Как мы меняемся (и десять причин, почему это так сложно)

Глава 1. Как я сюда попал? Десять причин не меняться и страх надежды

Кто чувствует себя предназначенным для созерцания, а не для веры, для того все верующие слишком шумливы и назойливы – он обороняется от них.

Фридрих Ницше

Более 30 лет клинической практики – с пациентами с серьезными психическими расстройствами и с обычными людьми, которым требовалось не более одного визита в неделю, – позволили мне осознать, какой властью обладает нежелание меняться. Но именно пациенты с тяжелыми психическими расстройствами позволили понять скрытые, привлекательные и обоснованные причины, по которым нам не хочется что-то менять.

Быть пациентом психиатра непросто. Наше общество склонно налагать клеймо на страдающих от душевных расстройств, таким людям сложно освоиться в школе или на рабочем месте, выстроить отношения с соседями. Модели поведения и чувства, выбивающиеся из некой идеализируемой нормы, безжалостно трактуются как требующие медицинского вмешательства. Люди, отвергнутые обществом, ограниченные в своих возможностях, получают от окружения сигнал о своей безнадежной ущербности. Они живут на пределе человеческих возможностей, во власти социальной изоляции и разочарования в себе. Но именно они могут научить нас кое-чему важному. Их опыт – это общечеловеческая мудрость.

Многие из тех, с кем я работаю, нашли удивительный способ измениться и идти вперед, несмотря на серьезный деморализующий опыт. Они возвращаются в школу или в коллектив, развиваются профессионально, возобновляют занятия спортом, заводят друзей, находят любимых. Однако многие охраняют существующую реальность как святыню и отказываются от перемен. И тем и другим есть что рассказать нам о сложной и часто парадоксальной природе личностных изменений.

1. Сопротивление изменениям защищает от осознания, что ты одинок и сам несешь ответственность за свою жизнь.

2. Сопротивление изменениям позволяет не думать о том, «что дальше».

3. Сопротивление изменениям защищает от неизвестности.

4. Сопротивление изменениям защищает от собственных ожиданий.

5. Сопротивление изменениям защищает от ожиданий других.

6. Сопротивление изменениям защищает от осознания своего места в жизни.

7. Сопротивление изменениям защищает от осознания, как далеко вы от цели.

8. Сопротивление изменениям защищает ваши воспоминания о перенесенной боли.

9. Сопротивление изменениям защищает от изменения взаимоотношений с окружающими.

10. Сопротивление изменениям защищает от изменения взаимоотношений с собой.

Я начал формулировать принципы механики изменений в молодости, будучи социальным работником в Уолтеме, штат Массачусетс, когда занимался групповой работой с пациентами с различными психическими заболеваниями. Группа была открытой: одни постоянно уходили, а другие присоединялись. Со временем у меня возник вопрос: почему участники группы упорно сопротивляются положительным изменениям?

Несколько лет подряд я систематически задавал этот вопрос пациентам. Несмотря на различия между людьми, ответы были удивительно схожи.

Однажды ночью я сел и классифицировал ответы. Я пришел к выводу, что у каждой причины сопротивления изменениям есть свои внутренние логика и обоснование. Я стал рассматривать желание оставить все как есть в качестве образа действий, как некий ответ для тех задач, которые не решаются изменениями. Это касается даже таких ситуаций, где перемены напрашиваются сами собой. Я назвал получившийся список «Десять причин не меняться» и показал своей группе.

С пациентами мы анализировали моменты, которые представляют наибольшие трудности для пациентов. «Десять причин» стали мощным инструментом. Отказавшись от примитивного категоричного восприятия «перемены – это хорошо, а статус-кво – плохо», мы с любопытством присмотрелись к желанию ничего не менять. Если воспринимать его как благоразумную модель поведения, выяснили мы, люди легче осуществляют перемены. Анализ помогает высвободить мотивацию. Это более эффективно, чем следовать чужим советам и инструкциям. Мы освобождаемся, как фокусник Гудини[27]: тело, сдавленное цепями, ремнями и тканью, нужно расслабить, не пытаться разорвать путы, а поддаться им.

Я понял, что ключ к переменам – в этом парадоксе.

Позже я применил «Десять причин» в своей психотерапевтической практике. Результат аналогичный: люди осознали взаимосвязь сопротивления переменам с привлекательностью и обоснованностью желания ничего не менять. Я успешно протестировал десять причин и в личной жизни, чтобы совершить изменения, которых никак не мог добиться, несмотря на все желание.

Мое осознание парадоксальной природы изменений не ново. По сути, это отражение главной ценности в социальной работе. Выражение «найти отправную точку» стало ключевым в моей практике. Это способность непредвзято проанализировать ситуацию пациента, а не подталкивать его к переменам. «Десять причин» отражают и другие терапевтические методы, например «парадоксальное вмешательство»[28] (забавное для реверсивной психологии определение) в семейной терапии, когда врач советует пациенту и далее придерживаться поведенческой модели, от которой тот хочет отказаться, чтобы показать логику разрушительного поведения. «Десять причин» схожи и с концепцией «безусловного позитивного внимания» в гуманистической психологии[29], и с взятым из буддизма психотерапевтическим подходом «поддаться сопротивлению»[30], и с «мотивационным консультированием»[31] при работе с зависимостью, когда в беседе с врачом беспристрастно фиксируются все за и против, в отличие от конфронтации с выключенным и неспособным разумно мыслить мозгом.

Найти «отправную точку», раскопать причины нежелания меняться, воспринимать его как разумное – все это не мои открытия. Но я верю, что деление на десять небольших блоков поможет глубже понять сопротивление изменениям. Преобразование и противодействие им станут переменными, которыми вы сможете управлять.

Почти два десятилетия «Десять причин» пролежали в ящике. Я обращался к ним время от времени, чтобы лучше понять природу сопротивления пациентов. Этот инструмент казался надежным и понятным, в духе прагматичного подхода Дьюи. Но со временем я понял, что «Десять причин» помогают глубже понять сложные процессы, лежащие в основе перемен. Попытка структурировать результаты жестокого общего разочарования теперь превратилась в нечто измеримое.

Это не значит, что «Десять причин» существуют в теоретическом вакууме. Они связаны с неким важным опытом – нашей способностью надеяться и разочарованием, которое заставляет бояться надежды. Но все это было не больше, чем теорией, любопытной идеей.

Недавно все изменилось.

Осенью 2018 года я выступал с лекцией на тему десяти причин в Ратгерском университете в Ньюарке в рамках курса психологии эмоций профессора Кента Харбера, социального психолога, изучающего психологические ресурсы. При словах о боязни надежды Кент оживился и предположил, что мои теоретические изыскания можно измерить и изучить. Так начались совместные исследования, подтвердившие данные, полученные мной в практической работе[32].

Глава 2. Конфликт между желаемым и действительным

Сладкая мука ожидания позволяет нам чувствовать, что мы живы.

Альбер Камю

В начале 1930-х профессор психологии Берлинского университета Курт Левин сидел в кафе с большой группой студентов[33]. Официант внимательно выслушал их пожелания, ничего не записывая, и ушел. Через 15 минут он вернулся с подносом и поставил перед каждым заказ. Позже, когда официант уже убрал со стола, но еще не принес счет, Левин попросил повторить, что ел каждый из них. Официант прекрасно справился с задачей. Тогда профессор поинтересовался, что заказывала большая компания за соседним столом. Официант поразился: «Понятия не имею, они уже расплатились!» Для Левина, обладавшего даром видеть сложное в обычном, наступило озарение. «Как же так? – изумлялся профессор. – Официант помнит все до мельчайших подробностей, но только пока клиент не уплатил по счету». Левин предположил, что с момента принятия заказа до закрытия счета возникает конфликт, который стимулирует работу памяти. Но с завершением задачи (оплатой счета) напряжение исчезает, как и зафиксированная информация.

Размышляя об этой простой ситуации – принятии заказа официантом, – Левин и другие исследователи пришли к общим теориям достижения целей. Левин – основатель современной социальной психологии и ключевая фигура психологии организации. Самые важные аспекты его работы касаются конфликта, возникающего между реальностью и ожиданиями при стремлении к конкретной цели, и влияния интенсивности этого конфликта на нашу мотивацию[34].

Левин попал под влияние гештальтпсихологии[35] – радикального подхода к изучению человеческого мировоззрения и решению проблем. Для понимания идей, касающихся мотивации, важно разобраться в термине «гештальт». Осознание взаимосвязей между конфликтом, целями и мотивацией поможет вам понять мои выводы в отношении личностных изменений.

Слово «гештальт» («форма» в переводе с немецкого) обозначает нечто целое, узнаваемое и постижимое. Гештальтисты считают, что наше сознание, встречая группу разрозненных объектов, стремится объединить их. Вы входите в комнату, видите четыре вертикальные деревяшки цилиндрической формы с горизонтальной доской сверху, с одной стороны которой торчат бруски поменьше с венчающей их изогнутой планкой. Какой сигнал поступает из разума? «Сооружение из деревянных элементов»? Нет, «стул». И видите вы тоже стул. Это и есть гештальт: мы воспринимаем целое вместо отдельных частей. Как только вы входите в комнату, разум, воспринимая стены, потолок и пол, передает сигнал «комната», а не «гипсокартон, розетки, оконные рамы, петли». Это тоже гештальт. А осознание того, что в комнату входите «вы»? Гештальт.

Психика стремится к целому и противится всему, что не укладывается в это понятие – несовпадению двух или более вещей, которые, по нашему мнению, должны сочетаться. И действительно, некоторые психологи считают, что эмоции не что иное, как результат несоответствия реальности ожиданиям, а потому исчезают с устранением конфликта[36]. Сталкиваясь с противоречивыми факторами, сознание стремится разобраться с ними, объединить в целое, чтобы снизить напряжение. Несоответствие должно обрести смысл. Без этого мир покажется раздробленным, как хаотичное движение бесформенных пылинок в луче света. Не будет ни стула, ни комнаты, ни вас.

И в этом заключается удивительный парадокс человеческой природы. Наше сознание не выносит противоречий и стремится избавить нас от них. И что же мы делаем вместо того, чтобы пребывать в довольстве и покое? Мы ставим цели. Мы жаждем перемен. Постановка задач сама по себе подразумевает конфликт – между тем, где вы сейчас, и тем, где хотите оказаться. В результате возникает напряжение, а стремление избавиться от него часто приводит к положительным результатам – мотивации в достижении цели. С достижением цели напряжение исчезнет. Именно поэтому официант демонстрирует блестящую память: он стремится разрешить конфликт, возникающий с момента принятия заказа до его оплаты. Память – это инструмент, который помогает решить эту задачу. И именно поэтому официант забывает, что заказывали клиенты, сразу после предъявления счета. Он осуществил задуманное, ни конфликта, ни напряжения больше нет.

Таким образом, успешное достижение цели – один из важных способов избавиться от напряжения, возникающего при сопоставлении ожиданий и реальности. Конечно, есть и другой, более легкий способ разрешить конфликт – сдаться. Нет цели – нет противоречия; нет противоречия – нет напряжения. К желанию отступить я еще вернусь, оно важная составляющая этой книги. А сейчас давайте подробнее рассмотрим, как напряжение из-за несоответствия желаемого действительному стимулирует двигаться вперед.

На первый взгляд все очевидно: противоречие между ожиданиями и реальностью подпитывает мотивацию, а с выполнением задачи стимул исчезает. Представим, что вам страстно захотелось любимого бургера с беконом. Вы проголодались и хотите поужинать – конфликт между реальностью и стремлением получить удовольствие от вкуса стимулирует вас встать к плите. Но как только вы съедите бургер, мотивация готовить исчезнет. Противоречие между потребностью организма и необходимостью удовлетворить ее исчезло. На первый взгляд идея проста: вы чего-то хотите, напряжение с момента желания до момента обладания побуждает вас действовать, а с выполнением задачи вы теряете мотивацию.

На самом деле все не так. В процессе переключения с бездействия на действие или с отрицательной модели поведения на положительную появляется целый комплекс действующих и противодействующих сил. Левин назвал эти силы «векторами»[37], заимствовав термин из физики и математики и применив к человеческому поведению.

Вектор характеризуется силой (она называется модулем вектора) и направлением[38]. Классический пример векторов – экзаменационная задача с вопросом, когда встретятся два поезда, один из которых отправился из Кливленда со скоростью 70 километров в час, а другой – из Уичито-Фолс со скоростью 96 километров в час. Скажем, вы едете ко мне на машине. Я интересуюсь, когда вас ждать. Ответ «Поеду по автостраде Вентура Фривей на юг» неполон без информации, как быстро вы собираетесь ехать. То же самое, если вы сообщите скорость, допустим 104 километра в час, но не уточните, откуда поедете. Но если ответ таков: «Я поеду из дома по Вентура Фривей со скоростью 104 километра в час», это уже вектор, и я буду знать, к которому часу готовить коктейли.

Понятие вектора весьма удобно для обсуждения личных целей, поскольку позволяет понять точку назначения и количество энергии или усилий, которые необходимо приложить. Однако человеческие стремления нельзя свести к простым математическим решениям. И сила мотивации, и направление, в котором мы движемся, слишком сложны для чертежей и измерений. Легко представить себе автомобиль, мчащийся по Вентура Фривей со скоростью 104 километра в час, в качестве вектора. Но сложное мыслящее создание за рулем машины подвержено любому влиянию, способному изменить как направление, так и силу мотивации. Почему один мчится на встречу с клиентом, а другой убегает от неудачного брака? Оба стимула – это векторы, но их непросто свести к математическим понятиям скорости и направления. Беллетристы, такие как Марсель Пруст, Уильям Фолкнер и Филип Рот, уделили много внимания тем многочисленным факторам, которые толкают или удерживают от каких-то действий. Достижение поставленных целей редко напоминает прямой маршрут из Кливленда в Уичито-Фолс. Именно поэтому можно найти точную инструкцию, как пересечь всю страну, но не как встать с постели. Для тех, кто хочет изменений, внутренние векторы и установки часто куда более сложны и туманны, чем совет «пройти 10 000 шагов» или «взвесить 10 унций постной говядины».

Вернемся к 1930 году и кафе в Берлине. Осознание, что вокруг официанта существует некая невидимая сфера – «жизненное пространство», или «поле», как Левин назовет его позднее, – стало для него озарением[39]. Это поле состоит из субъективных сильных и слабых сторон индивида, происходящих вокруг него событий, способов взаимодействия с окружающим миром и полученной ответной реакции. Левин даже вывел формулу такого поля: B = ƒ(P, E), где B – поведение человека, функция от произведения P и Е, Р – это индивид, а Е – окружающая действительность. Для своего времени это был принципиально новый подход, бросающий вызов популярной тогда модели «стимул – реакция». Левин не рассматривал человека как примитивное существо, мотивируемое исключительно системой внешних поощрений и наказаний. Индивид – это «личность» со своей жизнью, мыслями, надеждами и страхами, не только подверженный воздействию извне, но и способный самостоятельно воздействовать на окружающий мир. Таким образом, Левин рассматривал движение к цели как процесс, который управляется мыслями, стремлениями и эмоциями и меняется в результате взаимодействия с внешней средой.

Это было радикальное отступление от психоанализа[40], другого важного подхода к человеческой психике, который рассматривает поведение как результат личных переживаний и подавленных желаний и не уделяет особого внимания отношению к трудностям повседневной жизни. Левин утверждал, что движение к цели не только базируется на психологических чертах, но и частично отражает текущее состояние. Утверждение профессора о значимости существующей реальности перевернуло современную социальную психологию.

Вопрос: «Сколько надо психотерапевтов, чтобы поменять лампочку?»

Ответ: «Зависит от ситуации».

Левин предположил, что способность запоминать заказы зависела от «психологического поля» официанта. Это поле состоит из его желания хорошо выполнять свою работу, общих требований к работе и конкретной задачи (принести шницель, жаркое и пиво этой шумной компании). Поведение официанта, его удивительная память и не менее удивительная забывчивость после оплаты счета обретают смысл только с учетом окружающей среды: профессии (официант) и характера работы (обслуживание клиентов). Это гештальт: в результате конфликта с момента заказа еды и напитков до оплаты по счету возникает напряжение, стимулирующее работу памяти. Другими словами, между принятием и запоминанием заказа не возникло бы несоответствия, если бы официанту не нужно было выполнять свои обязанности.

Но что произойдет, если поле изменится? Что, если официант – назовем его Фриц – выберет себе другую роль и цели этой роли окажутся более важными? Представим, что Фриц – тоже студент Левина. Увидев входящего в кафе профессора с толпой однокурсников, Фриц из занятого официанта превращается в возбужденного студента. Он плюхается рядом с товарищами, заказы, которые принимает другой официант, его совершенно не волнуют. Его мозг занят векторами и психологическими полями, а не количеством кружек пива. Он может даже не вспомнить, кто что заказывал, потому что находится, образно выражаясь, в другом пространстве. Как только он снял фартук и сел за стол с однокурсниками, его психологическое состояние изменилось, как и его цели.

Однако, когда Фриц снова наденет фартук, это не будет автоматически означать, что он запомнит все заказы. В его психологическом поле сосуществуют силы, как толкающие его к цели, так и сдерживающие его.

Потребность в хорошо оплачиваемой работе, желание угодить клиентам, способность запоминать разные сложные вещи (предмет его гордости), чашечка кофе, которая помогает сосредоточиться, желание получить много чаевых – все это векторы, движущие Фрица вперед. Совокупность этих позитивных факторов (Левин назвал ее «движущей силой») создает напряжение между приемом заказа и оплатой счета.

Параллельно с этими движущими силами существуют другие факторы, мешающие хорошо выполнять работу. Возможно, Фриц только что получил ужасные новости из дома, вчера его ударили по голове, начальник недоволен его работой, его внимание поглощено тревожными событиями на политической арене или у него плохая память от природы. Левин назвал эти негативные факторы «сдерживающими силами». Когда вы оцениваете масштаб сил, препятствующих достижению цели, вы сталкиваетесь с этими факторами. Именно из-за сдерживающих сил мы не можем осуществить желаемое по мановению руки. Без препятствий не появлялось бы и напряжения, и мы получали бы всё, что хотели, безо всяких усилий.

Чтобы изучить механизм достижения целей, Левин применил «анализ силового поля». Согласно теории Левина, поведение индивида динамично, оно колеблется между «движущими силами», которые подталкивают к цели, и «сдерживающими силами», которые ставят препятствия на пути.

Представьте трубку с шариком, которую можно увидеть на вечеринках. Вы дуете в трубку – мячик взлетает. Пока вам удается дуть с одинаковой интенсивностью, мячик остается на одном месте, толкаемый вверх вашим дыханием и вниз – силой тяжести. Согласно Левину, люди могут осуществить свои цели только тогда, когда либо ослабевает сдерживающая сила, либо возрастает движущая.

Идея «силового поля» принадлежит не Левину. Еще Исаак Ньютон сформулировал закон: «Всякое тело продолжает удерживаться в своем состоянии покоя или равномерного прямолинейного движения, пока и поскольку приложенные силы не понуждают его изменить это состояние»[41]. Левин осознал, что этот фундаментальный закон справедлив не только в отношении падающих яблок, но и целеустремленных индивидов.

Прямо сейчас я сижу в кресле и печатаю. Меня не прижимает к полу и не уносит в космос благодаря соотношению массы и силы тяжести. Я как мячик над трубочкой. Как в природе, так и в сложном мире, который мы называем человеческим сознанием, инерция динамична. Мы не перестанем быть телом в состоянии покоя, пока противодействующие силы – движущая и сдерживающая – будут уравновешивать друг друга.

Иногда движущая сила так велика, что вы быстро осуществляете задуманное. Но порой сдерживающие факторы и вовсе не дают приблизиться к цели. Когда одна из сил очень слаба, ее противнице не составляет труда изменить направление. Вы всегда находитесь по отношению к цели именно в той точке, где встречаются эти два противоположных потока.

Приходилось ли вам передвигаться по автомагистралям Лос-Анджелеса? Круглосуточные пробки. И как бы вам ни хотелось приехать ко мне, добраться до моего дома окажется не так-то легко. К счастью, на вашей стороне весомые факторы, усиливающие желание двигаться вперед: навыки вождения, веселый настрой, навигатор. Но не менее влиятельные силы толкают в противоположном направлении: еле ползущий водитель в скоростной полосе; ваша способность игнорировать систему навигации, пока не пропустите съезд; час пик, превративший скоростные 104 километра в час в черепашьи 16. Вот ваше текущее положение, определенное соотношением движущих и сдерживающих сил.

Но все не так просто. Дело в том, что на психологическое поле влияет значимость цели.

Вернемся к бургеру с беконом. Вы хотите удивить свою подружку и приготовить его идеально. Девушка вам нравится, у вас серьезные намерения. Но она колеблется, и вы не уверены, продолжатся ли ваши отношения. До такой степени, что чувствуете себя как на экзамене. Это касается и приготовления бургера. Вы накрываете стол и приступаете к еде. Непохоже, что потенциальная подруга в восторге. Она начинает уставать от вашего неуверенного поведения, ей наскучило, что вы постоянно ищете одобрения. Таким образом, своей цели – продемонстрировать, что вы завидная партия, – вы явно не достигли.

Напротив, ошибочная стратегия отодвинула вас от выполнения задачи. Вы сыты, бургер так же хорош, как обычно, но желание развить отношения осталось неудовлетворенным. Другими словами, конфликт между желаемым и действительным не разрешился поеданием бургера с беконом. Ваша стратегия – впечатлить девушку кулинарными достижениями, чтобы продолжить отношения с ней, – была нелепой с самого начала, поэтому несоответствие не исчезло. Неуверенность и реакция вашей подруги – вот сдерживающие силы, которые подрывают мотивацию.

Если бы кто-то наблюдал за вами со стороны, не зная всей подоплеки, то просто констатировал бы: один человек готовит другому ужин, цель достигнута. Но истинная цель ваших действий лежит гораздо глубже и продиктована невротическими потребностями, известными только вам и невидимыми для остальных.

То, что истинный смысл наших целей зачастую скрыт, а расхождение между ожиданием и реальностью зависит от психологического состояния, означает, что нам не понять мотивации другого человека, пока мы не узнаем, что им движет. Именно поэтому каждое поле, обладающее, согласно теории Левина, движущими и сдерживающими силами, неповторимо, как снежинка, и обусловлено уникальностью индивида и его стремлений, а также конкретной социальной ситуацией.

Понимая, что мотивация зависит от сложного набора факторов и что каждый человек вкладывает свой смысл в поставленную цель, Левин отметает любые советы относительно личностных изменений в процессе саморазвития.

Пошаговые инструкции не принимают во внимание сложный механизм мотивации: словно все стремятся к одной цели и существуют в одинаковых условиях. Подобные рекомендации придуманы для психологически устойчивой личности, чье поведение и стремления лежат на поверхности. Но таких людей не существует, считает Левин.

Представьте, что перед Джимом, Карлой и Ли стоит одна и та же задача: сбросить вес. Но цели у них при этом разные. Джим одинок и старается выглядеть привлекательнее; Карла играет в теннис и стремится повысить уровень спортивного мастерства, а у Ли повышенный уровень холестерина, он хочет избежать сердечно-сосудистых заболеваний. Несомненно, всем троим стоит отказаться от нездоровой пищи. Но истинные цели – более активная социальная жизнь, возможность быстрее передвигаться по корту или боязнь заболеть – у всех разные. И глубина мотивирующего конфликта между ожиданием и реальностью определяется по большей части смыслом цели для каждого из них. Возможно, Джим встретит девушку, которой нравятся мужчины «в теле», и перестанет худеть; Карла добьется спортивных успехов в своем клубе, и ее мотивация сбросить вес усилится; доктор скажет Ли, что прописанные препараты помогают, и тот решит, что необязательно так уж строго соблюдать диету. Все трое решили сбросить вес, но истинный смысл их целей определяет глубину расхождения между существующим и желаемым и, таким образом, влияет на силу мотивации.

Я не устану повторять, что самые влиятельные факторы – как стимулирующие, так и сдерживающие – результат глубоких и неповторимых личных стремлений. Пошаговые инструкции не работают на таком уровне, поскольку не имеют доступа к персональной информации и истинной природе ваших желаний.

Я не хочу сказать, что распространенные советы не имеют ценности в мире, где каждый сложен и уникален. Рекомендация, дополненная анализом, поможет разработать план, основанный на коллективной мудрости, повысить мотивацию и осуществить желанные преобразования. (Возможен и такой вариант: вы следуете плану, ничего не меняется, вы чувствуете себя задетым и обескураженным.) Но для того, чтобы осуществить желаемое, одних общих советов по саморазвитию недостаточно.

Неприятно, но понимание концепции силового поля само по себе также не приведет к успеху. Эта теория позволяет получить общую панораму влияния силовых полей на глубину мотивации при движении к цели вне зависимости от многообразия поставленных задач, будь то обслуживание столиков или великие свершения вроде ведения войны, заключения мира или борьбы с политическим гнетом.

Личностные изменения занимают центральное место в этой картине. Но внутренний конфликт всегда индивидуален, как и силы, которые сопровождают его на пути к переменам. Когда вы хотите отказаться от дурной привычки, заняться здоровьем, узнать что-то новое или стремитесь к духовному или личностному развитию, на сцене появляются определенные сдерживающие и движущие силы. И совсем не обязательно, что они будут присутствовать при реализации иных целей, когда нужно, например, запомнить заказ или приготовить любимый бургер с беконом.

Помните, в детстве нас спрашивали, что мы хотим получить в день рождения? Скажем, вы хотите велосипед. После того как назвали желание, появлялось ли у вас чувство, что велосипед просто необходим, причем срочно, что жизнь без него неполна и счастье невозможно? Чувствовали ли вы, в ожидании своего подарка, как усиливаются эти два чувства: страдания, вызванные отсутствием велосипеда, и надежда его заполучить? Если да, то вам знаком конфликт, который возникает, когда на что-то надеешься. Мы наделяем положительным смыслом осуществление надежд и отрицательным – их провал.

Как и с подарками на день рождения, цели очень различаются по уровню надежды и необходимости личностных изменений. Желание вечером выиграть в блек-джек или надежда, что сосед перестанет врубать группу Metallica в час ночи, не требуют ваших изменений. Но процесс личностных изменений при выполнении определенной задачи порождает надежду: вы хотите чего-то, это важно и необходимо, отсутствие этого «нечто» заставляет страдать. Конфликт, зачастую более глубокий в случае личностных изменений, зависит от природы поставленной цели.

Личностные изменения происходят внутри (в отличие от примера с велосипедом). Это означает, что желаемое для вас важно, непосредственно к вам относится и его не хватает, даже если раньше вы не обращали (или почти не обращали) на это внимания. Такая ситуация выливается в сложный конфликт: с одной стороны, вас в себе что-то не устраивает, и это существенно; с другой, приняв решение измениться, вы боитесь разочароваться в себе, если ничего не выйдет.

Возьмем для примера похудение: когда вы сидите на диете, вы одинаково часто думаете как о том, что станете стройным, так и о том, какой вы сейчас толстый. И если вы сорветесь, то еще чаще будете думать о своем лишнем весе, чем если никогда не боролись бы с ним.

Надежду измениться сопровождает мысль о неполноценности в какой-то области. Скажем, вы решили научиться рисовать и идете на курсы. Ваша цель – достичь определенного мастерства. При этом вы даете себе понять, что в вашем наборе навыков отсутствует нечто важное. Если вы не закончите эти курсы, то так и останетесь в исходной точке, только придадите большее значение неумению рисовать, поскольку ваши желания наделили его определенной ценностью.

Каким же образом человек – существо, запрограммированное закончить любое начатое дело, – разрешает конфликт, возникающий с появлением надежды в процессе личностных изменений? Как мы справляемся с двойственным чувством: с одной стороны, неполноценности в чем-то и попытке измениться, а с другой – разочарованием, если это не удается? Что мы делаем, оставаясь один на один с ущербностью, которую сами себе приписали? Есть два пути.

Первый, более сложный вариант – приложить все усилия к достижению цели. Вы прилежно посещаете курсы, выполняете все задания, посвящаете рисованию свободное время. Это долгий трудозатратный путь, не приносящий удовлетворения до тех пор, пока вы не улучшите свое мастерство художника. И даже тогда, вероятно, конфликт не разрешится, поскольку вы знаете, что можете совершенствоваться и дальше.

Второй, более простой вариант – отказаться от своего плана и оставить все как есть. Несомненно, пару дней вы будете чувствовать себя отвратительно. Но в конце концов решите, что навыки рисования вам не так уж и нужны, перестанете придавать им особое значение, и чувство неполноценности уйдет.

Это одна из причин, по которой большинство из нас предпочитают ничего не менять. Если вы стремитесь к чему-то, ставки намного выше по сравнению с ситуацией, когда вы всем довольны.

Именно поэтому личностные изменения требуют серьезного подхода. Даже незначительные перемены всегда сопровождает мысль, что в вас чего-то не хватает. Появляется значительное несоответствие, способное настолько усугубить конфликт, что мозг, созданный для завершения начатого, перегреется и даст сбой.

Хочу обратить внимание еще на одно несоответствие. Это неприятно, поэтому сделайте глубокий вдох. Итак: сейчас вы живы, но когда-нибудь вы умрете. Возможно, сегодня.

Это несоответствие не преодолеть. С ним придется жить (естественно, до того дня, когда жизнь закончится).

Что ж, новость паршивая. Что вы намерены делать? «Всегда хотел пойти на курсы кулинаров!», «Пора уже сбросить 5 килограммов!», «Следовать советам песни “Живи так, будто ты умираешь”». Что ж, неплохо. Но хочу предупредить: когда вы начнете менять свою жизнь, главное из всех несоответствий станет удручать вас куда интенсивнее, чем если бы вы ничего не делали.

Личностные изменения всегда сопровождает шуршание песочных часов, отсчитывающих минуты непредсказуемого века смертных.

Вряд ли, решив измениться, вы думаете: «Надо научиться вязать, потому что однажды я умру». Но вы почувствуете некое напряжение, которого нет, пока все идет своим чередом. Вы не просто хотите научиться вязать, вам это необходимо. Вместе с этим приходит и понимание ответственности перед собой, опасение, что не успеете получить то, что отсутствует в вашей жизни (и в вас самих). И где-то в глубине точит мысль, что ваше время не безгранично.

Ваше сознание начнет работать на пределе, пытаясь подавить это понимание, чтобы защититься и не сойти с ума, трудясь над неразрешимой задачей. Хотя и заманчиво укрыться от пугающей мысли, что «все пришло из праха, и в прах все возвратится», под маской отрицания и относиться к этому единственному неоспоримому факту (не считая необходимость платить налоги) как к чему-то абстрактному и теоретическому, угрозу смерти можно встретить везде, если знаешь, куда смотреть. Неугасающее стремление все осуществить прямо сейчас, настойчивая невидимая сила, заставляющая сознание концентрироваться, нетерпимость к промедлению, чувство вины из-за многочисленных «должен был» и «мог бы», постоянный зуд нереализованного потенциала, боязнь скуки и пустоты – все это опасения смертных существ, понимающих, что они смертны[42],[43],[44],[45].

Несмотря на ежедневные переживания, сознание прекрасно отделяет эти эмоции от первопричины – понимания приближающейся смерти. «Опять замучили угрызения совести, нетерпение, сожаление и скука», – думаете вы, словно эти эмоции появились не из общего источника. Однако переживания связаны не только со смертью. Они подчеркивают, что смерть придает смысл жизни и тому, что вы хотите сделать с ней, пока можете. Другими словами, это экзистенциальные проблемы: вы – и только вы – несете ответственность за то, что сделаете со своей бесценной жизнью.

Мы наделяем преобразования (желание приобрести новые навыки, улучшить отношения с семьей, изменить что-то в работе или в своем мировоззрении) особой важностью, одновременно отмечая, что именно этого вам сейчас не хватает. Что отличает изменения личности от других жизненных задач – тикающие часы бытия. Отсутствие велосипеда ощутимо, но это не ущербность самого себя. Можно страстно мечтать о бургере с беконом, но, если он подгорит, это не значит, что вы упустили важную возможность улучшить свою жизнь (если, конечно, смысл жизни для вас не заключается в бургере).

Это отличие вызвано тем, что процесс личностных преобразований опирается на три закона, связанных с понятием силовых полей Левина. Без соблюдения этих законов сложно достичь и закрепить перемены.

Один из них касается тревоги по поводу ответственности и одиночества, два других – способности надеяться и верить. Эти законы являются фундаментом личностных преобразований и тесно связаны с движущими и противодействующими силами, которые в этот момент возникают. Они влияют на факторы, которые мотивируют вас или препятствуют вам, и часто являются причиной отсутствия перемен.

Глава 3. Тревога, надежда и вера: три закона личностных изменений

Человек сам себя выбирает.

Жан-Поль Сартр

Первый закон: «головокружение свободы» и его сдерживание.

Второй закон: движущая сила надежды.

Третий закон: движущая сила веры и сдерживающая сила беспомощности.

Перемены сопровождаются конфликтом между желаемым и действительным. Допустим, речь о незначительных изменениях: вы решили каждый вечер класть ключи от дома в одно и то же место. С таким напряжением легко справиться – все равно что надеть канцелярскую резинку на указательные пальцы рук и слегка растянуть. А если преобразования более существенны – новый режим питания или отношения с коллегами – и требуют внутренних изменений? Напряжение сильнее, и с ним сложнее справиться. Дело не в том, что цель глобальна и требует значительных трудозатрат, это не линейный рост веса с 5 до 20 килограммов. Если задача связана с переменами в жизни, подмешиваются другие факторы. Теперь вы приписываете больше значения изменениям, понимаете, что в жизни чего-то не хватает. Другими словами, поставив цель и начав надеяться, вы наделяете ее важностью и бросаете себе вызов.

С определением задачи ставки повышаются. Вас гложет тоска, что вы не сможете жить дальше, не выполнив задуманного, и беспокойство: что, если не удастся осуществить преобразования? Напряжение от личностных изменений значительно больше, чем от обыденных целей, не призванных изменить жизнь, вроде хранения ключей в одном и том же месте.

Ставя задачи, предполагающие глобальные личностные изменения, вы чувствуете потребность наполнить жизнь глубоким смыслом и пользой. Это уже не движение на автопилоте: теперь вы управляете самолетом, выбираете и наносите на карту курс. Чтобы попасть в пункт назначения, придется принимать решения, простые и не очень. Резинка на ваших пальцах натягивается все сильнее, они начинают трястись и, как бы вы ни старались держать их прямо, подаются навстречу друг другу. Еще немного – и ленточка лопнет!

Самый трудный и требующий наибольших усилий способ разрядить напряжение – кропотливо работать в направлении своей цели. Есть и другой путь, простой и безболезненный: оставить все как есть.

Сравнивая простоту и привлекательность существующей реальности со сбивающей с толку сложностью изменений, я не удивляюсь, что чаще люди выбирают первый вариант. Действительность – это наша палочка-выручалочка.

Силовое поле Левина[46] состоит из многообразия факторов, подталкивающих к цели: наших способностей и профессиональных качеств, одобрения других, высокого положения в обществе, финансовых возможностей. Но есть и другие силы, препятствующие движению вперед: неспособность выполнить конкретную задачу, отсутствие поддержки, противоборствующие политические силы, скудная материальная база. Наличие и соотношение этих факторов меняется в зависимости от их важности и поставленной задачи. Но когда речь идет об изменении личности, тревога от осознания одиночества и ответственности не исчезает. И это самая мощная сила, влияющая на стимулирующие и сдерживающие факторы. В этом отличие преобразования себя от других процессов, требующих мотивации.

Много лет назад, укладывая спать своего маленького сына Макса, я выбрал для чтения книгу «Гарольд и фиолетовый мелок»[47]. В то время я как раз работал над «Десятью причинами», сдувая пыль со старых учебников по экзистенциализму в поисках философского обоснования своих доводов. Читая, я поразился, как точно в этой детской книжке описываются силы, толкающие нас к цели или препятствующие этому, и как они связаны с уникальностью человеческого бытия. Когда я сегодня думаю об экзистенциализме, на ум приходят не Камю и Сартр, а Гарольд, он мой герой.

Гарольд всегда один. Благодаря большому фиолетовому мелку вокруг мальчика возникает целый мир. Когда Гарольд не рисует, страницы остаются чистыми. Некоторые картинки помогают малышу продвигаться вперед (например, полисмен указывает ему дорогу), другие пугают и не дают этого сделать (монстр, бушующий океан, скала). Сталкиваясь с опасностями, Гарольд всегда ухитряется нарисовать путь к спасению. Иногда он просто идет вперед, несмотря на трудности. Но чаще всего он изображает новый изобретательный способ, позволяющий обогнуть препятствие.

«Гарольд и фиолетовый мелок» – книга о том, с каким трепетом и тревогой мы пишем страницы своей жизни, о чудесной силе решимости, об ответственности за наполнение бытия смыслом и удовлетворением. О том, как эта ответственность мешает двигаться вперед и что нужно предпринять, чтобы продолжить путь, как собраться, когда в моменты неудач или разочарования мы перестаем верить в себя.

В этой книге есть замечательное место, иллюстрирующее, какая требуется сила духа в процессе развития, несмотря на боязнь взять жизнь в свои руки. Сначала Гарольд рисует дерево. Оно прекрасно, на нем полно фруктов – настоящих и доступных всем. Мальчик хочет защитить дерево и рисует монстра. Но затем забывает об этом.

Гарольд беспокоится. Его руки так трясутся, что невольно рисуют линии, похожие на волны. Они превращаются в океан. Мальчик падает, выражаясь буквально, в это море тревоги и начинает тонуть. Но затем выплывает, рисует лодку, забирается в нее, пускается в плавание. Все идет хорошо… но недолго. Впереди ждут другие опасности, а все, что у него есть, – это фиолетовый мелок.

Вот один из важных уроков, который поможет вам в осмыслении перемен: в процессе преобразований вы сами рисуете свою жизнь и несете ответственность за то, чтобы изменения осуществились. Именно поэтому на пути к переменам вы каждый раз рискуете: в случае неудачи некого винить, кроме себя. Будет казаться, что в вашей жизни – и в вас самих – чего-то не хватает. Пытаться что-то изменить тоже рискованно: вы не уверены, что справитесь с тревогой и ответственностью. Сможете ли вы построить лодку, столкнувшись с препятствиями и неудачами, и держать курс в выбранном направлении? Как и в случае с Гарольдом, умение двигаться вперед, верить в себя, сделать следующий шаг и обходить препятствия зависит от способности надеяться.

Все мы Гарольды и постоянно чувствуем ответственность за свою жизнь: когда просыпаемся в три часа ночи, размышляя, во что себя превратили, ощущаем себя не в своей тарелке на рабочем месте, заходим в тупик в отношениях. Или когда стремимся к элементарным переменам и ощущаем, как что-то внутри возражает против этого. В такие моменты перед нами чистый лист, и в наших силах нарисовать верный путь. Мы отыскиваем свои новаторские пути, и, невзирая на груз ответственности, наши «фиолетовые мелки» держат нас на плаву, рисуя судно, на котором мы доберемся к желанной цели. Фиолетовый мелок – свобода выбирать и решать – одновременно и источник тревог (порождает волны неуверенности и сомнений в способности осуществить задуманное), и оплот надежды (инструмент для выполнения задачи).

Что вы почувствуете, осознав, что из множества вариантов вы выбрали один, в результате чего у вас в руках оказалась эта книга? Тревогу? Беспокойство? Волнение? В вашем сознании пульсирует озабоченность. Это «головокружение свободы», по выражению христианского экзистенциалиста Сёрена Кьеркегора[48]: тревожное чувство, которое появляется, когда вы осознаете, что есть выбор и что вы несете ответственность за потраченное время и прожитую жизнь.

Ошеломляющее чувство свободы может потопить вас в море тревоги. Но именно оно дает старт переменам, командуя: «Марш!» Волнующее ощущение, что вы вершитель своей судьбы, одновременно мотивирует и сдерживает.

Первый закон перемен в себе касается второй части этого уравнения – тревоги от осознания свободы.

Решая преобразовать что-то в себе, вы следуете призыву взять и улучшить свою жизнь. Это означает, что в процессе перемен вы столкнетесь с осознанием ответственности и одиночества, причем в большей степени, чем если бы вы ничего не делали. Понимание этого обычно порождает «экзистенциальную тревогу». Таким образом, любой шаг к личностным изменениям сталкивается с противодействием, выражающимся в экзистенциальной тревоге.

Как я уже писал, двигаясь к своей цели, вы столкнетесь со всем многообразием препятствий. Но вне зависимости от того, кто вы, через что проходите и какие задачи ставите, одна сдерживающая сила всегда себя проявит. Она порождена осознанием ответственности и одиночества, отрицанием факта, что у вас фиолетовый мелок и от этого зависит, что случится дальше.

Когда вы понимаете, что всё в ваших руках и больше рассчитывать не на кого – то, что ваш боящийся смерти мозг старается подавить, – вы начинаете тревожиться, иногда чрезмерно.

Экзистенциальный подход к психологии человека[49] (слишком сложный и многоплановый, чтобы описывать его в рамках этой книги) предлагает несколько важных идей, объясняющих причины сдерживающего влияния экзистенциальной тревоги. Философия бытия утверждает, что наша жизнь длится определенный отрезок времени и затем прекращается. К этому убеждению мы можем добавить, что на пути между рождением и смертью мы, по сути, находимся в одиночестве. Даже в моменты глубокой сопричастности – любви, участия в общественной деятельности, духовного единения – только от нас зависит, что мы вынесем из этого опыта. И сталкиваясь с серьезными психологическими травмами или пребывая в подавленном состоянии, мы в конечном счете остаемся один на один с ними и с ранами, которые можем получить. В таких ситуациях из-за ограниченного набора решений мы часто выбираем цели, не гарантирующие полного удовлетворения.

Со словом «экзистенциальный» в воображении появляется французский философ, который с мрачным видом курит «Голуаз» в парижском кафе. Он испытывает то, что приверженцы экзистенциализма называют «метафизическим страхом»: тревогу от осознания ответственности за свои действия и одиночество на этом пути. Страшно думать, что результат зависит только от тебя и что ты сам пишешь историю своей жизни. Именно поэтому понимание ответственности так пугает: «Что, если я промахнусь?», «А если выбранный путь приведет в никуда?», «Вдруг я умру в одиночестве?», «Как мне обращаться с самим собой, если я – это все, что у меня есть?», «Как переносить полное одиночество и изоляцию?», «Как утешить себя, если только я сам способен это сделать?» Подобные сомнения лежат в основе экзистенциальной тревоги.

Такие вопросы, вне зависимости от того, прислушиваетесь вы к ним или нет (чаще всего – нет), возникают, как только вы берете курс на внутренние изменения. На самом деле преобразование себя – кульминационный момент бытия: вы самостоятельно себе помогаете, берете ответственность за свою жизнь, формируете ценности и идете к ним. Придется посмотреть в зеркало и осознать, что вы в одиночестве, – часто это невыносимое ощущение.

Вспомните время, когда вы шли к важной личной цели. В тот момент, когда вы приняли решение, даже если это было во время разговора с кем-то, пожали ли вы себе мысленно руку? И потом, на пути к переменам, ощущали ли все возрастающее чувство одиночества, думали ли, что вы сами по себе, даже если вместе с вами к финишу прибежала целая толпа?

Теперь представьте, что вы не достигли цели. Возможно, вы слегка приуныли или впали в отчаяние под нашептывания внутреннего голоса, уверяющего в собственной некомпетентности. А если достигли? «Это моя заслуга!» Вы невыразимо горды своими способностями – возможно, лишь слегка переживаете, сможете ли продолжать в том же духе. В любом случае, как бы незначительна ни была задача, процесс ее выполнения дал вам отчетливое ощущение единоличной ответственности за свою жизнь.

Когда вы меняете свою жизнь, помочь некому. На поле боя только вы один с грузом ответственности на плечах. За отсутствие преобразований спрашивать с себя – собственно, как и за все, что происходит в вашей жизни. Если все получится, придется признать, что обязательства придерживаться нового пути также лежат на вас. Как только вы зашли в море личностных изменений, вы всё глубже погружаетесь в волны одиночества. Именно поэтому чаще всего мы предпочитаем твердую землю существующей реальности. Это убежище, где мы скрываемся от осознания собственной ответственности. Другими словами, вы делаете скрытый выбор, притворяясь, будто не всё в ваших руках. Эта тенденция избегать ответственности имеет ключевое значение в нашей жизни даже тогда, когда возможность личностных изменений куда более весома, чем страх признать, что все зависит от тебя.

Приближается день рождения моей подруги, и я еду купить подарок. По пути в торговый центр приходится пару раз остановиться перед знаком «Стоп». В магазине я выбираю то, что ей понравится. Теперь следует найти красивую подарочную упаковку и встать в очередь. На кассе нужно расплатиться. Все эти действия, которые воспринимаются как нечто должное, на самом деле выбор: я боюсь получить штраф; хочу, чтобы подруге понравились подарок и упаковка; если я полезу без очереди, навлеку на себя гнев других покупателей; за кражу товара можно попасть в тюрьму. Получается, что мне необязательно все это делать. За моими поступками стоит режиссер, который взвешивает все за и против и принимает решение.

Известный французский экзистенциалист Жан-Поль Сартр назвал «самообманом» вид заблуждения, когда человек скрывает свою способность действовать от себя и других[50]. Самообман проявляется в любых масштабах: от рутинных дел вроде покупки подарка до нагромождения лжи, самая серьезная из которых «Я всего лишь выполнял приказы».

Противоположность самообмана, согласно Сартру, – «честные намерения»: позиция осознанного подхода к жизни как к серии выборов, за которые только вы несете ответственность. Подобное поведение сродни авторству: вы не только играете в пьесе, вы ее пишете. Большинство из нас предпочитают честным намерениям самообман: пользоваться, а не творить, защищать себя от тревоги, когда осознаешь истину, предполагающую созидание и готовность взять все в свои руки.

Личностные изменения поднимают занавес, и одиночество и ответственность предстают в ярком свете. В этот момент самообман уступает место честным намерениям. Стремления к подобным переменам всегда сопровождаются сдерживающими факторами. Желая изменить себя, вы сталкиваетесь с серьезными вопросами бытия, которых обычно стараетесь избежать. Именно поэтому линия самообмана, когда вы остаетесь всё тем же бесправным, будто бы неспособным взять на себя ответственность и двигаться вперед, кажется разумной альтернативой.

К счастью, в вашем силовом поле есть и движущие силы – способность надеяться и верить.

Надежда – это сила, противодействующая экзистенциальной тревоге. Она стимулирует продолжать путь, несмотря на осознание единоличной ответственности за свою жизнь. Одна из составляющих надежды – вера. Ее отсутствие может пошатнуть стойкость надежды и усилить тревогу в отношении обязательств и одиночества. В таком случае силы, которые обычно толкают вперед, могут показаться вам опасными.

Свобода – слово ругательное только для фашистов и фундаменталистов и, несомненно, подразумевает груз ответственности и угрозу возникновения тревоги. Свобода – основа демократических стремлений, то, за что многие из нас готовы бороться и отдать жизнь. Американцы закрепили ее в Декларации независимости, Конституции США и в особенности в Билле о правах – и охраняют как святыню. Свобода как полет: одновременно пугает, кружит голову и будоражит. Она может столкнуть нас лицом к лицу с одиночеством, но именно через нее мы способны глубже понять себя.

Я согласен с мнением Джефферсона, что все мы родились с неотъемлемым правом выбора: способностью принимать решения, которые могут кардинальным образом повлиять на наше существование, опыт и уровень жизни других людей, наше окружение, как природное, так и социальное. Несмотря на то что этот факт вызывает тревогу, он также предлагает захватывающую перспективу: шанс на саморазвитие и возможность обогатить и наполнить смыслом свою жизнь. При столкновении с ответственностью и одиночеством открывается путь к личностному росту, в ходе которого можно обнаружить способности и дарования, о каких вы не подозревали. Но, чтобы подняться в небеса свободы, а не нырнуть в море тревоги, потребуется движущая сила надежды.

Второй закон личностных изменений гласит, что стимулом любого движения вперед становится эта мощная и в то же время деликатная эмоция. Вашему решению что-то изменить способствуют разные факторы: поддержка друзей, уверенность в себе, материальные ресурсы – например, денежные средства или стабильная работа, природные таланты, положение в обществе. Все движущие силы так же уникальны, как ваше поле: иногда они присутствуют, а иногда нет, порой они мощны, а порой не очень. Однако, когда вы стремитесь идти вперед к цели, надежда присутствует всегда. Как и экзистенциальная тревога – неотъемлемая часть процесса перемен и противовес этой сдерживающей силе.

В духовных, религиозных и поэтических произведениях мы часто встречаем понятие «надежда». Между тем я рассматриваю ее как встроенный элемент нашей психологической и физической жизнеспособности. Более того, я верю, что надежда подкрепляет наиболее светское понятие – эволюцию. Именно она побуждает к действию, поддерживает наши стремления приспосабливаться и меняться, несмотря на мощные сдерживающие силы.

Наметив цель и продвигаясь к ней, вы вступаете в борьбу либо с тревогой («Если я не брошу курить, я могу умереть молодым»), либо с трудностями («Не так-то легко отказаться от никотиновой зависимости»), либо с тем и другим одновременно. Именно ваше отношение к угрозам и сложностям определяет готовность к переменам и способность следовать выбранным курсом. Надежда наделяет вас решимостью попытаться, силой духа, чтобы идти вперед, и способностью взять себя в руки и начать с нуля в случае неудачи.

Понимание, что надежда – основополагающий фактор (неважно, начинаете ли вы действовать или столбенеете, столкнувшись с проблемами и трудностями), сближает этот часто возвышенный термин с понятием эволюции. То, каким образом животное осознаёт угрозы и проблемы и взаимодействует с ними, становится основой выживания и эволюционного прогресса определенного вида.

Рога оленя, глубокомысленно раздумывающего, стоит ли бежать, услышав хруст ветки, с большой долей вероятности однажды окажутся над камином. А муравей, жалующийся на каждом подъеме, внесет большую неразбериху в строго организованный муравейник. У человека, напротив, выживание определяется не только «заводскими настройками». Сталкиваясь с угрозами и трудностями, мы часто анализируем и принимаем решения. Мы располагаем куда большим набором опций, чем «бей или беги», руководствуемся личными предпочтениями, культурными нормами и взаимодействуем с другими. Мы запрограммированы на неуверенность – включая уникальное осознание факта, что мы умрем, только неизвестно, когда или как. Способность преодолевать сложности зависит от нашего выбора, что означает, что мы постоянно сталкиваемся с возможностью неудач. Надежда позволяет мобилизовать энергию и нестись в будущее, несмотря на неуверенность. Более того, она наделяет нас способностью участвовать в человеческих взаимоотношениях: общаться, исследовать, проявлять любопытство, придумывать, открывать. Надежда – не только инструмент выживания в непредсказуемом мире, это настрой, превращающий способность выдержать неуверенность в особый человеческий дар – умение взаимодействовать с неизвестностью и извлекать из этого благо, не поддаваясь страху.

Что же определяет, удастся ли вам изменить свою жизнь?

Герой книги «Гарольд и фиолетовый мелок» путешествует не из жажды странствий: он ищет путь домой. Пункт назначения известен, и мальчик пытается любыми способами попасть туда. В случае с Гарольдом существует напряжение между реальностью и желаемым, о котором говорил Левин. Конфликт порожден надеждой вернуться домой, но это чувство одновременно становится инструментом борьбы с напряжением, позволяя искать пути, обходить препятствия и продолжать двигаться вперед.

Помните пример с велосипедом? Надежда неизбежно приводит к тому, что вы наделяете желаемый объект важностью и замечаете, что вам его не хватает. Но цель и смысл существования этого чувства в том, чтобы проделать путь от момента желания (сейчас) до момента обладания (когда-нибудь). Другими словами, надежда существует в ожидаемой реальности. «Временная перспектива», как определил бы ее (да, вы угадали!) Левин[51].

Он дает такое определение: «полная совокупность представлений индивидуума о своем психологическом будущем и психологическом прошлом, существующих в данный момент времени». В этом смысле надежда напоминает память официанта. Она порождена напряжением на промежуточном этапе: сегодня я нахожусь дальше, чем вчера, прямо сейчас я делаю шаг по направлению к чему-то и знаю, чего именно хочу достичь. Здесь и прошлое, и настоящее, и будущее.

Надежда помогает держаться, когда вы боретесь с чувством, что не хватает чего-то важного, необходимого вам, и способствует движению вперед, даже если не удается заполучить желаемое немедленно.

В своей самой знаменитой речи, в те черные для Великобритании дни, когда страна оказалась один на один с непреодолимым натиском фашистов, Уинстон Черчилль[52] выразил свое понимание надежды. Он заявил: «Мы пойдем до конца, мы будем биться во Франции, мы будем бороться на морях и океанах, мы будем сражаться с растущей уверенностью и растущей силой в воздухе, мы будем защищать наш Остров, какова бы ни была цена. Мы будем драться на пляжах, мы будем драться на побережьях, мы будем драться в полях и на улицах, мы будем биться на холмах; мы никогда не сдадимся».

Премьер-министр говорит больше о битве, чем о победе, не сдаваясь и не уступая. В его речи – стремление к чему-то лучшему и призыв двигаться вперед, к цели, неважно, меняется положение дел к лучшему или нет. Это и есть надежда.

Речь Черчилля – это список альтернативных путей борьбы. Как и Гарольд, который рисовал дороги к дому, Черчилль связывает надежду с понятием «никогда не сдаваться», изобретает и определяет новые способы попасть домой. В этом и заключается суть: преодолеть препятствие любым способом – обойти, подкопать, перепрыгнуть, пройти напролом.

По словам Чарльза Снайдера[53], ведущего теоретика социальной психологии, главный подарок надежды – это способность искать любые пути к желаемой цели. Когда надежда сильна и возникает препятствие, вы ищете обходные пути. В противном случае вы быстро сдаетесь, поскольку верите, что к цели можно попасть лишь одной дорогой. На мой взгляд, это означает, что надежда связана с анализом, способностью в разгар личностных изменений отстраниться и с максимальным охватом изучить все возможные альтернативы.

Надежда помогает двигаться вперед, несмотря на неудачи, используя самые нестандартные решения. В этом смысле она противоядие отчаянию. С надеждой вы никогда не поддаетесь унынию: если на пути препятствие, всегда есть другой выход. Нужно лишь научиться правильно использовать свой фиолетовый мелок.

Но хочу предупредить (и это еще один сложный парадокс), что надежда – это главная причина безнадежности. Эти два чувства находятся в связке «и… и». Без жаркого дыхания отчаяния за спиной не было бы потребности в надежде. А если бы не рискнули покорить амбициозные высоты, то не пали бы духом.

Надежда не отрицает, не уничтожает и не прогоняет уныние. Она помогает двигаться вперед, несмотря ни на что, даже если вам не удается получить желаемое прямо сейчас. Надежда может стать мощным стимулом, придавая силы идти дальше и анализировать способы достижения цели, даже если вы в темном тоннеле, конца которому не видно. Однако, фокусируя внимание на важном и значимом, она порождает чувство, что в случае неудачи вы не получите чего-то жизненно необходимого. Таким образом, надежда – это не только движущая сила в моменты отчаяния, но и прямая дорога к нему.

Если безнадежность, как я ее понимаю, – это чувство совершенной беспомощности, когда не удается получить что-то крайне необходимое, то вы придете к ней через надежду. Именно она приписывает значимость поставленным целям и указывает на отсутствие важного.

Взаимоотношения «и… и» между надеждой и отчаянием можно сравнить с покорением скалы. Чем больше желание, тем сильнее потребность заполучить недостающее. Именно поэтому чем выше вы взберетесь на гору надежды в поисках того, чего не хватает в жизни, тем больнее падать.

Приведу наглядный пример из жизни моего клиента, Марка[54]: что происходит, когда вы надеетесь на что-то и оказываетесь загнаны в угол.

Марк, мужчина под пятьдесят, обратился ко мне, чтобы справиться с тяжелым разрывом отношений с подругой. Он жаловался, что чувствует себя разбитым: «Не знаю, чего хочу, что люблю; не могу принять никаких решений. Часто не могу пошевельнуться, потому что не понимаю, что делать. Действую, только когда ситуация становится критической».

Марк был нежеланным ребенком и в детстве подвергался сильному эмоциональному унижению со стороны родителей. Оба оскорбляли его и умаляли его заслуги. Став взрослым, Марк испытывал чувство надломленности, отрыва от своего внутреннего ядра; он был неспособен осуществить даже самые незначительные цели. Во время одного из сеансов он рассказал историю из детства: «Я был один в своей комнате, когда кто-то включил в кабинете проигрыватель. Мне нравилась та песня, и я пошел послушать ее. Потом начал танцевать под музыку. Сначала я едва двигался, но затем увлекся, танцевал, играл на воображаемой гитаре и все такое. Я чувствовал себя счастливым, я чувствовал себя собой. Странно, что я почувствовал себя настолько свободным. Обычно я замыкаюсь в себе и боюсь веселиться, но в тот день я был слегка шальной. Танцуя, я налетел на проигрыватель, и пластинка стала заедать. Прибежал отец и наорал на меня».

Учитывая ужасное эмоциональное насилие, которому Марк подвергался в детстве, этот инцидент кажется незначительным. Однако он стал основополагающим в нашем курсе лечения как модель того поведения, которого Марк придерживался, будучи уже взрослым. Танцуя под музыку, он хотел испытать столь малознакомые ему, но необходимые в детстве чувства: резвиться, беситься, веселиться, вести себя непосредственно, фантазировать. Марк поднялся ввысь, наслаждаясь весельем, но падение показало, что такой полет опасен. Способность веселиться и чувствовать себя свободным превратилась в обязательство. Это история о глубоких страданиях, которые мы испытываем, когда надежда открывает двери в жизнь. Мы оставляем свое укрытие и, незащищенные, идем к цели. И в этом, наиболее уязвимом, состоянии мы получаем раны. Это история о безрассудстве и отчаянии. Она легла в основу лечения, поскольку иллюстрирует, как эти чувства заблокировали способность Марка надеяться. Они также вынудили его постоянно сомневаться в себе и других.

Я считаю, что фундамент надежды – это доверие в условиях неопределенности, то, чего Марк был лишен в детстве и что породило ощущение раздробленности. Это способность верить в себя, в других и в мироздание, не имея обоснований для этой веры. Надежда ведет нас сквозь отчаяние и неопределенность, и у нас появляется желание рисковать: мы уверены, что игра стоит свеч, что справимся с неизвестностью, что, даже если упадем, уцелеем и сможем восстановиться.

Говоря об этой уверенности, мы подходим ко второй части концепции Снайдера, касающейся надежды. Он называет ее «мотивационное мышление».

Снайдер считает, что надежда подразумевает не только поиск вариантов, но и способность «стимулировать себя через мотивационное мышление, изыскивая, как использовать эти варианты». «Мотивационное мышление», в понимании психолога, это уверенность в собственном мастерстве. «Люди с высоким уровнем надежды во внутреннем диалоге с собой используют такие фразы: “Я могу это сделать”, “Никто меня не остановит”», – пишет Снайдер[55]. Тот, кто полон упований, не только знает, куда хочет попасть и как туда добраться, но и изобретательно обходит препятствия на пути, веря, что обладает всеми необходимыми ресурсами, чтобы совершить это путешествие. Взрослому Марку не хватало именно мотивационного мышления, причиной чего стало крушение его надежд в детстве.

Исследования социального психолога Альберта Бандуры непосредственно касаются недоказуемой уверенности в собственном мастерстве. Он называет это «осознанной самоэффективностью». Бандура определяет ее как «веру людей в свою способность действовать так, что это окажет влияние на их жизнь». «Сильное чувство эффективности во многих отношениях способствует достижению целей и личному благополучию», – пишет психолог[56].

Люди, твердо верящие в свои способности, рассматривают проблемы как сложные задачи, требующие решения, а не как угрозы, которых следует избегать… Они ставят перед собой амбициозные цели и неуклонно движутся к ним. Сталкиваясь с неудачами, они удваивают усилия и быстро восстанавливают свое чувство эффективности. Такие люди считают, что причиной провала стали недостаточные усилия или скудные знания и навыки, которые можно восполнить. К сложным ситуациям они подходят с уверенностью, что смогут их контролировать.

Сложно представить человека, опирающегося только на одну надежду без осознанной самоэффективности. Вы должны верить в себя и в то, что вы меняете мир и движетесь вперед.

Понятия мотивационного мышления и самоэффективности подводят к другому термину, который, как и надежда, чаще ассоциируется с проповедью, чем с лекцией в области общественных наук: вера. Вера – это определенность, которая может основываться на фактах, но в конечном счете опирается на убеждения. Тот, кто полон надежд, верит – в себя, в других, в мироздание.

В отличие от надежды, психологические науки еще не изучили феномен веры. И это досадно, поскольку я полагаю, что она основополагающий фактор движения к изменениям. В моем представлении, в движении к прекрасным целям, несмотря на невысокие шансы и неизвестность в будущем, надежда невозможна без безусловной веры. Чтобы сказать «Я могу это сделать» и чувствовать, что способен изменить мир, нужно верить в себя, опираясь не только на факты, но и на убеждения.

Как и в случае с надеждой, основываясь на вере, вы рискуете. Когда вы совершаете решительный шаг, есть опасность, что ваши убеждения не заслуживают доверия или откровенно ошибочны.

Если надежда – это стремление к чему-то, что вы считаете важным и недостающим, то вера – это убежденность в способности заполучить это. Но продвигаться вперед, заручившись лишь поддержкой надежды, практически невозможно.

Мы говорим о вере и надежде, словно это взаимозаменяемые понятия. Но это не так. На самом деле они существенно отличаются, хотя одно из них и составляет часть другого.

Приведу пример из моей практики, иллюстрирующий разницу между надеждой и верой и их затейливое переплетение. Это история Бриджет и ее родителей – удивительного трио, обладающего уникальной способностью сохранять уверенность, несмотря на любые неприятности.

Бриджет 25 лет, она умна и обладает невероятным творческим потенциалом. Она создает свою линию одежды, снимает короткометражные документальные фильмы и вместе с многочисленными друзьями устраивает шикарные экстравагантные вечеринки. У Бриджет биполярное расстройство, ее преследуют длительные периоды острого маниакального состояния, характеризующиеся радостным возбуждением и обманчивым чувством непобедимости. В такие моменты девушка ведет себя безрассудно: спит с незнакомцами, уезжает далеко, выпивая за рулем, а однажды даже незаконно проникла в парк аттракционов. В периоды обострений Бриджет проходила лечение в психиатрических клиниках и не могла окончить колледж или удержаться на работе. Но каким-то образом она продолжала двигаться вперед и реализовывать свои творческие проекты, часто с блестящим результатом.

В отличие от многих моих пациентов, которые неоднократно пребывают в лечебных учреждениях, Бриджет не рассматривает свои психические проблемы в негативном свете. Нельзя сказать, что она беспечно относится к последствиям своего поведения в состоянии обострения. Но она полагает, что ее выходки «позволяют ясно понять суть жизни» и, хотя порой шокируют, они «всегда четко связаны с реальностью». Бриджет хотела, чтобы ей помогли управлять ее капризами, и в то же время говорила всем, что «не променяла бы свое биполярное расстройство ни на что в мире».

Я регулярно встречался с родителями девушки, когда они помогали ей в наиболее острой стадии кризиса. Дочь во многом походила на них. Они не опускали руки, когда Бриджет снова приходилось ложиться в больницу, и всегда рассматривали грядущий день как шанс все наладить. Когда дела обстояли скверно, родители активно искали новые решения и идеи. «Всегда есть выход», – как магическое заклинание твердила ее мать.

В отличие от многих, с кем я работаю, родители Бриджет не раболепствовали перед моим опытом. Они общались со мной как с равным, считая одни из моих идей хорошими, а другие – ошибочными. Дружелюбные и обходительные, они, однако, не тратили время на то, что не считали эффективным.

Я встретился с ними через три года, и за это время Бриджет удалось существенно наладить жизнь: она вернулась в колледж, ни разу не попадала в больницу и продолжала свои творческие проекты. Я знал, что ее ждет необычное, замечательное, захватывающее будущее. Признаться честно, в душе я немного завидовал девушке: ее страстному увлечению, желанию пробовать новое, столь изобретательному подходу к жизни.

Я попросил Бриджет присутствовать на встрече с родителями. В конце сеанса я спросил: «Что дало вам силы идти вперед? Я поразился вашему позитивному настрою и активности».

«Это все Бриджет, – ответила мать. – Знаю, все родители так говорят, но она и в самом деле потрясающая. Если бы вы знали ее так, как я, вы были бы уверены, что жизнь наладится. Мы никогда, никогда не теряли надежды».

«Она невероятно сильная, – сказал отец. – Я бы скорее ей доверил свою жизнь, чем кому-то другому. Она не пропадет, это очевидно».

Бриджет, смущенная комплиментами, пошутила: «Ерунда! Дело вот в чем: мои родители безоговорочно верят в меня. Я порядочно их напугала своими выходками, но они убеждены, что со мной все будет хорошо. Я бы сказала, что они мне доверяют».

Девушка была права: родители невероятно верили в нее и в ее способность идти вперед, несмотря ни на что. Это позволило им с надеждой смотреть в ее будущее. Другими словами, без веры не было бы и надежды.

Разница между надеждой и верой заключается в двух, казалось бы, незначительных словах: «на» подразумевает направленность действия на что-то, а «в» предполагает наличие ресурса внутри. Когда вы надеетесь, вы уповаете на что-то (как родители Бриджет, желающие ей более устойчивого состояния в жизни). А когда верите, вы убеждены в чем-то, что, как вы думаете, уже происходит и способно привести к тому, на что вы надеетесь (подобно убежденности родителей девушки в ее способностях). Когда мать Бриджет произносила свое магическое «Всегда есть выход», она имела в виду альтернативные пути к желаемой цели, и они вместе к ней двигались. Когда отец говорил, что доверил бы дочери свою жизнь, он констатировал несомненную уверенность в сегодняшней Бриджет.

Когда я думаю об этой семье, я сочувствую Марку. В то время как у Бриджет было все, чтобы не пасть духом и сохранить уверенность в себе, у Марка, как это ни прискорбно, таких ресурсов практически не было. Когда вы, как он, теряете надежду, вы теряете видение будущего, а следовательно, и направление. Когда вы лишаетесь веры, вы перестаете доверять себе, окружающим и существующему порядку. Когда ваша убежденность подорвана, движение вперед в вагоне надежды замедляется или прекращается. Вы не можете идти вперед к счастливому будущему без уверенности, что попадете туда.

Мартин Лютер Кинг[57] стоит вместе с Черчиллем на пьедестале великих ораторов, прославляющих надежду. В своей самой знаменитой речи он замечательно описывает живучесть и стойкость веры.

«Я не забыл, что некоторые из вас пришли сюда, имея за плечами великие испытания и невзгоды, – сказал Кинг в своей знаменитой речи “У меня есть мечта”. – Некоторые из вас пришли прямо из тесных тюремных камер. Некоторые пришли из мест, где стремление к свободе заставило вас страдать от бури преследований и колебаться под ветрами полицейской жестокости. Теперь у вас есть опыт созидательного страдания. Продолжайте работу, веря, что незаслуженное страдание спасительно».

Превратить «незаслуженное страдание» в нечто спасительное – одна из самых непростых задач. Умоляя людей совершить этот поступок, делающий их крайне уязвимыми, Кинг просит сделать гигантский скачок, основываясь лишь на вере, и в то же время выражает собственную убежденность в том, что они могут это сделать.

У слов «вера» и «доверие» один корень. Вера – это доверие, которому не нужны показания под присягой. Когда вы говорите «Я верю в тебя», вы выражаете доверие, основанное на убеждении. То же самое, когда звучит фраза «Вы можете это сделать». Выражаясь языком Снайдера, вы демонстрируете мотивационное мышление, или, в терминах Бандуры, – самоэффективность.

Вы взбираетесь к цели, которую сами установили, и с каждым шагом растет ее важность. Вы надеетесь, что усилия приведут к результату. Но надежда основана на вере, что вы продолжите взбираться, а если упадете, то возьмете себя в руки.

Что же питает эту уверенность? Откуда мы получаем информацию, что игра стоит свеч? Частично ее подтверждают измеримые факты из нашей жизни: вы многого достигли и знаете, на что способны, поняли, что окружающий мир милостив и позволяет получить желаемое. Как выразился Бандура: «Жизнеспособное чувство эффективности порождено опытом преодоления препятствий путем настойчивых усилий. Когда люди убеждены, что обладают всем необходимым для успеха, они стойко сражаются с невзгодами и быстро оправляются от неудач. Переживая тяжелые времена и сталкиваясь с проблемами, человек становится сильнее»[58]. Другими словами, чем больше у вас информации о том, на что вы способны, и доказательств, что вы можете довести задуманное до конца, тем сильнее ощущение эффективности.

Факты, данные – это очень важные факторы, они тренируют вашу способность принимать решения и действовать. Однако этого недостаточно.

На пути к цели вы также полагаетесь на другую, менее объективную и логически подкрепленную информацию. Она основывается на чувствах. Даже если вы учли все факты и склоняетесь к определенному варианту, его выбор и последующие шаги в этом направлении обусловлены сочетанием логики и эмоций.

Подумайте о тех решениях, которые вы принимаете в отношении своего будущего: в какой колледж пойти, на какую работу устроиться, на ком жениться, где купить дом, какую квартиру снять. Вероятно, вы взвесили все за и против, возможно, даже составили список. Но когда наступило время принимать решение, не свелось ли все к чувствам? Разве не сила положительных эмоций (воодушевление, сильное стремление, предвкушение, желание) или, когда вы противились чему-то, отрицательных (страх, тревога, отвращение) вела вас напрямую к окончательному варианту?

Это явление в социальной психологии воплотилось в теорию «эмоции как информация»: мы используем свои чувства как важный источник информации, раздумывая о следующем шаге.

Исследования в этой области подтверждают, что чувства («эмоциональный интеллект») помогают проявить больше гибкости при планировании, сделать его более творческим, выделяя хорошее и плохое[61], выбирая линию поведения и скорость реакции на важное событие. Другими словами, при принятии решения многое в прямом смысле зависит от интуитивной реакции.

Как отмечает в своих исследованиях нейробиолог Антонио Дамасио, делая выбор, мы зависим от «соматических маркеров». Это реакции организма, связанные с эмоциями: увеличение частоты сердцебиения, потные ладони, ощущение тошноты. Изучение соматических маркеров[62] привело к выводам, что люди, которые полагаются на чувства, быстрее принимают решения и эти решения чаще приводят к положительным результатам, по сравнению с теми, у кого эти маркеры не срабатывают (например, люди с повреждениями головного мозга). Действительно, индивидуумы с травмами отделов мозга, отвечающих за эмоции (например, миндалевидного тела), могут без конца приводить причины, почему нужно действовать тем или иным образом, и при этом не могут остановиться на каком-либо варианте.

Что же такого есть в эмоциях, что превращает их в особо важные источники данных в процессе принятия решений в отличие от модели с опорой исключительно на логику? Авторы теории «эмоции как информация» Клор и Колкомб[63] пишут, что «сигналы, поступающие от органов чувств, убедительны, поскольку спонтанно возникают внутри нас», что придает им особый вес, поскольку мы «рассматриваем себя как особенно достоверный источник».

Очень точно подмечено, но это не всегда так.

Сначала мы должны осознать, что заслуживаем доверия, что можем положиться на свои эмоции – другими словами, убедиться, что чувства передают значимую информацию.

Результаты работы Кента Харбера (моего компаньона в исследовании, о котором я скоро расскажу) свидетельствуют как раз об этом. Он обнаружил, что люди с более низкой самооценкой меньше склонны учитывать эмоции при принятии решений, чем те, у кого самооценка высока[64]. Харбер полностью согласен с учеными, которые считают, что, полагаясь на эмоции, индивид выбирает правильный вариант и делает это быстрее. Но сначала он должен научиться доверять источнику этих эмоций (то есть собственному «я») и уважать его. Другими словами, чтобы ввериться своим чувствам, взять их за основу при принятии решений и действовать, в первую очередь нужно поверить в себя[65].

Размышления перед лицом выбора во многом напоминают чтение газеты. Вам на глаза попадается информация, изложенная как факт. Вы так ее и воспринимаете, поскольку ощущаете, что газета – надежный источник. Чисто теоретически предположим, что кому-то факты из статьи не понравились. Собственное исследование он проводить не хочет, поэтому попытается убедить вас, что газетам верить нельзя – возможно, материал сфабрикован. Если вы не доверяете газете как источнику, вы не поверите и напечатанным в ней фактам. Поставьте под сомнение достоверность информационного канала и дискредитируете все сообщения из него.

Давайте вернемся к списку важных решений: работа, брак, дом. Харбер полагает, что способность принять такие решения обусловлена не только тем, что ваши чувства сильны, но и тем, что вы им верите – возможно, потому, что уверены в себе. Вспомните ситуацию, когда вы не могли определиться. Не исключено, что положительные эмоции были столь же сильны, а негативных не было (или наоборот), но вы не доверяли своей интуиции, потому что не верили в себя.

Этот механизм работает в преддверии или в процессе перемен. Существуют веские доводы в пользу положительного решения. Но вы доверяете чувствам и, следовательно, верите в себя. Возможно, необходимо и убеждение в том, что окружающие позволят вам пойти своей тропой. Без этой уверенности картина всегда неполная, а отношение к эмоциям такое же, как к сфабрикованным новостям из недостоверных источников информации.

Чтобы лучше разобраться с эмоциями и верой, давайте вернемся к Бриджет и ее родителям.

По роду работы я сталкивался с сотнями людей, которые, как и моя пациентка, переживали маниакальные состояния и последующую депрессию. Они были умны, многие отличались творческой жилкой, новаторством и импульсивностью, как и Бриджет. В числе многих других я убежден, что между маниакальным синдромом и творческим гением есть связь. Винсент Ван Гог, Вирджиния Вулф, Уинстон Черчилль, Вивьен Ли, Базз Олдрин, Эрнест Хемингуэй, Грэм Грин, Лу Рид и многие, многие другие вошли в историю как знаменитые лидеры и творцы, несмотря на поставленный диагноз (заметьте, часто заочно) «биполярное расстройство». Я был свидетелем последствий особенно острых эмоциональных колебаний, потери доверия к своим чувствам: «Я сейчас счастлив или приближается обострение?», «Я грущу от прощания с любимой или начинается глубокая депрессия?», «Если это так, неужели мое душевное состояние снова подвергнет меня риску и опасности?». Я полагаю, что недоверие к своим чувствам часто выражается в неспособности использовать свои незаурядные таланты. Вера родителей Бриджет в свою дочь, как и ее непоколебимая уверенность в себе, защитили от возможных эмоциональных травм в результате колебаний, транслируя, что, куда бы чувства ни завели девушку, и им, и ей можно доверять. Как она выразилась, эмоции «позволяют ясно понять суть жизни» и «всегда четко связаны с реальностью». Да, они обострены, но безошибочны.

Марк – совсем другое дело. Он научился не доверять важным позитивным и примитивным чувствам, связанным с непосредственностью и весельем. Они чаще всего предавали мальчика, и все заканчивалось наказанием. Сомнения в своих эмоциях подорвали его веру в себя как в источник всех возникающих проблем. Вывод, что позитивные ощущения приводят к плохим результатам, вынудил Марка жестко ограничить личностное развитие и чувствовать себя расколотым. У него не было внутреннего маяка, ведущего по жизни, потому что в его семье подобный опыт приводил к горьким разочарованиям.

Существует некая закономерность в идее Харбера, что неверие в себя ведет к отрицанию своих эмоций, а затем к проблемам с принятием решений и их реализацией. Я полагаю, что удар по вере может иметь обратный эффект. Вы сделали выбор и предприняли практические шаги. Произошло нечто неприятное. Вы делаете вывод, что чувства – информация изнутри – толкают на путь разочарования, и теряете уверенность в себе, которая и породила эти чувства.

Позвольте вкратце напомнить историю Марка с проигрывателем: он весело танцевал, а его подняли на смех. Мужчина использовал этот эпизод как модель, чтобы описать повторяющиеся схемы взаимодействия в своей семье и их влияние на него. Перед нами полная картина всех элементов силового поля и иллюстрация того, как разочарование может привести к неверию в себя.

Когда Марк начал танцевать, он действовал на основе своих эмоций. Это требовало достаточно мощной веры: было полно свидетельств, что потакание своим чувствам приведет к беде. В тот момент мальчик осмелился поверить себе как источнику информации. В глубине души он знал, что танцевать опасно и все может закончиться катастрофой. Но им двигала жажда улучить минутку веселья в безрадостной жизни; тоска по развлечениям перевесила страх возможного наказания за проявление независимости. Надежда твердила, что нужно поддаться настроению и танцевать, и это ощущение казалось правильным.

Каждое движение, каждое подтверждение из надежного источника, что действуешь правильно, было шагом вверх в гору мечты. Чем выше взберешься, тем больнее падать. Суровый окрик отца столкнул Марка с этой горы. Испытав глубокое разочарование в результате падения, мальчик сделал пару неутешительных выводов: лучше не доверять индивидууму, посылающему подобные эмоциональные сигналы (то есть себе самому), и рискованно быть самостоятельным, непосредственным, оптимистичным и питать надежду. Он убедился, что лучше замереть, чем танцевать. Это стало его убежищем, как симулирование смерти у животных, когда они неподвижно замирают на месте в попытке избежать опасности.

Знаменитый психиатр Рональд Лэйнг[66], чья фигура весьма неоднозначна, предложил термин «оцепенение» для типа поведения, которого придерживался Марк. По словам ученого, «оцепенение» (результат сильной уязвимости) – это «основной закон, предполагающий, что вселяющие наибольший ужас опасности можно перехватить, чтобы предварить их реальное наступление. Следовательно, отказаться от самостоятельности – значит тайно охранять ее; притвориться мертвым – значит сохранить жизнь»[67].

Оцепенение: не напоминает ли оно вам боязнь перемен?

Так и есть.

Описываемое Лэйнгом оцепенение восходит корнями к колыбели, к сплетению, с одной стороны, надежды получить пищу и тепло, а с другой – страха голода. Когда младенец рыдает, он полагается на свои чувства (голод, потребность в тепле). Он также испытывает надежду, взывая к удовлетворению своих потребностей и выражая страдания от отсутствия этого. Изучив тесные взаимосвязи между детьми и матерями (тогда еще только матерями) и угнетенное состояние детей, чьи потребности регулярно оставались без внимания, психологи дали определение такому самочувствию: «анаклитическая депрессия»[68],[69]. «Анаклитический» имеет греческие корни, происходит от слова, которое можно перевести как «опора», и обозначает острое желание получить заботу от того, кто за тобой ухаживает. Анаклитическая депрессия сопровождается глубокой пассивностью.

Малыши, родители которых отсутствовали, несмотря на удовлетворение всех физических потребностей – в еде, одежде и медицинской помощи, – без стабильных эмоциональных связей чувствовали себя подавленными. В конце 1940-х годов психоаналитик Рене Шпиц посетил сиротский приют для детей, чьи родители сидели в тюрьме или не могли заботиться о них по иным причинам[70]. Несмотря на добросовестность и ответственность, сотрудники не могли дать каждому ребенку эмоциональную реакцию, в которой тот нуждался. Даже сегодня снятые Шпицем фильмы и фотографии обескураживают. Многие дети безутешны в своем отчаянии, их плач напоминает страдания взрослого, переживающего горе. Еще хуже, пожалуй, наблюдать безразличие и подавленность. Часто неудовлетворенные эмоциональные потребности тормозят физическое развитие (это состояние носит название «замедленный рост изолированных детей»), становятся результатом болезней и даже, как это ни печально, смерти.

Похожее исследование[71],[72], посвященное типам привязанности, не столь зловеще, но впечатляюще демонстрирует, что происходит с детьми, чьи невербальные стремления к связям не находят стабильного отклика. Вы можете наблюдать резигнацию[73] в поведении детей, чьи потребности в тепле и питании не были удовлетворены: когда родители входят в комнату, малыши отклоняются от них, часто избегая эмоционального контакта (это явление также называют «избегающей привязанностью»). В тяжелых случаях такие дети полностью уходят в себя, мало двигаются и ни на что не реагируют. Когда это происходит, на них быстро вешают ярлык «задержка в развитии».

Хотя разочарование из-за неудавшихся личностных изменений вряд ли можно сравнить с опустошающими чувствами обделенных вниманием детей, это схожий опыт: вы надеетесь, опираетесь на свою веру и обнаруживаете, что не можете получить то, чего хотели. Когда вы рискнули и протянули руку к мечте, а все обернулось совсем не так, как вы ожидали, наблюдается схожее поведение: замкнутость и поиск точки опоры. Текущая реальность сопоставима с оцепенением. Отворачиваясь от источника надежды, чтобы избежать страданий, вы замираете.

Допустим, ваши предыдущие отношения закончились год назад болезненным разрывом и вы боитесь начинать все с начала. Наконец вы регистрируетесь на сайте знакомств и находите интересного человека. После первого свидания вас приятно волнует мысль о дальнейшем развитии отношений. Вы чувствуете, что это ваша вторая половинка, интуиция это подсказывает. Появляется надежда, вы проигрываете в уме воображаемые романтические сцены. Но ваш партнер не отвечает на звонки и сообщения. Вы раздавлены: чем сильнее надежда, тем глубже разочарование. Если бы вы не поверили своим чувствам, вы бы не решили, что этот человек вам нужен, не наделили бы его такой важностью. Теперь невозможность отношений с ним делает ваше желание еще более неистовым и навязчивым. Вы спрашиваете себя: «Почему я позволяю эмоциям взять надо мной верх?»

Это всего лишь первая попытка, но вы уже сомневаетесь, что способны встретить свою пару. Однако продолжаете попытки. Снова находите на сайте потенциального партнера. Интуиция подсказывает, что это правильный выбор, но вместе с тем вы говорите себе: не торопись, не принимай поспешных решений. Даже после нескольких свиданий, не доверяя своим чувствам и помня об ужасном разочаровании во время прошлого опыта, вы держитесь замкнуто и отстраненно. Как только появляется воодушевление при мысли о новых отношениях, вы эмоционально закрываетесь. В прошлый раз чувства взяли верх; теперь будет по-другому.

Вместо открытой ладони появляется сжатый кулак. Видя вашу сдержанность, партнер тоже не спешит открываться, чувства единения, которое могло бы привести к развитию отношений, не возникает. Вы решаете, что «нет контакта», и двигаетесь дальше. Но и после разрыва ничего не меняется: интуиция подсказывает, что это ваша пара, возможно, именно то, что нужно. Вы хотите попробовать снова и связываетесь с этим человеком, но уже поздно. И возникает мысль: «Почему я не прислушался к своим чувствам?!»

Вы разочарованы и сетуете, куда вас завела привередливость. Начинаете терять веру в себя, задаетесь вопросом, способны ли завести отношения. Вы также сомневаетесь, достаточно ли щедр мир вокруг, есть ли ему что предложить, может ли что-то заинтересовать и привлечь вас. В определенный момент вам действительно очень нравился этот человек. А вдруг это тот «единственный»? Вы снова заходите на сайт знакомств, находите подходящую кандидатуру и тут же закрываете ноутбук. Вы не хотите поддаваться эмоциям – они заставят вас поверить, что личная жизнь наладится, а разочарование приведет к растерянности. В отношении свиданий ваша жизнь замерла.

В этом примере оцепенение относится только к поиску второй половины, а не к существованию в целом, как у Марка. Вы не сворачиваетесь калачиком в кровати, не желая рисковать и реагировать на все соблазны жизни в лучших традициях анаклитической депрессии. Но что касается романтических отношений, здесь вы не сдвигаетесь с мертвой точки.

В одних сферах своей жизни вы можете с удовольствием продвигаться вперед, в других – притворяться мертвым, потому что для вас невыносима мысль, что надежды не оправдаются.

Возьмите паузу и подумайте, что вы сейчас делаете для саморазвития, что действительно стремитесь усовершенствовать, нехватку чего так остро ощущаете. Если бы я дал вам штамп «притворяюсь мертвым», уверен, вы бы нашли куда его поставить: йога, регулярные звонки маме, карьерный рост – с этим все хорошо, а здоровое питание и попытки возобновить игру в ракетбол – здесь штамп. В таких сферах надежда оказалась слабее неверия, и это уменьшило движущую силу, что толкала вас вперед.

Утрата веры также укрепляет сдерживающие силы, которые связывают вас. Когда вы теряете уверенность в себе и в мире, вскормленное тревогой осознание одиночества и ответственности за свое существование может стать невыносимым.

У вас в руках фиолетовый мелок – эта мысль одновременно будоражит и подстегивает амбиции. Это отличная возможность, и все-таки вам тревожно от осознания, что выбирать вам и только вы несете ответственность за последствия своих решений. А они много значат – ведь жизнь не продолжается вечно.

Двойной груз ответственности особенно ощутим, когда мы принимаем решение. Хочется заглушить это осознание, найти возможность избежать выбора. Личностные изменения – это тоже решение, причем важное, так как вы собираетесь преобразовать себя. Событие такого рода еще больше обнажает ощущение ответственности. Что произойдет, если вы решите, что фиолетовый мелок – средство ненадежное или, еще хуже, бракованное? Если такое случается, вы чувствуете, что в ответе за свою жизнь, и в то же время у вас нет инструмента, чтобы ее наладить. Каково ощущение? Это арифметика труса: ответственность за бытие плюс недостаток веры.

Полагаю, вы ощутите крайнюю беспомощность. Я думаю, именно она сковала Марка, зажав в тиски между нереализованными, но необходимыми потребностями и его неспособностью их удовлетворить. Хотя у детей, в отличие от взрослых, нет осознания ответственности и смертности, я полагаю, что именно острое чувство беспомощности как результат неудовлетворенных желаний лежит в основе депрессивного и замкнутого поведения. Это же чувство заставляет отступать тех, кто ищет себе пару: первоначальное разочарование ведет к настороженности и глушит искру, без которой новому роману не разгореться. Таким образом, безысходность становится самовнушенным пророчеством.

Мысль о том, что вы сами управляете кораблем существования, сама по себе тревожит вас. Беспомощность, ослабляя «субъектное мышление» и «самоэффективность», твердит, что, если даже вы осмелитесь взять на себя такую ответственность, вас ждет вечное блуждание. Считаете ли вы себя разбитым судном с течью, в принципе неспособным добраться до пункта назначения, или матросом, приближающимся к водовороту невозможных лишений, или и тем и другим – главное послание заключается в том, что вы не можете осуществить то, что должны. Это невыносимо, как и неописуемое страдание в крике ребенка. Экзистенциальная тревога усиливается от мысли, что вы не можете быть автором своей жизни, даже если хотите.

В такой ситуации самообман кажется весьма привлекательной альтернативой. «Просто скажи, что делать!» – просит ваше сознание, поскольку вы больше не доверяете себе взять штурвал и вести корабль своего бытия.

Это состояние прекрасно описывает сцена из телесериала «Дрянь»[74]. Его героиня с одноименным прозвищем раз за разом совершает ошибки и разочаровывается в себе и других. Но продолжает идти вперед, не падает духом и осмеливается оставаться такой, какая есть. Она не предает себя, не желает оцепенеть (в этом отношении Дрянь – настоящий герой, и телесериал в целом, я полагаю, об экзистенциальной смелости). Но все же всегда есть искушение затормозить и поддаться самообману. В одной из серий героиня после ряда болезненных неудач решает сдаться и жить так, словно выбора нет. Она приходит в исповедальню, и священник, ее друг (с которым она, со своей склонностью все портить, желает переспать), спрашивает, чего она хочет от жизни. Вот ее ответ: «Я хочу, чтобы утром кто-нибудь сказал мне, что надеть. Чтобы каждое утро мне говорили, что надеть. Чтобы советовали, что есть. Что обожать, что ненавидеть, когда впадать в ярость, что слушать, какую группу любить, на что брать билеты, о чем шутить и о чем – нет. Чтобы кто-нибудь сказал мне, во что верить, за кого голосовать, в кого влюбиться и как признаться в этом. Полагаю, что хочу, чтобы кто-нибудь подсказал мне, как прожить свою жизнь, отец мой, ибо на данный момент я думаю, что заблуждаюсь. Знаю, именно поэтому людям нужны такие, как вы, чтобы просто сказать, как поступить. Вы говорите, что делать и что получится в результате. И хотя я не верю в эту чушь и понимаю, что, с научной точки зрения, что бы я ни сделала, это не повлияет на итог, мне все равно страшно. Почему я боюсь?»[75]

Просто гениально. Именно так и происходит. Когда, пережив разочарования, вы перестаете верить в себя, мысль об ответственности и одиночестве, которая неизбежно возникает в ходе личностных изменений, пугает еще больше. И идея притвориться мертвым кажется разумной. Она защищает от осознания, что ты один, что все зависит от тебя и ты не в силах проделать путь из пункта А в пункт Б. Именно поэтому человек начинает искать ответы в окружающей действительности. Не потому, что они там, а потому, что мысль о том, что все ответы на свою жизнь нужно искать внутри себя, становится непереносимой.

Я хочу, чтобы кто-нибудь подсказал мне, как прожить жизнь.

Особенно непереносимо понимать, что ты беспомощен, совсем пал духом и неспособен выйти на нужную дорогу. Когда вы измучены такими мыслями, лишь одно способно вывести вас из оцепенения – надежда.

Если вы теряете веру в себя и в мир, надежда становится серьезным источником опасности, ибо соблазняет вас желаниями, которые, как вы опасаетесь, не в силах осуществить. И вы чувствуете себя разбитым.

Давайте вспомним сложную структуру надежды: определить важную цель, наметить план ее осуществления и быть уверенным, что успешно сможете пройти этот путь. Что происходит, когда последний компонент отсутствует? Вы знаете, чего хотите, как этого достичь, но не верите в себя? Если нет убеждения в собственной эффективности – способности успешно завершить начатое или взять себя в руки, если это не удалось, – вы не сделаете шаг вперед.

Надежда без веры – это кошмарное тревожное состояние. Вы понимаете, что не хватает чего-то важного, но не верите, что способны это заполучить или построить надежное судно, которое удержит вас на плаву в случае неудачи. Вы стремитесь попасть домой, но до смерти боитесь предпринять следующий шаг.

Подумайте о том, что вы хотите изменить в себе сейчас. Возможно, это что-то незначительное, а может, и нечто существенное, это неважно. Что вам мешает? «Я уже сто раз пробовал, и не получалось. Так будет и теперь». Или: «Не хочу чувствовать себя неудачником, если не добьюсь своего». Это говорит ваше неверие. Оно грызет вас, потому что надежда убедила, что желаемые перемены важны. Тогда часть вашего сознания пытается задушить надежду, преуменьшая значение ваших желаний. «Это не так уж важно», «Может подождать», «Есть и более значимые вещи в жизни».

Возникает конфликт. Надежда движет вас вперед к цели. И на этом пути тревожит мысль, что вы одиноки. Если вы не уверены, что можете осуществить желаемое или оправиться от поражения, надежда пугает, поскольку стремления и желания могут обернуться разочарованием и досадой. А еще вы потеряете веру в себя и в мир вокруг.

В подобной ситуации надежда, толкая вперед к цели и заставляя усомниться в своих силах, выглядит опасным искусителем. Она уговаривает ввязаться в обреченное на провал предприятие. Не веря в себя и боясь сделать следующий шаг, вы отвергаете надежду – вашего проводника и боевого товарища на пути к цели. Я назвал эту тормозящую защитную реакцию «боязнью надежды». Она увеличивает сдерживающие силы экзистенциальной тревоги, заставляя беспокоиться о возможном провале на пути к поставленным целям. Страх также ослабляет движущие силы и мешает прикоснуться к источнику перемен. Неважно, потерпели ли вы такие же разрушающие неудачи, как Марк, или все менее трагично, я верю, что способность осуществить личностные изменения в значительной степени обусловлена тем, насколько сильно вы боитесь надеяться.

В следующей главе вы узнаете об удивительных, многогранных и сложных взаимоотношениях между страхом и надеждой и ролью веры на пути вперед.

Глава 4. Боязнь надежды

Тот, кто постоянно устремлен «куда-то выше», должен считаться с тем, что однажды закружится голова. Что это? Страх падения? Нет, совсем нет. Головокружение – это глубокая пустота под нами, что влечет, манит, пробуждает в нас тягу к падению, которому мы в ужасе сопротивляемся.

Милан Кундера

2006 год. Мэри 35 лет. Она пришла ко мне после нескольких лет лечения у других врачей. Последний диагноз, который ей поставили, – глубокая, трудноизлечимая депрессия в сочетании с тревожным расстройством. У Мэри мало друзей, она живет с матерью, работает торговым представителем в компании-разработчике программного обеспечения и большую часть времени проводит в разъездах. За ее плечами несколько суицидальных попыток, и в прошлом году врач неоднократно помещал ее в клинику.

Вот история этой девушки.

Ее жизнь не всегда была такой. Когда-то Мэри смело шагала по жизни, олицетворяя собой мощные движущие силы. Воодушевленная надеждой, она пополняла ряды тех, кого осознание ответственности за свою жизнь не сдерживает, а подталкивает вперед.

В 1994 году, в последних классах школы, Мэри играла в футбольной команде за свой штат и прекрасно училась. Энергичная и привлекательная девушка пользовалась успехом, у нее было много друзей из футбольной команды. Тренер Мэри всегда внушал игрокам: или играйте на пределе, или отправляйтесь домой. Мэри, как и других членов ее команды, коробила жесткость этого выражения. Но в глубине души она понимала, что тренер прав. Жить – значит отдавать все, выходить за пределы возможностей, рисковать. Девушка иногда находила уникальные решения, отличалась нестандартной точкой зрения. Педагоги считали Мэри выдающейся ученицей. На футбольном поле она мастерски проводила перехват мяча – рискованный прием, который мог закончиться нарушением правил или травмой. Бесстрашие для Мэри было практически равнозначно успеху. Почти никогда она не сталкивалась с обратной стороной этой медали.

Но затем последовала серия серьезных неудач. В выпускном классе у девушки начался тяжелый мононуклеоз, из-за чего она не смогла играть в футбол в начале осеннего семестра. Мэри пыталась справиться с хандрой, тайком тренируясь в парке вопреки рекомендациям врача. Лежа на траве и осознавая, что с болью пожинает плоды своего желания рискнуть, она поняла, что теперь проведет на скамейке запасных целый год, и почувствовала дыхание отчаяния.

Впервые в жизни Мэри ощутила, что значит быть зрителем, а не актером, быть частью толпы, а не главным объектом внимания. Там, сидя на скамейке, пока другие играли, она еще глубже погрузилась в уныние. Закрадывалась мысль, что все может пойти не по плану, появилось незнакомое до сих пор чувство безысходности, зарождалась злость на себя за то, что переусердствовала в тот день в парке. Но Мэри понимала, что надо продолжать путь. Впереди вступительные экзамены, и теперь, когда она не может использовать успехи в футболе как преимущество при поступлении, большое значение приобретает средний балл. Не время застревать на малоприятных ощущениях. Движущие силы вернули девушку к текущим школьным задачам.

Весной Мэри получила письма с отказом из большинства лучших вузов. Чувство, что все может обернуться не так, как она хотела, и злость на себя усилились, в общем полноценная жизнь омрачилась. Но Мэри ждала ответа еще из одного хорошего и достаточно крупного университета в Калифорнии. Мэри надеялась, что это письмо – ее шанс, и каждый день проверяла почтовый ящик. Наконец пришел увесистый конверт: ее приняли. Девушка воодушевилась: все налаживается, все идет как надо.

Следующей осенью Мэри с упоением начала учебу в университете. Она все же поступила в одно из элитных высших учебных заведений без протекции футбольных тренеров. Девушка собиралась в полной мере воспользоваться этой ситуацией. Ей нравилось все: жизнь в общежитии, вечеринки, круг друзей, учеба и сложные задачи.

Особенно ей полюбилась спортивная психология, она увлеклась исследованиями и командной работой. Профессор, заведующий кафедрой, известный специалист в этой области, к студентам относился доброжелательно и внимательно. И все же Мэри показалось, что ее работой он заинтересовался особенно, назвав ее «новаторской», «нестандартной» и «наводящей на размышления» (именно так оценивали результаты ее трудов в школе). В конце семестра профессор отвел девушку в сторону и спросил, хочет ли она работать ассистентом у него в лаборатории. Мэри была ошеломлена. Обычно такие должности занимали аспиранты, редко – старшекурсники. Никогда раньше она не смотрела в будущее с таким оптимизмом. Она хотела выбрать спортивную психологию в качестве основной специализации и рассматривала предложение профессора как шаг на пути к самодостаточной и волнующей жизни. Девушка ощущала непреодолимое стремление добиться успеха.

Однажды вечером все изменилось. Мэри задержалась в лаборатории. Профессор заглянул попрощаться, спросил, над чем она работает, подошел взглянуть и присел около нее. Удивленный и воодушевленный ее выводами, он задал несколько вопросов. Во время активного обсуждения результатов исследований профессор положил девушке руку на колено. Мэри вздрогнула и оттолкнула его. Профессор резко встал и, сославшись на встречу, ушел.

Девушка не знала, кому рассказать об этом происшествии. Она чувствовала себя растерянной и обескураженной, загнанной в угол и неспособной принять решение.

Мэри ушла с должности ассистента, оставив своему руководителю короткую записку и конверт с неоконченной работой. Учитывая известность профессора, девушка понимала, что находится на распутье. С одной стороны, она не была готова рассказать о случившемся, с другой – не представляла себе дальнейшую работу с этим человеком. Значит, придется либо менять специализацию, либо переводиться в другое учебное заведение. Мэри встретилась со своим куратором, поменяла вторую специальность и сосредоточилась на клинической психологии.

В ту ночь она ворочалась в постели, оплакивая будущее. Все казалось ненадежным, прямая дорога к успеху была закрыта. Девушка засомневалась в способности управлять своей жизнью. Умение взять все в руки и бесстрашно идти к цели, чем она так когда-то гордилась, теперь тревожило ее. На горизонте появились неуверенность и беспомощность и потянули вниз.

Дома во время летних каникул Мэри думала о том, как лучше подготовиться к следующему семестру. Она ругала себя за то, что так резко отреагировала на ухаживания профессора. «Из-за одного негодяя жизнь еще не кончена», – думала девушка. Она по-прежнему не решалась разоблачить педагога, да и снова менять специализацию не стоило. «Я слишком быстро погрузилась в знакомую атмосферу. Университет требует вдумчивого подхода. Пока есть возможность, нужно осмотреться. Кроме того, я и в аспирантуре смогу получить диплом по спортивной психологии», – рассуждала Мэри. Девушка с воодушевлением ждала следующего семестра в надежде попробовать новый подход и выйти из зоны комфорта. Нужно только не появляться в том здании, где располагается лаборатория спортивной психологии, и все устроится. Движущие силы вновь одержали верх.

Однако надежды на продуктивную учебную работу не оправдались. На занятиях Мэри скучала, сложные задачи стали тяготить. Мэри приходилось зубрить. Любопытство и воображение, некогда столь активные, выключились. Начиная формулировать интересный ответ, девушка каждый раз наталкивалась на преграду, словно сомневаясь, стоит ли рисковать.

По психопатологии Мэри получила «удовлетворительно», по остальным предметам – «хорошо». «Как такое возможно? – думала она. – Плохая отметка по важному предмету и ничего особенного по остальным? Это смешно!» Во время зимних каникул девушка обдумала свою учебную стратегию. Она поняла, что нужно собраться, добавить в учебный график предметы по психологии и начать второй семестр с новыми целями.

Однако в психологии Мэри разочаровалась, она быстро поняла, что это не для нее. Девушке нравилась работа в команде, чувство локтя, а не премудрости отдельно взятого психотипа. Раздражение по отношению к себе начало расти. Мозг задавался вопросом, может ли Мэри управлять своей жизнью. «Что я делаю? Почему не могу взяться за ум?»

Девушка испытывала зловещее чувство растерянности и опустошенности. Но она ощущала и нечто новое: неспособность с оптимизмом смотреть в будущее. Не то чтобы ее страшил путь; Мэри просто не хотела идти. Она чувствовала, что что-то сломалось, и замедлила ход, охраняя себя от непринужденности и любознательности, которые раньше были самой ее сутью.

Однажды на вечеринке она встретила Майка.

Майк, веселый парень, играл в бейсбол в старших классах школы. Он души не чаял в Мэри. Лидер по натуре, Майк угадал те же качества в девушке, оценил ее исключительное и мудрое мировоззрение. Его интерес стал той искрой, что разожгла костер былых дарований. Вернулось уникальное восприятие мира, что Мэри продемонстрировала в курсовой работе. Девушка воодушевилась, чувствуя себя полной энергии ввиду открывающихся возможностей. Она связывала надежды на счастье не только с учебой и будущей профессией, но и с Майком.

Майк специализировался на предпринимательской деятельности. Когда Мэри спросила, стоит ли ей заниматься психологией, Майк предложил ей попробовать бизнес-образование. Возможно, там найдется где применить интерес к командной работе. На осенний семестр Мэри выбрала курс по организационному поведению.

Предмет ей понравился, на занятиях она блистала. Ее мысль снова работала, она выдвигала идеи и делала выводы, которые будоражили весь класс. Мэри стала звездой. Она нашла свое предназначение, еще не поздно поменять основную специальность. Можно взять дополнительные занятия на лето и дополнить расписание лекциями по бизнес-курсу. Как раз в нужный момент с помощью Майка она вернется на правильный путь.

В то лето Мэри не поехала домой на каникулы. Она занималась и проводила время с Майком. Это была чудесная пора. Осенью Майк отправится в Токио на стажировку в головном офисе компании, о которой давно мечтал. Затем он вернется, возьмет паузу, обдумает дальнейшие планы и проведет время с Мэри. Молодые люди были уверены в своих чувствах, да и разлука продлится всего шесть месяцев. Кроме того, девушке предстояло сосредоточиться на профильном предмете. Мэри не боялась сложностей и начала учебу на третьем курсе в полной боевой готовности.

В октябре ей позвонила мама: у отца случился сердечный приступ. Несмотря на просьбы матери ничего не предпринимать, Мэри взяла билет на самолет. Она задержалась на день, чтобы сдать работу.

Когда самолет приземлился, на телефоне высветилось сообщение от матери: «Мэри, позвони, как только сможешь». Девушка тут же набрала домашний номер. «Солнышко, папа умер вчера ночью. Что-то пошло не так во время операции». Ошеломленная, Мэри промчалась через здание аэропорта и на первом же такси поехала домой.

Уладив все вопросы с учебой, девушка планировала остаться дома еще на две недели после похорон. Но учеба не шла: Мэри не могла сконцентрироваться, не воспринимала материал. Девушка решила, что единственный выход – взять академический отпуск на один семестр.

Тянулись месяцы, Мэри, как и следовало ожидать, было тяжело и одиноко. В родном городе у нее не осталось друзей, а с Майком сложно связаться: он в другом часовом поясе и очень занят. Девушка ничем особенным не занималась, по большей части читала журналы или смотрела телевизор, в перерывах выгуливая собаку, ужинала, чаще всего с матерью. Через три месяца она вернется в университет, и Майк будет с ней. Это был ужасный период, но она знала, что восстановит силы.

Однажды в бакалейной лавке Мэри встретила Дэна, с которым была знакома со школы. Он слышал о смерти ее отца и обнял ее, выражая свои соболезнования. Дэн был старше девушки на два года, в школе он играл в третьем составе мужской футбольной команды. Он напомнил Мэри о ее репутации жесткого игрока. «Ты с самого начала была легендой», – сказал он, когда они обменивались телефонами.

Дэн работал в местной компании, занимающейся программным обеспечением. У них была собственная команда по мини-футболу. Однажды Дэн спросил, не хочет ли Мэри к ним присоединиться. Девушка согласилась. Снова футбол, да еще и в качестве незаконно участвующего игрока! Мэри была в восторге, она блистала. Ее мастерство укрепило уверенность в себе, она начала надеяться на успешное будущее.

«Когда я вернусь в университет, то смогу играть в нашей футбольной команде, – думала Мэри. – Это станет моим лекарством».

К концу декабря девушка почувствовала, что готова вернуться к учебе. Она с нетерпением ждала возможности привести дела в порядок, поставить новые цели. Ее приятно волновала перспектива быть с Майком. Заполняя договор аренды их новой квартиры, она чувствовала вкус взрослой жизни, жизни с мужчиной.

Однажды вечером позвонил Майк.

«Мэри, я знаю, что это некстати, но произошло нечто невероятное. Мне предложили работу в компании. Меня переводят в Нью-Йорк».

«А как же наша квартира? – закричала девушка. – Как же мы? Ведь у нас были планы!» Они спорили до ночи.

Мэри чувствовала опустошение. Она жестоко ругала себя за то, что взяла академический отпуск, снова и снова думала, что было бы, поступи она иначе. Ночь она провела тревожно, а утром проснулась с мыслью, что будущее выходит из-под контроля. «К чему я пришла? – думала девушка. – Одна в съемной квартире? Я этого не вынесу, я сейчас не готова». Ее снова накрыли скорбь по отцу и ощущение одиночества, которое так безжалостно обрушилось на нее в аэропорту. Ту ночь она провела с Дэном.

Ее отношения с Майком быстро катились к финалу. Он переехал в Нью-Йорк, а Мэри продлила академический отпуск и осталась у матери, чтобы восстановить силы. Она проводила время с Дэном, опасалась за свое душевное равновесие и боялась новых страданий. Но со временем молодые люди полюбили друг друга. Дэн помог девушке получить работу в своей компании – ничего особенного, всего лишь обработка информации, но у нее появилось занятие, которое приносило немного денег.

Осенью Мэри планировала вернуться в университет, а Дэн собирался последовать за ней, уверенный, что найдет работу в Калифорнии. Но девушка все откладывала шаги, необходимые для возвращения, – процедуру повторного поступления, поиск жилья. И каждый раз она задавала себе вопросы и анализировала, какие возможности упустила, приняв то или иное решение. Эти мысли грызли ее, все глубже уводя в прошлое: «Почему я не заступилась за себя, не выступила против профессора? Я бы продолжала специализироваться по спортивной психологии!», «Если бы я раньше вернулась к учебе и закончила ее, у меня был бы диплом и совсем другая жизнь», «Если бы я не задержалась, заканчивая работу, я бы вернулась домой раньше и успела попрощаться с отцом». Такие думы бродили в голове у Мэри. Сея сомнения в правильности решений, они всё больше разрушали ее веру в себя. Мысль, что она может взять жизнь в свои руки и превратить ее во что-то стоящее, казалась лишь призрачной мечтой.

Дэн и Мэри теперь жили вместе. Весной она снова отложила возвращение в университет, осенью тоже, а потом и вовсе забрала документы.

Девушка ощущала пустоту внутри, понимала: то, чем она занимается, никак не связано с ее способностями. Но и возврат к прежней жизни, полной надежд и ярких стремлений, казался невозможным. Мэри чувствовала себя разбитой и разрушенной, а мир воспринимала как не поддающееся контролю и непригодное для жизни место, где ее желания никогда не исполнятся. В голове девушка прокручивала все те же мысли о том, какой была бы она и все вокруг, если бы она сделала другой выбор. Пустые сожаления грызли ее, поглощая все мысли, даже в самые счастливые моменты. Она часто заговаривала с Дэном на тему «как все могло бы быть». Где бы они ни были – на свидании, за обедом, в постели, – ее занимала исключительно эта тема. Единственное будущее, за которое Мэри могла держаться, было связано с молодым человеком. В начале их отношений казалось, что девушка – центр притяжения, а Дэн – счастливчик. Но теперь ситуация поменялась, и она нуждалась в нем больше, чем он в ней.

По правде говоря, молодой человек начал сомневаться. Эта прелестная и талантливая школьная знаменитость теперь казалась разбитой, вечно недовольной и одержимой принятыми в прошлом решениями. Каждый раз, когда Мэри заговаривала о том, что она неудачница и что в жизни ей ничего не светит, Дэн чувствовал себя оскорбленным. Дело не только в том, что она хотела такой жизни, какую он даже не представлял; он чувствовал себя ущербным каждый раз, когда слышал про страдания из-за несбывшихся надежд. Разве она не понимает, какие мысли ему внушает? Когда они встречались с друзьями, девушка беспрестанно требовала его внимания. Если раньше Мэри свободно общалась с людьми, то теперь закрывалась и обижалась, стоило Дэну проявить интерес к кому-то другому. Все чаще она строила планы на выходные только для них двоих. Парень с тревогой ждал ее прихода с работы, возненавидел субботы и воскресенья. Девушка становилась назойливой и закомплексованной, превратилась в обузу. В конце концов Дэн порвал с ней и вскоре устроился на работу в другой штат.

Естественно, Мэри была потрясена. Вернулось мучительное и безысходное ощущение полного одиночества и растерянности. Она все больше раскаивалась, прокручивая одни и те же мысли в голове. Девушка переехала к матери и обратилась к врачу. Она продолжала работать, но результаты ее труда были всё хуже и хуже. Ее понизили до сотрудника отдела продаж с маленьким окладом и процентом от реализации. Мэри много времени проводила в разъездах, иногда больше, чем бывала дома. Она все еще планировала перевестись из университета в местный колледж, но ничего не делала в этом направлении. Девушка много пила и чувствовала себя одинокой. Она ненавидела свою жизнь и то, во что себя превратила. Все острее Мэри чувствовала, что ей предназначалась не такая судьба. Иногда ей казалось, что стоит покончить со всем, и тогда она предпринимала попытки самоубийства. Пару раз девушка оказывалась в психиатрических клиниках и стыдилась своего поведения. После одного из таких случаев Мэри обратилась ко мне.

Во время нашей встречи я расспросил девушку о лечении. Она посещала нескольких врачей и психиатра. Учитывая ее пессимистичное пережевывание одних и тех же мыслей, некоторые врачи ставили диагноз «тяжелая депрессия». Но Мэри жаловалась на постоянное возбуждение и страх, поэтому некоторые специалисты склонялись к тревожному расстройству. Психиатр, которого она посещала в последнее время, считал, что справедливы оба диагноза. Однако никакие из предложенных способов коррекции состояния не давали результатов, поэтому врачи сошлись во мнении, что психическое расстройство не поддается лечению (другими словами, устойчиво к терапии). Такие прогнозы только усилили чувство безысходности и опустошения у Мэри.

Выслушав ее историю, я спросил девушку, зачем она ко мне пришла. «Мне не нравится моя жизнь. Я совершенно несчастна, я не использую свои способности. Мне сказали, что тревога и депрессия мешают мне достичь того, чего я хочу. Похоже, у меня никогда ничего не получится».

В своей практике я часто использую прием экстернализации. Он позволяет рассмотреть сложности вне себя, как будто на расстоянии. Первый шаг – дать проблеме имя, отличное от диагноза. Это не ярлык, навешанный специалистом, а собственное отношение пациента к трудностям в своей жизни. Я попросил Мэри дать определение тому, что делает ее несчастной и мешает использовать свои способности.

– Депрессия, – ответила девушка.

– Да, но что означает это слово? Как вы назовете то, что чувствуете?

– Я думаю, это грусть. И скорбь. И постоянный страх попробовать что-то сделать.

– Итак, вы бы назвали эти ощущения «грусть и скорбь», «страх пробовать»? Именно эти чувства не дают быть счастливой и реализовать свой потенциал?

– Вроде того. Похоже, что они не причина, а результат чего-то.

– Значит, результат. А как бы вы назвали причину? Какое определение дали бы ей?

– Не знаю, сложно объяснить. Что-то вроде колебания, боязни рисковать. Но это не совсем верно. Каждый раз, когда стараюсь все наладить, не получается. Словно я стучусь в дверь, но меня не пускают.

– Значит, вы стучитесь, но вас не пускают?

– Да, думаю так. Не знаю. Похоже, я неспособна войти. Как будто я настолько глупа, что не сумею повернуть ручку. Не знаю… Сложно объяснить.

– Попробуйте еще раз, не спешите.

– Это чувство… не знаю, как описать его, но оно противоположно бесстрашию. Словно я делаю несколько шагов и врезаюсь в стену. Что-то странное останавливает меня. Как будто я ничем не интересуюсь, потому что риск слишком велик.

– И как же назвать эту стену? Осмельтесь и дайте ей имя.

Мэри размышляла пару минут.

– Имя… Имя… «Не строй слишком амбициозные мечты».

Она посмеялась над этим неуклюжим названием и повторила:

– Я называю эту стену «Не строй слишком амбициозные мечты».

Это самое точное описание боязни надежды. Хотя большинство из нас не проходят через такие разочарования, что выпали на долю Мэри, я полагаю, что в процессе личностных изменений мы все в той или иной степени испытываем подобный страх.

Как и в случае с девушкой, боязнь надежды заставляет с опаской относиться к тем важнейшим силам, которые толкают нас к переменам. Вот как это происходит.

Надежда дает понять, что в вас не хватает чего-то важного, и начинает стимулировать к изменениям, заставляя осознать ответственность за насыщенную и полную смысла жизнь. Это великое преимущество: быть способным свободно взбираться вверх, к лучшей жизни. Но если подъем закрыт – вы тренировались, будучи больны; доверяли человеку, а он злоупотребил этим, – падение может стать результатом глубокого разочарования в себе и в окружающих. И вы теряете веру в себя и в мир. Думая, что неспособны достичь результата, опасаясь нового удара по уверенности в том, что можете наладить жизнь, вы боитесь надеяться, поскольку надежда – единственный способ выйти на путь перемен.

Мы не зря называем разочарование «разрушающим». Вы на что-то уповаете, считаете, что хотите этого, оно вам нужно и у вас его нет. Не получая желаемого, вы расстраиваетесь, проходите через горький опыт потери того, что, как вы решили, важно и необходимо.

Конечно, большинство жизненных неудач не ставит вас на колени, как Гамлета. Мы испытываем разочарование даже в отношении будничных ситуаций: «Этот фильм откровенно слабый», «Я огорчена вашим поведением, молодой человек!». Совершенно справедливо. В нашей жизни разочарование – это правило, а не исключение. Я могу точно сказать, что избежать его не удастся, будь то «В моем чае латте мало льда» или «Мне не нравится, какой оборот принял разговор с начальником». Это так же верно, как то, что завтра снова встанет солнце.

Несмотря на то что чувство досады ожидаемо и мы периодически его испытываем, когда вы надеетесь на что-то, чего не хватает вам, и разочаровываетесь, не получив этого, результат неудовлетворителен. Появляются пессимистичное чувство, что вы не смогли взять на себя ответственность и усовершенствовать свою жизнь, и осознание, что вам не хватает чего-то ценного и жизненно необходимого.

Именно поэтому, решившись на изменения в себе и потерпев неудачу, вы рискуете испытать отчаяние: вы не получаете того, что, по вашему мнению, нужно и отсутствует, и это порождает чувство беспомощности.

Сам факт, что надежда – главный путь к разочарованию, означает, что чем сильнее вас толкают вперед движущие силы, тем больше шансы, что вырастет противодействие им со стороны тревоги от осознания собственной ответственности. Если, как и Мэри, вас беспокоит, что всё в ваших руках и вы одни на дороге преобразований, если вы боитесь очередного разочарования и возникшего в результате чувства беспомощности, то страшитесь вы именно того, что и подтолкнуло вас в путь: надежды, желания чего-то важного, чего у вас нет.

С самого начала вы избегаете лишь одного: осознания, что вы ответственны за свою жизнь и что вам не хватает веры в себя. «У меня только одна жизнь, и она не бесконечна, я обязан наполнить ее смыслом и глубиной, но я неспособен это сделать, или же мир вокруг недостаточно щедр, чтобы дать мне все необходимое». Это ужасный момент, когда взрослый испытывает такое же чувство, как ребенок, у которого что-то отобрали. Вы стремитесь защитить свою самостоятельность путем оцепенения.

Если, заручившись надеждой, вы несетесь по дороге перемен, полной рисков и сложностей, вы, как никто другой, способны изменить свое поведение. С другой стороны, если вы относитесь к надежде как к теплому шерстяному пальто, в которое облачен беспощадный волк (ваша беспомощность), риски покажутся слишком большими, а сложности – непреодолимыми. Вы остановитесь, раздираемые сомнениями.

Я думаю, именно это и случилось с Мэри. Нет, ее сознание не застыло в буквальном смысле слова и не замолчало. Ум и воображение выбрали способ надежно привязать ее к прошлому. Вместо того чтобы обдумывать следующий шаг на пути своего саморазвития и способы достижения желаемого, девушка была одержима прошлыми ошибками, разочарованностью в окружающих и думала, что жизнь сложилась бы по-другому, если б только… Если б только она не поменяла специальность, или если бы Майка не пригласили на работу в Нью-Йорк, или если бы она вернулась к учебе после смерти отца. Если б только, если б только, если б только… Цепляясь за эти мысли, она была не там, не здесь, а в застывшем состоянии.

Социальные психологи называют такое явление «контрфактуальным мышлением»[76] (это мысли о прошлом, противоречащие реально произошедшим событиям). Например, «если бы только случилось А, то не произошло бы Б» или «если бы не случилось А, произошло бы Б». В нашем исследовании боязни надежды контрфактуальное мышление – пересмотр упущенных возможностей и раскаяние – важно для понимания, как надежда влияет на конфликт между желаемым и действительным.

Совместно с коллегами из Ратгерского университета мы разработали надежную шкалу измерения боязни надежды. Страх надежды тесно связан со многими другими понятиями – боязнью успеха или провала, тревогой, депрессией, – и все же это нечто другое. Самое главное, что боязнь надежды – это не ее ослабление. На самом деле надежда и ее боязнь так слабо связаны, что может присутствовать и то и другое одновременно. Очень важно это осознавать, и скоро вы поймете почему.

Сначала мы использовали шкалу, чтобы проверить, является ли контрфактуальное мышление типичным признаком боязни надежды. Да, это так. В ходе нескольких исследований, проведенных с участием широкой аудитории, мы обнаружили, что лица с сильным страхом надежды больше склонны демонстрировать деморализующее контрфактуальное мышление, как у Мэри.

Наблюдается удивительная закономерность между страхом надежды и одержимостью мыслями типа «должен был» и «мог бы», и она хорошо иллюстрирует разницу между безнадежностью и боязнью надежды. Люди, которые наказывают себя подобными мыслями, максимально страшатся надежды и в то же время сильнее всего ее питают. Другими словами, боязнь надежды приводит к большей одержимости мыслями, что жизнь сложилась бы лучше, «если бы случилось А» или «если бы не произошло Б».

Вот еще один поразительный факт, касающийся взрывоопасного напряжения между высоким уровнем надежды и ее сильным страхом. Когда мы предлагали испытуемым (студентам вуза) перечислить возможные приятные события в будущем, те, у кого высокий уровень надежды сочетался с ее сильным страхом, перечисляли меньше таких событий, чем другие молодые люди. Даже меньше, чем студенты с низким уровнем ожиданий.

Да, это так: когда вы сильно надеетесь и в то же время боитесь этого, вы представляете себе меньше радостных событий в грядущем, чем если надеялись бы меньше[77].

Скажите, вы только что вернулись и перечитали последнее предложение? Я сделал именно так, когда знакомился с результатами исследований. На самом деле, это вполне закономерный вывод при условии, что вы понимаете механизм действия надежды и разочарования. Вспомните, когда вы боитесь надежды, вы страшитесь того, куда она может вас привести. А боитесь вы, что она приведет вас к полному опустошению и ощущению, что вы беспомощны в достижении своих целей.

Радостные события – это то, на что мы уповаем, и именно они способны привести к нежелательным и болезненным последствиям надежды. Представьте, что через месяц вам предстоит сложная челюстно-лицевая операция: вы отодвигаете мысли о ней в дальний угол сознания до тех пор, пока не придет время. Если ваша надежда не так сильна, как и ее боязнь, вам не нужно игнорировать связанные с ней мысли: это всего лишь радостное событие, вы не приписываете ему особого значения и не чувствуете его острого отсутствия в своей жизни. Окончание университета? Плевать на него. Продвижение по службе? Знакомая песня. Предстоящий отпуск? Поживем – увидим.

Исследование отношения к приятным событиям в будущем и его взаимосвязь с боязнью надежды и высоким ее уровнем – лишь часть группы вопросов, которые мы задавали, пытаясь понять взаимосвязь между боязнью надежды и общим восприятием человеком прошлого и грядущего. Речь о той самой «временной перспективе», о которой я уже упоминал и которую Левин считал самым важным моментом[78].

Чтобы изучить взаимосвязь между временной перспективой и боязнью надежды, мы дали каждому испытуемому простой график и попросили отметить «точку, где сосредоточены приоритеты». Затем мы попросили поставить границы вокруг этой точки таким образом, чтобы это отражало мысленный настрой испытуемого. Другими словами, изобразить временную перспективу.

Примечательно, что те, кто сильно надеялся и в то же время боялся этого, поставили самые узкие границы. Таким образом, у них была самая короткая временная перспектива и основное внимание они уделяли недавнему прошлому и ближайшему будущему.

Сосредоточенность на настоящем вовсе не означает, что перед нами мастера дзен-буддизма, живущие по принципу «здесь и сейчас». Ничего подобного. Мы с коллегами считаем, что такой короткий отрезок между прошлым и будущим далек от медитативных практик. Напротив, заполнение временной перспективы в этом случае сводится к бессмысленным пережевываниям «можно было» и «нужно было» и болезненным попыткам ограничить любые ожидания в отношении будущего.

Социальные исследования часто направлены на поиск феномена, который необязательно очевиден, но обнаруживается в схемах и отношениях. Полагаю, если вы сопоставите результаты исследования, касающиеся контрфактуального мышления, ожидаемых в будущем приятных событий и временной перспективы, вы лучше поймете «оцепенение», как его описывает Лэйнг[79]. Индивид боится осознать свою единоличную ответственность, поэтому страшится надежды, из-за чего избегает движения вперед. Он обращается к контрфактуальному мышлению, отметая подрывающие мысли о радостных событиях в будущем и ограничивая созерцание прошлого и грядущего.

Мэри – пример такого замыкания в себе. Я полагаю, что она столкнулась с глубоким расхождением, сильно надеясь на то, что ей представлялось необходимым, и не менее сильно опасаясь, что не сможет получить его. Это ужасное, возбужденное, невыносимо зависимое состояние – конечная точка душевного кризиса. Чтобы избавиться от напряжения, порожденного этим конфликтом, девушка при помощи контрфактуального мышления создала небольшие и неизбежно приводящие к разочарованию гештальты, обвиняя либо себя («Если б я только вернулась в университет раньше»), либо судьбу («Жизнь не сложилась из-за этого извращенца профессора»). Такие мысли удерживали ее в одной точке, поскольку не были связаны с будущим, а стали лишь пассивной попыткой понять прошлое. Что же касается временной перспективы, навязчивые размышления не давали думать о грядущем.

Исследования боязни надежды (далее я ознакомлю вас и с другими результатами) рисуют образ индивида, замкнувшегося в своем оцепенении. Что представляет собой такая жизнь? Представьте, что человек сидит на стуле, а на его лицо падают лучи будущего. Он привязан к сиденью и не может полностью защититься от резкого света, поэтому пытается сползти как можно ниже. Лоб почти лежит на животе, колени задраны к голове, тело, которому предназначено быть прямым, изогнуто, защищая глаза и сердце от грядущего. Все мышцы болят в столь неудобной позе, охраняющей от предназначенного всем живым существам развития. Но человек все склоняется, чтобы избежать того, что больше всего его пугает: света надежды.

Я хочу, чтобы вы представляли себе эту картинку, продолжая читать о боязни надежды, поскольку считаю, что она ключ к пониманию нашего стремления ничего не менять. Опасаясь надежды, как Мэри, вы страшитесь того, что противостоит экзистенциальной тревоге. Когда вы занимаете такую позицию, ваша основная движущая сила – надежда – ослабевает. А основная сдерживающая сила – экзистенциальная тревога – усиливается. Взаимоотношение факторов в силовом поле персональных изменений толкает вас к сохранению существующей реальности, все дальше от перемен. Это справедливо для всех ситуаций, когда вы хотите что-то изменить или развиваться.

Вспомните свои ощущения, когда вы достигали какой-то важной цели. Вероятно, вы чувствовали себя хорошо. Пришлось приложить усилия, но вы с успехом добились своего, несмотря на возможность неудач и разочарования. Могу поспорить, вы поверили в свои силы, в способность влиять на ход событий. Но почувствовали ли вы и встречное давление, желание сорвать все мероприятие?

Представьте, что вы на диете. Взвешиваясь, вы обнаруживаете, что потеряли несколько килограммов. Не подает ли ваш мозг – нашептываниями или громкими выкриками – идею отпраздновать это событие, например большой порцией мороженого? Сознание пытается приглушить наш энтузиазм, подавить расцветающее чувство надежды. Оно старается нас надуть, заставить совершить ошибку, чтобы погасить огонь внутри.

Это подала голос боязнь надежды. Она пытается сломить стойкость духа, отвлечь от открывающихся в будущем обширных возможностей, переключив внимание на краткосрочные цели («Съем я мороженое или нет?»). Так происходит, потому что вам не хватает уверенности, что увидите желанную цифру на весах, вы боитесь чувства беспомощности, которое в тот момент испытаете. Вы больше не думаете о приятных вещах, которые могут произойти, только о том, есть или не есть мороженое.

А что, если вы его съедите? Что произойдет, когда отправите в рот последнюю ложку? «Зачем я это сделал?», «О чем я думал?», «Если б я только не стал есть мороженое, я продолжал бы соблюдать диету». Это запустилось контрфактуальное мышление, сужая границы вашей временной перспективы. Как только появилось ощущение, что вы можете преуспеть в похудении, и надежда возросла до опасного уровня, в работу тут же включился страх, стараясь удержать вас на месте. Теперь вы пожинаете плоды головокружения свободы, анализируя безграничные возможности как надежды, так и разочарования.

Как только вы начинаете страшиться перемен, это значит, что вы одновременно надеетесь и вам боязно от этого. Не стоит считать, что ваша надежда ущербна или истощена: ее огонек горит, стремясь к тому, что вы считаете важным и отсутствующим в своей жизни. Только она вас беспокоит, поэтому вы ограничиваете ее способность двигать вас вперед. Боясь надежды, вы стараетесь ее потушить, потому что слишком встревожены вечно присутствующей мыслью о возможных неудачах и возникающем в результате чувстве беспомощности в попытках изменить свою жизнь.

Если мы говорим о личностных изменениях, страх разочарования и нанесенные им раны – дело серьезное. Боязнь не всегда наносит удар по надежде, иногда она заставляет скрывать от себя это чувство. Вера в себя и в милосердие окружающего мира – совсем другая история.

Контрфактуальное мышление – те самые вопросы «что, если» – иногда приносит пользу. По крайней мере, оно позволяет переосмыслить неудачные решения и подтолкнуть к размышлениям, как следовало бы поступить. В небольших дозах контрфактуальное мышление способствует коррекции поведения. Проблема возникает, если человек зацикливается на нем.

Зачем людям наказывать себя убийственными «Если б я только сделал то-то!» и «Если б я этого не делал!»? Ключ к ответу нам дает третий президент США Томас Джефферсон[80]. Он написал замечательное письмо своей возлюбленной Марии Косвей «Диалог головы и сердца». В нем разум спорит с чувствами. Голова ругает сердце за обреченные на неудачу романтические чувства к миссис Косвей (как-никак она была замужем) в лучших традициях контрфактуального мышления. «Зачем ты ввязался в это?», «Ты знал, что этим все кончится», «Надо было думать о последствиях» – вот лишь часть доводов разума в борьбе с чувствами. Сердце терзается раскаянием до тех пор, пока голова не выдает: «Цель жизни – избегать боли». Тогда сердце огрызается: «Ключевые решения в жизни слишком важны, чтобы полагаться на сомнительные умозаключения».

Очень удачная фраза для тех, кто увяз в бесконечном потоке самобичевания. Почему доводы разума, который так рассудительно предлагает новые идеи, подходы и альтернативные варианты, «сомнительны»? Потому что они не учитывают эмоциональную составляющую, сигналы, которые передают чувства, – «Иди» или «Стой». Говоря словами Джефферсона, голос сердца. Оно говорит решающее слово, голова перестает вариться в собственных мыслях, человек становится единым целым и принимает практичное решение.

Какое все это имеет отношение к боязни надежды и контрфактуальному мышлению? Вспомните, что люди с высоким уровнем как надежды, так и ее страха более склонны застревать в пережевывании ошибок прошлого. Возможно, проблема в том, что мозг таких индивидов выдает сомнительные умозаключения, потому что они не прислушиваются к голосу сердца?

Чтобы проверить, так ли это, мы разработали шкалу измерения восприятия, назвав ее шкалой способности к эмоциональному преобразованию[81]. Она работает с тремя показателями: узнавание чувств, их отчетливость и способность к восстановлению. У индивидуумов с высоким уровнем надежды и ее страха наблюдалось существенное снижение показателя отчетливости чувств. Они понимали, что испытывают какую-то эмоцию, но не понимали, какую именно: грусть, уныние, подавленность, печаль? Они не могли сказать точно. Сложно реагировать на чувство, если вы не распознаете его. Невозможно следовать голосу сердца, если вы не понимаете, что оно говорит.

Использовать эмоциональные сигналы с умом – вовсе не значит чересчур остро реагировать, чаще наоборот. Сердце должно успокоить мозг, а не заглушить его. Оказывается, людям с высоким уровнем и страхом надежды сложнее всего контролировать свои чувства: их склонны переполнять не только гнев, грусть, подавленность, тревога, но и радость. В целом такие индивидуумы не слышат свой внутренний голос, не могут ясно понять, что он говорит, и контролировать его. Сердце, этот важнейший судья высшей инстанции, который решает, что хорошо, а что плохо, в чем участвовать, а чего избегать, превращается в ненадежный источник информации для тех, кто сильно надеется и боится этого.

Ненадежный. Вы поняли?

Помните тесную взаимосвязь между верой, принятием решений и поступками, в основе которых лежат эмоции? Когда вы полагаетесь на чувства, принимая решение и действуя, вы опираетесь на передаваемую ими информацию, потому что считаете себя – первопричину этой информации – надежным источником.

Склонность к контрфактуальному мышлению, как мы считаем, свидетельствует о том, что, когда вы сильно надеетесь и боитесь этого, ваша вера в себя как в источник эмоционального отклика подвергается сомнению. Уровень надежды в такой ситуации все еще высок, вы стремитесь к тому, что кажется важным, и страдаете от его отсутствия. А вера может быть подорвана.

Другие исследования подтверждают это предположение. Помните, я рассматривал концепцию самоэффективности Бандуры – убеждение в своей способности успешно реализовывать задуманное – как научно связанную с верой. В ходе исследований мы измеряли общую самоэффективность. Чем сильнее надежда, тем выше самоэффективность (но если есть боязнь надежды, то самоэффективность резко падает).

Результаты этой части нашего исследования согласуются с той ранее описанной мной последовательностью, которая приводит к потере веры. Вы столкнулись с разочарованием. Это вынуждает вас не доверять эмоциям, поскольку именно они повлияли на решение пойти на риск, что и обернулось неприятностями. Не полагаясь на чувства и считая поступающую от них информацию ложными сигналами, вы теряете веру в источник этих сигналов: в себя. Не доверяя себе, вы испытываете невыносимую беспомощность от невозможности получить желаемое.

Опираясь на эти доводы и исследования, я полагаю, что поставленные Мэри диагнозы неверны, как и попытки путем медицинского вмешательства исправить что-то в ее давшем сбой мозгу. На самом деле я не думаю, что с девушкой что-то не так. Напротив, я считаю, что она пожинает результаты того, что случилось и продолжает происходить в ее жизни: серии ужасных разочарований, которые внушили ей страх к надежде. Хоть Мэри все еще надеется, но она потеряла веру в то, что сможет получить желаемое.

То, что специалисту с медицинским образованием казалось тревожным расстройством, было опасением, что надежды, наполненные глубоким смыслом, снова рухнут; отсутствием веры, что удастся справиться с неудачами; и страхом не преодолеть острое чувство беспомощности. А «симптомы» (тоскливое пережевывание одних и тех же мыслей и мрачное восприятие будущего), которые практикующий врач расценит как признаки депрессии? Они стали результатом контрфактуального мышления, причина которого – потеря веры в себя и стремление отгородиться от возможных приятных событий в будущем, чтобы избежать разочарования.

Нет, это не психическое расстройство. Проблема Мэри в том, что она возвела стену «Не строй слишком амбициозные мечты» и оказалась в столь запутанной ситуации, которая обескуражила бы психически наиболее здорового человека. Девушка питала большие надежды, но они-то и пугали ее больше всего. Она потеряла веру в себя, в щедрость мира и возможность реализовать надежды. И сомневалась, что сможет добиться целей, к которым склоняла ее надежда. Но больше всего Мэри пугало то, что случится, если она не сможет осуществить что хочет. Речь не о провале на пути к намеченной цели, не о пустой трате времени и усилий и даже не о чувстве стыда перед окружающими. Нет, ее пугало восприятие себя как полностью беспомощного человека, неспособного управлять своей жизнью.

Как только вы начинаете думать, что не можете вести по волнам корабль своего бытия, в вечной борьбе надежды и отчаяния последнее побеждает. Мэри не хотела проигрывать эту борьбу, поэтому предпочла отказаться от перемен.

А это значит, что Мэри не только боялась надежды, но и защищала эту эволюционную энергию жизни, которая нуждается в покровительстве.

Мэри одновременно и страшилась надежды, и охраняла ее.

Да, это еще один парадокс: отказ от перемен – это результат боязни возможных последствий и одновременно сохранение надежды. Когда вы цепенеете и притворяетесь мертвым, вы защищаете единственное, что придает смысл жизни. В этом отношении Мэри не просто сопротивлялась надежде – она отчаянно цеплялась за нее. Как мать защищает ребенка, так и девушка лелеяла свою надежду, уберегая от непредвиденных обстоятельств и собственной буйной и непредсказуемой природы – стремления порождать веру и предпринимать рискованные шаги, которые могут привести к неудачам.

Вот что тревожило Мэри: она надеялась и защищала это чувство от разрушающего ощущения беспомощности. Она страшилась планировать будущее, уберегая надежду от опасных последствий неудавшихся личных перемен. По этой причине она прибегла к контрфактуальному мышлению: оно позволяло блуждать в поисках безошибочной и безопасной стратегии, в то же время ничего не предпринимая. Именно поэтому девушка и отказалась от личностных перемен.

Ничего не менять – вот в чем она нуждалась в тот момент. И это спасло ее.

Мэри продолжала посещать меня. И хотя о хороших результатах говорить было рано, жизнь девушки стала устойчивее. Мэри нашла работу, не требующую разъездов. Получала она меньше, чем на предыдущей должности, и сама работа была невыразимо скучной, зато девушка оставалась рядом с матерью, которая нуждалась в поддержке. Размеренная жизнь влияла положительно: Мэри прекратила суицидальные попытки и бросила пить. Она также начала регулярно участвовать в общественной деятельности: по воскресеньям ходила в церковь, пару раз в неделю играла в футбол и, поддавшись уговорам кузины и давлению со стороны матери, присоединилась к клубу книголюбов. Близких друзей у девушки не было, она редко общалась с коллегами после работы, но ее жизнь приобрела определенную цикличность без резких подъемов и спадов.

После года работы со мной Мэри сказала:

– Я чувствую себя как аккумуляторная батарейка. Я заряжаюсь. Если меня вынуть из зарядного устройства прямо сейчас, энергии во мне почти нет. Но если меня оставить на какое-то время, я полностью перезаряжусь. Я точно не уверена, но, по крайней мере, так думаю.

– Отличное сравнение, Мэри, – ответил я.

– Да, но сигнальная лампочка не горит.

– Сигнальная лампочка?

– Да, такой маленький огонек сбоку зарядного устройства. Он показывает, когда батарейки заряжены полностью. И я сейчас не знаю точно, какой у меня уровень заряда. Не представляю себе, когда нужно отсоединиться от устройства. Когда я погрузилась в хандру, сигнальная лампочка перегорела.

– Думаю, я понимаю, о чем ты говоришь.

– Боюсь, что, если я отсоединюсь прямо сейчас, у меня не хватит сил преодолеть ту стену, а я и так уже потратила много энергии на эти попытки. С другой стороны, возможно, я уже готова, заряжена полностью и теряю драгоценное время.

Да, Мэри – умная девушка. Сложно придумать более точную и понятную аналогию. Вот как я это вижу. Стремление ничего не менять – это батарейный отсек, он в данную минуту гарантирует размеренность ее жизни. Батарейка, заряжающаяся в этом отсеке, – это надежда. Сигнальная лампочка – это неосуществимое желание услышать, что все в порядке и можно двигаться дальше (помните, как Дрянь взывала, чтобы кто-нибудь сказал ей, как прожить жизнь, и как Гарольд спрашивал дорогу у полицейского, хотя точно знал, куда ему нужно попасть).

Помните результаты исследований? Чем больше вы надеетесь и боитесь этого, тем сильнее тревога. Эта троица – надежда, ее боязнь и тревога – в истории Мэри заслуживает особого внимания. Девушку травмировали разочарования, она боялась, что последующие события заставят ее почувствовать себя беспомощной. Чем сильнее надежда, тем выше вероятность наступления таких событий и тем мощнее их разрушительный эффект. Мэри сохранила способность надеяться, но ей не хватало веры в себя, чтобы начать действовать. А это означало, что абсолютная неуверенность в своих силах подрывала ее амбициозные стремления. Девушка тревожилась, что надежда заведет ее в рискованную ситуацию и в конце концов она почувствует себя никудышным капитаном корабля своей жизни. Неудивительно, что она хотела получить неоспоримые доказательства того, что батарейка полностью заряжена, прежде чем пытаться снова, – это подтверждение, что путь вперед безопасен.

Но в жизни сигнальных лампочек не существует. Именно поэтому нам нужна вера – внутренняя убежденность, исходящая из надежного источника. Именно этого и не хватало Мэри (а не лампочки, меняющей свет с оранжевого на зеленый).

Думаю, есть еще одна причина, по которой девушка так отчаянно цеплялась за контрфактуальное мышление: ее мозг пытался найти разумное решение, которое подсказало бы, что время пришло; какую-то скрытую логичную стратегию, которую она пропустила во время прошлой неудачи. Если покопаться в прошлом и вытащить на свет новую информацию, появится достаточно сведений, чтобы двигаться вперед. Но, само собой, прокручивание в поисках правильного варианта ни к какому результату не приводило, поскольку Мэри не доверяла своим чувствам и не могла сделать следующий шаг.

В то время эти предположения еще не сложились в моей голове, я оперировал лишь «Десятью причинами не меняться» и имел смутное представление о боязни надежды. Но я чувствовал, что ждать, пока загорится лампочка, бессмысленно. Я попробовал развить беседу:

– Мэри, если лампочка не работает, что вы будете делать?

– Я не хочу об этом думать, мне страшно.

– И все же… Что вам нужно сделать?

– Я не хочу думать об этом. Мы можем поговорить о чем-то другом?

Я не стал настаивать.

Повторюсь, Мэри питала сильные надежды на лучшую жизнь, понимала, что ей этого недостает, и не могла заполучить желаемое, потому что не доверяла себе. Именно поэтому единственный благоприятный вариант она видела в том, чтобы ее безопасность подтвердил источник более надежный, чем она сама. Нечто, не зависящее от человеческих ошибок и посылающее ободряющие сообщения: все в порядке, можно выходить.

Я был прав, утверждая, что такой достоверный сигнал получить маловероятно, если вообще возможно, но ошибался, относясь к этому так беспечно. Сидя в любимом потертом кресле, потягивая горячий чай в своем офисе в комфортной обстановке, занимаясь работой, в которой я считал себя компетентным, имея за плечами сложившуюся карьеру, семью, к которой я вернусь вечером в милый нашему сердцу район, в непробиваемой броне стабильности и безопасности я считал, что точно знаю, что делать, если сигнальная лампочка сломалась окончательно.

Я слишком поддерживал стремление Мэри уйти от необъятности надежды к чему-то более конкретному. Как и у нее, акцент на сигнальной лампочке отвлек меня от чего-то очень важного. Мэри не замерла на месте, как вставленная в отсек батарейка, она медленно двигалась вперед. Никаких больше суицидальных попыток и алкоголя, церковь по воскресеньям, клуб книголюбов и футбол. Это очень серьезные шаги: источник стабильности, безопасности и вовлеченности в общественную жизнь. И Мэри добилась всего сама. Ее жизнь не застыла, хотя и стала спокойнее. Мэри разными способами испытывала свою веру, восстанавливая способность полагаться на себя.

Оцепенение Мэри было разумным. Она придерживалась его, не будучи уверенной, что сможет когда-нибудь выйти из застоя. В период перезарядки последовательные и осторожные шаги позволили Мэри залечить раны и восстановить силы. И хотя мы и не стали дальше развивать эту тему, внутренняя сигнальная лампочка девушки слабо замигала.

Глава 5. Гениальное спасение – притвориться мертвым

И пришел день, когда риск остаться бутоном стал страшнее, чем риск расцвести.

Анаис Нин

Примерно через год после того, как Мэри сравнила себя с батарейкой в зарядном устройстве со сломанной сигнальной лампочкой, она сделала большой шаг и вышла из зоны комфорта. Дела в клубе книголюбов шли прекрасно. Хотя девушка и отказывалась от предложений сходить куда-нибудь после собраний, она начала чувствовать дух товарищества и командной работы, знакомый ей по школьной футбольной команде и университетскому общежитию.

Особенно ей нравилась Холли, ее ровесница, общительная и энергичная. Она работала в местном магазине товаров для туризма и часто организовывала походы для клиентов. Когда настала очередь Холли выбирать книгу, она остановилась на произведении Джона Кракауэра «Эверест. Кому и за что мстит гора?»[82]. Это шокирующая история о восхождении, которое обернулось катастрофой. Книга захватила Мэри, она прочитала ее за два дня. Бесстрашие альпинистов, их способность полагаться на интуицию, взаимовыручка – все это напоминало ее прошлое: радостное возбуждение, когда видишь четкую цель, первобытное чувство удовлетворения от осуществления задуманного совместно с группой профессионалов, ощущение свободы, рожденное осознанием собственного мужества.

На следующей встрече членов клуба Мэри, вопреки своей привычке ждать, пока выскажутся другие, взяла слово первой.

«Я в восторге от книги, – сказала девушка. – Она меня вдохновила. Я потрясена и воодушевлена примером и поступками этих людей».

Кое-кто из членов клуба счел ликование девушки неуместным в отношении столь трагической истории. Однако Холли кивнула и сказала: «Я понимаю, о чем она говорит».

На неделе Холли позвонила Мэри и пригласила ее на одну из своих альпинистских экскурсий. Мэри поняла, что пора принять решение: играть на пределе или отправляться домой. Она выбрала первое.

Как девушка и ожидала, встретиться с группой незнакомых людей оказалось нелегко, и, сравнивая себя с Холли, спортивной, уверенной, исполненной чувства собственного достоинства, Мэри ощутила укол зависти, смешанной со стыдом. Но в связке с партнером, который страховал ее внизу, она вкусила истинную радость от командной работы, мастерства, совместного риска. Словно получила точный пас от центрального полузащитника.

Вскоре Мэри увлеклась скалолазанием, посещая все занятия, на какие ей удавалось попасть. Она быстро училась, получая взамен новые мозоли на руках. Их дружба с Холли крепла, и при любой возможности девушки отправлялись в горы.

Во время одного из наших сеансов Мэри сказала:

– У меня такое чувство, как будто я восстанавливаюсь после тяжелой травмы. Сейчас я вижу, что была в ужасном состоянии. Тогда я этого не понимала.

– Что, выздоравливаете?

– Да, вроде того. Словно прохожу восстановительный период. Мне противопоказана слишком большая нагрузка, иначе станет хуже. Я выбыла из строя, но в хорошем смысле.

– Звучит разумно, Мэри.

– Помните, когда я болела мононуклеозом? Нужно было послушаться советов врача, я этого не сделала и в результате многое испортила. На этот раз речь не о физической травме, но время помогло мне восстановиться.

– Да, понимаю.

– Вы как будто мой физиотерапевт. Помогаете в лечении, но когда я выхожу из кабинета, то все зависит только от меня. Я решаю, идти вперед большими шагами или потихоньку. Если я слишком ускорюсь, старая травма даст о себе знать. Если буду чересчур осторожничать – не сдвинусь с места. Но полагаю, что я уже полностью излечилась.

– Мне тоже так кажется.

– Правда?

– Да.

– Я перезарядилась.

– Так и есть.

Мы встречались с Мэри на протяжении еще одного года, затем она поступила в университет в другом штате, получила бизнес-образование и диплом магистра делового администрирования. Там же она продолжила лечение у другого врача.

До недавнего времени я ничего не знал о жизни девушки, пока не обнаружил от нее письмо в электронной почте.

После получения диплома Мэри продолжила трудиться в сфере разработки программного обеспечения, теперь уже в качестве управляющего проектами. Командная работа снова в ее жизни. Девушка любит свою работу, сложные задачи. Ей нравится, что мозг «всегда включен» (как она выражается), готов творить и решать очередную головоломку. Мэри замужем. Вместе с мужем они в свободное время покоряют скалы неподалеку от дома. Каждый год они откладывают на какое-нибудь полное приключений путешествие: сплавляются на каяках по бурной реке Кайтуне, занимаются парапланеризмом в заповеднике Торри Пайнс[83]. По выходным Мэри работает тренером по футболу.

Я закончил читать письмо и подумал о ее долгом пути к восстановлению, от одержимости проблемами и неудачами до возвращения к творческой и бесстрашной жизни, которая ей предназначалась. В моей голове словно замелькали кадры фильма. Вот Мэри неподвижно лежит на боку на росистой траве. Она в таком положении уже долгие годы, играет в прятки с надеждой с момента того падения, которое погрузило ее в уныние. Но вот – словно замигал зеленый огонек – девушка приоткрывает глаза. Она осматривается, шевелит пальцами ног, пытаясь понять, что с ней. Медленно и осторожно Мэри встает на одно колено, затем поднимается на ноги, потихоньку разогревает мышцы, бежит на месте, глубоко вдыхает, слышит команду «Вперед!» и смело устремляется по влажному зеленому дерну через все поле, чтобы забить великолепный гол.

Ее вера восстановлена, надежда снова в строю. Мэри вернулась.

Когда вы отказываетесь от изменений, как Мэри, вы не только застреваете на одном месте, столкнувшись с мощными сдерживающими силами; вы одновременно стараетесь сберечь свои движущие силы. Другими словами, нельзя рассматривать стремление оставить все как есть только как негативное последствие экзистенциальной тревоги. Это также жест веры и надежды, поскольку он охраняет то, что вас беспокоит: способность вершить судьбу. Такая схема может показаться очень запутанной, но смиритесь, это важный момент.

Выбирая статус-кво, вы решаете защитить надежду от разочарования. И это не пассивность и бездействие, как часто считают, а поступок. Не капитуляция, а стратегическое отступление. В основе решения ничего не менять по большей части лежит стремление сохранить надежду и защитить ту часть себя, которая отвечает за написание истории вашей жизни. Таким образом, нежелание перемен – это свидетельство заботы о себе, возможно в форме протеста, и совершенно точно, как и в случае с Мэри, шаг на пути к восстановлению, способ возобновить ресурсы, которые потребуются для решения проблем.

Состояние, когда вы находитесь между желаемым и действительным, в точке встречи движущих и сдерживающих сил, динамичное. Это означает, что, даже если вы внешне незыблемы как скала в своем нежелании меняться, вы все же двигаетесь. Что-то продолжает толкать вверх. Вы как пресловутый сорняк, стремящийся к солнцу сквозь трещину в сопротивляющемся асфальте.

Иными словами, силовое поле редко бывает статичным, застывшим в сопротивлении без движения. Все мы живые существа, стремление расти заложено в нас природой, и, чтобы полностью остановить эту тенденцию, понадобится разрушительный удар отчаяния. В большинстве случаев, даже когда все кажется безнадежным, надежда мощно толкает нас вперед.

Но не стоит думать, что надежда вечно бьет ключом. Надеяться – это не значит верить в сказки, в возможность пройти под радугой или встретить единорога. Да, в каком-то смысле родник надежды неиссякаем. Но иногда она слаба и не в силах бороться с мощным влиянием отчаяния; она может быть сильной, но недостаточной, чтобы перебороть страх. И такое состояние может сохраняться долго. Именно из-за вечного присутствия источников огорчения и страха важно найти, где скрывается надежда.

Подумайте об экзистенциальной тревоге. Она появляется, когда надежда пытается пробиться сквозь сдерживающую стену осознания единоличной ответственности. Другими словами, тревога – результат движения вперед, несмотря на попытки сознания представить вас беспомощным. Это свидетельство вашей стойкости и борьбы. Тревога не возникает без надежды, подобно тому, как не бывает мышечной боли без тренировок.

Не поймите меня неправильно: волнение от осознания ответственности, дополненное ощущением беспомощности, может привести вас в замешательство. Когда сдерживающие силы перевешивают, заполняя собой большую часть силового поля, тревога приближается к критической отметке. Но беспокойство – это не результат беспомощности. Это следствие столкновения движущей силы надежды и порожденной ею противодействующей силы осознания ответственности. Те же взаимоотношения «и… и» справедливы и для тех случаев, когда вы ощущаете беспомощность.

Бессилие в стремлении заполучить желаемое означает, что какая-то часть вас еще старается и движется к намеченной цели. Да, вы можете чувствовать себя загнанным в угол, но только оттого, что надеетесь измениться и не сдаетесь. Другими словами, ощущение беспомощности – не признак отсутствия надежды, а свидетельство, что вы потеряли веру в возможность осуществить задуманное. Бессилие рождается оттого, что вы пытаетесь двигаться вперед, несмотря на мощное влияние разочарования. Великий русский композитор и диссидент Дмитрий Шостакович отразил эту мысль, написав: «Когда человек в отчаянии, это значит, что он еще во что-то верит»[84].

Предположение, что статус-кво – это динамичное состояние, призванное сохранить надежду, возвращает нас к надоедливому контрфактуальному мышлению.

С мыслями «что, если…» вы представляете себе альтернативные варианты развития будущего, и все это жутко напоминает надежду. На самом деле это сдержанная, ограниченная надежда: ваша вера в способность самостоятельно действовать повреждена, поэтому надеетесь вы только наполовину.

Особенно примечательны два типа контрфактуального мышления. Первый вариант – обвинять себя: «Если бы у меня хватило смелости поговорить с начальником, я бы уже получил повышение». Второй – сетовать на обстоятельства, неподвластные вашему контролю: «Если бы шеф не был таким придурком, новая должность была бы у меня в кармане».

Сосредоточившись на том, что можно было бы сделать по-другому, вы также допускаете, что мир своенравен, недоброжелателен, полон лишений и не отвечает на ваши попытки достичь глубоких, убедительных изменений. Таким образом, обвиняя себя, вы открываете альтернативный путь к этой мучительной и беспощадной точке зрения. Обдумывая свое поведение по модели «что, если» в поисках правильного решения в прошлом, вы сохраняете надежду, что когда-нибудь сможете изменить себя – что легче представить, чем преобразование окружающего мира. Это отражение классического поведения детей, которые предпочитают стыд невыносимой мысли, что родители не защищают их, если не сказать хуже. Но я убежден, что и взрослые, пережив глубокие разочарования, тоже занимают подобную позицию. Уверен, это основная причина того, что Мэри погрузилась в контрфактуальные мысли «что, если»: осознание, что источники всех неудач неподвластны ее контролю и что все вместе они формируют непролазные и губительные джунгли, погрузило бы ее в глубокое отчаяние.

С другой стороны, мысли, отсылающие к опасности и сумбурности дикого мира вокруг, тоже могут служить альтернативным путем. Вы перестаете стыдить себя за то, что проблема в вас, и в результате, как и в первом варианте, защищаете надежду. Если причина не в вас, то вы сможете все перенести, несмотря на неготовность внешнего окружения идти вам навстречу. Полагаю, именно поэтому Мэри рассматривала мир как полный лишений: такая позиция уравновесила чувство стыда и сняла часть эмоционального груза с ее плеч.

Мэри, как и большинство из нас, использовала оба подхода. Я думаю, в этом одна из причин ее пассивности. Если бы девушка придерживалась только первого варианта, она постепенно пришла бы к беспомощности («Я полностью разрушила свою жизнь!»). Именно поэтому она переключилась на второй способ и шла в другом направлении, пока впереди не замаячила безвыходность («Мир никогда не изменится!»). Тогда Мэри снова сменила установку, затем, придя к тому же мучительному результату, снова и так далее. Другими словами, пережевывание одних и тех же мыслей тоже было призвано защитить ее.

Временная перспектива Мэри получилась сжатой, а ее взгляд на счастливое будущее – близоруким. Чем уже границы – тем меньше угроза. Не слишком рассчитывая на радостные события в будущем, вы снижаете риск обнадежить себя, а затем разочароваться. Устанавливая временные ограничения, вы сдерживаете надежду и защищаетесь от чувства беспомощности, если ваши мечты не осуществятся.

Пора вспомнить картинку, которую я описал в предыдущей главе и попросил запомнить: кто-то в мучениях изогнулся на стуле, на него падает яркий свет будущего, но человек делает все возможное, чтобы защититься от его лучей. Несмотря на невыносимую боль, он не отказывается от скрюченной позы, потому что боится смотреть вперед. Теперь добавим к этой картине одну деталь, которую мы раньше не замечали. Человек крепко сжимает в руках нечто, что сияет так же ярко, как и лучи из будущего. Он старается накрыть эту вещь своим телом, защитить ее всеми силами. Изогнувшись в до боли неестественной позе, этот человек охраняет от разрушающего воздействия беспомощности то, что лелеял и берег в целях выживания, – надежду.

Горький опыт, который заставляет отклоняться от надежды, – одни и те же вопросы, обещающие ощущение беспомощности, сильное чувство стыда, тревожащие мысли о безжалостности вселенной, беспокойство, как проложить курс собственной жизни, пессимистичный и ограниченный взгляд в будущее – все это может искорежить позвоночник вашей души. Но частично вы продолжаете испытывать эти малоприятные чувства и сохранять скрюченную позу, чтобы защитить нечто очень важное. Другими словами, вы изо всех сил стараетесь заботиться о себе, успокаивать и даже любить себя в таких случаях, когда ситуация, казалось бы, не предрасполагает к этому.

Это означает, что такие важные чувства, как экзистенциальная тревога и беспомощность, появляются только тогда, когда вы надеетесь на то, что имеет для вас большую ценность. Многие ощущения, которые принимают за признаки безнадежности, – еще и попытки сохранить надежду и независимость.

Таким образом, мы подошли к следующему парадоксу: сдерживающие силы, не позволяющие меняться, нельзя считать полностью отрицательным явлением. Они не только ограничивают, на самом деле это признак того, что вы продолжаете заботиться о себе даже в самые тяжелые времена.

Это взаимоотношения «и… и», когда можно рассматривать причину как следствие, а следствие – как причину. Мы с вами устроены так, что стремимся видеть четкую взаимосвязь между ними, а разные технические новинки и рекламные призывы подпитывают предпочтения нашего мозга: одна-единственная причина ведет в точно определенном направлении к нужному результату («Подходите! Легкое преображение за пять шагов», «Магическое средство от ваших недугов», «Проверенный метод избавиться от психологических проблем»).

Должен признаться, я сейчас ощущаю себя слегка беспомощным: дойдут ли до вас мои слова? Мне несколько не хватает уверенности в себе в этом вопросе. Но предположение, что в силовом поле перемен наряду со сдерживающими силами существует надежда, которую мы охраняем и защищаем, заставляет совершенно по-новому взглянуть на статус-кво, чем предлагают сторонники простых решений и наша в целом категоричная культура, основанная на противопоставлениях: больной – здоровый, неудачливый – успешный. И я верю, что понимание этого позволит легче пережить перемены (легче, но не легко: к счастью нельзя проехать «зайцем», да и сама надежда – томительна и беспокойна).

Подход, о котором я говорю, заключается в том, чтобы уважать те силы, что мешают вам меняться.

Когда вы решаете изменить свою жизнь, готов поспорить, вы рьяно критикуете себя за неудачи, и, догадываюсь, даже самые скромные признают свои заслуги в случае успеха. Но рассматриваете ли вы статус-кво как один из вероятных вариантов развития – возможно, вы хотите и стремитесь к этому? Полагаю, нет. Подозреваю, что отказ от перемен для вас – логичное следствие неудачного выбора или провала. Это не пункт назначения в соответствии с созревшим внутри вас и разработанным планом, а что-то навязанное, как пальто, которое вас заставили носить.

Вспомним идею Сартра о самообмане. Самообман – тип поведения, когда вы считаете, что все предрешено, – это выбор. (Мы не считаем его таковым, потому что иначе наши действия лишатся смысла: мы хотим верить, что у нас нет выбора!)

Сохранение статус-кво – это вид самообмана, поскольку, выбирая его, мы обычно стремимся избежать ответственности. Но отказ от перемен можно рассматривать в контексте силового поля личностных изменений как действие, как проявление самозащиты и даже любви к себе.

Как это ни парадоксально (на наше счастье), когда мы рассматриваем стремление оставить все как есть в таком ключе, притягательная сила статус-кво несколько меркнет.

Чтобы проиллюстрировать эту ситуацию, вернемся к примеру из предыдущей главы: вы на диете и стоите перед соблазном в виде большой порции мороженого. Допустим, вы не съели его. На следующий день вы весьма довольны собой. Вы отправляетесь на работу – и вот новая проблема: у начальника день рождения, и в переговорной комнате стоит ваш любимый шоколадный торт.

Начинается торжество, все получают по куску торта. Когда вам передают тарелку, вы скромно отказываетесь. Но, несмотря на внешнее самообладание, ваше сознание всеми силами сопротивляется желанию побаловать себя куском торта (большим куском, раз уж на то пошло). Мозг между тем напряженно работает: «Что со мной не так? Как можно даже думать об этом? Я сам все порчу!» Вы устояли во время праздника, но торт по-прежнему в переговорной и соблазняет вас каждый раз, когда вы проходите мимо. Чувствуя, как разгорается внутренняя борьба, вы снова погружаетесь в печальные размышления: «Я сладкоежка! Так старался соблюдать диету, а теперь думаю о торте!»

В конце рабочего дня вы хватаете огромный кусок этого проклятого торта и съедаете прямо в машине по дороге домой.

Когда вы наслаждаетесь сладким вкусом сливочной помадки, мозг успокаивается: конфликт «есть или не есть торт» разрешен. Но удовлетворение быстро проходит. Вы снова кусаете торт, а сознание уже переключилось на контрфактуальное мышление: «Если бы я не сделал этого, то чувствовал бы себя лучше». Еще кусочек: «Надо было съесть миндаль, который я захватил с собой, тогда бы я сейчас не объедался тортом». Опять кусаете: «И почему только Барб выбрал именно шоколадный торт?»

Дело вот в чем. Вы умны, ваш мозг работает. Возможно, вы слышали об ученом Павлове. Взяв кусок торта, вы понимали, что скверное ощущение раскаяния будет мучить вас дольше, чем продлится радость от поедания этого кулинарного шедевра. Так зачем же вы это сделали? Почему предпочли секундное удовольствие от сладкого вкуса, за которым последуют часы мучительных угрызений совести?

Вот почему: взяв бумажную тарелку со стола в переговорной комнате, вы, сами того не сознавая, поставили другую цель. С точки зрения Левина, может показаться, что вы не осуществили задачу по снижению веса, поддавшись мощным сдерживающим факторам. На самом деле вы преуспели в совершенно другом силовом поле: приглушили свою надежду. Именно она (а не чувство стыда за съеденный торт) стала негативным раздражителем, как выразились бы последователи поведенческой психологии. А какого вознаграждения вы ждали? Нет, не удовольствия от вкуса. На самом деле вы хотели отказаться от надежды.

Эта история иллюстрирует сложный парадокс, который Лэйнг описывает в связи с оцепенением: вы совершаете поступок, который не позволяет сдвинуться с места, чтобы «защитить» чувство собственной независимости. Другими словами, мы не всегда стремимся избегать отказа от перемен и беспомощности. Иногда мы обращаемся к ним, когда нас беспокоит осознание ответственности. Такое поведение может принимать разные масштабы – от желания побаловать себя тортом, когда вы на диете, до полной апатичности. Неважно, насколько неприятно и малопродуктивно это оцепенение, в его основе лежат благие намерения: защитить надежду.

Насколько порочен и ненормален этот выбор? Он адекватен. По мнению Сартра, самообман (стремление скрыть свою ответственность от себя и других) – это норма, а честные намерения – исключение. Именно поэтому мы чаще выбираем статус-кво, и по той же причине путь к истинным личностным изменениям весьма непрост.

Когда вы рассматриваете стремление ничего не менять как отрицательную силу, вы напоминаете Гарольда в моменты волнения: он забывает, что монстр, которому противостоит, – результат его собственного творчества. Но, как и у Гарольда, у вас есть возможность контролировать это затруднительное положение. Если вы осознаете, что существующая реальность родилась благодаря тому самому фиолетовому мелку, что вы сжимаете в руке, – это ваш выбор и ваше решение, – всегда есть способ найти выход. Верно и обратное: если вы забудете об этом, монстр начнет жить своей жизнью.

Полагаю, признание того, что нежелание меняться – это выбор (а не какое-то непонятное состояние, о котором вы и не подозревали), требует мужества. Как и осознание того, почему выбор именно такой. Еще большая уверенность в собственном потенциале нужна, чтобы понять, что сохранение статус-кво обусловлено понятными и даже разумными причинами. Вот очередной парадокс: когда вы рассматриваете нежелание меняться как выбор и понимаете, почему вы его делаете, шансы на преобразования увеличиваются. Поворотная точка – осознать, почему вы противитесь переменам. Как только вы примете свой выбор, вы снова станете главнокомандующим.

Давайте рассмотрим наш пример с тортом в духе контрфактуального мышления, принимая все «что, если» как вашу готовность признать нежелание меняться созидающей силой.

Вы на дне рождения в переговорной комнате. Всех угощают тортом, и вы чувствуете порыв взять тарелку, которую вам протягивают. Однако в нашем сценарии вы рассматриваете это желание не как пристрастие к сладкому или недостаток самодисциплины, а как отказ от надежды. Вы мягко себя укоряете: «Я снова опасаюсь, куда может завести меня эта диета». Вы возвращаетесь на свое рабочее место, еще больше осознавая важность диеты: ведь уровень надежды вырос до пугающей отметки. Вы гордитесь, что не сбились с курса. В течение дня вы проходите мимо переговорной и обращаете внимание на торт. Ощущая силу соблазна, вы думаете: «Если я съем этот торт, я почувствую себя в безопасности от осознания собственного ничтожества. Неужели я хочу этого?»

Рабочий день закончился, рядом никого нет, а торт все еще не съеден: он несколько потерял свежесть, но обещает изумительное шоколадное наслаждение. Вот три варианта развития событий, если вы с уважением относитесь к желанию ничего не менять. Каждый вариант призван скорее укрепить движущие силы, чем расценить поедание торта как дурной и неразумный поступок.

1. Вы идете мимо комнаты переговоров прямиком на крытую парковку и думаете: «Сегодня я сам способен писать сценарий жизни. Не стоит затыкать рот надежде».

2. Вы берете кусок торта и идете на парковку. Откусываете раз, два, тут начинает работать контрфактуальное мышление, и вы распознаете посылаемые им сигналы: «Вот это да, – думаете вы. – Этими скверными мыслями я отгораживаюсь от надежды. Вовсе не торт мое истинное желание». Вы подъезжаете к ближайшему мусорному контейнеру и выкидываете тарелку с тортом.

3. Вы съедаете этот проклятый торт. По пути домой размышляете: «По какой-то причине я ставлю палки в колеса надежде. Часть меня хочет укрыться в безопасном убежище и ощущать свое ничтожество». Вам досадно, но вы не пали духом и не чувствуете себя неудачником. Не вините вы в своем поведении и внешние факторы – привлекательность шоколадного торта или свое пристрастие к сладкому.

Во всех трех вариантах развития событий вы рассматриваете себя как активного индивида, стремящегося к выбору или осуществляющего его с целью защитить себя. Вы осознаете причину своих поступков и их благую цель, даже если они приводят к не таким уж хорошим результатам. Такое отношение помогает поддержать движущую силу надежды, укрепляя уверенность, что вы владеете ситуацией, что, в свою очередь, служит опорой для веры. Другая позиция, что вы ничтожный неудачник, у которого не хватает силы воли отказаться от торта, только питает сдерживающие силы, посылая вам сигнал, что вы потерпели крах в похудении и вообще неспособны достичь какой-либо цели.

Когда вы осознаете, что причина вашего сопротивления изменениям частично выполняет защитные функции, вы начинаете рассматривать этот процесс (и даже ощущение беспомощности и уверенность, что мир к вам неблагосклонен) как стремление защитить себя всеми возможными силами. Следовательно, тенденция к сохранению текущей ситуации – это активная, а не пассивная установка. Обнаружив мотивацию и надежду, вы, скорее всего, станете меньше сокрушаться по поводу своей неспособности достигать поставленных целей (однако вместе с тем, возможно, усилится осознание вашей ответственности – увы!).

Теперь вы способны более хладнокровно обдумать следующий шаг и можете осуществить желаемые перемены.

Именно так случилось с Мэри. Врачи, к которым она обращалась ранее, расценивали ее симптомы – депрессию и тревогу – как повод для вмешательства. Можно сказать, что они считали ее пациентом, которому требуется срочная операция. Девушка разделяла их точку зрения, считая, что у нее тяжелая форма депрессии и тревожное расстройство, справиться с которыми помогут опытные специалисты. Образно выражаясь, Мэри оставалась под наркозом, занимая пассивную позицию и не предпринимая никаких действий для выздоровления. На первом приеме она сказала мне: «Депрессия и тревога не позволяют мне попасть туда, где я должна была быть». Другими словами, эти заболевания не оставляли ей выбора. Девушка снизила оценку собственной эффективности, считая, что не в силах контролировать внешние причины, и перепоручила свою веру специалистам. Вполне понятный маневр самообмана, намеренное оцепенение с целью защитить надежду.

Однако Мэри поняла, в чем проблема (стена «Не строй слишком амбициозные мечты»), что задало новое направление нашей терапевтической работе. Камнем преткновения была боязнь надежды. Отсутствие мотивации теперь рассматривалось не как статичная характерная особенность, а как динамичное экзистенциальное состояние: временной отрезок жизни, когда девушка столкнулась с опасностью, которую представляла надежда. Мэри стояла перед этой стеной, и от ее решений зависело, возьмет ли она этот барьер[85]. Возможно даже, что ключ к успеху заключался в ней самой – вовсе не безучастной, а всеми силами старающейся защитить надежду. Другими словами, Мэри была вполне эффективна. И это скромное ощущение успеха дало толчок и укрепило ее веру в себя.

В процессе возрождения веры образ стены перевоплотился в идею заряжающейся батарейки. Эта аналогия касалась накопления энергии и размеренного движения к восстановлению, а также восприятия себя как принимающего решения лица. Мэри начала понимать, что не зависела от химических процессов в мозгу или козней судьбы, а недостаток мотивации был как раз своего рода действием. И вместе с этим девушка осознала, что цель оцепенения – защита и забота. Она не раздавлена или беспомощна, она – в процессе восстановления.

Конечно, Мэри помог не только удачно найденный образ. Изменениям способствовала целая армия позитивных сил, которые толкали вперед и теснили слабеющую орду негативных факторов, тянущих назад (в их числе и непростые последствия терапевтического лечения). Но с помощью этих образов девушке удалось укрепить свою надежду – самую важную движущую силу, которая всегда сопровождает личностные изменения. Возросшая вера в себя также ослабила заложенные природой сдерживающие силы. Все, что делала Мэри, очень важно с точки зрения психологии. Но это также противоречило культуре. Девушка шла вразрез распространенному пагубному мнению рассматривать изменения как мощные тормозящие силы, замаскированные под движущие.

Включите телевизор и посмотрите рекламу. Она предлагает средства от всех ваших недугов – от шершавой кожи на локтях и синдрома беспокойных ног до избавления от вредных привычек и сложных проблем с настроением. Нужно только проглотить пилюлю или следовать инструкции. Мы живем в эпоху, которую специалисты в области нарративной психотерапии называют «перенасыщенной проблемами»[86]. Мы верим, что вмешательство специалистов избавит нас от проблем, забывая про способность идти вперед, заручившись поддержкой надежды и смелости. Истории о волшебном исцелении всегда рассматривают статус-кво как проблему, а не как правильное решение. Недооценка и пренебрежительное отношение к желанию оставить все как есть не позволяет обратить внимание на наши сильные стороны в процессе личностных изменений.

Представляя идеальный портрет «исправленного» человека, такой подход одновременно рисует уродливую картину существующей реальности. Каждая инструкция к самосовершенствованию, таблетка, новейший метод или лучшая «практическая рекомендация» – очередной удар по имиджу того, кто не смог измениться. Нам представляют его как толстого, глупого, неорганизованного, ленивого, одержимого дурными привычками, ведущего нездоровый образ жизни, плохого супруга, не справляющегося родителя, дезориентированного человека, который неспособен жить «здесь и сейчас». Концепция простых решений уверяет, что дорога к идеалу проста и хорошо заметна и что только ущербные люди отказываются идти по ней.

«Не излечиваются те люди, которые не могут или не хотят целиком подчинить свою жизнь этой простой программе»[87], – так гласит книга АА, своего рода библия этого содружества. Кто же эти несчастные, кому не дано пройти двенадцать шагов? Это «мужчины и женщины, которые органически не могут быть честными сами с собой». Ух ты! Сформулировано беспощадно. Но именно такой посыл сопровождает большинство подходов к изменениям. Они подразумевают или говорят прямо, что те, кто неспособен пройти легкий путь к раскрытию своих талантов, – неудачники, чье поведение близко к безнравственному.

Эти чувства могут подразумевать надежду, но это не значит, что их нужно назначать как средство, способствующее переменам. Однако именно такого подхода придерживаются сторонники волшебных пилюль и чудесных излечений, рассматривая нежелание меняться как позорное свидетельство вашей ущербности. И эта черная метка затем тормозит глубокие размышления, которые ведут к преобразованиям.

Когда вам говорят, что нужно взять ту часть вас, которая не хочет меняться, и выбросить на помойку, вы получаете сигнал игнорировать этот элемент, не признавать его значимость и неизменную связь с вашей жизнью. Таким образом, становится сложнее проанализировать, почему вы останавливаетесь на пороге преобразований. «Не о чем и размышлять», – нашептывает вам подобный посыл.

Чем больше нежелание перемен кажется вам отталкивающим, недостойным вашего внимания, тем с большей вероятностью вы будете противиться преобразованиям. Отворачиваясь, вы не видите, что сохранение статус-кво логично, не понимаете его роли в своей жизни, не думаете, что таким образом защищаете надежду, и не сможете одобрить такую позицию.

Мэри страдала не только от постигших ее неудач. В результате лечения у нее развилось ятрогенное расстройство. Девушка обратилась к врачам, чувствуя себя полностью сломленной. Когда мы чувствуем упадок духа, мы обращаемся к неврологам и психиатрам. Однако специалисты лишь подтвердили, что Мэри воспринимает себя правильно. Акцентируя внимание исключительно на плюсах преобразования и полностью игнорируя защитную реакцию в виде нежелания меняться, они привели Мэри к состоянию перенасыщенности проблемами. Эти врачи видели лишь один сдерживающий фактор в ее жизни, не замечая надежды, которая толкала девушку вперед.

Неужели ей попались плохие специалисты? Нет. Может быть, эти ужасные люди задались целью расстроить жизнь Мэри? Исключено. На самом деле они, скорее всего, изо всех сил старались выполнить свою работу как можно лучше, только представление о том, что статус-кво может быть приемлемым выбором, находилось за рамками их понимания. Медики руководствовались благими намерениями. Но все мы знаем, куда они часто приводят.

Свернув с автострады простых решений на изрытую колдобинами тропу надежды и страха, Мэри поняла, что в основе нежелания меняться лежит стремление защитить себя. Она отказалась от повсеместно принятого подхода к переменам. И это хорошо, поскольку такой подход – преднамеренно или нет – нас не меняет, считая преобразования единственным логичным решением.

В индуистской религии бог Вишну, отвечающий за сохранение мироздания, наделен защитными силами. Он соседствует с Шивой, богом разрушения и перемен, и Брахмой, создателем Вселенной, и все они равны. Вишну изображают в голубом цвете, как бескрайнее вечное небо. Он уравновешивает действия других богов, и наоборот.

Сила, которая побуждает нас ничего не менять, – это наш внутренний Вишну. Механизм самозащиты, гарантирующий защиту и безопасность, способен спасти вам жизнь, как в физическом, так и в психологическом смысле. Да, эта сила может сделать ваши начинания менее впечатляющими и часто останавливает на пути к запланированному развитию, но она заслуживает уважения.

Такую точку зрения на сопротивление переменам сложно осознать. В сравнении с убедительностью простых решений и чудесных средств, опора на веру может показаться слабым аргументом. Более того, защищая свое нежелание меняться, вы превозносите то, что может завести на неверную дорогу. Другими словами, тот факт, что статус-кво несет защитные функции, вовсе не означает, что отказ от преобразований – это хорошо.

Стремление сохранить все как есть исходит из наиболее благожелательного источника – любви к себе. Но, как и любое другое проявление любви, оно может оказаться ошибочным.

Представьте себя на оживленном перекрестке. Вы спешите и рассеянно делаете шаг на проезжую часть, забыв посмотреть, свободен ли путь. Сзади протягивается рука, хватает вас за плечо, удерживает на месте. Те силы, что препятствуют изменениям, – такая рука, она защищает вас от движущихся навстречу машин, то есть пугающего чувства беспомощности. Этот импульс исходит из той же части вас, которая отвечает за вашу безопасность в других сферах жизни, а потому занимается неблагодарной работой, заботясь, чтобы вы были одеты, сыты и имели крышу над головой. Именно она стимулирует вас убирать комнату, поддерживать порядок в офисе, не выходить за рамки бюджета и включать сигнал поворота при каждом перестроении. Эта часть сознания отвечает за вашу безопасность, потому она и активизируется.

Сила сопротивления совершает много ошибок, стремясь схватить вас за плечо раньше, чем нужно, или неадекватно реагируя на риск. Она слишком осторожна, когда этого не требуется, и дает вам команду бежать, лишь только на горизонте появился признак разочарования или тревоги.

Мне легче понять природу этой чрезмерной осторожности и желания парализовать деятельность через аналогию, как я защищаю своих близких. С беспокойством вмешиваясь в их жизнь, чтобы уберечь их, я совершаю промахи и вижу зеркальное отражение ошибок, которые допускаю, сопротивляясь переменам. Любовь есть любовь. Неважно, речь о дорогих мне людях или обо мне самом, она всегда создает путаницу.

Моему сыну Максу 19 лет, и он сейчас пишет собственную историю в компании Crayola. Он прислал мне на мобильный телефон фотографию, где они с девушкой и собакой едут на фургоне через Калифорнийскую пустыню. Девушка высунула телефон в пассажирское окно, все трое смотрят в камеру и ухмыляются. Это олицетворение свободы и полного счастья. Я написал ему в ответ: «Она не пристегнута, а ты не смотришь на дорогу». Уверен, что сын воспринял мой ответ как пощечину, безучастность к тому, что он хотел сказать. Но я видел на этой фотографии лишь опасность.

Как и все родители, я стремлюсь защитить свое чадо. Это также подразумевает, что часто я захожу слишком далеко в своих желаниях и они не соответствуют уровню его независимости. В основе всех ошибок, которые я совершаю, всех мелких неприятностей, которые могут задеть его гордость, лежит любовь. Сдерживающая сила в момент преобразований сродни родителям. Она хочет защитить нас и уберечь от мучений. Иногда мы страдаем от такой опеки. А иногда она нас спасает.

Мастера кинцуги – японского искусства реставрации керамики – не маскируют трещины, а заполняют их золотым или серебряным порошком. Так и с любовью: ее следы можно обнаружить там, где была тенденция к сохранению, даже если в этом месте в душе возник разлом. Точнее говоря, потому что в этом месте разлом.

Вот еще одна причина, почему я сделал ошибку, ответив Максу: возможно, он читал мое сообщение, управляя машиной, в которой сидели его ухмыляющиеся компаньоны. Мой ответ отвлек его от процесса, на котором он должен был сосредоточиться. Помогая ребенку, нельзя избежать ошибок. Так же, как и помогая себе. Что-то пугает больше, чем на самом деле; иногда опасность значительнее, чем вы предполагали; часто достижимое кажется недостижимым; а порой задача слишком сложна. Стремление обеспечить свою безопасность в условиях неопределенности – неплохой вариант. Такая стратегия всегда неидеальна. Но это нормально. Любовь тоже неидеальна. Часто она щербата и надтреснута.

В нашем сознании две колонки: одна – недовольство собой, другая – любовь к себе. Очень сложно, если вообще возможно, избавиться от критики – этого бесцеремонного чувства стыда в своем сознании вне зависимости от его масштабов. Но если вы осознаете: то, что вам не нравится в себе, порождено часто ошибающимся тревожным чувством из-за любви к себе, – вы переместите эти ощущения из первой колонки во вторую. Это укрепит ваши движущие силы, основанные на надежде и вере в себя, а также ослабит сдерживающие факторы и их посыл, что вы слишком расклеились и не сможете взять ответственность за свою жизнь.

Снова представьте себя на перекрестке. В этот раз вы смотрите на светофор. Вот-вот загорится зеленый. Вы следите за движением, знаете, что автомобили сейчас остановятся. Делаете шаг на проезжую часть, но рука снова тянет вас за плечо назад. «Что это такое? – вопите вы. – Я знаю, что делаю!» В этот момент вы возмущены сдерживающей силой, что вас ограничивает. Ее вторжение подвергает сомнению ваши способности, препятствует вашему желанию идти вперед. Все под контролем, и этот рывок только заставил вас замедлить шаг. Вы стряхиваете руку с плеча и устремляетесь вперед, негодуя и оставляя сдерживающую силу далеко позади. Через несколько кварталов вы успокаиваетесь и начинаете думать не о последствиях рывка, а о его причинах. «Хотела ли эта сила подвергнуть сомнению мою независимость? – размышляете вы. – Возможно, она просто опасалась за мою безопасность? В иных обстоятельствах это спасло бы мне жизнь!» Вы замедляете шаг, надеясь, что сдерживающая сила вас догонит. Вы не питаете иллюзий, зная, что она снова что-нибудь выкинет, что выведет вас из себя. Но что же делать? Эта сила вам нужна.

Когда вы решаетесь на перемены и готовитесь к прыжку из существующего в желаемое, вы делаете шаг к пропасти неизвестности, где вас ждут риск разочарования и изнуряющее чувство беспомощности. Заботливый родитель, сидящий внутри вас, не хочет, чтобы вы подходили слишком близко к краю этой пропасти. Он боится за вас, не желает, чтобы вы пострадали. Эта тревога заставляет его совершать ошибки: замедлять ваш темп, сковывать движения на пути к переменам. И все-таки этот родитель вам нужен.

Вы не можете хирургическим путем удалить все грубые ошибки, не затрагивая способность сдерживающих сил охранять вас. Без них вы бы не воспринимали сигналы об опасности и подвергались бесконечным травмам. Ваш Вишну тоже ошибается. Но эти ошибки не такие уж серьезные по сравнению с трагическими событиями жизни, где сдерживающие силы отсутствуют.

Когда желание ничего не менять перевешивает движущие силы преобразований – и вы перестаете соблюдать диету, ходить в спортзал, откладываете на потом курс итальянского или делаете себе поблажку в виде курения, – часто возникает опасность потерять контроль над своей жизнью. Но в основе отказа от перемен лежат и другие, прекрасные причины, продиктованные любовью и заботой о себе, и они стоят того, чтобы вы о них подумали.

Я хотел бы вместе с вами рассмотреть десять таких причин.

Читая главы следующей части, не спешите и не осуждайте сильно тот элемент сознания, который хочет уютно свернуться в теплом гнездышке существующей реальности. Отнеситесь к нему с юмором и снисхождением. Сосредоточьтесь на намерениях этой силы, а не на ее часто разрушительных последствиях. Умейте увидеть золото в трещине. Эта концепция, возможно, заставит вас задуматься об изменениях. А может, вы решите пока оставить все как есть. Случатся преобразования на этот раз или нет, обещаю, что понимание и, возможно, благодарность по отношению к тем силам, что сдерживают вас, подготовят вас к тому, чтобы рискнуть и сделать шаг вперед.

Глава 6. Нет изменений – нет боли

Испуганный индивид… не в состоянии больше быть самим собой и лихорадочно пытается вновь обрести уверенность, сбросив с себя бремя своего «я».

Эрих Фромм

Причина первая: отказ от перемен защищает от осознания единоличной ответственности.

Причина вторая: отказ от перемен позволяет не думать «Что дальше?».

Причина третья: отказ от перемен защищает от неизвестности.

Сегодня я проснулся до рассвета с намерением сесть писать эту книгу. Звонок будильника раздался около пяти утра. Но предстояло еще встать с постели. Я знал, что уже не засну, но и вставать не торопился. Взял мобильный, посмотрел новости, электронную почту и сказал себе: «Пора вставать». Но не встал. Снова залез в телефон, проверил банковский счет, бронь отеля на отпуск, немного почитал материалы электронного ресурса Politico, пересмотрел письмо, которое отправил накануне. Все, теперь я готов. И все равно я не встал. На глаза мне попалась история о Билле О’Рейли на Buzzfeed. Я прочитал ее. Затем заметил рецепт фондю в лодочке из хлеба. Разве я мог пропустить такое? Внимательно изучив статью, я почувствовал растущие угрызения совести, так как побил все рекорды, отвлекаясь на всякую ерунду. Дальше лежать нельзя, я чувствовал беспокойство и скуку. Нужно встать. Но я так и не сделал этого. Время уже 5:45.

Наконец жена, которой мешал свет экрана телефона, пробормотала: «Ты можешь заниматься своими делами в другом месте?» Я встал, пошел на кухню и сделал себе чашку кофе. Включив компьютер, я сначала поискал зооняню для нашей собаки, скачал кое-какую музыку (которая вдохновит меня в процессе творчества), снова посмотрел новости, проверил почту и написал несколько писем. Оторвался от компьютера и приготовил себе завтрак. В 6:45 я сел за стол и включил новости. Поев, я бросил взгляд на кухонные часы, они показывали 7:30. В 8:15 мне пора собираться на работу. Наконец через два часа после пробуждения я приступил к своей книге. Правда, на творчество у меня осталось всего 45 минут. Я написал этот абзац и еще немного.

Письмо, как и все способы выражения эмоций, – глубоко экзистенциальный процесс. Когда вы пишете, вы в буквальном смысле отражаете свой уникальный внутренний мир, как говорится, вытаскиваете его наружу. Чтобы писать, надо обладать немалым мужеством, помня о единоличной ответственности, чего мне и не хватило сегодня утром. Такой же выдержки требуют и личностные преобразования. Как я отметил в предыдущей главе, решение изменить свою жизнь – важный момент бытия, и успех перемен зависит от способности стать хозяином своей судьбы.

Другими словами, изменения вынуждают вас погрузиться в дискомфортное и даже пугающее ощущение свободы. Если не остается иного выбора, как взглянуть в лицо единоличной ответственности, вы мобилизуете все силы, чтобы сделать это. Что вам остается? Но почти всегда можно выбрать легкий путь и сбежать от свободы через дверь с надписью «Выход».

Скорее всего, моя утренняя прокрастинация вам знакома либо вы наблюдали подобное поведение. Есть такая избитая фраза – «ленивый писатель». На самом деле в моем случае речь не о прокрастинации, поскольку в конце концов я что-то сделал. Это история о колебаниях между мучением, которое мне причиняли мысли о собственной единоличной ответственности, и психологическими попытками скрыться от этой ответственности.

Что же удерживало меня в постели, если не считать пухового одеяла и стремления поспать подольше? Мое нежелание признать себя ответственным за создание некоего письменного творения. Я изо всех сил старался не подпустить к себе чувства, которые порождают сознание, что все зависит только от меня: чистый лист бумаги (в моем случае – пустой серый экран) посылал обратный сигнал о том, что я одинок и всегда существует вероятность, что не справлюсь с поставленной перед собой задачей. Что заставило меня встать с постели? Жена. Но как только я оказался в холодной кухне-гостиной, мое нежелание начать работу вернулось. И почему же я все-таки сел за компьютер? Потому что осталось мало времени. Иначе говоря, два импульса, подтолкнувшие меня к написанию книги, поступили извне. Это больше похоже на пинки родителей, чем на выбор взрослого человека. Встать с кровати меня заставили, писать я сел, потому что оставалось мало времени. Столкнувшись с настойчивыми сигналами о собственной ответственности за реализацию поставленной задачи – выразить свою самобытную точку зрения в отсутствие начальника, который пугал бы меня последствиями, – я скрывал свои способности к ее выполнению.

Хитрые уловки и отговорки, когда к действию вынуждает лишь сильный толчок извне, – все это элементы пьесы, которую я ставлю сам для себя.

Большинство так и проводит свою жизнь: мы лишь изредка берем в руки вожжи, а главным образом притворяемся, что от нас ничего не зависит, хотя на самом деле все наоборот. Однако когда речь заходит о личностных изменениях, актерская игра прекращается.

Осуществить желаемые перемены невозможно, не осознав – хотя бы ограниченно, частично – важного сопутствующего момента: своей единоличной ответственности. Изменить себя – значит иметь смелость отказаться от самообмана в пользу честных намерений, даже если первый соблазняет простыми решениями.

Попробуйте сделать шаг к преобразованиям – и самообман тут как тут, уговаривает вас, нашептывая: «Ты слишком устал, чтобы идти в спортзал», «Как можно учиться играть на гитаре, пока не убрано на кухне», «А все остальные едят печенье». Все, что обманчиво выглядит как побуждение к действию, на самом деле маскирует вашу ответственность и таким образом останавливает или замедляет ваше движение к переменам в себе.

Сартр предложил весьма выразительный термин для такого типа поведения, когда вы поддаетесь самообману: «дух серьезности»[88]. Напустив его на себя, вы наделяете окружающий мир теми полномочиями, которые на самом деле принадлежат вам. Выражаясь библейским языком, это история о золотом тельце, когда вы вручаете бразды правления непостижимым прихотям других. Или о диснеевском «Ученике чародея», когда метлы и подсвечники начинают жить своей жизнью. Я бы сравнил дух серьезности с очередью: вы стоите – и ждете… ждете… ждете, когда с вами что-то случится. Когда вы говорите себе: «Подождем до завтра», вы сама серьезность, ваш девиз – «Все приходит к тому, кто умеет ждать». Задача духа серьезности – удержать вас во власти самообмана и не дать измениться. Скрывая свои истинные возможности, вы остаетесь одним из ожидающих в бесконечной очереди.

Сложный выбор между прямой заасфальтированной дорогой самообмана, по которой вы с серьезным видом едете в автопилотируемом автомобиле, и внедорожной гоночной трассой собственной аутентичности, где вы добросовестно переключаете передачи и давите на газ, вцепившись в рулевое колесо, связан со всеми десятью причинами не меняться. Но соображения личностной свободы особенно актуальны для первых трех из них.

Перемены всегда заставляют осознать свою единоличную ответственность. Это неизбежно: на дороге от действительного к желаемому именно вы, а не кто-то другой переставляет ноги.

Этот факт сам по себе уже чертовски уважительная причина, чтобы не меняться.

Вспомните случай, когда вы хотели что-то довести до конца и были уверены, что это пойдет вам на пользу. Не ощущали ли вы, что двигаетесь наперекор противодействующим векторам, которые почти присутствовали физически? Словно вы в прозрачном пузыре, наподобие того, каким изображают силовые поля в научной фантастике. Именно то же ощущаю и я, заставляя себя сесть за книгу. Внутри своего пузыря (пока я просматриваю информацию в Сети или проверяю почту) я в полной сохранности, мне не грозит единоличная ответственность. Но, принимаясь писать, я вынужден покинуть свое убежище и выйти в чужой грубый и не столь безопасный мир, чтобы отважиться взять новый барьер и признать, что все зависит от меня.

Внутри пузыря жизнь заранее расписана, предсказуема и запрограммирована. Возможно, скучна и парализована, зато не нужно нести ответственность. За прозрачными стенками – свобода и требование честно признать, что все зависит от тебя. Комфорт пузыря соблазняет – в нем все серьезно, узнаваемо, строго регламентировано. Проблема только в том, что, если вы внутри, никаких перемен не произойдет. В нем нет места творчеству, изобретениям, игре, веселью, любви, страсти, взаимоотношениям. Сидя в пузыре, вы будете мечтать об этих вещах, успокаивая себя многочисленными «возможно» и «когда-нибудь», но не станете действовать.

Как мы попадаем в такие прозрачные сферы и почему не можем выбраться? В какой-то степени это обосновано нашим опытом. Сдерживающие силы вокруг похожи на невидимый электронный забор для собак: как только питомец пересекает границы двора, он получает несильный, но болезненный электрический удар. Вас тоже можно натренировать (и ограничить) тревожными уколами беспомощности, родившейся в результате разочарования. Если вы уже пытались пересечь границу, но получили болезненный удар, вряд ли вы захотите покинуть безопасное пространство самообмана.

Из первой части книги мы узнали, что тяжелое разочарование ведет к потере веры в собственные способности осуществить перемены. Неуверенность в себе делает мысль о собственной ответственности особенно невыносимой. Движение к желаемым переменам кажется вам пугающей перспективой, вероятностью ощутить очередную волну стыда и опустить руки, подвергнуть свою жизнь опасности, снова ощутить беспомощность. Если вы пережили глубокое разочарование, вы начинаете опасаться надежды, считая, что она приведет вас к очередным неудачам. И все же она нужна вам: ее энергия позволяет пережить невзгоды и неизвестность, выбраться из пузыря нежелания меняться и встретиться лицом к лицу с осознанием своей ответственности.

Вот пример того, как в результате глубокого разочарования экзистенциальная тревога становится главной причиной отказа от перемен.