Белая скво. Путь к свободе

Пролог

Похоронная процессия медленно продвигалась в сторону городского кладбища. Мостовая закончилась, и теперь за пределами города копыта бедной лошади утопали в размокшей грязи, скользя при подъеме к высокому холму, окружающему город с трех сторон. Вечно окутанный туманом он остался позади.

Не было множества людей, которые шли бы за телегой, запряженной одной лошадью, лишь трое скорбящих сопровождали усопших в последний путь, оставшаяся единственная дочь Лиззи, которой минувшей осенью сравнялось восемнадцать, и ближайшие соседи, чета Флетчер.

По правде сказать, покойникам повезло, если можно так выразиться о только что скончавшихся людях. Их хотя бы было кому похоронить. Обычно тех, кто умирал от оспы, свозили в общую яму собиратели трупов.

Лиззи только недавно оправилась от болезни и еще была слаба для такой дороги, но не проводить родителей в последний путь она не могла.

Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь (из древней притчи)

Глава 1 Новый Свет

Лето 1829 года выдалось очень жарким. Лиззи стояла на верхней палубе корабля, глядя, как приближается, кажущийся косматым издали берег, покрытый буйной растительностью. Яркое солнце освещало его с самого утра, нагревая камни. Высокое чистое небо простиралось над ищущим скорейшего пристанища кораблем. Лето еще только начиналось в большей части Северной Америки, но в Северную Каролину оно уже давно пришло. Длинные светлые волосы с золотистым отливом Лиззи заплела в косу и перекинула ее на высокую грудь через плечо. На правой скуле после оспы остался побелевший, чуть выступающий над остальной кожей, маленький рубец, которого девушка стеснялась, хотя на самом деле он нисколько не портил ее хорошенького лица с высоким лбом над темными изящными бровями. Голубые глаза, обращенные к медленно приближающемуся берегу, выражали восторженное нетерпение. Легкий ветерок приятно обдувал свежестью. Сине-зеленые волны, украшенные кружевом белой пены, неспешно накатывали на берег и так же степенно убегали обратно.

Лиззи очень волновалась по поводу того, как ее примут новые родственники, которых она никогда не видела и знала только по рассказам матери. Ее сестра Рэйяел покинула родную Англию, когда Лиззи еще не было на свете. По словам мамы, Рэйчел всегда стремилась уехать из сырой промозглой Англии, сменить климат на более теплый и, как она выражалась, “подходящий для нормальной жизни”. Ей не нравились вечная сырость и промозглость туманного Альбиона. Выйдя замуж за человека со схожими интересами, она покинула родные пенаты и никогда больше не возвращалась туда.

Во время путешествия большую часть времени Лиззи проводила в полном одиночестве на борту корабля, следовавшего в Северную Каролину. Люди вокруг нее находились, практически, постоянно, но Лиззи совсем недавно перенесла болезнь, потеряла родителей, ей пришлось оставить родную Англию, сесть на корабль с помощью миссис и мистера Флетчер, и теперь она находилась в том расположении духа, которое бывает у особо впечатлительных людей, и чувствовала себя очень одинокой.

Оставшись совершенно одна, после того, как ее родители отправились в мир иной, Лиззи долго не могла прийти в себя. Ей повезло, что близкие соседи ее семьи не оставили в беде, но у четы Флетчер имелись своих четверо детей, требующих ухода и заботы. Для Лиззи купили билет на средства, вырученные от продажи родительского дома, нашли и наняли в компаньонки пожилую женщину миссис Смит, которой тоже нужно было добраться до Северной Каролины. Ей заплатили определенную сумму за сопровождение девушки в Новый Свет.

Томительное путешествие, большую часть которого Лиззи страдала от утомительной, изматывающей морской болезни, прошло, как в тумане. Когда через несколько недель этого нелегкого плавания, наконец, показалась долгожданная земля, Лиззи вздохнула с большим облегчением. Слыша, рядом радостные возгласы незнакомых ей людей, уставших от однообразного водного пейзажа вокруг в течение многих дней, она радовалась наступающему освобождению.

Корабль причалил. Подали трап, и Лиззи спустилась вниз по веревочной лестнице, изо всех сил стараясь не запутаться в длинных юбках и не упасть в воду.

– Лиззи! Лиззи! – кричал высокий худощавый джентльмен средних лет, размахивая руками над головой, чтобы привлечь к себе внимание.

Они никогда не виделись прежде, но Лиззи поняла, что ее встречает муж сестры ее матери дядюшка Том.

Почувствовав, наконец, под ногами твердую почву, Лиззи едва не запела от радости и счастья, охвативших ее и заставивших почувствовать любовь ко всему миру не только вокруг, но и далеко за пределами видимого. Лишь присутствие посторонних людей рядом, остановило ее.

– Вот ты какая, Лиззи! Совсем взрослая девушка! – воскликнул, переставая размахивать руками, джентльмен, – Идем, мои лошади здесь рядом. Я Том, – представился он, и немного подумав, добавил, – дядюшка Том.

По тропинке, протоптанной в высокой густой ярко-зеленой траве, они подошли к фургону, запряженному парой гнедых лошадей. В Англии трава была другой из-за меньшего количества солнца. Даже такие, казалось бы мелочи, удивляли Лиззи. На козлах сидел кучер из людей дядюшки Тома. Расположились внутри на скамьях, установленных вдоль бортов. Лиззи села на одну из скамеек. Дядюшка Том уселся напротив и по дороге не сводил с нее бледных карих глаз.

Несколько дней они тряслись по пустынным пыльным проселочным дорогам, где изредка встречались им навстречу крытые повозки с фургонами или открытые телеги с тюками сена, где примостились едущие по своим делам люди.

Ночи Лиззи и дядя Том проводили в фургоне, останавливаясь где-нибудь неподалеку от дороги, чтобы привести себя в порядок, нагрев на костре воды и приготовить поесть.

В течение долгого времени по обеим сторонам от дороги вдаль тянулись хлопковые поля. Наконец, однообразный пейзаж изменился. Впереди показалась усадьба. Они подъехали ближе, и перед Лиззи предстал большой дом из дубовых досок, обшитый тесом. Нависающий над первым этажом, второй выпячивался на переднем фасаде дома и по бокам. Посередине над четырехскатной крышей возвышалась массивная центральная труба. Рядом с домом в десятке ярдов располагался новый сарай, обшитый таким же тесом, что и дом.

Их встречали пышная рыжеволосая женщина с замысловатой прической в длинном пышном светлом платье из муслина, и рядом с ней стоявшая такая же рыжеволосая девушка лет восемнадцати, в чуть менее пышном платье того же цвета, но другого фасона, уменьшенная копия первой.

– Познакомься, Лизи. Твоя тетя Рэйчел и наша дочь Лилиана, твоя сестра, – сказал дядюшка Том, вылезая из фургона после долгой поездки и с наслаждением расправляя плечи и потягиваясь.

– Лиззи, надеюсь, эпидемия оспы закончилась в Англии? Твои бедные родители так не вовремя скончались. Мы получили письмо от ваших соседей мистера и миссис Флетчер, но не думали, что ты отправишься на этом злосчастном корабле, где будут еще и рабы, – быстро говорила тетушка Рэйчел. При этом она разглядывала племянницу, которую до этого ей никогда не доводилось видеть, по причине того, что они с мужем покинули Англию задолго до рождения Лиззи.

–– Да, тетя. Опасность миновала. Ничего больше не угрожает людям в моем городке. Глазго, где мы сели на корабль с миссис Смит, она не затронула к счастью, – ответила Лиззи, стараясь быть как можно более вежливой, чтобы не показать себя «деревенщиной» перед новыми родственниками.

–– А где сейчас миссис Смит? – поинтересовалась тетушка Рэйчел.

–– Мы попрощались с ней еще на корабле. Она отправится в Джорджию к дочери, – пояснила Лиззи тете, желающей быть в курсе всего, что касается ее семьи, а с появлением в семье племянницы все события вокруг девушки неизменно затрагивали семейство Рэйчел.

Все проследовали в дом, где Лиззи поразилась богатству.

Тетушка Рэйчел проследовала в просторную комнату. Еще до приезда Лиззи было решено поселить ее с двоюродной сестрой Лилианой. Большая, уставленная хорошей резной мебелью вишневого дерева, с двумя удобными кроватями с балдахинами и мягкими перинами, заправленная тяжелыми вытканными покрывалами с золотистой вышивкой, с тяжелыми золотистыми портьерами на окнах. На стенах висели картины, по большей части портреты.

Когда Лиззи оказалась в этой комнате, она подумала: «Зачем в спальне портреты незнакомых людей? Хотя, ведь это я их не знаю. Хозяевам дома они, наверно, знакомы».

– Кто это? – спросила она у Лилианы, разглядывая один из портретов.

– Как? Ты не знаешь Джорджа Вашингтона? – ответила Лилиана с нескрываемым удивлением.

– Нет. В Англии я не обсуждала его ни с кем, – произнесла Лиззи, пожимая плечами.

– Это первый президент Соединенных Штатов Америки, – воодушевленно объяснила Лилиана.

Через два дня тетушка сама явилась к ним в комнату.

– Сегодня соберутся гости из соседних поместий. Приедут Робинсоны, Тетчеры, МакДональды. У Робинсонов есть неженатый сын. Лиззи, тебе стоит подумать о своем будущем, – тетушка Рэйчел выразительно взглянула на племянницу, поправляя изумрудное шелковое платье на своей пышной фигуре.

Лиззи удивилась, взглянув на тетю Рэйчел, затем на Лилиану. «Отчего тетя говорит это только мне? Почему я должна думать о своем будущем, связывая его с неизвестным мне человеком? Лилиане столько же лет, сколько и мне, но ее не заставляют выходить замуж,» – подумала она с грустью, от которой защемило в груди. От изумления она не могла вымолвить ни слова и промолчала в ответ. За несколько дней, проведенных в доме, она уже поняла, что с тетей лучше не спорить. Тетушка все равно будет настаивать на своем до последнего.

– Что ты наденешь, Лиззи, по такому случаю? – поинтересовалась Лилиана, зная о наличии у сестры лишь двух повседневных платьев.

Лиззи не успела ответить, как тетушка Рэйчел решила за нее.

– Одолжи Лиззи свое желтое платье, оно будет ей в самый раз, – обратилась тетя Рэйчел к Лилиане.

– Не стоит беспокоиться, – ответила Лиззи, – я надену что-нибудь не такое яркое.

– Нет-нет! – воскликнула тетушка Рейчел, – обязательно нужно яркое! Ты должна привлечь внимание и покорить мистера Робинсона! – торжественно заявила она.

–– Может быть желтое подойдет? – спросила Лилиана с сомнением.

–– Да-да! Желтое будет в самый раз! – воскликнула тетушка Рэйчел, радуясь так быстро найденному решению.

Гости должны были приехать к вечеру. Этот прием тетушка Рэйчел ожидала с большим нетерпением. Наконец-то, она сможет похвастаться своим новым приобретением – собственной рабыней. Эта чернокожая девчонка будет прислуживать им во время званого ужина. Не зря же Том купил ее, когда ездил в Чарлстон.

–– Я жду вас к пяти вечера. После ужина в доме будет чаепитие в саду, – предупредила тетя Рэйчел, обращаясь к обеим, но при этом смотрела она на дочь, как бы выделяя ее и оставляя за старшую.

“Почему тетя так хочет моего замужества? Неужели ее в самом деле волнует мое счастье? Тогда зачем мне совершенно незнакомый человек? Родители никогда бы так не поступили со мной. Разве я вещь?” – размышляла ошеломленная Лиззи с грустью.

– Лиззи, отчего ты задумалась? – спросила Лилиана, не понимая, почему ее двоюродная сестра так переменилась в своем настроении, еще совсем недавно бывшая веселой и беззаботной.

– Да так. Не пойму, зачем мне обязательно нужно выходить замуж, и прямо сейчас, – ответила Лиззи печально.

– А что? Йен богат. Будешь жить в роскоши и довольстве. – объяснила Лилиана, глядя на Лиззи с выражением непонимания, – Разве ты этого не хочешь? – удивилась она недальновидности сестры.

– Вовсе нет, – ответила Лиззи смущенно, поражаясь словам Лилианы.

– Ну, знаешь, – сказала Лилиана и сморщила напудренный носик, – не тебе это решать, – заключила она, ошеломив своими словами Лиззи.

***

Первыми приехали ближайшие соседи мистер и миссис Тэтчеры. Эта пара давно обосновалась в Северной Каролине. Как и все остальные приглашенные, они прибыли в Новый Свет из Англии. Поначалу супруги пробовали жить на западе Вирджинии, но, спустя недолгое время, муж решил перебраться в Северную Каролину поближе к городу Роли, а жена предпочитала не спорить с ним. Здесь супруг получил участок земли, и, как и многие другие переселенцы, они пустили корни на этой благодатной почве.

За ними прибыли МакДональды. Эти супруги относились к тем авантюристам, которых порывом ветра переселения в Новый Свет подхватило из Шотландии. Они пересекли океан, остановив свой выбор на Луизиане, но там им не понравилось из-за множества французов. Наполеон совсем недавно продал Луизиану Соединенным Штатам, и спустя пару месяцев в конце осени 1803 года МакДональды стали обладателями большого участка земли. Чуть позже они перебрались в Северную Каролину поближе к Форту Тулуза, где французы не досаждали им своим присутствием повсюду.

И, наконец, приехал Йен Робинсон. Этот молодой землевладелец принял бразды правления от отца, обосновавшегося здесь с супругой лет двадцать назад и разбогатевшего на выращивании хлопка за счет труда рабов. Родители его, хоть и получили приглашение к ужину, но в силу возраста не сопровождали сына, который давно самостоятельно вел дела, касающиеся их поместья.

Приглашенные расположились в одной из самых больших комнат дома. Резная мебель красного дерева, была заказана хозяином в Европе. Тяжелые бордовые портьеры, украшенные вышивкой золотом, обрамляли высокие окна. Все сводилось к тому, чтобы перещеголять соседей. Пока Тому, подстегиваемому супругой, это удавалось. Он слыл одним из самых обеспеченных землевладельцев Северной Каролины. Под его намерения удачно выдать замуж племянницу, как нельзя лучше подходил молодой мистер Робинсон с его обширными хлопковыми полями и множеством рабов. Из этого брака Том хотел получить материальную выгоду для себя. Возможно, впоследствии представится возможность объединить их владения, кто знает.

За столом было весело и довольно шумно. Ближайшие соседи были рады вырваться из привычной рутины и оказаться “в обществе”. Они шутили и смеялись, разглядывая дом и сравнивая все, что видели с тем, что имели сами.

На богато уставленном столе, покрытом белой, как первый снег, которого много лет никто из присутствующих не видел после отъезда из Англии, скатертью, красовались вкуснейшие блюда, приготовленные поваром, выписанным Томом из Чарлстона. Ветчина, бекон, свинина, куриный мулл с кусочками курицы, жареная оленина, запеченная форель, свежие персики, яблоки, виноград и орехи пекан. Было даже домашнее мороженное на десерт. Том недавно устроил отсек со льдом в новом погребе и теперь решил блеснуть этим перед соседями. После ужина хозяйка велела подавать чай.

Сэм, их новая рабыня с короткими темными курчавыми волосами вошла в гостиную, неся большое серебряное блюдо, уставленное белыми с синими шариками фарфоровыми чайными чашками, привезенными хозяином дома из Вирджинии.

Перед тем, как сесть за стол, Лиззи попыталась избавиться от навязчивого ухажера, представленного ей, как мистер Йен Робинсон. Он постоянно норовил ухватить ее руку потной липкой ладонью. Лиззи старалась увернуться от очередной попытки влажных ладоней завладеть ее рукой, и задела, неловко повернувшись, большой разнос с чайным сервизом, который несла девушка-рабыня.

Платье тут же оказалось облитым, часть чая вылилась на ковер, устилающий пол, а чашки дружно полетели на него. Жидкость растекалась, оставляя темные пятна на ворсе. Кто-то из гостей ахнул, кто-то вскрикнул. В комнате повисла напряженная тишина.

– Вон, мерзавка! – взвизгнула хозяйка дома в наступившей оглушающей тишине, – в сарай ее, запереть! – кричала Рэйчел, в то время, как лицо ее покрывалось багровыми пятнами.

– Рэйчел, успокойся, я прослежу, – спокойно произнес дядюшка Том, давно привыкший к импульсивности супруги и подобному проявлению недовольства.

Все время, прошедшее с момента столкновения Лиззи с разносом в руках темнокожей рабыни, Лиззи стояла, ни жива, ни мертва, едва переводя дух.

– Стойте! Это я нечаянно толкнула девушку, – сказала она в отчаянии, сжимаясь от страха, чувствуя кожей, как на нее все смотрят с осуждением. Эти люди совсем не поняли ее порыва. Почему племянница хозяйки дома пытается оправдать рабыню?

– Какая милая девушка. Очаровательно! – воскликнул, стоявший рядом Йен Робинсон, и Лиззи вновь почувствовала, как ее рука оказалась в липких холодных объятиях ладони ее соседа.

Дядюшка Том, собственноручно тыкая рабыню в спину, так, что девушка едва держалась на ногах, сопроводил ее в сарай, где запер на большой висячий замок.

– Совсем распоясались эти рабы, – произнесла одна из гостей, такая же дородная женщина, как и тетушка Рэйчел.

– Может быть, стоит присмотреться к индейским женщинам? – спросила ее соседка по столу миссис МакДональд.

– Что вы? Они совершенно дикие и не поддаются обучению. Индейцы вообще очень кровожадные дикари. Лично я опасаюсь держать их в доме, – ответила сухая, как вобла, миссис Тэтчер.

Лиззи не могла понять, почему обвиняют рабыню Сэм, а не ее. Как вообще эти люди могут рассуждать подобным образом о других? Если бы они только могли прочувствовать на себе все прелести жизни этих несчастных, но господам даже в голову не приходит, что рабы такие же люди, как и они.

Лиззи совсем не хотела связывать свою жизнь с едва знакомым мужчиной. Ей не нравились его липкие потные руки, вечно вытирающие из-за отсутствия платка нос, из которого непрестанно текло. Этот человек искренне считал себя подарком судьбы для любой девушки, а уж для сироты из далекой Англии и подавно. Его лицо так и светилось излучая самодовольство.

– Разве у вашей племянницы есть выбор из женихов? – говорил Йен дядюшке Тому, сидя за сигарой в кресле за маленьким низким столиком в углу залы. Они уединились для разговора по предложению Тома.

– Может быть и так. Однако, Лиззи образована, воспитана. Она составит хорошую партию для молодого человека, подыскивающего покладистую добродетельную супругу, – отвечал ему Том, расхваливая достоинства племянницы жены.

– Ну, если так… То есть вы обещаете, что эта девушка будет тихой и скромной, как и подобает приличной супруге? Возможно, я подумаю над вашим предложением, хотя, мне не показалось, чтобы она была заинтересована мною.

– Что вы, Йен, вам показалось, – ответил дядюшка Том, улыбаясь, – Девушка скромна и стеснительна. Прошу вас, будьте к ней снисходительны! – произнес он, стараясь убедить собеседника повременить с выводами. Он поднялся, откланялся и поспешил на поиски своей жены.

– Рэйчел, нам надо поговорить, – шепнул супруг своей жене, увлеченно обсуждающей пороки индейских женщин с соседками.

Рэйчел недовольно поджала губы, прерывая дискуссию с Дженни Тэтчер, и последовала за мужем в соседнюю комнату.

– Все может сорваться, – взволнованно заговорил Том, напряженно вглядываясь в лицо жены, – Йен Робинсон не намерен долго добиваться эту строптивую девчонку. Ты видела, как она постоянно дергается от его прикосновений и норовит увильнуть? Это решительно никуда не годится, – горячо закончил Том свою пылкую речь.

– Дорогой, ее никто не спрашивает о желании этого брака. Все будет так, как мы решили, – сказала Рэйчел, пытаясь успокоить мужа.

– Я не намерен содержать лишний рот, – продолжил Том.

Лиззи искала тетю Рэйчел, чтобы объяснить, что новая рабыня не виновата. Это она сама нечаянно задела разнос, неловко повернувшись. Пусть Сэм не наказывают из-за проступка, который девушка не совершала. Лиззи подходила к комнате, куда недавно вошла тетушка, когда услышала доносившийся в коридор разговор. Поняв, что тетя не одна, Лиззи остановилась в нерешительности. От услышанных невольно слов о ней и мистере Робинсоне у Лиззи закружилась голова. Нет, только не этот сопливый мистер Робинсон с его толстыми влажными губами и множеством бородавок на липких пальцах. Почему ее так настойчиво пытаются выдать замуж? Неужели она так много ест? «Лишний рот» – повторила она слова дяди.

– Лиззи, вот где ты, – проговорила Лилиана, – Кстати, тебе идет мое желтое платье, – не преминула она уколоть сестру тем, что вынуждена была дать ей свое платье по просьбе матери, – Не видела моих родителей? – спросила она.

На шум в коридоре из комнаты вышла тетушка Рэйчел.

– Тетя Рэйчел, я хотела сказать, это я виновата в том, что сервиз разбился. Сэм ни при чем, – сказала Лиззи.

– Далась тебе эта рабыня, – перебила ее тетушка Рэйчел, – Завтра Том продаст ее. Для работы на плантациях всегда требуются новые рабы, –добавила она. От истерики тетушки по поводу разбитых чашек не осталось и следа, – Мрут, как мухи, –сказала она, сморщив нос, – Лучше не забывай о Йене Робинсоне. К осени ты должна быть замужем. Начинай думать об этом прямо сейчас.

В голове у Лиззи помутилось. Сквозь шум в ушах она услышала, как хихикнула Лилиана, и как тихо шикнула на нее тетушка Рэйчел. Лиззи сказала, что ей необходимо выйти на террасу подышать свежим воздухом, и поспешила наружу.

Она осторожно вышла из дома и мелкими перебежками припустила к сараю, находившемуся чуть в отдалении. На пути не встретилось ни единого деревца или кустика, чтобы укрыться от чужих глаз. Дядюшка Том велел убрать все деревья и кустарники вокруг дома, опасаясь набегов индейцев. Остался лишь фруктовый сад, расположенный немного в стороне от дома.

Она добралась до одинокого строения у края двора. Ключ, как и предполагала Лиззи, висел над дверью. Она отперла замок и прошмыгнула через приотворенную дверь внутрь, рискуя получить выговор от дядюшки, если не удастся ее план.

– Не пугайся, Сэм, – прошептала Лиззи, – я пришла поговорить, – тихо добавила она.

Навстречу ей поднялась с остатков прошлогоднего сена испуганная девушка. Скорее всего, до прихода Лиззи она лежала ничком на соломе, потому что платье ее измялось спереди, а на лице пролегли влажные дорожки от слез.

– Мы должны бежать, – горячо заговорила Лиззи.

– Нет, мисс Лиззи. Не надо, – ответила взволнованно Сэм, опуская большие карие глаза.

– Сэм решайся. Тебя продадут для работы на плантациях. Тетушка Рэйчел прямо об этом сказала, – говорила Лиззи рабыне, стоя посреди сарая.

– Что вы, мисс Лиззи. Я не могу. Меня поймают, – отвечала Сэм, пребывая в растерянности от поведения мисс Лиззи. Она еще толком не поняла, что мисс собирается бежать вместе с ней.

– А что будет с тобой, когда тебя продадут? Нужно действовать скорее. Когда гости разъедутся, дядюшка Том обещался сам выпороть тебя, – сказала Лиззи.

– Ой, не знаю, мисс Лиззи, – ответила Сэм, поежившись.

– Сейчас гости вышли в сад для чаепития. Самое время бежать, – продолжала свою речь Лиззи.

– А вам это зачем, мисс Лиззи? – спросила Сэм.

– У меня свои причины покинуть этот дом, – ответила девушка.

Сэм и подумать не могла, что у богатых могут быть какие-то причины для побега из дома. Только теперь она сообразила, что мисс собирается бежать вместе с ней.

Сколько еще пришлось бы уговаривать Сэм, Лиззи не знала, но время шло, и медлительность была им не на пользу.

– Дядя уже идет сюда, ты видела его новую плетку? – спросила она, сделав большие глаза.

– Ой, мисс Лиззи, бежим скорее, – вымолвила Сэм, испуганно вглядываясь в щель в стене сарая.

Лиззи только этого и ждала. Заранее отогнутый снаружи гвоздь, позволил легко вынуть доску из противоположной от входа стены. Лиззи вылезла из сарая и протянула руку Сэм. Рабыня выбралась наружу следом.

Обе девушки припустили со всех ног по направлению к парадному входу дома с высокими белыми колоннами, державшими навес над белым каменным крыльцом. Они вбежали, никого не встретив на своем пути. Гости и хозяева вышли в сад.

Пробегая мимо одной из комнат, Сэм, потеряв всякое чувство страха, схватила большую деревянную шкатулку, сунула ее в руки Лиззи. Та с удивлением обнаружила в ней драгоценности. Лиззи уже намеревалась было отбросить ее в раскрытую дверь комнаты, как ее внимание привлекла до боли знакомая вещь. «Мамины бусы» – мелькнуло в голове, и Лиззи выхватила голубые бирюзовые бусы, захлопнула шкатулку и бросила, как и намеревалась в раскрытую дверь комнаты. Она торопливо надела бусы на шею, чтобы не потерять, и побежала догонять Сэм. Через черный ход девушки выбежали на задний двор и устремились в рощу, стараясь скорее покинуть территорию поместья.

Спустя некоторое время остановились перевести дух и немного отдышаться.

– Сэм, здесь, вроде, должна быть река рядом? – спросила Лиззи, припоминая домашние разговоры.

– Да, мисс Лиззи. Туда, – указала Сэм рукой направление, и обе снова припустили бегом, что есть мочи.

***

Том растерянно стоял посреди нового сарая, разглядывая дыру в стене. Эта несносная рабыня сбежала. Вот же чертово отродье. Что делать с этими животными? Он купил ее совсем недавно. Кто знал, что смирная с виду черная девчонка окажется не только неповоротливой в делах, но и достаточно прыткой, чтобы удариться в бега? Сейчас еще Рэйчел начнет его пилить, почему он сразу не наказал эту рабыню. Ну не при гостях же было пороть ее, в самом-то деле.

– Том! – раздался возглас жены, – ты еще не начал? – спросила она, входя в сарай, – А где девчонка? – произнесла Рэйчел, удивляясь отсутствию виновницы ее посещения этого неблаговидного места.

– Я бы сам хотел это знать, – ответил ей Том, неопределенно пожимая плечами.

– Ах! – вскричала Рейчел и схватилась за сердце, картинно изображая обморок. Она упала в руки подоспевших гостей.

Том оставил жену, переложив обязанность приводить ее в чувство на бестолково суетящихся охающих соседок и старую рабыню, давно прислуживающую им в доме. Он отцепил своего любимого пса и с несколькими людьми направился по следу, взятому собакой.

Перейти реку не получится, она слишком широкая и глубокая. Позади уже слышался собачий лай. Сэм со страхом смотрела на воду.

Завидев реку, Лиззи вздохнула с облегчением. Сэм остановилась, не желая продолжать, потому что требовалось войти в воду.

– Сэм, ну что же ты? – остановилась Лиззи.

– Мисс Лиззи, я не хочу в воду. Я не умею плавать, – ответила Сэм жалобно, взглянув на Лиззи.

– Я тоже не умею плавать, – произнесла Лиззи, заходя в реку, – но какой у нас выбор? У них охотничьи собаки, нас в два счета поймают.

Отец Лиззи был охотником, и Лиззи знала, что от собак нужно уходить по воде.

– Ну же, Сэм, давай! – Лиззи протянула руку.

Сэм повернулась назад. Собаки лаяли уже гораздо ближе, и тогда она решилась. Ступила в холодную воду, приподняв подол платья, который, впрочем, тут же намок, несмотря на ее предосторожности. Вода становилась темнее, дно ушло из-под ног, Сэм отчаянно колотила руками по воде.

Лиззи подхватила ее, но сама она плавала совсем плохо, некоторое время они еще как-то пытались держаться на воде, судорожно хватая воздух и молотя руками перед собой.

– Вон они! Держите их! – раздался крик с берега.

В этот момент Лиззи перестала воспринимать реальность, потеряв сознание.

Очнулась она через какое-то время. Сколько прошло с того момента, как она слышала крики на берегу? Час, день? Лиззи попыталась приоткрыть один глаз, затем второй. Сначала нечеткие очертания постепенно приобретали более определенные черты.

Лиззи обнаружила себя, лежащей на дне узкой лодки. Промокшая до нитки Сэм сидела рядом. Слышался чужой говор. Лиззи не понимала ни слова. Почему она ничего не может понять? Лиззи лежала на спине, смотрела в высокое чистое небо. Его вечерняя синь казалась нереально притягивающей бездной. Вот бы оказаться там, чтобы все несчастья остались где-то далеко-далеко. Опустив глаза, она увидела совершенно незнакомых мужчин с длинными гладкими черными волосами и коричневой кожей, одетых кто в набедренные повязки, кто – в кожаные штаны до колен, обутых мокасины из цельного куска кожи, загнутого вокруг ступни и завязанного на подъеме. Эти странные люди говорили на незнакомом ей языке, вот отчего она не понимала ни слова.

– Сэм, – прошептала Лиззи. Губы с трудом ей повиновались. Пытаясь растянуть их, она почувствовала резкую боль.

– Тихо, мисс Лиззи. Индейцы думают, что вы без сознания, – прошептала Сэм.

Однако, один из мужчин заметил, как девушки разговаривали.

На своем языке он заговорил с соплеменниками, указывая на несостоявшихся утопленниц.

Он и индеец с волосами до плеч, одетый в набедренную повязку, начали спорить. Их мнения явно не совпадали, причем, видимо, являлись совершенно противоположными друг другу. Один из них, злобно сверкавший темными глазами, как назвала его Лиззи про себя, Злыдень, заметив их разговор, начал громко кричать, призывая других вступить в спор, но никто больше из его спутников не решился говорить, Индеец с обсидиановыми глазами, похоже, что-то запрещал Злыдню. Он подошел к девушкам, присел перед Лиззи.

– Не бояться, – произнес индеец по-английски, глядя на Лиззи черными, словно полированный обсидиан, глазами, – Острый Коготь – при этих словах он ударил себя в грудь ладонью, – не даст в обида.

Одет он был в кожаные штаны до колен и высокие мокасины. На шее у него висело ожерелье из медвежьих когтей.

– Почему я должна бояться? – спросила Лиззи у Сэм.

У вас рана на ноге, мисс Лиззи. Тот злой, который в набедренной повязке, не хотел, чтобы вы оставались в лодке. Он хотел выбросить вас обратно в воду, потому что сильно шла кровь, но этот, который говорит с вами, ему не позволил.

– Рана? А почему я ничего не чувствую? – спросила Лиззи.

– Не знаю. Наверно, потому, что они посыпали на рану какой-то серебристый порошок. На голени содрана кожа.

Лиззи попыталась сесть, чтобы посмотреть, что случилось с ее ногой.

– Наверно, вы задели ногой о проплывающее в воде бревно или корягу, – предположила Сэм.

– Нада лежать. – сказал Острый Коготь, – Туда, – показал он рукой на то место, где она только что лежала.

Лиззи почувствовала слабость, закружилась голова, предметы вокруг нее начали расплываться, и она легла обратно на дно длинной узкой лодки.

Они еще долго плыли по течению, прежде чем сошли на берег. Ей казалось, что она никогда не коснется больше ногами твердой поверхности земли, ее так и будет постоянно качать, сопровождая тряску тошнотой.

Наконец пристали к берегу.

Мужчины покинули длинную узкую лодку, не обращая внимания на девушек. Это были совсем молодые индейцы. Они смеялись, отчего их высокие острые скулы поднимались еще выше, тонкие черты лиц с прямыми носами не выглядели отталкивающе. Размахивая сильными мускулистыми руками, высокие и стройные с загорелой темной кожей, они слаженно занялись приготовлением ужина.

Двое из них разожгли костер, потерев в ладонях маленькую сухую твердую палочку длиной с древко стрелы, вставив ее в отверстие в коре дерева.

Двое других взяли стрелы и принялись пускать их в воду недалеко от берега. Потом оба ныряли, вытаскивая рыбу со стрелами из воды. Вскипятили воду, запекли рыбу, заварили свежие листья падуба, достали сухие кукурузные лепешки.

Еду и золотисто-зеленую жидкость, налитую в кору тыквы, снова принес индеец, назвавший себя Острым Когтем, с присоединившимся к нему новым почитателем пленниц. Этот новый друг молодой индеец удивительным образом походил на своего более старшего собрата, но выглядел чуть моложе.

Являются ли Лиззи и Сэм пленницами, они сами не понимали. Относились к ним не плохо, за исключением того индейца, что был в набедренной повязке с волосами до плеч, подвязанными лентой на лбу. Он изредка гневно поглядывал на девушек, останавливая недобрый взгляд темных глаз, совсем иных, чем у Острого Когтя, на Лиззи. Взгляд этот давил тяжестью, заставлял держаться подальше ото всех остальных.

– Мате, лепешка, рыба. Есть, – сказал индеец с обсидиановыми глазами, предлагая еду.

От него исходил легкий аромат дыма.

– Спасибо, – поблагодарила Лиззи, обратив внимание на его длинные тонкие пальцы.

Сэм тоже вслед за Лиззи приняла чашу с напитком от младшего индейца, кивая ему и давая понять, что они благодарны.

– Что это за племя, не знаешь? – спросила Лиззи у Сэм, жующей кукурузную лепешку.

– Должно быть маскоги, мисс Лиззи. Это же река Куса, – ответила Сэм.

– Я слышала, тетушка опасалась набегов чероки, – сказала Лиззи.

– Нет, не чероки. Эти, вроде не сильно злые. Не думаю, что чероки вытащили бы нас из воды, – ответила Сэм, – Мисс Лиззи, не знаю, как сказать…, – начала Сэм.

– Да говори уж как-нибудь, – подбодрила ее Лиззи.

– Этот индеец совершил над вами непотребство, – сказала Сэм, – опуская глаза.

– Что? – вскричала Лиззи, мгновенно вскочив на ноги.

– Он… Он… целовал вас, когда вас вытащили из воды в лодку.

– Зачем ему это делать? – спросила Лиззи, удивляясь несказанно.

– Я не знаю, но после этого вы ожили и начали дышать, – продолжала Сэм.

Лиззи долго смотрела на странного индейца, не зная, что и думать.

На ночевку расположились на поляне с мягкой шелковистой травой. Индейцы устроились рядом друг с другом. Девушки держались отдельно от них, устроившись чуть в стороне. Злобный индеец, молча, подошел к ним и привязал обеих длинной веревкой за руки к дереву. Обе веревки, отходящие от рук, соединил с еще одной и привязал к своему запястью.

– Это чтобы мы не сбежали, мисс Лиззи, – догадалась Сэм.

– Наверно. Мог бы не стараться. Далеко я все равно не уйду со своей ногой, – прошептала Лиззи Сэм.

– Стоило ли нам сбегать, мисс Лиззи? – спросила Сэм, – чтобы попасть в руки индейцев.

– Я уже и сама не знаю. Кто же знал, что мы попадемся им, – ответила ей Лиззи.

Злыдень дернул веревку, и девушки замолчали.

Лиззи проснулась посреди ночи. Звезды, яркие в это время года, наравне с полной луной освещали ночное небо. Из-за полнолуния была отчетливо видна фигура одинокого индейца, прислонившегося к стволу развесистого дуба. Лиззи поежилась. Похоже, он смотрел прямо на нее. Может, от пережитого у Лиззи разыгралось воображение, и он просто стоит себе, думает о чем-то своем. Мало ли что человек хочет обдумать наедине. Однако, Лиззи не покидало ощущение присутствия на себе его взгляда. Лиззи долго смотрела на звезды, иногда поглядывала на индейца. Затем отвернулась и попыталась заснуть, но сон не шел. Она снова взглянула туда, где темнел силуэт индейца, но он уже исчез. Уж не воображение ли играет с ней шутки?

Этой ночью Острый Коготь не сомкнул глаз. Такую красоту он видел впервые. Светлые волосы и голубые глаза этой белокожей девушки пленили его. Именно ее он видел в своем видении много лет назад. Ее лицо было совершенным, несмотря на маленький шрам на высокой скуле.

Ей и ее темнокожей подруге придется жить в его племени, если они добровольно этого захотят. В противном случае ее ждет либо рабство, либо смерть.

Он вспомнил, как храбро она и ее подруга бросились в реку, как голубоглазая пыталась помочь своей спутнице, но течение тащило обеих на середину реки.

Утром девушки умылись, приведя себя в относительный порядок. Наскоро перекусили лепешками и рыбой, оставшимися с вечера, запили вчерашним отваром падуба. После небольшого завтрака снова пришлось лезть в тесное каноэ.

Глава 2 Индейская деревня

Снова долго плыли по реке. За бортом лодки темнела вода Кусы. Наконец, они оказались там, куда надо было индейцам. Подгоняя девушек, они выгрузили мешки, взяли поклажу и направились в густой непролазный лес. Идти было сложно, Лиззи не предполагала, что их побег обернется подобными трудностями. О чем она вообще думала, предлагая Сэм бежать? У них даже не было с собой никакой еды. Лиззи намеревалась по воде пройти небольшое расстояние, выйти на берег и по суше уже передвигаться в сторону ближайшего города. В том, что им это удастся, она не сомневалась. Лиззи считала, что они обязательно вышли бы на дорогу, ведущую в город. Кто знал, что обеих подхватит течение и потащит на самую середину реки.

Своим медленным передвижением девушки задерживали идущих впереди индейцев. Лиззи могла идти лишь медленно, с трудом наступая на больную ногу. Сэм шла рядом с ней, в очередной раз шепнув:

– Ой, мисс Лиззи, вам должно быть очень больно?

Лиззи не выдержала. Она давно собиралась это сказать.

– Сэм, зови меня просто Лиззи. Мы с тобой в одинаковом положении, – прошептала она.

– Но как же… – начала было Сэм.

– Зови и все, – шикнула Лиззи.

Было видно, как нервничают индейцы. Они спорили, глядя на девушек и указывая на них руками. Лиззи и Сэм чувствовали, что они, вроде и не пленницы, но по какой-то причине их не хотят оставлять. Злыдень даже, опасаясь их побега, связал их веревкой между собой и привязал к себе на ночь.

Утром отношение Злыдня к ним не изменилось.

– Острый Коготь, эта белая девчонка задерживает нас. Так мы будем целых семь лун идти до деревни, – сказал Орлиное Перо, тот самый индеец, который очень хотел избавиться от Лиззи, прозванный ею Злыднем.

– Орлиное Перо, я уже сказал тебе, чтобы ты забыл о своем наваждении, – ответил ему Острый Коготь, игнорируя доводы мужа своей сестры.

Орлиное Перо имел такой же склочный характер, как и его родная сестра Итаки.

– Ты что, Острый Коготь, хочешь неприятностей для нашего племени? Если нас схватят из-за нее? – сказал Орлиное Перо, стараясь найти подходящие слова. Ему никак не удавалось убедить шурина в нецелесообразности его поступка.

– Остынь, Орлиное Перо, – коротко бросил ему Острый Коготь.

– Тогда давайте обменяем эту девчонку, – предложил один из индейцев, – Вернем ее семье за солидный выкуп. Пара десятков одеял и винтовок с патронами нам не будут лишними, – вставил он свое слово в разговор.

– Помолчи, Сопливый Гусь, – прикрикнул Острый Коготь на него, – Мое видение что-то да значит.

– Ну как знаешь, – процедил Орлиное Перо, обращаясь к Острому Когтю.

– Спорят о чем-то. Видать, нас обсуждают. Скорее меня, – сказала Лиззи, глядя на индейцев, обращаясь к Сэм.

– Боятся, что мы можем попасться в руки враждебному племени, вот и не оставляют. Живыми они нас точно не отпустят. Будем задерживать их, нас убьют, – прошептала Сэм, – Тот, который самый злой, точно это сделает.

Лиззи изо всех сил прибавила ходу, с трудом переводя дыхание.

Сколько раз она оказывалась на волосок от гибели, Лиззи сбилась со счета. Только помощь верной Сэм, не оставившей ее, помогала двигаться дальше. Сэм нашла палку, на которую Лиззи могла опираться. Другой рукой она держалась за плечо Сэм. Так они и шли. От внимания Лиззи не ускользало, что Острый Коготь, тот, который пытался подбодрить ее у реки, часто ссорился со Злыднем, при этом оба поглядывали на нее. Кажется, именно она была для них причиной раздора.

Во время очередного ужина, индеец, по мнению Лиззи, противившийся ее убийству, подошел к ним с Сэм, как всегда сидящим отдельно в стороне.

– Не бояться. Острый Коготь не давать в обида, – произнес он те же слова, что и прежде. Присев перед Лиззи, индеец протянул руку к ней. Лиззи отпрянула.

– Чего он хочет, Сэм? – спросила она, не сводя голубых глаз с индейца.

Острый Коготь тем временем дотянулся до нее и прикоснулся к нитке бирюзовых бус на ее шее, погладил один из камней и произнес:

– Твой глаза – небесный камень. Кальчиулитль.

– Я думаю, он говорит, что ваши глаза похожи на бирюзу, – заметила Сэм.

– Кажется, я поняла, – прошептала Лиззи, чувствуя, как ее затягивает черная бездна обсидиановых глаз индейца.

Острый Коготь и сам не знал, чем ему так понравилась эта девушка. Она появилась в его жизни как мягкий свет в темноте. Видение – это одно, а то, что ему нравилась ее внешность – это другое. Она не походила на. деву-воительницу. Вместо этого, она была утонченной и хрупкой, словно нимфа из древних легенд. Ее движения были грациозными, глаза светились нежностью с исходящим от них голубоватым сиянием. Возможно, его притягивала её тихая уверенность в себе. Он восхищался тем, как она могла вызывать лёгкую улыбку, просто взглянув на мир вокруг. В ней не было жестокости или жажды битвы; она излучала мир и спокойствие, которые были ему так нужны в мире, полном насилия.

Несмотря на её хрупкий мягкий облик, внутри неё таилась сила, способная вдохновить на большие поступки. В этом заключалась ее особенная красота. Она не хотела войны, это было видно по ней, но могла защитить, не отдать то, что ей дорого. Острый Коготь понимал, что это не наваждение, не простое увлечение, а нечто гораздо большее.

***

Только к вечеру четвертого дня они достигли индейской деревни. Еще загодя молодые индейцы начали вести себя веселее, подшучивая друг над другом. Чувствовалась их радость по поводу возвращения домой.

Вошли в индейскую деревню, обитатели которой жили в вигвамах, сделанных из длинных можжевельниковых жердей, скрещенных и связанных между собой вверху, образуя конус. Сшитые между собой шкуры бизонов, надставленные снизу парусиной, служили стенами. Входы у всех вигвамов были обращены навстречу восходящему солнцу. Рядом со многими вигвамами горели костры, были расстелены шкуры, на которых сидели и лежали мужчины, женщины и дети. На самих вигвамах на крючках, прикрепленных к жердям, висела одежда, преимущественно оленьи рубахи, набедренные повязки и кожаные штаны.

Девушки проследовали вслед за Острым Когтем к одному из вигвамов. Остальные индейцы сворачивали по дороге рядом со своими вигвамами, где их встречали другие индейцы, женщины и ребятишки, вероятно отцы и матери, братья и сестры или жены и дети.

Острого Когтя встречали две женщины. Пожилая индианка с черными, как у него волосами, но изрядно тронутыми сединой, и черными глазами, и молодая, очень похожая на Острого Когтя, словно его копия, только в женском обличии. Черные глаза пожилой женщины обшарили Лиззи и Сэм, вопросительно остановились на Остром Когте.

Он быстро заговорил, после чего пожилая индианка молча прошла в вигвам, а Острый Коготь показал девушкам жестом, чтобы ждали здесь. Молодая индианка пристально взглянула на Лиззи, смерила ее взглядом и поцокала языком, покачивая при этом головой, Сэм она даже не удостоила взглядом и проследовала в вигвам следом за скрывшимися в нем.

Изнутри послышались голоса. Женщины пытались в чем-то убедить Острого Когтя, но, похоже, безуспешно. Лиззи и Сэм так и сидели рядом с вигвамом, в котором исчезло индейское семейство. Периодически в него забегали ребятишки, после чего выходили, подходили к обеим и рассматривали. Они бесцеремонно трогали за волосы, прикасались к коже, пытаясь рассмотреть ее поближе. Мальчик лет восьми вынес девушкам еды, все тех же кукурузных лепешек и немного оленины.

На закате мимо сидевших на земле девушек проследовали к центру этой небольшой деревни индейцы, индианки и дети. Острый Коготь вышел и показал рукой девушкам, сидевшим на земле, следовать за ним.

Все обитатели собрались вокруг большого костра в центре поселения. Вождь, на голове которого красовался головной убор из множества разноцветных перьев, долго что-то говорил соплеменникам, задавал вопросы Острому Когтю и другим, бывшим с ним в походе индейцам.

Острый Коготь отвечал громко. Он стоял, распрямив плечи. В нем словно что-то изменилось после того, как он и остальные оказались в деревне. В лесу индеец был проще. Там он сам присыпал Лиззи рану белым порошком. Несколько раз разговаривал с ней. Сейчас же он выглядел старше и серьезнее, а племя слушало его. Лиззи и Сэм не понимали слов, но было ясно, что происходит что-то важное. Говорили по-индейски.

– Если белые узнают, что у нас их женщины, нас всех убьют, – сказал пожилой седовласый индеец.

– Но эти женщины смогут работать. Нас не так уж много, – возразил ему другой, такой же умудренный годами.

Вождь что-то спросил у Острого Когтя. Лиззи видела, как дернулось лицо молодого индейца.

– Тебя спрашивать, твоя подруга спрашивать, есть муж, жених? – перевел он слова вождя.

Сам Острый Коготь до этого не задумывался над этим вопросом. Ему казалось очевидным свободное от уз брака положение девушек.

– Нет, – ответила Лиззи, зардевшись, и отрицательно покачала головой для убедительности.

В конце вождь обратился к ним. Он сухо изъяснился. Острый Коготь перевел его слова. Сказал, что их принимают в племя, если они согласны, но им придется подчиняться законам племени, носить индейскую одежду, работать, выучить язык криков, как называли себя маскоги, и им дадут новые имена. Их станут называть Небесный Камень и Девушка Дальних Земель. Позже обе смогут взять себе мужей. В противном случае их ждет незавидная судьба – рабство, если откажутся – смерть.

Лиззи видела, с какой надеждой смотрит на нее Острый Коготь. Она поежилась от слов вождя, но кивнула, вслед за Сэм, подтверждающей, что они согласны стать частью племени. Острый Коготь шумно выдохнул. Очевидно, он не был равнодушен к Лиззи, но чего именно он хотел от нее, ей не было ясно.

После того, как все закончилось, Лиззи и Сэм разделили. К Лиззи подошел Острый Коготь и, взяв ее за руку, направился к своему вигваму. Сэм, хотела было пойти за ними, но ее заставили остаться. Она должна была пойти в другую семью.

Сэм успела объяснить Лиззи, что им позволили стать частью племени из-за того, что их привел Острый Коготь. Видимо, он в племени далеко не последний человек. Когда она успела это узнать? Они все время были вместе. У Лиззи снова начала болеть нога, и девушке ни до чего не было дела.

Они дошли до знакомого вигвама. Острый Коготь показал на вход, предлагая войти. Лиззи впервые оказалась внутри жилища индейцев маскогу. Сейчас она стояла в шести-семи метровом круглом вигваме, с висящими на стенах многочисленными пучками разных трав. Ровный земляной пол был чисто подметен и застелен циновками. В центре жилища располагался очаг, огонь в котором неярко горел. Дым уходил в отверстие вверху над ним.

Острый Коготь произнес:

– Vn cukŏ – cen cukŏ (мой дом – твой дом). Твое имя Небесный Камень.

Он указал на одну из лежанок в южной части вигвама, и Лиззи с облегчением села на нее, едва не упав при этом.

– Савсем плоха, – сказал индеец по-английски, покачав головой, осматривая открывшуюся рану на голени девушки, – ходить много не нада, – добавил он.

Он еще долго сидел рядом с Лиззи, задумчиво смотрел на нее и гладил маленький белый шрам на ее правой скуле.

Ночью Лиззи снился дом. Она видела маму, ее милые руки ласково гладили Лиззи по голове. И мама говорила:

– Все будет хорошо, милая Лялечка.

Только мама так называла ее.

Утром Лиззи с трудом раскрыла слипшиеся веки. Сил встать не было.

Острый Коготь положил ей руку на лоб и покачал головой. Он сидел на том же месте, что и накануне, перед тем, как Лиззи заснула. Она выпила воды и снова оказалась в плену снов. Так она просыпалась и засыпала несколько раз, с трудом вспоминая обрывки из того, что было в промежутках. Хорошо помнила только встревоженные глаза Острого Когтя и раздраженный голос его сестры. Всякий раз, когда Лиззи слышала этот голос, молодая индианка была чем-то недовольна.

Несколько раз заходила Сэм, одетая в индейское платье из оленьей кожи, проведать Лиззи. Ей позволили выбрать будущего мужа, и она выбрала двоюродного брата Острого Когтя, чтобы быть поближе к Лиззи. Да и сам молодой индеец ей понравился, веселый неунывающий Лисий Хвост. Они обручились, Сэм накормила его вареной кукурузой. Сейчас они жили в ожидании того времени, когда станут мужем и женой. Женщины семьи Лисьего Хвоста должны были обучить Сэм индейскому языку и обычаям племени. Теперь ее звали Девушка дальних земель.

Острый Коготь сам кормил Лиззи. Его выгоняли из вигвама, когда надо было переодеть больную. Все это не нравилось бабушке Острого Когтя старой Сунэ. По ее мнению, внук совсем одичал. Заставил сказать вождю, что их семья возьмет эту белую девчонку на обучение. Теперь Волчье Ухо возлагает надежды на Сунэ.

– Лежи, ты быть слабый, – произнесла бабушка Острого Когтя, останавливая рукой Лиззи от попытки встать.

«Как же Острый Коготь ее называл? Сунэ, кажется,» – припомнила Лиззи.

Старая Сунэ присела рядом и едва не отшатнулась от нее. Глаза пожилой женщины расширились.

– Откуда это? – спросила она, указывая на нитку бус на шее девушки.

– Мамины бусы. Мама, – прошептала Лиззи.

– Ма-ма, – повторила Сунэ.

– Они ей от бабушки достались, – добавила Лиззи.

Взгляд старой Сунэ странным образом потеплел, хотя, скорее всего, она не поняла последних слов.

– Небесный камень. Кальчиулитль. Он нести удача, здоровье и хорошая жизнь. Камень лечить человека. Плохо спать – он лечить. Жар тоже лечить. Камень тускнеть – беда, – произнесла бабушка Сунэ.

Лиззи выпила горький травяной отвар, предложенный ей. «Что намешано туда? Какие-то чудодейственные травы?» – подумала Лиззи.

На самом деле это был отвар из ивовой коры, чтобы помочь ей победить лихорадку. Сунэ сама ходила к реке, чтобы найти подходящие ветки ивы.

Она не была уверена, но ночью к ней приходили Духи. У Сунэ было видение. Девушка, которую Острый Коготь с такой легкостью привел в вигвам, должна стать лекаркой, ее ученицей. Также у этой девушки есть способности к шаманству. Она может осуществлять контакт с силами потустороннего мира. Возможно, сможет и повелевать ими. Но, старая Сунэ не была уверена, может ли белая женщина стать алекткой (шаманкой), а Духи про это ничего не сказали. Алектка использовала чары, заклинания, известные только ей рецепты, амулеты, мази и снадобья. У нее имелись бутыли из тыквы, трещотки, бубны, зелья, маски, веера из перьев. Шаманка обкуривала больных из специальной трубки лечебным дымом, опрыскивала жидким лекарством. У нее был специальный «ящик шамана». В священную связку ящика входили предметы с чудодейственной силой. Связку Лиззи может передать в будущем нынешний шаман. У большинства в их племени была своя священная связка, с которой они не расставались. Но связка шамана более сильная.

Алектка могла совершать настоящие чудеса. Но Сунэ и сама умела делать некоторые из них. Иногда она прятала в руке некоторые предметы, а потом они обнаруживались у больного. Было важно, чтобы больной поверил тому, кто его лечит. В племени была специальная баня для тех, у кого больные кости и суставы. Сунэ помогала при переломах и вывихах. Лечила головную боль, желудочные расстройства.

Прошло несколько дней. Лиззи уже устала лежать и потихоньку пыталась вставать. Постепенно она начала выходить наружу.

– Все возишься с ней. Зачем она нам? – спросила у бабушки Сунэ внучка Итаки в очередной свой приход в вигвам брата и бабушки.

– Острый Коготь обещал вождю. Мы должны обучить Небесный Камень жизни в племени. Я не могу перечить Острому Когтю. Он воин. Нельзя по-другому, – мягко осадила бабушка Сунэ Итаки.

– Небесный Камень, – сказала Итаки, сморщившись.

***

Лиззи вышла из вигвама на свежий воздух. Ее взору предстали многочисленные вигвамы, полукругом рядами обступавшие со всех сторон тот, где жили они втроем. Все они были похожи друг на друга, как близнецы-братья. На их вигваме висели вещи Острого Когтя, сушились на солнце скальпы, принадлежавшие белым людям. Волосы на них были совсем не черные, не индейские. Лиззи замутило, тошнота подступила такая, что закружилась голова, в глазах потемнело и ее вывернуло прямо здесь же. Она стояла, согнувшись, опустив вниз голову, и думала, как ей скрыть следы своего «преступления». Используя сухую кору и листья, ей с трудом удалось замести следы, превозмогая слабость во всем теле.

Свежий ветерок обдувал лицо Лиззи, помогая ей почувствовать себя лучше, солнечные лучи согревали обнаженную кожу рук. Бабушка Сунэ дала ей надеть старую тунику Итаки, теперь развевавшуюся под дуновением легкого ветерка.

Внучке это пришлось совсем не по вкусу. Итаки сердилась, но опасалась гнева брата и только поморщилась.

«Смотри-ка, что делается. Моей одеждой распоряжаются. Только этой девчонки здесь не хватало,» – размышляла Итаки. Она совсем не была довольна подобным положением дел, в бывшем своем доме.

Итаки была замужем за одним из лучших воинов племени. Совсем недавно она вошла в свой новый вигвам с мужем Орлиное Перо. Здесь у бабушки Сунэ оставались кое-какие ее вещи, доставшиеся теперь белой девчонке. Это раздражало и печалило Итаки, и она не могла разобраться, что больше наносило урон ее душевному состоянию, то ли присутствие чужой женщины, то ли то, что она была белой.

Острый Коготь возвращался откуда-то с поклажей за плечами. Он опустил ее перед входом и спросил у Лиззи по индейски:

– Ты вышла? Тебе лучше? Тебя мутит?

Лиззи ничего не поняла из того, что он сказал. Она смущенно отвела взгляд. Острый Коготь, поняв свою ошибку, попытался исправить ее, заговорив по-английски.

– Сvpuse (моя бабушка), – сказал он, показав на вигвам, – слушай ее, она не обидеть, и добавил по слогам, – все бу-дет ха-ра-шо!

Лиззи смотрела на него с изумлением. Неужели этот тот самый индеец, не дававший ее обижать Злыдню? Неужели это он принес то, что висит у входа сюда? Ей даже мысленно название скальпов было тошно называть.

– Тебе плоха? – спросил Острый Коготь.

– Уже нет, – ответила Лиззи и прошмыгнула обратно в вигвам, чтобы больше не видеть того ужаса, что висел у самого входа.

– Ты привыкнешь, Небесный Камень, – сказал Острый Коготь самому себе, когда она скрылась в вигваме.

После выздоровления Лиззи прошло не так уж много времени, когда бабушка Сунэ взялась за ее обучение. Для начала она показала Лиззи аптечку в кожаном мешочке. Там обнаружились повязки из ткани, разные иглы, нитки для зашивания ран, ватные шарики из хлопка, пинцеты, скальпели из обсидиана, ступки с пестиками, были даже непонятные для Лиззи предметы – каучуковые мешочки с присоединенными к ним острыми птичьими костями.

Затем приступили к изучению языка. Показывая на предмет, бабушка Сунэ называла его на индейском языке маскогов, Лиззи произносила название в ответ по-английски, если узнавала, что это.

Использование ивовой коры поразило Лиззи.

– Неужели, отвар из молодых веток той самой ивы, которой так много растет по берегам рек, может способствовать снижению температуры при разных болезнях? – удивлялась она, рассказывая Сэм в очередной ее приход о таком важном для себя открытии.

Заметив, как переменилась к ней бабушка Сунэ, Лиззи поинтересовалась, что послужило этому? К тому времени обе довольно сносно изъяснялись каждая на чужом для себя языке.

– Ты иметь слезы богини неба. Ты быть целитель в будущем. Острый Коготь обещать вождь. Я обучить тебя. Ты быть скво, – ответила ей бабушка Сунэ.

– Спасибо, – поблагодарила Лиззи, – я очень ценю все, что вы делаете для меня, бабушка Сунэ.

Лиззи никогда не думала, что судьба может перемениться настолько в одночасье. Еще несколько дней назад она печалилась из-за необходимости стать женой ненавистного мистера Робинсона. Сегодня индейцы предлагают ей стать скво, индейской женщиной. Правда, выбор у нее все равно невелик, либо жить в племени индейцев маскогу, которыми оказались эти обитатели леса, либо смерть. Рабыней у индейцев она бы точно не захотела стать.

Бабушка Сунэ была лекаркой племени. Она рассказала Лиззи о легенде, которая передавалась от предков. В ней говорилось, что в их племя придет белая женщина, и она станет лечить племя и поможет ему выжить в суровые времена. Эта женщина станет лекаркой-алекткой. В их племени алекткам (шаманам) запрещено жениться и выходить замуж. Это бабушка Сунэ особенно подчеркнула, сурово взглянув на Лиззи.

Не только старая Сунэ объясняла что-то Лиззи. По вечерам Острый Коготь, когда бывал дома, тоже разговаривал с девушкой. Тогда его глаза сверкали обсидиановым блеском, отражая огонь посередине их скромного жилища.

– Человек – брат всего, – говорил Острый Коготь, обводя руками вокруг себя, – жить нада спра-вед-ливо, – добавлял он.

Впрочем, это не мешало ему время от времени приносить окровавленные скальпы и вешать их для просушки на своем вигваме.

Однажды Острый Коготь надел Лиззи на руку браслет. Он был серебряный, украшенный бирюзовыми камнями.

– Небесный камень, – сказал Острый Коготь, – кальчиуитль, окаменевшие слёзы богини неба. Солнце, – он показал пальцем вверх, – и огонь, – он указал на горевший посередине жилища огонь под отверстием в крыше, – одно целое.

Лиззи с удивлением смотрела в его черные блестящие глаза. В них она увидела мягкость, нежную восторженность и желание обнять целый мир.

– Спасибо, Острый Коготь! Очень красиво! – произнесла она, понимая, что индеец и она стали намного ближе, чем были до этого. Они словно обрели тайну, связывавшую их и недоступную для других.

– Острый Коготь, можно тебя попросить? – робко спросила Лиззи.

– Да, Небесный Камень, – ответил он.

– Пожалуйста, зови меня Лиззи. Это мое имя, – сказала она.

– Я не могу. Все знают, что ты Небесный Камень, – с удивлением произнес Острый Коготь. Он искренне не понимал, почему ей не нравится такое красивое на его взгляд имя.

– Пожалуйста, – повторила Лиззи.

– Хорошо. Наедине и в вигваме ты будешь Лиззи. Но для остальных ты останешься Небесным Камнем, – произнес он.

– Хорошо, – согласилась Лиззи с радостью, – Спасибо!

Иногда их вигвам навещала Итаки. Она проходила мимо Лиззи, поджимая губы и сузив темные, как у брата глаза, которые превращались в щелочки.

Однажды днем Лиззи возвращалась с реки за деревней, где чистила горшки.

– Ты думаешь, все будет так, как захочешь ты? – спросила Итаки по-индейски, догоняя ее, – Придет время, и все узнают то, в чем ты сама себе боишься признаться.

Лиззи не очень поняла, что Итаки имела в виду, сделала вид, что не расслышала и продолжала идти к своему вигваму, показавшемуся из-за других точно таких же. Только на их вигваме были нарисованы черные медвежьи когти.

О чем говорила сестра Острого Когтя? Что ее гложет? Почему она так невзлюбила Лиззи? Ведь Итаки живет в другом вигваме, у нее есть муж Орлиное Перо, тот самый Злыдень. Что Лиззи им сделала?

Решение подсказала Сэм.

– Просто живи, Лиззи, а там будь что будет. Действуй по обстоятельствам, – сказала она, пытаясь поддержать подругу. Сэм давно перестала называть Лиззи мисс. Последние события сблизили их, и друг в друге они, сами того не осознавая, чувствовали связь с прежним их миром, хотя у каждой он был разным.

– Знаешь, Сэм, бабушка Острого Когтя Сунэ переменилась ко мне, когда увидела мои бусы. Я же спрятала их под платьем, когда мы входили в деревню, – сказала Лиззи, а когда болела, она увидела бусы на мне.

– Лиззи, индейцы ценят бирюзу, – ответила Сэм, – Лисий Хвост тоже носит кольцо с таким камнем, – добавила она, – А это что? – удивленно протянула Сэм, беря Лиззи за руку и разглядывая браслет на запястье.

– Острый Коготь подарил мне, – ответила Лиззи.

– И когда ты собиралась мне сказать? – удивленно спросила Сэм.

– Вот, говорю, – ответила Лиззи, смеясь.

– Нет! Я серьезно! Ты хоть знаешь, что это значит? – спросила Сэм, разглядывая Лиззи.

– И что же? – Лиззи сама заинтересовалась этим, увидев реакцию Сэм.

– Парень влюблен в тебя до самых ушей! – воскликнула Сэм.

– По уши, – поправила Лиззи, смеясь, – Прямо, думаешь, влюблен? Мы просто другие, не такие, как они. Вот и причина интереса.

– Мисс Лиззи, вы, правда, так считаете? – забывшись, спросила Сэм, глядя на подругу широко раскрытыми карими глазами, – все же так очевидно.

***

– Иди. Тебя зовет Сунэ,– грубо сказала Итаки в очередной свой приход. Лицо ее так и светилось от едва сдерживаемой радости.

Как ни старалась Итаки, скрыть свои чувства у нее не получалось. Лиззи сидела снаружи рядом с вигвамом на пожухлой желтеющей траве.

Она поднялась, отряхнув рубаху до колен из оленьей кожи, и вошла внутрь вигвама.

Понурая бабушка Сунэ сидела на циновке, поджав тонкие губы.

– Что случилось? – спросила Лиззи, почувствовав недоброе напряжение, окружившее ее.

После короткой, но тяжелой для Лиззи паузы заговорила Итаки.

– Иглы для шитья ран, скальпели из обсидиана. Их нет. Это ты взяла, – сказала она, даже не задавая вопроса, а сразу переходя к утверждению.

– Нет! – воскликнула Лиззи. Страх охватил ее, тисками сжало грудь. Никогда еще никто не унижал ее так, называя воровкой, – это не я! – только и смогла вымолвить она.

Бабушка Сунэ молчала, на Лиззи не смотрела, отведя тяжелый взгляд в сторону. Она знала, что своим взглядом в подобные минуты может уничтожить в человеке веру в себя самого.

Долго ждать не пришлось. Ошеломленную Лиззи повели на совет племени, словно она была преступница, совершившая тяжкое злодеяние. За ней пришли два молодых индейца и сопроводили к центральному вигваму, где уже собралась толпа индейцев.

Собравшиеся пожилые седовласые старцы с укором взирали на нее, покачивая головами. Они долго говорили между собой. Лиззи не понимала за что с ней так поступают. Она с трудом улавливала обрывки фраз:

– Украла…

– …нельзя…

– …изгнать…

Члены племени собрались вокруг нее. Старейшины вынесли вердикт.

– Изгнать из племени, – произнес вождь Волчье Ухо, оглашая приговор.

Лиззи стояла перед ними всеми пунцовая, с опущенными глазами из которых предательски текли слезы. Она даже не пыталась защитить себя. Ей было больно и стыдно от того, что о ней так думают все эти люди. Стоит ей заговорить, и она разрыдается и не сможет остановиться. Нет, она не доставит такой радости Итаки. Куда же она пойдет? В лесу полно диких зверей. Острый Коготь приносит их с охоты, когда уходит с другими мужчинами на несколько дней.

Племя окружило вигвам, рядом с которым проходил совет, вынесенный за его пределы в этот раз. Теперь уже все жители деревни смотрели на нее с осуждением, ни у кого не осталось сомнений в ее ужасном поступке против всего племени.

Лиззи выхватила из толпы презрительный и одновременно радостный взгляд Итаки.

«Она,» – промелькнуло в голове. Эта догадка была такой чудовищной. Неужели эта женщина способна на такую подлость? Ведь она сестра Острого Когтя, того самого Когтя, который так по-доброму к ней относится. Откуда в ней столько злости, если росли они вместе в одной семье?

– Эта белая женщина хотела, чтобы наши воины погибли! Умерли. Чтобы лекарка Сунэ не смогла им помочь! – закричала Итаки, и голос ее сорвался на визг.

Индейцы загудели, как разъяренный пчелиный рой. Они окружали Лиззи, готовые вцепиться в нее, стоило лишь дать маленький повод, которым могло стать все, что угодно. Она сжалась, стараясь превратиться в комочек. Дикая толпа с разъяренными взглядами не оставляла надежды на благополучный исход. Лиззи закрыла глаза, ощущая, что последняя надежда, едва теплившаяся в ней, покинула ее окончательно.

Лиззи не видела, как люди расступались перед идущим Острым Когтем. Как он положил кожаный мешочек перед советом племени. Она услышала лишь изумленный выдох толпы.

Острый Коготь молча подошел к ней, взял ее за руку и вывел, пробираясь сквозь людей, успевших вновь сомкнуться за ним, после его шествия к старейшинам.

Они, молча, шли к его вигваму.

– Я не брала, – наконец выдавила из себя Лиззи.

– Я знаю, – ответил Острый Коготь.

***

– Знаешь, Рэйчел, не думал я, что мне придется оправдываться перед этим сопляком Йеном Робинсоном, – поделился размышлениями угрюмый Том, разговаривая с женой.

После разговора с мистером Робинсоном он находился в прескверном расположении духа.

– Что случилось? – спросила супруга, проявляя участие. Она давно забыла, что такое любовь к собственному мужу, но привыкла сохранять ее видимость и покой в доме.

– Он предъявил мне претензию, что я хотел подсунуть ему «гнилой товар». Прямо так и выразился. Ты представляешь? – говорил Том в негодовании, опускаясь на стул.

– Да уж. Я тоже не думала, что девчонка окажется столь строптивой. Еще и бусы моей покойной сестры прихватила. Нахалка. Эмми бы расстроилась из-за ее поведения, – высказалась Рэйчел, скептически сморщившись и покачивая головой, всем своим видом показывая свое отношение к племяннице.

– Это же надо быть такой неблагодарной после всего, что мы для нее сделали, – произнес Том с негодованием.

– Сестра никогда не разделяла моих взглядов. И дочка такая же, – сказала Рэйчел, вздыхая, – Никогда не понимала, зачем отказываться от выгодной партии, – закончила она, осматривая себя и одергивая платье.

– Если это такая выгодная партия, может быть, стоит Лилиане получше присмотреться к Йену Робинсону? – произнес Том, намазывая масло на хлеб.

– Ни за что! – вскричала Лилиана, закашлявшись. От неожиданности чай попал не туда.

– Успокойся, дорогая! Никто тебя не заставляет против воли выходить замуж, – произнесла мать.

– Это всего лишь предположение, не больше, – добавил отец, раздосадованный сорвавшейся сделкой, обещавшей выгодный куш.

– Мне никогда не нравилась эта девчонка. И попрошу не называть ее моей сестрой, – сказала Лилиана с досадой, притопнув ногой под столом.

У нее пропал всякий аппетит при воспоминании о вечно текущем содержимом носа мистера Робинсона. Она сослалась на головную боль и удалилась в свою комнату.

– Я не договорил, Рэйчел. До меня дошли слухи, что твоя племянница стала скво, – заговорщически произнес Том.

– Боже правый! – воскликнула супруга, демонстративно хватаясь за сердце, – я думала, ее убьют, ну или она станет рабыней для индейцев в лучшем случае.

– Да. И наша черная рабыня тоже теперь индейская женщина, – добавил супруг, – вероятно, считающая себя свободной.

Глава 3 Жизнь в племени

Сэм жила обычной жизнью индейской женщины в семье Лисьего Хвоста. Обычная жизнь для скво, родившейся в племени маскога, была для Сэм совсем необычной. На самом деле ей все было интересно. Чем обычно занимаются скво, как они шьют свою одежду, что любит есть Лисий Хвост и его многочисленные родственники? Она с удовольствием погрузилась в новую для нее во всех отношениях жизнь. Масуго, так звали ее будущего мужа с рождения до получения им имени воина Лисий Хвост, предпочитал, чтобы его и дома называли так же, как воина. Сэм это забавляло, казалось смешным. Впрочем, остальные индейцы поступали также. Он называл ее Девушкой дальних земель, но Сэм, следуя примеру Лиззи, попросила вернуть ей ее настоящее имя. Лисий Хвост немного сопротивлялся для приличия, но услышав про то, что Острый Коготь нашел компромисс, решил уступить. Так Сэм вернула себе имя, данное ей при рождении матерью. У них с Лисьим Хвостом прошло обручение. Сэм при свидетелях накормила его вареной кукурузой, и теперь они официально считались парой.

Свою мать Сэм помнила не очень хорошо. Остались лишь несколько воспоминаний, как мама ласково гладит ее по голове, успокаивая после падения и ушиба коленки, да, как плакала накануне того, как ее продали. В шестилетнем возрасте Сэм разлучили с матерью, продав ту в другое имение. С того времени Сэм никогда ее не встречала и не слышала о ней, как ни старалась расспрашивать новых, только что купленных рабов о матери.

Сейчас, пока не начинался дневной жар, Сэм с другими женщинами работала в поле за деревней. Индейские женщины выращивали кукурузу, бобовые, тыкву.

Днем уходили в лес, собирали спелую землянику или другие ягоды, травы и корни для приготовления пищи. Уставшие, они возвращались домой, чтобы приготовить еду и накормить каждая свою семью.

Сэм научилась свежевать тушки, выделывать шкуры, коптить и сушить рыбу. Собирали яйца, топили жир. Некоторые вещи, вроде одеял и сахара, индейцы покупали в форте Тулуза.

По вечерам Сэм частенько забегала в вигвам к Лиззи. Хорошо, если Лиззи находилась в это время с бабушкой Сунэ. Даже присутствие Острого Когтя не так смущало Сэм, как если приходилось столкнуться с Итаки.

Эта высокомерная индианка при встрече с Сэм обычно морщила нос, словно столкнулась с дурным запахом и вынуждена его терпеть.

Сэм молча сносила ее выходки до того момента, как с Лиззи не случилась та беда с иглами и медицинским ножом. После рассказа Лиззи, будто Острый Коготь знал, что это не ее рук дело, но не говорил, где обнаружил мешочек, Сэм шипела в ответ на сморщенную физиономию индианки, давая понять, что раскусила ее подлые намерения и не боится ее.

Как помочь Лиззи, Сэм не знала. Она подбадривала подругу, разговаривала с ней на родном для той языке, хотя индейцы запрещали это делать, но оставаясь вдвоем, они вольны были говорить так, как им хочется.

Это сблизило девушек еще больше. Вероятно, имело значение и то, что обе были одного возраста.

– Лиззи, когда ты собираешься выйти замуж? – расспрашивала подругу Сэм.

– Не знаю. Мне не за кого выходить, – отвечала Лиззи.

– Так уж и не за кого? – спросила Сэм, и глаза ее заискрились от смеха, – Знаешь, мой Лисий Хвост любит вкусно поесть. Ты бы приготовила бобы с мясом.

– Готовит еду бабушка Сунэ. Я только помогаю ей, делаю, что надо, – ответила Лиззи.

– Твою стряпню оценил бы Острый Коготь, – продолжила Сэм с улыбкой.

– Да ну тебя, как будто мы не можем готовить вместе с бабушкой Сунэ, – ответила Лиззи, отмахиваясь.

– Это понятно. Я говорю о другом, – сказала Сэм.

К вигваму, где стояли девушки, подошел Острый Коготь, и Сэм засобиралась к себе.

– Есть что-то, что я должен знать? – спросил Острый Коготь, когда они остались с Лиззи вдвоем.

– Нет. Все, как и всегда. Сэм забегала просто поболтать, – ответила Лиззи.

Они стояли перед раскрытой дверью. Их голоса и привлекли бабушку Сунэ. Она давно заметила, что внук подолгу смотрит на Лиззи, часто забывая, что хотел сказать. На этот раз он снова поедал Лиззи глазами и девчонка, кажется, совсем не против этого. Острый Коготь такой славный воин, а попался в сети белой женщины, хоть и вытащил из воды он ее, а не наоборот.

Лиззи каждый день убирала в вигваме, подметала земляной пол, готовила еду из того, что приносил Острый Коготь с охоты. Она научилась разделывать тушки кроликов и куропаток, могла дойти до реки, чтобы почистить песком горшки. По вечерам шила одежду из выделанных оленьих шкур, научилась вышивать под руководством бабушки Сунэ. Делала, все, что могла, что было по силам в ее состоянии, сразу после выздоровления. Так как бабушка Сунэ взялась обучать Лиззи лекарскому делу, девушку освободили от обязанности заниматься собирательством в лесу ягод, кореньев и всего того, что использовалось для питания в племени.

Острый Коготь старался приносить домой кусок от добычи оленя или бизона получше. Он целыми днями пропадал на охоте, появляясь лишь вечером в лучшем случае. Чаще всего, он уходил на несколько дней.

Стоило Острому Когтю уйти в очередной раз на охоту, как бабушка Сунэ тут как тут оказалась рядом с Лиззи с разговором.

– Лиззи, ты знаешь, что Острый Коготь должен стать вождем? У него другая судьба. Она не связанна с тобой, – сказала бабушка Сунэ, тронув Лиззи за руку и строго взглянув на нее черными глазами. Они так напоминали Острого Когтя.

– Разве я против? – спросила Лиззи, удивляясь такому началу.

– Ты не против, но ты не помогаешь ему отдалиться от тебя. Острому Когтю нужна простая жена. Он не должен быть привязан к женщине, которая будет сдерживать его внутренний жар, не должен ее любить. А ты именно та, кого он любит. У простого человека внутренний жар невысокий. Он не может носить яркую одежду или использовать драгоценные перья, потому что для него это опасно. А знатные люди, жрецы, правители и их потомки обладают сильным жаром, и они с этим справляются. Поэтому совершать ритуалы может только знать. Чем старше человек и занимает все более важное место в племени, или если воин одерживает все больше побед, его внутренний жар усиливается. Такой человек становится все более важным, мудрым и могущественным. У правителя этот жар – самый сильный, поэтому просто так дотрагиваться до вещей, принадлежащих ему, никто не смеет. Они сожгут.

– Разве я виновата в чувствах Острого Когтя? – спросила Лиззи, недоумевая.

– Нет, конечно, но когда тебе и твоей подруге разрешили взять мужа, никто не знал, что ты будешь лекаркой, и что у тебя есть способности к шаманству. В нашем племени шаманы не могут иметь семью. Тебе нельзя будет взять мужа, потому что позже ты станешь алекткой (шаманкой). Поэтому ты не должна тормозить жар Острого Когтя, чтобы он не тратил его на тебя. Острый Коготь должен служить племени. Откажись от него. Скажи ему, что не возьмешь в мужья, ведь, Острый Коготь хочет и ждет именно этого.

– Я не могу этого сделать, – прошептала Лиззи, зажмурившись. Она знала, что бабушка Сунэ недовольна ее ответом, но по-другому поступить не хотела и не могла.

– Ты должна, – сурово сказала Сунэ, – Духи предков недовольны. Они требуют испытаний для новой лекарки, чтобы она проявила себя и свой дар. В противном случае они могут прогневаться. Ты должна сделать так, чтобы наш народ продолжал жить в гармонии, спокойствии и мире, добрых отношениях с природой, ручьями, лесом. Ты должна держать свой род под контролем и себя тоже.

Для Острого Когтя у старой Сунэ нашлись другие слова. К нему она тоже обратилась, застав наедине.

– Если ты будешь греться на Солнце, как черепаха, и вдруг небо заволокут

грозовые тучи, тебе придется искать укрытие, Острый Коготь. А коль жар твой велик, да еще рядом с той, что лишь усиливает его своей внутренней силой, ты не сможешь найти укрытие и спалишь всех, кто рядом с тобой. Ты не должен быть рядом с той, что делает тебя в разы сильнее. Ты не простой воин. Эта женщина не для тебя. В ней таится другая большая сила. А две силы не могут быть вместе. Они погубят друг друга.

Острый Коготь молчал, сидя на своей половине в вигваме и глядя затуманенным взором в приоткрытый вход.

***

Эта река текла через лес, и потому вода в ней была такая же темная, как и мысли Лиззи. Плетеная корзина с бельем стояла на берегу, заросшем травой, Лиззи уже почти дополоскала белье, когда длинная тонкая тень упала перед ней на воду. Она разогнула спину, выпрямляясь. Перед ней стоял Острый Коготь. Его тонкие черты лица несколько осунулись, гладкие черные волосы откинуты назад, глаза блестели на солнце, словно полированный обсидиан.

– Поговорим, Лиззи? – хрипловато спросил Острый Коготь, с надеждой, отражающейся во взгляде на ее согласие.

– О чем? – спросила девушка, и голос ее задрожал. Она догадывалась, о чем будет разговор. Одновременно Лиззи хотела услышать, что скажет ей Острый Коготь и страшилась этого.

– Ты знаешь. – произнес он глухо, – Пожалуйста, выбери меня, – продолжил он с места в карьер, – Ты всегда будешь свободна и вольна делать, что хочешь.

– Значит, ты этого хочешь? – спросила Лиззи, и сердце ее радостно забилось. До этого она не была уверена в чувствах Острого Когтя, хотя и Сэм и бабушка Сунэ говорили об этом. Но, сам Коготь до сегодняшнего дня молчал.

– Когда я родился, вызвали жреца, – заговорил Острый Коготь, – который определил мою судьбу. Впоследствии я должен буду стать вождем племени. Думаю, бабушка Сунэ уже говорила с тобой. Она считает, что мы не можем быть вместе. Если хочешь, я изменю свою судьбу. Скажу всем, что жрец пришел позднее моего рождения и его предсказание для меня стать вождем, ошибочно. Все равно его уже нет в живых. Родителей моих, как ты знаешь, тоже, – вместо ответа на вопрос высказался Острый Коготь.

– А что случилось с твоими родителями? – решилась спросить Лиззи, раз уж разговор зашел о них.

– Белый человек… – ответил Острый Коготь отрывисто и замолчал.

– Прости, – сказала Лиззи.

– Тебе не за что извиняться. Ты здесь ни при чем, – ответил Острый Коготь, глядя мимо нее затуманенным взором, – Белые убили родителей с младшим братом, когда они искали сбежавший новый табун лошадей.

Лиззи помолчала, прикоснулась пальцами к его ладони, давая почувствовать, что разделяет его горе.

– Ты не должен менять судьбу, пусть все будет так, как есть. По-настоящему, –произнесла она тихо.

– Хорошо, – согласился он, прикоснувшись к одной из бусин на ее груди.

– Все равноалектке нельзя вступать в брак, так сказала твоя бабушка Сунэ, – продолжила Лиззи.

– Так не становись алекткой. Останься лекаркой, – горячо заговорил он, – Так ты все равно исполнишь свое предназначение, будешь лечить племя, – он произносил слова, стремясь найти выход для них двоих.

– А как же то, что это сказали Духи? – спросила Лиззи.

– Мы пойдем к старейшинам. Пусть они разрешат нам быть вместе, – предложил Острый Коготь, находя решение, – но ты должна сама решить, хочешь ли ты этого, и сказать им. Ты согласна?

– Хорошо. Я поняла, – согласилась Лиззи с ним.

– Это значит « да»? – спросил он, не зная верить ли своему счастью.

– Это значит «да»! Но не забывай, что окончательное решение за Духами и старейшинами, – ответила Лиззи.

– Мы поговорим с Духами и задобрим их, – успокоил ее Острый Коготь.

Она достала из кармана и, глядя в обсидиановые блестящие глаза, протянула ему серебряный браслет, украшенный голубой бирюзой. Заказала его через посредничество Сэм у местного умельца. Несколько бирюзовых камней сняла с нитки бус, которые всегда носила на шее, так и не снимая с тех пор, как надела во время побега из поместья.

– Бирюза приносит счастье тому, кто не боится идти дальше, чем видят глаза, кто открывает сердце для любимого, не боясь опустошения, – произнесла Лиззи, краснея.

– Кальчиулитль заключает в себе магию. Он со старых времен ценится как сильный оберег. Его носят для удачи, богатства. Чтобы рука, на которую надет браслет, никогда не протянулась за подаянием, – добавил Острый Коготь, глядя на нее и широко улыбаясь. Он обнял Лиззи, прикоснувшись носом к ее, после чего их губы встретились, а сердца обоих, замерев на мгновение, учащенно забились.

Выходит, они обменялись браслетами и теперь были связаны.

Камень потемнел. Лиззи не знала еще, что случилось или еще только должно случиться, но появилось тревожное ощущение, чего-то очень нехорошего. Что-то должно было произойти в ближайшее время. Она бы хотела узнать больше, но могла лишь объяснить это главной ценностью камня – он помогал понять, что за болезнь поразила человека. С ней все было в порядке, но минерал изменил свой цвет, соприкасаясь с ее кожей, а так как амулеты связаны, то… неужели что-то случилось с Острым Когтем? Только не это. Она больше не перенесет подобного тому, что было, когда ее родителей не стало. Это постоянное погружение в себя, избегание внешнего мира и нежелание, хоть что-то делать, даже шевелиться, ее добьет. Лучше быть вместе и принимать все превратности судьбы, деля их на двоих.

Тревожность не проходила. «Сейчас нужно быть сосредоточенной, особенно осторожной. Подумаю обо всем позже,» – решила она.

Лиззи шла по лесу, медленно и осторожно передвигаясь вместе с остальными женщинами. Волчье Ухо с десятилетним внуком Мато сегодня сопровождали их. Оба они, как и всегда, шли с луками в руках и со стрелами за спиной. Женщины отправились собирать лесные ягоды и коренья, необходимые в повседневной жизни. Лиззи шла рядом с Сэм, изредка тихо перекидываясь м ней словами.