Игрушка мажора

Ревность

Я никогда не понимала и не буду понимать людей, которые совсем-совсем не ревнуют свою вторую половину. Разве это не приятно, когда твоя половина смотрит на тебя, как на свое самое драгоценное сокровище, и пытается скрыть от всех мужских взглядов, что есть на свете.

− Ты принадлежишь только мне! Слышишь? Ты! Только! Моя!

Но у ревности должен быть предел. Если она ограничивает тебя в свободе, связывает по рукам и не отпускает ни на шаг, то это уже не простая ревность. Это уже собственническое отношение, чего я ненавижу и боюсь.

Мои попытки оборвать связывающие нас нити ничем хорошим не заканчивались. Они были слишком прочны, что даже самые острые ножницы не смогли бы перерезать их.

Он грубо хватает меня за плечи и тащит к подъезду.

− Надо поговорить!

Я брыкаюсь, пытаясь вырваться из цепких рук. Из красивых пальцев, словно он был пианистом, а не чертовым садистом с огромным чувством собственничества.

− Не смей убегать!

Услышав это, я расхохоталась. Убежать? Куда? К кому?

− Не трогай меня! − кричу я, когда он пытается меня схватить.

Он даже не слушает. Спокойно закидывает к себе на плечи, не обращая внимания на ошарашенные лица проходящих мимо людей. Ему на все наплевать. У него всегда есть только одна цель, которой и являюсь я.

Идет не спеша к лифту и нажимает нужный этаж, словно все так и должно быть. Все то время, что поднимается лифт, он не отпускает меня. Кровь начинает приливать к голове и меня уже мутит, но ему все-равно.

− Отпусти меня вниз! Мне плохо!

Легкий шлепок по ягодицам, является его ответом.

− Куда я убегу из лифта?

Снова молчание.

Я так привыкла к этому. Но все же боюсь. Его молчание никогда нельзя было истолковать. Как и его взгляд. Всегда боялась увидеть в них отчуждение, что так часто видела в глазах родителей. Равнодушие, пустота, безразличие. Этот список может продолжаться вечно. Но самый главный страх – это остаться одной. Я не тешила себя иллюзиями, что кто-то да огорчится, если меня не станет, но я знаю тех, кто нуждается во мне больше, чем я в них.

Меня претила мысль, что я не с ним и осознавать это, было чересчур больно. Когда я стала так зависима от него? Когда я упустила момент, чтобы не падать все глубже, в этот бездонный колодец? Однако, я смогла остановить это действие, хоть было и тяжело. Смогла абстрагироваться от бессмысленного поедания собственных нервов и сил. Он готов был убить во мне это, желая лишь обладать мною целиком. Он добивался моей потери самой себя, делал все, чтобы я стала частью его души. Чтобы у меня не было своих желаний и мыслей. Почти так и было: я полностью зависела от этого человека. Я думала также, как и он. Я желала только того, что хотелось ему.

Это раньше я была недалекой, надеясь улететь из клетки, не понимая, что увешена замками со всех сторон. Я бросалась на прутья, стремясь сломать их. Пока не поняла, что это лишь умиляет его. Я и была птичкой, а он − котом, который игрался со своей жертвой.

А сейчас я вишу вниз головой и могу лишь дышать, чтобы меня не вырвало. Заодно и считаю про себя, надеясь отвлечься от мысли о несправедливости жизни к таким сизым и убогим, как я. И так жизнь наградила не самой любимой семейкой, а теперь еще и ним, не способным принимать меня, как отдельную личность.

Остается лишь терпеть этот отвратительный запах одеколона, который наверняка стоит, как моя месячная зарплата. Меня начинает потихоньку трясти и я понимаю, что вот-вот содержимое моего желудка очутится на полу лифта попутно задевая его штаны. Пожалуй, это способно принести мне некое удовлетворение. Но не успеваю доработать эту мысль, как стенки лифта мягко разъезжаются, и мы оказываемся на 9 этаже.

Резко оказываюсь на ногах. Волосы лезут в лицо, не давая увидеть что-либо вокруг. Хотя это и не нужно.

− Ну что ты? – он ласково поправляет мои волосы. – Что ты еще удумала?

Он едва ощутимо прикасается губами к глазам, а затем исследует мои губы. Дрожь пробегает по телу, и я сдаюсь. Сдаюсь его сухим губам, которые то нежно ласкают, то жестко наказывают. Затем я оказываюсь в его объятиях.

Помню, как не выдержав таких отношений, я хотела расстаться. Покончить с тем, что мучает меня не только в жизни, но и во сне, где кошмар преследует по пятам.

Тогда мы только начали строить наши отношения, и я не до конца понимала кто он, но уже тогда, он пугал меня своим характером.

После моих слов, он был взбешен. Его тело тряслось от злости, вены вздулись, и я думала, что даже схлопочу пощечину.

Мы сошлись совершенно случайно и наши отношения не должны были стать чем-то вообще. Кто он и кто я… О его характере можно было слагать легенды. Казалось, ими можно было даже пугать детей.

При других обстоятельствах, он никогда бы не привлек моего внимания, и я не думала о нем… Я и сама не знаю почему, после очередной ссоры с семьей, я очутилась возле его дома. Совершенно не понимаю, как это могло произойти. Стоял собачий холод, и не зная, куда деваться я просто так стояла и пялилась в железную дверь его дома. Продержавшись десять минут, я уже готовилась развернуться, как из подъезда вышла женщина и, ни о чем не думая, я юркнула внутрь.

Чтобы замедлить время, я поднялась пешком. Для чего замедлить время? Я так и не смогла ответить на этот вопрос. Оказавшись на нужном этаже, я прильнула к батарее, пытаясь согреть свои руки. Вечно забывала про перчатки. А вот он − никогда. Он берег свои нежные руки, как будто гребаный пианист.

Тепло быстро разморило меня. Устроившись удобнее, рядом с батареей, опустила голову между коленей. Что будет, если он меня застанет здесь? Что я смогу ответить? Растворяясь в тишине нового жилого дома, меня постепенно клонило в сон, а я совсем не сопротивлялась.

− Новый дом, а уже бомжи тут шастают! Совсем обнаглели!

Недовольный голос женщины, в красном полупальто, заставил меня открыть глаза. На часах, которые подарил отец, было без двадцати шесть. Значит я продремала около часа.

− Не бомж я, − сказала я тетке в спину.

− Ну и вали к себе домой тогда! Не бомж она!

В куртке завалялась жевательная резинка и я поскорей закинула ее в рот, чтобы не огрызнуться на напыщенную тетку в красном. Вот бывают же люди.

Дверь сотой квартиры отворилась, заставляя мое тело проснуться. Это было слишком неожиданно и таких совпадений не могло происходить в моей жизни, вообще. Дверь захлопывается и он возится с ключом. Его высокая фигура в светло-бежевом пальто и в черных брюках делали его похожим на какого-то актера, а не на того человека, которого я знала. Черные волосы, как всегда, идеально уложены.

Раздался звук телефона, и он быстро нажал на кнопку ответа:

− Что? Я же сказал иду. Жди.

Затем повернувшись, вызвал лифт. Я думала, что сегодня все-таки повезет и он меня не заметит. Но видимо, у судьбы были другие планы и он резко выглянул из угла.

− Что ты тут делаешь?

Я не знала, что ответить. Язык прилип к небу, и я никак не могла выдавить из себя, ни одного словечка.

Он стал спускаться. По мере приближения, его голубые глаза, казались еще светлее, что шло вразрез с его черными волосами. Высокий нос, острые скулы и четкая линия челюсти. На близком расстоянии, запах мужского одеколона, стал насыщеннее. Терпкий, горький и что-то такое знакомое, но слабоузнаваемое, вроде древесного аромата.

Он говорил негромко. Создавалось ощущение, что он вообще никогда не говорит громко. Вкрадчивый, спокойный голос, слышишь такой и ощущаешь, будто находишься на приеме у психотерапевта.

− Я спросил, что ты тут делаешь?

Его неприязненный взгляд заставлял сердце замирать, а руки холоднеть. Он смотрел не на меня, а пробирался внутрь, исследуя каждую клетку тела. Он был такой же, как и в день первой нашей встречи.

− Меня ждешь?

Я покачала головой. Его лицо озарила хитрая усмешка.

Он медленно просканировал меня с головы до ног. Затем резко, без всяких слов потащил меня наверх. В свою квартиру.

− Пойдем, согреешься.

При открытии двери, мягкий свет осветил коридор. Совершенно пустой, не считая пары обуви и шкафа. Оставляя меня одну, он прямо в обуви прошел вперед по квартире и, через пару минут, я услышала звук включенного чайника.

− Не стой там.

Я медленно побрела на его голос. Черные обои, белый стол, четыре стула, холодильник и кухонная гарнитура. Никаких постеров или сувениров. Ничего не указывало на присутствие женской руки.

Он поставил на стол шоколад. Горький. Я невольно поморщилась.

− Сахар положить?

− Две ложки, пожалуйста.

Впервые в жизни я находилась в мужской квартире, да еще и наедине с ее владельцем, который по непонятным мне причинам, относился не очень-то и дружелюбно.

Рядом с шоколадкой он поставил кружку чая. Опять же черный, без каких-либо рисунков или фраз.

− Пей.

Я руками обняла кружку, и по телу пробежала приятная дрожь.

− Да, в подъезде не так уж и тепло.

Мне не было дискомфортно. Ощущалось лишь умиротворение. Возможно, ощущая это в первый раз, я решила вернуться вновь.

Все время, что я пила чай, он не отрывался от телефона. Ему было совершенно безразлично, что практически, незнакомая девушка находилась у него дома. Даже неинтересно, что я тут делаю.

− Так, слушай, − он убрал телефон и посмотрел на меня. – У меня дела сейчас. Если тебе некуда идти, можешь остаться. У меня все-равно красть нечего, так что чувствуй себя, как дома.

Это было так внезапно, и я не знала, что ответить. Не получив от меня никакой реакции, он вздохнул.

− Еда в холодильнике. Вернусь через час.

Не знаю, насколько нормально то, что я делаю сейчас, но мне не было страшно. Хотя должно быть наоборот. А вдруг он что-то со мной сделает? Мало ли сумасшедших людей на свете.

Телефон пищал, требуя подзарядки, но я не видела в этом никакого смысла. Все-равно никто не звонит. Кроме сестры, мне никто не звонил. Она была единственным человеком, который заботился обо мне и любил всей своей душой.

Я всегда делала все, что требовали родители, но они так и не смогли проявить ко мне, хоть чуточку теплоты. Я была для них − нежеланным ребенком. Рыжим, худым и совершенно неуклюжим, не то что старшая сестра. В какие только кружки я не ходила. Балет, гимнастика, музыка. Ничего не способствовало превращению меня из гадкого утенка в красивого лебедя.

Злата была другой. Она была тем самым ребенком, на которого родители и вся родня, не могли нарадоваться. Она была красивой, но таковой себя не считала, ведь это все эфемерно. Она была умной, круглой отличницей в школе и окончила университет с красным дипломом. У нее был прекрасный жених, который любил ее со школы. Они собирались пожениться, но не успели. Авария забрала обоих.

А сейчас я сижу в квартире брата жениха Златы. Его зовут Паша. Павел Громов. В отличие от своего брата-близнеца, он обладал взрывным характером, буйным нравом и, не единожды, оказывался в полицейском участке. Родители не знали, что с ним делать и в итоге сплавили молодого человека за границу к родственникам. Сейчас он вернулся. Должен был на свадьбу, а оказалось − приехал на похороны. Как ни крути, а судьба любит пошутить.

Может, я оказалась здесь, вовсе не случайно. Этот человек не смотрит на меня с жалостью. Он не знает всей подробности семьи, с которыми знакомы все мои друзья или друзья родителей. Здесь, рядом с ним, я могу быть другим человеком. Не той маленькой забитой девочкой, которую никто не замечал и не любил, кроме сестры.

Остаток вечера я так и провела на стуле, ожидая хозяина квартиры. В голове не было и мыслей исследовать холостяцкое логово Громова. Это было бы неправильным, да я и не особо горела желанием узнать о нем что-то. Он вернулся ровно через час. Сняв верхнюю одежду, он направился в ванную и, через пару минут, оказался на кухне. Сел передо мной и отхлебнул из моей чашки. Видимо, он не любил сладкий чай или остывший чай. Возможно, остывший сладкий чай.

− Напомни, как тебя зовут.

Меня это задело. Мы встречались пару раз, когда я была с сестрой и ее женихом. Даже в этой квартире я бываю во второй раз, а он не удосужился запомнить мое имя.

− Соня, − ответила я, и зачем-то добавила, – София.

− Если некуда идти, можешь остаться. В гостиной есть диван.

Я знала, что все же влетит от родителей, но после сегодняшней ссоры, мне не хотелось возвращаться домой. Слишком много слов, сказанные матерью, было жестокими и безжалостными. Я их не заслужила. Тем более, завтра была суббота и значит, что на учебу мне не надо.

− Не бойся, насиловать не буду. Не доросла еще. Все нужные вещи в шкафу. Сама смотри. Есть новые зубные щетки в ванной, полотенца тоже.

Как всегда, краткость – сестра таланта. С этими словами он вышел из кухни и направился к себе. В гостиной стоял диван посреди комнаты, рядом был журнальный столик и шкаф. Этот человек явно привык жить в спартанских условиях.

Я довольно быстро справилась со всеми делами и лежа на чужом и, явно новом диване, думала, что сказала бы Злата, если узнала бы, что я ночую у Паши дома. Она его сторонилась, сравнивала с диким зверем, которого невозможно приручить. Он сам кого хочет приручит, а если нет, то сожрет с потрохами. Я считаю, что она была права. С таким человеком, как он, шутить не стоит.

Танцы и спиртное

Я могла бы дождаться его, но боялась, что это чересчур. Шея ныла от неудобной позы сна. Оглядевшись, сначала не поняла, почему нахожусь в этой комнате и вообще, где я.

Взгляд зацепился за записку на журнальном столике. Слегка корявым, но понятным почерком, записка гласила о том, что хозяин квартиры позже заберет у меня ключи. Эти самые ключи, как раз лежали перед моими глазами.

Как и где он это сделает, я понятия не имела, но квартиру я же не могу оставить открытой. Собрала вещи, которые были аккуратно сложены возле дивана и вышла из квартиры, в которой только что провела ночь. Думаю, что это было в первый и последний раз.

Когда я вышла на улицу, то почувствовала, погода решила не наказывать меня за легкомыслие. Было тепло, солнце приятно грело. Я всегда любила такую погоду, когда нет даже намека на ветер, который вчера буквально сносил меня с ног.

Мне хотелось перекусить где-нибудь, но в кармане не было ни копейки, пришлось вернуться домой. Ничего не оставалось, как пешком добираться до дома.

С порога, как только я сняла обувь, над головой раздался хриплый голос матери:

− Знаешь, ты могла бы и предупредить, что тебя не будет всю ночь.

Папа, как всегда, молчал, оставаясь в стороне от всех проблем. Он сидел на кухне и активно делал вид, будто ничего не происходит. Мама как-то нервно одергивала рукав халата, что было ей не свойственно. Неужели, она все-таки волновалась за меня?

− Батарея села.

Я прошла в свою комнату и закрылась. Настенные часы показывали пол десятого. Обычно, в такое время я еще спала убитым сном, но в чужом доме, особо не поспишь. Всю ночь мне снились странные сны с участием сестры и братьев Громовых. Они втроем строили какие-то козни против меня, и на утро я проснулась, совсем не в радужном настроении.

− Соня, открой дверь.

Я кинула рюкзак в угол дома и плюхнулась на кровать. Ручка двери повернулась и в комнату вошла мама. Красивая, высокая и статная. Злата была точной ее копией. Шелковистые волосы светло-медового оттенка, белая кожа и губы нежно-розового цвета. Но сейчас, в маме с трудом можно что-то разглядеть. Лицо осунулось, круги залегли под глазами. Даже морщины стали заметны, хотя я их никогда раньше, не замечала.

Смерть Златы изменила все. В доме перестали слышать ее пение, по утрам не пахло аппетитными блинами с черничным джемом, выветрился весь запах лилии, которые Дима дарил ей, чуть ли не каждый день. Даже наш кот теперь, целыми днями не вылезает из лежанки.

− Послушай, я знаю, что вчера погорячилась и наговорила много лишнего. Ты ни в чем не виновата, это я не сдержалась. Все так поменялось. На работе начались кое-какие проблемы, и я сорвалась на тебе.

Я рассматривала подол ее халата и поняла, что он чем-то запачкан. Мама, которая не могла выносить ни одного пятнышка на одежде, теперь стояла в грязном халате и смотрела куда угодно, только не на меня.

− Все в порядке. Я уже забыла, − соврала я. Мне не впервой.

Она подошла и встала рядом. Медленно, будто в замедленной съемке, она положила руку на мою голову. Рука была тяжелой. Теплой. Мягкой.

Сколько помню, она никогда надолго не задерживалась в моей комнате. Ни разу не сидела на краю кровати, не прибиралась и не проверяла, чем я занимаюсь. Мы никогда не обнимались и не целовали друг друга. Все делала за нее сестра.

− Соня, это не так. Я же вижу. Ты бы не ушла из дома, − в конце она уже перешла на шепот.

Мне хотелось кричать на всю квартиру. Чтобы она убрала свою руку и не приближалась ко мне. Чтобы я не начала снова чувствовать, это раздирающее одиночество внутри себя! Меня больше всего бесил тот факт, что только после смерти сестры, родная мать обратила на меня внимание.

− Я же сказала. Все нормально.

Становилось тесно. Снова хочется выбежать на улицу и слоняться там, как беспризорник. Быть наедине с собой и со своими мыслями. В такие моменты, я чувствую себя, более свободно. Вся это романтика одиночества так засела в голове, что я к ней привыкла и боялась, что кто-то вторгнется в мое пространство. До вчерашнего дня.

− Я надеюсь, что это будет последний раз, когда ты, без предупреждения, не ночуешь дома. Не заставляй нас нервничать.

Можно подумать, что я вообще когда-либо ночевала вне дома. По лицу было видно, что она еще что-то хотела сказать, но передумав, вышла.

Я поставила телефон на зарядку и открыла ноутбук. В личных сообщениях несколько непрочитанных от Ани. Бывшая одноклассница, с которой я хоть как-то общалась. Оказывается, моя мама писала ей. Я почувствовала легкий укол. Возможно все не так, как мне кажется и происходящее между мной и мамой, лишь подростковый возраст, в котором молодые люди считают, что их никто не понимает и не любит. Может, я просто все драматизирую.

Но я не хотела акцентировать на этом свое внимание. Я ответила Анне, что все в порядке и вышла из беседы. Пролистав ленту еще примерно час, мне захотелось есть. В доме Громова я не посмела заглянуть в холодильник, да и мне вообще, было не до этого. Я пыталась осмыслить поступок, который я совершила в состоянии полной беспомощности.

По дороге прислушивалась к звукам, доносившимся с верхнего этажа. Над нами жили весьма неприятные личности, хотя и выглядели, вполне нормально.

На кухне никого не было и приготовив пару бутербродов и чай, я вернулась к себе. Захватила на кровать ноутбук и включила фильм.

Уже ближе к вечеру, мне пришло сообщение в общем чате, куда добавил наш староста группы, что в ночь субботы на воскресенье планируется встреча в клубе в честь Международного дня студентов. Заодно, в более неформальной обстановке, все смогут перезнакомиться друг с другом. Многие ребята согласились, и раз я начала совершать странные поступки, несвойственные мне, то решила, что тоже пойду. Это университет, а не школа. Пора меняться.

В моем гардеробе не было шикарных платьев или модных нарядов для походов в клуб. Поэтому, я вытащила свою любимую черную футболку и такую же черную юбку. Подкрасив глаза и губы, я вышла из комнаты и направилась к родителям. Может чуточку, я и чувствую себя виноватой.

− Я пошла гулять. Буду поздно.

Я поскорее закрыла за собой дверь, чтобы они не успели ничего сказать.

На такси до клуба я добралась за двадцать минут. В этом районе я была впервые. Здесь не было пятиэтажек или старых полуразрушенных домов. Привлекательные дома с внутренним двориком, оборудованные детской площадкой с ограждениями. Правда, сейчас местами лежал снег, но можно представить себе, как тут летом красиво. На другой стороне возвышались бизнес-центры, где как раз горела яркая вывеска с названием клуба. Указатель показал, что надо обойти здание стороной, чтобы попасть внутрь.

− Силантьева?

Я обернулась на голос.

В ярко-желтой шапке и куртке неонового зеленого цвета стоял наш староста группы. Рома Мельник. Тот еще болтун. Вечно он носится, как ужаленный.

− Я тебя видел, когда ты из такси вылезала. Если честно, не думал, что ты придешь, − слегка удивленным тоном сказал он.

− Я тоже не ожидала, − сказала я, пожимая плечами.

− Ну, тогда погнали.

Он пошел вперед и приоткрыл мне дверь, пропуская вперед. Он пожал руки парням, что стояли возле дверей и нас спокойно пропустили.

Музыка была слишком громкой. Меня даже слегка оглушило от такой громкости. Прикрывая уши руками, я следовала за старостой. Внутри клуба было темно и только местами горели светодиоды, но я все-равно спотыкалась на каждом шагу. Хорошо, что Рома шел впереди и не видел всего этого.

Мы лавировали между столиков и, только за углом, остановились. Рома резко остановился, и я не успев сориентироваться, налетела на него.

− Эй, Силантьева, ты там поаккуратней, а то девушка моя очень ревнивая, − прокричал мне в ухо староста, ухмыляясь совершенно по-дурацки. – Ребят, всем привет!

Одногруппники радостно друг друга приветствовали. Ну точнее, кто как. Я всем помахала и присела рядом с девушкой в красном платье. На столе уже стояли различные напитки.

− Ну что, ждем еще пару ребят и нальем что-нибудь, дабы согреться, а девчонки? Если кто не знает, а таких, наверное, нет, то запоминайте. Я – Егор. Егор Трофимов. Гроза девичьих сердец и любимчик всех женщин за пятьдесят, – ушастый парень подмигнул девчонкам, которые теснились в углу диванчика и весело расхохотался.

После небольшого количества алкоголя, атмосфера стала более расслабленной. Большинство ребят уже разбились по группам и активно общались.

За три месяца учебы в университете, я так и ни с кем не сдружилась, но сейчас же, после нескольких глотков алкогольного коктейля, я ощутила потребность в общении, и мой язык − трещал без умолку. Я никак не могла остановиться. Рядом со мной сидел тот самый староста Рома, его друг Тима и две девушки Вика и Лейла.

Мы спорили о методе преподавания преподавателя по истории искусств. Спор становился более разгоряченным, градус алкоголя все повышался. Лейла предложила всем пойти танцевать, и мы всей толпой двинулись к танцполу.

Музыка мне уже не казалась громкой. Наоборот, она стучала в такт моему сердцебиению. Я чувствовала будто парю над людьми, что находятся здесь. Количество выпитого алкоголя давало о себе знать, спиртное, попадая в кровь, приятно разливалось по телу, оставляя после себя легкое покалывание на коже. Я закрыла глаза, покачивая бедра в такт музыке, при этом, еще вскидывала руки вверх, представляя, как дотрагиваюсь до светящихся звезд в небе, которые были, лишь светодиодами. Может я и вовсе танцевала не под музыку, но мне было наплевать. Я самозабвенно растворялась в музыке, не отдавая себе отчет.

Вокруг мелькали незнакомые лица. Кто-то уже пристроился сзади и его руки были на моей талии. Я развернулась лицом к человеку, но так и не открыла глаза. Я хотела поделиться с ним своей энергией и счастьем, которая рвалась наружу, поэтому посильнее прижалась к нему. Приятный запах одеколона окутал меня, смешиваясь с музыкой, творя невероятное комбо для моего первого танца в ночном клубе.

− Эй, я же говорил, что у меня есть девушка, Силантьева, не доводи до греха.

Ах, это же Ромка.

Музыка сменялась одна за другой. Коктейлей становилось все больше. Возможно в одном из бокалов была водка. В одно мгновение, когда я стояла за очередным напитком, почувствовала что-то вот-то грохнусь. Алкоголь уже впитался, и я достигла нужной кондиции. Не успев схватиться за барную стойку, я рухнула на кого-то.

− Тебя я как раз искал.

Я подняла глаза, надеясь увидеть Ромку, так как кавалером на сегодня, являлся именно он. Не знаю, как он смог схватить меня, тщетно пытаясь поставить меня на ноги. Но я ошиблась. На меня смотрел вовсе не зеленоглазый Ромка, а тот, у кого были льдисто-голубые глаза. И их обладатель был очень зол, судя по складке между бровей.

− Собралась, и пошла за мной, − он отпустил меня и пошел в сторону выхода.

Как только черноволосый отошел от меня, ноги подкосились, и я осела на пол, который вибрировал из-за танцующих людей, а также из-за битов, доносящихся из колонок. Через пару минут, человек, который оставил меня, вернулся. Снова недовольный и злой. Он пытался поставить меня на ноги, но его попытки не увенчались успехом, тогда ему ничего не оставалось, как перекинуть меня через плечо. За время полета я успела увидеть космос.

− Моя сумочка, − проблеяла я.

− Где?

Мы пробрались к ребятам и никак не среагировав на ошалелые взгляды, он забрал мои вещи.

− Эй, парень. Она с нами, − Ромка приподнялся с дивана.

− Была, − коротко ответил Громов.

Ромка все же приблизился к нам.

− Поставь ее на землю. Девушка с нами и ты никуда ее не уведешь.

Веселое выражение лица старосты, как рукой сняло. Рядом приподнялись одногруппники.

Низкий хриплый смех Громова заставил кожу покрыться мурашками.

− Детвора, идите развлекаться. Ее я отвожу домой. К ней домой, а не к себе.

Ромка все еще стоял на пути.

− Ты не понял. Оставь ее или пеняй на себя, мажор.

− Все нормально, − буркнула я. – Он знакомый.

Громов, после моих слов, прошел мимо Ромки и направился к выходу. По дороге я раскачивалась из стороны в сторону, и алкоголь все ближе подступал к горлу. Складывалось впечатление, что он очень скоро выйдет наружу и только тогда, мое головокружение пройдет.

Когда меня вынесли на улицу, я почувствовала свежий воздух и, тошнота отступила. Зато голова не переставала гудеть. А еще, мне хотелось спать.

Громову видимо, было не тяжело, и он донес меня до машины. Красивая, белая и дорогая. Он затолкал меня внутрь и пристегнул ремнем. Не знаю, зачем он это сделал. Будто я не справилась бы сама. В машине было очень холодно. Часы показывали пол второго. Я приехала в клуб примерно в одиннадцать. Ну, я довольно весело провела время. Никаких мыслей. Никакой грусти. Думаю, этот первый поход в клуб запомнится надолго. И это была последняя минута, когда я была в сознании.

Недоброе утро

На утро я ощутила весь результат вчерашнего дня. Голова трещала так, будто готова вот-вот расколоться пополам, во рту было очень сухо и наверняка, целое ведро воды не могло бы унять мою жажду. Ноги гудели от танцев. Тело пропахло алкоголем и сигаретами.

Я пошарила рукой под подушкой в поиске телефона, но так и не нашла. Все-таки не утро, а уже день. На тумбочке, чьей-то заботливой рукой, был оставлен стакан воды с таблеткой, видимо от похмелья. Проигнорировав спасение от моего нынешнего состояния, я поплелась в ванную, стараясь не упасть по дороге. Холодный душ, вот что взбодрит меня.

После всех процедур, мое тело явно проснулось, и я начала вспоминать событие минувшей ночи. Последнее, что я помню, как садилась в машину. Это не мог быть Ромка, так как он тоже пил. Такси? Черт, но кто-то же посадил меня туда. Может Лейла с Викой. Лейла точно не пила.

В квартире было тихо, значит никого нет дома. Каждое воскресенье родители ходили на могилу сестры. Я никогда с ними не посещало это место памяти, только в день похорон. Если они и упрекали меня, то только молча. Мы привыкли молча общаться.

Сменив одежду, я в приподнятом настроении, направилась на кухню, чтобы позавтракать. Чувствовался жуткий голод, так как со вчерашнего вечера, в моем желудке были лишь одни коктейли.

Проходя мимо комнаты сестры, остановилась. Я там ни разу не была, со дня ее смерти. Помню, как было страшно туда заглянуть и не увидеть ее там. Порой проходила мимо и видела, как они весело болтали там с Димкой. Их невозможно было разлепить, он будто жил в нашем доме, хотя и имел собственную квартиру.

Мама только один раз перебрала ее вещи. Я слышала, как она плакала тогда, и мне хотелось зайти и утешить мать, побыть с ней, но я так и не сумела переступить порог комнаты сестры.

Сейчас, пока никого нет, я решилась сделать это. Рано или поздно, все-равно придется, потому что… потому что так надо. Несколько раз я видела, как она писала что-то в свой блокнот, который на самом деле, оказался дневником. Она объясняла, что память может подвести, а записи − никогда. Я же считала это − пустой тратой времени. В ответ, она шутила, что после смерти, оставит свой дневник для меня.

Рука потянулась к ручке двери и надавила. Медленно и с особой осторожностью, я приоткрыла дверь. Сердце с каждым ударом билось все быстрее. Ладони начали потеть и мне хотелось вытереть их об халат, но они прилипли к двери. Я как-будто слышала, как сестра зовет меня в комнату. Она звонко смеется и говорит, чтобы я поторопилась.

Звук поворота ключа в замке заставил меня захлопнуть дверь. Я выпрямилась и, за пару шагов, преодолела расстояние до своей комнаты. Я залезла на кровать и укрылась с головой, несмотря на мокрые волосы после душа.

Я была почти готова зайти в ее комнату. Могла встретиться со своим страхом, унять чувство вины перед ней, оказавшись там. Может, я узнала бы причину их гибели, потому что знала, как Дима хорошо водит машину и вряд ли он потерял управление. Так нам сообщили.

− Она, наверное, спит, − услышала я папин голос. – Ты могла бы с ней поговорить. Вчера она пришла пьяная. Что потом?

− Ты сам не хочешь? – мама явно была раздражена. – Она, между прочим, и твоя дочь тоже.

− Лида, ты мать, тебе проще…

− Мне проще? Мне проще?! Да что ты говоришь! Вчера этот Громов приперся к нам, как не бывало! Ты хоть знаешь, как мне плохо было? Видеть его лицо… Это его брат погубил нашу дочь! Из-за Димы умерла Злата! Теперь еще и Соня! А ты просто остаешься в стороне и делаешь вид, что все тебя не касается.

Раздался хлопок двери и в квартире воцарилась тишина. Снова мама плачет. Я слышу, как она пытается задушить эти рыдания. Мои же глаза остаются сухими. В них никогда не было слез. В день, когда я убежала из дома, мама обвинила меня в бездушности и черствости. А еще, она сказала, что это должна быть я, а не Злата. Эти слова убили во мне любовь к ней. Вчера она даже не извинилась, а попросту сослалась на проблемы в своей компании. Меня раздражает, что я постоянно зацикливаюсь на этих моментах, хотя и дала себе обещание просто забить на это. Раз они могут, почему я не могу.

Где-то завибрировал телефон. Я еле отлепила от себя мокрую подушку и прислушалась. Сумочка лежала на рабочем столе и звук вибрации шел именно оттуда. На дисплее я обнаружила незнакомый номер.

− Алло?

− Вчера я так и не забрал свои ключи. Будь добра, принеси мне их.

− Прямо сейчас? – ничего лучше я не нашла, как спросить это.

− Да. Жду в подъезде.

Разговор окончен. Я минут пять пялилась на телефон, недоумевая. Откуда-то этот человек узнал мой дом, а теперь, еще и номер телефона.

Ключи от его квартиры лежали на тумбе. Я взяла их и уже рванула к двери, но вовремя вспомнила, что не одета. Накинув первое попавшее, я приоткрыла дверь, надеясь не застать маму в коридоре. Будто услышав мои мысли, мама приподнялась с колен и ушла в свою комнату, волоча за собой голубой шарф сестры. Тот, что она связала ей на восемнадцатилетние.

На цыпочках я прокралась к входной двери и, как можно тише и быстрее, вышла из квартиры. В подъезде никого не было, и тогда я выглянула на улицу. Неподалеку была припаркована белая машина. Через лобовое стекло я увидела его черные волосы. Сегодня они не были уложены, а свободно падали на лоб. Заметив меня, он вышел и непринужденной походкой направился ко мне. Но мне казалось, что его непринужденность была напускной. Его глаза осматривали улицу, цепляя каждую деталь.

− Вчера ты мне казалась веселее, − с ехидной ухмылкой заговорил он. – Куда подевалась девочка-зажигалка?

Вчера? Я напрягла свои мозги. Не может быть!

− Ты даже не помнишь, что я отвозил тебя домой? – Громов поцокал языком и покачал головой. – И как тебя родители отпустили? Тебе восемнадцать-то хоть есть?

Я протянула ему ключи, желая, чтобы этот самоуверенный идиот побыстрее свалил от меня. У него сегодня, явно хорошее настроение, раз он болтает не умолкая.

− Как ты меня нашел в клубе? – наконец спросила я.

− Залез в твои соцсети, − он пожал плечами, как-будто это было в порядке вещей.

Старший Громов развернулся и сев в машину, уехал, оставив меня, с открытым ртом, стоять у подъезда. Какого черта?! Что значит, залез в соцсети? Твою ж…! У меня на столе включенный ноутбук остался! А мама значит, пустила его в мою комнату.

Я побежала на третий этаж и чуть не выломала дверь собственной квартиры. Точнее, родительской.

− Мама! Как ты могла пустить его в мою комнату? – прокричала я на весь дом.

Из кухни вышла мама. На ее лице уже не было ни намека на слезы.

− Павел сказал, что ты взяла у него какую-то вещь и ему она срочно понадобилась. Поэтому я впустила.

− Он рылся в моих вещах!

Я была зла. Настолько, что начала кричать на маму, не думая о последствии.

− Не надо было у него ничего брать.

С этими словами она развернулась и вернулась на кухню.

− Ты не имела права так поступать! Это была не твоя комната! – я последовала за ней.

Она что-то нарезала и не обращала на меня внимание.

− Если бы это была комната Златы, то ты бы его не пустила. Я права?

Нож завис в воздухе.

− Конечно права, − самой себе ответила я. – Твоя Злата – твоя драгоценность и ты бы никому не позволила ее обидеть. А до меня тебе и дела нет! Зачем тогда родила? Лучше быть сиротой, чем дочерью такой матери!

Злость и обида бешено неслась по венам, требуя, чтобы ее выпустили. Хотелось перебить всю посуду в доме, пройтись ножом по кожаному дивану, оторвать от стен семейные портреты и сжечь их дотла. Избавиться от иллюзии идеальной семьи, в котором не было места для меня.

Зная, что не получу ответы на свои вопросы, я вернулась к себе. Мысль об переезде, с каждым разом, становилась разумнее. Все-таки стоит переехать к бабушке, хоть она и живет очень далеко от университета. Так продолжаться не может. Скоро мне как раз исполнится восемнадцать, и я тогда, на полном основании, могу уйти из этого дома. Но до этого, я должна себя пересилить и забрать то, что оставила мне сестра.

В универе

Аудитория наполнялась студентами, а я уже давно заняла свое любимое место. Среди вошедших я заметила того самого Ромку. Он о чем-то увлеченно болтал с ушастым Егором. Парни прошли в конец аудитории и сели позади меня.

− Сонька, ты живая, что ли? – толкнул меня в плечо Егор.

Что за фамильярность? Я отодвинулась от спинки стула, стараясь, как можно дальше находиться от его рук.

− Троф, ты че руки распускаешь? – подал голос Ромка. – Сонь, привет. Ты как? Я писал тебе, но ты не отвечала.

Рома и вправду писал, только я вчера не была в настроении отвечать кому-либо.

− Все нормально, Ром, спасибо.

− Эй, а кто это был? Твой парень? – снова сунулся Трофимов. – Знаешь, ты тут парням приглянулась. Я не про себя, если что. Ты не в моем вкусе. Слишком дрыщавая, но ничего такая.

Я готова была провалиться от такого сомнительного комплимента. Гроза девичьих сердец, блин.

Ко мне подлетели Вика с Лейлой. Они присели рядом, не спрашивая разрешения, и мне пришлось отодвинуться на край стола.

− Привет всем! Ну, что, красавица, рассказывай. Ты что, сбежала от своего парня?

Я закатила глаза. Ну что за банальщина?

− Нет, он не мой парень.

Вика поиграла бровями и облизнулась.

− Тогда оставь мне его номерок.

Лейла шлепнула ее по руке и пригрозила пальчиком.

− Я все отцу расскажу.

Из вчерашних посиделок я узнала, что отец Лейлы женился на матери Вики. Девочки были, словно родными сестрами. Одни увлечения, интересы, взгляды, а по окончанию одиннадцатого класса, обе решили поступить сюда.

− Ну, он весь, такой мачо. Закинул на плечо и давай шагать. Ради такого, я бы постоянно сбегала.

Я бы еще долго слушала причитания Вики, если бы в аудиторию не зашел преподаватель. Он нам сообщил, что завтра мы должны посетить галерею французского скульптора. Поступая на искусствоведа, я мечтала окунуться в мир красоты и духовности, чего не хватало в моей жизни.

− О! Первая вылазка, − подтолкнула меня Вика. – Может встретимся где-нибудь и вместе доедем?

Я повернулась в ее сторону. Когда я училась в школе, со мной общалась только Аня, так как мы сидели вместе очень долгое время. С ней никто не хотел дружить из-за отсутствия правой руки, а со мной не хотели общаться, потому что я была изгоем.

Мы именно общались, а не дружили. Мы не ходили в кино и не рассказывали друг другу о своей первой влюбленности. Просто парой фраз перекидывались в школе или в соцсетях насчет домашнего задания. Она не пыталась со мной подружиться, и я к ней не лезла. Так прошли мои школьные годы, вплоть до одиннадцатого класса.

Сейчас Вика с Лейлой вопросительно на меня смотрели, ожидая ответа.

− Было бы неплохо, − слабо улыбнулась я.

− Заметано. Парни, вы как? – Вика обернулась к парням.

Как ей это так легко удается?

− Да, я на тачке. Могу подвезти.

− Егор, на твоей колымаге мы далеко не уедем и тогда не посмотрим на сексапильного француза, − фыркнула Вика.

Лейла захихикала.

− Откуда ты знаешь, что он сексапильный? Вдруг это обрюзгший старый дед с сальными волосенками и бородкой, как у козла?

− Ну ты и извращенец, Мельник.

− Весь в тебя, − огрызнулся Рома.

− Свиридова и Мельник, мы вам не мешаем? – сделал им замечание преподаватель.

Вика быстро повернулась и уткнулась в тетрадь. Лейла все также хихикала над ней. Может даже злорадствовала. Сейчас, я точно знаю, что в этой компании, мне будет комфортно. С девочками я смогу подружиться. Начну общаться, как все нормальные люди, а не прятаться на переменках в надежде, что кто-то не попытается поиздеваться над изгоем.

− Соня, все из-за тебя, − прошипела в мою сторону Вика.

− Так тебе и надо, − показала ей язык Лейла.

Весь остаток дня мы провели вместе. Я, Вика с Лейлой и Рома с Егором. После лекции, мы впятером завалились в пиццерию, чтобы посидеть. Это была идея Егора. И его машина была очень красивой, а не колымагой, как говорила Вика.

В этот день, я говорила так много, как не говорила за все свои семнадцать лет. Самое главное, что меня слушали. Мы шутили, кидались едой и обменивались контактами. Я поняла, что открыться новым людям, не так уж и страшно. Что не все такие, как мои бывшие одноклассники. Не такие, как мои родители. Если бы только сестра была рядом. Она могла порадоваться и гордиться мной, что я смогла завести себе друзей.

Перекресток

На перекрестке еще не загорелся зеленый сигнал светофора, как все рванулись с мест и пронеслись мимо меня, не оставляя шансов перейти дорогу. Егор нетерпеливо посигналил, а мне осталось лишь пожать плечами, не полезу же я сейчас на дорогу. Ждать пришлось долго и после смены светофора, я побежала к машине одногруппника.

− Ну, ты и тормоз. Могла бы давно перейти дорогу, – проворчал Егор.

− Ага, чтобы ее сбили и потом нам пришлось ее мозги соскребать с асфальта. Ты такой милый, Трофимов, − пнула его сидение Вика.

− Привет, − поздоровалась я со всеми.

Вика с Лейлой поочередно чмокнули в щеку, и я слегка смутилась от такого теплого приема с их стороны.

− Привет-привет, − отозвался Рома. – Готова лицезреть творения французского скульптора?

− Я в этом ни черта не понимаю, − вдохнула Лейла.

− И не надо. Нужно просто смотреть на эти непонятные композиции и делать умное лицо, − вклинился Егор.

− С твоим лицом такое не прокатит, − съехидничала Вика.

− Между прочим, этот скульптор уехал из России в девятнадцать лет и больше не возвращался, − сообщила Лейла, открывая Википедию.

− Ну, я бы тоже свалил, если бы не предки. Они у меня жуткие патриоты.

− Если бы у меня был такой сын, как ты, держала бы подальше от себя.

Что-то Вика с Егором слишком остро на друг друга реагируют, вроде ничего такого не произошло. Возможно, они неравнодушны друг к другу. С одной стороны, парень спортивного телосложения, с другой девушка модельной внешности. Светловолосые Егор и Вика смотрелись бы очень гармонично.

До галереи мы добрались не так быстро, как хотелось, поэтому отстали от группы. Нас еле-еле пропустили, и мы догнали “своих” уже на втором этаже, где сухонький старичок экскурсовод вещал о биографии французского скульптора российского происхождения.

Очень мало работ было представлено в галерее. В основном скульптор работал в стиле кубизма, приближенное к экспрессионизму. В галерее были лишь представлены фотографии работ, самих же композиций было очень мало. Его основная коллекция хранилась в Париже.

Вика со скучающим видом рассматривала стены в отличие от сестры, которая с открытым ртом слушала старичка. Многие ребята тоже старались слушать, проявляя уважение, но по лицам было видно, что они мечтали оказаться, вовсе не здесь.

Лейла была наполовину грузинкой. У нее было красивое овальное лицо с загорелой кожей, большие темно-карие глаза и длинные густые ресницы, которым можно было завидовать до бесконечности. Не то что мои. Вика была выше, чем сводная сестра, к тому же. она была блондинкой со светлой кожей. По характеру, Вика была более темпераментнее, чем сестра. В остальном девушки были схожи, словно близняшки.

Так как, кроме посещения галереи, у нас ничего не было, все решили сходить перекусить. Время было пол пятого, а зашли мы, примерно в час. После перекуса, Вика предложила сходить в кино. В прокат вышел самый ожидаемый триллер этого года, и ребята единогласно решили пойти. Я пыталась сбежать, но бульдожья хватка каратиста Ромы пригвоздила меня к полу и почти силой потащил меня в зал. Не люблю я смотреть такое кино, эти фильмы не для меня.

В зале было очень много народу. По словам Вики, был солд-аут. Не знаю, как мы, при этом, смогли купить пять билетов, недалеко друг от друга. Я пыталась сесть с Викой, но Егор опередил меня и пришлось сесть рядом с Ромой. Соседнее место пустовало, и я скинула все туда наши вещи.

− Сонька, если что, хватай Ромыча, он тебя защитит от всех злодеев, − подмигнул Егор.

Рома шутливо ударил Егора, но тот все-равно поморщился.

− Не могли бы вы убрать вещи?

Я подняла глаза на девушку, которая стояла рядом с соседним креслом.

− О! Конечно.

Она меня поблагодарила и присела. Человек, который опустился рядом с ней, я могла бы узнать из тысячи других людей. Эта нестандартная внешность заставляла людей оборачивать свои головы. Я натянула ворот пальто повыше в надежде, что он меня не заметит.

Действие фильма уже разворачивалось во всю, и я чувствовала себя неуютно. Жестокость, насилие и крики жертв не приносили мне никакого удовольствия. Я заерзала на кресле. Как назло, сиденье было совсем неудобным, и шея затекла.

Пару раз я вскрикнула от неожиданности и утыкалась соседу в плечо. Роме было либо наплевать, либо фильм был настолько интересным, что он не обращал на меня внимание. Девушка по соседству, тоже постоянно дергалась, и подолгу держала за руку своего избранника, который находился справа от нее.

В середине фильма, где главного героя пытают, я думала, что все же стоит выйти. К тому же, было очень душно. Я прошмыгнула мимо ребят и по-быстрому выбежала из зала. Отошла в конец коридора и попыталась дышать через нос.

Меня всегда мутило от вида крови. Это даже, скорее всего, боязнь. В любом виде, будь это фильм или реальность. Любая незначительная рана с капелькой крови бросает меня в пот, заставляя руки и ноги холодеть, а голова кружиться.

В третьем классе, при виде раны одноклассника, ревела очень долго и пряталась под парту, отказываясь выйти, срывая урок. Учительнице пришлось вызвать родителей в школу. Наказана на неделю, никакого телевизора и компьютерных игр.

В седьмом классе сбежала с уроков, когда у соседа по парте пошла кровь из носа. Наказана на неделю.

Таких случаев не так уж и много, но после всех этих происшествии, я и стала изгоем в классе. Дети жестоки, они не любят тех, кто отличается от них. И знают, что над слабыми всегда можно поиздеваться. На их фоне удобно самоутверждаться.

Когда я училась в девятом классе, задира школы Никита Чернов, который на тот момент учился в одиннадцатом, принес нож в школу и при мне сделал порез на руке. Я забилась в угол коридора и кричала, чтобы он остановился. Одноклассники лишь стояли и снимали на камеру. Только с приходом учителя все прекратилось, и я ушла.

− Если я не ошибаюсь, то малолеток вроде тебя, не должны пускать на такие фильмы.

Я резко обернулась, от чего голова все же закружилась. Я успела схватиться за стену, но холодные руки Громова, уже были у меня на талии.

Сегодня он выглядел, как ботаник. То же бежевое пальто, черная водолазка, того же цвета отутюженные брюки. На лице красовались очки в круглой оправе. Только кипы книг в руках не хватает. Весь такой аккуратный и прилизанный, но у меня язык не поворачивался назвать его заучкой. Отрежет тот самый язык, не моргнув и глазом.

При близком расстоянии, я заметила, что на его лице не было ни одного изъяна. Ни прыщей, ни шрамов. Такое чувство, что над его лицом трудился скульптор, отшлифовывая все недостатки, оставляя лишь идеальные черты.

В нем был какой-то магнетизм, приковывая мой взгляд. Он напоминал мне аристократа времен Петра Первого.

Видя, как я разглядываю его лицо, Громов усмехнулся, наклоняя голову. Он снисходительно рассматривал меня, как тогда на лестничной площадке, но сейчас, в его глазах была какая-то ласковость. Он смотрел на меня, как на милого щенка. Не знаю почему меня этот факт так взбесил, что я резко сбросила его руки от себя.

− Здравствуй, − проявила я свою вежливость.

− Довольно неожиданно, что мы тут встретились. Как думаешь?

− Ты что, преследуешь меня?

Громов закинул голову и расхохотался так громко, что контроллер выглянул из угла. Его смех был глубокий, возможно даже приятный, если бы он не был таким обидным. На обеих щеках у него были ямочки, а у его младшего брата их не было.

− Не обольщайся, милая, зачем ты мне сдалась?

Я покраснела, ругая себя за глупость. Конечно, зачем ему я, когда та симпатичная девушка была его парой.

− Я тут искал тебя на днях, но думал, что не стоит приезжать к тебе домой. Твоя мать не очень-то благосклонна ко мне. Хотя я ничего и не натворил.

− Зато твой брат еще как, − фраза сорвалась у меня с языка прежде, чем я успела подумать.

Если бы глазами можно было убивать, то я бы уже валялась на полу, бездыханная. Его лицо оказалось всего лишь в нескольких сантиметрах от меня, и я чувствовала его дыхание. Не знаю почему, но в этот момент, мое сердце пропускает удар. Затем, с ускорением начинает набирать оборот. Его рука движется к моей щеке, и я ощущаю, как холодные руки, почти ласково гладят меня.

− Ты не знаешь, что говоришь. Поэтому, будь добра, не лезь в дела взрослых.

От его голоса, внутренности сжались в тугой комок. Его холодные глаза впились в мое лицо. Такой тяжелый взгляд, от которого мне хотелось закрыть лицо руками. Это не только я потеряла сестру, но и он брата. Об этом я как-то забыла.

− Соня?

Я отпрянула от него и увидела, как Рома быстрым шагом приближался к нам.

− Все в порядке? – он с подозрением косится на Громова.

Я киваю.

− Роман, − протянул он руку человеку, который пару минут назад, пытался убить меня взглядом.

− Павел.

Рома точно не узнал его, а Громов, судя по насмешливому взгляду, понял кто перед ним. Одногруппник был на полголовы ниже Громова, но по телосложению крупнее. Если бы возникла драка, я бы ставила на старшего близнеца. Парень с младых лет участвовал во всевозможных уличных драках и знает все подлые приемы, которыми можно уложить противника. Это были слова его брата, а ему я верила.

После обмена рукопожатиями, я буркнула слова прощания и собралась, по-быстрому, слинять с Ромкой, но не тут-то было. Пошарив рукой в пальто, Громов кинул в меня что-то и только, уронив вещь, я поняла, что это были ключи. Я подняла их с пола и вопросительно посмотрела на него.

− Мне придется на пару дней из города уехать. Покорми щенка. Вся еда куплена.

От такой наглости у меня отвисла челюсть. Он сказал таким обыденным тоном, будто мы были чуть ли не лучшими друзьями, и его просьба была в порядке вещей.

− У тебя же нет собак.

Он изогнул левую бровь.

− А теперь есть.

Он ушел, не оставив мне шанса возразить и отказаться от его предложения. Что-то этот человек не ввяжется у меня с любителем собак. Такой, как он скорее всего бы бросил их где-нибудь в подворотне.

− Не знаю, что вас связывает, но этот тип не кажется мне адекватным, − услышала я голос Ромы.

Я была полностью с ним согласна. Просьба покормить его собаку и впрямь выбило меня из колеи. Он мог бы попросить свою девушку сделать это, отдать родителям или другу, в конце концов, а не мне. По сути, незнакомой девушке, которая лишь раз переночевала в его квартире.

Остаток фильма я провела в раздумьях. Рома тоже, как мне казалось, не особо внимательно смотрел кино. Он то и дело косился на меня. Пару раз мы соприкасались плечами.

− Ты куда так надолго пропала? Полфильма пропустила. Там так страшно было, Егор даже чуть завизжал и прижался ко мне, как девчонка, − расхохоталась Вика, беря меня под руку.

Мы сели в машину, и Егор начал выезжать с парковки.

− Да в туалете очередь была, − ответила я, как можно тише, чтобы Рома не услышал.

Мой ответ устроил ее, и ребята стали обсуждать фильм, а я уставилась в окно. Время почти восемь, а на дорогах уже во всю горят фонари. Помню, как с Златой и Димой постоянно выезжали вечером погулять. Могли либо в кино пойти, либо просто кататься в машине, слушая музыку на полную громкость. Они старались, как можно чаще вытаскивать меня из дома, чему я не противилась.

Подбросив меня до дома, ребята уехали. Я вместо того, чтобы зайти в подъезд, направилась в другую сторону. С одной стороны, меня распирало любопытство, а другая сторона шептала, что лучше вернуться домой и начать делать домашнюю работу по истории искусств.

Оказавшись внутри пустой квартиры, я осмотрелась, чтобы удостовериться в отсутствии хозяина. Виновник моего позднего визита я нашла в корзинке на кухне. Он смотрел на меня глазками-пуговками и радостно вилял хвостом. Абсолютно черный песик без каких-либо намеков на другие светлые пятна. Скорее всего дворняжка, хотя, я и не особо разбираюсь в породах собак. Две передние лапы щенка были перевязаны, но это не остановило его, и он, не учуяв угрозы с моей стороны, пополз.

Я присела перед ним или ней. Громов не удосужился назвать мне имя собаки. Хотя скорей всего, это он сбил щенка. Совесть, видимо у него все же была, не позволила его бросить на дороге, вот и притащил домой. Как благородно.

Я покормила собаку строго соблюдая инструкцию, оставленной заботливой рукой нового хозяина. Также тут были расписаны дни приемы у ветеринара. Видимо, он нанял меня догситтером без моего ведома.

− Что мне с тобой делать?

Я погладила щенка по голове. Сытый и довольный, он покоился на моих коленях и уже начал засыпать. Одного мне не хотелось его оставлять. Да и домой я тоже не могу забрать. Начнутся расспросы, может мама вообще заставит выкинуть на улицу, а про строптивого кота Гордона, я вообще молчу. Перегрызет щенка и не подавится. Он только к Злате ласкался, больше никого он не принимал. Сестра назвала его в честь знаменитого британского шеф-повара и свой, далеко не покладистый характер, кот точно перенял у него.