Мизгирь

Вся техника на стройке стояла без движения. Наспех открытые дверцы изредка хлопали от порывов ветра. Двигатели гулко ворчали, создавая иллюзию кипучей работы.

Из этого ровного звукового фона выбивались отчаянные вопли и сдавленное рычание.

На небольшом пятачке огромного строительного объекта лежали несколько окровавленных трупов.  В зеркалах авто можно было наблюдать, как шестеро рабочих, одетых  в строительные каски и характерные рыжие спецовки,  с непроницаемыми лицами, тащили за руки и ноги крупного человека. Упитанный мужчина извивался ужом и уже перестал выкрикивать ругательства и звать на помощь.

Он вращал выпученными глазами, рычал, вскрикивал и дёргался в попытках вырваться из цепких рук. Люди же продолжали нести его в гробовом молчании. Его деловой костюм от известного кутюрье затрещал и порвался по швам, не выдержав такого грубого обращения.

Остальные строители не обращали на крики никакого внимания и возвращались к работе. Двое их них, знай себе, неспешно оттаскивали трупы в сторонку, сортируя на две кучи по признакам, известным им одним.

Молчаливые рабочие поднесли свою ношу к краю котлована. Сердце жертвы колотилось как бешеное. Лёгкие жгло. Он безуспешно хватал ртом воздух, задыхаясь от ужаса. Его стали размеренно раскачивать. Сначала тихонько. Затем амплитуда всё увеличивалась. С каждым качком в животе сжимался тугой узел, и кишки подпрыгивали в такт. Никакие протесты не помогали.

Он крутил головой, ища спасение, и заметил, как двое окровавленных сотрудников СМИ, пошатываясь, встали на ноги.

Внутри было мелькнула надежда. Да! Сейчас эти двое, которых он ошибочно посчитал погибшими, смогут позвать на помощь!

Размах, ещё размах, размах… Дьявольские качельки, ценою в его жизнь…

Но «восставшие», вопреки всем надеждам, присоединились к сортировке трупов своих же коллег. А рабочие, которые занимались сортировкой, неспешно побрели к ворчащей технике.

Сердце мужчины упало, почти одновременно с тем, как разжались руки качавших его людей.

Мир ухнул вниз. Душа чуть было не выпорхнула из перепуганного до полусмерти человека. Солнечный свет этого злосчастного лета, нещадно бивший в глаза с самого утра, сменился теньком.

Короткое чувство полёта… До боли сведённые судорогой мышцы. Отбить себе всё тело, приземлившись на песок! Разбиться насмерть, попав на бетон! Оказаться прошитым арматурой, чьи штыри щедро торчали где-то внизу…

Из горла вырвался слабый сиплый писк. Вдохнуть не получалось.

Какие-то секунды, казавшиеся вечностью. Мгновения, отделяющие его от неизбежной смерти, либо мучительных болезненных травм…

Он не мог думать. Не мог толком дышать. Даже размахивать в воздухе руками, пытаясь рефлекторно зацепиться хоть за что-то, и то толком не получалось…

…И он упал на нечто, мягко спружинившее под его немалым весом.

Его колотило от липкого страха. И он, чудом не потеряв сознание от испуга, жадно глотал воздух. Не верилось, что он смог так удачно приземлиться. Происходящее казалось страшным сном. Глаза слезились, и толком не было ничего видно.  Что с ним будет теперь? Что это за странная подстилка?

Строители отвернулись и спокойно разошлись, не удостоив жертву даже взглядом.

Мужчина же замер на дне котлована в позе звезды. И весь обратился в слух, стараясь поскорее проморгаться и смахнуть слёзы, чтобы хоть как-то сориентироваться.

Он слышал, как захлопываются дверцы. Как ворчащая техника то здесь, то там, взрыкивает моторами и продолжает работу.

Будто бы не была жестоко перебита вся съёмочная группа.

Будто бы его не бросили здесь, на дно котлована.

Будто бы им всё равно, выберется он, или нет.

Или они уверены в том, что он не выберется?

Закопают ли его тут живьём?

Зальют бетоном?

«Успокоиться! Надо… Надо успокоиться…» – подумал он и решил первым делом достать мобильник.  Шансы поймать сигнал в такой глуши, да ещё и с такой низкой точки крайне малы… Но…

Он дёрнулся, собравшись нырнуть в чехол на поясе, где лежал спасительный аппарат, но рука не сдвинулась с места. Попытался передвинуть другую руку. Потом ноги… Тщетно. Странная субстанция, к которой он словно прилип, мягко пружинила под его движениями.

Мужчина не знал, как долго он дёргался, силясь освободиться. В какой-то момент его ноги охватила странная щекотка. Он перевёл взгляд со стен котлована вниз и совался на истеричный визг, утратив всё своё самообладание.

Впрочем, все, кто его услышал, не обратили на вопль никакого внимания.

Примерно в это же время, когда мужчина терял рассудок от ужаса и боролся за свою жизнь, всего в паре километров от строящейся магистрали пожилой, но крепкий мужик расшвыривал кухонную утварь, невовремя попавшую ему под руки.

Не то, не то, всё не то! Бутылки, миски, полупустые банки с крупами – всё летело на пол. Он даже не оглядывался, если вдруг что-то разбивалось о крашеный в несколько слоёв деревянный пол.

Наконец, руки нашаривают нужную бутыль! Но его морщинистое лицо печально вытягивается. Мало! Этого слишком мало! И времени нет.

Мужик мечется решаясь. Руки нещадно дрожат от волнения и нетерпения. Наконец, вскрывает бутылку и выливает содержимое себе на одежду. Несколько секунд медлит. Но всё же выплёскивает остатки на волосы и тронутую сединой бороду, растирая едко пахнущую жидкость по коже.

Мужик морщится и шипит. Кожу уже начинает пощипывать. Да, от уксуса наверняка останутся ожоги. Но это неважно сейчас.

Нужно ещё!

Он с надеждой обводит взглядом устроенный им же погром… Память подбрасывает ещё одну деталь, и он сайгаком несётся на задний двор. Остервенело срывает пучки душистой мяты. Времени всё меньше. Сердце сжимается от страха всё сильнее.

Он наскоро рассовывает по карманам мяту и шарит глазами по сторонам. Взгляд зацепляется за пожилую соседку, идущую к сараю на соседском участке.

Как кстати! Не обращая внимания на несколько выпавших из кармана стеблей, мужик понёсся к ней во всю прыть, по дороге в лёгкую перепрыгнув через низенький облезлый заборчик.

– Людка! Дай уксус! Уксусу! Срочно! – заорал он ей в спину, едва его ноги коснулись земли.

Та, ахнув, всплеснула руками и выронила ведро с кормом.  С глухим железным грохотом оно стукнулось об утоптанную землю, опрокинулось и чутка откатилось. Оттуда высыпалась кормовая крупа, щедро окатив потёртые бабьи галоши, и засыпала всё вокруг. Куры радостно накинулись на внеплановое угощение.

– Тьфу, чтоб тебя черти задрали! – пожилая тощая женщина, в застиранном плотном халате в бледно-бордовый цветочек, раздражённо трясла то одной, то другой ногой, пытаясь ссыпать с себя крупу, – Ты что? Умом поехал?

Мужик как раз подскочил к ней и заглянул в её глаза с полубезумным видом. Та брезгливо отстранилась и чуть поправила плотно завязанный платок на голове, скрывающий седые волосы.

– Да как разит-то от тебя! Не дам! Ты что нажрался с утра пораньше? Когда успел-то, мы томко виделись!

Она отвернулась и с досадой хлопнула себе по бёдрам, увидев учиненный беспорядок. Куры с тихим квохтаньем мельтешили под ногами. Крупу собирать, выгребая её из пучков травы, или сметать вперемешку с песком и землёй – бессмысленно. Пока она дошаркает до совка и метлы, куры уже успеют всё склевать…

Причитания соседки мужик не слушал. Оттолкнул её, рванул в деревянный, чутка покосившийся от времени дом. Там сразу побежал к кухне. Стал шарить по шкафчикам и вываливать всё, как и у себя минутами ранее, и вовсе забыл думать о соседке. Та между тем, плюнула, высыпала на землю мизерные остатки корма и поковыляла за бесцеремонным «гостем».

На голову мужика со звучным звоном обрушилось оное ведро, оглушив на несколько мгновений. Он не удержался и плюхнулся задом на скрипучие половицы. Рефлекторно поднял руки и пригнул голову. Вовремя.

– Ты что?! – отслужившее свою службу ведро пролязгало в сторону печки, – А ну, дрянь такая, щас мужиков кликну! Совсем сдурел! Ты что хулиганишь? В тебя Бес вселился, штоле?

 Соседка продолжала визжать, возмущаться и мутузить мужика. Тот же, не отмахиваясь и лишь принимая удары на подставленный локоть, переместился с задницы на колени и продолжил шарить по шкафчикам, не решаясь встать, пока не пройдёт звон в ушах.

Наконец, он нашёл бутылочку столового уксуса, удовлетворительно крякнул, неловко выбрался из-под града ударов, вскочил и убежал.

Людка с досадой пнула жалобно звякнувшее ведро, погрозила кулаком в стороны двери и плюнула.

– Нормальный мужик же был! Да чтоб у тебя хрен отвалился, помёт сучий! Уксусу ему невтерпёж захотелось. В жопу себе этот уксус засунь! Нет чтоб по-нормальному попросить! И вот мне теперь убирай!  Ух!

Мужик тем временем бежал прочь из деревни, будто бы за ним действительно гнались черти.

***

Несколькими днями ранее

Крепко сбитый пожилой мужик в рабочей, как говорится, «полевой» одежде, с дрожью отвращения наблюдал за небольшим чёрным паучком с красными прожилками на брюшке. Эта тварь сначала свалилась с грязно-русых волос, убранных под замызганную косынку, а затем затерялась в складках ветхого, не менее заляпанного платья, в которое была одета старуха.

Стараясь особо не выдавать своё отношение, он всё же брезгливо поморщился, когда та отвернулась за тарелкой. Выдерживать этот странный кислый запах, пропитавший не только старуху, но и, казалось, всё помещение, оказалось крайне тяжело.

– И зачем это нам, любезный? – наконец спросила она, не отрывая взгляда от приоткрытого оконца, из которого долетали еле слышные ритмичные звуки недалёкой стройки.

– Нас-то, может, и расселят… А тебя-то? Ну сама-то подумай своей головой! Чай не первый век, небось, доживаешь… – от этой фразы из горла старухи вырвался скрипучий звук, отдалённо напоминающий смех. Мужик нетерпеливо поёрзал, словно ему стало ещё более неуютно, чем до этого. Слухи про старуху ходили самые разные. А то, что она категорически отказывалась помирать, и пережила уже многих в их деревне, заставляли в них верить. Он не собирался ронять эту фразу. Но ему очень хотелось спровоцировать её хоть на какие-то реакции или действия. Он даже толком не знал, чего хочет больше – подтвердить или опровергнуть свои догадки.