Пиши мне о море

1.

Морской ветер приносил с собой перемены. Хэнк вдыхал его запах, стоя в крошечном саду съемного коттеджа. Осень уже захватила побережье, листья мертвой кучей свалились к ногам, и утренняя прохлада царапала горло.

– Здесь тихое местечко, – заверил хозяин, – никто не потревожит ваше творческое уединение. Соседи скромные. Справа от вас дома и вовсе пустые. Слева живет мисс Ноэль; но я еще не знал женщины молчаливей.

– Спасибо, – отозвался Хэнк, – такое мне по душе.

– Говорите, вы писатель? А сколько у вас уже напечатано книг?

Хэнк улыбнулся.

– Ни одной.

– А, понимаю… А что пишете? Научную фантастику? Военные хроники?

– С утра могу сесть за детектив, а вечером – очнуться над любовным романом.

– Ясно. Что ж, удачи вам.

«Очередной бульварщик», – подумал хозяин, разглядывая ношеное пальто Хэнка и его слишком южный типаж для здешней широты.

«Думает, что я очередной бульварщик», – подумал Хэнк, не переставая улыбаться.

На целый месяц он бросил все и умчался к морю. Зачем? И сам не знал. Слушать волны. Искать вдохновение. Дописать очередной роман.

Несмотря на то что у Хэнка и впрямь не было ни одной изданной книги, написал он их прилично. Правда, издателей всегда что-то не устраивало. Они возвращали рукописи с пометками «довольно устаревшая идея», «слишком откровенно», «поработайте над диалогами», «нам не подходит». Конечно, на деле рецензии были более уклончивыми и пространными, но Хэнк понимал, к чему все сводится. Иногда он обнаруживал в почтовом ящике только рукопись – и молчаливый отказ ощущался обиднее. Как равнодушное предательство.

К тридцати годам он собрал достаточно отказов, чтобы развесить их над рабочим местом. Они прикрывали потертые обои.

Теперь Хэнк во что бы то ни стало хотел написать роман, который обязательно увидит свет – и свет большой, а не щелочку в выдвижном ящике письменного стола.

Но для этого ему нужно было освежить мысли. Сбежать. Подальше от суеты. Кажется, он написал все, что собирался, неоднократно повторил каждую идею, озарившую его разум.

И уже давно не мог сочинить ни строчки.

Приморский городок встретил его непогодой. Ветер шумел, нагоняя шторм, и Хэнк пошире распахнул шторы, чтобы впустить в комнату хоть немного призрачного света. Стены были отделаны темным деревом, из-за чего все казалось сумрачным.

Хэнк покосился на пишущую машинку, готовую к работе. Всю дорогу к побережью он отчаянно прокручивал в голове каждую мимолетную идею, но так и не вывел из них ничего стоящего. Повторяться ему не хотелось, а вот придумать новое… В конце концов, он просто не знал, о чем писать теперь, когда за плечами мертвый груз стольких неудачных черновиков.

Несколько дней он провел, уставившись на чистый лист в пишущей машинке. Сердце, словно выжженная пустыня, не подсказывало чувств, рвущихся из глубины, чтобы выплеснуться на бумагу. По правде говоря, как можно написать книгу, вдохнуть жизнь в ее героев, если ты даже не чувствуешь того, о чем пишешь?

Охваченный тревогой, Хэнк вновь и вновь прижимался к спинке стула и закидывал руки за голову. Усталость и пустота – вот и все, что он ощущал. Бессмысленный творческий ступор.

Моросящий дождь понемногу сошел на нет. Солнце так и не выглянуло из-за плотных рядов черно-синих туч, но ветер притаился. Хэнк надел пальто и повязал шарф. Идеальная погода, чтобы прогуляться к берегу.

Дорогу к морю устилали оранжевые головки астр, кусты розмарина и алый бархат амарантов. Буря усиливалась. Спускаясь по склону, Хэнк увидел, как над горизонтом моря беснуется шторм. Рисковать он не стал, поэтому так и остался бродить повыше уровня воды.

Редкие люди, такие же отчаянные, как и он, кому ветер, свистящий в уши, был нипочем, – и те разбрелись, оставив Хэнка наедине со стихией. Он мог бесконечно дышать соленой свежестью и наслаждаться одиночеством, таким редким не в стенах дома, но теперь в воздухе пахло угрозой.

Хэнк уже было повернул назад, пряча обветренное лицо в высоко поднятый ворот пальто, но что-то привлекло его взгляд.

Там, где песчаный берег превращался в груду скалистых камней у подножия горы, на фоне зубастой серости мелькнула красная точка. Прищурившись, Хэнк всмотрелся вдаль. Кто-то прыгал по скользким камням, точно испуганная козочка, в надежде спастись от диких волн.

Сердце Хэнка забилось в ужасе. В геенне шторма погибал человек, и он оказался тому единственным свидетелем.

Позабыв дорогу домой, он помчался вдоль склона. Сырая грязь липла к ботинкам, а потоки ветра сбивали с ног; но сейчас кому-то приходилось значительно хуже. Красное пятнышко застыло на одном месте, и периодически его скрывала мутная пена волн.

Остановившись у самых камней, Хэнк рассмотрел, что красной точкой оказалось пальто девушки, которая слабыми руками держалась за выступы. Ее обдавало ледяной волной, но она только встряхивала мокрой головой. Как она могла попасть сюда в такую непогоду?

Осторожно Хэнк ступил на скользкий валун. Иной возможности добраться к несчастной не было. Шанс, что очередная волна разобьет ее о скалу, – а может, уже и его вместе с ней, – возрастал с каждой минутой.

– Сейчас я помогу вам! – крикнул он, стараясь не ударяться в панику. Хэнк понятия не имел, как спасать людей, и сам не знал, зачем поддался этому зову. Как бы ни сделал хуже.

Брызги волны окатили его, и он едва удержался на ногах. Как же холодно! Девушка закричала. Хэнк подбирался ближе и ближе, и вот расстояние между ними значительно сократилось.

– Подайте мне руку! Я вытащу вас.

– Н… н… – она что-то попыталась сказать, но посиневшие губы совсем ее не слушались.

– Это страшно, я знаю, – кричал он, чтобы шум бури не унес прочь его слова, – но вам нужно оторваться одной рукой и протянуть ее ближе. Ко мне.

Дрожащие пальцы незнакомки поползли по камню. Хэнк опустился на колени, наклонился и тут же крепко сжал ее ладонь.

– Вот видите. Все хорошо. Теперь я вас держу.

Она что-то невразумительно промычала, и Хэнк подхватил ее повыше, за плечо. Это было рискованным предприятием: они оба могли соскользнуть и упасть. Как можно мягче для таких условий он потянул ее на себя, и, к собственному удивлению, вытащил.

– Вы сможете идти? Тут совсем немного. Дальше я вас отнесу.

Ее тело дрожало, а челюсти стучали друг об друга. Мокрые волосы непонятного цвета прилипли к затылку и воротнику, а испуганные круглые глаза непонимающе смотрели на Хэнка. Он все понял. Никогда в жизни ему не приходилось идти по столь скользкой почве, да еще и неся женщину на руках. Кое-как выбравшись на склон, он осторожно посадил ее на землю и вдруг упал рядом с ней. Какое-то время они молча лежали на влажной грязной земле, переводя дыхание.

– Вы простудитесь, – пробормотал Хэнк, чувствуя, как болезненный жар окутывает его самого, – я отнесу вас к себе… я здесь недалеко… нужно высохнуть.

Оправившись от шока, девушка вдруг заговорила:

– Вы… вы… А знаете, что вы – самый неприятный тип на земле?

– Что?

– Вы только что помешали мне спокойно умереть.

2.

Лишь спустя мгновение он осознал смысл сказанного, удостоил ее долгим неприязненным взглядом и процедил:

– Должно быть, вы просто сумасшедшая. Я рисковал из-за вас собственной жизнью.

– Вас никто не просил… – уже тихо и неуверенно пролепетала она.

– Что ж. Не делай добра. Я запомню.

Хэнк подпрыгнул на ноги, приводя себя в чувство.

– Я позабочусь о вас, как и обещал, иначе вы точно умрете, но уже от воспаления легких. Поверьте, это долгая и мучительная смерть. Не то же, что красиво разбить висок о скалы и остаться лежать на берегу в красном пальто… А потом идите, куда вам требуется.

Отчего-то незнакомка покорно согласилась.

Завернувшись в плед, она сидела в доме Хэнка, пила теплый чай и сушила мокрые волосы. Зубы все еще неподконтрольно стучали, когда губы ее касались кружки. Хэнк, наполовину уставший, наполовину злой, исподтишка наблюдал за гостьей. Ее черты постепенно сглаживались, а бледные щеки покрывались румянцем, хоть и болезненным.

– Вам все-таки следует показаться врачу, – он потянулся за телефонным справочником. – Промокнуть осенью, да еще и в такую сырую погоду – не лучшее, что может произойти с организмом.

– Нет, не нужно. Я бы не хотела привлекать столько внимания к своей персоне.

– Именно поэтому вы решили броситься в воду посреди шторма? – усмехнулся Хэнк.

– Давайте забудем…

Она поежилась и опустила глаза, будто ей стало немного стыдно.

– Хорошо. Вам лучше?

– Да, спасибо.

Она осматривала комнату, и взгляд ее, улавливая новые, незнакомые детали, становился все более заинтересованным.

– Я, между прочим, ваша соседка. Мисс Ноэль. Можно просто Нэнси.

– Мистер Бродвик. Можно просто Хэнк.

Впервые за все время Нэнси улыбнулась, и Хэнк почувствовал себя довольно необычно.

– У вас так уютно. Настоящий домик отшельника. Давно здесь обитаете?

– Чуть меньше недели.

– Простите мое любопытство, но чем вы занимаетесь?

– Я писатель, – Хэнк не припомнил момента, когда бы еще признание далось таким смущением в голосе.

– Как здорово. Наверное, это очень романтично. Вы сидите здесь один под слабым светом лампы, пишете страницу за страницей и…

– …и потом не знаю, чем платить по счетам. Да, все именно так, как вы и представляете. Но в то же время совершенно иначе. Быть… считать себя писателем – довольно тяжело. Это труд без отдачи и шанса когда-либо ее получить. Так что не впечатляйтесь, Нэнси.

– Правда? Хотите сказать, вас никто не читает?

Он отрицательно помотал головой.

– А вы давали почитать друзьям?

– У меня нет друзей.

– Вот как?

– Точнее, есть… Но им совершенно неинтересны мои романы. Я не расстроен. Каждый имеет право на свободу от чтения чужих рукописей.

– Не беспокойтесь, Хэнк. У меня тоже нет друзей.

Повисла неловкая пауза, и он растерянно почесал за ухом.

– Кажется, мне пора домой, – Нэнси суетливо поднялась, все еще придерживая на плечах огромный плед, – не бойтесь, тут совсем недалеко. Со мной ничего не случится по дороге.

– У вас еще мокрые волосы.

– Несколько шагов не сделают мне хуже.

– Останьтесь и выпейте еще чаю. Я не буду вас беспокоить и уйду работать в кабинет. Если что, зовите.

Нэнси кивнула и присела обратно, словно ждала приглашения остаться. Хэнк ушел в другую комнату, прикрыв дверь только наполовину. Он сел за пишущую машинку в надежде сосредоточиться, но странные события дня никак не выходили у него из головы. Он прислушивался к тихим шагам Нэнси. Как бездомная кошка, которую принесли к людям, она отогрелась и начала осторожно изучать обстановку. Что могло заставить молодую женщину покончить жизнь самоубийством, да еще таким дурацким способом? Стоит ли аккуратно расспросить ее? Может, нужна помощь? Хэнк одернул себя. Как она поступила вместо того, чтобы проронить хотя бы “спасибо”? Ее нежелание жить или быть спасенной не представляло для него никакого интереса. Это лишняя, ненужная информация, которая зачем-то проникла в его мысли и сердце, и теперь он не знал, как от нее избавиться.

Шорох в гостиной сообщил о том, что гостья вновь засобиралась прочь.

– Все-таки уходите, Нэнси?

Она бросила на него короткий взгляд.

– Не хочу доставлять неудобства.

– Тогда до свидания.

Нэнси кивнула и скрылась за входной дверью.

Хэнк бросился к шторам, распахнул их и проследил, как Нэнси побежала в сторону соседнего дома.

«Какая странная женщина», – подумал он.

Вернувшись к письменному столу, Хэнк заварил себе чай и вдруг ощутил приток свежих мыслей. Что, если превратить свои полуденные переживания в новый роман? Несчастная девушка, которая в самый пик шторма решила броситься в объятия морской глубины. За этим обязательно должна прятаться драматичная история. Хэнк задумался. Что больше всего расстраивает женщин? Он плохо понимал их, раз к своим годам так и не женился. Предательство? Может, она потеряла всех и больше не видит смысла жить дальше? И в этот момент на горизонте появляется он – не Хэнк, а его герой – и спасает заблудшую душу от самого тяжелого на свете греха. Конечно, и героиней будет вовсе не Нэнси. Образ незнакомой девушки в красном пальто впечатался в его разум, и Хэнк схватился за блокнот. Авторучка шуршала по желтоватым страницам, а из-под ее пера выходила идея – первая за несколько месяцев.

Не отрываясь, он просидел так до самой полуночи, пока глаза не заболели от резкого света настольной лампы. Хэнк переместился в кровать, но сон так и навестил его в ту ночь. Ворочаясь, он прислушивался к шелесту листьев по садовым дорожкам, и прокручивал в голове придуманную историю. В какой-то момент он окончательно забыл об издателях, публике, критиках и рецензиях, что позволил потоку фантазии унести себя прочь.

Лишь продумав все до мелочей, он успокоился и забылся уже на рассвете. У этой истории любви однозначно будет счастливый конец. Для плохих финалов есть реальная жизнь.

Сильно за полдень от увлеченной работы его оторвал внезапный стук в дверь. Хэнк удивился: гостей он точно не ждал.

Тем не менее на пороге его дома стояла не кто иная, как Нэнси. Хэнк поразился вдвойне. Ничего общего между перепуганной девушкой с огромными глазами, которую еще вчера он спасал от смерти, и женщиной, которая сейчас ждала его у двери, не было. Хэнк присмотрелся к ней внимательнее. Возможно, старше она выглядела благодаря совершенно иной одежде, элегантно уложенным светлым волосам, едва достающим до плеч из-за своего объема, и тяжелому макияжу и без того крупных глаз.

– Вчера я повела себя очень некрасиво, – первой заговорила она, – вы спасли мне жизнь, а я… нагрубила вам. Сорвала зло на весь мир, словно один вы виноваты в моих бедах. Я сожалею об этом. Конечно, ничего равноценного я дать вам не в состоянии, но хочу угостить вас бисквитами.

Она приветливо улыбнулась, сжимая в руках корзинку со сладостями. Хэнк растерялся.

– Да, конечно… проходите…

Он пропустил ее, закрывая за ней дверь. Нэнси присела на диванчик, на котором грелась вчера, и вдруг схватилась за лоб.

– Какая я неловкая! Я даже не уточнила, любите ли вы сладкое! Хэнк, вы едите бисквиты?

– Да. Признаться, я обожаю сладкое.

– Отлично. А то я бы сгорела от стыда.

– Нэнси, если вас это утешит – я совсем не злюсь. Наоборот, я вас даже понимаю. Если бы сам захотел разом избавиться от проблем, а кто-то помчался меня спасать, то я бы не слишком радостно его благодарил. В жизни всякое случается. Надеюсь, у вас все наладится.

– У меня и так все в порядке, Хэнк. Вчерашнее недоразумение… я и не думала сводить счеты. Я лишь хотела полюбоваться грозовым небом над морем.

Хэнк нахмурился. Звучало неубедительно.

– Вы ведь тоже неслучайно в такую погоду оказались на улице? – заметив его смущение, поинтересовалась Нэнси.

– Я хотел пройтись. Непогода придает мне сил. И вдохновения.

– Как на меня похоже! Вот видите: только двое таких сумасшедших, как мы, восхищаются штормом и бегут ему навстречу, когда остальной мир в ужасе ищет укрытие.

Она была очень разговорчива, из-за чего Хэнк чувствовал себя смущенным и застигнутым врасплох.

– Хэнк, вы тоже не спали всю ночь?

– С чего вы взяли?

– Не знаю, – Нэнси говорила, одновременно жуя бисквит, – у вас красные глаза. К тому же я уверена, что писатели никогда не спят по ночам. Если бы я была писателем, я бы не ложилась до рассвета. Кажется, что днем нельзя написать ничего стоящего.

– Возможно, вы правы.

– Ночью все становится более естественным. Мы снимаем лишнюю одежду, расчесываем волосы и надеваем что-нибудь мягкое и приятное. Нам больше не нужно притворяться. Кому повезло, тот отправляется в постель, где его поджидает любимый человек. Кому нет… он, вероятно, садится за стол и пишет очередной роман.

Хэнк вскинул бровь.

– Простите, – рассмеялась она, – я не хотела вас обидеть… Но нельзя же поспорить с тем, что вы – одинокий мечтатель?

– А кто сказал, что я спорю?

Нэнси опустила ресницы, прячась от пристального взгляда Хэнка.

– Вы так смотрите на меня…

– Как?

Выдержав паузу, она улыбнулась. Хэнк почувствовал, как колотится его сердце.

– Когда-то я тоже баловалась стихами. Еще до… – она замялась. – Но не будем обо мне. Хэнк, что вы пишете? Дадите мне почитать?

Он помотал головой.

– Признаться, я только начал. Долгое время я не испытывал достаточно вдохновения, чтобы с головой окунуться в новый роман.

– Вот как? А что же вам его вернуло?

«Вы», – слово вертелось на языке, но Хэнк был не настолько бестактным и самоуверенным, чтобы признаться в этом вслух.

– Перемена обстановки.

Нэнси кивнула. Как ему показалось – несколько разочарованно.

– А что насчет вас, Нэнси? Давно вы здесь?

Она слегка отодвинулась, положив кусочек пирожного на блюдце.

– Смотря что для вас давно, мистер Бродвик. У всех людей разное понимание времени.

– Логично. Меня интересует ваше.

– Извините, я не хочу отвечать ни на какие личные вопросы.

Хэнк пожал плечами.

– В таком случае вы задали мне довольно много личных вопросов, если праздный интерес, как долго вы живете у моря, для вас покушение на неприкосновенное.

– Два года.

– Что?

– Я живу здесь два года. Живу одна и никого у себя не принимаю. В этом маленьком городе я до сих пор не знаю ни души. Если здесь вообще есть души, а не просто люди. Вы меня понимаете, Хэнк?

– Да. Понимаю.

– Почему-то мне кажется, что это о вас.

Расстояние между ними вновь незаметно сократилось. Они сидели так близко, что слышали дыхание друг друга – отрывистое, возбужденное. Чай остывал, но они все реже притрагивались к десерту.

– Так вы дадите мне прочесть ваши рукописи? Старые. Обещаю, что буду очень внимательна и ничем не обижу ваши тексты.

– Если вам правда интересно, я напишу моему знакомому, чтобы он их отправил.

– Чудесно. Я почему-то уверена, что мне очень понравится. Знаете, Хэнк, у меня есть ощущение, что мы знакомы очень давно.

– Правда?

– Я всегда чувствую искренность. Я вижу, что вы настоящий. Так сложно – найти хоть кого-нибудь настоящего.

– Много лет меня беспокоит та же проблема.

– Думаю, что о ней задумываются только настоящие. Лишь одинокие мечтатели. Такие, как вы. Такие, как… я.

Сами не зная, как это произошло, они оказались в объятиях друг друга. Неведомая сила заставила их руки скользнуть по плечам, а губы – сомкнуться в поцелуе. Целуя Нэнси, Хэнк ощущал на ее губах вкус лимонных пирожных и вдыхал легкий запах косметики. Ее пальцы забрались ему в волосы, и от давно забытых женских прикосновений тело покрылось мурашками.

Утолив странную жажду, он отстранился. Их глаза встретились и надолго задержались в безмолвном поединке.

– Нэнси, я…

– Все в порядке.

– Тогда, – он набрался смелости и сжал ее ладони в своих, – я бы предпочел продолжить.

Они вновь слились в поцелуях, уже более медленных и нежных, чем в первый раз. Губы неторопливо изучали друг друга, кончики пальцев ласкали волосы, шею… Как это приятно – всего лишь целоваться, не думая ни о чем, не торопя события, как в цветущие дни ранней молодости. С возрастом насытиться любовью все труднее, да и на вкус она кажется совсем иной, пресной. Хэнк забылся в объятиях Нэнси. Ему не хотелось ничего, кроме как раствориться в ее поцелуях.

– Ты очень красивая, – шепнул он, поправляя ее выбившиеся из прически волосы.

– Спасибо. А ты очень нежный. Я впервые встречаю мужчину, который так нежно целуется.

Она потерлась об щеку, и у Хэнка что-то заныло в груди. Вечером же он позвонит Леону, чтобы тот выслал рукописи. Несмотря на желание быть признанным, в глубине души Хэнк считал, что роман – это очень личное. Давать читать его всем и каждому – довольно глупая идея; можно здорово обжечься.

Но Нэнси была другой. Он чувствовал ее, а она – его. Впервые в жизни Хэнк понял, что не боится отдать свои рукописи на суд этой женщине. Да что там рукописи – свое сердце.

– Ты уходишь? – он заметил ее странную суету.

Нэнси улыбнулась, заправив локоны за уши.

– Да.

– Ты нормально себя чувствуешь? После вчерашнего купания в ледяной воде.

– О, мне получше. Ночью я страдала. У меня болела голова и вся постель горела от температуры. Утром как рукой сняло. Думаю, что ты меня отогрел и спас от лихорадки.

– Ты еще зайдешь ко мне?

Она пожала плечами.

– Не знаю. Я не планирую ничего дальше сегодня.

Лицо Хэнка разочарованно застыло.

– Это не то, что планируют, Нэнси.

– Кто знает. Ты в курсе, что случится завтра? Я – нет. Так что предпочитаю жить одним днем.

– Возможно, оно и к лучшему.

3.

Как только Нэнси ушла, Хэнк бросился к печатной машинке. Губы все еще хранили влажность поцелуев, а лоб – жар впечатлений. Поразительно, как все может измениться за пару дней. В приступе лихорадочного трудоголизма он отбил целую главу и наспех перечитал написанное. История приобретала явное любовное течение.

Хэнк решил ему не сопротивляться.

Он позвонил Леону и попросил выслать рукописи на новый адрес. Тот привык к его странностям – когда-то они вместе работали в редакции газеты. Хэнк ушел, а Леон остался – тому больше подходила штатная работа. Хэнк же, вечный искатель, всю жизнь провел в поисках, но так и не нашел своей пристани. Свет маяков, так заботливо направляющий других путников, никогда не сиял вдалеке, пока он плыл в лодке в полной темноте и одиночестве.

Сев за ужин, он задумался. Чем сейчас занята Нэнси? Волна схлынула, и ему стало неудобно. Разве можно бросаться с поцелуями к совершенно незнакомой женщине? Хэнк попробовал вспомнить, кто первым пошел на сближение, но так и не понял. Кажется, это случилось одновременно.

А что дальше?

Не будут же они вновь пить чай, разговаривая ни о чем и делая вид, что никогда не целовали друг друга с пристрастием сумасшедших?

Он причесал растрепанные волосы. Интрижка, даже самая легкая, не входила в его планы. Он привык к одиночеству и не собирался от него отказываться. Даже ради Нэнси.

К тому же Хэнк понял, что боится ее. Она странная; он тоже, но их странность очень разная. В конце концов, это не его чуть было не отправило с волной в бушующее море.

Нужно будет извиниться перед ней за несдержанность. Все мягко объяснить. Предложить дружбу.