..

Ему хотелось кричать – надрывно, протяжно, будто маленький ребёнок, увидевший разжиревшую крысу.

Его перегнали – в соседней комнате раздался девичий вопль, преисполненный животного ужаса.

Понтифик осёкся, слыша, как в сторону термы кто-то бежит, сверкая пятками. Шлёпая мокрыми ступнями по дворцовому каменному полу.

Внутрь ввалилась голая служанка, составившая ему компанию и только убравшаяся восвояси. Ошарашенный происходящим, папа встречал её недоумённым взглядом.

Девушка в упор не видела Его Святейшество, попросту спасаясь бегством.

Увы, этому не суждено было сбыться. Преследователь не дал ей скрыться за дверью в коридор, вдогонку послав сноп голубоватой жижи.

Кислотная сфера лопнула при столкновении с кудрявым затылком, распадаясь на сотни брызг.

Оксиомантия, понял Святой Отец.

Ноги бедняжки подкосились. Она распласталась на каменном полу, сдирая с боков слоями кожу.

Ещё миг назад прекрасная в своей юности, невинности и наивности, служанка поглядела единственным уцелевшим глазом на Аркадия III.

Больше половины её черепа разъело и превратило в кровавый, студенистый суп.

Жижу разбрызгало повсюду. Гранитовый пол зашипел местами, расщепляясь.

Кусок мозга, выглядывавший из-за костей, пузырился. Из-под новоявленного, изуродованного трупа подтекала ручейками кровь.

Немощный понтифик онемел, будто проглотил язык.

У него в голове не укладывалось, что посторонние сумели проникнуть во дворец Святого Самуила, в самое сердце Церкви, и подобраться к папе так близко.

Как? Но кто же это? Кто…

Ответ не заставил себя долго ждать. В терму друг за другом прошли силуэты в чёрных мантиях. Лица скрывали ребристые маски из латуни.

У кого-то капюшонах были нахлобучены черепа парнокопытных с местами обломанными рогами. У кого-то вместо этого – шкуры хищных, экзотических зверей с подвязанными на шее лапами. Как у языческих легионеров.

Еретики встали в ряд.

Глаз было не видать, но папа Цимский видел по их поджатым губам: все взгляды прикованы к нему, нагому, беспомощному и откровенно жалкому.

Из-за спин апостатов показался их предводитель – точно такой же на вид, разве что в синих одеждах. Он встал напротив понтифика и осведомился строго:

– Папа Аркадий?

Рот старика дёрнулся. Отвечать ему казалось чреватым. Но за него высказалось перекошенное в ужасе лицо.

Синяя мантия ухмыльнулся. Из рукава в его ладонь скользнул серповидный кинжал, обагрённый кровью невинных. Апостат произнёс:

– Нам надо поговорить…

Глава 2

Нижний Город начинался сразу за Портовым районом. Местные инсулы – многоквартирные дома, оставшиеся ещё со времён дельмеев – пережили несколько эпох. К Седьмой здания уже представляли собой жалкое зрелище.

То здесь, то там осыпалась косметическая отделка домов. Падала рыжая черепица. Стены колонизировала чёрная плесень. Фасады первых и вторых этажей исписали граффити: на дельмейском, лурском и, наконец, местном. Некоторые обвалились. Раньше в инсулах жили сотни, тысячи людей, теперь – нет. Если только упыри ютились.

Дороги захламило брошенными телегами. Всюду валялись останки горожан и заражённых. В свете солнца всюду кружили вороны, заунывно каркая. Чёрные птицы долго выискивали, чем бы поживиться. Когда находили, пикировали. Терзали гнившую плоть за неимением лучшего.

Былая индивидуальность городских районов сошла на нет. С падением цивилизации Саргузы стали однообразно гнетущими, опасными, отталкивающими. По крайней мере, так посчитал ренегат, судя только по местам, где был. У него в голове не укладывалось, что происходит на севере или юге Города.

Вдоль заброшенных инсул брёл Альдред, по пути никого не встречая. Повидайся он с кем-то из горожан, его запросто могли спутать с каннибалом. И совсем неважно, что из его черепа до сих пор не полез чёрный хрусталь.

Горбился. Руки повисли безвольными плетьми вниз. Будто травмировал нижние позвонки, брёл в никуда, словно гусь. Даже его шея вытянулась вперёд, а подбородок – задрало вверх. Жалкое зрелище. Но Флэй не думал о том, как выглядит. Его больше интересовало другое: как так желчно эта жизнь подшутила над ним?

Мысли вырвали его из реальности. Очевидные угрозы его завтра отошли на второй план. Благо, солнце укрывало дезертира от окрестных людоедов. У него имелось некоторое время, прежде чем тучи доберутся с моря до Нижнего Города.

Сам не свой, Альдред бубнил под нос:

– Когда?.. Ну когда я успел? Где подцепил заразу?.. Я же всё сделал, чтобы избежать этого!.. Почему я?..

Ответ лежал на поверхности, теряясь в совокупности вариантов. Ему не пошли на пользу боевые столкновения с упырями, встречи с чумными людьми. Далеко не всегда он примерял на себя респиратор Адельгейма: теперь же средства защиты нет вовсе. Вот и до него добралась эта зараза.

Голова Флэя будто свинцом налилась. Поэтому трудно было ему собрать мысли воедино. Соотнести пережитое на собственной шкуре с наблюдениями очевидцев. Он выругался под нос, остановился, утирая пот с кипевшего лба, зажмурился и произвёл умственное усилие.

Едва ли всему виной миротворцы, вернувшиеся в Янтарную Башню. Те обратились упырями в течение дня. Даже самый первый из бойцов, наверняка отличавшийся здоровьем. Стало быть, сколько бы людоед ни скакал на ренегате в тёмном коридоре, слюни его не попали на Альдреда. Ни на слизистую оболочку, ни в кожные поры.

Это касалось и всех прочих упырей, которые полегли на пути дезертира к сестре Кайе. Он им не давал подойти поближе и уж тем более себя укусить. Иначе бы и сам давно сгинул.

Целых два дня беглец держался молодцом, не испытывая никакого дискомфорта или болезненного недомогания. Он планомерно двигался навстречу судьбе, будто осадная машина, преодолевая все трудности. Тогда в его заболевании повинны вовсе не ожившие трупы, а… люди.

– Марио Валентино? – вспоминал дезертир, опустив глаза в пол. – Маттео Цанци?

Разумеется. Каждый из них имел непосредственный контакт с заражёнными. Соответственно, и миротворец, и люмпен могли запросто подцепить хрустальную чуму. Достаточно им было просто находиться в компании больных. Так и вышло. По наивности Альдред с ними пообщался тесно. Вот и нажил себе Чёрную Смерть.

– А это мысль, – заметил Флэй. Он сдвинулся с места и побрёл дальше по улице.

Мозг его отчаянно требовал объяснений. Увы. Не так быстро, ведь не всё так просто. Требовалось провести более глубинный анализ.

Им обоим было лет не мало. И хотя пожилой богатырь отличался недюжинной силой, болезнь овладела им в течение уже первых суток. Либо братья по оружию на него надышали с излишком, либо дело обстояло иначе.

Цанци жил бок о бок с заражёнными. Люмпен уж точно заболел и сам, хоть и не подавал вида. Соответственно, у него на момент встречи зараза проистекала в зачаточном состоянии. Развивалась медленно. Причины не столь важны. Однако Флэй склонялся именно к такому варианту: профессор подкинул ему чуму.

Ренегат имел неосторожность убрать респиратор, когда они с Маттео встретились. Не думая о последствиях, беглец накинулся на бродягу с тесаком. Тот исторгал зловонное, миазматическое дыхание прямо в лицо ему. Тогда дело оставалось за малым.

Эврика! Вроде как. Но и это ещё не всё.

Судьба Марио Валентино могла пролить свет на заражение Альдреда куда действеннее, чем того же Цанци. Миротворца и предателя сближало отчаяние, которое им обоим пришлось пережить. Старик слегка тронулся умом, испытал небывалый стресс, потеряв боевых товарищей. У Флэя тоже из-под ног ушла земля, едва стало ясно, что сестра Кайя убралась из Города, оставив своего воспитанника на произвол судьбы.

– Вот оно… – Дезертир нащупал истину.

Античных врачей никакая Церковь не сковывала в исследованиях. Кто как бы ни хаял язычников, нынешние доктора охотно пользуются наработками своих коллег из прошлого и с нынешнего Востока. Из их терминологии в обиход со временем вошло такое слово как «иммунитет». Сопротивляемость болезням.

Лекари предполагают, что между ней и равновесием есть определенная связь – как духовным, так и телесным. Человек, питающийся разнообразно и не претерпевающий стресс, менее подвержен заболеваниям, чем тот, кто коснулся дна во всех смыслах.

Как и Марио Валентино. Как и сам Альдред Флэй.

Дезертир неуклонно шёл к болезни уже давно. Быть может, с тех самых пор, как у Левого Клыка потонул парусник персекуторов.

В хождениях по Саргузам предатель задействовал последние внутренние ресурсы. Реалии Города не давали ему передохнуть.

Здесь не доел, там не спал – и пожалуйста. Помножить на переломные моменты жизни, коих сполна, – и вот он, лёгкая жертва Чёрной Смерти.

– Я с самого начала запорол эту партию, – проворчал себе под нос ренегат.

Жжение. Ему жгло лёгкие. Свербело в трахеях. Ни с того, ни с сего в горло поднялась чумная слизь. Пропуская воздух в дыхательные пути, вязкая жижа затрепетала. Дезертир закашлялся. Сплюнул на мостовую сгусток мокроты.

Перед глазами предстали все оттенки болезни. Зеленый студень с кроваво-красным шлейфом и чёрными вкраплениями. Харкал первый раз Альдред совсем недавно. И ведь уже всё стало на порядок хуже. То ли ещё будет, подозревал он.

Люмпен погиб не зря. Ведь перед этим выложил все три варианта, которые могут ожидать ренегата. Сам Альдред подозревал: его ждёт почти то же самое, что и паосцев из Клоаки. Постепенно беглец потеряет рассудок. Он утратит контроль над собственным телом. Его охватит морок. Из костей начнёт пробиваться чёрный минерал. Затем рано или поздно Флэй примерит на себя личину упыря и пополнит орды нелюдей.

– Без шансов, – проронил дезертир.

На глазах непроизвольно выступили слёзы. В детстве Альдред немало их пролил. На его рыдания всем было плевать. Со временем Флэй расценил это как никчёмную слабость. Подавлял в себе во что бы то ни стало. И даже когда речь зашла о неотвратимой гибели, не позволил себе расслабиться. Запретил ныть, роптать, скулить и стонать. Хладнокровно утёр тыльной стороной ладони влагу с краёв своих век.

Ещё миг назад его обуревал спазм. «Так нечестно!» – думал он, будто впал в детство. Простота душевная.

Лицо его преобразилось тут же, став каменным. Ни тени огорчения. Только холодная злоба. Реальная жизнь во всей своей полноте – далеко не про честность.

Судьба любого человека – это нелепая, бессмысленная история о несправедливостях, лишениях и стремлениях. Борьба с фатумом, обществом, самим собой, природой и сверхъестественным. Серая линия, на которую наносят белые крестики да чёрные пунктиры. Так проистекает время, бедное на события.

Не так важен конечный пункт назначения: как правило, за ним новая пустота. Сам путь – вот, что имеет значения. И человек либо проходит его, либо всё также варится в непроглядной бездне обыденности.

Отчаяние в который раз уложило Флэя на лопатки. Напомнило о том, что ренегат проиграл свою напрасную войну против мира. Ведь в нём зреет Чёрная Смерть, неотвратимый рок. Его мирские страдания рано или поздно будут пресечены.

Дезертир станет пленником заражённого тела, пока дождь, лучи солнца или выживший не обрубят его связь с реальностью. Иными словами, до окончательного покоя времени у него предостаточно.

В пору было бы упасть на Прощальную Розу. По сути, дальше Альдред мог не смотреть эту пьесу. Исход его жизни казался очевиден. Только вот предатель никогда не искал лёгких путей. Он не мог позволить себе слабость, хоть и знал, что силой ничего не решил бы. Все те годы, что Флэй топтал бренную землю, он пытался обрести счастье.

У него получалось. Но чаще это самое счастье попросту отнимали у него. Люди, случайности, сама судьба – не важно. Впрочем, не повод опускать руки.

Гадать, сколько времени осталось до превращения в людоеда, дезертир не решался. Он мог убить себя сам. Или, если кишка тонка, просто встать и дождаться орду, которая бы растащила его по кускам.

– Тоже не вариант.

Боль от рваных ран лишь подчеркнула бы его никчёмность. Жалкая, прозаичная смерть. Себя таковым ренегат наотрез отказывался считать. Чего-то да стоит всё-таки. Не для того Альдред претерпел столько страданий, чтоб всё закончилось вот так.

Отыскать лекарство он даже не надеялся. Пусть Флэй умрёт в попытке выкарабкаться, не зная, как, но это всяко лучше, чем уже сейчас на себе ставить крест.

А там – будь, что будет. Важнее всего понять, куда отныне следовать. Ибо заражённого нигде не ждут. Священная Инквизиция, прознав о болезни, просто ликвидирует его и спишет со счетов. Выжившие будут гнать его, если им известно, как протекает инфекция. По всей видимости, среди смертных друзей у него не осталось.

Ренегат призадумался. Подсознание терпеливо дожидалось момента, когда сможет поднять на поверхность крамольную мысль: есть и другой путь.

– Я ведь могу… – начал было дезертир, как вдруг осёкся. Он заговорил о том, что до конца не понимал.

Может быть, беглец правильно оценил свою историю болезни. Но не стоило забывать об архонте. Актей Ламбезис выбрал его. Имел большие планы. Ждал тесного сотрудничества. Неважно, сам язычник одарил его заразой, либо же оставил всё, как есть, когда они встретились в последний раз. Дельмей возлагал большие надежды на ренегата и хотел, чтоб именно с ним сошёлся некий Бог из Пантеона.

Да. Пусть Альдред Флэй – это Киаф, что бы на самом деле это ни значило. Важнее всего то, что на него смотрят. Внимательно. Придирчиво. Отчасти только в руках дезертира, выберет ли его энный Бог.

Ламбезис по природе своей был могущественен. И явно более жизнеспособен, чем прочие Киафы Бога Смерти. Но Актей сжульничал, устранив других претендентов так или иначе. Хотя это как посмотреть. Он также сделал всё, чтоб Неназываемый слился с ним.

Флэй понятия не имел, кто его тёмный попутчик. Тем более не ведал, где искать прочих кандидатов. Их могло разбросать по обеим сторонам света. Жизни не хватит, чтоб перебить всех. Перед Альдредом открывался только один путь: показать Богу, что именно он – самый достойный из всех Киафов.

– Но как?.. – озадачился дезертир. Ответ пришёл, откуда не ждали.

Тяга к жизни.

Предатель должен показать свою силу, жизнеспособность и целеустремлённость. Сделать всё, чтобы понравиться Богу. Действовать хоть и интуитивно, но верно! Куда бы Альдред ни пошёл, что бы ни вытворял, всё должно быть сообразно выживанию.

Любая победа в борьбе за новое завтра. Поиск лекарства, сравнимого с иголкой в стоге сена. Отпор всякому, кто покусится на его жизнь. Вот, что приблизит Флэя к своему Богу. Неназываемый преобразил архонта почти до неузнаваемости. Быть может, и Альдреда исцелит встреча с тёмным попутчиком.

Обходными путями, но именно это Актей пытался донести до беглеца. Если, конечно, тот правильно интерпретировал его слова.

– Как мне быть? – задавался вопросом ренегат.

На борту «Сирокко» Ламбезис и так выложил перед Альдредом предостаточно карт. Флэю было только нужно вдуматься в их смысл.

Предатель знал, кто ему враг здесь и сейчас. Этого вполне достаточно. Дельмей – кто-то между соперником и союзником. Он не оставит попыток убить его, чтобы посмотреть, чего стоит любимая игрушка. Архонту – потеха, ему – лишнее испытание.

Труповод – странный человек в плаще, с которым Альдред столкнулся на Ярмарочной Площади. Без сомнения. Иначе и быть не может. На что бы ни был способен маг Смерти, от него дезертиру стоило держаться подальше.

Раз уж Актей Ламбезис едва ли причастен к восстанию магов, не стоило искать среди Культа Скорпиона себе друзей.

Их ведёт его сестра. Та самая чернокнижница, что чуть было не сцапала его в Деловом Квартале. Не похоже, чтоб она хотела его убить. Но что приключится, если он попадёт в её цепкие лапы, оставалось загадкой за семью печатями. Впрочем, едва ли Флэй хотел знать это.

В любом случае, Альдреду не стоило пережидать бурю, прячась в тенях, пока всё ни уляжется. Ему следовало нырнуть в самую гущу событий.

Горизонт их лежал на севере.

Мор мерным шагом прокатывался по Саргузам, расползаясь во все стороны, будто спрут своими щупальцами. Чёрная Смерть прирастает последними выжившими горожанами, где бы те ни были. Вот, куда медленно, равняясь на погодные условия, подбираются орды упырей.

И примерно в тех же краях лежит остров Памятный. Акрополь, где заседают остатки Корпуса. Если Культ Скорпиона преследует цель уничтожить всех инквизиторов до единого, апостаты тоже туда явятся для расплаты. Вместе с ними – и та Ведьма.

– Блестяще, – цедил сквозь зубы Флэй.

Соответственно, менять свой маршрут нужды не было. Не столь важно, выйдет он на инквизиторов до или после встречи со своим Богом. Отыщет Марго или нет. Будут его судить за предательство или дадут спокойно жить. Выберется из Города рано или поздно. Богачом или нищим. Это дела десятые.

Только встреча с небожителем имеет значение – вот, что перевернёт с ног на голову жизнь Альдреда Флэя!

Человек патологически нуждается в химерах, иллюзиях. Мечтах, будь они осуществимы или несбыточны. Важен ориентир, приоткрывающий перед ним путь. Иначе он палец о палец не ударит, сохраняя статус-кво.

Жизнь сделала всё, чтобы у ренегата не осталось выбора, кроме как идти вперёд. И он был искренне рад броситься в погоню за очередным призраком. В нём всё также зрела чума, никуда не отступая. По крайней мере, беглец начал думать, как подавить её в себе. Хоть на часок.

Он приободрился – и это главное.

Руки захлопали по перевязи и подсумку. Пальцы нащупали пузырьки со снадобьями. Самую ценную настойку Альдред беспечно отдал мёртвому профессору. Тонизирующее вылакал сам. Во всяком случае, лишних при нём не имелось.

Лихорадка ренегата не обуревала. Выпить жаропонижающее сейчас, думал дезертир, означало потратить его впустую. Поэтому откупорил противовоспалительное. В алхимии он смыслил чуть больше, чем в астрономии, поэтому подпись «Цидомиазмин» ему ни о чём не говорила. Он просто осушил пузырёк до дна – и был таков.

Солоновато-горький на вкус. Вязкий. От препарата запершило в горле. Флэй закашлялся, выплёвывая мокроту опять. Мгновенного, чудесного исцеления не последовало. Это всего лишь одна доза. Погоды она бы не сделала. Ренегат был должен отыскать ещё подобных лекарств, чтоб хоть как-то осилить намеченную дорогу.

Бросив пустую бутылочку в лужу, Альдред поглядел по сторонам. Далеко не все инсулы являли собой цельные жилые дома. У некоторых висели вывески, приглашавшие в разного рода магазины.

Их держали мелкие торгаши, предлагая нищим товары не самого лучшего качества. Богу – богово, кесарю – кесарево, иными словами. Среди них легко могла затесаться аптека. Её наполнение оставалось загадкой и вызывало сомнения.

Всё-таки часто бедняки дохли от разного рода болезней только в путь. Но Флэй не оставлял надежду, что к его приходу там останется нечто стоящее.

Альдред хмыкнул. Ещё вчера он смотрел на мародёров, как на животных. А теперь и сам вставал в один ряд с ними. Да ещё и будучи в инквизиторском обмундировании. Со стороны он видел себя посмешищем. Ходячим противоречием.

Но ничего не мог с собой поделать. С волками жить – по-волчьи выть.

Ренегат пошёл вдоль магазинов, бормоча себе задумчиво под нос:

– Как там говорят? «Не мы такие – жизнь такая»?

Мало-помалу ноги привели дезертира к порогу аптеки. «А-Фарма», гласила вывеска. Флэй усмехнулся. Мелкая торговля пестрила всевозможными названиями – от смешных и нелепых до совершенно бесхитростных. Это заведение не было исключением.

Беглец прислушался. Что удивительно, сопения упырей изнутри не доносилось. И либо твари затаились, либо спрятались от солнца где угодно, только не здесь. И всё же, надлежало сохранять бдительность. Альдред осторожно вытянул тесак и зашёл во мрак.

Его глазам потребовалось время, чтобы адаптироваться к темноте после утренней ярости южного солнца. Постепенно перед предателем вырисовывались очертания полок со всевозможными лекарствами, лотки сухих трав и целебных специй, свёртки, бутыльки, эластичные бинты и припарки.

«Недурственный ассортимент», – отмечал ренегат, шаря по сторонам взглядом.

Глава 3

Взор зацепился за ценники под препаратами. Тут же всё встало на свои места. Аптекарей в Нижнем Городе хватало, но никто из них не занимался благотворительностью. Ничего личного, просто коммерция.

За набор лекарств простой смертный здесь точно также должен был выложить половину месячного заработка. Да ещё и не факт, что поможет. Неудивительно, сколько людей забирает оспа та же самая. Заболеть – значит, умереть.

К счастью для босяка вроде Альдреда, в нынешних условиях вести торговлю невозможно. И что самое приятное, мародёры шли куда угодно, только не в сомнительные аптеки. На худой конец, против Чёрной Смерти в понимании обывателя обычные лекарства мало чем помочь могли.

В первую очередь выживших интересовали еда, оружие и надёжное укрытие. Деньги значительно убавились в цене, а остаточное общество Города почти мгновенно перешло на натуральный обмен. Разумеется, некоторых лихорадило от вседозволенности: выносили отовсюду всё, что в цивилизованном мире считалось роскошью. Но где они теперь с их безделушками?

Опомнившись от куража, мародёры тащили всё то, что можно было выгодно предать бартеру: горячительные напитки, одежда, одеяла, табак, инструменты, чай с кофе, сахар, излишки оружия, средства защиты и первой помощи.

Ренегат не ошибался: бинтов осталось кот наплакал, равно как и антисептических настоек для обработки ран. Зато всего остального хватало с избытком. Ему пришла в голову занятная мысль: стоит обнести эту аптеку, насколько возможно, чтобы при разговоре с другими выжившими иметь хоть какой-то вес. Времена нынче тёмные.

Ему пришлось некоторое время порыскать в аптеке, прежде чем он нашёл, куда складировать всё добро, какое только можно унести. Кожаные саквояжи остались без внимания, зато поясная тканевая сумка сразу привлекла его внимание.

Альдред пристегнул её поверх перевязи через плечо. Пошёл вдоль стен, сметая с полок медикаменты для оказания первой помощи, обезболивающие, жаропонижающие, снотворные, а также противовоспалительные средства.

Большая часть отправилась в сумку. А с десяток пузырьков мародёр чисто для себя растолкал по подсумкам. На тот случай, если нужно будет срочно принять какой-либо препарат. Флэй стал чуточку тяжелее, зато доволен, как слон. Если никому так и не понадобятся лекарства, у ренегата будет, чем залечивать уже собственные раны. Он и так немало пострадал, пока пробирался окольными путями к «Лазурным Фонтанам».

Улов получился на удивление богатый. Казалось бы, дезертир должен лучиться от счастья. Но не тут-то было. Снова кашель – и снова мокрота вылетает из горла, растекаясь по битому стеклу под ногами. По крайней мере, беглец понемногу стал привыкать к приступам, а интервал между ними значительно возрос. Чем не повод порадоваться?

На рефлексию Альдред не стал размениваться и поспешил выйти из «А-Фармы» под свет восходящего солнца. Глянул время и ужаснулся: расстояние, что он покрыл от борта «Сирокко» до середины Нижнего Города заняло у него несколько часов кряду.

Целых четыре. Ценных. Часа.

Конечно, по большей части Флэй просто бездельно шатался по округе, пытаясь отыскать себя среди руин и избрать новый ориентир, чтобы продолжать жить. Но если бы всё было иначе, он бы давно оставил за собой опустошённые чумой Нижние Саргузы.

Городская карта на миг всплыла перед глазами ренегата. Он огляделся по сторонам в попытке сориентироваться. Наметил для себя единственно верный маршрут.

Из Нижнего Города в сторону острова Памятного вело немало путей. Какие-то поближе, какие-то дальше. Предатель мог повернуть в сторону Ремесленного Квартала, давно прогнившего района красных фонарей, Рыбного Рынка, руин Медресе или Оружейной Мануфактуры.

Одна проблема: в тех краях всегда было валом народу. Стало быть, сейчас в тех направлениях сплошной рассадник упырей. Разумеется, Альдред мог проскочить.

Мимо Медресе, унаследованного от ларданского эмира, это было бы в несколько раз короче. Только вот безопаснее всего там – под ночным ливнем. От него предателя отделяла добрая половина дня.

Увы. Столько времени у Альдреда не имелось. Каждая минута на счету.

Лучшее, что он мог сделать, – это пройти немного дальше по улице. Буквально пару кварталов. Так бы дезертир наткнулся прямо на ворота в Герцогский ботанический сад. В простонародье – Дендрарий. Как-то раз учителя алхимии водили их туда на фестиваль цветов. Не столько чтобы развлечь, сколько нудно втолковать про растения.

Так или иначе, Флэй считал Дендрарий самым оптимальным вариантом. По меньшей мере, к его приходу внутри не должно было остаться ни одной живой души. Все, кто там работал, уже должны быть обращены в упырей или сожраны ими же. Значит, каннибалам там особо нечего делать.

Вот уж где Альдред мог со спокойным сердцем подобраться к северу Ремесленного Квартала. Оттуда, через Циановые Дворцы, – уже к острову Памятному.

Если удача соблаговолит предателю, ближе к полуночи Флэй увидит статую первого тирана.

Но перед этим, как минимум, ему придётся пройти порядка трёх лиг по одному только Герцогскому ботаническому саду. Ввиду высокого роста и длины ног ренегат шагал быстро, так что не видел в этом для себя особых препятствий.

«Что угодно, – думал дезертир. – лишь бы не играть в догонялки с упырями…»

Уж слишком сильно ренегат погрузился в думы, идя по направлению к Дендрарию. Он совсем забыл поглядывать на динамическую смену погоды. Смотрел всё время на мостовую, изредка оборачиваясь на скрип ставней, которые колыхал ветер.

Он округлил глаза, увидев, как золото сходит с мостовой, одномоментно приобретавшей обыкновенный сизый цвет. Альдред в ужасе посмотрел наверх, лишаясь дара речи. Армада туч с Тропика Водолея добралась до Города. Первые из них перекрывали солнце ещё до того, как оно доползло по небосводу до зенита.

«Мать твою…» – выругался про себя Флэй.

До его ушей отовсюду стали доноситься голоса упырей. Клёкот, рык, вопли, хрипение. Глаза заметались из стороны в сторону. Беглец искал место, где можно спрятаться. Но поблизости не оказалось ни повозок, ни каналов, ни колоколов – ничего, где можно было бы переждать наплыв каннибалов.

Бежать без оглядки предатель считал бессмысленным. Упыри повсюду. Рано или поздно его возьмут в кольцо. Твари разорвут его на части, поставив жирную точку в существовании горе-инквизитора.

Размышлять подолгу судьба ему не позволила бы. Поэтому Альдред принял единственно верное решение: разобраться со всем по ходу пьесы. Он рванул с места к ближайшей инсуле. Мог ошибаться, но вроде как оттуда никаких людоедов не слыхал.

Дезертир лихо перемахнул через выбитую витрину, попав, как выяснилось, в частный магазин спиртовых напитков, а именно – бренди. Его алкоголь интересовал меньше всего.

Флэй сначала подумывал подняться с первого этажа наверх, к черепичной крыше, где мог бы дождаться схода облака с солнца. Но в следующий же миг осознал: хуже идеи не придёт. На улицу выбирались первые упыри. Каннибалы шастали туда-сюда: либо отыскивали добычу, либо уходили в сторону севера, собираясь в орду.

Едва беглец очутился в этом магазине, он стал его заложником. Баррикадировать разбитые витрины и выломанную дверь было нечем. Разлить повсюду бренди и создать стену огня Альдред считал глупым. Слишком много времени, да и он мог задохнуться.

Взгляд шарил по полу в поисках потаённого подвала, куда в таких местах обычно сгружали запасы товаров. Дощатый пол скрывал ковёр. Глаза подвели Флэя: ими он так ничего и не нашёл. А вот нога указала на ключ к спасению. Даже сквозь ботинок Альдред ощутил кольцо-ручку предполагаемого люка в подвал.

Каннибалы наверняка почуяли дезертира и вот-вот должны были нагрянуть. Альдред сошёл с ковра, потянул его за края и отставил в сторону. Люк находился именно там, где и предполагал ренегат. С улицы доносился топот бледных ног. Чума разверзала свою слюнявую пасть.

Предатель чуть пригнулся и потянул за ручку. Никакой замочной скважины в замке не имелось, поэтому с люком проблем не возникло. Флэй приложил некоторое усилие и приподнял его. Открывшийся зев его встречал чередой ступеней, что уходил в полумрак.

Альдред мигом занырнул внутрь, затворяя за собой люк. На обратной его стороне он нашёл шпингалет и закрылся за собой. Над головой раздавались крики и клёкот упырей. Каково же было удивление каннибалов, когда они не обнаружили добычу.

С потолка от их топота сыпалась пыль. Флэй присел на грязную ступень и отдышался. Ощупал свой взмокший лоб. В его голове зрел жар, тогда как тепло отошло от ладоней. Нехорошо, понимал ренегат. Раскрыл подсумок и выудил оттуда инквизиторское жаропонижающее. Откупорил и вылакал, поставив пустой пузырёк на ступень.

Можно было выдохнуть. И теперь – уж точно.

Передохнув маленько, дезертир осторожно приподнялся на ноги. Начал мерно спускаться вниз, на цокольный этаж инсулы. Упыри никуда не уходили, отчаянно обнюхивая каждый угол здания в надежде отыскать Альдреда. Во всяком случае, клёкот их стал затухать, превращаясь в неясную мазню из будто бы утробных звуков.

Цоколь встречал незваного гостя лёгким полумраком. Из мелких оконцев, что выходили прямо на мостовую, сквозил тусклый свет: резко установилась пасмурная погода. Флэй не переживал за это. Могло статься так, что уже днём польёт дождь. А подвал – не самое плохое место, чтобы дождаться непогоды.

Его напрягало другое. Здесь действительно, куда ни плюнь, стояли бочки с кранами да пустые бутылки для розлива бренди. Но не только. Чуть поодаль, прямо на полу у камина положили три спальных мешка.

Рядом высилась горка заготовленных дров, а также вязанка поленьев и колун, вбитый в небольшую колоду. В очаге до сих пор остывали угли.

Сюда вынесли обеденный стол. На столе стоял кувшин. Три глиняные чашки. Три ложки. По вилке на каждого выжившего. Под потолком висели копчёные свиные ноги. Явно сворованные из мясной лавки.

Ослу понятно, это место кто-то облюбовал и обжил, как полагается. Понял и Альдред. Вот только незваный гость чересчур поздно заметил, что тут не один.

«Вот и допрыгались…» – подумал Флэй, в миг растеряв свой боевой задор.

Непроизвольно рука потянулась к тесаку. Пальцы только нащупали край рукояти, когда слух оцарапал чей-то высокий голос.

– Ты кто такой, мужик?! – взвизгнул кто-то.

Ренегат обернулся туда, откуда к нему обратились. Развернул тело. Из-за деревянного стеллажа, под завязку забитого тёмными бутылками бренди, выскочил щуплый парнишка примерно возраста Флэя. Сопляк не по возрасту, а по выдержке. Альдред бы легко с ним справился, если бы не одно жирное «но».

Юноша наставил на него аркебузу – и не абы какую. Колесцовый замок. Оружие готово к выстрелу и может погубить в любой момент. Что хуже, чёрное дуло было направлено прямо в грудь предателя. Парнишка стоял на достаточном расстоянии от незваного гостя. Только предатель дёрнется – и тут же схлопочет пулю.

Дезертир посчитал нужным сгладить углы и чуть приподнял руки в попытке увещевать законного хозяина подвала:

– Не кипятись, приятель, я тебе не наврежу.

– Оглох, сука? – взревел юнец, обхватив аркебузу поудобнее. Хотя, скорее, дал петуха. – Я тебе сказал, назовись!

Флэй изо всех сил старался сохранить самообладание. Не дать себе обмануться. Это всего лишь напуганный мальчишка, никого никогда не убивавший. Он увидел страшного солдафона из Священной Инквизиции, вооружённого до зубов. Или кого-то, на него сильно смахивавшего, раз в его убежище тот заглянул в одиночку.

Ренегат и мальчишка не сводили друг с друга глаз. Один изучал другого.

Перед собой дезертир видел худощавого молодого человека с тонюсенькими руками и ногами, больше напоминавшими лыжные палки. Раза в два уже в плечах, чем сам незваный гость. Правда, здесь это никакой роли не играло. У кого ружьё, тот и силён.

Судя по богато расшитой одёжке, пацан здесь или работал, или являлся сыном держателя магазина. В его карих, мечущихся глазах Альдред видел: парню доверяли разве что наполнять бутылки, но не более того. Небрежные волнистые волосы лезли ему на кустистые брови. Легкомысленный, без царя в голове, за собой не следит.

Слаб телом, слаб духом. Опаснее человека с аркебузой не придумаешь.

– Успокойся, – призывал его Флэй и указал на себя: – Меня зовут Альдред. Я отбился от своего отряда. Просто пытаюсь выжить. Как и ты.

– Заткнись, ушлёпок! – рявкнул на него юноша. Видать, услышал предостаточно. Пацан сделал резкое движение ружьём, отгоняя от себя визави. – К стенке прижался. Живо! Или я по ней твои мозги размажу!

«Конченый сукин сын», – подытожил ренегат.

Неважно, инквизитор он или обычный бандит. В первую очередь, Флэй для него – незваный гость. Угроза, как ни крути. Надеяться на благоразумие мальца не стоит. Каждый сам за себя. Таков закон джунглей. Каменных – в том числе.

Альдред был вынужден повиноваться. Прощальная Роза шваркнула лезвием об кирпичную кладку. Ренегат понимал: это место вовсе не безопасно. Даже если пацан и не собирался его убивать, обдерёт его до нитки и под дулом аркебузы попросту выставит наружу, прямо в объятья упырей. Допустить этого было нельзя.

Украдкой Флэй ощупал пальцами рукоятку метательного ножа. Он выждет момент и, когда пацан будет меньше всего ожидать его трюка, неприятно удивит его. Как вдруг столы перевернулись в очередной раз.

Парнишка был тут не один. Он чуть наклонил голову, ласково обращаясь к кому-то за своей спиной:

– Младший! А ну выходи! Топор прихвати!

В тот же миг для ренегата всё стало понятно. Ненароком дезертир нагрянул в убежище целой семьи. Кто-то из родственников – скорее всего, отец – отлучился за припасами, но не вернулся. Люк оставили открытым, потому что ни за что бы не услышали прибытие третьего сами. Ковра должно было быть достаточно.

Из-за стеллажа показался ещё один, шалопай лет четырнадцати. Такой же тощий, доморощенный. С топориком в руке малец выглядел ещё более нелепо, чем его брат с аркебузой. Хуже обезьяны с бомбой только две такие. Альдред шумно выдохнул: если он сейчас же что-то не предпримет, здесь его путешествие и закончится.

Что хуже, из дыхательных путей в горло снова поднималась проклятая мокрота. Жаропонижающее ушло в никуда. У Флэя вновь поднялась температура от напряжения.

Второй с недоумением взглянул на незнакомца, затем перевёл взор на старшего брата и озадаченно поинтересовался:

– А батя где?

– Нет его пока, братишка. Скоро вернётся. И не обрадуется, если обнаружит здесь незваного гостя. От него нужно избавиться, понимаешь? Ему доверять нельзя.

Судя по всему, Альдред первый, кто подобрался к ним там близко. Что бы ни приключилось в их семье до этого момента, к другим выжившим они не были расположены от слова «совсем». Тем хуже – что для Флэя, что для них самих.

Отрок подумал с полминуты и спросил брата:

– Что предлагаешь?

– Его пожитки нам пригодятся. Это удача, не находишь? – усмехался старший. А голосок-то дрожал. – Вытряси из него всё, что есть. Лишним ничего не будет.

– М-мы убьём его? – неуверенно выдавил из себя младший.

– Да на кой он сдался?! – вспыхнул тот. – Не-а. Пусть валит. А барахло оставит.

Этого ренегат и боялся. Слепо веря в благоразумие хозяев подвала, он обратился к ним мягко в очередной раз:

– Послушайте, ребята. У меня есть лекарства. Я могу поделиться. Просто дайте мне переждать волну, и я уйду.

– Ты чё, мудила, совсем тупой?! – взъерепенился старший. – Мы у тебя всё заберём, понял? Стой на месте, а не то будешь свинец жрать! Младший, ну!

Его братец, не выпуская из рук топор, направился к Альдреду. Из-за плеча младшего выглядывал старший, готовый в любой момент выстрелить. Флэй выдохнул, по-настоящему ощутив патовость всей ситуации. На выдохе у него засвербело в горле.

И тут же начался приступ кашля. Мокроту вытолкнуло в ротовую полость.

– Он заражён! – завизжал в ужасе старший, в миг осознав, какие проблемы свалились на головы их семьи.

Младший попятился назад, округлив глаза. Его брат уже почти нажал на спусковой крючок. Но тут инициативу ловко перехватил дезертир. Он метнул нож в хозяина подвала. Лезвие пробило кадык насквозь. Из рук парнишки выпала аркебуза. Тот схватился за горло, захлёбываясь кровью, попятился назад. Сделал пару шагов и рухнул, встряхнув ногами в замшевой носатой обувке. Паралич не заставил себя долго ждать.

– Брат! – заверещал последний.

Подросток ощутил небывалый прилив ярости. Начал остервенело махать перед собой топором в попытке зацепить незваного гостя. Альдред не отказывался от танца. Уворачивался, как мог, попутно вынимая из ножен тесак.

Топор попадал куда угодно, только не по Флэю. На пол падали бутылки, разбиваясь в дребезги. Стеллаж опрокинуло набок в суматохе. Грохот битого стекла оглушал. Но ни младший, ни ренегат не пострадали до сих пор.

В какой-то момент предатель подловил мальца. Резко подорвался с места к нему. Схватил за плечо. Тесак показался из ножен. Альдред вогнал клинок в шею парнишки. Жар вновь отяжелил голову. Стало дурно. Больно. Плохо. Тошно.

Тот дёрнулся, хрипя. Умирал на руках незваного гостя. Флэй строго смотрел на подростка. Взгляд мальца потух.

В голове роилась тысяча и одна мысль, но ренегату было нечего сказать умирающему. Беглец считал, что ненароком вляпался в по-настоящему нелепую историю.

Брызнула кровь. Она попадала на клинок. С клинка – облепляла руки. Ноги уже не держали младшего. Ощутив вес юного тела, Альдред вытянул клинок и отпустил мертвеца. Тот рухнул рядом со старшим братом. Почти внахлёст.

Горе-стрелок не шевелился. Глаза его оставались открыты – не моргнуть. Постепенно краснели от лопавшихся капилляров. Кожа приобрела болезненный синеватый оттенок.

В их сторону полетела мокрота, выплюнутая, будто пуля из дула, с презрением.

Флэй выдохнул, но не получил облегчения, на которое рассчитывал. Нет, его не мучила совесть, что он принёс горе в чужой дом: если бы его слушали, ничего дурного бы не произошло. Ренегата мутило совсем по иной причине.

Дезертир оглядел себя и ужаснулся. Из его бедра торчал топорик младшего брата. Вот, что он тогда почувствовал. Не усиление чумы, а удар. Альдред округлил глаза.

Рана плевалась кровью. Та змеилась по ноге, пачкала штанину, образуя отчётливые багровые пятна. Было сложно сказать, задел ли топор кость или жилы. Ясно одно: ненароком сопляк сильно подгадил незваному гостю перед смертью.

Нога постепенно немела. Флэй приложил усилие, чтобы доковылять до стола. Каждый шаг давался с трудом. Боль рикошетом уходила в голову. Альдред не то выл, не то ворчал, не то скулил.

– Всё в порядке. Главное, не торопиться. Главное, не вынимать… – Ренегат зажмурился от прилива боли, затем прошипел: –… сраный топор!

Рухнул на стул. Смахнул пот со лба. Начал судорожно доставать из тканевой медицинской сумки всё необходимое.

Особого опыта в оказании первой помощи не имел. Судорожно вспоминал уроки, которые им давали в учебке. На столе разложил медикаменты. Осушил пару пузырьков обезболивающего, пока готовил хирургическую крючковатую иголку и продевал через ушко нитку. Прокалил металл углями, что подобрал чугунным совком.

Со временем самочувствие стало получше, но ненамного.

Увы, впереди Альдреда ждало самое неприятное. Хуже всего то, что если хоть где-то он просчитается, то умрёт. Если не сразу, то впоследствии. Как любил поговаривать Никколо Гараволья, «сепсис». Никто никогда не отменяет заражения крови.

Но сперва было нужно кое-что уладить. Руки потянулись к топору. В преддверии невообразимой боли Альдред стал тяжело дышать, до последнего оттягивая момент. В его голове установилась могильная тишина. Как говорится, перед смертью не надышишься.

Рывок!

Упыри, что оставались в инсуле, переполошились. Подвал наполнил душераздирающий крик.

Глава 4

Ауксилия повстречала архонта в Ремесленном Квартале. Скат Селевка чётко отследил передвижение предателя. Стон его опускался на землю с небес. Виверны поспевали слепо за ним.

Бойцы начали что-то подозревать. Но ни один из них не понял до конца, в какую передрягу вляпался. Кроме Селевка.

Завидев некромантов, Актей остановился. Оглядел семёрку воинов Смерти, улыбнулся надменно и бросил лично превентору:

– Не справился сам, и привёл подмогу? Выйди вперёд, мальчишка, не прячься за их широкими спинами.

Селевк оскорбился до глубины души. С места не сдвинулся, не поддаваясь на провокации. Да, он выглядел молодо, хоть и прожил полторы человеческие жизни.

Это значительно меньше, чем остальные ауксиларии. Те успели тысячи лет разменять в землях за Экватором.

Но и он сам пробыл на свете всяко больше, чем юный Ламбезис. Будь он все ещё простым смертным. Естественно, разум архонта слился воедино с сознанием Бога Смерти.

– Мы здесь, чтобы вернуть всё на круги своя, – выйдя вперёд, заговорил магистр. Тон источал решимость. – Архонт. Где мощи Неназываемого?

Ламбезис прошёл ещё пару шагов к Ауксилии. Некроманты обнажали оружие из биомантия, готовые зарубить его, если приблизится ещё хоть немного. Металл шевелился, отзываясь на манипуляции хозяев.

Они рвались в бой. Все, кроме Галактиона. Секира предводителя смотрела лезвием в пол. Селевк также не спешил.

Киаф Бога Мёртвых покачал головой, почувствовав страх труповодов.

– Боюсь, вы опоздали, господа, – угрюмо заявил Актей.

Рядом с ним из ниоткуда всплыл полупрозрачный образ Неназываемого.

– Уже? – встрепенулся Селевк, выдавшись вперед. – Так быстро?..

– Саркофаг пустует несколько дней к ряду, – продолжал изменник, потешаясь над преследователями. – Прах божьих костей облепил моё тело. И теперь мы единое целое. Во веки веков. Ничто не разлучит нас. Даже смерть.

Галактион стал чернее тучи. Остальные некроманты померкли. Только сейчас они начали понимать, что могут и не вернуться обратно в Дельмейский Деспотат. Ауксиларии прилетели на убой, раз уж Вознесение архонта уже случилось.

Не живы и не мертвы, воины Смерти не ведали чувств тех, у кого бьётся сердце в обычном ритме. И всё же, некое подобие ужаса пленило их рассудок, сдавливая, будто в тисках. Выступить против Бога даже им казалось проигрышным заведомо.

Превентор сопротивлялся гнетущему порыву, ища поддержки во взгляде магистра. Галактион понимал шаткость их положения гораздо больше, чем кто-либо. Надеяться на него не стоило.

Раннее утро портилось буквально на глазах. Неровен час, над Саргузами вновь установится пасмурная погода, и кадавры выйдут на охоту.

Но пока гнойно-жёлтый свет бил архонту в спину. Пёк бледную кожу. Его белые волосы сияли и искрились, напоминая божественную ауру. Даже к избраннику Неназываемого это было вполне применимо.

Бог Мёртвых разжал свои жуткие зубы. Его голос и голос Киафа слились воедино.

Прародитель некромантов обращался к Ауксилии с позиции силы. Всё равно, что строгий отец к нерадивым детям:

– Что я вижу перед собой? – Неназываемый говорил гулко и в то же время угрюмо, испытывая неподдельное разочарование.

Тело Ламбезиса совсем не двигалось.

Актей стал не более, чем глашатаем божественной мысли. Бог выплескивался за пределы избранного им сосуда.

– Горстка побитых дворняг, загнанных в угол. И больше всего меня печалит, что такая участь вам по душе. Те, кто был до вас, – те, кто служил лично мне, – знали порядок вещей, своё место в мире и не боялись его защитить. Они были по-настоящему могущественны. А вы? Жалкие приспособленцы. Пугливые слуги никчёмных царьков. Отнюдь. Вы не лучше глистов, роющихся в куче дерьма. Ауксилия… Звучит нескромно. Даже громко – про копну бесполезных червей тем более.

В выражениях Пантеон никогда не стеснялся. И ведь Прародитель среди них был наиболее скупым в речах.

Правда Неназываемого жгла уши и глаза некромантов. Тот же Селевк прекрасно знал о лучших временах в истории предшественников. Они всегда стояли особняком среди всех прочих магов подобно Прародителю в Пантеоне. Потомки его одной рукой дарили Смерть, а второй преподносили Жизнь в новом, тёмном свете.

Ауксиларии даже близко не были так способны. Их удел – расплёскивать эфир и вести в бой безвольные куклы, набитые мертвечиной. Во славу базилевса или того, кто стремится им стать. Униженные, сломленные, податливые и послушные. Зато уцелели. Ценой достоинства и утраченной силы, которую мог привить лишь Неназываемый.

Ветвь некромантии встретила свой закат, когда Бог Смерти бросил вызов Пантеону. Его удалось остановить, но дорогой ценой. То, что уже мертво, невозможно убить. Неназываемого заточили в темнице на многие века. Верных ему труповодов истребили. Прямых наследников – тоже.

Помиловали только кучку отщепенцев, готовых служить в интересах росшей империи. Гориды уцелели, но лишь потому, что, кроме них самих, никто и понятия не имел об их причастности к Богу Смерти. Последствия наступили спустя многие годы.

Сейчас.

На предков Актея Ламбезиса ни Боги Пантеона, ни их наместники в лице императоров никогда не обращали внимания. Они были рядовыми вельможами в бедном краю гордых горцев, который дельмеи колонизировали в придачу к более богатым регионам. Рамхида расцвела при Горидах, создавая существенную прибыль для деспотов.

Со временем они стали править по обе стороны Давазских гор. Всех это устраивало: налоги шли, в их дела никто не лез без должной необходимости. Ламбезисы были всегда на виду, хотя их личные дела оставались в тени. Узнай об их родословной многим ранее, Неназываемый так и остался бы спать в Тропике Водолея. Но увы.

Рассуждения Бога Смерти глубоко ранили магистра. Галактион застал погребение Прародителя, он же и преобразовал Храм Костей в Ауксилию, сохранив часть адептов гнилой ветви. У него было своё представление о правде, пусть и навязанное. И он не хотел, чтобы Неназываемый затуманил мозги его последователей.

Галактион был бесконечно верен венцу деспотов. Не питал иллюзий насчёт мятежного Бога. С приходом Седьмой Луны Пантеон проснулся и преумножил былую мощь. Деспотат справится и без него. Малой кровью.

– Довольно пустых разговоров! – Магистр выступил против того, кому был обязан своим тёмным даром. – Актей Ламбезис! Архонт, я обращаюсь к тебе!

Бог Смерти оскалился. Молчаливый по природе своей, говорил он нечасто. Потому и ненавидел, когда перебивают. Неназываемый поплыл за спину Киафа, взял его за плечи, уставившись на свой позор в лице Галактиона.

Изменник посмотрел на предводителя ауксилариев исподлобья.

– Ты ничего нового не скажешь мне, – уверенно бросил ему Актей и выплюнул с презрением: – Пешка!

Каждый в Ауксилии понимал, чем обернётся разговор. И всё же, никто не проронил ни слова, оттягивая неизбежное. Так спокойнее. Галактион об этом даже не задумывался, и превентор это знал.

Учитель всё также смотрел на архонта, как на простого смертного из плоти и крови. Пытался пробудить в нём то человеческое, что осталось.

Селевк не стал противиться, лишь мысленно настраивал себя на худший исход. Он отказывался верить, что Киаф, уже вкусивший божественной мощи, отречётся от своего предназначения. Безумцам не писан закон, общий для всех. К морали они глухи.

– В погоне за мощами Неназываемого ты потерял всё! – начал магистр строго, вставая боком.

Его пальцы ощупывали позвонки, являвшие собой древко секиры. Биомантий рвался из рук в бой.

– Кроме тебя и твоей сестры никого не осталось.

– Ошибаешься, магистр, – покачал головой Ламбезис.

Потеряв единицы, он приобрел сотни. Тысячи. А со временем число легко могло перерасти в миллионы. Войско, которое не победить. Войско, которое очистит от скверны весь прогнивший мир.

– Базилевс распорядился стереть Горидов с лица земли. Мы повиновались, как и всегда. Ты изгнан из Храма Бурь.

– Шайка прихлебателей, – высокомерно отозвался архонт.

Жрецы изнежены изобилием. Они погрязли во грехе. Наоборот, Актей был рад, что больше не имеет отношения к хиреющим потомкам «лучших среди магов».

– Больше ты не властвуешь над Рамхидой.

– Это пока.

Власть приобретается и теряется. Архонт – человек, от природы одарённый и заточивший свой ум в лучших мусейонах Деспотата. Он понимал это даже больше, чем многие базилевсы. Его новая вотчина – Саргузы и прилегающие территории. Придёт час триумфа, и весь обновлённый мир будет чествовать его как нового владыку. Светоча, показавшего новый путь обеим половинам Аштума.

Голос Галактиона становился всё злее, отдавая скрежетом стали.

– Твоя семья перебита. Ваши имена вычеркнуты из истории мира. Ты больше не муж своей жене, не отец своему сыну.

– Я был готов на эту жертву с самого начала!

Любовь для потомственного аристократа – пустой звук. Брак по расчёту с ней не имеет ничего общего. Его жена стала просто придатком к его семье. Выгодным приобретением, не более того. А ребёнок от этой женщины, по разумению Актея, – самый никчёмный способ оставить след в мире.

Он был нацелен его пошатнуть, перекроить, сделать по-настоящему слаженным. А семья, дети – удел тех, кто неспособен на большее. Тех, кто готов уйти в никуда тихо, отдав свою жизнь на заклание ради шансов потомков на лучшую долю. Ламбезис видел в наследниках не больше, чем прихоть. Ибо знал: он изменит саму Жизнь. Это главное.

Истинный катарсис для него лежал в совершенно иных плоскостях. Вот, что роднило изменника с мятежным Богом особенно. Вот, почему Пантеон и его последователи страстно желали его уничтожить.

– Фамильный склеп, где покоятся твои предки, разрушен до основания. Твоё имение обратилось в пыль. Виноградники сожжены. Твои богатства перешли в казну Империи. Твои рабы отпущены на волю. Твои воины легли костьми. А когда Иоланта испустит последний вздох, ты останешься один против всех.

– Наивный вырожденец, – глумливо бросил Актей Галактиону. – Мертвецам плевать, что после них происходит на бренной земле. Базилевс лишил меня мирских благ, но взамен я приобретаю власть над всем сущим. Разве ты этого не понял?

Лицо магистра окаменело. Предводитель ауксилариев вздохнул, сжал древко секиры до судорог в пальцах.

– Этому не бывать, – сказал Галактион, как отрезал. – В тебе не осталось ни капли благоразумия, Ламбезис. Тебе плевать на мир. Личные амбиции – всё, что тебя волнует.

– Ничтожество, – усмехнулся Киаф. – Ты дышишь воздухом Аштума столько лет, но до сих пор не заметил противоречий, которыми он полнится. Граст показал мне, где надломился мир, и я прозрел в один миг. Я наведу порядок. Настоящий.

Селевк осёкся. Его учили бояться даже помыслить об имени Прародителя. Когда он его услышал, то по мертвецки бледной коже его пошли мурашки. Будто у обыкновенного, полноценно живого человека.

– Ты перечеркнешь все эпохи! Бывшие и грядущие! – сорвался магистр.

– Говоришь о том, чего не знаешь, – заметил изменник. – Тебе это не дано. Тебе не дано понять, я нечто большее, чем сын своего отца. Больше, чем человек. Не просто правитель Рамхиды. Я новатор. Я освободитель. Я архитектор нового мира. Я – отражение Бога Смерти, что поднимает из земли саженцы слаженной жизни. Я задаю порядок.

– Нет! – возразил Галактион, закипая от гнева. – Ты всего лишь умалишенный дворяшка, дорвавшийся до всеобъемлющей силы Прародителя. Думаешь, что управляешь ей? Нет! Она управляет тобой! Потому что ты слаб, ты не больше, чем простодушный смертный, как все прочие! Удобный сосуд. Поэтому ты угроза…

– Я – спасение, – нагло поправил его Ламбезис.

– Ты слился с Неназываемым. Здесь твоя жизнь окончена. Мы отрежем тебя от Бога Смерти. От тебя ничего не останется. Ни в Аштуме, ни в Аиде, ни в Эребе. Нигде!

Фантом выплыл из-за спины архонта.

– Смелое заявление, – хмыкнул Актей. – Сыпь угрозами, сколько угодно…

Он осмотрел поочередно всех ауксилариев. Обошёл Галактиона стороной. Заострил внимание на Селевке, который выглядел более взвинчено, чем остальные. После этого улыбнулся лукаво и прояснил:

– Да только условия здесь выставляю я. Пора бы это понять.

Превентор убрал глаза в сторону, не выдержав тяжелого взгляда Ламбезиса. Тот зрел ему прямо в душу, тонко ощутив червоточины на её поверхности.

– У вас только два пути, Ауксилия. Вслушайтесь в то, что я говорю.

– Кем ты себя возомнил, гнусный… – начал было Галактион.

– Закрой. Рот. – Актей отчеканил эти два слова, разговаривая с ним, как с бесправным рабом.

Магистр подавился собственным языком, опешив от приказного тона Киафа.

Ауксиларии начали мерно приближаться к изменнику. За ними поспешал учитель.

– Подлый изменник, – прошипел Галактион, обхватив секиру поудобнее.

Селевк же стоял там, где и был. Просто наблюдал за развитием событий. Он всё это время молчал, не вмешиваясь. Вспоминал поединок, приключившийся между ним и архонтом. С тех пор схватка не покидала его мысли. Превентор выжил, но едва ли для реванша бок о бок с некромантами. Он тоже своего рода узрел истину. Истину, озвучить которую в Ауксилии значило лишиться жизни в Посмертии.

– Выбор за вами, – невозмутимо продолжал изменник. – Я уничтожу вас – не моргну и глазом. Ваши души отправятся в Аид на корм демонам. Я не дам вам сгнить в сырой земле Саргуз. Я выжму все соки из ваших костей и эфира, что их наполняет. Повлиять на это вы не сможете, ведь покойникам не подвластны их тела.

– Не посмеешь! – взревел остервенело Галактион. – Тебе не одолеть нас!

Ламбезис ответил ему снисходительной улыбкой. Некроманты приближались, но его это волновало мало.

– Труповод понятия не имеет, что испытывает мертвец у него на ниточках. Но я предоставлю вам эту возможность. Навряд ли вы обрадуетесь такой участи, – рассуждал он. – Если кто-то хочет от своей судьбы чего-то большего, сейчас самое время действовать. Спросите себя, некроманты, какой удел вам милее – терпеть ошейник на привязи у архонта или влиться в новый мир, как хозяева?

Превентору далось не легко, но он приложил волевое усилие и последовал за своим учителем. Обнажил меч. Сколопендра зашевелилась, щелкая хелицерами.

На рукояти сошлись воедино две ладони. Он собирался нанести решающий, фатальный удар. Доказать в первую очередь самому себе, что чего-то стоит.

– Осталось ли у вас достоинство? Готовы ли вы сбросить оковы и последовать за своим Прародителем? – обращался к некромантам Актей.

Архонт видел их всех, но смотрел только на одного. В первую очередь, его интересовал Селевк. Тот во всей красе узрел силу Бога Смерти, пока дожидался в Саргузах других ауксилариев. Он не мог не подивиться тому, что несёт в себе моровое поветрие. У него было время призадуматься над тем, куда ведёт его дорога, навязанная Дельмейским Деспотатом. Лёд тронулся – и это оказалось в порядке вещей.

Действительно, Ламбезис не прогадал. Он хорошо разбирался в людях. Видел насквозь что Селевка, что Альдреда. Оба они неволей влились в игру, которую затеял избранник Неназываемого. И что первому, что второму в ней отведены особые роли.

Но Актей лишь нанёс превентору первый удар. Броня молодого некроманта ещё не раскололась окончательно. Он должен был закончить начатое. Поэтому заговорил опять:

– Я спрошу ещё раз, готов ли ты принять свою судьбу?

Селевк знал, обращаются именно к нему.

Пока он шёл, перед его глазами проносилась вся его долгая жизнь. Никогда прежде превентор не смотрел на неё под таким углом.

Ему было привычнее соответствовать постулатам Ауксилии. Мнить себя причастным к незримой силе, что прямо влияет на дальнейший ход истории дельмеев. Участвовать в переворотах. Свергать и садить на трон базилевсов. Просто быть и совершенствовать себя в ожидании напасти, которая всё-таки пришла в Аштум.

Но когда она всё-таки явилась, тут же вскрылась неудобная правда. Её озвучил сам Неназываемый Бог. Устами Киафа, которого тот избрал. Ненависть, копившаяся уже век, дала о себе знать. В самый неподходящий для Ауксилии момент.

Селевку никогда не давали выбора, как и куда ему идти, – только указывали. Никто ничего не предлагал ему. Кроме Ламбезиса.

До конца превентор не понимал, что именно готовил ему архонт, но подозревал: туманное будущее может избавить его от груза на душе.

Преобразить его. Сделать сильнее. Из послушного орудия в чужих руках – в полноценного некроманта. Наследника Прародителя.

Шанс встать на замену Галактиону Селевк потерял, разочаровав Ауксилию. Зато самого Неназываемого Бога он умудрился заинтриговать. Не стоило это игнорировать.

Пришла пора принять судьбоносное решение. Селевк не стал колебаться. Актей видел это, плотоядно улыбаясь. Превентор зашёл резко за спину магистра и нанёс удар.

Меч из биомантия высунул остриё из торса Галактиона, пробив грудную клетку насквозь. Бурая кровь заляпала мостовую. Глава ауксилии задёргался, испытав жгучую боль, которую давно позабыл.

Сколопендра зашипела, дробя хелицерами грудную клетку. Перемалывая живой доспех. Задрыгала конечностями, разрывая внутренности некроманта.

Остальные остановились, глядя на предательство в ужасе.

– Глупец, – сорвалось у магистра с синих губ.

А Селевк лишь произнёс тихо:

– Я готов…

Глава 5

Некроманты скорее мертвы, чем живы. Кто, как не Бог Смерти видит нежить насквозь? Прародитель знал их поимённо, видел от колыбели и до сего момента их судьбу, ознакомился с их характерами, чаяниями, опасениями.

Слабым звеном в семёрке ауксилариев оказался Селевк. Остальные, как выяснилось, куда меньше расположены к критическому мышлению, попросту плывя по течению. Надежд как таковых те не подавали, магистр ставил разве что на превентора как на своего преемника. И раз уж перспектива сорвалась, Неназываемый оказался тут, как тут, чтоб забрать себе труповода горяченьким.

Ауксилия впала в ступор, будто скот перед телегой. Ламбезис не стал ждать, пока те опомнятся. В венах Киафа забурлил эфир. Из-под пальцев начали вылетать лиловые искры, концентрируясь в дугу всеразрушающей порчи. Он направил потоки энергии на близ стоявших некромантов.

Тех отбросило чуть назад. Некроманты вопили. У одного разъело половину лица, куски мяса, загнивая и тая в кипящий бульон, стекали на шею, оставляли ожоги. Второму повезло больше: разве что доспех из биомантия покрылся струпьями да голову ушиб.

Затем Актей материализовал из Аида свой посох, будучи во всеоружии. Как раз вовремя. С криками на него обрушивались некроманты, яростно атакуя.

Архонт виртуозно танцевал, отражая вражеские удары. Древко при соударении отводило в стороны двуручный клинок, моргенштерн, копьё и глефу. Прочие ауксиларии надвигались на Селевка.

Предатель испытал нечто вроде катарсиса.

В вероломный удар он вложил все проглоченные горечи, которые ему доставил магистр. Бытность некромантом стёрла простые человеческие радости, сделав недоступными. Маска апатии к жизни треснула. Никогда прежде Селевк не чувствовал себя таким счастливым. Ему хотелось верить, что дальше будет ещё лучше.

Что мертво, уже не убить. По крайней мере, так просто. И Галактион сознанием ещё оставался в давно подгнившем теле. Один удар его разве что лишил дееспособности. К нему Селевк думал вернуться потом. Мятежник вцепился в наплечник магистра и вырвал из него живой меч, валя лицом на мостовую.

К нему подбирались два бывших брата по ветви. Один с шипастым молотом, второй – с двуручным клинком-пилой, чьи зубья гуляли вдоль лезвия. Селевк знал этих некромантов, как облупленных. Впрочем, это было обоюдно. Предатель решительно переступил через израненного учителя и вышел к ним. Сколопендра сложилась в меч.

Дожидаться первого удара не стал. Он сам нанёс его, сверху-вниз обрушивая на саблю сколопендру. Тем временем Галактион постепенно приходил в себя, отползая чуть в сторону. Пораженные порчей некроманты поднимались на ноги, шатаясь. Магистр стиснул зубы и поглядел на небеса, где между собой степенно сливались облака.

Виверны были тесно связаны с сознаниями наездников. Они расценили ската, как угрозу, но тот заблаговременно ушёл от них в сторону. Зверь Воздушного Океана ухал, поднимаясь всё выше – туда, где холоднокровные твари не сумели бы его достать. И тогда крылатые ящеры ушли в пике, натравленные на Ламбезиса и Селевка.

Солнце медленно, но верно оставляло Саргузы на растерзание кадаврам. Некроманты понимали это. Им нужно было торопиться, если они хотели выполнить миссию и вернуться домой. В противном случае, не сносить им головы.

Упыри уже выбирались из сухой тьмы заброшенных домов наружу. Их клёкот слышался отовсюду, где установилась для них спасительная тень небес. Появление их на этом участке Ремесленного Квартала оставалось только вопросом времени.

Считанных минут.

Архонт заблаговременно услышал рёв приближавшихся ящеров. Хитрый замысел мгновенно созрел в его голове. Он опустил посох одному из оппонентов на стопу, дробя кости и пробивая жилы. Тот гаркнул. Киаф выбросил вперёд руку. Ладонь растопырило. Электрический заряд собрался в молнию. Шок прокатился по телу труповода. Ламбезис огрел его древком по шее, валя на спину. Оставалось ещё двое израненных.

Некромант слева чуть остановился, выманивая из Аида неупокоенные души. У его ног разверзся портал в Абстракцию: черная дымящаяся лужа, из которой поднимались руки фантомов. Труповод рывком подался вперёд, натравливая призраков на Актея.

Киаф крутанул в руке посох, эмитируя перед собой эфир. Вспышки порчи отразили удар – и тут же рой чёрных духов обратился в ничто. К изменнику поспешал ещё ауксиларий. Рыча, воин Смерти нанёс удар моргенштерном.

Промазал. Физически развитый, Актей ушёл от него запросто. Моргенштерн вдребезги расколол мостовую у его ног. Ламбезис метнул вперёд руку. Обхватил голову некроманта, нагнетая эфир. Между тем из-за спины Киафа выплыл Неназываемый. Силуэт мятежного Бога стал надвигаться на второго.

Магия Смерти рвалась по капиллярам к пальцам Ламбезиса. Изменник улыбался своей жертве. Но в непроглядно чёрных глазах было не разобрать лукавства, что на того ниспосылал он. Его ногти вошли в череп некроманта, как в вязкий мёд. Тут же наружу вырвалась бурая, перебродившая кровь.

Ауксиларий заверещал, как резаный. Глаза его вытекали на лицо, как содержимое яйца из скорлупы. Мозг сварился в черепной коробке, больше напоминая плавленый сыр. Он стал вытекать из ушей. Но на достигнутом Ламбезис не останавливался.

Киаф целиком вытянул из некроманта эфир – досуха. Из плоти и биомантия, что защищал тело. Он забрал его Посмертие, стерев из всех планов мироздания. Теперь оболочка ауксилария опустела совсем.

Под ноги Актею пал иссушенный труп с жухлой кожей и деформированной головой, который больше напоминал мумию фараона под гастетской пирамидой. Изменник получил, что хотел. В то время, как Прародитель занимался нерадивым потомком, Ламбезис направил руку в сторону виверн. Твари приближались.

Бог Смерти не спешил. Медленно плыл в сторону некроманта. Тот в ужасе осыпал его заклинаниями. Но его ветвь оказалась бесполезна против того, кто положил ей начало. Фантом впитывал все чары, растворяя их в себе. Ауксиларий потерял веру в собственные силы. Его боевой дух был безнадёжно потерян. Труповод стал пятиться назад.

Неназываемый высился над ним, как гора. Некромант нерешительно выставил перед собой глефу и подался вперёд. Контратака представляла собой жалкое зрелище. Биомантий мог ранить мятежного Бога. Однако это не значит, что Прародитель бы дался ничтожному отступнику. Клинок ходил ходуном из стороны в сторону. Фантом легко уворачивался от оружия, попросту играя с ауксиларием.

В какой-то момент Грасту надоели кошки-мышки с некромантом. Одним резким движением Неназываемый вселился в труповода. Тот ничего и не понял в первый миг.

Ему показалось, будто образ Бога попросту исчез. Но потом он почувствовал: своим телом более он не владеет. Кровь его начала кипеть. Плоть рваться. Несусветная боль, которую мало кто из смертных мог себе вообразить.

Его подняло над землёй немного. Он только крикнул, как вдруг замолчал. Торс и конечности ломало, скручивало, выворачивало наизнанку. Прародитель издевался над ним, как хотел. Глаза некроманта вылезли из орбит. Челюсти безвольно стукались друг об друга. Зубы стачивались сами собой. Внутри ауксилария зрел губительный эфир.

Хлопок на миг оглушил всех собравшихся. Тело бедолаги разорвало на мелкие кусочки, обрызгав мостовую вокруг. На дорогу под тем местом, где Бог Смерти поднял его, образовалась лужа бурой крови. Сам Граст появился из ниоткуда и поплыл в сторону своего Киафа.

Когтистые лапы Неназываемого опустились на плечи Актея. Они смотрели на пикировавших виверн, готовясь нанести им сокрушительный удар. Через пугающую Смерть вдохнуть более совершенную Жизнь.

Селевк тем временем бился, как зверь. Зверь, загнанный в угол. Так оно и было, разве что этот тупик превентор занял по собственной воле. Его удар парировали. Он стиснул зубы и надавил на вражеский клинок, толкая врага вниз. Труповоды чуть ли не лбами тёрлись. Предатель воспользовался этим, ударив головой в нос бывшего товарища.

Тот посыпался, отшатываясь назад. Селевку не дали сделать и вдох. Перед лицом пронёсся молот. Кусок биомантия пустил трещины по мостовой с грохотом, чуть было не расплющив ногу смутьяна. Инстинкт самосохранения оказался сильнее воли.

Превентор отпрянул прочь.

Некромант зло посмотрел на него, поднимаясь в полный рост. Он обхватил боевой молот поудобнее и стал надвигаться на предателя. За его спиной поднимался труповод с саблей. С фланга Селевка обходил копейщик, выжидавший момент для решающего удара.

Превентор так или иначе знал, где кто находится. За кем-то следил глазами, за кем-то – ушами. Он скривил губы, прекрасно осознавая: бывшие братья по ветви сделают всё возможное, чтобы тот заплатил за своё предательство. Для Селевка их ненависть не значила ровным счётом ничего. Назад уже дороги нет. За лучшую долю он был готов бороться до последней капли собственной крови.

Миг – и некроманты сорвались, будто псы с цепи. Стоять на месте превентор тоже не стал, резко развернулся на сто восемьдесят градусов и бросился в сторону копейщика. Его трюк неслабо озадачил труповодов. Особенно того, что заходил сзади.

Изменник отставил меч-сколопендру за себя, всё приближаясь к своей цели. Копейщик замялся, опомнился, вставая в стойку, и произвёл бесхитростный выпад. Селевк метнул клинок ему навстречу, отставляя древко в сторону. Развернулся боком и протаранил некроманта плечом. Ноги того заплясали по мостовой. Он запнулся и рухнул навзничь, разбивая голову об острый выступ в брусчатке.

Смутьян тут же развернулся. В его лицо нёсся боевой молот. Он отпрянул назад и перешёл в контратаку. Сколопендра натолкнулась на древко, повторявшее скелет змеи. Превентор повёл меч вверх. Хелицеры из биомантия разомкнулись. Тварь вцепилась в шею молотобойца, раздирая ярёмную вену. Селевк тут же ушёл в сторону.

Бывший товарищ с молотом отходил медленно прочь от предателя. С шеи на живой доспех фонтаном стала выплёскиваться бурая кровь. Он прикрыл рану и зло посмотрел вслед наглецу. Пришлось потратить некоторую долю эфира, чтобы затянуть плоть. Выдохнув, молотобоец пошёл по следу предателя.

Разбежавшись, превентор подпрыгнул и обрушил клинок на меченосца. Тот чуть подогнул ноги, но сдержал удар, отталкивая предателя от себя. Между ними тут же завязалась дуэль. Меч и сабля наталкивались друг на друга с лязгом и скрежетом.

Сколопендра то расставляла свои лапы с хелицерами, то смыкала. Биомантий слегка кровоточил, истекая жёлтой мутной жижей. Но ни Селевк, ни его оппонент не обращали на это внимание, прекрасно зная: это в порядке вещей.

Наконец противники сцепились оружием, толкая один другого вперёд-назад в попытке пересилить. Получалось, увы, с переменным успехом.

Селевк, будто ошпаренный, не жалел сил, изматывая соперника, насколько мог. В нём горел небывалый огонь, питаемый надеждой. Тогда как угрызений совести он совсем не испытывал.

Это Ауксилия предала его, предала свою ветвь, пойдя на поводу у смертных базилевсов. Некроманты были должны защищать Прародителя. Ещё тогда. А не покориться, поджав хвосты. И быть может, одарённость принесла бы превентору тогда плоды куда слаще, чем оно есть поныне.

Его соперник отставил одну руку от сабли, держа ту одной единственной. Потянулся к Селевку, дабы вцепиться в шею и растворить её, отделяя от тела голову. Тот прекрасно знал этот трюк. Собрал в себе весь эфир воедино в сферу энергии. Расправил плечи, расплёскивая порчу от себя в стороны.

Меченосца отбросило чуть назад. Он кувыркнулся пару раз, нарабатывая увечья и распарывая биомантий при трении об мостовую. Ещё не упав, очухался и поднялся на ноги. Слегка шатался. И к своему неудовольствию обнаружил: Селевк уже рвался к нему.

Превентор с разбега вонзил в его брюхо меч. Уж теперь-то некромант не уйдёт от него. Смутьян тут же надавил на рукоять. Клинок разошёлся. Сколопендра засеменила по воздуху лапками, шипя. Хелицеры пришли в движение. Биомантий перемалывал внутренности труповода. Тот лишь гаркнул. Его качало из стороны в сторону.

Оппонент закричал бы, но меч Селевка не давал ему ни пошевелиться, ни издать произвольно даже звука. На месте раны образовывалась зияющая дыра. Плоть полутрупа примешивалась к кускам биомантия в однородном фарше. Этого было мало, и превентор стал вести клинок вверх, прикладывая усилие.

Кости, доспехи, плоть, органы – всё стало одним целым. Дойдя мечом до солнечного сплетения, Селевк выдернул его, крутанул над собой, срезая голову с плеч некроманта. Она подлетела чуть вверх и приземлилась неподалёку.

Труповод ещё был жив, ртом ловя воздух. Из раны брызнуло кровью. Безвольное тело рухнуло под ноги превентора. Он направил свою ладонь на отрезанную голову.

Послал туда сгусток порчи. Энергия покрыла череп и стала растворять его, превращая в дымящийся студень.

Ещё один готов.

Сзади доносились шаги. По лужам шлепал молотобоец, только-только нагоняя Селевка. Тому потребовалось лишь мгновение, чтобы сообразить, как ему избавиться от надоедливого громилы.

Изменник развернулся, сдавливая рукоять меча. Выбросил руку вперёд. Клинок тут же вытянулся, образуя своего рода хлыст. Сколопендра заверещала, задрыгала лапками, устремляясь к молотобойцу по дуге. Некромант предпринял напрасную попытку остановиться. Бешеная тварь настигла его. Хелицеры впились в ногу, дробя колено.

Превентор потянул молотобойца на себя. Тот потерял равновесие, обрушиваясь на мостовую. Биомантий стремительно тащил его к Селевку, не переставая терзать ногу. За молотобойцем по брусчатке тянулась дорожка из бурой крови.

Боевой молот был утрачен в суматохе по пути. Плоть рвалась, превращаясь в месиво. Кость потрескалась, ломаясь в щепки.

Ауксиларий с предателем встретились взглядами. Селевк разжал рукоять, и сколопендра приняла обычное состояние. Молотобоец беспомощно выставил перед собой руки. Непроизвольно, как если бы это защитило его от удара. С остервенением превентор тут же рубанул по ним, отсекая правую. Беспощадно. Труповод заверещал.

Культя стала плеваться мелкими струйками. Селевк опустил клинок на грудь некроманта, прокрутил рукоять, пресекая симфонию боли.

Через руки в меч уходил эфир, формируя смертоносное заклинание. Селевк давил на оружие, не жалея энергии. Молотобоец весь задёргался в конвульсиях. Под ним образовался чёрный зев – портал в бездонный Аид.

Из него показались тощие руки призраков. Пальцы духов цеплялись за доспехи. Облепляли шею, лицо, конечности ауксилария. Неупокоенные утащили его к себе в бездну. Единственным напоминанием о существовании некроманта остался молот. След его самого простыл навсегда.

Судорожные движения чуть поодаль привлекли внимание Селевка. Он поднял глаза и увидел того самого многострадального копейщика. Пусть и с разбитой головой, но некромант рвался в бой. Он совсем немного не добежал до молотобойца, когда того утащили в Аид призраки.

Превентор вытянулся в полный рост, выставил перед собой меч и мерным шагом направился навстречу труповоду. Некромант непроизвольно дрогнул, поражаясь решимости вероломного брата по ветви. Быть может, и он подался бы целовать руку Ламбезиса вслед за Селевком. Только почему-то до сих пор надеялся на магистра. Он не мог позволить себе склониться перед Прародителем, за что и должен был поплатиться.

Между тем Галактион лежал поодаль. Рана, что нанесла ему сколопендра, затянулась. Он выдохнул. Прополз до секиры. Дрожащей рукой схватился за древко. Стал вставать. И пусть борьба его могла оказаться бесполезной, он и есть Ауксилия. Пока жив магистр, их миссия в Западном Аштуме ещё идет.

Вытянувшись в полный рост, Галактион поглядел сначала на архонта, затем на Селевка. За минувшие века его лицо впервые скривилось в разочаровании. В сожалении. Он и представить себе не мог, что за халатность допустил в отношении своего воспитанника. Ибо, будь он чуточку более чуток, возможно, всемером ауксиларии сумели бы побороть Киафа. Но истязая будущего превентора и взращивая в нём призрачные надежды, магистр и представить не мог, что его беспечность скажется вот так.

Это ничто. Даже он один был способен одной рукой пресечь жизнь мятежного ученика, второй же – разорвать связь между Ламбезисом и Грастом. По крайней мере, ему хотелось в это верить. За неимением выбора.

Фантом Неназываемого впитался в тело архонта. Актей подготовил заклинание. Из его длани вырвалась чёрная энергия, устремившаяся навстречу вивернам. Летающие твари поняли, какая опасность им грозит. Но было слишком поздно.

У Ламбезиса имелись на них свои планы. Эфир материализовался в сгустки биомассы, напоминавшие огромную сеть. Плоть, появившаяся из ниоткуда, облепляла здания вокруг. Вилась вокруг драконидов, которые отчаянно пытались убежать.

Виверны беспомощно хлопали крыльями в попытке развернуться, но сфера из мертвечины уже накрыла их, не давая ретироваться. Ловушка всё сжималась, закатывая их в мясо, раздавливая и питаясь ими.

Наконец, биомасса поутихла, являя собой кокон в сетке, протянутой между домов. С мясных толстых нитей подтекала кровь, гной и сукровица. Выглядело это особенно мерзко: чёрный переплетался с красным и жёлтым. Бесхитростный замысел Галактиона тут же накрылся медным тазом: увы, время ему не выиграть.

Селевк осадил копейщика чередой ударов, заставляя некроманта плясать, как под градом пуль. Он понапрасну не стал тратить эфир на свою травму. Перед глазами всё болталось, как содержимое бутылки. Трещал затылок. В висках пульсировала кровь.

И хотя он был значительно ловчее превентора, не мог перенять инициативу из-за никчёмной поспешности. Селевк увёл копьё в сторону мечом. Труповода повело вслед за наконечником. Он поглядел на изменника, предчувствуя скорую смерть. Однако тот удивил его донельзя.

Кулак впечатало в лицо некроманта. Ауксиларий зашипел. Ноги его заплелись. Он рухнул на задницу, поймав себя руками. Да только его копьё укатилось чуть в сторону. Труповод в ужасе стал пятиться назад. Селевк увязался за ним, опустив меч.

Хелицеры в миг разомкнулись. Алчущая крови сколопендра готовилась насытиться. Превентор дернулся резко в сторону, шаркая лезвием по мостовой. Некромант вздрогнул, да только бежать уже было поздно.

Меч прошел между ног. Лапки уцепились за доспех из биомантия. Хелицерами сколопендра копошилась в тазу некроманта, буквально пригвоздив его к мостовой. Селевк попросту пилил его пополам, идя вдоль жертвы к самой голове. Его клинок всё делал за него, буря плоть и напитываясь ею.

Некромант не кричал, только дрожал. Шумела лишь сколопендра, беснуясь в его теле. Ошмётки разлетались вкруговую. В конце концов предатель разрубил копейщика надвое, выдернул меч. Клинок сложился в единое целое. Селевк взмахнул, стряхивая с него излишки бурой крови.

Галактион смиренно наблюдал за тем, как от его отряда не осталось ничего. Даже виверны – и те примешались к биомассе. Он отказывался и думать о том, что здесь, в Саргузах, останется навсегда. Впрочем, в обозримом будущем он никак не попал бы за Экватор. По крайней мере, слепо цеплялся за шанс все исправить своими силами.

Учитель упустил из виду момент, когда к нему с противоположных сторон стали приближаться Актей и Селевк. Ламбезис убрал свой посох в пространственный карман посреди Аида и теперь нагнетал в руках эфир, глумливо поглядывая на ауксилария. Ученик оставался внешне холоден, просто выставляя клинок перед собой.

Нежданно-негаданные союзники остановились в нескольких шагах от него. Почти синхронно. Галактион чуть отпрянул, нервно ощупывая древко секиры. Из-за спины архонта показался Бог Смерти, уставившись на магистра искоса. Селевк отрывисто выдохнул: никак не мог свыкнуться с тем, что сам Прародитель здесь.

Актей улыбнулся Галактиону снисходительно и произнёс на полном серьёзе:

– Я предупреждал тебя.

– Превентор! – почти умоляя, обратился к ученику учитель. – Что ты творишь? Аштум, который ты знал, сгорит дотла! Если Прародитель добьётся своего, сама жизни, которая нам привычна, перестанет существовать!

Тот скривил губы в горькой усмешке, испытующе всматриваясь в растерянные глаза магистра. Жалкая потуга на смертном одре все перевернуть в очередной раз с ног на голову. Смутьян высказался предельно честно:

– Такой Аштум, какой он есть, отверг некромантов. И вы, учитель, приняли это спустя рукава. Если мир держит тебя в чёрном теле, стоит прогнуть его под себя.

Галактион хотел было ещё что-то сказать. Но завидел, как Селевк наносит ему удар мечом. Ауксиларий выставил перед собой древко, чтобы заблокировать его. Актею порядком наскучила расправа над приспособленцами. Он материализовал молнию и направил её в ногу магистра. Тот опустился, хрипя, на одно колено.

Клинок вбило прямиком в лысый череп магистра. Сколопендра оживилась. Брызнула бурая кровь. Биомантий вытягивал все жизненные соки с эфиром из Галактиона. Учитель встречал свой бесславный конец.

И всё же, вполне логичный: не стоит ждать милости от монстра, которого сам взращиваешь. Однажды он может изодрать тебя насмерть.

Ученик стоял и смотрел, как его наставник погибает от его руки. Некроманты не отличаются сентиментальностью или чувствительностью в принципе. Тем не менее, сам для себя Селевк мог описать, что за импульс вдруг заиграл в его сердце.

Долгожданное умиротворение. Шутка ли, впервые в своей жизни смутьян сделал что-то судьбоносное, руководствуясь лишь своим мироощущением. Галактиона ему было не жаль. Наоборот, превентор видел нечто символичное в такой развязке.

Магистра убивает ученик, что был им же воспитан и обучен.

Молодой некромант возвращает всё на круги своя через устранение старшего поколения. Настоящая революция в миниатюре. Новое начало. И в то же время превентор испытывал некоторую тоску.

В никуда уходила целая эпоха, которую он прожил.

Эфир напитал Селевка сполна. Он вытянул меч из головы магистра. Тот рухнул на мостовую: дряхлый, высушенный подчистую, больше напоминающий мешок с песком, нежели былого себя. Сколопендра сложилась в клинок. Предатель повернулся к Актею Ламбезису. Тот стоял, не шевелясь, внимательно наблюдая за своим приспешником.

Заглядывать в будущее не дано даже Богу Смерти. Однако нечто подобное архонт и ожидал от Селевка. Киаф чувствовал: перед ним далеко не трус. Достаточно было слегка подтолкнуть, и вот превентор уже у него в кармане. Чистая работа.

– Правильный выбор, – обратился к нему Актей. Губы изогнулись в плотоядной улыбке: – Селевк…

Смутьян охнул, не веря своим ушам. Никто при Ламбезисе не называл его по имени. Он смекнул: это Прародитель видит его насквозь. Но отнюдь, его это не отталкивало. А наоборот, притягивало.

Если уж перед Грастом превентор, как на ладони, значит, он уверовал в него. Принял целиком, в отличие от Ауксилии. А это дорогого стоило.

Как ранее перед Галактионом, Селевк преклонился перед Ламбезисом и Неназываемым. Он опустил голову к подбородку и уверенно заявил:

– Мой меч служит Смерти.

Актей поглядел на него сверху-вниз с отеческим великодушием и велел:

– Встань, некромант. У нас впереди много работы.

И тот повиновался. Вытянулся в полный рост и расправил широкие плечи.

– Что прикажете?.. – с готовностью отозвался Селевк.

Для Ламбезиса превентор действительно мог сделать кое-что уже сейчас. Но не более того. Архонт не был дураком, иначе бы не достиг тех высот, что уже покорил. Этот некромант предал своих. И чем бы ни руководствовался, важен сам факт. Предательство – это моральная патология, исключать которую не стоит. Рецидив не заставит себя ждать, нужен лишь повод. Но это вовсе не значит, что Актей отказал бы себе в игре Селевком.

Вольнодумец мог и был готов сослужить службу Киафу в таком виде. Но куда надёжнее он стал бы, если бы всецело подчинился сознанию Прародителя. Об этом Ламбезис решил поразмыслить попозже. Сейчас его волновало далеко не это.

За их спинами кокон стал судорожно подрагивать. Как вдруг порвался, будто разошлись все швы. Из своего рода утробы на мостовую вывалилось нечто не от мира сего. Чистый плод некромантии от плоти ауксилариев и виверн. Его оставалось разве что удобрить чёрным нектаром. И тогда у Ламбезиса появится новый ручной зверёк.

Не более, чем эксперимент на скорую руку. Создать упорядоченную жизнь в Аштуме – дело практики. Путём проб и ошибок архонт мог добиться чего-то настолько же прекрасного, как разумные гуманоиды. Та же Жизнь, но вдохновленная Смертью.

Как бы то ни было, торопиться не стоило. Чтобы саженцы выросли в щадящих условиях, сперва стоило позаботиться об устранении сорняков. А таковых в землях по обе стороны Экватора великое множество.

Тварь, перепачкавшаяся во всех возможных жизненных соках, зашевелилась. Рождение своё порождение мора обозначило громким гудящим воплем, который тут же перерос в утробный рык. Оно уже начало голодать.

Актей перевел взгляд на Селевка. Тот в ужасе наблюдал за чудовищем. На его лице проявилась улыбка. Хотел бы он властвовать над жизнью также, как его новый хозяин!

– Сделай-ка для меня вот, что…

Глава 6

День третий, позднее утро

Давненько Флэй так не орал. За оказанием себе первой помощи он успел пройти все мыслимые и немыслимые круги преисподней.

Топор вытащил на характере. Рану жгло, нервные окончания шипели, как на сковородке. На разорванную штанину выбрасывало кровь. Причём в избытке. Альдред не брался ответить себе, задел ли пацаненок артерии. Дезертир зашипел, как змея.

Антисептиком щедро полил края раны. Зачерпнул ещё горячей золы из очага, который ссыпал между делом в железное ведро.

Медиком ренегат не был, и горько пожалел, что Гараволья не был рядом в трудную минуту. Даже фисакора с дуру не взял. По крайней мере, помнил, что пепел стерилен. А ещё он может запечь рану. На это и расчёт.

Опрокинул совок в место, где рассекло плоть.

Вопль наполнил подвал. Маяки заплясали в глазах. Давление отяжелило виски. Удушающий запах горелого мяса ударил в ноздри. Альдред глубоко вздохнул и стиснул зубы. Продел в ушко нить и принялся крючковатой иголкой зашивать рану. Каждый стежок давался труднее предыдущего. Пробило на скулеж.

Следовало буквально заставлять себя довершить дело до конца. Туго сшивал, себя не жалея. Капельки крови падали в ещё горячую золу, шипели, пускали парок.

Тогда-то дезертир и понял, откуда такая смертность в армиях феодалов. Какие им разработки Церкви в области полевой медицины? На простую солдатню банально жалко переводить лишний сольдо.

Проще новое пушечное мясо набрать с деревень, а калек – отправить восвояси. Если, конечно, те сумеют покинуть лагерь живьём. Сепсис, пресловутый сепсис, о котором Нико болтал без умолку.

Худшее осталось позади. Альдред выдохнул с облегчением, перебинтовывая себе ногу. Руки тоже обработал на всякий случай. Остатки медикаментов сгрёб обратно. Приложил усилие, чтобы встать. Рана постепенно успокаивалась. Но даже та кровь, что Флэй успел потерять, мало-помалу давала о себе знать.

Дезертир ослабел пуще прежнего. Вкупе с заразой его самочувствие больше напоминало полуобморочное состояние. Требовался отдых.

Ренегат ковылял по комнате, собирая то, что счёл необходимым. Прибрал к рукам фамильную аркебузу. Гнул спину, обшаривая карманы ещё живого, парализованного парня. Забрал рожок с порохом, пыжи, свинцовые пули. Затем разогнулся, морщась от боли, стянул один вяленый окорок и доплел до спальника. Медленно опустился на него. Положил рядом с собой аркебузу. Расслабился. Жевал прошутто.

Флэй размышлял о переполохе в подвале. До сих пор не мог поверить, что столько бед свалилось ему на голову. Ведь даже на островах он не получал столько увечий, как здесь, в Саргузах. Едва ли то была плата за его безрассудное выступление против Инквизиции. Просто-напросто не повезло. Но то ли ещё будет, подозревал он.

Инфекция удачно легла на отчаянье и горечь неудач. Альдред стал вдвое слабее. Не так ловок и сообразителен, как прежде. Так что его шансы подохнуть на пути в Акрополь становились всё более осязаемы.

Упыри, расхаживавшие по первому этажу, бесновались, пока ренегат спасал свою жизнь. Когда смолк он, затихли и они. Видать, поняли, что им не добраться до выжившего. По крайней мере, сейчас. Альдред слышал, как ноги каннибалов затопали прочь. Хотя это вовсе не значит, что все нелюди покинули здание. Наверняка кто-то остался дожидаться его в потёмках. И пусть. Флэй оправится и отправит их к праотцам.

«Я выживу. Обязательно», – повторял он снова и снова, как мантру.

Как бы то ни было, ренегат едва ли понимал, о чём болтает. Зараза только дала о себе знать, а какой-то неумёха уже умудрился вдарить ему топором по ноге. Владей Флэй целиком своим телом, этого бы никогда не случилось. Лекарства как такового нет. И кто знает, насколько усугубится положение дезертира в обозримом будущем.

Наевшись прошутто всласть, Альдред убрал остатки на глиняную плоскую тарелку, поставленную на табурет. Выпил пару пузырьков, чтоб сбить симптомы чумы. Реакция была моментальной. Дезертир закашлялся, отхаркнул несколько раз чёрные сгустки слизи.

Его мутило. Без сил он укутался в шерстяное одеяло. Пальцы легли на цевье аркебузы. Пот стекал градом. Одежда липла к его коже. Спать не хотелось. Он просто лежал. Выжидал, пока на улице не станет безопасно. Мало-помалу силы покидали его, мигрень усиливалась, его оглушая. Ренегат нежданно-негаданно провалился в сон через часа три. Всяко позднее, чем хотелось бы.

Оглушающий гром вернул беглеца в сознание. Странно. Из маленьких оконцев цоколя виднелся нежный золотистый свет заходящего солнца. Во всяком случае, людоеды разошлись по заброшенным зданиям в ожидании. Настало время выживших.

Снов он не видел. Казалось, между забвением и пробуждением прошло лишь мгновение. Пока дезертир спал, ничего в подвале толком и не поменялось.

Разве что старший из братьев издох, а младший перестал истекать кровью. Оба трупа охладели. Папаша их так и не вернулся. Видать, упыри съели его. Что ж, по крайней мере, судьба избавила его от рыданий над телами горемычных сыновей.

Пришла пора выдвигаться. Альдред пропотел знатно. Чувствовал себя теперь чуть лучше. Одно плохо: в груди жгло, и дышать стало гораздо сложнее. Впрочем, не повод на себе ставить крест. Сон пошёл на пользу. Нога ощущалась явственнее, чем обычно. По крайней мере, дезертир мог ей свободно и безнаказанно шевелить.

Вытянулся в полный рост. Нацепил на себя всё то, что снял перед отправкой на боковую. Проверил содержимое подсумков и сум. С таким инвентарем беглец не нуждался практически ни в чём. Аркебузу повесил на плечо. В ладонь его лёг тесак. Ренегат направился к лестнице из подвала на первый этаж.

У люка он задержался, вслушиваясь в шумы магазинного помещения. Казалось, над ним никого нет. Но дезертир знал, что при солнце и дожде упыри попросту спят. Вероятно, чтобы не растрачивать почём зря силы. За минувшие дни в Саргузах Альдред на них насмотрелся предостаточно. Не мог он не заметить: каннибалы гниют заживо.

Твари мертвы – или близки к тому. Их тела находятся в перманентном состоянии биодеградации. Вероятно, сам обмен веществ у них проистекает иначе, чем у людей. Чтобы замедлить процесс распада, восполнить силы и даже вырасти, требуется пища. Мясо. Потому-то упыри остервенело рыщут в поисках выживших. А при неблагоприятных погодных условиях – впадают в анабиоз, будто насекомые.

Чисто логически не так страшен чёрт, как его малюют. Если забыть о многочисленности и принципах охоты заражённых. В ограниченных пространствах на манер зданий от них нет спасения. На узких улочках Города – то же самое. Они стекаются к жертве, как мотыльки, привлечённые светом лампы. Тут уж не убежать. А динамическая смена погоды – скорее проклятие, нежели благодать. Иными словами, вокруг себя упыри создают совершенно иную реальность, к которой человек вынужден адаптироваться.

А уж про Чёрную Смерть Альдред бы и вовсе деликатно промолчал…

Ничего не оставалось, кроме как выбраться наружу. Флэй оттянул шпингалет и приложил усилие, чтобы поднять люк. Тесак держал наготове. Его телодвижения остались без внимания. Ни одна тварь не дерзнула позариться на его жизнь. Соответственно, каннибалы магазин покинули. По всей видимости, нашли себе более доступный источник пропитания. Тем лучше для ренегата.

Из опустошенного здания дезертир вырвался на свет уходящего дня. Огляделся бегло. Раскаты грома доносились откуда-то со стороны Акрополя на севере Саргуз. В том месте сверкали едва заметные молнии, привлекая внимание беглеца. На фоне слипшихся, чуть голубовато-зелёных туч вспышки света выглядели тускло.

Облака обняли Город подковой. Альдред же находился на его солнечной половине, в полной безопасности. Небо над головой оставалось блёкло-голубым. Долго это не продлится, понимал предатель. Так что выдвинулся в путь незамедлительно.

Флэй следовал намеченному плану: шёл в ботанический сад. Бежать оказался не в состоянии, раз уж его рана была ещё свежа. По крайней мере, в этой части Города погода была легко читаема, и Альдред мог позволить себе промедление.

Тесак вернулся в ножны. Предатель стянул с плеча аркебузу, взял в обе руки. Водил стволом из стороны в сторону, не переставая ковылять. Улицы выглядели ещё пустыннее, чем этим утром. Никто не поглядывал на него из разбитых окон окрестных зданий. Мостовые залило дождевой водой, а трупы горожан будто бы исчезли сами собой. Ренегат себя чувствовал отчуждённо, как последний человек на земле. Но не сказать, что ощущение не из приятных. Наоборот, это придавало ему сил и уверенности в себе.

И раз уж в Нижнем Городе установился полный покой, дезертир не преминул возможностью уйти в себя, чтобы поразмыслить над положением вещей:

«Ламбезис ведёт грязную игру. Со мной – так точно. Архонт явно знает о слиянии Киафов с Пантеоном больше, чем говорит. Разбивает знание на кусочки, выдает помаленьку. Не спешит идти на попятную в полной мере. Окунает меня с головой в кучу дерьма, чтоб я страдал, сходил с ума, балансировал на грани жизни и смерти. Чтобы что?..

Если Неназываемый – Бог Смерти, а Ламбезис – его Киаф, дельмей должен был знать, что я заражён его хрустальной чумой. Он ничего не сделал, чтобы уберечь меня от инфекции. Не понимаю… Если архонт рассчитывает на наше сотрудничество, поступает он, мягко говоря, не рационально.

В чём смысл? Разве не ясно, что так моя охотка с ним спеваться идёт коту под хвост? Более того, он контролирует упырей – и натравливает их на меня! Меня… Навряд ли Ламбезис просто-напросто шутит надо мной. И уж точно не просто водит за нос. Я нужен ему. Не то что бы сильно, и всё же. Но для чего? Пытается ли он вскрыть, насколько я могу быть лоялен? Чего стою? Так ли полезен?

О Пантеоне я знаю… да ничего ровным счётом! Путь, который прошёл дельмей, чтобы сойтись вместе с Неназываемым – это одно. Мой же, вероятно, совсем иного рода. Суть станет ясна только эмпирически. Через множество проб и ошибок. А до тех пор – незачем почем зря себе голову ломать.

Возможно, Ламбезис мне помогает. Но не так, как это делается в обыкновенном человеческом обществе. Моя жизнь не стала легче, всё только усугубилось. Чтобы Бог, от которого я происхожу, обратил на меня внимание? Так, что ли? Потрясающе…

Деваться некуда. И дельмею оправдания нет. Если он мне враг, то лишь косвенный. Но союзник ли? Едва ли. Пускай у него свои виды на меня и энного Бога, сомневаюсь, что меня устроит сотрудничество с ним. Я уже однажды поступил наобум. Плавали, знаем. И чем это обернулось? Все ещё разгребаю последствия. Все ещё не доел эту бочку дерьма».

Ноги принесли Альдреда на место. К самому краю Герцогского ботанического сада. Очень вовремя: Нижние Саргузы медленно, но верно утопали в тени армады туч. Небеса сгущались, однако дождь лил где угодно, только не там. Зато упыри выбирались наружу для новой жатвы. Клёкот поднимался над землёй вдали, прерываемый раскатами грома с севера.

Сам Флэй стоял на краю ясного заката. Опасность могла прийти в любой момент. Ему следовало поторопиться, укрыться в гуще растительности, выйти к Ремесленному Кварталу. Но сперва он должен был удостовериться в целесообразности.

Дендрарий со стороны Нижнего Города был огорожен стеной с коваными воротами. По крайней мере, на замке его не держали. Альдред подошёл к стенду около входа, к которому была прибита карта ботанического сада.

Изначально рос он хаотично, организованный на месте бесхозной пальмовой рощи. Так что прямых границ не имел, больше напоминая кривую трапецию или около того, со множеством ответвлений. Рассмотрев досконально карту, Флэй наметил более точный маршрут. Кратчайший путь, который бы привёл его в Ремесленный Квартал.

Разумеется, ренегат мог обойти Дендрарий вдоль ограды окольными путями. При условии, что дождь укрыл бы его от каннибалов. Да только его ослабшему организму бы это не пошло на пользу. Сырость и прохлада, приносимые с ливнем, запросто могли усугубить его заболевание, приблизить к обращению либо же вовсе к смерти. У Альдреда не имелось и малейшего желания собственноручно вырыть себе могилу.

Уж лучше передвигаться мерно под сенью экзотических деревьев. Так его одежда не промокнет, а зараза не углубится в лёгких пуще прежнего. Единственное, упыри, скрываясь от дождя, могли затаиться в ботаническом саду тоже. Поэтому следовало сохранять бдительность и тщательно выбирать, куда идти.

В горле запершило. Дезертир закашлялся. Сплюнул на брусчатку чёрную мокроту с кровавыми сгустками. Ему становилось хуже – соответственно, и время, что отводила ему болезнь, было на исходе. Негодуя, предатель стиснул зубы. Злился на себя за беспомощность перед лицом поветрия и оттого закипал пуще прежнего.

Пускай Саргузы накрыла удушающая жара, горела у него только голова, одолеваемая мигренями. Всё остальное тело аж до костей пробирало от холода. Казалось, он видел ближе обычного, слышал тише, чем раньше, а солоноватый привкус морского воздуха смазался, начал горчить. Зараза одерживала верх, постепенно убивая его.

– Да плевать! – рявкнул Флэй. Уж лучше не думать об этом, дабы не растерять остаточный боевой дух. Он все ещё дееспособен, и это главное.

Ренегат пробрался на территорию ботанического сада. Едва он проделал шагов пять вглубь, последние лучи солнца, обжигавшие спину, скрыла надвинувшаяся туча. Нижние Саргузы тут же потонули в воплях упырей. По улицам проносились орды людоедов, напоминавших саранчу, ниспадающую на золотые нивы.

Серость обняла дезертира за плечи. Дендрарий он помнил изумрудным и притягательным в многообразии растительности. Ухоженным уголком природы, который человек берег, будто зеницу ока. Поздний вечер опустился нежданно, превратив ботанический сад в поистине зловещее место. Однообразное, давящее на рассудок.

Листва и хвоя казались чёрными на фоне синюшно-серых туч. Поднявшийся ветер, что дул с моря, колыхал ветви. Сад шелестел. Деревья будто бы пытались вселить ужас в сердце незваного гостя. Только вот Альдред был уже здесь. И не собирался отступать.

Былую пестроту цветов, что здесь произрастали, пожрали сгустившиеся сумерки. Ренегат проходил мимо полянок с полным равнодушием. Держался мощёной дороги, пока было сухо. Миновал фонтаны, беседки, всевозможные памятники из белого камня, гранита и меди. Человеческие образы казались живыми в полумраке. Своими глазами они провожали предателя.

Вестанские кипарисы, шумайские сосны и голубые ели теснили друг друга, образуя по обе стороны непроглядные стены. Чувствуя себя неуютно, Альдред нервно водил туда-сюда стволом аркебузы, вглядывался во мрак и заросли папоротника. К счастью, его из темноты не ждали. Ни единой пары белёсых глаз предатель так и не заметил.

Клёкот и вопли упырей слышались разве что со стороны Нижнего Города. Казалось, орды двигались куда угодно, только не в Дендрарий. Тем лучше. Птицы и пчёлы, которые в первой половине дня водились тут в избытке, попрятались, кто куда, в преддверии дождя. Так что Флэй оставался один на один с тьмой. Вроде как.

Хвоя резко обрывалась, а местами – попросту смешивалась, вдаваясь в пальмы, вечнозелёные дубы, клёны, платаны и вязы. При свете дня ботанический сад мог показаться раем на земле, но не накануне ночи. В голову Альдреда закрадывались дурные ассоциации. Будто бы он все ещё на Клыках, так и не покинул джунгли, а до сих пор бродит в их мраке, попросту растеряв рассудок.

Мурашки побежали по коже. Подсознание давило на него, изрекая остервенело:

«НЕТ!»

Флэй помотал головой, гоня прочь бредовое состояние. Он выдохнул, узнав старые оливы в горбатых силуэтах по правую руку. На островах такие не растут. Это Город. Это Полуостров. Большая Земля. Здесь всегда есть, куда бежать. От Семи Лун. От Пантеона. От нежити. От магов и инквизиторов. Правда же?..

Гром давно стих. А вместе с тем – и беснования двуногой саранчи. Зато на макушку Альдреда опустились первые капли дождя. Ливень претворяла морось. Влага, касаясь кожи, жгла покровы, будто брызги раскалённого железа. Флэй напрягся и нырнул в самую гущу заповедного леса, укрываясь под сенью высоких и старых клёнов.

Уперся рукой в шершавый ствол дерева. Сгорбился. Перевёл дух в отчаянной попытке окончательно взять себя в руки. Вышло, пусть и с переменным успехом. По ботаническому саду он прошёл всего ничего, но уже успел проклясть всё на свете.

Ему сейчас было бы в пору отлёживаться где-то, восстанавливать силы, лечиться невесть, чем. Но увы, никто не давал ему выбора. Он был вынужден идти вперёд, до конца не понимая, куда и зачем. Делать вид, будто так и должно быть. Альдред фыркнул, самому себе поражаясь. Казалось, это полная ахинея. Но нет. Всего-навсего явь.

Между тем ливень сменил морось. Начало лить, как из ведра. Рокот неба оглушал, а молнии на доли секунды превращали весь Материальный Мир перед глазами в однородную белизну. Передых пошёл на пользу. Стало легче. Боль в голове постепенно шла на спад. Альдред приободрился, настраивая себя на пересечение Дендрария.

Беглец вышел из-за дерева. Протиснулся между двумя горбатыми вязами, что росли крест-накрест и зашёл в папоротники. Шелест ветвей нисколько не смущал ренегата. Совсем другое дело: треск из-за деревьев справа. Флэй рефлекторно повернул голову на звук. Но было поздно.

Вспышка света. Альдред увидел, как в его сторону летит огненная стрела. Он впал в ступор, никак не ожидав её. Пламя угодило ему в грудь. Броня погасила удар, но дорогой ценой. Материализованный эфир тут же растёкся по поверхности, прожигая точку прилёта насквозь. Огонь коснулся кожи, поджёг плоть.

И снова вспышка. На сей раз – всего лишь молния, хлестнувшая землю где-то на севере Саргуз. Прогремел гром. Беглец будто бы выпал из реальности.

Дезертира повалило назад от удара. Он падал, неловко ловя ртом воздух. Кубарем свалился в естественный овраг, лишь чудом не поломав шею. Растянулся в траве, будто морская звезда на песчаном дне моря. Тяжело задышал, постепенно приходя в себя. Супротив боли, супротив ошеломления и звона в ушах.