Гаффиниода

Эта история – о жизни

I.

Пусть Охра говорит:

Охра

Однажды я говорила, что истории могут быть полифоничными, что некоторые из них столь всеохватны и грандиозны, что просто не могут быть втиснуты в рамки жизненного опыта одного произвольного рассказчика. И только рассмотрение события со всех точек зрения может хоть как-то помочь приблизиться к пониманию его сути и значимости. Посему можно только восхититься удивительной прозорливости нашего предводителя, мягко, в свойственной ему манере, потребовшего от нас последующие отчеты, дабы событие было запечатлено для истории во всей возможной полноте.

Понимая возложенную ответственность, я смиренно начинаю.

Так откуда же начать? Вопрос совершенно не праздный, поскольку жизнь, как правило, не разделяет свое течение на части и главы, и всегда есть риск, что за бортом окажется что-то значимое для данной конкретной истории. Однако именно человеку свойственно разбивать это бесстрастное течение времени на некие отрезки, эпохи, вехи. И, если смотреть в перспективе, мы всегда можем отыскать какой-нибудь судьбоносный маркер. К своей собственной радости.

Пожалуй, для меня интересующие нас события начались с одного загадочного письма. Пусть оно и будет этим самым маркером.

В ту пору я путешествовала в компании одного могущественного волшебника по имени Ябы, и мы оказались в одном городке на западе Интраэлии. Путешествовали мы далеко не праздно, а с определенным заданием, выполняя которое всему нашему большому разношерстному коллективу (а вообще у нас был большой разношерстный коллектив) пришлось временно разделиться. Городок, где мы с волшебником оказались, носил странное имя Броня Коня, и был захудалым и провинциальным, но, по всеобщему признанию, обладал одной из самых старейших библиотек. Именно в библиотеке я проводила почти все свое время и оттуда же однажды вечером (и здесь начинается наша история) вернулась в гостиницу, где мы остановились.

Волшебника я нашла в корчме за грубым столом, с удовольствием поедающим ароматные колбаски и запивающим их пенистым элем из внушительной кружки. В большом камине весело и уютно потрескивал огонь, а немногочисленные посетители вели свои досужие беседы. На нас с волшебником никто не обращал внимания – надо сказать, мы уже успели здесь примелькаться, да и в целом, если мне позволительна будет такая оценка, жители городка не отличались особым любопытством.

– Добрейший вечерочек, милейшая моя госпожа! – поднял Ябы свою седовласую голову, завидев меня.

– И тебе не хворать, о могучий южный маг! – улыбнулась я.

– Мы, конечно, в темные времена живем, но есть и плюсы, я прав?

– Кто называет их «темные»?

– Не знаю. Так повелось. Или поведется.

– А плюсы какие?

– Ну посмотри, какая еда! Все натуральное, без всяких там ГМО. Тебе заказать что-нибудь?

– Спасибо, милый друг, я не голодна.

– Ах, все время забываю. Как прошел твой день? Есть успехи?

– Скорее нет, чем да. Откопала еще один фрагмент, но там непонятно. Перевод очень неточный.

– А в подробностях?

На секунду я задумалась.

– В общем, можно сделать вывод, что Макгаффин…

– Эй! – оборвал меня Ябы. – Мы же договаривались в целях конспирации звать его…

– Прости! М-м… Гаффин предпочитает замкнутые пространства. Но вот одно слово, если исходить из контекста, как-то неправильно переведено.

– «Предпочитает»? Это подразумевает, что у него есть своя воля, чем бы он ни был. И мы ведь это подозревали.

– Нет, не это слово. Именно про замкнутые пространства. Как-то не так должно звучать в оригинале.

– Ну, про замкнутые пространства, про пещеры и подземелья мы тоже подозревали, разве не так?

– Ах, я не знаю, как это выразить! Там вроде как рифма должна быть.

– На слово «пещера»?

– Нет. Не знаю. – Я покачала головой. – Ладно, оставим, пустое.

– По крайней мере хоть что-то. Не сказать, что мы и без того не знали, но всегда приятно найти подтверждение своим догадкам.

– Там еще была любопытная подшивка журналов кройки и шитья, но это к слову, – сказала я. – А у тебя как дела, старый друг?

Волшебник досадливо дернул себя за бороду.

– Мне вообще похвастаться нечем. Разве что довелось сегодня столкнуться с неведомой фигней.

– Прости мне мое непонимание, великий маг, но что именно ты подразумеваешь под этим, мягко говоря, расплывчатым определением?

– Ой, я вас умоляю! Как будто ты не знаешь!

– Поконкретней, пожалуйста.

– Хм. – Колдун сдвинул брови. – Так и быть, расскажу. Иду сегодня по улице, вдруг вижу – вывеска. Не вывеска даже, а скорее табличка на двери: «добро пожаловать». Приглашение, стало быть. Люблю такое. Захожу, само собой.

– И? – поторопила я, потому что Ябы снова задумался, и только губы его безмолвно шевелились в седой бороде.

– Мужик там какой-то стоит за стойкой. «Добро пожаловать», – говорит. «А что здесь у вас?» – спрашиваю. Интересно же. «А вы не знаете?» Вообще, говорю, без понятия. Потому, мол, и спрашиваю. А он такой: «А посмотрите, что на двери с этой стороны написано». Оборачиваюсь. «Всего доброго?» «Всего доброго». И я ушел.

– Что за неведомая фигня, да простится мне столь нелепое слово?

– Я так и сказал.

Изборожденное благородными морщинами лицо волшебника сделалось грустным, наглядно иллюстрируя неизбывную тоску о непостижимости мироздания. Потом он спохватился.

– Совсем забыл! Тебе же письмо пришло!

– Серьезно?

– Еще как! До востребования. Ну я уж сам востребовал за тебя, ты уж извиняй.

– Ничего. И что там в письме?

– Я не вскрывал.

– Серьезно?

– Говорю же, забыл! Да где оно вообще?

Ябы начал лихорадочно охлопывать многочисленные карманы своей жилетки, потом сунул руки во внутренние карманы своего расшитого звездами плаща, который висел на спинке стула. Я довольно спокойно наблюдала за этими занятными действиями, но тут мое внимание привлекла остроконечная, широкополая шляпа колдуна, лежащая прямо на столе. Шляпа вдруг зашевелилась. Мои прекрасные, чего уж скромничать, брови невольно поползли вверх. Не то, чтобы это было совсем уж удивительно, но все же. Секунду спустя шляпа приподнялась, и из-под нее выполз некий маленький пушистый комочек. Это был котенок, и почему-то сей факт оказался для меня действительно удивительным. Котенок был черным, с единственным белым пятнышком на лбу, большеглазым, и тоже казался удивленным, как все котята.

– Ой, какой ми-ми-ми! Какой симпапусик! Решил завести себе друга? Признаюсь, неожиданно, но достойно похвалы.

– Котейка! Вот ты где! – воскликнул Ябы и посмотрел на меня с вызовом. – Привязался ко мне на почте. А что делать? О! А вот и письмо!

Под шляпой обнаружился также простой коричневый конверт. Волшебник взял его и с подозрением повертел.

– Джохан похан, он его что, обоссал? А, нет, это пиво. Прошу прощения. Держи.

Я взяла конверт в руки и тоже осторожно повертела. Надпись слегка размылась, но там действительно было указано мое имя. Почерк я узнала. И это было волнительно, должна признаться.

– Это Откад!

– Я так и подумал, – кивнул волшебник. – К тому же, там так и написано в колонке отправителя.

– В самом деле, – сказала я сухо.

– Желаешь уединиться? Если что, я пойму.

– Господи, нет, какие могут быть секреты? Я более чем уверена, что это предназначено для нас. В смысле, для всех нас.

Если говорить совсем коротко, Откад, будучи самым младшим в нашем дружном коллективе, был всеобщим любимчиком. Можно сказать, и я любила его почти как сына – вот уже несколько лет, с тех пор, как он присоединился к нам. Правда, вспоминая некоторые эпизоды довольно интимного характера, должна признать, что порой эта «материнская» любовь становилась несколько своеобразной. C’est La Vie.

– Тогда читай, – сказал Ябы, протягивая мне нож. – Нет, а каково подписано, а? – добавил он с восхищением, пока я осторожно вскрывала конверт. – «Откад – Гроза Морей»! Каково?

Тем временем я достала свернутый вдвое листок, тоже слегка влажный, но, к счастью, послание читалось довольно легко, и у Откада всегда был очень разборчивый почерк. Письмо было коротким, поэтому приведу его полностью:

«Привет, Охра и остальные, кто бы там с тобой ни был! Как и договаривались, посылаю весточку. Буду предельно краток, потому что, сами понимаете, мне еще нужно сделать копии и разослать по всем известным адресам.

Кажется, что-то нашел. Я это чувствую – вы знаете, о чем я говорю. В прошлый раз мы так и не добрались до этих мест, а я все же решил пойти. Это далеко на севере от Астравгарда вдоль западного побережья Интраэлии. Здесь множество живописнейших фьордов, которые, кстати сказать, на Всемирной Карте не указаны. Но я нарисовал свою карту. В любом случае, вам надо сюда. Буду ждать вас в указанном месте. Карту прилагаю.

Засим шлю горячие приветы и прощаюсь. И надеюсь, что очень ненадолго.

Ваш преданный друг Откад.

P. S. Карма тоже шлет привет, но об этом, наверное, говорить не стоило».

– Итак, как я и сказала, – произнесла я, вглядываясь в нарисованную от руки на обороте листа карту, – письмо для всех нас.

– Лаконично и по существу, – произнес волшебник задумчиво. – Мальчик возмужал.

– Он всегда хотел быть капитаном, – улыбнулась я.

– Правда?

– Почти уверена.

– Не зря мы оставили ему «Шпарус». Жаль только, Карме никто так и не рискнул сообщить, что он опять низложен.

– Есть ли человек, способный на такое? – спросила я.

– Оставь свои штучки, – поморщился Ябы, – меня этим не проймешь.

Только секунду спустя я сообразила, что эти слова предназначены не мне. Очаровательный котенок спрыгнул со столешницы на колени волшебника, потоптался на них, устраиваясь поудобней, и даже тихонько замурчал.

– Какая прелесть! – восхитилась я.

Ябы снова поморщился.

– Итак, что мы имеем? – спросил он, безуспешно пытаясь казаться суровее, чем он есть. – Мы ведь должны отреагировать, я правильно понимаю?

– Откад не позвал бы нас, если бы это не было действительно важно. И там было кодовое слово.

– Я заметил. Тогда полагаю, здесь мы закончили?

– Видимо, так, – кивнула я, чуть помедлив. – Должна признаться, дорогой друг, что меня по-прежнему не отпускает это неизъяснимое чувство, что мы упускаем нечто важное. Словно то, что мы ищем, где-то решительно поблизости, стоит лишь протянуть руку. Нет, я не нахожу этому объяснения, и в моем сердце уже давно поселилась смутная, зыбкая, но настойчивая в своей продолжительности неудовлетворенность. Однако ты прав. Мы должны поспешить к Откаду. Где там твой верный посох? – нам пора отправляться в дорогу.

Волшебник опустил голову, глядя вниз.

– Вот теперь точно нассал.

– Кто? – спросила я.

Поскольку мы путешествовали налегке, сборы в дорогу не заняли много времени, но к ночи наш маг оказался нетранспортабелен, и поэтому в путь мы отправились только на следующее утро. Может быть, и правду говорят, что утро вечера мудренее. Как бы то ни было, теперь у нас появилась новая цель.

Пусть говорит Элифалиэль:

Элифалиэль

Когда надо обратиться предрасположен мой народ. А как бы ты. Буднично сожалею как испортил отдельный вид. Но и ведь. Далеко не очень каждый не смог бы всегда предположение.

С того и были. Заметно уважают на скорую радость затем герой. Так им и передок.

Пусть эльф молчит, а говорит Статус:

Статус «Женераль» Кошмарен

Что такое жизнь? Жизнь – это бой. Не боль, а именно, что бой. Хотя иногда и боль тоже. Тут уж как повезет. А моя жизнь – сочетание того и другого. И только изредка – изредка – выпадают редкие минуты покоя.

Когда начались события, о которых пойдет речь, мне казалось, что как раз такие редкие, а потому бесценные минуты у меня и начались.

Совсем недавно мы с боем освободили одну небольшую лесную деревушку. Нас не просили, но мы все равно это сделали. Нам пришлось. И хотя, говоря «освободили», я имею в виду – освободили от жителей, в наше оправдание могу клятвенно заверить, что жители были так себе. Сплошь бандиты и разбойники. Вероятно, здесь был их лесной приют, ставка или как это называется. С другой стороны, мы в личную жизнь кого попало не лезем, и, если бы нас приняли по-человечески, нам бы не пришлось гнать их до самой опушки. Дело в том, что на их беду, согласно некоторым записям, где-то здесь находились руины одного старого монастыря, которые нас заинтересовали. И мы сюда пришли, и уходить не собирались, пока не выясним все, что нам нужно. И нам плевать, будь ты хоть трижды Робин Гуд – иногда гостей, пусть и незваных, надо просто встречать вежливо.

Руины мы нашли неподалеку от деревушки, но я решил, что этим можно заняться завтра, а пока совершенно необходимо устроить себе небольшой отдых. Жизнь давно уже научила ценить редкие минуты покоя и всегда находить для них время. Желательно, как можно больше времени. Ценить тоже надо уметь со вкусом.

Мне казалось, что с этим согласны все.

Но мои друзья были иного мнения.

В тот вечер я подготовился обстоятельно: растянул гамак на уютной лужайке милого садика позади одного из домов, найдя там два подходящих для моих целей дерева, набросал подушек и даже соорудил антикомариный полог. Решил устроиться со всем доступным комфортом на свежем воздухе. И некоторое время все шло просто замечательно, и я уже видел какой-то хороший сон, когда оказался в буквальном смысле вытряхнут из гамака самым бесцеремонным образом.

– Что вы творите? – завопил я, лежа на земле и еще не совсем очнувшись. – Убирайтесь к черту!

– Что? – услышал я. – Это что за?

– Неуважительный тон?

Я узнал наших своенравных близняшек – Веру Кубизма и Любу Харизма. Превосходные, как всегда, сейчас они, по виду, были чем-то встревожены. Сам я тоже был встревожен – любой бы на моем месте встревожился от такого пробуждения, – поэтому я закричал:

– Пошли прочь! Вы совсем охренели?

– Не поняла! – подбоченилась Вера. – Ты вообще?

– Страх потерял? – подбоченилась Люба. – Чепуха!

– Ты сутулая!

Их взгляды угрожающе сверкали даже в сумерках, а зализанные назад волосы в их одинаковых прическах и поднятые воротники их плащей делали их образы весьма воинственными. Похоже, они еще не совсем отошли от недавнего столкновения, в котором сыграли не последнюю роль.

– Ладно, успокойтесь, – сказал я немного растерявшись. – Что вообще случилось? Почему нельзя было просто?..

– Разбудить тебя нежно? Но ты бы.

– Не проснулся.

– Откуда вы знаете? – проворчал я.

– Но ты же.

– Не проснулся.

– А вы, значит, пытались? – спросил я, слегка сожалея, что, вероятно, пропустил это самое «нежно».

– Не пытались. Ты бы.

– Не проснулся.

Я скрипнул зубами.

– Оставим этот спор! Другой мой вопрос: что случилось?

Я с кряхтением утвердился на ногах, проверил не идет ли из носа кровь, не сильно ли разбиты губы, не лишился ли ненароком зубов, потому что приземлиться мне довелось на лицо, и в этом крылась еще одна причина моей внезапной тревоги.

– Ах! – воскликнула Вера. – Наш непутевый эльф опять!

– Попал в беду! – воскликнула Люба.

– Да ладно?

Сестры хихикнули.

– Иди.

– Выручай, – сказали они.

Тут уже я подбоченился.

– Какого черта? Вместе пошли.

– Нет-нет. Мы здесь.

– Подождем. Сегодня так.

– Набегались. А какой у тебя гамак.

– Хороший. Уютненький. Как раз нам двоим.

– Места хватит.

Я покачал головой, понимая, что мои эмоции ничего не решат.

– А где он вообще?

– На.

– Руинах.

– А вы как узнали, что он там?

– А мы.

– С ним были. А потом он.

– Куда-то провалился.

– И вы, вместо того, чтобы вызволить его самим, – нахмурился я, – притащились за мной?

– Да! – отвечали сестры в один голос, при этом широко улыбаясь – очень мило и очень невинно.

– Да нафига вы вообще туда поперлись на ночь глядя? Я же сказал, отдыхаем!

– Элифалиэль захотел.

– Погеройствовать. Ты же.

– Его знаешь.

Мне оставалось только еще раз покачать головой.

– Люблю вас, – сказал я.

Близняшки заулыбались еще шире.

– И мы!

– Тебя! Целукаем!

Стало быть, убийственный заряд моего сарказма пропал впустую. С близняшками всегда было непросто. Я вздохнул, набросил куртку и пошел прочь.

Сестры крикнули мне вдогонку:

– Спасибо, что обошлось без!

– Очередного приступа! Если честно.

– Мы этого немножечко опасались.

– Да о чем вы вообще? – обернулся я.

– Забыл, как мы деревню освобождали? Вот это ты!

– Устроил зрелище!

По правде сказать, я и в самом деле вспоминал некоторые детали прошедшего дня довольно смутно. Но так бывает в горячке боя, и нечему тут удивляться. И вообще, достали меня уже такими приколами! Я, конечно, подозревал, что причина кроется в кое-каких моих прошлых поступках, но до сих пор так и не понял, в чем суть такого нелепого и бессмысленного пранка. Потому в большинстве случаев я попросту игнорил все эти подленькие поддевки и выпады в свой адрес. Но иногда поражает, насколько некоторые люди бывают злопамятны.

Оставив сестер позади, а вскоре и всю опустевшую деревеньку, такую тихую и мирную по такому случаю, я углубился в темнеющий лес. Впрочем, это немного громко сказано. Искомые руины находились практически сразу за последним в деревне домом, который и сам мог сойти за некие живописные развалины, но, к счастью, мы тут были совершенно не причем. Деревня и до нашего прихода была наполовину разрушена. Выходит, не зря мы все-таки ее освободили. Потому что, с таким отношением, лучше так, чем вот так.

Сами же интересующие нас руины не выглядели хоть сколько-нибудь живописно: всего лишь несколько разбросанных по округе камней и какая-то дыра в земле. Этот провал я был намерен обследовать завтра, но неугомонный, абсолютно отбившийся от рук эльф, видимо, посчитал иначе. Об этом мне еще предстояло с ним серьезно поговорить. Дисциплина – это самое главное.

По сведениям, ранее добытым для нас незабвенной Охрой, здесь когда-то находилось нечто вроде дорожного святилища. Нас интересовала потолочная фреска работы одного известного, но забытого мастера. От фрески в свободном доступе осталось только краткое упоминание и название – «Непонятная диковина исполняет желание Валеры». Валера нас не интересовал, но на «непонятную диковину» взглянуть хотелось. Даже понимая, что изображение может быть весьма условным, мы все равно надеялись, что это хоть как-нибудь поможет нам в поисках, на которые мы положили наши лучшие годы. До сих пор-то у нас вообще никаких изображений не было, по большому счету, мы даже толком не знали, что вообще ищем, что делало нашу и без того трудную задачу, многократно сложней. Поскольку, если искомое мы все же найдем, надо же будет как-то понять, что это наконец произошло, и что произошло именно это, а не что-то другое.

А тут еще этот дурацкий эльф!

Подобравшись к почти неприметному провалу, я опустился на четвереньки и заглянул внутрь. Пожалел, что опять не взял фонарик. Справедливости ради, у меня его вообще не было.

– Элифалиэль! – крикнул я. – Ты там?

Вопрос был, скорее, риторическим. Где, блин, еще ему быть? Что и подтвердилось в следующую секунду:

– Нету там!

Голос эльфа был предельно взволнован, и это заставило меня слегка позлорадствовать. А потому что приказы должны исполняться четко!

– Ну понятно, – сказал я, не скрывая усмешки. – Какого хрена ты вообще туда полез?

– Убирайся! – услышал я в ответ.

– Чего? – переспросил я, возмущенный до глубины души.

– Убирайся меня скорее от сих!

– А-а. Так подожди.

Я огляделся в поисках чего-нибудь – сам не зная, чего.

– Послушай, – сказал я, начиная слегка раздражаться от всех этих незапланированных переживаний. – Раз уж ты все равно там, давай-ка поработай немного!

– За что? – с готовностью отозвался эльф.

И то ведь верно: он же за этим туда и сунулся? Доказать свою значимость, срубить лавры первооткрывателя, «погеройствовать», как заметили близняшки. Впрочем, не похрен ли на его мотивы? Пусть работает, раз уж вызвался!

– Посмотри вокруг. Только внимательно! Что видишь? Есть какие-нибудь рисунки?

– А как я завидуй? – простонал бедняга Элифалиэль.

– Хм, – нахмурился я. – Почему-то думал, что эльфы в темноте хорошо должны видеть.

– Чем?

– Хм. – Я призадумался. – Даже не знаю, почему так думал. А может, ты один не видишь, потому что веган, и тебе чего-то важного не хватает?

– Очень легко как! – обиделся наш здорово нетипичный эльф.

– Эй! – воскликнул я. – Мне-то как раз всего хватает! Правда, я тоже не вижу, значит, это здесь не причем. Ладно! Похоже, действительно нужен фонарик. У тебя, случайно, нет? Нет? Я просто подумал, может, ты не поэтому сидишь в темноте. А веревки у тебя, случайно, нет? Нет? Ладно, тогда я сам схожу. Или ты сходишь? Ладно, шучу.

Вдоволь поиздевавшись над другом, – а вот как тут было не поиздеваться в такой ситуации? – я вознамерился уходить.

– Не выпускай! – закричал эльф из темноты.

– Не переживай, я скоро вернусь, – усмехнулся я. – Ну как скоро… однажды.

– Все меня остановили!

– Не волнуйся, с сестрами я еще очень серьезно поговорю, – сказал я. – Могли бы и подсказать, что нужна веревка. Может, еще лебедка какая-нибудь? Но ты, вроде, не тяжелый. Так-то ты вообще на грани истощения. Как сам думаешь? А, и фонарик! Фонарик бы тоже пригодился! Жаль, что у нас его нет. А ты в курсе, кстати, что Мак… В смысле Гаффин именно такие мрачные подземелья и предпочитает? Есть у нас такая догадка, ага, да ты и сам знаешь.

В ответ мне из темных глубин донесся душераздирающий вопль.

– Ты там плачешь или смеешься? Ладно, держись, братишка, я скоро.

С этими словами я ушел.

Хочу сразу прояснить: я действительно собирался вернуться как можно скорей. Но иногда бывает так, что наши желания и уже выстроенные в голове планы весьма основательно корректируются суровой реальностью. Говоря по-простому, об эльфе я благополучно забыл. На самом деле, не только о нем. Я вообще не запомнил, как и почему оказался возле перевернутого почтового ящика во дворе незнакомого дома. Из одежды на мне не было ничего, но в руке я держал конверт. Если честно, это меня не слишком озадачило. Я же говорил, что иногда в горячке боя забываешься – это нормально. А зачастую «отходняки» настигают тебя уже после боя, по прошествии некоторого времени, и с этим остается только смириться.

Я осмотрелся. Солнце стояло уже довольно высоко, и это заставило меня задуматься: я успел выспаться или нет? И пока я решал эту проблему, из-за дома показались близняшки – такие живенькие, в шортиках, майках и высоких походных ботинках, но явно на что-то сердитые.

– Всю ночь орал! Выспаться! – воскликнула Вера.

– Нам толком не дал! – воскликнула Люба.

– Значит, и я тоже не выспался, – сказал я. – А кто орал?

Вера и Люба закатили глаза.

– Почему ты?

– Голый? – спросили они.

– Потому что я разделся, – нахмурился я.

– А где?

– Элифалиэль?

– Элифалиэль! – крикнул я, мгновенно вспомнив о нем, и даже хлопнул себя по лбу. – О, у меня же тут письмо!

Я посмотрел на конверт.

– Написано, что для Охры.

– И ты поэтому?

– Сразу разделся?

– «До востребования», – продолжил я чтение. – Думаю, нестрашно, если мы сами востребуем? Это от Откада. «Гроза Морей», ну надо же!

– Открывай быстрее! Нет!

– Подожди! А как же?

– Элифалиэль? Ему.

– Тоже будет интересно.

– Ах, черт! – воскликнул я, разрываясь между двумя порывами. – Хорошо, пошли выручать эльфа. На этот раз вы точно со мной.

– Может, тебе одеться? – спросила Вера.

– Нет, так ходи! – сказала Люба.

Я посмотрел на них с удивлением. Не припомню случая, чтобы сестры спорили между собой. Даже не подозревал, что в их тесной связи могут случаться подобные сбои. Близняшки тоже удивленно переглянулись.

– Давайте все же оденусь, – сказал я, чтобы не накалять обстановку. – Не хотелось бы смущать эльфа.

При свете дня провал в земле выглядел все таким же темным и мрачным. Я заглянул внутрь.

– Элифалиэль, дружище, ты еще там? – крикнул я.

Какое-то время ответом мне была тишина, и сердце мое забилось в нахлынувшей тревоге. Сейчас уже не вспомню, что это меня вдруг встревожило. Но наконец снизу прозвучал взволнованный голос:

– Где я был?

– Он там, – улыбнулся я с облегчением.

– Бросай!

– Веревку! – отозвались сестры.

Я снова нахмурился.

– Почему вы не напомнили взять веревку?

– А мы!

– Не обязаны!

Я уже давно был зол, и кажется, назревала ссора, но в этот момент неожиданно появилась веревка – откуда не ждали. Из дыры стремительно вынырнул некий моток и упал прямо у моих ног.

– Веревка! – изумился я. – Но откуда?

Вера и Люба чуть склонились, присматриваясь.

– Кажется, он сплел ее.

– Из своих волос.

– Вот это мощно! – еще больше поразился я.

– Элифалиэль, мы тобой!

– Восхищены! – воскликнули сестры.

Качая головой, я закрепил один конец веревки (если честно, трогать ее руками не очень хотелось), а другой сбросил обратно.

– Выбирайся, бедолага! – позвал я. – Вынужден признать, что ты почти спас себя сам.

Но эльф почему-то перестал отзываться. И веревка не дергалась.

– Он что, уснул? – спросил я.

Сестры одинаково заломили руки.

– Бедняжка лишился!

– Чувств! Он обезвожен!

– И еще он обесволошен, судя по всему, – проворчал я. – Есть такое слово?

Игнорируя мою попытку взбодрить ситуацию, близняшки расстелили на земле плед и уютно на нем расположились – не хватало только корзинки для пикника.

– Что делать будем? – спросил я.

– Почему-то ты путаешь единственное.

– Число со множественным. Это.

– Не совсем грамотно.

– А нафига я вас вообще звал? Я ожидал какой-нибудь помощи.

– Ты говоришь.

– Обидные вещи. Разве мы?

– Не помогаем?

– Это чем же? – спросил я.

– Пока ты стоишь и жуешь.

– Сопли, мы придумали, что.

– Нужно делать.

– Интересно, что же? – не скрывая иронии, я заломил бровь, справедливо считая этот жест неотразимым.

– Принеси корзинку.

– Для пикника, – невозмутимо отвечали сестры.

– Что, блин?

– А тогда расскажем, что.

– Нужно делать. Да, и.

– Фонарик найди где-нибудь, он.

– Пригодится.

– Фонарик, – сказал я. – Черт бы вас побрал!

Делать нечего, пришлось сходить.

Когда я вернулся, то с удивлением обнаружил, что многострадальный эльф уже благополучно извлечен на поверхность и лежит на покрывале между сестрами с глупым, изможденным, но счастливым видом.

– Да ну нафиг! – заорал я.

– Тебе повезло, – сказала Вера, – он.

– Сам выполз, – сказала Люба. – А мы собирались предложить спуститься тебе. И поверь.

– Выбор у тебя был невелик.

– Мне кажется, – покачал я головой, – или действительно день как-то с утра не задался?

– А разве у тебя?

– Не все дни такие?

Замечание неожиданно настроило меня на философский лад, и почему-то сделалось грустно.

– Кто сказал, что жизнь – это легкая прогулка? – вздохнул я.

Я посмотрел на бесчувственного эльфа. Если не брать в расчет его изможденный, но счастливый вид, выглядел он в принципе как обычно, разве что его шорты, курточка и даже гольфы на худых ногах были изрядно перепачканы, и это, надо признать, было для Элифалиэля довольно нетипично. Об отсутствии или наличии волос я не мог судить, потому что на голову эльфа с острыми чертами лица был нахлобучен пробковый шлем, сползший козырьком до самых смеженных век.

– Давно он в отрубе? – спросил я.

– Мы не специально! – воскликнула Вера. – Не надо!

– Было нас пугать! – воскликнула Люба.

Я поставил на землю корзинку, положил рядом фонарик и склонился над эльфом, все еще пребывая в некоем отрешенном потоке, словно ненамеренно словил дзен.

– Все в порядке, девчули, – сказал я. – Ясно же, что виной всему личная неосторожность сотрудника, не рассчитавшего риски, не изучившего должным образом схемы и инструкции, где, без сомнения, учтены все мероприятия на подобный случай.

– Очень красиво! Именно так! Вспомнил?

– Свое адъютантское прошлое? А нам?

– Потом покажешь эти инструкции?

Я прокашлялся в кулак.

– Если потребуется, – сухо сказал я, а про себя подумал: дернул же меня черт за язык! Теперь еще инструкции составлять?

Впрочем, я не думал, что это будет сложно, ведь перед глазами у меня был наглядный живой (или как живой) пример. Достаточно просто понаблюдать за всем, что делает эльф, и везде поставить пометку, что так делать нельзя.

Так или иначе, а философский настрой с меня немножечко сбили. При этом сами сестры выглядели теперь довольными и умиротворенными. Люба даже потянулась к корзинке.

– Почему у нас боец отлынивает? – спросил я сурово.

Постучал по пробковому шлему.

– Эй, ты на месте? Не время спать, впереди много работы!

Элифалиэль открыл испуганные глаза.

– Будем?

– Завтракать? – спросили близняшки.

– Му… муч… – произнес эльф дрожащими губами.

– Мучного тебе? – переспросила Вера. – А я, пожалуй.

– Буду яичницу, обжаренную с двух сторон, – сказала Люба. – Статус, родной?

– Приготовишь кофе?

– Муч… мучительно, – сказал Элифалиэль.

Вера и Люба состроили рожицы.

– Не ломай вайб, ты же!

– Никогда не был душным! В отличие.

– От некоторых.

И почему-то посмотрели на меня.

Совершенно напрасно. Я уже давно стал толстокожим и непробиваемым.

– Работа сделана? – спросил я, намеренно игнорируя выпады сестер и присаживаясь рядом с эльфом.

– Где же? – Он все еще смотрел на меня с ужасом.

– Расслабься, друг! – сказал я проникновенно. – Все обошлось, ты спасен, мы тебя не забыли! А теперь можешь докладывать.

– Кто как?

– Ты обнаружил внизу какое-то помещение, я правильно оцениваю ситуацию? – Я говорил спокойно и терпеливо, понимая, что чувак недавно пережил стресс. Все-таки не совсем же я черствый. В таком разе я просто должен был пойти ему навстречу – осторожно и ненавязчиво задавать наводящие вопросы.

Эльф продолжал смотреть на меня, шевеля дрожащими губами.

– Там что-нибудь есть? Например, рисунки?

Элифалиэль молча кивнул. Стресс, конечно же. Обычно-то он разговорчивый. Что ж, эту проблему мы тоже проговорим.

– Значит, рисунки есть, очень хорошо. Ты их нарисовал?

Эльф снова кивнул. Козырек шлема сполз почти до переносицы.

– Вот как. А есть там рисунки, которые нарисовал не ты?

Вера и Люба неожиданно всполошились.

– Хватит его пытать! Он же!

– Сказал, что это мучительно! Если хочешь!

– Спустись сам и проверь!

– Я туда не полезу! – огрызнулся я. – Не собираюсь обвивать своим телом его сальные волосы!

– Ты к нему!

– Несправедлив! Мы все идем!

– На жертвы ради общего дела!

– И за это я нас всех ценю, – сказал я примирительно. – Хорошо, оставим дела на потом. Дадим бедняге немного прийти в себя.

Тут я кое-что вспомнил.

– Погодите, а письмо!

Вера и Люба уставили на меня указательные пальцы, как бы намекая, какой я растяпа.

– Куда я его сунул? – засуетился я. – А куда я вообще мог его сунуть, я же был не одет?

Я лихорадочно вспоминал.

– В корзинке посмотрите! – нашелся я наконец.

Люба, поджав пухлые губы, пошарилась в корзинке и действительно, некоторое время спустя, извлекла оттуда конверт.

– Элифалиэль, – сказал я с облегчением, – нам же письмо пришло, пока ты прятался. Может, спляшешь по такому случаю?

Глаза эльфа сузились, и это был хороший знак – он приходил в себя.

– Строго говоря, – продолжал я, – письмо адресовано Охре, но это просто формальность. Мы так решили. Письмо, судя по всему, для всех нас. Видишь, мы даже не стали читать его без тебя.

Появился ли в глазах эльфа отблеск благодарности? Возможно. А, впрочем, насрать. Момент в любом случае был торжественным. В благоговейной, полной надежд и предвкушений тишине, я осторожно вскрыл конверт. После этого я столь же осторожно извлек само письмо и развернул его.

– Оно с картинками, – сказал я.

Вера и Люба потянулись ко мне поближе, даже эльф воодушевленно приподнялся на локтях. Понятное дело, картинки всем нравятся. Кстати, о картинках. Именно они и привели нас в эту глушь, и неплохо будет все-таки выяснить, удалось ли эльфу разглядеть хоть что-нибудь в подземелье. Мысленно я сделал себе пометочку.

– Это карта, – сказал я.

Все отстранились. Понятное дело, карты нравятся только ботанам. Как раз таким, как наш горячо любимый Откад. Правда, есть еще игральные, но это другая история. Я с грустью подумал о своем астрономическом долге перед Риллом. Мне кажется, он мухлюет, и однажды я выведу его на чистую воду.

Но вернемся к письму.

– «Привет, Охра и остальные, кто бы там с тобой ни был!» – прочитал я торжественно. – Строго говоря, мы не с ней, но он же не мог знать всех нюансов, правильно? Хотя немного странно, как письмо нас нашло. Ну, нашло и нашло.

– Наши рилсы тоже находят своих поклонников, – сказала Вера, – но.

– Мы не делаем рилсы, – сказала Люба.

Я уже давно смирился с тем, что не понимаю большей части всего, что говорят или делают сестры. Но так можно сказать и обо всех людях. Иногда ты чувствуешь себя необитаемым островом в незнакомом океане. И не надо спрашивать, о чем я, потому что я и сам не знаю.

Я покачал головой и вернулся к письму.

Когда письмо было прочитано, надолго установилась тишина. Мы все переваривали новую информацию.

– Здесь есть кодовое слово, вы заметили? – произнес я наконец. – Значит, это подлинник. Но это как-то не похоже на Откада.

Я задумался.

– Что тут думать? – воскликнула Вера. – Откаду нужна наша помощь, и мы обязаны!

– Помочь, это даже не обсуждается! – воскликнула Люба.

– Что ж, кажется, планы меняются, – кивнул я. – Пора сворачивать лагерь. Жаль только, не довелось узнать, какую загадку скрывают эти руины. Но ничего. Одной загадкой больше, одной меньше. В жизни вообще мало что предсказуемо.

– Напрасно милых.

– Людей прогнали, – вздохнули сестры.

– Кто знает? – пожал я плечами. – Я же говорю, что иногда мы мало на что способны повлиять. Но кажется, там осталась какая-то бабушка. Возможно, она уже наготовила нам пирожков в дорогу. Элифалиэль, с капустой, как ты любишь!

– Погости мне! – откликнулся эльф.

– Одыбался? – спросил я.

Так и получилось, что наши «раскопки», если можно так выразиться, закончились ничем. По крайней мере, тогда мы думали так. А пока у нас появилась новая цель, и значит, нас ждало новое приключение.

Пусть говорит Подбодрилл:

Подбодрилл

Жизнь в горах сурова, но прекрасна. Познавший ее, ни на что другое уже не променяет ее вечный, незыблемый простор. Если же все-таки так случится, то в душе навсегда поселится тоска. С ней и придется жить.

Моя бабушка всю жизнь провела в горах. В ее случае, в горах – это буквально. Внутри.

Тоже, своего рода, тоска. Видеть горы – и не видеть горы.

По этому случаю вспоминаются следующие строки:

Безотраден и ужасен

Вид унылых подземелий,

Где скитается тоскливо

Заблудившийся философ,

Потерявший где-то факел

И оставшийся в потемках,

Пару раз всплакнувший горько,

Что теперь идет наощупь.

В тишине холодных сводов

Продвигается несмело

И руками робко шарит

По замшелым грубым стенам.

И слепой морозный ужас

Заковать его стремится,

Чтобы он остановился

И истерике предался.

Но философ твердо верит,

Что увидеть сможет небо.

И найти в надежде выход,

Продолжает там скитаться.

Бабушка, конечно, была знатная поэтесса. Увы.

Сам я в горах люблю именно ощущение простора, ледяных вершин, облаков под ногами. Правда, забираться так высоко – тоже не фонтан. Но и это однажды пришлось покинуть.

Подземелья не люблю.

Но сейчас не о них. Сейчас о том, как мы получили письмо.

Здесь тоже простор. Думаю, это слово уместно. Оттенок, правда, другой, оттенок – негативный. А если точнее – в цветах сепии.

Простор я люблю. Но не в данном случае.

Голая, абсолютно голая пустыня от горизонта до горизонта. Песок скрипит на зубах. Солнце шпарит вовсю. Сухо и жарко. Словно смотришь на все через желтый фильтр.

Зато простор, мать его.

Приложив руку козырьком ко лбу, смотрю на дрожащий в мареве горизонт. Не знаю, что пытаюсь там разглядеть. Бесполезно.

Позади меня раздается голос:

– Рилл!

Рилл – это я. Для друзей.

Без особой спешки – здесь ничто к ней не располагает – оборачиваюсь. Ко мне от нашего небольшого лагеря по вездесущему песку идет высокая сильная женщина в белом бурнусе с накинутым капюшоном поверх черной абайи. Я сам одет примерно так же, за исключением абайи, с добавлением куфии.

– Сколько можно тебя звать, урод? – кричит она.

Она меня звала? Я не слышал. Ветер в ушах. Воспоминание о ветре у горных вершин. Проехали.

Женщину зовут Эскапада. Что о ней сказать? Знаменитая воительница. Когда-то под ее началом был целый отряд северных воительниц, а сейчас она с нами. Сейчас и вовсе со мной, если быть более точным. Я тоже воин – в этом мы похожи. Но не во всем остальном. Хотя… может, и еще в чем-то. Неважно.

– Что-то случилось? – спрашиваю, когда она подходит.

Эскапада оскаливается.

– Что здесь вообще может случиться?

Это правда. С одной стороны. А вообще – многое. Например, у нас уже нет воды.

– У нас закончилась вода, – говорю я.

– О, правда? – Голос Эскапады опасно взлетает. Я очень хорошо знаю эту интонацию.

– А зачем ты меня звала? – С моей стороны – это довольно никчемная попытка увести беседу в другое русло. Куда-нибудь подальше. Но я ошибаюсь.

– Да именно за этим! – кричит Эскапада, и я мысленно готовлюсь к тому, что она меня ударит. Пока что ей удается держать себя в руках. – Ты потратил последнюю нашу воду?

Это даже не вопрос, и мы оба это знаем.

– Я должен был умыться. – Иногда лучший ответ – это правда.

– А обо мне ты подумал? А о будущем?

Интересный вопрос. Даже два. Может статься, я всегда думаю о будущем. Иногда – о прошлом. Сложнее всего думать о настоящем. Об Эскападе тоже думаю – как без этого?

– У нас еще осталось вино, – говорю я. – Вода… она только отвлекала.

Эскапада смотрит на меня, прищурившись.

– Хм…

Такое «хм» я знаю тоже.

Черные глаза теплеют.

– Ладно, это тебя спасло, – решает она.

Я пожимаю плечами. Говоря откровенно, я вообще не чувствовал себя в опасности. Не сегодня, хотя – тоже говоря откровенно – порой Эскападу стоит опасаться. Гораздо больше меня сейчас волнует другое.

– Как думаешь, – спрашиваю я вроде как отстраненно, – где здесь выход?

– В смысле?

– В смысле, отсюда.

– Из пустыни?

– Откуда же еще? – Я решаю признаться, зная, что это не покажется слабостью. – Мне здесь надоело. Мне вообще здесь не нравится. У меня когнитивный диссонанс.

– Вылечить тебя?

– Спасибо, я справлюсь. – Я делаю паузу и за это время принимаю еще одно решение. Да и правильно: быть откровенным – так до конца. – Знаешь, мне кажется, мы вообще зря сюда поперлись.

– А, да? – улыбается Эскапада. Сейчас ее голос становится обманчиво мягким, и вот это уже чуточку опасно. – Не против, если я позволю себе напомнить, кто нас сюда притащил?

– Кто?

– Серьезно? Один человек, который сказал, что разбирается в картах!

– А, вот ты о чем.

Вот она о чем. С ее стороны это довольно жестокий и несправедливый удар.

– Но это правда, – говорю я, уверенный в своей правоте. – В картах я разбираюсь.

Эскапада принимает задумчивый вид.

– И ведь не поспоришь. Но в следующий раз давай заранее договариваться, о каких именно картах мы говорим.

– Как скажешь, – улыбаюсь я. Настроение становится почти хорошим. Никогда не сомневался, что осознанность делает жизнь лучше.

– Чего ты лыбишься, придурок?

– Я вдруг понял, – говорю я, – что сейчас у нас только один выбор.

– Да ты что? Интересно, какой же?

– Куда-нибудь пойти. Других вариантов нет.

Настроение Эскапады порой меняется так стремительно, что за этим сложно уследить. Но в принципе можно привыкнуть. Сейчас она опять смотрит на меня со злостью.

– Иди сворачивай лагерь! – велит она голосом, привыкшим отдавать команды.

Не чтобы поспорить, а чтобы показать, что мы все-таки на равных, я спрашиваю:

– Зачем?

– Куда-нибудь пойдем!

Признаю, вопрос был некорректный.

Она неправа, считая, что это я нас сюда притащил. Может быть, только отчасти. Я вообще думал, что мы идем в лес. Говорили, что будет лес и озеро. А на берегу – некая древняя скульптура, от которой в истории осталось только упоминание, но не описание. Собственно, на скульптуру мы и хотели посмотреть. Поскольку, помимо упоминания, сохранилось еще и название – «Дары приносящий Мак…» Видимо, название сохранилось не полностью. Там могло быть «Максим», «Макиавелли» – да что угодно, но все же мы посчитали нужным проверить лично. Были и другие наводки, другие изображения, на которые стоило взглянуть, и другие догадки, которые нужно было проверить и изучить. Поэтому наш большой отряд в очередной раз был вынужден разделиться. Мне выпало отправиться с Эскападой. И таким образом мы оказались в этой пустыне.

Но это не я нас сюда привел. Я шел в лес и к озеру. В том, что ничего такого здесь не оказалось, никакой моей вины нет.

Забыли. Мне нет нужды оправдываться. Здесь вообще одно из двух: либо сведения, оказавшиеся в нашем распоряжении, были очень старыми и давно потеряли актуальность, либо мы сами попросту оказались не там, где нужно. В любом случае, это тоже можно считать результатом.

На днях я примерно так и сказал Эскападе. Вот, что именно:

– Может статься, мы стоим там, где когда-то был лес, а озеро могло бы плескаться у наших ног.

Эскапада не приняла мой энтузиазм.

– Или оно все еще где-нибудь благополучно плескается, только очень далеко от наших ног.

– Старайся мыслить позитивно.

– Что ж, ты прав. Говоришь, статуя может быть где-то прямо под нами? Тогда копай.

Было в этом что-то до боли знакомое.

– У тебя и лопата, поди, есть?

– Для хорошего человека найдем. Саперная устроит?

– Вряд ли статуя сохранилась в таком случае, – сказал я с сомнением.

– А давай проверим?

Копать мне совершенно не хотелось, но аргумент был железный. Что делать.

Естественно, никакой статуи мы не нашли. Нет, этим я не хочу сказать, что шансов вообще не было, какие-то шансы есть всегда. Но – не повезло.

Зато получился прекрасный колодец, и та вода, которая у нас уже закончилась, была как раз оттуда. Возможно, со временем, думал я тогда не без гордости, здесь появится удивительный оазис. Может быть, впоследствии вернется и озеро, а вместе с ним и лес. Ибо все движется по кругу. И если основательно подумать об этом, скажем, вольно пофантазировать, то можно вообразить, что когда-нибудь на берегу озера, на границе леса обнаружится и искомая нами статуя. Может быть, ей только предстоит быть построенной. Интересные мысли, но столько ждать мы не можем.

Но один вывод сделать все же можно. Где-то она – я разумею статуя – наверняка была, есть или будет. Это точно.

А сейчас мы тащимся по бесконечному песку, немного расстроенные отсутствием видимых результатов. Вероятно, каждый по-своему пытается придумать в голове, что мы будем докладывать коллективу. Докладывать нечего. Отсюда и переживания.

Тени удлиняются; скоро падет темная холодная ночь, но именно сейчас самая благодатная пора, когда дневная жара заметно спадает. Характер рельефа совершенно не меняется, и все же идти становится как-то легче. Всю нашу поклажу мы несем по очереди. Эскапада сказала, что ее руки должны быть свободны, а я вяло размышляю о том, почему очередь все время моя.

– Скоро объявим привал, – оборачивается Эскапада.

Это хорошо. Только кому здесь объявлять?

– Подожди-ка! – Вдруг она останавливается, подняв вверх одну из своих свободных рук.

На самом деле я уже давно жду – с тех самых пор, как она сказала про привал. Уже и костер успел развести. Ночи здесь откровенно холодные. Такой вот контраст.

Эскапада поворачивается, находит меня взглядом далеко позади.

– Какого хрена ты там расселся? – кричит она.

Ох уж эти ее эмоциональные качели!

– Ты сказала «привал».

– Я сказала «скоро»!

– «Скоро» уже было.

– Насрать! Поднимай свою задницу и шагай сюда!

– А вот эти два места в пространстве чем-нибудь друг от друга вообще отличаются? Я к тому, что – нафига?

– Просто подойди сюда, сволочина, и посмотри сам!

Не то чтобы мне хочется идти, но невольно я оказываюсь заинтригован. Дух упрямства борется, но сдается.

– Да иду я!

Я с напускной ленивостью приближаюсь к Эскападе, которая стоит, широко расставив ноги и подбоченясь – незыблемая, как скала. Сверлит меня взглядом всю дорогу.

– Чего тебе?

– Посмотри!

– Ну?

– Видишь?

– Куда смотреть?

– Вон – я показываю!

– И что там?

– Ты что, нахрен, совсем ослеп?

– Да что там, блин?

– Вон там, в песке!

– А-а…

– Видишь теперь?

– Нифига не вижу.

– Мне тебя мордой ткнуть?

– Ты зачем меня позвала? Я же разулся уже.

– Да смотри ты, собака!

– Смотрю! На что я вообще смотрю?

– Там что-то есть в песке!

– Ну. Что-то есть в песке. И что?

– Как это что?

Я смотрю на Эскападу со внезапным подозрением.

– Я больше не буду копать! Задолбали меня все! Других поищите!

– О, братишка, здесь только мы с тобой.

– Это еще не доказано, это только предположение! Да и в любом случае, может, там фигня какая-нибудь бесполезная?

– Вот это нам и нужно проверить, разве не так?

– Да мало ли что там торчит?

Я еще не готов сдаться, но иногда пространство для маневров слишком ограничено. В песке действительно что-то есть, я это вижу. Что-то темное, не особенно большое, едва присыпанное сверху. Или, напротив, какая-нибудь песчаная буря вдруг слегка обнажила нечто, до того скрытое в глубине. Да какая разница?

– Рилл, чувак, ты же знаешь, что придется, – усмехается Эскапада.

Мне нечего ей сказать. Это не жизнь, это сущий кошмар. Я вздыхаю, иду за лопатой, потом возвращаюсь и начинаю копать.

– Почему мне кажется, что ты мной помыкаешь? – говорю я.

– Не знаю. – Эскапада, рассеянно глядя по сторонам, пожимает плечами. – Людям часто мерещится всякое. Но тебе действительно кажется.

– Правда?

– Рилл, дружище, ты чего? Конечно! Не забивай голову.

Я смотрю на нее с некоторым сомнением.

– Не останавливайся! – велит Эскапада.

– Женералем будешь своим помыкать, – ворчу я себе под нос, но у стервы чуткий слух.

– Женераль не мой, он – общий! – Эскапада хохочет.

Вскоре я освобождаю от песка некий таинственный предмет, по крайней мере верхнюю его часть, поскольку основание все еще скрыто, а мне уже лень копать. Песок очень сыпучий. Но и в таком виде мы уже можем судить о некоторых свойствах частично извлеченного объекта.

Это нечто, вероятно, имеет кубическую форму со сторонами около полутора метров, но нельзя исключать, что это может быть и параллелепипед, так как не все грани доступны для наблюдения. Еще можно смело утверждать, что изготовлен объект из некоего коричневого мрамора, но какого именно и откуда, вот так навскидку я ответить затрудняюсь. Но на ощупь он очень приятный. Верхняя квадратная площадка разделена ровно пополам глубокой бороздой, назначение которой неизвестно. Либо это просто некое спорное художественное решение.

– Вот эту скульптуру мы искали? – спрашиваю я.

Эскапада поджимает губы и некоторое время проводит в раздумьях.

– Хрен его знает. Но это больше похоже на постамент, – качает она головой.

– Значит, статуя не сохранилась, – киваю я. – Этого стоило ожидать. Но почему она находилась здесь?

– А где надо?

– В лесу!

– Но здесь нет никакого леса. И озера нет.

– Ой, давай только не будем все заново! – морщусь я. – Мы это уже проходили!

– Не я же нас сюда притащила.

– Но мы нашли постамент!

С этим она спорить не может. Чувствую себя победителем.

– Так, ладно, давай порассуждаем, что мы тут имеем. – Эскапада спускается поближе к постаменту, или что это, прикасается к гладкой, еще теплой поверхности. – А приятное на ощупь.

– Мрамор. Светлый шоколад, если не ошибаюсь. Среднезернистый.

– Как новенький.

– А что ему будет? Отполирован до блеска. И все еще блестит.

– Хорошо. Уверена, ты в этом разбираешься.

– Бабушка разбиралась, а я так.

– Итак, что у нас тут? – Эскапада хмурит брови. – Фигня же какая-то?

– А я так сразу и сказал.

– Как по-твоему, это может быть «Дары приносящий Мак»?

– Стопудово. Или нет.

– Не похож ведь?

– Не похож на что? Мы вообще знаем, как он должен выглядеть?

– Справедливо, сука. Да нет, – качает головой Эскапада. – Вряд ли.

Мне тоже кажется, что вряд ли, но грех упускать такую возможность поспорить. Надо же как-то скрасить скучный день.

– Как скажешь, – пожимаю я плечами. – Конечно, я бы не был так уверен.

Эскапада хмурится еще сильнее.

– Ты что-то знаешь? – Она смотрит на меня с подозрением.

– Откуда? Знаю не больше твоего. Просто подумал, что мы не знаем, как должно выглядеть то, что мы ищем. Это может быть любая фигня. В том числе и такая вот.

День неизбежно угасает, но уважение в жгуче-черных глазах Эскапады, пожалуй, читается еще безошибочно. Это греет сердце. Даже спорить больше не хочется, тем более, что она, кажется, со мной согласна.

– Признаю, ты меня удивил, – произносит она. – В кои-то веки ты совершенно прав.

– Я всегда прав, – говорю я как бы равнодушно, а на самом деле скрывая внезапно нахлынувшую гордость.

– Мы должны все здесь тщательно изучить и зафиксировать. Для отчета. Так будет все-таки правильно.

– Эй! – возмущаюсь я, но поздно. Иногда мое стремление к правде выходит мне самому боком.

Возимся почти до самой темноты. В итоге ничего интересного не находим. Вру. Кое-что все же находим, но тоже не особенно интересное. Некоторые ветвящиеся прожилки образуют слова.

Эскапада читает при свете последних лучей солнца:

– «Это картон».

– Это мрамор! – возражаю я.

– Но написано же.

– Ты уверена? Потому что я-то уверен.

– Хм… может, игра воображения?

– К гадалке не ходи. На заборе тоже пишут.

Больше вообще ничего интересного. Но мы все равно все фиксируем. В основном в памяти. Все равно больше некуда.

Усталые и недовольные возвращаемся в уже столь заботливо и предусмотрительно устроенный мной лагерь.

И вот здесь, на обратном пути, нас действительно поджидает самый настоящий удивительный сюрприз.

Эскапада абсолютно случайно поддевает ногой что-то в песке, и это оказывается лямка. А следом, благодаря оставшемуся в нас любопытству, на свет появляется большая кожаная, изрядно потертая сумка.

– Почтовая, – делает вывод Эскапада.

– Или курьерская, – не соглашаюсь я.

– А разница?

– Там могут быть письма, а могут и какие-нибудь роллы, например, с газировочкой.

– Тоже неплохо. Даже лучше, чем дурацкие письма.

– А может, там баблишко? Я за баблишко!

– И это тоже совсем неплохо, – с уважением кивает Эскапада. – Даже как-то жаль, что здесь написано «Почта Интраэлии».

– Там так написано?

– Сам посмотри.

– Облом.

– Бывает. Видать, какой-то почтальон потерял.

– Или он где-то там. – Я показываю на песок под ногами. А следом, спохватившись, напрягаюсь. Ох уж мой язык!

– Расслабься! – Эскапада правильно оценивает мой взгляд. – На сей раз проверять не будем. Давай просто поверим, что некоторые люди бывают рассеянными.

– Так и есть. – Смотрю на нее с благодарностью.

Сумка и в самом деле набита письмами – это мы выясняем уже в лагере, когда вытряхиваем ее содержимое на вездесущий песок. Слегка разочарованы, конечно, хотя и были внутренне готовы.

– На растопку пойдут, – говорит Эскапада раздраженно.

– Так нельзя. Люди старались. Наш долг – отнести письма хотя бы к ближайшему почтовому ящику.

– Ого, как высокопарно! Ты ли это, Рилл?

– А чего? Я вот, например, люблю получать письма.

– От кого, если не секрет?

– Ну… раньше бабушка мне часто писала. Рекламы еще всякие приходят.

– А ты потащишь? Впрочем, конечно, ты потащишь. Ладно. Ради твоей бабушки. Походу, именно так и работает почта Интраэлии.

– Главное, что работает. Погоди-ка. – Я замечаю в общей куче один внезапно заинтересовавший меня конверт.

– Что там?

– Почерк как будто знакомый. – Я склоняюсь и поднимаю письмо.

Какой, к черту, почерк? – думаю я тем временем. Почему я так сказал? Первое, что мне бросилось в глаза, это знакомое имя.

– «Охре – до востребования», – читаю я вслух.

– О как! – мгновенно оживляется Эскапада. – Охра, сестренка! Только недавно о ней думала!

– Вот это сюрприз, – качаю я головой в невольном трепете перед неисповедимостью жизненных коллизий.

– Еще какой! – соглашается Эскапада, радостно потирая руки. – От кого там?

– Написано: «Откад Гроза Морей».

– Ну конечно! «Гроза Морей», слышь? Растет парень!

– Ну вот, – говорю я, – а ты не хотела доставлять письма.

– Беру свои слова обратно.

– Так-то! Отнесем на почту, и Охра его обязательно получит.

– Скажи, тебе прям обязательно было на свет появляться?

– Да ладно, я прикалываюсь.

Я вскрываю конверт и следом зачитываю послание. Оно довольно короткое, требовательное и тревожное. Не буду приводить его здесь – все и так уже знают наизусть. К посланию – на обороте – прилагается карта.

Опять карта, думаю я.

– Вставай, – говорит Эскапада, сама решительно вставая.

– Чего? Куда?

– Как это куда? Нас ждут. Похоже, объявлен общий сбор, если ты не понял. И похоже, дело серьезное.

– Куда ты собралась? Ночь на дворе!

– А чего тянуть? Ты уставший, что ли?

– Вообще-то…

– Нас ждут, говорю тебе! Потом поспишь!

Я понимаю, что спорить бесполезно. Остается уповать на то, что как только у Эскапады пройдет первый запал, она снова объявит привал. Предполагаю, это случится где-нибудь через полчаса, ну, через час – максимум. За столько лет я уже привык к ее внезапным порывам. Ворча, начинаю сворачивать лагерь.

– Нас ждет север, я же правильно поняла? – говорит Эскапада.

– Побываешь на родине, – усмехаюсь я.

– С чего ты взял? Мои Северные Воительницы оттуда. Сама-то я нет. Кстати, о них. Надо будет их тоже захватить, раз уж по пути. Как думаешь?

– Мне они нравятся.

– О деле думай, урод!

– Это ты Статусу скажешь. При встрече. Лучше скажи, в какую сторону пойдем?

– В сторону выхода!

– А где он?

– Там же, где вход!

Есть у меня еще вопросы, но я их не задаю.

Мы собираемся. Потом мы уходим в ночь. Навстречу приключениям.

Пусть Откад говорит:

Откад Гроза Морей

– Эй, там, на полубаке! – крикнул вахтенный в темноте. – Не спится?

– Уснешь тут с вами! – так же весело крикнул я в ответ. А про себя, тем не менее, подумал: ну вот как они с капитаном разговаривают? Что за дисциплина?

Нет, я и сам признаю: положение какое-то двоякое. Какое-то шаткое, что ли. Формально я действительно капитан. Здесь все официально, не подкопаешься. Да и уважение команды я, хочется думать, давно заслужил. Но ведь есть еще Карма. Б-р-р! Когда-то он сам был капитаном этого фрегата, тогда еще носившего имя «Невозможный». Позже, по разговорам, Эксцес Карма был низложен, а сам фрегат переименован в «Шпарус», каковое имя носит и поныне, и под ним же значится во всех реестрах. Это случилось незадолго до того, как я впервые взошел на его борт. Тогда капитаном был уже Подбодрилл.

Не совру, если скажу, что влюбился в него с первого взгляда – я имею в виду наш парусник, конечно. Белоснежные паруса на всех трех мачтах, белоснежный корпус, восемьсот тонн водоизмещения, пятьдесят метров длины, с шестиметровой высотой бортов и двенадцатиметровой шириной, он был похож при этом на удивительную быструю птицу – столь же стремительную, сколь и грозную. Ходить на нем было одно удовольствие, хотя, конечно, поначалу я чувствовал себя обычным пассажиром, но очень скоро стал частью команды.

Интересные все-таки штуки происходят, потому что о таком я мог только мечтать. Вся моя жизнь была связана с морем, но мог ли я когда-нибудь вообразить, сидя на своем маленьком острове, последнем в архипелаге зовущимся Астравгард, что однажды окажусь на таком вот судне? И не просто окажусь. Нет, такие я раньше видел только на картинках. Наш Астравгард не очень оживленное место.

Не раз и не два, забираясь на бушприт, я смотрел на бескрайнюю ширь воды, особенно красивую на закате, и ловил себя на мысли, что иногда невозможно и представить, куда могут привести нас наши мечты. Мне казалось, что именно для этого я и рожден. Просто, может быть, не всегда об этом знал.

Есть такая поговорка, мол, где родился, там и пригодился. Что ж, я родился на море.

И все было бы совсем хорошо, но всегда есть одно «но».

Возвращаясь к тому, кто я на корабле.

Однажды мои друзья, надолго сходя на берег, задались вопросом:

– А кого оставим командовать?

Если точнее, это спросил Подбодрилл – тогда еще действующий капитан. Формально, если угодно. Нет, он, конечно, великий воин, в этом сомнений нет, но, если честно, море – не его стихия. Говорю не затем, чтоб обидеть, ведь он и сам это охотно признавал.

– Что за нелепый вопрос? – расхохотался Женераль своим знаменитым раскатистым смехом. – Откад остается, он и будет капитаном.

Мы еще раньше решили, что в этот раз я останусь на фрегате и продолжу изучать побережье. Остальные же разойдутся по разным уголкам Интраэлии. Так было необходимо, чтобы не потерять множество нитей, возможно, ведущих к нашей цели. Что ж, не впервой.

– Несомненно, несомненно, – сказал Ябы, наш официальный волшебник. – Юноша уже давно достоин принять бремя капитана. Но что мы скажем Карме?

– Карма давно низложен! – закричал Рилл. – Лично мной! Лично всеми нами, то есть! Все поставили свои подписи.

– Нас с Охрой при этом не было вообще-то, – сказал Женераль.

– Это мелочи. Я за вас расписался.

– Тогда ладно, – усмехнулся Женераль. – А-то я переживал насчет твоей легитимности.

– Приятно вас слушать, – сказал Ябы, – но я позволю себе повторить вопрос: что скажем Карме? Сколько раз вы хотите его низложить?

И все вздрогнули.

– Карма тоже остается? – спросил Рилл с какой-то потаенной надеждой.

– Мы не знаем, – вздохнул волшебник, дергая себя за бороду. – Но весьма вероятно.

– Хоть бы-хоть бы!

К облегчению всех, но не моему собственному, так и получилось: Эксцес Карма остался на корабле вместе со мной, а все остальные радостно разошлись кто куда – исполнять свои поручения.

Напоследок меня официально нарекли капитаном.

– Отныне ты капитан, – сказал Рилл. – С удовольствием передаю тебе все регалии. Символически. У меня у самого их нет.

– Ты справишься, сердце мое, – нежно обняла меня Охра.

– Да прибудет с тобой! – напутствовал меня маг.

– Что? – спросил Женераль.

– Что? – не понял Ябы.

– Что прибудет с ним?

– Ты что меня путаешь, засранец? – возмутился волшебник. – Теперь я вообще нифига не одупляю! О чем я говорил?

– Да уж, – покачал головой Женераль. – Жиза никого не щадит. Ты мне кое-кого напоминаешь.

– На себя посмотри!

– Ну ты это, – тронул меня за плечо Подбодрилл, – Карме там скажешь, ага? Сам-то я не набрался храбрости, но в тебя я верю.

– А я думаю, – сказала Вера Кубизма.

– Ему и не обязательно все знать, – сказала Люба Харизма. – Но не исключено, что он все равно.

– Знает. Просто иногда между стадией отрицания.

– И стадией принятия может пройти вся жизнь. А в его случае.

– Вообще ничего не понятно.

– Я так понимаю, – заключил Ябы, – мы опять все пустим на самотек. Поправьте меня, если имеете что возразить.

Вскоре все мои друзья разошлись, а я остался. Почти все, вернее сказать. Карму ведь я тоже с полным на то основанием могу называть своим другом. Раз уж мы все в одной компании. Но с ним, конечно, все сложно. Карма непостижим.

Таким вот образом, на момент описываемых событий я все еще не сообщил ему удивительную новость о своем повышении, да он и не спрашивал. Впрочем, это так себе оправдание. В принципе в нашем распорядке мало что поменялось. Большую часть времени Эксцес Карма проводил в каюте, только изредка, к счастью для всех, показываясь на палубе. В капитанской каюте, кстати сказать. Но даже Подбодрилл не отважился его оттуда выдворить. Я же решил, что пусть все так и остается. Да и то верно: зачем что-то менять, если все работает? В конце концов, должность не главное, а все обязанности я взвалил на себя в полной мере.

Думаю, сложнее всего в этой ситуации было команде. Или, наоборот, проще, я даже не берусь судить. С одной стороны, подобное видимое двоевластие может сбивать с толку, а с другой, команда всегда четко чувствует реальное положение дел и способна расставить приоритеты. Меня называли шкипером, но возможно, я был для них кем-то вроде боцмана, хотя боцман у нас тоже был. Или я и был капитаном, а тогда Карма – каким-нибудь адмиралом на корабле. При его появлении все замолкали и тут же нарочито занимались всяческими делами, стараясь не поднимать глаз, даже я сам неоднократно начинал усердно драить медяшку. Хорошо хоть, он редко когда с кем-либо заговаривал, кроме меня, а-то, я не знаю, матросы могли бы прыгать за борт. И что мне их, к мачтам и битенгам прикажете привязывать?

Ах, да, несколько слов о нашей команде. Не такая уж большая для подобного судна, но в целом весьма дисциплинированная, хорошо обученная, знающая толк в своем деле. Не раз и не два я имел удовольствие убедиться, что могу ими гордиться, этими крепкими парнями. Я не знал, откуда они все на корабле, но о таком не принято даже спрашивать. Достаточно того, что со своими обязанностями справлялись все. Хочется думать, что и я тоже. Ну а Карма… Что вообще можно сказать о Карме? Он просто был. Подозреваю, что никто не возьмется сказать большего.

– Ночь ясная, – сказал баковый, когда я приблизился.

– Это точно, – кивнул я.

Звезды и в самом деле сияли удивительно ясно. Не было ни ветра, ни волнения. Почувствовав, что обстановка несколько неформальная, дежурный офицер спросил:

– Можно неуставной вопрос?

– Валяй, – сказал я. Я гордился тем, что дружу со всей командой.

– Мы чего-то ждем?

Я вздохнул.

– Я и сам не знаю.

Я посмотрел в ту сторону, где во тьме мигал холодным прерывистым светом буй, которым мы обозначили подозрительное место у оконечности бухты.

– Но ты прав, – сказал я, внезапно решившись. – Ждать нам нечего. Утром предполагаю начать разведку своими силами.

Может быть, поэтому мне и не спалось этой ночью, и я вышел на палубу, якобы освежиться. Может быть, во мне зрело решение.

– А этот что говорит? – спросил вахтенный.

Мы прекрасно понимали, кого он имеет в виду. И вот этот простой доверительный вопрос, хочу заметить, лучше всего остального иллюстрировал реальное положение дел на корабле. Все-таки больше меня, а не Карму команда принимала за своего. Это приятно, правда, я еще не до конца разобрался, хорошо ли это именно для капитана.

– Говорит, ждать новых вводных, – отвечал я, внутренне поежившись. – Хватит. Почти месяц ждем. Думаю, действительно хватит.

Офицер одобрительно кивнул.

Кажется, подумал я не без тревоги, пришло время показать, кто я такой – настоящий капитан или нет. И первым делом мне предстоял разговор с Кармой. Ох, я, конечно, корил себя за это негласное соперничество, тем более, что Эксцес Карма, по всей видимости, вообще ничего такого не замечал. Впрочем, постигнуть суть движений его души невозможно – многие пытались. Я как-то случайно услышал, как матросы говорили между собой, что у него и вовсе нет никакой души. Но ведь никто не знает, что такое душа. Повторюсь: я все равно считал его другом.

При мыслях о Карме, я снова внутренне содрогнулся. Похоже, этой ночью уже не уснуть.

Среди извилистых фьордов и шхер этой незнакомой и безлюдной страны на севере Большой Интраэлии, мы обнаружили нечто таинственное. Мы еще сами не знали, что именно, потому и таинственное. Это была небольшая, обычно спокойная и мелководная бухта у самого устья фьорда. Поросшие реликтовым лесом скалы побережья здесь были живописны и не слишком отвесны, и в одной из них мы почти случайно нашли загадочную пещеру. Говорю почти, потому что верю, что все-таки это была не совсем случайность. Можно очень долго спорить о случайностях или закономерностях в жизни, но некоторые вещи просто происходят, и не всему находится объяснение. Порой я думаю, что жизнь была бы намного проще, если принимать все как данность.

По правде сказать, я так и не поверил во все эти разговоры про какую-то там избранность. Давно понял, что не стоит слепо верить всему, что говорят мои друзья. Наверное, это вообще касается всех людей. И все же нельзя отрицать, что я действительно оказался неким образом связан с Макгаффином – с целью наших долгих и трудных поисков. Однажды он общался со мной, если можно так сказать, и с тех пор я и вправду что-то чувствовал. Необъяснимое и призрачное чувство на самом-то деле, даже не знаю, как его описать. Не чувство узнавания, не какой-нибудь внутренний компас, даже не что-то типа «холодно-горячо». Нет, не знаю.

Но когда мы оказались у этих берегов, я внезапно испытал странное, не поддающееся никакому разумному объяснению волнение.

– Стоп, машина! – помню, как закричал я и, думаю, немало всех напугал своим криком. – Свистать всех наверх! Право руля! Лежать в дрейфе! Боцман, приготовить якорь к отдаче!

Понятно, что первой реакцией было привычное «Есть!», но дальше, я полагаю, должны были последовать объяснения. Вот только я и сам пока еще ничего не знал и не мог сказать ничего конкретного.

Я с тревогой, почти с ужасом смотрел на остро выдающийся в море скалистый берег, в этом месте почти отвесный, и вдруг все понял.

– Здесь должна быть пещера! – еще громче заорал я, тыча пальцем практически наугад. – Отдать якорь!

Боцман Зюйд посмотрел на меня как на человека, у которого внезапно, если говорить словами моих друзей, потекла фляга, но с капитаном не спорят.

Посмотрим, кто прав, подумал я, отчасти и сам разделяя чувства боцмана. Откуда я мог быть в чем-то уверен? И все же я настоял на своем.

Так что здесь случайно, а что предопределено? Когда говорят, что всегда есть выбор, я не знаю, что думать. Да, наверное, я мог проигнорировать свой, так сказать, внутренний зов, мог вообще его не заметить, не придать значения, но мог ли?

Пещеру мы действительно нашли, но совсем не сразу. Поначалу мы обыскали, быть может, несколько квадратных миль побережья. Забирались на скалы, уходили в глубь суши, облазили все окрестности, потревожили немало птичьих гнезд, но не нашли ничего хотя бы отдаленно напоминающее пещеру. Даже никаких нор не попадалось. Я лично участвовал во всем и заглянул буквально под каждый камень. Ничего. Сомнения росли, и у меня даже быстрее, чем у остальных. Может, мне вообще померещилось? – думал я в минуты слабости. И почему, например, я вообще решил, что мы ищем какую-то пещеру? Да, мой прошлый опыт общения с Макгаффином был связан именно с пещерой, да и друзья кое-что говорили на этот счет, но, быть может, я просто выдаю желаемое за действительное? Вот только в глубине души я знал, что мне вовсе не показалось, или мне хотелось в это верить. Иногда я словно слышал далекий, манящий голос. Не наяву, конечно, и я все еще учился разбираться во всем этом. Минуты слабости проходили, и я снова принимался за поиски. Но поиски оставались безрезультатными, и сомнения возвращались. И опять все по кругу.

Прошу прощения за мой несколько сумбурный рассказ, но я продолжу.

Однажды мы возвращались на корабль, стоящий на якоре у входа в бухту, после очередного, не принесшего положительных результатов дня поисков.

– Кто гребет? – крикнули с палубы.

– Свои! – крикнул я в ответ.

– Свои все дома! – Это был ожидаемый отзыв, но следом раздалось что-то непредвиденное: – Да ну нафиг!

А потом короткий вскрик и плеск – все же матрос таки прыгнул за борт. Недоглядели. Без всякого сомнения, это значило, что Эксцес Карма покинул свою (мою) капитанскую каюту и явил себя народу.

Матроса мы выловили, усадили в лодку и пристали к борту с еще сильнее упавшим настроением.

Карма спокойно ожидал на палубе.

Удивительное дело, вся команда ходит с ним поболее моего, а значит, теоретически, должна и знать его лучше. В конце концов он был их первым капитаном. Но нет. Похоже, они к нему так и не привыкли. Вероятно, дело в том, что эти простые, безыскусные, просоленные люди, не скрывающие своих чувств, даже не пытались с ним сблизиться в силу ряда вполне понятных причин.

В отличие от меня, поскольку остальные мои друзья считали Эксцеса Карму как бы другом, хотя и не признавались. Я не хочу сказать, что прямо вот из-под палки заставил себя сблизиться с ним, но со временем я тоже научился видеть в нем странного друга. Во всяком случае, я к нему привык. Почти привык. А большее никому не удавалось.

Таким образом, можно сказать, что я единственный из всех, кто был в лодке, оставался почти спокоен, когда мы взошли на борт и предстали перед бывшим капитаном. Да и как предстали: остальные-то предпочли по-быстренькому ретироваться, и мы с Кармой остались наедине друг с другом. Я привычно смотрел в сторону, но уши навострил. Несмотря ни на что, было все же интересно, что он может изречь на этот раз, чем мы вообще обязаны таким визитом.

Правда, и здесь была некоторая сложность. Я еще достаточно молод, но почему-то именно в беседах с Кармой память меня зачастую подводит. Может быть, это потому, что я не могу понять, а, следовательно, и запомнить большую часть всего, что он говорит. Или это какой-нибудь защитный механизм в мозгу, я не знаю.

Но в тот раз я запомнил почти каждое его слово.

– На днях презентовал себе анимацию, – сказал Эксцес Карма своим неописуемым, лишенным всяких интонаций голосом, – визуализирующую, как выглядит наш мир в отсутствие морей и океанов, занимающих в действительности большую часть поверхности.

– Э-м-м… – пробормотал я.

– Отсюда интересное наблюдение, – продолжал Карма, совершенно игнорируя мое замешательство. – Оказывается, некоторые острова – это вершины самых высоких гор. Вывод: все не то, чем оно выглядит. Описательные алгоритмы нуждаются в коррекции.

Честно, я подумывал о том, как бы потактичней слинять, потому что начал испытывать признаки морской болезни, которой никогда не страдал, но совершенно неожиданно для меня самого отдельные слова среди тех, что я, как обычно, не понимал, вдруг обрели смысл, смели все мои барьеры и прозвучали во мне как удар колокола – или на самом деле так вовремя пробили склянки.

– Господи! – воскликнул я. – Вершины гор! Ну конечно!

– Начнем с планетезималей, – сказал Карма, снова повергая меня в ужас, но я этого уже не замечал.

Поборов внезапное и абсолютно шокирующее желание приобнять его, сам себя при этом испугав, я крикнул только:

– Ты гений! – и даже это было слишком для меня.

Я побежал прочь, уже совсем не заботясь о нормах приличия – слишком захваченный новой идеей, чтобы замечать такие мелочи. Кажется, Карма остался равнодушен.

– Боцман! – заорал я на бегу.

Боцман Зюйд – кряжистый, совершенно кривоногий мужик вынырнул откуда-то мне навстречу.

– Чего?

– Почему никто не объявляет, что капитан на корабле, когда я поднимаюсь?

– Чего?

– Ах, дьявол, переволновался! Не то хотел сказать! Посмотри на скалу!

– Ну?

– Что видишь?

– Скалу.

– Пещеру видишь?

Боцман приподнял повязку и посмотрел двумя глазами.

– Это шутка, шкипер?

– Не видишь! – Я торжественно поднял вверх указательный палец. – А она там есть! Только под водой!

– Это он так сказал?

Я немного виновато оглянулся через плечо.

– Ну да. То есть, нет. Только намекнул. Я сам догадался. Неважно! У нас есть водолазы?

– Чего?

– Водо-Лазы!

– Водо-кто?

– Как тебе объяснить? – всплеснул я руками, слегка раздражаясь. – Дайверы! Кейв-дайверы, если точнее! Аквалангисты! Ныряльщики! Понимаешь?

Боцман лениво почесал свою короткую рыжую бороду.

– Какой уважающий себя моряк пойдет на такое? – сказал он брезгливо.

– А как же моряки подводного флота?

– Есть и такие?

– Без понятия! Но могли бы быть.

– Тогда к ним мы могли бы и обратиться.

– Нет времени! Надо нырять!

Боцман призадумался.

– Допустим, – сказал он, вразвалочку подходя к борту, – пещера там есть. Мы с парнями давно подозревали что-то подобное.

– Почему мне не сказали?

– Оно нам надо?

Я скрежетнул зубами, но промолчал.

– Допустим, пещера есть, – продолжал боцман рассудительно. – Какая пещера? Морская, карстовая, полностью затопленная или только у входа?

– Поэтому надо нырять!

– Так-то оно так…

– Решено! – воскликнул я, поймав волну вдохновения. – Я сам нырну! Я неплохо нырял раньше. Я же родился на острове.

– Да пофиг. А безопасность? Маршрут, освещение?

– Это надо?

– Это надо. Шкипер не может так рисковать. Ладно, найдем кого-нибудь. Пообещаю анкерок рома. Нет, это много. Дополнительную порцию. За каждое погружение. И обещание, что над ним не будут смеяться. Все равно будут. Две порции, черт с ним!

– Не обязательно сразу исследовать пещеру, – сказал я. – Для начала достаточно просто узнать, что она действительно там есть.

Боцман посмотрел на меня.

– Само собой.

И пещера нашлась. Почти сразу. Потому что у нас, в свою очередь, нашелся один матрос, способный задерживать дыхание, по его же собственным словам, хоть насколько. Правда, он побаивался воды, но, как оказалось, Эксцеса Карму побаивался еще больше.

Четкий – опять же, говоря словами матроса, – почти идеально круглый вход в пещеру находился на мелководье с удобным ровным дном, совершенно неглубоко и в пределах доступности. Я был окрылен. Мы установили бакан, чтобы обозначить место; проработавший свои страхи трудолюбивый матрос, пока еще был трезвый, протянул и закрепил кое-какие тросы, развесил банки с пыльцой фей и даже сам загорелся желанием отправиться вглубь пещеры. Но мы сообща решили пока что туда не соваться.

Ну как, сообща. Вообще-то Карма так решил. Я тоже, понятное дело, рвался вперед, чтобы успокоить свой непонятный зуд, но, как говорится, вошел в положение. Нет, все правильно, если подумать. Однажды Макгаффин почти явился нам – именно тогда я обрел с ним эту странную связь, – но в тот раз мы его упустили. Дело было на одном таинственном острове и тоже в пещере. А потом он нам такое устроил – вспоминать страшно. Друзья говорили, что сами не ожидали ничего подобного, вследствие чего оказались не готовы. В тот раз вообще во многом все произошло случайно, наскоком, как своеобразная разведка боем. Но были сделаны соответствующие выводы, чтобы подойти к делу ответственней. И поэтому сейчас мы должны быть во всеоружии. Все это я, конечно, понимал. Но как же это тяжело – замереть буквально в шаге от цели!

И мы стали ждать, по большому счету страдая от безделья. Ждать, непонятно чего. Потому что время шло, а ничего не менялось. Все приготовления, какие могли, мы уже сделали.

Эксцес Карма сделался еще более скрытным, чем обычно и практически не покидал каюту. Все сочли, что это даже к лучшему.

Тянулись дни, тянулись ночи. Вот в одну из таких ночей мне и не спалось, и с этого я начал свой рассказ. К этому и вернемся. Тогда я и принял это свое решение. Я просто устал ждать и видел, что и вся команда разделяет мои чувства. Я решил так: поутру пойдем дальше – и будь, что будет. Наш бравый матрос протянет веревку насколько сможет во глубину пещеры – и пусть получит в награду хоть целый анкерок самого лучшего рома. Для такого дела не жалко. Нам нужны результаты.

Можно было поставить Карму перед уже свершившимся фактом, но, подумав, я все же решил сообщить ему до того. Не потому что хотел снять с себя ответственность – я уже принял решение и отступать от него не собирался, где-то даже жалея, что тянул с этим так долго. Все равно вся ответственность на мне. Кто капитан? Просто я хотел чисто по-человечески поделиться с ним, поставить в известность. Все-таки, старший товарищ, если вообще можно так выразиться. Выслушать его аргументы, может быть, даже поспорить. Это я загнул, конечно, но все равно.

Рано утром, так толком и не поспав, я постучал в его каюту, мимоходом в который раз подумав, что каюта это моя.

К моему удивлению, ответ прозвучал практически сразу:

– Войдите!

Я вошел.

Немного забегая вперед, поскольку тогда об этом еще не знал, скажу, что Карма, одиноко торча в каюте, оказывается, времени даром не терял. Дело в том, что, как впоследствии выяснилось, все это время он усердно работал. И не просто работал, а над собой. Адаптивное, коммуникативное самообучение – как-то так. Иными словами, Эксцес Карма решил очеловечиться, насколько вообще был способен. И сразу могу добавить, что выглядело это еще более пугающе, чем раньше. Кажется, эффект зловещей долины только усилился.

– Привет, обрыган! – радостно закричал он, не успел я войти. – Извини, проклятая автозамена. Привет, друган!

– П-привет, – пролепетал я, только что не падая в обморок. И куда девался весь мой почти воинственный настрой?

– Задай свой вопрос, – ласково предложил Карма.

– Я… э-э-э… вопрос?

– Верно! Задай свой вопрос.

Он смотрел на меня с улыбкой, а я ждал, чтобы он хотя бы моргнул. Или прекратил улыбаться. Ничего из этого не произошло.

– Я, собственно, пришел, чтобы сказать… – промямлил я.

– Да! Задай свой вопрос!

Карма сидел за столом в дальнем конце каюты, и я подумал, что будет лучше, если он там и останется. Иначе я сразу окажусь за дверью, не успев ничего сказать. Сегодня он реально был страшен.

– У меня нет вопросов, – собрав волю в кулак, сказал я.

– Печально. Тогда, может быть, в другой раз? Приятно было побеседовать.

– Как же… я же просто хотел сообщить…

Карма встал, а я отступил на шаг, надеясь, что это не выглядит так, будто я отшатнулся.

– Что же ты молчал? Я внимательно слушаю.

– Я не молчал, я просто…

– Как тебя зовут? Представься, пожалуйста.

– Что? – От удивления я даже почти перестал бояться. – Я же Откад!

– Начнем сначала. Здравствуй, Откад! Задай свой вопрос.

Может, ну его? – подумал я. Просто возьму и сделаю, как хотел. Разбираться будем потом. Вообще, плохая была идея. Но я же хотел, как лучше.

Я уже почти готов был вывалиться из каюты, но, как это иногда бывает в стрессовых ситуациях, вовремя подключился мозг.

Вопрос ему?

– Можно мы с ребятами нырнем в пещеру? – спросил я осторожно и тихо.

Карма не изменился ни в единой детали, и было сложно сказать, расслышал ли он меня вообще. Но после моего вопроса он молчал – и долго.

Я ждал, жалея уже обо всем – даже о том, о чем никогда не жалел раньше.

– Есть основания считать, – наконец заговорил Карма уже другим голосом (я обещал себе, что не вздрогну, но все равно вздрогнул), – что это может быть опасно. Под словом опасно подразумевается…

– Да все понятно! – воскликнул я, сам себя немало удивив. Наверное, накипело. – Но проверить-то все равно надо!

– Подтверждаю, – произнес Эксцес Карма, возвращаясь к заводским настройкам. – Требуется практический опыт.

– Вот именно! Так мы…

– Может быть, в другой раз?

– Но когда?

– Завтра?

Вот тут я удивился по-настоящему.

– Завтра? – переспросил я.

– Завтра.

Не берусь утверждать, но кажется, Карма и сам выглядел удивленным, насколько это вообще может с ним случиться.

– Ладно, завтра… – пробормотал я, абсолютно сбитый с толку.