Я так тебя ждала

Размер шрифта:   13
Я так тебя ждала

ПРОЛОГ.

– Ты беременна, – сказал он, держа в руках результаты моих анализов.

Я сдавала анализы в лабораторию этой клиники, но мой лечащий врач не он.

Как мои результаты исследований попали в руки к самому Старкову?

– Что? – обалдело спросила я.

– Не знала?

В ответ я молчала. Знала, но говорить не собиралась.

Такой отец моему ребёнку не нужен.

– Удивительного… – Сказал Константин. – Я сам тебе поставил бесплодие. Но, как видишь, в жизни случаются чудеса, и если ребёнок хочет родиться, а мама так ждёт его, то тут медицина бессильна, что называется… А ещё у биологического отца… э-э… сперма очень активная.

Да. У нас получилось. А папочка моего ребёнка не подозревает об этом! Тот самый, у которого активная…

– От кого ты беременна? – Острый взгляд замер на моем лице.

Ревность? С чего бы? Ведь у него есть своя семья.

– Как мои результаты попали к тебе? – задала я свой вопрос. – Я же не у тебя наблюдаюсь!

– Ты думала, что от меня реально что-то скрыть? От владельца этой клиники?

Ну да. Нереально.

– Так кто отец ребёнка? – спросил Старков.

«Ты!» – хотелось крикнуть мне, но делать этого нельзя…

– Это не твоё дело, – сказала я.

– Вот как?

– Да.

– Мне казалось, что я стал для тебя тем, кому дело есть, и ты это поняла.

Он снова посмотрел на меня так, словно чувствовал всю мою ложь. Но признаваться я ему не стану. Это лишнее…

Я положила руку на живот, пытаясь почувствовать моего малыша, хоть пока и рано по сроку.

Сынок мой. Я так тебя ждала!

У нас всё будет хорошо.

– Тебе показалось.

Я хотела забрать анализы, но Костя не дал мне этого сделать, подняв их над головой.

– Это мой ребёнок, – заявил он. – Правда же, пациент Воронцова?

1.

ЛАДА.

Открыла глаза, и взгляд сфокусировался на плитке по стенам. В горле всё пересохло.

Ко мне подошла женщина в медицинском одеянии и заглянула в лицо.

– Ну вот, очнулась, сердечная? – улыбнулась мне она.

– Пить… – прошептала я.

– Дам сейчас, конечно, после операции пить хочется…

– Операции? – удивилась я, а медсестра помогла мне присесть.

– Ты не помнишь? – спросила она. – Это последствия наркоза. На водички…

Я стала пить воду из стакана, который она поднесла к моим губам, держать его сама я бы просто не смогла сейчас.

– Ну ничего. Доктор Старков тебя на ноги поставит. Сам тебя оперировал.

Старков? Хирург тоже русский? Надо же… Эта медсестра говорила со мной по-английски.

Я зажмурилась от боли в голове. В сознании стали мелькать картинки… Боль, нарастающая с каждым днем, потом – часом… Срочные сборы меня на операцию, где мне…

Я открыла глаза. Мокрые от слёз. Я всё вспомнила. Упала обратно на подушку.

– Плохо? Ты чего побелела? – забеспокоилась медсестра.

– Я вспомнила… – прошептала я.

– А-а… Ну ты держись, – сжала она моё плечо. – Жаль, что тебе, такой молодой, суждено было это пройти. Но всё, что нас не убило, – сделает сильнее. Вот и борись, девочка.

– За что? – равнодушно спросила я. Смысла в моей жизни никакого не стало. Совсем… За что тут бороться? За жизнь, которая мне теперь не нужна и самой?

– За себя, девочка, за себя, – ответила она. – Трудно сейчас будет. Но надо бороться.

– Ради чего? – Из моих глаз снова полились слёзы. Отчаяния, боли, обречённости… Я знаю, что мне скажет врач. И очень боюсь это услышать – что у меня больше никогда не будет детей. Я так хотела этого ребёнка, ждала… Ребёнка Ромы. Чтобы со мной осталось хоть что-нибудь от него… Я бы сама его растила, я не винила ни в чём больше Романа. Он никогда не любил меня так, как свою школьную любовь, и я это знала. Он был на ней помешан и тогда, и сейчас тоже. Едва увидел её, как чувства вернулись, а точнее, они не уходили, просто спали, пока мы обманывали себя и друг друга. Но я любила. Искренне, забыв себя, по-настоящему любила его. И как жить дальше без него, брошенной накануне собственной свадьбы из-за другой, потерявшей ребёнка, то единственное, что осталось от Ромы, я просто не знаю.

– Ради себя, своей семьи, – ответила сестра. – У тебя ещё вся жизнь впереди.

– А вы теряли детей?

– Я? – растерялась она. – Нет, бог миловал.

– Тогда чему вы меня учите?

– Милая, много не надо разговаривать. Ты ещё очень слаба. Сейчас я тебе поставлю капельницу, и ты успокоишься и поспишь. Утром тебя осмотрит врач. Старков сам хочет тебя курировать.

Я промолчала. Мне плевать, кто такой этот Старков и почему он хочет наблюдать меня сам. Вероятно, судя по высказываниям этой медсестры, он здесь главный. Даже не знаю, к чему мне эти выводы, но благодаря профессии моя голова привыкла всё подмечать и анализировать. Мне же самой просто всё равно, кто меня будет лечить.

– Это наш главный врач, – продолжала болтать медсестра, настраивая катетер капельницы. – Он прекрасный хирург, практикует наравне со всеми, чтобы не потерять навык. Вот в его смену ты и попала. Повезло тебе, милая. Старков только способен разрешить такой сложный случай. Бог тебя спас его руками, рано тебе ещё… туда. Живи, красивая, живи…

По мне – так лучше бы не выжила тоже… Зачем он только спас меня? Кто его просил мне помогать…

– А где Настя? – спросила я, чувствуя, как закрываются мои глаза. Капельница явно была со снотворным.

– Придёт, когда тебя переведут из реанимации в обычную палату.

– А когда переведут?

– Когда время придёт. Спи, милая, не надо себя нагружать.

Настя – молодая медсестра, которую родители наняли мне в качестве сиделки. Она жила вместе со мной в палате. К сожалению, со сломанной ногой и запястьем, в гипсе, у меня нет возможности даже до туалета дойти, для этого мне и наняли Настю. Так странно, что в этой клинике оказалось столько русскоговорящих…

Настя меня только и спасала от депрессии своей болтовней. Уже в полусне я вспомнила, как она рассказывала о своей жизни. Что приехала сюда на заработки, в больницу работать её не возьмут, потому что российский диплом следует подтвердить и получить лицензию здесь. Наверное, с ней и сейчас было бы легче, хотя, если я буду много спать, возможно, это поможет мне скоротать время в одиночестве, почти наедине со своим горем.

А это горе. Потерять ребёнка – горе. Это невозможно забыть, пережить, смириться. Это останется со мной навсегда как мой крест. Возможно, Рома скоро об этом совсем забудет, но я буду помнить… Малыш, я так тебя ждала. Мне так жаль, что я не смогла тебя сохранить, я очень хотела, делала всё что могла, но у меня ничего не вышло… А самое страшное для меня теперь – узнать, что больше детей у меня и не будет. Я просто не переживу этого. Мой малыш ко мне так и не придёт? Никогда?

Нет, я не могу об этом думать…

Надо дождаться заключения врача. Может, всё не так страшно?

2.

Проснулась утром. Вялость была всё ещё жуткая, внутри живота всё болело. Еле двигаться могла, а справлять нужды мне помогала медсестра Дженни.

Она же поставила мне укол с обезболивающим, и стало немного легче физически, но не морально.

Груз вчерашнего навалился с новой силой… Словно вчера я не понимала до конца, что случилось… Что моего ребёнка больше нет. Он ушёл навсегда…

Есть решительно не хотелось. Даже тот бульон, что мне носили, я не могла осилить – меня просто воротило от него. Дженни заставляла меня выпить хотя бы несколько ложек, но потом я снова всё отодвигала от себя и пила только воду.

После «завтрака» из трёх ложек бульона и воды раздался звонок моего телефона.

Руки задрожали, едва я взяла его в руки и увидела на экране смартфона имя Ромы… Боже… Неужели он передумал? Вдруг он хочет вернуться и понял, что без меня нет жизни? Но только что я ему скажу? Я не смогла сберечь нашего с ним малыша. Потеряла его… Я плохая мать, и Рома меня не простит никогда.

– Да, – прошелестела я в трубку, когда всё же решилась принять вызов, вместо того чтобы гадать о причине его звонка.

– Лада, привет… – сказал он и запнулся.

– Привет. Ром…

– Лада, я знаю, что случилось.

Не ожидала, что он уже всё знает. Наверное, мама с папой ему рассказали… Им наверняка сообщили уже. Скоро они и сами придут проведать меня, невзирая на запреты посещений в отделении реанимации. Мой отец сам не последний человек в медицине, его впустят ко мне.

Я не знала, что сказать ему. Молча плакала.

– Мне очень жаль, что так случилось, – говорил Роман. – Правда. Это очень грустно…

– Я не… не смогла его сберечь, – проговорила я сквозь рыдания. – Прости… Я так… так хотела его родить, пусть даже он не нужен был тебе.

– Не говори глупости, – сказал он. – Как я мог не хотеть своего ребёнка? Это потеря и для меня. Но не вини себя, прошу. Ты ни в чем не виновата, слышишь?

– Я не смогла уберечь…

– От тебя не зависело это… Ты не виновата, не кори себя. Держись, ладно? Ради своих родителей. Они не смогут без тебя.

– Я знаю…

– Папа с ума сойдёт! Ему и так плохо сейчас после того, что случилось.

– Да… – тихо плакала я.

– Береги маму и папу, Лада. Ты поняла меня? Не делай глупости, держи себя в руках. Не делай им больно.

Я очень люблю родителей. Я не хочу, чтобы они страдали, Рома прав.

– У тебя все ещё будет в жизни, солнце! Ты такая замечательная, даже не знаешь сама – какая! – говорил он. Мне казалось, что Роман говорит от сердца. Несмотря ни на что, он остался мне другом, и в такой ситуации захотел поддержать… Хотя бы так. Это лучше, чем игнор. Да, не любит, выбрал другую, но и не выкинул меня из своей жизни окончательно. Поддержал как смог, я понимаю, что снова срываться ко мне и лететь Рома не станет – его не поймёт она… – Пожалуйста, только не ставь крест на себе. Лада, ты слышишь?

– Слышу…

– Постараешься?

– Да…

– Звони, если плохо. Хорошо?

– Хорошо, – ответила я, понимая, что больше никогда ему не позвоню.

Больше нас ничего не связывает. Рома меня не любит. Зачем звонить ему и портить новые отношения? Я там лишняя.

– Ну тогда… Ты поспи, ладно? Слышно по голосу, что после операции у тебя ещё большая слабость. Попробуешь поспать?

– Да.

– И если нужна помощь – обращайтесь с родителями. Мы поможем с мамой.

– Спасибо.

– Тогда отдыхай. Да?

– Да.

– Пока, Лада…

– Пока…

Он повесил трубку, а я так и осталась сидеть и просто бесцельно смотреть на телефон, на экране которого всё ещё горели цифры номера Ромы. Цифры, которые я сейчас удалю и больше никогда в жизни не наберу.

Дверь в палату открылась, вырвав меня из мыслей. От неожиданности я вздрогнула и выронила на пол телефон.

– Чёрт… – проворчала я, оценивая, не разбился ли вовсе аппарат, иначе мне будет невозможно позвонить родителям. А мне так их сейчас не хватает.

Вошедший в палату высокий мужчина в медицинском одеянии подобрал его с пола.

– Доброе утро, – протянул он мне его.

Я забрала свой телефон из его большой руки. Потом подняла взгляд и встретилась со светло-карими глазами. Мужчина был явно старше меня.

«Доктор Старков» – прочла я на его бейдже.

Так вот кто меня оперировал. И спас. Когда его не просили…

Я нахмурилась вместо ответа. Для меня это утро совсем не доброе…

3.

– Доктор Старков, – кивнул он мне. – Константин. Я буду вас курировать.

– Здравствуйте, – выдавила я из себя.

Старков прошёл к окну и раскрыл перед собой папку с моим именем.

– Воронцова Лада Михайловна, – прочёл он. Потом хмыкнул, полистал ещё карту, затем поднял на меня свои светло-карие глаза. – Двадцать три года.

Я молчала. Свои данные я и так знаю. Для чего он их проговаривает вслух? Так все врачи делают?

– Открывайте живот, – сказал он, когда я так ничего и не ответила. – Я осмотрю шов.

С его помощью я легла на подушку удобнее. Чуть приподняла подол сорочки, которую мне надели после операции, и застыла на месте. Мне придётся задирать ее почти до груди, открывая ноги и бельё, чтобы врач смог посмотреть шов на животе. Искоса глянула на доктора – молодой ещё мужчина, пусть и старше меня, он будет смотреть на меня, почти голую, и касаться? Да я и поднять сорочку не смогу одной рукой… Ему придётся мне помогать. Боже, это ужасно! Но я же не могу не давать осмотреть себя…

– В чём дело? – изогнул он одну бровь.

– А нельзя назначить мне доктора-женщину? – спросила я.

– Нельзя, вас уже курирую я, – ответил невозмутимо врач. – Я вас оперировал и хочу знать, как себя ведёт шов. Чего вы стесняетесь?

– Вы – мужчина… – смущённо ответила я.

– Я – врач, – отметил он. – И вы мне интересны исключительно как пациент. Для вас лучше, если я проконтролирую ваше выздоровление. Так что – будем лечиться или капризничать?

А нужна ли мне эта жизнь? Меня спросили, хочу ли я быть здоровой? Мне совершенно всё равно, что с моим швом… Болит только очень, хотя за душевной болью я почти не замечала физической.

Но, наверное, будет плохо, если шов как-то не так станет заживать, воспалится или что ещё… Этот врач проводил операцию, пусть сам и оценивает свою работу. Чего я действительно испугалась? Врач – существо бесполое.

Я подняла сорочку как смогла, и всё же ощутила не самые приятные эмоции, когда моё бельё, которое надевают всем после таких операций, открылось взору доктора. Константин подошёл ближе и подцепил другой край сорочки. Потянул её вверх, обнажив и ноги, и живот выше пупка. Всё это меня смущало и заставляло сердце прыгать в груди. В моей жизни был только один мужчина, который касался меня и видел без одежды – Рома… И теперь мне тяжело, что меня видит такой и касается кто-то другой, пусть это и мой доктор. Я уже жалела, что не настояла на смене врача…

Но он в самом деле не собирался смотреть никуда ниже живота. Сосредоточился только на шве внизу живота. Этот шов закрывал выход, по которому вчера ушёл мой малыш…

Мужчина максимально осторожно, длинными пальцами осматривал его и ткани вокруг.

Глаза снова наполнились слезами, которые закапали на подушку.

– Что? – нахмурился доктор и глянул в моё лицо. – Болит так сильно? Сейчас поставят ещё укол обезболивающего.

– Нет… – покачала я головой.

– Не болит? – спросил он. – Так не бывает, шов свежий совсем… Не стоит передо мной изображать храбрость. Если болит – нужно говорить. Болеть должно, но если очень сильно – мы можем помочь.

– Болит, – сказала я. – Очень даже.

– Где? Здесь?

– Нет.

– А где?

– Здесь, – указала я на сердце.

– Сердце? – поднял брови Константин. – Ну-ка…

Теперь он отодвинул мою сорочку на груди, словно мы делали это с ним постоянно, и приложил к коже холодный стетоскоп. Одновременно с этим его горячие пальцы нащупали на моём уцелевшем запястье пульс.

Доктор послушал удары сердца и повесил за провода обратно на шею прибор, а мою сорочку вернул на место.

– Хм… Ничего необычного нет. Но наркоз мог повлиять на сердце, конечно… Дадим вам что-нибудь и для него.

– Нет таких таблеток, доктор, – грустно улыбнулась я как-то даже вымученно и страдальчески.

Даже смешно, насколько мужчины не понимают женщин. Я же не о физической боли говорила, а он начал с упоением искать шумы в сердце…

– Почему?

– Потому что я не про физическую боль говорю, – вздохнула и отвернулась к окну. – На неё мне плевать.

Старков опустил на место мою сорочку, спустив её обратно по бёдрам, и я вздохнула свободнее. В одежде с чужим мужчиной, пусть он и твой лечащий врач, говорить всё-таки проще. Хотя, если честно, я уже хотела, чтобы он ушёл. Хочется увидеть маму и папу, а чужие меня сейчас лишь раздражают…

– Прислушиваться к организму всё равно надо, – сказал он. – Мы ориентируемся не только на результаты исследований, но и на ваши ответы.

– Вы врач, – равнодушно ответила я. – Вы и ищите эти ответы.

Старков снова окинул меня не самым добрым взглядом.

И нечего так смотреть на меня… Я к нему в подопечные не набивалась.

– Как сейчас чувствуете себя?

– Дерьмово! – заявила я. – Как я могу себя, по-вашему, чувствовать?

– Лада, – вздохнул он. Мои глаза снова встретились с его карими. – Я понимаю, что вы переживаете не самый лучший период в своей жизни, но не стоит из-за этого срываться на других. Такие слова… Для молодой девочки очень некрасиво.

Я поджала губы. Моралист ещё… Совсем как папа.

Впрочем, немного стыдно мне стало, хотя я думала, что в моей груди может теперь жить только боль.

– Вы не понимаете, что я пережила, – ответила я, стараясь не смотреть в его сторону и снова глотая слёзы, которые уже не могла сдерживать.

– Ошибаешься, – вдруг ответил совсем другим тоном врач. Словно перешёл на более личное общение… – Не ты одна такое испытала. Нас много.

Я осторожно глянула на него.

Неужели этот большой, уверенный в себе и, что там скрывать, красивый мужчина терял ребёнка? Но спрашивать о таком не принято. Да и не факт, что если он всё же мне расскажет, то мне станет легче…

Я мало что замечала в последние дни, но этот человек каким-то волшебным образом обратил на себя моё внимание. Я даже невольно отметила про себя, что внешность у него довольно интересная. Во мне будто боролись равнодушие и боль с жаждой жизни.

– Где мой телефон? – спросила я. – Хочу позвонить папе…

Старков молча протянул мне его, взяв с тумбочки. Во время осмотра он убрал его в сторону, и теперь, в гипсе, мне было не дотянуться самой.

– Лечитесь, – сказал он мне. – Я зайду завтра снова. И пожалуйста, пейте больше бульона… Вы таете на глазах…

4.

СТАРКОВ.

Дошёл до ординаторской и сел за стол с её картой.

Когда я в роли врача, то чаще меня можно найти здесь, чем в кабинете главного. Если будет что-то срочное – мой секретарь Эрин сообщит мне об этом по телефону.

Раскрыл карту Воронцовой. Ещё раз просмотрел результаты обследований, вздохнул.

Много всяких нюансов… Лечиться ей предстоит основательно.

Мало того, что беременность сохранить не удалось, так ещё перелом ноги и трещина в запястье, и со спиной проблемы будут… Всё поправимо, но сложности ей – встать и пойти сразу она не сможет даже тогда, когда восстановится нога. Она пока об этом не знает ещё…

Лада Воронцова…

За что ж тебе это всё? Чем ты таким провинилась перед небом?

Жених накануне свадьбы оставил – это до меня уже дошли разговоры от медсестер. Ребёнка потеряла…

Сам не знаю, чем меня вдруг заинтересовала её история. Скорее, мне просто жаль стало девушку, с которой судьба обходится сурово. Даже деньги её семьи не вернут ей ребёнка, которого она потеряла, и ещё неизвестно, сможет ли Лада когда-то забеременеть снова… Об этом Лада тоже пока что не знает.

Была здоровая девчонка, беременная… И вот – одна авария изменила многое в её жизни.

Как однажды и в моей.

На мне осталась лишь пара шрамов, в то время как самые близкие люди – жена и ребёнок внутри неё – погибли в такой же аварии, в какую угодила Лада.

Я был за рулём. Машина, что врезалась в нас, нарушила правила, и я просто не смог бы ничего сделать, но всё равно корил себя, что сел в тот злополучный день за руль. Глупо, наверное, но ещё долго я не мог отделаться от чувства вины и, так же как сейчас эта бедная девочка, винил себя, что не смог уберечь своё дитя и любимую женщину…

Юля уехала со мной из России ещё давно, в период студенчества. Мы переехали в Штаты и получили лицензии, позволяющие нам вести практику. Мы долго учились, строили карьеру. Потом решили, что нам вдвоём уже скучно и пора бы нам малыша…

Всё получилось, беременность протекала хорошо… Но уже на девятом месяце беременности мы все угодили в аварию, которая унесла жизнь и моей Юли, и нашего ребёнка, которого пытались ещё спасти… Но не смогли.

Лада, сама не зная, случайно задела меня за живое. Наверное, потому, что наши истории чем-то похожи, хоть и произошли они с разницей в почти десять лет.

Я видел немало пациентов на своей практике пациентов, но я уже привык к самым разным, даже жутким историям, однако случай Лады меня почему-то снова заставил вспомнить свою боль.

Потом судьба нанесла мне новый удар, и в моей жизни осталась только Эля. Судьба этого ребёнка тоже не самая радужная, но именно она меня вытащила тогда из депрессии, ради неё я взял себя в руки. Она тогда была маленькая совсем… А теперь моя принцесса собирается в школу! Ей уже целых шесть лет, и она ходит в подготовительный класс после сада и по выходным…

Кстати, после болезни ей придётся нагонять материал. Нужно будет попросить Нину, которая с нами с тех самых печальных событий, чтобы она проконтролировала этот момент, – Эле придётся сделать все задания, которые она пропустила, пока болела.

Авария сильно повлияла на моё сознание и ценности. Мои ориентиры почти полностью изменились.

Я переучился на акушера-гинеколога. Теперь я и хирург, и акушер-гинеколог. Образование образца этой страны позволяет совмещать. Я могу проводить операции разного рода, связанные вообще с хирургией и с гинекологией. Поэтому меня так ценят в мире медицины – я уникальный хирург.

Мне хотелось спасать женщин и детей, хотя бы тех, у кого есть на это шанс…

Так сказать, замолить грехи прошлого.

Возможно, если бы я сам оперировал тогда свою жену, мне бы удалось спасти хотя бы ребёнка. Не могу до сих пор не думать об этом… Только я и сам был не в лучшем состоянии после аварии, да и прошлое изменить ещё никому дано не было.

Почему-то мне очень хотелось помочь Ладе. Чтобы она поняла, что жизнь продолжается, и даже самые не положительные диагнозы иногда побеждает любовь и желание иметь детей. Да, после удара в машине по спине и последствий аварии у неё могут быть трудности с репродуктивной функцией… Но всегда есть место чуду. От неё самой, от её желания, от мужчины, который будет пытаться оплодотворить её яйцеклетки, очень многое зависит. Иногда медицина бессильна перед желанием стать родителями… В крайнем случае существует ЭКО, если естественным путём забеременеть у неё не получится. Только организму явно нужно будет восстановиться и отдохнуть, возможно пару лет. Пока что ничего хорошего по поводу возможности иметь детей у меня для Лады нет…

Мои мысли прервал звонок телефона.

– Да, – принял я вызов.

– Привет, пап, – услышал я голос моего ребёнка.

– Привет, Эля, – ответил я ей. – Ты чего звонишь? Я же на работе. Помнишь? Все вопросы ты можешь задать Нине.

– Помню, пап. Я соскучилась просто!

Элли, как её назвала мама, уже почти неделю в сад не ходит – простудилась. Но здоровье её почти полностью восстановилось, и ребёнку стало просто скучно дома с няней.

– Да моя ты зайка, – улыбнулся я. Всё-таки ценнее и приятнее любви детей ничего на свете нет. А главное, искреннее. – Мне надо работать, милая.

– А когда ты вернёшься домой?

– Вечером, как обычно… Ты будешь уже спать.

– Ну, как всегда… – расстроился ребёнок. Я почти слышал, как она надула свои губки. Такие же, как и у её мамы.

– А что поделать? – задал я риторический вопрос. – Всем взрослым надо работать. А я врач, мне надо спасать людей. Они болеют каждый день. Ты же хочешь, чтобы другие малыши поправились?

– Конечно хочу! Болеть – плохо.

– Вот видишь, какая ты умница, – сказал я. – Всё понимаешь. Нельзя думать только о себе. Надо помогать другим. Выходной у меня будет завтра.

– И ты не пойдешь на работу?

– Нет, не пойду, – ответил я и решил, что в этот день действительно никуда не пойду. В последнее время в самом деле утонул в работе, а ребёнку внимания почти не уделяю. Так не пойдет дело. Надо восстанавливать репутацию в глазах дочери. – Мы проведём весь день вместе. Хочешь?

– Да! Хочу, пап!

– А куда пойдём?

– Не знаю! Придумаем. Главное, с тобой, а куда – неважно.

Я рассмеялся. И то правда! Какая разница, куда идти, если вместе весело везде? Устами ребёнка глаголет истина.

– Тогда решим завтра, – сказал я ей. – Элёнок, я всё-таки работать. Не скучай, я привезу тебе пиццу.

– Договорились! – тут же купилась на вкусную пиццу она. – Тогда пока!

5.

Я отложил телефон и снова вернулся к карте Воронцовой. Вроде бы всё и так уже изучил о ее состоянии, но словно хотел убедиться, что ничего не пропустил.

Потом отложил карту и устало потёр переносицу.

Как же ей обо всём этом сказать? Девчонка еще половины проблем со своим здоровьем не знает.

Решил налить себе кофе. Случайно рассыпал сахар…

– Чёрт…

– Давай уберу, – услышал я позади женский голос, а потом ощутил, как меня обняли за плечи.

– А, это ты, – обернулся я.

– А кто ещё тебя обнимает? – изогнула одну бровь Стелла, врач-терапевт.

– Никто, – пожал я плечами и мягко убрал её руки. – Надо всё-таки убраться здесь…

Я нашёл щетку и аккуратно смёл всё сам. Затем вернулся к кофе.

– Будешь?

– Не-а, – покачала она головой, улыбаясь своими полными губами. – Я заварную бурду не пью, ты же знаешь.

– Как хочешь, – снова пожал я плечами и налил в чашку кипятка.

– Как ты пьёшь эту гадость, Старков? – спросила она, с презрением глядя на чашку, которую я понёс к столу обратно.

– Ртом.

– Понятно, что не пяткой, – фыркнула она.

– Тебе положено знать по роду профессии, как люди кофе пьют.

– Ой, дурак… – ещё громче фыркнула Стелла и закатила глаза. – Я же не об этом. Вкус.

– Вкус – есть, – ответил я и отпил из чашки. – Хороший вкус.

– Бе, – сморщилась она. – Лучше пойдём в обед сходим в кафе и там кофе попьём нормального.

– Пойдём, – отозвался я, ставя чашку на стол.

– Только не говори опять, что у тебя нашлись дела и ты не поедешь, перед самым началом обеденного времени.

– И такое может быть, – поднял я на неё глаза. – Ты же сама понимаешь, что наше отделение – не ваша терапия, где можно спокойно уйти на обед. Пациенты не спрашивают нас, когда им начать умирать или рожать, и ждать окончания обеда не будут.

– Да знаю, знаю, – кивнула она. – Ты – светило медицины и очень нужен сотням пациентов.

– А я попросил бы без сарказма, – поднял я брови.

– А я и говорю без него, – ответила Стелла и подошла ко мне. Она положила руки мне на плечи. Начала делать мне лёгкий массаж. Не знаю, нравилось ли мне это… Стелла вроде бы неплохая и открыта ко мне, но… После пары ночей вместе мне не стала она интересна как женщина для жизни. Но она, видимо, считает иначе… – Кость, ты правда врач от бога. Если бы все врачи были такими, как ты, люди бы вообще не умирали.

– Они умирали, и у меня на столе – тоже, – заметил я. – Не надо делать из меня бога.

– Такие случаи бывают на практике всех хирургов, – сказала она. – Тем более что твоей вины там не было. Иногда невозможно спасти жизнь, даже если оперируешь ты. К тому же спас ты намного больше людей, чем операции кончались смертью пациента.

– Ну… да, – согласился я. – Справедливо.

– И не надо себя недооценивать, – снова сжала Стелла мои плечи. – Ты действительно заслуживаешь похвалы и восхищений. Ты не просто владелец этой клиники, но и замечательный врач. В медицинской сфере тебя знают и преклоняются перед твоим даром.

– Ну, прекрати… – пожал я плечами, скинув с себя её руки. – Дар какой-то… Глупости.

– И ничего не глупости, – стояла на своём Стелла. Если она решила похвалить меня – ничто её не остановит. – Я в самом деле считаю это даром. Но ты очень много работаешь. Иногда надо и отдыхать. Ты когда был в отпуске последний раз?

– Э-э… – задумался я. Чёрт, давно. Так давно, что и вспомнить не могу, когда точно. То ли в позапрошлом году, то ли ещё раньше. – Давно не был.

– Вот, а я о чем тебе говорю? – укорила меня Стелла и села на край моего стола. Моему взору открылось красивое колено и немного бедра в разрезе её юбки и медицинского халата. – А надо отдохнуть. Кстати, в тёплых странах пока ещё можно искупаться в океане… Поехали, м?

– Ну, не знаю… – нахмурился я. – Не думал об этом.

– Сможешь ты оставить своих пациентов хоть на несколько дней? – говорила она, накручивая длинный локон из “конского хвоста” на палец.

– Смогу, наверное, – ответил я. – Но кроме пациентов есть ещё Эля.

– Бери её с собой, – сказала она. – Она тоже подышит воздухом у океана.

– Ты не против чужого ребёнка? – посмотрел я на нее. Стелла, если честно, мне всегда казалась красивой стервой, и моё воображение само дорисовало, что детей она не любит. Своих у неё не было.

– Он не чужой, – повела плечом девушка с каштановыми волосами. – Он – твой. А значит, он не может мешать мне.

– Не знаю, – произнёс я после раздумий. – Пока не могу обещать.

– Ну ты подумай хотя бы.

– Подумаю.

– А я пока посмотрю туры, – улыбнулась Стелла. – Вдруг тебе какой-то так понравится, что ты побежишь собирать чемоданы?

– Ну, посмотри, – разрешил я.

Может, отдых и не помешает… И немного разрядки – тоже. За своей работой в самом деле никакой личной жизни, женщины в моей постели уже давно не было. Мне просто вечно не до себя.

– Обещаешь подумать?

– Обещаю. Но только про подумать.

– Уже неплохо, – удовлетворённо улыбнулась Стелла. – А что ты такое читаешь?

Она заметила карту Лады и взяла её в руки.

– А-а, – протянула она, полистав данные. – Та девочка, которую ты вчера оперировал.

– Да, – ответил я, снова отпивая кофе.

– Она даже не знает, что на волоске была…

– Не знает.

– Если бы не ты… Её могло бы вообще не быть.

– Да, трудно вычистить было, – ответил я. – И не дай бог что осталось внутри.

– После тебя – точно не осталось. У тебя руки золотые и глаз-алмаз. Повезло ей.

– Наверное, – равнодушно отозвался я.

– Слушай, а зачем она несколько суток ходила с мёртвым ребёнком внутри? Это же она, да?

– Слухи всегда распространяются со скоростью света… – сказал я больше сам себе, чем ей.

– Так это она?

– Она.

– Вот дурочка… – покачала головой Стелла.

– Она вряд ли поняла сразу, что ребёнок погиб.

– Но ведь он там начал… Разлагаться, все дела… Больно же было.

Наверняка. Но я понимаю Ладу – она терпела, чтобы ребёнка не забрали. Да, глупо – ведь он был мёртв уже, и она могла бы умереть вслед за ним, если бы мы её не прооперировали, но мотивы мне её, как ни странно, ясны.

– Да, наверное, больно.

– Как она терпела?

– Стелла, – посмотрел я на неё. – Спасибо, что заглянула, но мне надо работать.

– А, – протянула она и встала со стола. – Ну, ладно. Тогда позвоню тебе, про обед напомню.

– Ага.

– До встречи.

– Карту верни.

– Ой, господи, – спохватилась Стелла, которая случайно чуть не унесла карту Лады. – Извини.

Она положила её обратно на стол. Потом пошла к двери ординаторской, но вернулась.

– А можно мне её взять с собой? – спросила она.

– Зачем? – не понял я.

– Изучить этот случай хочу, – ответила девушка. – Он довольно нестандартный.

У девчонки вся жизнь рухнула, она себя едва не сгубила, вцепившись в явно мёртвого ребёнка, а Стелла цинично зовёт это нестандартным случаем… Впрочем, наверное, мы, врачи, все такие циничные порой. Куда деваться? Страдать по каждому пациенту мы не можем – от нас просто ничего не останется в ином случае.

– Нельзя, – отрезал я. – Карта пациента хирургии, и она должна находиться тут.

Стелла недовольно поджала губы. Но правила одни для всех, и даже для нее в этом случае поблажек не будет. Спорить она не решилась – это бесполезно, и она это знает.

– Ладно, тогда я позвоню.

Стелла вышла и закрыла за собой дверь.

6.

ЛАДА.

– Дженни, помогите позвонить родителям… – попросила я, в очередной раз не справившись с телефоном одной рукой. Возможно, позже я привыкну, но пока мне очень неудобно и аппарат выпадает из руки.

– Конечно, милая, – отозвалась та и взяла с одеяла мой смартфон. – Контакт “мама”?

– Да.

– Идёт вызов, держи.

Я забрала телефон и приложила к уху. Шли длинные гудки, а потом трубку сняли.

– Ладочка, девочка моя, – запричитала мама, едва связь установилась. – Ты пришла в себя! Мы звонили с папой.

– Я видела пропущенные, – ответила я. – Да, вчера ночью пришла в себя, не стала вас тревожить и дождалась утра.

– Да мы не спали, ждали информации, – сказала она. – Мы звонили в больницу сами, узнали, что всё прошло хорошо и ты уже в палате. Какой тут сон…

– Извини, раньше позвонить не могла.

– Да я всё понимаю. Не до звонков было… Мы уже едем. Через минут десять уже у клиники будем.

– Хорошо, жду.

Спустя названное время они вошли в палату.

На душе стало немного теплее, когда мама обняла меня и села рядом, а папа топтался у кровати, расхаживая по палате.

– Девочка моя… – гладила она меня по волосам.

– Мама… – заплакала я, ощутив родное плечо.

Папа тоже подошёл к нам и обнял обеих.

– Крепись, моя хорошая. Крепись. Ты старалась. Ты хотела его защитить. Но не смогла, и ты ни в чем не виновата. Просто так бывает.

Эти слова поддержки так тронули меня, в то же время напомнили о моей боли, что я расплакалась ещё горше, ещё сильнее… Но мне словно становилось немного легче. С мамой и папой всё немного легче… Жаль, что они не смогут остаться со мной. Скоро уйдут, и я опять останусь наедине со своими бедами и болью.

– А у нас для тебя кое-что есть, – улыбнулась мама сквозь слёзы.

Я даже не знала, как реагировать. С одной стороны, мне было всё равно на всё, что происходит в этом мире, меня топило в моём море боли. Но, с другой стороны, я ощутила лёгкое любопытство и заглянула в экран смартфона, который показывала мне мама. На дисплее воспроизводилось видео: маленький белый щенок, похожий на плюшевого мишку, прыгает за угощение в руке моей мамы, а потом радостно виляет хвостом, когда она отдает щенку его…

– Вы купили собаку? – удивилась я.

Папа всегда был против. И я, и младшая сестра Линда просили его неоднократно – без животных в доме скучно… Но он был резко против: шерсть, ободранная, возможно, мебель, походы к ветеринару и выхаживание щенка… Всё это не воодушевило его. А теперь вдруг он сам проявляет инициативу и заводит щенка.

– Не совсем, – ответила мама. – Елена привезла её… Просила принять как подарок от Романа, на память о дружбе…

Сердце больно кольнуло от звука его имени. Он сделал мне подарок?

Он все ещё помнит обо мне? Но явно сказал – о дружбе…

Значит, ему просто жаль меня, и не более того…

Я включила видео ещё раз. И даже улыбнулась.

Пёс очень милый. У меня появилось желание прикоснуться к его пушистой белоснежной шёрстке.

Что ж… Спасибо Роме за его подарок. Мне приятно, что он хотя бы хорошее не забывает и старается помочь даже на расстоянии и с учетом того, что сам он вполне счастлив, у него есть своя семья, а ко мне он больше ничем не привязан. Нет, он не рад потере нашего ребёнка, он говорил по телефону об этом искренне, он не радовался этому. Но факты – упрямая вещь, и факт, что ребёнка больше нет, а значит, и последняя ниточка между нами надорвалась вчера…

Я снова смахнула со щек слезы. Мне уже кажется, что эта боль никогда меня не оставит и я так и буду жить до конца своих дней словно в аду.

– Мы её Черри назвали, – сказал папа. – Не могла же псинка без имени жить, пока ты не вернёшься домой. Ты не против?

– Нет, не против, – покачала я головой. – Хорошее имя… И ты не против собаки?

– Я? – смутился немного отец. Да, сам бы он её, конечно, не купил. Но, видимо, посчитал, что так будет лучше для меня, а ради меня он готов пойти на многое. – Тебе же подарили. Что ж мы её – под зад на улицу? Вернёшься домой – сама решишь, что с ней делать.

Принесли обед – снова бульон и ложку. Я с некоторым отвращением посмотрела на него. Есть не хотелось совершенно. Но мама поймала мой взгляд и, кажется, всё поняла.

– Лада, ты вообще что-то ела со вчера? – спросила она меня.

– Воду пила, – ответила я.

– А ела когда нормально в последний раз?

– Не помню, – пожала я плечами.

– Всё ясно, – вздохнула она и поднялась со своего места.

Взяла контейнер с бульоном и ложку и вернулась ко мне. Отвинтила крышку и зачерпнула ложкой горячей жижи.

– Открываем рот, Лада.

– Я не хочу…

– Хочешь, – настаивала она.

Папа помог мне сесть на подушках, а мама настырно поднесла ложку к моим губам.

– Давай, милая. За маму, за папу и за Линду.

– И за Черри! – добавил папа, а я всё-таки проглотила бульон с ложки.

***

СТАРКОВ.

– Извините, можно с вами переговорить? – спросила женщина, которая робко постучала в ординаторскую, из которой я уже собирался уходить. Меня ещё ждали дела на посту главврача. У меня, конечно, есть заместитель, но все дела без меня всё равно решить невозможно, и, когда я в роли врача, всё равно на пару часов заглядываю в приёмную, – чтобы ответить на срочные письма и звонки.

– Да, конечно, – встал я навстречу женщине, следом за которой вошёл и мужчина. А вот его я узнал – Михаил Воронцов. Когда-то очень известный стоматолог, а ныне преподаватель в медицинском вузе Штатов. Когда-то он вместе с женой эмигрировал в США и поселился в так называемом русском квартале для элиты. Впрочем, я и сам там живу сейчас, но с Михаилом пересекался разве что на каких-то форумах и лично никогда не общался – не довелось. Так значит, Лада – его дочь? Удивительно, что фамилия девушки сразу не навела меня на эту мысль. Это в России Воронцова – фамилия нередкая, а в Штатах её нечасто можно встретить. – Слушаю.

– Константин Николаевич, – протянул мне руку мужчина, и я пожал его ладонь в ответ. – Наслышан… Рад познакомиться.

– Взаимно, Михаил Сергеевич, – ответил я.

– А это моя жена – Лилия Дмитриевна, – представил свою супругу Михаил.

– Здравствуйте, – переключил я внимание и на неё.

– Мы очень рады, что именно вы лечите Ладочку… Это наша дочь, – сказала она.

Выглядела женщина несчастной, что неудивительно – Лада угодила в настоящую мясорубку, её водитель погиб на месте, а она каким-то чудом выжила и даже сумела на время сохранить ребёнка…

– Я догадался, – кивнул я.

– Скажите, как сейчас Ладочка? – спросил Михаил.

– Состояние стабильное, – ответил я. – Причин переживать нет, но… есть нюансы.

– О чём вы говорите? – свёл брови Михаил, а Лилия испуганно глянула на меня.

– Кроме переломов ноги и трещины в запястье, еще обнаружена проблема с позвонками. От сильного ушиба Лада получила частичную потерю подвижности. Она не сможет… встать. Сразу по крайней мере.

Мама Лады приложила к губам платок и заплакала. Михаил обнял её за плечи. В глазах мужчина стояли боль и страх, но он взял себя в руки и спросил:

– Она вообще никогда не встанет? Инвалидом будет?

– Встанет, – уверенно ответил я. Я буду очень стараться для этого. Такая девчонка молодая, ей ещё жить и жить… Да и травма не столь серьёзная, чтобы приковать её к постели навсегда. Но я постараюсь, чтобы лечение было максимально результативным. Это в моих силах. – Ей нужно будет лечение – уколы, физические упражнения и процедуры. Но после того, как мы закончим лечение по части хирургии. Через сутки мы переведём её в обычную палату, а еще через трое – в другое отделение, где врачи займутся уже её спиной. Пока нога заживает, ни о каких нагрузках речи, конечно, быть не может, но курс лечения препаратами, которые призваны снимать отёк со спины и восстанавливать её организм, мы сможем начать.

– Значит, это поправимо и временно? – спросил Воронцов.

– Да, слава богу, – кивнул я. – Поставим мы вашу девочку на ноги.

– Она пока не знает?

– Нет, и пока пусть не думает об этом. Слишком много всего навалилось. Она считает, что ей не справиться самой с походом в уборную из-за переломов. Пусть пока так и думает. А то её эти новости могут совсем… раздавить.

– Да-да, конечно, – согласился со мной отец Лады. – Если что-то нужно доплатить – говорите, мы на всё ради Ладочки готовы.

– Эти услуги, как и все остальные, будут включены в счёт, который будет отправлен в вашу страховую компанию.

– Да, спасибо.

– А вот насчёт ребёнка… – заговорил я снова и осёкся. Для таких любящих свою дочь родителей сказанное мною будет услышать сложно. А уж как воспримет эту информацию сама Лада – и думать не хочется. Но рано или поздно ей всё же придётся принять эту правду и учиться жить с ней.

– Что ещё, доктор? – спросил Михаил. По его глазам я видел, что он догадывается, как медик, какой мог быть итог удара спиной при аварии.

– Из-за травмы спины и такого экстренного аборта мы не можем гарантировать, что у пациентки Воронцовой не будет нарушена репродуктивная функция, – ответил я.

– Ладочка не сможет стать мамой? – снова расплакалась Лилия.

– Как бог даст, – сказал я. – Иногда все диагнозы бессильны против природы и любви.

– Но шансы есть?

– Пока непонятно, – честно ответил я.

– Что ж… Тогда будем надеяться и верить.

– Это самое лучшее, что можно сейчас делать, – кивнул я. – Ладе нужен покой и положительные эмоции. Старайтесь пока… не говорить с ней об этом тоже. Всему своё время.

– Да, вы правы, доктор…

– Со своей стороны я обещаю проследить за её лечением и за пределами моего отделения. Как вы знаете, это моя клиника, и я смогу контролировать лечение вашей дочери в любом уголке этой клиники.

– Да, конечно, знаем, – кивнул Михаил. – И очень рады, что именно вы курируете нашего ребёнка. Спасибо вам… Мы хотели попросить вас следить за питанием Ладочки. Она очень плохо ест, медсестра интенсивной терапии жаловалась, что она отказывается от еды. Но как же организм будет восстанавливаться без питания?

– Это стресс, – сказал я и потёр переносицу двумя пальцами. – Я думаю, что понадобится консультация психиатра. Возможно, нам придётся помочь ей прийти в себя с помощью препаратов. Не волнуйтесь, ничего очень серьёзного мы вашей дочери не дадим. Но сейчас, как мне кажется, это необходимо.

– Да, Константин Николаевич, конечно, – ответил Воронцов. – Вы здесь специалист, делайте, как считаете нужным. Если Ладе необходима помощь этого специалиста, то… Пригласите.

– Думаю, необходима.

– Тогда приглашайте.

– Ну и за питанием я тоже прослежу, – сказал я им. – Не беспокойтесь. А теперь прошу прощения – меня ждут дела.

– Да-да, нам тоже пора… Спасибо вам за консультацию.

– Пожалуйста.

– Всего доброго…

– До свидания.

7.

Перед тем как идти решать административные дела, которые, конечно же, уже скопились за это время, сначала зашёл на пост к старшей медсестре.

– Лина, – обратился я к ней.

– Слушаю вас.

– Завтра меня не будет, я беру выходной.

– Замечательно, доктор, – улыбнулась мне девушка. – Наконец-то вы решили отдохнуть, Константин.

В клинике почти все звали меня либо доктор Старков, либо Константин. Выговаривать наши отчества коллегам было не очень просто, и я позволил им не ломать язык. И не портить моё отчество заодно.

– Да, небольшая передышка, – ответил я.

– Давно пора.

– Это всё Эля, – сказал я. – Говорила, что соскучилась.

– Ребёнок чутко понимает, что папе надо отдохнуть! – рассмеялась Лина.

– Да ей просто скучно после болезни. В сад ведь она не ходит ещё.

– Конечно… Дети же. Как она, кстати?

– Лучше, спасибо.

– Температуры не было больше?

– Нет, на поправку идет и скачет как конь по гостиной.

– Жеребёнок!

– Ага, по звуку – он самый.

– Так это же хорошо. Если ребёнок не бегает, не шумит и не шалит – это дурной знак, – сказала Лина.

– Верно, – кивнул я. – Это значит, что ребёнок нездоров. В общем, всё хорошо, скоро в сад идёт. Так, мне пора идти, давайте закончим с лирикой. Без меня гинекология справится?

– Конечно, не переживайте, – заверила меня старшая медсестра.

– Точно? Без няньки отделение выстоит сутки?

– Выстоит, доктор, – улыбнулась та. – Не переживайте и отдыхайте.

– Ну-ну…

– И не приходите раньше времени.

– Вот спасибо, – глянул на неё я. – Вот так мне рада родная клиника, да?

– Я не об этом, – рассмеялась опять девушка. – Вам мы всегда рады, с вами спокойно. Потому что вы всегда знаете, как найти выход из любой ситуации. Но вам надо отдохнуть. Только вы такой трудоголик, что легко можете приехать сюда вечером, закончив выходной.

– Да ничего я не приеду, – заявил я.

– А вот посмотрим. Готова поспорить, вы и дня дома не просидите.

– Хм, – свёл брови вместе я. – Предмет спора?

– Если выиграю я – вы будете печатать истории болезни за меня один день.

– А если выиграю я, – включился я в игру. – То вы лично помоете пол в ординаторской.

– Э-э…

– Лина, спор – дело святое. Никто вас за язык про него не тянул.

– Я полы уже сто лет не мыла, даже дома у себя. Есть же клининг…

– Лина.

– Ну шут с вами, Старков! – махнула рукой она. – Я согласна.

– Договорились.

И мы пожали друг другу руки, обозначая, что спор открыт. Что ж… Ехать сюда я не планировал, а вот посмотреть, как моет полы высококвалифицированная медицинская сестра, я бы не отказался.

Ты проиграешь, Лина.

– Так, и насчёт пациентки Воронцовой… – вернулся я к делам, и сестра тут же стала серьёзной и придвинула к себе блокнот с ручкой, приготовилась записывать мои распоряжения. – Пригласите к ней психиатра. Пусть осмотрит её. Боюсь, что без его помощи девушку не вытащить из опасного состояния. Да и вообще нужна его оценка специалиста. Если что-то назначит – начинайте давать сразу же.

– Да, конечно, – кивнула девушка. – Прямо сейчас и пригласим.

– И передайте Дженни, чтобы следила за её питанием. Родители жалуются, что Воронцова почти ничего не ест, а ей просто необходимы силы для восстановления организма. Скажите, что если она не будет слушаться медсестру и не начнёт есть с ней, то приду я и лично залью ей сам весь бульон. И со мной она уже не покапризничает.

– Поняла, – кивнула снова Лина, скрывая улыбку. – Передам. Ещё что-нибудь?

– Нет, ничего… Кроме того, что надеюсь на то, что без няньки Старкова вы всё же сможете продержаться хотя бы сутки. До свидания!

– До свидания, Константин. Хорошо вам отдохнуть… Или истории болезни ждут вас.

– Это вас ждут полы ординаторской, – подмигнул я ей и ушёл.

По дороге в свой кабинет главного врача решил выпить кофе в автомате, а заодно привести мысли в порядок. С кофе всё получилось – автомат послушно сварил мне капучино, а вот с мыслями…

Сел на диванчик в зоне отдыха с бумажным стаканчиком в руках. Мысли ползли вовсе не в сторону работы…

Почему-то снова и снова я возвращался мыслями к Ладе.

Беспокоит она меня. Её состояние. Точнее, именно моральное состояние. Физические проблемы мы решим, а вот то, что она так горюет и ничего не ест, выздоровлению точно не способствует. Всё понятно, что в такой ситуации кто угодно бы горевал, но всё же надо брать себя в руки и поправляться. Чего такой молодой девчонке тратить свою молодость в стенах клиники? Чем быстрее поправится, тем быстрее найдет себе нового жениха, который, возможно, подарит ей счастье материнства. Но ей сейчас, ясное дело, ничего не нужно и не хочется. Лада ещё слишком молода, чтобы понимать, что иногда отношения ни к чему не приводят и заканчиваются против твоей воли, но это не конец света. Будет новая любовь, только нужно время, чтобы отойти от этого всего.

Выкинул использованный стаканчик в урну и направился в свой кабинет. Дела всё-таки не должны простаивать.

8.

– Так, ну что тут у нас… – разбирал я бумаги на столе. – Знаешь что? – поднял я глаза на своего заместителя.

– Что? – спросил он.

– Уйду я, пожалуй, с этой должности, – вздохнул я, с тоской оглядывая кипу бумаг на подпись. – Чувствую себя секретарём-референтом. Лучше бы за больными наблюдал, чем тратил время на бумажки.

– Ты серьёзно сейчас? – смотрел на меня в изумлении Шон.

– Более чем, – пожал я плечами. – Продам часть акций, найму управленца – да хоть тебя на постоянную основу. Буду владельцем центра, получать и дальше свой процент. На вырученные деньги хочу построить медицинский центр для онкобольных детей. И заниматься ими вместо этих скучных бумажек…

– Все мечтают получить твоё место, – сказал он мне.

– А я мечтаю от него избавиться, – ответил я.

– Да уж… – хмыкнул Шон. – То есть ты всё-таки не шутишь?

– Какие уж тут шутки? – нахмурился я. – Устал я, если честно. Времени свободного нет вообще… Завтра хочу выходной взять, с ребёнком день провести. И что?

– Что? – не понял он мою мысль.

– Послезавтра меня снова ждёт такая кипа бумаг и очередь звонков, что лечить больных времени не останется вовсе.

– Я вообще не понимаю, как ты эти должности совмещал столько лет.

– Как-то совмещал. Но это не так чтобы легко.

– Да это понятно. Но теперь ты готов так просто отказаться от такой должности в сиюминутном порыве усталости? – спросил он.

Резонно. Но Шон не прав. Это никакой не сиюминутный порыв.

– Это решение я принял не так давно, – пояснил я. – Давай следующую папку… Ага. В общем, я давно об этом думал, но взвесил все за и против, и решился на это лишь сейчас. Надоело мне быть привязанным к кабинету, бумажкам и телефону. Ну вот!

Словно в подтверждение моих слов, на столе начал трезвонить телефон.

Ну, ни минуты покоя…

– Да, Старков, медицинский центр. Да. Зачем? Понятно. Спасибо, что предупредила. Да, понятно, что пришлют уведомление, но так сможем подготовиться основательнее. Патент нельзя терять. Ну давай, дай бог тебе здоровья! Пока.

– Что там? – тут же навострил уши Шон. Впрочем, он наверняка по отдельным словам уже и сам сложил этот пазл.

– Внеплановая проверка клиники министерством на соответствие стандартам, – ответил я.

– Вот чёрт… – нахмурился он. – Плановая же не так давно была.

– Так то плановая и местная проверка. А теперь на уровне штата.

– Понятно. Стоит начинать готовиться?

– Конечно, – вздохнул я. – Все отделения нужно будет привести в полный порядок. И отмыть, и вообще…

Откинулся на спинку стула. Ну вот ещё проверок не хватало! Во-первых, докапываться будут до всего. До каждой мелочи. Во-вторых, всё равно останутся недовольные. В-третьих, если не дать на лапу, то эту проверку мы не пройдём, и тогда у нас будут серьёзные проблемы вплоть до лишения возможности ведения врачебной практики клиникой. Поэтому придётся и всё отмыть, и навести порядок, который в клинике, конечно, соблюдается по мере сил, но не до такой степени, как того требует министерство, но ещё станцевать для чиновника и заплатить им денег…

– Значит, я всем отделениям сообщу эту информацию, – кивнул Шон.

– Возьмёшь это на себя? – спросил я, отдавая ему очередную папку, в которой поставил свои подписи.

– Конечно, – ответил он. – Прекрасно знаю, как ты “любишь” этим заниматься.

– Просто обожаю.

– Собственно, это ты у меня зам уже, причем давно, – усмехнулся он. – Приходишь иногда подписать бумаги и ответить на звонки.

– А я и говорю, что эта должность не для меня, – кивнул я.

Теперь на столе запищал факс и выдал мне лист. Я взял его и поднёс к глазам.

– Ну вот и официальное уведомление о проверке, – поднял я глаза на Шона. – И у меня сюрприз.

– Какой?

– Она послезавтра.

– Чего? – выпучил глаза мой заместитель. – Как это послезавтра?

– Вот так, – усмехнулся я. – Они решили не предупреждать нас сильно заранее, для того чтобы, так сказать, увидеть реальное положение дел.

– Но ведь мы не успеем ни черта!

– Придётся успеть, Шон, – заявил я, понимая, что выходной накрылся медным тазом. Как, собственно, и ночь сна в постели, а не на диване кабинета главврача.

– В принципе, у нас же всё нормально в клинике, – сказал он. – Ничего мы не нарушаем. Чего тогда опасаться?

– Свинья везде грязь найдёт.

– Свинья? Зачем она ещё ищет и при чем тут это? – не понял наш могучий русский язык коренной житель США.

– А, не бери в голову, – отмахнулся я. – Это пословица такая.

– Пословица?

– Ну да. Некая мудрая мысль, которую передают из поколения в поколение.

– А, понял. И в чём мысль в высказывании о свинье?

– В том, что если есть цель найти у нас нарушения, пусть и не очень критичные, то наш гость это сделает.

– Да, это они могут.

– Ну вот, – развёл я руками. – Жене позвони, предупреди, что эту ночь ты проведёшь в совершенно другой компании – в компании мужика!

9.

– И ещё: собери срочно всех на планёрку по поводу предстоящего мероприятия.

– Хорошо, через полчаса все будут в кабинете.

И в самом деле, не прошло и получаса, как мой кабинет оказался забит врачами. Я занимал своё место за столом, на котором лежал листок с приготовленными темами для обсуждения. Чтобы ничего не забыть – накидал тезисно, что необходимо проверить, исправить первым делом.

– Итак, – сложил я руки на столе. – Коллеги, к нам едет ревизор.

Врачи негромко забубнили.

– Проверка, Константин? – спросил заведующий отделением травматологии.

– Она, родимая, – кивнул я. – Только на сей раз очень масштабная и строгая. От Министерства здравоохранения. И нам нужно, просто необходимо её пройти.

– А если не пройдём? – услышал я новый вопрос.

– Тогда клиника потеряет лицензию.

Гомон снова зазвучал по кабинету.

– Но мы все должны постараться и сделать всё максимально возможное, чтобы не ударить в грязь лицом.

– Конечно, Константин Николаевич… Сделаем всё, зависящее от нас.

– Времени у нас в обрез, коллеги.

– А когда эта проверка приедет?

– Послезавтра.

– Послезавтра?! Но… Это же нереально успеть! – воскликнула Стелла.

– А придётся сделать это реальным, – ответил я ей и всем остальным сразу. Обвёл взглядом врачей клиники. – Если нам нужна эта клиника и эта работа.

Доктора снова стали перешёптываться и переглядываться. Конечно же, потерять своё место никому не хотелось.

– А теперь к делу, – я взял в руки лист с тезисами. – Записал всё самое основное, что требует проверки и порядка. Начнём с каждого отделения по очереди. Записывайте.

Под мою диктовку заведующие всех отделений записали задачи и получили свои задания.

– На этом всё, – убрал я лист в сторону, когда все тезисы были мною озвучены. – Как вы понимаете, сегодня и завтра вам придётся задерживаться допоздна. Часы переработки я оплачу по двойной ставке. Без вас мне не справиться, коллеги. Я понимаю, что у всех свои планы, семьи, дети и собаки, но два дня всем придётся потрудиться на благо клиники. Потому что, если мы не пройдём эту проверку, клиника не пройдёт аккредитацию, и свободного времени у вас появится слишком много. Потому что работы не станет, как и клиники. Всё понятно?

– Конечно, мы всё понимаем, – ответили доктора.

– Тогда – по коням, – указал я рукой на дверь моего кабинета. – Начинаем выполнять мои задания. Отчёты Шону на почту, он все их соберёт и передаст мне.

Врачи стали один за другим покидать кабинет и отправляться каждый в своё отделение, пока рядом не остались лишь Шон и Стелла.

– Я тоже пошёл своё разгребать, – сказал нам тактичный мужчина и вышел тоже. Он понимал, что Стелла наверняка хочет пообщаться со мной наедине.

Я же откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, чтобы успокоить свои нервы.

– Переживаешь? – спросила девушка, когда подошла ко мне ближе. Она снова решила попытаться расслабить меня ласковым массажем. Стелла положила руки на мои плечи и стала мягко их разминать.

– Ещё как, – честно ответил я. Перед ней нет смысла разыгрывать из себя уверенного в будущем клиники босса. Она всегда меня словно насквозь видела. – Шансов на то, что мы пройдём эту проверку, очень мало. На словах все звучало удобоваримо, и кажется, что можно успеть подготовиться меньше чем за сорок восемь часов, но я боюсь, что на практике будет иначе.

– Почему иначе?

– Человеческий фактор, – вздохнул я. – Кто-то что-то обязательно потеряет, перепутает, забудет или разобьёт ампулы с дорогим препаратом.

– Твои сотрудники – не роботы, а живые люди.

– Я в курсе…

– Но они будут очень стараться. Потому что? – заглянула она мне в лицо из-за плеча.

– Что? – встретился я с её взглядом зелёных глаз.

– У нас нет права на ошибку, так ведь?

– Ни единого.

– Значит, остаётся лишь один вариант – пройти эту проверку.

– Да уж, – хмыкнул я и взял телефон в руки. – Придётся пройти. Или искать другую работу. Ну, это вам… А мне – потерять весь бизнес к тому же… Так… Надо позвонить Эле. Я обещал ей сегодня приехать пораньше, а завтра взять выходной. Чёрт, ничего не получается… Придётся огорчить ребёнка из-за этой дурацкой и совершенно не ко времени проверкой…

– Ничего, она всё поймёт, – похлопала меня по плечу Стелла. – А после, когда проверка будет пройдена, через два дня возьмёшь отгул и рванешь с ней гулять.

– Да, конечно… – пробормотал я, набирая номер Нины, няни моей дочери. – Восполним… Но сейчас она будет расстроена. Алло, Нина. Позови к трубке Элли.

Спустя какое-то время послышался топот по паркету, и я услышал звонкий голос моей девочки.

– Алло, пап! Ты уже соскучился по мне?

– Милая, я всегда по тебе скучаю, – сказал я. – Ты же моё солнышко! Но я ещё хотел сказать, что у меня, к огромному моему сожалению, случились некоторые трудности в клинике, и сегодня и завтра мне придётся быть тут.

– Ну, пап… – огорчённо протянула она. – Ну как же так? Ты же обещал, что мы пойдём гулять.

– Знаю, Эль, – ответил я. – Но эти обстоятельства не от меня зависят. Сейчас клинике требуется, чтобы я находился на рабочем месте. Так что без обид, ладно? Это не моё решение. А вот через два дня – точно выходной, что бы ни случилось!

– Обещаешь?

– Да. Обещаю.

– А сегодня ты не придёшь совсем?

– Нет. Не жди меня и засыпай с Ниной.

– С тобой лучше спится…

– Сегодня придётся спать без меня. Но я закажу вам огромную пиццу. Хочешь?

– Хочу, – с грустью в голосе ответила Эля. – С креветками…

– Договорились! Тогда ждите пиццу и ложитесь отдыхать. Слушайся Нину и не капризничай. Хорошо?

– Хорошо, пап. А ты там… хоть поесть не забудь.

Дочери только шесть лет, но порой она говорит такие простые и понятные, а главное, верные вещи. На обед сегодня я так и не сходил, и с этими всеми делами даже вообще забыл, что мне, вообще-то, надо есть. Хоть в офис заказать бы обед…

– Не забуду. Обязательно поем.

– Ну, пока тогда…

– Пока, солнышко.

Я повесил трубку и положил телефон на стол. В голове крутились сотни дел, и, с какого начать, я никак не мог решить.

– Помощь нужна? – спросила Стелла, которая наблюдала за мной, опершись бедром о мой стол.

– Нужна, – кивнул я, хоть и нехорошо нагружать женщину. Но это наше общее дело, а отделение терапии Стелла и так держит на высшем уровне. Её отделение всегда было тем самым, где было сложно найти огрехи и где всегда царил порядок.

– Давай, – сказала она. – С чего начать?

Мы начали разбирать папки, и спустя пару часов решили взять перерыв. Я устало провёл рукой по лицу. Уже семь вечера, а конца и края работе не видно.

– Кофе будешь? – спросила Стелла, с которой процесс наведения порядка шёл явно быстрее.

– Давай, – ответил я, вставая на ноги. – Принеси, будь другом. А я пока схожу проведаю одну пациентку.

– Подожди, – остановила меня Стелла, перегородив выход собой. – Ты к той девушке собрался? Которая в аварию беременная угодила?

– Да, а что? Как ты так догадалась быстро?

– Догадалась, – загадочно ответила она. – Но ты же у неё уже сегодня был?

– Хотел узнать, стабильно ли состояние.

– А ты не зачастил ли к ней, Кость?

– Так, Стрельцова, – засунул я руки в карманы брюк. – Ты меня что – вздумала ревновать к пациентке? Она сейчас явно не в том состоянии, чтобы интересовать меня иначе как пациент.

– Она молодая девочка…

– Я никогда не крутил романов с пациентками, ты же знаешь, – возмутился я. – За кого ты меня держишь? Это табу.

– Я знаю, но…

– С каких пор я должен нести отчёт перед тобой, какого пациента мне необходимо навестить именно сейчас, пусть даже и второй раз за день? – грубо перебил я её. – Хоть бы пятый – это моя пациентка, и я сам в этом всём разберусь. Ты сейчас мне очень помогаешь, спасибо, и уже не первый раз выручаешь меня из заварушки, но ты забываешься, доктор Стрельцова.

– Нет-нет, – тут же смущённо улыбнулась Стелла и сбавила тон. – Это не то, о чём ты подумал. Просто я не хочу, чтобы ты отвлекался от проверки, и всё. Ты лучше кофе выпей сходи, а я к твоей аварийной загляну. Оценю её как терапевт и всё тебе расскажу о её состоянии.

– Гхм… – хмыкнул я. – А тебе зачем это надо?

– Говорю же – я хочу помочь. Позволь мне это сделать. Что нужно посмотреть?

– Общее состояние. Давление, пульс, температура.

– Узнаю, всё запишу и принесу тебе результат.

– И ещё уточни, ела ли сегодня пациентка.

– Какая забота…

– Ты прекрасно сама знаешь, что это крайне необходимо для выздоровления. Ты опять начинаешь, Стелла?

– Нет, я всё, – подняла она руки вверх, выставив вперёд ладони, как бы обозначая, что сдаётся. – Я уже ушла… Э-э, в какой палате эта девушка?

– В триста третьей.

– А карта?

– В ординаторской осталась. У меня на столе первая лежит. Лада Воронцова.

– Поняла. Не беспокойся, я всё сделаю.

Она ушла, а я сел обратно на диван. Да уж, немного передохнуть мне не помешает…

10.

ЛАДА.

– А в школу вы в нашем штате ходили?

Я начала уставать от странных вопросов этого мужчины. Он представился психиатром… Зачем они вызвали его? Я что – похожа на психа? Хотя… может, и похожа. Вряд ли я выгляжу сейчас здоровым человеком. Да и являюсь таковым очень вряд ли. Что физически, что морально от прежней меня почти ничего не осталось. Только боль и оболочка для неё – моё переломанное тело.

Зачем я только выжила? Чтобы слушать эти дурацкие вопросы и терпеть этот унизительный для меня осмотр? Может, они меня ещё транквилизаторы заставят глотать как ненормальную?

– Я не… не хочу общаться, – ответила я, уткнувшись в одеяло носом. Повернуться на бок почему-то было очень трудно, и я могла отвернуть от доктора лишь голову.

– Я понимаю, – сказал мужчина приятным, баюкающим голосом. Он говорил со мной на английском, но я, конечно, прекрасно его понимала, ведь мы эмигрировали в США, когда я была совсем маленькой. – Но побеседовать мне с вами необходимо – ведь сделана заявка от вашего лечащего врача доктора Старкова.

– Прекрасно, – вдруг стала злиться я. – Так вот кто меня считает ненормальной и подослал вас?!

– Да, заявку на осмотр вас специалистом-психиатром сделал доктор Старков, – повторил спокойно мужчина. – И я также считаю, что вам необходима наша помощь.

– А если я скажу, что мне она не нужна?

– Ваш лечащий врач считает иначе. Я – тоже. И чем быстрее вы пойдёте нам навстречу, тем быстрее придёте в себя, вам станет легче.

– Приду в себя?! – попыталась я сесть на кровати. С трудом, но у меня это вышло. Почти, я полусидела на подушке. Видимо, от злости. – Вы вообще карту мою открывали? Я ребёнка потеряла… Понимаете? Ребёнка! Как скоро после такого можно прийти в себя?!

Я сама не заметила, как по щекам побежали новые дорожки слёз. Ну зачем они со мной говорят об этом? Напоминают, снова лезвием по сердцу режут… Впрочем, я вру сама себе – мне и не удавалось забыть об этом, даже на краткий миг. Даже во сне я вижу снова всё это… Как меня осматривает врач, потому что больше боли я вынести не могла, как созывает бригаду врачей на экстренную операцию, как я слышу их разговоры, пока ещё не уснула от наркоза… Они говорили о том, что умерший плод следует удалить, всё почистить, иначе я тоже умру. Обсуждали, сколько дней я терпела боли, когда поняла, что ребёнка больше не стало. Понимала, но отпустить просто не могла. На что я надеялась, не знаю… Возможно, Старков не так уж и не прав, что мне нужен психиатр…

– Милая девочка, – присел доктор напротив меня, поставив стул у кровати. Его синие глаза, умудрённые опытом, смотрели словно в самое сердце. – Ты пережила большую потерю. Я прекрасно понимаю это. Только мир не остановился. Ты продолжаешь жить, тебя спасли – значит, тебе ещё рано вслед за твоим малышом. У тебя есть родители, которые переживают, не спят ночами и очень ждут своего ребёнка домой. А он капризничает, не хочет лечиться и помочь самому себе.

– Для меня… этот мир остановился, – пробормотала я, крепче сжимая одеяло кулаками, чтобы не начать рыдать во всё горло. Рома, наш ребёнок… Эти боли в теле… Очень больно. И внутри, и снаружи… Никакими таблетками этой боли не запить. Что может понимать этот доктор? У него дети не умирали. Надеюсь…

– Ты не одна такое пережила, милая, – ласково, почти по-отечески говорил со мной доктор. Он даже перестал меня так злить, как вначале своими глупыми вопросами, которые казались мне настолько неуместными здесь и сейчас, что я просто молчала или отвечала однозначно, сухо и коротко. – Есть сотни, тысячи других женщин, переживших то же самое. И большинство с этой болью справились, научились жить дальше. Построили новые отношения, дождались нового чуда.

Нового чуда… Это он о ребёнке?

Я не могу пока думать о других детях… Они как будто все ничего не понимают!

Я прикрыла веки, чтобы отгородиться от доктора. Ещё сильнее закуталась в одеяло, чтобы по максимуму ничего не слышать. С трубками, которые подключили к моим рукам, это сделать было не очень легко, но уж как смогла… Когда же он уйдёт? Когда они все оставят меня в покое?

– Мы хотим тебе помочь, – продолжил говорить он, не получив от меня ответа. – Я выпишу тебе таблетки, и…

– Я не псих! – заявила я.

– А это и не таблетки для психов, как ты выразилась, – пояснил доктор. – Это просто хорошее успокоительное. Тебе станет легче.

Я промолчала снова. Что тут говорить, когда они всё здесь за меня решили?

Одной таблеткой меньше, одной – больше… Может, хоть отравлюсь?

– Значит, я передам рекомендации доктору Старкову.

Я продолжила смотреть в стенку. На доктора больше не реагировала, словно никого в палате больше и не было, кроме меня и медсестры палаты интенсивной терапии.

– Поправляйтесь, Лада, – сказал он и отправился на выход. Слава богу. – До свидания.

Да вот хотелось бы надеяться, что никакого свидания у нас больше не состоится…

Не успела я вздохнуть спокойно, как в дверях с психиатром столкнулась молодая женщина. Тоже в медицинском костюме. Я только и поджала губы – Старков приволок мне ещё одного специалиста на осмотр?

– А, здравствуйте, Стелла, – поздоровался с ней психиатр.

– Добрый вечер, – ответила она ему. – А что – вас пригласили на осмотр?

– Конечно, – сказал мужчина. – Иначе зачем я здесь? Моё отделение находится двумя этажами выше.

– Да-да, – откликнулась Стелла. – Тогда я заключение могу передать Старкову, я как раз от него, и потом к нему.

– Спасибо, но оно пока ещё не готово, – произнёс доктор. – Как раз сейчас собираюсь зайти к Константину Николаевичу и на словах пока рассказать все необходимые рекомендации. Он у себя, в кабинете главного врача?

– Да, он там. Готовимся к проверке же…

– Ну да… Тогда всего доброго, Стелла.

– Всего доброго, доктор Стоун.

Мужчина наконец покинул палату, а женщина, наоборот, подошла ко мне.

Красивая, очень ухоженная. Я бы не дала ей больше тридцати.

– Добрый вечер, – вежливо улыбнулась она мне. – Мне нужно замерить вам давление, температуру и пульс. Вы позволите?

– Замеряйте… – ответила я, наблюдая, как она садится рядом на стул, на котором до этого сидел психиатр.

Стелла подготовила тонометр и принялась измерять давление. Что ж, когда мне не задают глупых вопросов, не пытаются лезть в душу, а занимаются лишь ремонтом тела, мне немного легче…

– Ну что же, есть небольшая температура, но для вашего состояния это нормально, – закончила с осмотром она. – Пульс и давление также в пределах нормы. Бульон пила пациент?

Этот вопрос доктор Стрельцова, как было указано на бейдже, задала уже Дженни, медсестре палаты интенсивной терапии.

– Да, пила, когда приходили родители Лады. Мама покормила её с ложки, – ответила ей Дженни. – А вечерний уже не стала. Не притронулась даже.

Стелла перевела взгляд умных зелёных глаз на меня.

– Я не хочу, – предугадала я её логичный вопрос.

– А надо, – изогнула одну бровь Стелла. – Иначе вы долго не поправитесь, а наше отделение будут обвинять в неумении лечить. Предлагаете нам кормить вас с ложечки?

– Я предлагаю вам всем оставить меня в покое, – заявила я.

– Хм, – хмыкнула доктор. – Пока это невозможно – ваше здоровье требует присутствия возле вас медицинских работников.

– А что, задавать глупые вопросы – входит тоже в лечение?

– Это не глупые вопросы, – покачала она головой. – Питание важно для восстановления тканей хотя бы. Или вы хотите и дальше не иметь возможности даже сесть нормально? Нравится состояние овоща в ваши…

Она раскрыла карту с личными данными.

– …Двадцать три года?

– Нет, не нравится, – отозвалась я с сарказмом. – Ещё один глупый вопрос.

– Тогда нужно есть. Завтра уже будет жидкая каша. С бульонов можно уходить.

– Прекрасная новость, – равнодушно ответила я и отвернулась уже от неё.

Как же они мне надоели…

– Что ж… – встала Стелла на ноги. Моя компания ей тоже не особенно понравилась. – Все данные я внесла в карту и передам вашему лечащему врачу. Выздоравливайте. Доброго вечера.

Она даже не стала дожидаться моего ответа и ушла. Впрочем, я бы ей всё равно не ответила.

***

СТАРКОВ.

– Константин Николаевич, можно?

Я поднял голову и встретился взглядом с психиатром Тони Стоуном.

– Да, конечно, – выкинул я стаканчик из-под кофе в урну и указал рукой на кресло напротив своего стола. – Слушаю вас.

– Я по поводу Лады Воронцовой, – сказал Тони, когда сел.

– Так, – внимательно посмотрел я на него. – В карту внесли?

– Да, сейчас внесу, – ответил он. – Сначала решил зайти к вам… Девушка очень плоха. Я опасаюсь за её душевное здоровье…

11.

Я устало провел по лицу. Мне только нянькаться с девчонкой не хватало! Жаль её, конечно, но я врач, а не нянька, сопли пусть ей мама утрёт. Но что мне делать-то с ней? Напасть ещё…

– Вы изучали её карту перед визитом? – спросил я.

– Конечно, Константин Николаевич, – кивнул доктор. – Как иначе?

– Тогда вы знаете её ситуацию, – сказал я. – Какое у неё может быть сейчас состояние? Даже я, не имея отношения к психиатрии, вижу депрессию, и она тут закономерна. Потому и вызвали вас. Вот вы нам и расскажите, как ей сейчас помочь.

– Со мной беседовать она отказалась, – произнёс врач. – Замкнулась в себе. Её депрессия перейдёт в иные формы, которые вылечить будет не так легко.

– И что с этим делать?

– Во-первых, оградить от новых стрессов, – заговорил он. – Она знает о возможном бесплодии и травме позвоночника?

– Нет, – покачал я головой. – Не решился сказать ей пока что. Мне показалось, это может усугубить её состояние.

– Верно, – кивнул психиатр. – Лучше сообщать дозированно, через время. Так ей легче будет принять правду. Но ведь Лада вскоре поймёт, что с её спиной что-то не в порядке…

– Пока не поймёт, – ответил я. – Боль от удара – вполне нормальное ощущение. Пока она уверена, что это ушиб. Впрочем, так ведь и есть. А позже мы, конечно, расскажем и начнём восстанавливать её организм. С ней всё будет в порядке, я уверен. Организм молодой, выкарабкается.

– А мы со своей стороны назначим ей один препарат… Он поможет ей победить депрессию.

– Да, конечно, – согласился я. – Назначайте, что считаете необходимым. Тут простыми уговорами уже ей не помочь. Она нас не слышит.

– Да, к сожалению, – вздохнул Тони. – Ничего, поднимем на ноги девочку. Такая молоденькая, вся жизнь ведь впереди ещё, а она себя хоронит. Глазки такие светлые, ясные… Не пойдёт так. Жаль её.

– Да, только не будем забывать, Тони, что мы лечим, а не жалеем, – посмотрел я на него. Как ни странно, история Лады тронула даже циничные сердца врачей моей клиники… Иногда и на старуху бывает проруха.

– Конечно. – Он встал на ноги. – Назначение устно медсестре я уже сделал. Сейчас всё оформлю в карту и принесу.

– Хорошо, спасибо, – поблагодарил я его. – Можете быть свободны после анамнеза. Карту завтра утром занесёте, уже поздно.

– И я вас благодарю, – ответил он. – Значит, до завтра.

– До завтра.

– А вы будете готовиться к проверке?

– Да, покой нам только снится…

– Понятно… Тогда удачи вам, и выше нос.

– Спасибо.

Тони ушёл, и на какое-то время я остался в одиночестве. Принялся за дела – хоть какую-то часть успеть разгрести до ночи. Немного всё же надо лечь поспать тут, на диване, иначе я совсем завтра ни на что не буду способен.

Но моё одиночество продлилось недолго – вернулась Стелла. Она, заправив за ухо прядь каштановых волос, прошла к моему столу. И снова по-хозяйски опёрлась бедром о столешницу.

– Ну как у тебя тут дела? – спросила она.

– Нормально, как видишь, – ответил я.

– Уже по макушку в бумажках закопался?

– Ага.

– Я принесла результаты осмотра пациентки Воронцовой.

Стелла положила передо мной небольшой листок с цифрами. Я взял его в руки и прочел написанное.

– Что-то мне не нравятся эти показатели, – нахмурился я. – Особенно температура.

– После операции вполне нормальные данные.

– Нет, высоковата, да и сбивается, очевидно, плохо. Когда я был утром, она тоже температурила. Пульс тоже не самый лучший…

– Ну утром не была выше температура?

– Утром нет, такая же, как сейчас.

– Тогда не вижу повода волноваться.

У меня же в душе словно какой-то маячок тревожный бился. Нет, я, пожалуй, присмотрю получше за этой девочкой. Что-то тут не так. К вечеру ей должно было стать лучше, ведь мы колем ей антибиотик.

– Она пила бульон? – спросил я, внося очередные данные в программу на компьютере, которые точно буду проверять.

– Нет, – ответила Стелла. – Медсестра сказала, что не ест и не слушается никого. Слушай, она такая хамоватая, если честно… Тони грубила, и мне тоже… Как ты с ней только работаешь?

– Она – пациент, а не подружка, – ответил я, заканчивая вбивать данные в графу и сохраняя информацию. – Работать приходится с разными людьми. К тому же ты сама знаешь её историю – понять можно её состояние и поведение. Тем более я ведь не посылал тебя к ней, ты пошла туда сама. Забыла?

– Нет, помню, – ответила она. – Я помочь хотела.

– И ты помогла, – свернул я программу и посмотрел на неё. – Теперь я потрачу меньше времени на замеры её давления.

Я встал с места и направился к выходу.

– Ты куда, Костя? – окликнула меня она.

– Пойду кое-что проверю.

– Так куда?

– Стелла, – наклонил я голову набок. – Не помню, чтобы ты заняла кресло главного врача и получила полномочия требовать у меня отчётов.

Я вышел из кабинета не оглянувшись и пошёл вперёд по коридору. Стелла, конечно, здорово мне помогает, да и является некой родной душой в этой клинике, где работают преимущественно англоязычные врачи, а Стелла, как и я, эмигрировала сюда когда-то, но она стала слишком много на себя брать. Придётся поставить её на место. Она задаёт слишком много вопросов.

Спустился в отделение интенсивной терапии. Нашёл палату Лады и вошёл внутрь.

– Ой, Константин Николаевич, – тут же встала навстречу мне Дженни. – Я думала, вы уже ушли.

– Добрый вечер, Дженни, – сказал я ей. – У нас на носу проверка серьёзная. Ты слышала?

– Конечно, – ответила она. – Вся больница на ушах стоит.

– Ну и как в такой ситуации я могу уйти домой? – поднял я брови. – Ладно, оставим эти разговоры. Лада спит?

Девушка лежала с закрытыми глазами, только мне показалось, лицо её стало ещё более бледным, а губы сухими. И она тяжело дышала.

Я подошёл ближе. Нет, она не спит. Просто ей плохо. Дотронулся до лба – огненный. Девчонка тихо застонала.

– Чёрт, в чём дело? – бормотал я, доставая градусник, который измеряет температуру за секунды, приложил его ко лбу Лады. – Всё же было нормально… Сорок. Сорок?! Сестра!

– Да, Константин Николаевич, – встрепенулась Дженни.

– Срочно жаропонижающее вколите. Что ей колют? Покажи.

– Вот, – подбежала она ко мне с журналом назначений. – То, что вы назначили.

– Хм… Он должен ей помогать, если только…

Не пошло какое-то заражение… Этого бы не хотелось, но не исключено – организм сильно ослаблен.

– Продолжайте курс, – сказал я. – И следите, пожалуйста, за температурой.

– Так мы мерили с терапевтом полчаса назад, – ответила Дженни. – Всё было в пределах нормы – тридцать семь и восемь.

– Так быстро поднялась? – снова свёл я брови вместе. – Плохо. Но пока будем наблюдать. Возьмите кровь на общий анализ. Принесите мне результаты сразу же по готовности. Мне надо посмотреть её кровь.

– Хорошо, сейчас вызову лаборанта.

– Делайте. Дайте тряпку мокрую.

Она принесла мне влажный копмресс, который я положил на лоб девушке, а Дженни вколола ей жаропонижающее.

– Сейчас будет легче, девочка, – сказал я негромко, и даже сам удивился своему голосу – это прозвучало почти нежно. – Замерять температуру каждые полчаса, пока не упадёт. Проверять в течение ночи несколько раз. Если что – звоните мне, я буду у себя в кабинете этой ночью.

Если к утру так и останется, антибиотик придётся поменять. Но этот самый лучший! Он должен помогать… Ничего не понимаю.

Девочка, что ж ты такая невезучая…

12.

– Ну что там? – спросила Стелла, когда я вернулся.

– Где?

– С девочкой этой.

– А почему тебя она так интересует? – спросил я, снова усаживаясь за стол и с тоской оглядывая стол, заваленный кипой бумаг.

– Подумала, что я что-то не так сделала, раз ты пошел перепроверять за мной, – ответила она.

– Всё так, – сказал я, разворачивая папку. – Просто мне не понравилось её состояние, я решил перепроверить.

– И что?

– У неё температура сорок была.

– Что? – обалдела Стелла и плюхнулась на диван. – Как сорок?! Я же измеряла перед тобой, буквально минут сорок прошло.

– Значит, ей тогда уже было нехорошо и температура начала подниматься.

– С чего бы?

– Вот и я думаю – с чего бы? – посмотрел я на неё. – Пока не знаю.

Продолжить чтение