Подземная Канцелярия

Архив Подземной Канцелярии

Из дневника Гоши

Запись сто сорок третья

Армия противника появилась на рассвете.

Чуть больше тысячи человек, как донесла моя разведка. Немного лучников, арбалетчиков и кавалерии. Ударный костяк составляли пехотинцы и пикинеры. Не самая большая армейская группировка из всех, что доводилось мне видеть в своей долгой и трудной жизни средневекового полководца, однако в моем нынешнем положении хватило бы и ее. С избытком.

Мой замок, находившийся в этой местности, укреплен был довольно слабо. Не хватало природных ресурсов, не хватало людей. Самым большим дефицитом, как всегда, было время. Но особо плакать по этому поводу не стоило. Мы еще поборемся. Лорд Келвин, чьим прозвищем давно стала сама Смерть, никогда не сдается без боя.

Как всегда, прибыл посол моего врага, как обычно, принес содержащее угрозы письмо. «Трепещи, пес!» – было в нем написано.

Сам трепещи, ответил я, приказал обезглавить посла, и мы начали танцы.

Пехотинцы пошли через брод. Брод, доложу я вам, очень важная стратегическая позиция. Брод, находящийся на разумном расстоянии от вашего замка, предоставляет вам целый ряд преимуществ. Во-первых, и это самое очевидное, он замедляет продвижение армии противника. Во-вторых, через брод невозможно протащить всякую осадную технику типа требюшетов, таранов, осадных башен и катапульт. Следовательно, инженерам врага придется собирать их на месте и не удастся сразу пустить их в ход.

Брод я сдал без боя. Рядом с ним, на моем берегу реки, возвышалась небольшая защитная башенка, в которой дежурил десяток лучников, но я приказал им отступить после первого же залпа. Много они все равно не настреляют, а на стенах замка каждый человек на счету.

Гораздо более ценной стратегической позицией был ров под стенами замка. Для того чтобы подобраться к стенам, ров надо закопать, а пока пехотинцы будут его закапывать, мои арбалетчики будут их отстреливать. Первая группа пехоты противника уже добралась до рва и попала под шквал наших стрел.

Параллельно с этим его инженеры принялись мастерить тараны. Я послал своих конников разобраться с ними, они совершили молниеносную вылазку и сожгли деревянные конструкции. Но когда они возвращались, их атаковал второй отряд пехоты, двигавшейся к замку, и половины своей кавалерии я лишился.

Когда концентрация противника у стен достигла необходимого числа, я приказал обстреливать их из мангонелей обломками камня, не снижая интенсивности огня из арбалетов. Лучники и арбалетчики противника пересекли брод, рассредоточились по полю и принялись осыпать стрелами защитников стен. Мои воины ответили им взаимностью. При таком бое потери атакующих соотносятся с потерями защищающихся как четыре к одному, но и такой расклад меня не устраивал. Армия противника численностью превосходила мою собственную больше чем в четыре раза. Следовательно, он мог себе позволить такой обмен. Я – нет.

Пехотинцы, потеряв около восьмидесяти процентов личного состава, закопали ров и принялись крушить ворота. Я приказал вылить на них пару котлов кипящего масла, и это вопреки всякой логике несколько охладило их пыл. Они корчились и горели под каменными стенами моей крепости.

Я закурил сигарету и позволил себе стакан холодного пива.

Инженеры снова принялись за строительство, и вот таран, эта деревянная махина с человеческим приводом, уже был готов крушить все и вся. Сверху он был прикрыт щитами, защищавшими приводящих его в действие людей от стрел, и пропитанными водой коровьими шкурами, так что поджечь его тоже не удалось.

Заявился мой советник и доложил, что противник крушит ворота. Как будто я сам этого не видел. Но сделать сейчас что-либо было невозможно. Нельзя сказать, что я этого не ожидал.

Я затушил сигарету в пепельнице и отдал приказ мечникам собраться в главном замке.

Ворота пали минут через десять, после чего мои воины изрубили таран на куски. А через брод тем временем шла основная ударная сила противника – пикинеры. У них тяжелые доспехи, что делает их практически неуязвимыми для стрел, зато именно из-за своих доспехов они не могут развивать больших скоростей. Поэтому о пикинерах можно было подумать после.

Я послал остатки конницы, и они легко перерезали лучников врага, потому как лучник в ближнем бою не опаснее обычного крестьянина, вооруженного вилами. Когда отряд вернулся к замку, я отправил их на пикинеров. У них не было шансов, я это понимал, но они мне более не были нужны. Приказ они выполнили беспрекословно, и скоро моих ушей достигло жалобное ржание умирающих лошадей и крики умирающих людей, доносящиеся сквозь звон стали. Обычная музыка битвы, можете мне поверить.

Может быть, я и нехороший человек, но в наше суровое феодальное время по-другому просто нельзя.

Пикинеры приближались. Мои арбалетчики осыпали их градом стрел, но падал только каждый десятый враг. Пробить их броню не так уж легко.

Пришло новое послание от моего врага. «Ты ответишь за предательство», – гласило оно.

Это не предательство, подумал я. Это чистый бизнес. Мне предложили груду золота, и я вывел свои войска из битвы. Вот мой нынешний противник, который был моим союзником в прошлой битве, и проиграл. На войне, как на войне.

Пикинеры врага прошли внутрь замка через разбитые главные ворота.

Замок мой был небольшим, и от ворот до основного строения было всего около ста метров. Но эти сто метров им еще предстояло пройти. Когда большая, часть отряда вошла на территорию моей цитадели, я отдал приказ лучникам, и десяток огненных стрел взвился в небо, оставляя за собой дымные хвосты.

Земля замка была загодя пропитана нефтью, так что вспыхнула она сразу. Загорелись замковые строения, мастерские, амбары и хижины, в которых жил простой люд. Я и отряд мечников закрылись в самом замке, и с вершины его сторожевой башни я наблюдал, как корчатся и умирают в огне мои враги. От их криков кровь стыла в жилах. Хорошо хоть запахов я не ощущал.

Пожар бушевал не менее получаса, и погибли в нем почти все. А те, кто не погиб, были убиты моими мечниками, совершившими короткую вылазку. Кавалерия противника, точнее ее жалкие остатки, предприняла отчаянную попытку добраться до меня, но не конникам замки брать.

– Замок крепко держался! – услышал я клич моего советника, и тут же на фоне голубого неба появилась сделанная кроваво-красными буквами надпись: «Победа!»

Я кликнул на кнопку «выход», прервал соединение и убрал порядком нагревшийся ноутбук со своего живота. Закурил сигарету, отметив, что пепельница уже переполнилась и пора бы ее вытряхнуть. Что я и сделал, захватив по пути на кухне новую бутылку пива. Выпил глоток, и тут зазвонил телефон.

– Вас внимательно, – сказал я.

– Чтоб тебя приподняло, хлопнуло, размазало да так и оставило, – сказал мне Сашка. – Я ведь проводил разведку местности. Там поблизости не было ни одной нефтяной скважины, так где же ты взял столько нефти, чтобы спалить все мое войско?

– Купил на рынке, – сказал я, и это была правда. Пришлось потратить часть вознаграждения, полученного мной за тот небольшой финт во время прошлого сражения, но дело того стоило. – На этих средневековых рынках, знаешь ли, можно купить что угодно, лишь бы дублоны звенели в твоем кармане.

– Моя душа жаждет реванша.

– Перетопчется твоя душа, – сказал я. – Мне завтра на работу, а уже три часа ночи.

– Мне, между прочим, тоже завтра на работу.

– Тем более, – сказал я. – Увидимся.

– Или созвонимся, – сказал он.

Я положил трубку.

Архив Подземной Канцелярии

Из дневника Гоши

Запись сто сорок четвертая

У каждого времени есть свои приметы. К примеру, если вы девственница и вокруг вас вовсю шебуршатся друиды, а на дворе стоит тринадцатый или четырнадцатый век, то, скорее всего, через несколько минут вас сожгут на костре.

Если вы – тевтонский пес-рыцарь, с ног до головы закованный в железную броню, а на той стороне Чудского озера вас ожидают полки Александра Невского, то скоро вы станете кормом для рыб.

Если вы плывете в Индию на трех кораблях, при этом пытаясь найти новую дорогу в страну, полную чудес и прочих слонов, то вскоре вы откроете Америку.

Если на вашу столицу летят ракеты из открытой по ошибке страны, то вы Саддам Хусейн.

Если вы зашли в свой сортир и вас там замочил российский спецназовец, то вы чеченский боевик.

Если вы молоды, богаты, знамениты и у вас молодая, богатая и знаменитая невеста, то вы – Дэвид Бэкхэм.

А если с утра пораньше вас вызывает в свой кабинет ваш начальник, то вы получите головомойку. По полной программе.

Конечно, начальство может вызвать и для того, чтобы поощрить вас за хорошо проделанную работу, но я хорошо проделанной работы за собой не помнил. Поэтому, когда через десять минут после моего прихода на рабочее место в мою конуру, по недоразумению названную офисом, пришла сексапильная секретарша нашего босса и заявила, что он хочет меня видеть, я сразу подумал о головомойке.

Секретаршу звали Викой, и она очень чувственно покачивала своими бедрами, пока я плелся в ее кильватере, пытаясь угадать, чем же вызвал неудовольствие начальства на этот раз. Как обычно, не угадал.

Она распахнула передо мной тяжелые дубовые двери, и я вошел. Двери бесшумно затворились за моей спиной, словно отрезая путь к бегству.

– Доброе утро, – сказал я.

– Доброе, – снисходительно согласился со мной Эдуард Петрович, генеральный директор конторы, в коей я имел удовольствие работать. – Я тебя вызывал, Гоша.

– Поэтому я здесь, – сказал я.

– Вижу, – констатировал он. У него было идеальное зрение, но он носил очки без диоптрий, потому что полагал, что так будет солиднее. Он был плотный, лысый и одевался в серые костюмы. И еще у него было своеобразное чувство юмора. – Как дела с нашим сайтом?

– Превосходно, – сказал я. – Уже почти все доделано, скоро можно будет вывешивать его в Сеть. Осталось только мелочи всякие подчистить.

– Это хорошо, – сказал он. – Но я тебя не за этим позвал. Подойди к окну.

Я подошел.

– Что ты видишь?

Обычный летний день в центре Москвы, подумал я. Ничего особенного. А что я должен видеть?

– Небо.

– Ты слишком высоко взял. Посмотри ниже.

– Дом.

– Еще ниже.

– «Макдоналдс».

– Еще ниже.

– Тротуар. По нему ходят люди.

– Еще.

– Дорога. По ней ездят машины.

– Еще.

– Там наша парковка.

– Вот именно, – сказал он, потирая от удовлетворения руки, словно я только что ответил на вопрос, стоивший сто двадцать пять тысяч, а он был Максимом Галкиным. Или Дмитрием Дибровым, на худой конец. – И что ты видишь на нашей парковке прямо под моим окном?

– Машину, – сказал я. Я-то уже понял, куда он клонит, но отчаянно тянул время, потому что уже догадался, что меня ожидает.

– Какую машину? – почти ласково спросил он.

– Мою машину.

– А какой марки у тебя машина?

– Это очень старая модель, – сказал я. – Я купил ее за полторы тысячи долларов, а у нее не было даже двигателя. Я ее три месяца восстанавливал в сервисе у своего знакомого. Там до сих пор еще есть к чему приложить руку.

– Какой марки твоя машина? – повторил он.

– Она семьдесят четвертого года выпуска, кстати, – сказал я. – На два года старше меня.

– Но какой она марки?

– Вы представляете, какой это возраст для подобного аппарата?

– Какой она марки?! – рявкнул он.

– «Порше», – сдался я.

– «Порше», – повторил он это слово так, словно оно отдавало на вкус гнилью. Как выплюнул. – А чья машина стоит справа от твоей?

– Главного бухгалтера, – сказал я.

– И какая машина у нашего главного бухгалтера?

– «Жигули», – сказал я. – «Семерка», по-моему.

– Итак, мы установили, что у нашего главного бухгалтера «семерка». А чья машина стоит слева от твоей?

– Ваша.

– И какая у меня машина?

– «Волга».

– Тридцать один – одиннадцать.

– Тридцать один – одиннадцать.

– А у тебя – «порше».

– Угу.

– А ты слышал, что Борис Немцов пытался пересадить всех чиновников на отечественные машины?

– У него не получилось.

– А у меня получилось, – сказал он. – Все сотрудники нашей фирмы поддерживают отечественного производителя. Кроме тебя.

– У меня аллергия на отечественного производителя всего, что пытается передвигаться со скоростью большей, нежели я хожу пешком.

– Прими тавегил.

– Не поможет. Моя аллергия более глубокого уровня. Она в мозгах.

– Глубоки твои мозги, – сказал он. – Советую тебе залезть на самую их глубину, в Марианскую, так сказать, впадину твоего разума, и отыскать там другой ответ.

– А можно, я сначала задам вопрос, плавающий у самой поверхности?

– Попробуй.

– За что вы так любите отечественного производителя?

– За то, что детища его дешевы и не вызывают к себе пристального интереса со стороны нежелательных элементов, в отличие, хочу заметить, от твоего «порше».

– Под «нежелательными элементами» вы имеете в виду сотрудников налоговой полиции?

– Чур тебя, – сказал он. – Я налоги плачу.

– Все платят, – сказал я.

– Просто наша организация не должна привлекать к себе излишнего внимания.

– Я хочу обратить ваше внимание на тот факт, что ваша«волга» стоит в два раза больше, чем даже новый «порше», не говоря уже о моей развалюхе.

Что правда, то правда. Мой начальник был поклонником детищ отечественного автопрома не от хорошей жизни, уж совершенно точно он был человеком, любящим комфорт. Посему родного, произведенного в Нижнем Новгороде, в машине осталось немного. Кузов, если быть более точным, да и то не весь. Под капотом машины прятался от любопытных взглядов двигатель «БМВ», и вся ходовая часть тоже была снята с баварского седана. Плюс кондиционер, бар, телевизор и прочие причиндалы, связанные с не нашей жизнью.

– Ну и что? – спросил он. – Главное, что она так не выглядит.

– Это правда, – сказал я. – Выглядит она стремно.

Она выглядит как «волга». Как не самый дорогой, но все-таки солидный автомобиль для солидного, но не зарвавшегося человека.

– Может быть, – сказал я. У меня было свое мнение на сей счет, однако я посчитал более мудрым оставить его при себе. – Но двухэтажный офис в самом центре говорит несколько о другом.

– Иметь офис в приличном месте – не роскошь, а необходимость.

– Понятно, – сказал я. – А ездить на машине, которая не ломается три раза в неделю, – это роскошь.

– Да.

– Понятно, – сказал я. – И что из этого следует?

– Что ты сегодня же вечером, после работы, отправишься в автосалон и купишь себе отечественную машину.

– А на какие, позвольте полюбопытствовать, шиши?

– А ты разве зарплату нерегулярно получаешь?

– Регулярно. Но еще более регулярно я ее трачу.

– На что, интересно?

– Этот вопрос является вмешательством в мою личную жизнь.

– Молодежь, – сказал он. – Девки и кабаки, так?

– И казино, – сказал я. – И еще кое-что, но по сути подмечено верно.

– Хорошо, – сказал он. – Поедешь в «Автомир», у меня там директор знакомый. Скажешь, что от меня, я ему позвоню предварительно. Купишь в кредит на льготных условиях.

– Простите, – сказал я.

– Что-то еще?

– У кредитов есть одна очень характерная и неприятная особенность. Их надо отдавать, да еще и с процентами, как мне довелось слышать.

– А разве ты не работаешь?

– Работаю. Но покупка машины не совсем вписывается в мой бюджет на этот год.

– Да?

– Именно. Вот скажите, я ведь – ценный сотрудник?

– Ценный.

– И покупка машины – не моя идея?

– Не твоя.

– И надо это не мне, так?

– Куда ты клонишь? Хочешь протащить покупку за счет фирмы?

– Да, – сказал я. – Вам же надо, чтобы моя машина не привлекала внимания.

– Ну ты наглец, – с восхищением сказал он.

Я молча поклонился.

– И паяц, – добавил он. – Но этот номер у тебя не пройдет.

– Почему?

– Потому что я не собираюсь покупать тебе машину.

– Не вы. Фирма.

– Это одно и то же.

– Как вам будет угодно. Но программист моего уровня себе работу завсегда найдет.

– Мне следует расценивать это как угрозу?

– Как хотите. Между прочим, работа над сайтом еще не завершена.

– Я найму пять студентов, и они сделают мне сайт за пятьсот долларов.

– Верно, – сказал я. – А вы пойдете лечить зубы к студенту-стоматологу?

– Нет.

– Почему?

– Потому что… Черт побери! Потому что он не профессионал.

– Вот, – сказал я.

– Ты – профессионал, – признал он. – Но профессионалов много.

– Тому, кто займет мое место, придется начинать с нуля, – сказал я. – Вникать во все тонкости работы нашей компании, собирать информацию… А наши немецкие партнеры, насколько я помню, настаивали, чтобы сайт был готов в течение месяца.

– Ты забыл, где я тебя нашел.

– Вообще-то это я вас нашел и предложил вам свои услуги. И за те два года, что я здесь работаю, я вытащил вашу средневековую контору в двадцать первый век.

– Ты слишком нагл. Я ценю в людях это качество, но у тебя оно выросло просто до нездоровых размеров.

– Между прочим, контрактом с финнами вы обязаны мне, а точнее той информации, что я хакнул у наших конкурентов, участвующих в конкурсе. И премии за это дело я так и не получил.

– Понятно, – сказал он. – Но пойми и ты меня, тут ведь есть еще один момент. Я пересадил на наши машины всех сотрудников моей фирмы, и все они сделали это за собственный счет. Так что я не хочу создавать прецедент. Представляешь, что будет, если все они потребуют компенсации?

– От меня они ничего не узнают, – сказал я.

– Я могу на это рассчитывать? – спросил он.

– Можете, – сказал я. – Только вот ваш звонок и вся эта история с кредитом… Много шума.

– Ты прав, – сказал он, открывая ящик стола.

Покопавшись в недрах предмета офисной обстановки, он извлек из этих недр пачку зеленых бумажек и швырнул в меня. Я ухватил пачку на лету, причем одной только левой рукой.

– Реакция на деньги у тебя нормальная, – сказал он. – Хорошая реакция. Но особо не разгуливайся, сдачу отдашь.

– Обязательно, – сказал я, пряча доллары в карман. – Могу я теперь идти?

– И чтобы до вечера ты мне на глаза не попадался, – сказал он. – И, если я утром увижу тебя не на новой машине, можешь считать, что ты должен мне деньги в двойном размере.

– Ясно, – сказал я. – Со своей стороны хочу предупредить, чтобы на большую сдачу вы не рассчитывали.

– Пошел вон! – крикнул он, и я предпринял военный маневр, обозначенный в учебниках как «тактическое отступление на заранее подготовленные позиции».

Иными словами, слинял.

Архив службы безопасности Подземной Канцелярии

Документ: Расшифровка тайной аудиозаписи конфиденциальной встречи Асгарота, секретаря Князя тьмы, и Азраеля, секретаря Того Самого Знаете Кого

Тема: Возможный заговор. Беседа первая

Копия: Архив службы безопасности Небесной Канцелярии

Асгарот. Здравствуйте, сударь.

Азраель. Здоровей видали.

Асгарот. Я рад приветствовать вас…

Азраель. Давай без всей этой бодяги, а? Зачем звал?

Асгарот. Мне нужна консультация.

Азраель. А со своими ты перетереть не мог?

Асгарот. Боюсь, они не придают факту, вызвавшему у меня тревогу, большого значения.

Азраель. А может, так оно и есть?

Асгарот. Это по поводу той группы товарищей из Люберец, о делах которой вы ходатайствовали в своем последнем послании.

Азраель(заинтересованно). Помню, помню. Ну и как вы с ними разобрались?

Асгарот. Дело как раз заключается в том, что никак.

Азраель. Это еще почему?

Асгарот. Я не знаю, как поступить. Князь, как вы сами знаете, не в себе и вряд ли будет адекватен в ближайшее время, а к тому времени, как он снова к нам вернется, срок земной жизни этих товарищей уже истечет, так что принимать решение будет поздно и… Словом, вот так.

Азраель. Между нами, девочками, говоря, Нашего тоже уже давно не видать. Очередной отпуск себе отхватил, не иначе.

Асгарот (заинтересованно). Вот как?

Азраель. Ага. Но вопрос все равно закрывать надо. По всем понятиям.

Асгарот. Эти личности требуют беспрецедентную цену, находящуюся вне пределов нашей юрисдикции.

Азраель. То бишь вы этого сделать не можете, так?

Асгарот. Не можем.

Азраель. Или не хотите?

Асгарот. И не хотим.

Азраель. Так и надо говорить, братишка. А то «беспрецедентная цена», «пределы юрисдикции»… Ты еще о сферах влияния мне расскажи. Но тема такая, базар ведь прошел, да?

Асгарот. Вроде да.

Азраель. За базар отвечать надо. Рекламу кто вас просил давать?

Асгарот. Уверяю вас, мы воздерживались от рекламных акций в течение последних ста пятидесяти лет, и ни у кого из наших сотрудников не было распоряжения Князя менять подобную политику.

Азраель. Тьфу ты, пропасть. Чтоб мне нимб на голову свалился, ты нормально разговаривать можешь?

Асгарот. Могу.

Азраель. Так какого хрена?.. А, ладно, тебя даже могила не исправит. Короче, факты покупки душ были?

Асгарот. Конечно, были.

Азраель. Ну вот она, реклама.

Асгарот. Но обычно инициатором такого рода сделки выступала наша сторона.

Азраель. Это до балды.

Асгарот. Простите?

Азраель. Да параллельно это, братишка. Мое мнение такое: просьбу уважить надо.

Асгарот. Это невозможно. Таким образом мы создадим прецедент, а последствия подобного прецедента коснутся нас всех, они будут трудноконтролируемыми и непредсказуемыми.

Азраель. Оно и к лучшему. Миру нужна подобная встряска.

Асгарот. Боюсь, ни вы, ни я не полномочны решать такие вопросы.

Азраель. И чего ты хочешь? Слить эту проблему по-тихому?

Асгарот. Возможно, так было бы лучше для всех.

Азраель. Знаете, в чем ваша основная проблема, демоны? Вы слишком обленились за прошедшие столетия.

Асгарот. Простите, не понял.

Азраель. А чего тут понимать? Основной поток душ в последнее время идет в вашу пользу со значительным перевесом, но никакой вашей заслуги в том нет. Пресловутая свобода выбора, которую предоставил смертным Наш Босс, делает все за вас. Грех более приятен, нежели добродетель, а наши представители в мире смертных стали слишком консервативны, чтобы вести агитацию новыми методами Вы же вообще забросили пропаганду.

Асгарот. Мы…

Азраель. Не перебивай, да? С развитием на Земле технологий грехи плодятся быстрее, чем кролики в Австралии, и многие люди даже не понимают, что это грехи. Потому, когда они умирают, большим сюрпризом для них становится то, что они попадают к вам. Ведь они при жизни почитали себя хорошими людьми и даже ходили в церковь.

Асгарот. Так придумайте новые заповеди. «Не возжелай изображения ближнего своего в порногалерее», «Не прелюбодействуй посредством модема»…

Азраель. Не юродствуй.

Асгарот. Тоже неплохо.

Азраель. Не юродствуй, демон. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Души смертных плывут в ваши лапы на халяву, не требуя никаких инвестиций, так что вы уже просто разучились искушать.

Асгарот. Мы разучились искушать?

Азраель. Именно, братишка. Кого вы искусили в последнее время?

Асгарот. Я не интересовался подобной статистикой, но могу навести справки.

Азраель. Зато я интересовался и справки уже наводил. Двенадцать душ. Реально двенадцать душ за последние сто двадцать шесть лет.

Асгарот. Этого не может быть!

Азраель. Может. И так есть. Знаешь, какова ваша неофициальная позиция по этому вопросу?

Асгарот. Нет.

Азраель. Потому что ты слишком увлекся своими бумажками и оторвался от реальной жизни, братишка. Ваши говорят так: «Они все равно будут нашими, так чего ради нам париться?»

Асгарот. Это немыслимо! Это… это… это кощунство! А Князь…

Азраель. А Князю вашему все до пейджера. Мы из кожи вон лезем, чтобы заполучить каждого нового клиента, а вы хвостом о коготь не ударяете, зато имеете постоянный наплыв как на распродажу. Так чего ему волноваться? Вот что скажу тебе, братишка, без базара лишнего скажу: ситуацию надо выравнивать. Или выравнивать ее уже некому? Подрастеряли небось всех своих спецов.

Асгарот. Ничего подобного. Любой наш демон посчитает за честь искусить смертного.

Азраель. И ни хрена у него не выйдет.

Асгарот. Почему?

Азраель. Проснись, братишка. Вспомни, о чем я тебе толкую. Люди попадают в ад по незнанию, просто потому, что они перестали задумываться о перспективах загробной жизни. И все они считают себя праведниками, между прочим, даже самые отъявленные негодяи. И если к смертному заявится демон и предложит ему продать свою бессмертную душу, то этот смертный, даже если шансы его попасть к нам равняются нулю при любом исходе, все равно начнет кочевряжиться и пошлет вашего демона к черту. Ну, словом, ты меня понял.

Асгарот. Я не думаю, что дела обстоят так плохо.

Азраель. Хочешь пари?

Асгарот. Какого рода пари?

Азраель. Мы выберем демона и отправим его на Землю с единственной целью – искушать. Если за определенный промежуток времени он навербует вам условленное количество клиентов, вы выиграли. Если нет – проиграли.

Асгарот. Не думаю, что я вправе…

Азраель. Что, уже очко играет? А говорил, что каждый демон спит и видит, как кого-нибудь искусить. И что навыки не утрачены.

Асгарот. А какая будет ставка?

Азраель. Давай так. Если вы выиграете, то можете разрулить ситуацию с пацанами из Люберец по вашему усмотрению. То бишь спустите на тормозах. А если проиграете, то вам придется выполнить условия договора. Справедливо?

Асгарот. А вам с этого какая выгода?

Азраель. Чувство глубокого морального удовлетворения от того, что мы утерли вам нос. Но о пари никто не должен знать. Я имею в виду начальство.

Асгарот. Это само собой. Обговорим условия?

Азраель(удивленно). Так ты согласен?

Асгарот. Разумеется. Тут затронута честь всей нашей организации. В каком месте будем проводить пари?

Азраель. В Ватикане.

Асгарот. Это немыслимо. Вы заранее ставите нас в заведомо проигрышные условия…

Азраель. Не кипятись, я пошутил. Думаю, будет правильно провернуть все в Москве, ведь запрос, с которого все началось, пришел откуда-то из ее окрестностей?

Асгарот. Да.

Азраель. Москва принимается?

Асгарот. По этому пункту возражений нет. Условия для работы там вполне приемлемые.

Азраель. Только Вельзевулу вашему так не говори, ладно?

Асгарот. Скольких надо искусить?

Азраель. Надолго заморачиваться не будем. Нам ведь важна суть, а не количество. Думаю, число три вполне подойдет. Он троицу любит.

Асгарот. Боюсь, что именно на этом основании я должен отклонить предложенное вами количество. Число, к которому благоволит Ваш, ставит нас в сложную ситуацию.

Азраель. Короче, сколько?

Асгарот. Два.

Азраель. Смеешься? Этого слишком мало, чтобы делать какие-то выводы о вашей профпригодности. Ни нашим, ни вашим. Четыре.

Асгарот. Пойдет. Как будем выбирать искушаемых?

Азраель. Жеребьевкой. Причем я буду настаивать, чтобы среди участников были только мужчины. Женщину искусить гораздо легче, их слишком заботит внешний вид и собственная привлекательность для мужиков. Шепни им слово о вечной молодости, и душа, считай, уже в кармане.

Асгарот. Как хотите. На каком роде жеребьевки вы будете настаивать?

Азраель. Без всяких извращений. Монетки кинем, четыре штуки. Кто найдет, того и искушать.

Асгарот. Согласен. Сроки?

Азраель. Неделя на каждого.

Асгарот. Слишком мало. В работе с клиентами важен индивидуальный подход.

Азраель. Нормально. Я и так уже на много уступок пошел. Если твои демоны так хороши, как ты говоришь, тебе волноваться не о чем.

Асгарот. Ладно, согласен.

Азраель. Для того чтобы был зачтен выигрыш, надо будет искусить всех четырех. Упустите хоть одну душу – проиграли, ясно?

Асгарот. Само собой. Я подготовлю детали договора к следующей нашей встрече. Скажем, завтра?

Азраель. Лады.

Асгарот. Остался еще один необсужденный момент, который может иметь решающее значение. Кто будет искушать?

Азраель. Это я сам выберу. А то пошлешь кого-нибудь из своих спецов, Змия того же. У вас ведь все прошли начальную подготовку?

Асгарот. Естественно.

Азраель. Оставь место в договоре для того, чтобы вписать имя исполнителя. Я его тебе завтра назову.

Асгарот. Полагаюсь при этом на ваш здравый смысл.

Азраель. А то как же. Ладно, бывай, Асгарик, до завтра.

Асгарот. В то же время?

Азраель. Разумеется. Бывай, демон. (Улетает.)

Асгарот. И вам до свидания, милостивый государь. Похоже, я влип. (Улетает.)

Архив Подземной Канцелярии

Мемуары демона Скагса

Запись три тысячи четыреста восемьдесят вторая

Как я уже неоднократно упоминал в своих записях ранее, внешний круг ада – самое скучное место нашего ведомства, чему я по-прежнему несказанно рад.

Скука – это то самое чувство, которое смертные не умеют ценить. Они предпочитают жить интересно, бурно и насыщенно, упуская при этом из виду тот факт, что такая жизнь быстротечна, а в конце ее… либо мы, либо – они. И уж тогда смертные познают настоящую скуку в полной мере, ад вряд ли можно назвать приятным местечком, и мне доводилось по служебным делам бывать в командировках в раю, так что могу сказать: там немногим веселее.

Правда, у нас обычно собирается более интересная компания.

Тот день начался как обычно. Я вылез из своей типовой однокомнатной берлоги рядом с озером, наполненным кипящей серой, взмахнул три раза крыльями и влился в нестройный поток летящих на работу демонов. Начиналась дневная смена.

Можно было, конечно, дождаться транспортного демона, но я, признаться, общественного транспорта не люблю. Там всегда тесно, накурено и, что самое главное, все время присутствуют одни и те же лица, которые травят одни и те же анекдоты, приевшиеся еще двести лет назад. Гораздо приятнее (и быстрее) лететь при помощи собственных крыльев, подставляя лицо потоку зловонного воздуха, ощущать прежнюю мощь своих мышц и хоть на миг почувствовать себя молодым, полным амбициозных планов и стремлений. Ностальгия – свойство демонов, которым перевалило за три тысячи лет.

По пути я встретил суккуба, который из уважения ко мне сразу же превратился в весьма привлекательную демонессу. Я поравнялся с ней, и мы игриво переплели свои хвосты.

– Как дела, старый развратник? – поинтересовалась она.

– Как обычно, – сказал я. – А как ты?

– Чахну с тоски, – призналась она. – Уже лет двести на Земле не была.

– А что так? – спросил я.

– Не посылают. Лимит душ, говорят, и так превышен, размещать не успеваем. Чтобы практику не потерять, уже бесенят из третьего круга совращаю.

– Не думаю, чтобы они были против.

– Они-то не против, и в этом самая пакость. Скажи, какое же это на милость совращение, если жертва с самого начала настроена поразвлечься?

– Тяжело, – посочувствовал я.

– А сам по старым дням не скучаешь?

– Не особо, – сказал я. – Моя профессия была не столь приятна, как твоя.

– Извини, – сказала она. – Я совсем забыла.

– Да ничего, – сказал я. – Я уже и сам забываю.

– Встретимся вечером? Или после работы ты занят тем же, чем и большинство демонов твоего возраста? Кропаешь воспоминания…

– Кропаю потихоньку, – сказал я. – Но против встречи с такой привлекательной дамочкой ничего не имею.

– Ну вот, – огорчилась она, – опять облом. Я думала, ты будешь против, и я заявлюсь к тебе в полном боевом снаряжении, готовая к тяжелой, изнурительной борьбе…

– Хм, – сказал я. – Как-то не сообразил. Кстати, только что вспомнил, я сегодня не могу. У меня чрезвычайно важная встреча…

– Вижу, что ты врешь, старый греховодник, а все равно приятно.

– Нет, правда, – сказал я.

– Встретимся вечером, – сказала она.

– Меня может не быть дома.

– Чао, крошка, – сказала она, взмахивая крылом и забирая влево. – Увидимся!

– Прощай, – сказал я.

Суккубы не любят, когда им говорят «до свидания». «До свидания» выражает надежду на следующую встречу, а истинное удовольствие для суккуба – не просто оказаться в вашей постели, а сделать это вопреки вашему желанию. Последние восемьсот с лишним лет я трудился во славу ада на одном и том же месте. Не сказать чтобы работа была очень интересной, но каждый день я по долгу службы встречался с разными душами, иногда даже попадались очень любопытные экземпляры.

Я залетел в окно своего кабинета, сложил крылья, уселся за стол и включил кофеварку. Сразу же послышался робкий стук в дверь, наверное, там уже целая очередь. Мертвые любят заявляться с утра пораньше.

– Войдите, – сказал я, и вошел первый экспонат.

При жизни он был видным мужчиной и преставился лет в сорок. На нем был призрак синего делового костюма и галстука с изображением американского флага. Не люблю американцев. Даже здесь они считают себя хозяевами, грешниками, простите за каламбур, первого сорта.

– Джон Смитсон, – представился он. – Тысяча девятьсот двадцать первый – тысяча девятьсот шестьдесят третий.

Не так уж я оказался далек от истины.

– Личный идентификационный номер?

– Три-четыре-пять-ноль-ноль-ноль-восемь-семь-шесть-шесть-один-два-два-девять-девять-три-три-три-три-четыре, – отчеканил он.

Из новеньких, подумал я, недавно из чистилища. Те, кто провел у нас много времени, уже не помнят своего номера. И нечасто приходят ко мне на прием.

– Жалобы, предложения, пожелания? – осведомился я.

– Жалоба, – сказал он.

– Вот так всегда, одни жалобы. – Я вздохнул, вытаскивая из секретера соответствующий гроссбух, разумеется, самый толстый. Мертвые любят пожаловаться, и каждую их жалобу, даже самую пустяковую, приходится регистрировать. В других кругах подобные мне бюрократы уже давно обзавелись компьютерами, но до нас эта тенденция докатится еще не скоро, вот и приходится иметь дело с бумажками. – Внимательно.

– Что «внимательно»? – не понял он.

– Слушаю вас внимательно, – пояснил я. Не привык он еще к нашему жаргону. – На что будете жаловаться?

– На режим, – сказал он.

– На режим так на режим, – сказал я. – Что не так с режимом?

– В моем личном приговоре указано, что в течение первых трех тысяч лет я должен принимать серные ванны, – сказал он.

– Приговоры выношу не я, – сказал я. – И обжалованию они, как вы знаете, не подлежат.

– Да, но дело в том, что с самого начала моего пребывания здесь я вынужден принимать ванны из кипящей смолы.

– Вот как? – спросил я. – А разве есть разница?

– И огромная! – с жаром воскликнул он. – После серной ванны гораздо проще отчистить костюм.

– Откуда вы знаете? – спросил я. – Если с самого начала принимаете только смоляные?

– Коллеги рассказывали, – сказал он.

– Вот так, значит, – сказал я, делая соответствующую пометку. – Вы пытались жаловаться по месту непосредственного пребывания?

– Да, конечно, и не один раз.

– И что вам ответили?

– Что серу не завезли.

– Бардак, – пробормотал я. – Кто ваш куратор?

– Демон третьего уровня Бельфгор.

– Знаю такого, – сказал я. – Уже не первая жалоба на этого индивидуума.

– Так вы примете меры?

– Конечно, – сказал я. – Будьте уверены, я отправлю соответствующий запрос в отдел снабжения в ближайшие сто лет. И если в ответе будет сказано, что смола прибывает регулярно и речь идет о нецелевом ее использовании, то я буду вынужден принять самые строгие меры. Вы свободны.

– Сто лет? – опешил он.

– Сто лет, – подтвердил я.

Видно, господин Смитсон еще так до конца и не понял, куда он попал, и не представляет, как здесь делаются дела.

– Но это же очень долго, сто лет, – сказал он.

– Куда вам спешить? – спросил я. – У вас впереди – вечность.

– Вечность, – пришибленно повторил он.

– Вечность, – подтвердил я. – Следующий!

– Я буду жаловаться, – сказал он. – Я свои права знаю.

– Жалуйтесь, – согласился я. – Только хочу вас предупредить, что сроки рассмотрения жалоб нижестоящей инстанцией измеряются тысячелетиями.

– Я этого так не оставлю!

– Как вам будет угодно.

– Я до самого верха дойду!

– Низа, – поправил я.

– В смысле?

– У нас тут перевернутая вертикаль власти, – сказал я. – Вы сейчас как раз на самом верху.

– Не важно! – крикнул он. – Я все равно со всеми вами разберусь, мерзавцы!

– Вы покинете мой кабинет сами или мне вызвать охрану?

– Пошел ты, – сказал он, но пошел сам.

Попытался хлопнуть на прощание дверью, но это у него не получилось, ибо она открывалась в обе стороны.

Я налил себе кофе, сделал пометку относительно Бельфгора и его махинаций, но убирать гроссбух не стал. Насколько я знаю природу грешников, он мне сегодня еще не раз понадобится.

Следующим был мой старый знакомый, Пандуикс. С нами он уже не первую сотню лет, и все равно время не отбило у него привычки жаловаться. Склочная душонка, надо сказать.

– Здорово, – сказал он.

– Привет. – Говорить о здоровье с мертвыми не очень-то вежливо. – С чем на этот раз?

– Ты же знаешь, тварь, кто я такой?

– Знаю, – сказал я. – Пожалуйста, не называй меня тварью.

– Тварь смердящая ты и есть, – сказал он.

– Может быть, и есть, – сказал я, – но называть меня так неполиткорректно.

– Пошел ты с этим самым знаешь куда?

– Догадываюсь, – сказал я. – Чем тебе опять не угодили?

– Я, если ты помнишь, друид.

– Помню, – сказал я. – Идолопоклонник.

– Сам ты это самое, – огрызнулся он.

– Секта, поклоняющаяся деревьям, – сказал я. – Идолопоклонники. У тебя и в приговоре так написано. Серьезное преступление. Ну да ты знаешь.

– Я сейчас не о приговоре с тобой разговаривать пришел.

– Так скажи о чем, и мы побыстрее закончим.

– Куда ты торопишься? – спросил он. – У тебя впереди – вечность.

Вот так вот. Удар ниже пояса.

– Там кроме тебя еще куча желающих, – сказал я.

– У них тоже впереди вечность.

– Разумно, – сказал я. – Сыграем партию в шахматы?

– Не откажусь.

У меня в столе несколько комплектов для этой игры. Сейчас я достал тот, фигурки которого были вырезаны из слоновой кости, а доска современная, пластиковая. Играть деревянными фигурками друид отказывался наотрез.

Мы расставили фигуры, разумеется, я играл черными, поэтому он сделал первый ход.

Не знаю почему, но шахматы в аду – самая популярная из игр, придуманных смертными. Наверное, из-за своей метафоричности. Черные – белые. Но она развивает мышление и помогает коротать вечность, так что увлечение шахматами не преследуется.

Хотя при жизни друид в шахматы не играл, игроком он был неплохим. Мы с ним оба были участниками чемпионата внешнего круга, я в разряде демонов, он, разумеется, грешников, так что официально сразиться нам еще не удавалось. Он был слишком нетерпелив, и его дисквалифицировали до абсолютного финала, в котором чемпионы сражаются между собой, а я выменял свое право играть в финале на внеочередной отпуск.

Он всегда играл от атаки, каждым ходом обостряя ситуацию, я же предпочитал позиционную игру. На тринадцатом ходу он пожертвовал слона, на двадцать шестом мы разменяли ферзей. К сорок шестому ходу, когда фигур на доске заметно поубавилось, я предложил ничью. Он согласился.

– Еще разок?

– Совесть имей, – сказал, я. – Зачем пришел-то? Просто скучно стало?

– И это тоже, – признался он. – Все-таки отгул дают, если жалоба обоснованна.

– А она обоснованна? – спросил я.

– Конечно.

– И чем же?

– Моими религиозными убеждениями.

Я вздохнул:

– Ты – идолопоклонник.

– Я – друид.

– Это я уже слышал. В чем проблема?

– В новеньком. Понимаешь, у нас в триста сорок шестом котле уже своя, устоявшаяся компания, мы друг друга знаем давно и уважаем чужие интересы. Конечно, я не ретроград, не консерватор и всегда приветствую свежие вливания, пусть и уходит пара-другая десятков лет на притирку, но этот новенький уже ни в какие ворота не лезет!

– Да? – заинтересовался я. – А что в нем такого?

– Я – друид, – сказал он.

– Знаю.

– А он – дровосек.

– Ну и что?

– Как это, ну и что?

– Ну, – сказал я, – ты – друид и любишь деревья. Он тоже любит деревья, но по-своему. Дровосек – это ведь то же самое, что и гомосек, только с деревьями?

На самом деле я знал, что это не так, и просто подтрунивал над вспыльчивым друидом. Не мог отказать себе в столь маленьком удовольствии.

– Дровосек, – отчеканил он, – это тот, кто рубит деревья.

– А, – сказал я.

– Деревья являлись самым святым для меня при жизни, – сказал друид. – А этот малый из Канады, кажется, расписывает, как он валил столетние клены при помощи этой, как ее…

– Бензопилы, – подсказал я.

– Ага, – сказал он. – Даже не вручную!

– Это серьезно, – сказал я. – Ты попросил его этого не делать? В смысле не рассказывать?

– Да, и после этого он стал рассказывать еще больше. Просто ни на минуту не умолкает.

– Ладно, – сказал я. – Посмотрю, что тут можно сделать.

– Лет через сто, да?

– Для тебя постараюсь провернуть за пятьдесят, – сказал я. – Только потому, что мы с тобой в шахматы играем.

– Договорились, – сказал он. – Пятьдесят лет я уж как-нибудь потерплю.

– Будешь выходить, следующего позови, – попросил я.

– Обязательно.

Жалоба друида была более серьезной, чем претензии Смитсона. Мы, конечно, ад, а не содружество клубов по интересам, но кто-то дал маху. В рабочее время грешники должны полностью отдаваться посылаемым им страданиям, а подобное неуютное соседство в триста сорок шестом котле может здорово их отвлекать, тем самым снижая эффективность нашей работы. Я сделал пометку не откладывать его вопрос в долгий ящик.

Страдание воздействует более эффективно, если грешник разделяет его со своими единомышленниками. А если он горит в геенне огненной, наблюдая при этом, как в той же геенне огненной горит тип, которого он ненавидит, у него появляется некое мелочное человеческое удовлетворение, что снижает общее воздействие наказания.

– Наконец-то, – сказал следующий. – У вас на двери написано, что прием только до обеда, я уж думал, что до меня сегодня очередь не дойдет.

– После обеда я занимаюсь обработкой и рассмотрением ваших жалоб, предложений и пожеланий, – сказал я. – Вот у вас что, жалоба или предложение? Или даже пожелание?

– Жалоба, – сказал он.

– Как всегда, – сказал я. – Вы у нас кто?

– Иванов Василий Иванович, – сказал он. – Россия.

– Вот как? – удивился я.

Жалобщики из России были редким явлением во все времена. Судя по доходящим до нас слухам, жизнь в этой стране была почти такой же, как и у нас, посему населяющие ее территорию грешники не видели в аду особых поводов для жалоб. И вот вам паршивая овца.

– Давно преставились?

– В две тысячи первом году, – сказал он.

– Ого, – сказал я. – А сейчас какой? Я, видите ли, не слишком слежу за внешним летоисчислением.

– Сейчас тоже две тысячи первый, – сказал он.

– Быстро вас обработали, – сказал я. Обычно люди проводят в чистилище лет по двадцать, не меньше. – Вам еще повезло.

– Нет, – заявил он, – дело как раз в том, что мне не повезло. Тут какая-то ошибка, понимаете? Я вообще не должен здесь быть.

– Все вы так говорите, – сказал я. – Вас же взвесили на весах, не так ли?

– Нет, в этом-то все и дело, – сказал он. – Я не провел в чистилище и пары дней, как за мной явились демоны, помахали перед носом какой-то бумажкой и приволокли меня сюда. Я говорил им, что тут какая-то ошибка и меня еще не судили, но они ничего не хотели слушать и сразу засунули в один котел с какими-то уголовниками.

– Номер котла? – уточнил я.

– Двести сорок восьмой.

Я сверился со своими записями.

– Полноте, батенька, – сказал я. – Какие же они уголовники? Вполне достойные грешники. Один даже древнегреческий философ.

– Да я не на них жалуюсь, поймите, – сказал он. – Я вообще не должен здесь быть. Меня же не судили.

– А вы – праведник? – скептически осведомился я.

– Ну, об этом не нам с вами судить.

– А кому? – поинтересовался я.

– Ему, – сказал он, указывая пальцем вверх.

– И вы полагаете, что всех преставившихся судит Он сам? – спросил я.

– А что, не так?

– Вы где при жизни работали?

– В Мосэнерго.

– И что, если бы вас собрались уволить, вам бы об этом лично Чубайс сообщил?

– Вряд ли, – сказал он.

– То-то и оно, – сказал я. – У нас, как и в любой крупной организации, подчиненные, а тем более клиенты редко видят высшее руководство.

– Но все равно, – талдычил он, – я настаиваю на суде. Я ведь имею право на суд?

– Имеете, – сказал я. – А вы точно этого хотите?

– В каком смысле? – спросил он.

– Ну, вы уверены, что суд вам нужен?

– А почему я не должен быть в этом уверен?

– А потому, батенька, – сказал я, – что одно дело – находиться в аду, считая, что вы попали сюда по ошибке, и питать надежды, что когда-нибудь эта ошибка будет исправлена, и совсем другое – находиться в аду с уже вынесенным приговором, который поставит точку на всех ваших сомнениях и надеждах. У вас есть какие-либо основания полагать, что после рассмотрения вашего вопроса в арбитражном суде, вас не вернут обратно, к нам? Вы твердо уверены в том, что являетесь праведником?

– Я знаю десять заповедей, – сказал он. – Не убий, не укради… Я ничего такого не делал.

– Для того чтобы попасть в рай, мало не делать плохих дел, – сказал я. – Надо еще активно совершать хорошие поступки. Много вы их совершали? Помогали вдовам и сиротам? Подавали милостыню? Жертвовали чем-то ради кого-то?

– Ну… – Он задумался.

– Если вы будете настаивать, я отправлю ваше дело на рассмотрение, – сказал я. – Но вот вам мой личный совет: не стоит.

– Я могу подумать? – спросил он.

– Конечно, – сказал я. – Ведь у вас впереди – вечность.

– Тогда я подумаю, – сказал он. – Если что, вы ведь всегда здесь, не так ли?

– Да, – сказал я. – И передайте остальным ожидающим, что прием на сегодня закончен.

– Хорошо, – сказал он. – Спасибо.

– Не за что, – сказал я, и дверь за ним тихо закрылась.

И тут же открылась.

– Прием закончен, – сказал я. – Заходите завтра.

Но она все равно вошла. Старушка лет семидесяти, возможно с хвостиком, явно скандинавских кровей. Интересно, что она такого натворила? – подумал я.

– Я зайду сегодня, – сказала она таким тоном, как будто это был ее кабинет, в котором не самым желанным гостем был я.

– Ладно, – согласился я. Мне стало любопытно. – Присаживайтесь.

– Спасибо, – сказала она.

– Пожалуйста, – сказал я. – Как вас зовут?

– Кейт Якобсон, личный идентификационный номер семь-восемь-восемь-четыре-три-два-семь-семь-два-семь-два-семь-шесть-шесть-четыре-шесть-четыре, тысяча восемьсот первый – тысяча восемьсот семьдесят четвертый, Швеция, – выпалила она на одном дыхании. И уставилась на меня с таким видом, словно для меня это что-то должно было означать.

– Ну и что? – спросил я, когда играть в молчанку мне надоело.

– Вы, наверное, не поняли, молодой человек, – сказала она. – Меня зовут Кейт Якобсон, личный идентификационный номер семь-восемь-восемь-четыре-три-два-семь-семь-два-семь-два-семь-шесть-шесть-четыре-шесть-четы-ре, тысяча восемьсот первый – тысяча восемьсот семьдесят четвертый, Швеция.

– Именно так я услышал и в первый раз, – сказал я. – Ну и что?

– Вы что, обо мне не слышали? – спросила она с таким видом, словно я только что признался, что никогда не слышал о древе познания.

– А должен был?

– Ну, знаете ли, молодой человек, – сказала она. – Такого я не ожидала.

– Вынужден указать вам на несколько очевидных фактов, – сказал я. – Во-первых, я уже пару тысяч лет как не молодой. И уж совсем точно не человек. Кроме того, мне было бы любопытно узнать, чего же вы ожидали.

– Мне нужно видеть Князя тьмы.

– Это невозможно, – сказал я.

– Почему?

– Он занят.

– Чем?

– Понятия не имею, – сказал я.

– Как это может быть?

– Демонов много, – сказал я. – Он перед всеми нами не отчитывается.

– Тогда мне нужно поговорить с вашим начальством.

– Это невозможно.

– Почему?

– Оно тоже занято.

– И вы тоже не знаете чем?

– Знаю, – сказал я. – Оно работает.

– Плохо работает, – сказала она. – Раз здесь еще есть такие, как вы.

– На таких, как я, это все и держится, – сказал я.

– Из-за таких, как вы, все и разваливается.

– Ад простоял здесь много тысяч лет, – заметил я. – И я не вижу, чтобы за последнее время он сильно развалился.

– Значит, мне придется иметь дело с вами?

– Увы.

– Я продолжаю настаивать на том, что мне необходимо увидеть Князя.

– Я продолжаю настаивать на том, что он занят.

– Так мы ничего не добьемся, – сказала она.

– Это очевидно.

– И вы не знаете, кто я?

– Дважды увы.

– Так узрите. – Она встала, вытянувшись во весь свой рост, а рост у скандинавских старушек, я вам скажу, не самый маленький. – Я – его невеста. И нечего ржать, молодой человек.

– Пр…хх…простите, – сказал я, утирая выступившие на глазах слезы кончиком хвоста. – Не ожидал. А что заставляет вас думать, что это так? Ну, что вы его невеста?

– Он являлся мне в моих снах, – сказала она. – И говорил мне делать разные вещи, за это он обещал разделить со мной супружеское ложе. И вот я здесь уже больше сотни лет, а мне так и не удалось его увидеть. Это безобразие, молодой человек, и кому-то придется за него ответить.

– Несомненно, – сказал я. Типичная психопатка. По какому недоразумению ее засунули в мое подшефное хозяйство? – И какие вещи он говорил вам делать?

– Приносить жертвы, – сказала она.

– Человеческие? – заинтересовался я.

– Нет. Сначала я приносила в жертву цыплят, потом кур и петухов, потом зарезала всех своих овечек. И каждый раз их кровью я рисовала одно и то же число. Его число. Шестьсот шестьдесят шесть.

– Ясно, – сказал я. – Ну что ж, я прослежу, чтобы Князя поставили в известность о вашем присутствии.

– Непременно, молодой человек. Я позабочусь о том, чтобы вы были щедро вознаграждены, когда буду править адом, сидя на троне рядом со своим любимым супругом.

– Хорошо, – сказал я. – А теперь идите, госпожа.

– Еще увидимся, раб, – сказала она и вышла, стараясь придать своей походке царственность и величие. Выглядело это так, как будто бы под юбкой у нее был спрятан мешок картошки.

Когда она вышла, я засунул в рот правый кулак, чтобы не смеяться слишком громко, потому что громкий смех мог бы выглядеть невежливо по отношению к ее старости и ее болезни.

Невеста Князя! Можно подумать, Князю больше делать нечего, как являться во снах всяким сельским дурочкам и подвигать их к убиению домашних животных. Может, и были времена, когда у Сатаны были невесты среди смертных, но тогда и голуби летали по миру не просто так, не только для того, чтобы гадить на памятники.

Сейчас все это осталось в прошлом.

Архив Подземной Канцелярии

Из дневника Гоши

Запись сто сорок пятая

Вернувшись в свою конуру, я пересчитал субсидированные шефом деньги. Там было десять кусков грина, видно, то ли человек все-таки слабо представлял рыночную стоимость новых отечественных машин, то ли я так его разозлил, что он швырнул в меня деньгами, не потрудившись пересчитать. Десять кусков грина! Моя зарплата и премии за полгода вперед!

Неплохо денек начинается.

Я врубил машину и полез в Сеть. Первым делом проверил, как обычно, свой почтовый ящик и ничего, кроме обычного рекламного мусора, там не обнаружил. Хорошо хоть на работе у меня бесплатный трафик. Скачивать подобную дрянь за собственные деньги? Ну уж дудки. Дома у меня стоит мощнейший фильтр.

Потом покопался немного с сайтом нашей компании. Шефу я, конечно, наврал, он был уже почти готов и со дня надень его можно было вывешивать в Сеть. Но шеф был человеком старой закалки и считал, что чем больше времени его сотрудники тратят на порученную им работу, тем лучше и качественнее она выполняется. Посадив несколько изменений, я засейвился, закрыл диалоговое окно и пошел прошвырнуться по моим любимым чатам.

Скукотища. Все мои старые знакомые были либо поглощены работой, либо сегодня вообще на нее не вышли, потому что я никого не встретил. Заводить новые знакомства желания у меня не было, потому я покинул Сеть и завел авиационный симулятор. Хорошая у меня работа, да? А мне за это еще и платят.

Но долго полетать на «фантоме» мне не удалось. Сразу после обеденного перерыва в мой кабинет завалился Славик и стал смотреть на меня умоляюще-жалобным взглядом.

– Чего надо? – ласково спросил я.

– Будь человеком, Гоша, – сказал он.

– Не буду, – сказал я. – Надо чего?

– У меня зеленый горошек, – сказал он. – Двадцать тонн. На таможне.

– Неудивительно, – сказал я. – Ты ведь у нас таможней и занимаешься, правда? Оформляешь всякие там накладные, декларации, да? Это у тебя работа такая. Или нет? Или как?

– Там и делать-то почти ничего не надо, – сказал он. – Я уже все документы оформил. Просто подъехать на таможню, показать бумаги, сесть в кабину к водителю, сопроводить груз на склад, сдать кладовщику, получить его подпись и привезти бумаги сюда.

– Вот и займись, – сказал я. – Тем более если делать почти ничего не надо.

– Не могу, – сказал он. – У меня свинка.

Я внимательно посмотрел на его шею.

– Не похоже.

– Нет, – сказал он, – у меня свинка дома. Морская.

– Не вижу связи с зеленым горошком и таможней

– Связь прямая. Она рожает.

– Кто? Таможня?

– Свинка.

– И что?

– Светка нервничает. Просит, чтобы я приехал.

– Кто просит? Свинка?

– Светка, – сказал он. – Жена.

– А ты женат? – удивился я.

– Уже полгода.

– Поздравляю.

– Издеваешься, да? Ты же свидетелем на свадьбе был.

– Не помню, – сказал я. – Вот здесь помню, а здесь не помню. Ромашка какая-то.

– Ну будь ты человеком, Гоша!

– Слушай, Славик, – сказал я, – у всех свои проблемы. У тебя свинка рожает, а у меня тараканы с утра не кормлены, так я вот сижу и не рыпаюсь.

– Ну съезди, а? Тебе ведь все равно делать нечего.

– Мне делать нечего? – спросил я. – Это мне делать нечего? Да у меня презентация нашего сайта на носу, между прочим, а ты тут лезешь со своим зеленым горошком.

– А я тебе пива поставлю.

– Ящик, – сказал я.

– Заметано, – сказал он. – Короче, вот бумаги, такси уже едет, водителя зовут Витей.

– Водителя такси? Откуда ты знаешь, как зовут водителя такси?

– Водителя фуры, идиот.

– Ящик хорошего пива, – сказал я.

– Само собой, не «Балтики».

– Уговорил, мерзавец, – сказал я.

– Век не забуду, – пообещал он, швырнул на стол пачку документов и умчался.

Такси подъехало минут через десять. Этого времени мне хватило только на то, чтобы выйти из программы, закрыть Виндоус и вырубить машину. Я сграбастал со стола документы, помахал ручкой сослуживцам и отчалил.

Ездить на такси днем приятно. Все те же пробки, те же наглые иномарки с тонированными стеклами, мигалками и триколорами на номерах, те же подрезающие тебя чайники и лезущие под колеса пешеходы. Только вот нервы они, для разнообразия, треплют не тебе. Вдвойне приятно ездить на такси за казенный счет.

Мы потрепались с водителем о погоде, о горящих торфяниках, об очередном проигрыше «Спартака» на международной спортивной арене, о порочности внешнеполитического курса Соединенных Штатов Америки, о нестабильности нашей собственной экономики и поделились самыми свежими анекдотами. Когда я выложил свой последний вычитанный в Интернете перл относительно новых русских, их шестисотых «мерседесов» и догоняющих последние «запорожцев», мы попали в очередную пробку и я увидел здание таможни. Пешеходы поток еле ползущих машин легко обгоняли, поэтому я дал таксисту денег, пожелал удачи и бросил его уныло стоять в пробке.

Через двадцать минут я разговаривал с таможенником.

Таможенник был моего возраста и выглядел весьма ушлым типом. Он бегло просмотрел подсунутые мной документы, нацарапал свою подпись, ни к чему не придираясь, очевидно потому, что ему было уже заплачено, хлопнул меня по плечу и указал на ворота терминала. Уматывай, дескать, раз больше с тебя взять нечего.

Умотать оказалось не так просто. О фуре я знал немногое. Только номер, стоявший во всех документах, и то, что водителя зовут Витей. А фур на территории терминала было немерено.

Фуры ведь все похожи. Сами понимаете, такая здоровая фигня с кабиной и двигателем, называется она тягачом, к которой прицеплена еще более здоровая фигня, забитая чьим-то товаром. А негодяй Славик мне ни марки машины, ни цвета не сообщил.

Пришлось бродить по терминалу, как призраку коммунизма по Европе, и читать все номера подряд. Люди смотрели на меня странно. Обычно на таможне все бегают и суетятся, а я брожу с потерянным видом, покуриваю сигарету и отчаянно пытаюсь делать вид, что гуляю.

На втором круге пришлось признать, что занятие это бесперспективное, жарко, глаза уже слезятся и номера слишком маленькие, чтобы читать их на расстоянии. Подойти ближе и пойти по рядам? Эта идея меня тоже не слишком вставляла, рядов было чертовски много, а некоторые фуры стояли под парами, так что рядом с ними было особенно жарко, да еще неприятно пахло дизельным топливом.

Чтобы сузить круг подозреваемых, я решил пойти логическим путем. Что мы знаем о фуре? Практически ничего. А что мы знаем о ее грузе? Абсолютно все.

Зеленый горошек прислали из Венгрии. Венгрия находится в Европе. В Европе действуют другие экологические нормы, так что наши машины туда не пускают. Таким образом, из списка подозреваемых можно сразу выкинуть все супер-МАЗы и КамАЗы. Эти таможатся из стран ближнего зарубежья.

Машина принадлежит нашей конторе. Шеф предпочитает скромность, но против экологических норм не попрет, значит, новенькие «актроссы» и «магнумы» тоже можно исключить, а вот к подержанным «сканиям» и «ивеко» имеет смысл присмотреться.

Ага. Вон, там стоит нечто импортное, но не особо новое. Там их две штуки сразу. Оттуда и начнем.

Удача – шанс для подготовленного человека. Одна из этих машин, пяти-шестилетний «МАН», несла на своем переднем бампере искомый мной номер. Водителя в кабине не было.

Что мы знаем о дальнобойщиках? Что они никогда далеко и надолго от своей машины не отходят, тем более если машина с грузом. Тем более если она стоит на таможне, где полно всякого ворья. И если водителя нет в машине, то он… Правильно, под машиной.

Я сел на корточки и заглянул под тягач. Так и есть, здоровенный мужик в промасленной одежде валялся на асфальте и крутил какие-то гайки.

– День добрый, – сказал я.

– Для кого и добрый, – ответил он.

– Простите, что отвлекаю. – сказал я. – Но вы случайно не Витя?

– Кому Витя, а кому Виктор Палыч. И совершенно не случайно. Ключ на двадцать два подай.

Я огляделся вокруг и заметил, что сижу посреди множества разбросанных по асфальту железок. Все железки были грязными, и мне не особо хотелось к ним прикасаться, тем более что руки тут мыть негде.

– Рожковый? – спросил я.

– Накидной.

Я взял накидной на двадцать два двумя пальцами и протянул под фуру. Ключ был еще и горячим, неудивительно, он ведь на солнце лежал.

– Надолго тут у вас?

– Да нет, – сказал он. – Так, пару болтов подтяну, чтобы потом не мудохаться. А ты от Славика, что ли?

– Типа того.

– И как успехи?

– Можно ехать.

– Сейчас и поедем, – сказал он. – В кабине пока посиди, да?

– Ага, – сказал я, но в кабину не полез.

Что я, дурак, что ли? Там же сейчас как в парной, а я ни шлепанцев, ни полотенца с собой не захватил.

Отошел в относительную тень, отбрасываемую полуприцепом, и закурил сигарету. И тут же мое внимание привлекла разворачивающаяся рядом с соседней машиной драма.

Действующих лиц было трое. Широкоплечий кряжистый мужик средних лет в синем комбинезоне на голое тело и с прилепленной к верхней губе папиросой – очевидно, водитель. Рядом с ним прыгал маленький, толстый и плешивый азиат, хозяин груза. Третьим был таможенник, как обычно молодой, в белой рубашке и с чрезвычайно усталым лицом.

– Слюшай, дарагой, – говорил азиат, – какой-такой сертификат-шмертивикат, а?

– Обычный сертификат, – отвечал таможенник. – Соответствия, выданный российскими органами Госстандарта. Вы не можете торговать своим товаром на территории Российской Федерации без сертификата соответствия и гигиенического сертификата, выданных российскими же органами сертификации.

– Слюшай, дарагой, пока я все эти бумажки-шмамажки оформлю, у меня весь товар испортится, да.

– А это уже не мое собачье дело есть, – сказал таможенник. – Может, у вас там зараза какая. Атипичная пневмония, например.

– Какая зараза? Хароший виноград, три дня назад еще на веточках висел, да.

– Ага, – сказал таможенник. – Ты уже вторые сутки здесь паришься, так что, ты его вместе с деревьями привез, что ли?

– Зачем с деревьями, да? Обижаешь, дарагой.

– Жарко тут, – сказал водила. – Скоро вонять начнет. Я тебе говорил, Хасан, термос тут не пойдет. Рефрижератор надо было брать.

– Э, какой-такой рефрижератор-шрефрижератор, сколько твой рефрижератор стоит, а?

– На машине сэкономил, в товаре потеряешь.

– Зачем потеряешь? – обиделся азиат. – Слюшай, дарагой, помоги, а? Хочешь, я тебе винограда дам, а? Хароший виноград.

– На хрена мне твой виноград, – сказал таможенник. – Бабки есть? Бабки давай.

– Будут бабки, будут, как только виноград продам. Сколько скажешь заплачу, только дай бумажку, а?

– Нет бабок, нет и бумажки, – сказал таможенник. —У нас ведь как? Утром – бабки, вечером – бумажка. Вечером – бабки, утром – бумажка. Но бабки вперед.

– Слюшай, дарагой, давай так договоримся: утром —бумажка, через два дня – деньги. Можно так, а?

– Можно, – сказал таможенник, – Но бабки сначала.

– Вах, – сказал азиат. – Нету сейчас бабок, понимаешь?

– Понимаю, – сказал таможенник. – Тебя с терминала выпусти, только тебя и видели. А мне потом что, по всей Москве тебя искать?

– Зачем искать, сам привезу, дарагой.

– Ага, – сказал таможенник. – А потом догонишь и еще раз привезешь.

– Обижаешь, дарагой. Возьми виноград, а?

– Ага, – сказал таможенник. – Ужо. Хотя подожди. – Он лениво вытащил из кармана мобилу и неторопливо набрал номер. – Вась? Как сам? Как жена? Дети? И я потихоньку. Слушай, тут тема такая, тебе в твой магазин виноград нужен? Чей? Чей виноград-то у тебя?

– Узбекский, – тут же среагировал воспрянувший духом азиат. – Узбекский, пальчики оближешь, да.

– Узбекский, – сказал таможенник в мобилу. – Почем он сейчас? Ага. Сорт какой?

– Дамские пальчики. – сказал азиат. – Сладкий как мед.

– Дамские пальчики, – сказал таможенник в мобилу. – Ага. Не, документов нету. На кой тебе документы, если проверка, просто Степану позвони. Ага. Как обычно, в пополаме. Ага. – Таможенник убрал трубу. – Значит, слушай сюда, Хусейн…

– Хасан, – сказал азиат.

– А мне один хрен, – сказал таможенник. – Через два часа сюда подъедет «газелька». Ты туда виноград сгрузишь сколько влезет, да? А вечером меня найди, я тебе бумажку выдам. И считай, что дешево отделался. Без претензий?

– Какие претензии, дарагой! – затараторил азиат. – Уважил ты меня, спасибо. Возьми и себе, хоть ящик, а? Жене, детям…

– Неженатый я, – сказал таможенник.

– Ну сам поешь, друзей угостишь… – не сдавался азиат.

– Отвали, – сказал таможенник. – Вечером меня найди.

– Спасибо, дарагой, – рассыпался в благодарностях азиат, но таможенник его не слушал.

Он уже шагал в сторону здания, когда у него снова зазвонил телефон.

– Алло? Не, Вась, пива пока нету. Весь конфискат я тебе на той неделе отправил. Слушай, вечером две фуры из Германии должны прийти, там посмотрим. Ага. Ладно, бывай.

– Волки, – сказал азиат, когда таможенник уже не мог его слышать.

– Жадный ты, Хасан, – философски сказал ему водила. – У самого винограда – двадцать тонн, а сколько в ту «газельку» влезет? Полторы от силы, и то если его ногами трамбовать.

– Все равно волки, – сказал Хасан и тоже побрел куда-то. Подсчитывать прибыль, наверное.

Минут через двадцать Виктор Палыч вылез из-под машины, утер лоб грязной тряпкой, очевидно служившей ему носовым платком, и взгромоздился в кабину.

– Поехали, что ли? – спросил он.

– Поехали, – сказал я.

Насчет парной в кабине я оказался прав. Уже через тридцать секунд пребывания внутри «МАНа» рубашка моя промокла насквозь, а брюки начали липнуть к ногам. Кондиционера в кабине явно не наблюдалось, так что я открыл окно и возложил все свои надежды на встречный ветерок. Хотя какой в Москве, к черту, ветерок?

Мы выехали с терминала и встали в пробку. Метрах в пятистах впереди по курсу виднелась желтая крыша такси. Вполне возможно, что это было то самое такси, на котором я сюда приехал.

Воздух, временами задувавший в окно, был не менее горячим, чем в кабине, так что особого облегчения не приносил.

– Москва, – сказал Виктор Палыч, уловив мой недовольный взгляд. – Москва, етить ее в душу.

– В Европе лучше?

– А то как же. Дороги ровные, водители вежливые, гаишников вообще нету. Хорошо там, где нас нет, словом.

– А где же нас теперь нет? – поинтересовался я.

– И то правда, – сказал он. – В Германии на автобане от наших братков не пропихнуться.

– Угу, – поддакнул я и уставился в окно.

Поток машин в столице нашей нищей страны состоял из иномарок на девяносто процентов. Две трети иномарок были новыми, одна треть – «мерседесы».

Сейчас приготовьтесь. Вы выслушаете сентенцию об автомобилях в нашей стране и о нашем к ним отношении.

Автомобиль является средством передвижения в любой другой стране, но только не в России. Что нужно от своего автомобиля тому же англичанину или немцу? Чтобы он довез его из пункта А в пункт Б утром, в обратном направлении вечером и не сломался в пункте В, лежащем между первыми двумя пунктами. Но в нашей стране автомобиль это не просто вещь, которая возит вашу… бренную оболочку, в России все вещи на самом деле значат больше, чем это в них заложено изначально. Поэт в России больше чем поэт, а автомобиль – больше чем автомобиль. Это второй, а для кого и первый, дом, это – передвижной офис на колесах, где решаются деловые вопросы, это – показатель вашей успешности или неуспешности, это – продолжение вашего личного имиджа, это – место для общения и распития спиртных напитков[1], наконец, это – место, где зарождается жизнь, и место, где она может угаснуть. Автомобиль есть символ независимости. Школьники угоняют машины своих папаш и катают на них девчонок. Студенты копят деньги и покупают ржавые «копейки» за двести долларов, и они счастливы тем, что приобщились к избранному кругу автовладельцев, так счастливы, что готовы кричать об этом на каждом углу. Пенсионеры в зависимости от вида деятельности, которым они занимались при активной общественной жизни, выбираются на свои дачи и огороды посредством горбатых «запорожцев» и новеньких «вольво». Интеллигенция, в основном инженеры и врачи, получившие вожделенные четырехколесные транспортные средства на своих предприятиях еще в советские времена, отчетливо понимают, что на этих машинах им ездить всю оставшуюся жизнь, а потом на них будут ездить и их дети, если не смогут избавиться от своей интеллигентности, а посему тщательно следят за своими неновыми «шестерками» и «семерками». Люди среднего достатка меняют автомобили раз в три-четыре года, крупные бизнесмены – раз в два года, бандиты – каждый год. Владельцы автосалонов – два раза в неделю.

Сентенция закончена.

Сентенции, составляемые мною мысленно в виде послания к далеким потомкам, не имеющим представления о жизни своих предков, то есть нас, помимо информативного имеют еще одно, весьма практичное свойство. Они помогают скоротать время.

Это я замечал неоднократно, заметил и теперь, потому что, как только закончилась сентенция, сразу же закончилась и пробка, и наш грузовик разогнался до крейсерской в это время дня скорости в сорок пять километров в час. Ветерок подул интенсивнее, что было приятно. По крайней мере он хоть подсушивал выступающий на коже пот.

Но, как известно всем людям, считающим себя цивилизованными и достаточно разумными, ничто хорошее просто не может длиться долго. Нам махнул своей волшебной палочкой кормящийся у обочины ментозавр, Виктор Палыч нажал на тормоз и вывернул руль вправо. Сентенцию, посвященную гаишникам, вы прочтете чуть ниже.

– Вот тебе и здрасте, – сказал Виктор Палыч, протягивая мне папку с документами и выразительно глядя в глаза. Ты, мол, сопровождающий, ты и иди разбираться.

Я вздохнул и пошел разбираться. О, как должно было икаться Славику в эту минуту!

Гаишник был стреляным калачом, или тертым воробьем, это как хотите. Был он солиден (то есть имел солидный живот, скрыть объем которого не могла даже портупея), лыс (то есть из-под фуражки не выбивалось даже намека на волосы) и сердит. Понять его было можно. На улице жарко, салон стоящей рядом служебной иномарки тоже нагрелся, машины только-только выезжают из пробки и водители не успевают ничего нарушить.

– День добрый, – сказал гаишник. Капитан такой-то, батальон такой-то чего-то там какого-то округа – я эту белиберду мимо ушей пропустил. Информационный фильтр у меня между ушами, как в компьютере. – Вы – водитель?

– Нет, я сопровождающий.

– Тогда я сначала с водителем поговорю.

– Как угодно.

Он обошел фуру и постучал в дверцу Виктора Палыча. Не знаю, о чем они разговаривали, но гаишника не было минут пять. Потом он вернулся, вытирая лоб платком. Жезл болтался на его правой руке.

– С машиной все в порядке, – сказал он. – Что везем?

Я протянул ему документы.

– Ага, – сказал он. – Консервы.

– Консервы, – сказал я.

– Из Венгрии, – уточнил он.

– Именно, – сказал я.

– Давайте посмотрим на ваши консервы, – сказал он. – Откройте свою лабуду.

Я сбегал к кабине, взял у Виктора Палыча ключи и открыл «свою лабуду». Гаишник заглянул внутрь.

– Ага, – удовлетворенно сказал он.

Я тоже заглянул.

Потом еще раз заглянул.

Снял солнцезащитные очки фирмы «Рей-Бан» и заглянул невооруженным глазом. Не помогло.

– Ну что ж, – сказал гаишник, и я понял, что мой дебют в роли сопровождающего груза закончился фиаско. – Консервы как консервы. Счастливого пути.

– Сп… спасибо, – сказал я и захлопнул дверь, чтобы он не бросил еще одного взгляда на эти консервы и не заметил вопиющего несоответствия, которого он, не знаю почему, умудрился не заметить с первого раза.

Он отвернулся и пошел к патрульной машине. Все еще не веря своему везению, я на негнущихся ногах подошел к машине и залез в кабину.

– Трогай, водила, – сказал я.

– Потрогал и офигел, – сказал Виктор Палыч, выжимая сцепление. – У тебя вид какой-то странный, браток.

– И есть тому причины, – сказал я. – Вот можете вы мне ответить на один вопрос?

– Это смотря на какой.

– Вы права свои давно получили?

– Да уж лет тридцать без малого.

– А меняли когда?

– Года три назад, а что?

– Реально меняли или по блату?

– Слушай, а тебе-то что? – ворчливо спросил он, и я понял – по блату. – Ты кто, прокурор?

– Исключено, – сказал я. – Просто я хотел бы знать, когда вы в последний раз проходили медкомиссию.

– Тогда и проходил, когда права менял. Слушай, – подозрительно сказал он, – а ты на что намекаешь?

– Да ни на что, – сказал я. – Просто любопытно, там же, в медкомиссии, есть такой тест – на дальтонизм?

– Ну есть.

– И вы его прошли? Не обижайтесь, я просто хочу исключить тот вариант, что вы – дальтоник.

– Я – не дальтоник, – сказал он. – А ты лучше заткнись. Мне все эти разговоры не нравятся.

– Как угодно, – сказал я. – А вы в собственный прицеп заглядывали?

– А чего я, зеленого горошка не видел, что ли?

– Понял, – сказал я.

У меня было твердое мнение на этот счет, и оно состояло в том, что зеленого горошка в своем прицепе он точно не видел. По крайней мере в этом рейсе. Потому что то, что находилось в этом прицепе, в последнюю очередь было зеленым, хотя, возможно, на ощупь с горошком его и можно было перепутать.

Первым делом я позвонил Славику. Это была его работа, так что он пусть и думает. Принимать решение в такой ситуации я:

а) не хотел;

б) не мог;

в) не имел права.

– Славик? – осведомился я, когда чей-то голос буркнул мне «алло».

– Сейчас позову, – сказал голос, и я услышал звук брошенной на твердую поверхность трубки.

– Славик у телефона, – сказали мне секунд через тридцать. Семнадцать центов по моему тарифу, кстати.

– Это Гоша, – сказал я. – Свинка родила?

– Кто? – спросил Славик. – А, да, родила.

– А со мной кто первым разговаривал? Акушер?

– Кто? – спросил Славик. – А, нет, это сосед зашел. Отметить рождение, так сказать.

– Мог бы и поумнее отмазку придумать, – сказал я.

– Что? – спросил Славик. – А, это не отмазка. Она реально родила. Хочешь заезжай, я тебе этих покажу, как их, поросят.

– Поросят я не видел, – сказал я. – Слушай, я тут с грузом твоим…

– А? – спросил Славик. – Понял. Как таможня?

– С таможней все ровно, – сказал я. – Выехали. Но с грузом проблема.

– Что? – спросил Славик. Меня уже начал раздражать тот факт, что каждую свою фразу он препровождал вопросом. – Банки, что ли, помялись?

– Да нет, не особо, – сказал я. – Слушай, а ты вообще внутрь заглядывал?

– На фиг? – спросил Славик. – Зеленого горошка я не видел?

– Ты бы его и не увидел.

– В смысле? – спросил Славик. – Нет горошка? А что есть? Машина-то груженая.

– Груженая, – сказал я.

– Вот, – сказал Славик. – Гош, послушай, это вообще-то проблема уже не моя. Мое дело какое – документы оформить, машину с таможни забрать. А уж что там, в машине, это не ко мне. Без обид.

– Какие обиды, – сказал я. – И с кем мне проконсультироваться?

– С шефом лучше всего, – сказал он. – Извини, кажется, у нее еще один поросенок лезет.

И повесил трубку.

– Зашибись, – сказал я и набрал номер шефа. – Эдуард Петрович? Это Гоша.

– Правду говорят, как день встретишь, так его и проведешь. Чувствую, не избавиться мне от тебя до самой полуночи.

– Я по делу, между прочим, – сказал я. – Я тут Славика временно замещаю, ну там партия консервов венгерских и все такое.

– В курсе, – сказал он. – А сам Славик где?

– Дела у него. – Про свинку я говорить не стал.

– Разберемся еще, что у него за дела, – сказал шеф, и Славику я посочувствовал. Но он мне выбора не оставил, пусть теперь сам отдувается. – В чем проблема?

– У меня вопрос, – сказал я, – представляющий отнюдь не академический интерес. Вы не знаете, что дороже, горошек или сладкая кукуруза?

– А что?

– Просто от вашего ответа зависит, кинули ли нашу компанию или кто-то просто что-то напутал.

– Кукуруза дороже, по-моему, – сказал он. – Ненамного. А что?

– У меня тут ее двадцать тонн, – сказал я.

– А что должно было быть?

– Горошек.

– А по документам?

– Горошек.

– Водитель что говорит?

– Он в прицеп не заглядывал.

– Понятно, – сказал шеф. – Обычное разгильдяйство. Ты на таможне?

– Уже выехал.

– Как так? – удивился шеф.

– Они тоже в прицеп не заглядывали.

– А ты чего полез?

– Гаишник заставил.

– И сколько ты ему дал?

– Нисколько, – сказал я. Конечно, я – человек наглый, но не до такой степени. Честное вымогательство – это одно дело, а надувательство за глаза, к которому относится и завышение накладных расходов, – совсем другое. – Он не заметил разницы.

– Действительно, – сказал шеф, – одно желтое, другое зеленое, вот и вся разница.

– Бардак, – сказал я.

– Бардак, – согласился он. – И чего ты от меня хочешь?

– Чего делать-то? – спросил я.

– Как чего? – удивился шеф. – Вези на склад, сдавай.

– А возьмут? Без документов?

– Я им звякну. И вообще, товар наш, товар проплачен. А я в Венгрию коллегам позвоню. Будем решать.

– Ясно, – сказал я.

– И чтобы завтра я тебя на твоей мотоколяске не видел, – сказал шеф и бросил трубку.

В Венгрию, наверное, звонить будет.

Архив службы безопасности Подземной Канцелярии

Документ: Расшифровка тайной аудиозаписи конфиденциальной встречи Асгарота, секретаря Князя тьмы, и Азраеля, секретаря Того Самого Знаете Кого

Тема: Возможный заговор. Беседа вторая.

Копия: Архив службы безопасности Небесной Канцелярии

Азраель. Ну что, подготовил бумаги? Асгарот. Конечно. А вы определились с личностью искусителя?

Азраель. Ага. (Вытаскивает из кармана фотографию.) Вот этот.

Асгарот (удивленно). Это же фотография из личного дела! Вы что, имеете доступ к нашим файлам?

Азраель. Проще пареной селедки. В одной же Сети работаем.

Асгарот. А почему он?

Азраель. А почему нет? Дело-то, как ты говоришь, плевое?

Асгарот. Допустим.

Азраель. Базовую подготовку все демоны проходят?

Асгарот. Все.

Азраель. Ну вот. А кроме базовой подготовки там ничего и не надо. А то пошлешь ты профи какого-нибудь, он и начнет мудрить. Или у тебя есть возражения по кандидатуре?

Асгарот. По кандидатуре, на которой вы настаиваете, особых возражений нет. Мне просто любопытно, по какой причине из всех демонов ада вы выбрали именно его.

Азраель. А он мой старый знакомый. Начинали мы с ним вместе, он в своей конторе, я в своей. Пересекались пару раз по роду деятельности. Я-то с тех пор приподнялся, а он у вас во внешнем круге прозябает, вот, думаю, и порастрясу мальца.

Асгарот. А запасных кандидатур у вас нет? Он ведь может и не согласиться.

Азраель. Ты демон или воробей на батарейках? Предложи так, чтобы он согласился. Мне, что ли, тебя учить?

Асгарот. Хорошо. Прочтите договор, встретимся завтра для его подписания.

Азраель. Лады. Только ты там его имя сразу проставь, ладно?

Асгарот. Если вы настаиваете.

Азраель. Настаиваю. Покедова, демон. (Улетает.)

Асгарот. Вот не было печали. (Тоже улетает.)

Архив Подземной Канцелярии

Из дневника Гоши

Запись сто сорок шестая

Шеф действительно позвонил на склад, и кладовщик против кукурузы сильно возражать не стал, потому что она действительно была дороже. Грузчики оказались смышлеными ребятами и так навалились на разгрузку со своими карами, чем-то напоминающими мне машинки из детского «автодрома», что не успел я выкурить и двух сигарет, как дело было сделано.

Я подписал необходимые бумаги у кладовщика, завершил все процедуры, связанные со «сдал – принял», вызвал такси и поехал в офис.

Рабочий день к этому моменту уже закончился, так что я справедливо рассудил, что бумаги отдавать сегодня некому и вселенская катастрофа не разразится, если я сделаю это завтра. Вот и русская народная мудрость, кстати, гласит, что хрен утром слаще, чем редька вечером. Или что-то в этом роде.

Поэтому в контору я заходить не стал, расплатился с таксистом и пересел в свою малютку. И направился… Конечно не домой. Ведь у меня еще было дело, которое никак нельзя было отложить.

Ни в какой «Автомир» я не поехал, конечно, делать мне больше нечего. Кредит мне был не нужен, так как на руках у меня обреталось десять тысяч наличных денег, и отправился я в другой автосалон, обладающий целым рядом неоспоримых достоинств по сравнению с «Автомиром». Во-первых, он был почти рядом с моим домом, а во-вторых, работал круглосуточно, что меня устраивало как нельзя больше.

Припарковав свою машину под единственным деревом, чудом уцелевшим в этом технократическом индустриальном районе, я погладил ее по рулю, шепнул в колонки пару ободряющих слов и вошел в прохладный зал автосалона. Естественно, ко мне сразу же подбежал продавец. Темный низ, белый верх, галстук, папка с прайс-листами в руках и мобила на поясе, словом, все как положено.

– Добрый день, – сказал он. – Я могу вам помочь?

– Добрый, – согласился я. – Помочь вы мне совершенно определенно можете.

– Вот и хорошо. Что вас интересует?

– Давайте сначала познакомимся, – сказал я. – Мне как-то легче разговаривать с человеком, когда я знаю, как его зовут. А вам?

– Совершенно верно, – сказал он. – Меня зовут Петр.

– А меня – Гоша, – сказал я. – А можно, я буду называть вас Петей?

– Желание клиента для нас – закон, – сказал он.

– Вот и хорошо, – сказал я. – Насколько я понимаю, вы – продавец?

– Менеджер по продажам, – сказал он.

– Значит, продавец, – сказал я. Обзовись ты как хочешь, суть от этого не изменится, правда? Если он – менеджер по продажам, то я тогда кто? Менеджер по покупкам. – Видите ли, Петя, обстоятельства сложились таким образом, что сегодня я вынужден буду купить отечественную машину.

– Сочувствую, – сказал он, продемонстрировав мне превосходную работу стоматолога.

– Вот вы улыбаетесь, – сказал я. – А я, между прочим, принципы свои нарушаю.

– Вы зря так расстраиваетесь, – сказал он. – В последнее время качество автомобилей Волжского автозавода сильно возросло.

– Только не надо меня лечить, Петя, – сказал я. – Единственная характеристика автомобилей Волжского автозавода, имеющая постоянную устойчивую тенденцию к росту, это цена.

– Ценовую политику определяет завод, – сказал Петя. – Мы, автосалоны, здесь абсолютно ни при чем.

– Не стоит оправдываться, – сказал я. – Я же сказал, что мне необходимо купить машину, так что без нее я сегодня не уйду, и вы гарантированно получите свои комиссионные.

– Это меня радует, – сказал он. – Какую машину будете брать?

– А что у вас есть?

– Всё, – с гордостью сказал он. – У нас полностью представлен весь модельный ряд всех отечественных автозаводов, все цвета и комплектации, включая тюнинговые модели.

– Хорошо, – сказал я. – Пройдемся по всему модельному ряду. Вот это у нас что?

– Классика, – сказал он.

– Ага, – сказал я. – Если мне не изменяет память, классика – это пятнадцать лет назад модифицированная «копейка», поставленная на производство тридцать лет назад?

– Ваша память вам не изменяет. А еще раньше это был «фиат».

– Чего-то она меня не вставляет, – сказал я. – А вот это что за чудо-юдо?

– Последнее семейство ВАЗа, – сказал он. – Десятое. ВАЗ-2110, 2111, 2112

– Такое впечатление, что пытались сделать «Ауди-80», но у пьяного слесаря дрогнула рука.

– Вы не первый, кто обращает внимание на эту деталь.

– Потому что она бросается в глаза, – сказал я. – Этот автомобиль не соответствует моему эстетическому мировосприятию и входит в диссонанс с моим гармоничным естеством.

– Мини-вэн не желаете?

– Это, типа, автобус?

– Типа того.

– У меня права только на легковые.

– А он, типа, легковой автобус.

– Это где ж мне взять столько народу, чтобы его весь забить? – спросил я. – А вот это что такое угловатое и убогое?

– ВАЗ-2108, – сказал он. – В простонародье «зубило».

– Похоже, – сказал я.

– «Сеат Ибица» примерно восемьдесят второго года, – сказал он. – Если вы этого, конечно, не знаете, и если это, конечно, вас интересует.

– Конечно, интересует. Кузов содрали?

– Большей частью да. Ну и компоновку. Двигатель поперечный, привод, естественно, передний…

– Петя, – сказал я. – Не загружайте мой мозг обилием технических подробностей. Скажите мне лучше вот что: оно ездит?

– И очень даже неплохо.

– Петя, – сказал я. – Окажите мне любезность, выгляните вон в то окно.

– Зачем?

– Пожалуйста.

– Ну выглянул.

– Дерево видите?

– Вижу.

– Под деревом стоит моя машина. На которой я приехал сюда.

– О.

– Вот именно. Так что не надо мне рассказывать о том, что тут у вас неплохо ездит.

– Семьдесят третий год?

– А вы знаток. Семьдесят четвертый.

– У меня у самого семьдесят пятого, – сказал он.

– Рад встретить ценителя старины, – сказал я.

– Взаимно, – сказал он. – Но раз уж мы оба – ценители старины, может, нам стоит перейти на «ты»?

– Давай, – сказал я.

– Ответь на один вопрос, – сказал он. – Чисто любопытства моего для. На фиг тебе эта дрянь? – Он махнул рукой в сторону «зубила».

– Начальство настаивает, чтобы все сотрудники поддерживали отечественного производителя.

– Озверело твое начальство.

– Не говори, – сказал я. – Ладно, заверни мне этот хлам.

– Который?

– Который «зубило».

– Есть встречное предложение, – сказал он. – Несерийная модель, чтобы не чувствовать себя таким уж убогим.

– В чем разница?

– Там двигатель – эрпэдэ.

– И что это за хрень?

– Роторно-поршневой двигатель, – сказал он. – Был разработан для того, чтобы устанавливать на модели, используемые спецслужбами. Группы быстрого реагирования милиции, фээсбэ.

– До сотни хоть разгоняется?

– Согласно паспортным данным завода-изготовителя, – сказал он, – которым у меня нет никакого основания не доверять, обычная «восьмерка» с полуторалитровым карбюраторным движком разгоняется до ста пятидесяти шести километров в час. Машина с эрпэдэ выдает за две сотни.

– Брешешь, – сказал я.

– Чтоб мне провалиться.

Я внимательно посмотрел на пол под его ногами. Трещин вроде бы нет. Может, и не брешет.

– Побожись.

– Гадом буду.

– Будешь, – сказал я. – Сколько?

– На полторы штуки дороже обычной. Но за эти деньги ты получаешь усиленную подвеску, резину Р-14, спортивный глушитель…

– Не гони, – сказал я. – А обычная сколько стоит?

– Четыре с полтиной.

– Нормально, – решил я. – Давай свою эрпэдэ.

Он жестом заправского ганфайтера сорвал с пояса свою мобилу и быстро затараторил в нее, причем половину текста составляли кодовые обозначения, простому смертному недоступные.

– Машину уже готовят, – сказал он. – Документы тоже. Пойдем пока в бар.

– Я за рулем.

– Я тоже. Опрокинем по рюмашке кофе.

– Не могу, – сказал я, – огорчить тебя отказом.

Мы пошли в бар, и симпатичная девчушка-бармен налила нам по чашке бодрящего напитка. Мы закурили по сигарете.

– Допоборудование вешать будешь? – спросил Петя.

Я подумал о том, что у меня осталось еще три с длинным хвостиком штуки, а сдачу я обещал не приносить. Но за каждый доллар надо было отчитаться, так? А для того, чтобы отчитаться, нужны чеки.

– Буду, – сказал я. – С чего начнем?

– По полной?

– По полной, – сказал я. – Но в разумных пределах.

– Это хорошо, – сказал Петя, и глаза его загорелись. С допоборудования он тоже получал проценты. – Первым делом надо начать с того, чтобы твою покупку сохранить.

– Вот как? – удивился я. – А что, это еще и угнать могут?

– Еще как.

– Не могу себе представить почему.

– Номера кузова перебить легче, чем на других моделях.

– Спасибо дизайнерам?

– Ага. Самая угоняемая, кстати, модель.

– Спасибо, удружил.

– Другие тоже угоняют.

– Меня это радует, – сказал я. – И где у вас витрина со всеми причиндалами?

– Витрина есть, – заверил он меня. – Но лучше вот так. И он достал из-под стола буклет с картинками.

– Что посоветуешь?

– Есть такая штука, худлок называется. Магнитный замок капота. То есть капот можно открыть только из салона.

– Помогает?

– Особенно в контексте с сигнализацией.

– Сколько?

– Сто пятьдесят.

– Беру.

– Сигнализацию какую?

– А какую посоветуешь?

– Ну, «блэк баг» ты на эту дрянь все равно не поставишь, тем более что она стоит дороже, чем сама тачка. Возьми «пантеру».

– Что за зверь?

– Обычный набор: центральный блок, два электрозамка, датчик удара, объема, шесть концевиков – на двери, капот и багажник. У тебя дверей меньше, так что еще и останется в запас. Сирена автономная.

– Это круто?

– Так себе. Сирену все равно в первую очередь разбивают. Есть выход на пейджер.

– А сам пейджер?

– Еще полсотни баксов сверху.

– Давай, – сказал я. – Это что за штырь?

– «Гарант», замок на рулевую колонку.

– Советуешь?

– Многие ставят.

– Но?..

– Сталь прочная, замок кодовый, не откроешь, не распилишь. Саму колонку распилить быстрее.

– И?..

– Ты пойми, – сказал он, – если твою тачку конкретно угнать захотят, все равно угонят, хоть капканы медвежьи ставь. Сигнализация быть должна, конечно, но никого, кроме наркомана в нолину обдолбанного, она не остановит. Так что тут главное – не переборщить.

– Тогда – к черту. Что там еще?

– Балалайка нужна?

– Я не большой поклонник фольклора.

– Я тоже. Балалайка – это магнитола.

– Балалайка не нужна. От магнитолы не откажусь. Что есть?

– Все. «Пионер», «Сони», «Кенвуд», «Кларион».

– Что посоветуешь?

– Голову – «Пионер», колонки – только «Сони». В «восьмерку» двух «трехполосников» – за глаза.

– Валяй.

Он сделал отметку в своем буклете.

– Люк резать будем?

– Сколько?

– Шестьсот.

– А по времени?

– Часа полтора.

– Мне машина утром нужна.

– Управимся до утра.

– Режь. Что еще?

– Диски.

– Что с дисками?

– Там заводские стоят, штамповка. Литые круче.

– Сколько?

– Четыреста за комплект.

– Валяй.

– Деревянный руль?

– Зачем?

– Модно.

– А безопасность?

– Влияет.

– Сильно?

– Сильно.

– К черту.

– К черту. Кенгурятник?

– Это что за хрень?

– Такую штуку у паровоза спереди видел? Скотосбрасыватель называется.

– Видел.

– То же самое, только на тачку.

– Смысл?

– В Австралии кенгуру под машины бросались, радиаторы ломали, вот там и придумали.

– Я на ней в Австралию позориться не поеду, – сказал я. – А в Москве кенгуру нет.

– В Москве пешеходы есть.

– И что, сильно от пешеходов помогает?

– Для машины разницы никакой. А у пешеходов шансов на порядок меньше. Капот гладкий, он перекатывается, а об эту штуку только руки-ноги ломает. А когда и голову.

– И что, кто-то ставит?

– Многие.

– Смысл?

– Круто.

– На фиг. Понты.

– Разумно. Антикор делать будешь?

– Так ведь лето.

– Не повредит.

– Сколько?

– Цинком – сто пятьдесят, обычным – сотня.

– Цинком, – решил я. – Все?

– Зеркала с электроприводом.

– Блажь.

– Электростеклоподъемники.

– Это что, опция?! – ужаснулся я.

– Ага.

– Ставь. Там же стекло такое – ручку крутить задолбаешься.

– Именно. Кондиционер?

– Сколько?

– Полторы.

– Круто, – прикинул я. – Превышу лимит.

– Тогда не будем. Антирадар?

– Сколько?

– Триста.

– Баксов?

– Баксов.

– Смысл? Штраф за превышение – сотня с протоколом, полтинник без. Причем в рублях.

– Нет смысла, – признал он. – Тогда вроде все.

– Подбивай бабки.

– Сейчас. – Из склада под столом он извлек калькулятор и принялся исступленно стучать по клавишам. – Девять триста.

– Реально, – сказал я.

– Тянет на приличную иномарку.

– Иномарки нам не нужны, – сказал я.

– Понимаю. Ты местный?

– Это зачем?

– Регистрация в ГИБДД по Москве за полчаса.

– И сколько?

– Бесплатно.

– Только для меня?

– Для всех.

– Надо же, какая щедрость, – сказал я. – Тогда беру.

– Пошли в кассу, – сказал он.

Это был небольшой автосалон, поэтому касса находилась неподалеку от бара. Там я изрядно облегчил свои карманы, получил на руки кучу справок, счетов и прочих финансовых и около того документов. Даешь одни бумаги, получаешь другие.

– Петя, – сказал я, – я сейчас поеду домой и лягу спать, хорошо? Живу я тут недалеко. Завтра в девять утра я зайду и надеюсь, машина будет готова.

– Будет, – заверил он. – Я тебя дождусь. Даже номера прикрутим.

– Забили, – сказал я, протягивая ему руку.

Архив Подземной Канцелярии

Мемуары демона Скагса

Запись три тысячи четыреста восемьдесят третья

Мой рабочий день закончился в четыре, но я просидел в кабинете до половины шестого. Работы было адски много, впрочем, ее всегда адски много, да и дома ничего нового меня не ждало.

Это тогда я так думал.

Когда я уже совсем собрался домой, убрал все гроссбухи, отдельные бумажки сложил в папку, папку сунул в ящик стола и открыл окно, ко мне завалился Ашкаель.

Молодой демон, но весьма перспективный. В нашей компании неудачников, я имею в виду во внешнем круге, он надолго не задержится. Ходили слухи, что его уже давно зовут в четвертый круг, но он ждет более выгодного предложения. Мы обсудили с ним последние новости, поделились историями из недавнего прошлого, поговорили о шансах «Адских Мстителей» (футбольная команда внешнего круга) выйти в плей-офф. Шансов, честно говоря, было немного.

Последние полсотни лет чемпионом ада по футболу был первый круг. Еще бы, ведь стоило только преставиться мало-мальски приличному игроку, как он попадал на Суд безо всякой очереди и оказывался либо у нас, либо у них. И если он оказывался у нас и хоть чего-то стоил, то его сразу же вербовали легионером в сборную первого круга. Шефство над командой взял в свои руки сам Вельзевул, так что в ближайшее время победить их вряд ли кому-то удастся. Судя по курсирующей в местной прессе информации, В. ждет не дождется, пока Роналдо или Зидан попадут в какую-нибудь авиакатастрофу, а место для Пеле он бережет уже несколько лет. Даже майку с номером и фамилией заказал, я лично фотографию в «Проклятом комсомольце» видел.

Футбол в аду является самым популярным видом командного спорта. Демоны – азартные игроки и горячие болельщики, а легионерам из грешников это только на руку. Лучше уж мяч по полю гонять, чем в котлах вариться или на сковородках жариться. А ведь есть и еще более неприятные наказания.

Ашкаель звал меня в бар, но я отказался. Не люблю я эти сборища. В любом баре внешнего круга всегда полно демонов-неудачников, которые будут подсаживаться к вам, плакаться в жилетку, рассказывая о своем былом величии, и напрашиваться на угощение халявной выпивкой. Мне и самому есть что порассказать, а какой смысл? Времена изменились. Боюсь, что они изменились навсегда.

Убедившись, что затащить меня на попойку не удастся, Ашкаель взмахнул крыльями и выпорхнул в мое окно. Именно выпорхнул. Он был молод и еще не потерял способности, а главное – желания порхать.

Я выглянул в окно, чтобы удостовериться, что он на самом деле улетел, а не затаился поблизости в виде какого-нибудь каприза архитектуры. Вроде все было чисто, и я со спокойной совестью отправился домой.

Дома меня ждал молодой демон самого официального вида. В руках у него была большая пачка бумаг, а на носу – очки. Плохое зрение редкость в среде демонов, у молодежи же оно не встречается никогда, так что передо мной сидел уникум.

Уникум сидел в моем кресле и смотрел мой телевизор.

– Недобрый вечер, – заметил я. – Позвольте полюбопытствовать, сударь, как вы проникли в мое жилище?

– У меня есть универсальный ключ, сударь, – сказал он, повертев на пальце кольцо с отмычками.

– А, – сказал я. – Из чего я делаю вывод, что к нам пожаловало низкое начальство?

– Даже более низкое, чем вы можете себе представить, сударь.

– Я многое могу себе представить, сударь, – сказал я. – Могу ли я попросить вас оставить мое жилище и пойти посмотреть новости в каком-нибудь другом месте?

– Нет, сударь, – сказал он. – Боюсь, что это решительно невозможно.

– Я буду на этом решительно настаивать.

– У меня до вас дело, сударь. До вас, а не вашего телевизора.

– Тогда вы могли бы прийти в мой кабинет, сударь.

– Мое дело носит не слишком официальный характер, – сказал он, – чтобы я мог нанести визит на ваше рабочее место, сударь.

– Боюсь, что делами не слишком официального характера я не занимаюсь, – сказал я. – Сударь.

– Даже если на карту поставлена честь самого ада, сударь?

– Мне нет решительно никакого дела до чести ада, сударь.

– Хочу вас предупредить, что подобное высказывание можно истолковать как измену, сударь.

– Это угроза, сударь? – спокойно осведомился я.

– Это предупреждение, – сказал он. – Хотите сигару?

– Не хочу.

– Зря. Хорошие сигары, сударь. Рекомендую. От наших агентов с Кубы, между прочим.

– Предпочитаю сигареты, сударь, – сказал я. – Свои.

– Как знаете, – сказал он. – Да что же вы стоите? Присаживайтесь.

Тон у него был такой, как будто он был хозяином не только моей берлоги, но и всей скалы. Если не всего ада.

Скажу откровенно, этот парень не понравился мне сразу. Есть любовь с первого взгляда, а у меня к нему в первые же минуты знакомства возникла неприязнь. Я достаточно долго пожил на этом и на том свете, чтобы научиться разбираться в собственных эмоциях, и знание себя подсказывало мне, что неприязнь эта будет стойкой и постоянной. Она не перерастет в ненависть, потому что этот сопляк моей ненависти просто недостоин, но никогда не сойдет на нет. Демоны – существа постоянные. Если им что-то не нравится, то оно не нравится им всегда.

– Вы сидите в моем любимом кресле, сударь, – сказал я.

– Я вижу в этой комнате стул, сударь.

– Стул я держу исключительно для гостей, сударь.

Намек был весьма прозрачным, но он пропустил его мимо ушей.

– Видите ли, Скагс, – сказал он, – у меня для вас есть предложение, и не думаю, что вы от него откажетесь.

– Сударь, – сказал я, – я откажусь от любого предложения, если оно будет исходить от вас, даже не выслушав его.

– Наверное, – сказал он, – это потому, что вы не знаете, кто я такой.

– Наверное, – сказал я, – это потому, что вы так и не соизволили представиться.

– Меня зовут Асгарот, – сказал он. – Я имею удовольствие служить личным секретарем Князя.

Мальчик на побегушках самого Сатаны. Тут есть чем гордиться. Неплохая карьера для такого молокососа.

– Не могу сказать, что было приятно познакомиться с вами, уважаемый Асгарот, – сказал я. – До свидания.

– Я, пожалуй, останусь, – заявил он. – Прочитайте вот эту бумагу.

Я взял листок чисто из любопытства и пробежался глазами по строчкам.

– Что скажете, сударь?

– Бред, – сказал я. – Скажите, а Князь в курсе?

– Князь занят другими делами, сударь, – сказал он.

– Значит, Князя вы не известили, – сказал я. – Сударь, в таком случае это весьма похоже на интригу. А интриги в нашем ведомстве не поощряются, конечно, если разрешение на них не дал сам Князь. И караются они весьма и весьма жестоко.

– Я делаю это для процветания ада, сударь.

– Это весьма похоже на благое намерение, сударь.

– Вы хотите меня в чем-то обвинить, сударь?

– Никоим образом, – сказал я. – Я просто хочу, чтобы вы оставили меня в покое, сударь. Свой долг аду я отдал сполна.

– Никто из нас никогда полностью не рассчитается со своим долгом, сударь.

– Оставьте лозунги для пропаганды, – сказал я.

– Скагс, – сказал он, – я читал ваше личное дело. Я весьма уважаю ваши прошлые заслуги и не сомневаюсь, что предложенная задача вам по плечу. И я не хотел бы угрожать вам, Скагс, однако вы должны понимать, что демон, занимающий мой пост, может сделать ваше дальнейшее пребывание в аду достаточно неприятным.

– Вы, – сказал я. – Осмеливаетесь. Угрожать. Мне?

– Вы вынуждаете меня, Скагс.

– Сударь, я вынужден заметить, что вы невнимательно прочитали мое личное дело, – сказал я.

– Что заставляет вас так думать?

– Потому что, если бы вы внимательно его прочитали, – сказал я, – вы бы поняли, что я никого и ничего не боюсь ни в этом мире, ни в любом другом, и угрожать мне просто бессмысленно.

– Это ваше последнее слово? – осведомился он.

– Да, сударь.

– И вы отдаете себе отчет в том, какие оно может повлечь за собой последствия?

– Вполне, сударь.

– Вы совершаете ошибку, Скагс, – сказал он и исчез в столбе пламени и дыма.

Не попрощавшись. А это, между прочим, дурной тон.

Внутреннее

От кого: Асгарот, секретарь Князя тьмы

Кому: Бегемот, специальный эксперт по РФ Подземной Канцелярии

Тема: Личное

Дражайший мой Бегемот!

Вы просили не тревожить Вас более, и я бы этого никогда не сделал, если бы обстоятельства не сложились таким образом, каким они сложились. Но, увы, на данный момент дела обстоят так, что я настоятельно прошу Вас о конфиденциальной встрече.

Заранее благодарю, Асгарот.

Архив службы безопасности Подземной Канцелярии

Расшифровка записи тайного прослушивания апартаментов Бегемота, специального эксперта по РФ Подземной Канцелярии

Тема: Сложно определимо

Бегемот (Шорох разворачиваемой бумаги. Пауза.): Асгарот!…………..! (Ругается нецензурно.) Я тебя………………. ! (Ругается нецензурно.)……………. твой рот……………..! (Ругается нецензурно.) …………….твои рога……………… ! (Ругается нецензурно.) ………………да что ж………………. ! (Ругается нецензурно.) ………………. Яйцо, из которого ты вылупился,………………(ругается нецензурно)…………….. хвост оторвать! (Длительная пауза.) Нет, вы подумайте, этот ……………….(ругается нецензурно) ………………..и он возомнил…………………… (ругается нецензурно) ! Да я таких три тысячи лет назад………. (ругается нецензурно) …………..делал!

Общее время сеанса записи: сорок три минуты.

Архив Подземной Канцелярии

Из дневника Гоши

Запись сто сорок седьмая

Обычно сны свои я в дневник не записываю, не то вместо воспоминаний о бурных годах моей молодости он превратится в откровения истеричной барышни из института благородных девиц, однако для этого сна решил сделать исключение. Больно он был… странным, с одной стороны, и реалистичным – с другой. Что я имею в виду?

Сны – вообще материя очень непростая. Именитые психологи, работы которых я почитывал в свое время, дают разные объяснения феномену сна[2], так что приводить их здесь я не буду. Сходятся они только в одном – сны сотканы из наших собственных воспоминаний, работой подсознания преображенных в более чем просто необычные формы.

Есть люди, которые вообще не видят снов, и таких много. Большинство людей видят черно-белые сны. Небольшой процент видит сны цветные. К считаным единицам сны приходят с запахами, вкусами и ощущениями текстуры[3].

Я тоже отношусь к считаным единицам. Хотя обычно мои сны имеют под собой твердый фундамент, худо-бедно соотносящий их с реальностью или с виртуальной реальностью, если уж на то пошло.

Бывают кошмары, после которых я просыпаюсь в холодном поту. Особенно ужасны ночи, когда мне снится, что я становлюсь очередной жертвой Фредди Крюгера, что меня похоронили заживо и я задыхаюсь в собственном гробу, что я прихожу на работу, а мне не платят зарплату, что я езжу в автобусе или женюсь.

Бывают сны приятные, в которых я знакомлюсь с интересными девушками, выигрываю в лотерее главный приз и уезжаю в сторону заката на белоснежном коне, к седлу которого приторочена сумка с пятью миллионами долларов.

Бывают сны рутинные, в которых мне является моя работа или последняя компьютерная игрушка, сильно подсадившая меня в последнее время.

Бывают, правда редко, эротические фантазии, после которых просыпаешься с эрекцией, справиться с которой может только холодный душ.

Но все эти сны объединяет одно – в глубине души снящегося мне меня я все равно твердо знаю, что сплю и что происходящее может закончиться в любой момент, вместе с моим пробуждением.

Но на этот раз я осознал, что это был лишь сон, только когда проснулся. И был он настолько реален, что реальность, в которой я просуществовал до этого двадцать с лишним лет, показалась мне менее реальной, чем та, которая реальной просто быть не могла. А знаете что самое интересное? Вне зависимости от того, что мне снилось раньше, занимался ли я любовью с Синди Кроуфорд или бегал по коридорам Звезды Смерти из «Звездных войн», вне зависимости от того, чью я играл роль, я оставался собой. Пусть приобретал некоторые несвойственные мне в жизни качества, знания и умения, которых я не имел днем, но я всегда оставался собой и внешне, и внутренне – более раскрепощенный, более уверенный в себе, может быть, но я.

А в этом сне… Не знаю точно, кем я был, но уж не собой, это точно.

Находясь под впечатлением от увиденного, я протянул руку, поставил на живот свой ноутбук и попытался проанализировать сновидение путем его записывания. Точнее, запечатывания.

Оно состояло из нескольких частей.

Часть первая

Сначала был я.

Я был бесплотным, бестелесным, беззвучным и безмысленным. Но был.

Мир вокруг меня был бесформен и хаотичен.

Я летал по миру наравне с первозданным хаосом. Это продолжалось долго. Время во сне, конечно, субъективно, и сложно перевести его в обычные единицы измерения, но мне показалось, что это продолжалось вечно. По крайней мере, очень долго. Потом проявились формы, и началась…

Часть вторая

Я стоял на возвышении, а вокруг меня колыхалось море людей.

Я был небольшого роста, одет в серый костюм, на лысине красовалась кепка. И еще у меня была козлиная бородка. Небольшая такая, совсем жиденькая. Я посмотрел под ноги и увидел, что стою на броневике.

Ага, подумал я, а где у нас Смольный? Смольного в пределах видимости не наблюдалось. Если быть точным, в указанных пределах не наблюдалось вообще ни одного архитектурного сооружения, даже какой-нибудь захудалой хибары, не то что целого дворца. На горизонте виднелись еле заметные очертания крупного города. С городом что-то было не так.

Ну, я хочу сказать, что выглядел он не так, как выглядят большие города, хотя, несомненно, этот экземпляр был достаточно крупным. Над его поверхностью не торчали шпили небоскребов, не висел в небе индустриальный туман. Тогда я посмотрел на толпу.

Не знаю, чего я ожидал, революционно настроенных матросов и рабочих, быть может, с редкими вкраплениями кожаных курток настоящих революционеров. Три ха-ха. Они были варварами.

То есть здоровыми, грязными, полуодетыми, с длинными гривами нечесаных волос и большими топорами в руках. И все они смотрели на меня.

– Товарищи варвары! – закричал я неожиданно для себя и с еще большим удивлением заметил, что картавлю. – Товарищи варвары! Настало революционное время! Время больших перемен! Достаточно Римская Империя уже угнетала пролетариат завоеванных ею стран! Капиталистические щупальца этого спрута простираются по всей Европе до самого африканского берега! Но настала пора разорвать цепи! Сегодня мы поразим этого гигантского спрута в самое сердце! Рыба гниет с головы, товарищи! Рим – голова Империи, давно стал притоном разврата! В то время как патриции проводят себе водопровод и убивают время в оргиях с гетерами, наблюдая, как темные, непросвещенные гладиаторы рубят друг друга на куски, рабы недоедают, товарищи! Я вам даже больше скажу! Они голодают! Пора положить этому конец! Верхи уже не могут управлять по-старому! А низы не хотят жить по-старому! Мы – не рабы, товарищи!

– Ура! – закричали варвары.

– Даешь! – закричали варвары.

– Мы тоже хотим оргии с гетерами! – закричали варвары.

– Нет! – закричал я. – Вам не будет гетер! Вам не будет вина, хлеба и зрелищ! Вам не будет водопровода и теплых ватерклозетов! Так говорю не я! Так говорят патриции! Так говорит Император!

– Долой патрициев! – закричали варвары. – Долой Императора! Даешь гетер!

– Рим должен пасть! – заорал я. – И тогда каждый получит по бесплатному караваю, каждый получит по бесплатному кувшину вина, каждый получит по бесплатной гетере! А патриции пускай бесплатно получат по морде!

– Даешь! – закричали варвары.

– Мы отберем у них все добро! – заорал я. – И разделим его по справедливости! Лавки и мастерские – рабам! Землю – крестьянам! Мечи и копья – гладиаторам! Братские могилы – цезарю и патрициям!

– Ура! – закричали варвары.

– На Рим! – закричали варвары.

– За нашу варварскую родину! – закричали варвары.

– За нашего вождя! – закричали варвары.

– За власть Советов! – Странно, а про Советы я еще ничего не говорил.

Они начали строиться в колонны, которые двинулись в сторону города на горизонте. Я заложил правую руку за спину, левую простер перед собой и крикнул:

– Верной дорогой идете, товарищи!

И тут из колонны гладиаторов выскочила женщина. Она была небольшого роста, некрасивая, с растрепанными волосами, так что на прекрасную подругу варваров никак не тянула. В руках у нее был арбалет. В арбалете была заряжена отравленная стрела.

Откуда я знаю, что она отравленная? А откуда в своих снах мы наверняка знаем вещи, которые вроде бы знать не должны?

– И ты, Каплан? – спросил я.

– Ага, – сказала она, припадая на одно колено и целясь.

– Не ожидал, – сказал я.

– Сюрприз.

Стрела вонзилась в мою грудь, и я почувствовал, что падаю. Земля накренилась под странным углом, и я, не в силах удержать равновесие, скатился с броневика. Последнее, что я слышал перед тем, как наступила полная темнота, был крик, встревоженный и какой-то радостно-испуганный:

– Братаны! Кажись, Ильича завалили!

Но самой странной была…

Третья часть

Я сидел в кресле. Кресло стояло в пустоте. Я был молод, хорош собой, одет в весьма изысканный костюм и покуривал сигару. Напротив меня стояло другое кресло. В нем тоже сидели.

Мой собеседник был мужчиной солидного возраста, но не старым и ни в коей мере не дряхлым. На нем был костюм для верховой езды, порядком замызганный – следы недавней прогулки, белые перчатки он держал на сгибе локтя.

– Так что же вы хотите, милейший? – спросил я бархатным голосом, за которым скрывалась сталь моего характера.

– Ничего особенного, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы просто продолжали делать свое дело.

– Какое?

– Любое, – сказал он. – Лишь бы вы сами получали от него истинное удовольствие.

– И какая вам с этого выгода? – осведомился я.

– А вы не верите в мой альтруизм?

– Простите, не верю. Я не верю в чей-либо альтруизм вообще, тем более я не могу поверить в ваш.

– Полноте, – сказал он, – не так уж я эгоистичен.

– Все ваши биографии говорят обратное.

– Найти правдивого биографа всегда было большой проблемой, – сказал он. – Кто-то приукрашивает мой образ, кто-то, наоборот, пытается сделать его как можно более отталкивающим. Боюсь, никто никогда не напишет правды.

– А в чем она заключается?

– Я ничего не хочу для себя, – сказал он. – Что бы там обо мне ни говорили, но у меня есть работа, и я эту работу делаю. Стараюсь делать ее хорошо, по мере сил и возможностей. Ведь ни от кого нельзя требовать большего, вы согласны со мной?

– Отчасти, – сказал я. – Знаете, мне пришла в голову одна любопытная мысль. Интересная идея. Что вы скажете, если я напишу книгу о вас? Книгу, правдивую настолько, насколько хватит моих сил и возможностей? Составленную из бесед с вами и из отрывков других биографий, которые вы сами прокомментируете?

– Мне это было бы интересно, – сказал он. – Но вы должны понимать, что эту книгу никто и никогда не опубликует.

– Я занимаюсь творчеством ради самого творчества, а не ради публикаций и признания общества, – сказал я. —Мне не нужны деньги и слава.

– Тем более что они у вас уже есть.

– Вы уходите от ответа?

– Никоим образом. Вы знаете, я думаю, что соглашусь. С вами интересно разговаривать, поверьте, такого удовольствия я не получал от беседы уже давно. Мы будем встречаться с вами каждый вечер, усаживаться перед камином, пить теплый глинтвейн, вы будете задавать вопросы, а я буду на них отвечать. И постепенно вы узнаете обо мне то, что хотите знать. И тогда мы сможем обсудить одно маленькое дело.

– Вот оно! – сказал я.

– Но я только сделаю предложение, – сказал он. – Вы еще не знаете какое. И вряд ли вы можете чего-то подобного ожидать, хотя бы даже представить! И, кроме того, вы всегда вольны отказаться.

– Так ли это?

– Это всегда было так, – сказал он, и в этот момент я проснулся.

Люди редко запоминают свои сны. Так, что-то размытое, неотчетливое, на самой грани «было – не было». Но этот сон я запомнил до малейших деталей, спроси меня кто – хотя кто мог меня об этом спросить, – сколько варваров стояло в первом ряду, или какого цвета были глаза у женщины с арбалетом, или, к примеру, сколько пуговиц было на камзоле незнакомца, я ответил бы незамедлительно.

Напечатав в своем электронном дневнике очередную запись, я успокоился, выкурил сигарету и снова отправился в путешествие по стране Морфея. Больше в ту ночь мне не приснилось ничего.

Архив Подземной Канцелярии

Мемуары демона Скагса

Запись три тысячи четыреста восемьдесят четвертая

На работу я опоздал. Проспал.

Но проспал совсем не потому, что весь вечер меня терзали сомнения и всяческие нехорошие предчувствия относительно визита княжеского секретаря. Слишком много чести было бы этому молокососу. Просто минут через двадцать после его ухода ко мне заявился утренний суккуб собственной персоной, в обличье еще более привлекательном, нежели утром. Я искренне, по крайней мере, как мне хотелось бы верить, отбивался, и сопротивлялся, но потом отдал себя на растерзание, так что всю ночь мы провели, занимаясь изощреннейшими видами плотских удовольствий.

Удалилась она только под утро, как и положено порядочному суккубу, так что, посудите сами, много времени на сон у меня не оставалось. Вот я и проспал.

На работе я первым делом опрокинул в себя две кружки кофе, а только потом распечатал дверь и позвал первого посетителя. К моему великому изумлению, им оказался вчерашний друид.

Изумление мое объяснялось довольно-таки просто. Очередь на прием с жалобами и предложениями длинна, как список прегрешений Аль Капоне, и грешники выстаивают в ней по несколько лет, так что шанс, что один и тот же грешник попадется тебе в течение хотя бы одного месяца, весьма невелик. А тут два дня подряд.

– Привет, Пандуикс, – сказал я, изумленно обвивая хвостом ножку стола. – Каким недобрым ветром тебя занесло?

– Выменял очередь у одного знакомого, – сказал он. – Обошлось мне в работу в две смены на протяжении следующих пяти месяцев.

Наверное, в этом месте субъекту, не знакомому с нашими внутренними порядками, потребуются некоторые разъяснения. Да, Шеф побери, грешники претерпевают мучения только в рабочее время. Все остальное время они свободны в своих передвижениях в пределах круга, по пропускам и специальным командировочным удостоверениям могут посещать с визитами и другие круги. Вы спросите: почему так?

А почему нет? Какой смысл наказывать людей беспрерывно, если впереди все равно вечность? А если еще учесть, что, наказывая грешников, демоны работают, так разве хоть кто-то работает без выходных? Грешники отбывают свое наказание двенадцать часов в сутки, остальные двенадцать часов они вольны тратить, как им самим будет угодно. Кто-то дрыхнет в своей казарме, кто-то ходит в клубы по интересам, кто-то посещает увеселительные заведения, с разрешения Князя построенные грешниками в каждом круге.

С психологической точки зрения это тоже верно. Полдня – наказание, полдня – усвоение преподанного урока. Нравственное совершенствование грешника, если хотите. И Пандуикс только что пообещал, что будет претерпевать наказание и за себя, очевидно, в ночную смену, и за того парня. Официально такого рода сделки между грешниками не поощряются, но обычно все смотрят на это сквозь когти.

– И с чего такая срочность? – поинтересовался я. – Совсем канадец-лесоруб достал?

– Нет, – сказал друид. – Я вообще-то не по этому делу.

– Неужели со вчерашнего дня у тебя успело появиться другое дело?

– Слухи ходят, – сказал он, – что ты собираешься нас покинуть.

– В каком плане? – спросил я.

– В плане, что тебя командируют в мир.

– И кто, позволь спросить, подобные нелепости распространяет?

– Ты же знаешь, как это бывает со слухами, – сказал он. – Кто-то слышал от своего знакомого, а тот от своего знакомого, который краем уха подслушал чужой разговор, и так далее. Концов ведь все равно не найти.

– Что еще говорят?

– Что тебе поручена важная миссия. – В аду факт, известный более чем одному демону или грешнику, очень скоро становится достоянием общественности. – Что после того, как ты вернешься, ты пойдешь на серьезное понижение и мы тебя больше не увидим.

– И чего ты пришел? – спросил я.

– Попрощаться, – сказал он. – Я тебе скажу, я видел многих демонов, и ты был одним из самых приличных. Мне, да и нам всем, я говорю от имени своего и соседних котлов, будет тебя не хватать.

– Стокгольмский синдром, – пробормотал я.

– Нет, правда, – сказал он, – я к тебе привык. Ты был суров, работа такая, я понимаю, но справедлив и подчиненных в узде держал.

– А почему ты обо мне в прошедшем времени говоришь? – спросил я. – В тех слухах разве не говорилось, что я отказался?

Он округлил глаза.

– От таких предложений не отказываются.

– Это еще почему?

– Карьера, – сказал он. – Это хороший способ сделать карьеру.

Это хороший способ загреметь в те части ада, в которых даже демону не выжить, подумал я.

– Карьера, – повторил я, пробуя это слово на вкус. – Друид, здесь не принято говорить о чьем-либо прошлом, кроме своего собственного, и то только с твоего согласия, так что ты ничего не мог обо мне узнать. И ты слишком молод, чтобы слышать обо мне во время своей жизни на Земле. Поэтому я не буду говорить тебе о моей карьере.

– Ты знаешь, этот канадец… – сказал он. – Забудь о нем. Не морочь себе голову моими проблемами, ладно? Я привыкну. Со временем ко всему привыкаешь.

– Тронут, – сказал я. – Еще пять минут в таком духе, и у меня на глаза начнут наворачиваться слезы.

– Не будут, – сказал он. – Я ухожу.

Он протянул мне руку, и я пожал ее. Он был неплохим грешником, этот друид, по крайней мере, не самым плохим из всех, что встречались мне на пути.

– Следующий! – гаркнул я, когда друид покинул мой кабинет.

И он вошел. Большой, грузный и старый. Старый, как сам ад. Он видел многое и многое знал. Он был одним из самых мудрых демонов, которых я встречал. И не поленился стоять в очереди, пусть даже и несколько минут, хотя знал, что его я приму в любое время.

– Я там грешников твоих подвинул немного, – сказал он. – Думаю, они на меня не в обиде? Ведь нет?

– Нет! – донесся дружный хор в оставленную приоткрытой дверь.

– Вот и ладно, – сказал он. – И вообще, вы, парни, можете отсюда валить. Приема сегодня больше не будет.

Послышался недовольный гул голосов, затем кто-то провел перекличку, обновив список и вычеркнув из него всех, кто не явился сегодня, потом все стихло. Грешники разошлись, кто по делам, кто в поисках удовольствий.

– Сколько веков прошло с тех пор, как мы виделись с тобой в последний раз, Скагги, – сказал он. – Ты ведь не станешь возражать, если я по-прежнему буду так тебя называть? Я же все еще старше тебя на три тысячи лет.

– Зови как хочешь, Бегемот, – сказал я. – Назови хоть ангелом, только перья не выщипывай.

– Точно, – сказал он. – А мы им в свое время пощипали перышки, верно?

– Верно, – сказал я. – Кофе?

– У меня с собой кое-что получше, – сказал он, вытаскивая из-под левого крыла амфору с вином и отбивая горлышко. – Афины, двенадцатый век до нашей эры[4].

– По какому поводу? – спросил я.

– За встречу! – провозгласил он и влил в себя примерно четверть сосуда. Только после этого он сел на свободный стул и протянул амфору мне.

– Вот я и спрашиваю, по какому поводу эта встреча, – пояснил я.

– А разве для встречи старых друзей нужен особый повод?

– Видимо, да, – сказал я. – Раз ты не давал о себе знать столько веков.

– Не обижайся, – сказал он. – Я сейчас теоретиком работаю, обучаю молодых практиков, знаешь ли. Занят двадцать пять часов в сутки, если не больше.

– Угу, – сказал я. – Но выполнить просьбу Асгарота все-таки минутку нашел?

– Я смотрю, ты все также прямолинеен, Скагги, – сказал он.

– Это качество экономит массу времени, – сказал я. – Пусть впереди и вечность, но я не люблю тратить ее на пустопорожнюю болтовню. Ты не вина выпить пришел и не о старых добрых деньках потрепаться. Ты ведь по делу, так?

– Так, – неохотно признался он.

– Вот и переходи к делу, – сказал я.

– А нельзя совместить приятное с полезным?.

– Мне всегда приятно встретиться с тобой, старик, – сказал я. – Но, учитывая, что я догадываюсь, зачем ты пришел на этот раз, мне хотелось бы закончить все побыстрее. Не люблю отказывать старым друзьям.

– Ладно, – сказал он, – не мельтеши. Асгарот к тебе вчера уже подкатывал, знаю. Как он тебе?

– Без протокола?

– Обижаешь, – сказал он. – На хрена мне твой протокол?

– Молод, – начал я. – Честолюбив. Заносчив. Дерзок. Глуп. Опасен – в первую очередь для самого себя, во вторую – для всех нас.

– Верно, – сказал Бегемот. – А вот эту бумажку он тебе показывал?

Я посмотрел на предложенный документ.

– Показывал.

– Что ты о ней думаешь?

– Это бомба, – сказал я. – И, поставив под ней свою подпись, Асгарот поджег фитиль.

– На ней уже две подписи, – заметил Бегемот. – Это значит, что договор вступил в силу.

– Но моего имени там нет.

– Оно там будет, – сказал Бегемот.

– Почему я?

– С моей точки зрения?

– Нет, изначально.

– Изначально на твоей кандидатуре настаивал Азраель.

– Чем он свою просьбу мотивировал?

– Ностальгией, – сказал Бегемот. – Дескать, вы работали в одно и то же время, и пути ваши часто пересекались, он поднялся, ты не опустился, ему за тебя обидно, и он дает тебе шанс проявить себя, и тра-ля-ля… Думает, что ты не справишься, и ждет, пока ты сядешь в лужу.

– Ты думаешь, он все еще жаждет мести?

– Носят ли святые нимб? – вопросил он.

– Понятно, – сказал я. – А твоя точка зрения на предмет моего участия?

– Бумага подписана, – сказал он. – Обратного хода уже нет. Если там не будет твоего имени, значит, там будет чье-то другое. Я бы все-таки предпочел, чтобы там было твое.

– Почему?

– Потому что я тебя знаю, – сказал он. – И знаю, что ты справишься. А другого, пришедшего тебе на замену, я могу и не знать.

– А ты сам как в эту историю вляпался?

– Я тебе говорил, что я – эксперт?

– Неоднократно.

– Это моя территория, – сказал он. – Асгарот пришел ко мне за советом, я дал ему совет, он его не послушал, и понеслось. Хочешь знать, с чего это все началось?

– Хочу, – сказал я.

– Тогда слушай, – сказал он и принялся рассказывать.

Рассказчиком он всегда был превосходным. Не упускал из виду ни одной детали, помнил все подробности, а виденное собственными глазами передавал в лицах. Слушать его было одно удовольствие, и удовольствие сие длилось минут сорок. Потом он замолчал, а я закурил.

Табакокурение среди демонов не поощряется, но и не преследуется. Рак легких нам не грозит, потому как по роду службы приходится дышать и более зловонными и зловредными испарениями, а небольшой процент наслаждения никогда не помешает. Да и работа у нас нервная, знаете ли, с людьми ведь работаем.

– И как тебе эта история? – спросил Бегемот, когда я стряхнул пепел в третий раз.

– Мутная, – сказал я. – Мне кажется, что нас подставляют.

– Еще как, – сказал Бегемот. – Ты не представляешь, как я разозлился, когда обо всем узнал. Асгарот – он кто? Сопляк, шесть веков от роду, что он понимает в интригах? Азраель провел его, как последнего лоха.

– Погано, – сказал я.

– Еще как погано, – сказал он. – Посмотри, что мы имеем. Заключенное по всем правилам пари, отказаться от условий которого уже не может ни одна сторона. Ты представь, что будет, если новости дойдут до Князя? Он взбеленится, это я тебе говорю, а условия все равно придется выполнять. Потом полетят головы.

– Наши с тобой полетят одними из первых.

– Первой полетит голова Асгарота.

– Для меня это будет довольно слабым утешением.

– Для меня в общем-то тоже, – признал он. – Так что пари надо выигрывать.

– Искушение четырех, – сказал я. – Это не так сложно.

– Как посмотреть, – сказал Бегемот. – Ты интересовался официальной статистикой?

– Как-то не было повода.

– А я интересовался. Знаешь, сколько сейчас на Земле работает квалифицированных искусителей?

– Сколько?

– Столько же, сколько и неквалифицированных, – сказал он. – Ни одного.

– Как такое может быть? – изумился я. – Ведь поток грешников не ослабевает!

– Увы, так может быть, и так есть, – сказал Бегемот. – А поток грешников… Люди делают это сами. Без нас.

– Не понимаю.

– У ада забрали одну из его прямых обязанностей, – сказал Бегемот. – И кто забрал? Смертные!

– А куда смотрит небесная шатия-братия?

– Она никуда не смотрит, – сказал Бегемот. – Чудотворство массового поражения было запрещено пару тысяч лет назад, если ты помнишь, а с тех пор Он, Ты Знаешь Кто, не слишком часто обращал свой лик к собственным творениям. Точнее, вообще не обращал.

– Это как?

– Поговаривают, что он занят проектированием новой Вселенной.

– Проектированием?

– Ага. Сказал, что не хочет повторения старой ошибки. Дескать, свалял на скорую руку, за шесть дней-то тяп-ляп, решил теперь все детально спланировать.

– Но если он создаст еще одну Вселенную, ему придется уйти туда.

– Именно, – сказал Бегемот. – Но пока Он еще и ни тут, и ни там, ни один ангел перышком не шевельнет без разрешения.

– Один шевельнул, – напомнил я.

– Скорее всего, даже не один, – сказал Бегемот. – Я не думаю, что Азраель дергает за все ниточки. Он – подставная фигура.

– Это анализ ситуации?

– Как хочешь. Посмотри. Есть группа товарищей – так они фигурируют в наших официальных документах, – которая откуда-то прознает о том, что Сатана когда-то скупал души. Поскольку воскресных школ в стране их обитания нет, они толком и не знают, что такое душа и зачем она нужна, и пытаются получить что-то на халяву. Как им кажется.

– Согласен, – сказал я, поскольку он замолчал в ожидании моей реакции.

Дождавшись, он тут же продолжил:

– Мы их заворачиваем на всех законных основаниях, дескать, ломбард закрыт, ссуд больше не выдаем. Они наезжают, забивают стрелу…

– Слушай, – сказал я, – твоя работа на тебя плохо влияет. Что за жаргон?

– Как говорят на подведомственной мне территории, с кем поведешься, с тем и наберешься, – ответил Бегемот. – Не в этом суть. Допустим, угрозы этой группы товарищей приобрести бур и пробить шахту до самого ада лишены всякого смысла ввиду своей невыполнимости, однако… Тут об этой ситуации каким-то образом прознает другая сторона.

– Азраель, – сказал я.

– Азраель, – согласился он. – И кто-то еще. Они просят нас разобраться. Типа, прецеденты покупки душ были, нечего теперь отмазываться. Предлагают – покупайте.

– Возникает вопрос цены, – сказал я.

– Именно. Запрошенная цена слишком высока, тем более за душонки, иначе их и назвать-то нельзя, которые мы получим при любом раскладе. И тогда Азраель предлагает пари, которое нам никак нельзя проиграть. Потому что если мы его проиграем, то, во-первых, мы расписываемся в собственном бессилии и неспособности заполучить души грешников. Во-вторых, во исполнение условий проигрыша нам придется пойти на меры, равных которым история еще не знала. Если мы санкционируем мор, который запрашивает данная группа товарищей, понимаешь ли ты, чем это все может закончиться?

– Понимаю, – сказал я. – Армагеддоном. Рагнареком. Финальной битвой. Чем угодно.

– И самое поганое в том, что Асгарот заключил пари от имени всего ада, следовательно, отказаться мы уже не сможем. Ни под каким соусом. Этот секретаренышь может нас всех под монастырь подвести.

– Может, – сказал я. – Тогда выход один. Пари надо выигрывать.

– Точно, – сказал он. – Рад, что ты пришел к тому же выводу, что и я. Выигрывать надо. И выигрывать его будешь ты.

– Но почему я? У меня нет специального образования, нет опыта в подобного рода делах. Искушение – это не мой профиль.

– Базовый курс ты проходил?

– Проходил. Мы все его когда-то проходили.

– «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь», – процитировал он мне моего любимого грешника-поэта. – Собственно, в искушении ничего, кроме базового курса и здравого смысла, не надо. Базовый курс ты проходил. Здравый смысл у тебя есть.

– Спасибо.

Дальше. Азраель настаивал на твоей кандидатуре, следовательно, если он тебя получит, а ты будешь вести себя достаточно осмотрительно, мы сможем узнать, какие цели он на самом деле преследует.

– Я не работал в поле уже очень давно.

– Там мало что изменилось, – сказал он. – Кроме технологий. Ну и нравы, конечно, падают.

– Падают, – согласился я.

– Есть еще и чисто практическая сторона, о которой стоит подумать, – сказал Бегемот. – Территория, на которой тебе придется действовать, в последнее время больше напоминает зону военных действий, и демону, не имеющему твоего боевого опыта, там долго не продержаться. Вельзевул выбрался на пару часов – и до сих пор в больнице, между прочим.

– Вельзевул – администратор, – заметил я. – Он в поле никогда не работал.

– Вот именно. Администратор с этим делом не справится. Обычный искуситель с этим делом не справится. А ты – можешь.

– Мне дадут лицензию?

– Конечно, – сказал Бегемот. – Длительные командировки без лицензии невозможны. Единственное ограничение – опять же твой здравый смысл. Не наломай лишних дров. И вообще не наломай.

– Постараюсь, – сказал я. – Детали?

– План такой, – сказал Бегемот. – Искушаемые будут выбираться путем жребия. Азраель в присутствии Асгарота и постороннего наблюдателя, которым буду я, бросит над Москвой четыре монеты…

– Стоп, – сказал я. – Москва?

– Москва.

– А это что теперь – город?

– И очень большой.

– Чудны дела твои, Сам Знаешь Кто. Еще вчера там была одна крепость и пара хижин.

– Сегодня это самая большая столица Европы, – сказал Бегемот. – Так вот, монеты зачарованы таким образом, что сами выберут свои объекты. Согласно условиям, объектом может быть только мужчина в возрасте от восемнадцати, это считается теперь совершеннолетием, до пятидесяти лет. Монеты будут активироваться поочередно, с интервалом в одну неделю. До того как активируется следующая монета, предыдущий объект должен быть искушен.

– Всего неделя?

– Да. Знаю, бывали случаи, когда на подобный развод уходили годы, но ты сам знаешь, то были исключения, а не правила. Надеюсь, нам такие индивиды на пути не встретятся.

– Ага.

– Всю сегодняшнюю ночь я угробил на проработку технических подробностей, – продолжил он. – Для тебя была снята оперативная квартира в Москве, где ты будешь планировать и откуда ты будешь совершать свои вылазки. В ней установлен ноутбук, подключенный к нашей сети, при помощи которого ты сможешь получить очередное задание, а также любую интересующую тебя информацию.

– Нормально, – сказал я. – Значит, ты уже все подготовил, а только потом пошел меня уговаривать?

– Я знал, что ты не откажешь. – Он пожал плечами. – Кроме того, не ты, так кто-нибудь другой. Хотя я предпочел бы тебя, как я говорил.

– Ты меня уже получил, – сказал я. – Хоть энтузиазмом я и не горю.

– А я горю! – обиделся он. – Молокосос усадил нас в эту калошу, теперь нам придется очень сильно грести, чтобы выплыть. Давай наметим цели.

– Давай, – сказал я.

– Во-первых, ты должен искусить всех четверых, иначе мы проигрываем пари. Ресурсы стандартные, ты сам знаешь.

– Понятно.

– Во-вторых, я хотел бы, чтобы ты попытался познакомиться с этой группой товарищей из Люберец, хотя бы с одним из них. Сдается мне, не сами они придумали свой ход, кто-то им подсказал. Познакомься с ними, посмотри, что за грешники, прикинь, что и как. Это не первостепенная задача, но лишняя информация нам никогда не помешает.

– Хорошо, – сказал я.

– И еще одно, – сказал он. – Моя личная просьба, к нашей проблеме никакого отношения не имеющая. Там секта сатанистов образовалась, адресок я тебе в компьютер уже забил, ты бы явился им во столбе пламени и так далее, объяснил бы им политику партии и разогнал бы их ко всем чертям, а?

– Вот это запросто, – сказал я. – Очень напоминает мне мой основной профиль.

– Ты полегче, – предупредил он. – Не наломай там дров со своим основным профилем. И анфасом.

– Договорились, – сказал я. – Когда отправляться?

– Завтра с утречка. Я тебе командировку уже оформил, нам бы все провернуть, пока Князь из запо… раздумий не вышел.

– Кстати, о раздумьях, – сказал я. – Вино-то допьем?

– А то как же, – сказал он, схватил амфору, сделал глоток и передал сосуд мне.

На этот раз отказывать я не стал.

Архив Подземной Канцелярии

Отрывки из ненаписанных воспоминаний Бегемота

Тема: День, когда началось пари

Я тот день помню как сейчас, хоть и давно это было. Азраель собрался бросать монеты в одиннадцать, так что рандеву назначили на десять тридцать. За мной должен был залететь Асгарот, чтобы мы уже вместе отправились на встречу с ангелом.

Асгарот! Я до сих пор зол на этого идиота, так что можно представить, как я был зол на него тогда! Молокосос, канцелярская крыса, он ни разу не выходил в поле и ничего, кроме ада, в своей жизни не видел. Ему нравилось возиться с бумагами, это странно для демона, потому, наверное, он и сделал такую низкую карьеру, до которой никому другому просто не было решительно никакого дела, но он мало что смыслил в этой жизни.

Я – старый демон, участвовавший во всех войнах, я никогда не покидал внутреннего круга, я имею в виду социальное положение, а не физическое. За тысячелетия жизни ты начинаешь интриги различать за километр, а от пари с ангелом интригой просто разило. Асгарот же в интригах ничего не понимал, и Азраель, ветеран старой закалки, легко поймал его на крючок.

Искусить четверых! Это может показаться плевым делом во времена всеобщего падения нравов, но плевым только на первый взгляд.

Да, недостатка в клиентах мы никогда не испытывали, но в последнее время клиенты попадали к нам не убеждениям по, а недомыслия из. Они, так сказать, были пассивными грешниками и просто не задумывались о том, куда ведет их дорога. Попробую показать на примере.

Возьмем Васю Пупкина. Лежит Вася Пупкин на диване и телевизор смотрит. Вроде не убил никого, чужого не брал, жен ближних своих не соблазнял, так что же он – праведник? Наверняка ведь возжелал чего-нибудь не того, кумира себе сотворил, в церковь не ходит, с Сами Знаете Кем не разговаривает. Вроде и не праведник. А если не праведник, то кто? Правильно, грешник.

Но сам-то он этого не понимает. И задай ты ему вопрос, куда он после смерти попасть думает, без особых раздумий пальцем в небо ткнет. Ну и попадет в небо. Но только пальцем.

А у нас он будет бить себя кулаком в грудь свою впалую и кричать, что это ошибка, что не за того его приняли, в приговоре опечатка и вообще плохие мы и работать не умеем.

А вот ты представь, еще при жизни его является к Васе Пупкину демон и говорит:

– Дам я тебе, Вася Пупкин, миллион долларов, допустим, и еще что-нибудь, что пожелаешь, а ты мне взамен душу свою бессмертную отдай. А? На фиг она тебе нужна? Все равно ведь пылится без толку, ты ею и не пользуешься.

И тут Вася Пупкин, никогда о душе до этого и не помышлявший, встает в позу и начинает орать дурным голосом:

– Как?! Чтобы я тебе, супостату, душу свою бессмертную, Сами Знаете Кем дарованную, отдал да за блага мирские?! Да ни в жисть! – И плюет демону в левый глаз. Если попадет, конечно.

А почему? Да потому что увидел он демона и от страха в штаны наложил. И будет он с тех пор вести жизнь, как ему покажется, праведную, но все равно к нам попадет, только без миллиона долларов и чего-нибудь еще, чего ему предлагали. В раю такие даром не нужны. У них требования к клиентам высокие, а мы подбираем то, что осталось, что им не годится. Так им в последнее время больше половины преставляющихся и не годится. Не к ним претензии. К смертным.

Перестали смертные думать о загробной жизни. Ну да Сами Знаете Кто им судья.

А Вася Пупкин не один такой. Много их таких, Вась Пупкиных. В природе человеческой есть такое качество нехорошее, любят люди себя, смертных, все себе простить готовы, ну да это и понятно, кто ж себя не любит. Только вот они думают, что все их любят и что все им всё простят. Вася Пупкин – это еще не самое страшное. Возьми, мил человек, или кто ты там есть, маньяка любого, душегуба, жизней пятьдесят без толку загубившего. Так что ж, он себя грешником, что ли, считает? Дудки. Он себе оправдание всегда найдет. Обстоятельства так сложились, мать в детстве грудью недокормила, учителя злобные, друзья – хулиганы, менты – козлы, мир – бардак и так далее. А сам стоит во всем этом в белом фраке и автографы раздает.

Скажешь, я – циник? Нет, просто давно этим вопросом занимаюсь.

Единственное, что меня в той ситуации хоть немного утешало, так это что я все-таки сумел своего старого друга на это дело уговорить. Скагс, он, знаешь ли, хоть и моложе меня, но тоже из демонов старой закваски. Свое дело знает крепко, умом не обделен, за себя постоять сможет, но и лишнего воротить не станет. А то бывают такие, из нынешних особенно: дай ты ему лицензию, так он тебе за два дня Варфоломеевскую ночь оформит.

Зато Азраель меня тревожил. Ангелы, они ведь, как демоны и как люди, – разные. Азраель был ангелом-мстителем, ангелом-истребителем, сейчас таких тоже не делают. Асгарота он, конечно, запросто развел. И со Скагсом у них старые счеты. То, что он весь ад подставить хочет, так это для ангела вообще нормально, служебное рвение показывает. А то, что про Скагса вспомнил, это как расценивать? Проявление нездоровых эмоций? Может ли ангел быть злопамятным? Большой вопрос.

Асгарот заявился вовремя, в чем в чем, а в пунктуальности ему не откажешь, хотя со здравым смыслом и полная беда. Я взглянул на часы. Скагс уже должен был покинуть свой внешний круг, в котором он себя похоронил по собственной инициативе, и переправиться на Землю, благо оттуда недалеко.

Асгарот нацепил мне на грудь пропуск, такой же, как у него болтался, и мы двинули. Нам в отличие от Скагса двигать надо было изрядно.

Монеты, как ты понимаешь, сверху вниз бросать надо, да еще с большой высоты, чтобы зону поиска увеличить. Вот Азраель и выбрал себе место на одном облаке.

Я себя на облаках не очень хорошо чувствую. Демон я все-таки, а облака – не то место, где порядочному демону следует находиться. Думаю, если ангела к нам в подземелья засунуть, он тоже от страха посинеет и перышки свои подрастеряет.

Первым делом я монеты проверил. Все путем, обычные такие, золотые, вес правильный. Посмотрел заклятие, которое на них лежало. Пардон, это у нас заклятие, а у них, наверху, это благословение. Или еще что-то в этом роде. Ну, знаете, типа, наши – все разведчики, а их – сплошь и рядом шпионы.

Но заклятие было правильным, все по условиям договора, ничего лишнего. Я отдал монеты Азраелю и кивнул, дескать, все нормально.

– Ну что, пацаны, – сказал он, – фигли нам тут тереть, все уже давно перетерто. Швыряю?

– Швыряй, – сказал я.

И он швырнул. Все четыре одним махом. Они полетели вниз, переворачиваясь в воздухе и искрясь под лучами солнца. Отвратительное зрелище, на мой взгляд, впрочем, секунд через тридцать даже демоническим зрением их было не углядеть.

– Ну, типа, все, – сказал Азраель. – Ангел сделал свое дело, ангел может уходить.

– Не смею задерживать, – сказал я.

Он расправил крылья и упорхнул.

Асгарот тупо смотрел вниз. Под нами раскинулась во всю свою ширь Москва, катила свои воды река ее же имени, заводы выпускали в небо дым, заходили на посадку самолеты.

– Ну что, пацан, – сказал я, – доволен, какую кашу заварил?

– Хоть вы меня не терзайте, – сказал он. – Сам жалею, что этому Скагсу такую задачу доверили. Может не потянуть.

– Скагс и не такое потянет, – сказал я. – Не о Скагсе тебе следует беспокоиться. О себе.

– Сам о себе побеспокойся, эксперт, – огрызнулся он и спрыгнул вниз.

Даже крылья не расправил, пижон.

Я посидел еще немного на облаке, полюбовался пролетающими мимо самолетами, один из них прошел от меня всего метрах в сорока. Я – демон мудрый, потому захватил с собой пару бутылочек пивка, чтоб время скоротать. Возвращаться в ад сразу не хотелось. Давно я все-таки в этом мире не был. Может, в тот момент я даже позавидовал Скагсу, хотя, как потом выяснилось, нечему там было завидовать. Ну, это я вперед забегаю.

А больше о том дне рассказывать и нечего. Я сидел на облаке, пил пиво, швыряя пустые бутылки в самолеты, а пробками сбивая летающих чуть ниже птиц, думал о судьбе монет, о том, что за люди их найдут и как там у них все со Скагсом сложится, об Азраеле думал, о многом, короче. Но ни до чего путного я в тот день так и не додумался.

Архив Подземной Канцелярии

Мемуары демона Скагса

Запись три тысячи четыреста восемьдесят пятая

Через пятнадцать минут после того, как ушел Бегемот, ко мне явился курьер и принес мне мое командировочное. У старого демона из внутреннего круга были хорошие связи, и оперативности его работы я не особо удивлялся.

Поскольку я числился в командировке с момента получения удостоверения – кстати, лицензия к нему прилагалась, – с работы я тут же ушел с чистой совестью.

Проклятое место пусто не бывает. Завтра же мне подыщут временную замену. А может, даже и постоянную. Командировки на Землю могут быть чреваты разного рода осложнениями. По крайней мере, бывали чреваты в прежние времена.

Как я уже упоминал, у нас во внешнем круге компьютеров нет, поэтому для того, чтобы получить интересующую меня информацию, пришлось идти в библиотеку.

Мне требовалась хоть какая-то информация о стране, в которой придется работать, а того, что я знал, было явно недостаточно.

Я обрисовал жирному бесу-библиотекарю то, что мне требовалось, и он выдал мне несколько тонн макулатуры. Поскольку лишнего времени у меня не было, а на прочтение всех этих подшивок ушли бы годы, я попросил конспект. Знаете, демоны-студенты пишут конспекты по истории разных стран. Тем самым они закрепляют свои знания и попутно облегчают поиск информации посетителям библиотеки. Очень удобно.

Конспект по России был довольно толстым, и я решил просмотреть только данные за последний век. Чтобы определиться с привычками и нравами смертных, этого вполне достаточно.

Конспект по двадцатому веку в России писал какой-то двоечник. Он был совсем тонюсеньким, бессвязным, и в нем просто сообщалось о том, какие происходили события, – ни тебе подоплеки, ни логического основания, ни каких бы то ни было выводов.

Вот вам навскидку:

«Двадцатый век в России был временем больших и смелых экспериментов с государственным строем, общественным сознанием и, что самое интересное, агрессивным атеизмом. (Кто, как и зачем проводил эти эксперименты, автор работы не указывал. То ли забыл, а то ли не знал.)

В начале века Россией управлял монарх. Народу это почему-то перестало нравиться, и произошла революция. Потом еще одна.

Нового монарха звали Ленин, только назывался он не царем, а вождем. Его наследник не захотел называться вождем и предпочитал, чтобы его называли отцом народов.

Сменой общественного строя этот период назвать довольно трудно. По сути одна монархия сменилась другой, изменились символы государственной власти, старая аристократия была разогнана, но ей на смену тут же пришла аристократия новая, а официальной религией страны стал коммунизм, обещающий построить царствие небесное на Земле и в самые ближайшие сроки.

Основной и фатальной ошибкой коммунизма было то, что он пропагандировал всеобщее равенство между смертными.

Всеобщее равенство между смертными является апофеозом абсурда. Смертные никогда не были и никогда не будут равны между собой, потому что они просто не могут быть равны. Есть праведники, и есть грешники, вот первое из легиона различий.

Однако монарх и его свита, пропагандирующие равенство, сами в него не верили и, призывая к аскетизму, сами вкушали мирские блага почем зря».

Я вздохнул и перевернул страницу. Полезной информации в прочитанном было столько же, сколько чистых замыслов в голове у демона. Ноль.

Да и дальше все шло в таком же духе, простое перечисление дат, политических деятелей и событий. Читать такую муть было извращением даже для демона.

Сориентируюсь на месте, решил я. В конце концов, у меня будет выход в нашу сеть плюс информационная поддержка демона, профессионально занимающегося регионом, в котором мне предстоит действовать.

Но все же ради любопытства я еще полистал книжицу, пока не наткнулся на параграф, озаглавленный «Сейчас».

Он был очень коротким.

«Название: Российская Федерация.

Политическое устройство: Странное. Конституционная монархия, совмещенная с абсолютной монархией, с легким налетом криминальной демократии. При этом в ограниченных пределах существует свобода слова, процветают лоббирование и уездное дворянство.

Экономическое устройство: Нестабильное, с территориальным делением.

Внешняя политика: Непоследовательная.

Внутренняя политика: Нерешительная.

Культурные ценности: Разные, местами отсутствуют.

Основная религия: Коммерческое христианство.

Содержание грешников: Шестьдесят процентов».

Я хмыкнул. Шестьдесят процентов грешников среди всего населения – это очень низкий показатель, если брать по миру в среднем. Скорее всего, у большей части населения просто нет особой возможности грешить.

Разберемся на месте, подумал я и отправился домой.

Сборы были недолгими. Я, хоть давно этим не занимался, был привычен к работе в поле и умел обходиться минимумом вещей.

Вечером я посмотрел телевизор – наш кабельный канал транслировал какую-то серную оперу из жизни грешников, – поужинал и лег спать пораньше. С утра мне надо было отправляться на Землю.

В восемь я и отправился.

Ад, он, знаете ли, ближе, чем думают смертные, и из внешнего круга до границ реальности буквально рукой подать.

Странные они все-таки, эти смертные. У них достаточно хорошо развито образное мышление, но порой они понимают все буквально.

Если Царствие Небесное, то оно должно быть за облаками. Если ад, то обязательно под землей. Они научились строить летательные корабли и бурить шахты на огромную глубину и, не обнаружив ни на высоте, ни на глубине ни того, ни другого, принялись кричать, что жизни после смерти не существует, и стали склонять массы к атеизму.

Странно. Ведь их атеистическая наука отнюдь не отрицает существования параллельных миров.

Рай и ад находятся не в параллельных мирах, а в перпендикулярных. В чем разница? Просто чуть больше угол смещения по пятимерной системе координат. По крайней мере, так сейчас в адских школах объясняют.

Для выхода из ада я воспользовался служебным входом. Там народу поменьше, потому что командировки на Землю в последнее время стали редкостью.

На контрольно-пропускном пункте дежурил пожилой демон. Он развалился на раскладушке и покуривал сигарету с травкой, одним глазом косясь на экраны камер наблюдения, а остальными просматривая порнографический журнал, на обложке которого красовалась мисс ад этого месяца. Шлагбаум был опущен, а дверь в караулку открыта.

– Приветствую стража ворот, – сказал я, постучав когтями по косяку.

– Никак командировочный, – сказал он, спуская копыта на пол. – Или так, меня проведать зашел?

– Командировочный, – сказал я.

– Да я догадался, – сказал он. – До конца моей смены еще шестнадцать лет, и никто даже из родственников не придет, не поинтересуется, как дела у старика. Какова цель командировки?

– Искушение, – сказал я. Он обязан занести информацию в компьютер, терминал которого покоился на тумбочке рядом с раскладушкой, с документами у меня все в порядке, так что проще было ответить правду, чем что-то придумывать.

– Ого, – сказал он. – Давненько уж я тут искусителей не видел. Нашли что-нибудь интересное в мире смертных?

– Не то чтобы очень, – сказал я. – Скорее так, чтобы практику не потерять.

– Тоже дело, – решил страж. – А то я вот тут совсем без практики торчу. Скоро уже забуду, каким рычагом шлагбаум поднимается. Ты пойми, я не жалуюсь, работенка непыльная, платят нормально, только вот скучновато стало в последнее время.

– Времена меняются, – сказал я.

– Это точно. – Он вдруг оживился. – Э, а я тебя знаю, между прочим. И никакой ты не искуситель.

– Ну вообще-то это не мой основной профиль.

– Это что же, такая проблема с кадрами в аду, что они под это дело тебя подрядили?

– Проблема частного характера, – сказал я туманно. – Затронуты интересы влиятельных особ.

– Ну, – сказал он, – тогда я в это дело не лезу. Давай командировочное.

Я протянул ему бумагу, он прочитал, поставил на ней штамп, время и дату выхода, расписался и отдал мне.

– Ни пуха[5], – пожелал он на прощание.

– Иди ты к Шефу, – сказал я и прошел под поднятым шлагбаумом.

Архив Подземной Канцелярии

Мемуары демона Скагса

Запись три тысячи четыреста восемьдесят шестая

Царство мертвых по определению больше, чем Царство Живых, и расположено оно совсем рядом, потому имеет множество точек соприкосновения. При должном опыте манипуляции пространственно-временными постоянными выйти из ада на Землю можно в любом месте, где манипулирующему только будет угодно.

Я вышел в подмосковном лесу.

Во-первых, никто не заметит, как из ничего материализуется приличных размеров демон, во-вторых, мне требовалось какое-то время на акклиматизацию.

В лесу, как и следовало ожидать, никого не было. Я вдохнул полной грудью отравленный кислородом воздух, и легкие тут же принялись перестраиваться под требования, предъявляемые новой атмосферой. Солнце светило слишком ярко, поэтому на глаза упала дополнительная защитная пленка, а зрачки уменьшились в размерах и немного сползли в глубь черепа.

Но путешествовать по Земле в своей демонической ипостаси было бы глупо. Я вытащил из дорожной сумки фотографию человека и принялся ее разглядывать, попутно вспоминая все, что я знал о людях.

Понимаете, когда общаешься с грешниками по долгу службы, не обращаешь особого внимания на то, как они выглядят. Для демона все люди на одно лицо, пока ты не привыкаешь к ним и не начинаешь различать мелкие детали. Но есть разница между тем, чтобы отличать одного человека от другого, и тем, чтобы выглядеть как человек, причем настолько хорошо, чтобы другие люди не заметили в тебе никаких странностей. Хотя бы физических.

Итак, подумал я, глаз, рук, ног и ушей должно быть по два. Лишнее надо убрать. Процесс складывания костей и втягивания конечностей всегда давался мне с большим трудом, поэтому я даже слегка вспотел, отсекая лишние части тела, да так, что высунул из пасти оба языка. Язык должен быть один, вспомнил я, и после этого пришлось потеть в два раза больше.

Потом я уменьшил свой рост ровно в два раза, чтобы сойти за смертного средних размеров. Спрятать чешую и нарастить на ней поверхностный слой кожи с растущими в некоторых местах волосками было проще всего. Кстати, никак не могу понять логики Сами Знаете Кого, когда в одних местах он оставил людям волосы, а в других – нет. Что он этим хотел сказать, интересно?

Вот взять, к примеру, обезьяну, самого близкого родственника человека, так называемого разумного. Волосата с ног до головы, без всяких исключений. Взять демона или крокодила – оба полностью покрыты чешуей. А человек? Странное создание все-таки. Или Сами Знаете Кто просто притомился на шестой день создания, так что не стал прорабатывать детали? Сляпал на скорую руку, кинул в Эдем, а там дальше сами разбирайтесь? Вопрос.

Осмотрев себя с помощью карманного зеркала, я пришел к выводу, что абсолютно голый человек, с торчащими из головы ветвистыми рогами и волочащимся по земле хвостом будет странновато смотреться на улицах города.

Но с хвостом и рогами пришлось помучиться. Хвост был слишком длинным, чтобы убрать его быстро и безболезненно, а иметь дело с головой всегда труднее всего.

Через сорок минут я разобрался и с тем, и с другим, превратил копыта в подошвы и сотворил себе одежду. Во время нашего совместного возлияния Бегемот тщательно проинструктировал меня о том, что и как надо носить, так что я раздобыл себе неплохой, по местным меркам, серый деловой костюм, белую рубашку, цветастый галстук и черные замшевые туфли. В лесу наряд смотрелся несколько неожиданно, однако долго торчать здесь я не собирался. В лесу грешников нет.

Я осмотрел себя в зеркале еще раз и остался доволен увиденным. Получился довольно солидный грешник средних лет с небольшими залысинами на голове. Это там, где рога росли.

Я закрыл глаза и сохранил получившийся образ. Конечно, рождался он трудно и небезболезненно, однако теперь, если потребуется, я смогу восстановить его в считаные мгновения.

Что-то запиликало в моем дорожном мешке, и я обнаружил сотовый телефон с тарифом «Би-Плюс ад», который мне тоже всучил Бегемот.

– Слушаю, – сказал я.

– Ты где? – раздался в трубке голос Бегемота.

– Только что вошел, – сказал я. – Монеты кинули?

– Кинули, – сказал он. – Первая проявится завтра. Как там, на Земле?

– Как обычно, – сказал я.

– Будь осторожен, – сказал он.

– Я всегда осторожен.

– В этот раз будь осторожен вдвойне. Не нравится мне это пари.

– Это далеко не новость есть, – сказал я. – Мне оно тоже не нравится, и мы это уже обсуждали. Или ты выяснил что-нибудь новенькое?

– Нет, – сказал он. – Просто полюбовался сегодня на Азраеля. У него недобрый огонь в глазах.

– Это у ангела-то?

– Или мне показалось, – сказал он. – Я старею, Скагги, ты не заметил?

– Не прибедняйся, – сказал я. – Ты еще нас всех переживешь.

– Это очень даже может быть, – сказал он. – Просто хотел узнать, что у тебя все в порядке. Удачи, Скагги, ни пуха тебе, ни пера.

– К Шефу, – сказал я.

Демоны, даже в человеческом обличье и даже в деловых костюмах, способны развивать неплохую скорость, так что двадцать минут спустя я уже покинул лес и вышел на магистраль.

Дороги со времени моего последнего визита сильно изменились, да и повозки, по ним передвигающиеся, тоже. Но я смотрел телевизор и знал, что человек, передвигающийся по такой дороге пешком, привлекает излишнее внимание к своей персоне, так что я просто остановился на обочине и поднял руку.

Минут через десять рядом со мной остановился автомобиль. За рулем был молодой грешник.

– До города не подбросите? – спросил я.

Ты в другую сторону стоишь, папаша, – ответил он и умчался.

Я немного подумал над его ответом. С формальной точки зрения, он был лишен логики, ибо стоять в какую-то сторону невозможно, но нес в себе зародыш ценной информации. Подождав подобающего просвета в потоке повозок, я перешел на другую сторону шоссе и повторил опыт автостопа. Долго ждать мне не пришлось.

Повозка была явно не новой и изрядно коптила, грешник за рулем тоже был постарше первого и дымил сигаретой очень низкого качества.

– До города не подбросите? – повторил я свою просьбу.

– Три сотни, – сказал он, – и поехали.

– Долларов? – спросил я, так как знал, какая валюта в России в наибольшем почете.

– Вы, новые русские, совсем считать разучились, – сказал он. – Все доллары да доллары. Рублей! Есть у тебя рубли?

– Есть, – сказал я.

– Три сотни. – повторил он.

– Согласен, – сказал я и взгромоздился в кресло рядом с ним.

Он нажал на какую-то педаль, дернул рычаг, и машина покатила. Принцип работы двигателя внутреннего сгорания объяснял мне папаша Даймлер, однако в детали я не вдавался, и для меня это было в диковинку.

– Машина, что ли, сломалась? – спросил он, очевидно пытаясь логически объяснить мое присутствие на дороге в слишком цивильном виде.

– Ага, – сказал я.

– Небось иномарка?

– Ага, – сказал я, потому что не знал, на каких машинах подобает ездить «новым русским», за одного из которых меня принял этот грешник.

Стоп, это у нас все они грешники. Здесь они люди. Надо научиться думать о них как о людях, а не как о грешниках, иначе всплывет такое словечко в разговоре, и конфуза не оберешься.

– Не доверяю я этим иномаркам, – сказал человек. – По мне, так лучше «жигулей» машины нет.

– Ага, – сказал я и уставился в окно.

– Вот и я так говорю, – сказал водитель.

Он был явно разочарован, что я не стал жаловаться на жизнь и сломанную машину. Его просто распирало от желания поговорить. Но я с ним говорить не хотел. Мне надо было подумать.

Архив Подземной Канцелярии

Из дневника Гоши

Запись сто сорок восьмая

Рассудите сами: до трех часов ночи вы смотрели самый странный в вашей жизни сон, с половины четвертого до четырех вы забивали его в свой ноутбук, отрываясь от захватывающего занятия лишь для прогулок на балкон, чтобы выкурить сигаретку, и заснули около половины пятого зыбким и непрочным сном, а уже в половине седьмого начинает дребезжать предусмотрительно засунутый накануне в медный таз для создания пущего эффекта будильник, будя не только своего хозяина, но и самые низменные порывы в его душе.

Вы поднимаетесь с постели, проклиная себя за то, что вообще имели неосторожность приобрести сей пыточный агрегат, и в частности за то, что вчера поставили его достаточно далеко от кровати, вне пределов досягаемости из лежачего положения, желая предотвратить необратимую механическую поломку вышеозначенного предмета путем соприкосновения с ближайшей стеной на скорости, близкой к звуковой. Первым делом вы направляетесь на кухню и вдавливаете в корпус кнопку включения электрочайника, затем совершаете неотложный и необходимый визиты – в туалет и в ванную, соответственно, где в приступе общепринятого мазохизма истязаете себя посредством льющейся из «горячего» крана вечно холодной воды, проникновения чужеродных веществ и предметов в ротовую полость и скобления лица двойным стальным и суперпрочным лезвием «жиллетт», которое, как известно, лучше других подходит для истязания мужчин любых возрастных групп. После чего вы возвращаетесь на кухню, завариваете себе кружку бразильского или колумбийского наркотика, расфасованного в Европе, выпиваете ее, попутно выкуривая дозу другого наркотика, завезенного в цивилизованный мир Колумбом, и только после этого вас начинают терзать смутные подозрения, что вы в какой-то мере являетесь нормальным и, может быть, даже полноценным членом современного общества.

И так каждый день – и, главное, практически добровольно!

Однако, если вы не в силах бороться с существующим положением вещей, вам остается с ним только смириться. И я смирился, утешая себя мыслью, что миллионы моих сограждан и миллиарды соседей по планете Земля вынуждены страдать таким же образом. Но утром от этой мысли легче не становилось.

Потом я собрал все свои аксессуары, без которых цивилизованный человек уже не мыслит собственной жизни, оставив на столике только ключи от машины, и совершил марш-бросок в сторону автосалона.

Петя не соврал. Машина была готова к употреблению, насколько машина отечественного производства вообще может быть к нему готова, и сам Петя действительно дождался меня. Выглядел он несколько вялым, что было простительно, учитывая его бессонную ночь.

Он протянул мне обе руки – левую с ключами от машины, правую для пожатия. Я пожал и забрал ключи.

– Один совет на прощание, – сказал он. – Помни, что на этот раз под тобой не «порше».

– Такое не забудешь, – пробормотал я.

– Удачи, – сказал он, и тут за ним приехало такси. – Еще увидимся.

– Ни в жизнь, – сказал я отъехавшей «волге» и принялся осваивать свое новое… гм… средство передвижения.

Видели рекламу по телевизору «Ты меня удивляешь, „волга“? Не знаю, чем удивляла „волга“ парня из телевизионного ролика, но меня „восьмерка“ начала удивлять с первых минут.

Я не знаю, на чем вы ездите. Это ваше личное дело. Вы покрываете асфальтированные пространства на том, на что зарабатываете и что можете себе позволить. Я езжу на хорошей машине. То есть на импортной. Можете меня в этом обвинять, но это так. Я хорошо зарабатываю. Я могу себе это позволить. И комплексы по этому поводу меня не мучают. Пережитки полученного в детстве интеллигентного воспитания, утверждающего, что деньги – это плохо, испарились вместе с первой заработанной тысячей долларов.

Это я к чему? Да просто так.

Проездив последние пять лет на хорошей машине, я не был готов к тому, что меня ожидало.

Сев за руль и включив зажигание, я обнаружил, что, несмотря на обилие предлагаемых сегодня в автосалонах опций, одну они все-таки упустили из виду. Не самую дорогую, на мой взгляд, но ту, которая могла бы быть одной из самых полезных.

В машине не было бензина. Горела красная лампочка сигнализатора низкого уровня топлива, а стрелка отклонилась влево так далеко, что аж зашкалила.

Положившись на удачу, я крутанул ключ в замке зажигания. Мотор завелся. Хм, возможно, до ближайшей заправки я все-таки дотяну.

Я воткнул первую передачу и отпустил сцепление. Машина поехала назад. От неожиданности я со всей силы надавил на педаль тормоза, машина дернулась и заглохла. Чудесно.

Я все понимаю, переднеприводная компоновка, поперечно установленный двигатель и все такое. У многих машин задняя передача находится рядом с первой. Но у них есть такая нехитрая блокировка, что задний ход можно включить только осознанно, двумя пальцами вытягивая вверх находящееся на рычаге коробки передач кольцо. А тут что, русская рулетка, что ли? Какую воткнул, такую и воткнул. Да, машина явно предназначена для любителей острых ощущений.

Я выжал сцепление, потыкал рычагом наугад, стараясь поймать тонкую и почти несуществующую грань между крайними положениями, потом запустил двигатель и предпринял вторую попытку. На этот раз машина поехала вперед. Уже хорошо.

Ближайшая заправка весьма предусмотрительно была расположена в двухстах метрах от автосалона, так что до нее бензина мне хватило. И первые двести метров, преодоленные при помощи нового автомобиля, подарили мне незабываемые ощущения.

Руль стоял неровно, хотя машина ехала прямо и, на мой взгляд, регулировки «схода-развала» сновья не требовала. Видать, просто на шлицы его с большого бодуна кто-то сажал. Зато надо было срочно регулировать свободный ход педали сцепления. Потому что свободного хода у нее просто не было. Я на полсантиметра сдвигал ногу, и машина тут же рвала с места, оставляя на асфальте следы горящей резины. Примерно по двести грамм резины с каждого колеса. С таким стартом мне колес и на один сезон не хватит. Коробка была невнятной, но тут уж ничего не поделаешь. Что-то противно дребезжало в районе «Торпедо». Глушитель просто ревел, очевидно, шумоизоляция салона для наших мастеров является тайной за семью печатями.

Вот двигатель меня порадовал. Он был достаточно мощным, хотя сравнивать его с шестицилиндровым сердцем «порше» было бы некорректно, и достойно рокотал, как и положено рокотать любому уважающему себя двигателю.

Сиденья были жесткие, неудобные, не фиксирующие тело водителя в повороте и практически лишенные всяческих регулировок. Только наклон спинки и расстояние до педалей. И правое колено при переносе ноги с педали газа на педаль тормоза все время цеплялось за какой-то необъяснимый с точки зрения эргономики выступ в нижней части рулевой колонки.

На заправке ко мне тут же подбежал мальчик и принялся откручивать крышку бензобака. Хорошо, что он был здесь, не хотелось мне позориться, бродя вокруг машины с потерянным видом в поисках заливной горловины. Я дал мальчику пять рублей.

– Какого бензина? – спросил он.

– Девяносто восьмого, – сказал я по привычке. – Двадцаточку.

Мальчик посмотрел на меня долго и выразительно.

– О. – сказал я. – Тогда девяносто пятого.

– А не девяносто второго? – осведомился он.

– Это ты у меня спрашиваешь?

– Ага, – сказал отрок и уставился на меня с самым невинным видом.

Пришлось искать в салоне прилагаемый к машине букварь и смотреть, какой вид топлива предпочитает жрать этот зверь. Оказалось, девяносто второй. Как это экономно.

Я залил двадцатник, дал мальчику еще пять рублей – за инициативу – и поехал дальше.

Да, скажу я вам, агрегат мне достался поистине уникальный.

Не хочу хаять машину, мощь в ней была. Мощи в ней было достаточно. Может быть, даже более чем достаточно. Но дури все-таки было больше.

Хороший двигатель, это, без спору, много, но это еще не все. Это только полмашины. К хорошему двигателю должна прилагаться хорошая подвеска, мощная тормозная система и куча электроники.

Элементы пассивной безопасности были представлены только в виде инерционных ремней. Подушек безопасности не было и в помине, не только боковых или пассажирских, не было даже водительской, так что при лобовом столкновении оставалось надеяться только на своего ангела-хранителя и чью-то мать.

А электроника? Ее тоже не было.

Как, скажите на милость, машина, развивающая скорость свыше двухсот километров в час, может обойтись без антиблокировочной системы тормозов, без электронной системы стабилизации кузова и блокировки дифференциала?

А наша обошлась.

Тормоза – тема вообще отдельная.

Тормоза придумали трусы, скажете вы. Нет, скажу я. Тормоза придумали те, кто хочет дожить до старости, а не состариться раньше времени.

Тормоза – это основная система активной безопасности. Что я имею сказать о тормозах в моей новой машине?

Вот, к примеру, возьмем «мерина» в сто сороковом кузове. Машина раза в четыре тяжелее «Самары», а тормозной путь у нее в три раза короче. Тормозной же путь моей «восьмерки» был бесконечен, как «Санта-Барбара».

Умолчу уже об отсутствии таких приятных, но не являющихся необходимостью мелочей, как круиз-контроль, адаптивная коробка передач или хотя бы тахометр.

Но до работы я доехал, и шеф моей покупкой остался доволен.

Даже несмотря на то, что сдачу я ему не отдал.

Архив Подземной Канцелярии

Мемуары демона Скагса

Запись три тысячи четыреста восемьдесят седьмая

Бегемот снял мне небольшую пятикомнатную квартирку в шумном и неудобном месте под названием Кутузовский проспект. Жилище было обставлено с отсутствием любых намеков на элегантность и напоминало пристанище демона безвкусия.

Но мне было все равно.

Первым делом я включил ноутбук и убедился, что он работает и связь с адом поддерживается постоянно. Потом я задернул все шторы и завалился на диван, вытащив из походной сумки засунутый туда Бегемотом проспект.

«Пособие для начинающего искусителя» – так он назывался. Я проходил базовый курс, конечно, но это было давно, и старик решил освежить мою память. Ну ладно, попробуем.

«Итак, вы решили стать искусителем, – говорилось на первой странице предисловия. – Поздравляем. Это интересная и творческая работа, основным преимуществом которой является возможность знакомиться с новыми людьми. Но вы должны помнить, что искуситель является визитной карточкой ада, и именно по тому, как выглядит и ведет себя искуситель, у смертных создается первое впечатление о нашей организации. Поэтому искуситель должен…»

Дальше шли рекомендации по внешнему виду и стилю поведения. Это было не особо интересно, и я пролистнул пару страниц.

«Глава первая. Семь легких способов искусить женщину».

Не мой случай. Женщину искусить легче всего, поэтому книга с них и начиналась. Чтобы случайно попавшийся праведник не отбил тягу к работе у молодого перспективного демона, рекомендуется объектом первого искушения выбирать женщину. Хоть мне и предстояло первое в моей жизни искушение, возможности поработать с женщиной у меня не будет. Согласно условиям пари это будут четверо мужчин.

«Глава вторая. Семь изощренных способов искусить женщину. Использование инкубов».

«Глава третья. Двенадцать путей заполучить душу старика».

Стариков тоже просто искусить. Они, простите за каламбур, адски боятся умереть и готовы продать свою душу за пару дополнительных лет жизни.

«Глава четвертая. Три особо извращенных способа заполучить душу старика. Использование суккубов».

Я содрогнулся. А если престарелый клиент покинет сей бренный мир в процессе подобного искушения?

Пятая, шестая и седьмая главы тоже ничем полезным похвастаться не могли.

В них описывалось примерно то же, что и в первых четырех, приводились примеры из практики, был дан список лучших искусителей тысячелетия с подробным перечислением их искушений и дат. Сроки искушений были разными. Кто-то укладывался в пару дней, но особо несговорчивых клиентов обрабатывали годами. Надеюсь, мне такие клиенты не попадутся.

«Глава восьмая. Работа с мужчинами. Работа с мужчинами наиболее интересна и наиболее сложна. Она требует профессионального подхода, потому что мужчины являются самыми частыми нашими клиентами, а заполучить каждого клиента для нас – вопрос чести. При искушении мужчины в возрасте от двадцати до пятидесяти лет вы столкнетесь с целым рядом сложностей. В этом возрасте смертные, как правило, крепко стоят ногами на земле, не задумываются о вечном и не воспринимают всерьез разговоры о загробной жизни. Основными стимулами для искушения мужчин в этом возрасте являются:

1. Секс.

2. Деньги.

3. Власть.

4. Слава.

Умело оперируя этими понятиями, расположенными в порядке наибольшей привлекательности для смертных, сочетая их друг с другом и используя необходимые тактические приемы и комбинации, вы добьетесь успеха».

Общие фразы. Никаких практических советов. Хотя какие тут могут быть практические советы, ведь каждый случай сугубо индивидуален.

Самая интересная сделка, обсуждаемая в аду, была заключена с Майклом Джорданом. Знаете Майкла Джордана? Самый высокооплачиваемый и популярный игрок Национальной баскетбольной ассоциации США, обладающий самым высоким в истории прыжком. И что же вы думаете, у него от рождения вместо подошв пружины? Ничего подобного. Просто согласно заключенной им сделке каждую игру его сопровождает элементаль воздуха, позволяющий отрываться от игровой площадки на недосягаемую для других баскетболистов высоту. В свое время этот контракт наделал много шума.

Говорили даже о нерациональном использовании магического ресурса. Потом замяли дело и спустили на тормозах. Больно уж игрок хороший получился.

«Используйте все рычаги, но ведите игру тонко». И что это должно означать?

В конце книги было несколько пустых страниц – для примечаний и комментариев. Мой старый знакомый использовал их на всю катушку.

«Скагги-бой! – начиналось его послание. – Работа в РФ имеет несколько специфических особенностей, о которых тебе необходимо знать.

Ну, во-первых, там есть дополнительный, пятый стимул для искушения мужчин. Он называется «понты».

Брать на него можно далеко не всех, но в некоторых случаях он срабатывает безотказно.

Отношение к понтам неоднозначное. «Хороший понт дороже денег» – это положительное отношение. «С понтом под зонтом, а сам под дождем» – это отношение отрицательное.

Что такое понты?

Сложный вопрос, должен я тебе сказать. Понты являются квинтэссенцией четырех основных стимулов, но и еще чем-то большим. Иными словами, понты – это понты. Желание выглядеть со стороны лучше, чем ты есть, – это понт. Желание выглядеть богаче других (при этом быть богаче на самом деле совсем не обязательно) – это понт. Желание соблазнить самую красивую особу противоположного пола, к которой ты лично никаких эмоций не испытываешь, зато их испытывают многие другие, – это понт. Бери на понт, но бери аккуратно. Во-вторых, за последнее десятилетие или около того в России сформировался особый тип смертного. Он не боится ни Князя, ни Сам Знаешь Кого, он назовет тебя братом, пойдет с тобой в баню, а утром ты проснешься с парой ножей под ребрами. Ему могут быть не нужны деньги, может быть не нужен секс, может быть не нужна слава, может быть не нужна власть Почему? Я уже вижу этот вопрос в твоих глазах, хотя самих глаз и не вижу. Да потому, что у него все это есть. С такими клиентами работать сложно, поэтому будем надеяться, что тебе они не встретятся.

Будь осторожен и держи нос по ветру. Твой старый приятель Бегемот».

М-да, подумал я, откладывая буклет в сторону. И как ты во все это вляпался, Скагги-бой?

Ближе к вечеру я решил проветриться и, так сказать, окунуться в местную жизнь, чтобы лучше прочувствовать все ее нюансы. Я сотворил себе модный прикид, виденный мной по местному каналу, положил в карман пачку денег и сотовый телефон и вышел на променад.

Греш… Простите, сила привычки. Смертных на улице было как в аду в самый час пик. Все они спешили, у большинства были озабоченные лица. Я мог читать их мысли, но и без этого видел, что большинство их озабочено зелененькими бумажками, носящими на себе портреты бывших руководителей далекой страны.

Напротив меня, на противоположной стороне улицы, находился, сверкая огнями рекламы, увеселительный дом, место сборища всех грешников. «Бар. Ресторан. Дискотека. Казино. Бильярд. Боулинг». Готов поставить Корону Князя ада против пера, выпавшего из крыла ангела, что праведника в таком заведении не найти и с прожектором.

Я зашел.

Похоже на ад. Темно, из пола бьет дым, куча грешников… смертных корчатся, словно Суд для них уже прошел и закончился обвинительным приговором. Я протолкался через толпу к стойке бара.

– Что пить будете? – осведомился толстый бармен.

– «Кровавую Мэри», – сказал я.

Он подал мне стакан с коктейлем, я расплатился и сделал глоток. Что за отрава?!

Ах да, они же тут используют в качестве красного красителя томатный сок! Поэтому жидкость и отдает помидором.

В казино смертных было значительно меньше, да и шума особого они не производили. Дым никотинового происхождения висел в воздухе, лица игроков были серьезны и сосредоточенны.

Я купил себе фишек на тысячу долларов и направился к столу, где играли в рулетку. Поставил на красное – и сразу же выиграл. Поставил на черное – и удвоил выигрыш. Удача всегда сопутствует демонам в азартных играх.

Когда я выиграл в пятый раз подряд, посетители стали на меня коситься.

– Вам дьявольски везет сегодня, – сказал крупье, вытирая выступивший на лбу холодный пот.

– Именно так, – сказал я и сгреб со стола выигранные фишки.

Карманов, чтобы их разместить, мне не хватило, больше половины пришлось нести в руках. То, что было в руках, я сразу обратил в деньги, с остальным пошел к другому столу. Часть игроков последовала за мной. Им было любопытно посмотреть, как я проиграю.

Шла игра в блек-джек. Я дождался, пока освободилось место за игровым столом, и сел напротив крупье.

– Ставка пятьдесят долларов, – предупредил он.

Я выбрал самую мелкую фишку из тех, что у меня оставались, и положил в банк.

– Сдавай.

И он тут же выдал мне два туза. Толпа за моей спиной ахнула.

– Себе.

Восьмерка, десятка. В обычной ситуации он бы посчитал, что ему хватит, но по реакции зрителей понял, что мой расклад с этой комбинацией не побить. Вытащил еще одну карту, ею оказалась девятка.

– Перебор.

– Блек-джек, – сказал я. – Выигрыш удваивается?

С большой неохотой он сдвинул фишки в мою сторону и перетасовал колоду.

– Сдавай.

Опять два туза.

– Они в паре работают, – шепнул кто-то за моей спиной.

Глупое предположение. Люди, работающие в паре, должны проводить свои комбинации куда более тонко и не привлекать к своим персонам излишнего внимания.

На этот раз он остановился на девятнадцати.

– Я сменю колоду, – сказал он.

– Не имею никаких возражений.

Крупье распечатал новую колоду, тщательно, но честно ее перетасовал и выдал мне две карты. Я даже не стал их смотреть.

– Себе.

Он занервничал. Смертные часто начинают нервничать, когда сталкиваются с тем, что им непонятно.

Положил десятку в открытую. Потом ему пришла семерка, следом король.

– Двадцать одно, – облегченно сказал он. – А у вас?

– Сейчас посмотрим, – сказал я и перевернул карты.

Опять два туза.

Толпа за моей спиной удвоилась. По казино уже пронесся слух, что какому-то лоху, это я сейчас цитирую, сегодня попер фарт. Нас обступили со всех сторон.

К крупье подошел человеке черном смокинге с пристегнутым к лацкану беджем, гласящим, что перед вами не кто иной, как менеджер по работе с клиентами. Он шепнул пару слов крупье, и тот, выдохнув воздух, растворился в толпе. Менеджер встал на его место.

– Играем? – спросил он, вытаскивая из кармана колоду карт.

– Больно у вас за этим столом ставки маленькие, – пожаловался я.

– Поправимая ситуация. – Он улыбнулся. Стоматологу него был отменный. – Сколько вы хотите поставить?

– Скажем, по тысяче долларов, – сказал я, увеличивая первоначальную ставку в двадцать раз.

– Мы всегда идем навстречу пожеланиям клиента, – произнес он фразу из бегемотовского «Курса молодого бойца». – По тысяче так по тысяче.

Мы сделали ставки, и он принялся тасовать. Только по тому, как он держал колоду, я понял, что передо мной шулер, состоящий в штате казино как раз для того, чтобы не дать особо удачливым клиентам уйти с большим выигрышем.

Дело свое он знал крепко, наш клиент на все сто. Перетасовал колоду, придерживая четыре верхние карты большим пальцем, потом сделал переброс, и они оказались в середине, следующим движением перебросил их в самый низ колоды. Оттуда он будет сдавать себе.

Профессиональный шулер против демона? Шансов нет.

Я взглянул на колоду, и нижние карты переместились наверх. Он сдал мне две.

– Себе, – сказал я не глядя.

– Себе, – согласился он и в открытую сдал себе две карты снизу.

Я внимательно следил за выражением его лица. Он знал, что будет в его картах, поэтому, как только кусочки картона соприкоснулись с зеленым сукном стола, в его глазах появилось торжество. Но по реакции зрителей за моей спиной он понял, что что-то не так, и посмотрел на карты.

Представьте себе ребенка лет девяти, который только что засветил кирпичом в витрину кондитерского магазина и достал из нее самую большую конфету, ту самую, о которой он мечтал с самого младенчества, которой любовался, еще проезжая мимо в коляске, приводимой в движение его бабушкой. И этот самый ребенок только что обнаружил, что вожделенная сласть сделана из папье-маше.

Вот примерно такое лицо было и у менеджера, когда он взглянул на свою раздачу. Две десятки. Я перевернул свои карты. Два туза.

– Ни фига себе, – сказал кто-то за моей спиной, а кто-то более впечатлительный просто охнул.

– Еще? – спросил я.

– Но… – сказал шулер. – Как? Это же… невозможно…

– Да брось ты, – сказал ему кто-то из толпы. – Мужику просто везет.

– Нет, – поддержал разговор другой завсегдатай с весьма кустистой бородой. – Это не просто везение. Такое везение раз в жизни бывает. Виданное ли дело, блек-джек четыре раза подряд.

– Я видел и покруче, – сказал молодой гр… человек в джинсах и легкой ветровке.

– Где же? – поинтересовался бородатый завсегдатай.

– В Монте-Карло, – небрежно бросил молодой человек, окинул нас псевдоскучающим взглядом и отошел в сторону.

Человеческую ложь я узнаю по запаху, так что точно знал, что ни в каком Монте-Карло он не был.

– Так сыграем еще? – спросил я.

– Боюсь, что этот столик на сегодня закрыт, – сказал шулер, и разочарованная толпа начала расходиться.

Сам он покинул игровой зал весьма быстрым шагом и скрылся за дверью с надписью «Служебный вход».

Я пожал плечами и пошел играть в кости, толпа тут же воспрянула духом и обступила меня со всех сторон. Зато место за игровым столом сразу освободили.

Через десять минут крупье сменил кости.

Через двадцать минут сменили самого крупье.

А еще через пять минут и этот столик был закрыт.

Сотрудники казино начали проявлять ко мне нездоровый интерес, и камеры слежения неотступно следовали за мной по всему залу, фиксируя каждое движение.

Я вышел из игрового зала, но не через ту дверь, в которую вошел, и оказался в кегельбане. В конце десятой дорожки был запасный выход.

Кегельбан в аду тоже достаточно популярен, хотя и не как шахматы с футболом Демоны играют шарами метрового диаметра, а в качестве кеглей используют засушенных грешников.

Ко мне подбежала какая-то девчушка, видимо наслышанная о моих успехах в соседнем зале, и попросила бросить один шар – на удачу, как она сказала.

Шар был легким и маленьким, непривычно ложился в руку, зато дорожка оказалась достаточно ровной, чтобы я смог послать снаряд в самый центр мишеней. Все кегли упали, и девчушка захлопала в ладоши от радости. При этом она чуть ли не подпрыгивала.

Я ей улыбнулся, мысленно пожелав ей никогда более со мной не встречаться, ибо встреча с демоном не может принести удачи просто по определению, и вышел из игорного заведения.

Там меня ждали трое. Все в смокингах и белых рубашечках, шею каждого украшала бабочка. Шеи у них были разными. Двое явно одолжили свои экземпляры у средних размеров быков, руки же у них были от горилл, рост от не самых невысоких жирафов плюс повадки гиены и мозги баобаба.

Третий был ниже ростом и телосложения субтильного. Руку он держал под пиджаком.

– Добрый вечер, – сказал я.

– Вечер добрый, – согласился он. – Поскольку вы выиграли в нашем казино большую сумму денег, мы готовы предоставить вам бесплатный транспорт.

– В морг, – добавил один из амбалов.

Низенький смерил его взглядом, и тот сразу поусох и даже в размерах уменьшился.

– Ничего не имею против пеших прогулок, – сказал я.

– Не слушайте этого дебила. – сказал субтильный. – Бесплатный транспорт в любую точку города.

– Извините, нет.

– Мне придется настоять, – спокойно сказал он и вынул руку из-под пиджака.

В ней был какой-то темный предмет. В предмете была дырочка, словно диковинный глаз, появившийся на конце длинного отростка, и смотрела эта дырочка мне прямо в живот.

– Это оружие? – уточнил я.

– Это «Магнум-357», – сказал он. – С разрывными пулями, снабжен глушителем и пламегасителем. Девять патронов в обойме, десятый в стволе.

– Оружие, – констатировал я. – Вот так вы обращаетесь со своими клиентами?

– С клиентами не так, – сказал он. – Так мы обращаемся только с мошенниками.

– И в чем же я мошенничал?

– Это я и хочу узнать, – сказал он. – Я знаю, что вы мошенничали, но не знаю как. Вы мне расскажете, а взамен мы оставим вам жизнь и даже часть выигранных денег. Пойдемте с нами.

– Это решительно невозможно, – сказал я.

– Почему?

– Потому что я не хочу.

– Да я тоже не очень-то хочу, – сказал он. – Но придется. Работа есть работа.

И ведь не врал же, шельмец, я это ясно видел.

– Поймите, – сказал он, – хозяин нашего казино ничего не имеет против обычной удачи. Но он очень не любит терять деньги, когда его обманывают. Ваш выигрыш простой удачей не объяснить. Рулетка, карты, кости – если бы было что-то одно, то – возможно. Но не все сразу.

– Однако, – сказал я, – вашему хозяину придется удовлетвориться именно таким объяснением.

– Очень жаль, – сказал субтильный, – но это невозможно.

– Похоже, вы мне угрожаете.

– Поверьте, при этом я переступаю через себя.

– Через себя вы можете переступать сколько угодно, – сказал я. – Это ваше личное дело. Но переступить через меня у вас не получится.

– Очень жаль, – повторил он.

Амбалы выросли прямо у него из-за спины, и один из них имел неосторожность положить свою руку мне на плечо.

Поскольку Бегемот просил меня особенно не резвиться, отрывать амбалу руку я не стал. Просто выдернул из сустава и сломал в двух местах. Он ойкнул, обхватил покалеченную конечность непокалеченной и принялся баюкать ее, как младенца. Второй амбал, который в течение всей беседы не раскрывал рта и держал руки за спиной, явил мне и миру принадлежность для игры в американский вариант лапты и попытался возложить ее на мою голову. Я увернулся, ударил по ней ребром ладони, и в руке у амбала остался обрубок длиной около сорока сантиметров.

– Ого, – удивленно сказал амбал.

– Ага, – сказал я.

Амбал оказался из породы весьма упрямых людей, знаете, из тех, которые понимают, что дверь заперта, только после третьего удара плечом. Он попытался воткнуть этот обрубок мне в глаз. Я снова уклонился и ткнул непонятливого типа локтем в висок. Амбал упал на землю и отключился. Или сначала отключился, а потом упал. Но интерес к происходящему он потерял абсолютно.

Тогда субтильный снова навел на меня свою штуковину и что-то с ней сделал. Штуковина полыхнула огнем и плюнула в меня металлическим шариком, летящим на скорости, которой позавидовал бы перепуганный архангел. Поскольку я подобного оборота не ожидал, шарик проделал дырку в моей одежде и попал туда, где у обычного смертного, окажись он на моем месте, был бы живот. Несомненно также, что для смертного такое попадание было бы если не смертельным, то весьма и весьма неприятным.

Я засунул в дырку пальцы, слегка поковырялся и нашел шарик. Мне кажется, что он назывался пулей.

– Мне кажется, что это ваше, – сказал я, протягивая пулю субтильному.

– А почему вы не падаете на асфальт и не истекаете кровью? – поинтересовался он.

Законное в такой ситуации любопытство, должен признать, но у этого грешника были железные нервы. Другие на его месте задавали бы этот вопрос, удирая от меня во весь опор.

– Вы на самом деле хотите услышать объяснение? —спросил я. Подобная храбрость заслуживала уважения.

– Иначе я не стал бы спрашивать, – сказал он. – Кстати, а в голову вам стрелять также бесполезно?

– Увы, – сказал я.

– Клиент-то пошел несговорчивый, – сказал субтильный. – Так как насчет моего вопроса?

– Почему я не падаю на асфальт и не истекаю кровью?

– Именно.

– Вы поверите, если я скажу вам, что я – демон из преисподней?

– А что, вы можете такое сказать?

Я улыбнулся. От улыбки моей демонической ипостаси женщины падают в обморок, а мужчины начинают нервно курить. Увы, моя новая внешность не предоставляла мне подобного психологического преимущества.

– Чисто теоретический вопрос, – сказал я. – Думаю, мне пора.

– Не смею вас долее задерживать, – сказал он.

Я повернулся и пошел в сторону своего временного жилища. Он еще долго стоял на месте учиненного мной побоища, и спиной я чувствовал его взгляд.

Архив Подземной Канцелярии

Из дневника Гоши

Запись сто сорок девятая

На работе в тот день больше ничего интересного не происходило, так что этот рабочий день я опущу. Вечером же я решил опробовать одну идею, уже давно крутившуюся в моей голове. Но для этого требовалось, чтобы на улице успело стемнеть.

Вечером я просто покатался по улицам города, чтобы немного привыкнуть к машине. Общее впечатление от нее было более приятным, нежели первое, однако добровольно я бы свой «порше» на это не променял. Ну да ладно. Были у машины и кое-какие преимущества.

«Порше» – это «порше», какого бы года выпуска он ни был, и все вокруг знают, чего от него ожидать. По этой причине, например, мне был заказан путь на Воробьевы горы, где ребята занимались стрит-рейсингом.

Стрит-рейсинг – это кошмар для ГАИ.

Представьте себе: ночь, длинная, узкая, прямая и ровная дорога, по обочинам плотно заставленная машинами участников и зрителей. Толпа народу, кто пьет пиво, кто курит сигареты, кто просто смотрит, рев спортивных глушителей: машины, стартующие попарно. Соревнования проходят не за деньги, а так, на голом спортивном интересе, но желающие могут делать ставки.

Я заезжал туда пару раз, но все без толку. Самый популярный гоночный класс на Воробьевых горах – «уличный русский». Под это понятие попадают все отечественные машины, начиная с убитых «копеек» и сорок первых «москвичей», и заканчивая «десятками» с форсированными шестнадцатиклапанниками. Но даже «десятка» с форсированным до авиационного двигателя шестнадцатиклапанником не может сравниться по динамике разгона и максимальной скорости с семьдесят четвертого года «порше». Поэтому со мной никто не гонялся.

Конечно, есть там и более солидные машины, «гольфы» GTI-класса, спортивные купе от японских производителей, но их мало, заезжают они редко, и на гонки с их участием никто не ставит. Слишком разные машины. Слишком предсказуемый результат.

А моя «восьмерка» с РПД является волком в овечьей шкуре. Внешне ничем не примечательная и не слишком отличающаяся от своих серийных собратьев по семейству, она способна преподносить сюрпризы.

Но это потом. Когда-нибудь. Возможно.

В полночь я проехал мимо стационарного пикета ГИБДД, помахал рукой усталому гаишнику и покинул пределы родного города. Моей сегодняшней целью была МКАД.

МКАД, на мой взгляд, является лучшей по качеству дорогой России, жаль только, что она такая короткая.

Шесть полос, пока еще ровный асфальт, освещение такое, что ближний свет фар не очень-то и нужен. Спасибо товарищу Лужкову.

И пусть злые языки вспоминают, как обвалился недостроенный мост одной из развязок, пусть они говорят, что через полгода после того, как дорога была сдана и принята, отдельные ее участки сразу же закрылись на ремонт, пусть они говорят об украденных десяти сантиметрах дорожного покрытия с каждой стороны, пусть они утверждают, что на некоторых развязках нужное тебе направление не найти без принятия на грудь пол-литровой бутылки самого популярного в России горячительного напитка, я все равно буду стоять на своем. Хорошая дорога.

Первый круг я сделал в среднем ряду, уложившись в час двадцать. Машин было еще много, и я особо не торопился, осматривая окрестности, запоминая расположение камер слежения, считая пикеты ДПС.

На втором круге я чуть притопил и уложился в час и три минуты. Было бы меньше, если бы через сорок километров после старта второго заезда загоревшаяся на приборной панели лампочка не напомнила мне об испытываемой машиной жажде.

На третьем круге останавливаться не пришлось, и я уложился в пятьдесят две минуты. Четвертый круг пришлось начинать не столь резво из-за начавшихся уборочных работ, на середине дистанции я почувствовал, что глаза начинают слипаться, а организм требует горизонтального положения на ближайшие пять-шесть часов.

Послав организм в баню и отчаянно зевая, я закончил четвертый круг со временем час ноль две и отправился домой, предварительно поставив в стойло своего скакуна.

Архив Подземной Канцелярии

Мемуары демона Скагса

Запись три тысячи четыреста восемьдесят восьмая

В три часа местного времени телевизионные каналы закончили свое вещание, и я переключился на радио.

Демону для нормального самочувствия не требуется восемь часов в сутки валяться на постели, словно овощу на грядке. Достаточно двух-трех часов, и я снова буду чувствовать себя свеженьким, как только что прибывший в чистилище грешник.

Средства массовой информации весьма полезны, если вам надо за короткое время составить впечатление о какой-либо стране. Буквально за несколько часов можно сделать общие выводы, надо только знать, как и что смотреть, слушать или читать. И конечно же делать правильный анализ узнанного.

Возьмем, к примеру, телевизор. Я посмотрел его пару часов днем и пару часов вечером, переключая каналы, как грешник, в первый раз взявший в руки пульт дистанционного управления. В отличие от того грешника я занимался сим недостойным делом не ради самого процесса нажимания на кнопки с цифрами, а для того, чтобы получить как можно более полную картину.

Обилие на всех телеканалах, как государственных, так и относительно частных, всякого рода рекламы позволило сделать вывод о сжигающей умы жажде денег. При этом хотелось бы заметить, что кариес, критические дни и сухие попки у младенцев отнюдь не являются главными проблемами народонаселения мира под названием Земля.

Думаю, что телевизионная реклама ожесточает смертных и развивает у них комплекс неполноценности. Покупать роскошные машины, отправляться в средиземноморские круизы и открывать валютные счета в иностранных и местных банках могут далеко не все, от силы их наберется процентов десять от общего населения, остальным остается только злобно скрежетать зубами и надеяться, что загробная жизнь расставит все по своим местам. Не расставит. У бедного столько же шансов попасть к нам, сколько и у богатого.

Кроме того, реклама имеет обыкновение прерывать даже самый интересный фильм или передачу от восьми до десяти раз, что тоже не способствует появлению у смертного хорошего настроения.

О жажде наживы говорил также тот факт, что призами всех игровых программ были деньги. В большинстве игр соперники открыто играли друг против друга, создавая некий псевдоинтеллектуальный вариант гладиаторских боев.

Сами посмотрите, «Слабое звено» – голосуют друг против друга. «Алчность» – голосуют друг против друга. «Русская рулетка» – выбивают друг друга вопросами, стараясь для начала избавиться от самых сильных игроков. «Искушение» – победитель выбирает проигравшего своим единоличным решением. К чему прививать и так не самому миролюбивому зоологическому виду дополнительную агрессию?

Я заинтересовался «Последним героем», но к концу программы выяснил, что герои едят друг друга не в прямом, а в переносном смысле, при помощи того же голосования, тайного для них, но открытого всей стране, и мне стало скучно.

Среди художественных фильмов преобладали американские, больше половины их составляли боевики с голливудскими спецэффектами и тупые кинокомедии, построенные на трюках и падениях. Художественная ценность американского кино всегда стояла для меня под большим вопросом, но чьими-то стараниями американское влияние распространялось по всему миру.

(Тут я решил немного расслабиться и оттянуться на Голливуде, однако, рассудив, что сие далеко не лирическое отступление в данном месте может притормозить развитие сюжета, разместил его в скобках. Хотите – читайте, а хотите – нет, но старый демон все равно выскажет все, что у него накипело, потому что накипело у него давно и много.

Американские фильмы очень зрелищны. По правде, они – самые зрелищные фильмы в мире. Их очень интересно смотреть, и на этом строится расчет тех, кто их производит. Завороженные взрывами планет и гигантскими цунами зрители просто не задумываются о нескладности сюжета и анекдотичности некоторых ситуаций.

Если мотивацию героя Мела Гибсона в первой части «Смертельного оружия», когда он с голыми руками идет на уже арестованного преступника, еще можно понять (уж больно тот его достал), то действия персонажей в четвертой части фильма не выдерживают никакой критики. Их двое, и они оба старые, главный отрицательный персонаж, самый стильный из всех злодеев данной эпопеи, в исполнении звезды гонконгского кинематографа Джета Ли, все предыдущие полтора часа делает их обоих, как мальчиков из вечерней школы, и все же, одни и без оружия, они идут его брать, руководствуясь при этом гениальной идеей посмотреть, как у парня получается так здорово махать ногами. На что рассчитывал любимец российских женщин? Мог ли он предположить, что в ходе схватки, в тот момент, когда его престарелый партнер уже будет размазан по асфальту, его угораздит свалиться в воду вместе с главным злодеем серии, и под водой, на глубине нескольких метров, он обнаружит автомат, вывалившийся из взорванного чуть раньше джипа, автомат попадет прямо ему в руки, будет заряжен и готов к стрельбе? Нет, если Мартин Рикс не записан в сценарии ясновидящим.

А вы знаете, что в одном варианте народного американского блокбастера «Три мушкетера» д'Артаньян совершил все свои подвиги в одиночку? А в другом предотвратил попытку кардинала Ришелье избавиться от короля Франции путем заказного убийства и взорвал самого Ришелье, когда тот на маленькой весельной лодчонке выгребал в сторону Англии? Что в «Двадцать лет спустя» их снова четверо, и д'Артаньян вместе с Арамисом, сморщенным Портосом и гигантских размеров Атосом спасается от осадившего английскую крепость Мордаунта (который – вы сейчас умрете и попадете к нам – женщина!!!) при помощи воздушного шара? Теперь попытайтесь подсчитать, сколько раз перевернулся в своем гробу одетый в шорты скелет Дюма-отца. И какие проклятия он посылал на головы режиссеров после просмотра очередной новинки.

Астрономы заявляют, что вероятность столкновения Земли с кометой ничтожно мала, однако, по мнению голливудских режиссеров, за последние три года их на нашу планету уже свалилось штук пять, и все они с достойным лучшего применения постоянством падают на территорию Соединенных Штатов Америки, которая вопреки твердому убеждению ее жителей отнюдь не является территориально самой большой страной в мире.

Если один пьющий, не любящий работать с напарником, брошенный подругой и ведущий неправедный образ жизни полицейский за полтора часа способен уничтожить всю действующую на территории штата мафию, почему в Америке до сих пор есть организованная преступность? Если все злодеи знают, что Стивен Сигал непревзойденно владеет искусством отбирать у нападающих холодное оружие и обращать его против самих нападающих, почему никто никогда не пытался пристрелить неуязвимого Нико из автомата с расстояния хотя бы в пятьсот метров?

Почему в Америку приезжают полицейские из Японии, Кореи и Китая, чтобы разбираться со своими этническими преступными группировками, и только русских крестных отцов американцы предпочитают крошить в одиночку? Потому что в России все – мафия?

В одном из своих фильмов Стивен Сигал изрекает следующий шедевр изящной словесности:

– Мы имеем дело с русской мафией, – говорит он. – У всех убитых грузинские черты лица.

В «Шакале» кровожадный крестный отец русской пацанвы платит французскому солдату удачи несколько миллиардов долларов за убийство жены президента Соединенных Штатов, что является несусветной глупостью. За половину этих денег российская братва могла бы перерезать весь Вашингтон, округ Колумбия, это вам и Бегемот, как эксперт, подтвердит.

В первом эпизоде «Звездных войн» Джорджа Лукаса Дарт Моул легко сражается с двумя рыцарями джедай одновременно, которым, очевидно, принадлежность к Светлой Стороне Силы не мешает нападать вдвоем на одного, в схватке один на один убивает многоопытного Клайгона, чтобы затем погибнуть от руки молодого и неумелого оби Вана.

В первой части «Невыполнимого задания» Том Круз вечно роняет свой единственный пистолет, однако ко второй учится стрелять по-македонски.

В далеком будущем бессмертного шедевра Пола Верховена несокрушимый Шварц вытаскивает из носа «жучок» размером с теннисный мяч, когда уже к концу двадцатого века они стали не больше острия иголки.

А еще, а еще, а еще…

В этом месте старый демон сказал себе «стоп», еще немного, и придется поместить на обложке фотографию Джона Траволты и назвать рукопись приложением к «ТВ-парку»[6].)

Среди остальной части программ явными лидерами были документальные фильмы о расплодившейся в стране преступности и тщетных попытках ее побороть, изобилующие окровавленными трупами и разбитыми машинами. Еще в моде были ток-шоу, часть которых была политическими, часть опять же посвященными преступности, часть скандальными, а остальные представляли собой смесь из всех трех видов.

Ночью стало еще хуже. Некоторые каналы постоянно крутили одни и те же музыкальные ролики, перемешивая их с рекламой в процентном соотношении фифти-фифти, другие транслировали все те же американские, но более старые фильмы. Любопытный экземпляр я поймал в полночь на НТВ. Весьма своеобразная программа, в которой люди, беззаветно отдавшие себя интересному только им и никому больше делу, самозабвенно рассказывали о нем всем, кто желал это слушать, рисуя схемы и графики и брызгая слюной на постоянно курящего ведущего. Странно, что такая программа вообще есть. С другой стороны, она придает каналу некий изысканный интеллектуальный акцент, а идет в то время, когда телевизор все равно никто не смотрит и больших денег на рекламе не сделаешь.

Когда все это безобразие закончилось, я включил радио и принялся листать купленные днем журналы.

Газеты подходят для создания впечатления об обществе гораздо хуже, чем журналы. Газеты – это ежедневные издания, пишущие о сиюминутных новостях и ориентированные на самый широкий круг читателей. Газеты дешевы, и их покупают представители всех социальных слоев. Все газеты пишут на своих страницах одно и то же, только с разными акцентами, в зависимости от того, кто дает им деньги.

С журналами история другая.

Журналы стоят на порядок дороже, выходят на порядок реже и строго ориентированы на конкретного потребителя.

По журналам уже можно судить об интересующих людей темах.

Подавляющее большинство журналов можно было разбить на три категории: журналы для мужчин, журналы для женщин и журналы для подростков обоих полов.

Превалирующей темой мужских журналов были: деньги, автомобили, голые женщины и оружие. Наверное, без этого набора смертный индивидуум сейчас не может чувствовать себя полноценным членом мужского континуума.

Женщин интересовали: красота и здоровье, слезливые истории из жизни знаменитостей, рецепты пищи для похудения и секс. «Восемь способов добиться продвижения по службе, расположив к себе начальника». Вам это ничего не напоминает?

Самые интересные всегда молодежные журналы, ведь молодежь – будущее нации, а журналы являются одним из созидательных факторов этого будущего, хотя, должен признать, и не основным.

Молодежь активно интересовалась сексом, причем начинала это делать, как только вылезала из вентилируемых памперсов со специальным абсорбирующим слоем.

Молодежь интересовалась музыкой, но не так сильно, как сексом.

Молодежь интересовалась деньгами, а именно: как и где их можно взять быстро, при этом не затрачивая больших как физических, так и умственных усилий.

Молодежь интересовалась кино и телевидением. Молодежи «по барабану» было образование, она «забивала» на культурные и общечеловеческие ценности, ей было «в лом» искать себе работу и «совсем не по кайфу» интересоваться религией. Так следовало из прочитанных мною изданий.

Сегодняшним молодежным кумиром был Саша Белый. Его биография сильно меня заинтересовала, поскольку, судя по всему, он относился к тому же социальному срезу общества, что и пресловутая группа товарищей из Люберец, с которой начались все наши проблемы. Поэтому я решил копнуть глубже.

Как выяснилось, Саша Белый не был реальным грешником, а существовал в виде персонажа местного телевизионного сериала, шедшего по государственному каналу. Саша Белый был бандитом.

В компании троих своих товарищей по детским играм, таких же «отморозков»[7], именующих себя «Бригадой»[8], Саша Белый рвется к большим деньгам, к большой власти и к большим проблемам. Рвется, в каждой серии оставляя за собой горы трупов и моря крови, но при этом является примерным семьянином, верным мужем, хорошим отцом и любящим сыном. Соответственно, сначала он получает большие деньги, потом большую власть, а потом – большие проблемы. Товарищей по детским играм зверски убивает другой отморозок, работающий на временами тайного, а временами явного конкурента, чья история развивается параллельно с историей самой Бригады с самой первой серии. Саша расстраивается, хоронит павших товарищей, имитирует собственную гибель в автокатастрофе, а потом конечно же мстит своим обидчикам, подкараулив их всех в одном весьма удобном для задуманного месте и перестреляв в лучших традициях американских фильмов. Финал не окончателен, ибо Саша Белый остается жив, рейтинг проекта на высоте, а публика обожает истории с продолжениями. А почему, вы думаете, Библия такая толстая?

В чем феномен популярности этого сериала среди молодежи?

Большого секрета для меня здесь нет. Саша Белый является воплощением всех молодежных желаний. У него куча денег, молодая, умная и красивая жена, много дорогих машин, роскошный загородный дом, и при этом он ни разу в жизни даже не пытался работать. Он вхож в самые высокие кабинеты, разве что двери в них не распахивает ударом ноги, он держит правильные базары, всегда их фильтрует и отвечает за них, он не порет стрел, не гонит пургу, всегда дает сдачи, пользуется большим и незаслуженным авторитетом, иными словами, именно Саша Белый является «героем нашего времени» в этой отдельно взятой стране.

И при этом создатели фильма и исполнители главных ролей не устают твердить о том, что хотели предостеречь молодняк при выборе основной жизненной платформы, показать, насколько может быть короток этот путь и как неизбежно наступит расплата.

Судя по тому, что кривая молодежной преступности после показа сериала резко пошла вверх, именно этого контекста молодняк и не уловил.

После исследовательской работы один вывод я для себя сделал точно – я этот фильм смотреть не буду. Грешников я, что ли, не видел?

Теперь о радио. Радио меня, признаться честно, порядком разочаровало. Несмотря на обилие радиостанций в эфире, тех, что вещали исключительно на местном языке – а меня по понятным причинам интересовали только они, – было всего три. Остальные передавали в эфир песни, написанные на языке, о котором подавляющее большинство населения страны имело весьма отдаленное представление. И при этом они почему-то были самыми популярными.

Через час я уже твердо знал почему. Беда была не в музыке, она находилась в русскоязычных текстах, вот почему народ и предпочитал слушать непонятную для него иностранную белиберду, чем выслушивать полный идиотизм на родном языке. Возможно, а скорее всего, так оно и есть, иностранные тексты были немногим лучше, однако при их прослушивании смертный ощущал в себе исключительно недостаток образования, слушая же родную музыку, он должен был бы чувствовать себя полным дебилом.

Не желая быть голословным, привожу примеры. Поскольку я говорю о трех радиостанциях, работающих в разном, как теперь принято здесь говорить, формате, возьму по паре песен с каждой.

«Русское радио». Первая, кто набрел на гениальную мысль вещать на родном языке в собственной стране. Транслирует так называемую популярную музыку. Ориентирована на молодежь.

«У нее глаза – два бриллианта в три карата»[9]. Четверо парней явно никогда не видели бриллиантов в три карата и вообще не имеют никакого представления о ювелирном деле. Девушка с глазами подобного размера никак не может считаться эталоном красоты, разве что конкурс проводится в стране слепых. Три карата для бриллианта – это нормально, для человеческого глаза – это даже не целый зрачок.

«Танец двух теней в полной темноте»[10]. Насколько известно зрелому демону, для наличия хотя бы одной тени нужен хоть какой-то источник света. В темноте следить за танцами теней невозможно.

«Снегири – не гири, улетят, и не поймаешь»[11]. Сие глубокое жизненное и очень обоснованное с точки зрения логики утверждение я оставлю без комментариев. Действительно – не гири, действительно – улетят, действительно – поймать их после этого будет далеко не просто. Только почему же авторы поместили это наблюдение в песне? А если и поместили, то почему не пошли дальше? Я – демон от поэзии далекий, но даже у меня есть варианты для следующих хитов, посвященных наблюдениям за животным миром планеты: «Барсуки – не суки, убегут, и хрен догонишь» или, например, «Кашалот – не рыба, на червя ты фиг поймаешь». Также логично и также непонятно, о чем в песне поется.

«Какая же ты страшная»[12] – песня, посвященная женщине. «Какая же ты падла»4[13] – песня другого исполнителя, посвященная, вполне возможно, той же женщине.

«Мамочка, что же мне делать? Я полюбила бандита». Глупый вопрос. Что делать? Радоваться, конечно. На похоронах ты будешь самой прикинутой.

«В кулачке моем звезда, к уху приложу – звенит»[14]. Звезды гораздо больше, чем предметы, обычно помещаемые в кулачок, и даже если бы они были соответствующего размера, то всего за одно мгновение сожгли бы кулачок вместе с рукой, примерно по локоть. И если уж звезде придет в голову блажь «звенеть», то почему она это делает не все время, а только поднесенная к уху? Или, быть может, у девушек в голове звенит отнюдь не звезда?

«Здесь правит не тот, у кого есть бумага, а тот, у кого длинней джагга-джагга»[15]. Возникает вопрос, что такое «джагга-джагга», а также кто и чем ее мерил?

«Радио Шансон». Никогда ничего не имел против хорошего шансона, пока не услышал, что под этим словом подразумевается в России. Неистребимая криминальная романтика, пропаганда греховного образа жизни такая, что лучшим нашим агитаторам и не снилась. Тексты изобилуют такими изысканными рифмами, как «вор – двор – прокурор», «душа – ни гроша – ни шиша» и «водка – селедка». Встречаются столь элегантные обороты, как «мент – сучара», «мусор» и «кому вы руки вяжете, волки?». Радиостанция ориентирована на взрослую мужскую часть населения, треть которой уже побывала в местах, как говорится, не столь отдаленных, и половине которой еще предстоит там побывать. Музыка на этой станции очень однообразна, все исполнители поют одинаково хриплыми, пропитыми и прокуренными голосами и отличаются друг от друга только именами, поэтому много примеров я приводить не буду.

Хотя один просто напрашивается. «У тела мертвого отца с ножом в груди там мать стояла, И шестилетняя сестра в кровати тихо умирала»[16]. То есть во время очередного рейда на мирно спящее село лирический герой данного опуса в темноте имеет неосторожность убить своих родителей и только потом зажечь свет. Ну зачем этому великовозрастному бандиту убивать взрослых, это понятно – чтобы они не оказали сопротивления. А скажите на милость, зачем ему понадобилось убивать маленького ребенка, да еще и мирно спящего в своей кровати? Или он просто маньяк? Другого ответа на этот вопрос я не вижу.

Вообще, все герои этих песен похожи на клонированных близнецов. Все они обычно ни в чем не виноваты, все свои преступления валят на судьбу-злодейку и на подставивших их мусоров, все беззаветно любят свою мать, причем делают это, исключительно находясь в местах лишения свободы[17]. Что ж, очевидно, авторы таких песен вряд ли имели возможность получить хорошее образование, приличное воспитание, и в детстве им негде было взращивать в себе чувство прекрасного. Самое странное для меня заключалось в том, что подобная музыка в этой стране была популярна, любима и востребована, а один из концертов подобных личностей прошел в концертном зале главной крепости России, недалеко от рабочего места руководителя страны.

«Наше радио». Их девиз – «только качественная музыка». Пускают в эфир рок-н-ролл, рэп и другие модные течения. Самый низкий рейтинг из всех русскоязычных станций. То ли качество все еще не то, то ли народ до качественной музыки просто не дорос.

Музыка качественная, спору нет, но от ее прослушивания создается впечатление, что авторы все свои силы и время кладут именно на написание музыки, а тексты дописывают потом, в спешке, левой ногой, притом либо находясь в сильнейшем наркотическом бреду, либо в не менее сильном похмелье. Иначе как объяснить такие фразы:

«Мне под кожу бы, под кожу запустить дельфинов стаю»[18]. Невозможный с точки зрения анатомии и несовместимый с дальнейшей жизнедеятельностью организма эксперимент явно навеян сильнейшими психотропными средствами, принятыми поэтом в момент написания.

«Я тебя ненавижу, вижу, но к тебе я все ближе, ближе»[19]. С какой целью герой этой песни приближается к объекту своей ненависти? Точно не для того, чтобы по плечу похлопать.

«Скажи своей толстой маме, что сегодня ты останешься здесь»[20]. Пусть она и негабаритная, но зачем так грубо о будущей теще?

«Он был очень умен, и за это его называли Тутанхамон»[21]. С этим персонажем я знаком лично, вот бы он удивился, что Тутанхамоном его назвали за острый ум. Разве что его папа обладал даром ясновидения и узрел недюжинные интеллектуальные способности сына еще в его младенчестве.

Глубоко религиозная песня группы «Ленинград» «Мне бы в небо»[22], и перл, который я оставлю без комментариев: «Дымит резина, кончает Зина».

Рок-н-ролл, как говорил мне Джон Леннон, – это музыка протеста, это вызов общественной морали, плевок в лицо закоснелому в старых и отживших свое традициях обществу. Согласен. Но не до такой же степени!