Объем пустоты. Случайность

Размер шрифта:   13
Объем пустоты. Случайность

Глава 1

Последний луч солнца скрылся за кронами могучих елей, уступив место огонькам сотен звёзд. Безоблачное небо огромным куполом накрыло тайгу севера Свердловской области. Слабый ветерок на удивление тёплого октября играл опавшими листьями и разносил запах хвои по всей округе. Покатый холм, верхушка которого слегка возвышалась над кронами обступивших его деревьев, был будто создан для астрономических наблюдений.

Спокойствие вечерних сумерек нарушалось задорными воплями играющихся детей. Молодая женщина, карикатурно разведя в стороны руки, на манер артиста, обращающегося к залу, семенила то за одним, то за другим сорванцом, неуверенно восклицая:

– Ребята! Ребята, ну что же вы!

Раззадорившихся детей взывания классного руководителя не волновали от слова совсем. Ровным счётом не замечался ими и поздний час – время, на минуточку, шло к началу одиннадцатого – который должен был бы навевать мелюзге сон. Весь класс разнёсся по этой более пологой части холма. Дети были везде. Отделившиеся стайки весело скрывались за холмом, заставляя сердце воспитателя замереть, огибали его и затем возвращались обратно, только чтобы повторить манёвр. Другие затеяли хороводы вокруг реденько растущих сосен, а какой-то мальчишка под восхищенные взоры однокашниц полез на одну из елей, обещая добыть достойный трофей. Может, даже белку.

Оставив безуспешные попытки подавить бунт, учитель собрала волю в кулак, приняла непоколебимую позу, скрестила на груди руки и произнесла:

– Так! – голос ещё не очень опытного педагога дрогнул. Девушка сделала над собой усилие и продолжила твёрже: – Значит, права была заведующая. Класс непослушный и ведёт себя плохо, – ни к кому не обращаясь и ни на кого не глядя декламировала она. – И как бы мне не хотелось, об отмене манной каши на завтрак и речи быть не может.

Тактическая хитрость возымела впечатляющий эффект. Услышав о вероятных ужасающих реформах, размазанный по территории бедлам опасливо переглядываясь сконцентрировался вокруг предводителя, всем видом показывая повиновение и гоня ужасные манные образы. Герой-охотник шлёпнулся на землю, не успев покорить и полутора метров высоты.

Для закрепления триумфа девушка выдержала паузу, сохраняя при этом строгий задумчивый вид, и продолжила:

– Об этом я ещё подумаю и приму решение позже. Аркадий Константинович, простите пожалуйста, мы готовы.

Невысокий пожилой мужчина терпеливо ожидал на самой вершине холма. Он стоял неподвижно, засунув левую руку в карман брюк, а правую положив на стоящий рядом портативный телескоп. Выцветший, но вполне приличный костюм-двойка терялся в вечерних сумерках. Темноволосая с проседью голова была слегка запрокинута к небу, взгляд карих глаз медленно и непринуждённо блуждал от звёздочки к звёздочке.

Очарованный звёздным небом в детстве, он пронёс эту искру сквозь прожитые года, и каждый раз как в первый, видя его, взгляд наполнялся теплотой и восхищением. Профессор задавался вопросом, почему эти огоньки, многие, возможно, давно уже погасшие, но ещё видимые далёкому наблюдателю, так искушают. И всегда знал ответ. Тысячи лет назад и, он был уверен, тысячи лет спустя люди будут интересоваться ими. Загадочность их заставляла древнего человека окружать звёзды сверхъестественным. До них нельзя дотянуться в отличие от земных чудес, и единственное, что оставалось, это сочинять домыслы. Вокруг них строились мифы и верования, благодаря им рождались древние боги и герои сказаний. Пока человек не осмелился порвать мистическую вуаль, построив и впервые взглянув в телескоп. Такие некогда надменные и далёкие, они вдруг стали ближе и растеряннее. На самом деле холодные и безразличные до детального рассмотрения, сохранят они безразличие к людским выдумкам и дальше, разрушая ту романтическую основу, созданную заложенным в человеке стремлением одушевить всё, что его пугает или восхищает. Убила ли наука тягу к ним? Не тут-то было. В отместку за потоптанную почву для поэтических порывов человек взялся яро исследовать всё, до чего дотянется телескоп. Техническую пропасть от самой первой простейшей конструкции до огромных систем радиотелескопов и космических обсерваторий человек преодолел в рамках вселенной в одно мгновение. Теперь мы, люди, имеем огромные базы данных сведений и фотографий, уже так смело пробуем пощупать небесные тела зондами-исследователями и строим планы о личном визите далёких миров. Пока ум человечества жив, будет тянуться он к этим мерцающим огонькам.

Оклик вывел его из раздумий.

– Аркадий Константинович! – воспитатель смущённо повторила: – Мы готовы.

Профессор прокашлялся в кулак.

– Продолжим. – Он повернулся к аудитории и громко начал: – Итак, мы уяснили, что не все эти огоньки, – он широким жестом провёл рукой по небу, – являются звёздами. Некоторые из них являются, например, планетами и спутниками, и сами по себе светиться не могут. Они отражают испускаемый свет ближайшей к ним звезды.

Профессор подозвал мальчишку с испачканной щекой. Герой-охотник, на лице которого были следы недавнего, так обидно провалившегося подвига, в надежде восстановить репутацию с удовольствием согласился. Он подбежал к профессору, встал солдатиком, вытянув руки по швам, косясь на стоящий рядом телескоп. Старик опустил левую руку на плечо мальчику, слегка наклонился поближе к нему. Правую руку с вытянутым указательным пальцем направил в небо.

– Видишь, – он взглянул на мальчика, убедился, что тот смотрит в нужном направлении, – вот эту яркую звёздочку?

На лице подопечного появился азарт, глаза старательно осматривали указанное направление. И секунды не прошло как он, найдя цель, утвердительно кивнул. Профессор выпрямился, обернулся к телескопу, припал к окуляру наведения. Вращая ручками тонкой настройки, он поймал объект в прицел и пригласительным жестом позвал мальчика. Юный астроном, приоткрыв рот припал к окуляру.

– Ого!

На абсолютно чёрном фоне виднелся круг светло-жёлтого цвета с мутными разнотонными радиальными полосами и линиями. Круг опоясывал наклонённый белый диск.

– Сатурн, – продолжил профессор. – Шестая по порядку от Солнца планета. Гигант, превышающий массой Землю в девяносто пять раз. В основном он состоит из газов и имеет относительно небольшое твёрдое ядро. Свет от нашего Солнца попадает на его поверхность, отражается атмосферой, и земной наблюдатель, – он коснулся указательным пальцем кончика носа мальчишки, – видит в небе огонёк.

Мальчик вернулся к соратникам. Воспитатель спохватилась, достала платок и отёрла им чумазую мордашку.

– Мерой яркости небесного тела называется видимая звёздная величина, – сложив за спиной руки вещал старик. – И чем ярче объект, тем она меньше.

В толпе девочка с большими бантами на косах выстрелила рукой в небо и весело вскрикнула:

– Звёздочка упала! – она ткнула локтем подругу. – Ты видела? Звёздочка упала!

Дети начали радостно охать и искать в небе виновницу суматохи.

«Скучный, старый пень», – пронеслось в голове Аркадия Константиновича. Профессор решил воспользоваться вспыхнувшим интересом малышей и увлечь их новой темой.

– Юная леди заметила явление, называющееся метеором. Небольшое тело космического происхождения, небольшие камешки, космический мусор, проходя через атмосферу Земли сгорают в ней, отчего мы можем видеть яркую полоску траектории. Особо яркие метеоры называются…

– Ещё одна! – раздался возглас из толпы. Малыши потеряли всякий интерес к старому астроному и внимательно разглядывали небо. Новоиспечённый юный наблюдатель за звёздами недвусмысленно покосился на телескоп.

Следующую минуту все присутствующие наблюдали звездопад. Яркие росчерки, то там, то тут пересекали тёмный купол. Враз появился болид чуть ярче остальных. Вспыхнув высоко, он почти коснулся горизонта, расчертив пополам небосвод.

Вся толпа была в восторге, за исключением профессора, которого смущало развернувшееся представление. Он растерянно взглянул на часы. На экранчике высветилась дата – 24 октября. «Для Драконид уже поздно, для Леонид рано».

В этот момент окружающие сумерки начали отступать, будто день захотел вернуться. Профессор машинально отыскал источник света. Небо сверху вниз рассекал особенно яркий болид. Падение длилось буквально секунды, после чего он вспыхнул и разлетелся сотнями моментально потухших искр.

Профессор направился к подножию холма, где, освещая фарами округу, стоял пассажирский «Урал». Водитель мирно сидел в кабине, опустив стекло, курил.

– Дай-ка, – резво вскочив на подножку сказал профессор в окно. Водитель не глядя протянул руку в темноту кабины, взял сумку и передал профессору. Из её недр появился смартфон. Связи не было.

– Не ловит здесь, – выдохнул в сторону водитель.

До людей донёсся хлопок. Профессор от неожиданности зажмурил глаза.

– Аркадий Константинович! – в охапку держа щуплую девчонку, с холма спускалась воспитатель. Девочка сидела смирно, отстранённо мотая головой. – Аркадий Константинович! Это не опасно?

– Нет, – протянул профессор. Он дальнозорко щурился в экран смартфона. – Что вы!.. Да как же тут…Вот!

Он поднял смартфон к небу.

– Наблюдаю феномен. Не припомню, какой метеорный поток приурочен к этим дням. Сейчас наблюдается такой, с относительно небольшим зенитным часовым числом, редкий. Был метеороид. В плотных слоях разрушился, – комментировал он запись.

Зрелище продолжалось. Трассера размеренно и беззвучно прошивали небо. По большей части звездопад оставался однородным и только вдалеке, на севере и северо-западе пару раз повторялись вспышки.

Аркадий Константинович помогал собирать по округе уже сонную, заскучавшую детвору, попутно успокаивая воспитателя, и, когда последний ребёнок уселся на месте, профессор погрузил телескоп под кунг и расположился у самого его края. Напоследок он достал блокнот и сделал схематичный набросок видимого звёздного неба.

Утром следующего дня профессор проснулся, как всегда, рано, но не спешил вставать с постели. От вчерашнего смятения не осталось и следа, и в приподнятом настроении он размышлял. «Что же вы так опешили, Аркадий? – обращался он к себе, – исключение из правил только подтверждает правило. Космос при всём его величии вправе сам решать, какому явлению быть».

Сев на край постели, Аркадий Константинович сделал пару разминочных упражнений и решительно направился на кухню.

– Феномены феноменами, а завтрак по расписанию! – сообщил он котёнку, безучастно наблюдающему с подоконника.

Небольшая кухня заполнилась ароматом крепкого кофе. На столе по очереди расположились кружка, подставка для яйца всмятку в форме сопла ракеты и чайная ложечка с гравировкой «ГАО РАН». Профессор в предвкушении окинул взглядом натюрморт. Внимание привлёк лежавший тут же блокнот. Аркадий Константинович взял кружку, сделал глоток и открыл его. Развернувшаяся зарисовка с утра раннего выглядела нелепо. Шмыгнув носом, профессор дорисовал к чёрточкам траекторий падающих метеоритов печатные пятиугольные звёзды. Не касаясь листка, он кончиком карандаша продолжил эти чёрточки вверх, пока они не уперлись в край.

– И всё-таки интересно.

Он встал и, заложив руки за спину, прошёл до кухонного гарнитура. Здесь он принялся задумчиво потирать пальцами веки. Раздался шлепок. Профессор развернулся и увидел распластавшееся на полу яйцо. На краю стола покатывалась из стороны в сторону подставка. Кот не спеша покидал кухню с полным отсутствием раскаяния. Мужчина рассеянно проводил взглядом нахальную холку, убрал учинённый бардак и вернулся к кофе.

– Дрейф радианта? Неправильная дата на часах?

Мужчина вернулся к зарисовке. На этот раз он кружочками обвёл отмеченные в качестве ориентиров небесные тела. Вырвав чистый листок, профессор подложил его рядом, и продолжил карандашом чёрточки. В месте, где они сходились, профессор нарисовал ещё один кружок покрупнее. Картинка стала похожа на иллюстрацию солнца, выполненную ребенком. Радиант находился высоко в зените. Украсив его центр жирным знаком вопроса и собрав в кучу всю канцелярию, профессор направился к компьютеру. Здесь он заново расположил листки в нужном порядке и принялся за работу. Процесс длился с десяток минут, и наконец на экране высветились цифры. Он записал их в кружок на листке, перечеркнул знак вопроса и довольный убрал карандаш за ухо.

«…если найдётся минутка, проверьте пожалуйста. Координаты прилагаю. С уважением, Белопольский А. К.» Профессор нажал «отправить», и письмо улетело.

Мужчину увлекла новостная лента. Здесь уже вовсю освещалась тема недавнего явления, кое-где даже прилагались любительские фотографии. Одни заголовки обещали конец света, другие намекали на очередные военные испытания. О добром знамении Весам и Львам вещала какая-то местная жёлтая газетёнка.

Через три часа раздался звонок.

– Аркаша, – голос был мужской, неуверенный и настороженный, последнее в большей степени. И очень знакомый. Профессор невольно напрягся. – Аркадий Константинович, здравствуй!

– Виктор Евгеньевич? Приветствую! Чем могу…

– Упустим любезности. Я к тебе по поводу вчерашнего.

Брови ползли вверх прямо пропорционально попыткам состыковать вчерашнее происшествие и звонок человека из прошлого.

– Да? Но…

– Буквально два часа назад мне, – говорящий кашлянул, – Нам звонили с ГАО. Предварительно с ними связались с Урала, из Екатеринбурга. Тут такое дело, – говоривший заслонил микрофон, с кем-то перекинулся словами. – В общем. Искренне взываю к отзывчивости, Аркадий Константинович, и прошу довериться мне. Времени болтать нет. Билеты у тебя на почте. С гостиницей разберёмся. Жду!

Трубку положили. Аркадий Константинович ещё долго стоял с брезгливой настороженностью глядя на аппарат в руке. Телефон лёг на подлокотник, и профессор следом опустился в кресло. Нахлынули воспоминания. Какое-то время он провёл в намеренно не затрагиваемых закоулках памяти, раскопанных внезапным звонком. Связанные с эти чувства пересекались с любопытством и удивлением, смешиваясь в бесформенную кашу. Блуждающий взгляд наткнулся на чёрный экран, и мысли резко вернулись к реальности. Сбитый с толку, он открыл почту. Среди кучи сообщений одно пестрело темой «Жду».

В смутном тумане мелькали сборы, поездка на такси в аэропорт, посадка на лайнер и перелёт. Не отразилось и то, как его встретили и усадили в дежурную машину, доставили в гостиницу. И вот он лежал в номере, свесив ноги с кровати, в наполовину снятой рубашке. Когда на часах был десятый час вечера, снова звонили. Профессор с осторожностью взял смартфон и нажал на приём.

– Вечер добрый, Аркадий Константинович! – голос был спокоен и энергичен. – Ну как вы там? Обустроились?

Профессор наконец выдохнул.

– Что же вы, Виктор Евгеньевич, смуту навели и пропали? Я тут не знаю, что думать.

– Не переживай, Аркаша, того требует ситуация. Хотя на самом деле расслабляться ещё рано. Астероид. Я так понимаю, тебе посчастливилось наблюдать вызванный им переполох. Я бы тоже посмотрел, но зафиксировали только любители, так как продлился он недолго. Значения этому никто не придал. А, как оказалось, придать нужно! Значит, звонят с Коуровской, просят проверить кое-какую информацию. Называют координаты. К разговору пришлось, сообщили чья наводка. Ох, Аркаша, если бы не ты, проморгали бы мы его! Задач у нас много, заняты все и не обратили бы внимания на поступившую информацию. А тут, понятное дело, приняли к сведению. И вот что мы имеем. Астероид, судя по всему, столкнулся с блуждающим скоплением каменного крошева, где-то недалеко, сгорающие частицы которого мы собственно и наблюдали. Причём, падение обломков покрупнее только предстоит увидеть. Он движется по траектории ни с какой другой не сопоставимой, а значит, не цикличной или с очень длительным циклом, а значит, он идёт транзитом через нашу Солнечную систему из межзвёздного пространства, понимаешь? В общем, я посчитал, что тебя это заинтересует. Да и нам не лишним будет авторитетное мнение. Я рад, что ты откликнулся, – как-то извиняясь добавил он. – Завтра к восьми за тобой прибудет авто.

Во время разговора профессор оказался в кресле. Он положил смартфон на журнальный столик и навалился на спинку, заложив руки за голову. С прояснением цели визита отступило одолевавшее весь день беспокойство. Мужчина встал и подошёл к окну. За окном открывался прекрасный вид на вечернюю Москву. Столица пестрела рекламой, медленно двигались потоки машин, по тротуару брели прохожие. Он упёрся обеими руками в подоконник и взглянул в тёмную высоту. В небе местами уже зажглись звёздочки.

«Пришельцы… – наивно, по-детски подумал профессор и улыбнулся. – Прибыли издалека, неся покой мечтателям вроде меня, развеяв сомнения о нашем одиночестве во Вселенной». Он глубоко вздохнул, улыбка неуловимо исчезла. «Хотя бы горстка микробов в замёрзших недрах. Что может быть лучше для старого астронома, чем застать момент знакомства с гостями из далёких миров. Соприкосновение цивилизаций. Случись такое, так хоть на месте провались к чёртовой матери, больше в этой жизни делать будет нечего. Ох уж эта несправедливость – дать человеку жизнь, заразить его стремлением узнать ответ на вопрос, который гложет его всё отведенное ему время, и, не дав ответ, растворить его в небытие. Обиднее то, что когда-нибудь человечество достигнет технологических высот и само устремится на кораблях навстречу обитаемым мирам. Но как же далёк этот момент! Угораздило же родиться задолго до расцвета эпохи покорения космоса».

Профессора начала одолевать досада, и, чтобы подавить её в корне, он взял трубку телефона у кровати и заказал в номер коньяк. Накопившаяся за день усталость и сто пятьдесят напитка погрузили мужчину в безмятежный глубокий сон.

Привычно рано проснувшись, профессор встретил первые лучи солнца, сидя в кресле с чашкой кофе. Он прикидывал, чем сегодня может быть полезен. Но, несмотря на серьёзность ситуации, мысли путались, уходили в сторону и вообще вели себя несерьёзно. Бросив затею, мужчина начал выдумывать названия для открытия. Перед глазами плавали образы очередных консилиумов, выступления с трибуны перед зарубежными и отечественными коллегами. Может, даже премия.

На весь номер противно заверещал прикроватный телефон.

– Алло! Да! – профессор поспешил взять трубку.

– Аркадий Константинович, доброе утро. Вас ожидают.

Мужчина воодушевлённо начал собираться. Приготовленные с вечера выглаженный костюм, рубашка и начищенные туфли по-армейски быстро оказались на нём. Галстук занял должное место, небольшая расчёска отправилась во внутренний карман. По пути к выходу он остановился и требовательно осмотрел себя с ног до головы. За годы мирной жизни на пенсии профессор отвык от выходов в свет. А тут сразу на приём в академию, ещё и в столице. Убедившись в безукоризненности вида, он накинул пальто, утвердительно кивнул зеркалу и вышел из номера.

В холле к нему подошел мужчина в военной форме. Звёзды на погонах в сумме давали звание капитана. Капитан коротко козырнул и попросил следовать за ним. У подъезда к гостинице стоял автомобиль, марку которого Аркадий Константинович определить не сумел. Офицер обошёл машину и сел на переднее пассажирское сиденье. Профессор разместился позади водителя. За рулём тоже был военный. Из-за спинки кресла на широких плечах виднелись аналогичные погоны. Их обладатель кивнул в зеркало заднего вида и тронул машину.

В салоне царило молчание. Оба военных не сказать, что уж вели себя строго: они отстранённо поглядывали в окна, зевали, но их безмолвие нагоняло тоску.

«С каких пор у академии офицеры на развозе?» – подумал профессор и пожал плечами. Он достал смартфон и нажал на вызов. Долго длились длинные гудки, пока автомат сотовой сети не отключил их. Профессор снова пожал плечами и принялся смотреть в окно. Машина уткнулась в пробку. Водитель глянул на коллегу и начал выруливать на спец полосу. Из бардачка извлеклась синяя мигалка и заняла своё место на крыше.

В лобовое окно уже маячило здание РАН. Здание становилось всё ближе, и профессор выдохнул в преддверии скорого избавления от этой неуклюжей тишины. Завибрировал во внутреннем кармане смартфон.

– Аркадий, здравствуй! – снова грянули загадочные нотки вчерашнего утра, отчего у профессора загудел затылок. – Передай, пожалуйста, им трубку.

Профессор покорно протянул телефон. Сидящий на пассажирском взял трубку, коротко выслушал и вернул аппарат. Поворачиваясь, он шумно выдохнул носом, а водитель прибавил газу.

Аркадий Константинович растерянно разглядывал причудливые фрески, украшавшие академию, остающуюся позади, но водитель лишь ускорял движение. Профессор, недоумевая, повернулся. Военные продолжали молчать. «Ну хоть какая-то стабильность».

Машина двигалась ещё около получаса, пока не остановилась у ворот здания, построенного примерно в двадцатые года прошлого столетия. Будучи трёхэтажным, оно казалось очень уж высоким. О возрасте его говорила только архитектура фасада, искусно отреставрированного совсем недавно. Ворота открылись, и водитель повёл машину под аркой попав во внутренний двор. Здесь большую часть квадратной территории занимала автопарковка, окружённая с трёх сторон тротуаром. Дорожки вели к широкой лестнице, расположенной против арки. Облицованная чёрной с белыми прожилками плиткой, она, словно древняя пирамида, возвышалась над припаркованными машинами. На вершине её находилась старинная резная деревянная дверь, покрытая лаком. Над ней, гордо расправив крылья, красовался металлический двуглавый орёл. Водитель занял одно из свободных мест. Профессор выбрался из транспорта и с хрустом потянулся. Оба офицера остались сидеть в машине и уже занимались своими делами. Аркадий Константинович почувствовал, как злость тонкими иголочками начала покалывать нутро. Дабы придать себе достоинства в неловкой ситуации, профессор достал телефон.

До него донёсся глухой стук. Он поднял глаза на машину. Один военный что-то искал пальцем на сенсорном экране приборной панели, а второй заинтересовался механизмом замка на ремешке наручных часов. Стук снова раздался. Казалось, что доносится он откуда-то сверху. Профессор запрокинул голову. В глаза сразу бросилось окно, где, раздвинув жалюзи, ему махал человек. Перехватив взгляд профессора, человек указательным пальцем стал показывать на дверь под гербовым орлом. Аркадий Константинович кивнул, облегчённо вздохнул и направился к двери.

За турникетом-рамкой стояла девушка в строгом чёрном костюме и с планшетом в руках. Увидев мужчину, она помахала, что-то сказала охраннику в будке и пригласительным жестом позвала его.

– Здравствуйте! – она была само обаяние. – Я вас провожу.

Девушка легко коснулась локтя профессора и потянула его в сторону лестницы, ведущей на верхние этажи. Внутри, вразрез с внешним видом, всё было выполнено в современном стиле. Только мраморная лестница с могучими гипсовыми перилами осталась эхом старины. После второго этажа, раздвоившись, она вела на третий, где был небольшой холл с эллиптическими стенами, плавно перетекающими в коридор.

Здесь несимметрично, по обеим сторонам, расположилось несколько дверей. У той, что сиротливо находилась по правой стороне, стоял металлический шкафчик со множеством ячеек. У каждой была стеклянная дверка с замком, в который был вставлен ключ. Надпись над шкафчиком обязывала всякого желавшего войти в дверь оставить все фото-видео-звукозаписывающие устройства. У нескольких ячеек ключ отсутствовал.

Девушка, улыбаясь, преградила путь и ненавязчиво, подбородком, указала на шкафчик. Профессор повиновался. Сопровождающая открыла дверь и ввела его.

За дверью располагался весьма внушительный по размерам и содержимому кабинет. Стены, покрытые чем-то под дерево, взмывали вверх и на высоте порядка четырёх метров упирались в чёрный матовый потолок. На нём длинными узкими полосками разместились диодные лампы. Свет был выключен, окна закрыты жалюзи. С потолка свисал проектор, транслирующий на полотно у стены какие-то изображения. Солидный деревянный стол с широкой столешницей в форме буквы Т в центре комнаты был окружён стульями на колёсиках. На спинках некоторых весели кители. Люди разгорячённо, перебивая друг друга и энергично жестикулируя, что-то обсуждали, отчего в кабинете стояла духота. В помещении было примерно семь человек и, когда вновь прибывшие зашли, все разом повернулись. Девушка сразу направилась открывать окно.

В углу стола, в сторонке от всех, сконцентрировались трое. Тот, что в центре, координировал профессора из окна. Мужчина в серых брюках и белой рубашке держал в руках, одно над другим, цветные изображения. Тёмные волосы, изрядно разбавленные сединой, были прилежно зачёсаны набок, жиденько прикрывая небольшой островок лысины. Седые брови напряжённо нахмурились, губы, под не менее седыми усами, скептически скривились. Петля галстука была сильно ослаблена, а воротник белой рубашки заметно вымок. Огромные очки с квадратными линзами держались на самом кончике носа, норовив соскользнуть. За его спиной, по обе стороны, тянули шеи двое молодых людей. Они со знанием дела, но любого другого, а не этого, уставились на картинки. Обладатель очков синхронно всучил им снимки, отодвинул левого и торопливо направился к профессору.

– Коллеги! – восклицал он на ходу. – Позвольте представить вам заслуженного деятеля отечественной и мировой астрономии и астрофизики Аркадия Константиновича Белопольского! – Он подошел к профессору и крепко пожал ему руку. – Мой старый друг, – уже намного тише добавил он. Остальные равнодушно, для этики, поздоровались и вернулись к обсуждению. – Я рад, что ты приехал, – глядя в глаза сказал Виктор Евгеньевич. Он взял профессора под руку и повёл к столу. – Вектор направления движения объекта, по первым прикидкам, вскользь проходит орбиту планеты. Угроза мизерная, но мы были обязаны сообщить правительству, – конфиденциально прошептал он по пути.

На столе тонким слоем был размазан ворох бумаг разных форматов. По большей части это были чёрно-белые снимки, кое-где виднелись графики и совсем редко бумаги с текстом. Виктор Евгеньевич взял из кучи листок.

– Вот. Полюбуйся.

Аркадий Константинович взял бумагу. В самом центре, среди множества светлячков, хаотично разбросанных по чёрному фону, четыре белые полоски удерживали в прицеле небольшой тускловатый серый объект, незначительно отличающийся размерами от окружающих его точек. Виктор Евгеньевич выбрал со стола ещё несколько снимков и вложил беспорядочную охапку в руки профессору. Тот с азартом начал всматриваться в изображения, перекладывая листы друг за друга. «Ну, здравствуй!» – внутренне ликуя мысленно поприветствовал он пришельца. Фотографиям как будто добавили красок.

– Снимки сделали сразу после поступления информации. Честное слово, кое-как нашли.

На некоторых изображениях объект был будто бы крупнее, а окружающий фон, казалось, съехал влево вверх. Надписи на них были выполнены на английском.

– Попросили зарубежных коллег понаблюдать, пока наши телескопы слепы, – ответил на немой вопрос Виктор Евгеньевич. – Теперь к делу. Под наблюдение он попал, находясь под большим углом к горизонту, спускаясь из зенита Солнечной системы. Первичные расчёты показывали, что объект, плюс-минус, идёт наперерез орбите Земли. Так вот, курс он менял уже несколько раз.

Аркадий Константинович нахмурился и взглянул на собеседника.

– Ну да, менял курс – громко сказано. Он плавно, по параболе, отклоняется от прежнего направления движения. По последней информации, траектория перетекает в касательную к плоскости эклиптики. По мне так это чистый феномен. Угроза Земле миновала, и господа военные почти утратили интерес, – он кивнул на мужчину в офицерском кителе, который без энтузиазма мял уголок одного из снимков. – Но мы считаем, что небывалый случай требует изучения.

Он достал платок и вытер взмокший лоб.

– Ещё один факт, – переведя дух, продолжил мужчина. В душной комнате длинные речи давались с трудом. – Обрати внимание вот на что.

Виктор Евгеньевич начал что-то высматривать на столе. Указательный палец его рыскал по изображениям, описывая в воздухе пируэты. Он выборочно брал снимки, что-то бормотал себе под нос и откладывал их в сторону. Поиски переключились на бумаги в руках Аркадия Константиновича. Он взял всю охапку из рук профессора и вычленил несколько снимков, добавив их к стопке отложенных. Затем, взяв её, он разложил бумаги на свободном участке стола.

– Смотри, – он ткнул пальцем на изображение объекта на левом верхнем снимке, – какая у него форма.

Аркадий Константинович, щурясь, нагнулся ближе.

– Снимки лучшего качества пока в обработке. Должны доставить в недалёком будущем, – как будто оправдываясь, протараторил Виктор Евгеньевич. – Теперь здесь.

Он ткнул в следующий снимок. Аркадий Константинович проследил за пальцем. На этом изображении границы объекта изменились. Мужчины повторили действие несколько раз. От снимка к снимку силуэт астероида менялся. На одном из изображений палец Виктора Евгеньевича перестал двигаться дальше.

– Он вращается.

– Верно!

– И что тут необычного?

– Смотри, – загадочно сказал Виктор Евгеньевич. Палец его медленно перекочевал на следующую картинку. Очертание осталось прежним. – Дальше, – следующая картинка, – без изменений, – указатель проделал путь до конца, поочередно касаясь каждого снимка. Везде контур объекта был идентичным, менялся только фон, съезжавший влево вверх. – Вращение прекратилось. В таком виде объект движется дальше. Что скажешь? – Виктор Евгеньевич скрестил руки на груди.

Оказывается, остальные люди в кабинете уже прекратили балаган и следили за диалогом.

Аркадий Константинович слегка смутился, поймав на себе полные ожидания взгляды. Он сел и элегантно погладил усы. Нависающая аудитория нервировала и мешала сосредоточиться. Боковое зрение то и дело выхватывало ложно осторожные движения людей. Чтобы совладать с собой, профессор уткнулся в носовой платок.

– Нужно подумать, – как можно деликатнее сказал он. – Конечно, подобное припоминаю, но не хочу быть голословным.

Виктор Евгеньевич глянул на часы.

– Коллеги! – спохватился он, косясь на военного. – Прошу нас извинить! Но собрание необходимо прервать. Требуется утрясти пару пустяков. А завтра в это же время ждём вас.

Виктор Евгеньевич состряпал извиняющееся лицо. Народ с долей облегчения начал собираться. Все, кроме профессора.

– Как? Уже? – он растерянно смотрел на быстро пустеющие стулья.

Преклонного возраста старичок рядом, укладывая скудные канцелярские пожитки в портфель, коротко развёл руками:

– Уже.

У выхода народ толпился вокруг предводителя, обсуждая рутинные темы. Виктор Евгеньевич слушал их вполуха, глядя поверх голов и казённо отнекивался. Когда профессор собрался и направился к выходу, он попытался привлечь его внимание.

– Аркаша, тебя подбросить?

– Не стоит, – железным голосом ответил профессор, и, проигнорировав протянутую ладонь, вышел из кабинета.

В дверь постучали. Затем она сразу приоткрылась, и в образовавшемся проёме показалась женская голова, смутилась и тут же исчезла. Вместо неё появилась рука с большим конвертом.

Из-за стола встал статный молодой человек в синем костюме. Поднявшись, он одёрнул пиджак и поправил перекосившийся воротник белой рубашки. Затем он направился к двери. Там он взял конверт, улыбнулся кому-то за дверью и, поблагодарив, вернулся за стол, заняв место рядом с Аркадием Константиновичем.

– Это, кстати, Юрий Олегович Волков. Будущее, так сказать, отечественного ракетостроения. Прибыл по просьбе военных. Мы же, как только оценили наличие угрозы, рассматривали различные варианты противодействия ей. Одним из таковых был вариант сбить с траектории или расколоть, или затормозить объект ракетным залпом. Собственно, он должен был узнать данные о цели и передать своим для проработки плана и составления перечня необходимых технических характеристик ракет-перехватчиков. Опираясь на него можно было бы подобрать что-то из имеющегося арсенала, – Виктор Евгеньевич закончил представлять и взялся за конверт.

– Можно просто Юра. – протянул он руку Аркадию Константиновичу. Большие зелёные глаза внимательным взглядом смотрели на профессора. На молодом симпатичном лице от волнения проступила румяность, но молодой человек успешно справлялся с этим.

Остальные потихоньку начали смещаться ближе к прибывшему конверту, который уже был вскрыт, а содержимое вывалено на стол. Это были обещанные новые снимки. Они были чётче предыдущих и отличались приближением. Все похватали по листку и начали разглядывать.

В руки Аркадию Константиновичу попался снимок, ракурс объекта на котором он уже видел. Лучшая детализация изображения здесь позволяла обнаружить одну мелочь, незаметную раньше. Из астероида торчала крошечная клякса, будто кто-то от времени потрепавшуюся маленькую кисточку макнул в краску и боком прислонил к его силуэту. Более плотная у основания, начинаясь на его грани, она постепенно расширялась, бледнея и растворяясь в пустоте космоса. Профессор начал подглядывать в листки к окружающим. На снимке, который держал Юра, тоже присутствовала кисточка. Только здесь она заметно отклонена в сторону. У соседа справа она оказалась зеркально отражена, очутившись на другой стороне. Вырвав листок из рук Виктора Евгеньевича, профессор обнаружил, что кисточка вообще оказалась в другом месте, как бы вдоль предполагаемой оси толкая объект.

– Вот вам и ответ, – сказал он, закинув ногу на ногу и навалившись на спинку стула.

Все повернулись.

– Солнечное тепло разогревает лёд в глубинах, отчего вырываются струи пара. Видимо, они создают небольшой импульс и влияют на ориентацию объекта. Известный науке факт, ничего в этом сверхъестественного нет.

– Если бы в его недрах был лёд, или на поверхности замёрзший газ, от солнечного ветра образовалась бы кома и хвост, как у тех же комет! – возразил кто-то с противоположной стороны стола.

– И почему хаотичное вращение прекратилось? Из-за импульсных струй он мог начать вращаться в другую сторону, по оси или поперёк, не важно – главное вращение было бы! – подметил кто-то слева, позади профессора.

– Возможно не солнечный ветер, а приливное воздействие гравитации Солнца или планет нагревает ядро. Это объясняет отсутствие комы, – кто-то попытался оправдать профессора.

Маховик спора начал раскручиваться. В воздухе всё повышающимися тонами распылялись всевозможные доводы и аргументы.

Аркадий Константинович встал из-за стола и, заложив руки за спину, начал прохаживаться вокруг. Он пытался отыскать в памяти что-то подобное из своей практики. По пути следования ему приходилось уворачиваться от рук обильно жестикулирующих спорщиков. Окружающий шум не давал сосредоточиться. После второго круга он завершил своё «турне», сев на прежнее место. Идей не было никаких. Профессор подпёр голову обеими руками.

Тем временем Юра, немигающим взглядом уставился в кучу бумаг перед собой. Он неосознанно вырисовывал обратной стороной ручки узоры на поверхности стола.

Какая-то мысль издевательски уходила из-под носа. Она пряталась за извилинами, дразнила, показывала язык. Молодой человек выудил листок с великим множеством цифр, упорядоченных в столбцы. Здесь содержались координаты положения объекта в пространстве, ещё какие-то данные, и время. Ниже был приведён график траектории. Изображено было следующее: в изометрической проекции, сверху вниз спускалась гиперболой линия от точки обнаружения до точки нынешнего положения объекта. Юра поднёс листок поближе. Линия состояла из отрезков, обособленных точками с цифрами, и еле заметно виляла. Вот пологий участок в какой-то момент отклоняется, изгибается дугой и опять преломляется. Вдруг объект идеальной прямой ушёл в сторону и такой же прямой почти вернулся на вектор перемещения. Получившийся уголок был один в своём роде. И наконец, более крутой вираж переходит в прямую, под небольшим углом к оси координат, удаляясь от ноля.

Мысль молнией пронеслась в голове. Юра от неожиданности даже затаил дыхание. Чтобы не упустить её, он ручкой обвёл угловатый участок трассы. Молодой человек вскочил и смёл бумажную кучу в сторону, освободив участок стола. Затем он фанатично принялся повторно рассматривать свежие снимки. Он хватал один, что-то высматривал в нём, обращался к графику и клал перед собой. Фотокарточки ложились только Юре понятным образом.

За оживившимся молодым человеком с интересом наблюдал Аркадий Константинович. Он обратил внимание на заметку, затем на уже отобранные снимки. Мозг тут же уловил связь между увиденным. Профессор не поверил сам себе и ещё раз прошелся глазами по бумагам. Не показалось. Он медленно встал, кровь стучала в висках. Аркадий Константинович принялся помогать составлять мозаику. Пока парень работал с материалами на столе, он отбирал листки у окружающих. Все присутствующие невольно вовлеклись в процесс. В основном старались не попадаться на пути снующего профессора, добровольно сдавали материалы. Кто-то подавал фотографии с дальней части стола, кто-то, посетовав на недостаточную освещённость помещения, направился включать свет. Наконец буря стихла. Юра обалдело рухнул на стул. Аркадий Константинович взъерошил волосы от лба к затылку. Народ столпился у созданной презентации, ожидая комментариев.

– Это не хаотичное вращение.

Юра встал и направился к центру стола, где аккуратно были сложены разные канцелярские принадлежности. Среди прочего на специальной подставке лежало увеличительное стекло. Взяв его, Юра вернулся обратно и взял начальный снимок.

– Обратите внимание, – лупа увеличила изображение объекта, – на его положение.

Среди звёзд торопился куда-то гость. Под увеличительным стеклом открылись новые подробности. До этого смазанное пятно местами приобретало прямолинейность.

– Условные верх и низ его, – продолжил Юра, – слегка заострены. Проведём условную ось через эти оконечности – она почти перпендикулярна горизонту.

Он аккуратно вернул снимок на место и взял следующий по порядку. Наводя на него инструмент, Юра вывернулся, чтобы стоящим позади было видно.

– Наклон увеличился. Совпадение или нет, но при этом присутствует обнаруженная Аркадием Константиновичем, будем считать, струя пара, в аккурат приложенная к краю объекта, как бы опрокидывая его. Теперь обратите внимание на это. Здесь, здесь и здесь, – при каждом слове он касался снимков, – изменение силуэта объекта невероятно логично сопровождается выбрасываемой струёй, прикладываемой в разных точках. Увеличивается наклон до некоторых пор, пока условные верх и низ не станут лево и право.

По мере рассказа молодой человек от напряжения, сам того не замечая, начинал говорить быстрее.

– И вот здесь, – он перескочил два снимка, – импульс тормозит опрокидывание. После чего положение не меняется, джеты больше не появляются. Угадывается прямая зависимость.

– Что же вы хотите сказать? – вырвалось из толпы.

– Всё это выглядит как полноценная стабилизация и ориентация в пространстве реактивными импульсами.

В кабинете повисла звенящая тишина. Юра не давал людям опомниться.

– Если принять во внимание время, в которое запечатлён объект, и пройденное расстояние, затем сравнить данные на этом и этом участках, – он ручкой обвёл на графике длинный участок в начале траектории и крутой вираж ближе к оси координат. – Можно сказать, что к плоскости эклиптики скорость заметно снизилась. Чему, кстати, сопутствовало аж четыре джета на нижней части объекта.

– Торможение, – прокомментировал Аркадий Константинович.

– Именно, – не оборачиваясь кивнул Юра. – Затем несколько джетов с левого края, симметрично расположенных сверху и снизу, ускоряют объект в направлении орбиты Марса. Если все эти доводы кто-то посчитает косвенными и обычным совпадением, то посмотрите на этот манёвр уклонения, – закончил он, ткнув в обведённый участок трассы, который до этого не затрагивал. Затем он взял три снимка, тоже остававшиеся без внимания, и положил по порядку перед собой. На крайнем левом он поднёс увеличительное стекло к пространству перед объектом. – Астероид, размером в два, два с половиной раза больше нашего на пути следования.

На рисунке действительно одна из звёздочек отличалась сложной формой и цветом. Инструмент перешёл к следующему снимку. Здесь предлагалось уделить внимание области под объектом. При этом на самом объекте виднелись узнаваемые кисточки, а фон съехал влево вниз.

– Минует препятствие.

На третьем снимке фон почти вернулся на место, идентично первому снимку. Гипотетическое препятствие пропало с изображения. Юра убрал снимки, взял график и положил увеличительное стекло на угловатый участок манёвра. Он откинулся на спинку и медленно выдохнул.

У противоположной стороны стола стоял и внимательно слушал Виктор Евгеньевич. Не сводя глаз с Юры, он как в трансе придвинул стул и, пытаясь приземлиться, чуть не сел мимо. Не глядя нащупав рукой сиденье, он всё-таки сел. Взгляд его всё так же смотрел сквозь людей куда-то в пустоту. Мужчина медленно поглаживал большим пальцем усы.

У всех в головах вращался ураган мыслей, который вырвался бы наружу, если бы не онемение. В кабинете царило тяжёлое сопение.

Первым обуздал себя майор слева от Юры. Он сел во главе стола в мягкое массивное кресло. Похоже, что это был его кабинет. Он обвёл взглядом окружающих и посмотрел в окно. Офицер старательно подбирал слова перед тем как их озвучить.

– Ситуация специфичная, – он по очереди переводил взгляд с Юры на Аркадия Константиновича и Виктора Евгеньевича. – Все теории необходимо подтвердить, подкрепить аргументами. То ли это астероид, наполненный паром или газом, как сдувающийся воздушный шарик мечется по нашей Солнечной системе, то ли это…кхм… – он замялся, глядя поверх голов, – В общем… ну, управляемый полёт.

– Для любого из случаев, чтобы получить хоть какую-то информацию, нужна спектроскопия, – сказал Виктор Евгеньевич.

– Да, помимо оптических, нужно задействовать все имеющиеся в нашем распоряжении высокочастотные телескопы. Нас интересует всё: тепловое, ультрафиолетовое и рентгеновское излучения, – подключился к рассуждению Белопольский.

– А более детально заснять его мы можем? – спросил майор.

– Только если орбитальной автоматической станцией, – сказал молодой человек у дальнего края стола. – Объект удаляется от нас. Оптическими телескопами с поверхности Земли мы получим еле различимые размытые точки.

– Ну можно же попытаться? Сделайте запрос немедленно.

– Исключено, – оборвал военного Аркадий Константинович. – Сейчас он с противоположной от нас стороны. Если только опять просить помощи у коллег за океаном. Хотя они, наверно, и сами сейчас наблюдают за ним.

– А что если он просто улетит восвояси? Угрозы нет, ну и скатертью дорога, – взмолился тучный мужчина лет пятидесяти. Рубашка на нём изрядно вымокла, галстук безвольно болтался на запонке. Он тяжело дышал, и в глазах его было только желание оказаться в месте попрохладнее.

Офицер посмотрел на него, встал и направился открывать окна. Свежий воздух живительными потоками заполнил кабинет. Толстяк признательно кивнул.

– В общем, подготовьте исчерпывающий отчёт с представлением необходимых действий.

Майор направился к выходу. Перед дверью он остановился, бегло пересчитал людей в кабинете и вышел. Вернулся он через двадцать минут хмурый и сосредоточенный. В руках его была стопка бумаг. Офицер положил её на стол и сел в своё кресло.

– Разбирайте.

Юра был ближе всех и взял всю стопку, оставил экземпляр себе и передал её дальше.

«Совершенно секретно … сведения, составляющие государственную тайну … обязуюсь соблюдать меры о неразглашении … наказуемо УК РФ … дата … подпись…» пробежался по листу Юра. Кто-то присвистнул.

– Прошу отнестись с пониманием, – сказал майор и собрал подписанные бланки. В стопку вклинился набросок отчёта. Текст был шустро написан разными чернилами и почерками. Офицер прошёлся по нему.

– Учтём, – заключил он. – Теперь можете быть свободны. Пределы города не покидать, о времени завтрашнего собрания будет сообщено.

Он собрал всю макулатуру на столе и запер в сейфе. Затем достал из стола стилизованный портсигар и пепельницу, закурил у окна. Остальные молча собирались и разрозненно покидали кабинет.

Последними выходили Аркадий Константинович и Юра. Профессор воодушевлённо рассказывал о том звездопаде – визитной карточке астероида. За дверью ожидал Виктор Евгеньевич. Он пристроился к резво шагающим людям, периодически вставляя наигранные удивлённые реплики, на которые профессор только косо поглядывал. Юра почувствовал витающую напряжённость, но не подал виду.

Оказавшись на первом этаже, мужчины остановились у выхода. Остановка была обусловлена тем, что Аркадий Константинович подошёл к кульминации и красочно описывал взрыв метеорита в небе, активно изображая руками спецэффекты. Закончив, он принял овации и собрался было прощаться, как его перебил Виктор Евгеньевич.

– Юрий Олегович, до гостиницы вас подбросит служебная машина, она уже у выхода. Передайте, пожалуйста, водителю, чтобы он подождал ещё пару минут.

Юра понял намёк, прощаясь кивнул и скрылся за дверью.

– Ну что, Аркаша, не об этом ли ты мечтал? – Виктор Евгеньевич скрывал волнение в голосе. Он снял очки. – Может, грянем? Как в молодости, а? – он приобнял плечи профессора и напряжённо улыбнулся уголками рта.

– Я, пожалуй, откажусь, – Аркадий Константинович дежурно улыбнулся и взялся за ручку двери.

– Может, подбросить тебя? Я на машине сегодня.

– Спасибо, я прогуляюсь. Хочется проветриться, – он надавил на дверь.

– Давай поговорим! – донеслось ему в спину.

На улице было тепло, но пасмурно. Небо заволокли серые облака, грозясь окатить столицу дождём. Профессор начал спускаться по лестнице. Тут же стоял знакомый ему автомобиль. На переднем пассажирском сидел Юра.

На плечо профессора упала капля. Погода была против прогулок. Юра опустил стекло.

– Едете, Аркадий Константинович?

Профессор взглянул на небо. Стук капель участился. Мужчина вздохнул и сел в машину.

Так же, как и несколько часов назад, в машине царила тишина, изредка прерываемая короткими репликами. Только сейчас машина двигалась быстрее.

Пассажиры устало развалились на сиденьях – уж очень утро выдалось энергозатратным, и переваривали информацию. В этом направлении думалось с трудом. Сознание профессора отказывалось принимать, хоть и не подтверждённую, фантастическую теорию и всячески уводило мысли в сторону. Неизвестного происхождения клякса на окне была интереснее, чем гипотетически инопланетный корабль. Инопланетный корабль. Словосочетание, которое десятки раз слышал в фантастических фильмах и документальных передачах, читал в романах, применяемое в реальной ситуации казалось абсурдным, неестественным, трудно произносимым вслух. Профессор нахмурился, удивляясь самому себе. Его одолевали смешанные эмоции, дать определение которым он не мог. «Как это странно, отнекиваться и пятиться от внезапно ожившей мечты».

Профессор попросил остановить машину. Водитель замедлил ход и встал к обочине, в аккурат прилегающей к парку. Юра поинтересовался, всё ли в порядке, Аркадий Константинович заверил его, что всё хорошо и захлопнул дверь.

Дождь давно прекратился, кое-где даже брезжило солнце. Профессор в смятении побрёл по мокрому асфальту. В глубине его обнаружилась сухая лавочка. Большая ель, козырьком расставив свои лапы, берегла от дождя местечко для одинокого путника. Аркадий Константинович сел, засунул руки в карманы пальто и нахохлился.

На смену мыслям о работе пришли воспоминания сегодняшнего прощания с Виктором Евгеньевичем. Профессор скривился, в груди неприятно зашевелился стыд. «Совсем на меня не похоже. Это всё стресс сказывается. В моём возрасте надо редиску в огороде окучивать да в кресле засыпать за чтением». Мужчина вздохнул. «Старческая сентиментальность, будь она неладна. Как бы не было обидно за былое, по-моему, я перегибаю». От исповеди стало как-то полегче.

Перед глазами вдруг появилось прекрасное молодое женское лицо. Светлые волосы спускались до плеч. Кокетливые ямочки на щеках стали глубже от широкой улыбки. Голубые глаза в окаймлении пышных ресниц задорно сияли. Этот силуэт часто являлся Аркадию Константиновичу в минуты сомнений. Вот и сейчас девушка из прошлого не давала утонуть в тоске. Но вдруг рядом с очаровательным образом появился молодой мужчина. Прямые, зачёсанные набок тёмные волосы, карие глаза и что-то похожее на усы расположилось под носом. Образ дополняли огромные квадратные очки.

Профессор зажмурился, и парочка исчезла. Былая обида вскользь коснулась нутра. «Ладно, кто прошлое помянет. Надо будет позвонить, что ли».

Под полой пальто, в кармане пиджака сам собой нащупался плотный прямоугольничек. Профессор тут же вернулся к реальности. Он вынул руку из кармана пальто, откинул подол и вытащил находку. Это был туго сложенный несколько раз листок бумаги. Мужчина развернул его и аккуратно расправил складки. Перед ним предстал герой последних дней. Точнее, его снимок. Профессор стащил его неосознанно: во время бурного обсуждения лист был сложен сначала пополам, затем вчетверо и наконец до размеров спичечного коробка. Теперь он всматривался в изображение, в мелкие детали его, и любопытство вперемешку с недоверием заполняли ум.

Несколько лет назад, в две тысячи семнадцатом году, нашу Солнечную систему уже посещал межзвёздный странник. Тогда он вызвал немалый резонанс. Вокруг него строились всевозможные теории, в том числе, конечно же, и теория об искусственном его происхождении. Только он, хоть и тоже вёл себя своеобразно, был не такой странный как этот. У него была необычная гиперболическая орбита и огромная, по нашим меркам, скорость. Эти факты подливали масло в огонь теории о послании внеземной жизнью исследовательской экспедиции. Аркадий Константинович тогда занимался изучением состава пришельца. В какой-то момент альбедо объекта возросло, его окружили выбросы летучих веществ, придавших ему ускорение, и образовалась самая обычная кома. То есть вместо космического корабля-разведчика сквозь Солнечную систему курсировал всего лишь грязный космический снежок. Пусть и впервые в нашей истории межзвёздный объект. Профессор тогда, несмотря на возраст, образование и прагматичность, расстроился, как юнец.

Теперь, глядя на этот снимок, в душе снова зарождались знакомые чувства. Сомнения рассеивались, и вот уже расцвела на лице профессора мечтательная улыбка.

Он бережно сложил листок, убрал его в карман и огляделся. Столица прощалась с осенью, греясь последними ласковыми лучами. В животе забурчало. Еще бы, часы уже били обед. Выбравшись из парка, он уточнил у прохожих, где находится и как ему добраться до гостиницы. Здесь же обнаружилось небольшое кафе. Дважды спрашивать себя не пришлось. Как следует подкрепившись, он направился в гостиницу.

По прибытии Аркадий Константинович незаметно для себя заснул. Неизвестно сколько времени бы он проспал, не урони с грохотом уборщица в коридоре тележку со сменным постельным бельём. Профессор открыл один глаз, как перископ подводной лодки, оценил окружающую обстановку. На горизонте было чисто. Открыл второй. Комнату освещал оставленный включенным телевизор. Ломило поясницу – следствие сна в неудобной позе. Мужчина кряхтя встал и начал вращать тазом. Когда разминка была закончена, он направился в уборную.

В дверь тихонько постучали.

– Открыто, войдите!

В дверном проёме показалось красивое молодое лицо.

– Не помешал? – Юра вскользь окинул сухое жилистое туловище (профессор заметил это, осознал, что пребывает в одних, хоть и парадно-выходных, но всё же трусах, и унёсся в уборную) и покраснел.

– Что вы, что вы! Заходите, Юра! – доносилось сквозь шум воды.

Когда профессор выходил, по пути натягиваю рубашку, молодой человек робко переминался в прихожей.

– Заходите, заходите! – живо возмутился профессор.

Из-за спины гостя выплыла небольшая бутылка, и Юра продемонстрировал солидную этикетку.

– Будем знакомы, – улыбнулся он.

В седьмом часу утра зазвенел телефон. Профессор прошлёпал босыми ногами по комнате до висящего на приоткрытой дверце шкафа пиджака. Звонил Виктор Евгеньевич. Профессор моментально вспомнил недавнюю конфузную ситуацию, своё решение сгладить углы и взял трубку.

– Витя, привет! – максимально непринуждённо начал он.

– Аркаша, слушай, тут новые вводные поступили. Некогда, да и нельзя по телефону. Машина в семь! – запыхаясь, проговорил Виктор Евгеньевич и бросил трубку.

– В семь так в семь, – сказал профессор в короткие гудки.

Машину подали в оговорённое время, но профессор спустился в холл заранее. За рулём был вчерашний сержант. На крыше уже была прикреплена мигалка.

Пока ожидали инженера, Аркадий Константинович, чтобы унять беспокойство, надел очки и погрузился в чтение. Жизнь текла своим обычным образом. На первой полосе огромными буквами, привлекая внимание, пестрели анекдотичные политические новости; на вооружение принят очередной ракетный комплекс, в столько-то раз опережающий по своим характеристикам чей-то ещё; а в какой-то стране опять разгорался переворот. Ничего нового. Профессор вздохнул и сложил газету.

Машина лихо завернула в открытые ворота и пронеслась под аркой. На парковке стояли всего три машины, брошенные в спешке, две из них нахально занимали поперёк аж три парковочных места. Сержант не стал подражать им и по всем правилам занял свободное место поближе ко входу в здание.

Двухголовый страж молча пропустил внутрь торопившихся людей. За дверью никто их не встречал, только охранник с суровым видом следил за мониторами. Мужчины переглянулись и приняли решение самим подняться, благо дорогу они знали. На самой верхней ступеньке последней лестничной секции, спиной к пролёту, стояла девушка, давеча сопровождавшая профессора. Она громко общалась с кем-то в глубине коридора.

– Таня, и отмени на сегодня всё, – донёсся голос Виктора Евгеньевича.

Девушка услышала шаги, повернулась и дружелюбно, но настойчиво поторопила мужчин.

В коридоре стоял Виктор Евгеньевич, вернее только голова и правое плечо торчали из-за открытой двери. Увидев Аркадия Константиновича и Юру, он активно замахал рукой. Мужчины прибавили шаг и, дойдя до шкафчика, добросовестно прибрали телефоны. Виктор Евгеньевич втянул живот пропуская их внутрь и, зайдя следом, закрыл за собой дверь на ключ.

В кабинете был образцовый порядок. Стулья аккуратными симметричными рядами были задвинуты под стол. Жалюзи закрывали окна, но в кабинете было очень светло. Хозяин кабинета восседал во главе стола. Он повернул голову, поздоровался и указал на стулья перед собой. Красные невыспавшиеся глаза контрастировали с его весьма собранным видом. Профессор отметил про себя, что Виктор Евгеньевич тоже выглядит слегка помятым.

Все расселись: профессор и Юра по левую руку от майора, Виктор Евгеньевич по правую.

– По нашему запросу, в срочном порядке были задействованы несколько обсерваторий. Вот отчёт, – офицер полез в стол и вытащил тоненькую картонную папку. Он положил её перед собой. – Аркадий Константинович, вы у нас, кажется, астроном, вам нужно ознакомиться в первую очередь.

Он толкнул папку, и она заскользила по столу к профессору. Белопольский поймал посылку и потянул бантик на папке.

Виктор Евгеньевич был словно вулкан в последние секунды перед извержением. От распирающего нетерпения мужчина не мог сидеть спокойно. Он то и дело ёрзал на стуле, тарабанил пальцами по столу и пару раз брался грызть ногти.

Аркадий Константинович извлёк стопку листков, подшитых в брошюру. Он проигнорировал титульный лист и жадно впился в текст.

«Объект изучения – неизвестный астероид, на момент исследования не каталогизирован.

Спектроскопический анализ показал отсутствие отложений водяного льда на поверхности. Астероид можно отнести к классу S (каменно-металлический состав).

Низкое альбедо поверхности объекта способствует поглощению солнечной радиации и, соответственно, нагреву. Возможно, он плавит глубинные льды. В связи с чем, теоретически, на поверхности возникают выбросы.

В инфракрасном диапазоне регистрируется выделение тепла. На полученном изображении отчётливо выделяются области излучения разной интенсивности (см. приложение А). Имеются чётко разграниченные симметричные области. (Примечание: ввиду относительно небольших размеров объекта, возможно искажение, создаваемое аппаратной погрешностью.)

Исследования проводились на момент максимально близкого к Земле расположения объекта. По причине быстрого удаления и малого размера объект из поля зрения скрылся (Примечание: постоянное, негравитационное ускорение объекта объяснить не удалось) …»

Профессор оторвался от текста и поднял глаза.

– Читай, читай! – тут же потребовал Виктор Евгеньевич.

«… Спустя 40 часов с помощью орбитальной автоматической обсерватории удалось снова установить визуальный контакт. Находка случайная, область поиска строилась только на последних данных направления движения. Согласно расчёту, траектория имеет вид прямой. (Примечание: непосредственная близость Марса не исказила траекторию) Обнаружен над Главным поясом астероидов …»

Аркадий Константинович снова отвлёкся, чтобы достать платок. Виктор Евгеньевич воспользовался возможностью и тут же прокомментировал:

– Ты только взгляни.

Его пальцы быстро пробежались по клавишам калькулятора. Он развернул экранчик к профессору. Там высветилось число с семью знаками до запятой.

– Примерно четыре с лишним миллионов километров в час! – прикрикнул Виктор Евгеньевич. Он осёкся, поймав на себе суровый взгляд майора, и повторил уже тише: – Четыре с лишним миллионов километров в час! Это в среднем значении. Расстояние в одну с небольшим астрономическую единицу он преодолел за сорок часов!

– Аркадий Константинович, продолжайте, пожалуйста, – нетерпеливо сказал офицер.

«… Наблюдалось небольшое угловое перемещение – непродолжительный дрейф вдоль наименьшего радиуса орбиты пояса. Затем объект по прямой вернулся к Марсу…» Профессор нервно сглотнул и перечитал: «…объект по прямой вернулся к Марсу. На момент крайних наблюдений объект находится на орбите планеты.

Ввиду представившейся возможности произведена попытка установить размеры объекта транзитным методом. По предварительной оценке, длина объекта составляет две тысячи метров, девятьсот метров в поперечнике. (Примечание: для подтверждения размера использован радиолокационный метод.) При облучении объект изменил ориентацию в пространстве, о чём свидетельствует уменьшение ширины пятна при сохранении высоты. Контроль визуальный, допускается аппаратная погрешность.

Отчёт составил …»

Весь текст уместился на одном листке. За ним следовало приложение из нескольких иллюстраций. На первом снимке угадывалось уже узнаваемое очертание объекта. Только здесь вместо чёрного фона космоса всё было розово-красным, а сам объект состоял из областей разной тональности и насыщенности. Вторя контуру объекта, его, словно аура, окружала тонкая бледно-розовая полоска.

Дальше следовал достаточно качественный снимок Марса. На рыжеватом диске планеты виднелась крошечная чёрная точка. Её можно было бы и не заметить, если бы не любезно сделанная исследователем ярко-красная рамка вокруг неё. Следующий лист содержал во много раз увеличенные изображения области красной рамки. Обилие пикселей резало глаза, но, сосредоточившись, можно было увидеть призрачную разницу в силуэте объекта.

Профессор выпрямился и сцепил руки на животе. Феерия эмоций разгоралась внутри. Он, сам того не замечая, тяжело сопел и не отрывал взгляда от бумаги. Затем поднял глаза и уставился на Виктора Евгеньевича. Тот уже обуздал себя и мирно сидел напротив. Поймав на себе взгляд, он понимающе кивнул профессору, но опустил глаза.

Офицер встал и подошёл к окну.

– Аркадий Константинович, скажите, может ли, по вашему мнению, космическая глыба вести себя так? – сказал он не оборачиваясь.

Только профессор набрал в лёгкие воздуха, как офицер продолжил:

– Даже мне понятно, что маловероятно. Но я обязан был спросить.

Он вернулся за стол, взял стикер и что-то написал. Затем протянул профессору.

– Благодарим вас за визит. Мы очень признательны за вашу помощь. Простите за беспокойство, – сыпал он дежурными фразами. – Командировочные вам заплатят в этом кабинете, – он одними глазами указал на листок в руках профессора. – Можете возвращаться домой. Помните о подписке о неразглашении.

Кровь моментально отлила от головы профессора. Неспособный что-то сказать, он лишь таращил глаза на майора. Рука с запиской всё ещё висела в воздухе.

Не выдержав, Виктор Евгеньевич отвернулся к окну. Долю секунды он простоял так, засунув руки в карманы брюк, затем развернулся и, так чтобы не было видно офицеру, показал ладонь, мол, подожди, не переживай.

Тем временем майор уже обращался к Юре.

– Юрий Олегович, если есть желание, то тоже можете ознакомиться.

– Да я краем глаза подглядел уже. Занимательно. Особенно последнее. Я имею в виду реакцию на облучение. На Земле это зовется радиокомпасом, когда летательные аппараты осуществляют навигацию по сигналам наземных станций.

Майор испытующе смотрел на Юру. Зрительный натиск длился пару секунд.

– Да, в этом есть что-то схожее. Но это не более чем совпадение, естественно, – очень фальшиво иронизируя, сказал майор. – Как и прочая апофения, – серьёзно закончил он.

Майор снова полез в стол и вынул такую же папку, только значительно увесистее предыдущей. Он положил обе руки на неё, ещё раз посмотрел на специалистов и развязал бантик. Затем аккуратно перебрал содержимое, вытащил лист плотной фотобумаги и передал профессору.

Юра и Аркадий Константинович синхронно нырнули в снимок.

Весь лист занимал силуэт астероида. Поверх фотографии на компьютере была нанесена инфографика. Пестрели яркие прямые и кривые линии, выноски с текстом и цифрами. Слева на право объект делила пополам красная линия. Получившиеся в результате половинки были обведены тонким красным сплайном. От каждой области шла выноска, на полке которой была надпись «89% идентичность».

– Природа не любит прямых линий, где-то я слышал, – начал офицер. – Верно? А что насчёт симметрии?

Он жестом потребовал вернуть листок. Получив его, майор подвязал папку и убрал в стол.

– Ну, не смею вас больше задерживать. Юрий, вас тоже касается.

Белопольский и Юра направились к выходу. Профессор был разбит и угрюм. Поглощённый досадой, у выхода из кабинета он упорно толкал ручку вперёд. Она не поддавалась. Выругавшись, профессор дернул её на себя. И тоже никакого результата. Тут подоспел Юра, пряча улыбку, и открыл соседнюю створку двери. Молодой человек пропустил Аркадия Константиновича и вышел сам. Напоследок он обратил внимание, что Виктор Евгеньевич что-то тихо говорит офицеру.

За дверью профессор тяжело вздохнул и посмотрел на запись в стикере.

– Я вас внизу подожду, – сказал Юра и направился к лестнице.

Изучив маршрут Аркадий Константинович пошаркал на второй этаж. Здесь был такой же коридор, только дверей было значительно больше, чем на третьем этаже. Профессор брёл от одной двери к другой, изучая надписи на приколоченных к ним табличках.

«Тьфу-ты, накалякал тут!» – мысленно сетовал он на неразборчивый почерк. Было непонятно, то ли двести седьмой, то ли двести четвёртый кабинет был нужен. Профессор остановился у двери с табличкой двести четыре.

Согнутым пальцем он тихонько постучал и повернул ручку. Дверь подалась вперёд. В следующее мгновение профессор чуть не вскрикнул. В образовавшемся проёме, на уровне немного выше замочной скважины, показалась голова. Аркадий Константинович еле сдержал спровоцированную испугом реакцию. Голова была морщинистая, имела узко посаженные глазки, седые волосы, собранные в пучок на макушке, и, судя по макияжу, была женская. Жирно подкрашенные хлипкие остатки бровей гневно нахмурились. С прищуром глаза были обильно измазаны тёмно-синими тенями. Вот этого чёртика чуть не треснул профессор. Скомканные старушечьи губы пожевали и выдали скрипучим голосом:

– Куда? Моют здесь!

– Простите, – ретировался Аркадий Константинович.

Пока дверь закрывалась, мужчина успел разглядеть помещение за ней. Обитель чёртика была обширно заставлена стеллажами с картонными коробками, папками и подшивками и была больше похожа на архив, чем на бухгалтерию.

За дверью забавно бранились. Донёсся звук скатывающейся, кем-то опёртой на стену швабры с последующим падением. Брань удвоилась. Профессор поспешил удалиться. Проследовав по диагонали через коридор к двери двести семь, он обнаружил, что косяк и дверь были соединены ниточкой, утопающей с обоих концов в сургуче. На штампах стояли даты – дверь была закрыта два месяца назад и не открывалась до сих пор.

Осерчав на бесполезные каракули, Аркадий Константинович направился обратно наверх. Подымаясь по лестнице, он услышал приглушённые голоса и замедлил шаг, а потом вовсе остановился и прислушался.

– …решение поспешное, сами подумайте, что, если это всё-таки астероид, пусть и необыкновенный. В таком случае Белопольский – идеальная кандидатура для курирования исследований. У него…

– Во-первых, оставьте эту наивность! Чёрт-те что шныряет у нас под носом, чьи перемещения никакой логике не поддаются, а вы упрямо обзываете это обычным астероидом?

– Да, но…

– Во-вторых. Виктор Евгеньевич, я в курсе, что Белопольский ваш товарищ, ваша помощница как-то оговорилась, и ваше ходатайство я понимаю…

– И что? Рассудите сами, его я рекомендую, потому что знаю его заслуги! Вот вы знаете ещё специалистов такого уровня? И я нет! У него колоссальный опыт работы в этой области! Да будь он мне не знаком, я бы всё равно его рекомендовал, просто следуя логике…

– Да поймите же вы! Моя задача сформировать комиссию из специалистов определённого профиля, которые…

– Вот! А как вы можете быть уверены, что специалиста данного профиля в ней не нужны? Не знаю, как у вас, но на моей памяти, по такого рода вопросам комиссия собирается впервые! Впервые, на минуточку, за историю человечества! И вы берёте на себя ответственность, исключая опытного астронома и астрофизика в одном флаконе! Могу предположить, что вас даже попросили бы найти таковых…

Профессор прошёл ещё пару ступенек и приподнялся на носочки, чтобы был виден коридор. Там вдоль стенки, медленно ступая, шли тот самый майор и Виктор Евгеньевич. Последний, чуть опередив военного, пытался ещё больше замедлить ход, ненавязчиво преграждая собой путь. Было видно, что беседа майору наскучила, и он только из вежливости усмирял недовольство и желание немедленно уйти.

– Ну а бюджет?

– Аркаша бессребреник, ради такого он бесплатно будет трудиться, – Виктор Евгеньевич по-доброму посмеялся. – Ну а если серьёзно, то подумайте сами, какие средства будут выделяться на это дело! Тут, можно сказать посягательство на государственную безопасность, а на оборонном комплексе государство не экономит, вам ли не знать…

Майор украдкой поглядывал на часы. Мина у него была кислая, а губы побелели – настолько были сжаты.

Мужчины уже приближались к лестнице, и Аркадий Константинович громко потопал на месте, кашлянул и начал подниматься.

– О, Аркадий Константинович, как никогда кстати! – увидел его Виктор Евгеньевич.

Профессор шёл с выставленной вперёд рукой, в которой была записка с каракулями.

– Я тут разобрать не могу…

Виктор Евгеньевич сделал шаг навстречу профессору, забрал записку и смял в кулаке.

– Подожди пока, – сказал он тихонько Белопольскому и продолжил, уже обращаясь к майору: – Тем более он здесь, в Москве. И время на поиски специалиста тратить не нужно!

Майор стоял с таким недовольным лицом, как будто у него просили деньги в долг. Он в нерешительности качнул головой из стороны в сторону и выпалил:

– Ну хорошо! Только под вашу ответственность! – его указательный палец настолько приблизился к лицу Виктора Евгеньевича, что чуть не ткнул ему в нос. – И в случае чего сами будете объяснять… – он указал глазами наверх и, не прощаясь направился к лестнице.

– Непременно! – бросил Виктор Евгеньевич ему в спину.

– Они, конечно, ещё поупрямятся, но в целом можно считать, что ты остаёшься, – пожал он руку опешившему Аркадию Константиновичу. На пол упала скомканная записка. – Ах да. Пойдём провожу тебя до бухгалтерии.

Профессор ликовал, но старался не подавать виду. Его мальчишечий восторг выдавала лишь крепко стиснутая рука Виктора Евгеньевича.

– Тише, тише ты, – почувствовал он настрой профессора и улыбнулся. – Руку сломаешь мне сейчас.

– Слушай, ну спасибо! Я же чуть было не взвыл тут, – эмоции били фотонами света из глаз профессора.

– Да ладно, мелочи. Возвращаю долг, так сказать…

– Перестань, – перебил его профессор. Как бы ему не хотелось омрачать чудесное настроение разбором кто, когда и перед кем был виноват, но тем не менее пыл поубавился. С лица Виктора Евгеньевича тоже пропала улыбка. Но профессор вспомнил свой недавний конфуз и, чтобы ещё раз не пришлось жалеть, попытался быть дружелюбнее. – Тебе точно не влетит за это?

– Пустяки. Не бери в голову, – махнул рукой Виктор Евгеньевич.

– Я рад! Ты, если вдруг начнут доставать, сразу скажи, я всё понимаю, соберу манатки и…

– Перестань, – теперь перебил Виктор Евгеньевич, – я действительно не знаю людей более достойных этого дела. Это твоя судьба, он прилетел для тебя.

Оба тепло улыбнулись. На лестнице появилась Таня.

– Виктор Евгеньевич! У вас на двенадцать запланировано.

– Я помню, – вздохнул он. – Пора бежать. – Виктор Евгеньевич посмотрел вниз на скомканный листок. – Да, кстати.

Он поднял бумажку и развернул.

– Имелось в виду двести первый.

С этими словами он коротко поклонился и направился к ожидавшей его девушке.

В этот день профессор, полный грандиозных ожиданий, гулял до позднего часа, и весь мир будто улыбался ему. Он дважды звонил соседке, предупредить, что задержится и чтобы она была построже с котом, поинтересовался делами Юры и раскошелился на томик современного автора фантастики. Вечером того же дня он получил сообщение о следующей встрече.

Глава 2

Первый шарик максимально отклонился, замер, затем начал опускаться и с треском ударился в остальные. Импульс потенциальной энергии от него пронёсся через остальные и передался крайнему, пятому. Тому, в свою очередь, передать импульс было некуда и он, преобразовав потенциальную энергию в кинетическую, взлетел на ту же высоту что и первый недавно. Затем всё повторилось в обратном направлении.

Вот уже час как профессор от скуки играл настольными сувенирами в своём кабинете. Ровно как вчера и позавчера, и позапозавчера, выполнив рутинную работу до обеда, он досиживал остатки рабочего дня развлекаясь подручными средствами.

Три дня назад зарубежные коллеги поинтересовались ходом наблюдений за аномалией. Точнее, они запросили недостающие у них сведения и попросили подтвердить их наблюдения. Тоже посчитав происходящее занимательным, они, очевидно, поздно активизировались. Об этом говорили имеющиеся у них в распоряжении урывочные крупицы информации без какого-либо хронологического порядка. Противоречие этих сведений устоявшимся законам и накопленным знаниям и вызывали сомнения. В Германию, Великобританию и США был отправлен отчёт, реакция на который не заставила себя ждать. Пусть и не тайно, но не поднимая шумихи решено было немедленно собрать консилиум, результатов которого Аркадий Константинович и ожидал в кабинете.

В свой первый рабочий день в качестве члена специальной комиссии профессор фанатично взялся за отведённые ему задачи. Он пытался выяснить, с какого направления прибыл гость и почему его не обнаружила система раннего обнаружения угроз астероидов. Сведений было катастрофически мало. Собственно, только угол траектории его, объекта, движения. Направлена она, если её продлить от наблюдаемого участка, касательно к нему, до бесконечности, высоко в пространство над плоскостью эклиптики нашей системы. На поверхности ответ: родина астероида – далёкие миры, и путь его занял миллиарды лет. Если же рассуждать более приземлённо, объект пусть и не межгалактический, но межзвёздный точно. Малая пологость траектории указывает на гиперболическую орбиту, и похоже, что объект имеет очень высокий показатель эксцентриситета, на нашем веку рекордный. А значит, он никогда не был связан гравитацией с Солнечной системой. Спрашивается, в какой из трёхсот шестидесяти плоскостей окружности, перпендикулярных к плоскости эклиптики, лежит эта орбита. А также где у этой орбиты фокус. Если он вообще есть. Ведь никакой орбиты может и не быть, в случае, например, если астероид – следствие какой-то катастрофы в ближайших или не очень окрестностях и движется, как осколок, в случайном направлении. Но все эти логичные рассуждения перечёркивает поведение астероида непосредственно в Солнечной системе. Беспорядочное перемещение, противоречащее общепринятым законам гравитации, и огромная скорость, склоняют сочинить для аномалии новый термин, с созданием новой главы в каталоге. И раз явление новое, то и старые знания и опыт использовать нельзя, либо нужно их корректировать.

В общем, процесс поиска вероятной области вылета – это поиск иголки в стоге сена. Вообще, Аркадий Константинович часто ловил себя на мысли, что объект как будто – раз! – и есть. Но ведь так не бывает.

– А если оба крайних шарика одновременно отпустить?

Профессор поднял глаза. Милого вида молодая девушка сидела перед ним, положив руки на стол, как прилежный ученик за партой, и опустив на них подбородок. Тугая коса чёрных как уголь волос спускалась по плечу и исчезала под столом. Из-под сбившейся чёлки за маятником на столе следили карие глаза, подведённые маленькими чёрными стрелочками. Они тикали из стороны в сторону вслед за качающимися шариками. Казалось, что эти самые шарики вот-вот щёлкнут по маленькому, слегка вздёрнутому носику.

– Катя, не сидела бы так близко, глаза испортишь. – сказал профессор, и раскрытыми ладонями приглашающе указал на маятник. – Попробуй.

Девушка выпрямилась и двумя руками остановила качание. Затем она синхронно отклонила шарики и отпустила. Они с треском стукнулись об остальные и ничего не произошло. Катя вопросительно подняла глаза.

– Приложенная с двух сторон потенциальная энергия не находит выхода для преобразования в кинетическую и преобразуется в тепло.

В кабинет беспардонно зашёл Виктор Евгеньевич. Он вышагивал руки в брюки, пожал ладонь профессору и подмигнул Кате. Девушка хотела было ему уступить место, но он, положив ей на плечо руку, отказался. Он дошёл до подоконника, потеснил горшок с каким-то растением и уселся. Аркадий Константинович кряхтя повернулся на стуле.

– Comment tout s’est passe? («Как всё прошло?» – франц.)

– Да ничего особенного, – махнул рукой Виктор Евгеньевич. – Мусолили то же самое.

Он вздохнул и встал с подоконника. Горшок вернулся на место.

– Решено более осознанно и обстоятельно всё обсудить. Позже, естественно. Зачем было ехать?

Теперь вздохнул профессор. Он повернулся обратно и запустил маятник.

– У тебя есть какие-то результаты? – спросил Виктор Евгеньевич.

Аркадий Константинович молча потянулся к стопке бумаг на краю стола. Стащенный им недавно снимок титульно лежал сверху. Профессор достал два листка, скреплённых скрепкой.

– Вот.

На первом листке больше места, чем текст отчёта, занимала вступительная шапка. Второй был исписан наполовину.

– Негусто.

Профессор сценически закатил глаза.

– Да ладно, я же шучу, – сказал он, – Что я не понимаю, что ли… – фразу он не закончил.

Он достал из нагрудного кармана пиджака ручку и расписался в конце документа.

– Ершов Е В., – вслух комментировал он расшифровку подписи.

В кабинет в сопровождении майора быстрым шагом зашёл полковник. В уголке рта у него дымилась сигарета, из ноздрей вырывались мощные струи дыма. По мере движения, обволакивая голову военного, тучи дыма вытягивались в густой шлейф. Игнорируя все правила этикета, он дошёл до стола, где, не глядя на учёных, грозно сопя, исполнил требовательный просящий жест. В этом жесте было столько пренебрежения и надменности, что профессор растерялся и только глядел на то сгибающийся, то разгибающийся указательный палец здоровенной ручищи. Майор замер позади и выглядывал из-за широкого плеча.

Ершов первый догадался, что требовал «паровоз» и протянул отчёт. Полковник взял бумагу. С конца сигареты на листки упал пепел, тут же струя дыма сдула его в разные стороны. Уголёк тлел почти у самых губ и коптил щёку, отчего полковник щурил правый глаз. Левым же шерстил текст. Дочитав, он, всё также щурясь, посмотрел на Ершова. Виктор Евгеньевич было потянулся забрать документ, как лапа полковника просто выпустила его, и он шлёпнулся, сначала на край стола, затем на пол.

– Похвально, – усмехнулся полковник.

Развернувшись на месте, «паровоз» так же быстро ретировался. Майор только и успел увернуться, пропуская его, и увязался следом.

Все проводили взглядом исчезающие в сизом тумане кители.

– Надо лететь туда, – выпалил в стол Аркадий Константинович. – Надо направить зонд.

Отчёт вернулся на стол.

– Уже думали об этом. – Виктор Евгеньевич задумчиво смотрел на дверь. – Уверяю тебя – так и будет! Скорее всего, вопрос поднимется на следующем сборище.

Профессор давно проснулся и лежал, слушая непрекращающееся настырное мяуканье. Фобос требовал завтрак. Фобосом звали толстенного кота, не имеющего ничего общего с сыном олимпийца, но названным так в честь спутника Марса. Такой же круглый и серый. Хотя, как будто бы понимая значение своего имени, Фобос держал в страхе соседских детей, потому что прослыл кусакой и разбойником.

Террор не прекращался.

– Ай, да встаю я, встаю!

Аркадий Константинович откинул одеяло. Кот, только и успевший поднять пухлую гузку, был схвачен в охапку. Мужчина уткнулся лицом в мягкую шерсть кошачьей грудки. Каким бы не был кот вредным, профессор души в нём не чаял. Фобос протестующе упёрся в много позволяющее себе лицо передними лапами. Хвост предупредительно вильнул. Как только все четыре лапы коснулись пола, кот грациозно, насколько позволяло качающееся из стороны в сторону пузо, пошёл к кормушке.

Дома было хорошо. За окном уже во всю падал снег. Хоть профессор и счастлив был всего себя посвятить работе, домашний уют был необходим. В особенности для старика. Аркадий Константинович отметил, что даже как-то нехотя думает о сегодняшнем возвращении в Москву.

Профессор лениво готовил завтрак. Фобос, умяв всё содержимое своей кормушки, запрыгнул на стол, где недвусмысленно смотрел на тарелку с колбасой. Мужчина нагнулся над любимцем, его нос упёрся в кошачий лоб.

– Не жирно вам будет?

Фобос спрыгнул со стола, мол, не очень-то и хотелось, и подняв хвост ушёл в комнату, где улёгся среди бумаг на столе.

У подъезда стоял автомобиль. Аркадий Константинович спохватился и посмотрел на часы. Трансфер прибыл вовремя, только профессор совершенно не был готов. Тут же постучали в дверь – это соседка пришла за котом.

Спустя шесть часов профессор распаковывал чемодан в том же самом привычном номере и украдкой, машинально, поглядывал в окно на вечерний небосвод. С недавних пор это вошло у него в привычку, ведь где-то там, в темноте, безответно ожидал странник.

На следующее утро профессора разбудили мерзкие звуки прикроватного телефона. Его, профессора, устраивало всё в этом номере, кроме дьявольского глашатого. Ей богу, будь у Аркадия Константиновича ружьё, он бы точно выстрелил в тренькающий механизм.

– Да!

– Вас ожидает Силина Екатерина.

Мужчина намеренно сильно бросил трубку, предварительно не случайно стукнув раздражитель об тумбочку.

С тех пор как Аркадия Константиновича включили в ячейку астрофизики спецотдела, ему в помощь выделили помощницу – Силину Екатерину Андреевну. Не выделили, а даровали, считал профессор. Катя была очень сообразительной, и они быстро сработались, чему профессор был несказанно рад. Компанейская и лёгкая в общении, Катя с удовольствием могла обсуждать не только рабочие темы, но и отвлечённо болтать. Особенно девушку затягивали рассказы профессора простым языком о сложных вещах.

Приятным бонусом было её умение водить машину, и Аркадий Константинович перестал пользоваться служебным транспортом.

Хоть сегодня профессор и проспал, приготовленное с вечера обмундирование сократило время сборов и уже через десять минут он, умытый, одетый, но не позавтракавший, сел в авто.

Катина машина не была оборудована мигалкой и не могла ловко маневрировать среди дорожных заторов. И вот, проехав буквально пару сотен метров, машина уткнулась в пробку.

Катя поворачивала голову, набирала в лёгкие воздух, но ничего не решалась сказать и отворачивалась обратно. Через пару таких попыток краем глаза наблюдавший за этим профессор отвлёкся от ароматного кофе и сам повернулся к ней, показывая свою открытость. Она коротко улыбнулась в ответ, посмотрела на дорогу и наконец решилась.

– А вот вы не думали, – она стеснялась, делала паузы, подбирая слова, – ну вот что, например, это, допустим, корабль. И, ну, вот он там, или они, ну те, кто им управляет. Почему они проигнорировали нас, землян. Гипотетически, конечно.

У неё покраснели щёки, но взгляд сделался решительным.

Профессор приподнял одну бровь.

– Скажем так, абстрагируйся от мысли, что ты землянин. Поставь себя на их место и порассуждай.

Глаза девушки остекленели, она ушла в глубокое раздумье. Затем оживилась и нахмурилась.

– Вообще не знаю. Мы же единственные разумные существа в Солнечной системе. Как минимум. Да что там разумные – единственные живые существа. И насколько я знаю, на ближайшие пару-тройку десятков световых лет у нас нет соседей. Неужели мы не достойны внимания? Даже как-то обидно. Будь я на их месте, то обязательно бы заинтересовалась. Может, они просто не засекли нас?

– Ну если их технологии позволяют преодолевать расстояния меж звёзд, то, наверно, нашлось бы что-то, способное установить наличие жизни на планетах. Если даже мы, земляне, глядя в телескоп, можем по степени сходства условий небесного тела с земными условиями теоретически окрестить его обитаемым.

– Тогда что же? – требовательно спросила Катя.

Машины не собирались двигаться. Профессор накрыл крышечкой стаканчик и зажал его между колен.

– Человек испоганил единственную кислородную планету, твоими словами – на пару-тройку десятков, а я бы даже не побоялся сказать, сотен световых лет вокруг. Мусорные кучи в океанах и на суше, огромные озоновые дыры, вырубленный лес и разрушенные экосистемы. О братьях наших меньших, чьи виды по вине человека исчезли насовсем, я вообще молчу. И на этой куче мерзости монументом похабного отношения к окружающему миру – человек, почему-то гордо заявляющий: «Я венец творения!». Наш разум – блестящий результат сложнейшего процесса эволюции, действительно венец творения. У нас нет ни когтей, ни маскировки, ни ядов. У нас есть сила, превышающая всё это вместе взятое. И сила эта велика. С помощью силы разума мы можем сделать себе и когти, и маскировку, и яды. И сделали! С этим прекрасно справились наши предки, развиваясь способствовали ускорению эволюции ума. Они выбрались из пещер, перестали бояться диких зверей и темноты. Человек начал подчинять себе мир благодаря этой великой силе. Но чем она больше, тем больше ответственность. И, хорошо обустроившись, человек, будем говорить разум человека, должен был способствовать процветанию окружающего мира, гармонично сосуществовать с ним. Как долгожданный младенец, человек должен был лелеять свою колыбель. Но что-то пошло не так. Этот самый младенец обделался в своей колыбели. Больше того, он извозюкал в этом всю кроватку, всё, до чего смог дотянуться.

Профессор вздохнул и продолжил:

– Безусловно, процесс разрушения был необходим, без него мы не добились бы таких высот прогресса технологий. Дым заводов и вырубка леса и тому подобное – все эти жертвы были нужны. Но человечество давно перешло черту нужды варварского потребления. И сейчас обленившаяся масса движется по инерции, вяло пытаясь что-то исправить. Но, кажется, я отвлёкся.

Аркадий Константинович оттянул воротник рубашки. На разгорячённых висках проступили вены. Переведя дыхание, он взял стаканчик и отхлебнул кофе.

– Это я всё к тому, что будь ты представителем высокоразвитой, выбравшейся в космос цивилизации, захотела бы ты связываться с замыкающейся в себе, деградирующей молодой расой? И я нет.

Пару минут в машине царила тишина.

– А может, нам просто нужна помощь? – спросила Катя.

Вопрос застал профессора в момент, когда он делал глоток, и вызвал непроизвольный смешок.

– С чем же? С устранением последствий или с прогрессом? – улыбался он, вытирая пенные усы.

– Да хоть с чем-нибудь.

– Вот ещё! Шесть миллиардов наших собратьев считают, что проблемы экологии – это миф, очень заняты или находят мысли о глобальных проблемах пустыми, или верят самой закостенелой верой, что придёт спаситель, учёный-гений, который скажет во всеуслышание: «Вот! Если посыпать этим порошком мусорную кучу, то она превратится в чистейший воздух и нефть!» – и снимет с нас груз заботы и очистит нашу многострадальную совесть. Кто-то же в самом деле отчаянно борется своими силами, надеется только на себя, но подавляющее большинство по ту сторону фронта палец о палец не ударит, чтоб хотя бы затормозить, снизить вред, не говоря уж о прекращении вредить совсем. А если нам помочь, то мы убедимся в своей правоте, правота эта станет устойчивее законов физики, и мы вконец обленимся и сядем на шею помощникам. Что касается прогресса, то и здесь речи быть не может о помощи. И дело даже не в огромной пропасти в технологиях, а в пропасти в мышлении! В прямом смысле свалившиеся с неба фантастические материальные блага и пособничество у доброй части людей вызовет шок, а пока ротозеи со страхом ходят вокруг да около, кто-то приватизирует доставшийся даром прогресс и, закатав рукава, начнет бездумно чинить в свою угоду такое, что это даже близко не будет напоминать прогресс. И опять, от осознания того, что всё это досталось нам без умственных усилий и каких-нибудь особенных затрат энергии, мы пойдём в обратную сторону до тех пор, пока попы на площадях не будут жечь учебники физики за одиннадцатый класс.

Катя не сразу заметила загоревшийся зелёный свет, и, спохватившись, резко тронулась. Профессор успел отстранить от себя стаканчик. Капли кофе пролетели в опасной близости от штанин и упали на коврик.

– Облились? Прошу прощения.

– Нет, ничего страшного.

Машина миновала привычную арку. На парковке была уйма транспорта. Аркадий Константинович ожидал увидеть роскошные кортежи из дорогих машин, с мигалками и широкомордыми охранниками, но вместо этого площадку занимали неприметные микроавтобусы. Свободное место нашлось только у самого выезда из двора. Катя припарковалась, и они вместе направились внутрь.

Собрание длилось уже час. Средний по размерам греческий зал с высоким сферическим потолком был наполнен членами делегаций нескольких стран. Ровно половину его занимала ступенчатая трибуна, разбитая на четыре секции. У её подножия, в центре, стояла одинокая кафедра, за которой стоял ряд из трёх обычных офисных столов, от которых во все стороны по полу, а затем по столам трибуны, расходилась паутина проводов. За столами сидели Аркадий Константинович, Катя, Ершов, военный в папахе и двое людей из администрации. За ними вдоль полукруглой стены были расставлены большие экраны.

Помещение не было рассчитано на приём такого количества людей, и за дугообразными деревянными столами, тесно сбившись, сидели только главы делегаций с первыми помощниками. За ними, как попало ютясь, стояли, облокотившись на края столов и стульев, на стены, сидели на ступеньках между секциями, размещались остальные члены. Условия сохранения тайны не позволяли пока собираться на широкую ногу.

Позади было рукоплескание, касающееся аномалии. С горем пополам взволнованное сборище взяло себя в руки, и балаган плавно перетёк в действительно обстоятельное обсуждение, приведшее к всеобщему согласию, что информации недостаточно. Этот вопрос и рассматривался в данный момент.

За участком стола среднего ряда крайней левой секции, на котором стоял небольшой чёрно-жёлто-красный флажок, организовалось локальное обсуждение. Участники его говорили, хоть и пытались быть тише, достаточно громко. Когда на этот галдёж, то тут, то там на трибуне, начали поворачивать головы люди, Ершов, говоривший в этот момент за кафедрой, сделал замечание коллегам и попросил вынести на общее обсуждение волнующий их вопрос. Участники обсуждения прекратили нарушать и виновато уставились в стол, кроме сидевшего ровно за флажком человека.

– Давайте теперь отправлять миссии к каждому астероиду и к каждой комете, – начал немец. Он не вставал, а только выпрямил спину, чтобы быть повыше, и облокотился на стол. – Ведь это стоит сущее копейки.

Спокойный голос переводчиков, звучавший у всех в наушниках, никак не вязался со скептическим выражением лица говорившего немца и не передавал насмешливой интонации.

– В крайнем случае, можно расширить области исследования, объединить миссии, так сказать, а данный объект обследовать попутно. У ESA и NASA имеется такой опыт, проект в начале двухтысячных. Тогда программа подразумевала попутные исследования при движении к основной цели. Можно назвать три-четыре направления исследований, значимее этого…

Профессор сдёрнул с себя наушники. Он с силой сжимал и разжимал кулак. В бешенство его приводило не смазливое поведение зарубежного коллеги, а удивительная твердолобость и отрицание очевидного.

Как будто услышав мысли Аркадия Константиновича, во второй слева секции, в самом её изголовье, с места поднялся мужчина из делегации США.

– Я, честное слово, совершенно не понимаю, чем вызван ваш скептицизм. Может, вы ежедневно наблюдаете такое, это неважно, так как уже почти единогласно мы подытожили, что более глубокие исследования этого феномена нам нужны, – абсолютно спокойно сказал он. – Нам представилась возможность засвидетельствовать знаменательное событие, из которого мы можем почерпнуть ценнейшую информацию и расширить наши знания, и мы безусловно этой возможностью воспользуемся. Единственное, что вы верно подметили, так это стоимость миссии.

– Мы можем расширить список стран-участников. Такой шаг позволит увеличить технологические возможности, а также имеет положительный экономический эффект, – донеслось откуда-то слева от профессора. Кнопку спикера держал полковник. На табличке, стоящей перед ним на столе, золотыми буквами на красном фоне, было написано «Минаев А. С.».

– К тому же, – подхватил Аркадий Константинович, – очень кстати вспомнили миссию «Розетты». Она была блестящей, к тому же схожей по цели с нашей. И почему бы нам не воспользоваться принципом ещё раз, возродив наработки. Сама станция, как и спускаемый модуль, были укомплектованы всем, что может понадобиться нам сейчас.

– Аппаратная начинка тех лет уже морально устарела, – сказала миниатюрная темноволосая женщина снизу правой секции. На столе перед ней стоял флажок с красным кругом на белом фоне. – Но её не составит труда привести в соответствие текущему техническому уровню.

Воодушевлённые перешёптывания по всей трибуне складывались в гул победы интереса над скептицизмом, и звучали для Аркадия Константиновича как музыка. Он наблюдал как люди согласными кивками, горящими глазами и рукопожатиями подыгрывают этой сонате, и радовался ещё больше. Среди этого шума возникали конкретные вопросы, касающиеся программы полёта,

ракеты-носителя и всевозможных технических моментов, но каждый из них приветливо встречался и тут же решался распалённой многоглавой гидрой учёных умов.

– Стоит отметить, конечно, это уже неоднократно упоминалось, – когда мозговой штурм пошёл на спад, взял слово американский офицер. Он стоял и указательный палец правой руки при каждом слове, как будто нажимал кнопку на столе, – что всё происходящее необходимо держать в тайне.

Офицер посмотрел на британскую коллегию.

После получения российского отчёта сотрудник обсерватории на юге Великобритании, дополнив его своими комментариями, попытался опубликовать статью. Он сделал копию отчёта и уже набирал на домашнем компьютере тезисы будущей публикации, но не успел. Пропажу вовремя обнаружили и попытку пресекли. Об инциденте стало известно уполномоченным органам, и за всеми осведомлёнными людьми был установлен контроль.

Представители стран, те, что носят военную форму, согласно закивали. В том числе и полковник, сидящий рядом с Ершовым. Он кивнул и сверкнул глазами на профессора.

– Утечки допустить нельзя, – продолжил американец. – Все мы знаем исторически, как подобные явления влияют на коллективное бессознательное. Это может вылиться в беспорядки на апокалиптической почве или, что ещё хуже, в возникновение новых «религий».

В конце заседания секретарь подытожил в протоколе основные моменты, и народ начал расходиться. Сопровождающие делегаций провожали своих подопечных; разбредаясь, люди образовывали толкучки по интересам, обменивались любезностями.

В один из таких же тромбов сбились Ершов с помощницей, Аркадий Константинович и Катя. Ожидая снижения плотности потока людей, они стояли вдоль стеночки, деликатно улыбаясь проходящим мимо.

Сквозь человеческую массу к ним стремительно пробирался товарищ Минаев. Достигнув цели, он твёрдо, но аккуратно, чтобы не беспокоить иностранцев, увлёк в сторонку профессора.

– При подшивке материалов к делу не досчитались одной распечатки, – зашипел полковник. – Мне доложили, что в основном материалами пользовались вы и, как его там… Да вы понимаете, чем для вас чревата утечка?

Не подавая виду, приватную беседу слушал Ершов. Оценив обстановку, он не стесняясь вклинился в диалог.

– Постойте, – спокойно, придерживая огромные очки, как будто пытаясь лучше разглядеть военного, начал Виктор Евгеньевич, – о чём идёт речь?

Далее последовала блестящая актёрская игра: Виктор Евгеньевич состроил гримасу полную категорического признания своей оплошности; он, негодуя, шлёпнул рукой по ноге и покачал головой.

– Знаете, Аркадий Константинович тут ни при чём! – продолжался спектакль. – Если я правильно понял, вы интересуетесь снимком, одним из тех, первых.

Голова полковника, как башня танка, не хватало только щелчков редуктора поворотного механизма, повернулась к Ершову. Вслед за ней развернулось на месте грузное туловище. Локоть ошарашенного профессора, который не проронил ни слова всю сцену, перестали удерживать, и он сию минуту сманеврировал одним шагом назад. На лице Минаева появился недоверчивый прищур. В отражении гигантских линз очков Виктора Евгеньевича, облик офицера сократил дистанцию и теперь сверху вниз смотрел на него, ожидая оправданий.

Ершов нисколько не поменялся в лице.

– Она никуда не делась. Я, кажется, прихватил её вместе со своими бумагами. Неужели эта картинка позволила бы тайне утечь? Без специальных комментариев это всего-навсего россыпь бело-серых точек на чёрном фоне. Надо очень постараться, чтобы извлечь из неё хоть какую-то информацию.

– Дело в подходе. Если каждый будет «случайно прихватывать» материалы, – ёрничая спародировал его офицер, – то о какой сохранности тайны можно говорить? У себя в академиях будете хоть незаконченные работы нобелевских номинантов в метро раздаривать, а здесь – будьте добры! – Минаев ещё раз зыркнул на Аркадия Константиновича. Тот не заметил жеста, так как пытался осмыслить странную аналогию. – Бумагу сей-час-же мне на стол! Выполнять!

С этими словами офицерский круглый подбородок указал на коридор, явно требуя немедленного выполнения хозяйского пожелания.

Виктор Евгеньевич помедлил, перехватил другой рукой ручку портфеля и двинулся в указанном направлении. «Танк» медленно, заложив руки за спину, начал набирать ход следом.

– …а потом он начал пугать, цитирую: «бесплатной путёвкой в Сибирь, с бюджетным проживанием, питание включено».

Таня облизываясь смотрела на витрину, за которой стройными рядами выстроились всевозможные десерты. Она подняла стекло и извлекла тарелочку с красавчиком-кексом. Водружённая кондитером на его кремовую шапку вишенка тут же отправилась в рот.

– И что потом? – спросила Катя.

Она уже выбрала десерт и ждала коллегу, читай – подругу, с подносом в руках.

– Да ничего такого. Хотел поднять вопрос о компетентности Ершова и несоответствии им занимаемой должности.

Девушки направились к свободному столику у окна.

– Как это ничего такого? А если отстранят? Или того хуже…

– «Того хуже» не будет – заменить Виктора Евгеньевича сложно. У него колоссальный опыт, состоявшийся авторитет и завидные связи: наверху это прекрасно понимают. Даже не переживай!

– Ну всё равно, – как-то рассеянно сказала Катя, – мало приятного слушать ругань. Сколько вы там пробыли? Минут сорок?

– Я – да, примерно так. Потом меня отправили за материалом, Виктор Евгеньевич ещё оставался. А когда вернулась, кабинет был пуст. – Таня пожала плечиками. Она на мгновение о чём-то задумалась, перестав жевать, и туманно добавила: – Кстати, он сегодня больше не заходил.

Они некоторое время ели молча.

– Зачем он так поступил? Я, конечно, знаю, что они знакомы, но всё же.

– Знакомы? – правая бровь Тани устремилась вверх. – Не просто знакомы, они учились вместе. Не разлей вода они были. А потом кино: к ним на курс, по обмену, попала студентка из Франции. Белопольский увлёкся европейской диковинкой. По закону того же кино, дама взаимностью не ответила. Зато Ершов ей оказался по душе. Итог – порушенная дружба. После выпускного товарищи разбежались; Аркадий Константинович работал в обсерватории на Кавказе, потом перебрался на Урал; Ершов по карьерной лестнице вверх, возглавил отдел специальных вопросов. У Ершова свадьба. Но много лет назад жена его оставила и упорхнула обратно во Францию. А Белопольский всё дуется. Такие дела.

Девушки снова погрузились в свои мысли.

– Да уж, – после паузы прокомментировала Катя.

В обеденный зал кто-то с шумом ворвался. Именно ворвался, потому что так ахнул входную дверь об стену, что немногочисленные посетители разом повернули головы, иначе это было не назвать. То был Аркадий Константинович в натуральную величину, только весь взъерошенный и, несвойственно ему, остервенело оглядывающийся. Учинив беспорядок, он натянул виноватую улыбку и тихонько закрыл дверь. Потом он встал на носочки и вытягивал шею осматривая помещение. Увидев девушек, он направился к ним, пробираясь между столами, нелогично выбирая маршрут через узкие места, сбивая стулья и неудачно оставленные на столах, благо пустые, подносы, чертыхаясь и виновато извиняясь. Над головой он потрясал листком, а левой рукой прижимал к груди портфель. Не выпуская его, он рухнул на свободный стул, попеременно тряся перед лицами девушек убористо исписанным листом бумаги. Глаза его навыкате были полны мысли, но губы только немо шевелились. Таня спокойно взяла профессора за запястье и извлекла лист. Профессор сразу перестал корчить рожи и тяжело сопеть, участливо придвинулся поближе.

– Так, «В связи с …»

– Угу.

– Значит, всё-таки…

– Да, – сначала кивал головой, а потом говорил Аркадий Константинович.

– «… в данной ситуации, предлагаю…».

– Дальше, – фальцетом вскрикнул профессор, кашлянул в кулак и более сдержанно, но не переставая таращить глаза, продолжил, – дальше читай.

Текст гласил, что Виктор Евгеньевич по причинам, «никак не связанным с текущей деятельностью» (но при этом обсуждение их занимало увесистый абзац), временно оставляет пост руководителя и отбывает в непродолжительный отпуск. В конце стоял крыжик ознакомившегося, и его же приписка от руки рекомендательного характера.

Таня глазами пробежала текст и пожала плечами. Катя попросила лист. Аркадий Константинович терзал кончик галстука: наматывал его правой рукой на сложенные вместе указательный и средний пальцы левой руки и обратно; будто на бумаге что-то изменилось – тянул шею, норовя снова заглянуть в лист; портфель наконец-то был оставлен в покое и перекочевал на колени.

– Ну, не сказать, что неожиданно, конечно. Я же тебе говорила.

– Не уволили же. Отдохнёт пока, да и только, – с набитым ртом успокаивала подругу Таня. – Им, – она направила в потолок палец, – тоже надо силу показать, что ни-ни!

Профессор суфлёром непринуждённому диалогу девушек, то втягивал голову в плечи, то, наоборот, выгибал колесом грудь, выпячивал нижнюю губу и изредка произносил невнятные междометия.

– Пойдёмте, Аркадий Константинович, – прожевав последний кусочек сказала Таня, – я вас ознакомлю с текучкой.

Шли месяцы напряжённой подготовки миссии. С оперативно поднятой документации, с чертежей и схем сдувалась пыль. Шагнувшие вперёд с момента запуска «Розетты» технологии дополняли или полностью заменяли аппаратуру зонда, расширяя его возможности. Осмелевшие и освободившиеся от финансовых пут, благо объединённые страны-участницы не жалели ассигнаций, инженеры фантастическими темпами оживляли конструкцию.

Но если с технической частью всё складывалось удачно, то с программой полёта было сложнее. Планеты двигались в своём многовековом ритме, и Земля спешила по своей орбите, удалялась от Марса. Миновал самый удачный момент для пуска, и расстояние между планетами увеличивалось с каждым днём промедления.

Над этой проблемой и трудился в числе прочих Аркадий Константинович. Опираясь на этап постройки зонда и готовности носителя, его команда вновь и вновь пересчитывала программу полёта. По вечерам профессор не спешил домой. Оставшись один, в тишине и покое, он заново прогонял в голове объём дневных расчётов. Но как ни крути, небесная механика проста и неумолима. Требуемое количество топлива росло, утягивая за собой массу конструкции и уменьшая количество полезной нагрузки. Идеальная ситуация естественным образом сложилась бы через пару лет, и этот факт угнетал Аркадия Константиновича. Всё окружение замечало, как очередной несбыточный вариант сбивает его с ног. В такие моменты он замыкался, мог часами стоять у окна, широко расставив руки на подоконнике, и смотреть ввысь. Но каждое утро профессор был на рабочем месте раньше всех, полный энергии и сил, и ободряюще приветствовал подчинённых.

И вот в очередной вечер спина Аркадия Константиновича снова провожала коллег. Поднявшиеся плечи пиджака скрывали понуро опущенную голову. Профессор отбивал пальцем по подоконнику и что-то шептал себе под нос, не слыша и не видя ничего вокруг. Катя, прощаясь, кивнула последним уходящим домой и тоже начала собираться. Аркадий Константинович закинул руки за голову и с силой растёр шею. Затем повернулся – во рту у него был кончик галстука, при виде Кати который был тут же выплюнут – и меряя шагами кабинет направился вдоль окон.

– Аркадий Константинович, у вас круги под глазами в диаметре растут с каждым днём!

– Нет, при чём здесь круги, – рассеянно ответил он. – Не в кругах же дело-то.

Глаза его, как две стекляшки, взирали в пространство. Он вернулся за стол и снова принялся наминать шею. Катя захлопнула зеркальце, прибрала всё в сумочку и встала. Оглядев захламлённый творческим беспорядком из блокнотов, толстенных книг и огрызков карандашей стол профессора, она вздохнула и подбоченилась. Затем уверенно направилась устранять хаос.

– Хватит, давайте собираться, – говорила она, хозяйничая на столе. В воздухе, на верёвочке, конец которой каким-то образом был прицеплен к стэплеру, свисая с края стола, болталась ключ-карта начальника подразделения. Катя, недоумевая, взялась разбирать хэндмэйт, и карта упала на пол. Девушка, цокнув языком, полезла доставать её, следом зацепив увесистый том какого-то справочника. От грохота профессор, до этого отстранённо наблюдавший за уборкой, встрепенулся и оживлённо начал противостояние.

– Да…ну не надо…да ну, что же вы в самом деле… – деликатно отбирал он у Кати тетрадку, таща к себе её вместе с девушкой, – оставьте пожалуйста.

Победив, он вернул прежний порядок беспорядка и невинно уставился на Катю.

– Ну как хотите! Опять на такси поедете?

Профессор моргнул, мол, да.

– Как хотите, – повторила девушка. – Завтра хоть не придите, суббота всё-таки.

Она повернулась и зашагала к выходу, по пути подхватив сумочку и плащ. В дверях она ещё раз обернулась – профессор как болванчик улыбался ей и смирно сидел за столом – и вышла из кабинета. Аркадий Константинович слушал удаляющееся цоканье каблуков, и глаза его снова стекленели.

Что с тобой не так, думал он, повернувшись к монитору, где буквы и цифры сплетались в сложные витиеватые формулы, окна со столбцами данных смешивались с двумерными визуализациями и графиками. Профессор подпёр кулаком подбородок и принялся небрежно листать отчёты. Сегодня этот патлатый что-то говорил о крайнем участке, вдруг всплыло в голове. Отыскав нужное Аркадий Константинович по диагонали пробежал каракули на листке. Ох и почерк, думал он, какая внешность такой и почерк, но парень умный, надо признать.

– «Данные о положении в пространстве не учитываются», – проговорил он вслух. Профессор прищурился, несколько раз приблизил и отдалил листок от глаз, разбирая, то ли вопросительный знак, то ли восклицательный стоит после предложения. – «Запрет на манёвр…резерв топлива…»

Аркадий Константинович отыскал в беспорядке мышку. Прокрутив столбец до оговариваемого участка, он стал изучать данные. Здесь код отличался от остальной программы, а под каждым прописанным действием был его дубликат с заметными правками.

– Не надо нам никаких или! – он навёл курсор и попытался стереть сомнительный фрагмент.

Программа огрызнулась всплывшим окном с текстом на английском. Насколько понял Аркадий Константинович, окно запрещало вносить изменения данному пользователю.

– Вот тебе раз, – профессор встал и зашагал к окну. На автомате принял привычную позу и прикусил нижнюю губу. Затем вернулся и снова пощёлкал клавишами – безрезультатно.

Раздался телефонный звонок. Звонил незнакомый номер.

– Алло.

– Аркадий Константинович, – говоривший, похоже, закурил, – всё трудитесь?

– Эм…да. А кто говорит?

– Поздний час всё-таки.

При этих словах профессор украдкой глянул на часы.

– …

– Поговорку такую слышали, про сверчков и их обязанность знать свой шесток? – размеренно, делая паузы, выдыхая дым, продолжал говоривший.

– Позвольте, я не…– кончалось терпение у профессора.

– Шли бы вы домой, Аркадий Константинович, – с казённой доброжелательностью сказали в трубке и звонок прервался.

Телефон лёг на стол, и профессор повторил маршрут до окна. Ничего не понимаю, зло повторял Аркадий Константинович, что это ещё за поучения. Он рванул трубку офисного телефона и набрал номер. Гудки до раздражения протяжно и долго мяукали в динамике, и наконец на том конце удосужились ответить.

– Сэм? Доброе утро!

– Доброе, господин профессор, – вежливо ответили там, узнав профессора по ломанному английскому.

– Линия защищена?

– Как всегда, господин профессор.

– Тогда слушай. Не мог бы ты посмотреть вот что.

Профессор, вспоминая иностранные слова, кое-как описал своё беспокойство.

– Минутку, сэр.

Трубка легла на стол, слышно было, как пальцы стучат по клавишам.

– Кхм… Да, соглашусь, – снова взяли трубку. Голос заметно оживился.

Параллельно профессор нервно постукивал картой по столу, ожидая перезагрузки компьютера. На том конце терпеливо ждали. Наконец экран снова загорелся, и Аркадий Константинович зашёл под другим пользователем. Машина затребовала ключ.

– Не мог бы ты, как это называется, чёрт (по-русски возмутился профессор), удалённый доступ, подключиться ко мне.

Из трубки снова донеслись щелчки и клацанье клавиатуры.

– Сделано.

– Вот смотри, – Аркадий Константинович снова открыл окно программы, спустился вниз и попытался подправить текст. Машина задумалась и снова затребовала ключ. – Ты можешь сделать так, чтобы…

Наконец настал день икс. Сентябрьский тёплый ветерок играл песчаными вихрями, носился среди редких кустарников и разгонял полуденное марево на бетонной дороге. Тишину изредка нарушали реплики переговаривающегося технологического персонала космодрома. Отчёты и команды вырывались из рупоров и эхом уносились в степь. Невидимая глазу кипела в жилах инфраструктуры работа по предстартовой подготовке.

Катя с Таней шли под ручку и осыпали вопросами Виктора Евгеньевича, поневоле ставшего экскурсоводом. Он ответственно отнёсся к временной должности и деловито, но с удовольствием повествовал об устройстве этого места. Целая делегация пешим шествием двигалась к смотровой позиции.

В толпе, натыкаясь на коллег, ничего не слыша, двигался Аркадий Константинович. Он шёл как к апостолам, не сводя глаз с махины тяжёлой ракеты-носителя. Она, словно зная свою необходимость и возложенные на неё надежды, стояла на стартовом столе, гордо задрав нос к небу. Могучее ступенчатое тело её, наполовину розовое от рассветных лучей, как мираж, слегка подрагивало в поднимающемся мареве. Дух захватывало от понимания того, сколько мощи, заключённой в двигателях, таится за неподвижностью и безмолвием. А за обтекателем скрывался драгоценный межпланетный разведчик.

Предполётная подготовка шла своим чередом. Сложный процесс не терпел спешки и народ уже успел заскучать. Особенно для профессора, то и дело уточнявшего у работников площадки, всё ли хорошо, время остановилось. Поэтому команду на обратный отсчёт Аркадий Константинович слушал как музыку. Народ оставил пустые диалоги и вялое созерцание окрестностей, и, кто, приоткрыв рот, кто, сложив козырьком ладони, уставились в главном направлении. Отсчёт начался, теперь команды отдавались по внутренней связи, а рупоры только оглашали остаток времени. Всё вокруг замерло.

Абсолютно бесшумно под ускорителями рассыпался ворох искр, и истекающий из сопел газ вспыхнул. Рёв реактивных струй разорвал тишину. Толпа затаила дыхание. Растущие облака дыма обволакивали стартовый стол. Профессор не сводил глаз с кончика обтекателя, возвышающегося над ними. Казалось, что ничего не происходит кроме театра динамичной пляски языков пламени, дыма и разносящегося по окрестностям грома. Но тут оголовье колосса потянулось вверх. Это ракета лениво оторвалась от поверхности. Из-за разницы размеров наблюдателей и ракеты создавалась зрительная иллюзия, медленный подъём казался чем-то нереальным. Работающие ускорители, шумя, словно подражая рыку какого-то мифического исполина, силящегося одолеть натиск, противостояли силе притяжения, и ракета всё увереннее набирала ход. Она полностью показалась из-за туч, и через мгновение устремилась ввысь.

Продолжить чтение