Пантера 1-1. Не так безопасен мир, как кажется…

Мать и дочь стояли близ универмага «Самал», что по улице имени Бажова, и безуспешно пытались остановить какую-нибудь попутку, но водителя равнодушно проезжали мимо, а у некоторых попросту не было места свободного. За все время путешествия им впервые так не везло с транспортом. Они уж битый час стоят у магазина в попытке остановить хоть кого-нибудь. Неприветливые люди в этом городе с численностью населения в триста тысяч человек, никто не желает помочь иностранцам. Однако они не привыкли отчаиваться из-за мелочей, к тому же были уверенны, что рано или поздно их кто-нибудь обязательно подберет, выручит из создавшейся ситуации, за что они были готовы уплатить тройной тариф по перевозке.

Благодаря большим связям в Казахстане и Германии, семья Черновых стали официальными гражданами Республики Казахстан, получили вид на жительство в Восточно-Казахстанской области и купили через агентов небольшой дом в Предгорном. Наемные рабочие отремонтировали его хозпостройки, расчистили земли под посадки – и теперь осталось лишь въехать в него. В Усть-Каменогорске они отказались от дальнейших услуг агентов, так как оные более не требовались. И теперь они об этом не жалели. Вот коротенькая информация о новых подданных Казахстана, а о причинах, побудивших их переехать из, в общем-то, благополучной страны в развивающуюся, известно лишь им.

Мать подняла руку в надежде остановить очередную попутку, но белый автомобиль въезжал на стоянку, заглушил двигатель. Из «ГАЗели» вышли трое: женщина и мальчик лет одиннадцати-двенадцати с серьезным выражением лица отправились в универмаг, мужчина подошел к ним, задав вопрос:

– Вам куда?

– Вы подвезете нас… – женщина замешкалась, достала из сумочки кошелек, из кошелька какую-то бумажку, – … в село Предгорное, улица Новая, дом номер десять? – она говорила на чистом русском языке, выжидающе посмотрела на мужчину, – и девочка повторила жест матери.

– Подвезу, – скупо ответил он, – пройдемте.

Мужчина открыл створки со странным выражением лица, взмахом ладони пригласил располагаться. В салоне уже сидели два человека. Через пять минут, когда вернулась молодая женщина с подростком, «ГАЗель» отправилась в путь по озвученному адресу.

Вышла забавная ситуация: оказывается семья, подвезшая дам, является их непосредственным соседом через огород. А те два человека – случайные попутчики, высадившиеся ранее. Они разошлись по домам с улыбкой на устах, даже серьезный мальчик позволил себе улыбнуться, что рассмешило девочку.

– Меня зовут Наташа, – представилась она.

– Один, – он подал раскрытую ладонь, девочка положила аккуратно свою. Один галантно поцеловал нежную ручку, хитро заглядывая в ее серо-голубые умные глаза. – Приятно познакомиться! С новосельем вас.

– Спасибо! – улыбнулась она и улыбнулись ее глаза. – Тогда я, в свою очередь, приглашаю тебя на первое свидание!

– Я покажу тебе самые живописные места природы.

– Договорились…

Наташа и Один лежали на боку на мягкой сочной траве теплым летним вечером второго июня 1997 года на слегка возвышенном берегу небольшой реки, которую местами можно перейти вброд. Она весело журчала, неся вдаль холодные воды, доносилось перестукивание донных камешков, прямо из воды, у берега, росли кустарниковая ива и несколько соломин камыша. Речка Красноярка расширялась у старого бетонного моста, – а там, где она сужалась, стояла запруда из каменных булыжников и поросшего мхом над водой и водорослями, под – хвороста. Большая часть реки заросла по берегам кустами и деревьями, в основном тополями, осинами и ивами, просвет существовал у моста в нижней части. Чтобы попасть сюда, необходимо либо продираться сквозь густые топольно-черемуховые заросли, либо идти по единственной узкой тропке, берущей начало у дома Одина и заканчивающейся на том берегу у заболоченного пруда. Хотя буквально в метрах ста проходила асфальтовая дорога.

– Один, – проговорила Наталья, словно пробуя имя на вкус. – Какое красивое имя.

– Меня назвали в честь главенствующего скандинавского бога. Это имя понравилось папе, когда он еще увлекался мифами разных народов, но потом настали другие времена, – поменялись и увлечения.

– Дай-ка вспомню, – она сделала вид, что задумалась. – Развал СССР, отсоединение ряда стран, возжелали стать независимыми ото всех. Так? – Наташа весело посмотрела ему прямо в глаза, он смущенно отвел их в сторону.

– Что-то в этом роде – я ведь в истории-то не силен, – шутливо-серьезно ответствовал Один.

– Ну уж прямо-таки не силен!? – а выглядишь вполне умным, – поддела она его.

– Все знает только бог, я лишь на скромную «троечку», – игриво выдохнул Один.

– Троечник?! – поинтересовалась Наташа.

– Отличник, – скромно произнес он.

– Отличник?! – очень удивилась Наталья, похоже, не поверив сказанному, а потом, спохватившись, звонко засмеялась. – Я и забыла, что в казахстанских школах оценки ставят не так, как в немецких. В немецких – «отличник», а здесь то же самое – «двоечник»… Знаешь, вообще-то я никогда не назначаю свидание первому встречному, – вкрадчиво сообщила она, внимательно наблюдая за Одином.

– А я не каждое предложение принимаю! – вовсе не обидевшись, сказал он. – Ты из Германии?!

– Ну да. Мы с мамой переехали, думаю, навсегда сюда.

– Ух ты! Здорово!

Один воззрился на девочку со всем присущим ребенку его возраста любопытством.

– Ты будешь ходить в нашу школу? Правда же?

– Да, буду!

– А откуда знаешь русский язык?

– Еще в Германии выучила. Русский и казахский.

Один смутился последнему слову, потупил взор и со страхом признался:

– А я вот – не знаю казахского языка. Почти. Мы его только первый год учим, и я знаю всего сто слов.

– В этом ничего постыдного нет, – заверила Наташа его. – Не нужно стесняться простых вещей. Изучишь – обязательно изучишь и будешь свободно разговаривать и на казахском языке, главное – не забывай родной.

– Да, я выучу его! – решительно произнес он, ободренный добрыми словами.

– Помни: знать может все один бог, человеку это не дано – твои же слова… У тебя есть друг или друзья?

Она резко перевела тему, но это его даже обрадовало.

– Вообще-то он не совсем друг. Скорее просто приятель. Зовут его Дима. Но, к сожалению, он единственный мой приятель, а друзей у меня нет. Все, я подчеркиваю – ВСЕ, считают его психом, помешанным на биологии.

Наташу заинтересовала тема разговора, она пододвинулась ближе, легла на живот, поставила локти на землю, поддерживая тыльной стороной ладоней голову за подбородок.

– Его и его отца, – продолжал между тем Один, отметив в мыслях передвижение девочки. – Они на пару занимаются какими-то биологическими экспериментами, я правда сам не знаю какими, так как особо не интересовался подробностями, но никто их не принимает всерьез: ни простые люди, ни учителя, ни сверстники, ни милиция – все считают их безобидными, хоть и сумасшедшими. Учителей устраивает то, что Дима ни к кому не лезет, никого не трогает, учится отлично, а в природоведении может серьезно поспорить с училкой, превзошел всех сверстников. Учительница как-то говорила, что Дима знает то, что изучается в десятом классе и владеет неплохо… м-м-м… анатомией. С ним ни девчонки, ни мальчишки не хотят общаться, он очень одинок, и я являюсь единственным его другом. Просто мне жалко его, поэтому я не оставляю, не избегаю, да и разговаривать с ним намного интереснее, чем с другими школьниками, хотя почти все разговоры сводит к одной, излюбленной, теме: природа, животные, растения, эти самые… эксперименты. Нет, с ним можно поговорить обо всем на свете, просто другие темы иногда ему наскучивают. Зато Диме можно доверить все свои тайны, он не сплетничает, не треплется языком, а если что-то пообещает – обязательно выполнит, чего бы ему это не стоило. Однако добротой своей не позволяет пользоваться никому, никому не сделает «медвежьих» услуг. В общем, полностью его понимает только отец. Живут они вдвоем, матери у него нет, родственников, кажется, тоже. Однако отец работает механиком на элеваторе, так что на жизнь хватает денег, да и земля у них гораздо плодороднее и больше, чем у любого на селе. Дом их располагается на окраине, скрыт ото всех людей речкой и деревьями, и топятся они не дровами и не углем, а как-то иначе. Не знаю.

– А Дима может без опасений довериться тебе? – как-то уж хитро – с хитрым прищуром – задала вопрос Наташа.

На этот раз Один пристально взглянул на Наталью, понимая душой, что вопрос с какой-то непонятной ему подоплекой.

– Да, он может без опасений довериться мне! Я еще забыл сказать, что Дима и его отец умеют лечить землю, растения, животных и людей, правда, люди об этом не знают – они обходят их стороной. И иногда мы ходим друг к другу в гости, – как бы между прочим сообщил Один, взяв палочку в рот.

– Как же его папу взяли на работу, если люди сторонятся обоих?

– Он очень хорошо знает механику, а лучшей замены за такую зарплату не найти.

– А что – зарплата маленькая? – удивилась немецкая девочка.

– Не жалуются. Дима говорил, что ее хватает на все, что им необходимо, и даже немного остается на черный день.

– Это очень хорошо, что у тебя доброе сердце, и рассуждаешь ты здраво, – ласково произнесла Наташа. Обычно сверстники эгоистичны. Наверно, ты пользуешься популярностью у девушек? – с любопытством, без задней мысли, поинтересовалась она.

– Ну-у, вообще-то да, – чуть-чуть смутился он. – Я им нравлюсь.

– А то, что ты общаешься с «безумцем», их не останавливает?

– Нет.

– А можно… теперь я буду твоей девушкой? – вполне серьезно спросила Наташа, добавив: – И единственной?

Он сел на траву, расставив позади спины руки, задумчиво-удивленно посмотрел на странную девочку.

– Я ведь одна! – добавила она, не меняя позы.

– Хорошо, – осторожно ответил он, не зная что и думать, – я согласен… Уже темнеет, пора домой.

Один поднялся, вежливо помог Наташе. Они двинулись обратно, направляясь к тропке.

– Нет, постой! – она придержала его за руку, насторожилась, осмотрелась по сторонам в поисках чего-то.

Один непонимающе воззрился на нее, но не стал задавать неуместных вопросов, ожидая, что она сама все объяснит, когда придет время.

Ухх! Вздохнула земля и испуганные птицы с криками взвились в воздух с деревьев, кружа над ними. Вода в речке пошла волнами, земля заходила под ногами ходуном, затряслась. Один страшно испугался, едва сдержал крик. Наташа крепко, не по-девичьи сильно удерживала его от побуждения опрометью бежать в лесок. Его охватил панический ужас, он тщетно силился вырваться из железных (!) тисков ее пальцев, истошно закричал, на глаза навернулись слезы. Наташа грубо сцапала его в объятия, опрокинула на землю, сверху – на него, и он не узнавал ее, а оттого еще больше испугался, но замолчал, содрогаясь всем телом в такт землетрясению. Ее глаза, некогда добрые и насмешливые, излучали колючий холод и жесткое выжидание чего-то неизбежного. Землю вновь тряхнуло, на этот раз сильнее прежнего, речку рябило от толчков, выталкивало на берег, деревья ухали и стонали, словно живые, ветки трещали.

Мимо промчался обезумевший рысак, из леска выскакивали зверьки с воплями. Наталья насильно удерживала Одина, боясь, что если отпустит его, он наделает много глупостей, могущих стоить ему жизни. Охали сопки, бесновалась река, иногда на дороге слышались столкновения автомашин, иногда – взрывы, и тогда над леском распускались клубы дыма с огненными всполохами; солнце уже на четверть скрылось за сопками.

И тряска, и толчки прекратились, лишь изредка еще доносился далекий гул – эхо землетрясения.

Наталья отпустила Одина, тот, словно пьяный, поднялся на ноги, шатающейся походкой направился к тропке, не желая сдерживать слез. Наташа резко вскочила и, умудрившись сохранить девичью грациозность, побежала к матери.

То, что предстало взору, шокировало ее: стены дома покрыты трещинами, оконные стекла выдавлены, полностью вся крыша обвалилась вовнутрь помещений, почти все хозяйственные постройки разрушены, из развалин местами струился дым, в воздухе клубилась пыль, постепенно оседая, старый клен лежал на не менее старой дороге, обломленный у основания из-за прогнившей древесины.

Она бросилась к руинам с плотно сжатыми губами, затаив дыхание, чтобы не дышать едкими пылью и дымом, стала разбирать завалы в поисках матери со слабой надеждой на то, что все же мама жива, что мама не под завалами, что мама просто вышла прогуляться и сейчас в спешке возвращается узнать как там дочка… Но, увы, отбросив еще один саманный кирпич в сторону, выкинув осколок оцинкованного шифера, она открыла руку с переломанными пальцами и кистью. Кровь продолжала еще сочиться из разорванных шифером вен и артерий, однако ее вытекло очень много, она уже запекалась. Наташа стала быстро выкапывать тело, поднимая с неестественной легкостью тяжелые спрессованные глиняные кирпичи. Она с трудом сдерживала плач, а слезы текли против воли, стекались к подбородку, падали на пыль.

Ей стало страшно, когда увидела в каком состоянии мать. Она была изуродована до неузнаваемости, превращена в кроваво-костное месиво, рядом лежащие осколки обильно орошены кровью…

Один сидел на развалинах собственного дома с отсутствующим выражением глаз, со слезами, оставившими на пыльном лице две влажные струйки, два мокрых следа. Ладони и колени были расцарапаны, когда он откапывал родителей и брата из-под завалов. Один покачивался на месте с глухой болью в сердце, с щемящей тоской в душе, – опустошенный и безвольный.

Он вяло встал, спотыкаясь на каждом шагу, остановился в бывшей детской комнате, достал из груды разбитого шлакобетона – о, чудо! – уцелевший, с беспроводной связью, компьютер, погладил бережно темно-темно-серый, слегка шероховатый пластиковый корпус – совсем не оцарапанный, сдул пыль, ушел в себя. На него нахлынули воспоминания, связанные с этим редким чудом компьютерных технологий…

… Одину тогда исполнилось десять лет, праздник проходил, в общей сложности, весело. Его поздравляли, шутливо дергали за уши, дарили подарки, смеялись, играли, шутили, пели, танцевали – в общем, как обычно.

Ближе к вечеру он с приятелем вывалился – в буквальном смысле этого слова – во двор, чтобы запустить в небо «салюты»: любил он смотреть, как в небе разрываются фейерверки, особенно разноцветные. Они вышли за пределы ограды, вынули из карманов трико спички. На обратной стороне были изображены древние растения, их наименование и период, в котором они росли.

– Ну, Дима, поджигай фитили!

– Не торопись, Один, кажется, к тебе еще гости идут и, по-моему, с каким-то подарком.

Один обернулся назад и удивленно воззрился на двух странных людей в черных хлопчатобумажных комбинезонах, с накинутыми на головы капюшонами таким образом, что они скрывали под собой лица. Но один человек, судя по походке, был женщиной, он на полголовы ниже мужской фигуры, держащей в скрытых комбинезоном руках темно-серый, почти черный, чемоданчик, закрытый двумя цифровыми замками. Цифры светили зеленым.

Дети с трепетом и страхом смотрели, как гости неспешно и уверенно приближаются к ним, как они остановились совсем рядом. Мальчики отступили, но уперлись в зад «четыреста двенадцатого» «москвича», не заметили как уронили фейерверки и спички, вздрогнули, услышав мужской голос, в котором звучали бесконечная усталость, некий задор, крепость духа и… электронный скрип:

– Я слышал, что у тебя, Один, День рождения – тебе исполнилось десять лет, поэтому мы с женой захотели преподнести скромный подарок, – и мужчина приподнял чемоданчик.

Один не решительно взял его, усиленно пытаясь разглядеть лица незнакомцев, и лишь тихо прошептал:

– Спасибо.

– Береги его, Один, – напутствовала женщина грудным, мелодичным, ласковым голосом. – Освоившись с ним, познавай мир, он выручит тебя во многих ситуациях, не раз спасет жизнь, расширит твой кругозор. Он – единственный экземпляр, таких больше не существует.

– Что это? – решился задать вопрос Один.

– Компьютер, электронная машина, умеющая думать и сочувствовать, она обладает некоторыми человеческими эмоциями, но никогда не подведет. И – дай ему любое имя. Скоро вы – ты, Один, и ты, Дима, – станете очень нужными миру. Не только голубому.

Незнакомцы все также степенно повернулись к детям спинами и неспешно стали удаляться.

– Погодите! Постойте! – выкрикнул в отчаянии Один. – Как его открыть?

– Открыть сможешь лишь ты, Один, не набирая кода, – сообщила женщина, не оборачиваясь, – любой другой – только набрав оба кода одновременно, но ни ты, никто другой этого не знает, а знает его машина.

– Кто вы? Откуда?

– Со временем узнаешь…

… Странные люди, странная ситуация создалась почти два года назад, однако именно благодаря огромным возможностям беспроводного компьютера, не требующего ни дисков, ни кабелей, ни блоков, ни модемов, ничего либо еще из атрибутов современных машин, вырос за два учебных года с «троечника» до «отличника». Уж каким образом, но компьютер мог напрямую соединиться с любой глобальной сетью, скачивать информацию почище хакера-аса без последствий, так как никаких следов своего присутствия, допустим, в Интернете или какой локальной сети, не оставляет, вычислить вторженца просто невозможно, а посему Интернет обходится бесплатно; питается автономно; можно составить любую программу и найти подробную информацию на любую интересующую тему; корпус сверхпрочный, при ударах электроника не стрясывается, ну и многие другие – не все Один выяснил про «чемоданчик» людей в черном, не пожелавших ни показать своих лиц, ни назваться – просто какие-то незнакомцы захотели по каким-то неведомым причинам подарить обычному школьнику ценный подарок, да наговорили кучу странностей, у мужчины к тому же голос ни то живой, ни то электронный. Столько темных тайн и лишь одна из них разгадана и то отчасти – методы работы с компом.

Не выручил. Он может все, но не все, например, ходить, самооткрываться, кричать.

Землетрясение… Почему? Откуда? С какой стати оно произошло, если ни одна метеостанция не предупредила? Хотя говорят, что предупредить могут приблизительно за час до катастрофы. Землетрясения неуправляемы, непредсказуемы и опасны, они почти всегда несут смерть и разрушения.

Смерть родителей и брата… И жить без них – милых и родных – неохота, как не ищи причину задержаться на этом свете.

Один поднялся так, словно поднимал непосильный груз, но вновь увидел маму, папу и младшего брата в таком состоянии… На глаза навернулись горючие слезы обиды, к горлу подступил ком, ноги подкосились, уронили тело на колени, однако компьютер остался в руках. Из коленей потекла кровь. Он резко вскочил, подбежал к «ГАЗели», положил машинку на сиденье и осел по борту, всхлипывая навзрыд.

– Один? – услышал он тихий, севший девичий голосок.

Наташа тихонечко подошла к нему, села рядом на колени. Она была одета в малиновое шелковое бикини и розовую, с белыми цветочками, юбочку с волнистым подолом, а ноги босы, на тело налип толстый слой глинистой и оцинкованной пыли, на щеках влажнели слезные потоки.

– Один, ты не можешь сейчас умереть. Мы должны похоронить своих… родных. Но, так как мы несовершеннолетние, не сможем связаться с мамиными агентами, а людям – простым людям – в этот момент не до нас. Мы обмоем их, оденем и похороним сами, своими силами. Мы не должны оставлять… так.

– Да… – дрогнул его сухой голос…

Посадив последнее деревцо вместо могильного креста на том самом месте, где они еще совсем недавно валялись в траве и весело щебетали. Две заровненные могилы – одна для Натальиной мамы, другая – для семьи Одина, общая, – четыре деревца, кому какое нравилось при жизни: береза, осина, тополек, дуб.

Они устало облокотились о лопаты, понимающе глядя друг на друга. Наташа проклинала тот день, когда мама задумала переехать из Гилеоштадта в проклятый Казахстан, где ценят не людей, а то, что за ними стоит: положение, деньги, связи. Она не могла сказать, что Германия – запад Эдема, но там… ей нравилось. А здесь… Но она благодарила бога за встречу с Одином, он – подарок судьбы, единственное живое существо, могущее ей помочь не сойти с ума от одиночества, а она – ему. Судьба, нет – жизнь, связала их воедино, хоть Один об этом пока не знает и поймет это не скоро. «Я спасу тебя, Один!»

– Один, полетишь со мной в Германию? – с надеждой спросила Наташа.

… Наталья первой услышала тихие шаги, затем – Один. Кто-то шел по тропке, не скрываясь, явно к ним, но Наталья чувствовала реальную угрозу, исходящую от субъекта. Субъект вышел на открытое пространство во всей красе. Это был крепкого телосложения, здоровый, аки бык, мужчина лет тридцати пяти. Наголо брит, глаза жутко-черные, усмехающиеся, на губах застыла хищная самоуверенная улыбка, тело плотное, тренированное, широкоплеч, хотя не является горой мышц, этаким куском накачанного мяса. В росте достигал метров двух, ноги и руки слегка согнуты, словно намеревался прыгнуть и схватить кого-нибудь. Он одет в черную футболку с изображением живого окровавленного трупа какой-то обезьяны, кажется, орангутанга, черные кожаные, плотно облегающие ноги, трико и обут в бежевые, с толстой металлизированной подошвой, ботинки.

– Вот я тебя и нашел, Пантера! – нахальным голосом заговорил незнакомец. – Наконец-то тебе обрубили крылышки и ты теперь одна, без защиты стервы-матери. Я оторву тебе голову и вырву из груди сердце! Предупреждаю, маленькая кошечка: я не человек, я – киборг с мозгами и нервами маньяка-убийцы!

Один судорожно сглотнул слюну, сердце бешено в страхе колотилось, его трясло от ужаса, а на глазах снова проступили слезы. Ему уже до смерти все надоело, но он заметил изменения в Наташе, заставившие его отойти от нее на пару десятков шагов: ее глаза расширились и налились чистым голубым цветом, они излучали ледяную колючую ярость, зубы оскалились и четыре клыка удлинились, немного вытянулись, вместо ногтей на пальцах рук и ног появились коротенькие коготки. Один не выдержал такого испытания и мозг автоматически отключился, чтобы сократить резко возросшую на сердце и сознание психическую нагрузку.

А Наташа действительно изменилась, она уже не была той милой очаровательной девочкой, за каковую ее принял Один, она стала необузданной и неконтролируемой хищницей в девичьем обличье с некоторыми поправками на внешние физические изменения.

– Тебе не поможет твой образ черной кошки, ты гораздо слабее своей ныне мертвой матери!

Но девочка с диким бешеным рычанием, безумным блеском в глазах, набросилась на незнакомца со скоростью молнии.

Мужчина попытался обнять ее в смертельные тиски и получил глубокие царапины на ладонях, пальцах и левой голени. Дикая кошка отпрыгнула назад, слегка нагнув тело, согнув колени, держа руки раскрытыми ладонями вперед немного позади. Она была расслаблена и готова к новому прыжку.

Киборг удивленно посмотрел на раны, совсем не ожидавший подобной прыти от маленькой девочки, хоть боли он и не ощущал – жизненно важные органы и биомеханизмы не задеты. Потом он самодовольно улыбнулся, хищно потрепал языком.

– А ты хороша, кошечка, лучше, чем думал. Жаль – я робот, а так бы «пригвоздил» тебя, я ведь не только убийца, но и в прошлой жизни был насильником – насиловал маленьких и больших девочек, а затем медленно и мучительно убивал их! – похвастался садист своими прошлыми деяниями. – Рассказать как? О-о!..

Наташа вновь быстрее молнии атаковала киборга, сделала обманный выпад в глаза и легким молниеносным движением полоснула в прыжке по горлу коготками, ухватилась пальцами за плечи и мягко саданула пятками ему в подколенные изгибы, откусила часть губы, выплюнула кусок. Она спрыгнула с него. Он упал на колени, схватился ладонями за горло, из глотки вырвался хрип, однако кровь текла довольно скупо для таких ран. Наташа злобно ударила ногой в грудь киборга, резко повалила на землю, оседлала и наметила когти в глаза. Ее глаза горели бешеной яростью холодно-чистого голубого цвета.

– Я все расскажу, все – только не глаза! – запел совсем иную песню бесстрашный киборг, – песню страха за свою биомеханическую жизнь и потрясения до глубины души, если она есть.

– Твоя мать совершила большую глупость, решив переселиться на новое место. Лена вычислила ваши новые координаты, выследила, когда вы прилетите на новое место, определила время. Вначале она послала меня из Еленополиса, затем приказала хуанолонам устроить «маленькое» землетрясение в Казахстане, но они немного промахнулись и эпицентр сместился в Лениногорск, что примерно в ста двадцати километрах на восток отсюда – и тем не менее Елена добилась главного – уничтожила твою мать. Но вот чего она не знает, так это то, что ее дочь – достойнейшая замена ей. И все равно – глупо умерла женщина-воительница.

– Почему Лена в Гилеоштадте не устроила землетрясение? Быстро отвечай!!

– Хорошо, хорошо! Просто Еленополис расположен в пяти километрах к югу от главного полицейского участка Гилеоштадта и толчки на такой дистанции могли завалить обиталище Лены, а мелкие землетрясения устраивать нет смысла.

– Как найти Еленополис?

– Очень просто – около Бездонного карьера, в скале замаскирован вертикальный люк. В недостроенном городе полно мутантов, киборгов и прочих воинов плюс сюрпризы, подчиненных исключительно Лене. Тебе не победить одной. Я сказал тебе все, что знал сам, а теперь отпусти, ты же знаешь, что я стал безобидным для тебя.

Наталья серьезно задумалась на минуту по поводу последнего предложения, не теряя бдительности. Если сейчас его отпустить, то вполне естественно, что он не вернется к кибернетической повелительнице подземного города, слишком много он выболтал ценной информации фактически без сопротивления, там его встретят как следует, поэтому киборг будет прятаться от праведного гнева Лены и продолжать убивать, как это делал человек, которого заново возродили, добавив к органике электронику гармоничным образом. Если же она убьет его, то совесть будет чиста, потому как убьет не человека, а машину пусть даже с существенной приставкой «био-«. Наверно, сотни тысяч людей пострадали от Лены, причем не только сегодня. Она постоянно дает о себе знать, посылая убивать простых людей убийц вроде этого киборга, зная, что от людей они почти неотличимы, разве во много раз сильнее и мощнее, на электронные детекторы они добровольно не полезут и затолкать под них практически невозможно. Определено: биомашину на утилизацию как пришедшую в негодность.

И Наталья воткнула когти в глаза и в переносицу. Глазные яблоки стали вытекать, засочилась кровь.

Он попытался неуклюже скинуть с себя девочку, но она ловко перевернула его на живот, ухватилась за голову и с усилием повернула ее почти на сто восемьдесят градусов, щелкнули шейные позвонки, выдернутые со своих мест, порвались сухожилия. Киборг конвульсивно-механически задергался: органическая часть машины умерла, а электронная начинка пока функционировала, пыталась вернуть к жизни ткани и органы, давая им дополнительные электрические импульсы. Электроника перегорела, автоматически включилась программа самоуничтожения. Наталья поняла это, когда из всех щелей пошел сизо-черный дым.

Наташа длинными прыжками достигла Одина, все еще лежащего без сознания и накрыла его собой. Раздался взрыв, огненная волна накрыла все в радиусе двух метров от эпицентра взрыва.

Наталья привела себя в чувство, поправила помятую юбочку, встала. Коготки и клыки реформировались обратно в человеческие ногти и зубы, а вот пигмент глаз по-прежнему давал чисто-голубой цвет, разве что ярость в них сменилась грустью и неизбежностью событий, текущих не в том, в каком хотелось бы, направлении. Она посмотрела на то, что осталось от биомашины, а если точнее – на кучку пепла, раздуваемого легким ветерком, и подумала: «На самом деле, чтобы сломать шею такому киборгу, необходимы силы как минимум такого же киборга или… «Трона». Она беззлобно рыкнула на глупых гарланящих птиц, но они даже не услышали ее.

У девочки в голове появился хороший план, который она хотела реализовать немедленно. Наташа бережно взяла на руки бесчувственного Одина, ведь он – часть плана, обошла пепел, направилась по тропке к «ГАЗели», нетронутой землетрясением, положила мальчика на диван позади водительского кресла, вернулась к руинам своего дома. Там она нашла несколько чемоданчиков, но взяла только один, похожий на чемоданчик Одина, вернулась к машине, села за руль, но в замке зажигания не оказалось ключа. Пришлось еще битый час искать в развалинах ключ, а потом заливать почти пустой бак из канистры, найденной в гараже. Она вывела из двора «ГАЗель» и прямиком отправилась в полуразрушенный город, зная, что в сложившейся ситуации ни один милиционер не остановит несовершеннолетнего водителя – с мародерами нужно бороться и спасать из-под завалов людей, думать, как жить дальше, а для Наташи ответ на этот вопрос был очевидным. Для начала же нужно хорошо потрясти маминых агентов, чтобы полулегально вернуться в Германию, заново открыв гражданство…

Он пробуждался от долгого сна: вяло зашевелился, веки задрожали, дыхание участилось, сердце забилось быстрее. На лице застыла маска ужаса и боли. Один открыл глаза, но пока не осознавал, что происходит, где находится, что он, разум медленно просыпался, вникал в суть окружающих вещей.

Странный потолок, он состоял из однообразно узорированного пластика. Стены – они покрыты пушистыми большими персидскими коврами с персонажами из персидских же сказок и легенд. Слева – высокое и широкое окно, состоящее из равнозначных фрагментов, пол окна закрывала отдернутая ажурная штора, ярко светило солнце. Справа – вместительный гардеробный резной шкаф из настоящего дерева, чуть левее – входная (или выходная?) дверь бежевого и коричневого цветов, металлопластиковая ручка-дракон, на полу – жесткий ворсистый ковер. Кровать – она очень широкая, довольно длинная, с деревянным каркасом, металлической, туго натянутой, сеткой. На сетке удобные матрасы, застеленные идеально-белым постельным бельем, четыре подушки, два махровых одеяла: и он лежит в центре широченной кровати, стоящей в центре комнаты, к стене.

«Эта комната – не моя!» – мелькнула паническая мысль. – «Что я здесь делаю?!»

Один вылез из-под одеяла и обнаружил, что в одних темно-синих плавках, к тому же не его, сел на краешек кровати, провел ладонями по шелковистым волосам, зачесанным кем-то назад.

«Что я здесь делаю? Где я?!»

Он резко встал, быстро подошел к двери, дернул ее на себя – не открывается, – в обратную сторону – растворилась, вышел из комнаты, затворил за собою дверь, огляделся и вспомнил все, что с ним приключилось. В глазах заблестели слезинки: «Самал», случайные попутчицы, свидание с Наташей, неожиданное землетрясение, чудом избежал погребения, погибель родителей и брата под завалами собственного дома, самодеятельные похороны, страшный человек, потеря сознания и… все. Теперь он здесь. Где?

Слева сразу начиналась кухня, впереди прихожка с трюмо, на полке мобильный телефон, на стенке крючки, на одном висело малиновое бикини – ага, значит, в доме Наташи! Нет, ее дом тоже разрушен… На полу пара девичьих босоножек, узкий коридор.

Один направился по нему. Справа была еще одна дверь, слева две – значки на них без слов говорили, куда они ведут. Он отворил дверь справа на себя и вошел в комнату. На красивых двухъярусных столах расположились три компа, подключенные к сети, на мониторах развертывалось космическое пространство, довольно скучная заставка, приглашающая войти в них нажатием клавиши «Энтер».

«А где мой компьютер?»

Он проверил последнюю комнату рядом с компьютерной – длинный зал, разделенный двумя шкафами без ножек. Между двумя окнами – роскошный диван, по обеим его сторонам – кресла. Противоположную от дивана стену занимал огромный кинотеатр, на тумбочке – видеомагнитофон. Посреди комнаты – широкий письменный стол с выдвижными ящиками.

Один вышел из комнаты, двинул к двери в прихожке, дернул ее туда-сюда – не поддалась, – с тяжким вздохом зашел на кухню, обставленную, честно говоря, богато и со вкусом: повсюду просматривался женский стиль идеальных прибранности и чистоты. «Может, я в Германии? Да ну, как бы я сюда попал!?»

На столе разлиты готовые пища и черный кофе, пастеризованное молоко и сухие сливки. Только сейчас он почувствовал, насколько голоден, желудок требовательно заурчал. Мальчик с удовольствием набросился на еду, запивая все подслащенным кофе с молоком. Затем намазал кусок хлеба толстым слоем шоколада.

Удовлетворив голод, справил нужду, пошарился по дому, попытался безуспешно открыть окна и еще раз дверь, от безделья намылся в душистой ванной. Потом обсох, попробовал отпереть шкафы в зале – заперты, поэкспериментировал с кинотеатром – также безрезультатно. Поскучал с кабельными компами, так и не нашел интересных программ, игры отсутствовали вовсе. Полежал, поспал, потанцевал, попрыгал, попел – все быстро надоедало, и за окнами нет ничего интересного: трава, кустарники, тропы, зашедшее за угол солнце, чистое голубое небо без единого облачка. Нашел чистую бумагу в рабочем столе зала, написал несколько строк: «Ты остался один, Один, ты теперь никому не нужен. Наташа держит тебя в плену, сама пропала куда-то. Что делать? Чем заняться? Скучно и тоскливо. Мама, папа, братик – я скучаю по вам очень. Хоть я и маленький, но я выживу ради вас, вырасту, доучусь, найду работу и буду всегда-всегда помнить о вас, буду навещать – обещаю! – и больше ни одна слезинка не скатится по моей щеке, папа, ведь ты всегда хотел, чтобы я рос мужчиной. Мама, я найду себе хорошую девушку и буду заботиться о ней по-человечески и любить, как люблю тебя. Братишка, я всегда буду с тобой рядом. До свидания».

Один действительно не стал плакать и проливать слезы, но еще как-то нужно выбраться из дома наружу, сориентироваться на местности, определить свое местоположение. Однако, как выскользнуть? Остается терпеливо ждать прихода Наташи, если она придет, в одних плавках, так как нигде своей одежды не обнаружил, а в гардеробном шкафу, в спальной, исключительно женская. Не надевать же ее!? Но и вот так разгуливать по дому негоже, под одеялом жарко. Он сел, прислонился спиной к двери в спальную, согнул колени, сложил на них руки и закрыл глаза, прокручивая в голове всю свою сознательную жизнь, точнее те фрагменты, что сохранились в памяти.

Наташа открыла калитку, вынула из карманов голубого платья ключи, подошла к дому, открыла замок, отворила дверь, вошла и замерла с удивлением. Один сидел на полу, прислонившись к двери, ведущей в спальную, с закрытыми глазами. В нос ударил запах экстрактов ароматных цветов. Определенно мылся. Он лениво открыл правый глаз, пристально-недовольно осмотрел ее и снова закрыл. Она довольно улыбнулась: слава богу, ожил и физически, и душевно, даже застывших слез нет. Скучает – правда, но не плачет и не рыдает, как это делал бы среднестатистический ребенок, не мечется и не вопит. В нем присутствуют мужество и воля, сила и терпимость. Теперь ему нужно объяснить и пояснить, дать новую цель в жизни, сделать своим лучшим другом и мужчиной. Смерть мамы не сломила ее, наоборот, придала решительности и стали к воле, желание жить и бороться с невзгодами, горестями, самой смертью. Ведь недаром ее прозвали Пантерой, совсем не ложно она является духом и воплощением черной кошки и хозяйкой универсального оружия, именуемого «Трон».

– Один!?

– Что?

– Ты в порядке?

– Да.

– Один, я должна тебе все рассказать, но не в коридоре, а в зале. Идем.

Он подчинился, встал и поплелся за ней.

– Изучал дом? – спросила она.

Вопрос был задан, потому что открыта дверь в зал, но он не счел нужным ответить.

Они сели на диван, откинулись на его спинку и Наташа не медля начала:

– То землетрясение, что мы испытали, не природного характера, толчки произвели при помощи каких-то импульсов шестилапые ящерицы хуанолоны. Сами ящерицы безобидны, но они обладают разумом и качественным оборудованием. Только не спрашивай, откуда я все это знаю… Хуанолоны обитают в подземном городе – Еленополисе, названного, наверно, в честь его правительницы – Лены. Я также знаю, что Лена, хуанолоны и ряд обитателей приземлились извне.

– То есть… с космоса!? – не мог поверить Один, ошарашенно глядя на девочку. – Но такого не бывает! Только Земля населена, так многие ученые говорят.

– Верно, говорят, – улыбнулась невесело Наташа, – потому что не видели их воочию. Но они существуют и, к сожалению, тех, с кем довелось встретиться, не хотят мирно сосуществовать с людьми. Они очень агрессивны и опасны. Мама хотела через «мостик», который инопланетяне провели к человеческим информационным сетям и коммуникациям, проникнуть с Пентиум в их логово. Мама знала конкретно, что и кого ищет, а люди нет, – и ей кое-что удалось узнать, но совсем немного. Еленополис состоит из четырех уровней и продолжает углубляться пирамидально…

– Каждый нижний уровень шире тех, что над ним? – уточнил Один.

Наташа утвердительно кивнула и продолжила:

– Через микрокамеры, установленные на каждом уровне, она несколько секунда видела, что творится в городе: он кишел самыми разными тварями, голодными и страшными, но маме пришлось спешно удалиться из их сети, чтобы остаться незамеченной. Однако она оставила запись, которая скажет красноречивее всяких слов о сущности Еленополиса, и даст некоторые представления о внешности и поведении «граждан» города. Идем, представлю картинки, тебе это нужно знать, потом выскажешься, затем начну готовить тебя.

– К чему?!

– Пойдем, – повторила она, отправившись к двери…

Кадры действительно были потрясающими и даже страшными, жуть какая-то, почище, чем в фильмах, Чужому там делать нечего.

– Надо же! – Один был под впечатлением и завороженно просматривал на десятый раз двухминутный фильм.

Наталья свернула и закрыла файл, вернула «космическую» заставку, серьезно-выжидательно воззрилась на Одина.

– Теперь веришь, что я говорила абсолютную правду?

Будь на месте одиннадцатилетнего ребенка взрослый человек – принял бы девочку за гениального фантазера, да и не один нормальный человек не поверит подобному, даже просмотрев красноречиво-правдоподобные кадры, но Один сказал совершенно искренне:

– Да!!

– Спасибо…

Наталья терпеливо вела за собой возбужденного яркими образами мальчика за пределы опостылевшего дома. Он уже не мог сидеть на месте и сохранять серьезность и спокойствие, детское любопытство, нетерпеливость брали вверх и отодвинули на второй план все, что происходило до сих пор.

Двор был ухоженным, в принципе небольшим, обнесен деревянной оградкой, составлял ярко-зеленый ухоженный газон с прямой тропинкой к гаражу и ответвляющейся влево к калитке – вот и все, пожалуй, достопримечательности. За оградой произрастали маленькие и не очень, большие и просто гигантские деревья на приличном расстоянии друг от друга. Между ними от калитки петляла тропка – меж двух недавно проделанных колей неким легковым автомобилем, судя по примятости низкой травы и кустиков. Странно, и на газоне продолжение этой колеи, ведущей к створке гаража. Наверно, ограду отставляли, дабы машина беспрепятственно въехала на территорию частной собственности.

Одина не особо заинтересовали сейчас подобные мелочи, его внимание было приковано к вещи, которую бережно держала в ладонях Наташа, задумчиво глядя на него. Замечу, что Одина в данный момент не заботило вовсе то, что из одежды на нем только плавки.

– Один, дай мне обещание, прежде чем я надену на тебя его: останься человеком! Умоляю!

– Обещаю…

– Хорошо.

– И что с этой штукой делать?

«Штука» по форме была дисковидной, двусторонне выпуклой, с округлыми краями. С лицевой стороны наблюдается углубление без цвета, немного выпуклое, слегка вибрирующее, с металлическим блеском, словно бы живое. Углубление – отдельный механизм, защищенный той самой дисковидной броней темно-синего цвета. От краев устройства, в противоположные стороны, отходят черные на вид кожаные пояски, длиною не превышают десяти сантиметров каждый, начинены змеящимися по поверхности индикаторами. На первый взгляд это устройство было довольно простым и не особо любопытным – но это только на первый взгляд!

Наташа, глубоко в душе сомневаясь и мучаясь, приложила округлый диск ко лбу Одина, приложила пояски вдоль висков за уши – он стоял смирно, весь в ожидании чего-то сверхъестественного и жутко завораживающего, глаза скошены кверху – убрала руки, отошла осторожно к веранде. Любопытно: «штука» не упала на землю, ничем не придерживаемая, а противоестественно держалась на голове.

– Ниче… А-а-а!!

Один закричал от дикой боли, ухватился руками за устройство, попытался оторвать его, но получил мощный заряд электрического тока по пальцам, споткнулся на траве и грохнулся на спину, душераздирающе вопил не человеческим голосом.

Что-то вбуравливалось ему в мозг через лобную долю черепа. Вибрирующий механизм почернел, индикаторы стабильно, не мигая, горели зеленым ярко, что означает – процесс идет нормально, а черный «глаз» (вибромеханизм) – весьма болезненно. А глаза… Глаза бешено вращались, текли слезы, выплевывалась слюна. Он дергался, катался по траве, бил руками по земле, скоблил пятками.

И началось.

Один почувствовал, что боль несколько отступила, мозг мягко обволокло какой-то эфирной жидкостью и теперь в него вторгались менее болезненно. Кожа как будто бы твердела, а внутренности вообще не ощущались, их словно не было. Голова кружилась, если бы стоял на ногах, его бы шатало как пьяного. Устройство впрыснуло через желобок вещества, аналогичные по способу внешнего действия на организм дешевому вину.

Наташа внешне бесстрастно наблюдала за превращением, но в голубых глазах-то играли огоньки бесовские, тело в нетерпеливом ожидании напряжено, ей хотелось испытать его, рассказать, что это такое, все сомнения ушли прочь, впрочем, как и грусть, и тоска.

«Ну же, ну же, «Трон», быстрее вступай в симбиоз, умоляю!» – ее призыв-мольба никак не отразился на лице и он был услышан.

Один поднялся на ноги, осматривая себя и не узнавая. Это не то чтобы огорчило или расстроило его, просто немного напугало и удивило. Он был наглухо забронирован темно-синим эластично-гибким металлом, серые овальные стекловидные глаза расположены диагонально относительно лба, на котором точно в центре, под прозрачным веществом, светился белым третий «глаз» – контрольное устройство, отвечающее за трансмутации, работу всего биомеханизма, функционирование. Над «глазом» – кинжал, протянувшийся над головой. Вместо ушей – слуховые сенсоры, вместо рта и носа – также сенсоры, расположенные вертикально. На кистях и локтях – острые плоские конусы с изогнутыми кончиками, два горизонтально сидящих конуса на животе. Он постучал ладонями друг об друга – звук плотного дерева о металл (или наоборот).

– Класс!.. Я что теперь деревянный? – донесся из голосового сенсора голос, немного искаженный динамиком.

– Крикни изо всех сил, – твердо попросила Наташа.

Крик получился очень мощным, эхо напугало пташек, сорвало их с крон деревьев, затухло в лесу.

– Удивительно, но сквозь гомон пичуг я слышу журчание речки и, если не ошибаюсь, она течет у подножия небольших гор.

– Не ошибаешься, – подтвердила Наталья, коварно улыбаясь. – Это биоэлектронное оружие и думающий компьютер во лбу называются «Трон».

– Трон, значит? – сказал он, как будто что-то понял.

– Нет, не трон, а «Трон» – с большой буквы и в кавычках, универсальное оружие, подчиняющееся целиком тебе. Когда у него есть настроение, с ним можно поговорить, но в любом случае он не расскажет тебе всех своих секретов. Он…

– Кто – он?

– Третий «глаз». Он будет, как я уже говорила, подчиняться твоей воле: выдвигать кинжалы, раскрывать лепестки орудийных гнезд на щеках, извлекать мечи из живота. Устье в груди раскрывается самостоятельно после удачного окончания боя или разрушения каких-либо статичных предметов, оттуда вылетает энергетический накопитель в виде головы каких-нибудь хищников. Накопитель поглощает любое вещество: дерево, пластик, металл – что угодно – и возвращается на место, разнося энергию по всему телу. Ты защищен броней из биометалла, называемого саксоном. Ты также можешь вернуться в человеческий образ, если захочешь, и обратно, но уже почти безболезненно и быстрее, тебя можно убить, лишь удалив с плеч голову. Остальное ты узнаешь постепенно, добавлю только: чтобы при необходимости позвать на помощь «Трон», нужно сказать кодовую фразу: «Трон», ты мне нужен»; и в качестве побочного эффекта – зверь-трансмутант, формы у каждого индивидуальны.

– То есть?

– Ты можешь перевоплотиться в этого зверя и обратно. Почему так получается – не знаю. «Трон» и все, что с ним связано – непостижимое чудо неизвестных гениев. В плохих руках – монстр разрушения, машина смерти.

– Я не подведу, – твердо пообещал Один, вновь осматривая себя.

– Идем, – попросила Наташа, увлекая его за собой.

– Постой. Эти следы от автопокрышек?..

– И «ГАЗель», и компьютер в гараже…

Пустынные и грязные трущобы, горы самого разного мусора и хлама посреди полузаброшенных зданий с выбитыми окнами. На проспекте витали вонь разложения и нечистот, – и сырость. Девушка в страхе прислонилась к кирпичной стене, она знала, что кричать бесполезно, а потому молча ожидала неизбежное. Двое мужчин хотели позабавиться с напуганной до смерти девочкой – таким же дите трущоб, как и они, изнанки города.

Один мужчина был молодым и тощим, другой – в годах – также худым, но жилистым. Молодой играл самодельным ножичком, ожидая пока папаня закончит свое дело. Старый подошел к несопротивляющейся жертве, сорвал с нее грязные хрупкие лохмотья, блудливо осмотрел молодое упругое тело, удовлетворенно облизал острым языком сухие губы, облапал ее, как свою собственность.

Сердечко девушки гулко билось, страх не позволял ей даже шевелиться, не то что сопротивляться насильникам, на лице застыл ужас.

Грузопассажирский «мерседес» почти бесшумно скользил по захламленному проспекту. За рулем сидел крепкий молодой мужчина в черной майке, черных кожаных штанах, бежевых сандалиях. У него длинные, заплетенные в «конский хвост», черные волосы и черные глаза. Он резко затормозил, увидев заинтересовавшую его сцену насилия: старикашка беззастенчиво лапал юную напуганную девушку, молодой «телок» стоял чуть позади, играя ножичком. Девушка – в чем мать родила, лохмотья валялись тут же, под ногами.

Он вышел из автомобиля с дьявольской улыбкой на губах и в глазах, бесшумно скользнул к молодому нищему, надавил большими пальцами на сонную артерию, подхватил одной рукой выпавший нож, другой – обмякшее тело, также бесшумно впихнул в «мерседес», где уже «мирно» спали две великосветские дамы, подошел к старику, подмигнул обезумевшей девушке лукаво и сделал тот же прием с ними обоими.

«Мерседес» плавно тронулся с места, направился дальше, затем свернул к юго-восточной черте Гилеоштадта, названного в честь леса, рядом с которым сосуществует не очень мирно.

Первой очнулась девушка оттого, что лежала на жестком камне, правда, обдуваемом теплым сквозняком. Она поднялась со стоном боли в ногах, спине, затылке и шее.

– О, боже! – простонала она, оглядываясь по сторонам, и в сердце закрадывался новый ужас.

Она была в коридоре, освещаемом какой-то гадостью на стенах под высоким потолком. Рядом заприметила еще четырех человек, двух она узнала сразу – старик и молодой, которые чуть не изнасиловали ее. Но им это не удалось – ее «спас» какой-то мужчина, потом она помнила, что потеряла сознание, а теперь оказалась неизвестно где, неизвестно зачем. Пещера какая-то со светящейся гадостью. И еще страх перед неизвестностью – хуже, чем изнасилование.

Справа коридор оканчивался глухой стеной – на ней отсутствовала органическая субстанция, дающая ровный свет, идентичный солнечному. Пещера уходила влево, откуда доносились неясные звуки: шорохи, шарканье и другие, не очень разборчивые, вносящие в душу смуту, тревогу, панику.

Сзади раздался тихий стон. Она резко обернулась: старик очухался, приподнялся, прикладывая левую руку к затылку, помотал головой, стряхивая дурман, огляделся по сторонам – она вжалась спиной в стену, надеясь, что он не заметит ее – резко вскочил на ноги и тут же вскрикнул – боль в затылке отозвалась искрами в глазах, подождал пока пройдут всполохи. Старик растормошил сына, шлепками привел в чувство, поднял грубо.

– Арнольд, мы в западне, в какой-то пещере или катакомбах, – яростно шептал он, сопровождая слова дерганьем сына за плечи, чтобы не упал от вялости в мышцах и костях. – Нужно найти выход отсюда… Ну же, просыпайся, я приказываю!

Старик бесцеремонно пихнул его вперед, поддев пинком в мягкое место – тот чуть не упал, но удержал равновесие, не заставил повторять отца дважды, да и пинок пришелся ему не по вкусу, однако, обижаться смысла нет: благо света достаточно, чтобы видеть дорогу.

– А как мы здесь оказались? – полушепотом спросил Арни, не оборачиваясь.

– Глупе-ец! – шикнул отец, не соизволив более никак ответить.

Девушка облегченно вздохнула, оторвалась от шершавой стены, когда насильники скрылись за ближайшим поворотом. Собственно говоря, им было глубоко плевать, как на девушку, так и на двух женщин, до сих пор лежащих без сознания, главное – выбраться самим целыми и невредимыми.

Они были очень злыми, настолько злыми, что не ощущали угрозы, витавшей в воздухе. Молодой шагал впереди, насупившись, старик, словно грозовая туча, – сзади, время от времени шлепая сына по заднице для профилактики. Сын сносил тычки без звука, но каждый раз нервно дергался. Они совершенно не понимали, как попали сюда, зачем, с какой целью, кто это сделал, – неопределенность мучила, нервы с трудом поддавались контролю.

Коридор внезапно стал расширяться и они вошли в огромный зал, потолок посреди которого поддерживали две огромные квадратные колонны толщиною метра в два. Они остановились в замешательстве: хоть слизневатый мох и рос под потолком на округлых стенах и колоннах, но его было настолько много, что свет доходил и до пола, испускаемый им (мхом) – зал не имел выхода, во всяком случае они не обнаружили визуально ничего, напоминающий таковой при взгляде.

– Черт!.. – тихо выругался старик.

– Пап, нас заперли! – с нотками паники отозвался Арнольд, на лице проступили маленькие капельки пота, его гложил страх, не позволяя спокойно обдумать ситуацию.

Внезапно за колоннами послышалось слабое шарканье, какой-то странный чих и на свет божий вышли во всей своей страшной красе два монстра.

– Это что еще за дьяволы? – удивленно вопросил старик, впрочем, вопрос был чисто риторическим, так как никто на него ответа не знал.

– Пап, бежим обратно! – чуть ли не крикнул Арнольд, поворачиваясь к «дьяволам» спиной.

Ящер и крупная кошка с двумя длинными зубами в верхней челюсти догнали людей быстро. Велоцираптор с отнюдь не трусливо-мышиным визгом атаковал старика когтистыми ногами, опрокинул его на пол – при этом человек стукнулся очень болезненно о камень, распоров кожу. Ящер зацепился крючковатыми когтями, при ходьбе или беге поднимающимися кверху, дабы не сломать их, и стал рвать мышцы. Старик от не человеческой боли потерял сознание. Динозавр с любопытством опустил голову, для равновесия держа хвост почти параллельно полу, и перекусил зубами яремную вену, с визгом недовольства чуть отскочив назад: кровь фонтаном брызнула из вены, жертва конвульсивно дернулась и замерла. Навсегда.

Смерть Арнольда была более мучительной, так как смилолодон не спешил убить его. Он прижал передней правой лапой исцарапанный живот, выпустил когти из подушечек пальцев, кончики вонзились в кожу. Молодой душераздирающе кричал, звал на помощь, естественно, никто не приходил, умолял не трогать его, оставить в покое, отпустить, грубо матерился, призывая на голову первобытной кошки все проклятья, которые знал, но все слова словно уходили в пустоту, глухой камень поглощал эхо криков боли и панического страха, почти не отражая его. Похоже, древней кошке надоело выслушивать какофонию непонятных громких звуков жертвы и она перекусила ей горло, не отскакивая, как ящер, от фонтанирующей липкой крови. Арнольд захлебнулся в ней, захрипел, агонизируя. И его жизнь покинула. Конвульсивно дернулся. В широко открытых глазах застыл вечный ужас.

Смилолодон принюхался к воздуху: помимо сладковатого запаха крови жертв он чувствовал еще запахи – запахи сжавшейся от страха дичи; мимолетно посмотрел на ящера, выедающего не спешно внутренности старого нищего, который при везении мог бы прожить еще достаточно долго в трущобах Гилеоштадта, если бы не обстоятельства. Кошка направилась в коридор исследовать его…

– Лес, на окраине которого мы стоим, называется Гилея, или Таннский лес, – говорила Наташа Одину, бронированному «Троном». – Думаю, ты слышал о нем.

– Лес-аномалия, – задумчиво произнес Один.

– Значит, слышал. Хорошо. Он возник полтора века назад и с тех пор медленно отвоевывает себе территорию. Его исследуют уж более полувека, но до сих пор не могут найти причины возникновения этого феномена. На первых стадиях лес разрастался с небывалой скоростью, вызвавшей панику среди населения и резонанс во всем обществе, и сейчас занимает треть Германии в ее центре. Гилея почти не исследована, едва поддаются контролю ее границы, и мстит, если с ней обращаются очень грубо. В общих чертах – лес, точнее, джунгли, можно назвать восьмым чудом света, только нерукотворным.

– А это значит, что абсолютно никто не знает, что такое Гилея? – уточнил Один.

– Ты правильно понял.

Наташа встала на ствол заваленной молнией полугнилой гигантской сосны, находясь в своем любимом малиновом бикини и розовой, с цветочками, юбочке, каштановые шелковые волосы красиво ниспадали по загорелым плечам, голубые глаза серьезны не по-детски, но не холодны, на изящных ножках – розовые сандалии, на вид очень хрупкие и непрочные, однако это не так: у Наташи нет хрупких и ненадежных вещей и предметов.

Один, наверно, сотый раз осмотрел свои органические доспехи, более или менее надежно укрывающие от неблагоприятной окружающей среды. Ему очень понравился «Трон», он создавал ощущение защищенности: многократно возросли силы, ускорилась реакция, возникли первичные навыки боевых искусств, лезвия перерубают толстую стальную проволоку, свинец режут как масло, пушки на щеках стреляют привычными пулями, а также лазерными лучами, полыхают огнем и изрыгают молнии, но есть одно «но» – заряды требуют колоссальное количество энергии, по словам Наташи, поэтому пушки являются самым крайним средством, когда боевых навыков, прыти и лезвий уже недостаточно, дабы выжить в этом сверхсложном мире.

Он встал рядом с высоким трухлявым пнем, на котором росли древесные грибы и мхи, образовавшие своеобразный симбиоз – грибы поставляют мхам питательные вещества, мхи – воду, и отчасти укрывают от рассеянного солнечного света. Впрочем, и заваленная сосна, некогда являвшаяся единым целым с этим пнем, поросла ими же – и ударил по нему со всего размаху. Кулак легко вошел в пень и вышел обратно. Из широкой щели посыпалась влажноватая коричневая труха, в респираторный сенсор ударил запах гнили, но Один не почувствовал отвращения, как когда-нибудь в прошлой жизни.

Похоже, Наташа уловила его эмоции, насмешливо улыбнулась.

– Ты не чувствуешь запахов, их улавливает «Трон», определяет, а тебе «сообщает» о них в форме эпитетов: пряный, сладкий и так далее, ты их воспринимаешь подсознательно, внушаешь себе, но уверяю – ощущения ложные. Если научишься контролировать, неприятные запахи сможешь «отсеивать».

Один от нечего делать ударил ребром правой ступни по пню: вновь брызг трухи, мха и грибов, пень скрипнул и упал на землю, сердцевина высыпалась.

За три часа, что он провел в лесу, Наташа многое показала ему, узнал о некоторых возможностях «Трона», пострелял в мишени из пушек лазерными лучами. Наталья показала несколько приемов из боевых искусств. Один лазил по деревьям, иногда падал с них – иногда правильно, иногда нет,– гонялся за животными, сражался с тенью, успел поневоле искупнуться в небольшом болоте, но вылез сам – в общем ни минуты покоя он не знал, и все три часа Наташа учила его, наставляла, давала советы, испытывала, наказывала за нерадивость и изматывала.

Когда пень завалился, на груди раскрылось устье: накопитель вылетел, тут же приняв форму головы пресловутого велоцираптора. Накопитель раскрыл «челюсти», стремительно направился к пню и неестественным способом заглотил его и труху вместе с древесными грибами и мхом. Затем он влетел обратно в устье, и оно закрылось. Один воспринял событие спокойно, потому что накопитель за сегодняшний день проделывал подобное раз пять, для Наташи в этом вообще не было ничего необычного, уж она-то точно попривыклась ко всему.

– Ну а теперь, я думаю, стоит вернуться домой, Наташа, я соскучился по своим «ГАЗели» и компу, – твердо сказал Один, претерпевая одновременно обратное превращение, посмотрел на себя и добавил: – Заодно найдешь что-нибудь из одежды для меня – не буду же я все время ходить в одних плавках и босиком!

Наташа согласно кивнула, улыбнувшись без тени смущения, ловко спрыгнула со ствола сосны.

… Наташа наблюдала за манипуляциями Одина с любопытством, причем нескрываемым. Он открыл крышку компа, ввел какую-то программу. На монитор выполз червяк с большим ртом и глазами, очень похожий на Джима из известной игры на «Сега», разве что без скафандра, повернулся к Одину:

– Вы только что вошли в Пентиум-97. Продолжить операции?

Даже голос похож на глуповатого Джима.

– Нет.

На экран вышел скафандр, прыгая на скалке, подошел к червяку и скалка исчезла. Джим запрыгнул в него и, откуда не возьмись, достал свою ракету, сел на нее и стремительно полетел по космическому коридору, обстреливая ракетой большие и малые пузыри, избегая столкновений с астероидами. Точно такая же заставка появилась на трех других компьютерах.

– Ух ты! – воскликнула Наташа. – Классно! А я его даже открыть не могла, как ни пыталась!