13-й по списку

1) Петрович 00:11

Время двигалось к полуночи, а значит – пора поспешить на разнарядку. Она знала, что все пройдет как обычно: так же, как было неделю, месяц, год, столетие назад … Здесь ничего не менялось: небесная бухгалтерия трудилась без перебоев и дебет с кредитом сходился вчистую. Здесь не задавали вопросов, а по тому и не ждали ответов, не интересовались здоровьем – вряд ли кто-то мог на него пожаловаться, так же здесь всем были глубоко безразличны показания всех календарей мира. И уж меньше всего здесь обращали внимание на погоду – на протяжении тысячелетий она оставалась бессменной, как и пейзаж за широкими, без намека на занавески, окнами.

Смерть медленно прошаркала стертыми до дыр подошвами башмаков по холодному полу и протянув к рукоятке двери полуистлевший остов руки на мгновение замерла: впервые за все то время, что она занимает свой почетный пост, старуха почувствовала острое отвращение ко всему тому, чем ей предстоит заняться спустя всего несколько минут. Она еще немного помедлила, прислушиваясь к пустому как драный барабан нутру, но ничего более не ощутив бесшумно скользнула внутрь.

На мигающем всеми оттенками радуги, огромном, в полкомнаты пульте привычно лежал свежий список. Бегло пробежав глазами по обычной, офсетной бумаге формата А4 она впялила пустые глазницы в последнюю строчку. И так, их сегодня 13. Ни чего, в общем, необычного – ни мало, ни много, только вот за всю её деятельность это первый случай, когда именно 13. Другие цифры повторялись из года в год, из века век, и даже, порой, из смены в смену, а вот эта выпала впервые.

– Ну что же…, – ни к кому не обращаясь глухо выдохнула Смерть, – не нам решать.

И спрятав список в складках черного, зияющего множеством дыр длинного плаща стремглав покинула помещение сквозь наглухо запертое окно.

Над городом низко висело грязное небо, изрыгая на Землю рваные потоки холодной воды, быстро трансформирующиеся в ледяную, колючую крошку. Несмотря на поздний час и непогоду город не спал. По обледеневшим улицам медленно ползли уставшие, словно рабы, на сахарных плантациях в далеких странах, автомобили, такие же чумазые и безмолвные, разрубая кромешную темь тусклым светом неоновых фар. Изредка сновали запоздалые прохожие, скукожившиеся под безжалостно хлеставшим тугим кнутом ветром. В окнах домов уютно мерцал свет, вполне оправданно радуя тех, кто сейчас находился по ту сторону разгневанной непогоды.

Смерть взглянула на список и опустилась на обледенелую скамейку, слегка соприкоснувшись впалым боком с изрядно подвыпившим бомжом. Бывший интеллигентный человек, свернувшись калачом, без особого успеха кутался в видавшее куда более достойную жизнь, а теперь напрочь провонявшее помойкой и канализационными люками старое твидовое пальто, непонятного цвета, выдыхая в морозный воздух тугую струю заскорузлого перегара. Старуха, взглянув в ночное небо абы сверить время, подвинулась поближе к забулдыге и легонько постучала длинными костяшками пальцев по дрожащему плечу бедолаги.

Бомж вяло зашевелился, пытаясь с головой залезть под насквозь промокшую материю, и вновь затих. Она повторила движение и только теперь мужик, вытянув худую шею приподнял голову, отчего стал походить на древнюю черепаху, в коем веке взглянувшую на мир из-под своего надёжного панциря. От пресмыкающегося его отличала лишь давно не видавшая мыла, всклоченная шевелюра и давнишняя щетина на впалых, побитых оспой щеках.

–Петрович?

– Кто? – невпопад ответил мужик, тараща глаза на черный силуэт.

–Забыл как тебя зовут?

–Нет, – бомж тряхнул слипшимися патлами, – ты, спрашиваю, кто?

–Смерть.

–Чья? – опять не понял Петрович, но под ложечкой как – то неприятно засосало. – Моя что ли?

–А ты здесь ещё кого-то видишь? – неумело пошутила Старуха. – Нет? То-то и оно. Неужто напугала?

–Н-нет, то есть – да, – мужик попробовал сесть, но у него не получилось.

–Лежи-лежи, – она похлопала его по согнутым в коленях ногам, – сейчас тепло будет.

К своему изумлению бомж и впрямь почувствовал то, как его тело наполняет долгожданное, благодатное тепло, волнами растекаясь от того самого места где его только что коснулась костлявая ладонь.

Пальто в области его живота неожиданно зашевелилось и в наступившей было тишине отчётливо прозвучал жалобный писк.

–А это ещё кто там? – Смерть приподняла отяжелевший подол пальто, – Щенок?

–Котёнок… Я его уже с месяц за собой таскаю. На помойке подобрал. «Добрые» люди его в пакет упаковали и завязали потуже, чтобы не высвободился, а я вот нашёл … С тех пор вместе и бомжуем, греем друг дружку… боюсь, пропадёт он без меня, – из воспаленных, опухших глаз по корявой щетине медленно поползла слеза, – может ты это… его тогда тоже… того?

–Да не могу я, пойми. Кошки, собаки… это все не по моей части. На то другие службы существуют.

– А я, почему-то, всегда думал, что ты одна на всех, – мужик слабеющей рукой прижал к груди пушистый комочек, – а оно вон как…

–Ты спи, – она опять подняла голову вверх, – спи. На том свете тебе это зачтется.

Но Петрович уже не слышал её слов, и лишь громкое, несчастное "мяу" неслось вслед уходящей фигуре в чёрном, разрывая ночную тишину…

2) Лоло 01 :33 Павел Сергеевич 01:37

Павла Сергеевича ничуть не волновала судьба осиротевшего дважды, за столь короткий промежуток своей жизни, рыжего котенка. Его вообще мало интересовало то, что происходило с другими, и что ни коем образом не переплеталось с его личными интересами. Да и интересов у Павла Сергеевича, в прошлом директора одной из автобаз, а ныне успешного предпринимателя и яростного правозащитника было немного – деньги и женщины, вот пожалуй и все. Первое он научился ценить еще в те времена, когда работал тем самым директором. Официальный заработок был у него в те дни не велик, но привилегии и свободный доступ к ГСМ с лихвой окупали этот незначительный конфуз. На стыке веков ситуация в корне изменилась – щедрое финансирование свыше быстро сошло на нет, и автобаза скоро превратилась в огромный могильник машиностроительных отходов, а кушать хотелось. Сменить зернистую икру на «заморскую баклажанную» Павел Сергеевич позволить себе не мог. Его желудок напрочь отвергал кулинарные изыски из ржавой селедки и пропитанной пестицидами, невесть как выращенной китайцами на постсоветских угодьях, картошки. Но не мог он себе этого позволить! От того директор, теперь уже – бывший, грустно смотрел на теснившееся на площади в несколько гектар груды металлолома и тяжело вздыхал, вспоминая прежнюю, сытую жизнь, прислушиваясь к недовольному урчанию балованного брюха. Однако депрессия продолжалась недолго. Спустя еще некоторое время вынужденного прозябания в светлой голове будущего предпринимателя отчетливо вырисовался план дальнейших действий. Окинув опытным глазом некогда доходное предприятие, Павел Сергеевич весьма справедливо понял, что здесь ему ловить больше нечего и быстро нашел покупателя из «поднебесной» на раскиданный по всему периметру ржавеющий и никому, как оказалось, ненужный баланс. О цене договорились быстро – хоть и копейки, по сравнению с реальной стоимостью, но зато быстро, без шума и волокиты. Вместе с побитыми кабинами, кузовами, телегами пошел и склад запчастей. Новенькие, в надежной «совковой» смазке коленвалы, подшипники, болты, гайки и даже стальные троса отправились за кардон, по организованной шустрым китайцем краткосрочной визе. Бывший директор довольно потер руки и отправил единственную – оставшуюся штатную единицу – сторожа дядю Васю в бессрочный отпуск, отвалив ничего не соображающему, бывшему сотруднику выходное пособие в размере трех месячных окладов. Довольный дядя Вася горячо поблагодарил прежнего работодателя и на радостях, затарившись на неделю паленой водкой, отправился праздновать преждевременный выход на заслуженную пенсию. Но оголодавшего организма на неделю беспробудного запоя не хватило, разжалованный сторож отдал Богу душу спустя всего три дня. Павел Сергеевич в душе порадовался такому исходу событий (единственный свидетель его первого коммерческого опыта самоустранился), и вскоре собрав нажитые непосильным трудом пожитки, а с ними и жену Раю с двумя пацанами – погодками, отправился в город в поисках лучшей доли.

Свежеиспеченный, новый русский денег на ветер не бросал. Средств, вырученных за добротный, в два этажа «домик» в деревне в экологически чистой местности вполне хватило для приобретения вполне пригодной для проживания семьи из четырех человек «двушки» в деловом квартале. Павел Сергеевич, имея неплохое образование и многолетний опыт за плечами, без труда устроился на работу в «альтернативный центр делового сотрудничества», где главным образом запасался свежими знаниями и обзаводился полезными знакомыми. Много слушал, мало говорил, добросовестно выполнял нехитрую работу и вскоре был в курсе того, как и куда стоит вложить свои кровно заработанные. Он прикупил проходное местечко в центре города, организовав под видом «борьбы за чистоту и уют» снос стихийных, торговых палаток, оставив без дохода еще полсотни земляков и отгрохал на этом месте торговое чудо, с гордо – пылающей, цветом утренней зари, вывеской «супермаркет». Дело оказалось весьма прибыльным и теперь Павел Сергеевич мог себе позволить к завтраку не только красный, но и черный деликатес. Но памятуя о заморской икре он вполне резонно счел, что денег много не бывает и рьяно принялся расширять бизнес. Теперь ему уже принадлежали несколько супермаркетов, гостиница, стадион и даже пара автозаправок. Дети, пацаны – погодки, давно выросли. Старший, Антон Павлович – уважаемый в городе человек, прокурор. И голова на месте, и проблем создавал всегда по – минимуму, а случалось и выручал. Младший же, Сергей, вырос настоящим оболтусом. Сколько «бабок» ушло на него – не счесть. То проститутку до смерти чуть не забил – пришлось девахе отступные солидные заплатить и в другой город отправить, то каких – то ротозеев на остановке, по пьянке, на тот свет отправил… Всего и не упомнить. Жену хорошую ему сосватал, так и она через два года от него в Эмираты сбежала, и дочку с собой прихватила. Ну ничего, внучку Павел Сергеевич вернет, в этом он не сомневался, а вот бывшую супружницу сына больше видеть не желает – предала она его, не оправдала доверия. В самую душу плюнула. Он ведь, Серега, не плохой в общем – то парень, да только руки ему не хватает дружественной, а то что пьяный – дурак, так кто ж умный то под эту лавочку. Пару оплеух навесил, что ж, сразу за бугор валить? По-доброму с ним надо, по–человечески. Глядишь бы и пить бросил, за ум взялся… Эх бабы–дуры, чего им не хватает? А она, эта Ксения, ничего так – смазливая. Ножки стройные, попка упругая, грудь маловата правда, но это дело вполне поправимое в наше время и при наших возможностях. Павел Сергеевич сам слюну пускал, когда ее в офисе встречал, но не трогал, для сына решил приберечь. А оно вон как обернулось.

Жена, Раечка, давно перестала интересовать его как женщина. Он как-то даже попытался припомнить какой она была в молодости, попытался – но не смог. Ведь почему–то он на ней женился тогда? Вот смотрит он на нее и понять не может себя, того – двадцатипятилетнего. Ни рожи, как говорится, ни кожи. Мышь серая. Лет пять тому назад она его, впервые за долгую, совместную жизнь смогла удивить. Он тогда только пришел от грудастой пышечки Анечки и сославшись на тяжелый день напрямую отправился в их с Раисой, спальню. Вдруг дверь тихонько отворилась, а на пороге она – Раечка. Привычный крендель на затылке распустила, отчего стала похожа на неопрятную ведьму, губы красной помадой нарисовала, на худющих плечах сорочка прозрачная, тоже красная, а под ней две дряхлых титюльки, словно мокрые тряпочки болтаются. Павел Сергеевич от удивления выпучил глаза, а Рая, ошибочно приняв его выражение лица за восхищение, встала на цыпочки и подняв вверх иссохшие плети рук принялась кружить на месте, демонстрируя себя во всей красе. Этого супруг вынести был уже не в состоянии – не удержавшись, он громко расхохотался, введя тем самым незадачливую чаровницу в долгий ступор. Окончательно осознав какую реакцию вызвал у мужа ее необдуманный порыв, она густо покраснела и стремглав вылетела из спальни. А он все смеялся и смеялся ей вслед, не в силах остановиться. На следующий день Раечка молча перетащила свои вещи в другую комнату, и с тех пор они больше не делили семейное ложе.

Сейчас, сидя за рулем своего престижного авто класса люкс, Павел Сергеевич отчего-то вспомнил этот нелицеприятный эпизод из своей жизни, но смеха, или даже улыбки он у него не вызвал. Он никогда раньше не думал о разводе, и вот только сейчас эта мысль впервые посетила его. Впрочем, он не удивился – рано или поздно это должно было произойти. Он разведется с Раисой, отправит ее жить обратно в деревню, назначит пенсион, небольшой, но вполне достаточный для престарелой, одинокой женщины без амбиций, а сам женится на секретарше Тамаре. Тома – вот та женщина, в объятьях которой ему хотелось бы дожить свой век. Молодая, красивая, умная – истинное украшение любого, уважающего себя мужчины. О никакой любви речи, само собой, идти не может. Он давно забыл, что это значит, а Тамара достаточно прозорлива, чтобы не требовать от него руки и сердца. Да и вряд ли ей любовь та нужна. Деньги – вот что движет этой красоткой, а он и не против. Павел Сергеевич привык платить по счетам и сделка для него – что псалтырь для монаха, вещь почти священная. Вспомнив о любовнице, Павел Сергеевич вдруг почувствовал непреодолимо – острое желание женского тела и мельком взглянул на тяжелые золотые часы. Второй час ночи, а следовательно Томочка, как он ее ласково называл, уже давно спит. Она очень бережно относилась к своему здоровью и внешности, а потому не пила кофе, не увлекалась алкоголем, не курила и всегда вовремя ложилась спать. Ее внешний вид был основным источником немалого дохода и этот источник она лелеяла как зеницу ока. Но женщину хотелось, с этим успешный предприниматель ничего поделать не мог, потому время от времени позволял себе потратить несколько тысяч на дешевых проституток, дежуривших круглосуточно по всему городу. Свернув уже к знакомому ночному клубу, он притормозил. Несмотря на сильный ветер и колючий снег вперемешку с дождем, к машине тут же подбежали несколько девиц, наперебой предлагая свои услуги. Он выбрал сисястую брюнетку Лоло, поманив пальцем услужливо распахнул дверцу. Красотка тут же плюхнулась на пассажирское сиденье и назвала цену. Остальные, менее удачливые жрицы любви синхронно отошли от автомобиля потеряв к нему всякий интерес. Павел Сергеевич хорошо знал расценки на предлагаемый товар и достав пухлое портмоне вынул несколько новеньких купюр. Денег оказалось вдвое меньше, чем девушка запросила вначале, но она ничуть не смутилась и выхватив бумажки из толстых пальцев кивнула. Запрятав полученный гонорар в глубокое декольте, девица тонкими, все еще ледяными пальцами принялась расстегивать ширинку дорогих штанов. Сняв для удобства ремень безопасности, Павел Сергеевич, нажал на педаль и машина медленно покатила по мокрому асфальту, выискивая укромный уголок, в то время, как губки и язычок Лоло уже умело ласкали набухшие чресла хозяина жизни. Автомобиль тряхнуло на выбоине, девушка слегка прикусила острыми зубками крайнюю плоть восставшего члена. Павел Сергеевич грубо выругался и отвесил звонкую оплеуху по черноволосой головке. Привыкшая за свою карьеру к подобному выражению недовольства, девица отреагировала на грубость лишь тем, что нежнее и более напористей принялась за работу. Вот и переулок, в который следует свернуть для того, чтобы можно было остановиться и полностью расслабиться. В этот момент огромная фура, возникшая буквально из ниоткуда, на полной скорости врезалась в уже сворачивающий с главной дороги автомобиль, и сверкающий в свете фонарей «мерин», сделав несколько головокружительных кульбитов в воздухе, упал на трамвайные пути вверх тормашками, бешено вращая колесами.

Смерть стояла на перекрестке, бесстрастно наблюдая за происходящим. Спустя всего несколько минут, на место ДТП примчался патруль ДПС, а следом и «неотложка». Старуха заглянула в искореженный салон и убедившись в том, что девушка мертва бросила взгляд на правозащитника. Его уже вытащили из густо забрызганного кровью салона и теперь он лежал на мокром, голом асфальте, со спущенными штанами и широко открытым ртом, пытаясь захватить хотя бы капельку кислорода. Больше всего, Павел Сергеевич сейчас напоминал выброшенную из реки на берег огромную, лупатую рыбу. Ему почему-то вдруг вспомнилась красная, прозрачная ночная рубашка Раечки, только тело под ней было молодым и упругим. Огромные, серые глаза супруги смотрели на него ласково и преданно, пухлые губки растянулись в милой, доброй, такой родной улыбке и он наконец вспомнил, за что полюбил ее тогда…

– Рая …,– едва шевеля синеющими губами прошептал Павел Сергеевич, – Рая…

Смерть нагнулась, над неподвижным уже телом, коснулась корявым пальцем губ умирающего. В тот же момент изо рта любителя денег и женщин хлынул поток густой, горячей крови …

Рядом с ним, странно улыбаясь, лежал труп Лоло. Деньги, выпавшие из разорванного лифчика, подхватил все еще беснующийся ветер, унося их по темным переулкам.

3) Анна Чулкова 04:23

Следующий пункт по списку оказался обычной, краевой больницей. Смерть бесшумно скользнула в палату и присела на обшарпанный табурет, аккурат напротив громко стонущей, еще совсем не старой женщины. Несчастная на мгновение затихла, словно прислушиваясь к чему-то, а затем, превозмогая очередной приступ нечеловеческой боли слабо позвала сестру:

–Таня, Танечка-а-а…

По коридору торопливо зашлепали резиновые тапки и вскоре в палату вошла совсем молоденькая практикантка:

–Что опять, теть Ань? – устало, но без раздражения в голосе спросила девушка, – я же говорю – нет обезболивающих. У меня все строго по назначению. Попросите родственников – пусть купят.

– Нет-нет, Танечка, – голос пациентки заметно дрожал, – я помню… просто замерзла что – то, похолодало как-то сразу. Может там форточка открылась, глянь, ветрище-то вон какой.

Девушка подошла к окну и осмотрела плотно закрытые рамы:

– Вам показалось, теть Ань, наверное, Вас просто морозит. Я сейчас еще одно одеяло из сестринской принесу, только не кричите так громко, пожалуйста. У меня в восьмой «тяжелый» лежит, после операции, только заснул…

– Спасибо, доченька, я постараюсь. Больно мне очень…

Сестричка вышла из палаты, а Старуха, поднявшись с табурета подошла к окну и устремила глазницы в месиво ночи. Снег с дождем прекратились и теперь небо сверкало мириадами звезд – далеких, холодных, недосягаемых. «Совсем как у нас» пронеслась мысль и тут – же затерялась в немом пространстве вселенной. В комнату вернулась практикантка и бережно накрыв Анну вторым одеялом торопливо покинула палату. Смерть вернувшись вновь присела, но уже на кровать. Женщина на мгновенье замерла и уставилась прямо в черные дыры на белом, светящемся первозданной белизной, черепе:

– Ты – ы – ы…,– испуганно выдавила она из себя, – ты пришла – а – а…

– Пришла, заждалась небось?

– Заждалась, – уже спокойно согласилась умирающая, – а все равно страшно…

К ее удивлению боль внезапно прошла, и она с облегчением вздохнула:

–…это уже все?

– Нет, ты еще жива, если ты об этом.

– А когда?

– Скоро уже, – Старуха вновь бросила взгляд на окно, – потерпи чуть.

– Знаешь, а мне совсем не больно сейчас. Даже странно немного от этого… я уже стала привыкать к боли.

– Разве можно к ней привыкнуть?

Смерть говорила тихо, едва уловимым шорохом, без эмоций, но в то же время голос ее завораживал, успокаивал истерзанную муками душу Анны Чулковой. За бесконечно долгие дни, проведенные в онкологическом отделении, это был ее первый посетитель. Или посетительница? Анна не знала как правильно, но это не было важно сейчас. Важно было то, что она ждала ее, ждала точно также, как двадцать семь лет назад ждала Максима – первую и единственную любовь, всей ее непутевой жизни, пошедшей наперекосяк после того, как он, все–таки не пришел, бросив на пятом месяце беременности в грязной общаге монтажного техникума. Потом она ждала сына…из тюрьмы… но, видимо, не судьба…

– Можно…у меня всю жизнь болело – сначала душа, потом тело…

– Что ж ты не берегла себя совсем?

– А как? Алешка рос без отца, кормить как-то надо.

– Замуж почему не пошла? К тебе же Юрка Горовой сватался, хороший мужик.

– Ты и про это знаешь? – в слабом голосе не прозвучало удивления. – Я Максима ждала, любила, наверное…

– Я вот и говорю – не берегла. А сейчас любишь?

– Не знаю…Далеко все так вдруг стало, словно вовсе и не было…

В комнату тихим шагом вошла Танечка:

– Ну как, теть Ань, согрелись?

– Да, доченька, спасибо. Мне бы только водички попить.

Девушка взяла с тумбочки пластиковый стаканчик и приподняв свободной рукой голову больной аккуратно поднесла к пересохшим губам:

– Только много не пейте, Вам нельзя.

– Мне теперь все можно, Танечка…Разреши мне до дна?

– Пейте…

Забрав с собой опустевший стакан сестра, так же тихо, удалилась.

– А она тебя не заметила.

– Нет. Меня может видеть только тот, чей час настал.

– Мой настал…А как оно там? – Анна перевела взгляд в потолок. – Что меня ждет?

– Не знаю, – увидев, как недоверие проскользнуло на желтом лице, продолжила, – правда не знаю. Живущий на земле знает, что после жизни его всегда ждет смерть. Я же даже не представляю, что ждет меня после моей смерти…Ничто не вечно, все бесконечно. Где конец всего, и что считать началом?

– Странно…ведь что–то там, откуда ты пришла и куда уйдешь после, есть?

– Небо. Точно такое же, как и здесь – темное, бесконечное…

– А я сегодня от Алешеньки письмо получила, – Анна неожиданно сменила тему и ее глаза влажно блеснули в полумраке, – вон, на тумбочке лежит. Мне Танечка письма сюда приносит – она по соседству живет.