Адмирал Империи – 34
Глава 1
Место действия: столичная звездная система HD 35795, созвездие «Орион».
Национальное название: «Новая Москва» – сектор контроля Российской Империи.
Нынешний статус: контролируется Российской Империей.
Точка пространства: орбита планеты Новая Москва-3.
Борт линкора «Юта».
Дата: 3 мая 2215 года.
Канцлер Шепотьев, простившись с адмиралом Самсоновым, как и обещал, тут же отправился в расположение Гвардейской Эскадры, якобы до сих пор пребывая в статусе переговорщика с командующим Черноморским флотом от лица Государственного Совета.
Мониторы в капитанском мостике флагманского линкора «Москва» высветили приближение шаттла Шепотьева. Контр-адмирал Шувалов следил за его маневрами, он с самого начала относился к затеянным канцлером переговорам без особого энтузиазма. Контр-адмиралу вся эта дипломатическая суета сейчас казалась последним делом.
С другой стороны, официальный статус канцлера Шепотьева был слишком высок, чтобы контр-адмирал мог позволить себе проигнорировать его прибытие. Все-таки Шувалов до сих пор оставался кадровым офицером на службе Российской Империи, а значит, обязан был подчиняться приказам вышестоящих инстанций. Пусть даже в глубине души Петр Григорьевич и подозревал, что визит канцлера вряд ли сулит что-то хорошее.
Поэтому когда наконец шаттл Шепотьева пристыковался к правому причальному шлюзу «Москвы», контр-адмирал первым направился встречать высокого гостя. Уж лучше сразу взять инициативу в свои руки и постараться как можно быстрее выпроводить непрошеного визитера восвояси. В конце концов, у Шувалова сейчас хватало более насущных забот, чем тратить драгоценное время на бесплодные миссии.
Однако стоило створкам шлюза с тихим шипением разойтись, как стало очевидно, что быстро избавиться от канцлера вряд ли получится. Весь вид Шепотьева буквально излучал решимость довести дело до конца.
– Ну, здравствуйте, Петр Григорьевич, – воскликнул канцлер, протягивая контр-адмиралу для пожатия тонкую кисть, унизанную перстнями. – Вот уж не думал, что нам с вами придется вот так запросто встретиться посреди всей этой заварушки.
Несмотря на показное добродушие и проникновенность тона, во взгляде Шепотьева затаилась откровенная настороженность. Было видно, что он скорее прощупывает собеседника, чем искренне радуется неожиданной встрече.
– Здравия желаю, ваше высокопревосходительство, – сухо откозырял Шувалов, всем своим видом давая понять, что не настроен сейчас на долгие задушевные беседы. – Должен признать, вы и впрямь застали нас в не самое подходящее для светских визитов время. Как видите, обстановка в секторе меняется с каждой минутой и требует от командования Гвардейской Эскадры полной сосредоточенности на боевых задачах.
– Именно поэтому я здесь, мой дорогой Петр Григорьевич, – многозначительно улыбнулся Шепотьев, в свою очередь, делая вид, что не замечает прохладного тона контр-адмирала. – Дело в том, что мне поручено передать вам важное сообщение от членов Государственного Совета и проследить, чтобы его содержание было правильно понято.
– И что же это за сообщение такое, позвольте поинтересоваться? – Шувалов скептически приподнял бровь, всем своим видом давая понять, что не слишком-то доверяет благим намерениям канцлера.
Шепотьев не торопясь извлек из внутреннего кармана камзола маленький планшет.
– Здесь изложена консолидированная позиция высшего руководства Империи касательно текущего кризиса. И главный ее посыл таков – необходимо любой ценой избежать масштабного кровопролития и вооруженного противостояния с Самсоновым. Его корабли, под каким бы предлогом они здесь ни появились, являются частью регулярного космофлота Российской Империи. Брат не должен идти на брата…
Шувалов невольно хмыкнул про себя от подобного лицемерия. И это говорит тот, кто разослал по всем звездным системам Империи универсал, в котором призвал адмиралов вмешаться в дела двора. А теперь, видите ли, призывает гвардейцев опустить оружие и не препятствовать линкорам и крейсерам Самсонов в их беспрецедентном марше на столицу.
Раздумывая над этим, Петр Григорьевич машинально пробежал глазами короткий текст, высветившийся на мониторе. Брови контр-адмирала недоуменно поползли вверх – требование допустить корабли Самсонова к Новой Москве и впрямь было подано как чуть ли не официальная позиция всего Госсовета совместно с Сенатом. Будто бы министры, губернаторы и прочие сановники пришли к единодушному решению, что в сложившейся ситуации лишь прямой и честный диалог с мятежниками может предотвратить эскалацию насилия и спасти Российскую Империю.
«Так-так, и кто бы, интересно, подписал эту филькину грамоту?» – саркастически прищурился Шувалов, дойдя до завершающего абзаца. Увы, но вопреки его ожиданиям никакой подписи или официальной печати в конце документа не обнаружилось. Получалась какая-то совсем уж несусветная чушь.
– Знаете что, ваше высокопревосходительство, – решительно поднял глаза на канцлера Шувалов, уже не пытаясь скрывать своего раздражения, – при всем уважении, но рекомендация Госсовета в таком виде для меня, как командующего Гвардейской Императорской Эскадрой, юридически ничтожна. Я имею четкие инструкции первого министра и Министерства Обороны не допустить корабли Самсонова к планете и намерен твердо их придерживаться. Если же министры и правда хотят разрешить проход мятежников к столице – пусть пришлют мне нормальный письменный приказ установленного образца. А до той поры, извините, вынужден остаться при своем.
– Но Петр Григорьевич, – вкрадчиво замурлыкал Шепотьев, – неужели вам не ясно, насколько взрывоопасна сейчас обстановка? Ведь любое неосторожное действие или слово может стать той самой спичкой, от которой вспыхнет пожар, способный испепелить все основы нашей государственности.
В голосе канцлера зазвучали елейно-просительные нотки. Казалось, он буквально умоляет гвардейца убрать в сторону все свои подозрения и внять гласу разума. Вот только в глубине этих хитрых прищуренных глаз по-прежнему затаилась какая-то лукавая искорка, намекающая, что не так-то все просто.
Шепотьев вновь понизил голос до шепота:
– Ну сами подумайте, какой смысл Самсонову сейчас затевать бучу и бросать вызов центральной власти? Он ведь не идиот и прекрасно отдает себе отчет в соотношении сил. Против него и горстки корабли его «черноморцев» ополчится вся военная махина Империи… Час тоу назад я имел разговор с Иваном Федоровичем и по его итогу уверен, что на самом деле Самсонов прибыл сюда вовсе не бунтовать, а наоборот – засвидетельствовать свою лояльность трону и присягнуть на верность новому императору. К тому же он понимает, что после всех своих прошлых, скажем так, непонятных маневров ему срочно нужно реабилитироваться в глазах власти. Иначе как бы не пришлось распрощаться со своими адмиральскими погонами и отправиться прямиком к расстрельной стенке.
Тирада Шепотьева произвела на Шувалова эффект ледяного душа. Какая все-таки мерзость – эта бесконечная свистопляска придворных шептунов, эти их змеиные повадки и двуличие. То ли дело честная офицерская служба, верность присяге и кодексу чести. Уж лучше смерть в открытом космическом бою, чем участь безвольной марионетки в руках хитроумных царедворцев.
– Разберитесь сперва между собой, – процедил контр-адмирал, смерив канцлера тяжелым взглядом исподлобья. – А то у вас там такая чехарда в верхах, что впору самим запутаться, чего вы хотите. Одни из ваших говорят – любой ценой преградить путь «черноморцам» к столице. Другие с пеной у рта призывают немедленно брататься с мятежниками. Вот и вы сейчас просите меня о пропустить корабли Самсонова…
– Так ведь только лишь потому, что не хочу лишнего кровопролития, – всплеснул руками Шепотьев с видом оскорбленного.
– Тогда летите на Новую Москву и пришлите мне оттуда официальный приказ как командующему гарнизоном, – с нарочитой невозмутимостью парировал Шувалов, скрестив руки на груди. В его низком, чуть хрипловатом голосе отчетливо прозвучали нотки вызова, почти неприкрытой насмешки над собеседником. – До этого момента я намерен неукоснительно выполнять изначальное распоряжение первого министра Грауса – а именно: выдворить всех непрошеных гостей из столичной звездной системы любой ценой. И можете не сомневаться, адмирал, что офицеры и космоматросы Гвардейской Эскадры выполнять этот приказ…
Произнося это Шувалов старательно напускал на себя суровый и непреклонный вид. Хотя, по правде сказать, в глубине души адмирала терзали нешуточные сомнения в верности избранного курса. Он, как простой служака, мало что понимал во всех этих хитросплетениях и заговорах, отчего был сейчас несколько удручен.
Однако, приняв на себя всю тяжесть ответственности за судьбу столичной системы, адмирал просто не имел права проявлять слабость и нерешительность. Офицеры и матросы гарнизонного флота, доверившие ему свои жизни, ждали от своего командира твердости и несгибаемой воли. Любое промедление или колебание с его стороны могли мгновенно посеять панику в рядах защитников, спровоцировав цепную реакцию неповиновения и дезертирства.
Поэтому Петр Григорьевич продолжал вызывающе взирать на своего собеседника, всячески изображая крайнюю степень негодования и возмущения. Его брови грозно сошлись у переносицы, образовав суровую складку, ноздри горделивого орлиного носа возмущенно раздувались.
– Что ж, господин контр-адмирал, вижу, вашу приверженность букве закона не так-то просто поколебать. Что, безусловно, делает вам честь как патриоту и верному слуге Отечества. Однако, есть ли у нас с вами моральное право в нынешней полной неопределенности ставить под удар судьбу десятков миллионов мирных колонистов столичной системы? Подумайте об этом на досуге.
С этими словами Шепотьев церемонно раскланялся со своим собеседником и юркнул в свой шаттл, оставив Шувалова в крайне смятенных чувствах.
Канцлер, не мешкая ни секунды, покинул флагманский линкор «Москва» и взял курс в ту часть боевых порядков противоборствующих флотов, где царило оживленное движение многочисленных десантно-штурмовых кораблей и транспортов.
Там, чуть в стороне от основных сил, во втором эшелоне выстроились в идеальный строй громады больших десантных кораблей Преображенской гвардейской дивизии. Сейчас эти исполины, предназначенные для экстренной переброски и высадки на планеты целых полков и бригад, были забиты отборными штурмовыми командами элитных частей – в первую очередь, лейб-гвардии Преображенской и Семеновской дивизий.
По замыслу командования, в случае обострения конфликта между Гвардейской Эскадрой и мятежным адмиралом Самсоновым, «преображенцы» и «семеновцы» должны были решительным и стремительным броском поддержать корабли Шувалова, обеспечив ему решающий численный перевес в абордажной атаке.
Вот к одному из таких БДК и пристыковался шаттл канцлера Шепотьева. Однако пробыл он там совсем недолго – буквально несколько минут, после чего вновь отчалил и, сделав крутой вираж, устремился к другому, не менее колоссальному кораблю, летающему неподалеку…
Как оказалось, новой целью визита высокопоставленного пассажира стал ни кто иной, как флагман русско-американской эскадры – некогда трофейный линкор «Юта». Именно там держал свой флаг и командовал объединенными силами вице-адмирал Илайя Джонс.
Дело в том, что покойный император Константин Александрович в свое время лично поручил канцлеру Шепотьеву всячески содействовать адмиралу Джонсу в развертывании и боевой подготовке порученного ему межнационального соединения. Помимо чисто американских, а также нескольких османских и польских кораблей, в состав эскадры входили также русские вымпелы и экипажи…
Так что контакты между этими двумя фигурами последний месяц, то время пока Джонс формировал и слаживал свое новое подразделение, а канцлер курировал этот процессе, носили самый что ни на есть регулярный и интенсивный характер. Неудивительно, что в глазах того же Шувалова, которому доложили о визите Шепотьева на «Юту» нынешний визит канцлера на флагман Джонса выглядел вполне рутинным, если не сказать дежурным мероприятием. Ни у кого из них даже мысли не возникло о каком-то особом, неафишируемом характере этой встречи.
Однако в действительности все обстояло совсем не так просто и однозначно. Как мы знаем, у Юлиана Николаевича Шепотьева имелись весьма серьезные причины добиваться приватной аудиенции у своего американского союзника буквально в канун решающей схватки. Причем без лишних свидетелей и огласки.
Ведь им двоим предстояло обсудить крайне щекотливый и деликатный вопрос – ни много ни мало, а прямое вмешательство адмирала Джонса и подчиненной ему эскадры в готовящееся сражение на стороне адмирала Самсонова. Вернее, как раз наоборот – строжайший нейтралитет и невмешательство в грядущую междоусобицу, позволившие бы одной из противоборствующих группировок одержать быструю и решительную победу.
Искушенный в придворных интригах Шепотьев, оставшись с адмиралом Джонсом наедине в его каюте, завел разговор о текущем противостоянии на столичной планете между двух лагерей, об опасностях в связи с этим во внутриполитическом положении, о растущеем недовольстве колониального населения и прочем…
В качестве одного из вариантов если не снятия, то смягчения напряженности, и был как бы невзначай упомянут некий «план Самсонова», предусматривающий в кратчайшие взять под контроль столицу и поддержать тем самым истинного наследника престола, а именно юного императора Ивана Константиновича.
Ненавязчиво, между делом Шепотьев намекнул собеседнику, что успех или провал этой решительной комбинации будет всецело зависеть от того, как поведет себя в решающий момент союзная эскадра под командованием адмирала Джонса. Если тот согласится хотя бы временно придержать своих ребят и не ввязываться в сражение на чьей-либо стороне, у Самсонова появится реальный шанс одержать быструю и убедительную викторию. Которая уже сама по себе станет весомым аргументом для признания легитимности нового правителя.
А вот в случае, если американец и его контингенты выступят на стороне Шувалова, ситуация в Империи рискует надолго зайти в тупик. Ведь тогда неизбежно возникнет патовое равновесие, чреватое затяжной и кровопролитной гражданской войной со всеми вытекающими из этого губительными последствиями. Экономический коллапс, гуманитарная катастрофа, хаос и разруха, миллионы беженцев, расползающиеся по окрестным звездным системам – вот лишь малая толика тех ужасов, которые обрушатся на мирных граждан.
Поэтому важно было не допустить такого печального исхода, пока не стало слишком поздно. И тут как раз самое время для тех о кого это зависит проявить подлинную дальновидность и государственную мудрость. Отринув сиюминутные амбиции и обиды, отодвинув на второй план соображения престижа, объединить усилия ради общего блага…
Нужно ли говорить, что, слушая весь этот монолог канцлера, вице-адмирал Джонс отнюдь не выглядел впечатленным? Скорее уж на лице американца застыло выражение глубочайшего скепсиса, граничащего с неприкрытым отвращением. Во-первых, как человек действия, привыкший мыслить и изъясняться просто и прямо, он органически не выносил всей этой велеречивости и двусмысленности, столь характерной для придворных политиканов. Уж лучше откровенная и честная грубость солдафона, чем льстивое словоблудие дипломата. А во-вторых, Илайя был американцем, и его мягко говоря слабо волновали бедствия колонистов российского сектора контроля…
Тем не менее, адмирал был достаточно опытен и умен, чтобы понимать: в подобной ситуации лобовая конфронтация с Шепотьевым и иже с ним – для него последнее дело. Сейчас следовало на время смирить гордыню и хотя бы выслушать собеседника до конца. А уж потом, не торопясь, все тщательно обдумав и взвесив все за и против, принимать решение.
Именно поэтому вице-адмирал Илайя Джонс сейчас так долго и мучительно размышлял над только что услышанным предложением канцлера Шепотьева, ничего тому не отвечая и лишь молча сверля собеседника пронзительным, испытующим взглядом своих черных, бездонных глаз. Американец прекрасно понимал, что им сейчас бессовестно манипулируют, пытаясь использовать в каких-то своих мутных политических играх.
Вообще, ситуация с внезапным обострением борьбы за власть и попыткой дворцового переворота в верхах Российской Империи вызывала у Джонса глубочайшее отвращение. Вице-адмирал считал все эти подковерные свары и распри самодержавного двора верхом идиотизма и безответственности в такой критический момент. Ведь вместо того чтобы отбросить мелочные обиды, сплотиться перед лицом грозного врага, коим по-прежнему являлась АСР в лице его адмирала Коннора Дэвиса, все эти надменные русские аристократы продолжали всеми правдами и неправдами грызться между собой, изо всех сил пытаясь залезть на трон.
Да уж, совсем не о таком развитии событий думалось вице-адмиралу Джонсу, когда всего несколько недель тому назад он в числе прочих высших офицеров американского космофлота принимал решение о переходе на службу российской короне. Напротив, тогда это казалось ему единственно верным и разумным поступком. Но сейчас император Константин был мертв и судьба Илайи, оказалась в явно подвешенном состоянии. Что он должен делать в такой патовой ситуации среди в основном враждебного к нему, как к чужаку, отношения окружающих, и в одночасье оказавшимся на перепутье непримиримых интересов сразу нескольких политических группировок?
Впрочем, была одна веская причина, по которой Джонс согласился на эту сомнительную встречу со столь неприятным субъектом, как Шепотьев. И причина эта заключалась отнюдь не в высоких званиях или должностях последнего, а исключительно в том, что до самого последнего момента канцлер выступал в роли некоего неформального спикера и личного представителя великой княжны Таисии Константиновны – пожалуй, единственного человека во всей этой бескрайней и непостижимой России, кому американец продолжал безоговорочно доверять и в здравомыслие которой он истово верил.
Именно великая княжна не по годам мудрая и решительная, являлась сейчас в глазах Илайи единственным достойным и законным носителем верховной власти в Российской Империи. Или, как минимум, незаменимым гарантом ее стабильности и преемственности в переходный период, пока прямой наследник престола, малолетний царевич Иван, не достигнет совершеннолетия.
Другого выхода из политического и династического тупика, в котором оказалась страна со смертью императора Константина, вице-адмирал Джонс попросту не видел. А потому и готов был всемерно поддерживать Таисию и опекаемого ею сводного брата всеми силами и средствами, что сейчас находились в его распоряжении – прежде всего, грозной боевой мощью многонациональной эскадры.
С другой стороны, Илайя с содроганием вспоминал о другом, куда более личном и болезненном эпизоде из своего недавнего прошлого. О драматическом и едва не закончившимся трагедией противостоянии с адмиралом Иваном Федоровичем Самсоновым, командующим Черноморским флотом.
После того, как Джонс в одном из боестолкновений получил тяжелое ранение и угодил в плен, Самсонов явился к нему в камеру для жестокой расправы над беззащитным противником. Улучив момент, когда они с Илайей остались наедине, Иван Федорович в приступе безумной ярости выхватил плазменную саблю, и осыпая оглушенного болью и лекарствами узника проклятиями, занес над его головой пылающий всполохами разрядов клинок, готовясь покончить с беззащитной жертвой одним ударом.
Лишь чудом Джонсу удалось тогда избежать неминуемой гибели. Тогда именно княжна Таисия Константиновна не позволила Самсонову совершить это преступление, но осадок у Илайи на толстяка остался. Более того Джонс поклялся что убьет Самсонова как только представится такая возможность.
Однако Илайя Джонс, несмотря на всю свою эмоциональную горячность и склонность к импульсивным поступкам, был еще и на редкость хитрым, расчетливым человеком. Недаром он снискал себе славу одного из самых одаренных тактиков и стратегов американского космофлота, способного просчитывать развитие ситуации на много ходов вперед.
И сейчас, пытаясь мысленно сориентироваться в причудливом лабиринте дворцовых интриг и политических расчетов, вице-адмирал отчетливо сознавал: его главная, первоочередная задача – любой ценой выжить в этом чуждом и непонятном мире аристократических кланов, закулисных альянсов и прихотливо переплетенных интересов «раски».
И ради достижения этой цели следовало на время глубоко припрятать все свои личные привязанности, обиды и антипатии. Требовалось действовать строго прагматично, расчетливо и хладнокровно – так, словно каждый твой шаг и жест выверен с точностью компьютерной программы, нацеленной на максимизацию собственной выгоды. Даже если для этого придется вступить в союз с самим дьяволом, или, на худой конец, заключить сделку с одним из его приспешников.
Ведь что, по сути, предлагал сейчас сидящий напротив него канцлер с лощеной физиономией прожженного афериста? Всего-навсего закрыть глаза и отступить в сторону, позволив силам опального адмирала Самсонова одержать бескровную победу над эскадрами имперской гвардии в решающем сражении за контроль над столичной системой. Не вмешиваться в чужую ссору, сохранив видимость нейтралитета – вот и все, что требовалось от Джонса.
Конечно, будь Иван Федорович предоставлен сам себе, действуя исключительно от своего имени, Илайя с превеликим удовольствием поддержал бы завтра адмирала Петра Шувалова, командующего Преображенской дивизии. И тогда они вдвоем, объединив усилия, раскатали бы в космическую пыль боевые порядки взбунтовавшегося Черноморского флота. А сам Илайя не преминул бы лично снести голову ненавистному Самсонову с его могучих плеч, отплатив тем самым сполна за все причиненные ему в прошлом унижения и обиды.
Увы, но как явствовало из слов канцлера, реальная расстановка сил была куда сложнее и запутаннее. Судя по всему, Самсонов вовсе не являлся самостоятельной фигурой в большой игре. Напротив, он выступал лишь одним из стратегических союзников куда более могущественной и влиятельной группировки, возглавляемой юной, но уже снискавшей себе славу на полях сражений княжной Таисией Константиновной.
Именно эта хрупкая на вид девушка с железной волей и несгибаемым характером, а вовсе не грузный флотоводец, чья выправка и осанка выдавала в нем прирожденного служаку, вечного «второго номера», была подлинным мозговым центром и харизматичным лидером партии, рвущейся сейчас к вершинам власти. Все нити дерзко задуманного переворота сходились в ее тонких, но цепких пальцах, умело дергающих за ниточки послушных марионеток.
По крайней мере, так утверждал Шепотьев. И многое, очень многое из известных Джонсу фактов и обстоятельств подтверждало эту версию. А, если верить словам того же Шепотьева, командующий Черноморским флотом якобы появился в столичной системе Новой Москвы исключительно ради благой цели – дабы навести в ней порядок, железной рукой пресекая любые попытки посеять смуту и хаос. Грудью встать на защиту закона и вековых устоев Российской Империи…
И похоже, хитрому канцлеру, при всей его змеиной изворотливости и бесстыдстве матерого лжеца, удалось-таки запутать американца, убедив Илайю в том, что Самсонов действует по приказу первого министра и княжны-регента. Облапошить его, ловко преподнеся заведомую ложь под видом чистейшей правды. Джонс, надо признать, и впрямь мало что смыслил во всех этих бесконечных хитросплетениях и интригах русского двора, азартно делившего сейчас власть в государстве. Да и некогда ему, по большому счету, было особо вникать во всю эту возню. Куда важнее представлялось, засучив рукава, налаживать работу объединенной эскадры, принимать новые корабли, обучать экипажи…
– В вашей власти, вице-адмирал, одним мудрым и взвешенным шагом принести мир и стабильность в нашу истерзанную распрями Империю, – бархатным голосом увещевал канцлер, проникновенно заглядывая в глаза Джонса. Казалось, Шепотьев всеми фибрами души стремился убедить, очаровать, загипнотизировать собеседника, чтобы вырвать у него столь желанное согласие. – Либо, напротив, ввергнуть ее в пучину кровавого хаоса междоусобицы. Все зависит от того, какой выбор вы сделаете завтра.
Тонкие музыкальные пальцы канцлера словно бы невзначай коснулись запястья адмирала. В этом вкрадчивом жесте сквозило что-то одновременно просительное и повелительное. Будто бы проситель, заранее уверенный, что его мольба будет услышана, и мягко понуждающий визави уступить неизбежному.
– Поверьте моему опыту, Илайя, – продолжал Шепотьев все тем же ласковым тоном, не сводя немигающих глаз с лица собеседника. – Мудрая птица всегда выбирает себе самое надежное, самое укромное дерево, чтобы свить гнездо для потомства. А по-настоящему мудрый и дальновидный слуга неизменно поступает на службу к самому могущественному и щедрому господину. Лишь такой державный покровитель способен по достоинству оценить преданность и заслуги, возвысив верного вассала над прочими, осыпав его милостями и наградами.
– К дьяволу всю вашу пустопорожнюю лирику, канцлер, – нетерпеливо отмахнулся Илайя Джонс, взмахом руки прерывая монолог царедворца. – Давайте начистоту…
Адмирал слегка подался вперед, нависнув над столом и в упор уставившись на своего собеседника.
– Я сделаю в точности так, как вы мне только что расписали. В решающий момент оттяну свои корабли в сторону, предоставив полное оперативное пространство силам адмирала Самсонова. Но не потому, что проникся вашими сладкоголосыми аргументами и посулами. И уж тем более – не из-за внезапной симпатии или доверия к этому мерзавцу. Как раз наоборот – при любых других обстоятельствах первым делом собственноручно свернул бы ему шею…
Он шумно выдохнул, явно пытаясь обуздать закипающие страсти. Но, надо отдать ему должное, с задачей совладал – голос его вновь зазвучал ровно и бесстрастно.
– Единственная причина моей лояльности в данный момент заключается в том, что Самсонов, как вы справедливо заметили, сейчас выступает на стороне Ее Высочества княжны Романовой. Отстаивает интересы Таисии Константиновны и ее младшего брата Ивана, а значит – волей-неволей играет по правилам и соблюдает условности.
Джонс откинулся в кресле, сложив руки на груди. Его мимолетная вспышка ярости схлынула столь же внезапно, как и накатила. Теперь он вновь выглядел образцовым флотским офицером, невозмутимым и подтянутым.
– И еще один момент, господин канцлер. Дело в том, что мне как только что перешедшему на службу России вице-адмиралу совершенно невыгодно, чтобы ваша необъятная Империя в одночасье развалилась на мелкие осколки и лоскуты. Как военному человеку, мне нужна в качестве союзника могучая и сплоченная космическая держава с огромными ресурсами – как людскими, так и промышленными. Только такое государство, сохранившее внутреннее единство вопреки любым потрясениям и испытаниям, способно эффективно противостоять грозному врагу в лице Сенатской Республики. Только такая Россия сможет одолеть Коннора Дэвиса…
– Ваша честность и прямота, вице-адмирал, всегда вызывали у меня глубочайшее уважение, – церемонно склонил голову Шепотьев, расплываясь в хитрой, многозначительной улыбке. Словно знал какую-то важную тайну, неведомую его визави. – Тем не менее, не отказывайтесь, прошу вас, от причитающихся вам по праву благодарностей и наград. Поверьте, они воздадутся вам в полной мере.
Канцлер картинно развел руками и проникновенно заглянул в глаза собеседника.
– Не сомневаюсь ни на миг, что и командующий Самсонов, и княгиня-регент Таисия Константиновна Романова щедро одарят вас почестями. Ибо вы как никто другой достойны самой высокой награды – не только за доблесть и отвагу, явленные в секторах сражений, но и за ту поистине бесценную верность, которую столь непоколебимо храните нашему несчастному Отечеству в минуту тяжких испытаний.
– Весьма признателен за теплые слова, господин канцлер, – вежливо кивнул вице-адмирал. – Но, я человек простой и к пышным церемониям непривычный. Уж лучше, если есть такая возможность, наградите меня парой-тройкой линейных крейсеров в придачу к моей эскадре. А то ведь в нынешнем составе она далека от желаемой боевой мощи. Особенно на фоне ваших имперских армад.
Теперь пришла очередь Шепотьева изумленно вскидывать брови и откидываться на спинку кресла.
– Да-да, среди вас я по-прежнему чужак, – не унимался разошедшийся Джонс, потирая руки. В глазах его загорелся нешуточный азарт. – Мне край как необходимо прямо сейчас повышать свой авторитет и влияние в новом для меня окружении. А что лучше всего работает на статус боевого адмирала? Правильно – его личный флот…
Он с нажимом хлопнул ладонью по подлокотнику, подчеркивая решимость не отступать от задуманного.
– Он будет у вас, адмирал. Непременно будет, не сомневайтесь, – заверил его канцлер, с благодарностью тряся единственную руку Илайи Джонса. – Конечно не прямо сейчас, а несколько позже… Но обязательно будет…
– Значит, по рукам, господин канцлер, – улыбнулся Илайя. – Считайте, договорились…
– Признаться, я ни минуты не сомневался в вас, мой дорогой друг! – прочувствованно воскликнул канцлер. Несмотря на всю его врожденную проницательность и умение просчитывать собеседников, радость искрометного дипломата казалась неподдельной. Быть может, даже самую малость через край, но все же – искренней и неприкрытой.
– А знаете, канцлер, – вкрадчиво произнес Илайя, сразу переходя к делу. – Тут мне в голову пришла одна любопытная идейка.
Джонс многозначительно покосился на голографическую тактическую карту оперативного пространства. Там разноцветные огоньки условных обозначений метались из стороны в сторону, то и дело меняя позицию, выстраиваясь в причудливые узоры.
– А что, если мы с Самсоновым нанесем упреждающий удар по кораблям Преображенской дивизии? Прямо сейчас, не мешкая. Согласитесь, расположение сил так и манит к решительной атаке.
Илайя ткнул в один из дальних участков карты, где скопление золотых треугольников, обозначавших верные Шувалову корабли, выглядело наиболее разреженным. И, напротив, серые ромбы эскадры Черноморского флота занимали очевидно выгодные позиции.
– Смотрите, как удачно получается, – продолжал горячо рассказывать вице-адмирал, увлекаясь идеей. – Самсонов своей армадой шарахнет прямиком в лоб, сковывая противника фронтальным огнем. А я тем временем со своими кораблями навалюсь на гвардейские дредноуты с «тыла»…
– Стоп, стоп, стоп! Не торопитесь, адмирал, – предостерегающе поднял руку канцлер, едва уловимо вздрогнув. На лице его промелькнула тень беспокойства, почти испуга. Видно было, что Шепотьев всерьез опасается не успеть покинуть расположение союзной эскадры до того, как начнется полномасштабная космическая бойня со всей ее сумятицей и неразберихой. В какой, чего доброго, и он рискует ненароком пострадать. – В подобных ситуациях крайне важно в точности придерживаться первоначального плана, тщательно составленного мной совместно с адмиралом Самсоновым. Лишь четкое и неукоснительное следование согласованному сценарию способно принести победу, минимизировав при этом неизбежные потери. Малейшее отклонение от намеченного курса, спонтанный экспромт, пусть даже и продиктованный благими намерениями – все это может обернуться непредсказуемыми, катастрофическими последствиями.
Канцлер патетическим жестом прижал руку к груди, всем своим видом изображая крайнюю озабоченность, почти страдание. Словно бремя ответственности, лежащее на его хрупких плечах, вот-вот грозило раздавить насмерть.
«Ну, еще бы, куда уж нам, скромным служакам, без вашего высочайшего руководства, – мысленно хмыкнул Джонс, с трудом удерживаясь от искушения скорчить откровенно издевательскую мину. – Мы очень нуждаемся в мудрых и своевременных указаниях штатских бездельников, у которых отродясь руки не держали ничего тяжелее вилки».
Вслух же Илайя произнес совсем другое, стараясь, впрочем, особо не скрывать скепсиса:
– Значит, если я правильно уяснил диспозицию, завтра мне предстоит всего-навсего отвести корабли своей эскадры в сторону и воздержаться от участия в генеральном сражении? Просто безучастно парить на почтительном расстоянии, наблюдая, как адмирал Самсонов вершит историю? И неважно, что я готов поклясться всеми высшими силами: мы упускаем реальный шанс быстро и малой кровью разгромить противника?!
В голосе Илайи звучала неприкрытая горечь человека, который заранее знает, что его не послушают и не станут всерьез воспринимать, но из последних сил пытается достучаться до чужого разума.
– Да, все верно, – кивнул канцлер, пропустив мимо ушей патетику адмирала. Отвечал он предельно лаконично и сухо, всем своим видом давая понять, что не намерен вступать в какие-либо долгие препирательства. – Вы совершенно правильно изложили суть. Завтра – никакого своеволия, никаких экспромтов в виде не согласованных с командованием авантюр. Просто держитесь в стороне и ждите особого распоряжения. Ведь я собираюсь сделать так, чтобы завтра потерь вообще не было. Ни единой напрасно загубленной жизни, ни одного поврежденного корабля…
Заметив, что собеседник смотрит на него с нескрываемым изумлением, канцлер заговорщицки подмигнул и со значением приложил палец к губам. Дескать, не время открывать все карты. А меж тем в голове у Юлиана Николаевича и впрямь роились всевозможные многоходовые комбинации. Будучи опытнейшим политиком, привычным просчитывать развитие ситуации на много шагов вперед, канцлер яснее ясного отдавал себе отчет: ни в коем случае нельзя допустить, чтобы в грядущей схватке пострадали или, не дай Бог, оказались уничтожены могучие гвардейские дредноуты – краса и гордость российского космофлота.
Эти самые корабли в ближайшем будущем призваны стать главной опорой и средством устрашения в руках нового режима адмирала Самсонова, позволив заговорщикам удержать власть в секторе хотя бы на первых порах. Так что не только за свою шкуру сейчас боялся канцлер, но и пытался осуществить свою многоходовочку, которую задумал как только космофлот Самсонова показался на радарах в столичной системе.
Илайе ничего не оставалось, кроме как подчиниться доводам канцлера. Смирить уязвленную гордость и согласиться с требованиями Шепотьева, который тем временем поспешил откланяться. Он живо вскочил с кресла, с подобострастной улыбочкой отвесил американцу церемонный полупоклон и буквально ринулся к выходу из адмиральской каюты. Всем своим видом давая понять, что разговор окончен и более задерживаться на борту флагмана он не намерен.
– Что ж, до свидания, адмирал, – с фальшивым радушием проворковал канцлер, на ходу поправляя щегольские лайковые перчатки. – Дела, знаете ли, не ждут. Как-никак, государственная машина пока еще требует твердой руки опытного кормчего, дабы не сбиться с генеральной линии партии и правительства.
– Счастливого пути, канцлер, – с ироничной усмешкой хмыкнул Илайя Джонс, делая приглашающий жест в сторону коридора.
Но, надо отдать Шепотьеву должное, двусмысленного тона собеседника он то ли не уловил, то ли просто пропустил мимо ушей, целиком поглощенный мыслями о собственной значимости и неоценимости. Бодро вышагивая по узкому коридору рубки к шлюзовой камере, канцлер победно вскинул подбородок и расправил плечи, словно уже заранее упиваясь грядущим триумфом.
И надо сказать, определенные резоны для подобного самодовольства у канцлера имелись. Вон он как все ловко провернул! В итоге он без особых затруднений, на своем собственном вельботе, беспрепятственно покинул расположение космических сил гвардии и взял курс прочь от дрейфующей в боевом построении армады. Туда, к мерцающему вдалеке ровным светом диску столичной планеты, отсвечивающему холодным блеском в иллюминаторах.
Подальше от намечающейся заварушки. Но перед этим Шепотьев секретным шифром послал сообщение на флагманский корабль Ивана Федоровича Самсонова, в котором было сказано: «План в действии, господин»…
Глава 2
Место действия: столичная звездная система HD 35795, созвездие «Орион».
Национальное название: «Новая Москва» – сектор контроля Российской Империи.
Нынешний статус: контролируется Российской Империей.
Точка пространства: орбита планеты Новая Москва-3.
Дата: 4 мая 2215 года.
Спустя ровно восемь стандартных часов после завершения судьбоносного разговора двух вчерашних тайных союзников, контр-адмирал Петр Григорьевич Шувалов, стоя на мостике своего флагманского линкора, с нарастающей тревогой наблюдал за подозрительным оживлением, внезапно охватившим ряды кораблей Черноморского космического флота. За долгие годы, проведенные в бесчисленных кампаниях и сражениях, у него выработалось чутье на приближающуюся опасность.
Шувалов мог бы еще какое-то время пребывать в иллюзиях относительно истинных устремлений своего визави – командующего Самсонова. Продолжать убаюкивать себя мыслью о том, что Иван Федорович не решится пойти ва-банк, начав смертельно опасную игру в космические шахматы против всех и вся. Уж больно велики ставки, чересчур тяжки могут оказаться последствия в случае его проигрыша. Но нет – он слишком хорошо знал Ивана Федоровича, успел досконально изучить его изворотливый склад ума, азартный и рисковый характер. Так что не приходилось тешить себя пустыми надеждами на то, что в последний момент адмирал одумается и отступит.
Именно поэтому Петр Григорьевич, не мешкая ни секунды, отдал приказ по эскадре: готовиться к бою. Корабли Преображенской гвардейской дивизии начали слаженно перестраиваться в две плотные параллельные «линии», растянувшиеся по фронту. Дредноуты заняли классическую оборонительную позицию, нацелив жерла орудий на приближающийся к ним с каждым мгновением космофлот противника.
А между тем корабли адмирала Самсонова, щедро разбавленные многочисленными вспомогательными гарнизонными эскадрами самого разношерстного состава, начали медленно и осторожно подбираться к своему противнику. Иван Федорович нервно расхаживал по рубке «Громобоя», нервно покусывая свою нижнюю губу, гадая, выполнит ли новый тайный союзник Илайя Джонс данное накануне обещание. Хватит ли у «янки» мужества и решимости на это?
Впрочем, как показали дальнейшие события, опасаться Ивану Федоровичу было совершенно нечего. Канцлер Шепотьев, как и всегда, провернул комбинацию блестяще, сыграв на струнах человеческой души и добился того, чтобы Илайя сделал «правильный» выбор.
Стоило только эскадрам противоборствующих сторон сблизиться на расстояние залпа, как вдруг адмирал Шувалов, застывший ледяным монументом на капитанском мостике своего флагмана, заметил странное, необъяснимое на первый взгляд шевеление в рядах своих союзников. Русско-американское соединение, стоявшее до сих пор плечом к плечу с гвардейцами, внезапно пришло в движение.
– Вице-адмирал, что происходит?! – сурово произнес Шувалов, поспешно выходя на связь с командным мостиком флагманского линкора «Юта» в надежде получить хоть какие-то разъяснения. – Почему ваши корабли самовольно покидают позиции?
Однако ответом на его запрос была лишь зловещая, могильная тишина в эфире. Ни единого писка, ни малейшего отзвука – только нудный треск статических помех. Тщетно Петр Григорьевич попытался докричаться до Джонса через разделявшую их звездную бездну. Все напрасно – тот по-прежнему не торопился включать передатчик. Видно, находил иные дела поважнее, нежели обмен любезностями со вчерашним командиром.
– Вице-адмирал Джонс, да объяснитесь же, наконец, черт возьми! – начал не на шутку свирепеть Шувалов, от бессилья стукнув кулаком по пульту и чувствуя, что закипает. – Включите немедленно ваше переговорное устройство! Я требую объяснений, вы слышите меня?!
Тишина. И только спустя несколько долгих, мучительных минут, потраченных на бесплодные попытки связаться с беглецами и образумить их, наш контр-адмирал, наконец, отмер, пораженный внезапным озарением, вспомнив о вчерашнем неурочном визите на борт «Юты» канцлера Шепотьева.
И в этот миг в голове Петра Григорьевича будто щелкнул невидимый тумблер, складывая разрозненные фрагменты мозаики в целостную, хоть и чудовищную по своей подлости картину. Последние сомнения растаяли, теперь все стало на свои места. Вот, значит, как обернулось. Ловкий царедворец сумел-таки обработать американца, вид что-то серьезной пообещав взамен.
– Ладно, господа хорошие, посмотрим еще, чья возьмет! – зловеще процедил сквозь зубы Петр Григорьевич, обводя мрачным взглядом застывших на мостике подчиненных. Однако сейчас в его голосе не было и намека на растерянность или страх – лишь холодная ярость и обещание скорой расплаты над предателями.
Обладая мощными, почти непробиваемыми защитными полями корабли Преображенской гвардейской дивизии и впрямь могли практически до бесконечности долго держать оборону, оставаясь прикрытыми многослойными экранами даже под шквальным огнем противника. Именно поэтому адмирал Шувалов, прекрасно осознавая свои козыри, намеревался использовать защитные характеристики своих модернизированных кораблей по полной программе.
– Канониры Черноморского космофлота хоть все обоймы к своим орудиям подчистую расстреляют, – самоуверенно хмыкнул Петр Григорьевич, поудобней устраиваясь в командирском ложементе и придирчиво изучая расстановку сил на голографической проекции поля боя. – а стволы их орудий накалятся до малинового свечения от бесконечной пальбы, нежели сумеют пробить или хотя бы ощутимо ослабить защиту моих дредноутов, сведенных в «каре»…
Однако в этот самый момент, когда Шувалов уже хотел было отдать приказ на перестроение кораблей Преображенской из «линию» в «сферу», к линкору «Москва» со сторону кормы внезапно подошел и пристыковался к его внешней обшивке один из гвардейских БДК.
Не успела толком завершиться стыковка, как в многочисленные технические коридоры и переходы линкора, словно злые духи из бутылки, хлынули вооруженные до зубов десантники в золотой броне, с закрытыми наглухо забралами шлемов. Бесшумно и стремительно, как натасканные на охоту церберы, принялись растекаться по палубам и отсекам, сметая с пути редкие очаги сопротивления. Да и сопротивления-то особого не было, ведь на «Москву» высадились свои же «преображенцы».
– Что за чертовщина творится?! – взревел Шувалов, подскакивая к мониторам.
Операторы растерянно переглядывались да виновато пожимали плечами, не зная, что и доложить начальству. Ибо сами были абсолютно не в курсе разворачивающегося на их глазах сумасшествия.
– Господин адмирал, на палубе полным-полно штурмовых подразделений 4-го батальона, – сдавленным голосом выпалил один из них. Его пальцы летали над клавиатурой, лихорадочно переключая ракурсы камер слежения. – Они уже просочились сразу по нескольким направлениям, блокировали кормовые надстройки и теперь пробиваются к центральной рубке, сметая сопротивление экипажа… Похоже, нам всерьез угрожает реальный риск потери контроля над кораблем!
– Измена?! – только и смог выдохнуть Петр Григорьевич, застывший соляным столпом перед экраном. Внутри у него все похолодело от чудовищного предположения. – Не может быть! Быть того не может! – лихорадочно замотал он головой, тщетно пытаясь отогнать эти страшные мысли. – Ведь командира батальона я лично знаю без малого десять лет! Подполковник Радимов – мой боевой товарищ, человек незапятнанной репутации! Уж он-то на подобное вероломство в жизни не способен, скорее пулю себе в висок пустит…
– Так, немедленно соедините меня с командиром абордажников! – приказал Шувалов.
– Прошу прощения, господин контр-адмирал, – виновато развел руками перепуганный лейтенант-связист. – Идентификационное переговорное устройство подполковника не отвечает.
И, не успел Петр Григорьевич переварить этот малоутешительный расклад, как второй дежурный оператор нерешительно кашлянул и доложил:
– Господин адмирал – срочный вызов от командира 4-го штурмового батальона…
– А вы говорите, не отвечает! – торжествующе хмыкнул Шувалов.
Однако радоваться контр-адмиралу пришлось недолго.
– Но, это не подполковник Радимов, – упавшим голосом выдавил из себя лейтенант.
– Да что же это за фокусы, черт возьми?! – рявкнул Шувалов, чувствуя, как внутри снова начинает закипать ярость пополам с отчаянием. – А кто?
– Это… Это полковник Зубов, сэр, – запинаясь и бледнея, словно смертельно больной, просипел связист. – Идентификаторы указывают именно так, с вами желает говорить полковник Демид Александрович Зубов… Вывожу на экран…
– Как Зубов?! – опешил адмирал. – Какой, к дьяволу, Зубов?! Тот самый предатель и цареубийца…
– Предатель – это ты, контр-адмирал, – внезапно загрохотал из динамиков зычный, пронизанный неподдельным гневом голос. В этих громоподобных раскатах, в самих интонациях говорящего явственно проскальзывало нечто одновременно угрожающее и триумфальное. Словно обличитель заранее предвкушал свою победу, упивался собственным безоговорочным превосходством. – Ты и только ты несешь всю полноту ответственности за разгорающийся мятеж, ибо по собственному скудоумию, либо же намеренно, из корыстных интересов препятствуешь передвижениям Черноморского космофлота и незаконно преграждаешь ему путь к столице Империи!
Повинуясь внезапному импульсу, Петр Григорьевич рывком вскинул голову, впиваясь пылающим взглядом в огромный, чуть ли не в полстены центральный монитор. И тут же невольно отшатнулся, не веря собственным глазам. Ибо оттуда, прямо из светящихся недр проекционного экрана, прямо на него в упор глядело лицо того, кого адмирал менее всего ожидал сейчас увидеть. Того, кого весь официальный агитпроп, все новостные ленты вот уже второй месяц дружно именовали не иначе как «гнусным цареубийцей», «подлым изменником» и «предателем Российской Империи». Перед Шуваловым возникло лицо полковника Демида Зубова собственной персоной…
– Ты в своем уме, безумец?! – выдохнул Шувалов, когда к нему, наконец, вернулся дар речи и он немного отошел от шока. – Что за чушь городишь?! О какой такой «миссии» ты говоришь? Твой Самсонов – натуральный узурпатор и самозванец, явившийся сюда с одной-единственной целью: любой ценой захватить власть на Новой Москве. Силой и подлостью пробить себе путь к трону, невзирая на устои и традиции! Только круглый дурак или патентованный лжец способен всерьез говорить те слова, которые ты сейчас произносишь.
Одновременно Петр Григорьевич, пока еще не до конца осознавая всю чудовищность происходящего, тем не менее начал четко и без суеты отдавать команды своему экипажу. Короткие, рубленые фразы разлетались по мостику.
– Всем облачиться в боевые скафандры! Задраить переборки, перекрыть технические коридоры, любой ценой задержать продвижение штурмовых групп Зубова! Организовать очаги сопротивления на каждой палубе, на всех уровнях!
Увы, чуда не произошло. Космоморяков «Москвы» штурмовики 4-го батальона попросту смяли, задавили стремительностью, числом и умением. Не хватило им ни времени, ни людей, чтобы мало-мальски достойно организовать оборону, выставить надежные заслоны на пути людей Зубова. Сказалось отсутствие опыта серьезных абордажных схваток, недостаток должной подготовки.
Гвардейцы, одетые в золоченую броню новейших комплексов «Ратник-500» сминали сопротивление редких сопротивляющихся, продвигаясь по линкору подобно раскаленному ножу, входящему в масло. Четко, быстро и деловито брали палубу за палубой под свой контроль, не давая ошеломленному противнику ни малейшего шанса опомниться и перегруппироваться. Видно было, что захватом линкоров командует опытный и решительный офицер, заранее спланировавший каждый шаг своего молниеносного броска.
И вот уже через пять минут тяжелые пневмодвери на капитанский мостик с шипением разошлись в стороны, являя застывшим в ужасе офицерам фигуру самого полковника Зубова – во всем великолепии полного боевого облачения, в окружении десятка верных штурмовиков. Теперь, воочию видя всю эту внушительную компанию, лихо вломившуюся в святая святых флагмана, Петр Григорьевич окончательно осознал весь трагизм ситуации.
– Контр-адмирал Шувалов, – торжественно провозгласил Демид, неспешным шагом двинувшись навстречу адмиралу, и всем своим видом излучая превосходство и абсолютную уверенность в собственной правоте, – я вызываю тебя на честный поединок, за твое предательство интересов Российской Империи! Также я, как второй по старшинству офицер Гвардейской Преображенской дивизии, – продолжал хриплым голосом говорить Зубов, – отстраняю тебя от командования и объявляю вне закона!
Распаленный собственным красноречием, Зубов сделал еще несколько шагов в сторону центрального пульта, за которым застыл не шелохнувшись Петр Григорьевич. Остановился буквально в паре метров, сверля адмирала немигающим, завораживающим взором.
Слушая этот безумный, апокалиптический бред, Петр Григорьевич невольно расхохотался – зло и безнадежно, давясь клокочущей в горле горечью.
– Я не буду с тобой драться, цареубийца! – ответил Шувалов, гордо вскидывая подбородок и расправляя плечи, видя направленные на него десятки готовых к стрельбе штурмовых винтовок. Контр-адмирал обратился сейчас напрямую к тем, на кого еще смел надеяться. К тем самым гвардейцам 4-го батальона, что обступили его кольцом, в нерешительности перетаптываясь на месте. – Перед вами – ваш законный командир, облеченный всей полнотой власти самим Государем-императором! – звенящим от напряжения голосом, чеканя слова, воскликнул Петр Григорьевич. Глаза его пылали огнем, а весь облик излучал несгибаемую волю и решимость идти до конца. – Неужели вы и впрямь готовы предать Престол и Отечество, пойдя на поводу у кучки бесчестных авантюристов и клятвопреступников?! Вспомните, чему вас учили, что вдалбливали вам в головы с первых дней в училище – действовать строго по Уставу, хранить безусловную преданность Империи и ее законному правителю!
Шувалов, распаляясь собственными словами, повысил голос почти до крика. Казалось, он из последних сил пытается переорать стоящий в ушах звон, пробиться к разуму и сердцам подчиненных, вырвать их из-под гипнотических чар Зубова.
– Одумайтесь, пока не поздно! Не совершайте роковой ошибки, о которой будете горько сожалеть до конца своих дней! Без колебаний арестуйте этого изменни…
Контр-адмирал не успел договорить, прогремел выстрел из пистолета, и Шувалова отбросило на пол. Защитных лат на нем не было, поэтому в противостоянии с Демидом, облаченным в ратник у него не было никаких. Шувалов с глухим стоном отлетел назад, ударившись спиной о переборку. На кителе адмирала стремительно расплывалось кроваво-красное пятно, а сам он неестественно обмяк и начал медленно сползать на пол.
– За что? Как ты мог так поступить, Демид? – слабеющим голосом прохрипел Шувалов, титаническим усилием заставляя себя приподняться на локте и смотря снизу вверх на возвышающегося над ним полковника. В глазах умирающего плескалась невыразимая мука вперемешку с откровенным недоумением. – Мы же сражались плечом к плечу…
Но Зубов, презрительно скривив губы, лишь сплюнул под ноги бывшему командиру и процедил с нескрываемым отвращением:
– Таким как ты никогда этого не понять, пес!
Полковник наставил пистолет точно промеж глаз своей жертвы, удовлетворенно отметив, как расширяются в ужасе зрачки обреченного. Взвел курок одним плавным, отточенным движением. И, глядя прямо в побелевшее лицо противника, с расстановкой произнес:
– Сдохни и пусть твоя смерть послужит наукой всем, кто вознамерится променять Родину и честь на сговор, прикрываемый пунктами устава…
И, не дав Шувалову вставить ни слова, Зубов резко надавил на спуск.
Второй выстрел, прозвучавший в нависшей над мостиком звенящей тишине, в этот раз угодил точно в лоб адмиралу. Снес ему полчерепа вместе с затылком, окатив переборки и палубу веером алых брызг вперемешку с серым крошевом костей и мозгов. Петр Григорьевич Шувалов осел на пол у ног своего убийцы, нелепо откинув руки в стороны.
После этого ужасающего действа, невольными свидетелями которого стали все присутствовавшие на капитанском мостике «Москвы», на какое-то долгое, прямо-таки оглушающее мгновение воцарилась гнетущая, давящая на перепонки тишина. Казалось, само время остановило свой бег, застыв в леденящем кошмаре. Звук умер, краски поблекли, а воздух сделался вязким и густым, с трудом втягиваясь в легкие. Ни единый человек не посмел шелохнуться, моргнуть или хотя бы судорожно сглотнуть пересохшим горлом.
И дело тут было вовсе не в животном страхе за собственную шкуру, пусть он и примешивался к прочим эмоциям. Нет, в большей степени люди просто оказались шокированы и растеряны самим фактом – как такое вообще возможно?! Поверить в реальность происходящего казалось немыслимым, диким, противоестественным. Офицеры линкора, его экипаж, оказалась статистами в чьей-то большой игре, марионетками в дрожащих от нетерпения руках кукловодов.
Ведь, положа руку на сердце, многие из присутствующих на мостике ветеранов, да и наблюдавших за развернувшейся трагедией членов экипажей прочих кораблей вовсе не спешили записывать Демида Зубова в отъявленные злодеи. Конечно, то, что он выстрелил в Императора Константина, навсегда лишило его незапятнанной репутации. Но в глазах сослуживцев, сохранивших верность гвардии, этот поступок отнюдь не перечеркивал его прежних заслуг и доблестей.
Тем более, если вспомнить витавшие повсюду слухи о том, что полковник пошел на этот отчаянный шаг не из каких-то гнусных соображений выгоды или корысти, а защищая честь обожаемой тем ми же «преображенцами» княжны Таисии Константиновны. Да-да, той самой безупречной Таисии, что сейчас выступала живым олицетворением закона и порядка, несгибаемым оплотом погрязшего в хаосе государства.
Говорили, что якобы полковник Зубов не стерпел, когда Константин Александрович прилюдно ударил дочь по лицу – и выстрелил, уже не думая о последствиях, движимый не разумом, но рыцарским сердцем.Согласитесь, для всякого уважающего себя офицера и дворянина, коим являлся Демид Зубов, подобное объяснение прозвучало бы крайне весомо и убедительно. Романтично, пусть и чересчур импульсивно.
Да и помимо прочего, многие из гвардейцев, служившие бок о бок с Зубовым, не понаслышке знали его лучшие качества. Отменную храбрость и удаль в бою, готовность всегда подставить плечо боевому товарищу, прийти на выручку в минуту опасности. Помнили, с каким неизменным радушием и хлебосольством встречал полковник сослуживцев, никогда не скупясь на добрую выпивку и закуску. Как лихо зажигал на балах в обществе первых красавиц, вызывая жгучую зависть и восхищение молодых офицеров…
Словом, даже столь чудовищное обвинение, как покушение на царя, не смогло полностью перечеркнуть тот неизгладимый след, что оставил Демид Александрович в душах сотен и тысяч служивших под его началом людей. Почти никто из них не питал к «изменнику» искренней, жгучей ненависти – лишь смутное недоумение вперемешку с обидой. Дескать, как же это ты, братишка, так опростоволосился, в какую грязную историю вляпался?
Другое дело – слова, которые Зубов только что бросил в лицо поверженному Шувалову. Выдвинутые им в запальчивости обвинения, при всей их спорности и неоднозначности, породили в умах внимавших новые, крайне тревожные вопросы. Заставили иначе взглянуть на привычные, устоявшиеся истины.
Ведь если даже в самых общих чертах допустить, что убиенный контр-адмирал и вправду состоял в некоем тайном сговоре против трона – тогда в ином свете представала и вся предшествовавшая трагедия. Получалось, что Петр Григорьевич, кристально честный служака и патриот, не отстаивал закон и порядок. Нет, он, напротив, вольно или невольно потворствовал силам, жаждущим ввергнуть Империю в пучину анархии и распада…
И напротив, вчерашний заключенный, ( никто из стоявших сейчас на мостике правда не понимал, как Зубов получил свободу), отщепенец и предатель вдруг сделался защитником государственных интересов, радетелем за целостность и величие России.
Посеянные Зубовым зерна сомнения уже дали первые ростки. Лихорадочный шепоток пробежал по обширным коридорам и отсекам флагмана, разом спутав все карты и прежние расклады. Кого теперь считать законной властью, под чьи знамена вставать в этой смуте? Кого чтить героем и избавителем Отечества, а кого – подлым интриганом, что ради эфемерной выгоды торгует будущим собственной страны?
Ответа на эти вопросы пока не знал никто. И уж точно – не рядовые офицеры, штурмовики и космоматросы Преображенской дивизии, чьими руками вершились сейчас судьбы галактических пространств. Сознание их, как и у большинства честных, но простодушных людей, пребывало в смятении и разброде. Голова буквально пухла от обилия взаимоисключающих фактов и домыслов, в душах царил полнейший сумбур.
Ведь даже мы с вами, обладая куда более полной информацией, вряд ли возьмемся однозначно рассудить – кто в той драме был безусловно прав, а кто стопроцентно виноват. Что уж говорить о простых солдатах, что называется, в режиме реального времени наблюдавших за стремительным крушением привычного миропорядка?
Единственная мысль, твердой иглой засевшая в мозгу свидетелей этого инцидента, сводилась к тому, что старый мир рухнул бесповоротно и окончательно. И теперь им всем, волей-неволей, придется встраиваться в новую реальность, какой бы причудливой, болезненной и чуждой она ни казалась.
Словно в подтверждение этого неутешительного вывода, на всех дисплеях и мониторах линкоров и крейсеров Преображенской дивизии возникло лицо полковника Зубова, обратившегося с речью к своим сослуживцам:
– Братья-гвардейцы, боевые товарищи и верные друзья! – прочувствованно начал полковник. Его напряженное, будто выточенное из камня лицо выдавало сильнейшее душевное волнение. Однако голос Демида гремел уверенно и властно, без малейших признаков дрожи или фальши. – Перед вами стоит ваш непосредственный командир. Адмирал Шувалов оказался предателем и отступником. Я не могу допустить кровопролития, которое должно было вот-вот начаться между нами и «черноморцами» нашими братьями по оружию. Поэтому я полностью беру ответственность за свои действия и принимаю на себя командование гвардией! Сейчас к нам подходят корабли Ивана Федоровича Самсонова – героя войны с Коннором Дэвисом, те корабли с экипажами которых мы дрались и умирали в «Тавриде» и «Екатеринославской»…
Демид Зубов всегда отличался несомненным ораторским талантом. Умением простыми и доходчивыми фразами облекать сложнейшие философские концепции, безошибочно находить путь к сердцам любой, даже самой взыскательной аудитории. Но сейчас, пожалуй, он и сам превзошел собственные лучшие образчики красноречия. В каждом его слове, в каждой интонации чувствовалась неподдельная страсть, всепоглощающее пламя убежденности и веры.
– Ваши товарищи из Черноморского космического флота не собираются вступать с нами в бой, лишь хотят проследовать к Новой Москве для наведения там порядка, – продолжал свою пламенную речь Зубов. – «Черноморцы» не враги нам и пришли, чтобы помочь в восстановлении спокойствия в Российской Империи. Я, как ваш командующий, приказываю не препятствовать им и не открывать огонь на поражение. Кто не выполнит мой приказ, будет объявлен вне закона и расстрелян. Все крейсера и линкоры Преображенской дивизии должны покинуть боевые порядки, выстроиться в походную колонну и деактивировать палубные орудия. Мы присоединяемся к космофлоту адмирала Самсонова и временно переходим в его подчинение. Отныне, в этот тяжелый час, все прочие соображения должны быть безоговорочно принесены в жертву высшим государственным интересам! От нашего с вами единства зависит само будущее Российской Империи!
Экипажи и командиры гвардейских кораблей, ошарашенные столь внезапным и противоречащим всем порядкам приказом, пребывали в растерянности и смятении. Воистину, у большинства из них буквально земля уходила из-под ног, а небо обрушивалось на голову! Ведь еще вчера, еще какой-то жалкий час назад они свято верили в собственную правоту и незыблемость существующих устоев. Готовы были грудью встать на защиту трона от любых происков бунтовщиков и сепаратистов.
И вот в одночасье все вдруг перевернулось с точностью до наоборот. Те, кого еще утром почитали закоренелыми смутьянами, «пятой колонной» внутри Империи – нежданно-негаданно обернулись братьями по оружию и хранителями российской государственности. Тогда как вчерашние непогрешимые авторитеты разом сделались изменниками-отступниками, врагами священного дела единства и процветания Родины…
Так что, поколебавшись какое-то непродолжительное время, основная масса гвардейцев Преображенской дивизии все же приступила к выполнению указаний новоявленного командующего. Сперва нестройно и неуверенно, а затем все слаженней и организованней корабли один за другим начали покидать привычные боевые порядки.
Правда, кое-где все еще продолжали упорствовать отдельные экипажи и капитаны, фанатично преданные прежней власти. Несколько крейсеров и линкоров так и продолжали истуканами торчать в аккуратном строю, всем своим видом давая понять – мы скорее погибнем, но приказа командования не нарушим. Увы, теперь они оставались в меньшинстве…
Между тем крейсера и линкоры эскадры Самсонова продолжали приближаться к месту трагических событий. «Черноморцы» в подтверждение слов Зубова и впрямь пока не собирались открывать огонь по гвардейским вымпелам, хотя расстояние уже позволяло это сделать…
– Вице-адмирал Джонс, – на связь с Илайей, находящимся на своем флагманском дредноуте «Юта», через зашифрованный канал флотской связи внезапно вышел сам командующий Черноморским флотом адмирал Самсонов. В голосе его явственно звучали нотки недоумения и плохо скрываемого раздражения. – Будьте любезны доложить, что за чертовщина творится в этой чертовой Гвардейской Эскадре? Никак не возьму в толк, что за хаотичные перестроения…
Самсонов на миг замолчал, сканируя глазами светящуюся перед ним тактическую карту с десятками крошечных огоньков, обозначавших корабли обеих противостоявших группировок. Чем дольше адмирал вглядывался в причудливую россыпь значков бегающих по пространству туда-сюда, тем мрачнее становилось его красное от прилива крови лицо.
Ибо на карте явственно проступала картина полнейшего разброда и замешательства в стане «преображенцев». Вымпелы, еще недавно аккуратно построенные в идеальные боевые «линии», теперь лихорадочно рассыпались в разные стороны, образуя какой-то немыслимый хаос без всякой системы и порядка. Дистанции между кораблями то стремительно увеличивались, то вновь сжимались в судорожных попытках перегруппировки. Частота и траектории маневров ясно указывали: экипажи пребывают в полнейшем смятении и явно утратили управление от единого командного центра.
– Что за чертовщина?! —выругался Иван Федорович, почесав подбородок.
Как бы там ни было, а полный хаос в рядах противника давал черноморцам прекрасную возможность для стремительного рывка к победе. Скорее всего, неприятельский арьергард сейчас находится в полнейшей растерянности. И достаточно одного решительного удара, чтобы разом покончить со всей гвардейской эскадрой.
Но огромный опыт подсказывал Самсонову, что не стоит спешить с выводами и действовать очертя голову. Так что лучше пока соблюдать осторожность и двигаться к цели неспешно, но верно. Поэтому сейчас Черноморский флот сжатый в огромный «конус» медленно двигался вперед, пока не решаясь на рывок.
– Да вы и сами прекрасно видите на карте, что мои корабли уже давно стоят поодаль от основной группировки «преображенцев», – ответил вице-адмирал Джонс. Похоже, ему не слишком-то улыбалась перспектива отчитываться перед Самсоновым, которого американец в глубине души люто презирал.
Самсонов тоже прекрасно видел эту плохо скрываемую неприязнь, пылавшую в прищуренных глазах американца. Но он не подал виду, прежде всего понимая, что именно он здесь и сейчас хозяин положения, а Илайя находится в его подчинении. В конце концов, адмирал отлично помнил: сейчас не время и не место для выяснения отношений. На кону была не просто его гордость или авторитет, но судьба всего предприятия.
– Хорошо, с вашей позицией все ясно. Но что скажете насчет остальных кораблей, гвардейских «преображенцев»? Никак не возьму в толк причины этих их нелепых маневров и перестроений… Вы наверняка лучше меня понимаете, что вообще происходит в когда-то стройных порядках дивизии Шувалова.
– Для получения подобной информации вам необходимо связаться непосредственно с лейб-флагманом Преображенской дивизии, – бросил американец, брезгливо поджав губы. Всем своим видом он демонстрировал, что это ниже его достоинства – лично вдаваться в утомительные разъяснения для непонятливых русских. – Уверяю, адмирал, вас там ждет весьма занятный сюрприз…
С этими загадочными словами Джонс отключил канал связи, оставив обескураженного Самсонова один на один с клубком нехороших предчувствий.
– Что ж, ценю твой совет, приятель, как бы ты меня ни бесил своим высокомерием, – процедил сквозь зубы раздосадованный адмирал. – Но знай: после того, как покончим со всей этой кутерьмой, мы с тобой еще перетрем по душам. Уж постараюсь внушить тебе чуток уважения к золотым орлам на моих адмиральских погонах…
Мысленно пообещав себе устроить строптивому американцу головомойку при личной встрече, Иван Федорович решил последовать наущению своего не в меру самоуверенного подчиненного. Недолго думая, Иван Федорович приказал вызвать мостик флагмана Преображенской дивизии…
– Иван Федорович! – внезапно, вместо сурового лица адмирала Шувалова, на коммуникационном экране возникло молодое, до неприличия смазливое лицо Демида Зубова – со скупой искусственной улыбкой. И прежде чем ошарашенный адмирал успел открыть рот, полковник громогласно провозгласил:
– Господин адмирал флота, разрешите доложить – вся бывшая под командованием контр-адмирала Шувалова Преображенская дивизия решением старших офицеров присягает ныне лично вам и всецело переходит под ваше командование! Изменник казнен по законам военного времени за предательство Отечества. Последний приют он нашел в открытом космосе, куда и был выброшен по личному моему приказанию…
– Что за чертовщина, полковник! Вы-то каким боком здесь оказались? – прорычал он, сурово насупив брови. В голосе Самсонова явственно прозвучали нотки недоверия, почти откровенного подозрения. Уж больно неожиданным и диким показалось ему все происходящее. – Объясните, что вообще у вас там на линкоре стряслось? «Москва» под вашим контролем?
– Можете не сомневаться…
Самсонов постепенно приходил в себя. В конце концов, если Зубов не врет, и гвардия и впрямь перешла на его, Самсонова, сторону – это в корне меняло всю диспозицию. Считай, половина дела уже сделана. И чем дольше он размышлял, тем шире расплывалась на его хмуром лице довольная ухмылка. Похоже, капризная фортуна наконец-то повернулась к адмиралу своим прекрасным ликом. Столь щедрый подарок судьбы в самый канун решающего броска к столице дорогого стоил.
– Ничего себе, подарочек! – громогласно расхохотался Иван Федорович, решив пока не углубляться в детали странной интриги, так удачно разыгравшейся в его пользу. – Значит, ты тоже в наших рядах полковник… Ай да, канцлер, ай да сукин сын! Все обставил как нельзя лучше… И что твои корабли не собираются меня атаковать, полковник… Вернее, прошу прощения – адмирал Зубов, – тут же поправил сам себя Иван Федорович, быстро сориентировавшись и поняв, что приобретает сейчас себе нового серьезного союзника.
Демид и впрямь застыл на мгновение, изумленно округлив глаза. Он явно не ожидал столь скорого и щедрого вознаграждения. Самсонов с удовлетворением отметил, как стремительно меняется выражение лица Зубова.
«Ничего, братец, после с лихвой отработаешь оказанную тебе милость, не сомневайся. Выжму из тебя все соки до последней капли, – со злорадным весельем подумал про себя Иван Федорович, наблюдая за сменой противоречивых чувств на лице гвардейца. – Но как интересно канцлеру удалось вытащить его их тюрьмы? Впрочем, зная Шепотьева и его тайную сеть, можно этому особо не удивляться».
– Значит, вы господин адмирал утверждаете, будто все гвардейцы как один присягнули мне на верность и отныне числятся в Черноморском флоте? – с нажимом переспросил адмирал, в упор глядя на Зубова немигающим взглядом, а после переведя взгляд на тактическую карту за своей спиной. – Объясните тогда, почему несколько ваших вымпелов по-прежнему упрямо торчат в боевых порядках? Мне тут сигналят: целых семь дредноутов стоят в «линии», нацелив орудия прямехонько на приближающийся «конус» моей эскадры…
Самсонов ткнул пальцем в светящуюся тактическую карту, где мерцающие огоньки гвардейских кораблей и впрямь настырно жались друг к другу, образуя классическую «линию»
– Дайте мне всего десять минут, господин адмирал. Уверяю вас, среди моих гвардейцев, что пока не определились со своей позицией, вовсе нет предателей. Это храбрые офицеры, преданные царю и Отечеству. Просто они оказались дезориентированы внезапной сменой командования и по инерции придерживаются устаревших приказов. Но стоит мне лично обратиться к ним с толковым разъяснением ситуации – и, ручаюсь головой, все до единого перейдут на вашу сторону…
– У вас нет десяти минут, адмирал, – жестко отрезал Самсонов. – Похоже, вы слегка заблуждаетесь насчет истинных мотивов ваших, с позволения сказать, подчиненных. Можете поверить моему богатому жизненному опыту – все эти «неопределившиеся», как вы их обозвали, на самом деле являются самыми что ни на есть матерыми предателями. А значит – нашими с вами потенциальными врагами.
Иван Федорович саркастически фыркнул и покачал головой, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень отвращения.
– Даже если сейчас они последуют за нами, то завтра непременно ударят в спину. Я знаю таких людей… Я и сам сделал бы то же самое на их месте…
– Да, но возможно, они просто не сумели так быстро сориентироваться…
– Это теперь их проблема, – отрезал Самсонов. – Лучше скажите мне вот что, господин хороший, – заговорил адмирал, наконец, оторвавшись от созерцания мерцающего экрана. – Можете ли вы со всей ответственностью заверить, что остальные силы Преображенской дивизии целиком и полностью находятся под вашим контролем? А главное, большие десантные корабли с полками штурмовиков на борту.
Самсонов выжидающе уставился на Зубова.
– Так точно, господин адмирал! Они ваши…
– Что ж, я рад слышать столь добрые вести, Демид Александрович! И еще больше счастлив, видеть в вашем лице достойного адмирала, готового без колебаний присоединиться к нашему праведному походу против бунтовщиков и самозванцев.
Пока длился этот судьбоносный разговор, «конус» из восьмидесяти боевых кораблей адмирала Самсонова приблизился к семи оставшимся в строю кораблям Преображенской дивизии и буквально за считанные минуты истребил их с циничным хладнокровием. Семь гвардейских линкоров и крейсеров навсегда остались летать здесь в виде космического мусора. Такая жестокость поразила остальных «преображенцев», но никто из них не посмел препятствовать избиению своих товарищей. Как я и говорил, многие сейчас были смущены и растеряны в этом хаосе, совершенно не зная, за кем праведная сторона, а за кем неправедная…
Так окончилось данное противостояние, роковой шаг был сделан. В результате поредевшая в избиении части своих кораблей и опаленная смутой Преображенская дивизия, а также русско-американская эскадра вице-адмирала Джонса, сомкнув ряды и выстроившись в идеальные походные колонны, решительно последовали за Черноморским космофлотом Ивана Федоровича Самсонова. Грозная армада неудержимо устремилась навстречу своей исторической судьбе. К заветной, манящей цели – сверкающей короне Российской Галактической Империи находящейся на столичной планете Новая Москва-3…
Глава 3
Место действия: столичная звездная система HD 35795, созвездие «Орион».
Национальное название: «Новая Москва» – сектор контроля Российской Империи.
Нынешний статус: контролируется Российской Империей.
Точка пространства: столичная планета Новая Москва-3.
Комплекс Большого Императорского дворца.
Дата: 5 мая 2215 года.
Прибыв к столице, корабли Черноморского космофлота демонстративно расположились на низкой орбите планеты. Величественные боевые крейсеры и линкоры, выстроившись идеальным полукольцом, зависли над Москва-сити – сверкающим небоскребами столичном мегаполисом, раскинувшимся на сотни километров.
Появление эскадры адмирала Самсонова вызвало настоящий переполох как среди обитателей императорской резиденции, так и в рядах военно-космических сил, дислоцированных в системе. Что до командования местных сил планетарной обороны, то оно буквально потеряло голову, лихорадочно просчитывая варианты возможного отпора непрошеным гостям. По сводкам разведки мощь кораблей Черноморского флота многократно превосходила все, чем располагали защитники. В случае полномасштабного столкновения шансы на успех гарнизона и войск самообороны системы равнялись нулю. Оставалось лишь уповать на благоразумие Самсонова, который пока воздерживался от прямых враждебных действий.
Тем временем произошли и изменения в обозначениях флота на астрокартах и в справочниках. Еще вчера гордо реявший над кораблями Ивана Федоровича Андреевский флаг ныне бесследно исчез со всех тактических дисплеев и голографических проекций. Знакомый диагональный синий крест на белом фоне теперь повсеместно сменило унылое серое голографическое полотнище без каких-либо знаков и эмблем.
Иван Федорович сильно ругался на подобные перемены, но не был в силах это изменить. Собственными глазами наблюдая за тем, как в один момент в информационных системах всей галактики его доблестный космофлот превращается в безликое серое пятно, адмирал едва не лопнул от негодования.
Дело в том, что раньше подразделения космофлота, а также отдельные вымпелы: линкоры и крейсеры на тактической карте имели над собой изображение Андреевского флага. С помощью специальных проекторов и мощных голографических систем техники научились воспроизводить гигантскую объемную копию Андреевского флага прямо в космическом пространстве позади кормы корабля. Полупрозрачное, трепещущее на несуществующем ветру громадное полотнище парило над каждым крейсером и линкором подобно ангелу-хранителю, зримо демонстрируя принадлежность боевой единицы к русскому космофлоту.
С практической точки зрения наличие подобных маркировок в разгар схватки не имело принципиального значения – любой мало-мальски современный сканер или прибор целеуказания все равно безошибочно определял чей корабль находится перед ним. Но для самих космофлотцев возможность сражаться под сенью исторического символа непобедимости русского флота значила очень многое. Это был не просто яркий красивый жест, но и мощный моральный стимул, боевой талисман, придающий силы и помогающий преодолевать все тяготы ратного труда.