Амплерикс. Книга 1. Цветы и ветер

Глава 1

Связанные грубыми веревками руки патриция онемели и ныли. Пока стражники Аджхарапа толкали его перед собой по пути в городскую мэрию, Шай, тяжело волоча ноги, осматривал город. Куда ни глянь – всюду цветы. Столько цветов, сколько не было во всей Эрзальской долине. Он ощущал себя попавшим в одну сплошную, бесконечную клумбу. Иногда он оглядывался и видел двух пузатых стражников у себя за спиной, а еще Кларену, которая замыкала процессию.

В извилистом русле безучастно струились воды Арамея, пахнущие здесь трясиной. В центральной части города русло реки расширялось, но воды было немного. Берега обмелевшей реки находились метрах в двухстах друг от друга. В самом центре реки располагалась высокая каменная глыба, которая почти полностью перекрывала русло, оставляя лишь узкий ручеек. Аджхарап лежал к востоку от склонов Чистых гор. Возможно, не так давно скальная глыба откололась от Чистых гор и рухнула в реку, затруднив течение Арамея. Именно поэтому от застоявшейся воды несло тиной.

На упавшей в Арамей глыбе стояли несколько мужчин с кирками и лопатами. Они дробили насыпь, лопатами грузили горные камни на тележки и отвозили их на городской берег, чтобы расчистить перекрытое камнями русло реки. Шай подумал, что у жителей Аджхарапа уйдет не один год на то, чтобы ликвидировать насыпь и позволить воде беспрепятственно течь дальше сквозь город.

Они миновали большой док, обустроенный прямо на берегу Арамея, где кипел процесс изготовления легендарных лодок Аджхарапа. К доку на массивных кованых телегах, запряженных верблюдами, везли срубленные под корень длинные ясени. От стволов деревьев исходил приятный запах, а их пышная листва оставляла на дороге извилистые тропинки пыли и песка. Работники дока взмахивали топорами, обрубая ветки с листьями и ровняя стволы для последующей обработки. Шай подумал, что топоры есть в этом городе благодаря протекторату Эрзальской долины – Байхиби, и усмехнулся от этой мысли. Знали бы толстые стражники, что в его – патриция Эрзальской долины – власти было лишить Аджхарап металла. Посмотрел бы он, чем тогда корабельщики станут обтесывать ясени. «Двигай ногами, не зевай по сторонам!» – услышал он недовольный крик стражника, который толкнул патриция в спину.

Оставив док позади, они прошли мимо рынка на центральной площади. Народу было необычайно много. Кто-то стоял в очереди за пивом и свежеиспеченными лепешками из семян, другие ругались с торговцем мебелью, безуспешно пытаясь сбить цену на шкаф из массива ясеня. В Гальтинге тоже работали рынки, но они были небольшие и тихие. Здесь же, в Аджхарапе, в воздухе царила смесь смеха, рутинной болтовни, ругани и брани. «Я тебе сейчас эти четыре монеты в задницу засуну вместе с твоей козой! – кричал старикашка на торговца скотиной. – Это ж не коза, а мешок костей, к которому приделали рога! Я хочу накормить диетру, а не заставить ее подавиться скелетом». Торговец невозмутимо показал старикашке четыре пальца, давая понять, что или он получит желаемые монеты за козу, или же голодная диетра старика получит на ужин своего хозяина. «За эту козу можно дать четыре монеты, только если она умеет петь и готовить ужин!» – не сдавался старикашка. Была ли заключена сделка, Шай так и не узнал, потому что один из стражников схватил его за плечо и поволок в сторону трехэтажного строения, сложенного из мелких плоских камней. Его сослуживец толкнул дверь, и патриция заставили зайти внутрь.

На первом этаже в мэрии Аджхарапа было тесно и мрачно. Возле дальней стены стоял стол, за которым сидел высокий красивый юноша с острым лицом и пышной копной светлых волос. Он листал перед собой книгу. Подняв взгляд на патриция, светловолосый парень внимательно осмотрел его, хмыкнул и обратился к стражникам:

– Чего заявились?

– Воришка, – сказал стражник.

– Я не воришка! – воскликнул Шай, но удар кулаком по затылку заставил его замолчать.

– Ну надо же… – театрально протянул юноша и кивнул в сторону Кларены. – А эта с ним?

– Нет. Парень хотел украсть ее лодку. Дейна принимает?

– У нее аудиенция с торговцами из Ангура. Хотят закупить у нас еще партию лодок. Уже часа два сидят, торгуются. – И он кивнул в сторону запертой двери справа от него.

– Тогда оставим этих двоих тут, у тебя.

– Чтобы я остался один с этим сбродом? – воскликнул помощник Дейны. – Следить за ворами будете сами, раз уж притащили их сюда, меня не спросив. Отведите их на третий этаж. Если Дейна изволит, то поговорит с ними.

– Простите, – с опаской сказала Кларена, – но лично я ничего не крала. Зачем меня привели сюда? Я ни в чем не повинна.

– Вот Дейна и решит.

– Кто такая Дейна? – спросила девушка.

– А ты кто такая? – с издевкой бросил ей светловолосый юноша.

– Я Кларена.

– Ты не из Аджхарапа?

– Нет, из Байхиби.

– Вас не разберешь, – фыркнул юнец. – Дейна решит.

– Дейна правит Аджхарапом, – стражник снизошел до ответа Кларене. – Она наш мэр.

– Я на правах добровольца отправилась искать андамит для Королевы, – повысила голос Кларена. – И не собиралась общаться ни с мэром, ни со стражниками.

– А я не собирался под вечер задерживаться на службе, – недовольно сказал светловолосый помощник Дейны, – но никому нет до этого дела. А мне нет дела до твоих планов. Как и до Королевы, впрочем. Ступай за стражниками и за этим жалким воришкой.

Стражники подтолкнули Шая к каменной лестнице, и Кларена, тяжело вздохнув, в который раз пожалела о том, что сбросила патриция в воду и подняла шум на пирсе.

– Ты с нами, Мачео? – спросил один из стражников, обращаясь к светловолосому юноше.

– Да уж, конечно, ага, – презрительно ответил Мачео и небрежно отмахнулся от стражника.

Комната на третьем этаже мэрии была пыльная, с высоким потолком, похожим на купол, и единственным узким окошком. Стражники силой усадили Шая на пол и принялись привязывать его к стоящему посреди комнаты столбу.

– А ты сиди рядом, – сказал стражник Кларене.

– Я сама решу, где мне сидеть, – сурово ответила Кларена.

– Будешь много говорить, свяжем руки и тебе. – И стражник потряс перед ее носом веревками.

– Только попробуй, – грозно ответила Кларена, – и обнаружишь мое колено у себя между ног.

– У себя между ног я предпочитаю женские руки, – усмехнувшись, сказал стражник. – От твоих ручек не отказался бы.

– Своими ручками я легко оторву тебе твои колокольчики между ног. Хочешь?

– Горячая козочка. – Стражник провел потной рукой по ее щеке.

– И кусачая, – сказала Кларена.

Она укусила стражника за ладонь. Тот отдернул руку и вскрикнул. Другой рукой изо всех сил он ударил Кларену по лицу, и звон удара разнесся по комнате.

Оставив Шая и Кларену в комнате, стражники пошли к двери. Один из них остановился, развернулся и посмотрел на патриция, который испепелял его взглядом. Стражник достал из кармана грязную тряпку, подошел к Шаю, присел рядом с ним и затолкал ткань ему в рот.

– Это зачем? – спросил его сослуживец.

– А вдруг он и правда ангалиец? Смотри, волосы какие необычные. С кляпом во рту как-то спокойнее. А то еще… А то еще вдруг будет дуть.

– Трусливый придурок. – Второй стражник покачал головой и пошел к выходу.

Когда он открыл дверь, то застыл на месте. На пороге стояла невысокая женщина лет шестидесяти или чуть больше. Седые густые волосы спадали ей на плечи, как платок. Лицо женщины было изрезано глубокими морщинами, а в маленьких черных глазах застыл стальной взгляд. На ней были надеты широкие черные брюки и вязаная коричневая кофта с длинными объемными рукавами, из-под которых виднелись хрупкие сухие тонкие пальцы. Она решительно зашла в комнату, и следом за ней нарисовались фигуры двух плавийцев.

– Госпожа Дейна. – Поклонился ей стражник.

– Это он? – Дейна кивнула в сторону сидящего на полу Шая.

– Так точно. Вор.

– А кажется, что сквернослов, – голос Дейны был низкий, глубокий, с приятной хрипотцой. – Кляп-то ему зачем?

– Я… Не могу знать, моя госпожа, – растерялся стражник.

– И не надо, – одобрительно кивнула Дейна. – Чем меньше знаний у вас в головах, тем надежнее ваша служба.

Она широким шагом подошла к патрицию. Ее уверенная походка диссонировала с почтенным возрастом. Дейна присела на корточки перед Шаем, положила одну руку себе на колено, а другой коснулась подбородка патриция. Ее пальцы были такие сухие, что кожа шуршала, как пергамент. Дейна подняла подбородок патриция, заставив посмотреть на нее. Взгляд Шая не понравился мэру. Она привстала и обратилась к Кларене:

– Он у тебя хотел украсть лодку?

– Да, – ответила Кларена. – То есть я не знаю точно.

– Интересно, – покачала головой Дейна. – Ну, как разберетесь, известите меня.

– Я доброволец, – повысила голос Кларена. – Ищу серый камень, чтобы излечить Королеву. И до сих пор никто мне не объяснил, по какому праву меня удерживают в этом городе. Я ничего ни у кого красть не собиралась. Дайте мне уйти и разбирайтесь с ним без меня.

– Да тебе бы с таким напором на мое место! – воскликнула Дейна и похлопала Кларену по плечу. – Вот только пока на моем месте я. И я сказала, что вы останетесь здесь.

Дейна развернулась и быстро скрылась за пределами помещения. Сопровождающие ее плавийцы тоже покинули комнату, а следом исчезли и стражники, громко захлопнув за собой дверь. Лицо Кларены было красным от злости. Она злилась на себя, не на Шая. Если бы она не подняла шум там, на причале, то сейчас, глядишь, была бы уже на полпути к Серебряной Слезе. Кларена посмотрела на сидящего на полу патриция. Даже кляп во рту Шая не мешал увидеть, что он ехидно улыбается ей. Его сведенные за спиной руки были привязаны веревками к одному из столбов, подпирающих крышу комнаты. Кларена вздохнула, подошла к патрицию и вытащила тряпку у него изо рта.

– Что? Доволен? – язвительно бросила она патрицию.

– Еще бы, – сказал Шай, облизывая языком сухие губы. – Давненько в мой рот ничего не пихали.

– Если бы ты не залез в мою лодку…

– Да, да, я так виноват перед тобой, что просто места себе не нахожу. Отвесил бы тебе реверанс, да руки связаны.

– Ты же неправду им сказал насчет себя? Ты ведь не ангалиец?

– А ты развяжи меня, и мы проверим, – огрызнулся патриций.

– Мечтай! Но я не буду больше говорить, что ты хотел украсть мою лодку. И тогда нас отпустят.

– Правда? – с наигранной радостью сказал Шай. – Нас отпустят, да? Ну надо же, какое счастье! Спасибо. Спасибо тебе огромное! Вот уж услужила.

Впервые Кларена почти улыбнулась.

– Я слыхала про Аджхарап, – сказала Кларена. – Но не знала, что городом правит старая женщина.

– Откуда работяге из железного карьера знать, кто и где правит? – неохотно бросил ей патриций.

– А ты, стало быть, знал?

– Я знаю про всех правителей. Или почти про всех. Дейна много лет сидит в мэрии Аджхарапа. Эрзальская долина связана с этим городом торговлей.

– Так и знала, что ты ангалиец. И что вы продаете Аджхарапу?

– Скорее закупаем. Тут делают отличные ясеневые лодки. Прочные и легкие.

– Разве у вас в Гальтинге есть реки?

– В самом Гальтинге нет. В остальной Эрзальской долине – предостаточно. Для протекторатов тоже закупаем. Та лодка, которую ты так свирепо оберегала от меня – ясеневая.

– Ты знаком с Дейной?

– Заочно. Бабушку не устраивает контракт на продажу лодок с нашей землей. Она не раз присылала ко мне своих помощников.

– Пересмотреть условия?

– Ну да.

– И ты пересмотрел?

– Сама-то как думаешь?

– Знала бы наверняка – не спросила бы.

– Контракты – лучшее, что есть на бумаге. Не считая срамных книг, разумеется. Я люблю контракты. Они понятны. Их не нужно обсуждать. Их нужно исполнять. С тем помощники Дейны и вернулись от меня в Аджхарап.

– Видимо, сейчас Дейна захочет вернуться к тому разговору, – хмыкнула Кларена.

– А я захочу сидеть на троне в Триарби. И что с того? Кого это волнует?

– Ты сейчас не на троне в Триарби. Ты даже не на троне Гальтинга. Ты сидишь со связанными руками в плену у Дейны. И на твоем месте я была бы более сговорчива с Дейной.

– Я скорее пересплю с Дейной, чем буду с ней более сговорчивым.

***

Айри приготовила ужин, поменяла простыни на кровати и вымыла пол в доме. Свечение эспира показывало ночь, но мужа, который к этому времени имел обыкновение закончить работу, все еще не было дома. Несколькими неделями ранее она уговорила его позволить помогать ему с ведением счетных книг, иначе отсутствие труда могло бы свести ее с ума. Фрой не мог отказать Айри – он никогда ни в чем ей не отказывал. Наоборот, ему подумалось, что помощь Айри в счетных делах сблизит их.

Айри закончила заполнять новую страницу альманаха и посмотрела на результат своей работы. Страница была аккуратно разлинована, графы заполнены тонкой вязью цифр и подписей. Раньше ей не нравились упражнения со счетом, которые Гернар заставлял Айри выполнять, как только та научилась держать перо в руках. Но сейчас, оставшись в чужом для нее доме, она получала удовольствие от подсчетов запасов сока в Хранилище – это много лучше, чем безделье.

Фрой Эрес вернулся домой за полночь, когда Айри уже спала. Скрип входной двери разбудил девушку, и она подняла голову над подушкой. Даже при тусклом свете слабо тлеющих в камине поленьев она увидела, что муж был мрачен, словно сложные математические формулы не отпустили его мысли, а пришли домой вместе с ним. Увидев, что жена проснулась, Фрой нежно улыбнулся ей, но даже улыбка не смогла скрыть переживание, застывшее на его лице.

– Отчего ты так поздно сегодня? – впервые за все недели, прошедшие со дня свадьбы, Айри поинтересовалась жизнью Фроя, и этому удивились и он, и она.

– Меня беспокоят записи в расходной книге, – тяжело выдохнув, ответил муж.

– Ты самый талантливый и опытный счетовод Сентры, – сказала Айри. – Уверена, что ты с этим разберешься наилучшим образом.

– Айри, – голос Фроя, как и его взгляд, был серьезным, и это испугало девушку. – Твой отец крадет из городской казны.

Сердце Айри застучало, и она могла слышать этот неспокойный, неприятный стук. О чем он говорит? А главное, для чего?

– Я ничего не понимаю… Мой отец? Зачем ты говоришь такие обидные вещи о моем папе?

– Он считает расходы казны. И увеличивает их искусственно. Разницу забирает себе прямо из казны. Монетами.

– Замолчи, сжалься надо мной! – перебила его Айри. – Этого не может быть. Он мой отец! Один из самых уважаемых людей нашего города.

– Жажда легкой наживы одолевает в равной степени и уважаемых, и недостойных. Прости, что слышишь это от меня. Но это правда.

В голове Айри звучали слова мужа. Она не хотела их слышать, но они уже были произнесены. Айри посмотрела на Фроя, и глаза ее были полны испуга. Она подошла к мужу и робко спросила:

– То, что ты сказал про отца… Это правда?

– Да, Айри.

– Ты ведь никому не расскажешь о том, что выяснил?

– Это не я выяснил, – тихо ответил Фрой.

– Не ты? – растерянно шепнула Айри. – А кто тогда?

– Ты.

Этот ответ оглушил девушку. Она осознала, что не понимает ничего. Муж подошел к ней и взял ее ладони в свои большие теплые руки.

– Помнишь, в начале минувшей недели ты линовала расходную книгу и сказала мне, что остатки не совпадают друг с другом? Я потратил два дня в мэрии, чтобы пересчитать записи в расходной книге и сопоставить их с цифрами из доходной книги. Ты права. Гернар приписывает расходы, а разницу забирает себе. Я лично пересчитал все монеты в казне. Это не ошибка.

Айри молчала. Она прокручивала в голове слова Фроя снова и снова.

– Если эти ужасные вещи – правда, я поговорю с отцом. Мы с тобой вместе поговорим с ним. И попросим его вернуть в казну все, что он присвоил. Умоляю тебя! Если он оступился, это не делает его вором.

– Айри… – Муж отвел взгляд и почесал подбородок. – Я уже сказал об этом Тенуиту. Я не мог не сказать.

– Уже сказал… – Девушка опустилась на кровать и уставилась в пол.

– Но я не сказал, что это был Гернар.

– Значит, все еще можно исправить? – воскликнула она.

– Я не могу этого знать. Тенуит далеко не дурак. Перед тем, как стать мэром Сентры, он двадцать лет проработал счетоводом. Тенуит знает, что расходными книгами занимается Гернар. И подозрение быстро падет на него.

– Нет! – вскрикнула Айри. – Нет… Его же отправят в Песочные рукава! Он болен. Папа не продержится там и месяца, в этой черной сырости, без света и еды.

– Айри, – вздохнул Фрой, – я не мог не доложить мэру. Это мой долг. Не знаю, о чем думал Гернар и как планировал сокрыть от мэра кражу. Может быть, он потому и выдал тебя спешно замуж за меня.

– А как это связано? – Она подняла на него мокрые от слез глаза.

– Казнокрадов жестоко карают. Их самих лишают свободы, а их семьи – всех владений и сбережений. А ты – теперь моя семья. Твое супружество со мной – гарантия того, что ты не будешь отвечать перед законом за преступление своего отца.

– Этого не может быть. Я не могу поверить, – всхлипывала она.

– Любимая моя, – он с трудом произнес эти слова, боясь реакции жены, – случилось то, что случилось.

– Помоги ему…

– Я? Но как?

– Умоляю, не позволь ему предстать перед судом. Заклинаю тебя! Я сделаю все для тебя, видят черные небеса. Я всегда буду с тобой, пока душа моя не устремится в Хранилище.

– Айри, любимая…

– Я рожу тебе сына. И дочь. И еще сына! Только скажи, и я посвящу тебе всю себя. Но спаси его… Пожалуйста. Умоляю.

Она вцепилась в его руки и впилась в него взглядом, полным отчаянной мольбы. Фроя пробил пот.

– Но что я могу сделать? – спросил Фрой.

– Скажи, что это ты.

– Я? – воскликнул муж. – Как ты родишь мне сына, если я буду заточен в Песочных рукавах? Как посвятишь мне всю себя?

– Ты самый умный, самый вдумчивый и надежный. Ты должен придумать, как спасти отца и не обречь себя на каторгу. Признайся в том, что совершил ошибку. А я уговорю отца вернуть в казну украденные монеты. И Тенуит простит тебя. Фрой, ты мой муж. Я никогда ни о чем тебя не просила. Теперь прошу. Я потеряла мать. Не позволь мне потерять и отца. Больше мне ничего не надо.

***

Перед тем, как отойти ко сну, мэр Серебряной Слезы Аргани заглянул на террасу, где ужинали Лерия и Эрви.

– Друзья мои, – масленым голосом сказал мэр, – простите, что отвлекаю от трапезы. Я лишь хотел узнать, удалось ли вам найти господ Келия и Лафре?

– Нет, их нигде нет, – ответила Лерия, отодвинув от себя тарелку и встав из-за стола.

– Я опечален этим известием, не скрою, – сказал мэр. – Могу ли я оказать вам какую-то помощь?

– Вы и так помогли нам тем, что приняли нас всех у себя в Серебряной Слезе и предоставили кров и ужин, – вежливо ответила Лерия.

– Что вы намерены делать дальше, позвольте поинтересоваться?

– Я не знаю, господин Аргани. Наша задача – отыскать андамит для Королевы. А где искать Лафре и Келия… Думать об этом у меня нет сил. Вероятно, завтра мы покинем ваши земли и продолжим поиски андамита.

– И это верное решение, – поклонился Аргани и перед тем, как уйти с террасы, сказал: – Я остаюсь в вашем распоряжении. А пока – доброй ночи.

Когда он скрылся из виду, Эрви, помедлив, обратился к своей спутнице:

– Что ты обо всем этом думаешь?

– Нам надо уходить отсюда. Завтра рано утром.

– Сначала это внезапное исчезновение Лафре, затем Шай покинул нас, теперь вот Келий куда-то пропал… Мне не по себе от этого места.

– Мне тоже, Эрви.

– Я не хочу здесь больше оставаться. Предлагаю не ждать утра, а уйти прямо сейчас.

– В ночь? – удивилась Лерия.

– В ночь, – кивнул ей Эрви и улыбнулся открыто и искренне. – Ты не переживай. Я же с тобой. И не дам тебя в обиду. Я Мастер воды, и готов буду призвать всю мощь Эр-Нерая, каждую его каплю, если это потребуется, чтобы защитить тебя. Ну, и себя…

– Отрадно слышать это от тебя, – мягко сказала Лерия. – Должна заметить, ты очень изменился с тех пор, как я впервые тебя увидела.

– Неужели? – Эрви попытался вернуть своему тону высокомерность, но они с Лерией оба поняли, что у него это не получилось.

– Абсолютно, – улыбнулась она. – В Марьяни я увидела избалованного надменного эгоиста, а сейчас веду разговор со взрослым, рассудительным Мастером воды.

– Сдается мне, что это ты на меня так влияешь, – смущенно ответил Эрви.

– Потому что я учитель?

– Нет. Просто потому что ты – это ты. А учитель или кухарка – неважно. Я не встречал еще таких девушек.

– Каких? – Дыхание ее замедлилось.

Эрви смущенно потупил взгляд, затем поднял глаза на Лерию, улыбнулся и ответил:

– Замечательных.

Лерия отвела взгляд. Отвести взгляд можно по-разному. Один увидит в этом жесте неприязнь, другой – смущение, третий – стыд. Эрви же видел в этом радость от комплимента. Он ласково провел рукой по волосам девушки и спросил:

– Ну так что, выдвигаемся сейчас, в ночь?

– Да! – горячо согласилась Лерия. – В ночь.

***

Несколько сотен лет назад на Амплериксе правила Клео Бальерос. Ребенком она росла крайне непослушным – вместо того, чтобы проводить утро на традиционных для будущих владычиц планеты уроках этикета, девочка сбегала с занятий и заходила в такие опасные уголки Триарби, что каждый раз повергала в ужас придворных помощниц матери, оставленных следить за дочерью.

– Но я даже не заметила, как малышка ускользнула с уроков! – слезно оправдывалась перед матерью Клео юная помощница, когда Королева в очередной раз обнаруживала, что дочь не явилась на занятия по счету.

– Это твоя работа! – отвечала разъяренная Королева, прижимая к себе сбежавшую Клео, которую вернул во дворец случайный житель Триарби, найдя девочку далеко за пределами Морозной рощи.

– Клянусь, этого больше не повторится, – плакала помощница.

– Конечно, не повторится! – зло кричала ей Королева. – Иначе я лично возьму самый жгучий стебель и прилюдно высеку тебя, никчемная ты баба.

Клео было двадцать два года, когда душа ее матери неожиданно для столицы пополнила Хранилище, что сделало девушку новой Королевой Амплерикса. Раз в неделю Клео, как и все ее предшественницы, спускалась в Морозную рощу, чтобы дать свою кровь Эксилю и укрепить кровавой пыльцой защитный слой планеты. Кормить цветок Клео предпочитала в полном одиночестве. Даже водчего не просила она довезти ее по снегу Морозной рощи до Эксиля – она сама ехала в кибитке, держа в руках вожжи и лихо управляясь с лошадью.

Секретарий Королевы испуганно поглядывал на эспир, установленный на Живой площади в Триарби – огромная спираль из лунного хрусталя отдавала голубоватым свечением, показывая, что полдень миновал, и на Амплерикс постепенно опускается вечер, в то время как Клео, отправившаяся кормить Эксиль еще утром, так и не вернулась. Секретарий приказал плавийцу сопроводить его в Морозную рощу, и, когда они достигли устланной свежим инеем поверхности рощи, секретарий, издав полный ужаса крик, подбежал к лежащей на снегу Клео, под которой растеклась застывающая лужа крови. Грудная клетка Клео была вскрыта, представляя собой сплошную рану со следами когтистых лап на ней. Сомнений быть не могло – нападение Хищника. Не думая о том, каким образом это чудовище могло проникнуть сквозь бдительный кордон охраняющих Триарби плавийцев, секретарий, едва сдерживая слезы, приказал спутнику доставить бездыханное тело Королевы во дворец. Придворный лекарь пришел в ужас, когда плавиец, аккуратно держа Клео, вошел в лазарет и положил тело на застланный шкурами стол врача.

– Это конец? – сбивчиво спросил лекаря секретарий.

– Королева мертва, в этом не может быть сомнений, – покачал головой тот.

– Это конец… – повторил секретарий.

За пару недель до этого лекарь обрадовал секретария известием о том, что Клео носит в себе дитя. И секретарий, понимая, что будущая Королева зачата не в браке, успел отдать распоряжение родителям простого деквида, в которого Клео была влюблена без памяти, приготовиться к пышной свадьбе. Сейчас же секретарий беспомощно смотрел на изуродованный труп Клео, на ее разодранный Хищником живот, где еще недавно теплилась жизнь будущей правительницы Амплерикса.

– Погоди… – пробормотал вдруг лекарь и встрепенулся.

– Что? – секретарий недоуменно посмотрел на него.

– Гляди! – Лекарь указывал рукой на окно комнаты. – Смотри! Видишь? Огненные сферы выстроились в ряд!

– Ты уверен? – Секретарий подбежал к нему и схватился за мешковатый халат врача.

– Так ты сам посмотри на небо! – воскликнул лекарь, все еще указывая рукой на резное окно. – Сферы застыли в небе ровным рядом. Это день Джиданна! Сомнений быть не может.

– Воистину, – пробормотал секретарий, высунувшись всем телом в окно. – День Джиданна, драли бы меня диетры…

– Несите ее на улицу! На траву. Куда угодно – лишь бы была трава. Скоро ночь. Главное, не пропустить. Успеть! – кричал лекарь.

Грозно посмотрев на плавийца, секретарий взглядом приказал ему взять тело Королевы. Подхватив мертвую Клео, плавиец мчался за лекарем и старым секретарием, вмиг позабывшим старческие боли и слабость костей. Когда они достигли улицы, секретарий суетливо осмотрел территорию и крикнул плавийцу:

– Клади ее сюда, прямо на траву!

Плавиец заботливо, будто боясь причинить вред Королеве, положил ее тело на траву, подернутую студеной вечерней росой, и отошел в сторону. Лекарь, секретарий и плавиец стояли, обступив лежащее на траве тело Королевы, и ждали, то и дело поглядывая вверх на небо. Они словно пытались убедиться в том, что огненные сферы действительно выстроились в ряд, замерев длинной ровной линией в ночном небе Амплерикса. Секретарий, который до этого момента читал о дне Джиданна лишь в атласах Королевской библиотеки, изумленно наблюдал за тем, как капли росы на траве начали соединяться друг с другом, образовывая вокруг мертвой Королевы тонкое водяное полотно. Спустя мгновение объявшая тело Королевы роса засияла розовым свечением, и секретарий ясно ощутил дуновение ветра. «Жизнь за жизнь», – послышался в ночи чей-то голос. Секретарий обернулся и увидел восставшую из росы прозрачную фигуру. Лицо ее было нечетким, а сквозь бестелесную водяную прозрачную оболочку можно было смотреть насквозь.

– Джиданн, – восторженно шепнул секретарий. – Древний дух жизни и смерти. Хвала всему живому, ты услышал нас!

– Молви «Да», и я свершу свое дело, – голос Джиданна расплывчато звучал в темноте.

Секретарий все понял. Он тяжело вздохнул. Секретарий посмотрел на лекаря, потом на плавийца, затем перевел взгляд на тело лежащей в росе Королевы и, улыбнувшись, обратился к Джиданну:

– Да продолжит Амплерикс свое великое существование. Я молвлю «Да».

Произнеся эти слова, секретарий замертво рухнул на землю рядом с бездыханным телом Королевы. Джиданн прикрыл глаза и медленно растворился в ночной глуши. Водяная дымка, все это время обнимавшая Королеву, исчезла. Раны на теле Клео начали затягиваться, и спустя несколько мгновений она издала пронзительный крик, приподнявшись над влажной травой. «Уберите его от меня! Уберите!» – орала она.

Лекарь бросился к своей владычице, припал к ней и по-отечески прижал к себе.

– Все хорошо, теперь все хорошо, – шептал он, поглаживая Клео по спине и голове.

– Это Хищник! Я даже не заметила, как он прыгнул на меня! Где он? Он ранил меня?

– Ш-ш-ш-ш, – успокаивал ее лекарь, – все закончилось, вы в безопасности, Ваше Величество…

– Но где Хищник? Он цапнул меня прямо вот сюда!

Она коснулась рукой изодранного в клочья платья, удивленно обнаружив, что на одежде были пятна крови, но на ее теле не было ни единой раны.

– Но… – непонимающе забормотала она, – но как это возможно? Да что здесь произошло, скажет мне кто-нибудь или нет?

– Нам удалось исцелить вас, Ваше Величество.

– Но что я делаю здесь, на улице в ночи? А мой секретарий? – воскликнула она, когда, оглядевшись, заметила тело своего верного слуги. – Что с ним?

– Боюсь, что его слабое сердце не выдержало страха за жизнь Вашего Величества, – уклонился от правдивого ответа лекарь. – С прискорбием должен сказать, что секретарий мертв, да не обратиться его душе Хищником. Пойдемте во дворец, моя госпожа. Холодно.

Лекарь взглядом приказал плавийцу взять Клео на руки, и они неспешно отправились наверх, в замок.

Плавиец осторожно освободил Королеву от одежды и положил на кровать. Лекарь подошел к ней с небольшим кубком.

– Вот, Ваше Величество, пригубите немного. Это отвар трав, чтобы поскорее уснуть.

– Сначала я, – послышался грозный голос плавийца, который выхватил кубок из рук лекаря.

– Ты это серьезно? – усмехнулся лекарь, глядя, как плавиец сделал глоток, но затем добавил: – Впрочем, пей, если хочешь.

– Кажется, и вправду чай.

– Неужели ты думаешь, что после того, как я спас ее, в этом кубке может быть какая-то угроза Ее Величеству?

– Я дал клятву биться за Королеву до последнего вздоха. И хочу удостовериться, что Ее Величество в безопасности.

Плавиец протянул кубок Королеве. Отпив из кубка, Клео, все еще не зная, что совсем недавно она была мертва и что секретарий, не колеблясь, отдал Джиданну свою жизнь ради нее, положила голову на подушку. Довольно быстро ею овладел мягкий сон. Служанка поправила одеяло и, кротко поклонившись лекарю, вышла из королевских покоев.

– Что ты дал ей? – спросил лекаря плавиец, когда служанка скрылась за пределами спальни.

– А тебе не все ли равно?

– И все же?

– Это капли «Чистое пробуждение». Я добавил немного в чай. Наутро Королева проснется с чистой памятью, где не будет и следа от того ужаса, через который она прошла. Ей незачем это помнить. Если кто-то выпьет эти капли, то наутро он должен увидеть знакомое лицо, и тогда из памяти будет стерт лишь прошедший день.

– А если не увидеть знакомого лица? – недоверчиво спросил плавиец.

– А если не увидеть знакомого лица, то не будешь знать ни того, кто ты, ни того, что ты здесь делаешь. А поскольку ты тоже отпил из кубка, иди спать. Можешь заночевать в моих покоях – я разбужу тебя утром. На твое счастье, мое лицо тебе знакомо.

– Старый пес, – шикнул на него плавиец. – Завтра я тоже не вспомню, что произошло с Королевой?

– Не вспомнишь. Сразу не вспомнишь. Но память может вернуться – через полгода, год или сотню лет. Никто не знает, когда это произойдет и произойдет ли. Достаточно запаха, звука или знакомого тебе переживания, чтобы память вернулась. Ну, или не вернулась. Капли непредсказуемы. А теперь иди.

Глава 2

Дейна сидела в кресле в своей опочивальне, которая служила ей одновременно кабинетом. В дверь постучались. Она ничего не ответила. Мачео, ее помощник, знал, что означает молчание мэра Аджхарапа – к ней можно войти, иначе бы он услышал недовольное «Не сейчас».

Отворив дверь ее опочивальни, Мачео вошел с подносом в руках. На подносе стоял глиняный чайник, и от него исходил приятный тонкий аромат жасмина. Рядом с чайником стояла тарелка, на которой были разложены тонко нарезанные дольки томленой тыквы – любимое лакомство мэра Аджхарапа. Часто баловать себя этим дорогим десертом не могла даже Дейна, но сегодня она не решилась отказать себе в удовольствии. Кивком она приказала Мачео поставить поднос с едой на столик возле кресла. Через окно с улицы лился яркий свет. Из-за того, что на противоположном берегу города стояли необычайно высокие Чистые горы, тучи в Аджхарапе гостьями были редкими, и незанавешенное ими черное небо было всегда богато на ярко светящие огненные сферы. Едва ли на Амплериксе был еще один город с таким количеством света.

Дейна отправила в рот тыквенную дольку и довольно причмокнула губами. Мачео, который терпеть не мог тыкву, не понимал, как Дейна может наслаждаться этим сомнительным деликатесом. Отпив чаю, Дейна спросила:

– Как там наши гости?

– Не знаю, – сухо ответил Мачео.

– Почему?

– А я должен?

– Ты помощник мэра. Ты все должен знать.

– Все должны знать Маги. А я лишь скромно делаю свою работу.

– Свою работу надо делать не скромно. Ее надо делать, точно работаешь в последний раз. Так поступают добросовестные работники.

– Мадам недовольна моей работой?

– Я вообще редко когда довольна.

– Уж правда ваша. Мне ли не знать. Ни разу еще я так много не работал, как у вас, и ни разу так мало не зарабатывал. Любой мастер ясеневых лодок выручает больше.

– Ты не делаешь ясеневых лодок. Не томи меня разговорами о своем жаловании. Меня интересует другое.

– Говорите.

– Та девчонка, Кларена, действительно не из Аджхарапа? Не помню ее среди нас.

– Говорят, из Байхиби.

– Это я и сама слышала. – Дейна налила себе еще чаю.

– Тогда к чему вопрос? – Мачео на правах не только помощника мэра, но и ее племянника мог позволить себе говорить с Дейной надменным тоном, непростительным для остальных.

– Не я ли тебя учила, балбес, не верить ушам? Верить можно только сведениям. Проверенным сведениям.

– Мои сведения – она не из наших земель.

– Прекрасно. – Дейна пригубила жасминового чаю.

– Прекрасно?

– Разумеется. Чужачка. Что это значит для нас?

– Это значит, что ей здесь не место.

– Это значит, – отчеканила Дейна, – что здесь ее никто не будет искать.

– Вы намерены оставить девчонку в Аджхарапе? – Узкая линия бровей Мачео изогнулась.

– Мне нужна толковая служанка. Та курица, которую ты прислал в прошлый раз, пролила мне пиво на платье.

– Если бы вы не лупили ее палкой по рукам, возможно, ее пальцы были бы более послушными.

– Если бы ты не был моим племянником, то я прошлась бы палкой и по твоим пальцам. Советов я не просила. Просила служанку.

– Но никто не желает на вас работать! Предыдущую служанку наш лекарь еле откачал. Бедняжка до сих пор носит на лице шрам от вилки, которую вы ей воткнули в щеку.

– Не я виновата, что эта тупица сожгла мою книгу.

– Это все из-за вашего характера, – покачал головой Мачео.

– Это все из-за недостатка интеллекта и из-за серьезных пробелов в базовом образовании некоторых личностей, – отрезала Дейна и со звоном поставила пустую чашку обратно на поднос. – Пойдем со мной. Хочу поговорить с ними.

Они поднялись на третий этаж и зашли в комнату к пленникам. Услышав скрип открывающейся двери, Кларена вскочила на ноги и посмотрела на Дейну и ее помощника. Шай сидел спиной к столбу, к которому стражники привязали его руки. Он лениво приоткрыл глаза. Мачео с нескрываемым интересом разглядывал патриция. Шай же не отрывал взгляда от мэра Аджхарапа. Сухое тело Дейны отнюдь не казалось слабым. Ее осанка подошла бы скорее юной гордой деве, чем пожилой владычице далекого цветочного города на востоке, и разглядеть это не мешала даже мешковатая одежда Дейны.

– Я хочу кое-что сказать, – послышался голос Кларены.

– Говори, – безразлично ответила Дейна.

Она не посмотрела на девушку, а подошла к патрицию и, как днем ранее, присела перед ним на корточки, вглядываясь в его глаза.

– Он не крал мою лодку, – сказала Кларена.

– Вот как? – повернула к ней голову Дейна. – Зачем же тогда ты подняла эти вопли на причале?

– Он хотел помочь мне отшвартовать лодку. А мне показалось, что собирался украсть. У меня к нему нет претензий. Пустите нас. И я уйду.

– Кого отпустить, а кого оставить, я решу сама, – глубокий низкий голос мэра волной разнесся по помещению.

– У вас нет власти удерживать меня здесь без оснований! – воскликнула Кларена.

– А кто тебе сказал, что у меня нет оснований? – усмехнулась Дейна.

– Тогда поведайте мне, – потребовала девушка.

– Какая… Огонь! – одобрительно сказала Дейна. – Вот такая служанка мне и нужна, а не те копуши, которые крутились у меня под ногами.

– Я не собираюсь быть ничьей служанкой. – Кларена сжала руки в кулаки.

– Хм, какие руки, – задумчиво сказала Дейна. – Но это мы поправим.

– Законы Амплерикса не знают принудительного труда. И я не буду служанкой! Тем более у старухи.

– Эй! Ты говоришь с мэром Аджхарапа, – округлив глаза, сказал помощник Дейны Мачео, который, впрочем, все еще не сводил любопытного взгляда с Шая.

– А она говорит с работницей железных рудников Байхиби. И что с того? – ответила Кларена.

Но на этот вопрос не ответили ни мэр, ни ее помощник. Кларена подумала о том, что ее судьба уже была окончательно определена Дейной.

– Вот с тобой что делать, ума не приложу, – сказала Дейна, глядя на патриция. Шай надменно взглянул на нее и тут же отвел глаза в сторону. – Красивый мальчик, ничего не скажешь. – Дейна коснулась пальцем его скомканных пепельных волос.

Шай отвернулся, но женщина обхватила его лицо и повернула к себе. Ее пальцы больно сжимали челюсть патриция и заставляли его смотреть в ее небольшие глаза. Ослабив хватку, она поднялась и пошла к двери, кивнув Мачео. Он последовал за ней. Обернувшись перед тем, как захлопнуть дверь, Мачео еще раз обвел взглядом сидящего на полу патриция и удовлетворенно хмыкнул.

– Что думаешь о мальчишке? – спросила Дейна, пока они с Мачео спускались обратно на первый этаж.

– Несказанно хорош собой, – ответил Мачео, мечтательно вздохнув. – Ни слез, ни сопливой мольбы. Ни звука. Чувствуется стержень.

– Как у тебя глазки заблестели, – усмехнулась Дейна. – Зато сразу понятно, о каком стержне ты думаешь.

– Стражники сказали мне, что он говорил им, будто он ангалиец, – пропуская комментарий мэра мимо ушей, продолжил Мачео.

– И?

– А что, если он и вправду ангалиец?

– Глупец! – Дейна вскинула руки. – Без сомнений, мальчик из ангалийцев. Высокий и упругий, изящнее змеи и сильнее волка. Пепельные волосы, чей оттенок не в силах скрыть даже грязь. И глаза цвета самого нежного нефрита.

– Какая эклектика, – усмехнулся Мачео. – Я поражен. Получив мэра, Аджхарап потерял одаренную поэтессу. И все это вы рассмотрели, присев перед ним на корточки?

– В отличие от тебя, мальчик мой, юношам я смотрю не только на ширинку.

– Поверьте мне, там есть на что посмотреть. И все же – он ангалиец. Он выше нас на ступень. Что скажут, когда узнают, что вы удерживаете одного из них со связанными руками в пыльной комнате?

– Что скажет кто? – Дейна удобно расположилась в своем кресле.

– Ангалийцы. Верховный судья. Да та же Королева!

– Проблемы нуждаются в решениях. Но покуда нет проблемы, тратить силы на поиски решений – верх глупости. У меня на третьем этаже сидит юный ангалиец. Поверь мне, я решу, как извлечь из этого выгоду для нашего города. Гальтинг диктует нам неприемлемые условия закупки лодок. Даже корона платит нам больше. И заметь, я до настоящего времени «не знаю», что этот красавчик, который наверняка уже снится тебе, из ангалийцев. Если ситуация вокруг него накалится, я всегда успею освободить его, принести извинения за нелепое недопонимание и предоставить Эрзальской долине пять-шесть лодок в качестве комплимента и в знак сохранения дальнейших торговых отношений.

– Поступайте как знаете.

– Конечно. На то я и мэр. Сходи наверх и приведи мне девчонку. Хочу проверить, на что она способна.

– Как изволите, – выдавил из себя Мачео и удалился из ее опочивальни.

Незадолго до того, как Мачео зашел в комнату, где были заточены Кларена и патриций, Шай вывернулся всем своим затекшим от сидения на полу телом и встал на колени. Кровь прилила к ногам, и в них неприятно закололо. Привязанные к самому основанию столба руки онемели, он их почти не ощущал, как будто они были не частью его тела, а двумя начиненными тряпьем рукавами. Шай осмотрелся по сторонам. В комнате был старый пыльный стул, на который время от времени опускалась изнуренная томлением в комнате Кларена. Рядом с входной дверью стоял невысокий комод. Кларена подошла к комоду и стала шарить по ящикам. Там лежало несколько глиняных мисок, столовые приборы, стопка исписанных с обеих сторон листов бумаги.

– Слушай, – вертя в руках вилку и нож, сказала Кларена, повернувшись к патрицию, – я не знаю, чем это все закончится. Но хочу извиниться перед тобой. Это все моя ошибка. Я должна была сдержаться там, на причале.

– Еще бы твои извинения могли вызволить нас отсюда, – недовольно буркнул Шай. – Я никогда не понимал женщин. Вы отчаянно желаете добиться цели, но делаете все, чтобы никогда не достичь ее. Юноши проще и понятнее.

– Юноши думают только лишь о том, чтобы извергнуть из себя белую жидкость, – язвительно парировала Кларена. – Действительно, что может быть проще?

– Не скажи, – вздохнул патриций. – Не всегда это так уж просто, как тебе кажется. Порой бывает и так, что мозоли на моем стержне проступают скорее, чем белая жидкость из него.

– Возможно, ты просто не встречал правильной женщины?

– Возможно, для некоторых мужчин попросту не существует правильных женщин.

– Мне остается пожелать тебе найти правильную.

– Ответное пожелание. – Шай скривил губы в невнятной улыбке. – Найди себе мужчину, который возьмет тебя столь неистово, что ты не вспомнишь ни о чем. Даже о проклятых лодках.

– Я своего не только нашла, – ответила Кларена с грустью в голосе, – но и потеряла.

– Он тоже украл у тебя лодку, и ты сдала его стражникам? – расхохотался патриций.

– У меня в Байхиби остался сын от него. Мой мальчик. Лагей.

– Сын? – Издевка исчезла с лица патриция. – Вот уж никогда не подумал бы. Сколько ему?

– Шесть лет. Скоро будет семь.

– Зачем тогда оставила его там? Налоги?

– Да. У меня умер муж, я осталась с сыном одна. Работала на железных рудниках без отдыха, но монет все равно не хватало. Поэтому решила пойти искать андамит. Хотя бы этот клятый инспектор сейчас не наведывается в мой дом.

– Прости за грубые слова. Мне очень жаль, – Шай впервые стал говорить с ней искренне. – Но я правда не собирался красть твою лодку. Вернее, я хотел ее взять, но заплатил бы, кабы знал владельца.

– Да ладно тебе. Признаться, я ведь сама ее украла, – помедлив, сказала Кларена. – Там, в Байхиби. И не заплатила бы за нее, даже если бы знала владельца.

– Вот и приехали, – усмехнулся Шай. – Освободимся отсюда, и я первым делом отправлюсь в Байхиби и расскажу о той, кто действительно достойна носить гордое звание воришки.

Кларена с укором посмотрела на него.

– Да брось, – улыбнулся патриций. – Дай хоть поиздеваться над тобой немного, а то со скуки с ума можно сойти. А о твоей утрате я очень сожалею. Болезнь?

– Нет. Муж погиб на работе. Не он первый. Железо в Байхиби не достается нам просто так. Оно окроплено кровью наших мужчин. И женщин. – Она вздохнула и посмотрела на свои мозолистые, огрубевшие пальцы. – Тебя-то что привело в Аджхарап?

– А я, ты не поверишь, такой же доброволец. И когда найду андамит и возьму в жены Королеву, то освобожу тебя и весь твой род от налоговых повинностей. Обещаю.

– Ты рассчитываешь найти серый камень?

– Разумеется. Это моя цель. Меня-то налоги не пугают, и мне незачем слоняться по планете, кроме как за андамитом.

– Богатый мальчик, – усмехнулась Кларена и тут же осеклась. – Ты на самом деле ангалиец?

– Где бы я ни оказывался, всюду колоссальный интерес к моей персоне, – сказал патриций.

– Не льсти себе. Мне до тебя нет никакого дела.

– Тебе – нет. А верному помощнику этой старухи, которая тыкала в меня своими скрюченными пальчонками, очень даже есть.

– Как это понимать?

– Такие, как мы, хорошо видим себе подобных. Секретарь старухи разве что не целовал меня. Ну, мысленно.

– Вздор какой-то, – молвила Кларена.

– О, отнюдь не вздор. Отнюдь.

В этот момент дверь отворилась, и к ним в комнату зашел Мачео. Из открытой двери комната наполнилась светом, и высокая стройная фигура Мачео стояла перед пленниками, как явившееся на помощь неведанное божество. Мачео неспешно прошел к Кларене и сказал:

– Дейна хочет видеть тебя.

Кларена попятилась назад. Мачео сделал еще один шаг, но замер, переведя взгляд на Шая. Патриций демонстративно уселся на пол, оперся спиной о столб и одарил помощника мэра многозначительным взглядом. «Высокий и упругий, изящнее змеи и сильнее волка», – в голове Мачео звучали слова Дейны. И сейчас, глядя на патриция, он мог убедиться в их бескомпромиссной справедливости.

– Как тебя зовут? – уверенным голосом спросил Шай, и уголок его рта изобразил улыбку.

– Мачео, – сглотнув, ответил молодой человек.

– Подойди ближе, Мачео.

Помощник мэра застыл на месте, уставившись на Шая. Тот смотрел ему прямо в глаза, и Мачео показалось, что еще немного, и он утонет в двух ярких, бездонных, изумрудных озерах патриция. «Я не укушу тебя», – тихо шепнул Шай. Стоящая рядом Кларена не дышала и с интересом наблюдала за этими двумя юношами.

Мачео, видимо, не желая показаться трусом, осторожно ступил ближе к Шаю и присел перед ним, не в силах оторваться от его взгляда. «Прикоснись к моему лицу, Мачео, не бойся», – в голосе Шая скользнула почти неуловимая нотка эротизма, и Мачео не нашел в себе сил противиться. Кротко вздохнув, он протянул руку и подрагивающими от волнения пальцами коснулся щеки патриция. «Нравится?» – спросил Шай, и брови его изогнулись и застыли, и из-под густых ресниц в глаза юноши впился взгляд патриция. Мачео, будто находясь под чарами, кивнул. «Ты знаешь, кто я? Знаешь, у кого на Амплериксе такая свежая, упругая кожа?» – прошептал патриций. Мачео отрицательно замотал головой, а пальцы его непослушно трогали щеку Шая, опускались ниже, к шее, вновь поднимались и скользили по контуру губ патриция. Мачео хотелось отдернуть руку, но он, как заколдованный, не смог прекратить путешествие своих пальцев по утонченному лицу патриция, краше которого Мачео еще не видел, даром что сам был красивым и знал это. Перебирая пальцами по губам Шая, Мачео утратил над собой контроль. Его указательный палец проник между губами патриция и уперся в гладкие, как полированный мрамор, зубы. На лбу Мачео проступила испарина. Поддавшись игре, Шай едва-едва приоткрыл рот и несильно цапнул Мачео за палец зубами. Тот вскрикнул, но не от боли, а от приятного испуга. Патриций сверлил хищным взглядом глаза Мачео, осторожно удерживая его палец между своими зубами. «Ты хочешь меня?» – спросил патриций, выпустив палец Мачео. Взгляд Мачео поплыл. Он прикрыл глаза и, точно погружаясь в негу, кивнул. «А ты говорила – вздор», – усмехнулся патриций и повернулся к Кларене.

Мачео вздрогнул и очнулся. Он непонимающе таращился на Шая. Вскочив на ноги, он отбежал от патриция, как от опасного дикого зверя, вышедшего из леса в самый неподходящий момент. Надменность и высокомерие вновь заняли свое место на лице Мачео. Он подошел к Кларене, но искоса все еще поглядывал на Шая, который облизнул губы, точно пытаясь распробовать на вкус пальцы Мачео.

– Ты… Тебя… Тебя хочет видеть она. Д-дейна, – пробормотал Мачео и взял Кларену за руку.

Та отдернула руку. Мачео разозлился и больно сжал ее ладонь в своей руке. Но то была Кларена. Извернувшись, она что есть силы ударила юношу по щеке. Звук звонкой пощечины эхом разлился по пустой комнате. Мачео приложил руку к щеке, потер ее и бросил взгляд на Кларену, но вместо ожидаемой свирепости в его глазах читался страх, перемешанный с обидой.

– Я не буду ей служанкой, – уверенно сказала Кларена, в чьем взгляде, наоборот, не было недостатка злости.

– Дейна отдала приказ, и моя работа – исполнить его! – крикнул Мачео.

Он было занес руку над Клареной, но застыл. В руках Кларена держала ножик, найденный ею в комоде.

– Нет! Нет, не надо. – Мачео испуганно попятился назад, но споткнулся о ногу Шая и рухнул всем телом на пол.

Он свернулся в клубок, прижал ноги к подбородку и заслонил голову руками, чтобы защитить тело от смертельных ударов ножа. Он не видел, что Кларена подбежала не к нему, а к Шаю, и несколькими резкими движениями разрезала ножом веревки, обвитые вокруг запястий ангалийца.

Шай вскочил на ноги. Мачео, который все еще беспомощно лежал на полу, поднял голову и испуганно взглянул на патриция. Шай вскинул руки перед собой, и из них прямо на глазах у Кларены и Мачео вырвались наружу седые нити воздуха. Новорожденные ветра опутали Мачео, налились объемом, окрепли, и в тот же миг Мачео воспарил над полом, размахивая ногами и руками. Шай, обретший свою привычную гордую осанку, медленно приблизился к Мачео. Он продел руку сквозь бестелесные стенки ветра и коснулся пальцами подбородка юноши, в испуганных глазах которого стояла пустота.

– Повторю свой вопрос. Ты знаешь, кто я? – голос патриция был тихим, суровым, но вместе с тем необыкновенно притягательным.

Мачео закивал головой.

В этот момент в комнату вбежала Дейна и застыла, вцепившись руками в дверной проем. Она не успела открыть и рта, чтобы позвать на помощь плавийцев, как патриций щелкнул пальцами, и возникшие из ниоткуда клубы ветра закружились вокруг Дейны, как взбесившиеся голодные змеи, и подняли ее в воздух рядом с Мачео.

Кларена попятилась назад, пока не уткнулась спиной в стену, и ей осталось лишь смотреть, как дерзкие воздушные струи удерживают Дейну и Мачео прямо возле Шая на небольшой высоте. Патриций подошел к Дейне, лицо которой окаменело – скорее от неожиданности, чем от ужаса. Кларена увидела, как в комнату ворвались двое плавийцев. Дейна силилась повернуть к ним голову и отдать приказ, но из ее открытого рта не вырвалось ни звука. Плавийцы истолковали эту необычную картину правильно – в комнате к пятой ступени принадлежали все, кроме повелителя ветров, а это значило, что у них нет над ним власти. Плавийцы замерли на месте и не смотрели на мэра.

– Как смела ты, простая деквидка, помыслить, что можешь держать меня, повелителя ветров, в этой тесной комнатушке? – голос Шая окутал помещение, устремляясь все выше и выше, под самый купол комнаты.

Дейна сдерживалась, чтобы не закричать – возможно, от обиды, а быть может, от того, что ее задумка имела все шансы окончиться совсем не так, как было запланировано.

Шай медленно опустил руки. Потоки воздуха покорно послушались своего владыку – и вот уже кончики ступней Дейны могут нащупать долгожданную поверхность дощатого пола. Патриций перевел взгляд на Мачео, который все еще висел в воздухе, перепуганный.

– Если обещаешь говорить правду, я не причиню тебе вреда, – сказал ему Шай, и Мачео спешно закивал головой.

Сковавшие Мачео ветра опустили его на пол и исчезли.

В комнате стало очень тихо. Никто не решался издать ни звука, а значит, Шай добился своего – отныне слушать будут именно его, и говорить смогут только тогда, когда он это позволит. Патриций развернулся, по-хозяйски величественно подошел к стулу, взял его одной рукой и поставил перед Дейной и Мачео. Отряхнув свои светлые брюки и взъерошив давно не знавшие воды длинные серебристые волосы, он опустился на стул, закинул ногу на ногу, скрестил руки на груди и вопросительно посмотрел на Дейну. Эта пожилая, самая уважаемая в Аджхарапе женщина стояла перед Шаем, как первоклассница на уроке перед строгим учителем. В этот миг Дейна остановилась на мысли, что не воспринимает себя мэром этого города. Не сейчас и не здесь. «У тебя кровь из носа течет», – услышал Шай слова Кларены. Он поднес рукав к лицу и вытер тонкие струйки крови. Рукав его белой рубашки обагрился, но это ничуть не смутило патриция.

– Дейна, – обратился к ней Шай с такой интонацией, с какой отцы заводят неприятный разговор с проказницами-дочерьми.

– Напоминаешь мне мое собственное имя? – Женщина недовольно покосилась на него.

– Мой отец, да не обратилась его душа Хищником, учил меня: хочешь доминировать над собеседником – произноси в разговоре его имя как можно чаще.

– Я бы трижды произнесла твое, будь оно мне известно. – Дейна сверлила патриция маленькими глазками.

– Значит, мы с тобой оба понимаем, что доминировать в разговоре буду я.

– Мой отец, да не обратилась Хищником и его душа, учил меня: справедливый бой обусловлен равными силами, – сказала Дейна. – Но из нас двоих подчинять ветра своей воле способен лишь ты.

– Днем ранее ты связала меня, а потом чуть не раздавила своими пальцами мой подбородок, – усмехнулся патриций. – Это ли были равные силы?

– Едва ли мои пальцы сильнее твоего ветра.

– Ветер… – Шай поджал губы и закатил глаза. – Ветер – не более чем обычный воздух, который заскучал и лишь решил поразвлечься, не спросив хозяина. Не держи на него зла за то, что он немного поигрался с тобой сейчас.

– Дамы моего возраста не склонны к играм.

– Дамы любого возраста склонны к играм. Ты, судя по всему, предпочитаешь игры со связыванием. – И Шай потер пальцами свои запястья, которые еще не забыли плен веревок. – Не могу тебя в этом упрекнуть. Я и сам не прочь связать своего противника. Но мне нравится делать это в кровати, если ее изголовье достаточно крепко, а противник – достаточно вынослив.

– Лучше бы ты и меня связал, чем заставил беспомощно болтаться в воздухе, – бросила ему Дейна.

– Поверь, тебе бы не понравилось то, что я сделал бы с тобой, привязав тебя к изголовью постели.

– В кровать с тобой я бы не легла, даже если бы ты приставил вилы к моей шее.

– Если бы ты приставила их к моей, в кровать с тобой не лег бы и я.

– Понимаю. Не всем по нраву сильные женщины в возрасте. – Дейна скрестила руки на груди.

– Не всем по нраву любые женщины. – Сидя на стуле, Шай посмотрел на помощника мэра. – Верно я говорю, Мачео?

Мачео не ответил. Патриций вновь повернулся к Дейне. Уничижительная улыбка исчезла с его лица. Он изучал каждую морщинку на остром лице этой женщины, не без удовольствия замечая, что постепенно Дейна теряет уверенность и привычную ей вседозволенность. Его брови угрожающе изогнулись. Он молчал. Плавийцы, будто окаменев, никак не реагировали на диалог Шая и мэра Аджхарапа. Мачео не смел поднять глаз и даже не дышал в надежде, что патриций не будет больше задавать ему вопросов. Молчала и Кларена, сжимая в руках скользкую ручку ножика, которая намокла в ее потных ладонях.

– Тебе было известно, что я – патриций Эрзальской долины? – наконец Шай нарушил неуютную тишину, взглянув на Дейну.

– Нет, – сухо ответила она, глядя в пол.

– Смотри на меня, – приказал ей Шай.

– Нет, – повторила Дейна, подняв на него глаза; в них остались следы испуга, но свое место отчаянно пытались отвоевать надменность и решимость правительницы Аджхарапа. – Я никогда не знала, что ты – патриций Эрзальской долины.

– Допустим. Было ли тебе известно, что я ангалиец? – последовал следующий вопрос Шая, который понравился Дейне гораздо меньше предыдущего.

– Нет.

Этот ответ прозвучал из ее уст с плохо скрываемой издевкой. Шай повернулся к перепуганному Мачео и взглядом повторил свой вопрос. Мачео, не глядя на свою начальницу, лишь кивнул головой.

– Стало быть, знала, – удовлетворился патриций. – Ты хотела использовать меня как пленника в угоду своим интересам в отношениях с Гальтингом? Хотела пересмотреть наши контракты?

На этот вопрос Дейна не ответила. Шай улыбнулся и опять посмотрел на ее помощника. Ответом на вопрос патриция снова стал молчаливый кивок Мачео.

– Что ж, я совсем не удивлен, – хмыкнул патриций. – Что прикажешь делать с тобой?

– Я мэр Аджхарапа. – Дейна угрожающе сдвинула брови, но поняла, что патриция это совершенно не впечатлило. – И в моей власти решать, что и с кем делать в землях, где я правлю.

– Власть! – усмехнулся Шай. – Любая власть обеспечивается силой и страхом. Страха, как видишь, я не испытываю. А сила… Взгляни на плавийцев, что стоят у тебя за спиной. Плавийцы преданы короне и свято чтят законы иерархии. Давай, не стесняйся, отдай им приказ. Прикажи им вновь пленить меня. Давай же! Прибегни к их силе и покажи, есть ли у тебя настоящая власть.

Дейна повернула голову и посмотрела на плавийцев. Их каменные лица не выказывали ни единой эмоции, и это разочаровало женщину. Набрав грудью воздух, она сказала им решительным, глубоким голосом:

– На правах законного мэра Аджхарапа я приказываю вам взять этого молодого человека под стражу и ждать моих дальнейших указаний.

Если голос ее не дрогнул ни единожды, то сердце волнительно стучало внутри. Плавийцы не шелохнулись. Нервно сглотнув, Дейна повысила голос:

– Как законный мэр Аджхарапа, приказываю вам взять девушку под стражу.

Плавийцы синхронно шагнули к Кларене, но застыли на месте, как только Шай выставил руку вперед и сказал:

– Девушка находится под моей протекцией, как четвертой ступени, и на ее плен нет моей воли.

Ответом на эти слова стал звук шагов плавийцев – они так же синхронно шагнули назад и замерли на месте. Патриций, все еще сидящий на стуле, широко расставил ноги в стороны, поставил на них локти, подпер рукой подбородок и обратился к мэру:

– Ни страха, ни силы, как видишь. В чем же твоя власть отныне, Дейна, законный мэр Аджхарапа?

– Ты спросил, что я прикажу делать с собой, – тихо ответила Дейна. – Но у тебя уже есть ответ, видимо?

– Ответа нет. Есть предложение, – сказал патриций. – Я предлагаю тебе самой решить свою судьбу, выбрав один из двух вариантов.

– Слушаю. – Дейна завела рукой прядь седых волос за ухо, слегка наклонила голову и посмотрела на Шая.

– Вариант первый. Я пошлю красный огонь на имя секретария Далонга. Ему будет интересно узнать, что мэр одного из восточных городков нашей замечательной планеты умышленно лишил свободы представителя вышестоящей ступени, чтобы выторговать выгодные условия сделок Аджхарапа с Гальтингом. В этом варианте есть и хорошее, и плохое. Хорошее – тебе представится шанс совершить увлекательное путешествие по Амплериксу, не терзая себя чаяниями о вверенной тебе территории. Плохое – твое путешествие закончится в тесной сырой камере Песочных рукавов.

– Верховный судья судит по доказательствам, – голос Дейны утратил уверенность и дрогнул.

– И эти доказательства стоят рядом с тобой и даже в эти суровые мгновения не сводят с меня своего любопытного взгляда.

С этими словами Шай взглянул на Мачео.

– Я обещал, что не причиню тебе вреда, – сказал ему патриций. – Ты будешь свидетельствовать на суде? Готов будешь под страхом смерти за ложь Верховному судье подтвердить, что уважаемый мэр Аджхарапа знала об истинном происхождении своего непутевого пленника? Отвечай.

Мачео, не думая, кивнул. Он не смотрел на Дейну. Дейна же не сводила колючего взгляда со своего племянника.

– Смею предположить, что и плавийцам будет о чем поведать на суде, – обратился Шай к мэру.

– Означает ли это, что более предпочтительным для меня будет второй вариант? – спросила Дейна.

– Наконец-то у этого утомительного разговора появился шанс закончиться продуктивно, – удовлетворенно бросил ей патриций. – Вариант второй. Ты уходишь с поста мэра Аджхарапа и прилюдно заявляешь, что город может быть передан Гальтингу в качестве протектората. Об остальном я позабочусь сам.

Дейна ничего не ответила. Она прищурилась, и морщины изрезали ее бледное лицо сильнее обычного. Взгляды Дейны и патриция встретились и застыли друг на друге. Шай не смог сдержать ухмылку, но лицо мэра даже не дрогнуло. Она сделала пару шагов, приблизилась к патрицию, наклонилась и уперлась руками в подлокотники стула, на котором сидел патриций. Шай инстинктивно вжался в спинку. Дейна долго смотрела в его зеленые глаза, восхищаясь их красотой столь же сильно, сколь сильно ненавидела этого дерзкого повелителя эрзальских ветров.

«Девять лет я правлю Аджхарапом, – словно делая одолжение, наконец заговорила Дейна. – До меня правил мой отец. Я была ему помощником. Я и мой брат – отец Мачео. Как можешь видеть, я немолода, а отец и вовсе был дряхлым, больным стариком. Я разрабатывала приказы, он же их лишь подписывал и озвучивал. Я вела изнурительные переговоры с Гальтингом и другими землями, в то время как отец спал, напившись лечебных трав, помогающих загасить боль в старом немощном теле. Брат мой тоже пил – не травы, но вино. Вино из Аджхарапа, что похуже, и дорогое вино из Ангура, равных которому не сыскать больше нигде. К чему тратить часы своей жизни в душном кабинете мэрии, стараясь заработать хоть немного монет для казны в переговорах с другими землями, если можно провести вечер в городской таверне в компании хохотушек, подающих еду на столы? Я вела переговоры с секретарями мэров самых разных земель, в то время как отец сидел на балконе, стараясь согреть безнадежно остывающее тело в свете огненных сфер. Пока я считала цифры в контрактах, отец считал огненные шары в черном небе, коротая время своей угасающей жизни. Брат мой тоже считал – не цифры и даже не небесные сферы, но монеты, которые он мог взять из казны и потратить на официанток так, чтобы не заметили недостачи. А заметить ее могла только я, ибо почти ослепшему отцу уже не было дела до запасов монет Аджхарапа. Брата и это не смущало – он знал, что сестра закроет глаза на мелкие финансовые шалости и сведет баланс в счетоводных книгах, а недостача не будет обнаружена. Бывало, я слушала споры жителей нашего города – кто-то отхватит кусок чужой земли, кто-то не рассчитается за купленный в кредит скот, кто-то обдерет чужую диетру, пока сосед торгует на рынке. Я сидела в мэрии рядом с отцом и слушала, слушала, слушала. Слушала и решала, решала и слушала, глядя на то, как мой эспир успевает сменить всю палитру цветов – от утреннего зеленого до ночного красного. И даже когда он рдел бордовым, а почти оглохший отец давно посапывал в своем кресле, я слушала споры в ночи, толкая отца всякий раз, когда наставала пора озвучить решение, которое я принимала и шептала ему на ухо. Мой брат тоже слушал – не бытовые распри горожан, нет, но музыку на вечерней городской площади. Девять лет назад, когда на город опустились очередные сумерки, мы с отцом сидели в мэрии. Я посмотрела в окно – в очереди к правосудию стояла длинная вереница людей. Я привычно толкнула отца локтем, чтобы предложить ему перенести оставшиеся аудиенции хотя бы на утро. Но он не ответил. В тот вечер он уже не проснулся, да не обратиться его душе Хищником. В отличие от королевского престола, пост мэра не наследуется. Люди решают. Я женщина. Никто не хочет видеть женщину во главе. Даже Королеву, пусть здесь у нас и нет иных вариантов. У кого есть больше шансов занять пост мэра – у весельчака, водившего дружбу едва ли не с каждым жителем Аджхарапа, или у его сестры, нередко оглашающей именем отца не самые популярные решения? Кроме нас с братом, на пост мэра претендовал только один кандидат – начальник городской стражи. На мое счастье, за день до выборов его жена явилась к нему на пост, чтобы принести лепешек к ночной смене, и обнаружила супруга со спущенными штанами. Тот настолько самоотверженно приклеился пахом к задравшей юбку кухарке из соседней таверны, что даже не слышал, как жена окрикнула его. В тот вечер он с позором утратил все три своих статуса – и кандидата в мэры, и начальника городской стражи, и супруга. Мы с братом остались одни перед выбором людей. И я знала, что выбор тот был предопределен. Утром я пришла в дом к брату. После ночной гулянки, на которой он уже успел отметить свою завтрашнюю победу, брат был все еще пьян. Я предложила ему выпить настойки с каплей сока диетр. К слову, если кого-то из вас мучает затяжное похмелье, лучше способа привести себя в порядок не сыскать. К соку я добавила несколько капель травяного настоя, который мы пьем, чтобы прочистить желудок. Брат выпил, лег обратно в постель и заснул. Вскоре травяной настой сработал, и содержимое живота моего братца вышло наружу густым едким фонтаном. Он проснулся и закашлял, но я настойчиво помогла ему не подняться с кровати. Захлебнуться лужами своей рвоты – не самая благородная смерть, но у него была и не самая благородная жизнь. Да не обратиться Хищником и ему».

Дейна выпрямилась и посмотрела сначала на Шая, затем на своего племянника. Патриций ожидал, что сейчас Мачео, которому, видимо, неожиданно открылась тайна смерти своего отца, сорвется с места и набросится на тетку с кулаками, но тот лишь покорно стоял, глядя в пол, и молчал. Молчали Кларена, Дейна, плавийцы. Молчал даже Шай, а уж он не оставлял обычно последнего слова за оппонентом.

– Грустная история, не находишь? – сказала Дейна.

– Не у всякой истории счастливый конец, – согласился Шай, немного отойдя от рассказа мэра.

– Конец никогда не счастливый, – ответила Дейна, – на то он и конец. Но это не повод не идти к нему.

– Ты же понимаешь, что делаешь себе только хуже, рассказывая нам о цене, заплаченной за пост мэра?

– Я понимаю одно, – сквозь зубы бросила ему Дейна. – Я не для того поступилась своей совестью девять лет назад, не для того взяла на попечение племянника и сделала его своим помощником, не для того посвятила годы жизни благополучию Аджхарапа, чтобы отдать свой город под протекторат какому-то сопливому мужеложцу!

– Означает ли это, что ты предпочитаешь первый вариант? – В глазах Шая вспыхнула искра любопытства.

– Я скорее сгнию в темницах Песочных рукавов, скорее буду жевать влажный заплесневелый песок, чем добровольно отдам тебе главное достижение своей жизни! – рявкнула Дейна.

– Будь по-твоему. – Шай провел руками по брюкам. – Я объявляю Аджхарап протекторатом Эрзальской долины, лишаю тебя звания мэра и именем четвертой ступени приказываю плавийцам взять тебя под стражу и удерживать до тех пор, покуда секретарий Далонг не распорядится отдать тебя Верховному судье. Таково мое слово.

Сказав это, Шай посмотрел на плавийцев. Те обступили Дейну, схватили ее за руки и повели прочь из комнаты. Она не противилась. Даже с заломленными за спиной руками Дейна держала осанку, будто гордилась тем, что окончание ее власти над Аджхарапом имеет такую высокую, пусть и драматичную, ноту.

Когда плавийцы и Дейна скрылись за пределами комнаты, в помещении послышался звон – Кларена обронила нож, которым ранее разрезала путы на руках патриция. Она загладила свои длинные растрепанные волосы назад и глубоко выдохнула. Она бросила взгляд на Шая, понимая, что только что он спас ее от службы у жестокой правительницы Аджхарапа. У бывшей правительницы.

Патриций, не шелохнувшись, продолжал сидеть на стуле. Триумфальная победа над Дейной опьянила его ненадолго. Как корона отнесется к тому, что он самовольно объявил Аджхарап новым протекторатом Эрзальской долины? Или к тому, что местный правитель нарушил святую иерархию? И есть ли в целом короне дело до межтерриториальных распрей, когда счет жизни Королевы и защитницы Амплерикса идет на месяцы или, быть может, даже на недели?

Мачео впервые оторвал взгляд от пола и посмотрел на Шая. В его глазах было странное умиротворение. Патриций поднялся со стула, приблизился к юноше, коснулся его плеча и сказал:

– Если бы я только что узнал, что родная тетка позволила моему отцу захлебнуться в остатках ночной пьянки, я бы выцарапал ей глаза. Никаких сомнений.

– Если бы я только что узнал, – ответил Мачео. – Дейна давно рассказала мне об этом. Поверь, на какое-то мгновение ее глаза были в опасности. Но она уже была мэром. А слепой мэр хуже, чем мэр зрячий. Никаких сомнений. В любом случае, она моя тетка. И она даровала мне пост помощника.

– Люди, отказывающиеся от мести ради постов, никогда не внушали мне доверия, – заметил патриций.

– Месть не вернула бы мне отца.

– Но месть позволила бы Дейне составить твоему отцу компанию в Хранилище.

– Он достаточно натерпелся от нее при жизни. Позволю ему немного отдохнуть от нее хотя бы в Хранилище. Видят небеса, скоро они повстречаются.

– Я не стану добиваться ее казни, – сказал Шай.

– За тебя это сделают камеры в Песочных рукавах.

Шай почесал нос и неспешно пошел в сторону открытой двери.

– Я не намерен больше оставаться в этом склепе, – сказал он.

Кларена подняла с пола оброненный нож и спрятала его в карман.

– Мне так спокойнее, – ответила она на непрозвучавший вопрос патриция.

Они медленно стали спускаться на первый этаж мэрии. Мачео пошел за ними.

– Я благодарна тебе за то, что освободил нас, – сказала Кларена Шаю, неслышно ставя ногу на очередную ступеньку.

– Ты освободила меня, – ответил он, разглядывая на своих запястьях кроваво-розовые борозды от веревок, – и я отплатил тем же.

На нижнем этаже не было никого. Кларена, заметив на столе Мачео кувшин с водой, бросилась к нему, наполнила стакан и опустошила его. Мачео с нескрываемым облегчением оглядел свое рабочее место. Очевидно, служение Дейне тяготило его все эти годы.

– Ты был жесток с ней, – сказал он патрицию. – Мне это даже понравилось. Остается надеяться, что ты сдержишь обещание и не будешь жесток с ее бывшим помощником.

– Я проявляю жестокость только в кровати и только тогда, когда ее от меня ожидают, – ответил патриций.

– Что-то не верится. – Мачео не сводил распаленного взгляда с Шая.

– Хочешь проверить?

– А ты?

На этот вопрос Шай не ответил сразу. В его голове нарисовался образ Лафре, стоящего там, в карьерах Серебряной Слезы, и вонзающего кирку в окаменелые породы лунного хрусталя. В патриции кипело желание как можно скорее добраться до Гальтинга, воссесть на законный трон Эрзальской долины, разорвать древний контракт с Серебряной Слезой и освободить Лафре. Давало знать о себе и другое отчаянное желание – Мачео был невероятно хорош собой, а патриций давно не знал сладкого тепла мужского стройного молодого тела. Когда родители Шая погибли, а Шай вступил на трон патриция Эрзальской долины, он был волен выбрать себе любых, даже самых строптивых ангалийцев. Первое время Шай, забавы ради, считал своих партнеров. Но, когда кровать патриция не успевала остыть от тела очередного любовника, а туда ложился уже новый юнец, Шай утратил интерес к счету. В конце концов, тогда он умел считать лишь до ста. Со временем у Шая появились фавориты из числа наиболее умелых любовников, способных удовлетворить самую дерзкую фантазию патриция в постели. Один из них был самым частым гостем в опочивальне Шая. Патриций сам того не заметил, как высокий хрупкий Йасай стал проводить в спальне Шая несколько дней в неделю. В одну ночь Йасай без стука вошел в комнату патриция и застыл в дверном проеме. Возле высоких кованых перил кровати стоял туго обвитый красными шелковыми широкими лентами незнакомый юный ангалиец, добровольно лишивший себя подвижности в угоду патрицию. Шай стоял у него за спиной, с силой прижимал его к себе, обхватив юношу за грудь, и резко вонзался в него. Услышав шум в дверях, патриций обернулся, даже и не думая останавливать грубых ритмичных толчков. Шай посмотрел на обомлевшего от этой картины Йасая и кивнул ему, приглашая присоединиться. Ответа не последовало, и Шай безразлично повернулся обратно к новому любовнику, продолжив наслаждение. Йасай выбежал из комнаты.

На следующий день они увиделись с патрицием на тренировочной поляне. Швырнув лук на землю, Йасай быстрым шагом подошел к патрицию и наградил его свирепым взглядом:

– Кто он?

– Он? – непонимающе скривился патриций, щурясь то ли от яркого света огненных сфер, то ли от глаз Йасая, в которых бушевало пламя ничуть не менее яркое.

– Тот, кого ты связал вчера моими шелковыми лентами! – Йасай сжал руки в кулаки. – Как его зовут?

– Не могу сказать, – спокойно ответил Шай.

– Боишься выдать его имя?

– Нет. Просто не помню. Кажется, на букву «А». Или «Д»? Какое-то необычайно сложное, длинное имя. В кровати меня интересует другая длина. А к чему вопрос?

– Ты должен был провести вчерашнюю ночь со мной! – выпалил ангалиец.

– Так уж должен? Не припомню, чтобы я подписывал бумаги. Если и имел неосторожность поставить свою подпись, то не поленись, предъяви документ.

– Ты невыносим! – крикнул Йасай.

– Уже ли? Помнится, тебе всегда было под силу вынести меня – что в лентах, что в цепях.

Йасай открыл рот, но не нашелся, что ответить. Зато Шаю не требовалось раздумье. Он решил раз и навсегда обозначить свою позицию:

– Я патриций Эрзальской долины. Только мне решать, кому есть доступ в мою опочивальню. Тебя за руку туда я никогда не тащил, если не считать нашей самой первой ночи.

– Идиот, – процедил Йасай. – Никогда не посещала мысль, что твои любовники ожидают от тебя чего-то большего, чем просто кровать?

– А они ожидают?

– Я ожидаю! – крикнул юноша.

– А почему это должно беспокоить меня?

– Я не верю своим ушам. – Йасай потупил взгляд. – Что, если я хочу быть с тобой? Быть с тобой всегда? Только с тобой?

– А я хочу быть первой ступенью, – усмехнулся патриций. – Как думаешь, это хоть сколько-нибудь трогает нашу Королеву?

– Ты безнадежен, – шепнул Йасай, и в его глазах заблестели слезы. – Ты самовлюбленный, бесчувственный, холодный, эгоистичный! Даром что не выходишь у меня из головы…

– Не преувеличивай, – с издевкой сказал патриций. – Если бы я не выходил у тебя из головы, ты бы давно задохнулся.

– Если ты не хочешь меня, не хочешь общаться со мной, быть со мной… То так и скажи. Скажи прямо! Я достаточно умен, чтобы ни на чем не настаивать.

– Достаточно умному не нужно говорить об этом прямо.

– Для тебя это просто игра…

– Ты прав, Йасай. Это просто игра. И знаешь почему? Потому что мальчики любят играть. Это у нас в крови. Мы рождаемся, чтобы играть всю свою жизнь. Маленькими мальчишками мы играем в воинов, скрещивая деревянные мечи на улице. Став постарше, мы скрещиваем уже другие мечи, и не на тренировочной поляне, но в кровати. Взрослыми мы играем с железными мечами и с железными монетами. В старости мы играем в догонялки – болезнь пытается догнать нас, а мы со всех сил удираем от нее. И так до тех пор, пока души наши не находят свое последнее прибежище в Хранилище. Впрочем, кто знает – быть может, и там есть место для игры.

«Это просто игра», – подумал Шай, очнувшись от воспоминаний. Он повернулся к Мачео и протянул ему свою руку.

– Я хочу горячую ванну. И вина.

– И вина… – ухмыльнулся Мачео. – Мне украсить купальню цветочными лепестками?

– Лучше парой десятков свечей. Люблю приглушенный свет во время купания.

– Надо же, у ангалийца такой тонкий вкус.

– Тонкий у меня разве что только вкус, – ответил патриций.

– Даже так? Неужели не каждому под силу вытерпеть тебя в постели?

– Не каждому.

– Это просто у тебя не было меня, – сказал Мачео.

– А у тебя не было меня. Так что не будь так самоуверен.

– Это мы посмотрим, – улыбнулся Мачео. – Я прикажу согреть тебе воду и проводить тебя в наши бани.

– Проводи меня туда сам.

Глава 3

– От моего отца так и нет никаких известий? – спросила секретария Далонга Калирия, когда после кормления Эксиля они возвращались во дворец из Морозной рощи.

– Нет, Ваше Величество. Но что-то мне подсказывает, что с вашим батюшкой все в порядке.

– Как же я соскучилась по папочке. Быстрей бы он вернулся.

– Я уверен, что совсем скоро вы снова с ним увидитесь, и он прижмет свою любимую дочь к себе и поцелует в ее чудесный лобик.

– Ты правда так думаешь? Или говоришь мне это, просто чтобы меня успокоить?

– Я совершенно искренне так считаю, Ваше Величество. Прижмите Королевский шарф поплотнее к шее – кровь быстрее остановится.

Но вместо этого девочка, напротив, размотала шарф и взглянула на него.

– Как странно, – сказала она, – обычно на шарфе много крови, ведь она так долго не останавливается.

– А сейчас? – спросил Далонг, вытянув шею и рассматривая Королевский шарф в руках Калирии.

– А сейчас на шарфе лишь маленькое кровавое пятнышко. И шея не болит так сильно, как обычно.

– А как вы себя чувствуете? Голова кружится? Болит? Ощущаете слабость?

– Немного ощущаю, кажется, – неуверенно ответила девочка, – а вот голова почти не болит.

– Хвала черному небосводу. Я очень рад. Возможно, целительные капли, которые изготовили Маги, наконец-то начали давать свой эффект.

– Вот только спать все равно хочется.

– Это как раз нормально. Тысячи лет Королевы Амплерикса предпочитали поспать немного после кормления Эксиля. И вам не следует бороться со сном. Сейчас попрошу Клиду подать вам ужин и уложить спать.

Отдав распоряжение Клиде приготовить Королеве еду, Далонг пошел в свой рабочий кабинет, расположенный напротив Престольного уступа. Комната была небольшой и всегда затемненной. Секретарий приблизился к окну, через которое открывался вид на Живую площадь, и стал пристально смотреть вдаль. Этот седовласый старец, служивший еще матери Калирии, Илпе Бальерос, любил стоять у окна и подолгу разглядывать Триарби. Ему казалось, что такое тихое времяпрепровождение позволяет ему забыться хотя бы ненадолго, чтобы мысли в голове не роились, как пчелы в улье, а дали ему немного покоя. Сколько королевских секретов прошло через его душу за время службы короне… Сколько грехов ему нужно было совершить, чтобы сохранить баланс власти на Амплериксе, особенно сейчас, когда на троне восседала слабая больная девочка, вынужденно покинутая отцом. Отвернувшись от окна, он взглянул на крошечную запертую каморку, находившуюся в этой комнате. Дверь в каморку была такой маленькой, что Далонгу приходилось сгибаться вдвое каждый раз, когда он, взяв в тайнике ключ от каморки, отпирал дверцу и проходил внутрь. Если первое время после их секретной женитьбы Клида пыталась выведать у Далонга, что же такое находится за дверью каморки, то впоследствии она поняла, что муж скорее распрощается с жизнью, чем ответит ей. Далонг ненавидел моменты, когда ему нужно было заходить в этот крошечный жуткий подвальчик. Еще больше в эти моменты он ненавидел себя.

***

Эрви и Лерия неспешно шли от Серебряной Слезы на запад – именно туда дули эрзальские ветра. Во всяком случае, именно так казалось путникам.

– Интересно, – задумчиво произнес сын Оды, – а что, если все это время андамит был в Триарби?

– Не знаю, Эрви, – вздохнула Лерия, – у нас нет иного компаса, кроме ветров.

– Но ведь дуновения ветров стабильно указывали на восток. А что может быть восточнее Серебряной Слезы?

– Восточнее Серебряной Слезы находится Земля Вдов.

– Но если серый камень был бы спрятан там, то почему сейчас ветер дует именно в сторону Триарби?

– Не знаю, дорогой мой. У меня нет и не может быть ответа на этот вопрос.

Эрви замолчал. И улыбнулся так, чтобы девушка не заметила. Брошенное ею «дорогой мой» отголосками звучало в его ушах, и от этого по телу разливалось неведанное ранее тепло.

На следующий день Лерия и Эрви набрели на маленькую деревню. Здешняя территория была густо окутана кустарниками, а трава тут была высокая и сочная, необычайно зеленая, почти без характерной для Амплерикса желтизны. Они подошли к домам поближе. Возле одного из них стоял старикашка и тяпкой рыхлил почву под своей диетрой. Хищная роза была лишена подвижности стандартным способом: врытые в землю деревянные ухваты сжимали бутон диетры у основания надежной хваткой.

– Что он делает? – шепнул Эрви на ухо Лерии.

– Честно? Не имею представления. У нас на Аладайских озерах диетры не растут.

– Как и у нас в Марьяни, – улыбнулся юноша. – Наверное, он боится, что она сожрет его.

– Ума не приложу, как люди всю свою жизнь находятся бок о бок с этими жуткими тварями, – сказала Лерия.

– Да я вообще не могу понять, как вы живете на поверхности. Шумно, опасно. То ли дело на доньях Эр-Нерая. Тебе понравилось у меня дома, в Марьяни?

– Не знаю даже. – Лерия смущенно пожала плечами. – Я первая деквидка, которой посчастливилось побывать в столице белого водоема. Этого уже достаточно, чтобы умереть, не жалея о прожитом.

– Не надо умирать. – Эрви приобнял ее за плечи, но тут же отдернул руки, не зная, как девушка отнесется к этому жесту.

Старикашка заметил путников. Недоверчиво оглядев их, он бросил тяпку и, медленно переставляя ноги, пошел к ним.

– Доброго дня, господин! – поприветствовала Лерия хозяина диетры.

– Доброго, доброго, – голос старика был тихим, сухим и четким. – Могу ли я помочь вам, уважаемые?

– Меня зовут Лерия, а моего спутника – Эрви. Мы путешествуем по Амплериксу на правах добровольцев. Ищем андамит для Ее Величества.

– Наслышан о ее болезни. – Старик отряхнул руки от земли. – С вашей стороны благородно попытаться вылечить вашу Королеву.

– Позвольте, – сказал Эрви, – но она и ваша Королева.

– Наша или не наша, какая разница? – недовольно покосился на него старикашка. – Живут там, на западе, бед не ведают. Девчонка из Бальеросов, поди, у нас на Восточном Амплериксе и не была ни разу, диетры живой в глаза не видела. А нам корячься каждый месяц, собирай сок! Напридумывали своих законов, деловые. Торговать нечем, а налоги соком если не уплотишь, так инспектор денег требовает. Сами-то, небось, с западу?

– Да, я из Аладайских озер, – учтиво ответила Лерия. – А Эрви…

– И я оттуда же, – перебил ее Эрви, и девушка поняла, что ее спутник хочет оставить свое истинное происхождение в тайне.

– Стало быть, и впрямь с западу, – прищурился старик. – На западе хорошо, говорят. Я-то там не бывал. Добровольцы, значит?

– Добровольцы, – кивнул Эрви. – Нам бы заночевать у вас, а завтра пойдем дальше.

– Заночевать-то можно, – сказал старик. – Меня Севан звать. Живу бедно, просто, но кров предоставить не постыжусь. Чем богат, то и имею.

– И мы с Эрви будем вам крайне признательны, – сказала Лерия.

– Крайне признательны, – повторил Севан. – Ты из грамотных, видать?

– Я учитель, – мягко ответила девушка.

– Оно и видно. Ладно, идемте, попрошу жену дать вам лепешек, если вы едите такое. У вас на западе едят лепешки-то?

– Конечно, – улыбнулась Лерия.

– А вы женаты? – Севан строго посмотрел на них. – Не то блуду у себя в доме не потерплю!

– Разумеется, женаты, – быстро ответил Эрви, даже не моргнув.

– Чего тогда жена твоя тебя «спутником» назвала? Я бы свою спутницей обозвал, чтоб позлить просто.

– Но мы же с женой вдвоем андамит ищем. Так? – Эрви сцепил пальцы в замок.

– Так, – неуверенно сказал старик.

– Значит, я ее спутник. А она – моя спутница. Так?

– Ну, видать, что так. – Севан, вероятно, был удовлетворен таким бессмысленным объяснением. – Вы грамотные, вам виднее, как по-правильному говорить. Пойдемте уже в избу.

Дом старика был хлипким, сколоченным из тонких досок. Жена Севана поставила перед путниками тарелки с лепешками и налила воды. «Кровать с мужем у нас одна, – хлопотала старушка, – поэтому постелю вам на полу». Когда стемнело, старушка принесла со двора в дом охапку сена и соорудила из нее прямо на полу некое подобие кровати. Она набросала туда тряпок и выдала гостям большое дырявое покрывало. Лерия поблагодарила жену Севана за заботу и легла. Эрви сглотнул, понимая, что сейчас ему впервые придется лечь с Лерией в одну постель.

Лерия моментально провалилась в сон, но Эрви не мог сомкнуть глаз. Привыкшими к темноте очами он оглядывал дом Севана и его старой жены – супруги мирно посапывали рядом на своей покосившейся от времени кровати. Дыхание погруженной в сон Лерии было спокойным, ровным, даже мелодичным. Эрви улыбнулся и обнял ее сзади так нежно, словно это была самая хрупкая и драгоценная вещь, от которой зависела его дальнейшая жизнь. Он уткнулся в ее волосы и вдохнул их аромат. Казалось, что нос его наполнился запахом молодого яблока с нотками горячего хлеба. От этой изысканной смеси ароматов у него закружилась голова, и он сосредоточился на единственной мысли – обуздать неистовое желание и ненароком не дать Лерии ощутить, как сильно он хочет ее. Вскоре сон настиг и его. Ненадолго проснувшись среди ночи, Лерия ощутила, что Эрви обнимает ее сзади. Она не захотела отвести его руку, обнимавшую ее под грудью, и тут же снова заснула, убаюканная ощущением умиротворения и приятным теплом, исходящим от спящего Эрви.

Наутро Лерия и Эрви еще раз поблагодарили старых супругов за кров и еду. Добродушная старушка с разрешения мужа доверху наполнила семенами кисет Лерии.

– Берите, берите в дорогу, не стесняйтесь. Вы хорошая пара, – сказал Севан. – И люди хорошие. Людей я ой как чувствую! Вы глупые, но хорошие.

– Мы? Глупые? – удивился Эрви.

– А как нет-то? Глупые и есть. Верите в эти сказки про андамит и про мерсеби. У нас, на Восточном Амплериксе, не верят столице. Хотя это не мое дело. Охота вам тереть ноги, слоняясь по планете – да и на здоровье. Дети-то есть у вас?

– Нет. – Лерия покраснела.

– Дам совет, – деловито сказал старик. – Не камни серые надо искать, скача по Амплериксу, а детей делать. Кабы мне ваш возраст, я бы из кровати не вылезал. Но не мое это дело, не мое.

– Дельный совет, – улыбнулся Эрви, а Лерия покраснела еще больше.

Распрощавшись с Севаном и его женой, они пошли дальше, к Чистым горам.

– Слышала, как он отзывался о Королеве? – спросил Эрви, когда дом Севана остался за спиной.

– Видимо, фанатик.

– Они попадаются нам со странным постоянством.

– Не каждый доволен короной, – сказала Лерия.

– Думаешь, они становятся такими из-за недовольства?

– Не сомневаюсь в этом, – ответила девушка. – Если ты доволен жизнью, то не будешь травить себя мыслями о королевском заговоре.

К завершению следующего дня они добрались до подножия Чистых гор. Лерия и Эрви озадаченно смерили взглядами это высокое древнее скалистое детище Амплерикса.

– И как нам быть теперь? – расстроенно сказала девушка.

– Мда, – поддержал ее Эрви. – А ты случайно не ангалийка? Не то повторила бы то же, что сделал наш чудесный патриций.

– Если бы, – рассмеялась Лерия. – Боюсь, меня ветра не послушают. Что ж, видимо, нам придется как-то карабкаться наверх. Огибать горы с юга слишком долго. Склон здесь более-менее пологий. Может быть, получится…

– Как-то не похоже, что у нас получится. А знаешь что?

– Что?

– Я, конечно, не повелитель эрзальских ветров, но что, если мне попробовать?

– Призвать ветер?

– Призвать воду. Подойди ко мне поближе.

Лерия, недоуменно глядя на Эрви, приблизилась к нему вплотную. Он смущенно улыбнулся, но тут же стал невообразимо серьезным. Эрви глубоко выдохнул, точно был сконцентрирован на чем-то очень важном, а затем вытянул руки вниз и прикрыл глаза. Лерия заметила, что с его рук начали стекать вниз тонкие струйки воды, и от этого завораживающего зрелища было сложно оторвать взгляд. Эрви сжал кулаки, набрал полную грудь воздуха и, выдохнув, напрягся, как натянутая тетива лучшего эрзальского лука. Спустя мгновение из его рук в землю ударили две мощные струи воды, которые пышной пеной стали разливаться по траве и камням. «Обними меня крепче!» – крикнул Эрви. Как только Лерия обняла обеими руками его грудь, они вдвоем начали неспешно подниматься над землей благодаря мощи водяных столбов. Лицо Эрви было напряжено, на шее проступили вены, но он лишь прибавил сил – из его рук вниз на землю низвергались два бурлящих водопада, поднимая путников все выше и выше. «Я не могу больше», – сквозь всепоглощающий шум воды донесся до Лерии крик Эрви в тот момент, когда до самой низкой макушки гор оставались считанные метры. Но, несмотря на свои слова, Эрви все же не сдавался – они с Лерией медленно вознеслись над скалистым пиком, перелетели его и на потоках воды начали плавно отпускаться по ту сторону Чистых гор.

Когда ногами они почувствовали под собой земную твердь Западного Амплерикса, а потоки воды стихли, они рухнули наземь, промокшие до нитки. Эрви развалился на траве, широко раскинув руки, и тяжело дышал. Лерия с трудом встала на колени и подползла к юноше.

– Как ты? Все в порядке?

– Более-менее да, – шепнул Эрви.

– Голова не болит? Мне чем-то помочь тебе?

– Голова? – через силу усмехнулся Эрви. – Я тебе не какой-то там ангалиец, который скулит всякий раз, когда призывает свою стихию. Со мной все в порядке. Просто хочу немного полежать, отдохнуть.

– Тебе надо поесть, – сказала девушка, судорожно хлопая по мокрому платью и нащупывая привязанный тесьмой к поясу мешочек с семенами.

– Ой, нет, только не эти проклятые семена! – издал жалобный стон Эрви.

– Ничего другого, уж извини, я тебе сейчас предложить не могу, – решительно отрезала Лерия. – Скажи спасибо, что кисет сделан из кожи. А то семена промокли бы.

– Ага, спасибо, – фыркнул Эрви, но тут же улыбнулся, чтобы девушка ненароком не подумала, что он дерзит ей.

– Поедим, – сказала Лерия, развязывая кисет с семенами, – и заночуем прямо здесь. Ты измотан – нет смысла терзать себя и идти дальше сегодня.

– Огненные шары хорошо горят, – сказал Эрви, глядя в черное небо, – у нас даже есть шанс высохнуть, чтобы не спать мокрыми. Не голыми же ложиться.

– Не голыми, – постаравшись скрыть смущенную улыбку, ответила девушка.

Одеяние Лерии действительно успело подсохнуть, хотя и прилипло местами к коже, доставляя известный дискомфорт. Впрочем, именно Эрви, как истинный Мастер воды, не чувствовал никакого неудобства от своей стихии, но хорошо понимал, как, видимо, неприятно Лерии отходить ко сну в не до конца высохшем платье.

Точеная фигура Лерии завораживала Эрви. В его жизни были случайные девушки, которые не могли даже помыслить о том, чтобы дать отпор сыну великой Оды и наследнику Марьяни. Но впервые в жизни его сердце наполнялось неизведанным ранее теплом, когда он смотрел на Лерию. Она не была похожа ни на какую другую девушку. Очаровательная, умная, вежливая, до невозможности правильная. Больше всего ему хотелось подойти к ней и горячо впиться в ее красные упругие губы. Больше всего ему было страшно сделать это.

Выложив землю свежей нарванной травой, они легли рядом друг с другом и прикрыли глаза.

Первым, что почувствовал Эрви, когда наутро открыл глаза, было ощущение наполненности зарядом энергии. Лерия была определенно права – он действительно нуждался в хорошем отдыхе. Он спал так сладко и безмятежно, что тело совсем не ломило от ночи, проведенной на сырой земле.

Эрви томно потянулся, и сон окончательно покинул его. «Я такой голодный, что даже от семян не отказался бы», – шепнул он, не отрывая взгляда от черного неба, в котором ярко горели чередой свежие сферы, выпущенные плебрами из недр Огненного моря и нависшие над поверхностью Амплерикса на тонких, почти невидимых огненных стебельках. Ответа не последовало, и Эрви, подумав, что девушка еще спит, повернулся к ней. Ошарашенный, он широко раскрыл глаза – его взгляд зацепился за смятую траву, где, должно быть, спала Лерия, вот только на траве никого не было. Эрви вскочил на ноги и осмотрелся. Справа от него покоились в туманной дымке седые склоны Чистых гор, и своей многовековой стабильностью, своим бескомпромиссным величием они будто давали понять, что им нет никакого дела до пропавшей Лерии. Слева от юноши простиралась равнина с редкими лесными просеками. Он повернулся на юг, где далеко в низине извивалось почти невидимое отсюда русло млечной реки Арамей, но и здесь, на многие мили вдаль, взор Эрви не замечал и следа девушки. Наконец он бросил взгляд на север, где располагался Гальтинг, но Эрзальская долина была столь далеко отсюда, что Эрви не видел ничего, кроме все той же бескрайней равнины. «Лерия! Лерия-а-а!» – он заорал так громко, что горло больно зачесалось от крика. Никакого ответа – лишь отзвуки его собственного голоса вскоре вернулись к нему рассеянным эхом.

Он долго рассекал бескрайнюю землю и звал девушку, но напрасно. «Да что же это», – юноша едва сдерживался, чтобы не разреветься из-за постигшей его безысходности. Что ему теперь делать здесь одному? Эрви постарался понять, куда дуют эрзальские ветра – они все еще настойчиво указывали путь на запад. «Запад, запад», – судорожно соображал юноша. Если идти по прямой, и если судьба будет к нему благосклонна, то через несколько недель он достигнет Саами, потом пересечет Арамей, а после него в конечном счете доберется до своего дома, упокоившегося в неведанных глубинах Эр-Нерая. «Мама», – подумал Эрви и тут же решил, что ему непременно нужно добраться до Марьяни, упасть в ноги к великой владычице белого водоема Оде и попросить ее помочь отыскать Лерию. Он с удивлением поймал себя на мысли о том, что ему отчаянно не хватает этой чудесной скромной девушки, ее звонкого смеха и рассудительных, взвешенных решений во всем, чего бы ни касалось дело. «Лерия, где же ты…» – пробормотал он то ли вслух, то ли про себя. Еще будучи школьником, он узнал, что браки между разными ступенями на Амплериксе не допускаются, но в данный момент он не думал ни о браке, ни об укладах планеты – ему нужно во что бы то ни стало разыскать пропавшую Лерию, а иначе его жизнь не будет иметь никакого смысла. Пытаясь понять, как сэкономить время и добраться до Эр-Нерая как можно скорее, Эрви еще раз взглянул на юг и решил, что он, Мастер воды, гораздо быстрее доберется до дома по Арамею, который впадает как раз в белый водоем. В животе урчало от голода, но Эрви не думал о еде – он отряхнул свое серебристое одеяние, стараясь по привычке выглядеть безупречно даже сейчас, и отправился на юг, к Арамею.

***

Наутро после той ночи в Байхиби, когда Лагей ушел в темноту в сопровождении огромного жука, Тиби поседела. Они с матерью и отцом обошли весь город в поисках мальчика, но никто не видел Лагея. К поискам подключились мужчины, бросив работу на железных рудниках, и женщины, оставив конвейерную ленту, которая вхолостую продолжала свою закольцованную поездку. «Лагей! Лагей!» – эти крики не утихали в Байхиби ни сегодня, ни весь следующий день. Только когда живущие тут ангалийцы смекнули, что работа по добыче железа остановилась, они быстро подсчитали убыток от простоя и распорядились, чтобы рабочие немедленно вернулись к своему труду. Байхиби был законным протекторатом Эрзальской долины, а потому ослушаться владык ветров люди не смогли.

– Мальчик мой, куда же ты сгинул! – всхлипывала Тиби, сидя ночью на крыльце вместе с матерью.

– Это все я виновата, – слышались ответные всхлипы Бони. – Могла бы догадаться, старая башка, запирать дверь на ночь, раз малыш в доме…

– Хоть бери и бросайся на дно карьера, – вытирала слезы Тиби.

– Не гневи небеса, – резко ответила мать, – они и без того разгневаны.

– Один пес, Кларена придушит меня, когда вернется. И будет права. Я ей еще и помогу, – понуро сказала девушка.

Отец Тиби так сильно переживал из-за пропажи мальчишки, которого полюбил, как родного внука, что слег с жаром. Бони обтирала его тряпками, смоченными в студеной воде, но жар не отступал. Тиби попросила местного лекаря дать отцу капли, но лекарство не помогло – он горел и бредил. «Не уберег, старый дурень», – шептал ее папа, не чувствуя тяжелых густых капель пота, сползавших по лицу. «Видят небеса, шевр пожрал мальчишку, – бормотал отец, все реже выходя из поглощающего его забытья. – Пожрал и улетел, жирная тварь». Тиби, чувствуя свою беспомощность, обмахивала отца мокрым полотенцем и дула в его белое лицо. «Папочка, не говори так, – шептала она, – шевры питаются только травой. Я уверена, что Лагей найдется. Ты только успокойся». Но папа не слышал ее. Он угасал на глазах. Через два дня лекарь, стоя возле его кровати, лишь угрюмо качал головой. «Он уже почти не с нами, – сказал лекарь. – Готовьтесь к тому, что сегодня в ночи он уйдет». Прогноз оказался не в полной мере верным – отец Тиби умер сразу после того, как лекарь покинул их дом.

Шевр, которого Лагей увел той ночью на поиски мамы, стоял на траве на своих коротких прочных лапах и монотонно жевал растительность. Да, отец Тиби ошибался насчет жука, ведь всем было известно, что шевры не питаются плотью, пропуская мимо рта даже стаю летящих мушек. Травы и воды было достаточно, чтобы это огромное мощное насекомое утолило голод. Лагей стоял рядом с шевром, медленно пережевывающим траву прямо с корнями, и гладил ручкой его жесткие, сложенные вдоль тела крылья. Кларена всегда жаловалась на плохой аппетит сына, едва ли не силой запихивая в рот Лагею лепешку. Сейчас, вдали от Байхиби, нелюбовь мальчика к еде играла ему на руку. Он ел ягоды, выкапывал палочкой мясистые земляные груши, не гнушался и травой.

К своим почти семи годам мальчик имел весьма отдаленное представление о географии Амплерикса. Мама часто рассказывала ему о Чистых горах, у подножия которых простирался Байхиби, о Королеве, о повелителях ветров. Когда он перед сном слушал очередной рассказ, то представлял себе, каким красивым и далеким был Гальтинг. Лагей мечтал побывать там, увидеть своими глазами настоящих ангалийцев, а не ту кучку высоких сребровласых дядек, которые жили в своих больших домах по ту сторону Арамея в Байхиби. Лагей был уверен, что здешние ангалийцы какие-то ненастоящие, ведь они не стреляли из изящных резных луков по мишеням, не играли с ветрами и ни разу не возносились в воздух, как и положено было любому нормальному ангалийцу. Сейчас, глядя на то, как его теплый огромный жук завершает трапезу, Лагей не мог даже подумать, что Гальтинг находится совсем недалеко от места их с шевром очередного ночлега.

Лагею нравилось искать маму в компании шевра. Жук не доставлял мальчишке никаких хлопот, не пугал Лагея и беспрекословно подчинялся маленькому хозяину всякий раз, когда Лагей дергал за веревку, прося жужжащее в полете насекомое опуститься на землю со своей небольшой высоты. «Жалко, что ты не умеешь разговаривать. Наверное, ты просто еще очень маленький. Но не переживай. Ты подрастешь, и я научу тебя говорить», – шептал ему Лагей, ободрительно похлопывая ладошкой по прочному корпусу тела шевра, пока тот медленно расправлялся со своей травяной трапезой.

Когда Лагей уставал идти ногами, а это случалось часто, он тянул к себе веревку, и шевр, издавая монотонную вибрацию, послушно приземлялся к мальчику. Лагей залезал в металлический ящик, привязанный цепями к мясистым лапам жука, и шевр, взмыв вверх, рассекал воздушную толщу. Лагей, ухватившись ручками за борта ящика, наблюдал с открытым ртом за тем, как под ними медленно проплывают деревья, маленькие озера, рвы и овраги. Лагей был уверен, что шевр знает, куда им надо лететь. Шевр же не имел об этом ни малейшего понятия. Но каждый новый день приближал их на несколько десятков миль ближе к столице Эрзальской долины – именно туда направлялся жук, руководствуясь чем-то, известным только одному ему.

Один раз шевр, проголодавшись, опустился на землю рядом с небольшой деревней, расположенной в плотном кольце леса. Когда они с Лагеем приземлились, и мальчик, закинув ножку, кое-как выбрался из своей металлической колыбели и спрыгнул на землю, вышедшие из леса местные жители замерли от ужаса. Не каждый день доводится увидеть, как с неба на землю спускается, заслоняя собой огненные сферы, крылатое чудовище, несущее на своих лапах дитя. Лагей со свойственной любому ребенку его возраста детской непосредственностью побежал к деквидам, а они, заорав, бросились прочь, в сторону густого леса. «Извините, – закричал Лагей им вслед, – а вы не видели тут мою мамочку? Нигде не могу ее найти». Один из жителей деревни, прижимавший к себе плетеную корзину, наполненную ягодами, застыл, услышав человеческую речь, и обернулся. Лагей стоял от него в нескольких метрах. Как только мальчик приветливо махнул ему рукой, бедняга, пятясь спиной к лесу, швырнул в него корзину и со звонким криком: «Мерсеби!» скрылся в плотном переплетении ветвей. «Какой глупый человек, – сказал Лагей, вздохнув. – Значит, мамочка была права. Она всегда говорила: если будешь плохо учиться в школе, то осла от стрекозы не отличишь».

Лагей посмотрел на шевра. Тот лениво шевелил усами и неторопливо поглощал траву, а еще мох и грибы, растущие возле пня. Мальчик подошел к брошенной глупым человеком корзине, поставил ее на землю и стал, ползая по траве на корточках, собирать в нее рассыпанные ягоды. Они были такие ароматные и упругие, что Лагей не удержался, отправил несколько ягод себе в рот и с удовольствием проглотил их, почти не жуя. Он закончил собирать лакомство с травы, поднял корзинку и посмотрел в лес, куда убежали незнакомые мужчины. «Извините, – жалобно сказал он в темноту, – а вам уже не нужны эти ягоды? Можно мне взять их с собой? Кушать очень хочется». Не услышав ответа, он вздохнул, зачерпнул из корзины пригоршню ягод и набил ими полный рот. «Хочешь немного?» – прожевав, Лагей протянул корзину шевру, но тот лишь повел усами, посмотрел на мальчика большими блестящими глазами, расправил крылья и поднялся на несколько метров над землей, чтобы его юный хозяин мог забраться обратно в железный ящик.

Оставив деревню позади, шевр тихо плыл по воздуху. Убаюкивающее жужжание его крыльев сморило уставшего Лагея. Еще несколько дней назад он нарвал травы и листьев и уложил ими дно металлического ящика, чтобы было удобнее спать там. Сейчас он, свернувшись калачиком, представлял себя птенчиком, который ждет в гнезде свою маму, улетевшую искать червячков для своего голодного потомства. Внезапно он услышал неразличимые голоса, доносящиеся до него откуда-то по воздуху. Сначала Лагей решил, что голоса причудились ему во сне, но глаза его были открыты, а заснуть с открытыми глазами у него не получалось еще ни разу, сколько бы он ни пробовал у себя в кроватке, в Байхиби. Вдруг на него сверху упала стрела. Следом – другая. Лагей испугался, приподнял голову и высунулся из ящика. По правую сторону от них парила красивая каравелла с двумя большими белыми парусами и несколькими маленькими, и на ее бортах стояли люди. В руках у них были луки, и из них они обстреливали шевра. Жуку, видимо, не было никакого дела до каравеллы и до ее лучников – он гудел в своем безмятежном, ровном, тихом полете. Его тело было столь прочным, что если бы лучники решили запустить в него копья вместо стрел, он этого даже не ощутил бы. Лагей нырнул обратно в ящик и заплакал от страха. А вдруг это пираты? Мама не раз рассказывала ему про жуткий город Маударо и про беспощадных пиратов, грабивших торговые каравеллы. Но Маударо был далеко на севере, окутанный холодной туманной дымкой, а здесь было тепло и вкусно пахло деревьями и свежей водой.

Обстрел прекратился – очевидно, люди услышали детский плач. «Кто там?» – донесся до него мужской голос. Лагей снова показал из ящика голову. Люди на каравелле настороженно смотрели на него. Каравелла накренилась немного влево и приблизилась к жуку так близко, что еще чуть-чуть – и широкие крылья шевра стукнутся о деревянные борта воздушного судна. Один из людей стоял одной ногой на борту каравеллы, а рукой держался за отходящую от высокой мачты веревку.

– Ты кто такой будешь? – крикнул человек.

– Я Лагей, – крикнул мальчик в ответ.

– Что это за зверь такой? Он тебя похитил?

– А что такое «похитил»? – Лагей почесал за ухом, чем окончательно поставил человека в тупик.

– Твоя зверюга-то?

– Это не зверюга. Это жук, не видите, что ли? Вы, наверное, тоже плохо учились в школе?

Человек так опешил от такого вопроса, что неожиданно для себя расхохотался. Лагей, не найдя ничего лучше, тоже звонко рассмеялся. Человек совсем не был похож на пирата, и мальчика это невероятно воодушевило.

– Ты куда путь держишь, капитан? – спросил человек, когда каравелла подошла вплотную к ящику и снизила высоту, чтобы не врезаться в шевра.

– К маме, – ответил Лагей.

– Вон как… А где мама-то твоя?

– Не знаю, – сказал мальчик.

Решив больше не упражняться в беседе с мальчиком на равных, человек сделал серьезное лицо и спросил:

– Тебе помочь чем? Не боишься этого монстра?

– Монстров я боюсь, – кивнул Лагей, – но только это не монстр. Это шевр, и он помогает мне искать мою мамочку. Вы сами кто такие? Не пираты?

– Хотел бы я быть пиратом, – хмыкнул человек, но, тут же решив, что маленькие мальчики не сильны в иронии и сарказме, ответил: – Нет, мы не пираты. Мы торговцы. Летим в Гальтинг.

– В Гальтинг? – восторженно воскликнул Лагей, и его бровки смешно приподнялись. – Всю свою жизнь мечтал увидеть Гальтинг!

– Всю свою жизнь! – человек расхохотался еще сильнее, чем в предыдущий раз. – Если хочешь, обеспечим тебе эскорт до столицы Эрзальской долины.

– А эскорт – это не больно? – недоверчиво спросил Лагей.

– Абсолютно не больно. Это весело. Ну что, согласен?

– Ну, согласен, – сказал Лагей, хотя совершенно не понимал, что же такое этот загадочный эскорт.

– Тогда пусть твое чудище летит за нами, – распорядился человек с каравеллы и скрылся за бортом своего судна.

Каравелла накренилась и быстро поплыла дальше. «Полетели за ними», – шепнул мальчик своему шевру, задрав голову кверху. Жук дал ходу, и привязанная к его лапам железная колыбель, по инерции качнувшись сначала в обратную сторону, понеслась по воздуху, и приятные теплые ветра стали обдувать мальчика.

Человек с каравеллы сидел на палубе и затачивал ножом стрелу для своего лука. К нему подсел другой торговец.

– К чему тебе это? Ты не знаешь, что это за пацан и что ему надо в этих краях. А главное, этот жук. У меня мурашки по коже от одного его вида.

– Пацан ищет свою мать, или ты не слышал? – Деквид повернулся к нему, взяв в руки металлический наконечник, чтобы приладить его к готовой стреле. – Пусть мальчишкой занимаются в Гальтинге. Он не наша забота. А вот жук может сослужить нам неплохую службу.

– По мне, жук служит не нам, а мальчишке.

– Он может сколь угодно служить мальчишке. Но как только доберемся до Гальтинга, сможем продать его там. За такое чудо можно попробовать не меньше сотни монет выторговать, если черные небеса будут благосклонны.

***

Помолодевшие вдовы не решались спросить у Главной, почему спустя несколько недель после вынужденного возвращения Апельгио в эти земли Главная не торопится изгнать его. Она распорядилась выделить юноше отдельную лачугу, где Апельгио поселился – первый и, если не считать трагически погибшего Баклия, единственный представитель мужей, чья нога смела ступить на отчужденную от всего остального Амплерикса Землю Вдов. Вдовы замечали, что время от времени Главная уходит с юношей в сторону обрыва, где покоится Белый Мост, а иногда Апельгио и вовсе пропадает на несколько дней, пока случайная вдова внезапно не обнаруживала юношу возле его покосившейся дряхлой лачуги. Не могли они не заметить и того, что Апельгио беспрекословно выполнял любые указания Главной, обычно сводившиеся, впрочем, к поручению залатать очередную сгнившую от времени крышу или починить мебель, рассыпающуюся на глазах. Сам Апельгио, казалось, был совершенно неприхотлив – он с благодарностью принимал любую пищу, которую ему не без удовольствия готовили обитательницы Земли Вдов. Юношу не расстраивал скудный рацион здешней территории – сами вдовы почти ничего не ели, не испытывая из-за своего проклятья вечностью необходимости отправлять в рот кусок пищи. На завтрак, обед и ужин Апельгио имел, как правило, лишь земляные груши – свежие, тушеные на огне или просто замаринованные в соке брусники, которая произрастала в Земле Вдов в изобилии.

Желая в этот раз хоть немного побаловать «сынка», как к нему привыкла обращаться Фрея, и сварить ему брусничного мармелада, Фрея сидела на пригорке и собирала ягоды в берестяное лукошко. На мгновение ей показалось, что темнота в чащобе леса зашевелилась, но она списала эту иллюзию на замыленный глаз. Продолжая собирать ягоды и поглядывая в глубины леса, Фрея поняла, что глаза ее все же не подводят – темнота в чащобе леса действительно шевелилась.

– Кто здесь? – неуверенно спросила Фрея, прижав к себе лукошко с ягодами, но ответом ей была скупая тишина. – Есть здесь кто, или как? – голос Фреи стал недовольным, она привстала с пригорка и приблизилась к скоплению старых густых деревьев.

Вдруг на ее глазах из темноты ей навстречу бесшумно шагнул черный силуэт – такой сплошной и всеобъемлющий, что казалось, будто силуэт поглощает скопившуюся вокруг темноту и от этого становится еще черней и объемней. Вдове стало не по себе.

– Вы кто такой? – надрывно крикнула Фрея. – И что вам понадобилось в наших краях?

Черная фигура не удостоила вдову ответом. Силуэт приблизился к Фрее и, замерев на месте, остановился – лишь полы длинной мантии по инерции неспешно колыхались, задевая своими краями невысокие сухие травинки.

– Залина, – донесся до Фреи голос фигуры, и оттого, что вдова не смогла понять ни пола, ни возраста этой пугающей, непонятной персоны, зубы Фреи неожиданно для нее самой застучали от страха.

– За… За… Залина? – заикаясь, смиренно переспросила Фрея, удивившись тому, как прерывисто и слабо звучит ее дрожащая от необъяснимого ужаса речь.

– Залина, – повторил необычный голос, и вдове показалось, что она одновременно слышит сотни, если не тысячи разнотонных звучаний, изрекаемых пугающей фигурой.

– Залина у нас есть, да… Есть такая, – бормотала Фрея, пятясь назад по мере того, как фигура делала шаг за шагом по направлению к ней.

Сама того не осознавая, Фрея бросила на землю лукошко, и спелые бордовые ягоды рассыпались по темной земле. Вдова развернулась и прытко бросилась бежать, не чувствуя ни ног, ни земли под ними.

– Главная! Главная! – орала Фрея, несясь к домам и изредка оглядываясь назад, чтобы увидеть, что фигура бесцеремонно следует за ней. – Главная! Помоги! Спаси меня! – в ужасе вскрикнула вдова, когда, выбежав к домам, врезалась в Главную.

– Ты чего орешь? Совсем рассудка лишилась, глупая ты курица? – недовольно гаркнула Главная, резко оттолкнув от себя обезумевшую от страха Фрею.

– Там… Там… Он! Она! Они… – Вдова вцепилась в платье Главной и попыталась спрятаться за ее спиной.

– Да что с тобой, тупица? – Главная встряхнула Фрею, схватив ее за плечи.

– Вон! Вон, смотри! – Фрея обернулась и пальцем указала на деревья.

– Да куда смотреть-то? – Главная окончательно утратила всякое терпение, но, как только из леса выплыла фигура в длинной черной мантии, она замолчала и уставилась на этот таинственный силуэт.

– Залина, – чарующий объемный звук многоголосьем разлился по Земле Вдов.

Главная и обступившие ее остальные вдовы испуганно смотрели на фигуру.

– Ты кто такой? – превозмогая необъяснимый страх, граничащий со смирением, спросила Главная, безуспешно постаравшись придать своему голосу решимости.

Фигура ничего не ответила – она двигалась в сторону испуганных вдов столь бесшумно, что вдовам казалось, будто фигура не идет, а парит над поверхностью земли. Но больше всех была напугана Залина, видя, что силуэт уверенно приближается именно к ней.

– Ты не получишь ее, пока не скажешь, кто ты и для чего заявился к нам, – найдя в себе силы и едва не плача, сказала Главная, заслонив своим телом перепуганную девушку.

Но облаченная в мантию фигура, чье лицо было скрыто бездонным капюшоном, выставила перед собой длинную руку и сделала ладонью изящный взмах – Главная, которой рука даже не коснулась, внезапно отскочила и кубарем покатилась в сторону. Тем временем фигура приблизилась к своей цели. Залина плакала и тряслась от страха, не понимая, что с ней собираются сделать.

– Залина, – сочащийся из-под капюшона необыкновенный голос обволакивал, казалось, всю Землю Вдов – от границы леса и до Белого Моста.

Неожиданно для себя Залина поняла, что в этом странном голосе нет ни одной нотки враждебности, и это заставило ее немного успокоиться и взять себя в руки.

Между тем фигура вплотную приблизилась к Залине и положила ей на плечо свою руку, и в этот момент девушка окончательно успокоилась, ясно осознав, что ей не грозит опасность. Фигура взяла Залину за руку и неспешно повела за собой обратно – туда, откуда она вышла ранее. Главная вскочила на ноги и попыталась было приблизиться к фигуре, увлекающей Залину за собой все дальше и дальше, но фигура взмахнула рукой, и Главная застыла на месте. Фигура продолжила вести Залину к выходу из леса, куда до настоящего времени не могла ступить ни одна из вдов. Внезапно Главная все поняла. Она рухнула на колени, в мольбе протянула руки к фигуре и прошептала: «Вы Верховный судья… Конечно! Это вы. Видно, красный огонь, что послал вам Баклий, достиг цели. Вы Верховный судья!»

Фигура, остановившись, безмолвно глядела на Главную, хотя ни взгляда, ни лица судьи видно не было. «Я прошу вас! Я смиренно молю вас! Залина не единственная, сосланная сюда незаконно. Умоляю вас, возьмите меня с собой. Умоляю! Всего крупицу вашего великого внимания. Это мой единственный шанс. Прошу вас!»

Главная, рыдая, протягивала руки к Верховному судье, но фигура лишь безмолвно развернулась и пошла дальше к выходу из леса, уводя за собой Залину. «Умоляю!» – рыдала Главная, на коленях пытаясь ползти за ними. За миг до того, как Верховный судья и девушка беспрепятственно вышли из Земли Вдов, Главная вскочила на ноги и бросилась вслед за ними. Она бежала так быстро, как могла, но на самом выходе из леса всем телом больно ударилась о невидимую преграду, через которую до Залины не в силах была пройти ни одна вдова. «Умоляю! Лишь крупицу!» – обреченно кричала Главная, глядя, как Верховный судья и девушка, покинувшие Землю Вдов, исчезают в темноте, оставляя отчаявшуюся Главную здесь, на этой территории. «Всего крупицу вашего благословенного внимания…» – продолжала всхлипывать Главная, когда фигур судьи и Залины уже не было видно.

Главная, все еще сидя на земле, поднесла руки к лицу и громко разрыдалась. Немного помешкав, Фрея подошла к ней, присела рядышком и, стараясь проявить соучастие, обняла ее за плечи, но Главная лишь резко оттолкнула руки Фреи.

– Ну чего ты, в самом деле, как маленькая, а? – Фрея попробовала приободрить Главную.

– Я не должна быть здесь. Не должна, – доносились тихие всхлипывания Главной, которая, казалось, начала понемногу успокаиваться.

– Да ты покажи мне ту, которая должна! Мы все тут без вины повинны.

– Говори за себя, – ехидно рассмеялась стоявшая неподалеку одна из вдов. – Мой кобель скакал по койкам, как клоп, и я, как узнала, оттяпала ему хрен ножом и не жалею до сих пор. Уж лучше тут, среди этих полутрупов.

– Да заткнись ты, остолопка! – грозно рыкнула на нее Фрея, продолжая поглаживать рукой по спине Главной.

– Залина, видимо, не обманула, рассказав нам свою историю, – прошептала Главная.

Она поднялась с земли и ладонями утерла с лица слезы. Увидев, как остальные вдовы обступили ее, сочувственно разглядывая своего лидера в невиданный до этого момент слабости, Главная окончательно взяла себя в руки: «Не надо вот так. Не надо стоять и жалеть меня. Девчонка так хотела мужа и семью… Надеюсь, женское счастье найдет ее в этой поганой жизни».

Главная шагнула в толпу расступившихся перед ней вдов, отыскала среди них Апельгио и спросила:

– Вернулся?

– Да, – сухо ответил Апельгио, не поднимая взгляда.

– Нашел?

– Там ничего нет, к сожалению…

– Что ж, попытка того стоила. Пойдем, надо обсудить дальнейшие шаги.

Она, не проронив больше ни слова, отправилась в сторону Белого Моста, где, как считали остальные вдовы, Главная обсуждала с юношей что-то такое, о чем вдовы знать были не должны.

– Зачем они постоянно ходят к Мосту? – в никуда прозвучал вопрос одной из вдов, когда фигуры Главной и Апельгио скрылись в толще ветвей деревьев.

– Мне-то почем знать… – вздохнув, сказала Фрея. – Она Главная. Ей, наверное, виднее.

Глава 4

Банный комплекс Аджхарапа приятно удивил патриция. Баня была сложена из камня, и в ее полу были врыты большие овальные чаши, наполняемые по трубам горячей водой из чугунного котла, стоящего у дальней стены. Возле каждого бассейна располагались сплетенные из ветвей ясеня лежаки. За неделю, прошедшую со дня свержения Дейны, патриций наведывался в бани каждый вечер. Компанию ему неизменно составлял Мачео. Если в овальных теплых бассейнах нежились другие горожане, то они немедленно покидали воду, голышом пробегая по бортикам к раздевалкам, чтобы ненароком не разозлить ангалийца. Патриций же без всякого стеснения сбрасывал с тела тонкий халат, резким движением развязывал пояс на халате Мачео, и они окунались в воду, пока остальные посетители бань подбирали с пола свою разбросанную одежду.

«Постой», – смущенно прошептал Мачео Шаю, косясь на спешно одевающихся посетителей. Патриций же не любил ждать. И не ждал. Он провел мокрой рукой по волосам юноши, забирая их назад в комок и несильно сжимая.

– Погоди, – улыбаясь, сказал Мачео, – я не захватил с собой масло.

Патриций лишь больно сжал его бедро.

– Сам виноват. Значит, придется потерпеть больше обычного.

Мачео смутился, но Шай сказал:

– Не волнуйся. Я взял немного.

Тяжело дыша, Мачео распластался животом на лежаке, уткнувшись лицом в расстеленное полотенце. Помещение бани было окутано густым белым паром, и капельки пота стекали по скулам Мачео, впитываясь в полотенце. Он стиснул зубы, а запыхавшийся Шай поднялся с его спины и оставил юношу лежать на узком лежаке и негромко постанывать. Патриций томно потянулся, подняв руки высоко к потолку. Обернувшись к Мачео, он присел на лежак и стал массировать стройную спину Мачео и его округлые плечи. Он взял в руки сосуд с маслом. «Опять?» – встрепенулся Мачео, но Шай покачал головой, прищурился, вылил масло себе на ладонь и принялся медленно растирать руками спину Мачео, отчего тот издал протяжный, полный удовольствия и неги стон.

– Твои руки удивительны, – шепнул Мачео, сладко прикрыв глаза.

– Странно, что из всего моего тела тебя поразили именно руки. – Шай провел маслеными ладонями по плечам юноши и стиснул их.

– Ну, не думаю, что массаж можно делать другими частями твоего тела.

– Другими частями своего тела я могу даже держать лук.

– Лучше прибереги свои части для завтрашнего вечера.

– Сегодняшний вечер еще не закончен, – возразил патриций.

– Ну уж нет, – улыбнулся Мачео. – Еще немного, и я засну.

– Поверь, это мне ничуть не помешает.

– Могу только посочувствовать твоему возлюбленному.

– Или позавидовать?

– Или позавидовать, – вторил Мачео. – Каково его имя?

– А с чего ты решил, что у меня есть возлюбленный?

– С того, что будь ты свободен, я схватил бы тебя в охапку и не отпускал до той поры, пока небеса не заберут мою душу. И все же – как зовут этого счастливчика?

– Я не привык обсуждать темы, если мы с собеседником не определили наличие предмета для разговора, – уклонился от ответа Шай.

– Был у меня один любовник, – вздохнув, сказал Мачео, – который никогда не говорил мне ничего определенного. Сколько вечеров мы провели в этих банях вот так, как сейчас мы с тобой. Как только он понимал, что допустил меня слишком близко к своей душе, то всякий раз деликатно отталкивал меня, бормоча что-то похожее, как ты – про неопределенность предмета для разговора. Но, стоило мне отдалиться от него и скоротать вечер в компании других любовников, как он начинал умасливать мой слух сладкими речами. Воодушевленный, я давал отказ любовникам и нырял в его объятия, наслаждаясь ими до тех пор, пока он вновь не заводил разговор про неопределенность предмета.

– Я чувствую в твоих словах вопрос, который ты не решаешься задать, – сухо бросил ему Шай, который всегда утомлялся беседами о сердечных делах.

– Мой вопрос предельно прост и, думаю, хорошо понятен тебе. – Мачео слегка приподнял голову и посмотрел на сидящего над ним Шая. – Есть ли где-то на другом краю Амплерикса юноша, что отчаянно ждет патриция Эрзальской долины, пока тот наслаждается вечерами в далеком Аджхарапе, по ту сторону Чистых гор, в компании другого юноши?

– Не ждет, – ответил Шай, поймав себя на мысли, что он, в общем-то, не лжет в данный момент.

– Стало быть, у меня есть шанс? – эти слова прозвучали робко, как звучит любой вопрос, на который страшно получить отрицательный ответ.

– У тебя есть шанс похвастаться перед своим любовником тем, что ты имел удовольствие делить ложе с патрицием Эрзальской долины. Представь, какой отличной мотивацией это станет для него.

Мачео тяжело вздохнул. Он понял, что пытаться привязать к себе этого непокорного ангалийца – все равно что совладать с диким жеребцом. Если удастся оседлать коня на время, тот устроит дикую, увлекательную, опасную скачку, но в конце выкинет наездника из седла, заставив его больно удариться оземь. Жеребец будет катать наездника столько, сколько угодно жеребцу, но не наезднику, и однажды не позволит более расчесать гриву. Он топнет копытами, встанет на дыбы и унесется вдаль, не оставив за собой ничего, кроме сладких воспоминаний и взвившейся в воздух пыли.

– Скажи мне, – воспользовавшись молчанием Мачео, Шай постарался перевести разговор на другую, более интересную ему тему, – чего не хватает Аджхарапу?

– Не хватает? – переспросил Мачео, почесав нос о полотенце. – А чего не хватает любому городу?

– Ты мне скажи.

– Не хватает свободы. Не хватает земли, не засаженной этими мерзкими хищными розами с их перезревшими клыками. И монет.

– Монет не хватает даже Королеве, – усмехнулся патриций, и его руки скользнули к пояснице любовника. – Но в чем жители Аджхарапа нуждаются особенно остро? За то время, которое я провел в вашем городе, смог понять только то, что вы не испытываете недостатка в цветах.

– Для чего ты спрашиваешь?

– Хочу быть полезным Аджхарапу. Хочу, чтобы жители не видели во мне капризного иноземца, прибравшего к рукам город и прибыльное дело по производству лодок. Отныне Аджхарап – новый протекторат Эрзальской долины, но мне нужно заявить о себе жителям в правильном ключе. Нужна их поддержка.

– Поддержка для чего?

– Для того, чтобы обеспечить себе нужную репутацию и стать истинным правителем протектората.

– Город является протекторатом только в твоих мечтах, – ответил Мачео. – Корона не давала на то своего согласия.

– Корона поглощена заботами о больной Королеве, а не о далекой территории Восточного Амплерикса. С Триарби я смогу договориться. Сейчас же меня интересует другое – чего не хватает Аджхарапу?

– Чего нам не хватает… – задумчиво сказал Мачео. – Пару лет назад на нашу центральную набережную обрушился осколок скалы с Чистых гор. Несколько домов оказались погребены под камнепадом вместе с обитателями.

– Да, я видел ту глыбу в реке. – Ладони патриция поднялись по спине юноши. – В тот день, когда ваши стражники вели меня в мэрию к Дейне.

– Из-за камнепада течение реки затруднено, большие корабли не проходят. Только лодки. Торговля не умерла, но… прихворнула. А еще речная вода.

– Что с водой?

– Раньше, до камнепада, она была почти прозрачной в городской черте, даром что Арамей зовется млечноводным. Словно сами Чистые горы забирали из воды молочный оттенок на западе и пропускали ее к нам, на восток, уже ясной, точно стекло.

– У вас я уже успел искупаться, – сказал патриций, вспомнив свою первую встречу с Клареной. – Вода как будто была густой.

– Она застаивается возле пирсов и в гавани. И воняет время от времени. Даже аромат цветов не может заглушить запах. Особенно в штиль.

– Штиль… – повторил Шай и добавил: – Порою эрзальские ветра тоже требуют покоя.

– Несколько раз в неделю мы вычищаем дно реки от ила, а пирсы – от скользких водорослей. Иначе никак, – сказал Мачео. – Бега реки нам не хватает, ее быстрого течения, вот чего.

– Прекрасно. Я помогу вам.

– Ты? – усмехнулся Мачео. – Голыми руками? Или той частью тела, которой ты можешь держать даже лук? Мы уже второй год пытаемся раздробить кирками ту насыпь. Но пройдет еще несколько лет, прежде чем русло Арамея будет освобождено от глыбы хотя бы наполовину.

– Части своего тела я предпочту приберечь для твоего. Но думаю, что разделаться с глыбой мне под силу.

– Вооружишься хлыстом и будешь подгонять работников? Так Дейна уже делала.

– Глупый мальчишка, – улыбнулся патриций. – Красивый, но глупый. Пойдем за мной.

Шай поднялся с лежака и протянул Мачео скользкую от масла руку. Тот ухватился за нее и встал, улыбнувшись на комплимент.

– Помимо тебя у Дейны были еще советники? – спросил патриций.

– Помимо меня? Не смеши. Я не был ей советником. Я был ей помощником.

– Ну, пусть помощником. Не придирайся к словам.

– А я не придираюсь. Советовать, как вытереть задницу – это одно, а помогать это сделать – совсем другое. Не находишь?

Патриций замедлил шаг, повернул голову к Мачео, но промолчал. Умение острословить всегда было для Шая знаком неслабого ума, и эти знаки прельщали его. Мачео, чей ум слабым назвать было нельзя, понял это.

– В Аджхарапе устроен синедрион, – продолжил Мачео, когда Шай двинулся дальше. – В состав городского синедриона входят трое: Эрбус, начальник стражи, Акира, старшая из счетоводов мэрии, и главный лекарь Одвин. А Дейна председательствует в синедрионе.

– Председательствовала, – поправил его Шай. – Расскажи мне о каждом из них. В чем их интерес, если не брать в расчет жалование и положение? В чем слабости?

– Слабостью лекаря Одвина являюсь я, – сказал Мачео. – Безо всякого результата для него, впрочем.

– Части его тела не в состоянии держать лук?

– Той части не видно за рыхлым старым большим животом, – ответил Мачео.

– А ты видел?

– Небеса уберегли. Просто допускаю. Он одаренный травник. Очень любит пиво и очень любит поглядывать на меня, когда приходит к Дейне. Судя по тому, что за большим животом не видно других частей его тела, я предположу, что любовь к пиву все же сильнее.

– Кто он для Дейны?

– Скорее привычка, доставшаяся от ее отца. Одвин был в синедрионе еще при нем. Он единственный, кто остался из прошлого синедриона.

– Он авторитет?

– Разве что для юношей, что торгуют своим телом. Да и за тот авторитет Одвин платит им монетой. Дейна слушает его порой, но не всегда считается с его мнением. Впрочем, сомневаюсь, что Одвина это сильно беспокоит. Он в синедрионе только ради прибавки к жалованию. Это к словам об интересе.

– Хорошо. А начальник стражи?

– Эрбус не такой старый. Довольно крепкий мужик, опытный воин. Его уважают. Даже плавийцы, которые дежурят в Аджхарапе, прислушиваются к его словам. Месяц назад в городе заметили Хищника, и Эрбус в одиночку разрубил его. Хищник прикинулся торговцем из Серебряной Слезы и одним вечером, когда на площади было малолюдно, последовал за дочкой корабельщика. Говорят, дети для Хищников – что запеченная тыква для Дейны. Отец девчонки заметил его за миг до того, как торговец собирался схватить ее. Врезал ему прямо промеж глаз и сломал нос. Капли черной крови – и все стало понятно. Хищник не успел даже обратиться, как Эрбус, который проходил неподалеку, разделил его своим мечом на две равные половины. Голова еще человечья была, а внизу уже мохнатые белые лапы показались. Так он и рухнул на землю, в таком виде. Его даже сразу не сожгли – два дня он гнил на площади, пока на него только ленивый не посмотрел. С тех пор Эрбус – местный герой, это даже плавийцы признали, ведь их бы высекли до полусмерти, кабы Хищник девку пожрал.

– В чем его слабость?

– Такие слабостей не показывают. У него нет глаза – это, наверное, единственный его изъян. Лишился в битве. У Дейны он был в фаворитах, и даже когда дело касалось условий сделок, его слово было выше мнения Акиры.

– Акира, надо думать, его недолюбливает?

– Его все в синедрионе недолюбливают, кроме Дейны. Он очень умный и властный. Пытается подчеркнуть первое и скрыть второе.

– А что та счетоводка?

– Акира? Акира самая молодая из состава синедриона. У нее в позапрошлом году утонули муж и сын. Вышли на лодке на воду как раз тогда, когда в Арамей обрушился камнепад. Их вместе с лодкой придавило глыбами. С тех пор Акира немного отрешенная. Она знает свое дело, аккуратно ведет счет монет, у Дейны к ней никогда не было нареканий. Мне кажется, после смерти сына и мужа она живет больше по привычке, чем для удовольствия. К городским делам проявляет мало внимания, только если дело не касается финансов.

– В чем, как я понял, ее легко может подвинуть местный герой Эрбус?

– Да, бывало такое, и нередко.

Когда они вышли из бани, то столкнулись на улице с Клареной и теми самыми стражниками, которые в свое время затолкали патриция в мэрию к Дейне и привязали руками к столбу на третьем этаже. Завидев знакомое лицо, Кларена так обрадовалась патрицию, что почти даже улыбнулась ему, хотя это было не в ее привычке.

– Я уж думала, ты растаял там, в бане. Или что массажисты вкатали тебя в лежак.

– В лежак вкатали Мачео. И не массажисты, – ответил Шай. – Давно тебя не видел.

– Я предпочитаю ночевать в кровати, а не в чашах с горячей водой.

Стражники, нервно поглядывая на патриция, не решались заговорить с ним. Шай подошел к одному из них и похлопал его по плечу, отчего стражник поежился.

– Какой ты нерешительный, – бросил ему патриций. – Молчишь, не говоришь со мной. Как видишь, во рту у меня нет кляпа. Но, если тебе так привычней, я могу взять что-нибудь в рот.

Стражник вытянулся во весь рост и отрицательно замотал головой.

– Мне бы переброситься парой слов с вашей бывшей правительницей, – сказал Шай.

Стражники робко переглянулись, будто ожидая мести повелителя ветров за то, что сделали с ним в мэрии.

– Дейны уже нет в городе, – наконец выдавил из себя стражник.

– Бежала? – удивился патриций.

– Нет. Из столицы пришел красный огонь от секретария Далонга. Вчера двое плавийцев посадили ее на каравеллу и повезли в Триарби на разговор с короной.

– Надеюсь, ей будет о чем поведать старику Далонгу. – Шай завел волосы за голову и взлохматил их. – Где советники синедриона?

– С кем из них вы изволите общаться? – с необычайной услужливостью уточнил стражник.

– Не люблю, когда мне отвечают вопросом на вопрос. Общаться изволю со всеми: и с Акирой, если она не занята скорбью по сыну и супругу, и с Эрбусом, если он найдет для меня время в перерывах между сражениями с Хищниками, и даже со старым Одвином. Последнему со мной пообщаться будет особенно приятно, сдается мне.

На лице стражника проступил пот – меньше всего он ожидал такой сокрушительной осведомленности.

– Если вам будет угодно… – Стражник вытер лицо рукавом коричневой туники. – Я справлюсь у советников, могут ли они принять вас.

– Мне будет угодно, чтобы они сей момент выползли на свет из своих нор и предстали передо мной.

Стражник подскочил на месте и рванул в противоположную от набережной сторону. Шай с почтением выставил свой локоть в сторону Кларены, предлагая ей взять его под руку. Кларена приняла благородный жест и, следуя бок о бок с патрицием, пошла за ним в сторону самого длинного пирса. Мачео рука предложена не была, и он неторопливо шел позади, рассматривая пирс и лодки на реке.

– А ты умеешь быть обходительным с дамами, – сказала Кларена, ощущая пальцами упругий бицепс патриция.

– Я многое умею, – ответил Шай. – И многое знаю. Глупец на троне Эрзальской долины надолго не задержался бы. Когда я был еще совсем юным, меня и сестру обучали танцевать. Матушка хотела, чтобы ее сын умел быть кавалером для дам, а дочь – дамой для кавалеров.

– Но ты стал кавалером для кавалеров.

– Зато надежды матушки насчет моей сестры всецело оправдались. К слову, то, что Альвара делает с кавалерами за закрытыми дверями своей опочивальни, поразило бы даже опытных дам. На свое счастье, матушке и батюшке не привелось узнать об этом.

– Я знаю, что такие, как ты и Мачео, у нас в Байхиби тоже есть.

– Такие, как мы, есть везде.

– Их в Байхиби я никогда не спрашивала. Неловко было. А тебя спрошу. Почему вы не ложитесь с женщинами?

– А почему с женщинами не ложишься ты?

– Потому что… Потому что мне нравятся мужчины, – стушевалась Кларена.

– Вот и мне тоже. Все просто, – ответил Шай, и к этим словам сложно было что-то добавить.

– И все же, – не унималась Кларена, пока они медленно гуляли вдоль пирса, – что тебе нравится в юношах? Это из-за тела и внешности? Или из-за души?

– Я считаю себя сильным. Мне нравится сила. А в мужах силы больше, чем в женщинах. Поэтому юноши всегда были мне много интереснее. А потом, как говаривал один из моих любовников, я просто втянулся.

– Сила, говоришь? Иным женщинам под силу сразить и мужа.

– Иным, да не всем. Мужчина активнее, решительнее, сильнее, чем женщина. Ему присуще движение, а женщине – покой. Женщины подчиняются, мужчины же подчиняют. И мне нравится в них это качество. Есть в мужах что-то такое… То, чего лишены дамы. А наличие мне всегда интереснее, чем отсутствие.

– Если ты про единение двух тел в постели, то и женщины могут подчинять. Давать мужам себя.

– Они дают тогда, когда мужи того возжелают. Не ранее. И не иначе. Способность к действию – вот что манит меня. Кольцо само не сможет нанизаться на перст. Палец же спрашивать мнения кольца не будет, он просто проникнет в него, ощутив кожей вожделенный холод металла.

– Не самое уместное сравнение, должна заметить…

– Неуместность – мое второе имя, – улыбнулся Шай.

– Ты считаешь, женщины не способны к действиям?

– Я говорю это не с целью обидеть тебя. Просто я прав, понимаешь? Женщины способны к действию, но… у них больше слов, чем действий. Им интересна форма. Мужам же интересно содержание. Ты когда-нибудь читала срамные книги?

– Нет. – Кларена почувствовала себя неуютно от такого вопроса, ведь однажды она читала срамную книгу.

– Мальчиком я как-то выкрал у отца одну такую. Тоненькая книжонка. Много рисунков и мало слов. Нарисованные голые тела мужчины и женщины крайне заинтересовали меня. Конечно, меня больше интересовало тело мужчины. На всех рисунках он был в готовности. Был готов дать себя своей нарисованной партнерше, на какую страницу ни взгляни. Каждую ночь перед сном я листал книжку, познавая варианты того, как мужчина и женщина могут делать это в кровати. И представлял себя на месте этого мужчины. И на месте женщины, кстати, тоже. Письмена были лишни в этих книгах – рисунки говорили куда лучше слов. Срамных книг в личной библиотеке отца было много разных. Но объединяло их одно – все они были писаны мужчиной. Ты знаешь хоть об одной такой книге, что вышла бы из-под пера женщины?

– Нет, – ответила Кларена.

– И я нет. А теперь возьмем любовные романы. «Грозные времена», «Побитое сердце», «Возрождение любви» и десятки прочих. Что общего у них?

– Они принадлежат перу женщин.

– Именно. Потому что женщинам интереснее слова, а мужчинам – рисунки. Рисунки и действия, действия, действия. Мужчины любят глазами, а женщины – ушами, Кларена. И, уверен, ты отлично это знаешь сама.

Пирс закончился. Работа на глыбе, перекрывшей русло Арамея, не прекращалась. Одни дробили скальную породу кирками, другие поддевали куски камня ломами, третьи помогали грузить их на телеги. Патриций с любопытством наблюдал за этим, в общем-то, бессмысленным процессом. Без сомнения, Мачео был прав – пройдет не один год, прежде чем глыба убавится в размерах хотя бы вдвое. Шай громко свистнул, и звук разнесся по всему пространству набережной. Работники на глыбе замерли, разогнули спины и, прикрываясь руками от яркого света огненных сфер, которых в черном небе скопилось в изобилии, оглянулись на источник пронзительного свиста.

– Помощь нужна, трудяги? – крикнул им Шай.

– Смотря чем поможешь, – громогласный голос прозвучал со спины.

Патриций обернулся.

Неподалеку от него патриция разглядывали две с половиной пары глаз: невысокая сухая женщина средних лет с длинными рыжеватыми волосами с проседью, округлый лысый старик в длинном темно-зеленом балахоне без пояса и мощный человек на голову выше Шая, с уродливым шрамом вместо левого глаза. Патрицию не понадобилось и момента, чтобы распознать в них Акиру, лекаря Одвина и Эрбуса, кому и принадлежал громкий голос. Шай деликатно отвел от себя руку Кларены и, оставив ее позади, сделал шаг навстречу бывшим советникам Дейны.

– Чем изнеженный ветрами ангалиец может подсобить простым работягам? – Эрбус сверлил Шая большим синим глазом.

– Не имею понятия, почтенный господин, – в голосе Шая не звучало ни намека на почтение. – Правильный вопрос – чем повелитель эрзальских ветров может подсобить работникам своего протектората? Мне для своих работников не жалко ни сил, ни монет, ни совета, ни тем более ветра.

– В красном огне от секретария Далонга содержался приказ доставить в столицу нашу владычицу Дейну. Перечить мы не смели. Но там не было ни слова о том, что Аджхарап передан Гальтингу под протекторат, – Эрбус говорил так, словно он сделал великое одолжение секретарию и сейчас делал его же патрицию.

– Предположу, что там не было ни слова и о том, что Аджхарап не передан Гальтингу под протекторат. – Шай был максимально выдержан и хладнокровен.

– Нам, советникам синедриона, ведомо обо всем, что касается Аджхарапа, – впервые прозвучавший голос старого травника Одвина был вежливым, но уверенным. – И это включает вопросы протектората.

– Стало быть, это включает и вопросы того, что мэр Аджхарапа смела посягнуть на иерархию ступеней и пленила ангалийца? – Брови патриция вопросительно изогнулись.

– При всем уважении, такой тон не делает вам чести, юноша. – Одвин покачал головой.

– Зато ваша осведомленность делает вас троих соучастниками преступления Дейны, – отрезал Шай. – Или я ошибаюсь?

– Всецело ошибаетесь. – Одвин сложил руки на выступающем объемном животе, как на подставке. – Мы в городском синедрионе составляем посильную компанию мэру, но не ее мыслям.

– Еще один красный огонь на имя секретария Далонга, и вы рискуете составить ей компанию в Песочных рукавах. Созерцать молодых юношей в тюремных камерах у вас не получится, если только объятия суровых надзирателей Песочных рукавов не будоражат ваши ночные фантазии, достопочтенный господин Одвин, – сказал Шай.

Одвин переменился в лице, сглотнул и опустил руки вдоль своего толстого, похожего на студень, тела.

– Быть может, и у вас найдется что сказать мне, госпожа Акира? – патриций переключился на старшего счетовода, чем заставил лекаря вздохнуть с облегчением.

– Нет, – тихо, почти безразлично ответила Акира.

– И славно. Меня прельщает, когда счетоводы предпочитают цифры словам.

– Не утрудит ли себя патриций Эрзальской долины рассказом о своих намерениях, которые, очевидно, уже давно назрели в его голове? – вновь заговорил Эрбус.

– А какие намерения были у Дейны? – спросил Шай. – Править Аджхарапом, развивать торговлю, законно властвовать и быть надежной опорой и защитой для своих избирателей. Впрочем, тут есть одна маленькая деталь, ведь ее восхождение на пост мэра не было в полной мере законным, о чем она лично поведала мне ранее.

– Нам ничего не известно об этой маленькой детали, – встрял Одвин, но тут же снова замолчал.

– Очередное доказательство того, что советникам синедриона ведомо далеко не обо всем, что касается Аджхарапа. – Шай добивал оппонента нерушимыми аргументами. – Так вправе ли вы заявлять, что город не является протекторатом Гальтинга?

– Пока я член синедриона, я вправе заявлять обо всем, что заботит меня и моих коллег! – повысил голос Эрбус.

– Пока, – согласился патриций.

– Если у вас, в Эрзальской долине, установлено наследование власти, то в Аджхарапе мы выбираем. Люди выбирают, – продолжил напор начальник городской стражи.

– И я надеюсь, что они выберут меня.

– Наши жители умны и избирательны. – Эрбус сжал руки в кулаки. – Вам не получить их голосов. Таких, как вы, я вижу насквозь!

– Остается только позавидовать силе вашего единственного глаза.

Стоящий у него за спиной Мачео прыснул со смеха. Эрбус рассвирепел и покраснел, но ничего не ответил. Шай был утомлен этим разговором, а силы ему были еще нужны. Он знал, каковым будет его следующий шаг. Знал и заведомо боялся этого шага. Но сейчас у него есть лишь один шанс показать себя. Если он не сделает этого прямо здесь, то мечты о протекторате рухнут так же внезапно, как два года назад камнепад рухнул с вершин Чистых гор в русло Арамея.

Шай повернулся спиной к своим недружелюбным собеседникам и со вздохом окинул взглядом рабочих, дробящих кирками каменную глыбу. Их там было человек восемь – во всяком случае, не больше десяти. Патриций прикрыл глаза и сосредоточился на чем-то очень важном, известном только ему одному. Он точно погрузил себя в молитву неведомому божеству, прося сил и обещая, что в случае успеха божеству будет преподнесена дорогая жертва. Но богов на Амплериксе не было, или же о них не задумывались, а потому никто из присутствующих так и не узнал, с кем в своих мыслях говорил Шай и говорил ли вообще.

Внезапно изумительные зеленые глаза патриция распахнулись, руки синхронно взмыли к небесам, и из кончиков изящных пальцев в небо вылетели несколько воздушных стрел. На улице поднялся ветер, за миг объяв собой каждый клочок Аджхарапа, каждый его закоулок. Резвые потоки воздуха поднимали с земли пыль, песок, щебень, отрывали бутоны у цветов. Из вздернутых кверху рук патриция изливались массивные ветряные завихрения, исчезающие где-то высоко за небесной толщей. Небо стало густым, налетели тучи цвета старого свинца и заслонили собой яркие небесные сферы, свет от которых перестал достигать земли.

На Аджхарап опустился мрак. Распряженная телега, стоящая рядом с перепуганным Одвином, сдвинулась с места. Подхваченная бешеными ветрами, она приподнялась над землей и взмыла под небесный купол, чудом не задев лекаря своими колесами. Люди на городских улицах орали от ужаса и спешно забегали в дома и попадавшиеся на глаза таверны. Тем временем в небе образовался закручивающийся в плотное многослойное кольцо нарост из туч и ветра, который, казалось, вот-вот опустится на город и раздавит его, как жука. С пронзительным грохотом с неба прямо в реку низвергнулись ослепительно яркие молнии – они били в набережную и в воду. За несколько мгновений до того, как последний перепуганный работяга успел соскочить с каменной глыбы в реку, толстая кривая молния впилась прямо в эту скалистую насыпь. Следом другая, третья. Глыба накалилась, покраснела, как уголь, и по ней побежали трещины. Еще момент – и глыба взорвалась. Ее крупные скалистые обломки взлетели в воздух, но не упали на город, ибо танцующие смерчи подхватили каменные осколки и понесли их за пределы города. Бушующие ветра, как вырвавшиеся из клетки дикие хищники, вовсю властвовали над Аджхарапом – они играючи срывали навесы городских таверн, засасывали в себя столы и стулья, выбивали стекла в окнах и разносили крыши в щепки, но не позволяли осколкам разрушенной глыбы пасть на город. Не в силах противиться ветряному плену, начальник городской стражи Эрбус пал на землю и, боясь попасть в смертоносную воздушную воронку, крепко уцепился руками за ствол ясеня. За это же дерево держалась Акира, но лицо ее не выдавало страха – быть может, она решила, что вскоре ей представится долгожданная встреча в Хранилище с душами покойных сына и супруга. Мачео пытался сделать вдох, но ветра словно вырывали воздух из его рта. Он держался обеими руками за перила пирса и кричал. И только Шай, прямой, как лучшая стрела его лучшего лука, не был подвластен своей стихии. Ветра окутали его плотным седым полотном, струясь в небеса, но его волосы и полы платья были неподвижны, словно он один не участвовал в победоносной схватке эрзальских ветров с каменной глыбой, от которой к тому моменту не осталось и следа.

Ветер утих неожиданно. Тучи стали быстро рассасываться, и городскую площадь вмиг изрешетили просочившиеся с неба лучи света. Изнеможенный, бледный Шай устало опустил руки и, не чувствуя себя, в беспамятстве рухнул спиной оземь, больно ударившись головой о поверхность пирса. Опомнившись, Кларена вскочила на ноги и подбежала к патрицию. Она в ужасе обхватила руками лицо – из носа и рта Шая текла, пузырясь и будто шипя, алая кровь, заливая его кожу, волосы и серебристую эластичную тунику.

– Шай! Шай! – тряся патриция за плечи, кричала Кларена, но тот молчал, закрыв глаза. – Ты, толстый! – обернувшись в Одвину, рявкнула девушка. – Помоги ему!

Лекарь, обливаясь струями пота то ли от непрошедшего испуга, то ли от быстрого шага, подбежал к патрицию, приподнял его голову, подложил под нее попавшийся под руку булыжник и повернул голову Шая влево.

– Чтоб хотя бы не захлебнулся, – пробормотал он Кларене.

– Хотя бы? – со злостью зашипела она. – Спаси его, тугодум!

Растерянный Одвин испуганно таращился на исходящего кровью повелителя эрзальских ветров, не в состоянии понять, какое снадобье может помочь патрицию. Шай застонал и медленно открыл глаза – в них была пустота, а сами глаза были не цвета нефрита, но болезненного оттенка недозрелой сливы.

– П-пить, – шепнул он и вновь провалился в забытье.

Вечером следующего дня Шай очнулся. Рядом с ним, на краю большой кровати, сидели Мачео, Кларена и Одвин, который утирал лоб патриция тряпкой, смоченной в охлажденном целебном отваре. Увидев, что патриций открыл глаза, Мачео подпрыгнул на месте и припал к его груди.

– Эй, ты думай, что творишь. – Одвин недовольно попытался оттолкнуть юношу от тела пациента.

– Да отвали ты! – отдернул его руку Мачео, целуя патриция в щеки, губы и подбородок. – Можно подумать, что два красавца в постели – это не то, что ты мечтаешь увидеть, допивая четвертую за вечер пинту.

Шай через силу улыбнулся, обвел глазами комнатушку и спросил:

– Где мы?

– В моей опочивальне, – ответил лекарь.

– Что с каменной глыбой?

– Все именно так, как ты и говорил. – Мачео ласково провел пальцами по шее патриция. – Тебе оказалось под силу с ней совладать.

– Ценой литра крови, которая из тебя текла, как пиво из прохудившейся бочки, – добавила Кларена. – Еще немного, и жизнь покинула бы тебя.

– И ценой двух дюжин лодок, пришвартованных к пирсу, – сказал Одвин.

– А что с ними? – Шай попытался подняться в кровати.

– Как только твои ветра растащили каменную глыбу на части, Арамей хлынул. Сорвал лодки и унес их вниз по течению. И затопил набережную, – сказал Мачео.

– О… – шепнул патриций. – Не самое лучшее начало выборов мэра.

– Ты шутишь? – воскликнула Кларена. – О тебе только и разговоров все эти два дня!

– Хочешь сказать, я валялся тут целых два дня?

– Именно. Но оно того стоило. Ты теперь герой, освободивший Арамей от преграды.

– Правда? – через силу улыбнулся Шай. – Значит, получилось… А что эти придурки из синедриона?

– Один из них не отходил от вашей постели и поил вас травами, – прокашлялся Одвин.

– А двое других? – спросил патриций. – И извините, я не хотел вас обидеть.

– Да есть ли разница, – сказал Мачео. – За годы службы Дейне я изучил все помыслы этого клубка змей, что именуется синедрионом. Одвин проголосует за тебя. Он был предан Дейне, но ее манера управлять не находила последнее время отклика ни у него, ни у жителей. Надо быть слепым, чтобы не видеть: ты – лучший кандидат. А Одвин не слепой. Во всяком случае, не когда речь заходит о созерцании красавцев вроде тебя.

– Если вы и вправду согласитесь дать мне свой голос, – сказал Шай, глядя на лекаря, – я буду править по-другому.

– По-другому не значит лучше. Но я проголосую, – подтвердил лекарь. – Не только по той причине, что вы избавили город от того каменного нароста. И не только потому, что вы приятны моим глазам. Я попросту не хочу видеть Эрбуса во главе Аджхарапа. Акира же – особа непритязательная и ведомая. Уверяю, у вас есть и ее голос. А главное – вы в почете у жителей. Стало быть, избрание вас новым мэром – лишь дело времени и парочки формальностей.

– Дело какого времени?

– Недолгого. Выборы состоятся через семь дней.

Когда спустя еще два дня Шай окреп и впервые покинул покои Одвина, показавшись на публике, его встретили ликующими криками и овациями. Моряки, торговцы, нищие, корабельщики, дети и их родители, старики и счетоводы – все неистово хлопали патрицию, который опешил от такого, без преувеличения, теплого приема. «Шай! Шай! Шай!» – эти крики тонули в аплодисментах и радостных, заливистых возгласах. Даже Акира тихо хлопала в ладоши. Один только Эрбус, стоя поодаль от толпы, безмолвствовал, показательно сложив руки у себя на груди. «Шай! – голоса жителей не думали утихать. – Шая в мэры!»

Патриций стоял на лестнице дома Одвина и смущенно улыбался. Сотни восторженных глаз устремлялись в его сторону, заставляя Шая чувствовать непривычное стеснение. Он поймал себя на мысли, что ангалийцы Эрзальской долины никогда не купали его в овациях. В этом не было ничего удивительного. С древних времен в долине правила династия Лаплари, передавая власть над Гальтингом по наследству. Каждый новый патриций Эрзальской долины получал в свои руки этот город, точно приданое, причитающееся жениху от дома невесты. Законы требовали от ангалийцев послушания, почитания своего правителя, но вот заставить питать восхищение законы не могли. Сейчас, оглядывая толпу Аджхарапа с крыльца, Шай видел в глазах людей именно восхищение, за которое он дорого заплатил кровью. Не успели радостные возгласы чуть утихнуть, как из толпы донеслось очередное: «Шая в мэры!» – и вновь площадь утонула в гуле, заливистых свистах и аплодисментах.

Одвин растерянно смотрел то на горожан, то на патриция. Наконец он выставил ладонь впереди себя, призывая к тишине. Ее не пришлось ждать долго, и тогда лекарь сказал: «Мы с вами условились провести выборы. Они состоятся через несколько дней. На пост мэра Аджхарапа претендуют патриций Эрзальской долины Шай Лаплари и начальник городской стражи Эрбус Одноокий. По традиции мы поставим на площади два железных короба, куда каждый, достигший зрелости, волен будет опустить ясеневый жетон с гербом Аджхарапа. Подсчет голосов будет доверен Акире. Но прежде хочу спросить вас. Должны ли мы ждать и упражняться в подсчетах, когда всем ясно, что город уже сделал свой выбор?»

Толпа прервала его восторженными криками: «Шая в мэры! Шая в мэры!» – доносилось до Одвина со всех сторон. «По закону, – продолжил Одвин, стараясь перекричать толпу, – на голосовании каждый член синедриона обладает одной сотней голосов. Эрбус кандидат, сам за себя голосовать он не может. Должен вам сказать, что свои голоса мы с Акирой намерены отдать нашему герою, освободителю Арамея патрицию Шаю Лаплари. Перевес едва ли будет на стороне Эрбуса, если не только мы, но и вы намерены видеть патриция в мэрии Аджхарапа». Люди вновь зааплодировали: «Шая в мэры! Наш выбор – патриций Шай, освободитель Арамея!»

Одвин повернулся к Шаю и поклонился ему. Стоящая справа от Шая Кларена подошла к патрицию, взяла его руки в свои ладони, нежно сжала их и шепнула: «Ты заслужил это». Но Шай не смотрел ни на нее, ни на Одвина, ни на толпу. Взгляд его был прикован к Эрбусу – лицо начальника стражи было каменным. Оно не выдавало печали от заранее постигшего его проигрыша, не выдавало оно и злобы. Шай поднял руку. Толпа замолчала.

– Почтенный Эрбус, – обратился патриций к своему сопернику, поражение которого уже было неоспоримо вписано в историю Аджхарапа, – а что думаешь ты? Тебе достаточно молвить, и уже завтра на площади появятся железные короба, а жителям будут вручены ясеневые жетоны для полноценного голосования.

Эрбус подался всем телом вперед, оттолкнул стоящего у него на пути зеваку и неспешно пошел к крыльцу дома лекаря. Их с патрицием взгляды встретились и застыли. Толпа не издавала ни звука. Первым прервал молчание Эрбус.

– Никому не было под силу очистить русло реки от камней. Лишь тебе одному, патриций, – он говорил негромко. – В Аджхарапе мне жить и умереть. Это мой город. Я служу ему, служу своему народу. И если народ выбрал тебя… Я не буду обижать себя и своих людей, начиная игру, в которой уже определен победитель. Выборы состоялись, и это столь же ясно, сколь прозрачна вода в Арамее, что вновь разрезает наш город. После того, как Дейну увезли на суд в Триарби, я приготовился занять ее место. Возможно, я заслуживаю его. Но нужен ли я Аджхарапу как правитель? Я мудр. Во всяком случае, неглуп. Но я рожден воином. Ты же, патриций, рожден правителем. Им и умрешь, даже если тебя заковать в цепи и бросить в Огненное море. Правление начинается со свиты, и ты изберешь себе свою. Я последую воле своего народа и признаю мэром тебя. И готов буду тут же уйти на покой.

– Считать монеты можно научить каждого, кто в состоянии орудовать пером, – ответил Шай. – Каждый, кто знает толк в травах, сможет занять пост главного лекаря. Но стражник, обладающий искусством владения мечом и разрубающий Хищника так, что позавидует даже самый опытный плавиец, не рождается каждый день. Ты обяжешь меня, если останешься в городском синедрионе. Если ты готов при своем народе присягнуть мне на верность и поклясться дальше служить Аджхарапу, в ответ я клянусь уважать твое слово на советах и щедро вознаграждать за преданность – мне и городу.

– Ты хочешь оставить меня в синедрионе? – удивленно переспросил Эрбус. – Будь я на твоем месте… Не уверен, что согласился бы видеть в совете того, кто жаждал поста мэра.

– Да, ты жаждал, – подтвердил патриций. – Но опытнее воина Аджхарап не знает. Если ты устал и теперь жаждешь покоя, это твое право. Но если в тебе есть силы и дальше охранять город и говорить свое слово в синедрионе, ты окажешь мне не услугу, но честь. Пусть народ решит.

Громкие крики толпы волнами разнеслись по городу: «Эрбус! Эрбуса в синедрион! Шая в мэры Аджхарапа!»

– Как ответишь на решение своего народа? – спросил патриций.

– У тебя есть голоса Одвина и Акиры, – подумав, сказал Эрбус.

– Верно. Я уже получил поддержку большинства. Эта формальность соблюдена, и возвращаться к ней я не намерен. И перед тем, как ты скажешь мне о своем решении остаться на службе или покинуть ее, я хочу спросить остальных двух советников – признаете ли вы меня мэром Аджхарапа пред своим народом? Если да, то нареките меня им.

Одвин посмотрел на Акиру, которая молча кивнула. Лекарь простер руки к толпе и провозгласил:

– Волей народа и городского синедриона патриций Эрзальской долины Шай Лаплари называется мэром Аджхарапа, да будет его служение городу славным!

Толпа рукоплескала. Шай заметил, что на лице Эрбуса скользнула легкая улыбка. Когда овации убавились, патриций повторил свой вопрос стражнику:

– Так все же? Как ответишь на решение своего народа, Эрбус? Станешь ли мне советником?

– Признаюсь, Дейна более обстоятельно выбирала себе советников. Проверяла их на лояльность.

– Да, глупый правитель выбирает себе советников лояльных и управляемых. Мудрый же правитель выбирает советников профессиональных.

– Справедливо сказано, – ответил Эрбус.

– И мудро, – добавил Шай. – И в знак того, что я намерен править мудро, я готов сказать свое первое решение на посту мэра Аджхарапа перед тем, как ты определишься со своим. В городском синедрионе более не будет податливых и лояльных советников. Поэтому отныне я освобождаю от службы лекаря Одвина и главного счетовода Акиру.

Эти слова словно ударили Одвина по голове. Он приоткрыл рот, повернулся к патрицию и пробормотал:

– Как это понимать, позвольте?

– Вы продолжите находиться на посту главного лекаря. Ваша коллега Акира не уйдет с должности старшего счетовода городской казны. Но советовать мне в синедрионе будут не те, кто хорошо варит травы или ведет аккуратный счет монет, слепо поддерживая всякое начинание мэра, а те, кто знает толк в управлении, и не травами и монетами, но людьми. Эрбус правит городской стражей. И я смею рассчитывать на его опыт и впредь.

Оставив старого травника и дальше глотать ртом воздух, патриций вновь обратился к Эрбусу Одноокому:

– Теперь, почтенный Эрбус, я готов выслушать тебя.

– А я готов остаться в синедрионе, если так будет угодно мэру, – без раздумий ответил главный стражник.

– Мы с Акирой дали тебе свои голоса! – жалобно вмешался Одвин, который уже успел подсчитать, на сколько монет уменьшится его доход после ухода из совета.

– И мне помнится, сделали вы это добровольно и без лишних раздумий, – бросил ему Шай. – Смею надеяться, что мои будущие советники будут подходить к таким вопросам с большей внимательностью. Не так ли, Эрбус?

– Так, – кивнул начальник стражи.

– Как же быстро ты переменил свое мнение насчет патриция, – бросил Одвин Эрбусу с укором. – Или он тебе приглянулся? Ты ведь в курсе, что патриций предпочитает ложиться ночью с мужами?

– Почему это должно беспокоить меня? – сдержанно ответил Эрбус. – Он же не со мной ложится.

– Я предлагаю обсудить новые кандидатуры в члены синедриона, а не кандидатуру моего члена в мужей, – отрезал Шай. – В ближайшие дни я намерен определиться с тем, кто займет оставшийся пост советника синедриона.

– Шай, – шепнул ему Мачео. – Советников трое. Но пока ты выбрал одного только Эрбуса.

– Да, – согласился Шай. – Эрбуса. И тебя.

– Меня? – Глаза Мачео округлились.

– Ты против?

– Я…

– И для ясности. Выбор мой пал на тебя не потому, что ты согревал все эти дни мою постель, но из-за твоего опыта. Ты знаешь о служителях города все. Ты и о городе знаешь все. И эти знания ценны для меня. Помощник мэра – идеальный кандидат на пост советника синедриона. А потому мне осталось выбрать третьего. Сегодня вечером я желаю говорить с тобой и с Эрбусом. Мне нужны ваши предложения. Это ясно?

– Ясно, – сказал Мачео, который не смог утаить улыбки после слов Шая.

– Так точно, – отрезал Эрбус.

– Добро, – сказал Шай. – Почтенным господам Одвину и Акире повелеваю выплатить выходную сумму в двести монет каждому. Расход этот будет отнесен мною на счет Гальтинга, чтобы не подвергать тратам казну Аджхарапа, которую я намерен приумножать неустанно. Намерен и добьюсь этого. Сегодня я желаю ознакомиться с условиями действующих контрактов с землями Амплерикса, закупающими у нас ясеневые лодки, и пересмотреть их в меру необходимости. А на завтра повелеваю закупить фрукты, вино из Ангура и пиво, если их запасов в городских кладовых будет недостаточно для пира, который я намерен устроить в Аджхарапе в честь своего избрания. И этот расход тоже покроет Гальтинг, ибо…

Дальнейшие его слова потонули в овациях.

Глава 5

За несколько десятилетий до этого

Маленький Эльзахир под присмотром старшего брата сидел во дворе их дома на Аладайских озерах с книжкой в руках. Здешняя территория, сплошь состоящая из каменного монолита, не предоставляла детям больших возможностей провести свой досуг, когда обучение в местной школе заканчивалось. Если маленькие жители Амплерикса на любой другой территории могли, заливаясь ребячьим смехом, гонять кроликов по траве или играть в прятки в чащобах лесов, то живущие на Аладайских озерах дети выдумывали себе игры, чтобы хоть немного развлечь свои юные души в этой лишенной растительности и животных земле.

Одной из наиболее популярных забав было набрать небольших булыжников причудливых форм и выстроить из них фигурки животных, о которых дети читали лишь в школьных учебниках. Или построить из них миниатюрные копии трех знаменитых на всю планету Ярких замков – стройного Марьяни на доньях Эр-Нерая, парящего Гальтинга в Эрзальской долине или застывшего в хрустальных завихрениях замка Серебряной Слезы. Реже дети строили из камней королевский дворец в Триарби, проигрывавший в красоте и величии Ярким замкам. В игре побеждал тот, кому удавалось построить из камней наиболее удачную пародию на великие строения лучших земель Амплерикса. Впрочем, каждый из ребят в порыве спора начинал утверждать, что именно его версия дворца больше остальных похожа на оригинал. «Дурак! – кричал какой-нибудь мальчишка. – Гальтинг вообще не так выглядит». Но соперник резонно парировал: «Можно подумать, ты прям так уж знаешь, как он выглядит». Мальчишка не сдавался: «Гальтинг похож на огромную глыбу, парящую над Эрзальской долиной! И там есть водопады. А у тебя какое-то куцее бревно вышло». Тогда дело нередко доходило до драки, в ходе которой неуклюжие миниатюрные каменные постройки неминуемо разрушались, и в таком случае победитель определялся уже на кулаках.

Другой популярной среди детей Аладайских озер забавой было дразнить ксантров. Эти диковинные существа, полностью состоящие из воды, время от времени выбирались из сотен небольших озер, щедро испещрявших здешнюю территорию. Они оставляли после себя пустынные склизкие котлованы и водяной бесформенной массой монотонно передвигались по городу, пока не находили себе другой подходящий по размеру котлован. Тогда они подкатывались к нему и одним плавным движением вливались в него, образуя обычное, ничем ни примечательное озерцо. Когда огненные шары в черном небе горели особенно ярко, снабжая землю теплом, активность ксантров повышалась. В таком случае привыкшие к ним жители, обычно не обращавшие на бессмысленно кочующих туда-сюда ксантров никакого внимания, могли одновременно наблюдать аж с десяток ксантров, выбравшихся из озерных берегов и ищущих новый приют. Иногда ксантры сталкивались друг с другом и смешно разливались по каменной земле обычной водой, веселя обитателей Аладайских озер, после чего лениво и с трудом собирались в водяную кучу и продолжали слоняться по территории, пока не занимали какой-нибудь пустой котлован. Завидев, что ксантр ползет к котловану, дети, хохоча, бежали туда и, опережая ксантра, залезали в пустой котлован. Как только ксантр делал попытку освоиться в новом жилище, он испуганно нащупывал своей водяной лапкой спрятавшихся в котловане мальчишек, отдергивал лапу и катился дальше в поисках более безопасного приюта для своей водяной массы.

Но Эльзахира подобные развлечения не особенно интересовали. Иногда он набирал маленьких булыжников и выкладывал из них на земле образы мамы, папы и брата, а порой, если удавалось найти подходящие по форме камни, выстраивал таких животных, о которых другие дети не имели представления – например, слона.

– Что это за толстая лошадь с длинным носом? – пытаясь поддеть Эльзахира, спрашивал соседский мальчишка, полностью промокший после игр с ксантрами.

– Это не лошадь, – невозмутимо отвечал мальчик, не отвлекаясь на соседа и продолжая скрупулезно выкладывать из камешков фигурку.

– Лошадь, которая съела осла! – не успокаивался соседский сорванец.

– Это слон, – спокойно отвечал Эльзахир.

– Кто?

– Слон, – повторял Эльзахир. – Я читал, что они водились где-то между Серебряной Слезой и Бездной, но потом все вымерли, потому что ушли слишком далеко на север.

– Не было никаких слонов, – терялся соседский мальчишка. – Ты это все сейчас сам придумал! Нам такого в школе не рассказывали.

– Ну и что, – отвечал Эльзахир. – Если бы ты побольше читал, и не только учебники, то знал бы.

Тогда мальчишка, поняв, что тягаться с начитанным Эльзахиром он был не в состоянии, психовал и ногой разрушал все то, что так усердно и долго строил мальчик, после чего удирал играть с остальными. Эльзахир же, не привыкший решать конфликты при помощи кулаков, вздыхал, но быстро брал себя в руки и начинал свое творение заново, зная, что во второй раз получится даже лучше, чем он задумывал изначально.

Сегодня Эльзахир, время от времени поглядывая на старшего брата, увлеченного игрой с булыжниками, сидел во дворе на каменном стульчике и читал очередную книжку – увлекательный рассказ о том, каким был Амплерикс, когда его одолевало несметное количество жутких мерсеби. Их с братом родители ушли торговать на главную площадь Аладайских озер, и мальчики были предоставлены сами себе.

– Я писать хочу, – сказал Эльзахиру старший брат, вскочив на ноги и побежав в дом. – Сиди тут и никуда не уходи. И есть тоже хочу. Принести тебе лепешку? Я могу приготовить.

Но Эльзахир, увлеченный рассказом, лишь отрицательно покачал головой. В небе было много ярко светящих огненных сфер, и из-за их тепла Эльзахир чувствовал себя лениво и умиротворенно. Не отрываясь от книги, он заметил, что над страницами возникла тень. Подумав, что густые облака заслонили собой свечение огненных сфер, мальчик поднял глаза к небу и тут же ойкнул от неожиданности, увидев истинный источник тени. То был незнакомый господин, облаченный в сплошное ярко-красное одеяние. Вокруг, кроме них двоих, не было никого. Из-под широкого капюшона на мальчика смотрело приятное лицо незнакомца – он казался молодым, взгляд его был сосредоточен на мальчике.

– Вы кто? – испуганно спросил Эльзахир, но незнакомец ничего ему не ответил, а лишь поднес руку к своему лицу и пригладил короткую темную бороду, обрамлявшую острые скулы.

Эльзахир посмотрел на него и понял, что не боится этого странного незнакомца.

– Пойдем со мной, – сказал мальчику незнакомец приятным, дружелюбным голосом.

– Зачем? – удивился Эльзахир. – Мне мама с папой не разрешают разговаривать с незнакомыми людьми.

– И все же пойдем, – мягко продолжил незнакомец, поднес руки к капюшону и откинул его, обнажив густые русые, зачесанные назад волосы.

– Извините, но я никуда с вами не пойду, – решительно возразил мальчик.

Он обернулся к дому, куда ранее ушел его старший брат справлять нужду и готовить себе еду, и, как только он открыл рот, чтобы позвать брата, незнакомец резким движением схватил Эльзахира в охапку, прикрыл ладонью рот мальчика, перекинул его через плечо и быстрым шагом стал удаляться прочь.

Когда брат Эльзахира вышел из родительского дома, держа в руке небольшую тарелку с сырыми лепешками, то первым, за что зацепился его рассеянный взгляд, был пустой каменный стульчик, на котором он оставил Эльзахира. Он судорожно стал искать младшего брата, оглядываясь по сторонам, и, поняв, что мальчика нет на территории двора, выронил тарелку из рук и выбежал за забор. «Эльзахир! – закричал он. – Эльзахир! Ты куда подевался?»

Заглянув в несколько соседских дворов и не обнаружив там своего брата, он опустился на прогретую огненными сферами каменную поверхность Аладайских озер и громко разревелся. Взрослые стали сочувственно обступать его и спрашивать, что случилось. Спустя еще немного времени из соседей сформировался стихийный поисковый отряд. «Эльзахир! Эльзахир!» – то и дело слышались перебивающие друг друга голоса. Мальчика нигде не было. Его брат мысленно приготовился сообщить ужасную новость родителям, которые должны были вскоре вернуться домой.

Тем временем перепуганный Эльзахир неожиданно для себя уснул на руках у похитителя, увлекавшего его все дальше от дома. Когда он наконец проснулся и осмотрелся, то понял, что они покинули территорию Аладайских озер – вокруг было бескрайнее поле, а вдалеке виднелась кромка леса. Огненные сферы в небе поубавили свой пыл, и на улице стало смеркаться. Землю под ногами незнакомца нельзя было рассмотреть – они неслись с такой скоростью, что травинки сливались в сплошное желто-зеленое месиво. «Неужели мы летим?» – подумалось Эльзахиру, но в этот момент он ощутил, что сильно хочет спать, и, как он ни старался держать глаза открытыми, сон его все же покорил.

Когда Эльзахир вновь проснулся, то обнаружил себя на большой кровати. В комнате было довольно темно, но обвыкшиеся глаза стали потихоньку разглядывать интерьер. Помещение было небольшим, но необыкновенно уютным – у дальней стены был сооружен сложенный из тонких каменных плиток камин, в котором умиротворяюще потрескивали поленья. Окно в стене напротив было занавешено плотными зеленоватыми шторами. Дверь в комнату была открыта. Мальчик свесил с кровати ноги и неуверенно пошел к выходу. Он не успел выйти – в дверном проеме показалась фигура его похитителя. Ярко-красная мантия незнакомца отдавала оранжевым в свете камина.

– Уже проснулся? – спросил его незнакомец. – Голоден? Я могу предложить тебе свежих груш. Будешь?

– Гр… груш? Чего это такое?

– Это вкусно. На, попробуй.

И таинственный незнакомец протянул Эльзахиру диковинный фрукт смешной формы. Фрукт напомнил ему гирю, которую мама клала на весы на рынке, продавая семена, перемешанные с солью и сушеными травами. Мальчик ни разу не слышал ни о каких грушах и не встречал упоминаний о них ни в одной из десятков книг, что он запоем проглатывал в скромной школьной библиотеке на Аладайских озерах. В животе у Эльзахира урчало от голода, и мальчик протянул руку, принял угощение и жадно откусил кусочек. Приторно-сладкий сок ручейком потек по его подбородку, и Эльзахир, проглотив кушанье, улыбнулся.

– Вижу, тебе понравилось? – спросил незнакомец.

– Ага, – ответил мальчик, снова вгрызаясь в грушу.

– У меня есть еще. Будешь?

– Нет, спасибо, я наелся.

Эльзахир был маленьким – в следующем месяце ему исполнялось лишь восемь лет. В таком возрасте детям не свойственно отдавать себе отчет в том, как может измениться их жизнь при непривычных обстоятельствах, как эти. Одно Эльзахир понимал достаточно хорошо – незнакомец не собирался причинить ему никакого вреда, если не считать вредом похищение ребенка прямо из родительского дома.

– Я к маме хочу, – сказал Эльзахир, аккуратно положив остатки груши на стоящий рядом с дверью небольшой столик, на котором располагались прозрачный графин с водой, кружка и подсвечник с тускло мерцающей свечой.

– Я знаю, – ответил незнакомец. – Но ты ее больше никогда не увидишь.

– Как это – не увижу?

– Просто смирись. Так угодно Амплериксу. И Королеве.

– Какой… какой Королеве?

– Ты мальчик начитанный, образованный, – спокойно продолжил незнакомец, пригладив руками свои волосы, – и тебе прекрасно известно, кто такая Королева.

– Королева…Та самая Королева? Шерли Бальерос?

– Именно.

– Она что, приказала вам похитить меня? Но зачем? И почему меня? И почему мне нельзя снова увидеть маму?

– Ее Величество Шерли Бальерос не приказывала мне похищать тебя, Эльзахир. Но ты нужен мне. И не только мне. Ты нужен всему Амплериксу.

– Но почему? – Губы мальчика затряслись.

– Потому что когда-то ты станешь мной.

– Кем – вами?

– Мной. Одним из трех. Ты будешь Магом.

– Как это? Как это – Магом? Вы что, Маг?

– Один из трех.

– Но как же я стану Магом? – не унимался мальчик, который на миг забыл о страхе, что он больше никогда не сможет увидеться со своими родителями.

– Об этом я позабочусь сам. – И Маг улыбнулся, стараясь внушить мальчику спокойствие и доверие.

– Но почему я?

– Так решили Маги. Я и остальные. Ты именно тот, кто нам нужен. Когда ребенку говорят, что он никогда больше не увидится со своими мамой и папой, он начинает плакать. Ты не начал, Эльзахир.

– Нет, я буду плакать! Я сейчас заплачу! – Мальчик думал о маме, брате и отце, но ни слезинки не скользнуло с его лица, как назло.

– Ты не будешь плакать. Мы оба это знаем.

– Но… – бормотал Эльзахир. – Но я из деквидов! Из пятой ступени. А Маги – это третья ступень.

– И тебе выпала честь стать этой ступенью.

– Зачем Амплериксу четвертый Маг? Их же всего трое. Разве не так? – не унимался мальчик.

– Трое. И пока я Маг, ты будешь моим учеником. И когда-то станешь моим преемником.

– Когда?

– Надо же, какой любопытный. Именно такой, кто, впрочем, нам и нужен. Ты станешь Магом, когда я умру, а моя душа унесется в Хранилище и будет жить там, пока через десять лет не растворится, да не стать ей Хищником.

– Маги тоже умирают? – удивился Эльзахир. – Они не бессмертны?

– Ничто не бессмертно, даже Амплерикс.

– А время? – спросил мальчик. – Разве время не бессмертно?

– Философский склад ума, – удовлетворенно сказал Маг. – Очевидно, мы не ошиблись.

– И что, Маги живут столько же, сколько и обычные деквиды?

– Никому не дано изменить предначертанный момент, когда его душа устремится в Хранилище, – сказал Маг, и Эльзахиру подумалось, что Маг, в общем-то, не ответил на его вопрос. – Я умру скоро. И планете нужен мой преемник. И ты станешь им, хочешь ты того или нет.

– Но я не хочу.

– Это и неважно.

– А скоро – это когда?

– Когда время придет.

– Но вам известно это время? Вы же такой молодой. Кажется…

– Известно. И тебя это не касается. Что должно заботить тебя – это как ты сможешь перенять мои знания.

– И как я буду перенимать эти знания? – Вопросы любознательного Эльзахира, чей интерес был бесповоротно раззадорен, сыпались один за другим.

– Читать. Слушать меня. Внимать. Усваивать и запоминать. Стараться. Процессы передачи опыта и знаний везде одинаковы, будь то постижение школьной программы или же преодоление тернистого пути от пятой ступени к третьей.

– А где мы сейчас? Что это за место? – последовал от мальчика следующий вопрос, и по его глазам Магу стало понятно, что весь сегодняшний день будет потрачен на то, чтобы удовлетворить пытливую тягу Эльзахира ко всему неизведанному.

– Скажем так, где-то на юго-западе планеты.

– Почему мне нельзя увидеть родителей?

– Ты это поймешь, когда подрастешь. А окончательно тебе будет это ясно, когда станешь Магом.

– А как тебя зовут? – спросил Эльзахир.

– Я не помню.

И дни понеслись, завертевшись, как мощная карусель. Маг выдал Эльзахиру синюю мантию, вскоре ставшую для юноши привычным одеянием. Маг пояснил, что во все времена ученики Магов носили синие мантии, привыкая скрывать свою личность от окружающего мира, чтобы затем однажды заветная ярко-красная мантия естественным образом заменила ученическое одеяние, ознаменовав появление на Амплериксе нового представителя третьей ступени.

Месяц за месяцем, год за годом голова Эльзахира наполнялась колоссальным количеством тайных, скрытых от остальных, знаний. Нередко Маг с Эльзахиром в образе обычных деквидов наведывались в Триарби на небольшой каравелле, чтобы зайти в Королевскую библиотеку и провести там несколько дней, листая бесконечные пыльные атласы.

Каркасы стеллажей Королевской библиотеки были сделаны из железа. Атласов хранилось так много, что высокие шкафы были забиты ими до потолка. Иногда королевские библиотекари позволяли учителям, прибывшим в столицу из далеких земель, отвезти несколько атласов в школы, переписать их и непременно вернуть на место. Самым желанным, пусть и неприступным, для любого ученого мужа Амплерикса было Темное крыло – часть Королевской библиотеки, отгороженная от остального книгохранилища массивной кованой решеткой. На решетке не было ни замков, ни засовов – лишь сильное заклятье, наложенное на Темное крыло Магами тысячи лет назад. Никому, кроме Магов, не дано было отворить решетку и проникнуть в Темное крыло, ибо там хранились сведения, достойные внимания только третьей ступени. Отворить решетку в Темное крыло было не под силу даже Королеве – во всяком случае, без сопровождения Мага.

Девятнадцатилетний Эльзахир затаил дыхание, когда учитель предложил ему подойти к решетке вплотную и толкнуть ее. Эльзахир сделал это с усилием, но решетка не повиновалась, точно это была стена из каменного монолита. Маг улыбнулся, прислонил ладонь к решетке и легонько надавил на нее – она бесшумно отворилась, обнажив за собой просторное тихое помещение Темного крыла. «Когда-то эта дверь подчинится и тебе», – сказал Маг своему ученику. Они прошли вглубь. Маг взял с пола лежащую там лестницу, приставил к одному из стеллажей, достал толстую, покрытую седой паутиной книгу и положил ее на стол рядом с Эльзахиром. И они принялись читать.

– Это правда? – удивленно спросил Мага Эльзахир, дочитав один из очередных атласов в Темном крыле.

– Ты про корни Эксиля?

– Да. Его корни и вправду распространяются по всей планете?

– Ты же не думаешь, что атласы лгут? Это правда. Эксиль – один из центральных элементов нашей системы. Его корни повсюду. Миллиметр за миллиметром, век за веком они бесконечно распространяются по Амплериксу, подобно кровеносным сосудам наших тел.

– И что будет, когда на планете не останется ни единого места, куда не проникли бы его корни?

– Тогда настанет конец.

– И что будет после?

– А что может быть после конца?

– Начало? – спросил Эльзахир.

Но Маг не ответил. Возможно, он не знал и сам. Возможно, не знали того и атласы в Темном крыле.

Наставник рассказал Эльзахиру, что истинная сила Магов, их мощь и великое колдовство проявляются только тогда, когда все три Мага объединяют свои усилия. В отрыве друг от друга они способны заглянуть в будущее и увидеть некоторые тайны того, что было или что случится, но полная картина не предстанет их взгляду.

– Кажется, – вздохнул юноша, дочитав очередной атлас, – я теперь понимаю, почему все эти знания скрыты от остальных. И почему доступ к ним имеют лишь Маги.

– Я и не сомневался, что ты поймешь, – сказал Маг, старательно записывая что-то в чистый атлас.

– Столько лет я служу тебе, учусь у тебя, – продолжил Эльзахир, – но ни разу не читал про Верховного судью.

– А что тебе интересно про Верховного судью?

– Он смертен? У Верховного судьи тоже есть преемник наподобие меня?

– У Верховного судьи не может быть преемника, ибо Верховный судья нетленен. Его сущность бесконечна, совершенна и абсолютна, как черные просторы за пределами орбиты Амплерикса.

– А его тело? Его тело тленно? – не успокаивался Эльзахир.

– Тело… – задумчиво вздохнул Маг. – Тело не что иное, как сосуд. Когда ты наполняешь сосуд водой, ты же отдаешь себе отчет в том, что пройдет несколько лет или несколько сотен лет, и сосуд будет стерт с лица Амплерикса, обращенный в пыль? Но вот вода… Вода продолжит свое существование и найдет себе другой сосуд.

– И Верховный судья кочует из тела в тело?

– В какой-то степени.

– И в женское тело, и в мужское?

– Вероятно. Это не ведомо даже нам.

– Не ведомо? Ты не знаешь, в чьем теле душа Верховного судьи сегодня?

– А так ли это важно? – послышался от Мага встречный вопрос.

– Я не знаю, – задумался юноша. – Поэтому и спрашиваю.

Этот вопрос, как и многие другие, остался без ответа, и это давало Эльзахиру стимул учиться дальше, чтобы постичь все заключенные в Темном крыле тайны планеты, доступа к которым не было ни у кого, кроме третьей ступени Амплерикса.

– А кто остальные два Мага? – спросил как-то юноша своего учителя.

– Я не знаю, – к удивлению Эльзахира, ответил Маг.

– Но ты же видел их?

– Видел. Но ни их личности, ни их история мне неизвестны. И неважны. Важно лишь то, что нас трое. Мы можем находиться в сотнях миль друг от друга. Но единая сила трех Магов, не могущих существовать по-отдельности, это и есть самое важное. Именно это единение образует нашу мощь, способность видеть будущее и сообщать о нем. Если это нужно.

– А кто решает – нужно или нет?

– Мы решаем.

– То есть, – не унимался Эльзахир, – есть знания, которыми обладают Маги, но не сообщают о них короне?

– Конечно. У каждой ступени своя роль, свое предназначение. Это единая система, гарантирующая Амплериксу мудрое равновесие, без какого планета давно бы превратилась в омертвевший кусок льда. Королева властвует над всеми, ибо ее кровь питает защитный слой Амплерикса. Верховный судья надзирает за балансом, вмешиваясь в дела планеты тогда, когда это необходимо для поддержания работы системы. Маги, в чьих головах есть знания обо всем, что окружает нас, предостерегают Амплерикс от роковых событий, одаренные не только сведениями, но и искусством предвидения. Ангалийцы, плебры и Мастера воды повелевают стихиями, обеспечивая в силу Старого Договора их слаженную, четкую работу. Пятая ступень – плавийцы и деквиды – выполняют свои функции. Одни – бескомпромиссные воины, готовые распрощаться с жизнью во имя порядка и безопасности на Амплериксе, а вторые образуют собой основное население планеты, исполняя роль налогоплательщиков, добывая сок диетр, которым наполняется Хранилище, соблюдая баланс жизней и смертей. Даже пораженные в правах нивенги, низшая ступень, трудятся в Низине, обеспечивая жителей планеты пропитанием. Мы все – органы единого сложного организма, именуемого Амплериксом.

– А каково это – предвидеть день своей смерти? – помедлив, спросил Эльзахир.

– Когда станешь мной, узнаешь. Или не узнаешь.

– А разве не всем Магам дано знать, когда они умрут?

– Я не знаю, Эльзахир. Мне дано это знание. Будет ли оно дано и тебе тоже – покажет лишь время. Будет ли оно дано твоему ученику – неизвестно.

– Моему ученику?

– Да. Когда придет время, ты возьмешь себе ученика, как когда-то я взял тебя, отлучив от дома. Неизвестно, кем он будет, рожден ли он уже или ему только суждено появиться на свет. Это может случиться через десять лет или через сотню. Думать об этом бессмысленно. А теперь пора спать. Завтра у нас много работы.

За следующие годы Эльзахир открыл для себя новые знания. Каждый раз, узнавая что-то новое в Темном крыле, он поражался, уверенный в том, что ничего больше не удивит его столь же сильно. Но уверенность эта исчезала с очередной постигнутой тайной.

Иногда Эльзахир пытался вспомнить, как выглядит его брат, как выглядят родители, но чем чаще он обращался к этим воспоминаниям, тем горче ему было осознавать, что лица родных предстают в памяти туманными, нечеткими силуэтами. Он не видел их уже двадцать три года – во всяком случае, именно столько отмерил календарь, который вел Эльзахир.

Каждое утро Эльзахир, облачившись в простые одежды вместо синей ученической мантии, отправлялся на местный небольшой рынок, чтобы купить в одной из палаток земляные груши, которые любил есть на завтрак его учитель. Чия, дочь владельца лавки, всегда ждала юношу, заранее приготовив для него мешочек с грушами. Они мило болтали ни о чем, и с каждым днем их беседа длилась дольше, чем днем ранее. Всякий раз, когда Эльзахир оставлял плату и забирал земляные груши, Чия давала ему запеченную лепешку или приправы, отказываясь от денег за них. Порой, когда Эльзахир и его учитель, одетые по-простому, выходили вечером в городок, Чия могла столкнуться с Эльзахиром, и они смущенно улыбались друг другу.

Эльзахир знал, что мужчина и женщина могут возлечь друг с другом, чтобы родить дитя или чтобы утолить жажду любви. За свои тридцать с небольшим прожитых лет ему ни разу не довелось испытать того, о чем Эльзахир читал только в книгах, постигая тайны человеческого тела. Он поймал себя на мысли, что с удовольствием разделил бы ложе с Чией. Эльзахир чувствовал, что Чия ответила бы ему взаимностью. Он вырос высоким, стройным, с густыми русыми волосами, как у его учителя. Его небольшое, аккуратное лицо обрамляла короткая борода. Его большие черные выразительные глаза смотрели на окружающий мир из-под стройного ряда плотных вздернутых ресниц. Любая женщина Амплерикса могла бы назвать его красавцем.

Однажды он проснулся среди ночи оттого, что промежность его неприятно ноет – впервые за всю жизнь. В остатках почти прошедшего сновидения рисовался образ Чии, этой милой девушки. Рука сама потянулась ниже, и Эльзахир, ведомый каким-то непонятным ему позывом, ухватил свою восставшую плоть и вскоре издал протяжный стон, ошеломленный силой постигшего его удовольствия. «А вот об этом он мне никогда не рассказывал», – подумал Эльзахир. Его томило приятное опустошение, и он понял, что отчаянно желает еще раз испытать это наслаждение, но уже с Чией.

Мудрость будущего Мага оказалась не такой всеобъемлющей, как думал о том Эльзахир – ни в одном из прочитанных им атласов не говорилось об искусстве диалога между мужчиной и женщиной. Когда следующим утром он, как обычно, наведался на рынок, чтобы расплатиться за заботливо взвешенный мешочек с земляными грушами, то улыбнулся девушке:

– Ты сегодня очень красива.

– Я? – рассмеялась Чия, складывая монету в берестяную коробку на прилавке. – Ты ни разу до этого не говорил мне таких слов.

– Они не обидели тебя?

– Разве на такое можно обидеться? – ответила Чия. – И позволь заметить, что ты тоже красив. И сегодня, и вчера.

– Это значит, что ты испытываешь ко мне интерес?

– О, – замешкалась Чия, не зная, как ответить на этот странный вопрос. – Да. Пожалуй, я испытываю к тебе некоторый интерес.

– В таком случае мне хотелось бы возлечь с тобой в кровати, – невозмутимо сказал ей Эльзахир.

Улыбка пропала с лица девушки. Она непонимающе, с долей недоверия, посмотрела на него. Эльзахир ответил ей ровным, спокойным, уверенным взглядом. Девушка рассмеялась:

– Ты так шутишь со мной?

– Нет, не шучу, – сказал он. – Ты очень красива и часто снишься мне. Я никогда еще не был с женщиной. И решил, что, возможно, ты согласишься возлечь со мной.

– Никогда не был с женщиной? – Она удивленно посмотрела на него. – Не подумала бы… Большинство мужчин, известных мне, познают женщину в юном возрасте.

– Значит, я не большинство, – сказал Эльзахир. – Мне кажется, своим вопросом я доставил тебе неудобство. Если так, позволь попросить твоего прощения.

– Нет-нет, – смутилась Чия, – никакого неудобства я не испытала. Я не знала, что ты еще невинен. Просто обычно мужчины не предлагают женщине разделить с ними постель вот так.

– Как? – Неопытность Эльзахира в сочетании с его открытым взглядом разожгла в девушке истинный интерес.

– Вот так… прямо. В лоб, как говорит мой батюшка.

– А как обычно они предлагают? Если научишь меня, я предложу тебе это так, как надо.

– Ты очень смешной, – улыбнулась Чия и, протянув ладонь через прилавок, провела ею по руке Эльзахира. – Может быть, мы с тобой увидимся вечером, когда я закончу работать? Твой старший брат не будет противиться?

– Моего брата нет в городе, – ответил Эльзахир.

Для жителей городка Эльзахир и Маг были братьями. Так решил Маг. В эти дни он отправился в Триарби, оставив Эльзахира дома одного.

– Просто мне кажется, что твоему брату может не понравиться, если ты станешь общаться со мной.

– Почему ты так думаешь? – спросил Эльзахир.

– Не знаю, – пожала плечами Чия. – Просто мысли такие.

– Я с большим удовольствием приглашу тебя к себе в дом. Ты хочешь прийти ко мне?

– Чтобы разделить ложе? – улыбнулась Чия, но, не дав ему ответить, сказала: – Я согласна прийти к тебе. Мы сможем поговорить о чем-нибудь, узнать друг друга поближе.

– Так делают мужчина и женщина перед тем, как возлечь друг с другом?

– Ты очень забавный! – рассмеялась она. – Забавный и милый. Я приду к тебе вечером, хорошо?

– Хорошо.

Он взял мешочек с земляными грушами и пошел в сторону своего дома, оставив удивленную Чию стоять за прилавком и наблюдать, как фигура этого необычного, привлекательного мужчины тает в толпе.

Тем же вечером, когда на городских улицах было многолюдно, а земля отдавала воздуху тепло, накопленное за день от полыхания небесных светил, Чия робко постучала в дверь. Эльзахир показался на пороге и мило улыбнулся ей. Они прошли в дом, и Чия стала осматривать небольшое уютное жилище. На высокой деревянной вешалке, стоящей рядом с кроватью, висела длинная красная мантия. Чия с интересом принялась разглядывать это необычное одеяние.

– Какое интересное платье. Такое простое, но такое красивое. Твое?

– Нет, – смутился Эльзахир, поймав себя на том, что ему стоило убрать из комнаты все, что ненароком могло попасться на глаза его гостьи. – Это моего брата.

– Как его зовут, напомни? Авиер?

– Да, – ответил Эльзахир, подумав, что настоящего имени своего учителя он до сих пор не знает.

– В школе нам рассказывали, что красные мантии носят Маги, – улыбнулась Чия.

– Хотел бы я, чтобы брат и впрямь был Магом, – сказал Эльзахир и тут же постарался отвести разговор в сторону: – Хочешь воды?

Чия кивнула, подошла к столу, налила из графина полный стакан воды, поднесла его ко рту и пригубила. Она волновалась. Эльзахир, наоборот, был совершенно спокоен, ибо не знал, что ему предстоит познать. Он сел на кровать. Будь на его месте любой другой, Чие бы не понравилось такое действие. Но то был Эльзахир, а потому в его жесте она не стала пытаться найти скрытого подтекста – его там вовсе не было. Они молчали и смотрели друг на друга. Чия хотела задать ему какой-нибудь вопрос – любой, который придет ей в голову. О брате, о родителях, о чем угодно. Но она остановилась на мысли, что ей совсем не хочется вести с ним бессмысленные дежурные беседы. Если бы на кровати сидел кто угодно, но не Эльзахир, Чия расположилась бы в кресле напротив, чтобы этот «кто угодно» не подумал бы о ней плохо, не счел бы ее… доступной? И снова – то был Эльзахир. Интерес Чии бескомпромиссно поглощал ее, заглушал мысли, сомнения и переживания. Она присела рядом с ним и посмотрела в его глаза, обрамленные пушистыми ресницами. Чия не могла и не хотела тянуть – внизу живота приятно ныло. В иной раз она никогда бы не приблизила свое лицо к мужчине, с кем, в общем-то, не была хорошо знакома. В иной раз, но не в этот. Во рту пересохло, и Чия, не издавая звуков, кроме легкого вздоха, прильнула губами к его рту и обхватила ими губы Эльзахира. Странное чувство внизу его живота дало о себе знать, как ночью ранее. Он поддался сладкому, чувственному поцелую, позволил тонкому аромату свежей выпечки, исходящему от Чии, проникнуть к нему в грудь. Он положил руку ей на голову и провел ею вниз по шелковистым длинным соломенным волосам. Ее сердце стучало в груди, затрудняя дыхание. Она коснулась ладонью его упругого бедра и медленно повела ее выше, пока пальцы не врезались в налившуюся силой и желанием плоть Эльзахира. Стук сердца, казалось, отдавал даже в ушах, и она не услышала, как входная дверь скрипнула и отворилась. Эльзахир испуганно отпрянул от девушки и бросил взгляд на дверь. На пороге стоял его учитель. Заметив хозяина дома, Чия подскочила на месте, вскрикнув от неожиданности, и волны стыда накрыли ее так сильно и резко, что она ощутила жар на лице.

– Простите, – послышался негромкий бархатистый голос учителя, – я не знал, что у нас гости. Иначе бы непременно постучался.

Чия встала с кровати, завела волосы за плечи и, чтобы занять руки, разгладила платье. Маг заметил, что его появлением в самый неподходящий момент Эльзахир был явно недоволен.

– Право, мне очень неловко, – залепетала Чия. Она мысленно корила себя за свой необдуманный визит.

– Прошу вас, сударыня, – пройдя в помещение, сказал Маг, – вам ли испытывать неловкость? Мне следовало постучаться.

– Стучаться в свой собственный дом – все равно что спрашивать у себя разрешения коснуться своего тела, – ответила Чия.

– Но это не только мой дом, – улыбнулся Маг. – Старший брат уезжает из города на несколько дней, оставляя дом в распоряжении младшего. Неудивительно обнаружить очаровательную гостью. Я виноват.

– Я тотчас уйду, – стараясь не смотреть на него, сказала Чия.

– В этом нет никакой необходимости. Мы рады гостям в любое время. Сударыня меня очень обяжет, если изволит остаться на чашку чая. Прошу вас не отказывать мне в удовольствии предложить вам напиток.

– Я не откажу, – покорно ответила девушка.

Маг подошел к камину, бросил туда пару свежих поленьев и повесил наполненный водой чайник на перекладину. Вода быстро нагрелась, и Маг принялся разливать ее по чашкам.

– Как прошла твоя поездка, брат? – нарушил молчание Эльзахир.

– Размеренно и спокойно, – ответил учитель, стоя спиной к своему подопечному и его пассии. – В Триарби была ясная погода. Меня на аудиенцию ждали почетные господа. Диалог с ними был приятен и продуктивен.

– А я ни разу не бывала в столице, – нашлась с ответом Чия, которую не покидал стыд. Если невинному Эльзахиру не пришло бы на ум счесть ее доступной, то мысли эти вполне могли поселиться в голове его старшего брата.

– Напрасно, сударыня. – Маг все еще стоял спиной к ним, но в голосе его звучали дружелюбие и улыбка. – Если когда-то соберетесь, не стесняйтесь явиться ко мне за советом. Я буду к вашим услугам.

Он развернулся с подносом в руках, на котором стояли три чашки, и от них устремлялись вверх тонкие, изящные струйки пара. Учтиво поклонившись девушке, он предложил ей чашку. Она взяла в руки горячий напиток и, насладившись ароматом, пригубила. Вторую чашку взял Эльзахир. Маг обменялся с ним взглядом и сказал:

– Ты не представишь нас?

– Это Чия, – быстро ответил Эльзахир. – За земляные груши, что ты ешь каждое утро, благодарить нужно ее.

– Очень приятно, сударыня, – вежливо произнес Маг, беря с подноса в руки оставшуюся чашку. – Груши и впрямь хороши.

– Рада услужить, – смущенно ответила Чия, обжигая рот чаем.

– Кажется, я многократно видел вас в городе, Чия. – Маг уселся на кресло и подул на напиток.

Беседа ни о чем протекала ровно и без особого интереса. Было понятно, что все трое отчаянно ждут, когда чашки окажутся опустошенными. Тогда Чия, соблюдя формальности, могла бы еще раз извиниться и, поблагодарив за гостеприимство, очутиться на улице, куда ее неумолимо тянули совесть и стыд. Последний глоток, самый обильный и самый горячий – и она поставила чашку на столик.

– Боюсь, батюшка меня заждался, – нарушила неуютную тишину девушка. – Благодарю вас за угощение. С вашего позволения, я пойду.

– Быть может, еще чаю? – спросил Маг.

– Кажется, вторую чашку я не осилю.

– Что ж, – сказал Маг, – буду надеяться увидеть вас в нашем доме еще. И не раз.

Чия ответила ему сдержанной улыбкой, посмотрела на Эльзахира, поклонилась и направилась к двери. Маг опередил ее и учтиво отворил дверь. Она попрощалась и спешно покинула дом.

Когда Маг закрыл за ней дверь и обернулся на своего подопечного, он увидел Эльзахира напряженным и расстроенным.

– Прости меня, – сказал Эльзахир.

– Прощаю, – послышалось в ответ. – Уверен, милая девушка задала тебе вопрос, что за странная красная мантия висит в комнате?

– Нет, – соврал Эльзахир.

– Как тебе угодно говорить, – сказал Маг. – Завтра она не вспомнит ни цвета мантии, ни вкуса твоих губ.

– Почему? – Эльзахир поднял на него удивленные глаза.

– В ее чай я добавил несколько капель «Чистого пробуждения». Утром она проснется, увидит своего отца, и воспоминания об этом вечере навечно исчезнут из ее головы.

– Понятно.

– Надеюсь, еще тебе понятно и то, что второй вашей встречи быть не может.

– Я лишь хотел возлечь с ней.

– Знаю. Но ты будущий Маг. И можешь возлечь только с книгой. Когда придет время, это знание придет вместе с ним.

– Какое время? Когда оно придет?

Маг ничего не ответил. Каждое следующее утро Эльзахир неизменно приходил в лавку к Чие за земляными грушами для учителя. И каждый раз ему хотелось, чтобы она вспомнила тот их странный вечер. Чия же лишь приветливо здоровалась с ним, протягивала мешочек с едой и принимала плату.

Когда в один из дней Маг не вышел к завтраку, Эльзахир решил, что его учитель, накануне отошедший ко сну далеко за полночь, еще спит. Но когда Маг не вышел из своей опочивальни и к обеду, настороженный Эльзахир постучал в дверь его комнаты. Ответа не последовало, и Эльзахир, почувствовав неладное, толкнул дверь и вошел внутрь. Он опешил, увидев в спальне своего наставника две фигуры в ярко-красных мантиях. Его взгляд скользнул на стоявший возле кровати Мага стул, на нем одиноко висела мантия учителя, а сам Маг лежал в кровати – умиротворенный и обнаженный.

«Подойди ближе», – обратился к Эльзахиру один из тех двоих, нависших над постелью умершего Мага.

Поняв, что то самое «скоро», о котором Маг сообщил ему еще много лет назад, настало, Эльзахир на ватных ногах приблизился к кровати. Он внимательно смотрел на спокойное, подернутое легкой улыбкой лицо своего учителя. Эльзахиру было больно, но он осознал, что отныне в его жизни наступает новый этап. Один из Магов взглядом приказал Эльзахиру освободиться от сроднившейся с его телом синей мантии. Не смея ослушаться, Эльзахир неспешно скинул свое ученическое одеяние, оставшись стоять посреди комнаты совершенно нагим. Второй Маг взял лежащую на стуле красную мантию и протянул ее ученику. Эльзахир безропотно принял одеяние из рук Мага и, стараясь не запутаться, облачился в мантию. Как только мантия скрыла его тело, он поймал себя на мысли о том, что лица мамы и папы навсегда покинули его память, и пытаться вспомнить их больше не стоит. Не было произнесено пафосных речей. Не было осуществлено торжественных церемоний. Единственным, что ясно почувствовал юноша, было понимание того, что отныне и навсегда он вознесся на третью ступень и перестал быть прежним Эльзахиром.

Глава 6

Айри не могла сомкнуть глаз. На дворе стояла глубокая ночь, но сон не собирался сжалиться над ней. Она подмяла под себя подушку и перевернулась в кровати на другой бок. Там, где обычно спал муж, было пусто. Накануне вечером в их дом постучались стражники. Фрой не подтвердил вины в недостаче монет, но и отрицать ничего не стал. И тогда стражники увели Фроя с собой в камеру при городской мэрии Сентры.

Айри уткнулась лицом в подушку и разрыдалась. Мысли вихрем проносились в ее голове. Она до сих пор не могла поверить в то, что ее отец методично и аккуратно расхищал городскую казну. Не верилось ей и в то, что Фрой, не сумевший отказать любимой жене, готов принять вину за недостачу монет, дав тем самым спасение Гернару Станби от прозябания в темницах Песочных рукавов, но подвергнув себя опасности провести в тюрьме не один год. Айри корила себя за эту просьбу. Тот, кого она не одаряла супружеской лаской, оказался человеком куда более порядочным и достойным, чем ее собственный отец. Теперь она может потерять Фроя – того, которого не ценила, но которого именно сейчас ей впервые хотелось обнять и сказать ему что-то важное.