Рай там, где все поступают правильно

Размер шрифта: 13

ISBN 978-5-0064-2014-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

God Knows I Tried

Идею подала Фланна.

Доран познакомился с ней в баре. Потягивая «лонг-айленд», он без особого интереса смотрел телевизор – шёл разбор вчерашнего матча Большого кубка… перевёл взгляд на входную дверь и видит…

Заходят две девушки. Одна из них невысокая, стройная, рыженькая. Заказали «маргариты», сели в углу и начали активно полушёпотом что-то обсуждать. Та, которую приметил Доран Макмилли, имела помимо выше означенных следующие приметы: стрижка с короткой чёлкой «под мальчика», высокий лоб, тонкие длинные губы с улыбкой чуть на бочок, маленький прямой нос, светлые, зеленоватые глаза… От природы она рыженькая или по личному волеизъявлению Доран, конечно, разобрать не мог, да и откровенно говоря, ему было безразлично, потому равным образом приглянулась бы зелёненькая или фиолетовая, имей она комплекс перечисленных примет. Он ещё немного посидел, допил коктейль – и отправился знакомиться.

Примерно за полгода до этого дня Макмилли вышел из тюрьмы, куда угодил «за нападение и причинение физического вреда». Освободившись, он, по рекомендации реабилитационного отдела и подчиняясь формальностям шестимесячного полицейского надзора, устроился разнорабочим в строительную компанию; к концу поднадзорного периода стал серьёзно подумывать о своём будущем. Радужные ожидания от свободы, приобретённые им в тюрьме, очень быстро… ещё в первые недели… развеялись и постепенно его накрыла тревога – тревога человека, который не может опереться на своё прошлое. Между тем желания, сопутствовавшие тюремным мечтам, не улетучились.

В первую очередь, ему хотелось найти какое-нибудь интересное дело и заняться им основательно и надолго. Всё, чем он занимался прежде, что давало ему еду, одежду и самое простое жильё, оказывалось всего лишь способом свести концы с концами и было малоинтересно. Даже пособие по безработице, хотя и кусало самолюбие, но к которому он не раз прибегал, имело предпочтительные стороны: не требовалось заставлять себя идти на работу, избавляло от общения с тупыми мигрантами и дарило свободное время. Душа лежала ко многим занятиям, но стоило попробовать, как вскоре обнаруживалось, что это «не совсем то»… или «совсем не то».

Во-вторых, ему не сиделось на месте. С годами он всё меньше и меньше нуждался в человеческом обществе – разве что в мимолётном женском, – в то же время ему казалось, что узы знакомств и отношений, как правило, сопровождающие осёдлость, делают его словно голым и ручным для окружающих, а прошлое – тёмное и опасное – обступает как напористая зелёная изгородь, постепенно отделяя от него настоящее. Он мечтал найти такое место в мире, где люди и отношения… и даже ландшафт и города… были бы иными, и минувшее просто не имело бы почвы укорениться в них. Где-то такое место, по мнению Дорана, должно было существовать – рай для неприкаянных душ, для отшельников, для одиночек.

Иногда он жалел о том, что не остался в армии – а ему предлагали заключить контракт, пройти школу капралов и по итогу стать заместителем командира взвода. Но если спросить его, почему он там не остался, пожалуй, Доран не смог бы внятно ответить. У него было как минимум два соображения. Первое возникало в тот момент, когда нужно было решать, но скоро уходило на задний план и становилось фоном его мыслей, второе – приходило в минуты спокойствия и праздности, и наводило волнение.

В основе первого рассуждения лежал страх. Он знал, что при продлении контракта и при рассмотрении кандидатуры на новую должность какие-то люди при штабе поднимают досье, проверяют и дополняют фактаж. А некоторые факты своего прошлого он боялся сильнее смерти. Вдруг кто-то из штабных сунет нос в его личное дело, узнает позорный случай с его матерью и расскажет другим? Во время оформления документов такое вполне может быть. Нет, тут нужно трижды подумать, прежде чем решить.

Впрочем, может быть, командиры предлагали не то, к чему его склоняли амбиции? И тут он прибегал к рассуждениям второго рода.

Он был снайпером. В первую половину службы он учился и выполнял заурядные задачи штатной взводной единицы. Но ему удалось показать себя весьма положительно в реальной боевой обстановке. Кроме того его стрелковые результаты были изначально отличными. Поэтому во вторую половину службы Макмилли зачислили в группу специального назначения, которая выполняла особые задания: например, «свободная охота» и диверсии в глубоком тылу. Примерно полгода он отслужил помощником снайпера, а затем сам стал первым номером снайперской пары. Но прошло немного времени и группу расформировали. Это случилось после двух инцидентов подряд, когда снайперские пары были захвачены сирийскими повстанцами, а вылетевший на подмогу отряд попал в засаду. Высшее командование запретило командованию бригады заниматься диверсиями и вернулось к старой практике, когда для заданий в глубоком тылу привлекались профессионалы с большим стажем из подразделений «зелёных беретов». Дорану к тому времени оставалось служить месяца три, и командиры, видимо, спеша заинтересовать его продлением контракта, стали предлагать должность с гарантированно высокой оплатой и без особого риска.

Но капральская взводная должность и звание – это забыть о себе. Это вообще забыть обо всём, кроме армейских задач, и держать в уме только проблемы сорока разбойников примерно одного с тобой возраста. Командовать ими, контролировать, учить. Ну, учить – ещё ладно. Есть чему учить: за плечами боевые операции в Сирии и Ираке, одни из лучших показателей в бригаде, чёткое следование инструкциям вкупе с разумной инициативностью… Но вот командовать, нести на себе ответственность за других, фактически отдавать себя с головой чужим людям… Нет, это не то, чего ему хотелось бы. Хотя в целом он от ответственности не отлынивал. Например, если в будущем ему довелось бы найти достойную женщину и обзавестись семьёй, то он бы конечно взял на себя ответственность. Но то семья. А тут три дюжины раздолбаев.

Впрочем, в иную минуту, в ситуации реальной боевой опасности он чувствовал в себе силы для командования и даже определённый порыв отдавать распоряжения, руководить. Эти порывы были подобны лаве пробудившего вулкана, поднимающейся из глубины и неодолимой никакими внешними силами. Но бой – лишь скоротечное мгновение… даже если длится несколько часов… а всё остальное время – рутина, нудное повторение, вдалбливание старых истин во всё новые и новые головы. В повседневной рутине нет места ни вдохновляющим к атаке призывам, ни гениальным командирским решениям, ни самопожертвованию ради величия Америки. Мир вообще становится безопасным и в нём всё меньше места для подвига ради отечества. Есть ещё шансы для солдатского подвига, есть, но они стремятся к нулю.

Может быть, держа в уме ускользающие ненулевые шансы, Макмилли оба раза, что ему делали предложение, не ответил прямым отказом. Что же касается решения уволиться из армии, оно пришло практически внезапно – как извергается уже известный нам лавовый вулкан.

Джереми Хайд – так звали армейского дружка Дорана. В подразделении его считали странным, и в разное время разные люди подозревали в нём то тайного аутиста, то тайного наркомана. Как оказалось позже, второе подозрение было в значительной степени верным. Но Доран ничего такого не замечал. Сошёлся с Джери и всё. А тот не собирался задерживаться в армии. И когда подошёл срок, сказал: «Всё. Начинаю собираться. В понедельник. У тебя, Дор, вроде тоже контракт заканчивается? Поехали ко мне. У нас в Фарго… это не то, что там у вас… Мм?.. Едешь со мной?» Доран пожал плечами, улыбнулся.

Немного позже, пробудившись ото сна во втором часу ночи, он осознал, что надо решать. Вот Джери уедет. А он останется. Как остаются плакаты и журнальные вырезки в комнате, на стене родительского дома, когда ты уходишь в армию или уезжаешь учиться в колледж. Кроме Джери ближайшим рейсом уедет целая толпа – друзей, врагов и просто знакомых лиц, а их место скоро займут новые люди. Ему припомнился прочитанный ещё в школьные годы роман Дино Буццати и он ясно уловил своё сходство с офицером Дрого, мимо которого утекла целая жизнь. Ему стало жалко себя. До слёз. Доран в ту минуту готов был вступить в бой с подкравшимися к казарме лазутчиками, опоясанными лентой взрывчатки, и, выручая всех, героически погибнуть – лишь бы только его запомнили: те, кто скоро уедет, и те, кто остаётся. Запомнили бы как героя. И помнили бы только о его подвиге, а не о семейном прошлом. Но это, увы, могло быть лишь мечтой. Их бригаду месяц назад отвели в тыловую базу, охрану нефтяных полей взяли на себя американские ЧВК, а сам ход событий стремился к мирной развязке в пользу Америки.

Утром Макмилли проснулся с ощутимой уверенностью, что и ему пора заканчивать с военной службой. На счёт того, чтобы ехать к Джери, он не был уверен, но к этому тоже вскоре склонился и когда дружок напомнил: «Ну что, поедешь со мной?» – ответил: «Ну поехали, чего… Хочу посмотреть, что за девчонки живут в Фарго».

Бедняга Доран не мог себе представить, что через некоторое время он, вслед за Джереми Хайдом подсядет на героин, потом угодит за решётку, а во время следствия откроет, что кореш его с гнильцой.

– Фланна, – назвалась рыженькая.

– М-м!.. – обрадовался Макмилли. – Узнаю ирландские корни. Одного моего деда звали Фланн.

Она слегка смущённо (как показалось Дорану) заулыбалась и поставила бокал с коктейлем перед собой.

– Корни есть, – касаясь пальчиком подбородка, согласилась Фланна, – но у того имени борода и от него пахнет виски, а моё – с большими фиолетовыми цветами, – и улыбнулась ещё шире, при этом на долю секунды бросив взгляд на подругу.

Деньги у неё водились: большей частью получала их от богатого папаши, жившего в Нью-Йорке с третьей по счёту женой, и та была старше Фланны всего лишь года на три. Полной семьёй и в отцовском доме она жила только в раннем детстве, годов до пяти – это было в Сан-Франциско. Когда родители развелись, мать забрала Фло уехала к себе на малую родину – в Хьюстон. Лет через семь мать скончалась… скоропостижно и трагически… после чего Фланна несколько месяцев провела в новой семье отца, к тому времени переселившегося в Нью-Йорк, но не ужилась там и вернулась в Хьюстон, где до окончания школы оставалась с бабкой. Потом переехала в Калифорнию, чтобы отучиться в университете – и там осталась.

Папаша (мистер Шей Бенсон), владелец сети салонов-магазинов «Филиал изящества», купил для Фло дом к югу от Лос-Анжелеса, в Фоллбруке; он же оплачивал все удобства дочкиного жилья. Это был одноэтажный коттедж с мансардой, на заднем дворе которого в кругу семи пальм размещался мраморный бассейн; рядом – лужайки, окаймлённые узким булыжным парапетом и многоярусными клумбами пёстрого наполнения – от розовых зарослей молодой кордилины до сумаха и арека. Впрочем, мисс Бенсон всем этим только пользовалась, а поддержанием вида и функциональности занималась некая компания, также нанятая мистером Бенсоном.

Фланна пыталась стать звездой Голливуда. Ещё во время учёбы в университете она познакомилась с какими-то актёрами и приобщилась к их миру сумасшедших амбиций. Увлечённая перспективами, она закончила краткий курс актёрского мастерства и включилась в гонку за славой. К моменту знакомства с Дораном Фланна успела мелькнуть в эпизодах трёх картин. В двух из них на роль третьего плана протолкнул её тогдашний бойфренд, режиссёр по специальности и продюсер по случаю, работавший в тех картинах помощником режиссёра. Третью картину, относящуюся к низшей голливудской категории, он снял сам, но для Фланны в ней опять же не нашлось роли даже второго плана. То, что бойфренд щедро одарил её из своего гонорара, спасло его от телесных повреждений, но слабо успокоило уязвлённую гордость мисс Бенсон, которой надоело ждать звёздную минуту, выслушивая отговорки и обещания.

Он почти сразу получил предложение для следующего фильма. Со слов Фланны, приятель уведомил её, что в новом фильме играют сплошь китайцы и индусы, с небольшим добавлением афроамериканцев, а для актрис с европейской внешностью есть только отрицательные персонажи третьего плана с русскими именами, а сам фильм предназначен для стран индо-китайского региона. «Я что, плохая актриса?» – прямо спросила его Фланна. Он две минуты доказывал, что она прекрасная актриса: не Ширли Маклэйн, но точно не хуже Рене Зеллвегер. «Допустим, – сказала едва не опьяневшая от сравнений Фланна Бенсон. – Почему же ты не найдёшь мне роль?» «Ну, понимаешь…» – начал он с типичной фразы всяких скользких типОв и напомнил, что у него был проект с главной ролью для неё, но не нашлось спонсоров, а Фланна наотрез отказалась обращаться к отцу за спонсорством.

Она, действительно, скорее убилась бы, но не подошла бы к отцу с просьбой оплаты фактически даже не кино, а её участия в этом кино, не подошла бы, помятуя его скепсис, оформленный в едкую форму, по поводу актёрской карьеры дочери и женщин-актрис вообще. Да и сценарий казался Фланне наивным, и она осторожно подозревала, что проект бойфренда имеет основной целью папашин капитал.

«Ладно, – сказала она бойфренду. – Почему же ты не можешь найти мне роль у других режиссёров?» Он опять: «Ну, понимаешь…» И сослался на тренд, на расовые рекомендации цензурного комитета, на востребованность типажей. «Знаешь что? – сказала она ему. – Да пошёл ты! Трижды! Как режиссёр, как продюсер и как мой парень!»

Ушла от него Фланна с достоинством. Только самую малость дала себе волю, когда со всей дури швырнула ему в лицо ключи от мерседеса, подаренного ей с режиссёрского гонорара. Так швырнула, что повредила тому глаз, что впоследствии стало аукаться с тех вершин, к которым стремилась мисс Бенсон.

Но не на одного лишь режиссёра возлагала Фланна вину за свою до сих пор неудавшуюся карьеру. Пеняла она ещё на козни двух крупных голливудских кланов – блондинок и брюнеток. И хотя не была такой уж яркой представительницей огненного клана – скорее блондинка с рыжеватостью, светлее Алисии Уитт – тем не менее, с присущей рыжим напористостью и прямолинейностью она пыталась затесаться как в ряды блондинок, так и брюнеток, применяя известные косметические процедуры. Тактическая маскировка успеха не принесла. Породистые представительницы гламурных кланов быстро изобличали её и вытуривали при помощи надменных взглядов, острых замечаний и приёмов локтевого двоеборья1. По словам мисс Бенсон, клан блондинок многочисленнее и безжалостнее конкуренток.

Но вот уже полгода она не находила места даже в проходном эпизоде. Бывший бойфренд, жаловалась она Дорану, распространил слухи, будто она с психической аномалией. Из-за этого актёрские агентства высшего звена её избегали, агентства среднего звена выдвигали возмутительные условия, а связываться с агентствами низшего звена, с новичками и подозрительными одиночками ей пока не позволяла гордость и чувство самосохранения.

Однако творческая энергия в ней бурлила и время от времени прорывалась в виде необычных идей, как правило, далёких от чистого искусства, но близких к финансовым махинациям. Ещё в колледже она пыталась себя проявить в бизнесе, но это дорого обошлось даже её папаше – были крупные судебные иски и сопутствующие издержки. Прикинув в уме уровень разрушительного потенциала Фланны, мистер Бенсон посадил её на ежемесячную десятитысячную дотацию и запретил какие-либо заимствования у банков, и даже сделал так, что банковские клерки об этом были осведомлены.

Она любила рассказывать о себе, но Доран подозревал, не проговаривая подозрений вслух, что Фланна иногда придумывает кое-какие детали, а то и достаточно внушительные эпизоды своей жизни. Впрочем, бывало, она обрывала свой рассказ на полуслове или вовсе не хотела говорить и сердилась; обычно так случалось, когда речь касалась её посещений психоаналитика и отношений с отцом.

Но и у Макмилли была запретная тема, которую он избегал всеми способами – тема его семьи, а то, что он рассказывал Фланне о себе, обычно относилось к самостоятельной жизни и службе в армии.

Они скоро научились обходить тёмные лакуны личного прошлого: она не спрашивала о его семье, он не заострял внимание на её недомолвках. Оба согласились: будущее может сложиться как угодно, но в настоящем – они друг для друга. Они – пара.

И всё-таки кое с чем Доран не мог смириться, а именно – что Фланна была богата. Правда в её обстоятельствах существовала неоднозначность. Да, теоретически она являлась богатой наследницей, пусть даже в ряду сводных братьев и сестёр, но из-за сложности отношений с отцом и реально непредсказуемого характера, доступ к семейному деньгам и вообще ко многим престижным возможностям был для неё ограничен, и в значительной мере ею самой. Она вообще рисковала остаться «принцессой на бобах». К слову, её мать в своё время проявила невиданную гордость, уйдя от мужа-миллионера с пустыми руками, забрав только маленькую Фло, и всегда отказывалась от его помощи.

Макмилли разрывала двойственность. С одной стороны, он чувствовал себя альфонсом, с другой – рыцарем, который должен открыть для своей принцессы путь к её царской доле. Но чтобы исполнить долг рыцаря, ему самому надо было бы кое-чего добиться в плане денег. Вместе с тем он осознавал: законным образом вряд ли удастся быстро разбогатеть. Да и не быстро…

А Фланну привлекал риск, и порою она подталкивала Дорана к действию разными идеями, причём под соусом «а ты мог бы?». Таким образом они и подобрались к сумасбродной операции, сулившей миллионы.

С момента знакомства они около месяца оставались в Хьюстоне, потом уехали в Лос-Анжелес, после того как одна из подруг Фланны сообщила по телефону, что какой-то их знакомый киношник может взять мисс Бенсон на небольшую роль. Однако на месте выяснилось: уже взята другая актриса и киношник крутит с ней роман. Фланна на удивление спокойно выслушала унизительную новость, причём из уст того самого киношника в присутствии своей конкурентки, когда с подругой и Дораном приехала к нему на виллу. И вообще, она как-то слишком легко смирилась с такой ситуацией, получившей свою развязку на вечеринке, под взглядами двух десятков людей, явно ожидавших представления от «скандальной выскочки». Она просто взяла Дорана под локоть и повлекла его к выходу – её рука была жёсткой словно арматура. Они шли не оглядывались, а Фло даже не обратила внимания на оклик подруги.

Ночь для Дорана Макмилли выдалась тяжёлой – мисс Бенсон требовала ласки. Сначала ласки, но потом не раз требовала повысить силу ласковых движений и амплитуду. Вообще, многого требовала. Доран осознал, что тяжёлый физический труд может быть не только ручным, но и… Наконец Фло одарила своего мачо затяжным поцелуем в губы, уронила голову ему на грудь… и сразу уснула. Доран ещё с минуту лежал, слегка выпучив глаза, сдерживая учащённое дыхание и сердцебиение, и боялся пошевелиться. Затем продолжительно выдохнул и свободно задышал. «Нда-а-а-а-а… Лианан Ши», – подумал он… и телепортировался в царство Морфея вслед за своей любимой.

Выспавшись, мисс Бенсон начала обзванивать чуть ли не всех голливудских знакомых. Если с кем-то у неё были испорчены отношения, она их исправляла. Все приглашались в гости. Ближе к вечеру на стоянку возле дома въехали минивэны компании по доставке продуктов и бригады выездных поваров и официантов.

Последовала неделя вечеринок, на одну из которых пришёл Тони Край – сценарист только что достаточно сильно нашумевшего фильма. Этот парень уже работал над следующим проектом, способным, как он считал, вызвать зависть даже у братьев Коэн. Сюжетная задумка, которой Тони поделился с Дораном и Фло действительно была необычной, но… важнее другое – в ней оказалась идея, которая в бесшабашной рыжей головке Фланны Бенсон начала обретать практические контуры. В тот же вечер…

Часть первая

Swan Song

Глава первая

Телевизор, включённый на музыкальный канал, едва-едва издавал звук. Доран и Фло отдыхали после небольшой приятной нагрузки в постели и курили. В этой спальне потолок представлял собой зеркало. Фло по привычке положила голову на грудь Дорана и смотрела в телевизор. Она немного прибавила звук. Доран смотрел на потолок. Его светлые волосы… сейчас всклокоченные… в отражении зеркала казались тёмными, а из-за угла, под которым свет телевизора падал на его лицо, оно походило на посмертную маску с мешковатыми щёками, и кожа выглядела непривычно тёмной.

«Чёрт!.. Когда она подо мной, то видит на себе мулата» – неожиданно пришло ему на ум, хотя он и сам не раз и не два поглядывал в зеркало, занимаясь с Фло. Его кольнула ревность.

Черты мулатки Фло из Зазеркалья были живее и привлекательней его собственных, правда, её короткая стрижка придавала отражённой постельной сцене гомосексуальный контекст.

Докурив, Фланна легла на бок, повернувшись к Дорану, подпёрла голову ладонью и завела разговор об армейских годах Макмилли. Её интерес вдруг обратился к подробностям касательно оружия. Раньше интерес мисс Бенсон имел несколько иную направленность. Например, она спрашивала: «А ты в женщин стрелял?» и: «А сколько человек ты убил?»

В этот раз она спросила:

– А из той винтовки, которая у тебя была там, реально сбить вертолёт?

Макмилли мог ответить целым рассказом, но он, после паузы, ответил просто:

– Да. Но не любой.

Понятно, что интерес Фланны такой формулировкой не был удовлетворён.

– А какой? Маленький можно сбить.

И Доран, уже сам чувствуя интерес к теме, произнёс:

– Дело не в размере, – он с улыбкой взглянул на Фло.

Сообразительная женщина моментально консонировала иронию:

– Зависит от твёрдости и настроя?

– Зачем тебе?

– Ну скажи.

– Про какие ты вообще спрашиваешь? Вертолёты делятся не на большие и маленькие.

– А какие?

– Набери Тони Края и спроси.

– Какие?

– Например, на военные и гражданские. Военные делятся на боевые, транспортно-боевые, транспортные и специальные.

– Да? А боевой можно сбить из винтовки?

– Если очень повезёт, но вообще – вряд ли.

– Почему? Он из брони?

– М-м… Стёкла у него точно из бронестекла. И пилот в бронекапсуле.

– А у гражданских вертолётов стёкла обычные?

– Ты хочешь купить винтовку и сбить вертолёт?

– Скажи.

– Что ты задумала, котёнок?

– Потом – сначала скажи.

Макмилли некоторое время молча смотрел в телевизор.

– Зачем гражданскому вертолёту бронестекло?

– Значит, нет?

– Нет. Обычное авиационное стекло.

– Обычное авиационное?

– Не как в твоих в окнах и дверях. Оргстекло, типа пластика, но твёрже.

Лицо Фло отразило лёгкое умственное напряжение.

После паузы она предоставила на утверждение Дорану следующий вопрос:

– Но пулей его пробить можно?..

– Да. Но, дорогая, – Доран повернул к ней голову, гримасно улыбнулся, а потом всё-всё-всё объяснил. – Винтовочная пуля пробить его может со средней дистанции и только примерно с прямого угла.

Милое создание, наполовину прикрытое лёгким покрывалом, произнесло вроде как с пониманием:

– М-м… – покивало и добавило. – Я получила такие сведения, что должна немедленно вам отдаться.

– А! Значит, ты завела этот разговор, чтобы вовлечь меня в сексуальные отношения?

– Ага! – энергично согласилась Фло. – Между прочим, откуда ты так много знаешь про вертолёты?

Доран пожал плечами:

– Так… Болтали с парнями, когда было время. И занятия у нас были специальные.

– Понятно.

– Но Тони Край-то, наверное, больше знает.

Фланна пристально, с выражением игривого задора на лице, сначала просто смотрела на Дорана, потом сделала наклонные движения головой, как делают иногда собаки, и чмокнула его в грудь.

– Хочу.

Прошло несколько дней. Фло снова затронула вертолётную тему, но теперь под весьма практическим углом. Они вернулись домой поздно: были на вечеринке у одного подбирающегося к славе режиссёра. Макмилли лежал в постели, поглядывал в телевизор. Приняв душ, к нему вскоре присоединилась Фланна. Несколько минут болтали ни о чём. Затем ласкались. Но когда Доран попытался задрать до самой шеи Фло её шёлковую ночную сорочку, она решительно остановила его со словами: «Нет, подожди, я там забыла…» – и поспешила в соседнюю комнату. Макмилли проводил чертовку голодным взглядом.

Фланна возвратилась минуту спустя с зажжённой сигаретой. Прилегла на кровать, повернувшись к Дорану и облокотившись на подушку.

– Дай пепельницу, – то ли попросила она, то ли потребовала.

Макмилли протянул руку к прикроватному столику, взял пепельницу и положил её себе на живот.

Фло стряхнула пепел.

Похоже, она входила в роль бизнес-леди, потому что дальше стала изрекать короткие фразы сухим тоном, совершенно неуместным для постельной сцены, в которой ощущал себя Доран.

– У отца есть старый приятель. Ещё с тех пор, когда он жил во Фриско. У него разный бизнес. Игорные дома, ювелирка. И сеть ломбардов. «Последний шанс». Слышал, да?

Доран отрицательно качнул головой.

– Не слышал? Серьёзно? Может быть, в восточных штатах их мало? Ну ладно. Ещё у него адвокатская контора и служба быстрых займов. Но основной легальный доход – от ювелирного бизнеса и ломбардов. Казино у него мелкие. Они как бы для прикрытия. Через них чиканос дурь толкают. А он сам что-то прокручивает с мексиканцами. Они вообще записаны на подставных лиц.

Фланна умолкла. Затянулась сигаретой, потом ещё раз.

– Ну и… – произнёс Доран. Он тоже вытащил из пачки сигарету и закурил.

Фло нарочито медленно (как показалось Макмилли) дотянулась до пепельницы и дважды пальчиком тряхнула сигарету.

– Зовут его Кейн Зив. Основной офис – в Сан-Франциско. Туда свозят закладные и дорогие вещички… которые не выкупили. Самые ценные. И выручку с заведений. У каждого заведения свой график. Офис не работает только в воскресение. Там сортируют, оценивают заново, заносят в трафик…

Она снова замолкла на несколько секунд.

– Раз в месяц они переправляют излишки сюда, в Лос-Анжелес, в банк Боба Граббера. Крутой такой дядька, как селфмейдмен-миллионер из фильмов: всё время с сигарой, на шее толстая золотая цепь, на пальце печатка с рубином… всегда с ним две-три девки. У него брокерская фирма, банк и несколько небольших корпораций в офшорах. Он брат Кейна Зива.

– А чего разные фамилии?

– Боб менял имя и фамилию: давно, в молодости. Они с братом ещё в детстве начинали разносчиками. Потом Боб (он старше) организовал компанию. Ну и… что-то с братом не поделил. Поссорились, лет двадцать даже не разговаривали. А потом помирились.

– Кинули, наверное, один другого, – обронил Доран.

– Наверное, – её тон стал заметно мягче (да и лицо попроще). – У Боба в банке большое хранилище. Папаша мой тоже у него арендует сейфы. А офис Кейна Зива переправляет раз в месяц товар, если наберётся не меньше, чем на миллион. Но почти всегда набирается. И даже намного больше миллиона. Я слышала, он говорил, что обычно отправляет два—три миллиона. Всегда в один и тот же день месяца.

Она пристально взглянула на Макмилли.

– А знаешь на чём?

Доран выпустил дым и ответил:

– В бронированном банковском автофургоне. Это проще всего и дешевле. Или на самолёте.

– Не-а, – покачал хорошенькой головкой бесёнок. – На вертолёте.

С театральной ухмылкой Доран уставился на Фло.

Она пальчиками изобразила размер:

– Маленький такой вертолёт.

– То, что ты показываешь, – это крупная стрекоза.

Он отвернул лицо к телевизору и сделал затяжку.

Фланна погасила окурок, холодно чмокнула Дорана примерно в ухо и сказала:

– Пора спать, – после этого она, по завязавшейся с недавних пор у неё традиции, легла спиной сразу к трём лицам мужского пола: к бывшему морпеху, недавнему уголовнику и истомлённому ожиданием любовнику.

Доран тоже погасил окурок, поставил пепельницу на столик, лёг пониже. Не замечая картинку в телевизоре, не воспринимая его тихий звук, он просто лежал, уставившись в экран, только время от времени взгляд соскальзывал куда-то в полумрак рядом с телевизором или поднимался к мулатистой Фло в потолочном зеркале.

Ошмётки мыслей – краткие и невнятные – мелькали на фоне тревоги и растерянности. Из мрачной глухоты памяти доносилось: «Эти ирландские забулдыги хорошо начинают, но рано или поздно плохо заканчивают». «Все… все… все» – вроде как вторил кто-то. И как будто над ухом неприятный голос спрашивал: «Так это сын подонка Боба Макмилли?» В висках заломило.

Но вот спустя минуту, болезненное ощущение ослабло… сошло на нет, а внутренний глухой мрак отступил. Теперь он чувствовал, что находится у невидимой черты решения. Причём он к этой черте не подошёл, а его каким-то хитрым образом развернули лицом к ней.

Доран медленно повернул голову и посмотрел на засыпающую Фло.

«Неужели я нужен ей только для этого?» – подумал он. С первых дней знакомства с Фло, и даже после того как они уговорились стать парой, его иногда посещали сомнения. «Что она могла найти во мне?» – думал он в такие моменты. И сейчас он вернулся к этому вопросу. «Ни одна другая девчонка не западала на меня. По крайней мере, никто из них не просил меня остаться, когда я уходил. Не звонили, не упрашивали. А с Фло как-то легко сложились отношения и мы стали парой. Она сама предложила. Может быть, эта идея с вертолётом была у неё давно? Но Тони Край… А не могла ли ОНА подбросить ему сюжет?»

Доран почувствовал, что слишком далеко зашёл в своих подозрениях. У Тони есть подружка, а с Фло у него, скорее всего, не было близких отношений.

Он выключил телевизор, положил пульт на столик и лежал, не закрывая глаз. Лучи уличного фонаря, пробившиеся сквозь листу, подрагивали на золотистых шторах тусклыми пятнами.

«Пусть даже Фло не задумывалась об идее с вертолётом, пока Тони Край не рассказал свой сюжет, но всё равно тут есть манипуляция. Она меня принуждает. Хитро, по-женски склоняет меня как бы от себя сделать то, чего хочется ей. И ведь она уже всё решила. А я как наёмник. Попробовать отказаться? Если смогу убедить… Убедить… А что, если они с Тони Краем разыграли спектакль? Если им просто нужен наёмник?

Фло тронула его бедро:

– Ты не спишь?

– Пытаюсь уснуть.

Она придвинулась, не разворачиваясь, её ягодицы прижались к его бедру.

В ту же секунду соображения подозрительности исчезли, тревога заметно отдалилась, а её место заняло желание близости, причём с ноткой вины – он как будто хотел извиниться за свои подозрения.

Доран стал осторожно поворачиваться на бок лицом к Фланне, однако она сонным голосом предупредила:

– Нет, Дор. Лежи. Я просто хочу чувствовать, что ты здесь… рядом… со мной.

Тревога совсем отхлынула и пришло возбуждение. И хотя Доран не предпринимал никаких действий, чтобы не раздражать Фло, и робея из-за такой возможности, она ощутила его физическую готовность. Со словами:

– Дор, я же попросила… – она отодвинулась.

– Это не я, это он, – вроде как отшутился Макмилли и немного повернулся на спину, стараясь не отдалиться от Фло.

Скоро она спала. А Доран лежал, глядя в темноту зеркального потолка и размышлял. Теперь у него не было ощущения растерянности и тревоги, однако лёгкое смятение не давало сну окутать его – смятение, сопровождающее принятие важного решения.

С одной стороны, ему не нравилось принуждение. Он не прочь рисковать, испытывать судьбу, ставить на кон многое – свободу, жизнь!.. – но это не должно быть принуждение, это не должно выглядеть так, словно всё уже решено, а он всего лишь наёмник, которого можно в любой момент заменить другим. И не надо при этом использовать его личное отношение. С другой стороны, Фланна тоже рискует. Как участник, как заказчик. Если полиция выйдет на его след, то и она попадёт под подозрение. Даже если будет всё отрицать, всё равно не отмажется – копы нароют доказательства против неё. В общем, это дело свяжет её с ним.

«А разве это не на руку мне? – спросил себя Доран, и словно кто-то другой ему ответил: – Если только эта связь не приведёт тебя к электрическому стулу».

«Пилот погибнет…»

На мгновение его обожгла жалость к человеку, который должен быть убит только потому, что оказался на чужом пути. Но Доран раздавил жалость, как его учили в армии – рационализацией и юмором. Сержант говорил: «если снайпер испытывает чувства к цели, то он шизофреник и извращенец».

«Кто он такой, чтобы его жалеть? Разве он стоит того, чтобы принимать его жизнь во внимание? Какой-нибудь ублюдок, вроде тех, что задаются в колледже, в армии или в пивнухе. Чем он лучше сирийских бородачей? Чем? Только тем, что верит в другого Бога? Если он нужен своему Богу, то тот его обязательно спасёт. А может быть, он нужен Богу на другом свете? Бог лучше знает, кому стоит жить, а кому следует умереть. В конце концов, Бог бережёт сильнейшего. Храни Бог Америку».

«Надо думать о себе. Меня никто не жалел. Всем я нужен был только для их целей. И в Сирии меня заставляли убивать для чьих-то целей. И друзьям я нужен был из их собственного интереса. И всем. Может быть, только Райан… Кстати, это ведь счастье, что мы познакомились. Если бы я сейчас не знал того, что он мне рассказал, и, допустим, принял предложение Фло, то стопроцентно загремел бы в тюрьму. Ведь я бы пользовался смартфоном и банковской картой».

Райан Роллинз был докой в вопросах государственной слежки за гражданами. Этот парень попался на взломе облачного сервиса айфонов и около полугода провёл в той же тюрьме, где сидел Макмилли. У Райана было полно книг, которые каждый месяц присылала ему подруга. От скуки и под влиянием ожившего детского интереса, у Дорана пробудилась тяга к чтению и на этой теме он сошёлся с Роллинзом. В посылках для Райана обязательно были, как минимум, две-три книги специфичной для него тематики, но в основном он получал всё же художественную литературу, причём на читателя с развитым вкусом (правда, его подруга разбавляла признанную классику своими непритязательными вливаниями типа плоскосюжетных романчиков Стивена Кинга). В числе прочего попадалась и популярная публицистика: например, Доран прочитал две книги об американских писателях и американской литературе вообще и кое-что для себя из них извлёк применительно к пространству смыслов. Он и сам стал покупать и заказывать книги. Именно в тюрьме Макмилли записал на свой читательский счёт все четыре романа остроумного Фицджеральда, тонко-глубинную «Зиму…» Стейнбека, слишком эротический для тюрьмы «Что-то случилось» Хеллера, физиологически раскрепощённую по последней литературной моде и жутко интересную «Безгрешность» Франзена, потрогал «лоскутное одеяло», стёганное Джиллиан Флинн, Донной Тартт и Кэтрин Стедман… и на его глазах оно превратилось в бесполезную труху.

Так как времени «для поболтать» у Дорана и Райана было достаточно, бывший снайпер узнал от хакера много такого, что заставило его взглянуть на смартфоны совсем иначе, чем прежде. На смартфоны и компьютеры. Доран сразу смекнул: некоторые знания могут дать огромную фору перед другими людьми, а возможно и защитят в какой-то ситуации от копов. Он успел прилично обогатиться полезными сведениями до того, как за хакером приехали агенты ФБР и… как поговаривали… увезли его в специальную частную тюрьму.

Когда Райан Роллинз был рядом у Дорана шла внутренняя работа; он чувствовал как ментально растёт и начинает понимать собственные мотивы. Потом, он ещё какое-то время рос и заглядывал в себя по инерции, но в конце концов, на фоне довольно спокойных для тюрьмы условий, чтение стало его тяготить, превратилось в рутину и самопринуждение. Ближе к освобождению он стал чувствовать, что становиться тем Дораном Макмилли, что жил на земле три или четыре года назад, но ему уже не хватало сил на занятия собой. На воле же он и вовсе не находил стимулов для саморазвития, отдаваясь праздности или мечтам.

Он так и не сумел подняться до того уровня, когда человек ясно понимает, что интеллект требует постоянного ухода в виде решения сложных задач и размышлений, причём размышлений не по ходу дела, а с выделением для этого времени и с погружением, что для ментального развития подходит далеко не всякая информационная пища. В том или ином виде он читал об этих правилах саморазвития или слышал от Райана, и даже чисто интуитивно соглашался с ними, но это знание не стало частью его личности, семена мотивации не укоренились в почве его воли. Отравленной эманациями глубинных страхов.

Фло вздрогнула во сне и слегка изменила позу.

«Её можно убедить, что затея с вертолётом – полная лажа. Только что это даст мне? А вдруг шансы на моей стороне? Ведь на самом деле идея не плохая, если отследить маршрут и если вертолёт летит через дикие места… Отказаться можно и потом. Отказаться и убедить Фло. А сейчас она подумает, что я боюсь. Может быть, она просто не понимает, насколько серьёзно рискует, и как буду рисковать я? Может быть, ей нужно время, чтобы понять? А если я сразу откажусь и тупо начну ей доказывать, что Тони фантазёр, а она сама не знает во что хочет влезть, то я первым же и потеряю в этом деле. Да… спешить отказываться не надо. Нужно самому сначала обдумать дельце, а потом уже как-то уладить ситуацию с Фло.

И кроме того, кроме того… Вдруг вертолёт реально можно хакнуть? Фло наверное знает ещё какие-то важные детали. Надо у неё выяснить… Так вот, если дело вполне стоящее, и есть шансы положить в карман миллиона два… и уйти без следа… а такое ведь получалось у кого-то… то Фло будет связана со мной крепче чем… чем брачным договором. Сейчас я завишу от неё, а если дело выгорит… Нет, мне не выгодно сразу отказываться. Не надо спешить. Нужно всё взвесить и набросать хоть какой-то план, чтобы понять, фуфловая идея или нет. Ну и… ну и… К тому же Фло такая девочка, ради которой можно крупно рискнуть. Она мне нравится. О любви конечно речи нет. Любви вообще нет. Сказка для девочек. У девочек она может быть и есть. Фло ведь со мной. И если она реально запала на меня, если я ей по-настоящему нравлюсь, то… Нельзя тупо обломать её ожидания».

Фло вернулась к вертолётной теме через день.

В одиннадцать утра они были в марине «Заводь королей». Здесь работал Родриго – ещё один невостребованный актёр и приятель Фланны. У него была небольшая яхта под именем «Мечта-2000», на которой он несколько лет назад приплыл из Бразилии покорять Голливуд. Чтобы купить яхту он продал участок пригородной земли с небольшой постройкой, доставшимися ему по наследству. Фактически, теперь это судно было его домом и вообще всем имуществом. Несколько эпизодических ролей не изменили его жизнь, а роли в массовках могли покрыть разве только расходы на питание. В первое время он зарабатывал на съёмочных площадках, но потом нашёл постоянную работу в марине, где стояло судно – и не просто стояло, но требовало ухода, а также плату за место в доке.

Родриго согласился отдать свою посудину в пользование Фло и Дорану до позднего вечера. Он, взяв на буксир моторку, должен был вывести яхту с нашей парочкой недалеко в океан, потом вернуться в клуб на моторке, а вечером приплыть обратно, чтобы отвести судно в док. Фло, которая, собственно, и горела желанием поплавать на яхте, обещала в обмен на эту услугу свести Родриго с Тони Краем.

Пока готовились, пока Родриго инструктировал Дорана, на портовой рынде отбили час пополудни. Южно-калифорнийское солнце серьёзно припекало, а волны за пределами гавани были сегодня не слишком высокие и в общем-то Фло угадала с погодой.

Родриго вывел судно мили на три от марины, пустил в дрейф и уплыл на моторке. Тридцатифутовая яхта мерно переваливалась с носа на корму. Макмилли установил на полубаке зонт, потом высыпал за борт куль вкусовой приманки, примостился на юте и закинул удочку. Фло разделась до купальника и, обмазавшись кремом от загара, устроилась под зонтом.

Доран время от времени оборачивался и поглядывал на неё с вожделением. Наконец, плюнул на не очень-то увлекавшую рыбалку, огляделся – нет ли поблизости лишних глаз? – и юркнул к Фло. Та с готовностью прильнула к нему.

Минут через десять скоростная яхта с компанией явно подвыпивших молодых людей описал полукруг ярдах в пятидесяти от судна, но рыже-блондинистую пару это не отвлекло от занятия – пожалуй, даже добавило пикантного возбуждения её рыжей половине.

Потом они быстро окунулись – вода была холодной. Вернулись на яхту, обсохли, подставляя себя солнцу, после чего Фло достала еду, разложила её на краю полубака, а Доран откупорил бутылку вина.

Фланна, отставив бокал с вином, чтобы закурить, спросила:

– Ты помнишь, наш разговор про вертолёт?

– Ну? – Доран раздавил грецкий орех.

Фло выпустила дым, взяла бокал и отпила.

– А про Кейна Зива?

Дор выкинул скорлупу за борт и протянул на ладони разломанную внутренность плода:

– И что?

Она взяла кусочек:

– Что скажешь?

– Думаешь, его вертолёт могут сбить? – покачав головой, он поцокал языком и забросил остальные кусочки в рот.

Фло при этом не сводила с него глаз.

– Почему бы тебе не попробовать?

– Мне?! – Макмилли изобразил изумление. – Ну и фантазии у тебя, моя лисичка.

– Кому-то это обязательно придёт в голову. И он сорвёт джек-пот.

Доран молчал, поглядывая по сторонам.

Фло продолжила:

– Тони ведь уже расписал, как это можно сделать. Безлюдное место где-нибудь в горах или в лесу…

– Фло, ты реально фантазёрка. В жизни всё сложнее, чем в твоём кино. Это я тебе говорю, как человек, который реально воевал в Ираке и в Сирии.

– Может быть, здесь, в Калифорнии, это не так сложно, как кажется на первый взгляд?

– Смешно, – Доран взял следующий орех.

– Ну давай обсудим.

– Давай, – с готовностью согласился Макмилли. – Например, маршрут. Вертолёт летает как угодно. Даже самолёту даётся воздушный коридор, но он широкий: плюс-минус мили. А вертолёт, по-моему, вообще летает, как хочет.

– Нет! Я слышала, как Кейн рассказывал, что он забронировал постоянный маршрут по расписанию. На маршруте есть несколько контрольных точек, возле которых надо близко пролететь, они называются реперами.

– А высота?

Фло на мгновение прикусила нижнюю губу:

– Не знаю.

– Так может спросить у Кейна? Хе-хе. Заодно узнаешь, где эти контрольные точки и сколько миллионов он отправит в следующий раз, – он выкинул крупный осколок ореховой скорлупы. – Нет, сценарий сценарием, а в реальности…

На лице Фло изобразилось разочарование. Доран, заметив это, спросил:

– Он не заподозрит тебя, если вертолёт кондыхнётся, а брюлики исчезнут?

– Мы с ним уже давно не общались.

– Давно, недавно… – он снова протянул ладонь, угощая.

Фло покачала головой, отказываясь, и спустя несколько секунд произнесла:

– Считаешь, шансов нет?

Доран хотел ответить, но его словно охватило свежестью: в этом вопросе Фланны он увидел знак – с Тони Краем она не связана общим планом, а только тихонько умыкнула его идею.

Макмилли помолчал, дожёвывая, потом, глядя в сторону берега, сказал:

– Шансов мало, – и, уже обращаясь непосредственно к Фло, добавил. – И это работка не для одного. Может быть, даже двоим тяжело будет справиться.

Фло пару секунд смотрела на него, затем легко спрыгнула с полубака, сделала два шага и прильнула к нему, обвивая шею и целуя взасос. После долгого поцелуя она сказала:

– Давай сделаем это, Дор.

Он неуверенно повёл головой. Её лицо было совсем близко, она пристально смотрела в его глаза.

– Давай собьём чёртов вертолёт и заберём посылку. Ты же снайпер, Дор.

– Поэтому и говорю: у нас мало шансов.

– Давай подумаем.

Макмилли молчал, и она легонько потеребила его за подбородок.

– Ну?

– Подумаем…

– Ну, – повторила она.

Он ответил после паузы:

– Понадобится время.

– Я не говорю, давай сделаем до ланча.

– Много времени. Несколько месяцев.

– Они у нас есть.

– Нужны будут деньги.

– Деньги есть, – и тут же с сомнением спросила. – Их ведь нужно не слишком много?

– Надеюсь, не больше, чем будет в вертолёте.

Она чисто по-женски пальчиком ткнула его в плечо.

– Давай сейчас обсудим, наметим план.

Доран наклонился, дотягиваясь до пачки с сигаретами, – Фло всё ещё обвивала его шею.

Доставая сигарету, он спросил:

– Что за вертолёт?

– Был «Робинсон», маленький двухлопастный, с таким… – она на секунду разомкнула руки на его шее, чтобы показать, – круглым носом, а сейчас у него другой. Но тоже небольшой.

– Ты его видела?

– Нет. Но он при мне рассказывал, что почти такой же, только с отдельной кабиной для пассажира. Машина бизнес-класса.

– Это хорошо. А брюлики везёт один человек, он сам?

– Сам. Он учился на специальных курсах, может пилотировать вертолёты и маленькие самолёты. А вот один летает или с кем-то… Ты знаешь… он говорил «мы». Да, так и говорил: «мы летаем». Только кто ещё? Может быть, второй пилот? Или телохранитель. У него есть Фернандо. Всё время рядом крутится. Такой… на особом доверии.

– А что там на борту, сейф?

Она пожала плечами:

– Не знаю.

– Слезь, дай покурить.

Фло показала язык и возвратилась на полубак.

Закурив, Доран спросил:

– Говоришь, всегда в одно число?

– В первый вторник месяца. Сначала он летал ближе к побережью над Пятым шоссе, но там с одной стороны много ранчо, и фермеры запрещают полёты над их землёй… в суд подают… а с другой стороны нефтяные поля, над ними маленьким самолётам и вертолётам рейсы запрещены. Поэтому он стал летать над горами, где заповедники – там особых проблем нет, и над шоссе, ближе к Лос-Анжелесу.

Макмилли стряхнул пепел за борт. Немного помолчал.

– Отследить можно. Вот только вдвоём…

– Даже вдвоём не справимся? А я думала, ты один всё сделаешь.

– Да ты что!

Она несколько секунд смотрела на него в нерешительности и сказала:

– Я думаю, если надо, то давай ещё кого-то возьмём в долю. Денег хватит и на троих, и четверых… если по-настоящему делить. Только как это всё в тайне удержать, пока… Ну, ты понял. Как вообще кому-то это предложить?

– Мне же предложила.

– Ну это ты. Тебе я доверяю.

– Вообще-то, ты меня почти заставляешь.

– Что?! – она сделала обиженное лицо. – Если не хочешь или боишься…

– Ну ладно.

– Я серьёзно. Если ты скажешь нет…

– Фло! Решили уже. Но пока я вижу, что нас двоих недостаточно. А что ты ещё можешь сказать? Нужны любые подробности.

– Знаю, что они летают подальше от берега – близко к берегу бриз сильный и вертолёт сносит. И, как он говорил, на подлёте к Лос-Анжелесу держатся шоссе как ориентира. И ещё, точно знаю, что они летят на автопилоте над равниной Карризо до вышки возле посёлка Горман – это репер. Когда еду по магистрали, всегда мимо неё проезжаю. Про вышку и реперы он не мне рассказывал, но я слышала. Странно даже, что я запомнила, хотя тогда думала про другое.

– Наверное, про его банковский счёт.

– Вот ещё!.. Кстати, он говорил, что до Гормана почти только на одном автопилоте летит.

– Посадки делают?

– Посадки?

– Для дозаправки, например.

Она поджала губы и, помедлив, ответила:

– Не знаю.

– Понятно. Ну, вообще-то вряд ли: триста пятьдесят миль всего лишь.

Он помолчал, раздумывая, а спустя дюжину секунд сказал:

– Надо нам для начала отследить вертолёт насколько возможно дальше. Наверное, сможем сделать это за два-три раза, если разделимся. И если он в самом деле летает вдоль трассы, то я ещё проеду по ней, попробую найти место для засады. Но места там открытые. Ещё надо подумать об оружии. На своё имя и легально я не могу купить, ты – тем более. А оружие нужно не обычное.

– Как у тебя на войне?

– Надо лучше, мощнее. Я бегал ещё со старой системой – у неё ручное заряжание, сейчас – самозаряд. Эффективная дальность осталась почти такой же, и то, чтобы ты знала, максимальная дистанция у нас – полторы мили, – напустил технического туману Доран. – Это из расчёта стрельбы по человеку или животному, а надо свалить вертолёт. Высота сразу забирает у нас футов двести, а ещё угол увеличивает вероятность рикошета. Насколько он будет в стороне от позиции, я не знаю. Думаю, придётся сделать несколько попыток вхолостую, а стрелять наверняка – второго шанса нам не дадут.

Она кивнула, хотя, как подумалось Макмилли, вряд ли всё поняла.

– Потом, – продолжил он. – Надо раздобыть или купить авиационное стекло, чтобы я мог точнее определиться с дистанцией.

– Ты будешь целиться… м-м… ну, в пилота?

Макмилли ответил не сразу.

– Понимаешь… У вертолётов и самолётов есть места послабее, чем пилотская кабина. Но в нашем случае, я думаю, надо выключить того, кто за штурвалом. Чтобы он не успел понять, что происходит, и сообщить на землю. От этого зависит, что будет искать полиция – упавший вертолёт или тех, кто по нему стрелял. Если они сразу поймут проблему, то оцепят район и…

– Понятно…

– Кстати, нужны две, а лучше три одинаковых винтовки.

– Ого! А зачем? Ты будешь со всех сразу стрелять?

Доран чуть заметно и коротко усмехнулся.

– По вертолёту из одной, но вторая будет наготове, чтобы не возиться, а быстро схватить её…. Ещё – мне надо потренироваться. Износ ствола и… В общем, я тебе говорю, что необходимо для такого дела. Зачем тебе технические моменты? Так вот… Моя норма – двадцать выстрелов в неделю, а на первую неделю… для пристрелки и чтобы набрать форму… по пятьдесят патронов на каждую винтовку. Ну, может быть, поменьше, но всё равно патронов надо много. Но на них, кстати, самые небольшие затраты.

Он докурил сигарету и щелчком отправил её за борт.

– Ещё… Мне надо увидеть вертолёт. И не с двух миль, а хотя бы с двухсот ярдов.

– А если мы узнаем модель, другой такой же не подойдёт?

– А вдруг твой приятель заказал что-то специфическое для своей машины? Какой-нибудь обтекатель или бронестекло? Поэтому надо увидеть поближе. Только ты не вздумай спрашивать! Сами подберёмся. Где обычно вертолёт стоит?

– На крыше офиса во Фриско, кажется.

– Нет. Где он заправляется, где обслуживается?

Фло растерянно смотрела на Дорана, но тот подал ей знак надежды:

– Ладно, узнаем. Наверное, на ближайшем аэродроме. Можем и в Лос-Анжелесе его посмотреть, когда он сюда прилетит. Или даже во Фриско на крыше… с другого здания повыше.

Фло кивнула, на её лице показалась улыбка.

– Но я говорю, – продолжал Макмилли, – для такой работы лучше подключить ещё кого-то. Иначе засветимся. Ну и на финише тебе лучше быть на виду у посторонних и подальше от места происшествия.

Возникла пауза. Затем Фло задала вопрос:

– У тебя же есть кто-то на примете, кого можно взять в дело?

Доран смотрел в сторону: ярдах в трёхстах от них проплывала большая яхта. Наконец, он ответил:

– Попробую кое-кого отыскать. Надо ехать обратно в Хьюстон. Но об этом позже. Теперь смотри: все, что касается нашего дела – только через меня. Не показывай никакого интереса. Об этом перце забудь.

– Я с ним не общаюсь. У меня даже номера его нет, и я не знаю где он сейчас. Так, через папашу пересекалась с ним раньше.

– Вот и забудь о нём. Если появится идея, сначала скажи мне.

– Хорошо.

– Ты по пятому федеральному шоссе давно ездила?

– Осенью.

– Не выезжай на него на своей машине и со своим мобильником. Вообще, во Фриско тебе лучше пока не ездить. В любом случае сначала сообщи мне, если тебе туда будет нужно. Я куплю для нас телефоны и сим-карты, которые зареганы на поддельные доки.

– Даже телефоны?!

– Да. Надо найти место, где их хранить. На отдалении от нас и наших аппаратов. Чтобы их местоположение не совпадало с координатами наших аппаратов и твоего дома. О деле по телефону не заикайся. Если надо сообщить или узнать что-то, когда я буду в отъезде, то используй условную фразу… – секунду он раздумывал, – «я хочу тебя». Это будет указание, что надо поговорить без чужих ушей и глаз. Соответственно, если я это скажу, значит, у меня есть сообщение и нам надо отложить свои мобилы подальше и поговорить.

Она подошла и обвила его шею.

– А если я хочу тебя по-настоящему?

– Тогда это заметно без слов.

– Сейчас заметно?

– Ещё бы.

Глава вторая

С тех пор, как Фланна Бенсон ушла от предыдущего бойфренда, ей стало сложно удерживаться в пределах кредита, ежемесячно выделяемого папашей.

Как и большинство девушек её круга, Фланна регулярно тратилась на всякие брендовые штучки. Прошлый раз она купила летнюю блузу за шесть тысяч долларов, а в предыдущий – туфельки за три с половиной тысячи. Значительная часть кредита шла на марихуану. Доран старался экономить каждый цент своих сбережений, но он не мог не участвовать в тратах – хотя бы даже на те вечеринки, что устраивала Фло.

Ещё одна статья расходов Фло – психостимуляторы. Эта проблема преследовала её почти всю жизнь. В ранние детские годы у неё обнаружился СДВГ, а позже, примерно шесть лет назад – биполярка. Вообще-то, медицинские расходы оплачивал её отец, но у Фло складывались сложные отношения с её врачами-психотерапевтами, которым трудно было контролировать столь сложную пациентку – требовалась не только высокая квалификация по соответствующим документам и сертификатам, но и определённый дар.

Мисс Бенсон могла сорвать курс приёма какого-то препарата, а затем явиться в клинику и требовать от своего терапевта выписать ей экспериментальный препарат, информацию о котором она нашла на сайте фармпроизводителя. Вот почему нередко, особенно в период, когда папаша ещё не подписал контракт с новым врачом, она получала рецепты у рисковых медиков, готовых за твёрдый тариф оформить медицинский ордер психической пациентке. В её косметичке всегда имелись две-три упаковки разных таблеток.

В принципе, Фланна могла попросить у папаши и крупную сумму, но для этого ей надо было:

а) явиться мистеру Бенсону;

б) обосновать запрос.

В последнее время, по её словам, папаша совсем скруджился, однако Макмилли в определённой мере сочувствовал его беспокойству за личные капиталы.

Зная проблемы Фланны Бенсон, знакомые уклонялись от её просьб, дать деньги в долг. Кроме того, было известно, что иметь дело с самим мистером Бенсоном по поводу его чудо-дочурки себе дороже. И если небольшую сумму, порядка сотни-другой, давали, то о тысячах, а тем более о десятках тысяч, никто не хотел слышать. Да и отношения Фланны со своими голливудскими знакомыми были не настолько близкими, чтобы заводить речь о таких суммах в долг. Обращаться к теневым ростовщикам ни Фло, ни Доран не рискнули: с шансами на успех их предприятия не будет ясности ещё месяца три, а деньги нужны теперь. И, между прочим, проценты тоже закапали бы сразу.

Доран чувствовал себя в тупике. У Фло был выход – папаша. И она решила рискнуть. Ей предстояло уговорить его раскошелиться на семьдесят тысяч. Доран определил в расход на подготавливаемую операцию меньшую сумму, но возлюбленная решила резко округлить её в большую сторону. Уезжая в Нью-Йорк, она сказала, что скорее воробей склюёт ворону, нежели папаша расстанется с такой суммой – но попытаться надо.

В тот же день, когда Фло отбыла в Нью-Йорк, Доран полетел в Хьюстон. Оставив в отеле вещи, в том числе и смартфон, он поехал в Ист-Даунтаун, повидаться с давним знакомым по имени Золтон.

Официально тот занимался автомобилями; например, отправлял «утопленников» в страны третьего мира под видом приличных машин. Впрочем, и эту работу выполнял фактически в одиночку его подручный, отдавая Золтону лишь проценты. А вот основную прибыль и удовольствие, опираясь на свою репутацию надёжного человека со ртом на замке, он получал от посредничества и общения с людьми. И порою от долей в мелких мутных схемах, в которых не хотели светиться дельцы из респектабельных офисов. Доран подозревал, что знакомец знает тёмную историю семьи Макмилли, но учтиво не выказывает своего знания.

На Лайв-Ок-стрит в большом обшарпанном строении, нижние этажи которого занимали лавки и мелкие конторы, Доран нашёл помещение с витриной почти во всю стену и вывеской «Бросовые авто».

– Привет, Золтон, – обратился он к лысоватому плотному мужчине средних лет, сидевшему за столом в потрёпанном кожаном кресле; тот одним пальцем набирал на ноутбуке текст.

Мужчина обрадовался:

– А-а, Дор! – он откинулся на спинку кресла и развёл руки, как для объятия. – Приятель, ты снова среди нас, свободных граждан этого чёртового государства, сующего руку даже в карман таких мошенников, как я.

Доран встал рядом со стулом для посетителей, слегка опершись на него.

– А года два назад в суде, говорят, ты пытался всех убедить в своей честности. Поменял позицию защиты?

– Нет, принял доводы суда ради выгодной сделки с правосудием – выгодной на тот момент.

Макмилли улыбался и кивал.

Золтон поднялся и протянул руку.

– Ну здорово, приятель. А я слышал, будто ты свалил в Калифорнию с какой-то девчонкой… которой нет восемнадцати лет.

Доран усмехнулся:

– К сожалению, её даже больше, чем двадцать один год.

– Похоже, ты собираешься жениться…

Доран, по-прежнему улыбаясь, застенчиво склонил голову и пожал плечами.

Золтон показал на стул:

– Присаживайся. Или знаешь что? Пойдём в бар. А?

Улыбка на лице Макмилли погасла.

– Я хотел поговорить с тобой о деле.

– Для этого есть тихое незаметное место.

– Пойдём.

– Сейчас, только один звонок сделаю, предупрежу…

Золтон был родом из Тампы. Попал в тюрьму ещё в ранней молодости, за нападение. Он занимался боксом и состоял в уличной банде: после одной из драк оказался за решёткой. Но в нём таилась энергия лавовых полей, и в тюрьме он активно занялся изучением мошеннического опыта сокамерников, слушая их жизненные истории, вникая в суть разных финансовых афер, а выйдя на свободу погнался за американской мечтой по скользкой дорожке, принципиально уклоняясь от налогов.

– Так чем я могу тебе помочь, Дор? – Золтон сделал маленький глоток и поставил бокал перед собой.

Макмилли по привычке незаметно огляделся.

– Мне нужно шесть телефонов, желательно не засвеченных или перепрошитых начисто и с минимумом функций, чтобы только звонить можно было – в общем, типа «привет из восьмидесятых». И пяток сим-карт на Джи-Ди2.

Золтон кивнул:

– Телефоны ты мог бы забрать через час. Есть чел, у которого этот товар при себе. А симки придётся ждать. Сейчас другие стандарты, и их через переходники ставят, надо сразу знать под какого оператора прошивать. Вариант с Веризоном и Спринтом отпадает, ты можешь выбрать из T-Mobile и AT&T. Если нужны симки каких-то операторов помельче, местных, то тоже можно, если оператор работает на GSM. От вышек лучше далеко не отъезжать. А чисто из безопасности, советую тебе взять аппараты на андроиде.

Все эти нюансы Доран знал, и знал ещё многое другое (благодаря Райану Роллинзу), касаемо мобильной связи и того, как ФБР и АНБ через мобильники и компьютеры в два счёта могут найти нужного им человека.

– Понял, – сказал он, не показывая осведомлённости, и даже на секунду сделал вид раздумья. – Пусть будет T-Mobile.

– На разные имена?

– Думаю, лучше на разные. И ещё я слышал, можно сделать корпоративные.

– Можно. Но они обычно есть готовые, берут комплектами, комплект – десять штук. Советую взять комплект. Ну и личные, само собой. На разные имена они будут стоить на четверть дороже. Получишь через три дня, цена – девятьсот долларов.

– Не слабо.

– Ну… – Золтон развёл ладони.

– Как скажешь. Девятьсот, значит девятьсот.

– Имей в виду, что корпоративные обычно блокируются быстро – один-два дня, но это когда их под взлом используют или под левые переводы. Если у тебя под другое дело, можешь не беспокоиться, – Золтон взял бокал, сделал глоток. – Ещё что-то?

– Четыре рации. Любые, но с варьируемой мощностью, в максимуме миль на пятнадцать, не больше. Можно без шифрования.

– Ерунда. Выстави хоть на пять, кому надо – услышит. Даже русские могут тебя подслушивать своими загоризонтными радарами.

– Знаю. Но чем меньше мощность, тем меньше лишних ушей.

– Да, но лучше просто меньше быть в эфире. Рации найдутся. Скорее всего, не новые. Цену сразу не скажу, но раз тебя устроят и без шифрования, то не дороже двадцатки за каждую.

– Идёт. Теперь непосредственно по твоей специализации. Нужны три машины. Одна понадобится на днях: она должна ждать меня в другом штате, но не слишком далеко, выглядеть должна хорошо, но неприметно. Две другие надо доставить в крытом прицепе, куда – позже скажу. Не позднее пятнадцатого числа, а какого месяца… наверное, через месяц или два. Важно, чтобы у них было в порядке с механикой – внешний вид не важен. Только подбери один пикап. Да, и ещё: все должны быть без маячков и системы спасения с определением координат.

– Похоже, дельце ты задумал серьёзное.

Доран неопределённо качнул головой.

Приятель в знак понимания покивал.

– Значит, две другие не скоро нужны? Было бы лучше, если бы ты определился со сроком.

– Не раньше, чем через месяц. Я свяжусь с тобой заранее.

– Ладно. За первую три штуки. Можешь забрать её в четверг со стоянки в Аламо.

– Но она же не через твою контору?

– Нет. За одним человеком должок есть, а он мне позвонил позавчера, предлагал расплатиться за мою услугу – твой случай подходящий. Это двухлетний «Мондео», оформленный на экспедиторскую фирму. За тридцать баксов тебе могут нарисовать логотип… такой, небольшой… на бортах. Нужно? Ну, как скажешь. Я предупрежу, чтобы в ней отключили GSM-модуль. Приедешь туда со своей страховкой, кент впишет её в бумаги. Страховка только на машину и владельца – адрес компании узнаешь по телефону, в случае проблем, но лучше не попадать в переделку. Тебе просто надо сообщить, где машина. Дальше – не твоя забота, но за это с тебя пятьсот баксов.

– Хорошо.

Они обсудили ещё кое-какие детали, а затем Доран сказал:

– Ладно, Золтон, мне пора. Всё мы обговорили. Рад был видеть тебя.

В тот же день он отправился в Луизиану, в Новый Орлеан, договариваться об оружии.

В штате Луизиана Доран отбывал тюремный срок. Туда его затащил Джереми Хайд: тот хотел поквитаться со старым знакомым, который давно задолжал, а недавно ещё и подставил Джери в какой-то махинации. Доран, конечно не стоял в стороне, когда его дружок занялся тем гавриком, а гаврик стал нехило сопротивляться. Вмешательство Дорана и решило исход замеса, другое дело, что Джери, войдя в раж, чуть не убил гаврика – изувечил. Но Макмилли сознавал: свой срок он получил за дело, тем более что потерпевший не стал предъявлять финансовый иск, и небольшие имевшиеся деньги (а также ветеранские выплаты) можно было использовать на адвоката, который мог бы вытащить его из тюрьмы после обязательного полусрока при хорошем поведении. Хайд на следствии и в суде утверждал; Макмилли наравне с ним наносил побои потерпевшему. В зале суда Дорану очень хотелось добраться до горла бывшего дружка, ведь если бы не он, Джери наверняка убил бы беднягу. А потерпевший плохо помнил своё избиение после определённого момента, но склонялся к тому мнению, что избивал с особой жестокостью его именно Хайд; следователь более-менее верно разобрался – и в итоге Доран Макмилли получил вдвое меньше ссучившегося армейского побратима.

Отбывал наказание Доран в федеральной тюрьме Окдейл, и судьба в кои-то веки принесла ему флешную комбинацию. Среди надзирателей оказался парень в одно время с ним служивший в Ираке и получивший серьёзное ранение; звали его Чак. Чак мог бы убивать время в четырёх стенах своего дома, но он пошёл работать туда, где работал его старший брат и когда-то нёс службу отец, то есть в тюрьму Окдейл. Сидячий контингент учреждения составлял примерно тысячу человек, но тех, кто не активничал в расовых группировках или не конченый подонок, насчитывалось совсем немного. Доран был в числе таких «свободных» сидельцев и Чак узнал о нём. Они познакомились, поговорили и охранник пообещал Дорану посодействовать в устроении на приличную работу: ведь в работе срок не тянется, а убывает, как уверяют бывалые каторжане. И через пару месяцев Макмилли был при деле в пищеблоке.

А в пищеблоке к туманному тюремному финишу, пройдя уже половину марафонской дистанции, ковылял Донован Лайерс по прозвищу Барон – крупный чернокожий субъект с толстыми губами. Причина, по которой к нему пристало благородное погоняло, возникла ещё на заре его оружейной карьеры.

На одной из вилл Гарден Дистрикта на съёмке порнух с двенадцатилетними девочками и мальчиками попался какой-то английский барон, и после суда его американское имущество пустили с молотка. Всего лишь за пару сотен долларов Донован Лайерс купил гардероб шаловливого английского жеребца, отдал костюмы в подгонку (габаритами он походил на того англичанина) и вскоре щеголял в гарбах с плеча настоящего аристократа, носителя довольно редкого для британского королевства титула.

Наверное, у Лайерса закоротило что-то в мозгах на расово-аристократической почве, потому что с тех пор он стал носить хорошо пошитые костюмы из лоснящихся тканей и заимел даже фрак для особых случаев; в джинсах или без пиджака больше он уже из дома не выходил, а дома дефилировал обязательно в шёлковом или в бархатном халате. Вершиной его внутричерепной эволюции стала женитьба на природной блондинке из рода захудалых шотландских аристократов.

Бизнес у него долгое время был мелким, но на изысканный прикид шелестящий материал бюджета он всегда выкраивал. Поставки ему или от него шли через родственников за границей, а поднялся Донован лишь в последние годы, когда оброс собственной клиентурой, связями и заимел репутацию человека надёжного… а по слухам, даже и с приличной родословной. Впрочем, он ничего не придумывал, и то, что знал о нём Макмилли, узнал почти всё от самого Донована. Они сдружились, насколько позволяла разница в возрасте и тюремный межрасовый и межличностный этикет.

И между прочим Макмилли делал попытки закрепить за Донованом Лайерсом ещё одну уважительную (по мнению Дорана) погремуху – Гандон. Так к оружейному дельцу обратился однажды какой-то русский («Эй, гандон!»). Макмилли стал иногда, в особо сентиментальном настроении, пользоваться этим звучным и весомым обращением к коллеге. Ему понравилось, что прозвище объединило в себе как часть имени мистера Лайерса, так и его бизнес специализацию3, а кроме того от него веяло мафиозностью.

На воле Донована осталась ждать жена – Валетта Лайерс, в локальной тусовке известная под прозвищем Баронесса. В отличие от большинства людей, Валетта имела не одну, а минимум две причины отзываться на такую кличку. Само собой, потому, что числилась замужем за Бароном, хотя её родовой титул был немного выше, чем общенародный. Во-вторых, когда-то, в дивные времена – времена пейджеров и чудесного осветления Майкла Джексона – белобрысая Валетта была барвумен в «Кузнице Лафита», вероятно, самой старой действующей пивнухе Америки, и говорят, уже тогда какие-то остряки навесили ей титульное наименование, разглядев некоторую злобность характера и определённое сходство с Круэллой из «101 далматинца».

Оставшись без кормильца и почти без денег, Валетта попыталась воспользоваться тем, что в первое время на Барона продолжали выходить клиенты со всех Штатов и из-за рубежа: дабы клиентура не перебежала к другим дельцам стреляющего рынка и чтобы прокормить себя, Валетта впряглась в опасный бизнес, приняв покровительство одной из афроамериканских банд. Но бизнес не заладился, ибо никому не хотелось иметь дело с палёным контактом, да и главные нити связей оставались у Донована, а получать от него тайные инструкции было делом хлопотным и нескорым.

Трёхэтажный особняк в благородном районе, приобретённый Бароном незадолго до ареста, был конфискован судом, и Валетта сперва поселилась в среднезапущенном районе города, но не удержалась на финансовом плаву, да ещё с подачи соседей попала под подозрение полиции, и скоро была вынуждена переехать в настоящую гэнгэрию… впрочем – впрочем, на самую её окраину, граничащую с зоной несколько большего социального комфорта. Соваться сюда с деньгами… невооружённым… в одиночку или (не приведи Господь!) в тёмное время суток было делом героическим, и те, кто отчаивался на такой шаг, обычно понимали, что лучше заключить договор с Баронессой – это был обратный билет со страховкой. Здесь повсюду торчали, шатались, топтались, шарились, гужевались и тёрлись подозрительные тёмные личности… с подозрительными взглядами на жизнь вообще и на Дорана Макмилли в частности. Доран ещё за триста ярдов до дома Валетты был остановлен, опрошен и отпущен без последствий, когда сказал, кого он ищет. Хотя… как без последствий? К нему был приставлен проводник. Проводник шёл рядом, и со всеми, кто попадался на пути, вступал в вербальный, тактильный или вербально-тактильный контакт. А на пути было много компульсирующих граждан в полуопущенных штанах – они касались своих гениталий, делали распальцовку на уровне лица с загибанием большого перста или направлением его на себя, выкручивали в жестах руки и всё время двигались, двигались… и что-то произносили, произносили… А участник боевых действий в Ираке шёл молча, подавляя тревожные ощущения, шёл без прикрытия авиации, не чувствуя за спиной поддержки пятого флота Соединённых Штатов.

«Ну, блин, Гандон, – думал Макмилли с укоризной о своём друге. – Знал бы ты, где твоя Баронесса осела. Наверное, года три-четыре назад здесь было ещё не так стрёмно, как теперь».

В пору отсидки Доран не собирался вновь по-крупному нарушать закон, но оружейный барон незадолго до освобождения своего молодого сосидельца дал ему адрес жены и порекомендовал обратиться в случае надобности: мол, не позволь моей Валетте захиреть с голоду, купи у неё что-нибудь смертоносное. Опасения романтического характера у Донована Лайерса, по-видимому, отсутствовали, так как его белая подруга была старше Макмилли лет на двадцать.

Между тем шагов за сорок до целевого адреса проводник растворился в толпе вербально-тактильных контактёров.

Несмотря на солидный возраст, в волосах Валетты имелось несколько ярко-зелёных прядей, а в правой брови – кольцо; на шее сбоку, под воротничком поношенной и не очень чистой блузы виднелся фрагмент татуировки. Очевидно, мадам и сама много повидала в молодости, и её многие повидали в разных ракурсах.

Когда Макмилли, стоя перед ней на крыльце обшарпанного домишки, на всякий случай осведомился, не тут ли живёт благоверная супруга Донована Лайерса, она спросила у него, словно у давнего и жутко надоевшего знакомого:

– Ну!.. чего тебе?

«Всё-таки разбежится клиентура Донована, спасаясь от грубости», – отметил про себя Макмилли.

Он объяснил, что некоторое время назад имел тюремное счастье близко познакомиться с её мужем и тот рекомендовал обращаться к миссис Лайерс по серьёзным вопросам.

Лицо Валетты сменило выражение на относительно незлобливое. Она посмотрела в одну сторону улицы, затем – в другую… и сделала великое одолжение:

– Ну заходи.

Внутренний антураж гипсокартонной халупы представлял собой аэродром для мух, плотно уставленный мебелью и какими-то дешёвыми украшениями; мухи ссорились, очевидно поднабравшись манер у хозяйки оружейного салона, и часто меняли посадочные площадки. На некогда белую ножку кухонного стола медленно, с передышками, взбирался крупный представитель тёмной расы тараканов.

«Тут меня, если не сожрут, то обгадят», – подумал Доран.

Жена оружейного барона базировалась в двух комнатах: одна – плохо прибранная спальня, вторая – большое сложно пахнущее объединение кухни и гостиной; ряд из трёх окон выходил на захламлённые задворки.

Валетта встала возле кухонной мойки, опираясь на неё одной рукой, другую – уткнув в бок.

– Какой товар нужен?

Доран машинально потёр щёку.

– Мне надо два баррета сто седьмой модели и сменный ствол.

На лицо Валетты вернулось выражение агрессивной неприязни, и Дорану почему-то подумалось, что у этой женщины неприязнь, в той или иной степени, вообще ко всем белым мужчинам.

– А пращу Давида тебе не надо?

Пока Доран подыскивал слова, которые хоть как-то смягчат наглость его запросов, дама перешла к столу, отодвинула стул.

– И патронов, наверное, грузовик, – проворчала она и села, – для ливийских террористов.

– Пятьсот патронов, обычных.

– А других и нет, – и она, наконец, перешла к деловому разговору, впрочем, в том же тоне недовольства. – Винтовки будут недель через пять, не раньше. В стандартной армейской комплектации: с прицелами, с тремя магазинами. Цена – пятнадцать тысяч за каждую, ствол – две тысячи.

Доран кивнул, но не удержался и на мгновение скривил губы – Валетта это заметила:

– Не нравится? Иди и попробуй купить в соседней лавке.

– Нет-нет, нормально. Просто с деньгами туго, – поспешил объяснить он… и понял, что ошибся.

– Тогда гони задаток за игрушки, детка, – десять тысяч.

Доран развёл руки.

– Мэм, вы не поняли. Деньги я привезу…

– Ничего не хочу знать, – она встала. – Может быть, у тебя бабла только на дедушкин дробовик и ты собираешься расплатиться свинцом из него. Гони десять штук!

«Идея с дробовиком хорошая», – подумал Макмилли и полез в карман ветровки за деньгами.

Отдал задаток. При нём осталось меньше двухсот долларов.

Валетта сходила, засунула купюры в выдвижной ящик комода, на котором стоял телевизор эпохи президента Рейгана и лежала замусоленная тетрадь с ручкой.

– Говори номер, – обронила она, возвращаясь с письменными принадлежностями к столу.

– Мой?

– Нет, блин, твоей мамочки!

– Нет-нет, никаких контактов! Я приеду через пять-шесть недель.

– У меня не DHL, товар может запоздать.

– Ничего.

– Ну как знаешь… конспиратор хренов.

– Мне надо ещё три пистолета, магнумы или кольты, тридцать восьмого – сорокового калибра, новые.

– Ишь ты! А задаток под них у тебя есть?

Доран отрицательно мотнул головой.

– Ладно, – смилостивилась вздорная старуха. – Есть «зиги4» без истории, недорого, будешь брать?

Вариант был хороший.

– Да, – согласился Макмилли.

– Патроны нужны?

– По пять обойм.

– А в магазине их купить, как все нормальные люди делают, тебе справка из дурдома не позволяет?

Макмилли пожал плечами и готов был уже согласиться, но Валетта сказала:

– Тысяча пятьсот баксов. Товар получишь с винтовками – нечего тут лишний раз шастать. Приедешь, я скажу куда ехать, – там тебя будут ждать с заказанным арсеналом. Ещё будут милитаристские фантазии?

– Нет.

– Тогда проваливай. И приходи в следующий раз с деньгами, а не с мелочью.

«Настоящая сторожевая псина», – пробормотал Доран, покидая дом заместителя оружейного барона.

Однако у Макмилли теперь была проблема. На завтра он планировал поездку в Джеймстаун, где жил его старый приятель, но отправляться туда с двумястами долларами наличности было бы неоправданно. На счёту оставалось около трёх тысяч, вот только снимать деньги в городах, где он покупает снаряжение для будущего налёта и где живут возможные компаньоны, ни в коем случае было нельзя – история операций банковской карты может вывести полицию на его поставщиков и соучастников.

Вернувшись в отель, Доран обнаружил на мобильнике тридцать непринятых вызовов и около пятидесяти сообщений вайбера и фиби5. Атаковать его номер с такой ожесточённостью мог только рыжий бесёнок.

Доран лишь на мгновение допустил, что с Фло случилась беда, но уже в следующую секунду понял: просто какой-то механизм в хорошенькой женской головке – значительно более мощный, чем механизм логики и рассудка, – посылал в окружающую вселенную сигналы и ожидал ответа. У механизма два режима: генерация сигнала и короткого ожидания. Прервать генерацию сигнала можно тоже только двумя способами – умереть или ответить, причём первый способ не гарантирует надёжного срабатывания.

Макмилли набрал атакующий номер.

– Ну, ты где?! Я уже обзвонилась! Ты чего, не слышишь? Не видишь? Блин, я тебе целый день звоню…

Он отдалил от уха гаджет и пропустил журчаще-бурлящий поток, который закончился вопросом «Ну, чего молчишь?!» – и спокойно произнёс:

– Я же предупреждал: уеду.

– Ну…

– Ты забыла? Я не беру мобилу с собой… туда.

– Всё равно.

– Я уже понял, что тебе всё равно.

– До чего всё равно?

– Ладно, расслабься.

Возникла пауза (Доран подумал: «Обиделась?»), после которой Фло заговорила совсем другим – более спокойным и полуинтимным тоном. Мало того, в её речи чувствовалась интеллигентность и совершенно отсутствовали матюки, а это было признаком того, что Фланна Бенсон находится в стадии реализации какой-то аферы.

– Тебе надо приехать ко мне в Нью-Йорк, – заявила она.

– Опа!..

– Да-а.

– Хочешь, чтобы я силой выбил деньги из твоего папаши?

– Почти.

Макмилли насторожился:

– Чего ты там задумала, Фло?

– Отец хочет познакомиться с тобой.

– С какой стати?!

– Я сказала, что встретила хорошего парня.

– Так…

– Тебя.

– Та-ак!..

– Ну и… мы хотим пожениться.

– Охренеть!

– Ну знаешь ли… Ты мог бы проявить больше такта. Обидно от тебя слышать такое.

– Обидно?!

– Слушай! Я пытаюсь достать для нас деньги!

– И поэтому ты, не поговорив со мной, объявила папаше о свадьбе?

– У меня не было выхода.

– Не было выхода?!

– Что ты так кричишь? Как будто тебя женят на страшной одноглазой горбатой ведьме… и старой.

– И рыжей.

Повисла тишина; как показалось Дорану, напрямую связанная с замечанием о рыжести и оттого угрожающая серьёзной гуманитарной катастрофой для него. Тишина провисела недолго, но и взрывом она не закончилась, а продолжилась прежней речью, без простолюдинных словечек.

– Он отказывался давать деньги просто так… без весомых причин.

Доран не без облегчения заметил, что его последнее замечание обошлось без последствий; правда, опыт ему подсказывал, что радоваться рано.

– И ты нашла выход, – заметил он с издёвкой.

Но Фло в этот момент продолжала:

– И я сказала… Что? И я сказала, что мне надо готовиться к свадьбе, купить кое-какие штучки, пригласить друзей. Пришлось сказать про тебя.

– Так…

– Да. Ну и он сказал, что хочет сначала с тобой познакомиться.

В беседе внезапно помолвленных образовалась новая пауза.

– Дор, почему ты молчишь? – спросила она спустя несколько секунд.

– А тебе не пришло на ум, что он этого захочет?

– Но, Дор! – в её голосе послышалась мольба. – Это получилось случайно.

– Случайно женились, – пробормотал Макмилли.

– Что? Не слышу.

– Я говорю, и теперь мы имеем проблему.

– Почему проблему?!

– Как ты сказала? Хороший парень?

– Да.

– А то, что хороший парень недавно вышел из тюрьмы, ты рассказала?

Фло слабым голосом ответила:

– Нет, – и тут же твёрдо прибавила. – И ты не говори. Пусть он не знает.

– Он спросит, чем я занимался… занимаюсь.

– А ты придумай что-нибудь, – и следом назидательным тоном, вероятно, на правах будущей жены заявила. – Мужчина должен иметь самостоятельный доход и обеспечивать не только себя, но и свою семью.

Макмилли почувствовал, как краснеет. Похоже, это предсвадебное заявление невесты, явно скомпилированное из папашиных нотаций, обнажило психический комплекс в его с виду самостоятельной натуре.

– Мне вообще-то раньше денег хватало, – прогундел он.

– Одного себя любой дурак обеспечить может, – оттопталась голливудская эпизодная актриса на закомплексовавшем поклоннике… и сразу же приголубила: – Ну, милый. Надо просто сделать вид, как будто мы готовимся к свадьбе. Нам ведь нужно получить деньги.

Макмилли молчал и Фло продолжила:

– Приезжай скорее, Дор. Твой рыжий котёнок скучает без тебя. И папочку надо уламывать.

– А если я ему не понравлюсь?

– Понравишься, ты прикольный.

– Не знаю. А сколько времени это займёт? Мне надо кое-кого повидать.

– Потом вместе повидаем, кого ты там хотел. Папаша послезавтра улетает в Китай, поэтому не тяни. Приезжай сегодня. А?

– Постараюсь.

– Ну До-ор.

– Ладно, ладно… Только я не знаю, что ему говорить.

Утром Доран был в Нью-Йорке. В десять тридцать он поднялся в лифте на одиннадцатый этаж дома на Седьмой авеню, где арендовала апартаменты корпорация мистера Бенсона и где дожидалась Фло. Она сообщила, что отец будет ждать их в ресторане «Даниэль»: там у него каждую неделю бронируется столик для делового обеда. Пока Фло приводила себя в должный вид, они кратко обсудили, что говорить мистеру Бенсону, а затем отправились на встречу, предполагая перед ней ещё прогуляться по центру Нью-Йорка, так как времени было достаточно.

Глава третья

Едва они расположились за столом, к которому их подвёл официант, как в арке входа предъявил себя прихожанам элитного заведения мистер Бенсон. Фло помахала рукой и легонько стукнула по ноге Дорана.

– Встань, когда он подойдёт, – произнесла она чуть слышно, стараясь не двигать губами.

Мистер Бенсон оказался невысоким, но весьма широким и довольно плотным господином. Значительную часть его массивного черепа занимала лысина, а бледно-рыжеватые волосы по бокам и на затылке были коротко пострижены. Тёмно-серый костюм с манжетами и лацканами глубокого синего цвета смотрелся на загляденье изысканно. Чёрные лакированные туфли с длинными мысками имели в тон костюму такие же синие замшевые полоски.

«Денди из восьмидесятых», – пришло на ум Дорану.

С первого же взгляда, оценив это подчёркнутое ретро-изящество богатого класса, Доран мысленно спел осанну своей внезапной невесте: по пути сюда Фло затащила его в секонд-хенд, заставила примерить, а потом заплатила семьсот долларов за молодёжный пиджак из мелкого вельвета и четыреста долларов за белую рубашку с большим отложенным воротником, которые в определённой степени облагородили его ещё более-менее новые джинсы за двадцать долларов и завышенные в щиколотке (по моде девяностых) поношенные городские кроссовки марки «Брукс» за семьдесят пять зелёных. Без обнов Доран не видел бы дна в той пропасти, что разделяла его и миллионера в костюме за двадцать тысяч, явно надетого в демонстративных целях, а так… Так дно проглядывало – туманное, болотистое, с запахом тюремной параши.

– Пап, это Доран Макмилли, – поспешила представить их друг другу Фланна. – Дор, это мистер Бенсон.

Рукопожатие обоих было крепким. Доран заметил, что ладони мистера Бенсона, с толстыми короткими пальцами, крупнее, чем у него и, очевидно, крепче.

Едва присев, мистер Бенсон ощупал карманы и сказал:

– Чёрт! Забыл портмоне с кредитками. Макмилли, заплатите за меня?

Если когда-нибудь врач удивлённо спросит Дорана: «Послушайте! А у вас, случаем, не было уже микроинсульта?» – Дорану непременно нужно будет вспомнить своё состояние после вопроса мистера Бенсона.

Прежде чем Доран промямлил: «Да, конечно», на его лице успел дать представление театр мимики, опустив в финале карминовый занавес, и искушённый зритель через секунду усмехнулся:

– Шучу. Я заплачу сам. Но теперь вижу, что вы не дадите умереть с голоду старику, которого доченька пытается пусть по миру.

– Пап! – укоризненно воскликнула доченька, глядя как её возлюбленный борется за натуральный цвет лица.

Шей Бенсон выбрал блюда быстро, без раздумий и оценки – явно он знал, что сегодня закажет, уже входя в ресторан.

Фло тоже быстро прочирикала официанту своё аппетитное желание. Какие варианты были у Дорана в таких скоротечных обстоятельствах? Он назвал единственное хорошо известное ему блюдо, которое, по его мнению, не могло быть слишком дорогим или иметь какие-то особые варианты.

– Телячью отбивную, – сказал он, делая вид, будто никакого другого блюда на обед вообще не признаёт, и потому даже не углублялся в меню, а сразу отодвинув его от себя, – салат какой-нибудь морской, ну и… томатного сока.

Но официант задал уточняющий вопрос, который в данных обстоятельствах многие приятели Дорана Макмилли, захоти он им рассказать об этом манхэттенском испытании, сочли бы за издёвку:

– В каком виде?

Доран за всю жизнь съел немало отбивных и понимал, что они могут быть разными, по крайней мере на вкус и вид, но впервые ему просто не принесли заказ, а предложили поучаствовать в кулинарной викторине.

Однако слово взял главный человек за столом. Мистер Бенсон как бы между прочим сказал:

– Макмилли, я зарезервировал для нас столик, но не заказывал блюда. Вы конечно можете себе заказать что-то по вашему вкусу, но я советую попробовать тушёную отбивную из колорадского ягнёнка, она есть в меню ресторана. Поверьте, это блюдо мало чем уступит телячьей отбивной с ежевичным соусом или фасолью.

Театр мимики выступил на «бис»: это представление было значительно короче предыдущего, зато занавес оказался ярче.

– Давайте баранину, – буркнул Доран, не зная, куда спрятать глаза и как погасить пожар на щёках.

Мистер Бенсон, казалось, не замечал, происходящего с гостем – он уже был увлечён чем-то в стороне. И в самом деле, через секунду сделал знак рукой кому-то за соседним столиком и изобразил поклон.

– И салат, неважно какой, – воспользовался Доран отсутствием внимания к себе.

Официант понимающе кивнул и удалился.

Мистер Бенсон взял бокал с вином, отпил и сказал:

– Макмилли, я смотрю, в еде вы не очень привередливы. Что же, я в вашем возрасте тоже не заморачивался. Заказывал мясо, а с чем оно там и как, меня не интересовало. Даёт силы – и ладно. А с годами… вот – стал требовать от еды не только энергию, но и удовольствие особого гурманского характера… раз уж приходится тратить на неё столько времени.

Доран не искал никаких скрытых смыслов в словах мистера Бенсона и его замечание о времени никоим образом не соотносил с собственной персоной. Не зная, что сказать, он покивал, застенчиво улыбнулся и отпил вина.

«Хм. Неплохо», – в мыслях оценил напиток Доран: за всю жизнь он раза три пробовал вина, и всякий раз они ему не нравились, но не как сорт, а как вид алкоголя, – только не в этот раз.

Пока ожидали горячее, мистер Бенсон успел задать Дорану несколько вопросов. Например: откуда он родом? кто его родители? какое получил образование? каких политических взглядов придерживается? какую религию исповедует? Кому либо другому Макмилли, не напрягаясь, дал бы обстоятельные ответы, а скорее, послал бы куда подальше, чтобы не совал свой нос в его личную жизнь, но, во-первых, на кону была кругленькая сумма, во-вторых, перед ним стояла задача показать себя достойным руки и сердца дочери этого богатого человека.

Доран обнаружил, к своему стыду: похвалиться нечем. Вроде бы простые вопросы, но ему казалось, что он своими ответами не будет соответствовать уровню претендента на вступление в высшее общество.

На вопрос о родителях Макмилли ответил: «Они оба ирландцы. Но отец умер. Мать живёт далеко. Мы давно виделись». Расскажи он о семье подробнее и без утайки, ответ был бы такой.

Отец всю жизнь пьянствовал, несколько лет кололся героином, дважды сидел в тюрьме. Когда его искалечили в драке (которую сам же начал), он совсем потерял берега: задирался чуть ли не ко всем подряд, а потом… как сразу стало известно в его кругу… сдал полиции важного человека (наркодельца, убийцу). Вскоре его нашли мёртвым в полузаброшенной халупе с ножом в груди.

А ещё до того умер старший брат Дорана – умер от передоза.

Мать, как оказалось, тоже сидела на игле, но если раньше это было незаметно окружающим, то после смерти мужа она пустилась во все тяжкие: к наркомании добавился запойный алкоголизм, начала водить мужчин или пропадать сутками у них. Доран, изначально учившийся легко и хорошо, в средней школе потерял интерес к учёбе и постепенно из открытого умного подростка превратился в довольно замкнутого, инфантильного на вид юношу, склонного к конфликтам.

Однажды, когда до окончания учёбы оставались считанные недели, он, придя в класс, отметил: с ним не здороваются, зато много перешёптываний и взглядов с ухмылками. И без того натянутые отношения с одноклассниками приобрели новую негативную форму. Между ним и другими парнями появилась чётко обозначаемая ими дистанция надменности, превосходства, в лучшем случае – снисхождения. Одна за другой следовали грязные шутки про его мать, и на последнем уроке, после одной из таких шуток, он кинулся на Мэтью Картера, забияку и пинчера их бейсбольной команды. Мэтью был крупнее и сильнее, но Дорану удалось его повалить… Их растащили учитель и вызванный охранник. Доран, приходивший в себя после ослепления злостью, тяжело дышавший, ясно услышал, как кто-то сказал, объясняя случившееся девчонкам: «Вчера Мэт трахнул его мать».

«Мэт трахнул его мать»… Дорану стали понятны сегодняшние ухмылки, перешёптывания, грязные остроты, надменность. А вслед за пониманием пришёл стыд.

В тот же день он бежал из города. Бежал, потому что возненавидел мать и не хотел её видеть, как не хотел снова оказаться в школьном кругу, где был обречён на роль посмешища, неудачника, изгоя.

Мать угодила в тюрьму за половое сношение с несовершеннолетним (согласилась на сношение за дозу), но Доран больше не вернулся в родной дом, в родной город. Только благодаря тётке – сестре матери – и участию инспектора департамента опеки он получил полноценный школьный аттестат. Мать до сих пор была в тюрьме; получив его телефонный номер от сестры, она несколько раз звонила и пыталась поговорить с Дораном, но он обрывал звонок и ругался после этого с тёткой. Позже, когда он уже зажил обособленно, связь с матерью полностью прервалась.

Так о чём рассказывать человеку, пригласившему его в элитный нью-йоркский ресторан? Даже Фло, пару раз просившая рассказать о семье, не знала его историю, потому что он уклонялся от правды.

Доран Макмилли не мог предъявить ничего существенного, но ему было, что скрывать. Позор, от которого он убежал, из-за которого покинул свой дом и город, настиг его сейчас и снова мог поломать налаживающуюся жизнь.

Приступили к первому. Из оркестра в полдюжины человек осталось двое – пианист и гитарист, остальные, наверное, ушли передохнуть и пообедать. Мистер Бенсон заговорил с дочерью о недавней свадьбе какого-то их общего знакомого. По тому, как Фланна поспешила перейти на другую тему, Доран понял, что невестой могла быть она, если бы послушала отца.

В основном беседа протекала в отвлечённом русле и только во время десерта мистер Бенсон спросил:

– Ну, так чем вы занимаетесь, Макмилли? Какой у вас бизнес? Каких успехов добились?

Хотя и уговаривался Доран с Фло о том, что говорить, но сейчас… неожиданно даже для себя… он не захотел врать.

После долгой паузы, не менее чем в полдюжину секунд – и почти всё это время мистер Бенсон не сводил с него глаз – Доран ответил:

– Я работаю, сэр, – только теперь он нашёл в себе силы смотреть прямо в глаза мистеру Бенсону. – Я работаю простым рабочим. Работал, недавно уволился.

Некоторое подобие улыбки изобразилось на лице мистера Бенсона, по крайней мере, с него сошла серьёзность. Всё с тем же выражением, он отрешённо подрезал ложкой маленькие кусочки суфле, довольно медленно подносил их ко рту и поглядывал на дочь. Один раз взглянул, другой…

Выражение лица Фло явно говорило, что признание Дорана стало для неё весьма неприятным сюрпризом. Она бросила несколько быстрых косых взглядов в сторону непутёвого жениха, сжала губы, наконец, гордо задрав подбородок, заявила отцу:

– Но он собирается открыть бизнес по продаже машин.

Мистер Бенсон подпёр нижней губой верхнюю, покачал головой, как маятником, и заметил:

– Да-а. Автостарьёвщиков у нас немного меньше, чем каменщиков и слесарей. Может быть потому, что двое из троих успевают поработать пару лет, прежде чем разориться, а большинство остальных едва сводят концы с концами?

– Если не этим бизнесом, то другим, – сказал Макмилли и бросил взгляд на Фло.

Та подтвердила для отца:

– Да, мы придумаем что-нибудь своё.

Кажется, тот хотел ей ответить, но, отставив тарелку с десертом, обратился к Дорану:

– Я обещал дочери приданое… и немалое… – он мотнул головой и скороговоркой произнёс: – В любом случае я её не оставлю без обеспечения… в своё время, – мельком посмотрел на Фланну и добавил для Макмилли. – Но у меня не было и нет намерения содержать её мужа.

В третий раз за обед, Доран почувствовал, как он от макушки до сосков заливается краской. Однако с явной интонацией гнева произнёс:

– Сэр, на всякий случай скажу: мне от вас ничего не нужно. Абсолютно!

Мистер Бенсон сел чуть боком, одну руку засунув в карман брюк, а в другую – взял ложку и стал возюкать остатки десерта. Он чуть понизил голос, чтобы не привлекать внимание окружающих, но в его словах отчётливо звучала холодная твёрдость:

– Я заработал деньги своим умом и чутьём. Ни один цент не достался мне даром, и при этом я всегда обеспечивал женщин, которые хотели быть со мной. И обеспечивал наших детей, а их у меня пятеро вместе с Фланной.

– Но некоторым твои деньги достаются даром, – с возражением вклинилась в мужской разговор дочь. – Твоя Маргарет купила вчера сумочку за двадцать тысяч. Она платит своему стилисту по три тысячи в неделю, больше чем ты выделяешь мне, между прочим.

– Купила сумочку на благотворительном аукционе. Но не важно. Я ей не отец, и она мне не дочь. Выйдешь замуж – первым делом попроси мужа, – быстрый взгляд на Дорана, – нанять тебе стилиста хотя бы за две тысячи.

– Я никогда не стану такой стервой, как эта твоя шлюшка Маргарет!

На восклицание Фло за соседним столиком оглянулись.

– А лучше найди работу по своей специальности и способностям, – не обращая внимания на реплику дочери, продолжал мистер Бенсон. – Ты ведь способная девочка.

Маргарет – нынешняя жена мистера Бенсона, двадцатипятилетняя мачеха Фланны. Она короткое время побыла моделью, после победы на конкурсе красоты штата, а последние года три-четыре на деньги мужа пыталась взорвать индустрию моды, косметики и фитнеса бизнес-идеями разной степени безумия, но пока то фитиль гас на подступах к мужниному карману, то порох творческой мысли оказывался сырым. Впрочем, Доран знал о ней не много, а всё что знал, прошло фильтр презрения и зависти Фло.

– Макмилли, я не имею ничего против вас лично. Вы мне даже симпатичны, как человек простой, искренний – я и сам такой, и ещё искреннее был в вашем возрасте, но я беспокоюсь о дочери.

– Я всегда замечала только твоё беспокойство о деньгах.

– Как видите, отношения между нами испорчены. Так было не всегда, но в последнее время она… Вы вообще в курсе, что в шестнадцать лет ей был поставлен диагноз шизофрения и мы её серьёзно лечили?

– Диагноз не подтвердился, – со злобой заметила Фло.

– Не подтвердился… позже. Когда ты уже восемь месяцев отлечилась в клинике. А диагноз заменили на диссоциативное расстройство идентичности.

– Ты специально говоришь это ему?

Дорана кольнуло отчуждающее «ему» и резкий кивок Фло.

«Ему».

– Он имеет право знать, как жених.

И не успел мистер Бенсон продолжить, и только повернул голову к Дорану, как Фло произнесла совершенно равнодушным тоном, со скучным, чуть ли не брезгливым выражением на лице:

– Пусть. Мне всё равно. Он и так знает. Правда ведь, Дор?

Не меняя выражения лица, она взглянула на Макмилли.

Он неуверенно кивнул, крайне неуверенно. Потому что, в общем-то знал о её психических проблемах, но без подробностей. Впрочем, какое-то диссоциативное расстройство, и даже шиза, его особенно не напугали – Фло ведь лечилась; у неё и сейчас есть проблемы, она время от времени посещает психоаналитика, но всё не так уж плохо. У всех есть проблемы с психикой.

«И у меня тоже. Наверное».

– Да, мы наняли ещё одного специалиста, – обращался мистер Бенсон к Макмилли, – знаменитость, и диагноз через консилиум изменили, однако…. Хм-м, кризис был серьёзным и… Короче: такое расстройство надо держать под контролем всю жизнь. Фланна – девочка не простая, а причина её агрессии возможно не только от плохого характера и потому что её избаловала мать.

– Ага, я маньячка, вся в маму! Отправь меня в психушку, а деньги отдай своей Маргарет!

– Ладно, – обратился мистер Бенсон к Дорану, – это наши с Фланной семейные дела, а я, наверное, сгустил краски. Вы всё же поймите меня правильно. Я хочу и готов быть партнёром, но я не готов спонсировать идеи моей дочери, пусть даже они подаются ею под брачным соусом, когда она выбирает человека, у которого будущее ничем не отличается от прошлого – ничем, если не считать кредита, свалившегося в день свадьбы ему на голову. Дочери я помогать продолжу, но теперь с ещё большей осторожностью.

Мистер Бенсон уплатил за стол и отправился к себе в офис. Макмилли сидел совершенно опустошённый, слабо реагируя и не желая отвечать на реплики и вопросы Фло. Однако вскоре ей позвонили, с четверть минуты она слушала кого-то, затем сказала: «Я сейчас перезвоню» – и, готовясь уже подняться, сделала знак Дорану, мол, уходим. Подхватила сумочку и направилась к выходу. Он встал тяжело и поплёлся за ней, не чувствуя ног, опустив глаза.

За что ему всё это? На полчаса окунулся в мир роскоши – и, можно сказать, пинком был выставлен за дверь. Зачем Фло придумала эту свадьбу? Зачем затащила на этот обед? Она дочь богатого отца, и как бы не жаловалась на жизнь и не противилась папаше, остаётся всё равно богатой, и отец никогда не оставит её без средств, без помощи. Но это отношения семейные. Как он оказался между ними? За что унизили его? Вновь другие показали ему своё превосходство.

Они неспешно возвращались в апартаменты на Седьмой авеню, сделав небольшой крюк – Фло хотела повидать сводную сестру, работавшую менеджером в одном из «Филиалов изящества». Едва выйдя из ресторана, она стала болтать по телефону, болтала минут пятнадцать, а когда закончила, обратилась к Дорану:

– Эй, ну ты чего такой грустный? – подёргала его за рукав. – М-м?

– На кой ты меня втянула в эту аферу со свадьбой? Я как дурак… – он замолчал, покачал головой.

– Да ладно! И чего ты так напрягся там? Мне пришлось говорить то, что он должен был услышать от тебя.

– Послушай, я сразу сказал: это пустая затея и мне не имело смысла светиться перед твоим папашей.

– Отчего же пустая? Ты ему понравился, деньги он даст, – Фло взяла Дорана под локоть. – Я добилась, чего хотела…

– Он даст деньги?!

– Конечно. А ты не понял? – она отпустила короткий смешок. – Даст. Завтра утром, думаю, на мою кредиточку упадут папкины бабосики. Но перед этим мне придётся выслушать нотации. Это будет, – она сдвинула брови и сморщила носик, – так скучно… и неприятно. Ты можешь компенсировать мне эти моменты?

Фланна прижалась к плечу Дорана, с игривой улыбкой заглядывая тому в глаза.

– Буду пробовать, – по-прежнему оставаясь в тяжёлом расположении духа, сказал Макмилли. – Только чем раньше я вернусь в Хьюстон, тем лучше: мне надо заниматься нашим делом. И деньги, думаю, могут понадобится уже завтра. Я кое-что заказал…

– Кольца, свадебный фрак себе и серёжки с сапфирами для меня?

Дорана словно под дых ударили:

– Кончай, а!..

– Ой, какой ты нервный…

Глава четвёртая

Макмилли улетел в Хьюстон следующим утром, а Фланна осталась дожидаться нотаций и кредита. Обе предсказанные ею неизбежности осуществились одна за другой ближе к вечеру. Она сообщила о счастливом пополнении баланса Дорану и обещала привезти наличку уже завтра в середине дня, а от него поздно вечером собиралась улететь в Лос-Анжелес.

Он хотя и спешил покинуть Нью-Йорк, пока мог забрать только мобильники с симками – заплатить за машину денег не хватало, а значит, через день или два пришлось бы снова ехать к Золтону. Чтобы не терять времени, Доран решил съездить туда, где можно было бы вблизи посмотреть на вертолёты и собрать о них какую-либо информацию. Несмотря на то, что Фло восторгалась его знаниями о вертолётах, он ясно осознавал, что ему известно о них очень мало.

Поэтому в Хьюстоне первым делом Доран отправился на ближайший аэродром, где базировался лётный клуб «Прибрежное небо». И ошибся – на этом поле оказались только легкомоторные самолёты. Но ему подсказали: надо ехать, например, в Западный Хьюстон, где размещается «Национальная вертолётная инициатива». «Плохо жить без гугля», – посетовал мысленно Макмилли, отправляясь в Западный аэропорт.

Он не мог сделать запрос со своего мобильника, так как знал, что все его запросы и история посещения сайтов хранятся на серверах поисковиков и Apple, откуда могут быть извлечены в качестве следственных материалов ФБР и АНБ. Интернет-клубов, которые десять лет назад были чуть ли не каждом углу, и откуда с некоторыми шансами на анонимность, можно было бы накачать себе инфу о вертолётах, похоже позакрывались; по крайней мере, Доран не увидел в городе ни одного. Вот почему он действовал как в доинтернетную эру, напрягая ноги, а не пальцы рук.

На месте, под предлогом будто он собирается обзавестись небольшим вертолётом, Доран пообщался чуть ли не с десятком человек, узнавая разные подробности о технике, её содержании и пилотировании. И выходило, в общем-то, что Кейн Зив мог выбирать, скорее всего, из двух марок – Робинсон и Белл. Разумеется, Макмилли патриотично вычеркнул неамериканские марки, например Эйрбас и Августу. И так как Фло говорила, что у Зива сейчас не Робинсон, то получалось…

А беллов было несколько подходящих. Доран, прикинув то и сё, посчитал: пусть будет или пятьсот пятая модель со звучным названием Джет Рейнджер – совсем свежий красавец, или уже проверенный аппарат – Глобал Рейнджер четыреста двадцать девятой модели. Он даже полетал на одном из них, заплатив сто девяносто девять долларов за билет.

С первого же взгляда на эти машины, Макмилли понял – сбить будет очень сложно. Особенно пятьсот пятый белл. Спереди рикошет обеспечен процентов на пятьдесят, а с вертикального угла (то есть если бить в брюхо) – кроме сложности такой стрельбы из громоздкого баррета, ещё и никакой гарантии нейтрализации пилота. Короче, после близкого знакомства с коптерами, у бывшего морпеха настроение оказалось не столь оптимистичным, как прежде.

Фло он свои сомнения не высказывал – не время. Они неплохо провели несколько часов вместе, прежде чем она улетела в Калифорнию и оставила помолвленному тридцать пять зелёных кусков. Ещё в Нью-Йорке мисс Бенсон успела потратить около десяти тысяч долларов на вещи, которые Макмилли считал совершенно ненужными, тем более в такой момент.

Впрочем, это была уже не та леди из высшего общества, что манила его в Нью-Йорк познакомиться с отцом, а обыкновенная Фло, бесёнок и выдумщица, с речью простолюдинки.

– Послушай, – сказал ей Макмилли, – ты так и не рассказала мне, каким образом ты вытянула из папаши семь пачек. Я думал, после того как он меня увидел, он не даст тебе ни цента.

И Фло поделилась историей своего успеха.

Она раскрыла отцу правду о своих отношениях с бывшим бойфрендом-режиссёром. Он обещал ей роли, но давал только эпизоды, потом придумал сценарий «под неё», но о-о-очень пошлый, о-о-очень глупый. На самом деле он просто хотел снять свой дурацкий фильм на деньги мистера Бенсона, считая, что тот расщедрится ради своей дочери. Она сразу заподозрила обман, но надеялась… как любая девушка… на порядочность и талант своего возлюбленного. А убедилась она в его непорядочности благодаря предупреждениям любимого папочки. На этом пункте она даже пустила слезу (хвала преподавателю актёрского мастерства).

Кусок правды, смоченный слезою ребёнка, пробил дыру в груди мистера Бенсона, обнажив его отцовское сердце. В эту дыру и метнулся рыжий бесёнок, с лживой историей о том, как в трудную минуту одиночества… о которой не знал даже самый близкий человек – папа… её поддержал он – Доран Макмилли, этнический ирландец, герой войны, человек безупречной репутации и, возможно, даже с большим потенциалом в бизнесе. Нужны только деньги для старта. Чёрт побери! она имеет право на маленькое женское счастье. У него есть идея. Если он сумеет наладить дело, они женятся. Сама она будет в стороне, чтобы не было никаких юридических последствий для неё и семьи Бенсонов. Да, конечно папочка здорово придумал, советовать банкам внести Фланну Бенсон в чёрные списки кредиторов, из-за психических проблем. Ай-ай-ай…

Доран не знал, насколько правдива эта история, в какой части она выдумана, однако, слушая Фло, он почему-то чувствовал себя маленьким мальчиком в мире взрослых людей. Особенно плотно это ощущение наполнило его при словах Фло:

– А когда ты покраснел, я чуть со стула не упала от радости! Папочке нравится такая… мм… искренность чувств.

Тем не менее, он не заметил, как спустя секунду ощущение детской незрелости исчезло, а его внимание было поглощено уже следующей фразой Фло, вызвавшей в нём неоднозначные чувства, но всё же в них проглядывало некоторое самодовольство.

– Плохо, конечно, что ты не стал говорить ему то, что мы придумали. Но хорошо, что хотя бы про свою отсидку не рассказал. Я так боялась, что ты совсем расколешься.

В итоге, Фло обещала папаше выдавать деньги порциями, отслеживая их применение, а помещения, оборудование и мебель, которые потребуются для бизнеса, записывать на себя. Да и транши тоже обещала оформлять в письменной форме. Во всяком случае, обещала об этом подумать.

Утром Доран поехал к Золтону. Тот отдал рации, мобильники, корпоративные и именные сим-карты и назвал адрес, по которому своего нового владельца ожидал Форд Мондео. Следующие три дня были потрачены на то, чтобы добраться до автомобиля, а затем доехать на нём до Лос-Анжелеса. Во время этого путешествия он несколько раз звонил Фло с уличных таксофонов. От своего старого девайса Макмилли избавился: купил карту памяти для смартфонов, скопировал на неё контакты, а айфон, предварительно отвязав номер от банковской карты, а также подчистив телефонную книгу и некоторые приложения, и вообще сбросив все настройки до заводских, оставил в товарной тележке одного из супермаркетов. Кроме того, он снял со счёта деньги, оставив на нём только двадцать долларов.

По пути к Лос-Анжелесу он приглядывал мотели и гостиницы с охраняемыми стоянками; конечно же заведение должно было быть также не дорогим и не далеко от города. Место, подходящее ему по этим условиям, он нашёл без особого труда. Это был дешёвый окраинный отель. Здесь Доран, не показывая своих документов, назвав вымышленное имя, снял за наличные номер. Отдельно он оплатил место на стоянке – оно находилось в огороженной внутренней зоне гостиного двора и не было видно с шоссе. Доран оставил в номере пять гаджетов; сначала хотел взять с собой два телефона – для себя и Фло, но, подумав, решил: будет лучше, если она продолжит пользоваться своим айфоном как ни в чём не бывало, а когда понадобится скрытность, он купит у барыг по дешёвке аппарат, от которого можно избавиться едва надобность исчезнет. К Фло Доран поехал на такси, дождавшись его в полумиле от отеля, и вышел из такси так же в полумиле от дома мисс Бенсон.

В воскресение они отправлялись в Сан-Франциско, смотреть вертолёт мистера Зива.

Доран предупредил Фланну: айфон не брать. Фло стало дурно.

– Как?.. – произнесла она, балансируя на грани обморока.

Доран пояснил, мол, так и так, полиция может вычислить, поэтому она не должна пока никому из знакомых ни звонить, ни общаться через свои аккаунты в соцсетях. После препирательств с Дораном и тяжёлых отступательных боёв против логики, она сдалась и смирилась с тем, что придётся ей остаться без девайса, без эмоджи, без непринуждённой дистанционной трепотни и пустословных месседжей. Ну а Доран добил её тем, что объявил: кредитные карты тоже придётся оставить дома.

Скорбное разочарование и потерю жизненных ориентиров различил Доран Макмилли на слегка веснушчатом личике Фланны Бенсон. И тут же представил, как гибнет любимое женское тело: глаза остекленели, оставшись без возможности смотреть на мир через жидкокристаллическую мембрану смартфона, язык атрофировался без каждодневной многочасовой нагрузки, маленькие белые пальчики рефлекторно набирают текст… А клавиатуры-то нет… Даже виртуальной! И сыплются в бесцветную пустоту, и исчезают, падая, невостребованные буквенные символы: Q… W… E… R… T… Y…

Потерю жизненных ориентиров собственной невестой Макмилли допустить не мог, поэтому он поспешил вернуть ей смысл жизни, и сказал, что наличные доллары они всё же с собой возьмут… не так много, как ей хотелось бы, но тем не менее. А кроме того, для быстрого получения информации необходим мобильный Интернет, поэтому Доран пообещал Фло купить смартфон как только они доберутся до Сан-Франциско – активировать гаджет и симку в Лос-Анжелесе было неразумно, по соображениям криминальной секретности.

Вечером Доран доехал на попутках в отель, переночевал там, а утром, прихватив пару псевдоименных сим-карт, помчался на Мондео к месту встречи с Фло: она ожидала возле супермаркета Волмарт в Опланде.

Всю дорогу стояла по калифорнийскому ясная погода, но путешественники ещё успели застать утренний туман в низинах и предгорьях.

На их пути был посёлок Горман, вблизи которого вроде бы лежал маршрут вертолёта Кейна Зива. Действительно, справа по ходу движения на пологой горе виднелся аэронавигационный пункт, о чём сообщал соответствующий дорожный указатель. Это была не очень высокая металлическая башенка в центре насыпного холма, огороженная по большому кругу бетонными тумбами с сигнальными фонарями, наверное, чтобы уберечь от радиоизлучения любопытных идиотов; почва рядом с устройством казалась совершенно выжженной, без малейшего намёка хотя бы даже на траву. Ярдах в ста от башни – прямоугольное двухэтажное строение. Всё это огорожено белым забором.

– Вот видишь, – заметил Доран возлюбленной, – как влияет излучение на живое? А ты смартфон от уха не отнимаешь. От гаджетов сохнут мозги… и радужка глаз, кстати.

Фло со злостью посмотрела на него.

Ну а Горман был не столько населённый пункт, сколько торговый или технический. Тут насчитывалось всего несколько жилых домов (впрочем, имелась и небольшая начальная школа), но почти всё пространство городка занимали магазины, автозаправки и забегаловки, а на некотором отдалении от них – захламлённые площадки автостарьёвщиков.

Местность вокруг была довольно открытой и, как заключил для себя Доран, не подходящей для засады. Однако кроме этого посёлка Кейн Зив упоминал ещё и равнину Карризо, а она находилась милях в сорока к западу, и как раз там ограничивалась высокими горами, так что некоторое беспокойство по поводу выбора стрелковой позиции Макмилли испытывал, но держал в уме предполагаемые возможности.

Примерно половину пути Фло находилась в скверном настроении, из-за отсутствия под рукой девайса; радио её почему-то раздражало время от времени. Она проглотила несколько своих таблеток, накинула здоровенные солнечные очки и скоро задремала, но минут через пятнадцать очнулась, спросила, словно не ездила прежде по этому маршруту:

– Долго ещё?

– Шутишь? – откликнулся Доран. – Мы к Фоллбруку ближе, чем к Фриско.

Она подняла очки на лоб, включила радио6, сделала громкость поменьше. Помолчала, без интереса глядя вперёд, затем повернулась, взяла с заднего сиденья косметичку и достала дамскую папиросницу с несколькими успокоительными зарядами. Закурила, опустила очки на переносицу и предложила:

– Будешь?

– Оставь на пару затяжек.

Спустя две минуты он докурил и выбросил испачканный помадой короткий окурок. Оглядев с ироничной улыбкой Фло, он предложил :

– А знаешь что? Давай прикинемся танцорами.

Судя по основной эмоции на лице мисс Бенсон, она имела желание «истернуть», но её челюсть… фигурально выражаясь… на короткое время заклинило в среднем откинутом положении. Пользуясь заминкой Доран, как ни в чём не бывало, вопросительно напомнил:

– Нам ведь во Фриско надо найти номер или квартиру? Давай прикинемся, будто мы пара танцоров, приехали на конкурс.

Пауза – и у Фло как будто включили режим повышенной активности:

– Сальсы!

– Я тоже хочу есть, – отреагировал Макмилли, из латиноамериканских танцев знавший только румбу, ча-ча-ча и ламбаду, – и съел бы сэндвич с тунцом, но раз ты хочешь мексиканскую кухню… Ты лучше послушай, что я предлагаю.

Она на секунду приподняла очки, чтобы сказать:

– Эй, брутос. Сальса – это танец.

– А…

– Что, правда не знал? Ладно. Прикидываемся, типа приехали на конкурс.

– Так…

– Нет. Конкурс потом, а сначала – мы приехали получать уроки!..

Глаза её слегка выпучились, в них засверкали искорки азарта.

– Мы нашли хай-левел тренера танцев, будем два месяца получать уроки, потом – соревнование, конкурс!

– Точно!

– Я куплю себе парик «под брюнетку», а тебе соломенную шляпу.

– Ага!

– И ты… такой мачо, весь такой… типа опа!.. опа!.. И я такая… опа!.. come on, come on!..

Она старалась изобразить типичные движения латино-американского танца – и у Дорана отлегло на сердце. Расшевелил, нашёл ключик к ранимой душе невостребованной актрисы.

Остальная часть пути прошла куда как веселее, а едва въехав в пригороды Сан-Франциско, завернули в ближайший бродяжий квартал, где за наличные прикупили китайский смартфон. Доран аккуратно заклеил камеры изолентой и вставил в лоток одну из псевдоименных сим-карт – и пальчики мисс Бенсон с изысканно раскрашенными ноготками сразу же обрели современную мобильную опору. Себе Макмилли купил хороший бинокль.

Офис корпорации Кейна Зива представлял собой неброское кирпичное здание начала двадцатого века. Две его семиэтажные трети сдавались в аренду и были не слишком ухожены – может быть даже как-то нарочно; средняя десятиэтажная часть, занимаемая сетью «Последний шанс» и другими фирмами мистера Зива, сияла белой краской, а квадратные окна хищно поблёскивали начищенными тонированными стёклами. Справа – ещё одно старинное здание в семь этажей, слева – современный бизнес-центр чуть пониже, напротив – высотки с офисами и меблированными квартирами.

Вертолётная площадка располагалась на крыше средней части, и вертолёт, если он там стоял, не было видно даже на отдалении через дорогу. С обратной стороны строения, во дворе, имелась огороженная стоянка, а короткий крутой пандус вёл в охраняемый бокс в цокольном этаже – вероятно, туда заезжали бронированные фургоны, перевозящие ценное добро.

Пройдя тротуаром по одной стороне улицы, затем – по противоположной, осмотревшись, стали искать постоянное, скрытное и высокое место для наблюдения. Тут-то и пригодился девайс Фло. Нашлось несколько объявлений о сдаче квартир, номеров и офисов в этом квартале. Принялись обзванивать. Подходящих вариантов оказалось не много. То окна в другую сторону, то аренда на длительный срок, то большая площадь и, соответственно, цена, то ещё что-то. Непосредственно побывали в трёх квартирах, а с остальными всё решилось через телефонное общение. Из тех трёх выбрали маленькую квартиру с понедельной оплатой: двенадцатый этаж, «Последний шанс» под окнами – очень хорошее место для наблюдения, летательный аппарат виден как на ладони.

Селектинг хазы, как и условились между собой Доран и Фло, сопровождался спектаклем. Они разыгрывали из себя танцоров, уверяли, что в этом городе творческих талантов нашли замечательного тренера (некто Факейро Сенсуес) и собираются скоро участвовать в сальса-турнире с призом в сто тысяч долларов, приглашали арендодателей на финал и обещали своевременно сообщить о соревновательном представлении.

Макмилли отдал театральную инициативу своей невесте – именно она нафантазировала кучу подробностей, придумала имя тренера и перед перфомансом недорого прикупила кое-какой специфический прикид – Доран старался лишь подчеркнуть умозрительную картину, рисуемую Фланной… был экзальтированно погружён в себя, и из экзистенциональных глубин его могла вызвать только брюнетистая подруга («Верно, мой неистовый хомбре?»), стал резок в движениях и малословен. Между тем приходилось держать в уме пару моментов, без которых лицедейство теряло смысл, а именно: надо было постараться не подписывать никаких документов, не называть настоящих имён и расплатиться наличными. Да, а ещё – при всей манерности поведения, не запомниться лицами.

В Сан-Франциско чудиков хватает уже много-много десятилетий; в рамках глобализации их даже можно экспортировать куда-нибудь в Айдахо или Небраску, поэтому пара молодых людей – пусть со сквозняками на чердаках, одетых тематично, но всё же вполне обыденно для города – вряд ли надолго запомнилась бы владельцам квартир… запомнился бы разве только прикид.

Хозяина той квартиры, которую Доран и Фло решили снять, вероятно вообще ничего не интересовало, кроме денег. Когда Фло заругала формальности, отягощающие жизнь свободных танцоров, и посетовала на непредсказуемость бытия… кстати, это бытие недавно одарило их творческий дует некоторой наличностью… то арендодатель (субъект мужского пола, с потухшим взором и общим вялым тонусом) отметил лишь, что наличные прекрасно подходят для задатка – их потом довольно просто вернуть без тех самых отягощающих формальностей. Макмилли, изобразив на лице смесь высокомерия и отстранённости от бытовых мелочей, достал из заднего кармана клёшевых брюк (наряд от Фло) тощенькую пачку купюр, медленно приподнял её на уровень носа и взглянул на контрагента свысока и искоса. И только тогда, только в этот момент, при виде казначейской бумаги, в глубине зрачков владельца жилой квадратуры сверкнул разряд реанимирующего электричества.

Квартиру договорились арендовать с очень хорошей скидкой, на четырнадцать недель, с правом продления. Тут же получили и ключи. Едва маклер ушёл, Фло кинулась к окну, Доран поспешил за ней.

Вертолёт стоял точно в центре белого круга, нарисованного на огороженном квадратном выступе крыши: изумрудно-зелёный аппарат с чёрными размытыми полосами вдоль фюзеляжа и с композитными смолистыми лопастями. На задней части корпуса винтокрылой машины серебристыми буквами было написано название: «Чёрный изумруд».

Доран, не интересовавшийся прежде авиацией, в последнее время обогатил свои знания этой темой, и мог распознать марку вертолёта – «Белл».

– Смотри, как хорошо видно! – воскликнула Фло. – Что за модель? Ты узнал?

Но Доран поднёс руку к её губам. Не отвечая на недоуменные вопросы, настойчиво поманил её к входной двери.

– Ну? Объясни, – обратилась к нему Фло, едва они вышли на улицу.

– Пошли. Просто спокойно идём, – увлекал её за собой Макмилли. – Ничего особенного.

– А чего мы сразу оттуда ушли?

– Так лучше.

– Да объяснишь ты или нет?! Мне уже страшно!

Они сделали несколько шагов, прежде чем Доран ответил:

– Там может быть следящая аппаратура.

– В квартире?! – изумилась Фло.

Макмилли не отвечал.

– Ты уверен?

– Нет, – и спустя секунду. – Но лучше подстраховаться.

Идя рядом, она уставилась на него с саркастическим выражением на лице. Мельком взглянув на неё, он начал:

– Мне показалось… – и замолчал, снова бросив на Фло взгляд.

Та весело скривила губы:

– Ну ты маньяк! Хорошо хоть сексуальный…

– Ты слышала? Он сказал, что весь этаж его.

– И что?!

– Условия такие…

– Какие?!

– Хорошие. Слишком хорошие. Можно хоть на день снять. И намного дешевле, чем предыдущая квартира, – он помолчал. – Это неспроста. Приходилось слышать. Обычно владельцы в таких случаях имеют дополнительную выгоду. Или работают на полицию, или… Шантаж, продажа пикантного видео и всё такое.

– Кажется, у тебя паранойя.

– Сейчас или всегда?

– Надо за тобой понаблюдать.

– Понаблюдать? За параноиком? Ну-ну…

Оба усмехнулись.

Доран обнял Фло за плечо.

– Вбей в поиск «аренда IP-сканеров».

Через пару минут они знали, где поблизости можно взять напрокат сканеры для обнаружения подслушивающей и подсматривающей аппаратуры, и поехали туда.

Доран нашёл скрытую камеру. Она была встроена в декоративную композицию с электронно-механическими часами, жёстко закреплёнными на стене, и была нацелена на кровать. Возможно, вместе с камерой был встроен и микрофон, но признаков отдельного подслушивающего устройства Макмилли не обнаружил. Впрочем, он заранее предупредил Фло, что их разговоры в этой квартире должны быть на отвлечённые темы и, желательно, не возле окна, из которого открывался вид на офис «Последнего шанса».

Спустя полчаса они снова покинули квартиру. Доран позаимствовал у Фло мобильник, отклеил на время изоленту, сфотографировал дверной замок и ключ. Спустились вниз, и с улицы Фланна позвонила в компанию бытового сервиса, подала срочную заявку на замену личинки замка, отослала диспетчеру фотографии и предупредила, что будет расплачиваться наличными. Потом она, мимоходом улыбнувшись консьержу, вернулась в квартиру ждать слесаря, а Макмилли пошёл по магазинам – он хотел купить что-нибудь такое, чем можно, не вызывая подозрений, заслонить скрытую камеру.

Ходики были на высоте выше человеческого роста, примерно в семи футах от пола, поэтому пришлось поломать голову – что использовать? Спустя два часа поисков в одном из магазинов он увидел вешалку, стойки которой можно было выдвинуть аж на восемь футов. «То, что надо, – обрадовался Доран. – Купить ещё какой-нибудь чёрный чехол для одежды, задрать повыше, приставить перед часами поближе к стене, не забыть сказать „вау!“ – вот и всё». На обратном пути он купил ещё и набор отвёрток.

К его возвращению слесарь уже закончил работу и ушёл. На тумбочке в прихожей лежала личинка вместе с ключами: её Доран вставит обратно в замок, когда они с Фло покинут квартиру совсем или если владелец захочет их посетить (должен предупредить заранее). Так в некоторой степени они будут защищены от установки в их отсутствие другой наблюдательной аппаратуры.

Скоро Макмилли собрал вешалку, приставил её к стене перед часами и подвесил чехол. Получилось замечательно: теперь камера, скорее всего, записывала изображение большого тёмного пятна. Можно достать бинокль и лучше приглядеться к вертолёту.

Фло вбила марку вертолёта в поиск на своём мобильном гаджете. Меньше чем через минуту они по фотографиям определили модель. Это был «Белл-407» в бизнес-исполнении.

Вариант «бизнес» предполагал, что заказчик мог под свои нужды затребовать самые разные опции. Поэтому Доран стал сразу высматривать, есть ли в вертолёте встроенный сейф или вместительный контейнер, куда Зив кладёт чемодан с драгоценностями. Ничего такого он не увидел – возможно, контейнер был просто удачно встроен в интерьер машины. Похоже, узнать это можно будет в тот день, когда в вертолёт погрузят драгоценный багаж – то есть завтра.

Глава пятая

Всё, что требовалось, Доран увидел утром во вторник. На крышу поднялся мистер Зив, за ним – охранник с двумя чемоданами; босс занял кресло пилота в кабине, стал переключать какие-то тумблеры, запустил двигатель, а охранник поставил чемоданы в пассажирский отсек, закрыл дверь и сел на левое сиденье в кабине. Потом «Чёрный изумруд» взмыл над домами и взял курс на юго-восток. Первая и небольшая часть задачи была выполнена. Макмилли и мисс Бенсон пошли отдыхать – гуляли по улицам города, заходили в бары, посетили кинотеатр. А утром следующего дня отправились обратно в Эл-Эй.

Фланне пришлось объяснять подругам, куда она запропастилась почти на трое суток – не отвечала на звонки, исчезла из вайбера и фейсбука7. Объяснялась больше намёками, мол, путешествовала со своим другом: то в горах, то в океане на яхте… Впрочем, перед парой встала во весь рост проблема куда более серьёзная, чем расспросы знакомых.

Чтобы отследить маршрут вертолёта, двух человек было мало – затея, по мнению Дорана, грозила растянуться на год. А деньги уходили быстро. Спустя примерно две недели, после возвращения в Фоллбрук, Фланне позвонил отец и стал расспрашивать её, как идёт подготовка к свадьбе и не потрачены ли впустую деньги «женихом» – а она юлила. Дорана ситуация нервировала: чего он хотел меньше всего, так это жить на пожертвования своей девушки и беспокоиться о каждом потраченном центе. Имелись у него и другие негативные соображения. Поэтому он отправился навестить нескольких старых приятелей.

Макмилли не говорил им ничего конкретного, в первую очередь пытаясь узнать, готов ли человек рискнуть. Один товарищ сразу дал понять, что не собирается участвовать ни в каких аферах. Другой спросил: возможно ли убийство? Доран ответил честно: да – и товарищ отказался дальше обсуждать предложение.

Оставался один давний приятель, на которого Доран мог (хотя и скрепя сердце) рассчитывать. Его телефонный номер не отвечал и тогда Макмилли отправился в Мемфис, с намерением всё же разыскать приятеля. Там нашёл его сестру; от неё узнал, что брата посадили, и надолго.

Больше положиться было не на кого.

Выслушав весть о неудачных поездках, Фло спросила: «Что будем делать?» Доран пожал плечами. Но после не слишком продолжительного молчания ответил: «Попробуем пока готовиться вдвоём. Всё-таки часть работы мы уже сделали, и денег потратили кучу. Может быть, найдём вариант».

Говоря это он чувствовал, что кривит душой. Ну какие могут быть варианты? Разве только попробовать провернуть дело с минимальным участием Фло, фактически в одиночку. Но обострялась проблема времени. Он готов потерпеть, понимая механизм подготовки к такой необычной операции, а вот Фло… Она терпеть и ждать не привыкла. Ну и надо иметь в виду, что на неё наседает папаша, беспокоясь о своих деньгах. А вдруг Фло откажется от затеи? Именно этот неосознаваемый Дораном страх заставлял его обнадёживать Фло; он как бы брал взаймы у времени.

Идея, поданная Фло – фантастическая, и представлявшаяся глупой в первые мгновения, позже стала казаться ему вполне реализуемой именно из-за её неожиданности. Втягиваясь в дело, он всё сильнее верил в осуществимость сумасбродной идеи, особенно когда Фланне удалось вытянуть из папаши деньги. Он уверовал в успех, воодушевился.

Но теперь он стал терять веру. Нет, не в успех затеи. Как раз в своих возможностях Доран не сомневался. Он бы всё сделал как надо и ушёл бы с кушем, не оставив следов. Но вот в своей удаче он сомневался. Он предчувствовал, что судьба готовится выкинуть ему роковой жребий.

Он был умным мальчишкой: трижды становился лучшим учеником класса. И сейчас ещё Доран считал, что он мог стать известным адвокатом, уважаемым сенатором, ведущим менеджером транснациональной корпорации, талантливым инженером, знаменитым врачом, авторитетным университетским профессором. Случалось в детстве, когда называли его имя, он испытывал гордость и чувствовал зарождение собственной значимости среди окружающих. Но однажды были произнесены слова… как теперь он догадывался, нарочно громко, чтобы он услышал: «Так это сын подонка Боба Макмилли? Типа умник? Ну-ну. Эти ирландские забулдыги хорошо начинают, но рано или поздно плохо заканчивают. Все!»

В нём что-то мгновенно поменялось: словно телевизор переключили с одного канала на другой; словно в сосну ударила молния – подпалила, расщепила, изменила навсегда8.

Тогда и с той поры у Дорана появилось опасение, что при упоминании фамилии Макмилли люди будут связывать с его именем постороннее зло, над которым он не властен, которого он сам боится и отвергает. Опасение было пока слабым, но скоро оно получило обильную подпитку – умер брат, не выходя из двухдневной передозной комы. И снова, как Макмилли – так неприятные разговоры и унизительные замечания. А ведь брат тоже поначалу хорошо учился и его ставили в пример другим.

Потом совсем уже позорная история с отцом (и зарезанный отец, лежащий на спине, раскинув руки) – после неё Доран стал чуть ли не бояться любого упоминания фамилии. Остались в прошлом достижения и гордость, с которой он ожидал произношение своего имени. Он знал о чём и о ком будут перешёптываться люди, указывая на него пальцем.

Новая судьба за ним закрепилась, когда мать повела разгульную жизнь, а побег после её совсем уже мерзкого поступка, в общем-то, не менял ничего в его почти сложившейся личности: сменилось только окружение.

Тем не менее, врождённые способности не исчезли. Может быть, они не получили развития, не стали основой его важнейших поступков, но остатки личности умного мальчишки продолжали жить. Память о школьных успехах сохранилась, как и осознание высокого уровня собственного интеллекта. Но где очевидные плоды работы его большого ума?

При вопросе мистера Бенсона о личных достижениях Доран Макмилли впервые с того момента, когда вербальный вирус взломал его жизнь, очень остро ощутил стыд безотносительно отца, матери, брата, о которых мистер Бенсон ничего не знал. Теперь он ощутил стыд не за родичей, а за себя.

Однако пока он планировал, договаривался, закупался, в общем, пока был при деле и время почти полностью тратилось на видимые результаты дела, его мысли были значительно отвлечены от застарелых личных переживаний. Но когда поиск надёжных компаньонов сорвался, Дорана стала одолевать усиливающаяся тревога.

Она зарождалась от сомнений в том, что Фло будет ждать, пока он сделает всё, что нужно, для подготовки операции. Её могла просто захватить новая идея. И отнюдь не факт, что Дорану досталась бы в ней роль. Она могла с кем-нибудь познакомиться, например, с ещё одним режиссёром… и всё. Доран конечно мог бы довести до финала нынешнюю затею самостоятельно, но как к этому отнесётся Фло? Она наверняка запретит даже думать что-то против её знакомого миллионера-вертолётчика. А дело обещает быть громким, и про ограбление будут орать в голос на всех телеканалах. В лучшем случае Фло может проболтаться, а худшие опасения Доран даже боялся ясно осознать.

С каждым днём сомнения усиливались. Ситуация складывалась так, что он мог потерять и Фло, и наметившуюся перспективу безбедной жизни. Идея Фланны с вертолётом и её выдумка со свадьбой для Дорана незаметно слились в одну цель. И он уже начал ощущать досягаемость этой цели. Ещё недавно он чувствовал себя так, словно одной ногой стоит в клубе миллионеров, и ему нужно только предъявить входной билет в виде дома на побережье, акций и гоночной машины. И тогда он, взяв Фло под руку, подойдёт к её отцу… в общем, им всем придётся принять его как равного.

Но нет. Оказалось, что судьба не просто подкинула ему рисковую задачку… и она была ему вполне по уму… а поставила условие по времени. Причём забыв оповестить об условии. И здесь могла бы помочь Фло: например, сказать, что она всё понимает и согласна потерпеть, или наоборот, предложить забыть про вертолёт и заняться чем-то вместе… чем угодно законным, лишь бы участвовать в новом деле на равных. Но она повела себя иначе. Она настойчиво подгоняла его, говоря, что он слишком инертен и медлителен, мол, ему надо прикладывать больше усилий и что-то наконец придумать. При этом она показывала холодность и уклонялась от секса. На Дорана, однако, это повлияло образом обратным тому, которого, видимо, предполагала добиться Фло. Он ещё скорее стал терять уверенность; толком не мог ничего сделать – ни возразить, не объяснить, ни придумать.

Наконец они поссорились. Провокатором была Фло, но некоторое время спустя Доран, осознавая, что он жалок в этот момент, стал извиняться и просить её потерпеть. На собственную же беду он понимал, в чём кроется его уступчивость – Фло слишком много стала для него значить; причём не только в плане любовной привязанности, но и в качестве проводника к богатству – как воплощение мечты.

Несколько дней после ссоры были очень тяжёлыми психологически для него. Вдобавок, он пошёл в бар, напился, а уже на выходе оттуда сцепился с какой-то компанией и его избили.

В общем, нервы стали сдавать. Он почти не думал о вертолётной затее, но всё сильнее замыкался в себе, мыслями бесцельно блуждая в личном прошлом, ища в нём разгадку неудач, преследующих его всю жизнь. Два дня Макмилли пребывал в странном, неопределённом состоянии, похожем на прострацию – даже Фло с беспокойством обратила внимание на его заторможенность, а потом… Потом Доран совершенно ясно осознал, что его тяготило – он теперь почти не отличался от тех, кого в своё время покинул, от кого убежал; давно не зависел от них, они не мешали… но он ни на дюйм не сдвинулся в сторону успеха.

Дорану Макмилли открылась неприглядная истина: он несостоятелен. Возможно, и умом одарён в гораздо меньшей степени, чем прежде ему казалось, а детские ожидания не имеют реальной почвы. Он вовсе не ровня таким, как мистер Бенсон: тот – в высшей лиге, он – в ученической; этому есть очевидные доказательства, из них самое весомое – банковский счёт.

Дорану захотелось остаться в одиночестве, осмыслить открывшуюся правду.

Объявив Фло (та болтала с подругой на заднем дворе), что ему надо кое с кем повидаться, поспешил на улицу. Добрёл до нового квартала, где сел в автобус, идущий на южную окраину, и вышел на предпоследней остановке, заметив кафе под названием «Тихий уголок Бейкера». В этом почти безлюдном заведении просидел с бокалом коктейля около часа, тупо глядя в телевизор, висящий над барной стойкой и работающий без звука.

Затем он поехал в один из захолустных районов, населённый почти сплошь мигрантами из Мексики, Панамы и Коста-Рики. Там он купил виски и снял номер в дешёвом маленьком отеле. Теперь, закрыв за собой дверь номера, он откупорил бутылку, сделал несколько глотков и, не снимая обуви, лёг на кровать, так и держа бутылку в руке. Спустя некоторое время, прислонил подушку к спинке кровати и принял полусидячее положение.

До него доносились крик и смех играющих во дворе детей. Потом по галерее номеров прошли трое парней, двое обругивали идущего впереди: их было видно в окно сквозь открытые на три четверти жалюзи.

Доран, запрокинув голову, изрядно отпил из бутылки. Язык обволокла неприятная горечь, а в груди разлилось тепло. Спустя минуту-две мысли стали короткими, обрывочными: они быстро-быстро выхватывали из памяти разные моменты. Так воробьи клюют крупу – целясь в конкретное зёрнышко и нервно озираясь. Потом мысли стали плотнее, длиннее и устремились по уже пройдённому кругу памяти. Между отдельными моментами выстраивалась едва уловимая связь. И наконец, в сознании выпукло проступила мыслеформа: «Мы просто не знали, как правильно». «Мы» – это его семья. Впервые за много лет он не отделил себя от остальных родичей.

Неприязнь к матери, отцу, брату, испытываемая им уже с полтора десятка лет, сменилась сожалением о том, что он их, в общем-то, и не знал достаточно хорошо. Как-то относился к ним, оценивал, реагировал, но глубина, основа, суть этих людей была ему не известна. Можно даже сказать: их устремления, их подноготная не интересовали Дорана. Были нужны для чего-то, были частью его жизни… но не были близки ему. Возможно, из-за того, что с некоторых пор приносили ему одни лишь неприятности и вызывали стыд.

Миры памяти раскрывались в воображении Дорана то мгновениями переживаний, то образами вещей, то просторами событий, вмещавших в себя дни, недели и месяцы… комнаты, дома, улицы, города, людей, небеса…

Первая картина, которая явственно встала перед глазами, была одним из самых начальных воспоминаний его жизни. Он приник к ограде их дома: ограда низкая, однако и Доран ещё маленький. Ему разрешено подходить к решётчатому забору, но запрещено играть на улице и общаться с детьми, потому что он только-только поправляется после кори, и может заразить других ребятишек. Подходит соседская девочка, наверное, его ровесница. В её руке надкусанное красное яблоко. Девочка смотрит на Дорана, а его взгляд то и дело переходит с лица девочки на яблоко и обратно. Она протягивает ему плод:

– Хочешь?

Ещё как! Конечно хочет, но мама… Мама запрещала ему не только касаться других детей, но даже разговаривать с ними. Запрещала и обещала наказать, если он ослушается.

И Доран неуверенно качает головой. Девочка всё ещё протягивает красный глянцевитый плод. Проходит секунда… и Доран с твёрдостью несколько раз повторяет отрицательный жест.

Девочка опускает руку. Потом пожимает плечиками… и быстро убегает. А Доран… Кажется, он сожалел, что не попробовал угощение; ведь у девочки и яблоко есть, и сейчас она играет вместе с другими детьми. «Ну да! – вспоминает Макмилли. – Я думал: может быть, всё обошлось бы, надкуси я только разочек то яблоко».

В его детстве мать была ласковой и внимательной; она говорила Дорану, что в его жилах течёт голубая кровь аристократов. Почему так говорила?.. можно только догадываться. В год рождения Дорана она со своей матерью летала к родственникам в Ирландию и в Лондон – последний раз, когда она покидала город. Вскоре они переехали в другой район (довольно бедный), Доран поменял школу. Впрочем, не важно…

Даже когда мать подсела на героин (Доран не догадывался об этом), её отношение к детям какое-то время не менялось; она поощряла их к учёбе, следила за их успехами. Отец её в этом не поддерживал и обращал внимание на сыновей только когда хотел их наказать: Доран иногда получал от него крепкие подзатыльники, а вот Мэта, старшего из двух сыновей, который с определённой поры ощутимо дополнял семейные проблемы, он избивал жестоко; как-то очень сильно досталось и матери… очень сильно.

Кстати, как теперь представлялось Дорану, после того случая мать больше времени стала проводить с мужем и вне дома, разумеется, перенимая его вредные привычки. Вскоре неожиданно для всех она сделала татуировку внизу поясницы и на голени. Дом в это время погружался в неухоженность.

Мэт сначала попался на краже в соседском доме, но тогда ему сошло с рук. Потом он был обвинён в нападении в составе банды и получил условный срок в три года.

Каких-то нехороших воспоминаний о брате у Дорана не было – просто негативный настрой, обида. Но сейчас он вспомнил подарок брата, который долго его радовал. Это были дорогие, только-только появившиеся в продаже электронные говорящие часы. Купить их он конечно не мог, и о часах не знали ни отец, ни мать. Брат заметил, что Доран не может отвести взгляда от гаджета.

– Хочешь такие? – спросил старший.

Доран поднял сияющие глаза на него и покивал.

Брат снял часы и протянул их младшему:

– Держи.

Потом он дал ещё и зарядное устройство к чудесному гаджету.

Доран вначале носил часы тайком, надевая их только на улице и в школе, и они были общей, его с братом, тайной, а когда мать заметила на руке младшего сына довольно дорогой предмет, то Доран солгал, мол, это дешёвая игрушка, выменянная им на какую-то другую безделицу.

«Всё-таки мать любила Мэта больше».

Кончина первенца надломила женщину; теперь у неё как будто осталась одна забота – угодить мужу, а Доран был предоставлен самому себе.

Потом отца убили.

Среди множества неприятностей, связанных с отцом, была одна, запомнившаяся Дорану особенно. Боб Макмилли пришёл тогда домой в порванной рубахе, с разбитой губой и ссадинами на кулаках, плечах, груди. Он умывался в ванной, мать стояла рядом с ним, комкая испорченную рубашку, а Доран с братом глядели из коридора. На укоры жены Боб ответил:

– Я дерусь, чтобы боялись обидеть их, – а потом, как-то особо взглянув на жену, с твёрдостью добавил. – И чтобы всякие ублюдки не болтали лишнее про тебя.

С годами Доран уверился – пьяные дебоши отца если и были связаны с защитой семьи (скорее, это была лишь отговорка или предлог), то совсем в ничтожной степени. Тем не менее, произнесённые слова некоторым образом показывали его теперь с положительной стороны.

В последнем классе средней школы у Дорана были плохие результаты. Мать вызвали в администрацию, обсудить с ней резкое ухудшение результатов учёбы Макмилли, и после этого она завела с ним разговор на тему успеваемости, но как-то вяло и… словно извиняясь. А Доран к тому времени стал замечать падение матери, и она теперь не была для него той личностью, чьи слова следует воспринимать как истину, как императив; за её словами не было силы личного примера или принуждающей фигуры отца.

В следующие мгновения Доран окинул внутренним видением свою жизнь… и стало очевидно – он, как и прочие, обыкновенно имел в итоге совсем не то, к чему стремился. «Мы просто не знаем, как правильно, – повторил про себя Доран обобщающую мысль, а спустя минуту, раздумывая об отношениях Фло с отцом и о подготавливаемой опасной операции, добавил: – Но дело зашло слишком далеко и ставка высока».

«Было бы лучше, если бы Фло вообще не участвовала в этом деле».

Отступить было никак нельзя, но без сообщников, при ощутимом недостатке денег и времени, пришлось бы плотно привлекать Фло. Однако она – единственная нить, связывающая исполнителя будущей акции с жертвой: её надо держать подальше, а в идеале, вообще отстранить до тех пор, когда куш будет на руках и шум вокруг этого дела успокоится.

Да и вне практических соображений Доран не хотел, чтобы Фло участвовала в столь рискованной затее и как-то была замарана кровью.

«Она дочь богатого человека, и единственная причина, толкающая её на такое преступление… а это преступление… – размышлял Доран, – какое-то патологическое сопротивление воле отца».

В чём вообще причина того, что она так себя ведёт, а он слишком уж терпелив по отношению к ней, хотя явно имеет крутой характер? Она как-то полунамёком обмолвилась… Но нет! Такое не укладывается в голову, после знакомства с ним. Ладно… Как бы то ни было, а ей в таком предприятии не место. Она без всякого обмана, а тем более преступления, может получить миллионное наследство. Зато он может на всю жизнь утвердить свой авторитет в глазах Фло, как человек не робкого десятка и она не сможет им помыкать. Пусть дело будет сделано на её деньги, но без личного участия. У него достаточно ума и предприимчивости обойти всех, в том числе и государство, которое, конечно, будет до поры до времени искать неизвестного гениального налётчика. Даже если дело провалится, Фло не будет замарана, он её не выдаст.

На счёт себя Доран уже не видел альтернативы – он совершит задуманное любой ценой. Потому что деньги открывают ему путь в тот мир избранных, к которому, как ему казалось, он принадлежит в силу имеющихся у него врождённых способностей.

«Но ведь я…»

Доран вспомнил, что несколько часов назад он серьёзно засомневался в себе, сознался в своей несостоятельности, и тогда же пришёл к выводу: его уровень – это уровень его семьи, его знакомых, уровень людей из его квартала. Ну и что с того, что всегда хотел вырваться из порочного круга? А разве они не хотят? Все хотят – и подыхают на том же уровне, в каком появились на свет и росли, впитывая повадки, способы общения, строй мыслей.

«Нет, я другой. То есть… такой же, но с другим зарядом».

Как атомная бомба. Вроде не больше, чем обычная, а как шарахнет!.. Энергия в ней другая.

«Так и я».

Значительный кусок жизни прошёл в оппозиции к своему потенциалу, и потраченное впустую время теперь словно якорь удерживает его. Сразу две удачи ждут его выбора – деньги и богатая невеста. Иметь свой миллионный кусок и жениться на богатой и любимой девушке – что может быть лучшей компенсацией за его прошлые потери? Он станет материально независимым и получит доступ к ещё большим богатствам. Разве можно отказаться от такого, когда почти полжизни позади и никаких хороших перспектив? Что он теряет? Может потерять свободу и жизнь. Он и так не свободен, по сути. А жизнь… Стоит ли вообще держаться за такую жизнь?

«Мартин Иден9», – вспомнил Доран роман, прочитанный в тюрьме.

Он начал читать его с сумасшедшим упоением. Это внезапное прикосновение героя к высшему свету… Это его желание изменить судьбу… Потом много такого… философского, даже научного, что Доран узнал вместе с Мартином, будто одновременно с ним зачитывался каким-то так Миллем или Локком… А ближе к финалу Доран стал подозревать, что он взялся за книгу очень наивного (в житейском смысле), а может быть, наоборот умственно изощрённого человека, который в качестве литературного эксперимента, решил замутить печальную кончину вместо ожидаемого читателем счастливого завершения романа. Финал убивал нелепостью, неправдоподобностью. Этот Мартин Иден, добившись денег и славы, покончил с собой. Идиотизм! Такого не может быть. Он же только начал жить так, как хочет любой. Можешь не работать, не рисковать – получай дивиденды… а он берёт билет на пароход (применяя профессиональные морские знания) и пускает себя ко дну. Чушь. Фальшь. Чего бы не утопиться на пирсе?… без билета?.. без каторги в прачечной… в самом начале книги? А… ну да… книги не было бы… Угу. Вот так и пишут эти «писатели». Ни хрена не знают жизни.

Макмилли попробовал представить, кто из его знакомых, утопился бы (или застрелился, или зарезался бы, или бросил себя под поезд, или отравил бы себя ядом цикуты), когда, пересчитывая бабло, дошёл бы до миллиона – а раньше за десять тысяч в счёте не переваливал. Ну ерунда же! Взять того же Золтона… в принципе, всеобщего любимчика, уважаемого чела… который спит и видит, что ему не надо больше рисковать и он может купить виллу, подцепить шлюх и проводить с ними время возле собственного бассейна с морской водой, попивая коктейли. И что же? Золтон убьётся, став миллионером? Да он попрёт как бизон добывать второй миллион! Он начнёт собирать коллекцию из миллионов… одинаковых, как патроны из одной партии.

Нет, если у тебя в руках большой куш, то и жизнь у тебя не такая, как у того, кто выбирает забегаловку или супермаркет подешевле. Возможности. Океан возможностей. Уже не судьба вертит тобой, а ты сам выбираешь судьбу.

Глава шестая

За несколько дней до поездки в Нью-Йорк Фло через товарку напросилась на вечеринку к довольно известной в Лос-Анжелесе астрологессе. Это была женщина лет сорока с приятными чертами лица и размеренной речью. Она называла себя Элэйноллой Лахес. По слухам, за жизненными прогнозами к ней обращались даже голливудские звёзды первой величины, к тому же она была практикующим психоаналитиком. Особое доверие у клиентов она вызывала тем, что указывала на их слабые стороны, которые надо прорабатывать, давала конкретные рекомендации и избегала традиционных славословных помпезных трактовок. Впрочем, за Лахес также тянулся шлейф тёмной истории: якобы ФБР предъявляло ей претензии политического характера за приверженность к учению некоего русского гуру кармической астрологии Абсалома Андервотера.

Фло добилась (как она всем об этом говорила) того, что Элэйнолла уделила ей и Дорану отдельное внимание в частном порядке. Хотя Доран полагал: рыжий бесёнок просто-напросто попался в маркетинговые сети звёздоаналитика, ибо скоро оба были занесены в гороскопный каталог для наблюдения и обязались раз в год отвечать на вопросы анкеты, присылаемой по электронной почте.

Можно было подумать, что Элэйнолла знала своё дело: она сразу назвала солнечные знаки обоих гостей, едва ей представили Фло и Дорана. Позже, когда они остались втроём в просторном кабинете хозяйки, мисс Лахес внесла в специальную программу на компьютере точное время их появления на свет, вплоть до минуты (Макмилли знал только день), и пообещала подробные астрограммы прислать на электронку.

Дорану она задала с десяток вопросов, чтобы определить позиции астрологических домов натальной карты, размеры и положение которых зависят от точного времени и места рождения, и которые в композиции с положением светил дают каждому человеку или событию неповторимую, как отпечатки пальцев, судьбу.

Потом, сидя на чёрном стуле с высокой спинкой, она показывала на монитор, где изображался гороскопический круг с сопутствующими символами и объясняла: Меркурий в карте Дорана Макмилли находится в соединении с Юпитером – это предполагает высокий интеллект или ощущение собственного ментального величия, но в точной оппозиции с Ураном, а это – признак негативного влияния социума или социопатии разной степени… впрочем, аспект может говорить и о прозрениях: о достоверном проявлении аспекта следует судить лишь уточнив положение домов. В самых тяжёлых случаях подобная конфигурация может свидетельствовать о психических отклонениях, типа аутизма, или даже предвещать физическое повреждение мозга, например в автокатастрофе.

Скептически настроенный к астрологии Макмилли порывался спросить: «А вертолёт на голову может свалиться?» – но удержался от самопальной остроты.

Мисс Лахес тем временем вещала: «Согласно предварительным вычислениям, на Асценденте в вашей натальной карте стоит звезда Зубен Эльгенуби, что является особым знаком, очень тревожным… но этот момент требует уточнения».

Натальная карта Фланны оказалась также по-своему замечательной, однако Дорану запомнилось только: Марс в соединении со звездой Растабан (импульсивность, склонность к саморазрушению, возможна скрытая болезнь), из пятого дома квадрат Сатурна к Луне (проблемы с отцом или трудности с замужеством) и квадрат Плутона к Меркурию в восьмом доме. Последнюю конфигурацию Элэйнолла растолковала так:

– Три тысячи лет назад, когда астрология принимала известную нам систему… и даже в средние века… такой аспект трактовали как раннюю смерть. Но с тех пор человечество научилось рассеивать самую грубую энергию – энергию физического плана. Эпидемии, повальная детская смертность, имперские войны, междоусобицы – остались в прошлом. Впрочем, где-то там – в Индии или в Африке – ещё сохраняются условия, схожие со средневековьем. Но в цивилизованном мире и, в частности, в нашей с вами стране, самые радикальные реализации аспектов – редкость. Скорее, он осуществится в психической сфере, например, в зацикленности на некоторой идее-фикс или в склонности к манипулированию волей людей.

Затем Элэйнолла быстро сравнила между собой обе натальные карты и возвестила:

– Хм. Очень интересно. Ваш Уран, Фланна, в точном полусекстиле с Меркурием вашего друга.

– Это плохо? – насторожилась Фло.

– Это означает, что вы иногда можете поражать его неожиданностями или подавать необычные идеи, но…

Теперь насторожился Макмилли: «О чём Фло болтала с этой ярморочной гадалкой?»

– … но, скорее всего, он не будет понимать сути ваших идей, их направленностей, их реальных целей. Впрочем, я не уверена, что и вы, с вашим квадратом Плутона к Меркурию… Нет, это надо изучить лучше. Так… Заточение в восьмом доме. Управитель дома Смерти в водном знаке… – продолжала мисс Лахес проникать в тайны неба. – И Солнце… Это вам императивные обстоятельства. Вы, Фланна, явно имеете на него влияние. Вам следует взвешивать каждое своё слово, каждый поступок в сфере личных отношений.

Будучи человеком здравомыслящим (по собственному мнению), Макмилли из кабинета звёздоаналитика всю эту информацию вынес в виде фрагментов саркастического характера и издевательских передёргиваний. Умей Элэйнолла читать мысли так же как небесные письмена, она наверняка обиделась бы и обозвала его дураком: просто Доран был уверен, что астрологессе о Фло уже рассказала её подруга, приведшая их на эту вечеринку.

Потом была поездка в Нью-Йорк… и в Сан-Франциско… и безуспешный поиск подельников… и раздумья, с бутылкой виски, о судьбе.

На следующий день, вернувшись из отеля к обеду, он на расспросы Фло буркнул что-то невнятное, мол, никаких обнадёживающих новостей. Остаток дня Макмилли был угрюм, рассеян. Ночью долго не мог уснуть, а задремав, вскоре проснулся, пошёл на веранду курить и уже не ложился до шести часов утра.

Придя в спальню, обнаружил, что Фло тоже не спит и секунду назад закурила сигарету.

– Дор, а помнишь Аманду? – поинтересовалась его рыжая бессонница.

Доран конечно помнил: Фло в день их знакомства была в кафе с Амандой Флинн.

– Её парень… его зовут Тед Махер… может нам подойти, мне кажется. Он такой… м-м… ну, крутой. И Аманда тоже может пригодиться. Они оба. А? Как тебе?

Доран задумался. Об Аманде, кажется, Фло с ним никогда не говорила – не упоминала её. И созванивались они, вроде бы, лишь пару раз за всё время, причём звонила Фло.

– Они сейчас здесь, в городе, – прервала она молчание. – Завтра приедут к нам.

Он присел на кровать:

– Ты уверена, что им можно доверять? Обоим.

Она пожала плечами:

– Не знаю. Мне кажется, можно.

– На четверых делить, – после секундной паузы заметил Доран, взглянув на подругу чуть исподлобья.

– Ты сам говорил, нам надо больше людей. И раз уж мы влезли в это… Я думаю, нам надо скорее всё сделать, купить приличную яхту и… – движением руки она показала отдаление.

– Фло, в таком деле надо быть уверенным, что человек не начнёт трепать языком и сорить деньгами.

– Ну Аманда не такая. И она, кстати, сидела недолго в тюрьме. И Тед. И он, кажется, тоже не болтун.

– Аманда сидела в тюрьме?!

Фло скривила губы.

– Не долго, – сухо ответила она. – Это имеет значение?

– Наверное, раз ты сама об этом заговорила.

– Не умничай.

– Я не умничаю.

– Не хочешь брать Аманду и Теда – найди других. Только время – деньги.

Тед и Аманда пришли ближе к вечеру следующего дня. Пары расположились на задней веранде дома. Доран и Фло заранее договорились пока прощупать почву, перед тем как, возможно, предложить гостям соучастие в их тайном предприятии, причём основную работу в этом плане должен сделать Доран, а усилия сосредоточить на Теде (может быть, удастся обойтись без Аманды).

Аманда сильно преобразилась с тех пор как её видел Макмилли. Она сделала новую стрижку: пряди каштановых волос едва доставали основания длинной тонкой шеи, огибая и оставляя открытыми маленькие розовые ушки. С внутренней стороны предплечья правой руки у неё теперь имелась обширная разноцветная наколка.

Тед оказался субъектом среднего роста, чернявым, с заострённым носом и тонкими губами, обе руки до запястий были покрыты наколками в стиле «латинос». В его манере говорить, в жестах, улавливалась если не надменность, то своенравность, и даже некоторым образом заносчивость. Неприязни или тревоги он у Дорана не вызывал – если только осторожное недоверие в самом начале их знакомства, просто как к сопернику одного с ним пола.

Аманда рассказала, что они с Тедом недавно прибыли из Мексики. Тед больше двух лет живёт там в небольшом старинном городке и занимается в основном тем, что починяет и перегоняет яхты. Вот и в последний раз он перегонял для кого-то яхту из Веракруса в Майами и взял с собой Аманду, с которой познакомился в предыдущий вояж в Штаты – тогда она поехала с ним в Мексику и прожила у Теда несколько месяцев. Ей ужасно понравилось в том курортном старинном городке. Тед имел шкиперский сертификат для управления парусно-моторными яхтами, хотя собственное небольшое судно у него было очень недолго, а сейчас ему приходилось иметь дело только с чужими судами. Жил от заказа до заказа, работал за наличные и перегонял яхты иногда с каким-то клиентскими посылками. Доран заметил, как парень слегка толкнул Аманду в бедро, когда она обмолвилась о его делах. А Аманда, повосторгавшись счастливо прожитыми днями в мексиканском местечке, мечтательно закончила: «Вот бы там поселиться напостоянно». Четверть минуты назад Фланна показала Дорану на опустевшую бутылку скотча, и теперь он поднялся с кресла, чтобы сходить за выпивкой. За спиной Макмилли слышал ничего не значащее обещание Теда Махера, перед тем как затянуться сигаретой: «Придумаем что-нибудь», и тихие, словно сказанные самой себе, слова Аманды: «Свой дом на берегу, яхта…»

Попивая виски, Макмилли и Махер понемногу разговорились. Спустя некоторое время Доран заметил: Тед, когда разговор касался его лично, умело переходил на другую тему, например, начиная рассказывать какую-то историю. Дорану оставалось только догадываться, чем вызвана такая скрытность. Он шепнул об этом Фло (в тот момент они на минуту остались одни), но она сказала, что скрывать Теду, в общем-то, нечего – Аманда успела много рассказать о нём, – наверное, Дорану показалось.

Впрочем, дальше всё поменялось. По ходу уже весьма раскрепощённой беседы выяснилось, что Тед сидел в той же тюрьме, где и Доран, даже в соседнем блоке, только чуть раньше. У них оказались общие знакомые по отсидке и общие весёлые истории. В общем, мужчины нашли точки соприкосновения в недавнем прошлом.

Когда подруга Фло пришла со своим парнем на следующий день, то Доран на третьем часу посиделок, набравшись изрядного количества выпивки, предложил Теду подняться на мансардный этаж и поговорить об «одном дельце».

Поднялись; прихваченные с собой стаканы и большую бутылку виски поставили на низкий круглый столик, сели в кресла почти друг напротив друга, включили телевизор. Закурили папиросу, начинённую сухими цветочными шишечками особенной высокорослой травы.

– Тед, не буду ходить кругами, – сказал Доран, передавая собеседнику косячок на третью затяжку. – Есть дело. Дело опасное и… очень возможно, мокрое. Хотя… ты можешь идти только соучастником, потому что, основную работу должен сделать я.

Тед, глядя на Макмилли, затянулся, задержал дыхание, потом, запрокинув голову, медленно пустил дым вверх и снова посмотрел на Дорана:

– Хм… Соучастие тоже, братан… А какие вообще шансы на удачу? Хотелось бы знать подробности. Хотя, если на кону миллион… миллион на брата…

– А если меньше?

– Насколько меньше, братан?

– Думаю, не намного. Но никакой гарантии нет. Сумму… – он чуть было не сказал «мы», – я не знаю. Есть предположение.

– Предположение… – неопределённо обронил Тед. – Наличные?

Доран смекнул, что Тед Махер подумал о вымогательстве.

– Там должны быть камни, золото и всё такое. И сколько-то купюр. Может быть, что-то ещё.

– Это что, например? – слегка удивился Тед.

Макмилли качнул головой:

– Ценные бумаги.

– Ценными бумагами мне ещё подтираться не приходилось, а на другое, братан, похоже, они и не сгодятся.

Он вернул Дорану папиросу: в ней оставалось пара затяжек.

– Посмотрим, – сказал Макмилли, принимая папиросу.

– Сколько человек участвует?

Доран заметил: у его собеседника совершенно трезвый взгляд – минуту назад ему казалось, что Тед в довольно приличном подпитии, как и он сам.

– Пока двое, ты и я, – после короткой, но всё же заметной паузы, ответил Доран и сделал затяжку.

Тед подвигал челюстью, скользнул взглядом по комнате и остановил его на Макмилли.

– Братан, давай начистоту: Фло участвует?

Макмилли замялся, однако ему не нравился такой оборот беседы и он, отдавая окурок, решительно произнёс:

– Сейчас речь о тебе. Или о нас вдвоём. Подробности оставим на потом. Дело опасное, но куш серьёзный.

Тед докурил и замял кончик папиросы в пепельнице. Он молчал, а Доран подумал, что не ответив отрицательно на прямой вопрос Теда, дал тому понять, что Фло тоже в деле. «Надо было соврать, идиот», – запоздало корил он себя в мыслях.

– Ладно, братан, – Тед подался вперёд, упираясь в локтями в бёдра, стал мять кулаки. – Я хочу знать, какой риск. И о чём вообще речь? Ювелирный бутик?.. хранилище?.. банковский фургон?.. Что? Налёт или кража?

Доран, которому уже казалось, что предлагать участие Теду Махеру было ошибкой, наконец мог ответить не без гордости:

– Другое. Такого ещё не было. Я, во всяком случае, не слышал ни от кого… и даже в кино пока не видел.

– Хм, – качнул головой Тед. – А это не лажа? Деньги там точно будут?

– Будут, – кивнул Доран. – Не столько деньги, сколько… Ну я тебе уже…

И, чувствуя досаду, снова подумал, что минуту назад сболтнул лишнее. Если Тед не согласится, то потом по всяким подробностям в новостях догадается. О вертолёте неделю будут талдычить во всех ток-шоу – это точно, а Тед не дурак, оказывается, он быстро поймёт. Если он сейчас откажется, его надо хакнуть. Главное, чтобы не успел наболтать об их разговоре Аманде.

– Но мокруха на тебе, верно?

– Мм… да, на мне. Но возможно… Но если ситуация случится мокрая, ты можешь просто попробовать слинять. Выбор будет за тобой. Но я хорошо всё продумал… иначе не стал бы вообще ввязываться в это дело. Вполне реально сорвать хороший куш.

Тед, очевидно взвешивая слова Дорана, помедлил несколько секунд, затем решительно сказал:

– Хорошо, братан. Я в деле, – он подался ещё чуть вперёд. – Теперь давай подробности. И что должен делать я.

Макмилли взял бутылку, плеснул виски Теду и себе. «Вот и определилось», – подумал он и при этом не почувствовал облегчения. Была вынужденность в этой ситуации, опасный компромисс. К любому из тех друзей, к которым Доран недавно обращался с предложением соучастия, он питал больше доверия, чем к Теду. Возможно, причина была в том, что они почти не знакомы и нет возможности проверить надёжность Теда Махера.

– Нас двое, – сказал Доран. – Фло в курсе, и она, наверное, будет нужна на финише. Её доля наравне с нами. По правде говоря, вдвоём нам будет сложно.

– Постой, братан. Фло получит столько же, сколько ты и я?

Макмилли понял Теда так: тот уточнял – дело будут проворачивать двое, а делить куш придётся на троих? При этом двое из троих в близких отношениях, что подразумевает определённый риск для одиночки.

– Она участвует, – и Доран добавил с нажимом. – Участвует, Тед. Мы даже сделали с ней кое-какую работу. Я закупил оружие, машины, телефоны, снял квартиру для наблюдения… Короче, расходов много и почти за всё платила Фло. Ну и… это её идея. Проработка моя, но идея её.

Тед чуть опустив голову, с неопределённым выражением лица, пристально посмотрел на Дорана.

– Ладно, – наконец произнёс он, слегка хлопнув себя по коленям, и выпрямился в кресле. – Я хочу знать, какие у нас шансы. Что это будет? Конкретно.

Доран выдержал короткую паузу.

– Вертолёт.

Он сделал глоток, в то время как Тед Махер не пошевелился.

– Один кекс, у которого сеть ломбардов на тихоокеанском побережье, казино и несколько бутиков, раз в месяц переправляет выручку и побрякушки из Фриско в Эл-Эй, в банковское хранилище своего брата. Я могу сбить вертолёт из снайперской винтовки. Для этого надо отследить его маршрут и, соответственно, найти подходящую позицию. Я сбиваю вертолёт, ты (на машине) подбираешь меня, хватаем чемодан с камешками… Потом отсиживаемся, пока шум не утихнет и полиция от нас отстанет.

На лице Теда застыло изумление. Спустя несколько секунд он сказал растерянно:

– Ну ты даёшь, братан, – опять взял паузу, возможно, снова переваривая услышанное. – Ты серьёзно?

Доран, не зная, что ответить, начал вроде:

– М-м-м…

– Братан, ты перекурил, наверное, – прервал его мычание Тед. – Вертолёт не пассажирский Боинг. Они же летают, где хотят.

Макмилли отрицательно покачал головой:

– Не совсем. Пилот придерживается ориентиров. Маршрут вертолёта прокладывается по наземным ориентирам. Поэтому на маршруте всегда есть несколько точек… то есть объектов… рядом с которыми он должен пролететь. Даже если работает автопилот и GPS – всё равно на маршруте будет несколько обязательных контрольных координат.

– Хорошо. А высота? А стёкла? Они не бронированные?

«Вот дерьмо, – подумал Доран. – Уговаривать приходится и объяснять, как ребёнку».

– Стёкла у частных вертолётов не оконные, конечно, но и не бронированные: из мощной винтовки, из которой я буду стрелять, они пробьются. Проблему высоты, если такая есть, думаю, тоже решим.

– Как? Будешь стрелять из другого вертолёта?

– Мысль не дурная, между прочим, – с некоторой иронией отметил Макмилли. – Пусть будет запасным вариантом. Но есть способ попроще.

Тед подумал немного, затем спросил:

– Братан, это точно?

– Что именно?

– Про маршрут, про стёкла.

– Да, – спокойно ответил Доран и отхлебнул виски.

– Ну, если так… Хорошо, – Тед стукнул ладонями по подлокотникам, взял бутылку и долил стакан. – Когда думаешь провернуть дело?

– Сначала нужно подготовиться, всё рассчитать…

– Само собой, – прервал Дорана Тед, ставя бутылку на столик.

– На это у нас уйдёт, думаю, пара месяцев. Ведь кекс отвозит свой барыш в Эл-Эй раз в месяц. Надо отследить с земли его маршрут.

– Весь?!

– Зачем весь? Не знаю. Нужно найти убойную позицию. Желательно, чтобы там был лес или что-такое, где можно укрыться, а людей, чтобы не было. Да!.. после того как мы возьмём куш, нам придётся месяц или два отсиживаться в тихом месте, где-нибудь подальше. Ну ты понял.

– Да… – задумчиво произнёс Тед, отпив из стакана.

– И мы должны быть очень осторожными ещё при подготовке, – продолжал Макмилли. – Не «светить» мобилы на его маршруте и возле его офиса, выбирать пути передвижения так, чтобы нас не зафиксировали уличные видеорегистраторы. Вообще, тебе надо где-то оставлять смартфон, который у тебя сейчас – я дам другой – он не определяется по GPS, и сим-карту на подставное лицо. Я и Фло уже такими пользуемся… иногда.

– Поэтому Аманда не могла ей дозвониться? И в вайбере её не было.

– Да. Сейчас наши вторые мобилы в другом месте – пришлось для этого снять номер в отеле. Сюда можно приходить только со своим. Ну… смысл такой: здесь мы, а с теми мобилами кто-то другой – кто за кексом следит. То есть, через личные гаджеты, ты можешь общаться с кем хочешь, заходить на любые сайты, а рабочие не должны никак совпадать с личными. Ни местоположением, ни контактами – ничем. Понимаешь?

– Хм, я смотрю, ты всё продумал, братан, – как показалось Дорану, Тед сказал это с тенью лукавства на лице, хотя по интонации, это скорее был комплимент.

– Я просто пытаюсь обезопасить себя и всех нас. Какой смысл затевать такое дело, если копы могут сесть нам на хвост?

– Да, да, – согласился Тед, низко откидываясь в кресле. – наверное, полиция всего штата засуетится.

– Я думаю, и полиция, и ФБР. И не только в Калифорнии.

– Братан, а вертолёт не загорится? Не взорвётся?

– Загореться конечно может… Но вряд ли. А взрываться… Чему там взрываться? Это в кино всё взрывается.

– А топливо?

– Само по себе оно не загорится, не взорвётся. Я буду стрелять обычными пулями. Вертолёт должен потерять скорость, винты начнут тормозиться и он быстро упадёт. Это же не самолёт. Вертолёты падают медленно.

– Ну а искра? Короткое замыкание…

– Гарантий не могу дать. И страховку мы не получим. Разбежимся и всё.

Немного помолчали, сделав по глотку.

– Ты сказал, кое-что сделал уже, – проговорил Тед, поглядывая на свой стакан.

Доставая сигарету, Доран подтвердил:

– Сделал, – он закурил. – Заказал оружие, машину, перепрошитые мобилы с сим-картами на Джона Доу, смотрел на маршруте места для засады… мы знаем где он примерно должен пролетать… во Фриско сняли квартиру возле офиса кекса, под наблюдение. Видели вертолёт.

– Что за вертолёт?

– Белл-407. Знаешь?

– Марку знаю, но от робинсона не отличу. Беллы, кажется, побольше?

– Да, но не сильно. Мы видели, как кекс улетал на нём с чемоданами.

Тед оживился: подался вперёд, двумя руками держа стакан и упираясь локтями в бёдра.

– Так сколько там может быть?

– Вроде бы меньше двух миллионов он не возит. Если сумма не набирается, везёт в следующий месяц.

– Вот как… И часто не добирает?

– Редко.

Тед достал свою пачку сигарет и, закурив, поинтересовался:

– А откуда вы вообще узнали о кексе?

Доран ответил не сразу:

– Фло о нём знает.

Макмилли показалось, что на лице Теда мелькнула ухмылка.

Тед и Аманда на следующий день пришли довольно рано. Тед сразу заявил, что Аманда будет участвовать в деле, наравне со всеми. Позже он объяснял Дорану:

– А как же? Надо будет уезжать, оставлять её одну. Пойдут вопросы, недопонимание. Да и так… сам посуди… не говорить ей ничего, когда мы тут собираемся, а потом ещё встречаться отдельно… А как я ей объясню, почему моя мобила не отвечает и вайбер игнорирую? К тому же, она не будет балластом – будет помогать.

Глава седьмая

Подключение Теда и Аманды взбодрило Дорана, прибавило ему расторопности.

Впрочем, после вояжа в Нью-Йорк, он занимался не одним лишь самокопанием и пьянством. Уладив дела с Золтоном и забрав машину, он успел совершить несколько ознакомительных рейдов на Пятую федеральную автомагистраль, тридцать третье и сто шестьдесят шестое шоссе, примерно вдоль которых, или пересекая их, летал вертолёт корпорации «Последний шанс». Оказалось, что по обочинам калифорнийских магистралей почти всюду тянутся ограждения фермерских ранчо и угодий агрофирм, а к востоку от федеральной трассы раскинулись нефтяные поля с качалками и подземными резервуарами – не попасть тут под наблюдение или уйти с кушем незамеченным было практически невозможно. Убедившись, что в окрестностях Гормана устроить засаду не реально, Макмилли перенёс внимание на равнину Карризо – ещё одно место, о котором в разговоре, подслушанном Фло, упоминал Кейн Зив.

Дорану было не понятно, где же всё-таки пролетает вертолёт. От Гормана до ближайших пределов равнины Карризо немалое расстояние, а пересекать маршрутом оба места – значит, делать крюк, в котором, вроде бы, нет необходимости. По карте Макмилли выяснил: долина расположена так, что лети «Чёрный изумруд» над ней и вдоль неё со стороны Сан-Франциско, то само собой, просто держась прямого курса, он подлетел бы к Пятой автомагистрали примерно в районе озера Пирамид, то есть в окрестностях Лос-Анжелеса. При этом горманский радиомаяк оказался бы милях в двадцати, на максимальном сближении, и, по идее, с вертолёта его можно было бы рассмотреть невооружённым глазом.

Поэтому Макмилли, рассудив: равнина вдоль береговых хребтов Кордильер – хороший ориентир для пилота, а над радиомаяком вовсе не нужно пролетать тютелька в тютельку, – стал присматриваться к горам в районе заказника Биттер Крик, в которые и упирается южное острие равнины Карризо.

Тут тоже хватало огороженных участков, с предупреждением «Частная земля. Проход запрещён», но всё-таки были и места, с виду, не охраняемые или, по крайней мере, без канатов и колючей проволоки; к тому же в этом районе находились государственные угодья, типа заказников и природных парков, открытых для свободного посещения.

Прикинув уже на месте, откуда и в какую сторону будет лететь вертолёт (вариантов было не много), он сосредоточился на выборе точек для разведнаблюдения – ведь сначала надо убедиться, что «Чёрный изумруд» тут пролетает.

До «транзитного» вторника – так Доран для себя стал называть первый вторник месяца – оставалась неделя. Круг компаньонов только-только определился, они сидели на задней веранде дома Фло, и Макмилли объяснял:

– Пока мы точно не знаем маршрут вертолёта. Есть два места – где-то рядом с ними или между ними. Я там уже немного разведал обстановку и набросал план. Нам надо выставить наблюдательные посты. Есть несколько мест, с которых всё вокруг хорошо просматривается. Один человек у нас поедет во Фриско, и когда во вторник вертолёт вылетит, он по вайберу отправит условный сигнал. Остальные, включая меня, будут на постах. Тут главное – не упустить момент, засечь коптер, когда он будет пролетать.

– А если мы его так и не увидим? – спросил Тед.

– Почему не увидим? Должны увидеть… Ну, не знаю. Значит, будем ждать ещё месяц и попробуем найти другие точки. А как ещё?

– Я спросил просто. Может быть, ты ошибаешься, и он летает в другом месте.

– Не думаю. Я прикидывал, смотрел на месте. Если только кто-то проспит и не увидит вертолёт, когда он будет пролетать мимо… Кто-то обязательно должен увидеть. Там или горы, или открытые места. Или смотришь с вершины, и всё вокруг видно на двадцать миль, или ты на равнине и ничего не загораживает тебе вид миль на десять во все стороны. Поэтому нам просто надо занять позиции и ждать. Может быть, один человек увидит, может быть – все. Надо чётко зафиксировать время и запомнить ориентиры, типа: он пролетал над тем камнем или над тем деревом. Ну, это я утрирую… образно так выражаюсь… вы понимаете.

– И сообщить надо сразу, что увидела? – поинтересовалась Аманда.

Доран замешкался с ответом на короткое мгновение:

– Мм… да. Да, нужно сообщить. Тогда и время зафиксируется автоматически. Время нужно, чтобы знать, когда он подлетит туда, где я его буду ждать. Поэтому сверим все часы перед операцией. Вот, – он помолчал несколько секунд, затем продолжил. – Когда маршрут установим, я уже смогу подыскивать себе позицию. Сейчас пока разведка. Готовьтесь к следующему вторнику. Я вам дам мобильники с симками – их надо держать отдельно и подальше от вашего отеля. Эти мобильники не должны находиться там, где вы сейчас живёте. Вам нужно переехать в другое место и дальше уже пользоваться ими, как будто вы другие люди, не Тед и не Аманда. Сюда с ними тоже нельзя приходить.

– Это всё время так? – спросила Аманда, переглянувшись со своим бойфрендом.

– Нет, – не очень уверенно сказал Макмилли. – В принципе, лучше было бы на всё время подготовки пользоваться только подставными мобилами, как я, например, это делаю, но я понимаю, что не все так могут. Но по несколько дней, пока вы будете делать свою часть работы, это нужно. Главное, чтобы вы с подставных мобил не заходили в свои аккаунты, не делали с них покупок, не привязывали к своим картам и фитнес-браслетам, не звонили старым знакомым и не подносили близко к своим старым гаждетам. И к мобиле Фло. Фитнес-браслет надо обязательно снять. Сюда с ним тоже пока лучше не приходить, по нему можно идентифицировать человека.

Тэд ухмыльнулся:

– Братан, у тебя паранойя к мобилам. И вообще ты, по-моему, гонишь про браслеты и мобилы.

– Ты просто не знаешь того, что знаю я. Нас реально могут отследить по мобилам, по браслетам, по снятию денег, по дорожным камерам. Тед, это наша безопасность. Лучше сразу обезопасить себя. Или для тебя это так сложно?

– Да не сложно… Просто я не верю в такие вещи.

– Правительство и корпорации делают всё, чтобы ты не верил. Так легче тебя контролировать. Поэтому ты нигде об этом не прочитаешь и не услышишь по телевизору. Тебе об этом могут рассказать только как мне, в тюрьме.

– Ладно, братан. Но можно же как-то упростить эту… грёбаную безопасность?

– Куда же проще? Ну, ещё можно… вот как я сделал… снять номер в другом отеле: там можно держать подставные мобилы и вообще жить сколько-то дней в месяц, в те дни, когда мы будем заниматься нашим делом. Мы же не должны целый месяц конспирироваться и всё время готовиться. Ну, мне, допустим, надо упражняться, стрелять, выезжать куда-то… А вам надо только несколько дней в месяц делать кое-какие вещи. Ну и расходов так меньше будет. Хотя вот в ближайшие дни надо плотно быть на связи и хорошенько поработать.

– Мы готовы, – Тед положил ладонь на руку Аманду. – Только надо как бы решить вопрос затрат. Ты говоришь, снять ещё один номер где-то… это всё расходы, братан. Кто за это будет платить? Нам надо закрыть денежные вопросы. Если ты босс, то, думаю, финансирование полностью на тебе – независимо кто тебе даёт бабло. Потом расходы можно вычесть из куша.

1 Истинные профессионалы карьерных соревнований локтями не только отпихивают ими соперников, но и до мозолей утруждают в наклонных позах.

2 По заглавным буквам имён: Джон Доу (John Doe – англ.) – вымышленное имя, псевдоним. Джейн Доу – женский вариант псевдонима.

3 A Gun (ган) – пушка, пистолет в переводе с английского.

4 Пистолет SIG Sauer.

5 Данная организация является запрещенной на территории РФ

6 Звучала песня «Oh Mckenzie Silver Water».

7 Данная организация является запрещенной на территории РФ

8 Ночью он видел «сон». Он будто бы оказался опять в том же окружении, в том же месте, где прозвучали наговорные слова. А в следующее мгновение краски поблёкли и осталось только серо-синее и тёмное, а Доран увидел себя со стороны. Он всё в том же месте и не потерял облик, но остальные и остальное размыто, как акварельный рисунок облитый водой; всё зыбко и расплывчато, а Доран виден чуть сверху – он в полной тишине и почти неподвижен. И вот что происходит дальше. Позади Дорана вырастает тень – чёрная, совершенно отчётливая, притом что прямого света в этом видении нет. Доран, или та его часть, что покинула тело, ясно осознаёт: эта тень его, и именно такого, какой он есть в данный момент времени. В ту же секунду, когда сознание фиксирует факт соответствия… тень начинает меняться. Она растёт, преображается. Изменение не столь очевидно (да и как же, если глаза остались с телом?), сколь осознаётся наблюдающей частью Дора. Тень превращается в тень юноши – и в ней становится заметна растерянность и угнетённость; затем в тень молодого мужчины – и проступают агрессия и симптомы нездоровой зависимости; потом сгущается тень сухощавого мужчины средних лет – и в ней что-то пагубное, запущенное, недоброе; тень приобретает черты немощного старика или мужчины, состарившегося раньше времени – в нём нет ни воли, ни интереса к жизни, а только потребность дожить до мига грёз. Подобно студенту, изучающему психологию, который сначала записывает собственные ассоциации от пятен Роршаха, а затем интерпретирует свой строй личности, Доран-наблюдатель распознавал метаморфозу тени – только распознавал без всякой эмпирики и логических цепей (просто получал откуда-то готовую картину понимания). Затем тень расплылась, стала почти прозрачной и после этого снова сгустилась, обретя как бы первоначальные черты, но не совсем – она была уже другая. И Доран проснулся с ощущением потери части себя.

9 «Мартин Иден» – роман американского писателя-классика Джека Лондона. Бириси настоятельно рекомендует прочитать роман хотя бы для того, чтобы в должной мере понимать непосредственно наше повествование. Внимание! Ниже идёт спойлер для не внемлющих разумным советам. Вкратце сюжет «Мартина Идена» таков: молодой матрос знакомится с девушкой (по имени Руфь) из богатой семьи; она отлично образована, умна (на его взгляд), весьма мила. Под действием любовного чувства, решает заняться самообразованием, а позже загорается желанием стать писателем. Преодолев много трудностей он довольно быстро (прочем, для него не так уж и скоро) добивается успеха. Однако его личность не находит опоры на новом уровне развития. Герой (Мартин Иден) разочаровывается и в возлюбленной, и в людях, и в собственной жизни. На пике своего литературного успеха он кончает с собой. Роман отчасти автобиографичен: Джек Лондон тоже был матросом, тоже любил девушку из высшего общества, тоже завязал с простым трудом и поступил в университет… возможно… возможно, покончил с собой – он умер в возрасте сорока лет от передозировки морфия, прописанного ему докторами для лечения.

Продолжить чтение