Человек-водоросль

Размер шрифта:   13
Человек-водоросль

Глава 1

Дана совершенно точно знала, что человек, сидевший за барной стойкой с открытия кафе, пришел ее убить. Когда страх стынет в сердце, победы не жди, говорил тренер, которого самого давно не было в живых. Люди из «Белого Лотоса» зарезали старого Сонтхи во дворике кэмпа, как раз после тренировок. И плевать они хотели на все его заслуги и титулы. Тело разрубили на куски и выбросили в яму общественного сортира – согласно традициям клана. С ней должны были поступить также, хотя Дана не была уверена насчет пропускной способности местной канализации. Единственный унитаз и так засорялся каждые пару дней. Но факт был в том, что утренний посетитель скрылся в туалете, и сидел там уже полчаса.

Она работала в прибрежном кафе «Орхидея» всего месяц, но уже знала, куда сливаются стоки – в море, туда, где сейчас плескались отдыхающие, которых даже августовские тайфуны никогда не пугали. Очистные сооружения держались на честном слове, а речка Лазурная круглосуточно источала подозрительный запах.

Пляж Шамора в августе – культовое место. Ни медузы, ни плавающий мусор, ни толпы, ни канализация, которую многочисленные кафе и точки общепита спускали в речку Лазурную, не были способны разогнать отдыхающих. Солнечный день вызывал ажиотаж, временами напоминающий безумие. Подкопчённые тела плотно устилали трехкилометровую береговую линию, составляя пеструю мозаику и скрывая под собой знаменитый мелкий песок бухты Шамора, а головы купающихся усеивали воду густо и плотно, как декоративная присыпка на пасхальном куличе. Дожди лишь немного охлаждали человеческий энтузиазм по морю, загоняя отдыхающих в кафе и рестораны, с каждым годом подбирающиеся к волнам все ближе.

Поймав в зеркале бара свое отражение, Дана заставила себя несколько раз вздохнуть и выдохнуть. Не впервые – справится. Плохо, что ее нашли так рано, хорошо, что она его заметила. Теперь ее волновали два вопроса. Первый: был ли с наемником напарник? Второй: успел ли этот тип заминировать ее машину? Рисковать не хотелось, и Дана с тоской уставилась на полупустой утренний зал.

Старинный бумажный календарь на барной стойке показывал понедельник, пятнадцатое августа, а часы дополняли – утро, половина одиннадцатого. Все нормальные отдыхающие еще спали. Ночной ливень, наверное, вылил месячную норму осадков, но свинцовые тучи уже уползали за горизонт, а по-летнему буйное солнце обещало высушить знаменитый песок Шаморы к полудню.

Несмотря на то что Дана работала в пляжном кафе недолго, она уже научилась отличать нормальных посетителей от ненормальных. Вон те двое, что облюбовали столик на террасе, и уже час делали вид, что пьют кофе, ни разу не притронувшись к чашкам, однозначно относились к подозрительным и, скорее всего, враждебным элементам, рожденным портить нервы персоналу. Логично было предположить, что они работают с типом, зашедшим в туалет, однако за годы бегства Дана уже научилась отделять мух от ос.

Оса – тот лысый азиат с татуировками и в кожаной куртке, которая была также неуместна в приморском августе, как шорты зимой. Только приезжий мог так вырядиться. А вот типы, что цедили кофе, напоминали назойливых мух, потому что по их виду было похоже, что засели они на весь день. Лицо одного ей показалось знакомым, впрочем, такие типажи встречались часто. С первого взгляда, парень ничем не выделялся: под тридцатку, не худой, не толстый, июльско-августовский загар, русые волосы, честный взгляд, глаза, нос – самые обычные. Захочешь такого запомнить – и не запомнишь.

Второй был с особенностями, которые, тем не менее, в глаза не бросались. Во-первых, он явно принадлежал к категории качков-любителей либо спортсменов. На Шаморе летом хватало фигуристых мужчин и женщин, которые весь год трудились над своими телами ради момента оголения на пляже, однако этот свои бицепсы и кубики спрятал под объемной и довольно мятой рубашкой, небрежно накинутой на желтую майку. Принт на рубашке особенно раздражал – глупые разноцветные попугаи с дольками ананаса в клювах. А раздражал, потому что лицо хозяина этой летней, пляжной рубашки никак не соответствовало заявленной на ней тематике, как и концепции отдыха вообще.

Острый взгляд, хищные скулы, короткая стрижка – в глазах не было ни намека на расслабление, как, например, у его собеседника, который то и дело посматривал на барную стойку в поисках пива. Да и вся поза «атлета» говорила о том, что отдыхать он не привык. Можно было особо не гадать: брюнет в рубашке с попугаями был либо из силовиков, либо из бывших силовиков. Впрочем, имелся и третий вариант. У «Белого Лотоса» могли работать особые наемники, которых приглашали, когда дела мафии затягивались и требовались незамедлительные решения.

Дана была тем самым затянутым проектом, а этот плечистый с ментовской стрижкой мог возглавлять всю эту бригаду наемных убийц, которые таки нашли ее в Приморском крае. Казалось, на краю земли спряталась, но нет, у «Белого лотоса» везде находились свои люди. По крайней мере, взгляд у брюнета был именно, как у главаря. Такой руки марать не станет. Убедится, что лысый ее прикончил, и побежит боссу докладывать, мол, проблемы больше нет, давайте премию.

Выходит, тоже не мухи, а сплошное осиной гнездо.

Дана настолько себя убедила, что кафе «Орхидея» окружено киллерами, что едва не вскрикнула, когда сзади раздался протяжный вздох.

– Оспа-а-ди, – тоскливо вздохнула Ира. – Сколько можно на толчке сидеть? Чебурек еще не съел, с чего понос-то?

– Он заказывал? – удивилась Дана, мысленно прокляв крикливую официантку. Напугала, рыжая. Ирина часто брала ночные смены и разговаривала всегда громко, привыкнув орать сквозь грохочущую музыку.

– Это мой клиент, губу не раскатывай, – сразу наехала рыжая. – Я его на улице перехватила. Он сразу чебурек и пиво заказал. Ну, и чаво? Все на столе, а он на толчке.

Невовремя Ира появилась. Особым человеколюбием Дана не отличалась, но и погибнуть от шальной пули никому бы не пожелала. Надо бы рыжую как-то спровадить из зала… Действительно, почему тот тип засел в туалете? А если Дана туда не пойдет, они что, откроют стрельбу в зале? Впрочем, вид у всех троих был безбашенный и отмороженный, такие на все что угодно пойдут. Может, на входе еще подельники их стоят? Дана забеспокоилась от внезапной мысли. Вдруг они специально в кафе никого больше не пускают?

– Гляди, шо творится, – толкнула ее локтем рыжая Ира. В руках она держала пульт от телевизора. Дана, погруженная в себя, не сразу поняла, откуда идет звук, потом нашла глазами телевизор на стене и какое-то время бездумно глядела на мелькающие кадры. Море за окном, море на экране. Дана не сразу сообразила, чем отличалась картинка на стене – волны там были красного цвета.

– Надо же, водоросли как цветут, – подивилась Ира. – Всю воду испоганили. Хорошо, что у нас такого нет.

– А это где? – равнодушно спросила Дана, потому что сейчас ее интересовал только тип в туалете.

– Да у нас, вроде как, но южнее, где-то под Большим Камнем, – протянула Ира, тоже не слушающая диктора.

Картина на экране вдруг мигнула и исчезла, сменившись серым фоном помех. Ира потыкала в пульт, переключая каналы, но помехи плотно вселились в телевизор и исчезать не желали. Рыжая не расстроилась, так как думала о другом, и, выключив ставшее бесполезным устройство, заявила:

– Гляди, что вчера после корпоратива осталось!

Девушка торжественно вытащила из холодильника блюдо с горкой беспорядочно наваленных друг на друга роллов. Многие потеряли форму и рассыпались, но Иру это не волновало.

– Их не наш повар крутил, они заказные, кушать можно, – зачем-то пояснила она. – Вчера одна компания у нас гуляла, так они сразу договорились, что роллы в «Трех самураях» закажут, бухло свое принесут, а у нас только шашлык. Армен согласился, он в последнее время покладистый. Людей было много, но роллы задержали, и все к тому времени хлеба с мясом намялись, на роллы уже никто не смотрел. Я и забрала, чего добру пропадать? Налегай, не гляди, что некрасивые, зато с гребешком и крабом! Если по чесноку, то я их еще вечером наелась, но все равно хочу.

Дана с сомнением поглядела на кусочки морепродуктов, торчащие из мешанины риса с нори, и поняла, что даже при большом аппетите вряд ли бы таким соблазнилась. Воспоминания об Азии были еще свежи и кровоточили. Вернувшись домой, Дана неосознанно избегала азиатскую кухню, предпочитая знакомые с детства простые блюда. Ну, а сейчас ей в горло точно никакой кусок не полез бы. Тем более, что парочка на террасе все чаще на нее косилась. Брюнет, сидевший к ней спиной, пару раз даже обернулся, бесцеремонно окинув ее взглядом с головы до ног. Наверное, киллеры волновались, почему она не идет в туалет. Ждите, терпилы, дойдет и до туалета очередь. Спускать на тормозах ситуацию Дана не собиралась.

Все случится, как обычно, успокоила она себя. А потом снова бегство и поиски новой берлоги, где бы скрыться, правда, всю Россию от Москвы до Владивостока Дана уже пробежала. Оставался север, но мысль о пятидесятиградусных морозах заставляла ее коченеть и подумывать о возвращении на запад, куда-нибудь в Калугу, где у нее остался домик в одном дачном сообществе. Или на юг. Но там ее нашли быстро, впрочем, как и во всех городах центральной России, где бы она ни останавливалась. Теперь Дана на Дальнем Востоке, и «Белый Лотос» явился к ней через пару месяцев.

Иногда ей казалось, что у нее под кожу вшит датчик, по которому ее отслеживают, и однажды, пойдя на поводу собственной паранойи, она специально сделала МРТ всего тела, потратив на процедуру солидную часть из ее быстро скудеющих запасов. Если не датчик, то им тогда потворствовало всевидящее око Шивы или Будды, или в кого они там всем своим мафиозным кланом верят. Дане никакие боги не помогали, потому что, по выражению той же Иры, она была «грешницей безбожной». А если в сердце веры не родилось, насильно ее туда не поместишь.

– Да ладно! – искренне удивилась ее отказу Ирина. – Правда, не хочешь? Они свежие, вчера крутили, а сейчас только из холодильника. Ты себя в зеркало видела? У тебя кости скоро кожу порвут. А хочешь лепешку свежую принесу? Может, в роллах наш Азизбек не спец, зато лепешки печет, как бог.

Дана снова скосила глаза к зеркалу барной стойки. Что верно то верно – массу она потеряла. Ей давно некогда было заниматься тренировками, а питалась она и вовсе как попало, экономя каждый рубль. Если «Белый Лотос» и поверил, что его деньги вместе с дорогим авто босса покоятся на дне Японского моря, то точно не простил. Впрочем, даже если бы то сокровище осталось с ней, она все равно не тронула бы ни доллара. Ведь те бумажки пахли наркотиками и кровью. В некоторых вопросах стоило быть принципиальным. А вот насчет Анжелики она уверена не была. Хорошо, что ее невольная напарница про деньги не знала, иначе у нее имелся бы еще один повод выносить Дане мозг.

Вспомнишь черта, он и появится. Впрочем, звонок от Анжелики помог избавиться от дотошной Ирины, которая все-таки побежала на кухню за лепешкой. Хотя, учитывая обстановку в кафе, долго болтать было некогда. Надо было разбираться с «Белым Лотосом».

– Я работаю, – сразу заявила она, ответив на звонок.

– Забери сегодня ребенка из садика. И дай мне пару тысяч, а лучше пять.

Что Дане всегда нравилось в Анжелике, так это умение говорить прямо и без обиняков. Она была всего на год старше белокурой бестии, но порой чувствовала себя ее мамочкой, в которую Анжелика ее старательно рядила. Глупая, наглая, хамоватая Анжелика стала ее вторым проклятием после азиатской мафии, но, если от первой Дана бегала довольно успешно – по крайней мере, до сегодняшнего дня, то Анжелика приросла к ее спине настоящим горбом, да еще и дочурку свою рядом устроила. Впрочем, к маленькой Соне у Даны никаких претензий не было. За минувшие три года, что они провели вместе, она успела полюбить девочку, как собственную дочь. А вот к ее непутевой мамаше вопросов накопилось столько, что иной раз Дане хотелось взять дрын и отлупить им Анжелику, потому что слова на ту давно не действовали.

– Я сегодня в ночь вышла, – напомнила ей Дана, стараясь сохранять спокойствие. – А ты – безработная. Что мешает тебе забрать Соню?

– Ты че такая резкая? – накинулась на нее Анжелика в свойственной ей манере нападать первой. – Я тебя часто прошу, что ли? Отпросись. У меня дело.

– А у меня, можно подумать, дел нет. Мы не подруги, и даже не родня.

– Послушай, Данчик, мне, правда, надо, – привычно заныла Анжелика. – Меня Ничка пригласила в ролике для Тик Тока сняться, мы весь вечер шаффл у нее репетировать будем. Ты же хотела, чтобы я на работу устроилась, вот я и устраиваюсь. Буду бьюти-блогером, или просто блогером. Почему мне приходиться тебя уговаривать? Я тебя не так часто прошу. Не хочу денег давать, не давай, но Соньку сегодня забери, лады?

Тревожный мозг Даны вдруг понял кое-что еще. Киллеры могли не ограничиться только местом ее работы, но также устроить засаду на квартире, которую они с Анжеликой снимали вместе.

– А ты сейчас где?

– С Вичкой в одну кофейню заглянули, она тебе привет шлет.

– Ладно, – решила Дана. – Ты тогда после этого вашего кофе, сразу к ней езжай, хорошо?

– Я так и собиралась, – обиженно протянула Анжелика. – Что мне дома делать? Сегодня, кстати, твоя очередь еду готовить, забыла? Ты из-за своей работы постоянно очереди пропускаешь, мне надоело за всех отдуваться.

– Заберу Соню и позвоню, – отрезала Дана и отключилась. Еще немного и начались бы маты. Анжелику было трудно понять, еще сложнее оправдать, но факт оставался фактом: матерью ей становиться не стоило.

Что ж, пора прощаться с «Орхидеей». Окинув взглядом дешевую обстановку забегаловки, Дана поняла, что скучать по этому месту точно не будет. А вот по морю – да. Шум волн стал ее частью, наполнял и успокаивал. Море всегда разговаривало с ней, пробиваясь и сквозь гомон толпы, и сквозь рев музыки, гремевшей на Шаморе все лето. В Таиланде море было другим – зеленым, теплым и чужим. Холодные синие воды Приморского края шумели и пахли иначе, по-своему. Дана родилась в Приморье, но, прожив здесь недолго, не могла считать край своим домом. Потеряв его в детстве, она до сих пор искала свое родное место.

Зайдя за барную стойку, Дана выдвинула ящик со столовыми приборами и замерла, гадая, что лучше – вилка или нож для масла? Идти совсем безоружной в туалет она бы не осмелилась, а хорошие мясницкие ножи хранились на кухне под пристальным вниманием Азизбека. Так просто он их не даст, да и оставить зал ей вряд ли позволят.

А все-таки Дана расслабилась. Еще полгода назад, когда жила в Иркутске, она носила с собой карманный нож с секретом, который однажды купила на рынке в Бангкоке. Тот чудо-нож выручил ее в Сибири, должен был помочь и в Приморье. Но как-то Дана забыла вытащить его из кармана джинс перед стиркой, Анжелика же тогда проявила редкую заботу, постирав ее джинсы, после чего нож бесследно пропал. А потом теплое приморское солнышко, нежный мелкий песок и ласковые волны Шаморы успокоили тревожную душу Даны, притупив бдительность. И вот настал час расплаты.

Бросив взгляд на парочку на террасе, Дана улыбнулась в тот момент, когда брюнет снова на нее оглянулся. Вот и проверим, кто, откуда и чем занимается. Такой улыбке она научилась у одной гейши в Токио – по ней, мол, мужчины сразу должны были догадаться о приглашении. Выбрав нож для масла и спрятав его в карман брюк – Армен, к счастью, на юбках у официанток никогда не настаивал, Дана, слегка покачивая бедрами и призывно улыбаясь, направилась к туалету. Если разбираться, то со всеми разом.

И все же сердце пропустило удар, когда мужчина поднялся и, не сводя с нее глаз, пошел в ту же сторону. Она до последнего надеялась, что тип – простой отдыхающий, но интуиция еще никогда ее не подводила. Дана крепче сжала нож и, готовая ко всему, толкнула дверь туалета.

Глава 2

Владу Вангерману вчера исполнилось тридцать два и, бросив прежнюю жизнь, он прилетел из столицы во Владивосток, чтобы начать все сначала. Обычно люди летали наоборот – с востока на запад, набиваясь в нерезиновые центральные города, но Влад решил, что теперь у него все будет по-другому, по-новому – и жизнь, и работа, и дом, и любовь он снова найдет, ведь всего ничего прожил.

У всех свои беды. Влад и не жаловался. Подумаешь, жена бросила, подумаешь, с другом изменила… Подумаешь, огнестрел и хромота на всю жизнь… На ноги же встал – пусть и чудом. А вот, что родители в то же время один за другим ушли – сначала мать, потом отец, – то Влада переломало по-настоящему. Он и не подозревал, насколько любил своих стариков, которые, впрочем, и стариками-то еще не являлись. Болезнь, как и война, забирала без разбора: бедный, богатый, молодой или старый… Влад остался молодым и богатым, потому что на следующий день после смерти родителей в горах одновременно разбились его младшие братья, альпинисты и горнолыжники. Причем, один погиб на Алтае, а другой на Камчатке, так как оба работали горными гидами.

Получив немалое наследство профессоров Вангерманов, а также братьев, у которых своих семей не было, Влад почувствовал, как на горле затягивается и душит петля безумия. Жена, конечно, сразу надумала возвращаться, но развод уже был оформлен, а сердце, заново сшитое, как и все его тело после ранения, воскресить былые чувство не смогло.

Влад никогда не принимал поспешных, необдуманных решений, но однажды, сидя в своей огромной пустой квартире, которую ему подарили родители с братьями на свадьбу, понял, что слишком часто смотрит на подоконник и распахнутые створки окна, гадая о том, получится ли сдохнуть сразу, упав с пятнадцатого этажа, или лучше пуля. Медленно пройдясь по всем комнатам, включая детскую, в которой не суждено было вырасти его ребенку, Влад принял решение. Агентство недвижимости находилось как раз на первом этаже элитной многоэтажки, даже ехать никуда не пришлось.

Выставив на продажу по низким ценам сразу пять квартир, включая братские, Влад написал заявление об увольнении, а потом продал все остальное, что связывало его с прошлой жизнью: антикварную профессорскую мебель, семейные авто, загородные дома братьев в Питере, а также отцовскую яхту, подаренную академику Вангерману на юбилей. Чувствуя себя богачом и самым несчастным человеком одновременно, Влад купил билет в один конец и улетел во Владивосток, на край света, где день начинался раньше, дороги были похожи на морские волны, а в уличных кафе предлагали азиатский фастфуд. Теперь от прошлой жизни его отделяли семь часов временной разницы, а также почти шесть тысяч километров по прямой.

В самолете Влад встретил своего бывшего однополчанина, с которым вместе служил и одно время даже переписывался, пока не начал работать в структурах, откуда его увольнять не хотели до последнего. «Буду считать, что отправил тебя в неограниченный отпуск на реабилитацию, – заключил начальник, подписав, наконец, приказ. – Не прощаюсь». Но Влад знал, что не вернется. А ступив на приморскую землю и вздохнув воздух, пахнущий морем, почувствовал, что, кажется, нащупал тропу в темных дебрях, где до сих пор встречал только смерть. Где-то рядом вился его путь, и Вангерман был намерен его не только найти, но и пройти по нему до конца.

Егор Горбачев, человек со знаменитый фамилией, пригласил остановиться в его холостяцкой квартире, что, мол, всяко лучше отеля, и Влад, подумав, приглашение принял. Оставаться одному сейчас хотелось меньше всего.

Первым делом Егор, как и всякий приморский человек, встречающий столичного гостя, каким пока еще являлся Влад, повез его смотреть море. Вангерман уже понял, что во Владивостоке люди по морским предпочтениям строго разделялись на группы. Одни ездили плавать только на острова, потому что там «вода чистая, настоящая, проточная», другие предпочитали исключительно Шамору, которая в Википедии называлась бухтой Лазурной, но местные почему-то любили старое китайское название, третьи же вообще под морем понимали исключительно дикие места вдоль приморского побережья со странными названиями типа «Триозерье» или «Безверхово», которые считали единственно приемлемыми местами для купания. Егор относился к тем, кто любил Шамору, поэтому, закинув скромную сумку Влада к себе в однушку, которую, как позже выяснилось, он снимал, Горбачев повез его в бухту Лазурную.

Позже много что выяснилось насчет Егора, но Влад не жалел – с собственным жильем он не торопился, а Егор, как и прежде, умел вытеснять из головы собеседника все мысли, наполняя ее своей болтовней. Оба выспались в самолете (старая армейская привычка вырубаться мгновенно, когда позволяют обстоятельства, до сих пор не подводила) и были готовы к новому дню. Настрой у Влада появился оптимистичный. Август, море, пляж – все располагало к отдыху перед новым витком судьбы.

Машина Егора марки Митсубиси Делика довольного древнего года тоже оказалась не его – «знакомый дал покататься». Влад решил вопросы не задавать, но, когда Горбачев вытащил из гардероба рубашку со страшными пестрыми попугаями, жующими ананас, невольно воспротивился.

– Держи! – возмутился Егор. – Ты в своем джемпере сам, как попугай. У нас август, если не заметил. Потом отдашь, когда себе новые шмотки прикупишь. На море надо – только так. Сам же сказал: новая жизнь, новая любовь…

Про любовь Влад ничего не говорил, но подумал, что Егор в чем-то прав. Такой веселой рубашки в его жизни еще не было, а раз решил начинать все сначала, то надо пробовать.

Уже по дороге на море Вангерман проклял и эту рубашку, которая оказалась синтетической, и в которой он весь взмок, и приморскую дорогу, покрытую ямами и трещинами, вздымающуюся то круто вверх, то обрывисто вниз, и отдыхающих, устроивших даже в будний день утром пробку.

– Ты еще пробок не видел, – присвистнул Егор. – Вечером здесь вообще кошмар, по головам едем, кайф.

Впрочем, море сгладило все шероховатости поездки, и Влад подумал, что и его оно способно омыть, словно стеклышко разбитой бутылки. Сгладит неровности, отполирует до блеска и выбросит волнами обратно на берег. Захотелось немедленно окунуться, но Егор потащил его в кафе.

– Я уже месяц не пью и не курю, представляешь, – заявил он ему, – зато на кофе подсел, хлебаю его, как бык, ведрами. Сегодня еще не заправлялся. Поэтому сначала по чашечке, потом в воду. Вон, «Орхидея»», моя любимая. А девки там, знаешь, какие красивые? Ты про наших девок-то слышал? В Приморье они ого-го.

Влад уже успел насобирать местных баек о том, что женщины в Приморском крае самые лучшие в стране, и что машину после года проката надо продавать и обязательно покупать новую, иначе «че ты, как лох», и что лучший пирожок на свете – это пян-се, корейская парная булочка с мясом и капустой, которую во Владивостоке продавали на каждом углу, как у него дома – блины и пироги. Впрочем, от слова «дом» по отношению к Москве Влад себя постепенно отучал. Со столицей его связывали воспоминания не только о душевной боли, но и многие теплые моменты, однако сейчас Вангерман тщательно лелеял свой временный статус «бомжа», не спеша привязываться к новому месту. В Приморье он прилетел спонтанно, по сиюминутной прихоти, но звание «его дома» край еще должен был заслужить. Себе и этой земле Влад дал на привыкание три месяца. Не слюбится – распрощается. Россия большая.

Впрочем, если сам Владивосток его несколько удивил, причем, в неприятную сторону, то море Шаморы стало успокаивающим бальзамом, пообещавшим, что первое впечатление – не всегда верное. Побудь здесь, посмотри на меня со всех сторон, отпусти беды и заботы, предлагало оно, и Влад растаял, поддавшись всеобщему отпускному настроению.

Получив заветный кофе, Егор принялся его ругать.

– Ты дурак, Вангерман, зачем так рано ушел с работы? Еще бы года три – и пенсия. У вас же, военных, там все круто. Люди так не делают. Подумаешь, душевная травма.

Влад глянул на него, и Егор, правильно истолковав его взгляд, перевел тему.

– Понял, у меня батя тоже долго не мог к своему раннему пенсионному возрасту привыкнуть, бывает. Ничего, брат, молодец, что к нам приехал. А заниматься, чем станешь, уже надумал?

– Если приживусь, сначала дом построю, – задумчиво ответил Влад. – В городе больше жить не хочу. Рыбалка мне интересна, может, туризм местный стану развивать. Красиво тут.

– Это только летом, а если точнее, в августе и сентябре, – категорично заявил Егор. – Зима – мрак, ветра, сырость, холодище. Весна – не то не се. Первая половина лета – тоже мрак, туманы, в куртках все ходим. Потом пару недель жара адская, кожу хочется с себя снять, никакое море не помогает. Затем приходят тайфуны, смывают мосты, картошку с огородов, дома топят под крышу. Ну, и вторая половина августа и первая сентября – то самое лето, ради которого можно в Приморье ехать. Золотой сезон. Вот и думай, как тут туризм развивать. Кроме природы, смотреть у нас нечего. К тому же, мне кажется, все места в этом бизнесе уже давно заняты.

– Как смотреть нечего? – удивился Влад, который за долгий перелет успел проштудировать не один сайт с достопримечательностями Приморья. – А как же Океанариум?

– Рыбы там дохнут, – скривился Егор. – Атмосфера негативная, энергетика плохая, я даже свадьбы туда возить перестал.

Постепенно разговор перешел на работу Егора, и Влад, не удержавшись, тоже поругал его, вернув ответочку.

– Тамада? – искренне удивился он. – Это ж для молодых.

– Ограничено ты на мир смотришь, товарищ, – ничуть не обидевшись, ответил Горбачев. – Тамадой я редко работаю, в основном, аниматором на детских праздниках и парках, бывало, шарики и цветы развожу. Курьером жратвы тоже иногда.

– И как, нравится?

– Получше, чем в офисе сидеть, – не моргнув глазом, заявил Егор. – Я все перепробовал – и в охранке побывал, и манагером штаны протирал, даже в банк устраивался. Не мое. Работа у меня, конечно, сезонная, но на жизнь хватает. Если возьмешь к себе гидом, пойду.

– Возьму, – улыбнулся Влад, которому нравилась прямота и легкость Горбачева. – А в Москву зачем летал?

– Подумал, вдруг у вас там аниматоров мало, – улыбнулся Егор, но потом признался:

– Да была там у меня одна… В общем, не сошлись. Быстро поняла, что я за ее московской пропиской прилетел. Ты только не спеши. Дом сразу не строй, и квартиру не покупай. Готов поспорить, что к ноябрю засобираешься обратно. Ноябри у нас лютые, особенно ближе к концу. И ледяные дожди, и снегопады, и тоска. А что, давай хотя бы на червонец поспорим, что ты новый год в столице встречать будешь?

Влад только головой покачал. Жить до ноября у Егора он точно не собирался, что же до Нового года Горбачев просто не знал, что Вангерман этот праздник не отмечал. Как и любые праздники вообще. Попытавшись расслабиться, он вдруг заметил, что за ним наблюдают, и попытка настроиться на отдых провалилась. Годы работы брали свое – с опытом не расстанешься.

Молодой женщине у барной стойки на вид было лет тридцать, но возраст ей придавала усталость в глазах и изможденный вид. Очевидно, что она терзала себя изнурительными диетами перед отпускным сезоном. Влад таких не любил – в людях ему нравилась естественность. Впрочем, брюнетка была красива. И как она умудрилась сохранить такой светлый оттенок кожи под жарким приморским солнцем? Небось, кремами в три слоя мазалась. Влад слышал, что азиатки так поступали, у которых светлая кожа являлась каноном красоты. А вот зеленющие глаза незнакомки могли прожечь дыру. За барной стойкой царил полумрак, и ее взгляд сверкал оттуда, словно лазер вспыхивал.

Это ж надо так себя диетой изнурить, в очередной раз подумал Влад и, не удержавшись, снова бросил на девицу заинтересованный взгляд. Если бы не костлявость, она бы ему даже понравилась. Жаль, что не она их обслуживала, а рыжая. Брюнетку захотелось разглядеть поближе. Влад был уверен, что в ее лице должна была иметься изюминка, плохо заметная в полумраке. Ведь что-то же в ней его привлекло, а что именно, он пока и сам не понял. Заметив его внимание к официантке, Егор сразу оживился.

– Это шлюха, – уверенно заявил он. – Причем, дешевая. Не знаю, как там в Москве, а такие у нас они от двух до пяти тысяч берут. За ночь.

– Вот ты сейчас взял и девушку обозвал, не стыдно? – упрекнул его Вангерман и кинул взгляд в окно, услышав крики. На террасе соседнего кафе парня вырвало прямо на колени сидящей рядом девицы. Та возмущалась на все побережье.

Отпуска были в самом разгаре, люди веселились, как в последний день. Похмелье с утра – штука скверная. Похоже, скоро «Орхидея» наполнится желающими взбодриться, и не только кофе. Людей на пляже прибавилось и выглядели они не бодро. Одни шли, слегка покачиваясь, других шатало, как лодки в шторм, третьи так вообще периодически заваливались в песок, с трудом поднимались и вяло брели без особого направления. Некоторые заходили в море и стояли там прямо в одежде, качаясь под ударами волн.

– Отвечаю за то, что говорю, – обиделся Горбачев. – У них есть определенные знаки, я холостяк, с этой категорией баб хорошо знаком. Пару раз с ними дело имел. Ты на нее уже посмотрел, она это заметила, а по тебе видно, что ты человек с деньгами. Даже спорить не стану, что дальше будет. Смотри внимательно. Если она сейчас пойдет в туалет и при этом на тебя оглянется, значит, я прав. Все местные шлюхи так делают. Можешь, пойти за ней и убедиться, что на честных девушек я напраслину не возвожу. С другой стороны, шлюхи – тоже люди. Я ничего против них не имею. Так считаю: если понравилась девушка, иди и дай ей денег, а она в ответ сделает тебе приятно. Ты же в отпуске, свободен, почему бы не подарить себе несколько радостных моментов в это прекрасное утро? Гляди на тех типов за окном, вот придурки. Кто ж так до обеда нажирается?

Внимание Егора привлекли трое парней, которые появились из летних домиков, сдающихся в аренду. Троица ползла на четвереньках, то ли на спор изображая собак, то ли просто вусмерть упившись. Люди от них шарахались.

Влада пьяными было не удивить, на работе всякого насмотрелся, а вот девица за стойкой, которая все чаще на него оглядывалась, заинтересовала всерьез. Шлюха ему точно не требовалось, Влада зацепило другое. Он привык разбираться в людях и считал, что делал это хорошо. Брюнетка у стойки не была похожа на девицу легкого поведения. Тогда зачем на него пялилась? Вот прям так понравился или что другое? Это «что другое» беспричинно беспокоило, хотя хвосты по работе он за собой подчистил.

Между тем, брюнетка, и правда, оглянувшись на него в последний раз, направилась к туалету. Вдруг осознав, что его ничего не связывает, и он, вроде как, в отпуске, Вангерман решительно поднялся.

– А вот сейчас и проверим, – подмигнул он Егору. – Если вылечу из этой двери вперед ногами, ты меня всю следующую неделю катаешь. Ну, а коли прав ты, получишь десятку.

– Идет! – хохотнул Горбачев. – Только надолго кабинку не занимайте, я ведь кофе напился.

Если шалава – уйду, а Владивостоку поставлю минус, решил про себя Влад и толкнул дверь.

Одновременно послышался негромкий хлопок, похожий на то, как будто ударили в ладоши. У него мог быть какой угодно источник, но Вангермана этот звук мгновенно вернул в прошлое, на работу, заставив пожалеть, что он сейчас безоружный. Так стрелял ПСС, он же «Вул», который очень любили спецагенты и киллеры.

Влад был готов ко всяким зрелищам, но такое заставило даже его, бывшего оперативника, на миг замереть, не зная, как реагировать на то, что в жизни никогда не увидишь, а в кино – разве что в жанре ужасов.

В нос шибанул резкий запах морских водорослей, причем на стадии гниения. Не то, чем обычно пахнет в туалетах, но сейчас вонь была последним, что могло удивить Вангермана. Официантка, схватившись за расплывающееся кровавое пятно на плече, оседала на пол, скользя по грязной стенке, кафель позади нее треснул, поймав пулю, пролетевшую навылет, а в одной из кабинок застряло… нечто.

Влад сначала решил, что это маска, которую нацепил на себя пьяный или под наркотой маньяк, охотящийся в туалетах на женщин. Лицо типа настолько перекорежило, что человеческого в нем осталось мало. Кожа на лбу натянулась, как сухой лист нори на ролл, но обвисла к подбородку, повиснув влажными тугими складками на шее, глаза почти вылезли из орбит, набрякнув выпуклыми красными прожилками, а губы растянулись в неестественном оскале, обнажив гнилые зубы бурого цвета. Последние, впрочем, были больше похожи на острые пластины, чем на зубную эмаль. Нос у типа отсутствовал – либо провалился внутрь вследствие травмы, либо был искусно замаскирован. Затхлый морской душок исходил как раз от страшилища. В левой руке у него еще болтался пистолет, причем, именно болтался, зацепившись за один из скрюченных судорогой пальцев, правая же рука безвольно висела вдоль тела, словно решила не иметь ничего общего со своим хозяином. Человек то сгибался пополам, словно мучаясь от рвотных позывов, то резко выпрямлялся, явно пытаясь сдвинуться с места, но что-то его удерживало, а порой и дергало обратно в кабинку, откуда он с завидным упрямством снова появлялся.

Первый шок прошел, и Влад включил прежнего Вангермана, который, оказывается, никуда не делся, всегда был рядом, ожидая, когда его позовут. Брезгливость взяла свое. Двигаясь быстро, Влад содрал с себя ненавистную рубашку и, набросив ее на голову придурка, который как раз выпрямился, ударил так, как бил обычно, когда хотел отправить человека в нокаут. Боксом он занимался с детства и продолжал тренировки всегда, когда позволяли обстоятельства. Человек обмяк, но почему-то не упал, хотя голова его безвольно повисла на грудь. Вырвав у него пистолет, Влад собирался повторить удар, но тут вдруг разглядел, что именно удерживало психа от падения. Кофе, плескавшийся в желудке, сразу попросился обратно.

То ли из спины, то ли из задницы странного типа торчало нечто похожее на бурую щупальцу, которая тянулась к унитазу, скрываясь в толчке. Эта штука была толщиной с руку, покрытая мерзко воняющей слизью, упругая и сильная. Впиваясь где-то сзади в тело несчастного, она держала его на весу, скрываясь под объемной кожаной курткой, тогда как человек давно потерял сознание, и возможно, без помощи Влада.

Сталкиваясь с иррациональным, рассудок у всех действует по-разному. Вангерман отключил человеческое любопытство и страх, который не замедлил постучаться, разрешив себе только инстинкты выживания. Он успел подумать о том, что из унитаза на несчастного могла напасть неизвестная тварь, попавшая в канализацию из моря, которая вызвала аллергическую реакцию, изменившую облик бедолаги на нечеловеческий. А вот то, что тип имел оружие и стрелял в официантку, или в шлюху – что сейчас было неважно, – это уже объяснить было труднее.

Подбежав к девушке, он пощупал пульс, убедился, что живая, но без сознания, и оглянулся как раз в тот момент, когда пластинчатые зубы едва не оттяпали ему ухо. Спасла волна зловония, плывущая впереди типа. Тот странный человек, которого Влад посчитал уже безопасным, каким-то образом подкрался к нему сзади, волоча за собой по полу сдувшееся щупальце, похожее теперь на оборванную водоросль.

Обругав себя за беспечность, Вангерман расстрелял всю обойму в башку напавшего, решив, что самооборона сейчас самое подходящее слово к ситуации. Тело грузно свалилось на пол, измазанный бурой грязью, источник которой был только что убит Владом. Рукава куртки и штанины брюк несчастного психа намокли, а рот остался открытым, будто он и после смерти пытался откусить кусок побольше. Владу даже показалось, что челюсти еще дергались, но то, конечно, была иллюзия – во лбу трупа чернели три дырки от пуль. Зловоние стало сильнее, а сдерживать рвотный позыв от миазмов – труднее.

Захотелось содрать маску и посмотреть, что за псих под ней скрывался, но Вангерман решил оставить дело местной полиции. Плохо начался его переезд. Знакомство с копами в первый же день в планы не входило. Удержался он и от того, чтобы проверять пульс страшилища. Все-таки не на работе, а то, что дело мокрое, и так понятно. Нужно было спасать девицу и срочно.

Решив оставить майку себе, Влад содрал с нее фартук и, скрутив тряпку в жгут, наложив тугую повязку. Официантке повезло – крупные сосуды задеты не были. Убедившись, что кожа руки ниже скрученного фартука побледнела, Влад машинально отметил в телефоне время, когда наложил жгут. Остальное – за скорой. Подхватив девицу на руки, выскочил из туалета и столкнулся с Егором, который являл собой живое воплощение фразы «глаза на лоб полезли».

– Там такое… такое! – не в силах отдышаться выдавил Горбачев. – Она первая на меня напала, как вампир какой-то, хотела в горло грызануть, не вру, чесслово. Дура, ну, я ее и огрел чем попало. Даже не подумал. А она возьми и…

Влад окинул быстрым взглядом все еще пустующее кафе, а потом их столик, на котором лежала рыжая официантка, которую он видел раньше рядом с брюнеткой, бездыханно лежащей у него на руках. Судя по обилию крови, натекшей в приличную лужу на столешнице, Егор проломил рыжеволосой череп, отбиваясь тяжелой солонкой. В нос сразу шибанул рыбный запах, но дверь в туалет плотно закрылась, а источник зловония тянулся от убитой официантки. Отметив странный зеленоватый цвет ее голых ног и сеть черных выпуклых вен, расползающейся по всей коже, Влад бегло глянул на улицу в окно… да так и оторопел.

На первый взгляд, было похоже, что на Шаморе устроили флэшмоб. Не сговариваясь, все люди на пляже затеяли игру в салки. Одни, вытянув вперед и чуть подняв вверх руки, изображали из себя то ли зомби, то ли клоунов, другие с дикими воплями, каким могли позавидовать профессиональные актеры, бегали по пляжу, пытаясь пробиться к стоянке, но оттуда напирала толпа ряженых, подозрительно похожих на того типа, которого Влад прикончил в туалете. Даже издалека, сквозь мутные, немытые стекла кафе было видно, что лица их искажены, да и движения на обычный человеческий шаг не походили.

Если не флешмоб, то заражение, решил Влад, поудобнее перехватывая девицу и вглядываясь ей в лицо: нет ли там следов какой болезни. Но увидел разве что признаки переутомления – мешки под глазами, впалые щеки, бледную кожу без следов косметики. А он ведь решил, что она такая бледная из-за крема. Пока все вполне естественно: кто работает в три смены, тому явно не до загара.

Гадать о причинах массового безумия время было неподходящее и, заставив себя собраться, Влад окликнул Егора, засмотревшегося на сцену под окном: женщина в панамке, прыгнув на спину молодому парню, зарылась лицом под воротник его рубахи, припав губами к коже. Можно было подумать, что они играются, если бы не кровь, залившая рубашку мужчины на плечах. Лицо несчастного исказилось в крике, а сам он крутился, пытаясь сбросить озверевшую даму. Вопля его слышно не было, так как кричали все – звук пробивался даже сквозь стеклопакет.

Еще это может быть биологическое оружие, подумал Влад, отметив, что становится спокойнее. Ситуация уже случилась, паника была бесполезной. Требовалось включать режим выживания на полную, отстраняя эмоции, что он и сделал.

– Держи, – свалив раненую на руки опешившего Егора, Влад подбежал к столу и перевернув его ударом ноги, выломал сначала одну ножку, потом вторую. Он бы предпочел металлические кувалды, но тогда отломать их было бы сложнее.

– Ну как, не шлюха? – спросил Горбачев, у которого, оказывается, в стрессовой ситуации сохранялось чувство юмора. – Это ты ее подстрелил?

– Слушай меня внимательно, – распорядился Влад, включая командира. – Я иду первым, расчищаю нам путь, ты следом, несешь девушку аккуратно, не отстаешь, понял?

– Да, – несколько растерянно кивнул Егор. – А она нам зачем?

– В больницу человека доставить надо, – прорычал Влад, но Горбачев не унимался:

– Так тут всех в больницу надо, может, бросим, сами разберутся? Сюда ведь сейчас менты с врачами нагрянут. Они раненых и подберут. Хотя тут, кажется, больше трупов, чем живых…

– Еще слово, и я на твоей машине сам уеду, – отчеканил Вангерман, который не любил, когда ему перечили. – Девку на плечо перекинь или в руках неси – как хочешь, но чтобы до тачки донес, уяснил? Я там снаружи отвлекаться не собираюсь.

Наконец, он выбрал правильный тон, потому что на этот раз Горбачев молча кивнул, не ерепенясь.

Вышли они через тот же вход – искать черновую дверь смысла не было; безумие – оно правил не знало. В лицо Вангерману сразу сунулась искореженная рожа, загудев, как потрескавшийся погребальный колокол. Влад успел разглядеть густые черные волосы мужчины, жирную кожу, покрытую зеленовато-серой слизью, выпученные глаза с прожилками напряженных сосудов. Но страшнее всего был нос, который будто гнил заживо, причем ускоренными темпами – хрящ почти отвалился, повиснув на лоскуте побуревшей кожи. Ударило уже знакомое зловоние – то тип раззявил рот, обнажив не зубы, а темные пластины, которые Влад уже видел у психа в туалете.

Ножка стола воткнулась мужчине в глаз. Влад метил в висок, но безумец, заметив движение, резко повернулся и буквально сам насадился на деревяшку. Вангерман аж крякнул от неожиданности, в последний момент дернув головой и спасшись от брызг зловонной жижи, брызнувшей из головы напавшего. Дальше пришлось уже ничему не удивляться, потому что ножка стола в глазнице человека не только того не убила, но даже не остановила. Что-то сообразив, безумец подался назад, выталкивая из себя палку, один конец которой все еще держал Влад.

Вангерман дал себе внутреннего пинка, запретив думать, как, почему и что, вообще, вокруг происходит, и в следующий миг обрушил на голову несчастного уже две палки, с трудом повалив его на землю, но тут закричал Егор, и добивать жертву времени не осталось. На Горбачева наседала женщина в панамке, чье лицо покрывала густая кровавая слизь, скрывая ее черты словно маска. Сзади нее на тротуаре валялся парень, которого Влад видел из окна кафе – ему раскроили череп об асфальт.

– Двигайся, не останавливаемся! – скомандовал Вангерман и бросился расчищать путь, заменив в голове женщину на образ демона – чтобы бить было легче. Никогда такой прием не помогал. После столкновения с женщинами – а ему чаще всего приходилось иметь дело с наемницами, – он всегда чувствовал себя скверно. Дама в панамке оказалась до того проворной и агрессивной, что не хотела успокаиваться даже после того, как он швырнул ее в окно кафе, разбив стекло. Вот тогда Влад и пожалел, что потратил все патроны на типа в туалете.

– Бежим!

Уговаривать Егора не пришлось, и они помчались к стоянке, которая, к счастью, находилась недалеко – всего в паре десятков метров. Влад даже про хромоту забыл, доковыляв до авто почти спринтерским темпом.

Вангерман крутил ножками стола, плетя рисунок из ошеломляющей серии ударов, целясь в головы. К вони, накрывшей все побережье, он уже привык, а вот булькающие хрипы и стоны, вырывающиеся вместо слов из глоток нападавших, почему-то задевали, отвлекая своей неестественностью. Даже если рядом и был кто еще из незараженных, Влад в пылу сражения никого не заметил. Сейчас ему казалось, что все люди с Приморья сбежались на Шамору, где превратились в монстров. Даже когда они пробились сквозь последнюю группу преображенных, перед глазами Вангермана стояли искаженные лица женщин, мужчин, стариков и даже детей. Ребенок с зеленой кожей, что пытался вцепиться ему в колено, успел потерять глаз и половину волос – кто-то содрал с него скальп. Влад оттолкнул его в грудь, не в силах себя преодолеть: бить детей он не мог. На то, чтобы убедить себя – это уже не ребенок, времени не было.

Площадка перед машиной чудом оказалась пустой. Вспомнив про раненую женщину, Влад оглянулся на Егора, уверенный, что тот ее бросил, но Горбачев с красной от усилия рожей тащил девицу на плече. Вангерман кивнул своим мыслям – хороший парень, спину прикроет.

– Я сяду за руль, – забрав у Егора ключи и не спрашивая у него разрешения, Влад направился к дверце водителя. Тот не возражал. Устроив девицу в салоне, он с облегчением вытянул ноги на пассажирском кресле рядом с водителем, потом спохватился и принялся проверять подняты ли везде стекла.

– А, все равно не поможет, – сказал сам себе Горбачев, уныло взирая на фигуры, хаотично мечущиеся по пляжу. Тучки рассеялись, полуденное солнышко светило ярко и беззаботно. Шторм прошел, волны присмирели, песок высох, вода заблестела, маня свежестью и теплотой августа. Только вот в море не осталось ни одного человека. Людям было не до купания.

– Кажется, это зомби апокалипсис, – прошептал Егор, наблюдая, как в соседней машине скрежещет по стеклам острыми зубами-пластинами девчонка лет десяти. Она еще напоминала человека, хотя отвалившийся нос и выпученные глаза указывали на те же признаки безумия-заражения, что охватило всю толпу отдыхающих. Увидев их, девчушка оживилась и принялась с новой силой колотить и без того окровавленной башкой по стеклу. В конце концов, окно не выдержало и дало трещину.

– Ты уверен, что у тебя нет могущественных и богатых друзей, которые могли бы нас разыграть? – спросил он Вангермана. – Шутки ради, например. Нанять актеров, арендовать Шамору, загримировать всех под зомби. Не? Нет таких? А может, фильм какой снимают, да мы случайно в массовку затесались?

Влад молча вдавил педаль газа.

Глава 3

Леньке не было так страшно даже, когда он один ночью играл во вторую часть «Сайлент Хилл». Руки вспотели, пот катил градом, сердце колотилось о ребра, пытаясь пробить грудную клетку, кожу и новенькую куртку, чтобы выпрыгнуть на асфальт. Леньке хотелось поступить также.

Древняя Тойота, точное название которой он уже забыл, то ускорялась, то тормозила, потому что инструктор, сидевший рядом, постоянно нажимал на свою педаль тормоза, недовольный тем, что ученик разгонялся. Леонид не хотел – получалось само. Он откатался уйму часов в автошколе и по городу, но выезд на трассу в пригород стал для Леньки настоящим вызовом. Он уже успел полюбить городские пробки и черепашье движение, которое позволяло новичкам сориентироваться и чувствовать себя комфортно. Но за городом все мчались, будто на ракетах, и то, что Ленька помнил из ПДД и уроков вождения, уносилось из его головы вместе с проклятой скоростью. А Михаил Иванович и вовсе давал бесполезные инструкции, которые, по мнению его ученика, лишь мешали:

– Че ты ползешь, будто на пузотерке, давай жми.

– Это была яма, тормоз, сам за ремонт платить будешь.

– Ехай скорее, че по сторонам пялишься, дави на газ!

– Что это за знак был, у тебя глаза есть? Черт, я с тобой и сам уже забыл, как он называется.

К счастью, участок дороги, который Михаил Иванович называл серпантином, а Ленька просто адовым, закончился, и пробка, собравшаяся позади учебной Тойоты, стала рассасываться. Однако без происшествий не обошлось, так как скоро все снова уткнулись в затор, вызванный на этот раз не Леонидом, а ДТП. Через тридцать минут Ленька дополз до двух «поцеловавшихся» джипов и вздрогнул от неожиданности, когда Михаил Иванович прокряхтел на ухо:

– Вот она твоя смерть, так ты и убьешься, если меня слушать не будешь.

В аварии никаких признаков летального исхода не наблюдалось, оба водителя лишь орали друг друга, размахивая страховками, и Леонид только пожелал, чтобы аварийный комиссар подъехал быстрее. Но он уже привык к тому, что инструктор любил преувеличивать. Как и понял, что Михаил Иванович, собственно, правила соблюдает с трудом.

– А давай на Шамору за чебуреком сгоняем? – заявил ему сегодня утром инструктор, грузно плюхаясь на пассажирское сиденье рядом. – Погода хорошая, че в городе пылью дышать? Есть такая кафешка, «Орхидея» называется, там мой знакомый работает, приезжий, по-русски не бельмеса, зато какие у него чебуреки! Если не пробовал стряпню Азизбека, значит, вообще ничего в этой жизни хорошего не ел. Короче, погнали.

– У меня сегодня два часа по городу, – промямлил Ленька, которого личность Михаила Ивановича порой подавляла.

– Будет тебе бонус – дополнительный час в пробке, – хохотнул инструктор. – В машине я царь и командир, как сказал, так и будет. Жми на газ, либо топай обратно на автобус. У тебя ж тачки еще нет, верно я понял? Когда брать будешь? Только на Зеленку не ходи, там одни лохи покупают. Хорошую авто надо заказывать прямо из Японии. У меня знакомый один возит, дам тебе потом телефон. Эх, учить тебя да учить.

Михаил Иванович был сегодня в ударе, и Ленька понимал, что вполне может на инструктора нажаловаться, но так как он был полон решимости избавиться от статуса «ботана» хотя бы внешне, то, вздохнув, молча повиновался.

И вот он оказался там, куда в своей привычной жизни никогда бы не сунулся. Леонид был исключительно городским обитателем, и все, что начиналось за Второй Речкой, казалось ему едва ли не тайгой. Но, записываясь в автошколу, он дал себе слово не пасовать перед препятствиями, как это у него часто случалось. Ленька собирался дать бой трусости и привычке прятаться от житейских проблем в виртуальных мирах. Думать о том, что ему необходимо исправить, было приятно, планы окрыляли и дарили редкую для него уверенность в себя. Пойти подписать контракт с автошколой было уже сложнее, однако на уроках вождения он застрял, чувствуя с каким усилием приходиться тянуть себя за волосы. Дело было не в лени, не в отсутствии реакции и не в тугодумие – все эти грехи Михаил Иванович ему упорно приписывал.

Ленька вызубрил ПДД еще до уроков, в школе на полигоне тоже все было отлично. Он освоил принципы управления машиной, научился плавно двигаться и тормозить, контролировать скорость, выполнять маневры. Даже почитал устройство авто и двигателя в интернете, хотя и без особого интереса. Но когда начались уроки на городских дорогах, тут Леньку и накрыло. Совмещать теорию с практикой оказалось труднее, чем сдавать этнографию у Сердюковой.

Леонид учился на третьем курсе истфака, но тянул учебу с трудом, так как в конце первого года обучения неожиданно открыл для себя цифровое рисование, куда и погрузился с головой, да так глубоко, что уже на втором курсе получил первые заказы. Пошли деньги – и намного больше стипендии. А потом знакомый подсказал про летсплеи на Ютубе, и Ленька стал стримить игры на собственном канале, полностью переселившись из реальной жизни в интернет.

Наверное, он бы так и прописался в сети, когда-нибудь в ней исчезнув, но однажды случилась беда. Родители разбились на самолете, добавив к многочисленным фобиям Леньки еще одну – страх перед воздушным транспортом. То несчастье потянуло за собой другие. До страшных событий Леонид считал себя умным и современным молодым человеком с кучей любящих родственников, которые, конечно, не оставят в беде. Правда всегда жестока, а снимать маску, приросшую к коже с детства, больно.

Во-первых, со всей своей компьютерной грамотностью Леонид вдруг понял, что ничего не знает о том, как жить в этом мире, когда тебя никто не прикрывает. Нет, позаботиться о себе он, конечно, умел: сварить пельмени, закинуть белье в стиралку, сходить постричься. Но вдруг выяснилось, что мир состоял из сотни бытовых мелочей, которые запомнить было нереально. Одни показания счетчика могли свести с ума. Сдавать цифры по горячей воде нужно было до пятнадцатого числа, а по электроэнергии – в промежуток с двадцатого до двадцать пятого каждого месяца, а каждую последнюю пятницу – собрание ТСЖ… К счастью или несчастью для Леньки он быстро всего этого лишился, потому что случилось «во-вторых».

Огромная семья Наботовых, которая докучала его своими ритуалами и назойливым вниманием по праздникам, после смерти родителей оказалась разворошенным осиным гнездом. С трудом пережив похороны, которые пронеслись в голове одним кадром, как кошмарный сон, Ленька со всего размаху врезался в маховик судьбы, называемый «дележом наследства». И это колесо его раздавило и перемололо.

Родственники не церемонились. На следующий день после похорон в опустевшую квартиру Леонида, в которой он остался один, нагрянула тетя Катя, старшая сестра отца, которая вдруг резко стала Екатериной Юрьевной. Она привела с собой адвоката, зачитавшего завещание Наботова-старшего. Оказывается, незадолго до смерти отец провел детективное-медицинское расследование, доказавшее, что Леонид его сыном не являлся, а потому квартиру и все имущество он завещал любимой сестре – тете Кате. С матерью отец собирался разводиться, о чем ему тоже любезно сообщила Екатерина Юрьевна.

Мысли Леньки ворочались тяжело, слабо реагируя на внешние раздражители. Хотелось нырнуть в привычный виртуал и не выбираться оттуда никогда, но тут тетя Катя, то есть, уже Екатерина Юрьевна, заявила, что Леониду нужно в течение недели освободить занимаемую им квартиру, так как собственником он не является, а выпишут его принудительно.

– В общежитие, – безапелляционно заявила добрейшая тетя Катя, которая всегда на день рождения дарила ему конверт с деньгами и коробку птичьего молока.

Ленька по привычке полез в интернет, начитался форумов и понял, что без собственного адвоката прав ему не отстоять. Очень уж сложно все было, если ты прописан, но собственником не являешься. К тому же, он уже был совершеннолетним. Так как родства с Наботовым-старшим у него, как выяснилось, не имелось, местные юридические конторы просили за услуги какие-то немыслимые деньги, а дочь тети Кати, улыбчивая Женя, работала помощником прокурора, Ленька, сложив все это в уме, пришел к неутешительному выводу, что шансы на победу в суде у него мизерные. И неважно, что они с этой Женькой вместе участвовали в косплеях на городских гик-фестивалях. Развлечение – одно, а квартира – другое. Тем более, что Жене квартира, похоже, и должна была достаться. Очень уж по-хозяйски она ее осматривала, пока обалдевший от новостей Леонид слушал завещание, звучавшее приговором.

Потом он долго копался в себе, пытаясь понять, что болит сильнее. Выяснил не с первого раза, но все-таки определился. Проблемы с родителями у него начались, как у всех – в подростковом возрасте, да и то – больше с матерью, которая доставала его опекой. Но конфликт закончился быстро после покупки компьютера. Мать была довольна, что сын сидит дома, а не шляется по улицам, что же отец… Леонид только тогда понял, что родитель отстранился от него еще лет шесть назад – то ли что-то заподозрил, то ли у них тогда уже начинался разлад с матерью.

И все-таки отец ведь его вырастил, а в памяти Леньки сохранилось много теплых, радостных моментов, когда у них все было хорошо. Или то были очередные иллюзии? Он пытался вспомнить свое детство в деталях, но они поблекли, угасли по сравнению с яркими ощущениями, которыми подарил ему интернет. Почему мать не рассказала о том, что у него был другой отец? Может, Наботов-старший и был обижен, но сердце Леониду подсказывало: человек, которого он считал и будет всегда считать отцом, поступил неправильно. Его смерть ничего не оправдывала. Наботов-старший и Ленька расстались плохо, и теперь Леониду с этим жить. Что до матери, то обида на отца перенеслась и на нее. Леньку вырвали из его уютного виртуального мира, бросив в ледяную прорубь, на дне которой плескался кипяток: он чувствовал себя так, будто обморозился и обварился одновременно.

Ждать недели Леонид не стал и съехал быстро, оставив все родительские вещи Жене, которая уже не скрывала, что будет новой хозяйкой квартиры. С собой он забрал только старого доброго друга – компьютер.

А потом вернулся дед, Никодим Борисович, который каждый год на лето уезжал на рыбалку на реку Бикин, пребывая несколько месяцев без связи с миром. Деда много раз предупреждали, что так поступать нельзя, мало ли что, но своенравный пенсионер никого не слушал. На этот раз по возвращении его ожидали печальные новости, которые Никодим Борисович принял стойко: его сын погиб, а внук оказался не родным. Дед был самым старшим и уважаемым Наботовым в семье, и родственники постарались приукрасить ситуацию в выгодном для себя свете.

Чего Ленька не ожидал, так это того, что дед вдруг примет его сторону, устроит грандиозный семейный скандал, а своего погибшего сына, тетю Катю и Женю проклянет. Даром что Никодим Борисович называл себя коммунистом и советским человеком. Дьявола он поминал беспричинно, а сыпать проклятия на головы неугодных было любимым делом старика.

В общежитии Ленька оставался недолго, так как дед уговорил его переехать к нему. Квартиру было не вернуть, хотя Никодим Борисович и собирался нанять адвоката на гробовые, да Леонид отговорил. Прижились они быстро, хотя дедово мировоззрение Ленька порой и не понимал. Чужды ему были все эти дедовы прибаутки типа «Сталина на вас нет», но старик был мировой, душевный.

И вдруг дед заболел и попал в больницу, отчего Ленькин устоявшийся было мир чуть снова не перевернулся. Он и не подозревал, что так крепко привязался к старику. Когда врачи сказали, что Никодиму Борисовичу нужно долго ездить на реабилитацию в клинику, которая находилось в другой части города, и тогда у него все будет снова хорошо, Ленька долго не думал. Дед категорически отказывался ездить на такси, собираясь пересаживаться по автобусам, так как прямого рейса не было, но Леонид уже все решил.

Деньги на авто у него были, он копил на обучение в интернете, собирался изучать 3D графику, но решил, что Блендер подождет. А можно было, вообще, взять себя в руки и освоить программу самостоятельно по бесплатным онлайн урокам. Так что вождение и машина нужны были Леониду не для того, чтобы ездить на дачу или в кино, как поступал Макс, с которым он вместе учился. Этот Максим жил на Семеновской, но для того чтобы посмотреть кино в кинотеатре «Океан», находившемся буквально в паре шагов от его дома, Максу требовалась машина. На сеанс он всегда опаздывал, потому что Семеновская стояла в пробках круглосуточно, а потом еще нужно было куда-то свою машину на общей парковке кинотеатра пихнуть.

– Девчонку свою катать будешь? – в мысли Леньки вклинился Михаил Иванович, вернув его на дорогу. Леонид, вроде как, и не отключался, но после того как пробка закончилась, монотонное движение на одной скорости его расслабило, и он сделал еще один неутешительный вывод: трасса не для него. Дед ездил на свои уколы на автобусах, Ленька же мечтал о том дне, когда сможет возить упрямого старика. Судя по прогнозам врачей, подобная поддерживающая терапия требовалась деду постоянно, а значит, простаивать на стоянке будущей машине Леонида не придется. Других целей он для нее пока не придумал. И уж, конечно, Ленька не собирался заказывать авто из Японии. Для таких целей имелся авторынок «Зеленый угол», в простонародье – «Зеленка», чтобы прийти, выбрать и в тот же день уехать. Все эти мнимые выгоды в пару тысяч рублей Леонид не понимал, считая, что там, где сэкономишь, в другом месте переплатишь.

Решив вопрос инструктора про девушку проигнорировать, Ленька сделал только хуже, потому что Михаил Иванович читал его, как открытую книгу.

– А, нет девушки, так я по твоему виду сразу и понял, – хохотнул он. – Ничего, когда под жопой четыре колеса, девахи обычно сговорчивые. Одну на море свозишь, другую, глядишь, и выберешь нужную.

Михаил Иванович рассуждал о женщинах, будто о продуктах в супермаркете, что оскорбляло романтичную натуру Леонида. Он верил в единственную любовь до гроба, а потому с девушками не торопился, хотя, если не лукавить, с ними ему, определенно, не везло. Те, которые казались теми единственными, обычно на него даже не смотрели. Дед, обладающий тонким психологическим чутьем, советовал планку снизить и поглядеть на дурнушек и толстушек – мол, из них хорошие жены и матери, но до сих пор Леньку удавалось с ним эту скользкую тему обходить.

– О, смотри, какие роллы крутецкие, – инструктор высунулся из окна, едва ли не по пояс, заглядевшись на рекламный баннер. – Че ты опять газанул, когда не нужно? Я название не разглядел. Роллы люблю даже больше, чем чебурек. На прошлой неделе мы с дружками в «Трех самураях» хорошо так посидели, роллов наелись – от пуза. Я бы еще повторил.

Леонид уже напрягся, приготовившись к очередным тошнотворным байкам из жизни Михаила Ивановича, но инструктор вдруг замолк и как-то осел в кресле, будто решил вздремнуть. Ленька выдохнул от облегчения – вести авто без болтовни Ивановича было куда легче.

Вдали уже показалась лазурная полоска моря, огороженная ресторанами, кафе, летними домиками и дешевыми мотелями. Пляжа с дороги видно не было, но Ленька был наслышан от друзей о необычном мелком песке знаменитой Шаморы. Он бы, конечно, никому не признался, что сам ни разу на этом пляже, как и на других, не купался. Разве, может, в детстве, когда его возили родители. Сердцу выросшего Леонида был милее игровой джойстик и монитор.

Из открытых окон пахнуло шашлыком, арбузами, горячей кукурузой, свежей выпечкой из тандыра и неповторимым запахом моря. Шамора принимала гостей душевно, угощая самым лучшим. Август – сезон арбузов в Приморье, и фермерские грузовики с крупными ягодами, как местными, так и завозными, стояли рядами вдоль обочин. Ленька решил, что на обратном пути непременно купит деду арбуз, и пусть Михаил Иванович не ворчит, они и так вон сколько времени на его чебурек потратили. Недавно прошла гроза, и воздух еще таил в себе свежесть, но яркое солнце обещало изгнать ее в самое ближайшее время, потому что облака разбежались, забрав с собой и ветер.

«Успеть бы вернуться в город до жары», – лениво подумал Ленька и вдруг увидел быстро приближающийся бампер передней легковушки. Еще секунда – и случилась бы та самая первая авария, которую он страшился больше всего. Какой-то покровитель новичков на дороге решил в тот момент обратить внимание на Леонида, потому что Ленька, совершенно не понимая как, умудрился затормозить и вывернуть на кромку обочины, не скатившись при этом в кювет. Чего избежал он, не смогли другие участники движения, и грузовичок, тащившийся за Тойотой Леньки, врезался в переднюю легковушку, которую тоже не минула сия участь. Будто в замедленной съемке, Леонид плавно катился по обочине, глядя то на полосу грунтовки перед собой, то на ряд автомашин сбоку – все, кто справа, складывались в «поезд». Или «в гармошку», как любил выражаться Михаил Иванович, который заснул настолько крепко, что пропустил все представление. Думать про инструктора времени у Леонида не было, так как на дороге творилась настоящая вакханалия.

В какой-то машине врубился бодрый автозвук, да на такой громкости, что у Леньки завибрировало в мозгах, а басы прошлись по всему телу, пронзив внутренние органы. Он даже музыкантов узнал – Мьюз, так как сам их слушал. Метью Беллами горланил свою знаменитую Апрайзинг, и под мощный бит вселенная показывала не менее мощную картинку. Ленька и про дорогу забыл, так как подобного даже в «Форсаже» не видел. Ему очень хотелось знать, как такое могло случиться, но сразу шесть тачек взлетели в воздух с разных сторон и, эпично перевернувшись, приземлились с грохотом, похожим на извержение супервулкана. При этом два джипа столкнулись еще в воздухе – сначала пыхнул огненный шар, а только потом до уже порядком оглохшего Леньки докатился рев взрыва. Внедорожники, как и машины, на которые они грохнулись, скрылись в пламени, которое запылало, как в известной фразе – «до небес». А Мьюз все не умолкали, и голос певца звучал панихидой.

– Мих… Иванович, – протянул, заикаясь, Ленька и тут услышал:

– Газу, газу, придурок! Жми давай!

То были последние осмысленные слова инструктора автошколы «Счастливый руль» Михаила Ивановича Задорожного. Леонид повиновался на автомате, привыкнув слушать и беспрекословно выполнять инструкторские приказы. Тойота рванула со всей дури, так как Ленька, наконец, осмыслив увиденное и впечатлившись настолько, что перестал соображать, выдавил все сто двадцать, отчего возмущенно завопили колодки, а к арбузно-пляжным ароматам добавилась вонь паленой резины и пожара. Позади Тойоты надувался огненный шар невиданного по размаху ДТП, а где-то в отдалении допевал свою песню Мэтью Беллами.

Шаморовская трасса – не то место, где можно экспериментировать со скоростью, и где-то через полминуты мозг у Леньки включился, напомнив, где находится педаль тормоза. От резкого торможения Тойота пошла юзом, но каким-то чудом еще удерживалась на бровке обочины. На асфальте же справа выстроились столкнувшиеся авто, число которых, вероятно, должно было перевалить за сто – Леониду было не до счета.

Он не помнил, почему ему вдруг захотелось оторвать взгляд от грунтовки и взглянуть на инструктора. Наверное, интуиция сработала. Как бы там ни было, но Ленька это сделал. И хотя он уже думал, что ничему никогда не удивится, но удивляться пришлось. Не каждый день увидишь, как инструктор автошколы превращается в… зомби. Михаил Иванович, возможно, еще что-то соображал, но творилось с ним, определенно, не ладное.

Кожа приобрела мертвенно-зеленый оттенок, глаза выпучились, будто он страшно тужился, вокруг глазниц и бровей проступила сетка темных вен, а зубы… Михаил Иванович широко раскрыл рот, отчего к тошнотворным запахам прибавилась еще и вонь гниющих водорослей, а на шею сложились складками сразу несколько подбородков, так как инструктор давно страдал от избыточного веса.

Помотав головой, словно отрицая очевидное, Михаил Иванович скосил налившиеся кровью глаза на обомлевшего Леонида и вдруг клацнул зубами по руке Леньки, вцепившейся в руль. Вернее, не зубами, а острыми бурыми пластинами, которые воняли, будто давно выброшенная на берег водоросль. Леониду в тот день продолжала покровительствовать вселенная, так как руку он успел отдернуть, но любая удача заканчивается. Подошел к концу и путь старенькой учебной Тойоты. Машина рывками остановилась, чтобы уже никогда не завестись снова, а Ленька еще на ходу принялся отстегиваться, собираясь удирать от взбесившегося инструктора, в которого будто бесы вселились. Только ремень безопасности и мешал ему вцепиться Леньке в горло – из-за толстого живота Михаил Иванович никак не мог дотянуться.

И тут, когда Леонид уже справился со своим ремнем и готов был выскакивать из машины, в бок легковой Тойоты прилетела ее судьба в виде микроавтобуса Митсубиси Делика. Леньку выбросило через боковое стекло прямиком под колеса Делики, которая, протаранив Тойоту, останавливаться на собиралась. Но парнишка, вылетевший из Тойоты на асфальт, стал непреодолимым препятствием. Последнее, что увидел Ленька, был зеленый Михаил Иванович с острыми клыками-пластинами во всю пасть, который-таки порвал ремень безопасности и теперь лез на него через капот Тойоты.

Но в этот момент из Делики выскочил здоровый качок с палкой в руках, который так ловко ею орудовал, что через пару секунд от головы Михаила Ивановича ничего не осталось. Инструктор рухнул рядом со своей отслужившей машиной, а мужчина с угрожающим видом и с окровавленной палкой наперерез направился к Леониду. Самое лучшее, что мог Ленька придумать для своего спасения, это потерять сознание. Что он и сделал.

Глава 4

Очнувшись, Дана минут пятнадцать наблюдала за своими похитителями, прежде чем сообразила, что делать. Ругать себя за ошибку с киллером она не стала. Время для выводов и уроков наступит позже. Обидно было, конечно, за свою беспечность, она ведь решила, что наемник «Белого Лотоса» как обычно начнет задавать вопросы о том, где деньги, но этот не дал ни шанса. Выстрелил в упор, едва за ней закрылась дверь. Тогда, теряя сознание, она еще гадала, почему не убил, а лишь ранил в руку, сейчас, скорчившись на откидном сидение микроавтобуса, поняла – задавать вопросы собирались в другом месте.

За рулем сидел тот самый брюнет с цепким взглядом, которого она заподозрила в причастности к мафии еще в кафе. Рядом – его простоволосый дружок с неприметной внешностью. Оба были на взводе, жестикулировали и кричали друг на друга. После ранения в голове стоял туман, все звуки доносились будто сквозь одеяло. Впрочем, пуля тут была ни при чем, Дана успела себя осмотреть. Ранение сквозное, кровь ей остановили и даже наложили повязку, вероятно, из автомобильной аптечки. Рука болела так, будто ее облили кипятком. Боль переходила от острой к тягостной, давящей и снова возвращалась к точке кипения при каждой встряске. Огнестрельных ранений ей получать еще не приходилось, только ножевые и травматические, но Дана обошлась бы и без такого опыта. Снова захотелось себя ругать, однако боль помогла переключиться с волны бесконечного пессимизма в режим выживания.

Рядом с ней на пассажирском сидении у окна лежал еще один похищенный – вероятно, мафия решала все свои дела в этом районе сразу, оптом. Парню на вид было не больше двадцати, на голове – повязка в крови, тонкая красная струйка стекала по его шее на светлую обшивку сиденья, намертво въедаясь в ткань.

– Очнулась? – вопрос застал Дану врасплох. Тот, что с русыми волосами, обернулся и с любопытством заглядывал ей в лицо. – Ты только не пугайся, у нас тут зомби-апокалипсис. А тебя сейчас в больничку везем. Мы уже на Луговой, скоро до поликлиники доедем, хотя мне кажется, что это плохая идея. Но раз Влад сказал, что довезет до больницы, значит, довезет. А там ты уже сама от зомби-врачей отбивайся.

И парень хохотнул, убедив ее, что с ней разговаривает кто-то не совсем нормальный. Каждое второе слово отдавало бредом, впрочем, именно каждое второе слово она и слышала – шум в голове нарастал.

– Ты, дурак, Егор, – брюнет озадаченно обернулся и быстро окинул ее цепким взглядом, от которого мурашки по спине бегали. Вот точно в силовых структурах тип работал.

– Вы не волнуйтесь, а его не слушайте. В вас стреляли, но кровотечение остановилось быстро. Нужно, чтобы врачи посмотрели, хотя подозреваю, что бардак там у них творится знатный. В городе что-то случилось, то ли заражение, то ли теракт с биологическим оружием. По радио ничего не говорят, интернета нет, каналы вообще не работают, а те три, что мы поймали, передают музыку. Мы вас в больнице не оставим, довезем, куда надо. Вы где живете? Впрочем, советую в городе не оставаться. Если есть возможность уехать, надо уезжать, где-то пересидеть этот хаос.

– Совершенно с тобой согласен, друг, – подхватил русоволосый парень, которого назвали Егором. – Только мы зачем-то еще одного раненого подобрали, и с ним тоже придется возиться.

Нет, не похожи они были на людей из «Белого Лотоса». Впрочем, босс Токсин Изумрудный славился хитростью и мог прибегнуть к новым способам, отказавшись от привычных наемников. Может, под больницей эти типы имели в виду совсем не больницу? И что это за заражение такое? Дане стоило поразмыслить над крупицами информации, что она получила, но тут судьба подкинула шанс, от которого она не могла отказаться.

Делика резко затормозила, Влад разорался трехэтажным матом, непристегнутую Дану толкнуло вперед, чем она и воспользовалась. Схватилась за ручку и потянула дверь на себя. Та оказалась незапертой, скользнула легко и плавно, и вот уже Дана стояла на горячем асфальте среди хаотично воткнувшихся друг в друга машин – привычная картина для Луговой, где днем и ночью все застревали в пробке. Впрочем, у сегодняшнего затора имелся какой-то особый, глобальный оттенок, так как некоторые авто пустовали, замерев посреди дорожного потока с распахнутыми дверцами и пустыми салонами. Они-то и стали причиной коллапса. Сейчас он был ей на руку, так как означал одно: погони не будет. А если и случится, то по-честному: на своих двоих, а на не колесах.

Площадь Луговая была зажата с одной стороны подступающим морем, с другой – растущим рынком и кинотеатром, с третьей – старинным жилым массивом. Весь этот лабиринт был густо оплетен сетью дорог, похожих на сосуды больного атеросклерозом. Дана бросилась к рынку, решив, что шансов затеряться между торговыми рядами больше, чем в жилых дворах. Однако за ней никто не последовал. Перебежав дорогу, она оглянулась, но синяя Делика уже исчезла из вида, скрытая двумя столкнувшимися фурами. Казалось, что подобного дорожного затора Луговая еще не видела – может, так оно и было.

Сначала Дана сосредоточенно бежала, виляя между припаркованными авто и прилавками, потом стала что-то подозревать и, остановившись у киоска с газетами, огляделась. Луговая всегда была многолюдна, но, как и с машинами на дороге, сегодняшняя толпа тоже отличалась от привычной. Почти все либо бежали, либо шли быстрым шагом. Где-то кричали, но крики быстро тонули в общем гвалте городского шума, среди которого тон задавали автомобильные гудки. Не меньше десятка водителей со всей дури жали на клаксон, и громче всех, конечно, ревели фуры. Вдали выли сирены, в небе тарахтели вертолеты. Где-то гремел автозвук, но и он долетал до Даны приглушенным, намекая что у нее, возможно, сотрясение мозга. Голова болела и слегка кружилась, тошнота подступала к горлу, в ушах периодически звенело.

Люди тревожно оглядывались, некоторые пробегали с выпученными глазами и красными, вспотевшими лицами. Поднималась привычная августовская жара, бегать в такую погоду было тяжело. Куда они все? Что происходит? И хотя Дану волновало собственное положение, в частности, то, что ее отыскала мафия, творившееся вокруг не могло не вызывать вопросы. Что там говорил тот русоволосый? Теракт?

Она вдруг поняла, что у нее снова течет кровь, пропитав рукав футболки, а боль перешла в новую стадию. Впрочем, никто внимания на Дану и ее окровавленную руку не обращал. Девушка только теперь заметила, что киоск, к которому она привалилась, пустовал, хотя весь товар остался на месте – журналы, газеты, жевательная резинка, детские игрушки. На столе у окошка блестела стопка монет, стул отодвинут, на крючке у двери висели сумка и шляпка. Сама хозяйка киоска исчезла, даже табличку о перерыве не оставила.

В толпе вдруг завизжали, и в поле зрения показались двое в жутких масках с зелеными лицами и всклокоченными, будто искромсанными тупыми ножницами, волосами. Глаза у них были покрыты густой сеткой красных прожилок, которые расползлись и на коже вокруг глаз, но уже бурого цвета. Эти двое шатались, будто пребывали под веществами. Они то и дело сталкивались друг о друга, отлетали к прохожим, цепляли их за одежду, но самое мерзкое – разевали рты, брызгали вонючей слюной и клацали темными зубами, словно специально подточенными.

Когда надо, полиции никогда нет, пробурчала про себя Дана, тихонько отступая за киоск. Потом вспомнила, что таким образом могла еще развлекаться молодежь. Заодно поругала и молодое поколение городских бездельников – гиков и геймеров. Понимая, что молодежь этими категориями не ограничивалась, Дана при каждом удобном случае проходилась ворчанием именно по гикам. То ли мстила за свою погубленную молодость, то ли просто плевалась ядом от безысходности, но прошлого было не вернуть, настоящее превратилось в бесцветное месиво нерадостных событий, а будущее так и вовсе выглядело сплошной тьмой. Что бы там сейчас на рынке ни происходило – флешмоб или, действительно, заражение, она в этом участвовать не собиралась. Проехав едва ли не все злачные места Юго-Восточной Азии, Дана умудрился не подцепить никакой лихорадки или другой экзотичной болезни и с тех пор верила в собственную неуязвимость. Пуля ее, конечно, настигла, но никакая болячка не одолеет. Пока Дана в это верила, так будет.

И тут ее словно молнией пронзило. А если подобное безумие сейчас по всему городу происходит? Сонька ведь в садике! Дана, конечно, не допускала и мысли, что с ребенком что-то могло случиться, но мчаться к ней следовало пулей.

Как бы ни поджимало время, но в первую очередь надо было позаботиться о себе. Если она завалится где-нибудь на улицах от потери крови, толку от нее не будет.

Аптек на Луговой было натыкано, как грибов после дождя, но на дверях либо болтались таблички «закрыто», либо двери просто не открывались. Перед глазами пронеслись пустые прилавки торговых рядов, некоторые – с коробками и несобранными товарами. Дана начала беспокоиться не только по поводу азиатской мафии.

– Стойте, не закрывайтесь, пожалуйста! – бросилась она к одной девушке, которая, испуганно оглядываясь, закрывала аптечный пункт на трамвайной остановке.

– Не работаем, – поспешно заявила та и округлившимися от ужаса глазами уставилась на окровавленную руку Даны. – Зайдите в другую аптеку, там помогут.

– Мне только перекись и бинты, я вас прошу, очень надо. Все закрыты, вы, наверное, последняя остались.

– Последняя? – в голосе девушке послышались истеричные вопли. – Кошмар! Я не могу вам помочь, простите.

Поняв, что толку от уговоров не будет, Дана решила, что легкое мародерство в такой ситуации не повредит, и навалившись на растерявшуюся продавщицу, втолкнула ее внутрь, плотно захлопнув за собой дверь. Боль в руке сразу же проснулась, от чего у Даны перехватило дыхание, но пути назад уже не было.

– Я полицию сейчас вызову! – с вызовом закричала девушка, но видно было, что Дану она боялась. Даже не попыталась оттолкнуть от двери, хотя у нее наверняка бы это получилось. Дана чувствовала, что слабеет.

– У тебя даже охраны нет, какая полиция, – отмахнулась она. – Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Выкладывай перекись водорода, бинт, все, что есть. Или я тебе витрины побью. И что есть из обезболивающего? Вот тысяча, больше у меня нет.

Дана выложила смятую бумажку на прилавок, только сейчас заметив, что купюра испачкалась в крови. Какое-то время они с девушкой играли в гляделки, но Дану в эту игру было трудно переиграть.

– С каждой секундой, что ты тянешь, там, – Дана ткнула в окно, – становится только хуже. Либо беги спасайся, а я сама все возьму.

Раздался звук выбиваемого стекла, и обе вздрогнули. У соседнего киоска с сухофруктами трое пацанов в грязных худи разбивали окно. Их явно не грецкий орех интересовал, а касса. Хозяин лавки исчез, оставив товар.

– Ладно, – взвесив все «за» и «против», девица решила выпроводить Дану «по-хорошему». Брезгливо смахнув деньги в сумочку, куда она, видимо, сложила выручку за утро, девушка принялась бегать по шкафчикам, собирая медикаменты.

– А что случилось-то? – не выдержала Дана, ошарашенно наблюдая, как грохнули стекла витрины в магазине бытовой техники. Сирены теперь выли совсем близко, но полиции видно по-прежнему не было. Неужели все так плотно застряли в пробках?

– В чатах ерунду какую-то пишут, – пробормотала девица, выкладывая перед Даной сверток с лекарствами. – Телик тоже молчит, будто все там разом подохли. Не верю я, что это теракт. Или болезнь внезапная. Чтобы полгорода с одинаковыми симптомами разом? Сестра у меня на Русском учится, полчаса назад еще связь с ней была, так она рассказала, что у них на потоковой паре сразу человек пятьдесят позеленели и стали на всех кидаться.

– Если не болезнь, то что?

– Вторжение, – уверенно заявила аптекарша. – Я всегда знала, что буду жить в период активного контакта с пришельцами. Где-то они приземлились и, похоже, случилось это во Владике. Кто бы подумал.

Спохватившись, Дана уткнулась в свой телефон – связь по нулям. Она выругалась.

– Все, иди своей дорогой, а я своей, – выпроводила ее, наконец, девушка, закрывая дверь и опуская жалюзи. Она еще верила, что сегодняшний хаос – просто один беспокойный день в августе. Дане тоже в это хотелось верить.

Люди уже не просто бежали по улице, а в панике метались, порой бросаясь на стены и… друг на друга. Дана сама видела, как парень в кепке вдруг навалился на старика, пытаясь его повалить. Она метнулась было на помощь, но тут к парню присоединились еще трое – подросток, пожилая дама и мужик в деловом костюме. Все вместе они завалили деда прямо на асфальте, Дана же замерла в паре метров, разрываясь между желанием ввязаться и осознанием того, что она нужна Соне живой. Брызнула кровь. Происходящее напоминало дурной голливудский фильм ужасов. Пока эта компания грызла старика, мимо Даны пробежали люди, толкая перед собой тележки, нагруженные бытовой техникой из магазина. Где-то этот сценарий она уже видела. Точно, в кино. Правда, она никогда не подумала бы, что налет цивилизации смывается так быстро. Еще утром Дана ехала в переполненном автобусе на работу, толкаясь вместе с другими работягами, работали светофоры, пассажиры оплачивали проезд, и кто-то даже уступил место бабушке – словом, обычный будний день. А в обед люди уже грызли друг друга и тащили ворованное из магазинов.

Опустившись на колени, Дана заползла под металлическую лестницу рядом с аптекой. Там воняло мочой и валялись окурки, зато ее не было видно. В самых антисанитарных условиях, какие можно придумать, она обработала рану, как могла, наложила свежую повязку, проглотила обезболивающее и подумала о главном: как добраться до детского садика на Чуркине, когда не ходят автобусы, и такси тоже вряд ли приедут? Впрочем, даже если бы у нее имелась своя машина, о чем ей постоянно пилила мозг Анжелика, то вряд ли бы ее наличие сильно исправило ситуацию: машины на дорогах стояли колом.

Невольно вспомнился Влад со своим микроавтобусом, но угрозы он сейчас не представлял. Со всей вероятностью его Делика до сих пор торчала в центре многополосного дорожного полотна Луговой. Выход виделся только один: идти пешком. Вся надежда оставалась на воспитательницу. Лариса Сергеевна всегда казалась Дане адекватным человеком, она не должна поступить, как эта аптекарша. Детей не бросит. Но червячок в груди уже вырос в змея, который вил гнездо во внутренностях. У Даны разболелся живот, а дурное предчувствие прочно завладело мыслями.

Чувствуя себя скверно, Дана решила делать как все – бежать. Часы на телефоне показывали полдень. За пару-тройку часов она точно доберется до детского сада, который находился рядом с их домом поблизости от Рыбного порта, где они снимали гостинку. Не самый лучший район, зато дешево. Оседать на Чуркине Дана никогда не собиралась, а что там творилось в голове у Анжелики, того никто не ведал, даже сама Анжелика – человек сиюминутных желаний и настроений. Мелькнула надежда, что Лазарева обратила внимание на творящийся вокруг бардак и уже забрала дочь из детсада. Эта надежда не подпитывалась никаким жизненным опытом и быстро умерла.

Дана осторожно выглянула из укрытия, но на асфальте осталось только кровавое пятно – ни деда, ни озверевшей компании. Дане приходилось сталкиваться с криминалом и его разборками, когда люди теряли человеческий облик, но то в далекой Азии, в трущобах Бангкока и Джакарты – не в цивилизованном Владивостоке. Зачем этим психам понадобилось тело старика? По улицам по-прежнему метались люди, к которым теперь приходилось присматриваться внимательнее. Среди них могли затеряться те самые – зараженные или отравленные, и на месте деда мог оказаться любой. Но в обозримой видимости никто ни на кого больше не нападал, лишь продолжали разворовывать торговые ряды и магазины, и Дана, дождавшись, когда людей стало поменьше, торопливо перебежала улицу.

Впрочем, от планов на бег скоро пришлось отказаться. Каждое быстрое движение отдавалось в раненую руку лютой болью, и Дана перешла на шаг, плотно прижав больную руку здоровой к телу. За всю ее спортивную карьеру она привыкла к нагрузкам, но Дана давно не тренировалась, к тому же, была ранена, поэтому скоро выдохлась и поняла, что без остановок не обойтись. Пути напрямую она не знала, хотя и подозревала, что где-то он есть, поэтому решила придерживаться автомобильной трассы. В сторону Чуркина пробка начала постепенно рассасываться, и машины хотя бы ползли, а не стояли, но пешком все равно получалось быстрее. По обочине в обе стороны двигалось много людей, что Дане не понравилось, и она свернула за дома, решив идти параллельными улочками.

Город был похож на разбуженного зимой медведя – злого, голодного, агрессивного. Полуденное солнце нещадно палило, ветер сдался, оставив вместо себя смрад выхлопных газов и чего-то тухлого, шум сирен, крики и вой клаксонов слышались повсюду. В царившем хаосе лилии и флоксы, цветущие на каждой придомовой клумбе, смотрелись издевательски.

Дана интуитивно шарахалась от каждого движения, предпочитая пережидать в подъездах, чем сталкиваться с незнакомцами. Она и в обычной жизни сторонилась людей, а сейчас привычку стоило превратить в правило. Что бы там ни происходило сейчас во Владивостоке, но опасность представлял именно человек, причем, обычный. Ни террористов, ни инопланетян Дана на улицах не заметила. Зато стала свидетельницей жуткой разборки в детской песочнице рядом с одним из домов. Свора зеленокожей ребятни терзала собаку, завалив ее у горки. Детишки ползали на четвереньках вокруг истерзанного тела дворняги, то и дело погружая окровавленные мордочки в разорванную брюшину. На весь двор воняло тухлыми водорослями и кровью. Дана спряталась за клумбу и, сотни раз поблагодарив жительниц дома за столь пышные цветы, проползла мимо разъяренной ребятни, прикрываясь флоксами и лилиями. За углом соседнего дома ее вырвало.

Не было это похоже на инопланетное вторжение или на террористическую атаку. Что там говорил русоволосый в машине? «У нас тут зомби-апокалипсис»? Более подходящих слов было не найти, вот только рациональный мозг Даны никак не мог допустить хотя бы малейшее фантастическое вторжение в реальный мир, где ей и так приключений хватало.

В нескольких дворах она наткнулась на мертвые тела. Судя по количеству ран все люди погибли насильственной смертью. Дана экспертом в этой области не являлась, но заметила, что раны похожи на рваные – будто от зубов. У трех тел были расколоты черепа, а рядом валялись булыжники, которыми и разбили головы несчастных. Детали она не разглядывала, преодолевая такие участки уже традиционным способом – по клумбам.

Прошло полтора часа, когда Дана свернула на дорогу к рыбному порту. В одном месте пришлось перебегать автозаправку с длинной очередью выстроившихся к колонке машин. Салоны были пустые, а у окошка кассы лежало тело с пробитой головой. Рядом валялся перевернутый мусорный бак, которым, похоже, и огрели бедолагу. У человека отсутствовала половина лица – словно ножницами под линеечку отрезали. Завидев клумбу, Дана привычно нырнула в цветочные заросли. По крайней мере, там еще и пахло получше, чем во всем остальном мире.

Но в этот раз ей не повезло. Вместо аромата лилий в нос шибануло зловоние водорослей, которое она уже научилась распознавать, как сигнал опасности. Завидев позеленевшую пухлую руку с темными ногтями, торчащую между стеблей, Дана тут же попятилась назад. Выбравшись из клумбы, она наклонилась, чтобы вытащить занозу, вонзившуюся в коленку, и так – вниз головой, глядя через свои ноги, увидела то, что окончательно убедило ее в правоте слов русоволосого. Во Владивостоке оживали мертвецы. Человек без лица, лежавший у окошка кассы, вдруг сел – медленно, раскачиваясь, будто после бурной попойки. Затем тряхнул головой, разбрызгивая вокруг себя кровь и бурую жижу, а потом его единственный глаз сфокусировался на Дане, вполне отчетливо на нее уставившись.

Поднимался он медленно, но у нее не было никаких сомнений, что этот труп сейчас направится к ней. Не сдержав крика, Дана еще больше привлекла к себе внимания, но ей было плевать. Ошибки громоздились на ошибки, однако в таких условиях ее выживать не учили, а фильмы про зомби она не смотрела, так как ужасов хватало в жизни. И все же слово так и просилось на язык. Зомби. Восставший мертвец. Где, черт возьми, полиция? Почему молчит система громкого оповещения о том, что в городе наступил трындец? И только ли во Владивостоке?

Как подсказывала интуиция и жизненный опыт, если кого сейчас и спасали, то начали, как обычно, с верхов. Именно так чистили городские улицы после снегопадов. Сначала расчищали коттеджные районы в пригороде, потом главные улицы, затем те, что помельче, где быдло живет. Остро осознавая, что сейчас быдло – это она, Дана не питала иллюзий на быструю помощь. Потом, конечно, и армию позовут, ведь такие завалы местными полицейскими силами явно не разобрать, но сейчас надо было спасаться самостоятельно. И что бы ей то ни стоило – обязательно найти Соньку.

Дана выскочила прямо на опрокинувшийся фургон, который перегородил улицу. Тротуар, цветущая клумба и ближайший подъезд были усыпаны яркими оранжевыми банками, сверкающими на солнце, словно драгоценные камни. Разглядев, что за содержимое высыпалось из грузовика, Дана подумала, что сейчас этот напиток и правда драгоценность. Без него она до детского сада с ясной головой не доберется. Уже и так хотелось заползти в какую-нибудь куртину с цветами, да там и сдохнуть. С Даны градом катил пот, повязка снова пропиталась кровью, и, хотя боль она уже не замечала, голова временами начинала опасно кружиться.

Схватив из кучи на дороге две баночки энергетика, Дана влила в себя обе, сразу почувствовав себя супердевочкой. Ну, Чуркин, держись. Никакие зомби ее не остановят.

Глава 5

В детском саду «Зверята», название которого всегда вызывало у Даны вопросы, царила подозрительная тишина, хотя пахло привычно: мылом, хлоркой, молочной кашей. Отсутствовала вонь, напоминающая тухлые водоросли, – и то хорошо. Морское зловоние захватило весь город. А что не было слышно детских голосов – это настораживало.

Садик находился на втором этаже небольшого кирпичного здания, относящегося к старинному городскому фонду. Пару лет назад первый этаж отдали в аренду, и сейчас там расположился продуктовый, из распахнутых дверей которого давила такая же непривычная тишина, как с этажа сверху. Рекламный баннер с единственного окна магазина был сдернут, стекла выбиты, из самого помещения выглядывала чернота. Кто-то шмыгнул из двери, но тут же нырнул в заросли полыни за оградой, и Дана решила, что это – выживающий, а значит, временно неопасный. Грань, когда выживающие станут бросаться на других выживающих, тонка, но наступит точно не сегодня. Половину прогулочной территории садика отдали под автостоянку, однако сейчас она пустовала. Правильно, все машины стояли на дорогах, участвуя в самом большом дорожном коллапсе Владивостока за всю историю города.

Лестница на второй этаж вела из магазина, и Дана, вздохнув, будто собралась нырять в омут, шагнула в темноту, жалея, что батарея на телефоне почти сдохла – на фонарик ее точно не хватит. В магазине заставила себя закрыть глаза и положиться на память тела. Лестница справа, шагов через шесть. Споткнувшись о ступеньку, Дана положила руку на шершавую стену с облупившейся краской и наощупь пошла наверх, в любую секунду ожидая, что сзади из мрака набросятся эти с зеленой кожей, воняющие тиной. Откуда они взялись? Точно не пришельцы: восставший из мертвых мужик, у которого отсутствовала часть лица, на инопланетянина не смахивал. Вспоминать слово «зомби» не хотелось, но точнее выражение было не подобрать.

Уже поднявшись, Дана вдруг вспомнила, что забыла доверенность на ребенка. Без документов Соню ей могли не отдать, оставалось надеяться на адекватность Ларисы Сергеевны, понимание общей ситуации и то, что воспитательница должна была ее помнить.

Дверь в раздевалку, с которой начинался детский сад, была приоткрыта, полоса света четкой белой линией прочерчивала пол лестничной площадки. Дана пожалела, что не умеет искренне молиться. Царившая за дверью тишина не оставляла надежды.

Все случилось по худшему сценарию.

Пол раздевалки был усеян разбросанными игрушками и детскими вещами, а из игровой тянулся тонкий, едва различимый запах йода. У Даны упало сердце. Зря она сюда пришла, только время теряла. Конечно же, Анжелика забрала своего ребенка. Просто нет связи, а Дана зашла на всякий случай проверить. Она напряженно замерла на пороге комнаты.

Тяжелые портьеры наполовину закрывали окна – так делали во время дневного сна. В полусумраке повсюду наблюдалась та же картина, что и в раздевалке. Столики сдвинуты, некоторые опрокинуты вместе со стульями. Коробки с игрушками перевернуты, ковер задран и частично свернут в рулон. Морское зловоние стало сильнее, и тянулось оно из открытой двери спальной комнаты, где царила полная темнота.

– Тетя Даня! Я здесь, помоги!

Дана была готова к разным вариантам, но только не к тому, что увидела. В проеме спальной медленно очертилась фигура, вышедшая из темноты. В дверях она замерла. Лариса Сергеевна низко склонила голову, разглядывая коленку девочки, которую крепко держала на руках. То была Соня – зареванная, испуганная, но с виду невредимая. Первое, что увидела Дана – зеленые пятна, расползающиеся по коже воспитательницы. Лариса Сергеевна была одета в легкое платье с коротким рукавом. На ее белых оголенных руках отчетливо выделялись зеленые вкрапления. Когда воспитательница сделала еще шаг, Дана услышала мокрый, шелестящий звук – будто за ней что-то волочилось. Зловоние шибануло в нос, подвергнув обоняние суровой атаке. Под ногами Ларисы Сергеевны расползалась лужа, которая и источала основное зловоние. Дана так и не поняла, что это – испражнения либо что другое. Да то было и неважно – нужно было спасать Соню.

– Вы за ребенком? – медленно спросила Лариса Сергеевна, не поднимая головы. Дана вздрогнула, не ожидая, что с ней заговорят. Может, не все еще потеряно, раз воспитательница сохранила ясность мысли? Сейчас она передаст Соню, и возможно, Дана поможет Ларисе Сергеевне добраться до квартиры, ведь та жила в том же доме, что и Анжелика.

Но воспитательница лишь покрепче ухватила сопротивляющуюся девочку и сказала:

– Мне надо к морю. Что-то я совсем заработалась.

Дана размышляла, что произойдет, если она попробует вырвать ребенка силой, но решила, что еще можно договориться. Экстренные меры были чреваты рисками.

– Разрешите я возьму Соню? – попросила она. – Сегодня я ее забираю. Анжелика задерживается.

– Соню? – Лариса Сергеевна взглянула на девочку, будто только сейчас ее заметила. Но в тот момент, когда она подняла голову, Дана поняла, что договориться не получится. Глаза женщины покраснели, веки покрылись мелкой красной сеткой сосудов, которая расползлась и под глазами, а вот с носом случилась беда – он будто сгнил и провалился внутрь лица. При этом воспитательница боли явно не чувствовала. Когда она говорила, то плотно сжимала губы, отчего речь получалась неразборчивой.

– Девочку отдать не могу, – будто засыпая, проговорила женщина, а Соня снова ударилась в слезы. Дана послала ей одобряющую улыбку, мол, все будет хорошо, а сама медленно двинулась к воспитательнице, гадая, как бы подступиться.

– Почему не можете? – спросила она, не замедляя шага. К счастью, Лариса Сергеевна не реагировала на ее приближение, продолжая стоять на месте.

– Мы с ней люди, – прошептала женщина едва слышно. – Я человек, пока она человек, понимаешь?

Дана понимала одно: у Ларисы Сергеевны все плохо, и так же скоро может стать у нее с Соней.

– Что-то в голове очень болит, – пожаловалась воспитательница и тоже двинулась к Дане навстречу. Та едва сдержала волну тошноты, когда поняла, что за звук раздавался за спиной женщины. Между ног Ларисы Сергеевны промелькнуло что-то бурое, скользкое и длинное. Оно надуло платье куполом сзади, обмотавшись вокруг лодыжки. С непонятной штуки текла бурая жижа, которая и оставила на полу лужу.

– И у меня что-то с животом и…с зубами.

Женщина склонила голову, разглядывая ножку Сони, и, наконец, разомкнула губы. Дана увидела ряд острых черных пластин, будто Лариса Сергеевна решила примкнуть к движению готов, покрасила зубы в черный, а потом еще их подпилила и истончила. На вид зубы, действительно, казались очень тонкими.

Все – это больше не Лариса Сергеевна, медлить было нельзя.

Дана пнула по неваляшке, отфутболивая ее в угол. Игрушка пролетела с жалобным писком, но дело сделала – отвлекла на себя внимание того, что еще имело облик воспитательницы, но ею не являлось. Соня была зажата в левой руке существа, поэтому Дана использовала правосторонний удар. Удачно сложилось, что рана находилась на другой руке. Она выбрала «свинг» или, как называл его старый Сонтхи, любивший также приемы из классического бокса, – «удар из-под задницы». Дана часто использовала его в поединках, но сейчас вспомнила о нем по единственной причине. Это был удар с длинной дистанции, сокращающий риски случайного травмирования Сони, какие были неизбежны при ближнем бое.

Выбросив руку снизу вверх по дуге, Дана резко перевела вес тела на шагающую ногу и нанесла удар кулаком по лицу женщины, чувствуя, как без перчатки разбиваются в кровь костяшки пальцев, которые без длительных тренировок снова стали мягкими. Но хуже случилось с лицом Ларисы Сергеевны. Дана сама не ожидала таких результатов – ее кулак вдавился туда, где находился нос женщины, еще глубже продавив его внутрь. Брызнула едкая жижа, дико закричала Соня, но Дана успела. С чавканьем отодрав кулак от лица чудовища, которое когда-то было Ларисой Сергеевной, она успела подхватить падающую Соню, так как сжимавшие ее руки разжались.

Дана била со всей силы, наверняка. Удачно выполненный «свинг» обычно заканчивал бой на ринге, но Лариса Сергеевна падать в беспамятстве не собиралась. Так и стояла с проломленным носом и выбитыми зубами-пластинами, бессмысленно глядя на Дану. Поморгала, затем потрясла головой, разбрызгивая кровь, и… медленно шагнула в ее сторону. Только сейчас Дана поняла, что существо опиралось на штуку, торчавшую из-под юбки и похожую на длинную водоросль, словно на палку. Возможно, только из-за нее она и не рухнула – ее поддержали.

Разбираться с обезумевшей и преобразившейся Ларисой Сергеевной в планы Даны не входило. Соня была у нее, и девушка, развернувшись, помчалась к лестнице. Где едва не врезалась в еще одного зеленого, замершего прямо в дверях. Но Дана уже перешла в боевой режим, в крови кипел адреналин, а в сердце накопилось столько злости, что на подобной гремучей смеси она готова была сражаться с целой армией «зомби». К тому же эти твари не отличались быстротой движений, что было на руку. Не останавливаясь, она пнула в живот зеленокожего мужчину без нижней челюсти, порадовалось, что у нее хватило сил его оттолкнуть, и помчалась по лестнице, надеясь, что в темноте обойдется без сюрпризов.

Обошлось. Под дикий рев Сони и чавкающие звуки позади она выскочила из дверей магазина и, не останавливаясь, помчалась к высотке, где жила Вероника, подруга Анжелики. Прямо по склону, заросшему полынью, но выбирать не приходилось. Дане казалось, что часовой механизм тикает у нее в голове. Нужно было срочно выбираться из города, но для этого сперва найти бестолковую мамашу. Оставалось надеяться, что Анжелику участь зеленокожих чудовищ, воняющих водорослями, миновала, потому что Дана не представляла, как станет убивать ту, которую так давно хотела прибить, но с которой – после стольких совместно пережитых приключений – срослась, пусть и против своей воли.

– Хочу к маме! – хныкала Соня, Дана же не отвлекалась, стараясь беречь дыхание. Короткая стычка с воспитательницей неожиданно забрала последние силы, а Соня оказалась чрезвычайно тяжелым ребенком, хотя ее вес в три года едва ли дотягивал до среднего – каких-то двенадцать килограмм. Может, Анжелика в глазах Даны и была плохой матерью, но Соня мамку свою любила горячо и нежно, с трудом привыкнув к режиму детского сада. По мнению Даны, Анжелика делала все, чтобы испортить ребенка – причем во всех отношениях, но сильно не вмешивалась, потому что была для этой пары никем. Просто тетей, которая разделила жизненные невзгоды непутевой Анжелики Лазаревой. Дана много раз порывалась их бросить, но сама Лазарева делала все, чтобы разрыв представлялся невозможным. Вот уже три года они колесили вместе по городам России, скрываясь от мафии. Анжелика усиленно делала вид, что она ни при чем, и, если что, разбираться будут только с Даной, однако умение купаться в иллюзиях было ее врожденной способностью.

– Уже идем к маме, – пропыхтела она, когда Соня взяла слишком высокую ноту, и Дана всерьез забеспокоилась, что ее крики могут привлечь ненужное внимание.

– Кто у нас красивая девочка? – залепетала она, пытаясь повторить Анжеликин тон. – У красивых девочек не бывает заплаканных глазок. Будем улыбаться маме? А покажи мне, как ты умеешь улыбаться?

Слушаться Соня не стала, но хотя бы кончился поток бесконечных слез. Дана еще не видела у нее таких опухших глаз. Понятно, что зеленокожая воспитательница прочно поселится в кошмарах девочки, но все это – проблемы будущего. Достав из кармана полусевший смартфон, Дана включила на нем любимую игру Сони и сунула ей в руки. Заряда хватит минут на десять, зато ребенок не будет глазеть на то, что может встретиться у жилого дома. Дана думала о мертвецах, которые в ее сновидениях точно станут частыми гостями. Стратегия подействовала, и Соня уткнулась в яркую мельтешащую картинку. Раненая рука Даны онемела, но она решила, что терпеть осталось всего ничего – к счастью, квартира Вероники находилась на первом этаже.

Еще с улицы Дана увидела в окнах горящей свет, который при ярком дневном освещении выглядел крошечной белой точкой под потолком. Уже хорошо, что та с подругой дома. Веронику она недолюбливала, так как совершенно не понимала, чем та занимается и чего хочет от жизни. Дана была так же далека от блогерства, как ее спокойная жизнь от того момента, который она сейчас проживала. Анжелика подражала подруге, но денег на видеокамеру и компьютер у нее не было, а клянчить у Даны не получалось, поэтому Лазарева ограничивалась тем, что крутилась вокруг Вероники, изображая дружбу. Дана понятия не имела о том, что такое дружба, но была уверена, что отношения этих двух девушек к ней точно не относились.

– Дяде плохо? – голос Сони вывел ее из мрачных раздумий. В одном из подъездов лежал человек – его голова скрывалась за полуоткрытой дверью, а ноги лежали на ступенях. Дана ускорила шаг.

В длинном коридоре было темно, но водорослями не пахло. Будний день – все на работе, где и случилось несчастье. Дома сидели только бездельницы, как Анжелика, да фрилансеры, вроде ее подруги, но такие гостинки обычно не снимают, предпочитая жилье элитарнее. Поэтому коридор Дана миновала относительно спокойно. Истерика у нее случилась, когда она услышала волны громкой музыки, бьющие по всему коридору. И разливались они из открытой двери Вероникиной комнаты. Вместе с бешеными ритмами в лицо ударили алкогольные пары.

Толкнув дверь ногой и позавидовав пьяницам, которых, как известно, берегут какие-то их личные боги и дьяволы – пусть до поры до времени, Дана уставилась на бардак, царивший в квартире. Первая мысль была о нападении, но, переведя взгляд вглубь единственной комнаты, она увидела кровать с двумя телами, подающими слабые признаки жизни. Нет, крови на них не было, а пятна – разве что от блевотины. Как так можно было набухаться всего за пару часов? Ведь утром Анжелика звонила ей еще трезвая! Надрывался старенький видеопроигрыватель, перекрывал его музыкальный центр, у ноутбука же не было ни единого шанса их переиграть – он просто тихо мигал синим экраном. Сами девицы были одеты в пестрые купальники, ящики комода у кровати выдвинуты, а вся комната белела кружевными трусиками и бра, будто Вероника ограбила магазин нижнего белья.

Порадовавшись, что Соня занята игрой на телефоне и не заметила своей пьяной мамаши, Дана утащила девочку на крошечную кухню, сгребла со стола и стульев пивные банки и окурки, потом передумала и усадила Соню в кресло у окна, убедившись, что створки плотно закрыты. Запахнув для надежности шторы, Дана метнулась в комнату и поскорее вырубила какофонию, пока на нее не сбежались соседи, превратившиеся в чудовищ. Впрочем, большинство жильцов этого улья и так напоминало чудовищ – пьяницы, наркоманы и дебоширы.

Вода из крана еще текла, и Дана, набрав тазик с холодной жидкостью, окатила сначала одну, потому вторую. Вероника – красивая длинноногая блондинка с трудно определяемым возрастом из-за пластических операций – подскочила с воплями и бросилась на Дану с кулаками. Та была готова и накинула на бешеную одеяло, после чего скрутила и подтолкнула к ванной, где и заперла.

Чувствуя себя роботом, у которого сел последний аккумулятор, Дана занялась Анжеликой, но та уже была в кухне – пила воду из-под крана.

– Ну, ты и сука, Солдатова, – ругалась она, отфыркиваясь. – Чего устроила? Думаешь, если боксуешь, мы с Ничкой тебе сдачи не дадим? А ты чего, кстати, не на работе?

Похоже, своего ребенка она еще не заметила. Соня увидела ее первой и бросилась к матери с одновременно радостными и истеричными воплями. Дана подумала, что при таком уровне шума к ним рано или поздно заглянут.

– Что стало с Ларисой Сергеевной? – не поняла Анжелика. – У нее отросли зубы, а тетя Даня сломала ей нос? Данка, что происходит? Ты чего там натворила?

– И еще натворю, если быстро не возьмешь себя в руки, – мрачно заявила Дана, швыряя ей джинсы, которые нашла за кроватью. – Вы сами чем тут занимались? Порнуху, что ли, снимали?

– У тебя всегда мысли только в одном русле, – фыркнула Лазарева. – Либо про смерть, либо про секс. Мы нижнее белье рекламировали. Ничке его одна китайская фирма прислала, она пообещала со мной выручкой поделиться.

По крайней мере, выражалась Лазарева ясно, значит, не настолько пьяна, должна сообразить.

– Ути, моя цыпочка, – полезла обнимать дочку Анжелика, – хочешь конфетку?

– Ей еще нельзя конфеты, – ругнулась на нее Дана, но потом махнула рукой. – Надо из города уезжать, причем, срочно. Нас нашел «Белый лотос» – это, во-первых. А во Владике, кажется, теракт. Или пришельцы. Или зомби. Я столько мертвых никогда не видела. Дороги стоят колом, все пытаются выехать. Связи нет, полиции не видно. Ничего не понятно, кроме того, что все плохо. Надо идти пешком, хотя это, конечно, опаснее. Ты меня, вообще, слушаешь?

– Дошла до пятого уровня? – восхищенно воскликнула Лазарева, заглядывая вместе с дочкой в экран смартфона. – Сама? Какая ты у меня умничка! Эй, Солдатова, да выпусти ты уже Ничку из ванной, что она там разоралась? А почему ты такая грязная? Это, что, у тебя кровь на руке?

Разозлившись, Дана схватила Анжелику за халат, в который та обрядилась, и подняла ее со стула, о чем пожалела, потому что Лазарева была выше ее на голову. Сил с ней драться у Даны точно не было.

– В меня стреляли, – произнесла она негромко, чтобы не напугать Соню. – Я убежала. За мной погоня. Я оторвалась ненадолго. Они точно будут здесь минут через тридцать.

Дана решила, что объяснения про зомби Лазарева не поймет точно, а вот страх перед наемными убийцами мог дать ей волшебного пинка. По крайней мере, у Анжелики округлились глаза от удивления.

– Ты оставайся здесь с Соней, – распорядилась Дана. – Я сбегаю к нам на квартиру, соберу вещи, возьму палатку, возможно, какое-то время придется пожить в лесу. Поищи, что у Вероники есть из съестного, много не набирай – не утащим. Когда я уйду, выпустишь ее и все расскажешь. Если захочет, может идти с нами.

– Палатка, лес? – растерянно захлопала ресницами Анжелика. – Почему бы просто не уехать в другой город? Я давно хотела в Хабаровск.

– Из Владика никого не впускают и не выпускают, – на ходу выдумала Дана. – На город кто-то напал, пока неясно, но все бегут, на дорогах пробки. Не думаю, что ходят поезда, хотя вопрос, конечно, интересный. Пересидим какое-то время в лесу, может, связь восстановится. Когда выясним, что стало безопасно, обязательно уедем. Хоть в Хабаровск, хоть в Магадан.

– Нет, точно не в Магадан, – надула губы Лазарева. – А кто напал? Американцы? Япония?

Поняв, что сил объяснять у нее нет, Дана схватила ее за руку и подтащила к окну.

– Видишь подъезд дома напротив? Там лежит мертвец. И вон на детской площадке еще один. А вот та шатающаяся фигура, что бродит в сквере, точно не пьяный. Кто на нас напал, о том, пока не говорят, но, кажется, применяют биологическое оружие, от которого все зеленеют и начинают гнить заживо. А потом на других набрасываются.

– Какую чушь ты несешь, – фыркнула Анжелика. – Да это самые настоящие пьяницы. Их тут днем и ночью полно.

– Хорошо, – Дана подняла руки, сдаваясь. – Делай, что хочешь, а я ухожу в лес. Потом уезжаю одна в Хабаровск. Вы с Соней как-нибудь сами.

Шантаж подействовал, потому что Лазарева тут же сменила тон.

– Че ты стерву опять включила? – возмутилась она. – Конечно, я с тобой. Надо же, какая умная. Навела на меня киллера, а сама в кусты – причем, в буквальном смысле. Нет уж, вместе едем. Но пятнадцать минут мне мало. И почему ты должна мои вещи собирать? Ты ничего нужного не возьмешь.

– Потому что ты соберешь чемодан, а я – маленькую сумку, – отрезала Дана. – К тому же, Соньку в квартиру тащить опасно. Вдруг там засада и киллер? Жди меня здесь, я скоро. Насчет Вероники – сама решай. Я бы ее оставила, но там на улицах такое…

– Что ж ты сразу про киллера не сказала, – ахнула Анжелика. – Конечно, сама туда иди. Только не забудь взять мою новую косметичку. И зарядку для телефона я забыла, и…

– Ага, все возьму, – солгала Дана, прерывая ее. – Только запритесь хорошо и никому, кроме меня, не открывайте. Я скоро.

До высотки, где они снимали гостинку, было недалеко, но во дворе слышались подозрительные голоса на взводе, и Дана опять нырнула в кусты, потратив время. Добравшись до комнаты на четвертом этаже, она даже удивилась, что никого не встретила, но, похоже, всех живых и неживых привлекли крики из соседнего двора.

Дана принялась лихорадочно метаться по комнате, собирая их небогатый скарб, но, пробегая в очередной раз мимо своей кровати, не выдержала и рухнула на матрац, не в силах двинуть ни ногой, ни рукой. Все. Выдохлась. Пусть кто-нибудь волшебным образом появится в ее жизни и поможет – хотя бы подскажет, что делать дальше. Полежав так с минуту и представив, что она сейчас заснет и будет спать не меньше десяти часов, Дана пинком вернула себя в вертикальное положение. Забежала в ванную, снова перевязала рану и заглотнула еще одну таблетку обезболивающего. Плохо – так делать было нельзя, но ей нужно как-то пережить этот день. Как будто одного появление киллера из «Белого лотоса» было мало! Зачем эти зомби еще?

Поняв, что слишком долго возиться с вещами, Дана выбросила детский рюкзак, который сначала собрала для Сони, переложила ее вещи в свой, а в рюкзак Анжелики сунула плюшевого зайца и блокнот с карандашами. Когда телефон сядет, а это случится неизбежно, Соня устроит им концерт протестов на весь лес. Рисование было слабым утешением, но оно хотя бы ей нравилось. Для очистки совести Дана честно поискала косметичку Лазаревой, но ни в ванной, ни на прикроватной тумбочке ничего подобного не наблюдалось, и она поспешила обратно.

Два рюкзака и палатка не способствовали быстрому передвижению, тем более что во дворе дома Вероники появилась группа возбужденных подростков, вроде как, с нормальным цветом кожи, но у одного Дана разглядела пистолет, а еще несколько размахивали ножами, показывая ими на квартиры первого этажа. Не иначе как собрались грабить. Как же быстро слетает с людей налет цивилизации. Если она не ошибалась, с начала катастрофы, если точкой отсчета считать момент, как Дана выпрыгнула из машины на Луговой, прошло не больше четырех часов.

К ее счастью, подростки были последовательны и зашли в первый подъезд, решив обходить квартиры по порядку. Конечно, они могли объединиться, чтобы помогать людям, но жизненный опыт подсказывал, что правдоподобнее первая версия, и это – воры.

Визг Дана услышала сразу, как вошла в дом. И доносился он точно из квартиры Вероники, дверь которой была распахнута. Оставалось надеяться, что услышала его только она, а не группа ребят с ножами.

Бросив сумки, Дана ворвалась в комнату, чтобы увидеть уже знакомую картину. На полу катались два тела, одно из которых принадлежало Веронике в том же нижнем белье, в каком Дана видела ее в последний раз. Второй человек был ей незнаком, но по характерным зеленым пятнам на руках и по страшному отростку, похожему на водоросль, выглядывающему сзади из-под халата, Дана поняла, кто нападающий. Звук клацающих зубов умудрялся перекрывать крики жертвы. Вероника успела намотать полотенце на голову агрессора, но острые зубы-пластины уже порвали ткань в нескольких местах. Анжелика с Соней на руках стояла на кровати, прижавшись к стенке и отчаянно голосила, вместо того чтобы помочь подруге. Понимая, что времени осталось всего ничего – подростки обязательно прибегут на крики, Дана схватила деревянный табурет и, выбрав момент, когда зараженный – она так и не поняла, какого пола, – окажется сверху, грохнула массивной сидушкой по голове. Раздался треск, тело обмякло, упав в одну сторону, Вероника откатилась в другую. Понявшись, она осоловело уставилась на Дану.

– Зачем открыли? – набросилась Дана на Анжелику. – Ты цела?

Вопрос предназначался Веронике, но та молчала.

– Так соседка… – промямлила Лазарева. – Стучалась, что-то спросить хотела. Кто ж знал, что она бешеная?

– Там все бешеные! – закричала Дана, которую на спокойный тон уже не хватало. – Бежим, киллер в нашем подъезде. Через окно прыгать будем.

Она не знала, где сейчас находились подростки, и было ли у них время выбежать из дома нормальным способом. Окно представлялось единственным безопасным вариантом.

Пока Дана выкидывала сумки в окно, Анжелика заголосила снова, но уже по новой причине. Слово «киллер» пугало ее больше, чем «зомби». Это пока. На ходу заглянув в холодильник Вероники и, убедившись, что там даже завалявшегося куска сыра нет, Дана схватила банку пива и недопитую бутылку водки – единственное, что там нашла, сунула все в рюкзак и приготовилась воевать с Анжеликой, но, оказывается, та очень боялась наемных убийц, потому что, наконец, проснулась и принялась действовать. Привязала простынь к трубе радиатора и сейчас медленно ползла по ткани вниз. Соня болталась у нее в рюкзаке за спиной. Для детей он предназначен не был, но Анжелика в критической ситуации могла быть изобретательной. Для детских ножек она прорезала ножом в днище рюкзака два отверстия.

Вероника суетилась рядом, на ходу одевая джинсы. Услышав слово «киллер», она тоже протрезвела. Ускорения всем придали вопли в коридоре за дверью. То ли горланили подростки, то ли на кого-то еще напали. В голове Даны мелькнула мысль, что по-человечески надо бы посмотреть и помочь, но перед глазами мелькали блики, а голова слабо кружилась от перенапряжения, и Дана решила спасать только себя. И тех, кто поневоле оказался рядом.

Тихо выбраться из комнаты у них не вышло, так как увидев безголовый труп на обочине, Соня заголосила, ее поддержала мать, а потом и Вероника. Закатив глаза, Дана собиралась на них всех наорать, но тут из-за угла показались трое подростков с ножами, и все, на что ее хватило, было крикнуть:

– Бежим! Со всех ног бежим!

Уговаривать никого не пришлось, хотя опасности ни Вероника, ни Анжелика еще не видели, но что-то в голосе Даны их напугало. Дана и сама струхнула, услышав у себя панику. Кажется, ее резервы были на исходе.

Неизвестно, насколько бы ее хватило, потому что разборки с подростками казались неизбежны, однако из-за поворота вдруг вырулила смутно знакомая машина и, резко затормозив, остановилась, преградив им путь. Дана с ужасом узнала Митсубиси Делику – микроавтобус похитителей с Шаморы. Бочина машины с одной стороны была помята, несколько стекол разбито – из окон выглядывали перепуганные лица. Дверь салона отъехала в сторону, и русоволосый парень, которого она тоже вспомнила, принялся отчаянно махать им руками.

– Сюда, скорее!

За рулем, кажется, сидел тот же крепыш-брюнет, которого она посчитала за киллера. Может, так оно и было на самом деле, только вот наемные убийцы «Белого лотоса» не стали бы пытаться спасти ее от зомби и разъяренных подростков. Или стали? Вдруг они еще не теряли надежды узнать про деньги?

Дана задумалась всего на пару секунд, но за это время Анжелика с Соней в рюкзаке, а за ней и Вероника, со всей прыти бросились к микроавтобусу.

– Подождите, не уезжайте! – кричала Лазарева, готовая с перепугу залезть в первую попавшуюся машину. Дана набрала воздух, чтобы крикнуть, мол, беги обратно, это тот самый киллер, но тут заметила группу зеленокожих, выбирающихся на четвереньках из клумбы. Впереди полз старик с окровавленным лицом, держа что-то в зубах. С другой стороны бежали подростки, которые зараженных еще не видели. Подумав, что ребят надо бы предупредить, Дана попыталась им проорать про опасность, но, открыв рот, смогла выдавить лишь сипение. Ко всем бедам, она еще и охрипла. Между тем, Анжелика с ребенком и Вероникой уже сидели в авто и активно ей махали.

Оглянувшись еще раз на зомби, потом на парней с ножами, затем взглянув в лицо водителя, который отчаянно жестикулировал, призывая ее поторопиться, Дана приняла решение. Выхода не было – она бросилась к машине.

Глава 6

После того как сумасшедшая официантка выпрыгнула из машины и скрылась в толпе, прошло минут сорок, но легче на дороге не стало. Гудки сигналили, водители кричали, многие выскакивали и убегали, бросая машины. Паника поднялась, когда из одного фургона через разбитое заднее стекло на дорогу шлепнулось чудовище, отдаленно напоминающее человека. Руки и ноги еще имели привычные очертания, но голову и живот страшно раздуло – существо даже подняться на смогло, так и ползло на коленях, бросаясь на машины с раззявленным ртом.

Влад держал дистанцию, зная, что пригодится. Зараженному, чудовищу или зомби – он так и не определился с названием, не повезло, потому что оно очутилось у передних колес Делики. Вангерман еще засомневался, справится ли машина с таким большим телом, да еще и на маленькой скорости, но Делика справилась.

– Он же всю бочину нам своими мозгами запачкал! – с отвращением произнес Егор, который философскими вопросами не мучился. – Че ты творишь? Мы в машине только время теряем. Бежать надо! А то тварь какая-нибудь чихнет на нас, и такими же станем.

– Руки от ремня убрал и успокоился, – приказал ему Влад. – Ждем. Если бы воздушно-капельным путем зараза передавалась, мы бы с тобой уже не разговаривали.

– Между прочим, инкубационный период никто не отменял, – вспылил Горбачев. – Сегодня надышимся, завтра-послезавтра позеленеем и раздуемся. Чего ждем? Это пробка стоячая и, похоже, вечная.

– Где я? – раздался сзади слабый голос, и мужчины уставились на очнувшегося парня. Влад перевязал ему рану на голове, но сотрясение мозга перевязкой не лечилось. А без него точно не обошлось.

– Тошнит, голова болит, в глазах двоится? – спросил Вангерман, стараясь звучать мягче. Вспоминалась девчонка из кафе. Он не мог утверждать наверняка, но ему казалось, что убежала она из-за него. То ли вообразила что, то ли просто напугалась.

– Ты в нас на Шаморе врезался, – напомнил ему Влад. – Мы тебя подобрали и везем в больничку. А если точнее – везли. Намертво стоим в пробке на Луговой. Помнишь, что до столкновения было?

– Помню, – шепотом ответил парень, круглыми глазами разглядывая окровавленные ноги, которые выглядывали из-под колес Делики. – Какой-то кошмар. Будто все в зомби превратились.

– Остановимся на этой версии, – прервал его Егор. – Мы здоровые. Пока. Тоже сами не поняли, что случилось, связи нет, радио молчит, интернета будто никогда и не было. Может, сам в больничку пойдешь? Здесь недалеко вверх метров пятьсот подняться. У тебя пешком точно быстрее получится, мы, похоже, надолго застряли.

– Я Влад, – представился Вангерман. – Он Егор, но слушать надо меня. Тебе куда, вообще? Чем больше мы тут стоим и на все смотрим, тем я больше убеждаюсь, что в больнице тебе не помогут. Там у них, наверняка, такой же хаос, как везде. И половина зомби. Или зараженных.

– Леонид, – представился парень. – Я на Баляйке живу, дед у меня один в квартире. Сегодня ему с утра не очень было, должен был на уколы ехать, но остался. Наверное, правильно сделал, раз такое творится.

Этот Леонид, может, и не был в привычной жизни болтуном, но сейчас от волнения мог выложить о себе всю подноготную – и допрашивать не надо.

– Хана твоему деду, – безжалостно сказал Егор, задирая ноги на приборную доску. – Мне жаль, конечно, но хана.

– Баляйка – это же район Баляева? – уточнил Влад, который первым делом выучил улицы и районы Владивостока. – Адмирала Юмашева там находится?

– Там, – вяло отозвался Горбачев, – но Лёньке, правда, лучше пешком. Да и нам тоже. Чего сидим? Машина не моя, вокруг зомби, никто спрашивать в таких условиях не будет – где авто и что случилось. Форс мажор – и все дела.

– Так ты с нами? – не слушая Егора, спросил Влад, взглянув на Леонида в зеркало заднего вида. Парень поглядел по сторонам, потом на Вангермана и кивнул. Ну что ж, вместе так вместе.

– Да все в порядке с твоим дедом, – попытался приободрить его Влад. – Какой адрес?

– Восьмой дом.

– Так и нам туда же. Может, Егор даже знает твоего старика?

– Не знаю, – буркнул Горбачев, явно недовольный совпадением. – Я неделю назад туда переехал, раньше на Чуркине жил.

– Приготовились! – скомандовал Влад, который давно ждал этого момента. – Пристегнитесь, будет трясти.

– Ты чего… – начал было Егор, но, увидев, как машины позади разлетаются в стороны, поспешно потянулся за ремнем безопасности.

Налет цивилизации слетает быстро. Увидев, как люди побежали грабить магазины, Вангерман догадался, что и правила дорожного движения вскоре забудут. А вместе с ними – и нормы общественного поведения, и ценность человеческой жизни. В головах повсеместно включался принцип: «мое выживание превыше всего». И водитель фуры, который, разогнавшись, сметал впереди себя автомобили, словно ледокол куски льдин, думал также. Дальше подключалось обычное везение: где именно по отношению к несущейся фуре окажется твой автомобиль. На свое Влад не полагался, но предположил, что Егор – игрок, а значит, с удачей дружит.

Фура пронеслась через два ряда от них. Первую полосу автомобилей смяло в гармошку, какие-то отбросило во второй ряд, который сдвинулся и поредел, так как многие последовали примеру тех, кто обычно пристраивается за каретой скорой помощи, объезжающей пробку. У Влада был всего один шанс воспользоваться прорехой, и он его не упустил. Делика заскрипела, так как промежуток быстро закрывался, и ее бок проскрежетал о бок соседней легковушки, но Вангерман уже оценил преимущества микроавтобуса с защитной дугой на бампере, полным приводом и высокой посадкой. Сто восемьдесят пять лошадей тоже имели не последнее значение. Чтобы пристроиться в хвост к фуре, пришлось пробиваться, но думать про мелкие повреждения уже не приходилось.

Фура-локомотив, собрав за собой приличный «состав», свернула в сторону центра города, куда им было не нужно, но дело свое сделала – пробила «пробку». Вырвавшись, Влад переехал через бордюр на газон и дальше вырулил на трамвайные пути, надеясь, что трамваи остались в депо, застряли в пробке на Луговой или стоят где-нибудь еще – только не на его пути. Впрочем, судя по джипам, которые уверенно катили впереди, дорога была свободна.

На Баляева трафик перешел в стадию броуновского движения – кто ехал по встречке, кто также, как он, по пешеходным тротуарам и бордюрам, но машины хотя бы не стояли на месте. Все спасались, но мало кто понимал, что происходит. На рынке, раскинувшимся за пятиэтажными «хрущевками», горел киоск, внимание на пожар никто не обращал. Вдали выли сирены, но сейчас они казались просто фоном, не имеющим ничего общего со спасением и помощью. Где-то еще теплилась надежда, что военные и полиция не зря едят свой хлеб, все наладят, всем помогут, но масштабы хаоса только расползались. Пугало то, с какой быстротой вспыхивал порядок, превращаясь в груду пепла, на благодатной почве которого пышно расцветали грехи и преступления. Система ломалась на глазах, и уже было понятно, что быстрого ремонта не получится.

Квартира, которую снимал Егор, находилась в крайней «хрущевке», от которой вниз уходила целая серия приземистых кирпичных домов, похожих на грибы в погребе. Сама улица Баляева напоминала огромный котлован, будто оставшийся после взрыва. В гигантскую яму поочередно спускались дома, общественные постройки, рынок, а на самом дне находился парк, который назывался «Минный городок» с заброшками, редким лесом и тремя озерами. Несмотря на близость природного уголка, Вангерман сразу понял, что не захотел бы здесь жить. Весь район тяготил этой ямой, в которую спускался, будто в ад.

Увидев свой дом, Леонид наскоро поблагодарил и заторопился, но Влад придержал его за рукав.

– Постой. Мы с тобой заглянем. Мало ли, что там с дедом. Но сначала к нам зайдем, вещи соберем.

Больше всего Влад мечтал добраться до спутниковой рации, которую сунул ему Кузьмич, когда подписывал приказ об отпуске.

– Мало ли куда ты там надумаешь поехать, – объяснился старый хитрец. – Страна большая, а ты мне всегда на связи нужен.

Сначала Влад хотел «случайно забыть» рацию в Москве, но сейчас был рад, что сумел себя переубедить. Если кто и должен был знать о происходящем, то это Кузьмич. Возможно, он уже пытался с ним связаться. Тем более, что время было «московское». Во Владивостоке перевалило за полдень, а значит, Москва уже «проснулась».

До квартиры Егора, где он оставил вещи, они добрались почти благополучно, если не считать дюжину трупов, которая лежала во дворе у подъезда. У всех признаки насильственной смерти – их убили либо зараженные, либо «выживающие». Ни с теми, ни с другими встречаться не хотелось, и Вангерман поскорее затолкал глазеющих на трупы Егора с Леонидом в подъезд. Электричества в доме не было, домофон не работал. Быстро же летела к чертям цивилизация. А ведь еще утром он спускался по трапу самолета.

И тут, словно вторя его мыслям, над домом раздался страшный вой, отвратительный, как звук ногтя, царапающего по школьной доске – только громче раз в сто. Все прижались к лестнице, зажав уши. Влад только и увидел огромное белое крыло, мелькнувшее в окне подъезда. Нарастающий гул и грохот падающего самолета стал апогеем сегодняшних катастроф. В окне подъезда лопнуло стекло, осыпав брызгами присевших людей. Закрыть голову руками догадались все. Судя по взрыву, самолет упал в районе Луговой, откуда они таким чудом выбрались. Над крышами домов валил густой черный дым, быстро окутывая весь район.

Вангерман не знал, что заставило его тогда ждать в пробке, не покидая машину. Наверное, та самая интуиция, которая однажды спасла ему жизнь на поле боя, и которой он поклялся остаться верным. Проходимая Делика им сейчас была нужна – пешком из города они не выберутся, а ехать придется точно не по дорогам.

– Двигаемся, не останавливаемся, – первым прийдя в себя, Влад подтолкнул офигевших Леонида с Егором к двери квартиры, которая находилась на втором этаже. Леонид жил на пятом, но так как дом устоял, Вангерман решил, что дед подождет. Достать рацию было жизненно необходимо.

К счастью, «выживающие» еще не начали грабить дома, и замок оказался не взломан. В квартире Егора творился тот же холостяцкий хаос, который они оставили, уезжая. Схватив сумку, Влад вцепился в рацию, но связаться с Москвой не получилось – эфир молчал. Решив дать Кузьмичу время – вдруг в столице все спокойно, и бывший начальник еще спит, Влад кивнул Леониду.

– Пойдем твоего деда проведаем.

А сам подумал, что начальство могло не отвечать и по другой причине: в Москве творился тот же бардак, что и во Владивостоке. Странно, что так быстро вырубились вышки связи. Как же спутники? Что-то ведь должно было работать. Значит, не простое заражение, а вполне продуманный теракт с целенаправленным уничтожением инфраструктуры. Даже если сотрудники связи или энергетических компаний вдруг резко превратились в «зеленых», система так быстро поломаться не могла.

Егор подниматься на пятый этаж отказался категорически.

– Вы уж там сами с дедом разбирайтесь, а я сумки соберу, – отмахнулся он. – Может, в магазин успею сбегать.

– По дороге заедем, из дома один лучше не выходи.

– Резонно, – согласился Егор и зарылся с головой в шкаф.

– Много не набирай, Делика не резиновая, – предупредил его Влад, подозревая, что Леонид поедет с ними. Не оставлять же парня. Что касалось деда, то Вангерман был уверен, что на пятом этаже их будет ждать еще один зараженный, поэтому украдкой взял биту, которую так кстати хранил дома Горбачев. Вопрос «зачем» сейчас никто не задавал. Влад вообще бы наверх не поднимался, но, представив себя на месте парня, понял, что сам места бы себе не нашел, оставив старика. Другое дело – хватит ли у этого Леонида сил понять, что того деда, которого он знал, уже не спасти. И не начнет ли он буянить, когда Влад станет со стариком-зомби сражаться? Впрочем, он надеялся, что дело закончится их бегством, а зараженного деда они просто запрут в квартире. На задворках сознания противным тоном пищал голос, спрашивающий, правда ли, что зараженных не спасти, но Вангерман убедил себя – это самооборона.

А между тем в голове Влада еще падал самолет, выпрыгивала из машины сумасшедшая раненая официантка (и где она сейчас?), а обратившаяся девочка грызла зубами-пластинами свою собаку. Картинки, врезавшиеся в память на Шаморе и по дороге на Баляева, останутся с ним до конца. Вопросы без ответов терзали, но времени сделать паузу и передохнуть не было. Остановка означала смерть, и Вангерман подтолкнул Леонида, нерешительно замершего в двери. Видимо, до парня тоже стало доходить, что своего деда в квартире он может и не найти. Когда Леонид снял со стены теннисную ракетку, Влад понял, что они найдут общий язык. Он не верил в случайные встречи, а значит, им с парнем было по пути.

Влад долго слушал, прислонив ухо к двери, но подозрительных звуков в квартире не различил. Как и не уловил ставшую привычной вонь, какая исходила от зараженных. Однако, нажав на кнопку дверного звонка, тут же пожалел об этом, потому что раздался выстрел, и в десяти сантиметрах от его уха пролетела пуля, с легкостью продырявившая входную дверь, оказавшуюся не слишком прочной преградой.

– И это я не промахнулся! – раздался скрипучий голос из квартиры. – В следующий раз выбью тебе глаз, мародер. Сталина на вас нет! Развели бардак по всей стране!

– Дедушка, это не мародер! – вмешался перепуганный Леонид. – Это… мой приятель, мы вместе, открывай.

– Что ж ты молчал, внучок, какой же ты непутевый. А если бы я и тебе голову ненароком снес? Его-то не жалко, а ты ж родная кровинушка.

Послышался звук отодвигаемого засова, дверь приоткрылась на длину цепочки – дед собирался убедиться, что на площадке, действительно, его внук. Однако Вангерман не дал ему такого шанса и надавил плечом, оторвав тонкую цепочку от крепления. Старик еще пытался сопротивляться, но Влад, вломившись внутрь, бесцеремонно отобрал у него карабин. Кольнуло грустью – у его отца тоже была «Сайга». Впрочем, он заставил себя приободриться. В смутные времена с хорошим ружьем в руках любой почувствует себя лучше, и Вангерман исключением не был.

Продолжить чтение