Девушка для водолея

Фотограф Наталья Гаврилова

Корректор Елена Николаевна Пантюхина

Младший редактор Галина Куликова

© Ксения Фрида, 2023

© Наталья Гаврилова, фотографии, 2023

ISBN 978-5-4498-2881-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Девушка для Водолея

Роман

Она всегда говорила, что значение имеет лишь отдельно взятая, личная история. Путь, который сделал нас такими, какие мы есть. Он никогда не бывает лёгким. Мы прячем целый арсенал пыток. Высокие планки. Внутренние клятвы. Убеждённость, что счастье можно только заслужить, а почувствовать жизнь, лишь изранив душу и тело в клочья.

Большинство людей приходит на терапию, испытывая боль, обиду, страх и опустошение. Они боятся остановиться. Расслабиться. Как будто это равносильно смерти или огромной утрате. Гонимые болью, ужасами внутренней войны, они испытывают беспомощность перед мирной жизнью.

Она никогда не работала по схемам. Каждый человек, каждый случай был для неё уникален. Отдельно взятая вселенная, стоит лишь отыскать винтик, механизм, который вышел из строя, как говорил один сибирский шаман: «В человеке живут три нити, если он заболел, значит, некоторые из них запутались. Распутать нити – значит, дать человеку шанс на выздоровление».

Она говорила всем и каждому на языке, понятному только ему: с тобой всё нормально. Правда. С тобой всё хорошо. Ты смог. Ты выжил. Теперь можно расслабиться. Можно посмотреть в другую сторону – сторону свободы.

Она заклинала каждого: не оставаться в состоянии выжившего. Расти дальше. Смотреть на свет. Раскрывать лучшее, что есть внутри.

Ведь в конечном итоге, у каждого из нас есть своя выигранная битва. Битва, в которой мы учимся выживать. Мы проверяем себя на прочность, даем несбыточные клятвы, чтобы их нарушить, обретаем стальную опору и безжалостно отказываемся от ненужного. Мы выживаем. И побеждаем дракона. Оковы прошлого. Невыносимые обстоятельства. Слишком разрушающие отношения. Мы говорим «нет» и выставляем смерть из своей жизни, даже если она умоляет впустить её обратно!

Мы боремся за жизнь. За любовь. За свободу. Израненные и истерзанные, расставшиеся со всеми авторитетами, победившие тени и тьму, мы выиграли битву за Себя. Стали героями. И этот вкус победы так сладок… Как и вкус выживания.

Мы научились преодолевать трудности, но разучились танцевать. Мы забросили наши танцевальные туфельки. Прогулки в лесу. Пустое веселье с друзьями. Воскресные пироги кажутся привкусом мещанства. Красивые вещи бессмысленной побрякушкой. И в этот миг так сладостно осознать: не нужно прощаться с воином внутри себя, но нужно перестать питать культ выживания и борьбы. Сила духа не исчезает, она требует куда больше солнца. Мы имеем право на счастье.

Наши раны промыты. Они, возможно, давно зажили. И нам больше не нужно пинать себя и озираться по сторонам. Вдох. Выдох. Наступает время для крохотных бабочек света, бьющихся в животе.

1

Тело женщины – карта. По ней мы открываем себя. Тело обладает памятью, сберегая прожитое и скрывая подавленное. Люди учатся читать это. Мы опускаем горечь в печень, отчаянье в живот, тоску в ключицу, а страсть впитываем через лоно в позвоночник и отпускаем летать в голове. Тело может привести куда угодно и к чему угодно. Удовольствию. Напряжению. Боли. Глубочайшей молитве. Нирване. Состраданию. Крышесносительному оргазму, после которого не нужно испытывать чувство вины. Тело умеет не слушать своего лживого близнеца – ум, обладая мудростью.

Тело – это карта. Череда сочленений, холмов и равнин со своими плотностями. На ней указаны наши границы, места, доступные для других и не доступные даже для нас самих. Места разломов. Дикие места. Сухие земли, лишённые нашего внимания, и процветающие, за которыми мы ухаживали. Тело выдаёт нас сильнее, чем речь, манера держаться, одежда, цвет волос и тембр голоса. Оно без стыда и страха показывает, как мы хотим исчезнуть, выращиваем мышцы, словно надувную подушку, которая защитит нас от мира, накапливаем на коже страх близости, оно показывает, давно ли мы радовались, злились или плакали, сколько употребляем сахара, кофеина или алкоголя. Оно – храм. Дом. Источник.

Запертые эмоции бродят внутри нас, как по лабиринту Минотавра, в закромах которого восседает чудовище, хранящее свои секреты, древние, как мир. Беспокойное. Бунтарское. Контролирующее. Оно одиноко и виновато выглядывает из-за стен, которые построило само. Мы ищем нить Ариадны, что-то, что вытащит нас из западни, покажет путь к освобождению.

Одни убеждены, что эта нить находится в чьих-то руках: друзей, любовников, гуру, психологов, странников, встретившихся на пути. Другие пытаются отыскать её самостоятельно.

– Можно спросить?

– Да, конечно.

– Это же не какое-то уголовное дело?

Следователь оторвал взгляд от бумаг.

– Мы же обсуждали это с вами по телефону. Это просто проверка. Умер человек среди белого дня, на столе у массажистки. Для неё это шок. Для его близких это шок. Мы всегда проверяем такие обстоятельства, но поверьте, это не редкость. На прошлой неделе двое умерли в частных клиниках. У одного – сердечный приступ в кресле стоматолога, другая недавно удалила родинку и пришла что-то там себе колоть в лицо. Скончалась сразу после инъекций. А ведь молодая девчонка. Эта погоня за красотой не доведет до добра. В таких случаях мы всегда опрашиваем свидетелей, получаем заключение медэкспертизы, и тогда уже принимается какое-либо решение. Всё понятно?

– Да, конечно. Спасибо, что ещё раз всё это объяснили, я просто очень волнуюсь за Ингу.

Следователь достал из ящика стола iqos.

– Я Вас понимаю, не стоит волноваться. Курите?

– Нет.

Он одобрительно смерил меня взглядом и забарабанил по клавишам. В кабинет зашла неуклюжая девица лет двадцати.

– Сергей Александрович, можно?

– Только быстро.

Ухоженными руками она неловко достала из огромной папки несколько бумаг:

– Вот это в отдел? Это в Елизаветинскую на запрос? А это что? Забрать карту из Боткинской?

– Дай сюда. Нет, вот это – в Боткинскую, а карту нужно забрать на Вавиловых, пусть снимки рентгена приложат.

– Хорошо, спасибо.

Он посмотрел на меня и подмигнул.

– Практиканты.

От улыбки кожа на его лице помялась, словно бумага.

– Сергей Александрович, если честно, я не совсем понимаю, зачем Вы меня опрашиваете. Ведь на тот момент я уже не работала с Ингой.

– Да-да, совершенно верно, но ваша подруга назвала вас как человека, который может рассказать о характере её работы. Я имею в виду не массаж, а, как это называется, телесную терапию. Я задам вам несколько вопросов, думаю, что это займёт не больше часа. Вы ведь работали вместе с ней, так?

– Да, я была её ассистентом, в течение последних пяти лет. До января этого года.

– Почему ушли?

– Просто наши дороги разошлись, мы долго работали вместе.

– Где вы познакомились?

– Мы познакомились в тринадцатом году летом, в конце августа. Это было в аэропорту. Я тогда летела отдыхать в Черногорию.

Не мне говорить об этом, ведь я закрутила роман с собственным боссом, и, честно говоря, мне порой кажется, что он взял меня на место только из-за смазливой мордашки (он клянётся, что это не так, и роль сыграл мой непревзойденный интеллект), но красивая работающая женщина за свою жизнь подвергается сексуальному харрасменту сотни или даже тысячи раз.

Непристойные записки, ссылки на странные новости и мемы (однажды коллега прислал мне новость «муж покончил с собой после того как узнал, что его жена работает в вебкаме»), пошлые анекдоты и непрошенный тактильный контакт (тесные медленные танцы на корпоративах и рандомный массаж от коллег мужского пола). Но никто не подвергается большим домогательствам, чем путешествующая в одиночку симпатичная женщина.

Это была сетевая кафешка, что-то вроде coffeeshop, где нужно сначала долго стоять в очереди, а потом искать более-менее чистый столик. Я заказала латте с ванильным сиропом и села за свободный стол возле стены.

– Девушка, давайте я вам кофе закажу, а?

Нет, нам нравится нравиться. Это безусловно приятно! Но любое внимание должно пролегать в рамках колеи: иметь границы, направленность и уважение к тому, на чью полосу оно заходит.

– Спасибо, я уже пью.

– Ну, давай десерт возьму. Ты какой любишь? Шарлотку или что?

Он был примерно двухметрового роста, огромного телосложения, одетый в чёрный спортивный костюм и толстовку, кареглазый, гладко выбритый и загорелый. Южный акцент выдавал в нём жителя Белгородской, Воронежской или Ростовской областей.

– Спасибо, не стоит, – я уставилась в телефон.

– Да я просто хочу познакомиться, слуш. Ты красивая девушка, я нормальный парень.

При фразе «нормальный парень» у меня задергался глаз. Я проигнорировала эту реплику и ещё несколько последующих. Незнакомец представился Романом.

И всё было бы ничего, но на мой вежливый отказ предоставить номер телефончика, он мгновенно вышел из себя. «Да что вам надо, замуж хотите, ищете нормального мужика, а когда он появляется, вертите хвостом, сучки!».

Только я могла вляпаться в такое. Кара небесная? Не ударит же он меня прямо здесь? Я посмотрела на безучастных официантов и барменов. И вдруг из-за его спины вышла она. Длинные рыжие волосы. Лицо, усыпанное осколками солнца. Миндалевидные глаза. Светлый брючный костюм. Что-то мужское улавливалось во всех чертах её лица и тела, но это была не маскулинность, формы и изгибы тела женственны. Это был внутренний стержень уверенности. Она легко коснулась его руки.

– Мужчина, вам же сказали: девушка не хочет знакомиться. Выход там.

Он задержал взгляд на её лице, а потом быстро и растерянно зашагал к выходу из кафе. Я выдохнула.

– Как ты?

– Не знаю. Не ожидала такой истории. Спасибо огромное. Могу я хотя бы взять Вам кофе?

– Можно на «ты». У меня уже есть.

Она берет стаканчик с соседнего столика и протягивает мне руку:

– Инга.

– Соломия.

Моя ладонь вспотела.

– Люблю наблюдать за людьми в общественных местах. Называю это «эксперименты над хомячками». Там люди часто проявляют своё истинное лицо. Мамы кричат на детей. Влюблённые ссорятся. Но когда происходит такое – приходится вмешаться. У тебя очень интересное имя. Это как Саломея? Повитуха Господня?

Я попыталась включиться в разговор со своей новой знакомой, но всё ещё слышала только биение пульса.

– Скорее как оперная певица. Мой дед был музыкантом, он хотел, чтобы меня назвали в честь Соломии Крушельницкой.

Она сделала глоток кофе, улыбнулась, а потом спросила:

– Ну и зачем мы притягиваем таких идиотов в свою жизнь?

– Даже не знаю.

Я развела руками.

– Легко теряешь границы. Охотишься за мужским гневом. Усиливаешь чувство вины? Знаешь, мужчины всегда делают это. Врываются так, словно женщина что-то им должна, будто это женская обязанность – сострадательно выслушивать любого мужика, улыбаться, кивать, гладить его по голове. Они просто клянчат внимание, а это выжимает все соки.

– Притворство, будто их общество доставляет удовольствие?

– Точно.

Мы одновременно смеёмся, цепляясь друг за друга взглядом. Я внезапно опускаюсь в живот, где медленно разливается тепло, словно капли краски в воде, а затем пробирается вверх до основания черепа.

– Думаю, у меня есть основания притягивать мужской гнев.

– Например?

– Я сбегаю. Точнее, уже сбежала. Рассталась с мужчиной за пару недель до свадьбы. Мы были помолвлены почти год, но я так и не решилась.

– Почему?

– Не знаю, просто почувствовала, что что-то не так. Не захотела лгать, что готова провести с ним остаток жизни.

– Мне пора, на мой рейс объявили посадку. Ты отдыхать или по работе?

– На отдых, нужно сменить обстановку после всего этого.

– Понимаю. Я бы с радостью встретилась с тобой, как только мы обе вернемся в родные пенаты. И не думай ни о чём. Твоё решение не заслуживает гнева или наказания.

Мы с Ингой обменялись номерами телефонов и договорились встретиться по возвращении.

Из Загреба я рванула на побережье. Туда, где в полдень горячий воздух прилетает вместе с ветром, обжигая дыхание, а море покорно спит в бирюзовой колыбели с белым кружевом.

Воспоминания накидывались, точно голодные звери, заставляя содрогаться.

Тело оборачивалось в тугой ватный кокон. Это состояние длилось часами, разрушаясь только с приходом ночи. Я откликалась на её зов: надевала платье на тонких бретельках, то самое платье, которое есть у любой женщины, и в котором она неотразима, и спускалась на набережную.

Каждая женщина имеет право на платье. В начале шестидесятых мою бабушку вызвали к ректору. «Как Вам не стыдно? – сказал он, глядя на её оголенные плечи, – Вы нарушаете устав университета! Хотите, чтобы Вас отчислили?» Бабушка сшила это платье сама. Она смерила его презрительным взглядом. «Как Вам не стыдно? Мой отец погиб, защищая родину. Мама воспитывала меня одна. Каждый день я ходила по пять километров, чтобы добраться в школу. А Вы тут… о платье!» – сказала она и хлопнула дверью. Её не отчислили. Ректор больше никогда не вызывал Дину Горохову к себе. Она закончила университет с красным дипломом и отправилась работать в Москву.

Так она отстояла своё право на платье. И право быть собой. И это то прекрасное и естественное состояние, которое позволяло мне чувствовать себя живой под покровом ночи: я, темнота и платье.

Я следовала за голосами влюблённых, за их горячими телами, и поцелуями, разгорячёнными текилой. Страсть мимолетных свиданий. Музыка, аккомпанирующая рокоту моря. Я следовала за жизнью. И в эти ночи густой, как мед, теплый воздух смешивался с запахом цветов.

Жизнь – это поток, и если отдаться ему, безгранично довериться моменту, он приведет туда, куда нужно, где ты и должен быть в данный момент. Я встречала разных мужчин и женщин. Красивого серба с черной бородой, который хоть и флиртовал напропалую, но тосковал по своей возлюбленной. Он научил меня пить белое вино, заедая его тостами с клубничным джемом, и смотреть на звёзды, думая о будущем.

Молодого грека, банковского аналитика, который танцевал, как бог, и выглядел, как слегка повзрослевший подросток. Он водил меня на лучшие пляжные вечеринки, а утром варил густой кофе. Он поцеловал меня всего лишь раз, утром, на берегу моря.

– Да, baby, даже твои поцелуи всё ещё горькие. Тебе нужно зализать раны.

Не желая долго задерживаться на одном месте, неделю спустя я отправилась в боснийский Мостар. Дикий, животный голод гнал меня в полночь по каменным улочкам. Возле знаменитого старого моста – таверна. В ней было многолюдно, но официант любезно нашёл свободный столик на одного.

По таверне перемещались артисты-цыгане, в тёмном желтоватом свете поблескивало монисто на груди и крепких бёдрах танцовщицы. Завывала скрипка. Звериные шкуры на стенах таверны угрожающе скалились. Я заказала мясное рагу с овощами, салат из помидоров и груши в сиропе, и расслабленно откинулась на спинку стула.

– Вы русская?

На меня смотрел рыжебородый великан с добрыми глазами. Я удивлённо кивнула. Неужели это так заметно?

– Простите мою бестактность. Не хотите присоединиться к нашей компании? Мой друг сегодня отмечает день рождения. Все с дамами, а я как-то выбиваюсь из общего плана. Только не подумайте ничего плохого.

– Вы знаете, я только «за».

Я соглашаюсь побыть с ними. Именинник – крупный владелец мясного бизнеса в Татарстане. Они не из тех, чей бизнес может прийти в упадок из-за пары неправильных сделок, но и не из поколения золотой молодёжи. Мясники, торговцы и дети крупных фермеров. Они приучены к труду, тактичны, находят лучшие управленческие решения и стремятся сохранить детское любопытство.

Компания показалась очень приятной. Три пары путешествуют по Европе: от Балкан до побережья Франции. Одна из женщин беременна, слегка округлившийся живот и блестящие глаза, словно извиняющиеся за свою неловкость, делали её прекрасной.

– Завтра мы поедем в междугорье на водопад Кравице, это почти сорок километров от Мостара. Поедем с нами?

Рыжий бородач знает, где варят самый вкусный сыр и продают лучшее вино. Он знает о Балканах много, даже больше, чем местные жители, потому что когда-то давно хотел вложиться здесь в недвижимость, но оказался слишком не равнодушным к этим тёплым краям и их людям и остался здесь жить.

– Скоро придется тебя отпустить.

– Почему ты так думаешь?

– Чувствую это. Я привык слушать сердце.

Я обнимаю его, и огромная волна нежности проходит сквозь нас.

Он прав, скоро придёт время расстаться. Мне нужно побыть в одиночестве перед возвращением. Перестать убегать от самой себя.

Ровно год назад на итальянском побережье он сделал мне предложение. На тот момент между нами не осталось иллюзий. Мы оба понимали, что вылеплены из разного теста и шагаем рядом в соответствии с невидимым договором. Но я знала: убеждённость, что партнёр рядом предсказуем, до боли знаком и даже скучен, – всего лишь иллюзия. Можно изучить каждую родинку на теле, но как же глупо уверовать в то, что душа другого давно исследована.

Обещая другому, что мы не раним его, мы обещаем это себе. Мы находим внутреннюю уверенность, ресурсы для любви.

Мы признаём, что чужой шторм – наш шторм. Чужие слёзы – наши слезы. Что в буре мы можем оказаться спасительным маяком, тихим пристанищем с горячим чаем и тёплым одеялом. Даже если нам самим страшно, мы отыскиваем мужество для другого.

Мы признаём, что вдвоём лучше, чем поодиночке. Что наша близость не будет душить, но и не будет роздана скупой рукой в лучшие дни.

Марк… отчасти он прав, я не смогла достойно взять ответственность за уже принятое решение. Но было бы мучительнее обречь и его, и себя на несчастливый брак.

Мы подсознательно чувствуем, когда цикл подходит к окончанию. Это ощущается по невидимым вибрациям. Снам, в которых шумит море, снам с рыбами и ракушками. Будто горечь расставания через маленькую щель сочится из будущего в настоящее.

Когда все привязки убраны, нити и канаты разорваны, на месте исчезнувшей близости всё равно останется огрызок. Шрам любви. Напоминание плоти о болезненной силе привязанности.

2

– Через пару недель я вернулась, и мы практически сразу встретились. Я рассказала ей о своей ситуации.

– Что за ситуация?

– Я рассталась с женихом, буквально за пару недель до свадьбы. Инициатором разрыва была я, поэтому мне пришлось несладко. Но хуже всего было то, что он был моим начальником, и мне срочно пришлось менять работу.

– Неприятная ситуация.

– Инга предложила должность ассистента. Назвала сумму, и меня это устроило. Меня не смутили даже некоторые нюансы работы, поскольку на тот момент я была очень подавлена.

– Нюансы?

– Например, совместное проживание в их доме.

Сергей Александрович оторвал взгляд от монитора и, поправляя очки, посмотрел сквозь меня.

– Зачем?

Мне хотелось поблагодарить её за ту внезапную помощь. Или нет? Мне хотелось увидеть её снова. Веснушки, рассыпанные по лицу, шее и рукам, медные волосы, уверенная походка, яркий голос. Почувствовать тепло, разливающееся в животе.

Мы с Ингой сидим друг напротив друга в новом ресторане с мексиканской кухней недалеко от Таврического сада. Осенний свет проникает сквозь мозаику на окнах, преломляясь и переливаясь разными цветами. На полу, в больших подставках, и на подоконниках обилие зелени.

Я пью белое Sileni Estates совиньон блан, Новая Зеландия, у него цитрусовый привкус и аромат крыжовника. Капли стекают по запотевшему бокалу. Она пьет тоник со льдом, потому что не переносит спиртное, и ест острую кесадилью.

– Ты так и не рассказала, почему рассталась со своим женихом?

– Просто перестала видеть совместное будущее. Он сильно подавлял меня. Мы работали вместе, он – начальник. В работе это было больше похоже на контроль: пиши то, не пиши это, сделай такую рубрику, возьми этих героев. Он зарезал все мои идеи, любой творческий порыв. Я понимала, что это проявление его доминантной натуры, но мне казалось, что мы работаем вместе, и я тоже имею право голоса.

– В какой сфере вы работали?

– В одном деловом издании – сказала я, набив рот какой-то острой мексиканской едой, – У нас была сложная работа, не все выживали. Это ведь не о туфельках писать или звездных любовниках. А потом этот контроль незаметно перешёл на все сферы в нашей жизни. Он с таким видом произносил «Мы завтра едем в Большой театр» или «Мы завтра едем к Илье на дачу», словно, кроме одежды, я должна захватить сменное лицо. В его мире это нормальное явление, когда женщину покупают статусом или деньгами. И она должна соответствовать и шлифоваться. Меняться, меняться, меняться ради мужчины.

– К сожалению, это обычное дело. Женщинам до сих пор приходится сражаться за личное пространство, возможности для творчества и место в социуме. Слышала про теорию сексуальной экономики?

– Это про то, что мужчины вынуждены покупать у женщин секс? А брак является самой выгодной сделкой?

– В целом – да, но я бы заострила внимание на другом факте.

– Каком?

– Что продавцы – женщины, и именно они контролируют рынок уже несколько тысячелетий, – Инга отрывается от еды и хитро подмигивает. – Когда я говорю об этом своим клиенткам, многие воспринимают информацию в штыки, ведь им хочется сбросить ответственность за своё положение на мужчин. Женщинам хочется борьбы, потому что борьба – часть освобождения, но они не задумываются, что когда-то давно такое положение вещей было им выгодно. Они сами создавали правила для этой игры. Так зачем сетовать, если можно просто выбрать жить по-другому?

– Когда-то давно, что ты имеешь в виду?

– Я говорю о матриархате. Считается, что матриархальные общества предшествовали патриархальным и были менее развиты. А что, если это не так? Если матриархатом называют общества, в которых мужчины и женщины были равны? У женщин была частная собственность и право на детей, право принимать участие в жизни общин, распоряжаться ресурсами, вести личную жизнь в соответствии с собственными желаниями, но и мужчины при этом никогда не были на задворках, будем честны. Они были воинами, жрецами, политиками и правителями, просто наравне с женщинами.

– Но ведь что-то изменилось, раз большинство культур пришло к патриархальной общине.

– Посмотри на них. Они по природе – доминанты. Это их роль: добывать, обеспечивать, конкурировать с другими мужчинами. Мы, женщины, более спокойны в этом плане. В руках мужчин сосредоточилось большее число экономических ресурсов, женщины были вынуждены устанавливать законы рынка и следовать им. Ведь только женщины обладают одной фантастической способностью

: воспроизводить потомство. Те, кто не хотел этого делать, уходили в жрицы или отбрасывались к изгороди социальной жизни как не соблюдающие законы морали. Ведьмы и проститутки – единственные, кто мог вести прежний образ жизни, в итоге первых – уничтожили, вторых – заклеймили.

– Ты замужем, Инга?

– Конечно. Второй раз. Ты удивлена?

– Честно сказать, да. Иногда ты ведёшь себя и рассуждаешь как отчаянная феминистка или даже мужененавистница.

Она смеётся так громко, что на нас оборачивается несколько столиков.

– Вовсе не так! Я люблю мужчин. Достойных мужчин. Ведь и сейчас существуют культуры, в которых тысячелетний уклад не поменялся в силу географических обстоятельств. Например, в Тибете или у туарегов. Да, это небогатые общества, но далеко не примитивные, просто у них не возникло патриархальных отношений собственности. Раньше женщины поклонялись своим богиням, которые занимали такое же место в пантеоне, как и мужские боги, и если проследить историю, ты увидишь, как постепенно из них исчезала агрессия, стремление к знаниям и секс, то есть черты, которые сейчас считаются мужскими.

Когда-то давно женщины поклонялись богиням. Древним богиням с толстыми животами и большими упругими грудями. У них в животе созревают семена жизни и смерти, а груди вскармливают всех новорождённых детей мира. Богини свирепы. Они охраняют естественные циклы природы и будят в душах женщин огонь, поддерживают и питают их связь с Источником. Связь, которая сейчас находится под запретом, потому что, вспоминая её, женщина становится неудобной и слишком «агрессивной» для общества.

Женщина, имеющая связь с Источником, следует природным циклам: она зачинает, вынашивает, рождает, растит и лелеет всё, что хочет сделать живым в своей судьбе. И отпускает то, что должно умереть. Женщины знали силу и цену крови, стекающей по бедрам к ступням. Силу омовения мёртвого тела, силу плача и молитвы, пульсирующей пуповины и плаценты, связывающей мать с ребёнком. Именно женщины видели рождение и смерть, являясь глазами и руками богини с толстым животом и упругими грудями.

– Слышала миф про Инанну? Шумерскую богиню?

– Нет, расскажи.

– Инанна добыла законы жизни, обманув богов-мужчин. При этом она использовала не только женскую силу, но в большей степени пытливый ум и проницательность. Древние богини не на лужайке танцевали. Они ничем не уступали по силе и знаниям мужчинам. История об Инанне заканчивается тем, что она проходит инициацию в подземном мире, постепенно лишаясь своих даров. Она предстаёт перед своей сестрой – властительницей тёмного мира – нагая и беззащитная. Так же, как мы предстаём перед тёмной стороной бессознательного: миром, полным чудовищ. Чтобы вернуться на землю, Инанне было необходимо оставить в подземном царстве преемника. Она обратилась сначала к другу, а затем к брату, но везде потерпела отказы, и только супруг согласился занять её место. Это значит, что женщина может взращивать в себе мужские аспекты: поддержку друга и братскую заботу, но до тех пор, пока она не вырастит в себе любящего супруга, того, кого можно смело отсылать прямо в ад, чтобы надрать чудовищам задницу, она будет искать этого супруга в реальности и отправлять его прямиком в свой собственный ад. Анимус в женщине должен быть гармоничен, а не конкурировать с мужчинами. Он должен охранять женщину и составлять часть её опоры, а не истерично самоутверждаться в борьбе с отцовской фигурой.

– Но если учесть, что большинство девочек выросло без какого либо отца, я уж молчу про любящего…

– Именно. Поэтому современной женщине так важно найти в себе эту опору, избавиться от страха одиночества. Она должна научиться полагаться на себя, родителей, друзей, а не истерично хвататься за первого попавшегося мужичонку. В мире всё циклично, и сейчас женщины возвращаются к тому, что забыто. Теперь они могут позволить себе быть самостоятельными и не бояться забеременеть. Они уже не так зависят от мужчин, как прежде, если говорить об экономических благах. Но мы всё ещё привязаны друг к другу биологически и эмоционально.

– Я понимаю, о чём ты. Даже в постели мы ищем глупые гарантии того, что после секса мужчина нас не бросит, при этом не определившись, заинтересованы ли сами в продолжении отношений.

– Более того, люди совершенно утратили само понятие отношений. Оно больше не означает патриархальную семью, и приходится включить мозги, чтобы подумать: какие отношения тебе нужны, важны и имеют место быть.

Не хотеть отношений – это новый тренд. Это как хотеть путешествовать. Хотеть MacBook, спортивную фигуру и подтянутую грудь второго размера после вторых родов. Только наоборот: НЕ хотеть. Так же сильно и бессознательно, не задаваясь вопросами «зачем?» и «что такое эти самые отношения?»

Не хотеть отношений – новый тренд. Это – чемпионат по глупости, инфантильности и неврозу одновременно. Можно общаться годами, знать друг о друге больше, чем родные матери, без промедления назвать количество родинок на чужом теле и обладать суперсилой «квантовой запутанности», ощущая эмоции другого за тысячу километров. Главное, не называть это близостью.

Главное, не называть это отношениями. Тем самым словом, откуда по версии запуганных заек попадают в квартиру, взятую в ипотеку, и кабалу с воспитанием детей. И решительно никто не может им сказать, что они уже в отношениях.

Они – в тесном коридоре недоотношений в своей голове. В мире, где, обесценивая другого, мы обесцениваем сами себя. Где длительное общение, душевная близость и эмпатия ничего не значат. Где в период ремиссии между перебрасыванием друг другу «не хочу серьёзных отношений» и «не больно-то и хотелось» мы пытаемся отыскать наслаждение в моменте, счастье в «здесь и сейчас».

Так ли это страшно? Разобраться в слове «отношения». В том, где проходят границы. Взглянуть в глаза своим страхам. Потерять способность к близости никогда не поздно. Ведь человек без неё – прекрасный покупатель MacBook, клиент салонов красоты и клиник пластической хирургии. Так не лучше ли начинать отношения с «Я ценю людей в своей жизни»?

Я заметила, что большая часть моих друзей разбились на два лагеря: женщины, которые не хотели серьёзных отношений, то есть отчаянно боялись связать себя менее, чем с двумя любовниками (они были вынуждены строить отношения по новым правилам, но растерялись и решили вовсе их избегать), и мужчины, которые предпочитали и вовсе «отсидеться» в одиночестве, потому что не понимали, как строить отношения с женщинами, поглощёнными новым уровнем личной свободы. И те, и другие решительно считали, что «нормальных» партнёров уже не найти, и клеймили противоположный пол самыми банальными ярлыками, известными ещё со времен наших бабушек.

И те, и другие проигрывали. За нашим нежеланием близости чаще всего скрываются щенячий страх быть отвергнутым и другие психологические травмы.

И один из самых ярких женских ярлыков – что мужчинам нужен только секс – терпит поражение.

А что, если для современных мужчин секс – уже не основное блюдо, а что-то вроде экзотического десерта? Так ли сильно их интересует секс, как прежде? Или настала пора признать, что мы, женщины, опоздали? Да, да, именно опоздали на этот праздник жизни. У мужчин этот секс был всегда, и всегда была возможность получить удовольствие если не в рамках благопристойного брака, то на стороне. А женщинам приходилось следовать рыночным законам, чтобы не потерять статус-кво. В конечном итоге, согласно теории сексуальной экономики, женщины были заинтересованы в браке и мужских ресурсах отнюдь не меньше, чем мужчины в первой брачной ночи с девственницей или нравственных качествах матери его будущих детей.

Мы упустили удовольствие в погоне за социальным статусом. Женщины, эти великие матери, учили сыновей отделять зерна от плевел и выплёскивать страсть на стороне, а дочерей держали в неведении и страхе. И теперь, когда этот социальный статус нам не так уж и нужен, женщины навёрстывают упущенное. Они узнают тело, которое сами так долго прятали от себя же: сорокалетние дамы падают в обморок от оргазмов с вибраторами, юные леди борются со слатшеймингом, замужние женщины экспериментируют секс втроём, вчетвером и заводят любовников в то время, пока мужчины тихо-мирно занимаются наукой, технологиями и двигают прогресс.

Большая часть моих друзей-мужчин превратились в асексуалов или моралистов. Тем более, что широкий выбор способствует как конкуренции, так и пресыщению. Заняться сексом для них уже не равносильно попить кофеёчку. Они стремятся к совпадению характеров, интересов, целей, им нужна не просто любовница или заботливая мать, а равноправный партнёр.

– Но ведь было же что-то ещё?

– Он обесценивал все мои идеи, контролировал всё, что я делаю и чувствую, я ловила его на одних и тех же манипуляциях, и всё повторялось. По кругу. Он не менялся. Это мне приходилось подстраиваться изо всех сил.

Всё разваливалось. Я видела, как он лгал, как спал с другими женщинами. Я просила быть честным, а он не мог быть искренним даже с самим собой.

Но он бы никогда не принял мой обман. Мой незаканчивающийся роман с другим мужчиной. У мужчин для таких вещей двойная политика: все, что разрешено им, женщинам – недоступно.

– Немногие решились бы свернуть, когда пройдена большая часть пути. Хотя в аэропорту ты показалась мне сильно испуганной. У меня есть предложение.

– Предложение?

– Ты писала, что ищешь работу. У меня есть вакансия ассистента.

– А чем ты занимаешься?

– Я совмещаю психологическое консультирование и работу с телом. Слышала что-нибудь о методе телесно-ориентированной терапии?

– Да, – я киваю, – мать Марка – психотерапевт, мы часто обсуждали с ней новые методики в психотерапии. Но, кажется, она не считала это направление панацеей.

– Конечно, нет, панацеи не существует, поэтому мы стремимся для каждого клиента подобрать индивидуальный подход.

– Мы?

– Я работаю вместе с мужем. Но ассистент будет заниматься только организационной работой.

– Расскажи об обязанностях.

– Следить за нашим расписанием, сайтом, соцсетями, консультировать клиентов. Что-то вроде маркетолога, секретаря и волшебной феи одновременно.

– Думаю, с соцсетями я легко справлюсь. Это ведь была моя работа последние несколько лет. Писать статьи, привлекать людей, создавать что-то новое. А вот организационной работой я не занималась со времен университета.

– Что ты делала?

– Помогала другу с организацией концертов. Там я познакомилась с Леславом.

– Это тот парень? Твой перманентный роман?

Я кивнула. Инга сдвинула брови. А затем назвала сумму, и я задумалась. Предложение было очень заманчивым по деньгам, мне даже не верилось, что консультанты могут получать такие деньги.

– Что именно тебя смущает? Что ассистент должен жить с нами?

– Скажем, это не последнее «но».

– У меня два высших образования, одно – техническое, другое – психология, в прошлом году я прошла курсы по анатомии для массажистов при втором меде в Москве. И мне даже подарили настоящий человеческий череп. Он стоит у меня на полке, и я любовно зову его «йорик». Когда мне надоедают клиенты, муж или дочь, я закрываюсь в комнате с йориком. И, поверь, если бы я хотела позвать тебя в эскорт или вебкам, то сказала бы прямо: Соломия, не хотела бы ты поработать задницей?

Она отвечала даже на те вопросы, которые я привыкла не задавать из ложного чувства стыда.

– Я думаю, это не подойдет мне, Инга. Я не хочу жить в чужом доме. Моя жизнь и так с трудом принадлежала мне последнее время.

– Не отказывайся сразу. Всё может оказаться совсем не так, как ты думаешь. Просто приезжай к нам в гости.

– Хорошо, в гости можно – я нехотя соглашаюсь. – Может, в конце недели?

– Давай послезавтра.

3

– Вы же знаете, что такое бизнес в России, – я откидываюсь на спинку стула, не дожидаясь ответа следователя, – чтобы действительно зарабатывать, нужно работать 24/7. Они работали именно так. Это постоянный прессинг. Иначе не будет дохода, а клиенты уйдут в другое место. Но поймите, клиенты ценили их, буквально передавали из рук в руки, бережно. Но человек не может сделать больше, чем у него сил. Она отдыхала только чтобы восстановиться. Поэтому ассистент должен быть рядом, иначе от него просто не было толка.

– Они – это Инга с мужем?

– Да.

– А какое у Вас образование?

– Pr-технологии, я работала журналистом.

– То есть у Вас не было образования психолога? Почему она предложила эту вакансию Вам?

– На тот момент им не был нужен психолог, они искали организатора и координатора проектов. Человека, который мог бы вести сайт и соцсети, помогать в организации мероприятий. Я уже занималась этим. Но Инга действительно считала, что обучать лучше своих, и где-то через полгода я пошла на переподготовку.

– А финансовые вопросы кто решал?

– Инга и Саша.

– Инга сказала, что именно Вы чаще всего присутствовали на сеансах и ассистировали ей непосредственно при работе.

– Я присутствовала на многих сеансах, но не на всех. Во время обучения Инга брала меня практически на каждый сеанс, если клиент не был против.

В кабинете повисло молчание.

– Извините, можно стакан воды?

Сергей Александрович оторвался от монитора:

– Конечно, хотите чаю? Есть черный, зеленый.

– Зеленый, если можно.

Следователь был подтянутым, спортивным мужчиной, но казалось, что его тело занимает слишком много места, а слова буквально просверливают пространство. Я потерла виски пальцами. Быстрее бы все это закончилось.

Он достал из шкафа пару чашек. Послышались шум кипящей воды и шорох коробки, а спустя пару минут передо мной стояли чай и тарелка с печеньем.

– Сахар?

– Спасибо, я без сахара.

– Расскажите о самой работе. Как проходили эти сеансы? Что за люди обращались в центр? С каким проблемами? Александр, муж Инги, сказал, что она открыла какой-то особый метод, который даже прошёл сертификацию в Министерстве образования и считается авторской методикой. Я уже послал запрос в Министерство. Вы знали об этом?

Я улыбнулась. На белом краешке фарфора остался отпечаток губ цвета фуксии.

– Конечно, знала. Я проходила переподготовку именно по этой программе. Многие говорили, что она лишь интегрировала то, что уже было открыто до неё. Отчасти это верно, но Инга действительно талантлива.

– Что Вы имеете в виду?

– Она обладала редкой способностью чувствовать и понимать тело. Особенно внутренние органы, ткани, сосуды. Из таких людей получаются хорошие врачи. И это не просто знания, которые она приобретала в огромном количестве, это внутреннее чутьё. Её руки будто живут отдельной жизнью. К нам обращались разные люди. Чаще всего с сильной болью. В спине, голове, шее, да где угодно. С травмами, переломами, и конечно, дюди с психологическими проблемами.

В тот день Саша заехал за мной один. Высокий, хорошо сложенный мужчина с ямочкой на подбородке и большими голубыми глазами.

Мы проехали через весь город на север, постояли в небольшой пробке на выезде и свернули в частный сектор. Новый район недалеко от города с плохо развитой инфраструктурой. За коричневыми воротами оказались современный дом в стиле модерн и строгий ландшафт.

– Так, ну смотри. Где-то раз в две-три недели мы проводим сеансы за донейшн. Это открытые сеансы, что-то вроде семинаров, где другие люди могут посмотреть, как работает Инга. За сеанс обычно отрабатывается один человек. Людей бывает очень много. Это и клиенты, и коллеги: психологи, массажисты, врачи. Для принимающего, то есть для пациента, этот сеанс бесплатный, остальные платят за вход.

– Вы купили этот дом?

– Мы его построили. Так, пойдём внутрь. Сейчас пройдёшь из коридора в зал, около плетёного кресла внизу два свободных синих коврика – это наши, садись туда. Смелее.

Он оставил меня одну в коридоре, забитом чужими вещами. Сколько здесь пар обуви? Не меньше тридцати. Я сняла кроссовки и прошла по коридору. Где-то впереди слышалось мерное гудение человеческих голосов, похожее на гудение улья.

Передо мной открылась потрясающая картина: большой зал с панорамными окнами, полный людей. Они сидели на диване, креслах, спортивных ковриках. Молодые, старые, мужчины, женщины. С дредами. В очках. В дизайнерской одежде. С дорогими часами. Некоторые из них были похожи на профессоров, другие на хиппарей из бродячей коммуны или хипстеров. Их объединяло одно: они заворожённо смотрели в центр зала, где находились Инга и женщина средних лет в чёрном спортивном костюме.

Я села на коврик и вслушалась в их диалог.

– Да, это всё время один и тот же сон, всё время один и тот же.

Голос женщины слабый и мягкий, почти елейный, к лицу приклеена маска жалости, отчего она не вызывала сочувствия, напротив, ей хотелось отвесить хороший пинок. Через какое-то время рядом со мной оказался Саша.

– Что это за сон? Расскажи?

– Мне снится, что я беременна. Внутри меня ребёнок, и я чувствую его толчки. Живот уже большой, матка сокращается, как будто готовится к родам.

Женщина положила руки на живот.

– Во сне я сосредоточена на ребенке, на своих ощущениях в животе. Мне тревожно. А затем что-то происходит, всегда разное, или во время прогулки я падаю на живот, или меня начинает тошнить, но я оказываюсь в больнице и уже не чувствую шевелений.

– Ты сказала, что тебе тревожно, это ощущение как-то нарастает во время сна, раскручивается?

– Да. Сначала это небольшая тревога, затем она усиливается, потом происходит что-то плохое, и я впадаю в истерику. Начинаю кричать, звать на помощь.

– Ты помнишь, чем заканчиваются эти сны?

– Они всегда заканчиваются тем, что спазмы усиливаются, я чувствую схватки, но родов не происходит, и в этот момент на меня находит паника.

– Паника? Из-за чего? Из-за боли?

Женщина делает паузу.

– Нет. Не совсем. Скорее, из-за того, что я не могу понять, жив ли ребёнок. Это девочка.

– Ты помнишь эти ощущения? Спазмов перед родами. Тело может их вспомнить?

Она испуганно смотрит на Ингу, а потом затихает. В зале тоже становится тихо.

Что-то определённо меняется. Это было сложно объяснить. Самое пространство будто говорило, дышало и менялось вместе с этой женщиной и Ингой. Мы же были вовлечены, а не отстранены, хоть и находились за невидимой чертой.

– Да, я помню эти ощущения.

– Попробуй принять позу, в которой тело лучше всего помнит эти ощущения, в которой их можно усилить.

Женщина сгибает ноги и ложится на бок, а Инга садится рядом, со стороны головы.

– Спазмы?

– Да. Я чувствую их, будто схватки.

– Сильные?

– Терпимые.

Некоторое время она молчит.

– Мне больно.

– Что я могу сделать, чтобы тебе было легче? Дыши через боль, выдыхай туда.

Тело женщины принимает позу роженицы. Всё происходящее не было спектаклем и не казалось наигранным. Лица людей в зале были прикованы к сцене, и по многим можно было с уверенностью сказать: они ощущают то же самое – спазмы внизу живота. Их брови сдвигались, руки перемещались на живот, а верхняя губа слегка кривилась.

– Ты сказала, что тебя беспокоит ребёнок, ты хочешь знать, жив ли он?

– Да.

– Это девочка?

– Да.

– Ты бы хотела, чтобы она была жива? Или тебя беспокоит только само ощущение?

– Нет, я бы хотела, чтобы она была жива, это мой ребёнок. Мне кажется, меня тужит.

– Тужься.

– Не могу.

– Можешь. Как же ты тогда узнаешь, что с ребёнком всё хорошо?

Женщина стонет всё сильнее, и вдруг я замечаю, что её лицо сбросило маску жалости, а напряжение ходит волнами от головы к ногам. Снова и снова, схваткообразно появляясь и исчезая, и Инга вела этот процесс: она была одновременно и целителем, и повитухой, и сестрой-утешительницей, и мудрой матерью.

Я опустилась к себе в живот: доверие! Пространство было пронизано безоговорочным доверием. Не только между Ингой и принимающей. Впервые за много месяцев я почувствовала, что доверяю происходящему. Своему месту здесь. Инге. Путешествию на Балканах и всем тем людям, которые помогли мне пережить эти нелёгкие месяцы. Чувство благодарности переполнило моё тело.

– Меня тужит.

– Тужься!

Женщина мотает головой. Инга что-то говорит ей шёпотом, та тихо отвечает. В зале не слышно слов. Затем Инга садится в ноги, как это делает врач, принимающий роды. Кто-то подносит им плед. Женщина краснеет, а затем вскрикивает. Невидимая воронка схлопнулась. Её глаза закрыты, а тело сворачивается эмбрионом.

– Ты видишь ребёнка?

– Да.

– Он жив? Это девочка?

– Да. Она жива.

– Ты можешь взять её на руки?

– Да.

Женщина обнимает себя руками под пледом.

– Что ты чувствуешь?

– Я чувствую, что она в безопасности.

Я замечаю, как изменились её голос и больше всего – лицо. Расслабленное, со стёртыми чертами.

– Можешь её обнять? Дать ей почувствовать, что это она в безопасности?

Они с Ингой застывают, переговариваясь шёпотом. В зале висит тишина. Затем какой-то мужчина помогает ей подняться и аккуратно уводит за руку. Инга берёт с пола чашку, делает глоток и жестом дает понять, что готова отвечать на вопросы. Люди поднимают руки. Инга знает многих по именам. Саша говорит мне на ухо:

– На открытые сеансы приходит много специалистов и клиентов, но здесь есть люди, которые важны для нас и как клиенты, и как коллеги. Вон та пара, пожилая, на креслах – они врачи. В прошлом году благодаря им Инга практически бесплатно прошла анатомические курсы.

Вопросы следуют один за одним. Дом пустеет только к вечеру.

Мы сидим на диване, голова Инги на моем плече, и мне кажется, что она совершенно без сил.

– Лосось! – крикнула она.

– А где он?

– В холодильнике! Третья полка.

– Давай я сделаю, – я встаю и иду к холодильнику.

– Нифига.

Мы с Сашей смотрим друг другу в глаза. Как будто я нравлюсь и не нравлюсь ему одновременно. Мне не хочется наступать на его территорию.

– Ты устал. Просто посиди рядом с Ингой, мне несложно приготовить.

Он выдерживает паузу, не отводя глаз, а затем отвечает:

– Хорошо.

Инга садится за барную стойку и смотрит, как я управляюсь с лососем и овощами.

– Ну как твои впечатления?

– Это было круто. Я бы хотела узнать: все сеансы проходят так… странно?

– Нет, это редкий случай экзорцизма, – доносится голос Саши.

Они смеются.

– Нет, конечно, нет. Бывает и хуже! Эта женщина долгое время находилась в травмирующем браке. Мужчина нарциссического типа. Двадцать лет она была прислугой и любовницей по требованию. Родила ему двоих детей. Она практически не занималась своей жизнью, не работала, не имела хобби. Но несколько лет назад её тело отказалось жить в прежнем режиме. Оно сказало: или ты что-то с этим делаешь, или до свидания. Она попала ко мне и проделала огромную работу над собой, ушла от мужа, и вскоре после этого ей начал сниться повторяющийся сон про схватки.

– Ребёнок – это она сама?

– Это – часть неё. Он появился тогда, когда она начала самостоятельную жизнь. Первое время она жила на средства от сдачи квартиры, доставшейся ей после развода, но затем встал вопрос о поиске работы. А не работала она двадцать лет. Несколько недель назад она устроилась в одну фирму, и сон стал преследовать её каждую ночь, тогда я предложила отработать его на открытом сеансе.

– И она согласилась?

– Да. И это тоже стало частью процесса закрытия. У неё не было возможности спасовать.

– Ваш лосось.

Я ставлю на стол тарелки с лососем и овощами. Инга отрезает кусок и пробует.

– Ммм… бесподобно. Это бесподобный лосось. Слышишь, Саш? Сола, что ты думаешь по поводу работы с нами?

– Я согласна. Хочу попробовать. Но мне необходимо время определиться, испытательный срок.

Мы обсуждаем детали до глубокой ночи и выкуриваем по сигарете, после чего Саша предлагает меня отвезти.

– Тебе нравится Инга?

– Да.

– А я? Да я знаю, что я тебе не нравлюсь, говори, как есть. Но у тебя есть любопытство ко мне. Я тебя раздражаю.

Я поднимаю взгляд, он выглядит уставшим, таким, каким бывает человек, который мало спал несколько месяцев и много работал.

– Ты мне не нравишься, – я отвечаю правду.

– Ты тоже мне не очень нравишься, но нам необязательно нравиться друг другу. Главное, чтобы ты нравилась Инге, и чтобы вы могли работать вместе. Предыдущая девочка сбежала спустя несколько месяцев. Просто не будет. Но если вы сработаетесь, ты сможешь многому научиться.

Этот разговор кажется мне чересчур наигранным и даже странным.

Я поднялась в квартиру, чтобы разобрать чемоданы из поездки, и вдруг поняла, что так и не забрала вещи из квартиры Марка.

У меня было всё, за чем гонится большинство людей. Интересная работа, стабильность, горнолыжные курорты, по выходным – рестораны с сомелье. Всё спланировано и продумано на год вперёд. Марк специально подбирал такие места, чтобы можно было завестись от одних лишь названий. Алгарви, Палермо, Ибица, Канкун. Одни цели были достигнуты, другие, те, что повыше, – поставлены, а между ними бесконечная череда шагов, должная привести к успеху. Была ли я счастлива? Нет.

Сейчас нету ничего. Жизнь взяла своё. Жизнь – это хаос, и в этом хаосе я каждый день нащупываю внутреннее равновесие. Никто не виноват, если не оправдал чужих ожиданий. Любые отношения – прыжок над пропастью. Я могу поделиться своим временем, знаниями, телом, но я ничего не попрошу взамен. Сегодня я поняла, насколько благодарна произошедшему со мной за последние месяцы. Мой выбор – быть проницаемой оболочкой, даже если она проницаема для боли.

4

В жизни каждой женщины наступает момент, когда необходимо пробудить внутреннюю тёмную богиню, ту часть себя, который чужды слезливые человеческие чувства и слабости. Богиня ничего не знает о любви или жалости.

К ней попадают не для душещипательных разговоров, потому что она с лёгкостью уничтожит всё, что ей не нравится, всё, что слабо и должно умереть именно из-за своей слабости. Она напоминает, что магия рядом, всего в двух шагах от обыденности: можно приготовить обычную кашу или священный дар предкам, сжечь дерево в огне или создать из него амулеты.

Смерть и разрушение так же естественны и необходимы для жизни, как и сакральные знания. Поэтому к богине попадают для молниеносной и страшной инициации, но лишь те, кому достаёт отваги взглянуть в один мёртвый глаз.

Просыпайся же, тёмная. Ты нужна мне. На следующий день, вооружившись внутренней тёмной богиней, я отправилась в квартиру Марка, чтобы забрать остатки вещей.

Ничего не изменилось. Таким чужим может быть только место, где когда-то был счастлив. Я открыла шкаф и провела рукой по одежде. Шерстяные пиджаки. Рубашки. Пальто. Ощущение, будто касаешься вещей покойника. Резко отдернув руку, я принялась сбрасывать остатки своих вещей в чемодан.

Но через несколько минут послышался звук открывающейся двери, а затем шаги. Какого черта?! В комнату вошёл Марк.

– Что ты здесь делаешь?

– Забыл документы. Ладно, попросил консьержку позвонить, когда ты придёшь.

– Зачем?

– А ты как думаешь зачем? Мы не поговорили даже. Не объяснились. Ты просто сказала, что все кончено и уехала. Выставила меня идиотом. Хорошо, что мы не успели разослать приглашения. И это всё? Все так закончится?

– Уже закончилось.

– Ладно. Что ж, не уходи хотя бы с работы. Можешь работать внештатно. Или перейти в другой отдел.

– Я уже нашла новую работу.

– Быстро. В другом издании?

– Нет.

– Ты не думала, что любую форму заботы воспринимаешь как ограничение?

– По правде сказать, нет.

– Ничего не расскажешь?

– Про работу? Это организационная работа. Ассистентом в одной фирме.

– Больше не будешь писать?

– Буду. Но только то, что я хочу. Уйду на фриланс. Начну книгу. Какая разница.

Мне не хотелось смотреть ему в глаза. Это должен был быть страх, но мне было стыдно за то, что я не оправдала ожиданий.

Когда я впервые увидела Марка, то подумала: вот он – супер-сладкий торт. Лакомый десерт, от которого затошнит после двух кусочков. Есть мужчины, подобные яду: не нормировав дозу, можно отравиться. Я давилась, но упорно продолжала есть. Он был как платье, которое мне не подходило.

«Возьми интервью у этого-то *рена. Предложи ему выпить кофе. Он любит кофе». Или «На следующие выходные мы едем в Прагу. Это не обсуждается».

Он легко находил в людях их слабые стороны. Для работы – прекрасно, для любви – удушающе отвратительно.

Мы с ним из разных, почти параллельных вселенных, которые в один день пересеклись. Я помню детство с заштопанными колготками и единственной парой кожаных туфель. Мать кроила одежду из «Бурды», на время взятую у знакомой швеи. Она всего добилась сама. Мать-одиночка, днём – повар в столовой, вечером – студентка юридического. Даже отчим, известный адвокат, прошёл все ступени от армии до помощника прокурора, затем был прокурором на Урале, и только потом приобрёл статус адвоката и собственное бюро.

Семья Марка жила на одни доходы с недвижимости, но тот умудрился построить блестящую карьеру на харизме, не используя связи, а за спиной не было той самой женщины, которая его «сделала». Потрясающе притягательно.

И мне казалось, что эта уверенность, способность к контролю над ситуацией и самим собой связана с деньгами. В его взгляде читалось самоуверенное: «Я могу позволить себе это». Бизнес-классы. Горнолыжные курорты. Воскресное шампанское в Риме и рестораны с сомелье.

А ещё у него была женщина, которую он не мог забыть почти десять лет. Какая-то чокнутая, полусумасшедшая наркоманка, которая подсадила его на кокс и таскала по закрытым вечеринкам.

– Что это была за женщина! Она могла заставить делать кого угодно и что угодно. Умела себя подать. По ней невозможно было определить то ли она от папика, то ли бизнес, то ли актриса. И каждый новый день – сумасшедший, – произносил он с ностальгической тоской.

Спустя год их отношений она утомилась и нашла нового юного парнишку, слабоумие и отвага, а ещё пять лет спустя разбилась насмерть со своим любовником в Бразилии.

Марку многое было скучно. Сдержанность в нём не менялась, а слетала, сразу переходя в ярость или экзальтацию. Всё было доступно. Вечеринки. Женщины. Путешествия. Всё, кроме своего собственного нутра.

Незнакомые люди врывались в нашу жизнь, растаскивая хаос дорогой обувью. Чужаки в ярких платьях и костюмах. Дизайнерские часы. Модные тачки. Что их всех объединяло? Патологическая неспособность отпустить себя.