Алтайская Дзевана

1. Саша.

Мне тогда было уже восемнадцать лет. В тот год, вернее в то лето, я первый раз увидала Сашку. Ну как увидала. Из реки вытащила его почти без сознания. Парень здоровый, красивый и мокрый, вижу зацепился за корягу. Не наш, не деревенский. Но разве можно живого человека в беде бросить, бабушка не простит и не поймёт. А живой, потому что еле слышно стонал, а может дышал так, что свист из лёгких выходил вместе с дыханием. В воде то я его легко к берегу протащила, а вот на сам берег вытащить не смогла. Бабушку сбегала позвала. Так мы с ней и перенесли его, в её дом и на полки положили. Ну бабушка у меня семи пядей во лбу, знаю, что выходит. Мне то интересно, кто такой и откуда взялся. Вот я и напросилась помогать. Бабушка только ухмылялась.

– Ты откуда взялась, такая красивая? – первый вопрос задал Саша, когда открыл глаза.

– Я-то местная, а вот ты откуда такой красивый взялся? – спрашиваю я, разглядывая его внимательно. Красивые карие глаза и мужественное лицо. Даже щетина его ничуть не портит.

Он смеётся в голос, – А ты бойкая, мне такие нравятся.

– А кого мне боятся, я-то дома, это ты в гостях.

– Тоже верно. – прищуривает глаза залетный гость. – Тогда скажи где я?

– Село наше маленькое, ничего тебе не скажет, а вот ты откуда плыл и приплыл, неужели с самого озера?

– А село то как называется? – не отстаёт он.

– Каначак, а плыл ты вниз по реке Бия, только откуда? – настаиваю я.

– Да я уже и не помню.

– Ты ещё слаб силами, чтобы врать. Но не хочешь говорить, не надо. Твоя тайна. – говорю я.

– А давно я здесь?

– Так синяки ещё не зажили, четыре дня как вытащила тебя.

– Так это ты моя спасительница? Проси, что хочешь, за моё спасение.

– А ты рыбка, что ли золотая? Так у нас в основном щуки да хариус.

– Значит щука, – говорит он.

– Вот когда станешь золотой рыбкой, тогда и попрошу.

Он снова начинает смеяться, но хватается за бок, где у него было ножевое ранение. И тут заходит бабушка.

– Развлекаешь значит гостя дорогого?

– Меня зовут, Александр.

– А меня Татьяна Владимировна. Вот Таньку в честь меня и назвали, тоже Татьяна Владимировна будет – и бабушка очень внимательно смотрит на Сашу, как будто сканирует.

Он тоже не отводит взгляда от бабушки и их молчаливую баталию прерываю я.

– Бабушка, я тогда пойду.

– Попроси мать, что бы молока налила, – говорит она, продолжая смотреть на Сашу.

– Я молоко не пью – подаёт он голос.

– Зато блины с маслом любишь – говорит бабушка, а я вижу, как от удивления Сашино лицо меняется.

– Откуда Вы знаете?

– Так мужики все, блины горячие со сковороды любят- отмахивается бабушка и выходит.

А я стою и улыбаюсь. Не знает он ещё всего, всего, что бабушка уже знает о нем.

– Интересная у тебя бабушка, Танюша.

– Не то слово. У нас вся деревня такая – интересная.

– И ты?

– А я чем хуже? Молодая если только, но это временное явление.

– А далеко от Вас Чоя?

– Так вот и я говорю, как ты сюда с Чои то попал?

– А ты знаешь, говорят – кто много знает, долго не живёт? – спрашивает он серьёзно.

– А ты знаешь, что один в поле не воин? – парирую я.

– Угрожаешь? – спрашивает он прищурившись.

– Нет, в пинг-понг играю, – отвечаю я.

И он снова начинает смеяться, а я ухожу.

2. Село Каначак.

С самого детства в моих руках поводья, ружьё, вёсла или палки для лыжни. Поводья, потому что сколько себя помню, все время верхом на коне. Без ружья в нашей Алтайской тайге никак, дикого зверя слишком много, да и отец егерем подрабатывает. А в жизни профессиональный охотник. Как без ружья, так и без лодки с вёслами – никак. Река у нас Бия – живая, как и вся загадочная природа Алтая. В половодья или коренную воду, поток воды увеличивается на столько, что только и видно, как мимо нашей деревни, проплывают деревянные сараи, а то и дома из затопленных мест. Моста у нас нет, только летняя или зимняя переправа. Летняя зависит от доброго дяди переплавщика, зимняя от доброго дяди тракториста. Летний дядя переплавщик если ушёл в запой, забыл людей вовремя на автобус переправить, но тут могли спасти местные жители на частных лодках.

Зимний же дядя тракторист, если не вышел из запоя, забыл дороги прочистить, тут уже ничего спасти не могло, так как лопатами горю не поможешь.

Лето у нас жаркое, а зимы суровые. Как заметёт, заметёт, только и слышу, мама уже кричит:

– Танька, бери ружьё, ехай отца выручай. Третий день из своей тайги носу не кажет. Поди, что случилось. Обутки только потеплей одень, что бы не остыла дорогой.

Тут только лыжи в помощь.

Это сейчас снегоходы, да моторные лодки. А в детстве, вёсла или лыжи тебе в помощь. Если снег не большой, на коне, туда и обратно быстро управиться можно, главное на волка не наткнуться. А волка много. Порой волка так много, что волк в деревню заходит. Тогда мужики не выдерживают, скотину свою все-таки жалко. Все в ружьё, и гонять душегуба. Тут случай был, волк скотину с пастбищ погнал. Ну весь скот по своим домам щимится, волк первым делом на слабых и маленьких накидывается, поэтому страдают в первую очередь телята и овечки. Соседка выскакивает из дома, в ночной рубашке и видит, что волк на овечку кинулся. Она хватает эту овечку и тянет на себя. Волк рычит, но тоже не отпускает, да и на женщину не нападает. Собаки цепи рвут, а волк своё дело знает. Тут ее мужик из дома выскакивает в трусах и с ружьем, только тогда волк и отступил.

Потом её спрашивали:

– Самой то не страшно было?

– Страшно, – отвечает Людка, – Да овечку жалко.

3. Выбор дороги жизни.

На Сашино лечение уходит ещё неделя и когда я прихожу в очередной раз, Саша и бабушка уже шушукаются и увидев меня замолкают.

– Танька, – говорит бабушка, – Александра нужно к отцу в тайгу отвезти. Он на охоту приехал, а мест здешних не знает.

– Спрятать, что ли? – догадываюсь в слух я.

– Не болтай лишнего – сторожится мать моей мамы, а потом начинает смеяться.

Сашка смотрит и ничего не понимает, а бабушка поясняет.

– Танька, когда на меня обижается или злится, называет меня про себя "Мать моей мамы"

И мы уже втроём смеёмся.

– Когда вести? – спрашиваю я.

– Если поедешь сегодня, останешься на неделю, если завтра, то вечером вернёшься. Жизнь твоя, тебе решать – хитро улыбаясь говорит бабушка.

– Так собраться же нужно. – говорю я.

– Я все собрала, Орлика только потом посвистишь.

– А гость пешком пойдёт?

– С тобой на Орлике поедет. Нечего двух коней гонять. Отец на Орлике и вернётся. Завтра все кони должны быть в деревне. Но пойдёте до переправы пешком по берегу, что бы Вас никто не видел. Там подниметесь на Школьную гору и оттуда уже поскачите.

– Но там могут быть грибники – говорю я.

– Поэтому я и говорю не задерживайся, пока никого нигде нет. Только Верного возьми. Он Вам там пригодится.

Орлик – это мой конь. Он настолько умный и верный, что всегда знает где меня искать. Отец как-то меня в лесу потерял, а я просто домой не торопилась. Так он Орлика оседлал и заставил меня искать. Орлик отца ко мне и привёз.

А Верный, это мой верный пёс. Кто-то в завязанном мешке выкинул щенят. Сколько они в нем пробыли не знаю, но откачать я смогла только одного, вот и забрала к себе. Он везде был со мной и когда подрос, отец решил посадить его на цепь, но я не дала и принесла бабушке. Он продолжал всегда меня сопровождать, только когда я ночевала дома, он уходил к бабушке.

– Ружьё возьми своё, а для Саши я своё достану.

– Таня, ты умеешь стрелять? – спрашивает Саша.

– Она стреляет лучше тебя и ножом владеет не хуже, а вот драться не умеет, но это ей и не надо. – за меня отвечает бабушка, раскрывая все мои секреты. А я опять злюсь.

Она поворачивается ко мне и грозит пальцем. Я ухожу в её комнату, чтобы переодеться, и громко спрашиваю:

– Ты маму сама предупредишь, ей нужна была моя помощь.

– Она знает. И то что твою работу сделают твои сёстры, тоже.

Я ничему не удивляюсь, так как бабушку знаю очень хорошо. Даже если я далеко, она приходит ко мне во сне и обо всем сообщает. Сначала я удивлялась этому, но повзрослев, все о ней поняла. О её способностях знаем только мы, её семья. Для остальных она обычная бабушка, со своими тараканами, как и все в её возрасте.

Когда я выхожу, Саша уже одет в то, что подготовила бабушка.

Мы выдвигаемся молча, до школьной горки дошли достаточно быстро. А Саша пытался быть галантным, подавал мне руку или отодвигал ветки.

Я останавливаюсь и приношу дань хозяину тайги, которую специально взяла с собой, а потом начинаю аккуратно не громко свистеть.

Кони все на вольном выпасе, но я знаю, что Орлик далеко свой табун не уведёт. Орлик появляется неожиданно, но настороженно смотрит на Сашу.

Саша пытается подойти к коню, но я его останавливаю.

– Сначала я. Тебя он без меня не подпустит.

– Как скажешь, красотка.

Я подвожу Орлика к пеньку и с пенька сажусь на коня. Саша садиться сзади, и я чувствую, как меня накрывает его мужская энергия. Меня бросает в жар, но я пытаюсь взять себя в руки. Ощущаю, как меняется дыхание и Саши, становясь тяжёлым.

– Держись, – говорю я парню и пускаю коня в галоп. Нужно немного остыть. Сильно по этой лесной дороге не разгонишься. Поэтому Орлик переходит на ход. Мы едем молча, а Саша разглядывает окрестности. А может просто запоминает дорогу.

Саша напрягается, когда нам путь преграждает речка Кебезень. Это горная речка и в это время года она тёплая и относительно мелкая. Орлик спокойно заходит в воду, пару шагов и он выходит из воды. Саша аж выдохнул с облегчением. А я улыбнулась.

Отец встречает нас, так как Верный уже предупредил его о моем появлении. Верный убежал вперед, ещё когда мы были на школьной горке и ждали Орлика.

Отец настороженно смотрит на Сашу, а я спешу их познакомить.

Я ухожу в избушку, а мужчины уединяются на небольшое расстояние.

Я раскладываю продукты и ставлю чайник на газовую плитку.

– Я собирался сегодня домой, чтобы завтра вечером вернуться. Но раз ты приехала, побудь недельку. Я съезжу в Турочак, оформлю документы и выпишу справки на дрова. – говорит отец, заходя в помещение. Село Турочак – это наш районный центр, где находятся все социальные службы и большие магазины.

– Хорошо. – соглашаюсь быстро я, так как бабушка уже все знала наперёд.

Он берет карту местности и выходит на улицу. Под навесом стоит деревянный стол с двумя скамейками, где папа показывает места на карте и что-то объясняет гостю.

– Пап, может пообедаешь с нами? – предлагаю я папе и ставлю на стол котелок с молодой картошкой, залитой домашней тушёнкой.

– Когда ты успела? – удивляется Саша.

– Да Танюшка у меня вообще метеор. Не успеешь оглянуться, она уже и убралась, и приготовила. Мы с Людмилой то работаем много, а девчонки старшие уже выросли и замуж повыскакивали. Ладно, оставайтесь. Я поехал. Где леденцы, знаешь. Всякое бывает.

– Хороший у тебя отец. – говорит Саша, когда мы остаёмся вдвоём.

– Да, когда не пьёт – золото, а как только выпьет, все золото превращается в труху.

– А мама?

– Мама, она и есть мама. Лучше неё, может быть только бабушка и то только потому, что она её мама.

– Чем займёмся? -спрашивает Саша.

– Может ты мне расскажешь, от кого тебя бабушка тут спрятала и от кого ты такие заплывы устраивал?

– А сколько тебе лет?

– Бабушка же сказала, шестнадцать

– Так ты ещё совсем ребёнок?

– Да я как-то не тороплюсь быть взрослой. Ничего интересного там нет.

– Но пообщавшись, я думал тебе минимум восемнадцать

–А максимум?

– За двадцать.

– Я просто внучка своей бабушки. – говорю я загадочно.

– Ты её очень любишь?

– Очень любишь к ней не относится, мы с ней одно целое. А это больше чем очень любишь.

– А мальчик у тебя есть?

– А у тебя девочка?

Саша начинает громко смеяться

– Ладно, я понял, я влез на чужую территорию.

– Значит споёмся, – говорю я и ухмыляюсь – Так расскажешь мне зачем ты на Алтае?

– Бабушка же сказала тебе, что бы поохотиться.

– Нет это я понимаю, только я бы предпочла быть в роли охотника, чем в роли жертвы. Но если ты сам по себе. Я буду только зрителем. И когда тебя начнут гонять по этой тайге, твой поезд будет под Новосибирском, а ты тут, поэтому я тебе уже ничем помочь не смогу.

– Ты действительно взрослая непогодам.

– Мама просто меня перепутала со старшей сестрой

– А ей сколько?

– Уже за тридцать

– Нет, не с ней

– Значит со средней, ей за двадцать

– Ну да, похоже на то

– Ладно. Сделаем по-другому. Я пойду обойду с Верным периметр, оставлю зарубки, если кто-то появится, мы об этом узнаем.

– А мне что делать? Можно мне с тобой?

– Нет, ты сиди и думай над своим поведением.

Саша опять смеётся. – Ты чудо, а не ребёнок

– Это правда.

– Но разве Верный не защитит нас, не даст знать? – спрашивает он.

– Верный предан мне, а придут за тобой. Он даже хвостом не поведёт. Вот когда он почувствует, что мне что-то или кто-то угрожает. Вот тогда он начнёт работать. Да и в некоторых случаях не нужно поднимать шум, показывая, что мы тут. Лучше дать людям убедиться, что тут никого нет. И пусть они идут дальше своей дорогой. Тайга всех примет.

4. Новые ощущения.

И я ухожу, оставив Верного с Сашей. Ухожу я далеко и потихоньку возвращаюсь, оставляя только для себя видные отметины, растяжки в виде паутины или веток таких, которых в тех или иных местах быть не должно. Главное в этот момент сконцентрировать зрительную память.

Когда я возвращаюсь, вижу, что Саша соорудил из ветровала, с помощью топора и веревки два очень удобных кресла и в одном уже дремлет. Я ещё не зашла на территорию, но вижу, что он уже среагировал на моё появление.

– А парень непальцем деланный. – говорю я себе. – И что интересно ещё, в нем разглядела бабушка, раз отправила меня с ним на неделю в тайгу.

– Я поняла, что ты почувствовал моё появление, не претворяйся спящим.

– И почему ты такая маленькая – говорит недовольно Саша.

– Ты уж определись, взрослая или маленькая?

– В тебе это совмещено.

– Тогда можно ложиться спать, завтра рано вставать, – говорю я.

– Зачем? Мы куда-то пойдём?

– За грибами, – говорю я и ухожу в избушку.

Я снимаю с себя верхнюю одежду, предназначенную для тайги, и одеваю легкий спортивный костюм.

Саша заходит и присвистывает

– У тебя шикарная фигура для шестнадцатилетней.

– Мама постаралась. Кстати, у тебя тоже очень спортивный вид.

– Если я останусь в спортивных шортах, я не буду тебя смущать.

– Если бы ты родился в Каначаке, ты бы знал, что жителей нашей деревни, уже ничем нельзя смутить

– В каком смысле?

– Удивительные места у нас, приезжих разных много бывает со своими тараканами в головах.

– Ты всех тут знаешь?

– Это же деревня.

– В городе такого нет.

– Это только потому, что размеры города и деревни несоразмерно разные. Вы не знаете, что у вас на соседнем этаже твориться, не знаете кто по соседству живёт. А у нас все как на ладони. А в глобальном масштабе, все одно и то же, те же люди, те же потребности и пороки.

– И все-таки тебе не семнадцать.

– Ты меня раскусил, я родная сестра бабушки, при этом мы близняшки, просто я хорошо сохранилась, – уже в голос смеюсь я.

– У тебя красивая улыбка и заразительный смех, но ты редко улыбаешься.

– Причин нет, – говорю уже серьёзно я.

Я беру книгу и ложусь на свою кровать.

– Что читаешь? – спрашивает Саша и я поворачиваю в его сторону голову.

Я конечно помогала бабушке его лечить, но в таком здоровом виде, стоящим передо мной в одних спортивных шортах, я даже не предполагала, что парни могут так выглядеть. И я зависаю, разглядывая мышцы на его бархатном, загорелом теле.

– Шок – это по-нашему? – спрашивает он

– Нет.

– Что нет?

– У нас такого шока днём с огнём не найти.

Саша подходит ближе, и я начинаю ощущать его мужскую энергетику. Меня начинает накрывать горячая волна, от чего я краснею. Сердцебиение слышно, наверное, на всю тайгу. И я не знаю, что с этим делать. Это новые для меня ощущения, и я первый раз теряюсь. Я думаю, что он все понял, поэтому отошёл на безопасное расстояние. Но узнав эти эмоции, безопасное расстояние в периметре домика, сложно назвать безопасным.

– Зачем ты учишь английский?

– Мне нужно его подтянуть. – еле слышно говорю я.

– Ребёнок, выдыхай! – видя моё состояние, с которым я не могу справится, говорит Саша.

– Извини, мне нужно выйти – говорю я.

– В таком виде? Там же комары.

– Пусть лучше комары, чем ты так близко.

– Ого, ребёнок взрослеет на глазах.

– Не могу не согласиться. – говорю я и вылетаю за пределы домика, подхожу к уличному умывальнику и умываюсь холодной водой.

5. Алтайская тайга.

Я молча захожу обратно и молча ложусь в кровать отвернувшись. Саша тоже молчит и выключает свет. Ночью мне снилась бабушка и как всегда не просто так. Она просит меня уйти завтра, как можно дальше, но перед этим не оставлять следов нашего присутствия.

– Да кто он такой, что бабушка так за него переживает. – думаю я ещё не успев открыть глаза. – Но нужно вставать. Обойти периметр, а Сашка пусть пока поспит. Я потягиваюсь в кровати и спускаю ноги на голый пол. Сон как рукой снимает. Смотрю как Сашка ещё сладко спит, раскинувшись звездочкой и чему-то во сне улыбается. Его загорелое и сильное тело, так и притягивает взгляд, и я рассматриваю его более тщательно, останавливая взгляд на его утренней эрекции.

– Интересно, -думаю я, – Сколько у него девушек, наверное, очень много. И, наверное, он не женат. Но я таких красивых парней не видела даже в кино.

Я тихонечко выхожу, прихватив с собой маскитку. Я спокойно умываюсь и тут меня пробивает током, от прикосновения Сашиных рук. Я как ошпаренная отлетаю от умывальника.

– Не смей этого больше делать.

– Я тебя напугал?

– Нет.

– Тогда что?

– Не знаю.

– Хорошо, извини, больше не буду. Но доброго утра я пожелать могу?

– Можешь. Но у меня к тебе серьёзный разговор.

– Опять?

– Снова. Умывайся, я жду тебя за завтраком, там и поговорим.

Толи Саша долго умывался, толи я так торопилась, но завтрак получился как в хорошем кафе, куда мы часто заезжали с мамой, когда ездили в город Бийск.

– Ничего себе! – восклицает Саша, – Ты, когда это все успела?

– Понятия не имею, вот честно, делала по инерции, а думала о другом.

– Если это по инерции так вкусно, – пробует Саша блинчики с припёком, – То, что говорить, когда ты начнёшь осознанно готовить.

– Саша, я о другом! – говорю серьёзно я. – У нас сегодня будут гости, нам нужно раствориться и сделать все, как будто нас тут и не было. У нас есть на это время до обеда. Гости появятся ближе к вечеру.

– Откуда ты знаешь?

– Бабушка сказала.

– Ты должна уйти одна, а мне нужно остаться.

– Если ты останешься один, бабушка больше тебя не спасёт. Они идут за тобой. Не знаю откуда у них твой сапог, но идут они по твоему следу. Что у тебя с собой из вещей, что были на тебе до того, как ты попал к нам.

– Ничего. С ними такой человек, как твоя бабушка и он местный.

– Кто такой, я всех местных знаю.

– Я не знаю, я его даже не видел. Вернее, видел, как он входил в помещение, но со спины. Вернее, я догадываюсь, что это он. На него мне твоя бабушка и указала.

– Что же ты такого знаешь, что такие силы пустили по следу? И скажи, зачем тебе нужно остаться?

– Мне нужно понимать, кто меня сдал.

– Есть варианты?

– Сколько угодно.

– Почему не спросил у бабушки?

– Не думал, что так все будет серьёзно. Когда очнулся, подумал, нет человека, нет проблем. А оказалось, что они только начинаются. Но я не хочу впутывать в это дерьмо тебя и твоих близких.

– Мы уже впутались. И давай так, я понимаю, что ты профессионал в своём деле, но ни Алтай, ни Алтайскую тайгу ты не знаешь. И если тут будет человек с местной силой, ты один не справишься.

– А с тобой, малявка справлюсь? – улыбается он.

– Мы местные, умеем договариваться с силами живого организма Алтая. А тайга, это часть этого организма, как и земля, и камни, и река, и наши озёра. Это все живое. Это все наш Алтай.

– И что ты предлагаешь?

– Я предлагаю пока уйти на Синюху. А там посмотрим.

– А как же дикий зверь?

– Дикий зверь в это время не тронет. Он сыт. А кабан нас не заметит.

А волк? – спрашивает Саша.

– Волк на человека с ружьём нападать не будет. Он сейчас учит охотиться своих малышей. Поэтому он сейчас ближе к скотине, держится.

Саша молчит и внимательно меня разглядывает

– Когда я тебя вытаскивала из реки, на тебе точно были эти часы.

– Да, они мне очень дороги

– Снимай, мы отдадим их Верному, он отнесёт их к бабушке, заодно и следы немного запутает и если часы не простые, то они сильно заставят поплутать наших погонщиков, по тайге и даже шаман им не поможет. Да и Верный своё дело знает.

– А разве ты его с собой не возьмёшь?

– Какая бы собака не была умная, это собака и она реагирует на животных. А нам нужно раствориться так, чтобы даже животные нас не увидели.

– Я, когда проходил службу в спец разведке, и стажировался в Израиле, даже там такие задачи не ставили. Интересно поучиться у Алтайской девочки, тому, чего не знают матёрые волки Амана.

– Тогда тебе придётся слушаться меня беспрекословно. Но если тебе будет что-то аргументированно возразить или добавить, я с удовольствием тебя выслушаю.

– Танька, у тебя по гуманитарным предметам пятерки да?

– У меня по всем пятерки, с английским единственное проблема.

– С английским я тебе помогу.

– Мы много болтаем, давай разделимся. Я пройду поставлю метки что бы они походили по периметру фото ловушек, раз тебе нужны их лица. А ты организуешь идеальный бардак одинокого охотника – егеря. Заодно я и Верного отправлю к нашим.

– С тобой приятно иметь дело.

– Толи ещё будет, – говорю я.

И Саша снова начинает смеяться. А я забираю его часы и ухожу с Верным в лес.

Я целенаправленно блукаю, оставляя следы пребывания человека. И когда возвращаюсь к домику замечаю точную копию следов пребывания отца. Захожу в избушку, а Сашка уже ждёт меня в полной амуниции.

– Вот ни одна женщина не повторит того, что может сотворить мужчина с жилищем ему подобным. – говорю я.

Где-то пивная пустая банка под столом, но вчера вечером её точно не было. Где-то окурок в железной крышке, возле плиты.

– Первую пятёрку я заработал. – утверждает Саша.

– Тогда в путь. – говорю я и снова оглядываю любимую папину избушку изнутри.

Саше берет рюкзак, ружья и мы выходим.

– Командуй парадом. – просит он.

– Сейчас мы выйдем на просёлочную дорогу, а после свернём на тропу, и я, буду идти за тобой, след в след. Потом на развилке, я покажу направление и уже ты пойдёшь за мной след в след. Идём молча, только дышим и то шёпотом. Когда доходим до развилки где лежит огромный камень, обходим его и так и идём, по обочине этой тропы. Там болотистая почва, провалиться не провалишься, болотных ям нету, а следы затягивает.

Мы огибаем домик и выходим на ту самую дорогу, о которой я говорила Саше. Неожиданно моя кисть ощущает тепло его руки и это приятное ощущение растекается по всему моему телу. Я поднимаю глаза, и мы встречаемся взглядами. Его взгляд внимательный и заботливый, как будто говорит – " Ничего не бойся. Я рядом"

Я знаю нашу тайгу, я изъездила и исходила её вдоль и поперёк, но сколько бы раз моя нога не ступала на её владения, она всегда разная. Иногда даже угрожающе страшная и тогда, лучше с ней не спорить, а развернуться назад и поторопиться выйти из нее. А иногда как старая бабушка, заботливая и добрая; и пенёк укажет, на который можно присесть и поманит особенно большой грибницей. А порой начнёт заигрывать и заманивать вглубь, то ягодкой особо вкусной, то красивый грибочек подсунет. А бывает нагонит ветер в чащу деревьев и гонит им тебя из тайги, как будто хочет побыть сама с собой наедине. Вот такая она, наша Алтайская тайга.

Саша очень комфортный попутчик. Идёт не спеша, видно, что вслушивается в окружающие его звуки, смотрит внимательно под ноги выбирая место куда наступить, чтобы хруст веток под ботинками, не нарушил эту идиллию леса, земли, воздуха и солнца. И даже птицы ему благодарны за то, что не привлекает любопытных сорок, на их райскую территорию. Я всегда чувствую его взгляд на себе, но, когда я поворачиваю голову в его сторону или поднимаю на него глаза, он отворачивается или меняет направление взгляда. И в такие внимательные наблюдения друг за другом, мы играем пока не доходим до большой поляны усыпанной разными цветами. Цветы ещё не опустили свои головы, а трава ещё не выгорела от летнего солнца. Лес тоже ещё не начал менять краски весны, ещё стоит такой же зелёный и первозданный, как после суровой зимы. Мы делаем короткий причал, а я снимаю армейские ботинки, с абсолютно ровной подошвой, чтобы не оставлять ненужных следов. Голыми ногами я встаю на траву, но Саша подхватывает меня под мышки и поднимает вверх.

– Ты чего? – тихо спрашиваю я. А он показывает мне на змею, которая проползла бы у меня между ступней.

– Это Уж, я его видела. Он не тронет.

6. Первый поцелуй.

А Саша смотрит на меня снизу-вверх и медленно опускает меня, не отрывая моего тела от своего. И когда наши лица находятся на одном уровне, он целует меня быстро и нежно, боясь напугать и аккуратно ставит мои босые ноги на свои ботинки. Теперь я смотрю на него снизу-вверх.

Мы так и стоим, и смотрим, не отрывая взгляда друг от друга, пока на другом конце поляны, не возникает суета, потом раздаётся шорох и детский плач.

– Это медвежата. – улыбаюсь я, убирая ноги с его ботинок. Я присаживаюсь на траву и снова натягиваю носки, а затем одеваю ботинки.

Трава высокая, поэтому я их не вижу, но вижу, как начинает приминаться трава по направлению в нашу сторону. Саша тоже это замечает и напрягается. Я беру его за руку и начинаю гортанно клокотать. Шорох стихает, и всё замирает в поисках постороннего, нового звука. Тут раздаётся рык и движение возобновляется уже в сторону от нас.

Я поднимаюсь, а Саша притягивает меня к себе:

– Танька, ты очень красивая.

– Это тайга на тебя так действует, она сегодня тоже романтичная.

– Какая? – спрашивает Саша.

– Романтичная. То в лицо бросит порыв тёплого ветра, то аккуратно опустит лист береза незаметно на волосы, – и я убираю лист с его волос, – То ужонка разбудит, чтобы проверить доброту помыслов. – Но нам нужно идти, нам до темноты нужно добраться до лабаза на дереве. – говорю я так же тихо.

И мы идём, взявшись за руки. Осознание счастья медленно отпускает и на его смену приходит насторожённость.

– Ты стала нервничать, почему? Что тебя напрягает?

– Предчувствие.

– Сегодня?

– Мне кажется вообще. Хотя сложно пока сориентироваться. Судя по солнцу, мы идёт уже часов пять. И судя по всему Верный уже дома должен быть. Если они возьмут в деревне коней, их задачу это ускорит. Но если бабушка даст им Орлика, он их и коней приведёт в другую сторону. Но это в идеале. Но ведь все может пойти совсем по другому сценарию.

– Но ведь в деревне есть ещё и машины.

– Это бы нам помогло. Потому что не везде где идём мы, может проехать машина, но и хорошему поисковику нужно идти рядом с машиной, а в этом случае они сильно могут отстать.

– Значит будем рассчитывать на идеальный для них вариант. – говорит Саша, чуть громче положенного.

– Тише. Природа не любит посторонних эмоций. А тем более тайга. А мы тут по её правилам.

– Ты действительно веришь во все эти бредни?

– Если ты хочешь, чтобы у нас все получилось, оставь своё мнение при себе и у себя в Москве, можешь даже травить байки по этому поводу. Но на Алтае, будь добр, следовать нашим традициям и правилам. Тогда и Алтай тебя примет ещё не один раз, и даже защитит от зла, которое тебя преследует. – говорю я, выдергивая свою руку.

– Ты злишься?

– Нет. Мне многое не нравится. Но злость разрушает, поэтому, я от неё дистанцируюсь.

– А от меня?

– А к тебе меня почему-то притягивает. Хотя мы с тобой, абсолютно разные.

– Разное притягивается.

– Это в физике притягивается, а в жизни бывает по-разному.

– Мне очень сложно с тобой.

– Это временное, все закончится и все пройдёт. Но ты много болтаешь, а это отвлекает и не даёт сосредоточиться.

Когда мы подходим к месту, я прошу Сашу найти наше укрытие и так как я уже озвучивала ранее, что оно на дереве, он вглядывается в кроны деревьев. А я только стою и улыбаюсь.

Это укрытие нашёл отец, когда убегал от семьи кабанов. В лесу это самый страшный зверь летом. Он не бывает сытым как медведь в это время года, когда много ягод, грибов, ореха и сочных свежих корешков. Так же в лесу много мёда. А вот к кабану это не относится, он всегда опасен, потому, что в человеке видит прежде всего угрозу для себя и своей семьи.

Я показываю Саше каким образом забраться наверх, и мы комфортно располагаемся в кроне деревьев, которое так удачно организовала сама природа.

Я достаю наши припасы и раскладываю все на головном платке, который сейчас служит для нас скатертью.

Ужинаем мы молча, и я разливаю ароматный травяной чай из термоса.

Мы укладываемся на ночь, и Саша обустраивает комфорт для меня.

– Спасибо, – говорю я, – Но это лишнее. В этом месте спиться как сытому младенцу.

Саша не отвечает, но кладёт мою голову себе на руку и прижимается крепче, обнимая сзади.

Я улыбаюсь, мне приятна его забота, от него исходит уже родное тепло, а руки защищают от внешних проблем. Я моментально засыпаю, а просыпаюсь от его близкого дыхания. Видно во сне, я повернулась к нему лицом, и он тоже смотрит на меня.

– Ты почему не спишь? – еле слышно спрашивает он.

– Не знаю, просто проснулась.

– А я не могу спать рядом с тобой, ощущать тебя и не иметь возможности прикасаться и целовать. Не в моих это силах. Ты потрясающе пахнёт, травой и хвоей и это опьяняет. Ты очень красивая и тобой хочется любоваться, особенно во сне, когда ты искренне и чисто улыбаешься.

Я смотрю на него и мне хочется, все, ровно того же. Целовать и прикасаться, ощущать и вдыхать.

– Можно я тебя поцелую? Я ничего не сделаю, что не должен делать. Но не могу запретить себе целовать тебя.

А я сама уже тянусь к нему, за этой сладкой порцией его дыхания и губ.

– Ты потрясающая. Какая же ты потрясающая – шепчет он, целуя моё лицо, шею и снова впивается уже более страстно в мои губы.

Я вся горю от желания и удовольствия его поцелуями. Низ живота тянет, и я пытаюсь вытянуться, чтобы хоть как-то унять физическую потребность обладать этим молодым и красивым мужчиной. Мне хочется ощущать его руки на себе, хочется, что бы он целовал каждый сантиметр моего уже такого отзывчивого тела. И я чувствую, как он сдерживается в своих желаниях. Но я знаю, что это правильно. Что я ещё морально не готова отдаться такой взрослой, но уже такой соблазнительной жизни.

– Как же тяжело от тебя отрываться, – говорит Сашка разворачивая меня к себе спиной. Целует в шею и снова обнимает с большой заботой.

Я улыбаюсь счастливой улыбкой и снова засыпаю.

7. Погоня.

Просыпаюсь я от приближающихся мужских голосов. Поворачиваю голову на Сашу и вижу, что он не спит. Я не могу сейчас поворачиваться или делать минимальные движения, этого не заметят, но услышат звук сухих веток. А это непозволительно. Я прислушиваюсь и понимаю, что это охотники. Преследователи вели бы себя по-другому. Но местные охотники так далеко не заходят. Им достаточно отойти от реки, в глубь леса максимум на километр и вот он, весь зверь на любой вкус и цвет. Река ещё и хороший ориентир, для того что бы не заблудиться. А тайга, она очень коварная. Ты сегодня добыл себе пищу, а завтра тебя накрыл азарт. Ты забыл о нем, а тайга помнит. И вот тут уже Велес идёт по твоим следам. Он может не завтра тебя настигнуть, но своего не упустит, чтобы отомстить, за твою жадность.

Как правило охотники, так и не ходят, громко разговаривая, обсуждая бабский сплетни. Поэтому, скорее всего это люди местные, но засланные на разведку. А так как отца все знают, а бабушку уважают, охотники просто отрабатывают свой гонорар. Делаю я вывод. Если бы видеть их лица, я бы точно знала кто это и зачем тут. Но как я уже сказала. Я лежу почти на спине и не могу даже подумать о том, чтобы развернуться и посмотреть вниз.

Я смотрю на Сашу, а он внимательно разглядывает меня. Я прижимаю палец к губам, давая понять, что нужна полная тишина и он, моргая, показывает мне что он понял.

Когда голоса становятся еле слышными, Саша спрашивает:

– Нам нужно спускаться?

– Нет, мы дождёмся, когда они уйдут назад.

– А они уйдут?

– Конечно, они дали нам понять, что идут по нашему следу. И им нужно доложить, что они никого не обнаружили и следов не нашли. Как только они пойдут обратно, мы спускаемся и идём дальше. У меня только один вопрос, что дальше? Нужна цель, конечная точка к которой идти. Если просто плутать по тайге и запутывать их следы, этим можно заниматься очень долго. Но интересно бы понимать и их мотивацию твоего поиска. На сколько быстро они будут удовлетворены, что ты растворился или же они не успокоятся, пока не найдут тебя живым или мертвым. Мне не нужна твоя история, расскажи к чему мы должны прийти.

– И все-таки тебе не шестнадцать.

– Ты сейчас не о том думаешь.

– Мне нужно попасть в село Майма, там мои документы и путь отхода.

– Есть сроки?

– Нет.

– Тогда это сделать проще простого. Нам нужно много идти и мало отдыхать, по возможности. Мы выйдем к Майме сегодня к вечеру

– А ты хочешь поехать со мной?

– Куда? – спрашиваю я.

– В Москву.

– В качестве кого? Восемнадцатилетней любовницы? А что дальше, когда я тебе надоем, вернёшь обратно? Или там пристроишь?

– Зачем ты так? – спрашивает Саша.

– У тебя азарт приключений, необходимость выжить, в совокупности с романтическими обстоятельствами.

– А тебе не шестнадцать лет. – утверждает он понимая, что на этот раз, я сказала правду.

– Мне тридцать, и я Джеймс Бонд в юбке. – говорю я

– Так сколько тебе лет?

– Так зачем ты сюда заплыл?

И мы затихаем, слыша, как голоса приближаются и становятся громче.

– Как ты думаешь, может он пошёл в село Чоя – спрашивает громко первый мужчина

– Да конечно в Чою, туда дорога получше. «Нужно идти в том направлении», – говорит второй.

А я жалею, что не воспользовалась возможностью повернуться на живот в их долгое отсутствия и сейчас рассмотреть кто такие, а проговорила с Сашей. Но время упущено. А ним нужно выдвигаться дальше.

– К сожалению чай остыл, но он ещё вкусный. И есть немного бутербродов. – говорю я.

– Тогда давай позавтракаем и в путь, – предлагает Саша – А что за мужики были, ты их знаешь?

– Если бы я смогла увидеть их лица, то, наверное, узнала. Но у нас есть шанс, что они поведут наших преследователей по ложному следу.

– С чего ты взяла?

– Они знали, что мы где-то тут, поэтому сказали про Чою, вслух и громко, это село, достаточно большое, но в другой стороне.

– А откуда они взяли, что мы тут?

– Они не нашли дальше наши следы, поэтому достаточно быстро вернулись туда, где они обрываются. И я не подумала об этом. Можно было увезти их дальше и в другую сторону. Но тогда бы они не сообщили нам о своём планируемом направлении. Да и мы не знаем, смогут они убедить тех, кто их нанял. Но выдвигаться нам уже действительно пора.

– В Чою они не пойдут. – говорит Саша.

– Почему?

– Потому, что я оттуда и сбежал.

– Это меняет дело, значит всё-таки пойдут по нашему следу.

8. Первая взрослая любовь.

К обеду мы прошли достаточно большое расстояние и вышли на берег горной речки.

– Что за речка? – спрашивает Саша.

– Честно скажу, не знаю, тут их очень много, они горные, но почти все стекают в Бию. Тут они холодные, но чем ближе к Бии, тем теплее. Но и тут есть запруды на солнце, где можно искупаться в относительно тёплой воде.

– И у нас будет такая возможность?

– Если мы не устроим себе пляжный уикенд. То почему нет?

– У тебя есть с собой купальник? – загадочно смотрит на меня Саша.

– Конечно и даже шезлонги и зонтики от солнца.

Саша улыбается, своей очаровательной улыбкой.

– Пойдём, тут рядом есть запруда, там искупаемся и перейдём на другую сторону речки. – говорю я Саше, и он подхватывает рюкзак идёт в другом направлении.

– Сашка, нам в другую сторону.

Он подходит очень близко, ставит рюкзак на землю, берет меня за руки:

– Скажи ещё раз.

– Сашка, нам в другую сторону, – повторяю я, а моё дыхание тяжелеет как от слов, так и от мужской близости.

Мы набрасываемся друг на друга как изголодавшиеся влюблённые.

Мы целуемся и начинаем снимать друг на друге одежды в порыве одержимой страсти. В какой-то момент Сашка просит:

– Танька, останови меня.

Я уже прочувствовала вкус его губ, его поцелуев и глубокого, тяжёлого дыхания, которое возбуждает порой ещё сильнее, чем прикосновение. Но все-таки нахожу в себе силы:

– Сашка, остановись. – на одном выдохе шепчу я в надежде, что он никогда не остановится.

И он останавливается. Он долго смотрит мне в глаза, молча берет рюкзак и идёт в нужном направлении.

Когда мы доходим до запруды, Сашка раздевается, полностью не глядя в мою сторону, берет вещи и переносит их на другую сторону речки.

А я стою как заворожённая и смотрю на его полностью обнаженную фигуру сзади и еле сглатываю слюну. Он поворачивается и смотрит на меня находясь по пояс в воде. А я проделываю тоже самое. Раздеваюсь полностью и уже ступая в воду, вижу, как его зрачки темнеют, грудь поднимается от тяжёлого дыхания и судя по всему, холодная вода никак не влияет на его желание. Он подходит, забирает вещи и кидает их на другой берег. Потом оборачивается ко мне и прижимает к себе так сильно, что начинает хрустеть позвоночник. Он отстраняется, смотрит мне в глаза и произносит:

– Не могу больше.

И мы сливаемся в единое целое, не смотря на холодную воду и мелкую гальку под ногами.

И в этот момент вся природа замирает, прислушиваясь к стонам удовольствия двух влюблённых друг в друга молодых людей. Вода и фейерверк удовольствия скрашивают неприятные ощущения и все снова и снова взрывается от новых фееричных вспышек эмоций. Сашка подхватывает меня на руки, выносит на противоположный берег, ставит на ноги и не отрывая взгляда говорит:

– Никому, никогда тебя больше не отдам. Теперь ты только моя, слышишь? Навсегда и только моя.

– Навсегда, – повторяю я следом. Закрываю глаза и с сожалением продолжаю – Сашка, нам нужно идти.

Сашка тоже закрывает глаза и произносит так искренне:

– Не хочу, никуда не хочу. Хочу, как сейчас, мы вдвоём и больше никого в этом мире. – и он снова прижимает меня к себе.

– Впереди деревня, но там очень мало жилых домов, а жителей так вообще почти нет. Мы можем дойти до туда и передохнуть. В Майме мы можем быть сегодня поздно вечером или завтра. Все зависит от того насколько мы торопимся. – говорю я Саше.

– Можно я сегодня проведу эту ночь с тобой? – спрашивает Саша.

– Тогда нам нужно идти. – повторяю я.

Мы одеваемся и идём в направлении уже заброшенной деревни.

9. Помощь Умай.

Любовь притупляет чувство опасности и тревоги, потому что твоё сознание принадлежит ему, тому, кого ты выбрала, кем не можешь надышаться и даже просто оторваться от него.

Мы не торопимся, каждый из нас в тех недавних воспоминаниях близости и ощущении счастья. Поэтому в деревню мы заходим на закате. Каждому из нас хочется новых прикосновений друг к другу, страстных поцелуев и этих взрывных ощущений полного блаженства, поэтому мы заходим в ближайший дом и быстро располагаемся, чтобы вновь оказаться в объятиях друг друга. Мы успеваем расположиться, я на скорую руку накрываю на стол, а Сашка пытается организовать спальное место. И в этот момент заходят три взрослых мужчины в камуфляжах. Сашка хватает ружьё, но выстрелить не успевает, звучит опережающий выстрел, и Саша хватается за руку из которой оно и падает. Я рывком выбрасываю в стреляющего охотничий нож, который был у меня в руках, и мужик хватается за своё горло из которого уже хлещет кровь, но тут раздаётся новый выстрел, который мгновенно обжигает мне грудь, и я падаю. Сашка что-то кричит, но моё сознание начинает уплывать и последнее. Что я слышу.

– Подожгите тут все, что бы этих двоих никто не нашёл.

Я вижу старую, женщину. У неё седые волосы, длинные и собраны в какие-то косы, которые обрамлены серебряными украшениями с красными, желтыми и зелёными камнями внутри. Она красивая какой-то своей красотой. Как тот воск догоревшей свечи, который сам по себе прекрасен, но в нем ещё проступает и та красота, которая сияла и разгоняла мрак. Так и эта старая женщина, в ней чувствуется сила, былая красота и знания Алтайской земли.

Она наклоняется ко мне, что-то шепчет и вдыхает в мои лёгкие какой-то еле уловимый поток воздуха. Моё тело откликается на это, разрядом тока. И боль пронзает моё тело. Она повторяет это ещё два раза. И когда поднимает голову, я вижу вместо неё, свою бабушку, которая смотрит на меня и улыбается, а потом еле слышно произносит.

– Спасибо Умай, что вернула тебя.

Моё сознание начинает возвращать мне слух, и я слышу какую-то суету возле себя.

Я прикладываю огромные усилия, чтобы открыть глаза и когда мне это удаётся. Я вижу старенькую бабушку, сгорбленную, но в красивом платке и в халате до самого пола, подпоясанного фартуком.

– Пришла в себя, дочка? – спрашивает она.

А я не могу ей ответить, мою кожу чем-то стягивает и от этого мышцам лица становится больно. И такое же ощущение я чувствую по всему телу. Молниеносная боль, пронзает все тело, и я снова отключаюсь.

Когда я прихожу в себя в следующий раз, то чувствую на себе родные руки. Они втирают в мою кожу по всему тела какую-то мазь и от этого мне становится намного лучше. Уже нет этой резкой боли, которая разливалась по всем органам как молния и громом отзывалась в висках.

Я открываю глаза и вижу любимую бабушку Таню, которая мажет меня и шепчет, шепчет, шепчет с закрытыми глазами. Когда она открывает глаза, мы встречаемся взглядами. Она начинает улыбаться. И мне от этого становится на много легче.

Мне хочется задать ей много вопросов, но она прикладывает свой палец к моим губам и говорит:

– Тебе нельзя ещё разговаривать, это забирает много сил, а ты сейчас их должна копить и наращивать, что бы они помогали мне тебя лечить. Ты же знаешь, что слабого духом, лечить труднее, чем сильного. Все хорошо, Танечка. Вы живы, а это главное. – она дотрагивается до моего живота и снова повторяет – Все будет хорошо.

Она поит меня какой-то жидкостью и моё сознание начинает затуманиваться.

10. Анисья.

Я лежу в том доме и рядом со мной бросают мужчину, у которого горлом ещё стекает кровь. Сашу вытаскивают на улицу, а он пытается снова и снова заскочить ещё пока в открытую дверь. Он получает сильный удар прикладом и падает возле ног одного из мужчин. Второй обливает дом по периметру бензином и поджигает. Дом вспыхивает моментально, как спичка. И тут я слышу громкий крик – Таня!

Его снова бьют, и он заваливается уже на долго. Его подхватывают под руки и тащат в сторону леса, туда откуда мы пришли.

Я вижу, как дом одномоментно перестаёт гореть, когда к нему подходит старая, сгорбленная женщина. Она заходит в дом и тут же появляется, волоча меня. Она укладывает меня на траву и уходит, но тут же появляется с большим покрывалом, перекатывает меня на него. Подхватывает два конца и спокойно тащит по траве. В этот момент дом снова вспыхивает, а бабушка, повернувшись, плюётся в сторону огня и тихо говорит:

– Собаке, собачья смерть. – и продолжает тащить меня в сторону своего дома.

Я снова открываю глаза и вижу, как бабушка собирается снова мазать меня мазью. Она все ещё не разрешает мне говорить, показывая знаком и я снова пью какую-то жидкость. Но сейчас я не отключаюсь, а наблюдаю за её движениями. Вижу, как дверь открывается и входит эта сгорбленная старушка. Я улыбаюсь ей.

– Пришла в себя, внучка? – спрашивает она серьёзно.

– Пришла. – отвечает моя бабушка за меня.

– Ну и слава богу – и повернувшись к образам, креститься.

– Анисья, пойдём чай попьём, пусть Танька отдыхает. – говорит моя бабушка, обращаясь к сгорбленной старушке.

– Пойдём, пошваркаем – отвечает Анисья и смотрит на меня внимательно.

Они уходят в другую комнату, а меня начинает клонить в сон.

Когда бабушка разрешила мне вставать, я оглядела себя и ужаснулась. Моё тело было все в шрамах от ожогов. Я боялась смотреться в зеркало, хотя в доме ничего похожего не было. Когда я увидала своё отражение в воде, первая мысль которая пришла: – Зачем я ему такая. – и так мне стало больно от этого, что теперь плавилась моя душа, покрываясь такими же шрамами.

Когда я зашла в дом, бабушка все поняла.

– Ничего внученька, вас теперь двое, а красота ещё придёт. Будешь красивее прежнего.

– Бабушка, но в доме же небыло пожара. Полыхало только снаружи.

– Я просто не показала тебе, как облили тебя и этого ирода бензином и, так и лили, выходя из дома. А когда дом охватило пламя, огонь пошёл по пути, который ему указали. Хорошо, Анисья видела все, и как только эти душегубы скрылись, пошла огонь заговаривать, но ты уже успела обгореть. Ну а остальное ты все видела сама.

– А Саша где? Что с ним?

– Жив твой Саша. Где, где, в Москве своей, где ему быть. Они же его в зад и притащили, ну а я их усыпила, да и спрятала его. Бандиты конечно деревню перевернули с ног до головы, но не нашли его. Убивался он по тебе, страсть как убивался. Но я ничего ему не сказала, что ты жива. Сами потом разберётесь. Он хотел было назад кинуться, к тому сгоревшему дому, но я запретила. Он через неделю и уехал, кто-то за ним приехал и увёз его.

– Это даже хорошо, что он думает так, что меня больше нет. Не нужно ему смотреть на это уродство.

– Вроде ты в меня, Татьяна Владимировна даже, а дура ещё, дурой. – говорит бабушка. – С лица то воды не пить.

А я машу рукой с мыслью, – много ты знаешь про них.

– Да куда уж мне то старой, жизнь то ты прожила, а не я. – говорит она обиженно.

А я подхожу и целую её в щеку, – Прости Ба. Я как всегда не права.

– Жизнь, Танька, она штука сложная. Соломы стелить не хватит. Но поверь мне, старой. Все будет хорошо. Ребёночка мы и сами поднимем.

– Поднималки не хватит – вставляет, ворча Анисья – Не лезь, со своим сами, вот они-то пусть сами и разбираются. А то ишь, сами.

И моя бабушка замолкает. Я даже удивляюсь тому, что она слушается Анисью и не перечит.

Через неделю бабушки засобирались в Каначак. Бабушка Таня, позвала бабушку Анисью к себе жить. И та согласилась.

– Бабуль, а ты сама как сюда попала? – спрашиваю я.

– Так Анисья позвала.

– Пешком что ли пришла?

– Да ты чего, я сроду не пройду столько. Меня Орлик и привёз.

– А Орлик где? – спрашиваю я.

– Так тут пасётся и табун привёл. Все здесь. Даже Верный тут где-то был.

Я снова выхожу на улицу и вижу, Верный сидит и лапой морду прикрывает.

– Верный, ты чего, а?

А он смотрит на меня и начинает ползти. Подползая, кладёт свою морду мне на ногу, как будто прощение просит, что не уберёг.

Орлика я звать не стала, а вернувшись в дом, с порога бабушке заявила:

– Бабуль, я домой на Орлике поеду.

– Вот ещё, чего удумала. С нами поедешь, на машине, через Балыксу. Хоть и круг, но мне спокойней.

– Пусть едет, – говорит Анисья и подходит ко мне близко – Оставь все воспоминания там, где были. – и тихонечко ладонью отталкивает мой лоб. А следом целует его.

Бабушка молчит, а я опять удивляюсь тому, что она Анисье не перечит.

11. Возвращение.

Когда наступил день отъезда, Анисья обходит медленно свои владения, потом села на скамейку и прослезилась.

– Не плачь, бабушка Анисья, тебе у нас хорошо будет. Что ты тут совсем одна?

– Так жизнь тут моя прошла. Любовь была такая же большая, как у тебя. Свадьба, счастливая жизнь, детки, потеря мужа, вроде старость счастливая должна была быть, к дочке уехала, а дочь из дома выгнала, пришлось вернуться, век доживать.

– Как же можно, родную то мать из дома выгнать?

– Так водка краше матери.

– Зато мы теперь у тебя есть, а ты у нас. Втроём веселее будет.

– Добрая ты, хорошая. Не зря тебя Умай спасла.

– А кто она Умай?

– А ты не знаешь?

– Нет, я только видела, как она меня спасала

– Это она в тебя жизнь вдыхала. А когда ты это видела?

– Я не знаю. Просто увидала старую женщину, но вроде и молодая лицом, красивая с длинными косами. Только косы не косы были, вроде волосы как-то непонятно собраны в виде кос, а вроде и не собраны, а распущены. Она в меня вдыхать что-то начала и шептала при этом, что-то.

– Отметила она тебя, раз показалась тебе. Она Алтайская защитница всех беременных и младенцев, а также маленьких деток оберегает, но не всем она открывает себя. А тебе открыла. Долг у тебя теперь перед ней есть.

– Какой?

– Она тебе сама и скажет, придёт время.

Время ещё раннее, но я прощаюсь с бабушками и запрыгиваю на Орлика. Путь не близкий, на Орлике конечно быстрее получится, чем пешком. Но мне и правда хочется снова пережить те эмоции и вспомнить Сашу.

Первая на моем пути это та запруда, где все происходило так ярко и где я почувствовала себя счастливой на столько, что совершенно забыла зачем мы здесь и по какой причине. А я отчетливо слышу Сашины слова:

"Не хочу, никуда не хочу. Хочу, как сейчас, мы вдвоём и больше никого в этом мире."

– Саша, -говорю я вслух, – Как бы я хотела, чтобы вместе и на всю жизнь. Но как бы ты не был далеко, твоя частичка теперь во мне. – и я улыбаюсь, прикрывая ещё не изменившие формы живот.

Орлик переходит речку в самом мелком месте и продолжает медленно идти, как будто не хочет торопить просмотр киноленты моего счастья.

А вот и созданный природой лобаз, где Сашка так страстно меня целовал, а я так не хотела, чтобы он останавливался. Я дотрагиваюсь до своих губ пальцами, ощущая вкус Сашиных губ.

А Орлик уже ступает на ту поляну, на которой Сашка, первый раз меня поцеловал. Как же хочется снова пройти этот путь с ним, с Сашей, только уже никуда не торопиться, а наслаждаться друг другом. Я оглядываюсь, прощаясь и с этим моим местом счастья. И сидя на Орлике, я уже вижу маленьких медвежат, которые кубарём закатываются на поляну. Орлик фыркает и немного ускоряет шаг. А его табун обгонят нас. В охотничий домик я заезжать не стала, а прямиком направилась домой. Надо объехать деревню, чтобы ни с кем не встретиться, и я направляю Орлика вдоль реки Каначашки и ухожу на наше деревенское кладбище, огибая деревню по периметру. Мне не хочется показываться родителям в таком виде. Мама будет плакать, а папа как всегда найдёт повод, чтобы выпить и ничем хорошим это не кончится. Поэтому я подъезжаю к дому бабушки и отпускаю Орлика. Верный уже тут. Не любит он сопровождать меня, когда я на коне. Поэтому старается убежать раньше, своим тропами, знакомыми только ему.

Раньше вечера, бабушки не приедут, поэтому я успеваю подготовить дом к их приезду и приготовить ужин. Я уже собиралась выйти в огород, как на пороге появляется мама. Она смотрит на меня и её глаза наполняются слезами. Она зажимает рот двумя руками, но громкий крик все равно проникает через них.

– Танечка! Да как же так, – кидается ко мне мама. – Маленькая моя девочка, да что же они с тобой сделали? И мама плачет, обнимая меня.

Я глажу её по спине. У меня нет слез. Нет эмоций, нет обид и сожаления.

Жизнь такова, какова она есть, и больше не какова. – говорю я про себя.

Мы долго разговариваем с мамой, я прошу её отпустить меня пожить пока у бабушки, так как не хочу привлекать внимание. Родители живут в самом центре деревни, а бабушка на окраине. Да и народ не очень любит ходить мимо её дома, стараясь обойти другой дорогой.

– Хорошо, Танюша, тем более Дашка должна приехать со своим и с Дианкой.

Дашка, это моя родная сестра, которая чуть постарше меня. И как Саша сказал, – Мама Вас перепутала.

Тогда он не знал, да он и сейчас наверное не знает, что мне не шестнадцать, а может понял когда я призналась..

А Диана – это её дочь, моя любимая племянница. Она ещё совсем малышка, но чуда какой красивый ребёнок. И это здорово, что они приедут. И маме помощь, да и я с Дашкой пообщаюсь, мы с ней ближе всех из сестёр, а нас четыре девочки у родителей, и оставшиеся двое, старше меня на много.

Мама уходит, а я ставлю на стол молоко, сметану и творог, которые она принесла для бабушки. Я слышу, как возле дома останавливается машина и иду помогать разгружать вещи бабушки Анисьи.

Вижу довольное бабушкино лицо, что я все подготовила к их приезду и даже кровать поставила для старушки так, как хотела бабушка. Она целует меня в лоб и произносит не громко:

– Какая ты у меня умница, вся в меня, не зря все-таки Татьяна Владимировна.

И мы обнявшись улыбаемся друг другу.

– Хорошо у тебя, – говорит Анисья проходя в их с бабушкой спальню. – Тепло и любовь даже в доме витает, старая уже правда, как мы с тобой, но любовь.

Бабушка улыбается зовёт её уже чуть громче:

– Пошли трапезничать, Танька вон сколько всего наготовила, неугомонная. Как заведётся на кухне, не остановишь. Раскачивается тяжело, но, если уж раскачалась, как веник: и в огороде прополет, и в доме приберёт, и наготовит как на Маланью свадьбу.

– Хорошая она у тебя, добрая, безотказная, многие этим пользуются. – говорит Анисья и подходя, гладит меня по волосам, а я чувствую, как душевная боль по Саше, отпускает меня. – Да пусть и будет такая, а то сейчас народ злой становится, водка делает своё дело. – продолжает она и подходит к умывальнику, что-то шепчет на руки и смывает водой.

– Смотри и запоминай, Танька. Тебе это все пригодится. Нас не станет, будешь ты Умай помогать. – говорит моя бабушка и ставит чайник на плиту.

А у меня перед глазами возникает улыбающееся лицо Умай. И бабушки обе, смотрят на меня и тоже улыбаются. Одна я стою серьезная и все пытаюсь переварить в своей голове.

12. Новые испытания.

Сентябрь начался со школы и со сбора урожая. Я уже не обращала внимания на то, как я выгляжу. Если реже смотреться в зеркало, а потом совсем о нем забыть, то вроде бы жить можно и с такой внешностью. Деревенские при мне замолкали, а вот в школе, всем рот не закроешь. Тем более, что школа расположена в соседней деревне, за рекой. Сентябрь я ещё продержалась, а потом попросила маму, перевести меня на дистанционное обучение. Прецедент в нашей школе уже такой был, и тоже с ребёнком из нашей деревни, поэтому директор школы восприняла это спокойно. Мне дали задания на осень и как только речка замёрзнет и откроют первую пока только пешую переправу, я должна явиться и сдать все тетради с выполненными заданиями. Для меня это было не проблемно, так как училась я хорошо, поэтому я с усердием помогала отцу в лесу, готовить кормовую базу лесным обитателям на случай очень суровой зимы.

В тот день мы с отцом находились в лесу, в его избушки и я собиралась утром поехать домой, собирала грязные вещи, да и так наводила порядок. Неожиданно залаяли собаки, а потом и совсем стали рвать на месте. Отец вышел первый, приказав находиться в доме и не выходить. Собаки продолжали лаять, а отца все не было. Я уже было хотела выйти, как открылась дверь и появились два молодых человека в камуфляжах и с автоматами. За ними закрывал дверь отец. Парни переглянулись, увидев меня, но прошли за стол. Отец молча поставил чайник на плитку и бросив мне:

– Накрой на стол, – сел отец с другого угла стола.

Пока я не торопясь накрывала на стол, боковым зрением замечала, как гости меня разглядывают. И когда все стояло на столе и чайник с крепкой заваркой уже пыхтел от пара на плите. Отец подал голос первый:

– Это моя племянница, имя называть не буду, не к чему. Она останется тут, а я пойду с Вами, посмотрим куда они делись, – говорит отец, даже не взглянув в мою сторону.

– Не боишься её одну оставлять? А если они сюда придут, когда нас не будет рядом. Они же не посмотрят на её красоту, оттянутся по полной программе.

– Они сначала должны будут её найти и справиться с ней. – говорит отец.

– Тебе видней, но два матёрых уголовника, я бы не зарекался.

– Давай оставим ей в помощи кого-нибудь из наших?

– Уже один остался, вон что получилось. Ей одной легче от них уйти будет, чем хвост с собой неопытный таскать.

– У нас неопытных нет. А если стрелять придётся?

– Она стреляет лучше любого из Вас.

– Я конечно это допускаю, но сможет она выстрелить в человека?

И тут повисает долгая пауза, которую нарушаю я:

– Может у меня кто ни будь спросит и объяснит, что происходит?

– Меня зовут, Конев Михаил Олегович, можно Миша, я полковник ФСБ, с Вашей колонии сбежали два особо опасных рецидивиста и от их рук уже многие пострадали. Сейчас они где-то в тайге и предположительно движутся в этом направлении, чтобы выйти, наверное, к реке.