С ПОМЕТКОЙ «ЖИЗНЬ»

Свобода, ты – самое прекрасное из моих мыслей.

З.Гиппиус

Каждое утро я вынуждена была просыпаться. С тяжестью в голове, с трудом размыкая глаза, и пробуждая свое едва отдохнувшее тело. Признаюсь, я не из тех людей, которые с легкостью открывают глаза и встречают новый день. И я не любитель спать до полудня, нет, просто просыпаться мне нравится без раздражающего звона будильника. Просыпаться и знать, что весь день в твоем распоряжении и если ты пожелаешь, то можешь провести в постели целые сутки. Чувство, что твоя жизнь принадлежит только тебе. Настигало ли оно вас? Открывали ли вы глаза с мыслью, что этот день и день за этим днем вы посвятите тому, что для вас важно? Нет, не так. Не важно, а необходимо для спокойствия вашей души. Был ли у вас день, когда вы не думали, что нужно вставать по зову этой адской электронной машины, не нужно готовить завтрак для мужа, собирать детей в школу, не надо идти на работу и копаться в скучных стопках документов? Я не помню таких дней. Не знаю, возможно ли, чтобы они были. Я мечтаю вырваться из цепи этих «надо» и «должна». Знаю, только глупцы могут мечтать о свободе. Любой разумный человек, скажет вам, что нет никакой свободы. Каждый из нас птица в клетке, зверь, заточенный с рождения за решетку, и отворив дверь этой клетки, мы лишь обречем на гибель тех, кто не знал иной свободы, кроме свободы внутри своего заточения.

Но разве я прошу открыть мне дверь? Нет, я сама научилась отворять ее. В тот момент, когда я закрываю глаза и мысленно покидаю пределы своей темницы. И пусть это лишь грезы, исчезающие, словно дымка от костра и превращающиеся в пустоту, но чувство свободы и радости в такие моменты реальней, чем любой из существующих миров. Я знаю, что абсолютной свободы быть не может, все чего я желаю, это срастись со своими оковами и перестать замечать их существование. Получать радость от своей несвободы, быть с ней в гармонии. Запереть себя в ту клетку, в которой смогу свободно дышать. Хочу открывать утром глаза и с трепетом и нетерпением начинать новый день. Пробежка, среди деревьев, запаха хвои, и утренней прохлады. Бодрящий душ и чашка зеленого чая. Работа, с которой я не захочу уйти пораньше, где буду воплощать свои мечты и фантазии. Ужин с родным по духу человеком. Откровенный разговор, без стеснения, лжи и страха. Мягкая постель и запах чернил от новой книги. И мысль перед сном «Поскорее бы утро». И пусть это все будет окружено тысячью решеток, я и не подумаю покидать этой несвободы. Понимаете, о чем я говорю? Свобода нужна моей душе, мое тело смирится с любыми оковами. Подобные мысли крутились у меня в голове последние два года. Я просыпалась и засыпала с одной лишь надеждой однажды покончить с этим адским кругом, по которому я день за днем вынуждена была ходить, словно цирковая лошадь. Так и случилось. Одним утром, когда я встала с кровати, с трудом размыкая глаза, и подумала: «Пусть лучше меня собьет автобус, чем я снова окажусь в этом офисе».

Эта мысль меня потрясла. Холод закрался внутрь меня и не покидал все утро. Я была несчастна. Точно так же, как и многие люди, собиравшиеся в то утро на работу. И я думала, раз так живут все, почему у меня должно быть иначе? Я была частью этой безликой, несчастной толпы. Но я другая. Вот в чем самая большая проблема. Вся моя жизнь – это поиск счастья, одной или в толпе. Я одержима идеей, выстроить свою жизнь так, чтобы чувствовать себя спокойной и счастливой. Я готова бороться за это, готова всю жизнь посвятить поискам, ради одной секунды или мгновения того счастья, которого я так желаю. Абсурдная идея. До глупости абсурдная. Но именно эта идея и подтолкнула меня к самому сложному шагу в моей жизни. Я решила оборвать эту цепь, покинуть клетку и сбежать. Уйти вглубь леса, в надежде не сгинуть, а обрести нечто новое – новую несвободу и желанное счастье.

У меня хорошая семья. Действительно, очень хорошая. Рождайся все дети в таких семьях как моя, и мир стал бы гораздо лучше. Моя мать существо нежнейшей души, кажется, любовь и теплота в ее сердце, словно китайская роза, не прекращают своего цветения круглый год. Не помню, чтобы она смотрела на меня холодным взглядом, или чтобы прошел хоть один день, когда я не получила от нее доброго слова и материнской любви. Порой она была слишком навязчива с этой своей заботой, и ее объятия казались капканом, из которого хотелось поскорее выбраться, но, если бы я только знала в те моменты, что не увижу, ни от кого больше подобной любви, я бы упивалась каждым мгновением в этом капкане. Моя мать придала моему довольно жесткому и горделивому характеру нотки своей женственности и мягкости. В детстве я смотрела на нее и боялась стать похожей, но я выросла и переняла многие ее качества. Да, они словно акварель смешались с уже имевшимися у меня чертами и образовали совершенно новые оттенки. Оттенки, которыми был создан мой настоящий образ.

Но на моей палитре есть и краски другого качества. Как писал Наполеон в одном из своих писем к Жозефине: «Природа наградила меня сильной, непоколебимой душой. А тебя она вылепила из кружев и воздуха». Моя мать придала мне легкость кружева, но вот отец, вдохнул в мою душу нечто воинственное, жесткое, прямое. Что-то, что от природы присуще лишь мужчинам и так не идет женщинам. Именно по этой необъяснимой причине мой отец с таким пониманием и любовью относится ко мне. Он всегда говорит: «Смотрю на нее и вижу себя». Вот так можно объяснить отцовскую любовь, он признает меня частью себя, частью своего рода. И как глава семьи он с неумолимой ответственностью и порой давящей заботой охраняет мой покой. Я привыкла жить в постоянных рамках и ограничениях. Моя несвобода была дарована мне от рождения. И первый замок на мою клетку повесил мой отец. Человек сильный и нетерпящий пререканий. Он не является деспотом или тираном, не хочу вводить никого в заблуждение. Он человек принципов, человек чести. И за всей этой каменной основой и грозным видом цветет китайская роза. А теперь представьте только, какой удар пришелся на моих родных, когда я сообщила о своем решении. Что почувствовали они, когда поняли, что я собираюсь уйти? Мои уже немолодые родители, которые на старости лет вынуждены были оставаться одни. Они с трудом смирились с тем, что своего сына видят не чаще двух раз в год, а теперь еще и я. Так жестоко и бесцеремонно решила покинуть их. Всю свою жизнь я была где-то недалеко, всегда рядом с ними, согревала их сердца своим присутствием, старалась не огорчать, не разочаровывать. А теперь такой удар! Я, конечно, пообещала, что буду навещать их как можно чаще. Но постаралась не уточнять, сколько именно и когда, чтобы не давать им ложных надежд. Знаю, такой малостью не спасти разбитое сердце. И провожая меня за дверь и сажая в такси, они улыбались, мать со слезами на глазах, молила меня найти то, что я ищу и поскорее возвращаться. А я смотрела на отца и не позволяла себе заплакать. Пусть видит во мне себя, пусть знает, что я его рода. Затем дверь такси захлопнулась, шины плавно заскользили по дороге, и я, наконец-то, смогла дать волю своей слабости. Все это произошло пару дней назад. Теперь же, сойдя с трапа самолета и усевшись на поезд, так как до места, в которое я решила переехать, можно было добраться только таким способом. Я забыла о печали и слезах, и наполнилась страхом перед той свободой или несвободой, которая меня ожидала.

Обычно, когда едешь в поезде, твои мысли устремляются куда-то далеко. Под ритмичное сердцебиение колес и скрип вагонов ты становишься одиноким путником, искателем приключений или маленьким ребенком, направляющимся к бабушке на выходные. Смотришь в окно, а там все словно кинолента в быстрой перемотке, кадр за кадром проносятся перед тобой дома, деревья, соседние вагоны, фигуры облаков, а ты все оставляешь позади себя. Ты движешься вперед вслед за локомотивом поезда. И странные ощущения охватили меня в этот момент, словно не я управляю своей жизнь, а эта железная машина, гудящая и стучащая, несущая меня в эту смутную неизвестность. И неусмиримое беспокойство, на фоне легкой безмятежности. И всего лишь одна мысль о том, что я вскоре выберусь из этого поезда и быстрым шагом полечу по платформе, не оглядываясь назад, грела мою давно остывшую душу.

Я отвернулась от окна. Мелькавший за ним вид меня слегка утомил и глаза, насытившись этой картиной, требовали смены обстановки. Я обвела взглядом соседние ряды. Почти все они были полупустые. Поезда в эти края особой популярностью не пользуются. Да, можете не сомневаться, я выбрала место, в которое не доходят ветра привычного для меня края. Это небольшой городок на окраине города куда большего. (Его название я предпочту оставить в тайне). Я не могла полностью отказаться от цивилизации. Этот паразит забрался в меня так глубоко, что вытащить его практически нереально. Но жить я все же предпочла в условном уединении. Без лишней суеты, в той степени спокойствия, которая мне необходима. Я закрыла глаза, когда стало вполне очевидно, что ничего интересного для меня здесь не найдется. В дороге я должна была пробыть еще чуть меньше часа. Это радовало, пугало и спутывало все мысли. Я вставила в ухо наушник и по телу заструилась легкая, плавная, словно покачивающийся на волнах челнок, песнь венецианских гондольеров. Тонкий голос, пропитанный грустью, надеждой и мечтой. Это был один из моих способов прекратить поток мыслей. Музыка как лекарство от мыслей.

Шуберт тоже спасался бегством, начал он это, гораздо раньше, чем я, и всю свою жизнь продолжал бежать от людей и мира. Он искал уединения, искал свою собственную свободу, клетку, в которой был бы только он и его музыка. Хотелось бы мне встретить его и узнать, смог ли он найти, то, что искал, смог ли убежать, смог ли хоть на минуту почувствовать себя счастливым? Конечно, я боюсь, что его ответ мог бы меня разочаровать, но тогда я без ложных утопий продолжила бы свою жизнь, осознавая возможный провал и крах глупых мечтаний. Мысли о Шуберте исчезли вместе с его музыкой, его заменил Моцарт, затем Эйнауди, а после мысли и вовсе замедлились и прекратили свое существование. Я уснула. Разбудило меня легкое прикосновение руки. Это была женщина в синей форме. Она смотрела на меня и улыбалась во все свои тридцать два зуба. Я вытащила наушник.

– Мы прибыли, – довольно добродушно и приветливо сообщила женщина. Я кивнула головой, и проводница зашагала прочь. Я осмотрела пустой вагон, и будто приклеенная к креслу не могла пошевелиться. Что-то паническое и трусливое закопошилось во мне. Все до этого момента мне казалось ненастоящим, словно я решила пошутить и конечной станции никогда не будет. Я думала, что открою глаза, а передо мною привычная квартира, знакомые стены и мебель. Та клетка, в которой я прибывала столько лет. Но все было реальным, мой побег не был очередной мечтой, в этот раз вместе с разумом темницу покинуло и тело. Я была здесь. На конечной станции, станции конца и станции начала. Я все же встала. Женщина снова заглянула в вагон и взволновано окинула меня взглядом.

– Ваши вещи уже у выхода, – сообщила она.

– Хорошо, – ответила я и пошла вдоль рядов, навстречу проводнице.

Снаружи меня должен был ждать арендодатель. Мужчина, у которого я собиралась снимать дом. Он любезно вызвался меня встретить и отвезти к моему будущему жилищу. Он, как мы и договорились, ждал меня на перроне. В руках он держал табличку с моим именем, неаккуратно выведенным маркером на небольшом клочке картона, увидев его, я помахала рукой, так как спустить самой чемоданы мне оказалось сложно. Изначально я собиралась взять только самое необходимое, но как оказалось этого необходимого у меня на целых три чемодана и дорожную сумку. Когда мама увидела мою поклажу, она заплакала, с ужасом осматривая вещи и качая головой. Думаю, ей сразу же стало очевидно, что скоро возвращаться я не собираюсь. И вот теперь с легким недоумением на меня смотрел и этот мужчина: невысокий, коренастый, голубоглазый. От него исходило некое тепло и радушие. Как по мне, порой достаточно одного взгляда, чтобы понять, что перед тобой за человек. Никогда не могла осознать, в чем именно состоит эта магия, таиться она в глазах, улыбке, движениях или чем-то неосязаемом, некой ауре не доступной взгляду, но что-то волшебное в этом процессе определенно есть. В процессе распределения людей и рассортировке их на «своих» и «чужих». Иначе как можно объяснить тот момент, когда ты видишь человека, и уже через пару секунд понимаешь, что тебя не затруднит выпить с ним кофе или сидеть в кино и есть попкорн из одного стакана? Вот и этот невысокий, плотный мужчина, торопливо спускающий чемоданы с поезда, обволакивал аурой доверия и спокойствия.

– Насколько думаете здесь остаться? – спросил он.

– Пока не знаю, – коротко ответила я.

– Почему не остановились в центре? Для молодежи там куда больше возможностей, – мужчина снял последний чемодан и повернулся ко мне. А я замерла в оцепенении, не в силах найти подходящего ответа.

– Мне нужны не возможности, а спокойствие.

Мужчина приоткрыл рот, слегка кивнув головой. Он будто понял, о чем я говорю. Больше он не продолжал эту тему, он взял мои вещи и направился к автомобилю. Загрузившись, мы отправились в путь. Городок оказался еще меньше, чем я представляла. Он был чем-то вроде пригорода, состоящим из частного сектора, небольшого количества многоквартирных домов и узеньких улочек. Машин было немного, пешеходов еще меньше. Мы отъехали от вокзала и начали спускаться вниз по улице. По обе стороны в ряд стояли почти одинаковые ухоженные домики с коричневыми, красными и зелеными крышами, словно из вселенной Тима Бертона. Повсюду было множество деревьев и кустарников. Каждый дом был окружен клумбами и цветниками, будто в прекрасных курортных городках. Затем мы свернули.

– Это наша школа, – заговорил мужчина. Я повернула голову вправо.

– Школа? – переспросила я, потому что не увидела ничего напоминавшего школу. Это было небольшое одноэтажное здание. Настолько небольшое, что здесь вряд ли вмещалось и десять классов. Я тоже выросла в небольшом городке, но наша школа представлялась мне целым замков в сравнении с этим кирпичным лилипутом.

– Да, школа. Здесь учатся те местные дети, у чьих родителей нет возможности возить их в город. У нас здесь не так уж много детей, поэтому нет надобности в большой школе. Рядом со школой есть библиотека, мы ее уже проехали, это на тот случай, если вы любите читать, потому что книжных магазинов здесь нет.

– А город? По телефону вы говорили, что туда ходят автобусы, – поинтересовалась я. У меня есть странная любовь к книжным магазинам, люблю, как пахнет новая бумага и чернила, и, дочитав книгу, мне нравится ставить ее на полку у себя дома, зная, что в любой момент могу достать и прикоснуться к ней.

– Да. Каждый час с центральной площади. До города тут рукой подать. Каких-то двадцать километров, можно хоть каждый день ездить. Поэтому как надоест эта глушь, сможете перебраться туда, – мужчина усмехнулся, и я вынуждена была улыбнуться.

– Что еще интересного здесь есть?

– Интересного, ничего, – засмеялся мужчина, его голубые глаза сузились, а лицо обрамили морщинки, – Есть все необходимое. Сейчас я провезу вас возле центральной площади, вот видите, – мужчина убрал руку с руля и указал пальцем на небольшой заасфальтированный участочек, окруженный фонарями и лавочками. – Это наша площадь. Сердце городка. Вокруг несколько магазинов. Больших маркетов и торговых центров вы не найдете. Обычные маленькие магазинчики. В других местах магазинов почти нет, так, кое-где, в основном продуктовые. Если идти влево от площади, там пара парикмахерских, аптека, есть бар, но туда вам лучше не соваться, обычно там отдыхают мужчины, пьяные мужчины. Есть одно кафе, обычное, ничего изысканного, оно вверх по улице от площади. Ну, наверное, и все. Если захотите нормальных развлечений езжайте в город.

– Ничего. Этого будет достаточно. Долго нам еще ехать?

– Как я вам уже говорил, дом находится на отшибе, недалеко есть остановка, по городу ходит автобус, поэтому сможете добираться до площади на нем, ну или пешком, если любите прогулки. «Мы уже почти приехали», —сказал мужчина. Машина еще раз свернула, и мы выехали на песчаную дорогу. Красивые домики исчезли и появились полуразвалившиеся, перекошенные лачужки. Словно из сказочного европейского пригорода мы попали в русскую деревню. Мы проехали еще совсем немного, домов больше не было, по обеим сторонам от дороги стали возвышаться рощи из кустарников и деревьев, а впереди виднелся лес.

– Ну, вот и приехали, – мужчина остановил автомобиль. Я слегка оторопела. Конечно, я хотела именно этого, побыть вдали от цивилизации. Но теперь, оглядываясь вокруг, я понимала, что буду здесь совсем одна. И страх за руку с тревогой стали прорастать во мне как семя бамбука. Я буду здесь одна, в незнакомом городе, среди чужих мне людей. Сама себя я ввергаю не в состояние покоя, а в состояние одиночества. А может это одно и то же? Может, нет свободы без одиночества? И если мы не хотим до конца жизни, слышать, лишь свой голос в стенах дома, сходит с ума от невозможности высказать кому-то свою печаль или радость, может тогда мы обязаны связать себя одной веревкой с другими людьми, испытывать дискомфорт, боль, несвободу, но при этом всем не быть одинокими? Нет. Глупости. Разве я не была одинока там, среди друзей и родных? Я была окружена людьми, и в те моменты забывала про свое одиночество, но потом я возвращалась в свою квартиру, открывала дверь и сталкивалась с тишиной. Только она встречала меня там. И я давно научилась быть одна. Заполнять эту пустоту красками, музыкой и книгами. Порой, как бы ужасно это не звучало, я была рада своему одиночеству. Мне не хотелось его терять, быть постоянно окруженной людьми, это ведь значило потерять себя. Но бывали дни, когда хотелось лезть на стену, кричать, что есть сил, задержать дыхание и больше ни делать ни единого вдоха. Хотелось заполнить брешь внутри себя хоть чем-то или вовсе лишиться чувств и сделаться равнодушной ко всему человеческому. Порой у меня бывали такие дни. Но я научилась с ними бороться. В такие моменты я говорю себе: «Сделай что угодно Софи, но, когда проснешься завтра утром, этих мыслей не должно быть в твоей голове. Иди вперед, и эта боль утихнет». Можете не верить, но это действительно помогает. На какое-то время.

С моих слов может создаться впечатление, что я слабый и глубоко несчастный человек, остерегающийся общения с людьми и любого проявления чувств. Но это не так. Встреть вы меня на улице и заговори, вы бы никогда не подумали, что подобные мысли роятся в моей голове. Я люблю людей, некоторых из их вида. И мне несказанно повезло встречать на своем пути только достойных представителей своего рода. Я редко сталкивалась с людьми, которые были бы мне нестерпимо омерзительны. Любой человек состоит из чего-то хорошего и плохого, я не верю в абсолютное зло. По крайней мере, я его не встречала. Но вот в чем я уверена точно, так в том, что есть люди, не озлобленные от природы, а ставшие такими по воле судьбы. Если щенка с детства натравливать на людей или бить палкой, то вряд ли из него вырастет верный друг. Когда я слышу и вижу те зверства, что творят люди, я гашу в себе чувство презрения и злости к ним, и вспоминаю, что они когда-то тоже были невинными детьми, а потом, недополучив любви, испытав боль, унижение, непонимание, они выросли в несчастных взрослых, дарящих лишь, то, что обитает в их душе. И в такие моменты я закрываю глаза и молю Вселенную, не дать мне стать похожей на них. Я верю, что, если даровать каждому человеку, ту любовь, что ему необходима, человечество обретет путь к спасению. Но, к сожалению, наша жизнь устроена как-то иначе. Она испытывает нас, и желает, чтобы, несмотря на все тяготы и невзгоды, мы продолжали оставаться людьми. Как жаль, что не всем это под силу.

Я еще раз оглядела свой будущий дом, снаружи он казался стареньким и ветхим. Одна сторона крыши немного скосилась, а по окну шла трещина. Вокруг был невысокий деревянный забор из штакетника, который выглядел куда новее самого дома.

– Пошлите, я покажу вам дом изнутри. Пока там практически нет мебели, но, если вы все же арендуете его, я сегодня же привезу вам ее, – сказал мужчина. Он вылез из автомобиля, и я последовала за ним. Открыв калитку, мы прошли внутрь, территория перед домом была убрана, трава скошена, по обе стороны от порога располагались клумбы с цветами, за которыми явно давно не ухаживали, но те не менее они продолжали упорно цвести.

– За домом есть небольшой сад, раньше был огород, но мы его снесли. Но если захотите, можете разбить свой. В саду есть яблоня, вишня и слива. Еще какие-то кустарники. Раньше здесь жили мои родители, а теперь дом пустует. Уже три года как. Мы всей семьей живем в городе, поэтому здесь бываем редко. А за домом нужен постоянный уход. Пошлите внутрь, – мужчина отворил ключом железную дверь, и мы попали внутрь дома. В нос тут же ударил спертый и затхлый запах старины и заброшенности. Я словно почувствовала, как дом разлагается и стонет от боли. Его душа была одинока и несчастна, он требовал любви, желал, чтобы кто-то кормил его стены своим голосом, чтобы периодически с него смывали грязь и пыль, чтобы свежий воздух проникал внутрь, и по комнатам разливалась музыка или разносился запах, готовящегося обеда. Он молил о спасении, я поняла это, как только переступила его порог.

– Я оставлю дверь открытой, пусть немного проветрится, – я взглянула на хозяина дома и тот кивнул.

– После смерти родителей я думал обустроить здесь дачу, поэтому сделал небольшой ремонт, но потом мы с женой переехали в город, поближе к детям, и планы с дачей пришлось отложить. Но как видите пол здесь крепкий, стены тоже оббиты деревом, свет и вода в доме есть. Ванную я тоже обновил, – мужчина прошел в комнату справа от коридора, и мы оказались в ванной комнате. Она была небольшая, даже крохотная, но со всеми удобствами и меня это вполне устраивало. Уже счастье, что я смогу принимать горячий душ и не придется каждый раз бегать в туалет на улицу.

– Нравится? – спросил мужчина с улыбкой на лице.

– Даже очень, – все еще думая о горячем душе, ответила я.

– Тогда пошлите, покажу вам кухню, – мужчина прошел вперед и зашел в комнату слева от коридора. – Кухня осталась родительская, старенькая, но я проверил, все шкафчики в порядке, газ здесь не проведен, поэтому я привезу вам баллон к плите, кое-что из посуды, стол и стулья тоже. Когда делали ремонт, мы вывезли отсюда почти всю мебель, а обратно не вернули, – пояснил мужчина и вышел в коридор. Я окинула взглядом кухню. Она была куда больше ванной, но выглядела намного древнее. Слегка пошарканное дерево, местами потемневшее или наоборот выцветшее. Но в ней было то, что я неимоверно люблю в вещах, самобытность истории и жизни. Мне не составляло сложностей представить, как мама этого милого мужчины проводила часами время у плиты, готовя мужу завтрак или обед, возможно, она напевала песню или даже пританцовывала. А ее муж, сидя где-нибудь в комнате за телевизором или газетой, ждал, пока она прокричит ему с кухни, что еда готова и они вместе усядутся за стол.

– София вы идете? – спросил мужчина, и я, наконец, отвела взгляд от кухни.

– Да.

– Тогда последняя комната. Отдельной спальни нет, поэтому здесь и гостиная, и спальня. Вы не волнуйтесь, сюда я мебель тоже завезу, – спокойно заявил мужчина. А я и не думала волноваться. Я волновалась, там, когда стояла за забором этого дома, а теперь я будто бы погрузилась в новый мир, этот дом принял меня, я это чувствовала. Он был рад новому гостю и счастлив от того, что в его стенах разносятся хоть чьи-то голоса. – Я привезу вам диван, кресло, небольшой столик и ковер. Шкаф, как вы видите, здесь есть, – он указал на старенький шкаф, занимающий заднюю стену. Одна его половина была для одежды, другая была сделана под полочки и шуфляды. – Извините, но телевизора нет, он сломался, но могу привезти радио.

Я засмеялась. Этот мужчина казался таким милым, что я на мгновение позавидовала его семье.

–Ничего, я небольшой любитель телевизора. Знаете, мне нравится. Ваш дом, я хочу его арендовать. Сколько хотите за него?

Я увидела, как исказилось лицо мужчины, у меня создалось впечатление, что он вовсе не хочет брать с меня денег или ему просто неудобно называть сумму.

–Семь? – словно спрашивая моего одобрения, произнес он. Я улыбнулась, чтобы облегчить для него эту муку.

–Хорошо, семь. Как завезете мебель, я вам сразу отдам деньги.

–Хорошо, хорошо. Тогда я прямо сейчас и поеду, через час все привезу, – мужчина засуетился и поспешил на выход.

–Извините, – остановила его я, – Могу я вас попросить об одолжении? Мне бы что-нибудь для уборки сюда, ну там швабру, веник, тряпки, чистящие средства, я, разумеется, все оплачу, просто не хочется сейчас искать магазин, а убрать дом хочу сегодня.

–О, – глаза мужчины округлились, – Конечно, никаких проблем. Я как-то об этом даже не подумал. Мужчина, что сказать, – он виновато засмеялся и махнул рукой, – Осмотритесь пока, а я скоро буду, – добавил он, и немного переваливаясь с боку на бок, поспешил к своей машине. Я осталась одна.

Фрэнсис Бэкон писал: «Природа покоряется лишь тому, кто сам подчиняется ей». Я давно отдала себя во власть этой уникальной и совершенной форме жизни. Еще с юного возраста мое сердце было покорено и навеки отдано синеве неба, зелени трав и аромату хвои. Часами я могла бродить по лесу, забывая про время и суету жизни. Только в присутствии возвышающихся столпов мира, соединяющих в сакральном браке небо и землю, я ощущала себя поистине частью чего- то важного и вечного, хранящего в себе все тайны бытия. Я закрывала глаза, растворяясь в этом единении прошлого и будущего. Ветер уносил все мои печали и страхи, он разбивал их о стволы деревьев и оставлял среди кроны и ветвей. Многие народы древности верили, что души еще не рожденных младенцев обитают в ветвях мирового дерева. По-моему, моя душа до сих пор осталась там, запуталась в ветвях и не может выбраться, и я воссоединяюсь с ней, только вступая на мягкую хвойную дорожку, окруженную этими идолами мифологии. И покидая лес, я будто теряю часть себя. Стоит мне хотя бы месяц не окунуться в атмосферу этого безмятежного спокойствия, как я подобно цветам без солнечного света или человеку без воздуха, начинаю погибать и вянуть. Но теперь мне это не грозило. Я воссоединилась со своей душой, я стояла на пороге нового дома и чувствовала, как доносится до меня шелест листьев, гул ветра среди макушек деревьев, щебетание птиц и величественные вертикали жизни. И воплощения всех миров будто сходились у их стволов, в кроне и у корней.

Я вдохнула, так глубоко, чтобы каждая клеточка, каждый атом, составляющий меня, наполнился этой первородной энергией. Я желала чувствовать жизнь. Ту жизнь, что проистекала из древности времен, с того момента как первое зернышко проросло сквозь еще неплодородную землю и по истечении веков, когда это зерно дало свои плоды. После, я обошла дом и заглянула в сад. Несмотря на то, что он был оставлен и брошен, он все еще жил. Я ощущала его пульс, слабый, угасающий, но дающий надежду. На деревьях висели яблоки с небольшим красным полосатым румянцем. Мне сразу же захотелось сорвать одно и вкусить этот плод, но я одернула себя, подумав о Еве и ее глупой ошибке. Здесь же, в углу, склоняющаяся во все стороны и переваливающаяся через забор, стояла вишня. Все ягоды на ней почти опали, а те, что продолжали висеть, налились пугающей чернотой. По периметру забора были высажены несколько кустарников смородины и малины. И маленькая слива, совсем загнувшаяся и неплодоносная. Я оглядела этот одинокий сад Эдема, представляя, какими красками и запахами он был наполнен еще недавно. А теперь, цветы были скошены, розы погибли от холодов или засухи, а яблоки гниющим ковром лежали на земле, смешиваясь с остатками вишни. Будь здесь моя мама, она тотчас принялась бы реанимировать это место. Она бы вдохнула в этот сад былую жизнь. Она бы снова сделала из него Эдем. Но я куда меньше понимаю в этом. Я не сажала цветов и не ухаживала за яблонями, я скорее предпочитаю созерцать, нежели творить. Но раз уж у меня образовалось так много свободного времени, я могла бы хоть что-то сделать для этого сада. Подлатать его, промыть раны и наложить швы. Продлить ему жизнь, насколько это будет возможно. Я подняла взгляд к макушке дерева и заскользила им по просторам неба, пока в голубизну небосвода не втиснулось темное пятно. Я прищурилась, пытаясь разобрать, что именно я вижу: это было не дерево, скорее это напоминало верхушку башни или церковного купола. Я еще какое-то время осматривала это строение и сад, а затем услышала звук мотора автомобиля и поспешила к воротам, чтобы встретить хозяина дома. Он, как и обещал, привез мне мебель и кое-какие вещи для уборки, проявив небывалую доброту и заботу, он помог мне все это разместить в доме, и думаю, если бы я попросила его помочь мне с уборкой, он вряд ли бы отказался. Но я не стала злоупотреблять мягкостью его сердца, и, отдав причитающиеся ему деньги, поблагодарила за помощь.

–У вас здесь поблизости церковь? – спросила я, когда мужчина уже был у выхода. Он нахмурился, будто мой вопрос застал его врасплох. Затем он выгнул брови. Наверно вспомнил.

–Здесь есть небольшая церквушка, но она в другой стороне. «Вы посещаете церковь?» —слегка удивленно спросил он, будто я не походила на глубоко верующего человека. И он был прав. Моя вера не вписывается в церковные каноны, она слишком велика для той религии, которую нам пытаются навязать. Моя вера не имеет границ, она не описана в книгах и не нуждается в посредниках. Мне не нужны обряды и атрибуты, чтобы верить. Мой Бог не просит рабского поклонения или жертвенности, не грозит адом и не заманивает раем. Мой Бог –это Мир, Вселенная, Природа. Я верю только в них. Верю в законы Вселенной и мировой порядок, верю, что добро и зло, совершенное нами, имеет обратный эффект, верю, что природа – это часть нас, а значит, мы часть божественного. Моя вера глубока, но не фанатична. Я живу по законам этого мира, по законам, к которым не приложил руку человек, по законам нашей природы.

– Нет. Я просто видела купол из сада, вот и спросила. Решила, что церковь в глубине леса, это странно. – пояснила я. И тут на лице мужчины возникло прозрение. Он приоткрыл рот.

– Ааа, вы про это. Это не церковь. Одно имение, довольно старое.

– Заброшенное? – переспросила я, так как почувствовала некую тревогу. Жизнь рядом с заброшенным домом, обычно так начинаются истории с печальным концом.

– Не совсем. Хотя выглядит таковым. Там живет один господин, жил, по крайней мере. Хозяин местной лесопилки. Я давно его не встречал, возможно, он съехал, кто знает. Человек он странный, главный объект сплетен в городе, но у меня с ним проблем никогда не было. Так что меньше слушайте, что говорят. Людям здесь порой бывает очень скучно, – мужчина усмехнулся и почесал затылок.

Я улыбнулась в ответ, затем проводила мужчину до ворот, закрыла их и вернулась в дом, чтобы начать уборку.

Проводить ночь одной в чужом доме посреди леса оказалось не так спокойно, как я представляла себе. В доме все еще пахло чем-то чужеродным и отталкивающим. Должно было пройти время, прежде чем мой запах заполонит каждую щель и каждый сантиметр этих комнат. Стоило слегка подождать, пока дом привыкнет ко мне, а я к нему. Я перевернулась с боку на бок, и уперлась взглядом в стену, кровать мне казалась неудобной, а постель чужой. Обычно, именно так я чувствую себя в гостях: неуютно, тревожно, с единственным желанием, поскорее вернуться домой. Но проблема была в том, что вернуться я не могла. Теперь моим домом стало это место, и, пересилив себя, я должна была смиренно принять этот факт. Я прикрыла глаза. Снаружи доносился странный шум. Это был вой блуждающего ветра, скрип гнущихся деревьев и шелест листвы. Даже ночью лес не умолкал, он продолжал говорить со мной. Пел мне свою колыбельную, заставляя успокоиться и погрузиться в сон. В одно мгновение я почувствовала, как мое тело расслабляется, разум отпускает мысли, а песнь леса становится все тише. «Мой тихий сон, мой сон ежеминутный – Невидимый, завороженный лес…».

Я проснулась рано утром. Было около семи часов, примерно столько же, во сколько я вставала на работу в своей прошлой жизни. Но в этот раз я проснулась без надоедающего звона будильника, а просто открыла глаза, словно услышала некий голос, прошептавший мне: «Вставай». Я умиротворенно потянулась на кровати, и впервые за долгое время улыбнулась утренним лучам солнца. Словно Прометей, освобожденный от оков, я, наконец, почувствовала себя свободной. Встав с постели, я подошла к окну, выходившему в сад, и приоткрыла форточку. Поток прохладного ветра ворвался в комнату, и я, уверяю вас, услышала, как дом облегченно вздохнул.

– Теперь и у тебя начнется новая жизнь, – прошептала я, окидывая взглядом свое новое жилище. Затем ступая по мягкому изумрудного оттенка ковру, который привез хозяин дома, я отправилась в ванную комнату. Обдав лицо холодной водой, я окончательно смыла с себя все признаки прошедшего сна. Меня наполнили энергия, бодрость и вдохновение перед только что начавшимся днем. В этот момент я поняла, что решение приехать сюда было наверно одно из самых верных решений в моей жизни. И пусть это будет единственное прекрасное утро, что мне удастся пережить, но, то чувство легкости и счастья, что переполняли меня, стоили гораздо больше, чем каждое предыдущее утро, которое я встречала с ненавистью и обреченностью. Я вприпрыжку влетела на кухню и закружилась, словно дебютантка на Венском балу. Если бы меня кто-то увидел, решил бы, что я тронулась умом. Но кроме стен дома и пары залетевших мух никто не видел моего глупого кружения. Улыбнувшись, сама себе, я выпила стакан воды, как делала это обычно и начала готовить завтрак.

Возможно, кто-то скажет, что утром совсем не хочется есть, что нет времени, чтобы что-то приготовить, что проще выпить чашку кофе, заменив им весь завтрак. Таких слов от меня вы не услышите. Я всегда просыпаюсь голодной, поэтому завтрак для меня важная часть утра. «Вкусно и полезно!» – вот мой главный девиз. От еды нужно получать удовольствие. Разве в нашей жизни так много счастья, чтобы лишать себя еще и вкусной еды? К сожалению, в холодильнике у меня почти ничего не было. К счастью, там были яйца и молоко, которые привез хозяин дома. Я приготовила себе омлет и отведала это чудо французской кухни. Затем я прибралась. Застелила постель. Надела свой спортивный костюм и вышла во двор. Не помню, когда в последний раз я отправлялась утром на пробежку. А я обожаю утренние пробежки, тем более, если они проходят в лесу.

Знаю, многие сказали бы, что это глупо отправляться на пробежку в незнакомом месте. Но это входило в мои планы, раз уж я остаюсь здесь жить, мне придется познакомиться с этим лесом. Мне куда страшнее оказаться в большом незнакомом городе, среди домов и людей, чем одной в окружении тысяч деревьев. Разве лес может обидеть того, кто его любит? Природа не способна на такую подлость. Это прерогатива людей. Мне хотелось изучить каждую тропинку, знать каждое дерево, каждый куст, чувствовать это место, дышать с ним в унисон, быть одним целым.

Я заперла дверь и, выйдя за забор, стала на тропу. Немного размявшись, я набрала в легкие воздуха и побежала вглубь леса, по слабо протоптанной узенькой дорожке. Я бежала вперед, сохраняя средний темп и размеренное ритмичное дыхание. Отвыкнув от подобной нагрузки, мое тело стало быстро уставать, я ощущала как ноги, словно наполненные свинцом, все тяжелее и тяжелее отрывались от земли, в легких появилась сдавливающая боль, а рот наполнился сладковатым привкусом железа. Я сбавила темп, но останавливаться не стала. Я углублялась все дальше и дальше в лес, сворачивая с одной тропинки на другую, многие из которых были почти незаметны и слегка поросли травой. Лес был довольно густым, а деревья старыми. Они высокими колоннами устремлялись вверх к небесной глади, преграждая путь солнца к земле, своими кронами.

Спустя минут пятнадцать своей утренней пробежки я все же была вынуждена остановиться, так как мои ноги, напрочь отказывались шевелиться. Я слегка отдышалась и продолжила путь пешком, оглядываясь по сторонам и изучая лес. Затем я обернулась назад, и… столкнулась с непоколебимой тишиной и величественностью самой Природы.

Узенькая тропинка как песчаная змея извивалась и скрывалась за обильностью деревьев и трав. Мое сердце на мгновение замерло, то ли переполненное восторгом от этого вида, то ли наполнившись тревогой, что я, увлеченная своей новой свободой и забыв об осторожности, ушла слишком далеко в лес. Я несколько раз сворачивала с тропы на тропу, и теперь мне оставалось уповать только на свою память и благосклонность природы. И если лес решит оставить меня в своей обители, то я буду блуждать здесь до скончания своих лет, так и не найдя нужной тропы. Я еще раз повернулась вокруг своей оси, пытаясь усмирить тревогу и не дать ей перевоплотиться в страх. Дело было в этом лесе, это он пробуждал во мне такие двойственные чувства. Он был огромен, безупречен, притягателен, но при всем при этом в нем таилось нечто необъяснимое, что-то, что оставалось за ширмой этих деревьев, некий секрет, в который он не хотел меня посвящать.

Я чувствовала чье-то присутствие рядом с собой, будто каждое дерево следило за мной, будто дух этого леса настороженно наблюдал из-за кустов, боясь, что я узнаю его страшную тайну. Я словно девочка, которая любила Тома Гордона, из романа Кинга. Ушла с тропы и осталась одна в лесу, только я и этот жуткий зверь, притаившийся где-то поблизости. Он не показывается, не появляется передо мной, но я чувствую его каждой клеточкой своего тела. Но, в отличии от этой девочки, я не стану воображать себе призрачных героев, и не буду останавливаться и ждать помощи, я отыщу нужную тропу и вернусь в свой новый дом. Теперь я чувствовала это. Лес не хотел оставлять меня здесь, так близко к его тайне, он сам боялся моего присутствия. Я посмотрела вперед, стежка витиевато заворачивала влево, а из-за кустов проглядывалась другая тропа, более широкая и цивилизованная. На ней виднелись следы от шин, а земля слегка осела под натиском колес. Мне вдруг стало немного легче, я решила выйти на дорогу и посмотреть, куда она ведет. Пробравшись сквозь кусты, я оказалась на тропе. Повернув голову, я тут же поняла, что за тайну так бережно скрывал этот лес. Отчего он так старательно пытался запугать меня и вытолкнуть из своей обители. Кусочек пазла с темным куполом теперь обрел целостную картину, и я увидела, частью какого мира он является.

Это была не маленькая деревянная церквушка, как я представила себе, когда впервые увидела этот купол. Это был большой дом из камня и кирпича. В нем читался романский стиль с его башнями, полукруглыми арками и сводами. Но куда больше были выявлены черты романтизма: само здание состояло из нескольких частей разного уровня с центральной башней с высоким шпилем и пристроенными по обе стороны двухэтажными домами с покатой крышей, входная дверь утапливалась в портал из полукруглой арки, а в левой части дома был балкон с коваными перилами, точно такой же ковкой, были сделаны решетки на окнах. Но, не смотря на все превосходство архитектурной мысли, этот дом выглядел заброшенным и старым. Он словно перекосился в разные стороны, по фасаду шли трещины, кирпич выцвел и кое-где оброс мхом, краска облупилась, а в куполе башни виднелась небольшая дыра. Душа этого дома была мертва, и даже, если легкое дыхание где-то и трепетало, в самых отдаленных уголках комнат, уловить его было также тяжело как дыхание бабочки. Казалось, этот дом навеки замолк: он не кричит, не просит о спасении, не жаждет почувствовать жизнь внутри своих стен, подобно трухлявому пню, он глубоко врос в землю, хотя давно лишился былой красоты и жизни. Остались лишь скользящие по крыше лучи солнца и зеленеющая у подножия трава, только они с упорной надеждой пытались вдохнуть жизнь в холодную кладь кирпичей. Мне стало интересно, как много еще сможет вынести этот дом? Как много снегопадов и дождей? Сколько порывов ветра и гроз? Сколько стуков в свою дверь и шагов по комнатам? Какое дыхание жильцов станет для него последним? Возможно, однажды, его серо-голубая крыша, сливающаяся с небом, рухнет вниз, а этого никто и не заметит. Она упадет, уничтожая вслед за собой желтовато-коричневые стены, потертый пол и возможно, покрытую пылью мебель. Дом примет обличие, которое давно имеет его душа, а никто не заметит. Боюсь, даже его хозяин не увидит, что лишился дома. Он будет сидеть в одной из сохранившихся комнат, словно палач, лишая свою обитель жизни. Кажется, мой арендодатель солгал, и у этого дома нет хозяина. Только так я могу объяснить, то, что вижу. Или его хозяин болен и умирает, тогда все вновь становится на свои места. Этот прекрасный дом был мертв, и мне становилось не по себе на его личном кладбище. Необъяснимый холод нарастал в моем теле. И я решила бежать. Уйти подальше и больше никогда не заходить в эти места. Я развернулась и, возвратившись на свою тропу, побежала в обратную сторону. Еще недавно мои силы были на исходе, и я чуть могла пошевелить конечностями, но теперь весь мой организм, отдавал последнюю энергию, лишь бы поскорее вернуться домой.

Уже через полчаса я оказалась у ворот своего жилища. Я с облегчением выдохнула и вошла внутрь, чувствуя, как спокойствие расплывается по моему телу. Сбросив одежду, я залезла в ванную и включила воду. Холодный поток влаги ударил по моему телу, и я вздрогнула. Сердце сжалось, а кожа покрылась мурашками. Через секунду холод сменился теплом, и я, полностью расслабившись, закрыла глаза.

Привычным для меня быстрым шагом я шла вдоль перекошенных стареньких домов. Во дворе одного из них пожилая женщина копошилась в клумбе. Увидев меня, она резко повернула голову и поправила съехавшую на лоб косынку, открывая свои глаза. Думаю, она еще долго смотрела мне вслед, разрываясь от любопытства. Эта странная женская черта – быть в курсе всего происходящего. Если что-то от нас ускользает, мы тут же с небывалой упорностью, пытаемся восполнить этот пробел. Но я не являюсь большой поклонницей сплетен, меня больше интересуют факты. Достоверные и обоснованные, а не рожденные больной фантазией людей. В таком небольшом городке как этот, новый человек всегда бросается в глаза. И было очевидно, что первое время люди будут перешептываться и выяснять, что за странная девушка поселилась на окраине леса в полном одиночестве. Но вскоре сплетни утихнут, и все вновь заживут обычной жизнью. А пока я собиралась осмотреть город, купить кое-что необходимое и вернуться в дом, где никто меня не достанет.

Вскоре я достигла центральной площади и начала вспоминать, что мне говорил хозяин дома. Но память не хотела возвращаться и его слова канули в Лету, уносимые рекой забвения. Тогда я решила пройтись вокруг площади и найти нужные мне магазины. Я пыталась сделать вид «своего» человека, не озираться растерянно вокруг, а уверенно идти вперед. Но кажется, люди, проходящие мимо меня, знали, что я не из их племени. Может та старуха по тайному каналу передала информацию обо мне, а может эти люди как волки узнают своих и чужих по запаху. Перед глазами мелькнула вывеска «Продукты». Я быстро свернула и зашла внутрь, спасаясь от этих людей и их взоров. Продавщица подняла голову от телефона и возмущенно кинула на меня свой взгляд, будто я своим приходом помешала чему-то важному. Но уже в следующую секунду она вновь опустила глаза и ее пальцы с невообразимой быстротой застучали по экрану. Я ощутила, как тонна груза сползла с моих плеч и упала на пол. Мысленно я поблагодарила старика Мартина Купера за создание этой чудо игрушки. Хотя не думаю, что, создавая телефон, он предполагал какими паразитирующими свойствами он начнет обладать через несколько десятков лет. Мир охватила эра мертвых людей и живых машин. Мы отдали свою душу этим компьютерам, наверняка, именно поэтому мы везде носим их с собой, не желая расставаться. Люди больше не смотрят друг на друга, не разговаривают как прежде, не прикасаются, вскоре мы просто перестанем понимать человеческие эмоции и чувства, мы станем машинами в мире машин. Природа для нас утратит былой интерес, искусство станет пылью забытых времен, а жизнь превратится в набор и расшифровку электронного текста. Мы умрем, так до конца и, не осознав этого. И любой человек пожелающий приблизиться к истинности и первичности своего существа, станет супостатом этого мира, навеки лишенным права быть частью племени.

Я вычеркнула все продукты из своего списка, и с целым пакетом вышла из магазина. Ноша оказалась довольно тяжелой, и путь в обратную сторону представился мне жутко длинным. Я перекидывала пакет из руки в руку, но старалась идти с невозмутимым и гордым видом, не показывая своей слабости. Такова моя натура. Людям в радость видеть немощность и бессилие в других. Чужие червоточины зарождают в них семена самоуверенности и ростки тщеславия. Сила же, увиденная в других, подымает с глубин их души зависть и самопрезрение. Я вновь свернула на улицу старых домов, моля время ускориться и дать мне возможность быстрее переступить порог дома. В этот день я так и не успела посмотреть город. Все, что я увидела это небольшую асфальтированную площадь, с расходящимися по ней трещинами, окруженную пихтами и елями. По периметру центра этой Вселенной, обрамляя дорожки, уводившие в сторону магазинов, стояли деревянные скамейки с облупившейся зеленой краской и фонарные столбы с двумя белыми флаконами наверху. Я тут же вспомнила слова хозяина дома, про сердце города. И странный вопрос всплыл у меня в голове: «Если у города такое неприглядное сердце, то, что же с другими органами?». Я все же добралась до дома. Мои руки затекли, а ручки пакета врезались в ладонь. Переступив порог, я опустила свой груз на пол и облегченно выдохнула. Теперь помимо молока и яиц в моем холодильнике будут и другие продукты.

На обед я сделала спагетти. Затем меня стали манить лежавшие на столе альбом и карандаши. Мне хотелось взять их в руки и на несколько часов выпасть из реальности. Но нечто мерзкое и надоедливое царапало мое нутро, кажется, это была совесть. Я взглянула в окно, на погибающий заброшенный сад, и поняла, что придется на время забыть про свои эгоистичные желания и помочь этому изнывающему клочку земли. Только жестокий, лишенный всякого милосердия человек, может смотреть на страдания живого существа. Вопреки мнению многих людей и религиозных сект я верю, что растения имеют душу. Возможно, отличную от человеческой, но все же имеют. И верю в то, что некоторые люди лишены ее, не по рождению, а в силу своего образа жизни. И они ходят по земле, как те надувные куклы, пока не лопнут, испуская воздух. И ничего от них не останется кроме зловонного запаха пустоты. Но с природой так не бывает, вы не встретите пустого и безликого цветка или дерева. Таким трагичным уделом наделены только люди.

Я вышла в сад. Начать нужно было с уборки полусгнившего яблочного ковра, вокруг которого сворами летали мухи и пчелы. Воздух был наполнен жужжанием и запахом гнили. Думаю, только Шиллера могла вдохновить такая атмосфера, у меня же она вызывала легкий приступ тошноты. Затем, мне следовало очистить клумбы от сорняков. Так уж у нас заведено: обычной траве рядом со сливками растительного мира, было не место. Наш глаз готов воспевать красоту, одаривать ее заботой и любовью. Мы укрываем от холодов розу, поливаем ее, если настала засуха, вдыхаем аромат ее цветов. Но, с тем же усердием, что мы охраняем розу, мы уничтожаем, то, что прикрывает прелесть ее цветения. Безжалостно мы обрываем одну жизнь, чтобы продлить другую. И снова и снова пробиваются сквозь яркие цветы их вечные безликие спутники. Быть может, чтобы ненароком, совсем случайно, получить взгляд полный восхищения и любви, причитающийся не им, но все же, в их сторону. А затем опять тяпка, по стеблю или корневищу, и безобразный вредитель больше не засоряет вид благоухающих клумб. Я должна была так поступить. Это оправданная жестокость, если конечно, такая имеет место быть.

Сгнившие яблоки нужно было вынести в лес, выбросить их в небольшой овраг за домом, цветы полить. И вот, мой сад уже не похож на умирающего пациента, он реанимирован и идет на поправку. Мне стоило позвонить матери и обрадовать ее этой новостью. Она гордилась бы, потому что знает, как я не люблю копаться в земле. Но я не стала. Взяла в руку телефон, с минуту смотрела на него, а затем положила обратно. Потому что знаю, что она бы начала плакать, а я этого не выношу. «Позвоню завтра»– решила я. Завтра.

У вас есть самое яркое и счастливое воспоминание из детства? Я говорю из детства, потому что только эти воспоминания могут быть наполнены поистине чистым восторгом, без примеси взрослых мыслей, суждений и оценок. Ребенок не способен различать уровни счастья, он отдается ему полностью, просто радостно открывает глаза и рот, и хватает его всей грудью, будто последний глоток воздуха. В такие моменты ребенок не думает «Я счастлив!», он просто принимает это как должное, как то, что может предложить ему Мир. Только взрослея, мы все чаще анализируем каждый момент своей жизни, и когда мы счастливы, мы непременно знаем это. И также знаем, что счастье пройдет, и мы вновь окажемся в тени плакучей ивы. Мы не даем счастью охватить нас, мы касаемся его и тут же отбегаем.

Я была ребенком, девочкой лет трех или четырех. Было лето, теплый солнечный день. Все мое воспоминание пропитано ярким, почти золотистым светом, таким мне запомнился этот день. Вокруг была зеленая трава, и в воздухе запах каких- то цветов и хвои. Мы с дедушкой и моим младшим братом подошли к малиннику, возле старого заброшенного дома. Малина оплела весь покосившийся забор. Мы начали срывать ягоды, такие сладкие и ароматные. Мы набивали ими рот, даже не задумываясь о том, что они могут быть испорченными. Мы делали так довольно часто, этот куст был обязательным пунктом на нашем маршруте. А потом мы шли к скверу. Уже приближаясь к нему, можно было уловить хвойный запах туи. А с краю стояло дерево, усыпанное белыми цветами, дедушка называл его чайным деревом, но я не уверена, насколько это правда. У его подножия, да и вообще по всему скверу мелькали белые пятнышки, с желтыми, почти как солнце головками. Они создавали такой контраст, что в глазах рябило, и голова начинала идти кругом. Дедушка сорвал один цветок и протянул мне. – Давайте, – сказал он, – нарвем маме букет.

И мы с братом, бегая по всему скверу, срывали эти ромашки, выискивая только самые лучшие и красивые. Затем мы стали разбавлять их и другими цветами, всеми, что нашли в нашем личном Эдеме. Закончив, наконец, собирать свои букеты, мы преисполненные желания готовы были вручить их маме. Но наш маршрут еще не был окончен, поэтому мы двинулись дальше. Я помню, как сильно сжимала этот букет, все время, поглядывая на него и боясь, что он завянет, так и не успев попасть в руки к получателю. Но мы шли дальше, дедушка, а следом и мы с братом, пытаясь не отставать. Пройдя все дома, мы вышли к конечной точке нашего путешествия. Это была небольшая зеленая поляна под открытым небом. Мы приходили сюда, чтобы посмотреть на лошадей. Их было две или три, они мирно стояли, склонив головы и пощипывая траву. Их шерсть переливалась и сверкала на солнце. А гривы немного неухоженные, запутанные ниспадали вниз по шее. Кажется, они не замечали нашего присутствия, а мы старались не спугнуть их. Но в этот день, день, который так сильно врезался в мою память, кое-что в этой картине изменилось. Я увидела, как из-за лошади появился маленький, слегка неуклюжий жеребенок. Сначала он спокойно двигался по поляне, а я уже как завороженная смотрела на него, открыв рот.

– Дедушка, смотри! – воскликнула я.

– Да, аккуратно. Не испугай.

Но меня уже ничто не могло остановить, я шла к нему навстречу, желая прикоснуться к его шерстке и гриве. Мой брат побежал за мной, уверена, он был очарован не меньше моего. И вот, когда я почти достигла своей цели, это маленькое существо, дернулось и поскакало, прячась за своей матерью. Дедушка засмеялся, а я как околдованная последовала за беглецом. Этот трусишка стоял возле кобылы и, кажется, вновь хотел сбежать. Но в тот момент, когда я почти на цыпочках подошла к нему, он все еще был там, поднял голову и смотрел на меня своими маленькими черными глазами. Ему было интересно, точно также как и я, он только начинал свой путь, полный энергии и любопытства. Я осторожно протянула руку и коснулась его носа. Я старалась быть спокойной, чтобы вновь не спугнуть его, но счастье и восторг переполняли меня изнутри. Затем мой брат, последовав моему примеру, тоже стал своей маленькой ручкой тянутьсяк лошади. Жеребенок стоял на месте, хотя его глаза время от времени пугливо смотрели на меня. Думаю, то, что он был рядом с матерью, вселяло в него уверенность и спокойствие. Через несколько секунд я ощутила, как моя другая рука дернулась, и я, выйдя из оцепенения, повернула свою голову. От моих белых ромашек остались лишь пара цветов и зеленые стебельки. Я смотрела на кобылу, аппетитно пережевывающую мой букет, а дедушка и брат уже заливались от смеха. Я растеряно смотрела то на лошадь, то на остатки букета, а затем тоже засмеялась. Изо рта лошади еще торчали белые цветы, но я не чувствовала печали или злости. Я была так рада прикоснуться к этому маленькому чуду природы, что потеря никакого букета не могла уничтожить во мне эту радость. Я скормила оставшуюся часть цветов лошади, решив, что ей они были нужнее, и, что, в конце концов, у нас все еще остался букет для мамы, который собрал мой брат. Наверно это был тот самый момент, когда я впервые почувствовала любовь к Природе. По крайней мере, тот, который я смогла запомнить. Это был момент моего счастья, тогда я этого не осознавала. Для маленькой меня это был просто день, такой же волшебный и интересный, как все остальные. Я хочу вновь ощутить это. Почувствовать легкость и желание жить, узнавать жизнь, вдохновляться ею, будто она древнегреческий омфал.

Я жила в своем домике на отшибе уже третий день, по утрам ходила на пробежку, правда больше не заходила так далеко в лес, днем убиралась в саду, затем под звуки Шуберта или Моцарта я располагалась под яблоней на покрывале и часами рисовала. Вечером пролистывала очередную книгу и спокойно засыпала. В город я так больше и не выбралась, хотя понимала, что жизнь в затворничестве не для меня. Три дня, а я уже соскучилась по человеческой речи и общению. Поэтому сегодня, решив игнорировать косые взгляды местных жителей, я все же вышла из своего маленького уютно мирка.

Время было уже ближе к вечеру. Небо озарилось пурпуром, а солнце, словно большой апельсин, уходило за горизонт. Воздух здесь был не такой как в большом городе, его наполняли запах леса, хвои и геосмина. Я, будто крадущийся вор или шпион, подошла к площади. Мне было неловко останавливаться, чтобы решить, куда пойти дальше. Я хотела слиться с проходящими здесь людьми, и сделать вид, что тоже знаю куда направляюсь. Поэтому слегка замедлив шаг, я решила просто идти прямо, вслед за мужчиной в штанах слоновой кости и джинсовой рубахе. Я шла медленно, тайком осматриваясь по сторонам, и выглядывая что-нибудь интересное или нужное. Мое сердце тревожно билось, и я уже была полна желания развернуться и спрятаться в своем укромном убежище. Но мысленно поругав себя за трусость, я продолжила путь. Я шла так, словно каждая улица в этом пригороде была мне знакома, будто я просто возвращалась с работы домой, как это делаю постоянно. Хотя внутри я растеряно искала место, где смогла бы повернуть обратно так, чтобы меня не сочли странной или глупой. Обычно именно такое впечатление производят люди, которые ни с того ни с сего разворачиваются посреди улицы и начинают идти в обратную сторону. Я дошла до перекрестка и всего на секунду притормозила, оглядываясь по сторонам: с левой стороны в конце улицы я заметила вывеску, виднелись лишь последние буквы, поэтому прочитать, что было там написано, я не смогла, но решила, что если это магазин, то для меня это было бы отличным выходом. Я бы зашла в него, словно именно туда и держала путь, а выйдя, вернулась бы к площади, села на лавочку и подумала, куда еще могу пойти. Было решено. Я свернула налево. Шла я медленно и настороженно осматривалась по сторонам. В тот момент, когда я приблизилась к вывеске, послышался шум, громкие голоса и смех. Что-то внутри меня дрогнуло, но я буквально через силу, продолжала идти. Наконец, вывеска показалась из-за деревьев. Это был черный экран с горящей надписью «БАР MAN », в общем читалось это вместе как бармен, слово бар горело красным цветом, а мен синим. На крыльце стояли мужчины, с сигаретами в зубах, и хищным голодным взглядом. Я чувствовала, как они прожигают меня своими глазами, один из них издал какой-то отвратительный звук, видимо обращенный ко мне, я тут же уставилась вниз, и, ускорив шаг, пошла дальше. Теперь я оказалась еще в более сложной ситуации, проходить мимо этого места второй раз я не желала, и как вернуться домой абсолютно не представляла, я даже не представляла, куда сейчас иду. Дойдя до поворота и завернув за угол, я остановилась. Было довольно жутко, на улице уже темнело, людей вокруг не было, лишь голоса мужчин доносились из бара. Я стояла возле дерева, прислонившись к нему и пытаясь найти решение из сложившейся ситуации. В этот момент мне безумно захотелось, чтобы рядом со мной был хоть кто-нибудь близкий. Тот, кто развеял бы мои страхи, и, взяв за руку, отвел домой. Я подумала, что можно позвонить маме. Я бы разговаривала с ней, пока возвращаюсь обратно, и мне было бы гораздо легче. Так всегда бывает, когда я слышу ее голос, все проблемы на время исчезают, и даже в кромешной тьме появляются проблески света. Для начала я решила перейти дорогу, чтобы не проходить мимо бара, а идти по другой стороне. Так я посчитала, будет безопаснее. Я шла по противоположной стороне дороги, миновала бар и взяла в руки телефон, пролистывая список контактов. В этот самый момент, где-то впереди я услышала голоса. Внутри все оборвалось, я замерла. Теперь я могла разобрать речь.

– Надеюсь, ты меня понял? – прозвучал довольно устрашающий, но спокойный мужской голос. В ответ послышалось лишь невнятное мычание. Не знаю, зачем я продолжала там стоять, я должна была развернуться и побежать со всех ног обратно. Но я стояла.

– Если я еще раз услышу, что ты со своими недалекими дружками воруете у меня, я пройдусь пилой по твоим мерзким ручонкам. Кивни, если понял? – вновь раздался голос первого мужчины. Его голос казался таким спокойным и холодным, что по телу шла дрожь.

– Не буду больше. Прости, только не надо…, – запинаясь, пробормотал второй человек. В его голосе было столько страха и надежды, что я рванула вперед. Не могу объяснить ход своих мыслей и источник своей решимости, но я подумала, что если пройду мимо, то смогу хоть как-то помочь этому человеку. И я пошла, по плану я должна была просто идти вперед, не акцентируя внимание на происходящем. Но как только я настигла, то самое место, этот небольшой закоулочек между густыми кустами и стеной дома, я повернула голову. Я уже говорила про то самое женское любопытство, порой оно даже сильнее чувства самосохранения. Один из мужчин был прижат к стене, он был худощавый, но высокий. На голове его виднелись редкие светлые волосы, кожа на лице сползала вниз, а глаза сверкали как у напуганного ягненка. Он был весь сжат, плечи опущены вниз, спина сгорблена, он будто пытался сделаться меньше, сократиться до крошеного размера, до атома, или вовсе раствориться. Второй же на вид был куда моложе и сильнее, хотя и ниже ростом. Его вид был мрачным, каким-то тяжелым. Темные волосы слегка взъерошены, на лице щетина, нос прямой, немного припущенный к кончику. Он стоял вплотную к первому мужчине, и даже не обернулся в мою сторону, хотя определенно знал, что я здесь. От него исходила аура уверенности и спокойствия. Мужчина же, прижатый к стене, округлив глаза, смотрел на меня, явно ожидая помощи. И все что я сделала, это сказала:

– У вас все в порядке?

Это был глупый вопрос, но отчего-то ничего другого в мою голову не пришло. Мужчина у стены неуверенно закивал, хотя его взгляд, наполненный страхом, говорил об обратном. Я, решив, что сделала все что смогла, подумала было уйти, но тут второй мужчина повернулся ко мне, в его руке блестел складной нож, вроде бабочки, он быстро закрыл его и сунул себе в карман. Напряжение в моем теле было словно в грозовой туче. Я хотела бежать, но не могла пошевелиться. Во мне царило странное чувство страха и любопытства. Мужчина с ножом раздраженно смотрел на меня, явно недовольный тем, что я их прервала. Но в его взгляде не было и тени испуга или беспокойства оттого, что его застали на месте преступления, нет, он был спокоен и слегка раздражен. Его пепельно-серые глаза легли на меня и сдавили, мне вдруг, как и тому мужчине, захотелось съежиться и исчезнуть. Он, не поворачивая головы, продолжая разрушать меня своим взглядом, обратился к вжатому в стену человеку.

– Еще поговорим, – кинул он. И все также спокойно, даже слегка отстраненно, он завернул в ту сторону, откуда я пришла, и медленно пошел прочь.

– Спасибо, – кивая головой, пробормотал другой мужчина. Он отлип от стены и почти бегом направился через дорогу в сторону бара, видимо сгонять стресс. Я же со всех ног полетела домой. Все чего я желала, это собрать чемоданы и уехать из этого места. Но войдя в дом, страх поутих. Лес продолжал напевать мне свою песню, и я, видимо окончательно лишившись разума, решила остаться, хотя бы до конца этого месяца. Я не могла вернуться обратно, даже не дав этому месту второго шанса. Один неудачный вечер не должен был решать мою судьбу. Я приняла душ, легла в постель, открыла Джека Лондона, и начала читать:

«– О нет, – ответил Волк Ларсен с горечью. – И в этом его счастье. Он слишком занят жизнью, чтобы думать о ней. Я сделал ошибку, когда впервые открыл книгу».

Вы знали, что существует так называемый ген счастья? Он существует в нас с самого рождения. Проблема лишь в том, что у одних он короче, чем у других. И чем длиннее этот ген, тем быстрее серотонин попадает к клеткам мозга. Такие люди чувствуют себя счастливыми гораздо чаще остальных. Им достаточно совсем небольшого количества положительных эмоций, чтобы испытать счастье. Другой же части человечества, которой повезло чуть меньше, необходим, куда больший толчок, чтобы короткий ген смог передать необходимый объем серотонина в мозг. Знаю, это все сложно. Но данная тема всегда меня интересовала. Почему один человек сохраняет позитив в любой ситуации, а другой при малейшей возможности впадает в депрессию? К какой категории отношусь я? Не знаю, кажется, с моими генами не все в порядке. Порой я смотрю на солнце или на звезды и чувствую, как счастье переполняет меня, а иногда мне хочется запереться где-нибудь в чулане, чтобы ничего не видеть, не слышать, не чувствовать. Не знаю, что этому виной, мои гены или что-то, что ученые пока не смогли объяснить. Мне тоже это не под силу, философ внутри меня порой делает тщетные попытки разгадать эту тайну, но видимо, ей суждено, как и Атлантиде оставаться там, на этом неизведанном морском дне.

Уже два дня прошло с того злополучного вечера, который чуть было не стер в пыль все мои попытки начать новую жизнь. Сегодня я впервые за это время пошла на утреннюю пробежку. Все предыдущие дни я с постоянной тревогой выходила из дома, и вздрагивала от каждого треска или шороха. Мне казалось, что мужчина с ножом придет за мной, что он не за что не оставит мой поступок без внимания. Но видимо я все немного преувеличила. Никто за мной не пришел, и я, слегка успокоившись, продолжила свою привычную жизнь. Сегодня мне нужно было отправиться в магазин, так как продукты в моем холодильнике быстро исчезли. Еще я решила заглянуть в здешнюю библиотеку, мне надоело по десятому кругу перечитывать свои книги, а заснуть, не почитав хотя бы несколько страниц и не вдохнув запах чернил, я просто не могла.

Закончив пробежку, я побрела в библиотеку. Вокруг было довольно тихо, люди сонно брели по улицам на свои работы, жара их размаривала, и было видно, как они неохотно, преодолевая себя, отрывают ноги от земли. Еще совсем недавно я была похожа на них, на этих тряпичных кукол, марионеток системы современного мира. Дом, работа, работа дом. Из одних стен ты перебираешься в другие, и изо дня в день ничего не меняется. Кто-то назовет это стабильностью, я же называю это стагнацией. Все эти люди будто попали в петлю времени, уверена, однажды они проснуться, и не смогут отличить этот день от предыдущего, себя сегодняшнего от себя вчерашнего. И это будет их концом, или как в моем случае началом. Началом чего? Возможно, новой жизни, а возможно новой петли, в которой я застряну и продолжу барахтаться, захлебываясь безнадежностью и однообразием. Я приблизилась к библиотеке. По соседству находился школьный двор, тихий и безлюдный. Только через мгновение я вспомнила, что сейчас лето и все дети на каникулах. Я открыла железную дверь небольшого кирпичного здания и вошла внутрь. В нос тут же ударил запах бумаги, чернил и пыли. Я думаю, все знают, как пахнет в библиотеках, совсем не так как в книжных магазинах. В них пахнет историей, временем, той судьбою, которую прожила каждая книга. Я люблю этот запах, люблю старые книги, потрепанные обложки и пожелтевшие страницы. Эти книги как мудрые старики способны донести куда больше, чем нетронутые экземпляры на полках магазина. Хотя признаться честно я уже давно не бывала в библиотеках, наверное, со школьной скамьи, и все, потому что, как я уже говорила, я люблю видеть прочитанную книгу у себя на полке. Прочитать книгу, посветить ей часть своей жизни и вернуть, отдать обратно, это словно купить семена, вырастить цветок, а затем вырвать его из своего сада и вернуть обратно продавцу. Глупо и жестоко, по отношению к себе в первую очередь. Но я решила пойти на это, потому что жить без книги еще тяжелее. Я подошла к стойке, за которой сидела женщина лет сорока, может старше. Ее каштановые волосы слегка отдавали красным. Они были коротко острижены и уложены на бок. Она подняла на меня свои глубоко посаженые глаза и привстала.

– Чем могу помочь? – спросила она, с интересом рассматривая меня. Думаю, она поняла, что я не из местных.

– Здравствуйте, – начала я. – Я бы хотела книгу взять.

– Вы у нас записаны? – женщина выдвинула шкафчик, в котором рядком стояли читательские книжки, и в ожидании посмотрела на меня.

– Нет, – ответила я. – Я только недавно сюда переехала.

– Хорошо, тогда давайте заведем вам книжку. Вы надолго к нам? – доставая чистую карточку, спросила женщина. Не думаю, что это нужно было для дела, скорее здесь сыграло то самое женское любопытство.

– Еще не решила.

– У вас здесь родственники?

– Нет. Я здесь отдыхаю. От городской суеты, – пояснила я, в надежде, что эта женщина не сочтет меня каким-нибудь сбежавшим преступником или психом.

Но женщина только улыбнулась и протянула мне книжечку.

– Заполните лицевую сторону, – попросила она, передавая мне ручку. Я молча заполнила указанную страницу и передала книжку обратно этой женщине.

–Так, – протянула она, – И что бы вы хотели взять?

–«Замок Броуди» Кронина, – ответила я. Женщина кивнула и пошла вглубь стеллажей.

– Сейчас достанем, – сказала она, и принялась напевать неизвестный мне мотив. – Приятно видеть читающую молодежь, – раздался голос женщины. – К нам, на самом деле, редко кто заходит, в основном учителя и детишки за школьной программой. Люди в наше время читают электронные книги, скоро от библиотек вообще толку не будет.

– Я не люблю электронные книги, они не пахнут, – ответила я. Я услышала смешок, а затем и сама женщина с улыбкой на лице вышла из-за стеллажей.

– Как я вас понимаю. Работаю здесь уже четырнадцать лет, а прихожу домой, и мне все равно не хватает этого запаха. Мой муж называет это зависимостью. Может это и так, только вот от такой зависимости вреда никому не будет. А вот то, что сейчас детей от компьютера не оторвешь, вот это страшно, – женщина заполнила карточку, и протянула мне книгу.

– Ничего, думаю, всегда будут находиться люди, которые предпочтут бумажную книгу электронной. Спасибо, – я засунула книгу в сумку.

– Буду ждать вас еще. Заходите, – женщина радушно улыбнулась, и на миг мне стало так тепло на душе, будто я здесь не одна, будто в этом городке и для меня тоже найдется место. Эта милая женщина подарила мне немного надежды, я поблагодарила ее, мысленно, затем улыбнулась, кивнула и покинула библиотеку.

Весь этот и последующие пару дней я провела в своей маленькой обители. Я уже привыкла к этому дому, а он привык ко мне. Каждый день я открывала окно, чтобы впустить немного воздуха в комнату, чтобы запах леса пропитал эти стены. Я готовила завтраки и обеды, чтобы наполнить дом уютом. Вечерами я читала книги, вслух, чтобы мой голос навсегда остался в этих комнатах. Он разносился по дому, и я уже не ощущала себя настолько одинокой. Все что у меня было это телефонные разговоры с друзьями и родителями. Я слышала их голоса, и мне хотелось сорваться и вернуться назад, так сильно я скучала по ним, по моментам без одиночества. Поначалу я наслаждалась этим одиночеством, но теперь, оно отчего-то начало меня душить. Все чаще я ловлю себя на мыслях о прошлой жизни, и тут же одергиваю. Одергиваю, потому что не хочу верить, что совершила ошибку, что бросила все и убежала, чтобы вновь вернуться, как пес, которому дали свободу, но он, нагулявшись и устав от вечного поиска пищи и крова, вернулся на свою цепь. Видимо я нуждаюсь в людях. Вот что я поняла здесь за эти пару недель. Свобода для меня не в одиночестве. Я хочу наслаждаться одиночеством, а не утопать в нем. Вынужденное одиночество – это не свобода, эта еще одна клетка. Я хочу просыпаться утром и решать, проведу я этот день одна, или в окружении людей. Такое одиночество мне нравиться, одиночество, которое не принуждает, не сковывает, не утомляет, а дает силы, вдохновение и пусть и иллюзорную, но свободу. Наверно многим людям будет тяжело это понять, понять мир, который выстроен в моей голове. Видимо это удел творческих людей, чтобы что-то создать, необходимо очистить свой мир от лишних мыслей и людей. Когда читаешь книги, не важно, какого автора, всегда можно встретить строки об одиночестве. Спросите любого художника или писателя, и он вам скажет, что одиночество один из главных источников его вдохновения. Но хотят ли эти люди чувствовать себя одинокими? Нет. Никто не хочет. И мне тоже становиться тоскливо, я начинаю скучать по людям.

Закрыв книгу, я быстро собралась и вышла из дома. Мне нужно было отвлечься, отогнать от себя все эти мысли и сменить обстановку, поэтому я решила пообедать в местном кафе, о котором говорил хозяин дома. До этого я не заходила туда, и слабо представляла, как выглядит это место. Но когда я отыскала его, меня постигло удивление. Это было вполне приличное кафе с летней верандой. Веранда была огорожена деревянной решеткой, стояло несколько столиков, так же деревянных и блестящих от лакового покрытия. Людей было очень мало. Лишь за одним из столиков сидела пара мужчин, видно вышедших на обед с работы. Внутри было намного свежее и прохладней. На полу лежала серая плитка, стены были выкрашены в сине-зеленые цвета морской тематики. Кафе называлось «Волна», так что такой интерьер был логичен. На стенах висели ракушки и фотографии с морем, а в углу стоял небольшой аквариум, где плавно, рассекая воду, плавали мелкие рыбешки. Столики из светлого дерева стояли в странном, почти шахматном порядке. Это место было похоже на одно из прибрежных кафе у моря, от которых так и тянуло спасительной прохладой. Мне захотелось закрыть глаза и услышать шум прибоя, который разгоняется, ударяется о мелкую гальку на берегу и с волнующим переливом отступает назад. Я уже давно не была у моря, это вызвало во мне странную досаду и тоску, и я решила, что обязательно побываю там, очень скоро. Возможно, если мой план с этим местом не удастся, то я соберу сумки и куплю первый же билет к прибрежному городку. Через полчаса я закончила свой обед и за это время в кафе так никто и не зашел. Разочарованная я вышла на улицу. Стояла жара, но воздух был влажным, и от этого становилось тяжело дышать. Это были последние жаркие дни лета. Стоило бы ими наслаждаться, а я изнывала от солнца и молила о дожде. А когда начнутся беспросветные дни, заполненные серостью и влагой, я начну с тоскою вспоминать эти мгновения под палящим солнцем. Человек никогда не научится ценить то, что у него есть. Наше проклятье в желании иметь то, чего у нас нет. И положи в руку человечества философский камень, который оно так ищет, как в тот же миг человечество швырнет его на полку ненужных вещей, возжелав чего-нибудь другого.

Уже к вечеру начался дождь. Мои молитвы были услышаны. Правда гроза была такой сильной, что порой казалось, мой дом вот-вот рухнет, словно игрушечный. Это вызывало во мне странный трепет и страх, с примесью восхищения. Затем крыша на кухне начала протекать, и вода струей устремилась вниз. Я подставила туда ведро, молясь, чтобы остальные части крыши оказались надежнее. Дождь не прекращался всю ночь. Мне пришлось спать под постоянно раздававшиеся раскаты грома, под звон дребезжащих окон и под ритмичное падение капель в железное ведро. Несколько раз за ночь я вскакивала на кровати, потому что мне казалось, что дом скоро рухнет, затем я выливала скопившуюся воду в ведре на кухне и снова ложилась спать. Утром, когда я открыла глаза, дождя уже не было. Гроза прекратилась, а мой дом все еще стоял на месте. Сквозь стены я чувствовала, как внутрь проникает запах сырости и влаги. Я поглубже закуталась в одеяло и оставалась там еще какое-то время. Затем мой желудок заурчал, и голод поднял меня с постели. Неохотно я дошла до кухни и выглянула в окно на свой затопленный сад. Было видно, как вода скопилась у подножия деревьев, яблоки вновь ковром лежали на земле, смешиваясь с листьями и ветками. Когда я представила, что мне по колено в грязи придется убирать эти яблоки, я тут же захотела вернуться в свою постель и никуда оттуда не выходить.

Но через полчаса я все же вышла из дома, открыла дверь и вдохнула утренний, прохладный, сырой запах. А затем, словно сон или кусочек воспоминаний из моего детства я увидела совсем рядом, по ту сторону забора, чудо природы, которое с самого детства вызывает у меня лишь восторг. Мое сердце заколотилось, а дыхание перехватило, словно это была не просто лошадь, а волшебный единорог. И словно маленькая девочка, я, забыв обо всем на свете, уже мчалась навстречу к ней. Я аккуратно открыла забор, чтобы не спугнуть лошадь, и, затаив дыхание, замерла. Мой волшебный единорог, словно не замечая моего присутствия, продолжал пощипывать траву. Я делала медленные шаги, словно хочу не погладить эту лошадь, а съесть ее, как голодный хищник. И вот уже скоро, я оказалась совсем рядом. Лошадь подняла голову, и взглянула на меня своим большим черным глазом. Я чувствовала, как улыбка расползается по моему лицу. Протянув руку, я легонько коснулась блестящей, шоколадной шерсти лошади. Поняв, что мой незваный гость, никуда не собирается бежать, я стала слегка уверенней поглаживать его морду и загривок. Теперь, мне было не так одиноко, я чувствовала тепло этой лошади, и мне хотелось прижаться к ней всем телом, обхватить руками ее большую мощную шею. Так сильно я ее любила.

– Подожди, – сказала я, смотря в глаза лошади, словно ожидая от нее ответа. Затем я забежала на участок, огибая лужи, прошла в сад, и собрала немного яблок. Быстро вернувшись обратно, я с облегчением заметила, что мой новый друг, все еще на месте. Я кинула яблоки на землю, и, оставив одно в руке, протянула его лошади. Мой гость немного подумал, а затем зажал яблоко своими губами и стал медленно пережевывать. Яблоки на земле тоже быстро закончились. Я коснулась рукой носа лошади, и она слегка подалась вперед.

– Какой же ты красивый. Откуда же ты пришел ко мне, а? – я хлопнула ее по шее. – В любом случае теперь ты мой гость. Если пойдешь со мной, я покажу, где есть много-много яблок. Тебе ведь понравились яблоки?

Я сделала шаг назад, пытаясь, повести лошадь за собой, но она оставалась на месте.

– Ну же, – я похлопала по ноге, слово подзывала к себе пса. –Ладно.

Я встала сбоку от лошади, приобняв ее за шею и слегка подтолкнула вперед. Но мой новый друг, замотал головой и стал пятиться, переступая с ноги на ногу. Ему явно не нравилась моя затея. Я тяжело вздохнула.

– Не хочешь, значит? – разочаровано пробормотала я. Но сдаваться так просто я не собиралась и решила перейти к тяжелой артиллерии. Я снова побежала в сад и набрала немного яблок. А вернувшись, выложила из них дорожку, прямо к себе на участок. Лошадь, немного подумав, стала съедать одно яблоко за другим, медленно продвигаясь вперед. И вот уже вскоре это прекрасное создание оказалось на моей территории. Я готова была плясать от радости, но сдержала себя, чтобы не испугать животное. Весь следующий час я наслаждалась обществом своего гостя, пока в наше знакомство не вмешался злодей этого дня и вор моего счастья.

Я сидела на стуле напротив лошади и смотрела, как она с аппетитом пережевывает очередную порцию яблок. Кажется, в этот момент я улыбалась, но моя улыбка тут же сползла с лица и упала в грязь, когда на горизонте я увидела, идущего к нам старика. Это был обычный мужчина лет шестидесяти, довольно крепкого худощавого телосложения, с редкими седыми волосами и свисающей дряблой кожей. Он подошел к калитке и улыбнулся.

– Здравствуй, хозяйка, – крикнул он. Я видела, как он посмотрел на лошадь, он пришел за ней, я это чувствовала, но все же не подала виду. Я улыбнулась в ответ и пошла к нему на встречу.

–Здравствуйте, – ответила я.

–Вижу, вы подружились с нашим Хранителем, – радостно заметил мужчина. – Все утро его ищу, а он вот где.

– Так это ваша лошадь? – спросила я, хотя, и так, знала ответ.

– Да. Его зовут Хранитель. Сбежал вчера во время грозы, испугался видимо. Думал, не найду уже. А потом смотрю дом, думаю, дай посмотрю, выхожу, а он здесь, красавец, – лицо старика сжалось, словно смятая бумага, а его прозрачные глаза наполнились блеском.

– Ну, значит, тебе пора домой Хранитель. Спасибо, что составил мне кампанию, – я хлопнула лошадь по загривку, не желая с ней прощаться. Я так завидовала этому старику, который каждый день мог находиться вблизи этого чуда природы.

– Вы наверно родственница хозяев? Давно я здесь никого не видел.

– Нет. Я арендую этот дом.

– Что ж ты в такую глушь забралась, дочка?

– Уже и сама не знаю. Откройте там калитку, – попросила я. Старик распахнул дверь и зашел внутрь. Он коснулся лошади, и она тут же развернула к нему голову. Она его узнала.

– Ну что Хранитель, ты хорошо себя вел с дамой? – смеясь, спросил мужчина, похлопывая лошадь.

– Да, он был джентльменом.

– Как тебя зовут, дочка?

– София.

– Попрощайся с Софией и пошли, – сказал он лошади.

– Пока Хранитель, – я коснулась его носа, и на мгновение он прикрыл глаза. Я видела, как в них отражается нечто прекрасное, это была его душа. В его глазах не было пустоты или непонимания. Какая-то мысль мелькала в его взгляде. Он что-то пытался мне сказать. Я видела это. Точно видела.

Мужчина взял прядь его гривы в руку и слегка дернул, затем он издал цокающий звук и лошадь спокойно и податливо пошла за ним.

Весь оставшийся день я думала о моем утерянном друге, о том, как же все-таки было бы хорошо, если бы он остался. Затем я начала думать о моем дедушке, и о наших с ним прогулках. Потом, я вспомнила случай, когда, будучи совсем маленькой, я упала с лошади, но не перестала их любить. А потом, я начала думать, почему бывает так, что ты просто любишь что-то или кого-то. Вот вроде и нет никаких причин для этого, а ты любишь. И не понятно, откуда появилась эта любовь, в какой момент она зародилась в тебе, словно она жила в тебе с самого рождения. Вот я люблю лошадей, прогулки по лесу и запах книг. А кто-то к этому совсем равнодушен. И мне никогда не понять такого человека, а ему не понять меня. Хотя мы и видим с ним один и тот же мир, дышим одним воздухом, смотрим на одни и те же звезды, но он проходит мимо дерева и не замечает его, а я восхищаюсь его красотой. Наверно Природа посчитала это верным, в мире слишком много всего, и любви одного человека не хватило бы на все это многообразие. Поэтому кто-то любит книги, кто-то лес, кто-то лошадей, а кто-то кофе. Может и в отношении людей тоже самое?

Природа вложила в нас любовь к определенному человеку, и как только мы встретим его, то тут же это поймем. Не та любовь, о которой говорят люди, и которая проходит через три года. Нет, это должно быть нечто большее, что невозможно спутать ни с одним другим чувством, что нельзя уничтожить ни временем, ни пространством. Только вот боюсь, в подсчетах Природы есть небольшая ошибка, не всем удается отыскать эту любовь, многие довольствуются ее неудачной копией. А тот, кто отказывается от этого обмана, вынужден оставаться одиноким. Затем я начала рассуждать об одиночестве, и плавно вернулась к сегодняшней моей потере.

На следующий день, я решила выйти из дома. Дочитав книгу, я положила ее в сумку и направилась в библиотеку. Женщина, с которой я познакомилась в первый раз, снова была там. Увидев меня, она встала со стула и натянула свои очки.

– Рада вас видеть, – на ее лице заиграла улыбка.

– Здравствуйте.

– Дочитали? – она сложила руки на стойке.

– Да, – я протянула ей книгу.

– И как вам? – женщина выдвинула ящик и начала искать мою карточку.

– Драматично, но я люблю Кронина, – коротко ответила я.

– Это точно. Трагично, и, к сожалению, довольно жизненно. Если присмотреться, у нас более чем достаточно таких вот семей.

– Да. Но мне бы очень хотелось посочувствовать Броуди, понять причину его помешательства и жестокости. Не думаю, что люди такими рождаются, что-то сделало его таким, жаль, что автор не раскрыл этого момента.

– Как приятно общаться с думающей молодежью, – восхищенно заметила женщина. Она улыбнулась, и от ее лица повеяло теплом и уютом. Женщина, наконец, нашла карточку.

– Хотите еще что-нибудь почитать?

– Да, правда, не знаю что. Может, посоветуете что-нибудь?

Женщина приспустила очки и явно задумалась. Ее лицо и ее глаза излучали образованность и интеллигентность. Так действительно бывает, смотришь на человека и сразу видишь, как много он пережил, как много прочел. Это читается в каждом жесте, в чертах лица, голосе и, конечно же, взгляде. Ее глаза были наполнены спокойствием и мудростью. Какое-то время она оглядывала стеллажи, словно вспоминая, где какая книга стоит, а затем перевела взгляд на меня.

– А не хотите чаю? – вдруг предложила она.

– Чаю? – меня слегка изумило такое предложение.

– Да. Выпьем чаю, поговорим о книгах, а то мне здесь совсем скучно одной. Расскажите, что вы уже прочли, а я вам что-нибудь посоветую.

Я вдруг подумала, что она наверно очень одинока. Стоит целый день здесь, среди сотен книг, которые она, скорее всего уже прочла, а обсудить их не с кем. Я знаю какого это, когда некому рассказать о своих мыслях. И мне стало жаль, и ее, и себя. Потом я обрадовалась, что хоть кто-то в этом городишке захотел выпить со мной чаю.

– Хорошо, я не против.

Женщина засветилась от счастья, и махнула мне рукой, зовя за собой.

– Идем тогда, меня Мария зовут, а тебя? – сказала женщина, заворачивая за стеллажи.

– София, – ответила я, следуя за ней. Мы завернули еще за один шкаф и вошли в маленькую комнатку. Там стоял небольшой столик, тумбочка и пара стульев, на стене весело зеркало и несколько фотографий.

– Присаживайся Сонечка, – излучая материнскую любовь, сказала Мария. Я слегка вздрогнула, когда она назвала меня Соней. Я ненавижу, когда меня так называют. Но ей я почему-то об этом не сказала, я села на стул и еще раз осмотрела комнату.

– Все, чайник поставила. Сейчас будем пить чай, у меня здесь есть пряники и конфеты, – женщина полезла в тумбочку и достала оттуда два пакета. – Угощайся, – кивнула она.

– Спасибо.

– Ну, рассказывай Соня, что же ты забыла тут у нас? Все отсюда бегут, а ты, наоборот, – Мария села напротив меня и плавно опустила руки на стол.

– Я…, – мне было тяжело объяснить свой поступок, я и сама его не до конца понимала, – Я просто устала от своей прошлой жизни, мне нужен был покой, свобода, время для творчества. Там я была несчастна, думала, что найду счастье в другом месте.

– Нашла? – Мария смотрела на меня, и, кажется, сама знала ответ.

– Первую неделю я была счастлива, но теперь не уверена.

– Хорошо там, где нас нет…да? – грустно улыбаясь, заявила Мария. Чайник издал свист, и кнопка щелкнула. – Ну, раз ты здесь, значит, так нужно, – Мария встала и взяв чайник, разлила воду в кружки. – Я тебе вот что скажу, люди слишком упорно и порой долго ищут счастья. Но спроси у них, что же они пытаются найти, что значит для них это счастье, ничего внятного они не скажут. А знаешь почему? Да потому, что человеку не так уж много и надо. Нужно чтобы кто-то любил их, и чтобы кого-то любили они. Чтобы было с кем посмеяться и с кем поплакать. Чтобы крыша над головой была и хлеб на столе. И чтобы было хоть одно дело, которое приносило бы им удовольствие. А мы носимся туда-сюда по Земле и ищем призрачного счастья. И так его и не находим. А все потому, что ищем чего-то сложного, а оно все просто.

– Просто говорите? По-моему, это очень тяжело, найти такого человека, который бы тебя любил, и которого любил бы ты, с которым и посмеяться, и поплакать можно. Кто-то находит его даже не начав искать, а кто-то ищет всю жизнь, и ничего…

– Так вот что ты ищешь? Ну любовь ты здесь точно не найдешь, – усмехнулась женщина.

– Я не знаю, что я ищу. Просто хочу покоя. Хочу заняться искусством и ни о чем больше не думать.

– И чем же ты занимаешься? Каким искусством? – женщина поставила передо мной чашку и снова села напротив.

– Изобразительным, пишу картины.

– И хорошо?

– Довольно неплохо, – ответила я.

– Знаешь, что, я тут с директором школы говорила. Она ищет учителя рисования, если хочешь, можешь сходить, вдруг возьмут, других вариантов у них все равно нет.

– Да? Это интересно, правда диплом с собой не взяла.

– Ничего, у нас тут деревенская школа, думаю, это не будет проблемой.

– А знаете, я, пожалуй, схожу, а то скоро волком завою от скуки.

Я вдруг почувствовала некий прилив сил, вдохновение вновь охватило меня. Теперь я могла не просто творить, я могла научить других, делать это, привить любовь к искусству, красоте, миру. Странный трепет и рвение проснулись во мне. Я видела, как клетка вокруг меня рушиться, как над головой кричат стрижи, опускаясь все ниже и ниже, чтобы забрать меня с собой, прочь из этих оков.

На следующий день я сходила в школу и директриса: довольно плотная женщина, с засаленными волосами, широким носом, и пухлыми ручками с радостью взяла меня на место учителя рисования. Я должна была преподавать всего раз в неделю по пятницам, платить мне обещали копейки, но я все равно была счастлива. Учебный год начинался через пару дней, и я должна была явиться на общее собрание, чтобы узнать программу на учебный год и познакомиться с коллективом.

Эти два дня пролетели в мучительном ожидании. Мне разрешили самой подготовить план занятий по моему предмету, поэтому все это время я просидела у Марии в библиотеке, шерстя книги и учебники, так как с Интернетом здесь были определенные проблемы. Время от времени мы пили с ней чай и болтали обо всем на свете, как старые подруги. В эти моменты я чувствовала, что моя жизнь наполняется смыслом, она как старый пылящийся кувшин вновь испробовала вкус вина. Среди сотен книг, запаха бумаги и чернил, обволакивающего теплом присутствия Марии, я избавлялась от одиночества и мрачных мыслей. Вечером, возвращаясь, домой, я долго лежала, погруженная в себя, и представляла, каким будет мой кабинет, каких детей я буду обучать, что буду говорить, и будут ли они меня слушать. А затем, мои мысли медленно растворялись, за ними исчезал шум леса, и все погружалось во тьму.

Настал понедельник. Помню, в моей прошлой жизни я ненавидела этот день недели. С трудом я вставала с постели и начинала еще одну пустую главу своей жизни. Но в этот раз, я вскочила с кровати еще до первых звуков будильника, я надела самое приличное, что у меня было, взяла свой план и помчалась в школу. Я никогда бы не подумала, что буду с таким рвением и такой радостью идти в это место. Скажи вы мне об этом еще год назад, и я бы рассмеялась вам в лицо. А теперь я открываю дверь школы, чувствую, как запах штукатурки и свежевыстеленного линолеума проникает в мои легкие, и сердце начинает биться в волнении и предвкушении чего-то нового.

Собрание проходило в кабинете нашей директрисы, той самой пухлой женщины с толстыми пальцами. Она сидела в кресле за столом, ее грудь спадала на живот, а живот в это время упирался в стол. Волосы темные, засаленные, были зачесаны набок. Маленькие серые глаза скрывались за щеками, а толстые пальцы теребили кусок бумаги. Помимо директрисы в кабинете было еще пять человек. Когда я вошла туда, директриса Анна Максимовна, представила меня всему коллективу. На диванчике сбоку сидели две женщины: пожилая, словно высушенная временем учительница русского и литературы и дама чуть помоложе, видно высокая, крепкая, с крупными чертами лица, это была преподавательница младших детей, а также по совместительству учитель истории и географии. С правой стороны на деревянных стульях сидело еще трое человек: худощавый мужчина, в очках и с проседью у висков, который оказался учителем математики и физики; учителем биологии и химии была молодая девушка, примерно моего возраста, с большими синими глазами, и белыми кудрями, и еще одна женщина, маленькая и круглая как шарик, являлась заместителем директора и по совместительству учителем английского языка. На этом преподавательский состав заканчивался. Я неловко села на стул, чувствуя пристальное внимание и любопытные взгляды, которые кидали на меня все учителя. Так всегда бывает, когда приходишь в новый коллектив, пройдет неделя другая и ты перестанешь быть для них главным объектом внимания, остается только подождать. Директриса произнесла свою речь, рассказала нам план занятий, расписание и другие нюансы учебного года. Затем собрание закончилось, и все учителя разошлись на первые учебные занятия. Я вышла из школы и направилась к Марии, не желая, возвращаться домой в свое одиночество.

Мария как обычно встретила меня своей добродушной улыбкой, ее глаза блестели и отдавали теплом. Когда я видела ее, я словно вновь оказывалась рядом с матерью. Она была также добра, болтлива, от ее лица всегда исходил свет надежды, а внутри нее цвела прекрасная китайская роза.

– Как все прошло? – Мария отложила в сторону книгу и взглянула на меня.

– Думаю, что хорошо. Самое сложное будет в пятницу.

– Ничего, волноваться не стоит, детки у нас хорошие, – успокоила меня Мария. –Чаю? спросила она, снимая очки. Я кивнула, чувствуя, как тепло разливается по моему телу.

– Тогда пошли, – улыбнулась Мария.

Мы зашли в комнатку за стеллажами и уселись за стол.

– Хорошо, что ты сюда приехала, с кем бы я еще вот так пила чай, – засмеялась она. – Но надолго здесь не оставайся. Нечего здесь делать Соня, ты молодая, тебе муж нужен, дети, а у нас одни старики, да пьяницы.

От слов Марии, что-то внутри меня защемило, начало карябать стенки желудка и груди. А потом появилось раздражение, такое странное зудящее, словно внезапная аллергия. Мне уже двадцать четыре года и последние несколько лет мои родители, друзья и все кому не лень, в один голос твердят, что мне пора обзавестись семьей. Не знаю, с чего они это решили, и кто им вообще дал право определять, когда и кому пора обзаводиться семьей. Во мне эта тема всегда вызывает бурю протеста. И мне хочется вылезти из своей шкуры подобно змее и уползти прочь. Не потому, что я люблю свое одиночество, скорее всего я просто не рождена быть женой или матерью, и вообще не рождена для любви. Мне бы очень хотелось, чтобы это было не так, но, кажется, мои желания здесь не учитываются. Я всегда смотрела на своих родителей и не понимала, как им удается, прожив столько лет вместе, до сих пор питать друг к другу теплые чувства. Когда они вместе, они заполняют любовью все пространство вокруг себя. И признаться честно, я порой завидовала им, потому что знала, что мне не суждено пережить подобного. Наверное, я всегда искала именно таких отношений, но, увы, планка слишком высока и мне до нее не дотянуться. Это может показаться странным, но я перестала искать в каждом прохожем свою любовь, перестала надеяться, что однажды испытаю подобные чувства, я смирилась, приняв, то, что дает мне Вселенная, как должное. Кто я такая, чтобы сопротивляться плану самой Природы. Я поняла, что не все рождаются для любви или семьи, и наполнила свою жизнь искусством.

– Нет Мария, боюсь, цель моей жизни не в этом.

– Что за глупости? Важнее семьи цели быть не может, Соня. Какая же тогда цель твоей жизни?

– Пока не знаю… но знаю, что это не семья. Вот представьте, человек рождается глухим, и он уже точно знает, что никогда не станет певцом или композитором, это не может стать целью его жизни, потому что так распорядилась Природа.

– А как же Бетховен?

– Ну, он не рождался глухим, он оглох гораздо позже.

– Сонечка, кто же тебя так обидел, что ты разуверилась в любви? – в глазах Марии пробежала тень тревоги.

– Никто, – честно ответила я, – Просто я никогда никого не любила, да и меня никто не любил. Так бывает, ничего страшного, – я натянула улыбку, хотя мне совсем не хотелось улыбаться.

– Ну, тебе ведь не шестьдесят лет, вся жизнь еще впереди. Я вот со своим мужем познакомилась, когда мне двадцать шесть было, и вот мы уже девятнадцать лет живем вместе. Так что не забивай свою голову всякими глупостями, отдохни здесь, а затем собирайся и уезжай куда-нибудь еще. – Мария взяла меня за руку, и то напряжение, что царило внутри меня, вмиг испарилось.

– А дети? – спросила я, потому что никогда не слышала, чтобы она о них упоминала.

–Да, у меня был сын, сейчас ему должно было быть шестнадцать. Мой мальчик…, – глаза Марии наполнились болью, я видела, как слезы просачиваются сквозь потускневший взгляд.

– Простите, – прошептала я. – Я не хотела.

Я почувствовала, как тяжесть ее боли легла мне на душу. Я потревожила ее еще не зажившие раны, и они засочились у меня на глазах. Я не люблю человеческой боли, и человеческих слез. В такие моменты я цепенею и теряюсь, не зная, что именно я должна говорить и делать.

– Ничего, – вздохнула Мария, вытирая скопившуюся у уголков глаз влагу. – Это было очень давно.

– Если хотите вы можете рассказать мне о нем? Но только если хотите.

Мария опустила голову и сложила руки в замок. Я видела, как ей было тяжело, и уже пожалела, что не перевела разговор на другую тему.

– Не знаю, что именно рассказывать, Соня. Ему было всего восемь, когда он умер. Он был милым, хорошим мальчиком. И мы с мужем любили его, любили больше жизни. Он учился играть на фортепьяно, оно до сих пор стоит у нас в зале, накрытое покрывалом. Долгое время я просыпалась по ночам, потому что мне казалось, что я слышу, как звучат клавиши. Но сейчас это прошло. Порой мне кажется, что я хорошо помню его лицо, а потом беру в руки фотографию и понимаю, что там другой мальчик, не тот, что остался в моей памяти. Он был с нами совсем недолго, но это были самые счастливые восемь лет в моей жизни, после его ухода образовалась пустота и эта пустота ничем не может быть заполнена.

– А что с ним случилось?

– Он болел с самого детства, как оказалось, у него была сердечная недостаточность, мы обнаружили ее, когда ему было шесть лет, начали проходить лечение, но потом у него просто остановилось сердце, – Мария закрыла глаза ладонью, пытаясь сдерживать слезы.

– Почему же вы не завели еще детей? Вы ведь были молоды.

– Не знаю, не хотела. Может быть боялась. А теперь уже поздно. У мужа слабое здоровье, да и у меня уже нет прежних сил. Мы просто доживаем свой век. Ладно, давай не будем говорить на такие печальные темы. Ты молода, нечего забивать свою голову моими проблемами. Я совсем забыла про чай, чайник уже закипел, – Мария вскочила с места и принялась разливать воду в кружки. А во мне накрепко засело чувство печали. Я не знала, откуда у Марии находятся силы излучать такое тепло и так искренне и часто улыбаться. Я видела в ней силу, силу которой, увы, обладают немногие. И эта сила восхищала меня, она удивляла и завораживала. Я смотрела, как Мария заваривает чай, насыпает в вазу конфеты и печенье, и мне хотелось остановить ее, сказать, что я вижу ее боль, и что ей не обязательно скрывать свои чувства. Но я промолчала, потому что еще больше я хотела видеть ее сильной, знать, что такая сила возможна, и питаться этим знанием.

Следующие несколько дней шли дожди. Нескончаемым потоком они лили и день и ночь. Во дворе образовалась огромная лужа, а дорога к библиотеке превратилась в кучу размокшей грязи. Я с трудом несколько раз выбралась повидаться с Марией, остальное же время я сидела в доме, продумывая план занятий, читая, и косо поглядывая на стену воды за окном. На кухне теперь уже в нескольких местах с потолка капала вода, и весь пол у меня был заставлен кастрюлями и ведрами. В дом со всех щелей проникала влага, и запах сырости стоял в каждой комнате. В зале в углу была маленькая железная печка, но я абсолютно не представляла, как ею пользоваться, поэтому я согревалась горячим чаем и теплым пледом. К четвергу мое жилище дало еще несколько трещин, вода начала ручьем бежать по стене в зале, и капать у входа в дом. А дождь все не переставал сокрушаться на и так промокшую землю. Наконец настала пятница. На улице стояла серая, пасмурная погода. Небо было затянуто иссиня- черными тучами, и казалось, что на дворе не раннее утро, а поздний вечер. На дорогах повсюду валялись, вылезшие из своих нор дождевые черви. Эти красноватые существа были везде, некоторые лежали на земле, некоторые разбухнув, плавали в лужах. Многие из них были уже мертвы, и именно от этого мне кажется, воздух наполнялся странным запахом сырой земли и мяса. От этого запаха и вида земли, устланной телами беспозвоночных, меня начинало мутить. Я старательно обходила все лужи и вздохнула с облегчением, когда началась асфальтированная дорога. Вскоре я увидела мелькающую впереди школу. Одновременно и радость, и жуткое волнение накатили на меня как морская волна, чуть не сбив с ног. Я зашла внутрь школы и, выпрямившись, как можно увереннее пошла в сторону учительской. Первый урок уже начался, поэтому в коридоре было довольно тихо. Лишь издали, раздавался совсем глухой женский голос. В этой школе был всего один коридор, он шел прямо, а затем сворачивал направо. По обе стороны от коридора находились кабинеты, их было немного, если я не ошибаюсь, я насчитала всего десять, два из которых были кабинетом директора и учительская.

Мой урок был по счету следующим, поэтому я хотела зайти в учительскую, отдышаться и проверить еще раз план своего занятия. Но все, что меня там ждало, это несколько весьма любопытных пар глаз. В кабинете оживленно о чем-то болтая, находились две женщины. Это была светловолосая молодая девушка и маленькая круглая женщина с раскосыми глазками. Они улыбнулись мне, и блондинка махнула рукой.

– Заходи, – кинула она, так, словно, мы давно были с ней близкими подругами.

– Привет, – сказала я и вошла внутрь.

– Твой первый день? – широко улыбаясь, спросила блондинка.

– Да.

Я сняла куртку и повесила ее на вешалку, которая стояла у входа.

– Волнуешься?

– Да, раньше я не пробовала себя в роли учителя.

– Да ничего страшного здесь нет. Детей у нас немного, привыкнешь, – заговорила другая женщина. Говорила она как-то странно, слегка приоткрывая свои тонкие губы и искривляя рот.

– Главное не давай им спуску, а то эти маленькие чертята сядут тебе на голову, – засмеялась блондинка.

Мне было стыдно, что я не помню их имен, хотя более чем уверена, они моего тоже не помнили. Я улыбнулась и села на стул рядом с ними.

–Так, как ты оказалась у нас? В этот городишко уже сто лет никто не приезжал, – продолжала говорить девушка. Она сидела, слегка откинувшись назад, и закинув одну ногу на другую. Внешность у нее была довольно яркая, черты лица смотрелись гармонично и очень естественно. Она действительно была очень красива, хотя, я всегда предпочитала людей необычных и харизматичных, людям обычной заурядной красоты.

– Так получилось, я выбрала этот город абсолютно случайно, ну, по крайней мере, так мне показалось.

–Ты просто переехала в незнакомый город? Просто так? – я видела в глазах девушки удивлении и непонимание.

– Да, мне надоела моя прошлая жизнь.

–Так поехала бы куда-нибудь в большой город, где есть хоть какие-то возможности. Здесь ведь абсолютно нечего делать!

– Я устала от больших городов, – коротко ответила я. Мне начинал надоедать этот допрос, и я хотела поскорее прекратить эту тему.

– Ладно тебе, Кать, пристала к девушке, кто-то в мегаполис рвется, а кому-то деревню подавай, – заговорила плотная женщина. Ее слова были для меня спасением, и я тихонько выдохнула.

Через пятнадцать минут урок закончился. Звонка в этой школе не было, каждый учитель знал, когда прекращается урок и просто отпускал детей. Сейчас должна была быть пятиминутная перемена, а затем наступал мой час. Я, прихватив свою сумку, направилась в кабинет. Я вошла внутрь, стараясь не выдавать свое волнение, и осмотрела класс. В кабинете было всего несколько человек, они перестали разговаривать и со всем вниманием уставились на меня. Я поздоровалась, и они словно ожившие каменные статуи, поздоровались в ответ. Я подошла к учительскому столу и стала спокойно разлаживать все необходимое. Через пару минут в класс подтянулись и остальные детишки. Всего их оказалось не пятнадцать, как говорила Мария, а девятнадцать. Пятеро из них были еще совсем маленькие, им не было и десяти лет. Остальные ребята выглядели чуть постарше. Я должна была заниматься со всеми детьми сразу, что конечно влекло за собой определенные сложности. Когда все дети оказались в кабинете, они встали у своих парт, приветствуя меня. Нечто приятное заискрилось в моем теле. Я еще раз поздоровалась с ними и разрешила сесть. Теперь наступил самый ответственный момент, я должна была начать урок.

– Здравствуйте дети, меня зовут София Евгеньевна, и я буду преподавать у вас изобразительное искусство, ну или урок рисования, как вам удобнее. С вами я познакомлюсь в процессе обучения, так что не обижайтесь, если я не сразу запомню все ваши имена, – я улыбнулась, надеясь, хоть как-то расположить к себе этих детей. Затем я вышла вперед, и осмотрела класс. На столах у детей почти ничего не было, лишь у некоторых лежали тетрадки и ручки.

– Скажите, у вас раньше был урок рисования?

– Нет, – выкрикнул какой-то мальчишка с задней парты.

– Да, – перебила его девочка, сидящая передо мной. – Но всего несколько занятий, потом учительница уехала жить в другое место, и больше уроков у нас не было.

– Понятно. Значит, принадлежностей для рисования у вас тоже нет?

Все хором замотали головой.

– И альбома и красок дома ни у кого нет? – переспросила я.

По классу начал разноситься шум, кто-то выкрикивал «есть», кто-то «нет». Я хлопнула в ладоши, привлекая внимание к себе.

– Ладно, поступим так, к следующему занятию, пусть каждый из вас принесет альбом, простой карандаш, краски и кисточки. Хорошо?

– Да, – почти хором выкрикнули дети.

– Тогда сегодня у нас будет небольшое вводное занятие. Я расскажу вам, что такое изобразительное искусство, и мы попробуем немного к нему прикоснуться. Итак, давайте начнем. Что же принято понимать под искусством? Искусство – это способ отражения, воспроизведения действительности в художественных образах. Мы видим мир, воспринимаем его всеми органами чувств, а затем переносим этот образ на бумагу, камень, глину, на что угодно. В искусстве нет границ. Стремление к искусству было заложено в человеке с момента его появления на свет, и не человека в нашем привычном понимании, а человека времен палеолита, первобытного человека. Ему не нужно было учиться искусству, оно было с ним от рождения. Кто может мне сказать, о каком искусстве я говорю?

Девочка, сидящая на первой парте, вскинула руку вверх.

– Хорошо, как тебя зовут?

– Рита, – ответила девочка. Она не была похожа на тех зазнаек, которые обычно сидят на первых партах и знают больше остальных. Нет. Она выглядела абсолютно заурядно, держалась она немного сковано, а в глазах мелькала неуверенность.

– Так, о каком искусстве идет речь, Рита? – переспросила я.

– Они в пещерах царапали различные рисунки, – ответила девочка.

– Правильно. Первобытные люди часто изображали различных животных или сцены охоты. Вот, смотрите, – я достала книгу и открыла ее на рисунке с маленькими фигурками оленей и людей с луками. – Это выглядело примерно так. Если захотите, можете потом взять книгу и посмотреть. А мы пока продолжим. После того как человек стал более разумным и появилась цивилизация, искусство стало более разнообразным и сложным. В Египте строились пирамиды, храмы, стали делать скульптуры. В Греции стали зарождаться основы изобразительно искусства, которые используются художниками по сей день. Искусство продолжало развиваться в Риме. И развивается до сих пор, постоянно появляются новые виды, техники, направления. Мир меняется и вместе с ним меняется взгляд на искусство. Я не хочу слишком много рассказывать вам об истории, думаю это немного скучно. Давайте лучше немного с вами поговорим. Ребят, может кто-то из вас знает какое-либо произведение искусства? Может где-то видели или слышали?

В классе повисла тишина. Все сидели молча, опустив взгляд вниз или устремив его в стену.

– Ну же, не стесняйтесь.

Через секунду, рука одной девочки поползла вверх.

– Да, – я указала на нее взглядом.

– Мона Лиза, – неуверенно пробормотала девочка.

– Отлично. Как тебя зовут?

– Лиза, – ответила она. В классе тут же раздался веселый смех.

– Очень символично, – я улыбнулась, но только, чтобы поддержать Лизу. Я видела, как ей неловко, она сидела, опустив голову, и нервно перебирая свои пальцы. На вид ей было лет двенадцать, хотя я определенно могла ошибаться. Первое, что привлекло меня в ней, были ее большие голубые глаза, они были такие светлые, будто небо в самую ясную погоду. А затем веснушки, которые как брызги краски рассыпались по ее носу и щекам.

– Лиза, знаешь, кто написал эту картину?

Лиза покачала головой.

– Это был Леонардо да Винчи. Мона Лиза одна из самых известных его картин. На нем изображена девушка, по одной из версий, это была жена торговца шелками. Картина стала популярна из-за улыбки Мона Лизы, она завораживает людей. В свое время, многие поклонялись ей, словно божеству. В этой книге, – я взяла в руки книгу из библиотеки, —Есть изображение картины.

Я начала листать страницы, пока не наткнулась на нужную.

– Вот и она, смотрите, – я вытянула книгу вперед и прошлась по рядам. Дети поворачивали головы, рассматривая картинку, и видимо пытаясь понять, что же такого необычного в улыбке этой девушки.

– Кто еще, какие картины знает? – спросила я, вернувшись на свое место. Все молчали.

– Ладно, тогда вам домашнее задание. Пусть каждый из вас поинтересуется, и выберет для себя любую картину, а на каждом уроке мы будем разбирать одну из них. А теперь, давайте немного порисуем, раз уж у нас урок рисования. Я раздам вам альбомные листы, карандаши есть у всех?

В классе тут же послышался гул, все хором закричали, да и я продолжила.

– Хорошо, тогда берем в руки карандаш и начинаем рисовать. Рисуйте, что захотите, все, что вам будет угодно. Дайте волю фантазии, и помните, у искусства нет рамок. Закройте глаза, закройте, и первый образ, который появиться у вас в мыслях, изобразите его. Пусть ваш рисунок отражает вас, ваше настроение, ваши интересы, что угодно. Я не хочу, чтобы вы долго думали, что именно нарисовать и красивым ли будет ваш рисунок, это совсем не важно. Мне важно, чтобы этот рисунок был сделан от души. Дома вы его раскрасите, как захотите и чем захотите: красками, карандашами, фломастерами, все на ваше усмотрение. А на следующее занятие принесете готовую работу. А теперь можете начинать, до конца урока осталось 20 минут. Есть вопросы? – я осмотрела ребят. Мальчик, сидевший на среднем ряду, поднял руку.

– А можно нарисовать Бэтмена? – спросил он. В классе снова захихикали. Мальчику на вид было лет семь или восемь. Весь его внешний вид выдавал в нем местного хулигана. Волосы были неопрятно взъерошены, край рубашки торчал из брюк, рукава были закатаны, а в глазах читалась непоколебимая уверенность и наглость.

– Конечно можно. Супергерой— это здорово.

Мальчик удовлетворенно кивнул, затем засунул карандаш в рот, словно задумал нечто великое и закатил глаза. Я с трудом подавила смешок, и ограничилась просто улыбкой.

Вскоре мой урок был закончен. Дети, прощаясь, начали выходить из класса, а я принялась собирать свою сумку.

– Как ваш первый день? – в дверях появилась наша директриса, загородив собой почти весь проход.

– Думаю, что хорошо. Все дети замечательные.

– Ладно, пошлите в учительскую, попьем чаю и поболтаем.

После чаепития в учительской я заглянула к Марии. Она засветилась от счастья, увидев меня, и в тот же миг теплом окуталось все мое тело. Не знаю почему, но моя душа тянется к этому месту, словно цветок, тянущийся к солнцу, и желающий получить немного света и жизненной силы. В этом городе, Мария мое солнце, и, не смотря на ту боль и удары судьбы, которые выпали на ее долю, я вижу в ней свет и любовь, которые давно должны были угаснуть, но каким-то волшебным образом продолжали свое существование. В этот день мы много разговаривали, наверно, больше чем обычно. Мария рассказала о своем первом муже, который как оказалось погиб через два года после их свадьбы. Они поженились совсем молодыми, ей тогда было всего восемнадцать лет, а затем ее муж был отправлен воевать в Чечню. Он служил в артиллерийских войсках, и погиб при штурме Грозного от пулевого ранения. После этого она долго оставалась одна, пока не встретила своего второго мужа. Мария в красках расписывала, как они познакомились, как он ухаживал за ней, и как сделал предложение. Ее глаза были наполнены таким блеском, словно она вновь переживает самые счастливые моменты своей жизни. А затем она сказала одну фразу, которая напрочь пригвоздилась в моих мыслях, и которая раскрыла мне всю сущность этой женщины.

«Я готова пережить любую боль, чтобы еще хоть раз испытать подобное счастье».

В этих словах я почувствовала отвагу. Она сказала «любую» боль. И она сказала это так осмысленно и серьезно, что сердце мое замерло. Я слышала в этой фразе отчаяние, и мольбу, словно она молила меня о помощи, но я ничего не могла сделать. А даже если бы это было в моей власти, разве я смогла бы причинить ей боль? Ту самую, «любую боль» о которой она просила. А потом я задумалась, а готова ли я пережить любые страдания, чтобы однажды, возможно совсем ненадолго, обрести счастье? Это слово «любые» меня так пугало, не было ни ограничений, ни четкого списка, словно делаешь шаг в пропасть и не знаешь, насколько она глубокая и что на ее дне, ты знаешь, что в любом случае будет больно. Но на сколько? Будет это сломанная рука, ребра, пробитый череп, или быть может, тебя переломает вдоль и поперек и ты, захлебываясь кровью, не доживешь до обещанных пары мгновений счастья. После того как Мария произнесла эту фразу, я точно убедилась в своей трусости. Может поэтому мне так тяжело найти счастье? Я не готова идти в пропасть, надеясь на лучший исход. И не буду готова, пока не услышу, как мое счастье на дне этой пропасти, призывает меня к себе.

Все выходные снова лил дождь. Я уже начала уставать от этой постоянной сырости и шума за окном, будто кто-то оставил радио включенным, на отсутствующей частоте. Эти помехи за окном вызывали у меня лишь чувство тоски и головную боль. Вкупе ко всему из моей крыши продолжала сочиться вода, словно через решето. По всему дому стояли тазы и ведра, и мне как кораблю, огибающему скалы, приходилось лавировать между ними. Ситуация начала усугубляться, в тот момент, когда у меня не осталось никакой посуды, а вода вновь и вновь находила новые прощелины в крыше дома. В меня закрался страх, что очень скоро эта крыша просто рухнет мне на голову, и я буду вынуждена остаться под этим завалом. Затем я решила, что необходимо позвонить хозяину, и сказать, что на его судне появились пробоины, и что очень скоро оно пойдет ко дну. Поднял трубку он только со второго раза. И услышав от меня суть проблемы, попросил потерпеть пару дней, пока он не закончит важные дела и не найдет рабочих. Я положила трубку и выглянула в окно, ливень немного стих, и ему на смену пришла мелкая морось. Я оделась, вооружилась зонтом и решила дойти до магазина, чтобы купить несколько ведер или тазов, иначе я была обречена проснуться по колено в воде.

Дорога была ужасна, везде стояли лужи, и грязь постоянно прилипала к обуви и забрызгивала все джинсы. А я как тот самый червь, испугавшись, что мою берлогу затопит, выползла наружу. Правда, в отличие от червей, у меня был зонт, и шанс утонуть в луже был крайне мал. Найдя в этом странное удовлетворение, я довольно быстро дошла до магазина. Зайдя внутрь, я словно мокрый пес, потрусила плечами, хотя, скорее всего это просто была дрожь, и отправилась вдоль стеллажей. Я прихватила пару небольших тазов и ведер и пошла к кассе. Но, не успев дойти до нее, я увидела знакомую мне фигуру старика, который не так давно украл у меня лошадь. Сначала я почувствовала укол обиды, а потом подумала, что довольно странно обижаться на того, кто просто забрал, то, что его по праву. Рядом с ним стояла женщина, тоже преклонного возраста, но выглядела она куда здоровее своего спутника. Она была выше его, и немного плотнее. На ней была зеленая плащевая куртка и резиновые сапоги. Пока она оживленно о чем-то болтала с продавщицей, старик молча стоял, а затем кинул взгляд на меня и улыбнулся. Я подошла ближе и поздоровалась.

– Что это вы в такую погоду? Дома бы сидели лучше, – заговорил мужчина. Его спутница развернулась и с интересом посмотрела на меня. – Майя, помнишь, я говорил тебе про девушку, у которой нашего Хранителя нашел? Вот, это она, София.

Женщина улыбнулась и ее небольшие приспущенные глаза стали еще меньше.

– А, так вот кто приютил нашего мальчика?! Мы тогда так испугались, думали не найдем уже, а он в целости и сохранности. Так что спасибо.

– Да не за что, Хранитель отличный собеседник, так что мне было приятно с ним познакомиться, – ответила я. Женщина или точнее даже старуха, засмеялась, так легко и непринужденно, словно мы были с ней добрыми приятельницами.

– Куда вам столько? – Майя кинула взгляд на ведра и тазы у меня в руках.

– В моем доме потоп, такое чувство, что дождь не только снаружи, но и внутри. Вода отовсюду течет. Хозяин приедет через пару дней, чтобы починить крышу, а пока…, – я подняла вверх ведро, – Будем справляться своими силами.

– О, бедняжка! – воскликнула Майя. – У тебя там хоть печка или обогреватель есть? А то сырость наверно жуткая, так и заболеть недолго.

– Да, есть маленькая печка, только я не знаю, как ею пользоваться, не хочу сжечь весь дом. Когда хозяин приедет, я у него спрошу.

– Лев, давай, заглянем к девушке, посмотришь на ее печь, не мерзнуть же ей там. А потом через лес и домой, мы там недалеко живем, – Майя посмотрела на мужчину, и он одобрительно кивнул.

– Хорошо, как скажешь, заглянем.

– Нет, не нужно, за два дня со мной ничего не случиться.

Мне было неудобно заставлять двух стариков идти по такой погоде на окраину города. Но по взгляду женщины я поняла, что настроена она серьезно.

– Успокойся дочка, нам не трудно. Ты нам помогла, мы тебе, как иначе может быть?

И вот, мы уже втроем шли под вновь усилившимся дождем к моему жилищу. Мне в очередной раз пришлось рассказать по какой таинственной причине я оказалась в этом городке, откуда я, чем занимаюсь, есть ли у меня семья и так далее. Мне уже начинали надоедать эти анкетные вопросы, словно я снова и снова прохожу собеседование на работу. Вскоре мы дошли до моего дома, и я с печалью взглянула на его покосившуюся крышу. Дождь продолжал барабанить по ней, словно сек плетью и без того ослабленное тело. Но от мысли, что скоро страданиям моей обители придет конец, мне стало немного легче. А эти несколько дней я буду вынуждена страдать вместе с ней, слушая как по всему дому, ударяясь о посуду, барабанят капли.

– Проходите, -я открыла дверь и пропустила своих спутников. – Только аккуратно, смотрите под ноги.

– Ну, у тебя тут и холодина! – сказала Майя.

– Да, прохладно. Печка в комнате, – я указала рукой. Майя и Лев прошли вперед.

– Так, что тут у нас? – старик обогнул ведро, и подошел к печке, он открыл дверцу и заглянул внутрь. – Да, – протянул он, – Давно ею не пользовались, печь дровяная, нужны дрова, чтобы растопить. У вас есть сухие дрова? – он посмотрел на меня.

– Думаю, что нет.

– Тогда плохо, сейчас вы вряд ли их где-то найдете. Печь нужно растопить, проверить есть ли тяга, возможно дымоход почистить придется.

– Ладно, ничего страшного, я на днях куплю себе обогреватель.

– За ним в город придется ехать, у нас вряд ли найдете, – пояснил Лев.

– Так, – прервала нашу беседу Майя. – У нас же дома есть дрова для камина? – она обратилась к спутнику.

– Да, точно, есть.

– Значит, София, дочка, собирайся, пойдешь с нами, переночуешь у нас, потому что здесь оставаться невозможно. А завтра Лев возьмет немного дров, и поможет тебе с печкой.

– А хозяин? – растеряно спросил старик.

– Его не будет, – резко ответила женщина. Я в недоумении посмотрела на нее, а затем на старика, пытаясь понять, о каком хозяине они говорили. Потом я решила, что наверно они снимают дом, и живут там вместе с хозяином, в больших городах такая ситуация не редкость, многие снимают комнаты в квартирах и делят площадь с хозяевами жилья.

– Давай дочка, погреешься хоть немного у нас, – улыбаясь, сказала женщина.

– Нет, мне как-то неудобно.

– Неудобно это когда на тебя сверху вода льется, так что не выдумывай. Дом у нас большой, места всем хватит. Я с утра пирог испекла, придем, напою тебя горячим чаем. Давай Лев, чего молчишь? – Майя недовольно кинула взгляд на старика.

– Да, София, пошли, она все равно не отстанет, пока не согласишься. Заодно повидаешься с Хранителем.

В этот момент мое сердце дрогнуло. Я вспомнила, каким прекрасным был мой мимолетный гость, и мне захотелось вновь прикоснуться к его гладкой шерсти. И хотя доля тревоги обитала в моем сердце, я все же решила принять их предложение. Собрав все необходимое, мы отправились в путь.

Мы вошли в лес и стали двигаться по тропинке. Дождь в лесу был не такой сильный, капли лишь изредка просачивались из-за крон деревьев. Воздух был пропитан запахом мокрой древесины, листвы и земли. И хотя ветра здесь практически не было, жуткий холод пробирался под мою куртку, кожу и проникал в кровь. Чем дальше мы шли по тропинке, тем мне казалось, тьма все больше сгущалась вокруг. И вот ужасающий страх охватил меня, я оглядывалась по сторонам, и видела, как деревья, шелестя тянут ко мне свои скрюченные ветви. И кто-то, прячась за деревьями, следует за нами. Шлеп, шлеп. Я слышала, как трещат ветки, и приминается листва под его ногами. А затем, могу поклясться, сквозь шум дождя и скрип деревьев, я услышала чей-то крик. Я замерла, точнее меня парализовало, я вдруг подумала, что должна уйти. Я ощутила то, что чувствовала в первый мой день в этом лесу. Меня отсюда изгоняли, я была нежеланным гостем, я была чужой в этой обители.

– Что случилось? – Майя посмотрела на меня.

– Вы слышали крик?

– Крик? Нет, наверно птицы, или зверье какое, – ответила женщина. – Пошли, мы почти на месте.

Мы свернули еще на одну тропу и немного пройдя, вышли на поляну. И в этот момент, я, наконец, поняла причину моего страха. Эта причина была передо мной, она возвышалась серой кирпичной кладью, и смотрела на меня своими пустыми, зарешеченными окнами. Я узнала этот дом, я узнала бы его из тысячи других домов. Я слышала, как он кричит мне, кричит моля о помощи. Я чувствовала дыхание этого дома, оно было холодным и зловонным. Я знаю, можно сказать, что я преувеличиваю. Но вы просто не стояли рядом с этим домом, у него точно была душа, и эта душа безумно страдала.

Я стояла там, боясь пошевелиться. Башня, покосившаяся крыша, трещины покрывающие стены, все в этом доме отталкивало и пугало меня. Мне казалось, что по его коридорам бродят призраки, а в подвале пытают людей. Ничего другого на ум мне не приходило. Я уже было развернулась, и собралась уйти, как вдруг Майя коснулась моей руки.

– Знаю, выглядит не очень, но поверь, внутри все гораздо лучше. Половина комнат здесь, правда, нежилая, но остальные очень даже уютные.

– Дом старый, поместью лет триста наверно, а может и больше. Ремонт здесь не проводился очень давно, поэтому и загибается домик. Хозяин наш один живет, детей нет, родственников тоже, поэтому говорит, нет смысла вкладывать в него деньги, все равно после смерти государству отойдет. Мы с Майей что можем, делаем, а можем мы уже немного, сами вот как этот дом, старые уже, – старик усмехнулся, и мне вдруг стало немного легче.

– Идем дочка, а то холодно здесь стоять, – Майя взяла меня под руку, и мы вместе зашагали к дому. Я шла вместе с ней, вопреки протестам моего разума. Рядом с нами шагал старик, он молча смотрел себе под ноги, и что-то бормотал. По его лицу стекали капли дождя, волосы прилипли к голове, а он шел тихо и размеренно, словно тоже не спешил в этот дом. Мы с Майей также изрядно промокли, хотя над нашими головами и был зонт. Но как только дул ветер, стена дождя потоком забиралась под наше укрытие. Вскоре мы пересекли поляну и нырнули в арку. Майя отворила большую деревянную дверь, и все вместе мы зашли в дом.

Волнение и неловкость, такие чувства ты испытываешь, попадая туда, где тебя не ждут. Сейчас я чувствовала именно это. Дыхание сырости и холода ощутила я на своем лице. Это была маленькая комнатка с золотисто-белыми стенами, точнее стены ее уже отсырели, облупились и начали осыпаться. На полу лежал коврик, видимо такой же старый, как и этот дом, это был просто кусок грязной ткани, цвет которой было не разобрать.

– Пойдем, – Майя подтолкнула меня вперед, к еще одной деревянной двери. За ней оказался большой холл, с высокими потолками, старой пыльной люстрой, и деревянной лестницей с изогнутыми перилами, ведущей на второй этаж. Включив свое воображение, я представила, как величественно и роскошно смотрелся этот дом раньше. Как миллионами огоньков сверкала люстра, как изысканно и утонченно смотрелась лепнина на стенах и потолке, как блестел на полу отполированный мрамор. Я словно на секунду переместилась в прошлое, в то время, когда этот дом еще был полон жизни.

– Левая часть дома нежилая, – вдруг перебила мои мысли Майя. – Впереди находится хозяйская гостиная, справа остальные жилые помещения. На втором этаже спальные комнаты. Пошли я покажу тебе, – Майя махнула рукой. – Лев, а ты ступай, растопи нам камин в малой гостиной.

Майя зашагала в правую сторону. Мы прошли сквозь арку, и вышли в коридор. Стены коридора были отделаны синей тканью сверху и деревом снизу, вдоль одной стороны были двери, а другой окна, через которые совсем скудно проступал свет.

– Первые две комнаты закрыты, – Майя указала на двери, – Раньше здесь были музыкальная комната и библиотека, но теперь ими не пользуются.

– Библиотека? Здесь есть книги?

– Да, были, не знаю, что там от них осталось. Вот, тут дальше малая гостиная, Лев сейчас растопит здесь камин.

Я заглянула внутрь. Комната и вправду была небольшой и довольно пустой. Стены были выкрашены в кремовый цвет, на полу лежал большой красный ковер, расшитый золотистыми узорами. Люстры здесь не было, на стенах висело несколько бра, в углу стоял деревянный шкаф со стеклянными дверцами, а посредине стоял небольшой круглый диван, оббитый малиновой тканью. Сбоку от него стояло два кресла с круглыми сиденьями и спинками точно такого же цвета, а между ними маленький круглый деревянный столик. Вся мебель выглядела старой и выцветшей, хотя я заметила в них ту самобытность, которую так люблю.

– Я представляю, как красиво здесь было раньше, – вырвалось у меня.

– Да, очень красиво, этот дом был под стать и царской семье. Пойдем дальше, – Майя вышла и повела меня вперед.

– Тут у нас столовая, – она указала на следующую комнату. Эта комната была длинной и большой. Посреди стоял овальный стол почти черного цвета и много стульев с мягкой зеленой обивкой. Больше в комнате ничего не было, лишь одиноко висящая на стене картина и огромный слой пыли вокруг. – Ею сейчас никто не пользуется, едим в основном прямо на кухне. Пошли, покажу тебе ее, – Майя пошла дальше. Двигалась она как-то тяжело, без мягких и плавных движений, словно каждый шаг доставлял ей дискомфорт. Возможно, причиной этому был ее возраст, а быть может образ ее прошлой и настоящей жизни, жизни полной эмоциональных и физических преодолений.

И вот мы пришли на кухню. Если честно, только в этой комнате пахло жизнью и, только в ней чувствовался трепет души этого дома. Я сразу же почувствовала тепло и запах еды. Здесь я могла находиться без странного щемящего чувства в груди. Кухня была большой и светлой. Весь гарнитур был из молочно-бежевого дерева, он занимал переднюю и правую стену. Сверху висели шкафчики, со стеклянными вставками, также был холодильник и немного другой техники. Пол был уложен коричневой мозаикой, рабочая часть стены тоже. С левой стороны была небольшая обеденная зона, со столиком и несколькими стульями в тон кухне.

– Ну, можешь присесть пока, я поставлю чайник. Дальше есть еще несколько комнат для прислуги, там мы с мужем и живем.

– А что в левой части дома? – спросила я, усаживаясь на стул.

– Там были хозяйские кабинеты, бар, игровая комната, кинозал, еще одна гостиная. Но я там не была уже много лет, все комнаты хозяин запер.

– Так значит вы здесь уже давно живете?

– Да, очень. Я начала здесь работать больше двадцати лет назад, тогда этот дом выглядел иначе, – в глазах Майи блеснула тоска.

– А что с ним стало? Почему он в таком состоянии?

– О, это долгая история. В этом доме произошла большая трагедия, и с тех пор поместье стало никому не нужно. Так больно смотреть, во что оно превратилось.

– А что здесь произошло?

– Ничего, о чем стоило бы беспокоиться. Не засоряй свою голову всякими глупостями. Сейчас мы с тобой попьем чай, погреемся, а затем немного поболтаем.

Была уже ночь. Мне показали комнату, где я буду спать. Это была одна из спален прислуги. Там была кровать, шкаф и маленькая прикроватная тумбочка. Небольшое убранство для небольшого человека. Думаю, здесь было также скудно, даже в лучшие времена этого дома. Пройдясь по комнате и осмотревшись, я легла и закрыла глаза. Я никогда не любила спать на чужом месте или в гостях. А спать в этом доме и подавно было жутко. Я мечтала лишь об одном, закрыть глаза и открыть их только утром. Но сон никак не шел. Постель была холодной, а в комнате пахло пылью и плесенью. Я подумала, что лучше бы мне остаться в гостиной на диване рядом с камином, а еще лучше в своем затопленном маленьком доме. Я пролежала около часа, но так и не смогла уснуть. Кто-то в таких случаях считает овечек, а я вспоминаю стихи. И где-то стихотворении на пятом я обычно засыпаю. Я прикрыла глаза, выровняла дыхание и стала читать знакомые строки:

Этот дом увядает, как лес…

Но над лесом – присмотр небосвода,

и о лесе печется природа,

соблюдая его интерес.

Краткий обморок вечной судьбы-

спячка леса при будущем снеге.

Этот дом засыпает сильнее

и смертельней, чем знают дубы…

Я не успела закончить. Не успела, потому что услышала тяжелые шаги за дверью. А затем мужской голос. Он доносился до меня словно эхо, и я с трудом могла понять, что он говорит. Страх в эту же секунду парализовал меня, я вжалась в кровать, будто в спасательную шлюпку и затаила дыхание. Следом за мужским голосом последовал голос Майи и Льва. Я ощутила, как холод закрадывается в мое тело, сердце, словно удар молота о наковальню грохотало в груди. Я медленно сползла с кровати и подошла к двери. Приоткрыв ее, я стала внимательно слушать.

– Пусть уходит, – спокойно произнес мужской голос.

– Куда же она пойдет? Ночь на улице, – возмущенно протянула Майя.

– Ну, где-то же вы ее подобрали, туда пусть и идет, – стоял на своем мужчина. Голос его был низким и равнодушным. В нем не было ни возмущения, ни гнева, лишь какая-то усталость и скука.

– Ее дом затопило, пусть останется на одну ночь, а завтра с утра Лев отвезет ее домой. Она же тебе не мешает, – в словах Майи слышалась мольба. И мне стало так мерзко из-за того, что эта женщина просит и унижается ради меня.

– У нас здесь не приют для обездоленных. Вы знаете, я не люблю гостей. Донеси эту мысль до своей жены, Лев.

Мое сердце рухнуло вниз. Мне было обидно, стыдно и страшно. Все чего я хотела, это вылететь из этого дома, и больше никогда здесь не появляться. Я схватила свою сумку, оделась и, пересилив себя, просто пошла вперед по коридору, я надеялась, что промчусь мимо них, и останусь незамеченной. Я не желала сидеть как пес, зажавшийся в будке, которого гонят оттуда метлой. Но мне не повезло. Голос Майи остановил меня.

– Куда ты дочка? Там же темно, – она ринулась ко мне. А я уже как каменная статуя замерла не в силах пошевелиться. Все мое внимание было приковано к хозяину дома. Он словно надоедливый ночной кошмар, снова ворвался в мою жизнь. Его лицо и это взгляд застряли в моей голове с того самого вечера. При нашей первой встрече этот человек держал в руке нож, теперь же его руки были пусты, но он все равно внушал страх. Я отвела от него взгляд, надеясь, что он меня не узнал. Но я чувствовала, как он пристально продолжал на меня смотреть. «Узнал!» подумала я. Не мог не узнать.

– Извините, что ворвалась в ваш дом без разрешения, – сказала я, – Но лучше я останусь одна в лесу, чем здесь, – я кинула еще один взгляд на этого человека и быстрым шагом направилась прочь.

– Что ж ты такой бессердечный, – услышала я позади голос Майи. А затем я вышла из дома и направилась в лес. Было ли мне страшно? Нет. Я почувствовала лишь облегчение, покинув это поместье и его жуткого хозяина. Я кинулась вглубь леса, как в объятия своего спасителя. И хотя там было темно и холодно, все самое страшное я оставила позади. Я мчалась по лесу с такой скоростью, будто призраки этого дома все еще несутся за мною по пятам. И в тот момент, когда я очутилась у забора своего дома, я не могла поверить, что так быстро добралась сюда. Захлопнув за собой дверь, я наконец-то смогла выдохнуть. Я еще никогда не была так счастлива, видеть эти расставленные по всем комнатам ведра и тазы. Меня до сих пор трясло от холода, обиды и страха. Что-то неприятное и зудящее копошилось в моей груди. Словно мою душу вынули и бросили в яму с навозными жуками. Мне нужно было принять душ и лечь спать, а затем сделать, что угодно лишь бы вычеркнуть этот день из своей жизни.

Утро наступило очень быстро. Кажется, я едва коснулась подушки, но вот уже свет от давно покинувшего нас солнца, врывался в мою комнату. И в этом свете я видела надежду, он словно стирал из моей жизни все, что было до этого утра. Исчезали бесконечные дожди, затопленный дом, жуткое поместье и не менее жуткий его хозяин, вся вчерашняя ночь, превращалась в пыль и становилась просто очередным ночным кошмаром. И только странное чувство будто мою душу испачкали в какой-то грязи не оставляло меня даже сейчас.

Не дождавшись обеда, я собралась и отправилась к Марии. Мне нужно было очистить свою душу, окунуть ее в нечто теплое и светлое. Напомнить и себе, и ей, что добро и любовь существуют, и что есть в этом городе место, где мне всегда рады. Ведомая этой благородной мыслью, я подошла к дверям библиотеки. Открывая эту дверь, я всегда испытываю радость, как маленький ребенок, входящий в магазин сладостей. В этот день, войдя внутрь, я услышала чьи-то голоса. За стойкой помимо Марии стояло еще две женщины. Я сразу их узнала, это были две учительницы, та симпатичная со светлыми волосами и правильными чертами лица, и другая, старая и сморщенная как шарпей. Когда я вошла, они разом замолчали, и переместили свое внимание на мою персону. Мария улыбнулась, как делала это всегда и махнула рукой.

– Привет Соня, проходи, у нас сегодня гости.

– Здравствуйте София, – поздоровалась Катя. Я всех поприветствовала и подошла ближе.

– Ну что, как вам наши детки? – спросила старая леди. Она выглядела маленькой и хрупкой, и только благодаря высокому пучку на ее голове, она дотягивалась мне до плеча.

– Они замечательные.

– Ну, ничего, это они еще тебя плохо знают, скоро стану посмелее, – засмеялась Катя.

– Ну что ты наговариваешь Катенька, хорошие у нас дети, хорошие, – успокаивая меня взглядом, сказала Мария.

– Да я же ничего, – оправдалась девушка. – Знаете, а я собираюсь уходить отсюда, надоело мне в этой глуши сидеть, в город поеду, если, конечно, на работу примут.

– Какую работу? – поинтересовалась Мария.

– Учительницей, какую же еще. Уже позвонила в одну школу, теперь жду ответа, – с довольным выражением лица произнесла Катя.

– Как же мы тут без тебя? Скоро и школу нашу закроют, некому учить будет, – с досадой произнесла старушка. – Я в этой школе всю свою жизнь работаю, жалко будет, если закроют, – добавила она.

– Ничего, найдем кого-нибудь. Не останутся же дети без школы, – ободрила ее Мария. И я улыбнулась, в очередной раз, удивившись ее доброте и человеколюбию.

– Я, конечно, все понимаю, но нечего здесь делать. Если не хочешь сгнить в этом убогом городишке, уезжай, я серьезно, в этом месте нет нормальной жизни. Если удастся вырваться отсюда, моей ноги здесь больше не будет.

– А как же родители, кто же за ними смотреть будет? – вмешалась старая леди. Я видела осуждение и печаль в ее глазах. Видно, слова девушки ее ранили.

– А что родители? Пусть тоже уезжают, не буду же я только ради них тут сидеть.

– Ох, Катенька, – покачала головой старушка.

А я молчала, потому что отчасти была согласна с Катей. Разве человек должен губить свою жизнь ради других людей, не важно, кем именно они ему приходятся? Разве мы не должны идти к своим целям, мечтам, счастью несмотря ни на что? У нас всего одна жизнь, и разве правильно проживать ее ради удобства других? Разве правильно? Не знаю, одни скажут да, другие нет. И как по мне и те и другие будут правы. Здесь все зависит от человека, и от того, что все-таки ему важнее, свое собственное счастье, или счастье других людей. Мы сами выбираем быть нам альтруистами или эгоистами. И в этот момент, смотря на Катю и Марию, я поняла, что скорее отношусь ко второму типу. Друзья, родители, я оставила всех ради себя, ради небольшого совсем призрачного шанса на счастье. Чувствую ли я вину? Может совсем немного, но это чувство не сгрызает меня, оно временами появляется, но вскоре уходит. Итак, я поняла, что я эгоист, эгоист, не чувствующий вины, за то, кем он является.

– Что скажешь София? Ты ведь тоже уехала из дома, оставила все, и приехала сюда? Не знаю, почему именно сюда, но тем не менее. Думаешь, я такая плохая, что хочу лучшей жизни? – Катя в поисках поддержки или совета посмотрела на меня.

– Нет, ты не плохая. И я тоже. Я также как и ты хочу лучшей жизни, и сбежала сюда от своих проблем. Мне это было необходимо. Семья и друзья очень важны, но нельзя ломать свою жизнь ради них. Если жизнь ради других не делает тебя счастливой, значит нужно жить ради себя. Это эгоистично, но эгоизм необходим для счастья. Главное здесь не переборщить, иначе можно обречь себя на одиночество. Нужно жить для себя, но иногда вспоминать и о других. Ты можешь уехать в другой город, но звонить и навещать родителей, показать им, что ты рядом с ними и что всегда будешь о них заботиться, – я закончила и увидела изумленный взгляд своих собеседниц.

– Спасибо тебе, ты даже не можешь представить, как мне хотелось услышать нечто подобное, а то все делают из меня монстра, – с благодарностью ответила Катя.

– Никто не делает из вас монстра, Катенька. Не преувеличивай, – пожилая леди коснулась руки девушки, и улыбнулась.

– Софи, вот скажи, мне просто интересно, почему ты все еще здесь? Неужели, это болото тебе так нравится? —спросила Катя.

– Сложно сказать, иногда мне здесь нравиться, а иногда мне кажется, что этот город пытается от меня избавиться.

Я услышала, как засмеялась Катя и как усмехнулась Мария и старушка.

– Избавиться? Это как? – спросила Катя.

– Не знаю, мой дом разваливается, например. Этот постоянный дождь. А еще этот жуткий дом у меня по соседству, его хозяин настоящий псих. Я знаю это все глупости, но, в последнее время у меня все чаще возникают мысли, вернуться домой.

– Твой дом разваливается? – взволновано спросила Мария. – Почему же ты мне не сказала?

– Нет нет, Мария, подожди. Что за жуткий дом? – поинтересовалась Катя. Ее большие голубые глаза засияли от любопытства.

– Ну, то поместье в лесу. Там еще живет пожилая пара и этот странный мужик.

– Боже! – воскликнула Катя. – Серьезно? Ты с ними знакома? – спросила она, но в этот раз в ее взгляде я усмотрела страх.

– Да. Вчера я была у них дома. Майя и Лев пригласили меня на ночь, так как мой дом затопило, – пояснила я, опуская ту часть, где хозяин дома выставил меня на улицу.

– С ума сошла? Тебе жить надоело?

– София, вы что? Обходите этот дом, а тем более его хозяина стороной, – дрожащим голосом заявила старая леди.

– Ладно, не пугайте ее, – строго сказала Мария, – Оставьте эти городские байки при себе.

– О чем вы Мария? Что здесь происходит? – я в недоумении осмотрела своих собеседниц. Они явно знали что-то такое, что мне не известно. Таинственность наполнила всю комнату и забралась в меня, жаждой ее познания.

– Не слышала, что говорят про этот дом? Точнее про его хозяина? – спросила Катя. Мария грозно взглянула на нее и хмыкнула.

– Нет, расскажи.

– Не надо тебе всякие сплетни собирать, – запротестовала Мария.

– Я хочу знать. Рассказывай.

– Ладно. Извини Мария, она сама просит. Вообщем, говорят, что хозяин этого дома, как там его зовут? – Катя взглянула на старушку.